Глава из книги "Уходцы" в документах, воспоминаниях и рассуждениях. Нелепая страничка из истории УКВ и Государства Российского.
---------------
Кто бы мог подумать, какую роль может сыграть чернильная закорючка внизу страницы...
В июне 1874 года ИО наказного атамана генерал Константин Федотович Бизянов прошёл через несколько стадий в своей реакции на прошение казаков Осипа Ботова и Кирилла Кирпичникова о приостановке Нового Военного Положения (НВП). Сначала он не хотел принимать прошение; надо полагать, потому что с момента принятия прошения в ход вступал хорошо отрегулированный процесс, и ему, Бизянову, пришлось бы взять ответственность на себя в таком нестандартном деле и отреагировать. Он попытался оттянуть подачу прошения до возвращения наказного атамана УКВ Николая Александровича Верёвкина осенью 1874 года. Нет слов, Верёвкин был куда более подкован обсуждать НВП, ведь он его, по существу, и писал (т.е. участвовал в обсуждении всех пунктов Нового Положения в процессе написания), а потому и знал его лучше чем кто-либо в УКВ.
На время ожидания приезда Верёвкина Бизянов, видимо, решил подстраховаться, и потребовал от ходоков подписку, надо полагать о том, что будут удерживаться от обсуждения этой темы до рассмотрения прошения Верёвкиным (моя речь полна предположений, потому что никто из участников событий свои поступки и мотивы не объяснял, и в некоторых случаях нам остаётся лишь догадываться, почему они поступили так, а не иначе). Ботов и Кирпичников подписываться отказались. Тогда Бизянов забеспокоился ещё больше. Чиновники питают исключительное уважение к бумагам и подписям. Не получив вожделенную подпись от просителей, Бизянов предпринял резкий шаг: старики были арестованы и допрошены с целью выявления “сообщников”, то есть тех, кто уполномочил их прийти с этим прошением. Старики сообщников не выдали, и их отправили в Оренбург под следствие. Мне не встречались бумаги о следственном деле Кирпичникова и Ботова, поэтому методы ведения следствия мне не известны. Однако широко известно, что пока шло следствие, стариков содержали под строгим надзором, и в ходе следствия стали выявляться имена “соучастников”, которые тоже были незамедлительно арестованы. А по войску был разослан циркуляр с угрозой судебного наказания непослушным, что было вполне в чиновничьем и солдафонском духе, и в традициях российской империи.
Следующий виток бумажной эпопеи был довольно неожиданный, и явно не санкционированный никакими административными положениями. Оренбургское начальство сфабриковало подложное письмо (разумеется, с одобрения, и скорее всего, по прямому указанию Оренбургского генерал-губернатора Николая Андреевича Крыжановского), письмо было якобы написано находящимися “в замк;” Ботовым и Кирпичниковым, осознавшими свои заблуждения. Администрация распространила его в УКВ. Главная мысль письма сводилась к одному: прошение было знаком неповиновения, это плохо; виновные должны раскаяться. Это письмо (существовавшее в двух вариантах - смотрите стр. 42) должно было быть прочитано одновременно в нескольких станицах, так что офицеры высшего состава УКВ разъехались на разнообразные станичные сборы. Подмётное письмо произвело впечатление противоположное запланированному. Казаки не успокоились, а заволновались ещё больше, теперь уже в открытую. Вопрос в лоб: “Согласны ли вы с НВП?” спровоцировал такой же ответ в лоб: ”Нет”.
Не смотря на определившуюся конфронтацию на сходах, не смотря на явно преступный подлог администрации (письмо Ботова и Кирпичникова было фальшивым документом, за которое, по законам Российской империи, предусматривалась уголовная ответственность), не смотря на аресты уважаемых стариков (так называемых “соучастников”), не смотря на агрессивный напор начальства - не смотря ни на одну из всех провокаций (а только так и можно расценить действия генерала Бизянова и войсковой администрации - одна провокация за другой), казаки вели себя миролюбиво. Если и приходили ходоки, подобные Ботову и Кирпичникову, то только мирные (а они начали приходить: чем сильнее на казаков давил Бизянов и компания, тем чаще они слышали ответные просьбы повременить с реформой). Есть даже упоминания казаков, на коленях умоляющих командный состав отменить реформы. Уж если это и был “бунт”, то поистине - бунт на коленях.
Уже в самый начальный период конфликта определилась линия поведения для обеих сторон: нахрапистая и агрессивная политика государственного аппарата в лице местной администрации, не брезгующая ни подлогом, ни прямым насилием, и политика тихого, но упорного несогласия с произволом со стороны казаков. Эту особенность конфликта, сохранившуюся на всём протяжении “бунта” вплоть до 1880-х годов, заметили все более-менее объективные историки, но вряд ли кто задумывался всерьёз: почему казаки, профессиональные военные, приходившие на сходы вооружёнными, оказались такими пацифистами? Почему при всей напряжённости ситуации и при таком упорстве в отстаивании своей точки зрения, на протяжении нескольких лет казаки не продемонстрировали никакого желания применить силу? Не было ни малейшего намёка на Пугачёвское восстание, а уж, казалось бы, вооружённого конфликта нельзя избежать при таком накале страстей? Случаи “силовых моментов” с участием казаков-староверов были единичны, и судя по тем ограниченным сведениям, которые сохранились, были недоразумением или самозащитой больше чем нападением.
А есть и противоположные примеры, как в случае со вторым побегом казака Самойлы Пальгова в Иргизские скиты (смотрите стр. 181), когда после общения со старообрядческими наставниками, беглый казак сам вернулся с повинной к Туркестанскому начальству, несомненно, чтобы смиренно испить всю чашу страданий.
Свидетельств такого рода (о влиянии религиозных наставников) очень немного: старообрядцы сами таких свидетельств не сохраняли, а начальству нужны были только отрицательные примеры. Однако нельзя не задуматься о роли “начетчиков — старообрядцев”, которых все, кому не лень, называют зачинщиками и идеологами “бунта”. Да и вообще, нельзя пропустить тот факт, что речь идёт о войске с преобладающим старообрядческим населением. Правда, данные варьируется очень сильно. По данным 1858 года в УКВ раскольников и единоверцев было в два раза больше, чем православных (это если верить Витевскому, стр. 3), однако уже 30 лет спустя после тех статистических данных и 10 лет после описываемых событий, в 1885 году, только в городе Уральске было 12630 старообрядцев и единоверцев и 10112 православных, из которых 9389 человек были невойсковые, а из казачьего населения к православию принадлежали только 723 человека; то есть соотношение было меньше чем один к десяти даже в сердце УКВ, Уральске, по соседству с администрацией. Даже более того, православных, по Бородину, в войске было меньше чем мусульман: магометан было 5.3%, а православных - всего 1% (Бородин, стр.139 и 140). А по Рябинину в УКВ было всего 62 православных на приблизительно 80 тысяч душ войского населения обоего пола в 1866 г. (стр. 280). Конечно, цифры имеют значение только в целях интерпретации, и ими можно манипулировать, как и любой другой информацией. Их аккуратность зависит и от того кто собирает данные, и для какой цели, и какие механизмы сбора информации были задействованы. Статистические данные нельзя считать абсолютными, а когда речь заходит о таких щекотливых делах, как дела религиозные, а особенно религии опальной, то статистические данные проявляют удивительную гибкость и изменчивость в зависимости от того, кто их собирал.
Как бы критически или одобрительно мы не относились к статистическому материалу о размерах старообрядческих приходов в УКВ в 18-19 веках, - записанным самими староверами, Православным Синодом, различными государственными учреждениями и частными исследователями, - одно не поддаётся сомнению: не смотря на организованные усилия государства ослабить влияние и популярность “раскола” в УКВ, старообрядческие приходы намного превышали своей численностью православные приходы. И почти все, когда-либо писавшие на тему старообрядчества в УКВ, отмечали, что многие, посещавшие православную церковь, делали это исключительно из карьерных соображений (смотрите стр. 65). Зачастую бывало и так, по свидетельству того же Витевского, что начальник, посещавщий православную или даже единоверческую церковь, пока он находился на службе, начинал креститься двупёрстно, отпускал бороду и начинал посещать какой-нибудь старообрядческий толк, как только он уходил в отставку. Бывали случаи, когда по выходе в отставку, казаки принимали и схиму, как это сделал полковник Буренин, герой Отечественной войны. Закончив свою военную карьеру, он поселился в старообрядческом Сергиевом скиту, постригся в монахи, и прожил остаток своей жизни в аскетизме и молитвах (Витевский, стр.68). Поверхностность православия в администрации УКВ была известна и центральным властям. Например, епископ Лука писал по поводу анти-раскольничьих меропрятий, проводимых в ЯКВ (то есть в Яицком войске, ещё до Пугачёвского восстания), что “войсковой атаман и старшины, при бывшем розыске о раскольниках, оказались в наибольшем подозрительстве” (УВВ, 1870, №19).
Важность старообрядчества в УКВ государство понимало. Попытки извести “раскол” в УКВ были бы равны ведению операции против самого УКВ, поэтому в 1756 г. по ходатайству Оренбургского губернатора И.И.Неплюева Военная коллегия приказала "всякие розыски и преследования раскольников на Яике прекратить" . А Екатерина II в 1795 г. официально узаконила право уральских казаков употреблять старо-печатные книги и старые обряды. Однако буква царских указов расходилась с буквой государственной политики по отношению к староверам. Война со старообрядчеством была и довольно явной, и подспудной. Было даже такое предложение атамана Столыпина: “ На бумаге считать раскол уничтоженным в войске Уральском, то есть официально не упоминать о нём. Правительство докажет этим своё пренебрежение к политическому значению раскола” (Витевский, стр. 122).
Когда главные участники событий принадлежат к определённой религии, нелишне будет принять во внимание некоторые аспекты их религиозных воззрений, тем более что эти религиозные особенности были выбраны войсковой администрацией в “козлы отпущения” и стали “причиной” репрессий, а также эти самые религиозные особенности сыграли значительную роль в том, как развернулись события в 1870-х.
В результате многовековых преследований старообрядцев осталось мало, а грамотных старообрядцев, знакомых со старообрядческой догмой и того меньше, а среди историков, писавших о событиях 1870-х годов, их нет вообще.
Неудивительно, что религиозные воззрения старообрядцев знакомы широкому кругу людей по случайным источникам: художественным произведениям вроде фильма “Тени исчезают в полдень” (угрюмые злобные анти-советчики, не имеющие друзей, и даже не любящие своих детей) и анти-религиозной пропаганде Советских времён, пугающей нас рассказами о самоубийствах всевозможных сектантов, и об убийствах, в том числе собственных детей. Неудивительно также, что в результате такого “образования” отношение к старообрядцам если не поголовно отрицательное, то всё равно настороженное.
Просветительная литература по старообрядчеству полна такого количества мусора, что в потоке макулатуры трудно найти информированное и грамотное описание догмы, а уж тем более - всех хитросплетений в развитии этой догмы. А среди добросовестной/объективной литературы ещё нужно суметь найти писателя, который и сам является старообрядцем, и пишет о своей вере не по наслышке, а основываясь на собственном опыте. Конечно, “нельзя не сознаться в том, что сами раскольники могут лучше знать истинные стремления своих собратий, чем посторонние исследователи раскола” (Нильский, стр. 37), но старообрядцы не имели права “пропагандировать” свои взгляды вплоть до конца 20-ого века, а потому и не существовало традиции старообрядческой общеобразовательной литературы, рассчитанной на широкую публику.
К сожалению, я являюсь продуктом типичного Советского воспитания. Живя вдалеке от старообрядческой общины, я не получила полноценного “домашнего образования” и не научилась принимать все внешние атрибуты строобрядчества за аксиому. Я не обладаю такой же силой духа отстаивать веру моих предков, какой обладали наши бабушки и дедушки, и нет у меня таких знаний Священного Писания, какими блистали практически все члены нашего семейства в старшем поколении. Нет, я совсем не ровня своим предкам и не дерзну выдавать своё мнение за “учёное”.
Но я жила рядом с этими людьми, я их помню, я их знаю. И для меня они не пугала из книжек по религиозному “просвещению”, а нормальные (и в большинстве совершенно замечательные!) люди. Я готова засвидетельствовать, что вопреки всем мифам, старообрядцы умеют и петь, и смеяться, и танцевать; есть такие, кто и на пианино играют. И покушать любят, и как вкусно готовят для регулярных семейных посиделок! Только на их столах вы не увидите раков (потому что они “грязные”) или бутылку с водкой или пивом (разве что для гостя не-старовера?). Если и будет спиртное, то своего приготовления: на юге - вино, в Сибири - наливочка. И пить будут очень в меру: одна стопочка на весь вечер. И не будет никто валяться пьяный под столом и затеивать пьяные склоки и драки. И никто не будет курить за столом, и вообще в доме, а многие никогда не курили и не будут курить, потому что табак - это грех. А значит в домах староверов не воняет, как во многих других местах. А тот, кто и курит (не все же сильны духом!), то делает это подальше от дома и от стола, чтобы не опоганить скверной иконы и еду. И никто не матерится. В среде уральцев меня всегда очаровывает русская речь: красочная, красивая, - ни тебе пошлых анекдотов, ни тебе хамства и грубостей. Не могу сказать за всех староверов России, но такими я запомнила и знаю уральских староверов из сосланных в Казахстан казаков. Однако, есть один момент, в котором мифы про староверов совпадают с действительностью: они строги нравами. Есть некоторые принципы, которыми поступиться нельзя, потому что альтернатива - это погибель бессмертной души своей и вечные муки в геене огненной. Компромиссы и индульгенции не предусмотрены.
В противостоянии 1870-х казаки-староверы нашли себя в теологической ловушке, из которой нельзя было найти “приемлемый” с общепринятой точки зрения выход, а точнее: нельзя было избежать самопожертвования.
Истинный христианин обязан жить по заповедям, данным людям самим Богом. Их десять. Не каждый человек сходу скажет все десять, но некоторые заповеди известны всем, какой бы религии люди не придерживались. Даже атеистам. Шестая заповедь гласит: не убий. Не человек сотворил жизнь, а Бог, а потому жизнь человеческая не принадлежит другому человеку или себе самому: не ты дал, не тебе и забирать. Поэтому христианство в корне против любого убийства, в том числе и самоубийства. Истории о старообрядцах, склонных кончать самоубийством чуть ли не тысячами, - из числа провокационных мифов, состряпанных государственным аппаратом ещё с начала раскола Церкви в России: “Готовясь к концу мира, одни умирали голодной смертью, другие сжигали себя, третьи строили гробы, чтобы лечь в них перед Вторым Пришествием, читали друг над другом молитвы, отпевали друг друга. Были еще и омут, и топор, и нож”, - какая чушь, какая неинформированность. Такие мифы создаются по принципу: “Слышал звон, да не знаю где он”. Мученическая смерть в очистительном огне не была самоубийством в обыкновенном смысле; такую смерть принимали только когда не было возможности продолжать исправлять религиозные обряды “как положено”, когда правительственные войска вот-вот возьмут штурмом последний приют/цитадель и отнимут детей, которых, по их молодости и неопытности, “погубить” легче всего, когда выбор был между верностью Богу или дьяволу. Практика массовых самосжигания начала формироваться во времена правления царевны Софьи, и продолжилась в правление Петра I, когда законы против “раскола” стали особенно свирепыми, вплоть до наказания смертной казнью за принадлежность к “старой вере”; смертная казнь также могла быть на “очистительном” костре (вспомните казнь протопопа Аввакума), так что старообрядцу в любом случае грозила мученическая смерть в огне, но в случае самосжигания старообрядец избегал предварительные (и обязательные!) пытки (Нильский, стр. 54-56). Если бы правительственные войска не атаковали старообрядческие поселения и монастыри, то не было бы и самосжиганий. Но таких радикальных общин было сравнительно мало даже до того, как отменили смертную казнь за принадлежность к “расколу”. Смягчился закон - прекратились самосжигания среди “раскольников”.
На заповеди “Не убий” основан один из краеугольных принципов христианства: не противление злу насилием. Этот принцип тоже на слуху у всех, даже у тех, кто не знаком со старообрядчеством, и не очень-то знаком с христианством. Все, кто кончали школу в России, “проходили про Льва Толстого” и его духовные искания в последние годы, его личную интерпретацию учения Христа. С христианской доктриной, также как и с доктриной Льва Толстого, можно соглашаться или не соглашаться, но для правильного понимания событий 1870-х годов её нужно понять, а также понять и то, что участники событий в подавляющем большинстве были убеждённые христиане, абсолютно верящие в христианское учение. Более того, казаки-старообрядцы очень отличались от большинства христиан (и других старообрядцев) в России своим теологическим образованием. Россия была страной, где подавляющее большинство населения не умело ни читать ни писать, и не имело никаких интеллектуальных занятий... Достаточно почитать повесть Н.Ф. Решетникова “Подлиповцы”, чтобы понять весь ужас и убожество крестьянской жизни того времени (кажется, это единственное произведение в русской литературе 19 века, посвящённое жизни именно крестьян/крепостных, а не дворни, которая ошивалась вокруг дворянства); или взглянуть на статистику грамотности по результатам переписи 1897 года, по которой на Урале светская (общепринятая) грамотность была от 10 до 20%, и этот уровень был выше, чем во многих районах Российской империи. То, что грамотных людей в принципе было очень трудно найти, свидетельствует и объявление в местной газете о вакансиях на должности инструкторов в учебной сотне: “Докладные записки грамотными казаками должны непременно писаться собственноручно, как кто может, и должны быть поданы не позже 1 сентября. Особенно хорошего знания грамоты от поступающего в сотню не требуется. Знание арифметики не обязательно” (УВВ, 1878, №29, стр. 4). Занимаясь расследованием событий 1870-х годов, мне довелось перечитать огромное количество документов из переписки Министров и губернаторов. Можно было бы предположить, что генералы и министры выбирали себе в секретари не совсем безграмотных людей, но как часто я, глядя на многостраничные рапорты, ловлю себя на мысли (как учительница русского языка, пусть бывшая и многое уже забывшая из родной речи и правил правописания - всё ведь ржавеет в бездействии, и тем более - на расстоянии, в том числе и языковые навыки!), как часто я ловлю себя на мысли, что эти секретари не сдали бы выпускной экзамен в моём классе. Нельзя давать аттестат зрелости человеку, делающему по 25 ошибок на каждой странице. Уж если таков был уровень грамотности на министерском уровне, то чего можно было ожидать от простонародья в глубинке? Многочисленные документы, использованные в этой книге, свидетельствуют о поистине трагическом положении образования в Российской империи. В такой безграмотной стране уральские казаки поддерживали чуть ли не стопроцентную грамотность, пусть и не светскую. Старообрядчество в целом стремилось поддерживать домашнее религиозное образование, но в УКВ образование детей было не семейным, а общинным делом, поэтому практически каждый ребёнок, включая девочек, на каком-то этапе учился хотя бы читать. Раскольники УКВ заклемены в литературе как упрямые консерваторы, не дозволявшие строить школы, не пускавшие своих детей учиться, а между тем все дети проходили обучение у местных “мастеров” и “мастериц”. И пусть обучались они не светскому чтению и письму, а церковно-славянскому, но ведь обучались! Хоть какое образование лучше чем никакое! А религиозное образование в УКВ было не “хоть какое”, а достаточно основательное.
Система обучения у мастеров и мастериц была эффективной, и популярной в народе. Во времена атамана Столыпина было даже предложено “поощрять занимавшихся издавна в войске обучением церковно-славянской грамоте “мастеров” и “мастериц грамоты”” (Бородин, стр. 190). А вот попытки местной администрации выстроить систему светского образования в войске были зачастую неуспешные. В литературе о том времени причиной неудач реформ в местном образовании часто называют упрямых старообрядцев, не желающих учиться, но Н.А. Бородин называет другую причину: просто нехватка средств и учителей, а тем более учителей хороших. В то время как в больших станицах было по одной школе на 4-6 тысяч человек; причём, школы были маленькие (всего одна классная комната) и тесные, зачастую без парт и досок, даже полок не было, чтобы сложить книжки, не было грифеля, бумаги и чернил для письма, не хватало учебников; расположены многие школы были в неспециализированных помещениях, не отвечающих требованиям здравоохранения; а то и вовсе ни одной школы не было; зато в каждой станице были мастера и мастерицы. Так в Круглоозёрной станице, где к 1885 году проживало почти шесть с половиной тысяч человек, была всего одна начальная школа, зато было 16 мастеров и мастериц. В Бударинской или Кожехаровской, где проживало почти по 5 тысяч человек и было тоже по одной школе, было по семь мастеров и мастериц (Бородин, стр.196). Многие из школ в войске были построены на деньги обществ; то есть жители станиц (те же самые старообрядцы, также как и мусульмане, и не войсковые) собирали деньги частным порядком, чтобы открыть в своей станице светскую/войсковую школу. Это является косвенным свидетельством того, что не так уж и противились старообрядцы новым веяниям. И не были они против публичного светского образования. Но войсковая администрация не сумела поддержать начинания казаков, не организовала подготовку учителей, не было программ (“Всякий учил, как Бог на душу положит” Бородин, стр. 212, а первые программы появились в середине 1880-х) и не обеспечила школы даже самым необходимым, а бывало и так, что школы, открытые с таким трудом, закрывались в итоге по каким-нибудь финансовым или административным причинам. Так в августе 1878 года закрылась Чаганская школа: помещение стало непригодным, учителя уволили (УВВ, 1878, № 33, стр.1). А по утверждению Витевского, в 1860-е годы таким образом закрылось много школ.
Нормальные родители желают своим детям добра, и будем надеяться, что никто не сомневается: старообрядцы - нормальные родители, желающие добра своим детям. Поэтому и не хотели они, чтобы их дети сидели зимой в грязной и нетопленной школе, а летом задыхались от жары в здании без форточек, и чтобы теряли они время с учителями, которые не могли ничему научить. В местной газете иногда встречаются упоминания о наёме учителей в войсковые школы, из которых становится ясно какого рода образование они могли дать своим ученикам. Например, в Котельниковской школе преподавал недоучка войсковой гимназии, отчислившийся из 5-го класса (УВВ, 1880, №1, стр.2), в Зелёновском форпосте преподавал “уволившийся из 3 класса войсковой гимназии” (УВВ, 1877, №37, стр.1), а в Баксайской школе “бывший ученик 2-ого класса” той же самой гимназии (УВВ, 1873, №46, стр.1). Но как бы ни были ограничены возможности казаков получить образование, оно всё-таки было нужно. Почти каждому казаку нужно было вести счёт деньгам, сдавать и получать товар (многие занимались торговлей и извозом), каждому бывает нужно написать прошение или даже просто письмо родственнику, служащему где-то на внешней службе. Жители станиц пытались восполнить этот пробел, как могли, но что они могли поделать? Некоторые из мастеров и мастериц, грамотные в современном русском языке, пытались преподавать современную грамоту, но таких было мало, и нет ни одного свидетельства насколько успешным было такое частное современное образование. Конечно, можно было бы отдавать детей и в войсковое училище, благо что среди казаков было немало вполне зажиточных, и они могли бы позволить себе более качественное обучение для детей, но вот беда: чтобы записать ребёнка в гимназию или училище, нужно было предоставить (помимо прочих документов) “метрическое свидетельство о законном рождении и крещении малолетнего, засвидетельствованное Духовною Консисториею” (УВВ, 1880, №21, стр. 4), что далеко не всегда относилось к детям староверов, особенно беспоповцев, а также в войсковом училище в обязательном порядке преподавалось православие и читались православные молитвы, на что старообрядцы, конечно же, не соглашались. В самом начале существования войсковой гимназии руководство, зная, что подавляющее большинство учеников являются выходцами из старообрядческих семей, отменило утренние молитвы и исповеди в дни Страстной недели, чтобы не создавать щекотливых ситуаций. Через четыре года, когда гимназия набрала достаточное количество учащихся и уверенность в себе, церемонии по отношению к детям староверов отменили (Витевский, стр. 185). Неудивительно, что станичное религиозное образование было более доступным чем светское, и тому есть много свидетелей: это было качественное образование.
Может быть, не каждый уральский казак мог подписаться под документом на современном русском языке, но когда в 1878 году в УКВ разрешили публичные дебаты о религии, на которые сходились и православные, и единоверцы, и старообрядцы, то дискуссии заходили на любую теологическую тему, вплоть до содержания Стоглава, принятого в 1551 году, или Собора 1666 года, на котором Церковь осудила патриарха Никона и низложила его (Витевский, стр.197). То, что старообрядцы могли вести столь глубокие беседы, свидетельство их осведомлённости в истории и теории религии. Далеко не каждый заурядный житель в России мог поддержать такую беседу (да и сейчас далеко не каждый может); а уральский казак - мог. В рассказе Хохлова о поисках Беловодского царства (наивная и несбыточная мечта о старообрядческом рае на земле) есть пример того, как на Урал приезжает самозванец из этого самого Беловодского царства. Какими бы наивными и необразованными могли показаться казаки-староверы с их мечтами, но в то же время были они “осторожными и подозрительными” и не давали водить себя за нос. Лже-архимандрит нашёл поклонников в других местах, но на Урале у него этот номер не прошёл. Ему не дали прямой отпор, но довольно твёрдо (хоть и дипломатично!) отказались верить на слово, пока не проверят его утверждения. И провели научный эксперимент: снарядили географическую экспедицию, чтобы проверить слова “архимандрита”. Экспедиция эта добралась и до Сингапура, и до Японии, и экспериментально доказала, что в указанном месте Беловодья нет. Каковы консерваторы - староверы?
Более того, я свидетель, что урал; отличалась глубокими теологическими познаниями вплоть до конца 20-ого века, пока живо ещё было поколение уральцев, не ходивших в светские школы (сначала ещё Российские, потом уже в Советские), пока школьное образование не стало обязательным. За годы Советской власти в Уральскую общину влились старообрядцы (немного!) из других общин, из других районов страны. При беседе со старообрядцами из разных окружений поневоле замечаешь, насколько хорошо уральские староверы осведомлены об исторических тонкостях своей веры, насколько пытливо и критично они относятся к формальным и идеологическим аспектам своей веры, в то время как “пришлые” просто повторяют всё, что заучили от своих родителей, не отступая от традиции ни на букву, следуя знаменитому утверждению протопопа Аввакума: “Держу до смерти, яко же приях; не прелагаю предел вечных. До нас положено, лежи оно так во веки веков!”.
Моя тётя Анна Игнатьевна Злобина (в девичестве Яганова) как-то в середине 1960-х вывела свою тётушку (и мою двоюродную бабушку) Татьяну Иосифовну Пискунову на экскурсию в Кремль, а там зашли в музей, в зал русской иконы. Гида не было, и Татьяна Иосифовна сама начала экскурсию. Вокруг неё быстро образовалась толпа не только посетителей, но и сотрудников музея: не каждый день им доводилось
встречать столь глубокие познания и способность дать грамотный ответ на любой каверзный вопрос. А ведь Татьяна Иосифовна никогда не была “экспертом” ни в своём Соборе в Джамбуле, где она жила с мужем, ни в Кызыл-Ординском, где проживали её родители, она на роль мастерицы не претендовала, и тем не менее её обширные познания произвели глубокое впечатление на специалистов-иконоведов.
Да это и не удивительно, что уральцы имели глубокие познания в религии: в отличие от уральских войсковых школ, в каждой семье была своя библиотека (во всяком случае, мне ни разу не довелось встретить семью уральцев (”уходцев”) без церковно-славянской библиотеки). Все покупали книги по возможности, хоть и не часто, но так как книги хранились в семьях из поколения в поколение, то у многих бывали (и до сих пор есть, конечно!) церковные библиотеки книг по 5-10, даже 20. Книгами делились, давали друг другу на время. Семьи часто собирались по вечерам вокруг стола, чтобы почитать, поговорить, подумать, обсудить прочитанное. Причём, если была возможность, то читали и светские книги. В УКВ школы были также и станичными библиотеками, и многие учителя отмечали, что местное население и хотело бы пользоваться этими библиотеками, и желание читать в людях есть, но читать нечего, потому что школьные библиотеки были из рук вон плохи (Бородин, стр. 219). Только после революции ситуация с публичными библиотеками стала улучшаться (во всяком случае, в Кызыл-Ординской области) и светские книги можно было легко найти в библиотеках. В 1870-х казакам приходилось ограничиваться исключительно домашними книгами религиозной тематики.
В свете всего вышесказанного, я думаю, становится понятно, что казаки, принявшие участие в событиях 1870-х годов, были в большинстве своём “подкованными” христианами, обученными дискутировать о религии и привыкшими это делать. Можно не сомневаться, что все они были в курсе, помимо прочего, что их вера запрещает насилие и убийство.
И был же кто-то (кто как не старообрядческий наставник?), напоминавший казакам в минуты “кипения” об этих простых и важных христианских истинах: «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных. Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники?» (Евангелие от Матвея, 5:44-47).
Уральские казаки не отличались в этом отношении от основной массы старообрядцев. Мирный характер старообрядчества виден из всей истории раскола. Старообрядцы почти никогда не бунтовали, не нападали ни на кого. Знаменитый лидер старообрядчества протопоп Аввакум был одним из немногих исключений - не смиренный был человек, судя по его книгам, но при всём авторитете его пламенных и несомненно талантливых произведений, староверы, как правило, не брали “на вооружение” его агрессивный стиль общения с “миром”. Когда государство наседало на них слишком сильно, они снимались с места и уходили: хоть в соседнюю губернию, хоть на окраину России - на Дон, на Урал или в Сибирь, хоть в другую страну, например в Польшу в 17-18 веках, или даже на другой континент, например, в Америку с 1880-х. От всех конфликтов они старались уходить, следуя завету: «Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» (Евангелие от Матвея, 7:1-2). Традиционно, дореволюционная православная литература о “расколе” содержит постоянные обвинения в том, что “раскольники” были причиной чуть ли не всех смут в России (Андерсон, стр. 115). Хотя, если вглядеться в каждую конкретную ситуацию, то краеугольным камнем всех волнений в первую очередь будут вопросы экономические и юридические, а религия “валится до кучи”, потому что она является неотъемлемой частью жизни многих. Но литература о “расколе” почему-то предпочитала заострять внимание именно на поверхностных, и зачастую случайных, религиозных аспектах волнений: напрочь забывает про не выплаченные жалованья стрельцам, но помнит про то, что они не хотели носить “богопротивного” немецкого платья; не помнит, что царь отнял у Донских казаков доходный соляной промысел и начал облаву на беглых крепостных, которых в Донском войске было немало, но помнит про то, что в своих воззваниях Кондратий Булавин призывал казаков умереть “за истинную веру”. В действительности, даже если и признавали староверы, что антихрист воплотился в Петре I, то всё равно “тщательно подчёркивали свою лояльность по отношению к личности монарха, а стало быть и вообще императорскому правительству”, вынуждены признать даже самые неприязненные писатели (Андерсон, стр. 145).
Нет, истинный христианин не призовёт к кровопролитию во имя Веры.
“Мирный”, незлобивый аспект христианства был особенно важен для воспитания именно казаков, людей военных, призванных своей профессией творить насилие и убийство, и его обязательно объясняли мальчикам, а мне впервые объяснил Кызыл-Ординский “дедушка” Роман Васильевич Максин. Истинный христианин знает, что даже задумать убийство - это грех, который искупить нельзя. Не важно при каких обстоятельствах происходит убийство. Если оно совершено “своей охотой” - убийца обречён на вечные муки, замолить это нельзя! Поэтому казаки не могли, не имели морального/христианского права поднять руку на другого человека по своей воле. Однако, существовала моральная лазейка, которая позволяла казакам служить в войске и участвовать в боевых операциях. Главная ответственность за убийство лежит на том, кто принимает решение. Исполнитель тоже не освобождается от моральной ответственности, но его вина меньше вины того, кто отдал приказ поднять оружие на другого человека. Командир, посылающий казаков в бой, брал грех на душу, и это ему без сомнения грозило гореть в геене огненной, а вот рядовым казакам - по усмотрению Всевышнего (может, поэтому ветераны в УКВ нередко ударялись в самое суровое покаяние и так истово молились на склоне лет - боевые подвиги замаливали?). А командир, в свою очередь, полагался на приказ сверху. Таким образом ответственность за убийство на поле боя передавалась по цепочке вверх до самого царя. А уж царь, Божий Помазанник, сам держал ответ перед Богом. Впрочем, если рядовой казак горел желанием поднять руку на врага, то он разделял грех командира. Именно эта вера и удерживала казаков от радикальных шагов, от насильственного решения вопросов, не смотря на все провокации и насилие со стороны администрации. И думается мне, что “раскольничьи начётчики” (уважаемые старейшины УКВ) сыграли значительную роль в том, чтобы события не пошли по кровавым стопам Пугачёвского бунта.
Я не специалист по Крестьянской войне под предводительством Пугачёва, и не могу судить, почему события 1773-75-х годов оказались столь страшными, но из учебников истории я помню, что хоть Яицкие казаки и стали зачинщиками событий, они не были большинством в Пугачёвской армии. Армия состояла из тысяч крестьян, башкиров, калмыков - людей всевозможных национальностей и религий. Сам Пугачёв тоже был “пришлый”, не с Яика, и кстати, не был старообрядцем. Мне не встречались работы по количеству староверов в Пугачёвском войске, но моя интуиция и здравый смысл подсказывают мне, что они не делали погоды в войске Пугачёва. Мысленно я обращаюсь к тому факту, что Екатерина II, пережившая ужас войны с Пугачёвым, в 1795 году даровала Уральским старообрядцам право печатать их книги и исправлять свои религиозные обряды без ограничений. Императрица Екатерина тоже понимала, что старообрядцы - пацифисты?
Не могу я прокомментировать и предыдущие кровавые бунты в Яицком войске, на-пример, бесславный конец генерала Траубенберга и атамана Тамбовцева в 1772 го-ду. Это отдельные темы, и не о тех событиях речь. Я занималась историей событий 1870-х годов, именно этот “мирный бунт” я и пытаюсь понять.
До сих пор в среде староверов можно встретить людей задумывающихся и читающих, к кому можно обратиться с теологическим вопросом совсем как стародавние времена. В конце концов, система “наставничества” была придумана народом не от скуки. Своё мнение о возможных мотивах событий 1870-х я проверяла среди старо-обрядческих наставников, более меня искушённых в теологических дебатах и размышлениях.
Итак, летом 1874 года, атаман Бизянов зациклился на обеспечении верно-подданнических настроений в войске вместо “неповиновения” и на сборе подписей о согласии УКВ с Новым Положением. К выполнению обеих задач он подошёл как чинуша и солдафон, видимо, рассчитывая на то, что сможет приказать войску “повиноваться”. А дело повернулось из рук вон плохо. Прежде всего, войско не понимало, почему их разумное прошение усовершенствовать НВП было “неповиновением”. По станицам разъехались офицеры, чтобы прочитать подмётные письма о раскаянии просителей. Неудивительно, что войско с новой трактовкой прошения не согласилось. Казаки выслушивали письма и - “по простоте душевной” - не верили. Станица за станицей поголовно отказывалась верить, что письма были написаны Ботовым и Кирпичниковым, и требовали представить их на сходе. Чего, конечно, нельзя было сделать, потому что старики до сих пор находились под арестом в Оренбурге, хотя офицеры и уверяли собрания, что стариков выпустили. Сходы волновались: если Ботова и Кирпичникова выпустили, то где же они? Наверное, не стоит удивляться, что офицеры, приехавшие зачитать “покаянные письма”, кончали свои “уговоры” повиноваться властям угрозами сурового наказания тем, кто будет продолжать упорствовать. На это казаки отвечали: “Как будет угодно Богу”. Попытки собирать сходы бывали неоднократными. Так в Трекинской станице, например, подполковник Мартынов организовывал сходы 3 раза подряд, видимо, в надежде, что одна сила пересилит другую. Но казаки продолжали не верить фальшивым письмам.
На этом этапе вся энергия начальства была направлена на получение согласия казаков с НВП, и согласие это чиновнику виделось только в письменной форме и только скреплённое подписью. А вот казаки к подписям имели совсем не трепетное отношение. Скорее наоборот, агрессивное. А подписывание пустых бумаг, видимо, казалось и вовсе невообразимой опасностью. Сейчас, сто пятьдесят лет спустя, трудно поставить себя на место тех людей, посмотреть на “подписки” их глазами и, пожалуй, невозможно испытать такую же паранойю по поводу ужасов, которые могут последовать за “неправедной” или “фальшивой” подписанной бумагой. В.Г. Короленко оставил замечательное и убедительное свидетельство того, какая логика лежала (или могла лежать) за отказом подписаться (смотрите стр. 64), и как казаки разделяли в своём сознании государство и царя. Служить царю было не то же самое, что служить своему начальнику, хотя само государство, наоборот, ожидало послушания и верности всем ступеням государственной пирамиды, и непослушание на любом уровне было изменой государству и автоматически - царю. В сознании казаков “помазанник Божий” был абсолютной властью. Старовер никогда не идёт против власти, данной Богом. Те, кто пишут клевету на староверов о разжигании антиправительственных настроений, сознательно лгут или глубоко ошибаются. Вся дореволюционная литература по расколу полна заявлений о том, что “раскольничьи” писания “совсем не верноподданического характера” ( Андерсон, стр. 113) только на том основании, что в них много “негодования на жестокосердое начальство” и критика царя, которого “невнимающего себе западнии еретицы” “свели во тьму” (Андерсон лишь один из многих типичных писателей, можно было бы назвать и других; не перечисляю множество имён и цитат, чтобы не утомлять ни себя, ни читателей однообразными высказываниями). Однако негодование на начальство и критика царя - две совершенно разные вещи с точки зрения старовера. Как бы жёстко не критиковали староверы царя, всё равно в своих неправедных делах он - жертва “невидимого змия”. В старообрядческой литературе вы не найдёте призывов к насильственному свержению царя, тем паче - физической расправы с ним. Староверы молились, чтобы царь “прозрел” и принял веру отцов вместо “эллинской ереси”. Верность староверов царю не вызывает сомнения. Насилие против неправедных начальников тоже не пропагандировалось. Нельзя противиться Бо-жьей воле. Всё что происходит, происходит по воле Божьей, включая аресты, поборы начальников, клевету врагов, смерть. Это смирение перед Божьей волей и объясняет, почему так покорно терпели они за Веру свою. Кажется, самая первая присказка, которую я услыхала в детстве (или первая, которую я запомнила, потому что слышала её так часто?) была: “Бог терпел, и нам велел”. А вторая популярная присказка была: “Терпи казак, атаманом будешь”. Кажется, именно терпение было главным качеством в домашнем воспитании.
Так что же заставило казаков-старообрядцев так упорно отказываться от подписей, которое требовало начальство? Прежде всего, местное начальство не были Божьими помазанниками, а потому их воля была не Божьей волей, а человеческой; а там где человек, там и антихрист. Вы случайно не улыбнулись сейчас, читая это? Не подумали свысока: вот какие тёмные!? А зря! Человек - сосуд, полный слабостей. Если не делом, так словом, если не словом, так мыслью, если не мыслью, так во сне человек открыт искушению. Кто даст гарантию, что другой человек не грешен, не отдался во власть тёмных страстей и мелких слабостей?
Кто может выступить гарантом другому человеку, если никто не может гарантировать даже свою собственную крепость духа? Кто может поручиться за себя, что завтра или в следующую минуту не согрешит? А если ты последуешь за грешником, если своею волею присоединишься к богопротивному делу, то ты разделишь грех с другим человеком. И будешь ты нести за это наказание в геене огненной. Старовер не может слепо подчиниться приказу другого человека, потому что каждый верующий несёт индивидуальную ответственность за свои действия перед Богом. На Страшном Суде не станешь объяснять: “Мне начальство велело поклоняться антихристу (или: подписаться под сомнительной бумажкой)”. Разве Вы не согласны с сутью этого мнения, к какой бы религии Вы не принадлежали? Вы согласны, что совершая преступные (аморальные, неэтичные) действия, мы должны нести за них ответственность? Просто у староверов не было надежды на то, что можно согрешить, покаяться, а потом Бог пальчиком погрозит и простит (или отсидишь срок - и вроде как расплатился за преступление). Грех - падение бесповоротное. Конечно, можно согрешить и по неведению. Тогда грешнику остаётся уповать лишь на милосердие Всевышнего. В этом - мы все в Его руках. Но с какой стати должны мы рассчитывать на милосердие Божие, если мы грешим сознательно? Ну как с таким пониманием моральной ответственности казаки могли подписаться под каким-то утверждением, пока их сомнения не были разрешены?
Но была и ещё одна причина, почему именно подписи вызывали у староверов такую паранойю. Причём подписывать не только пустые листы по требованию генерала Бизянова, но и любые бумаги. Как-то местная администрация в верноподданническом рвении родила “блистательную” идею написать письмо с изъявлением любви Его Величеству. Письмо составили, разослали для подписей, но подписывать желающих не было. Так и осталась эта идея не воплощённой. Кажется, из того случая войсковому начальству нужно было извлечь урок. Не извлекли. А ведь должны были знать в администрации УКВ, где практически все были знакомы с основными принципами старой веры, почему так тошно казакам от одной мысли о подписях. Любой христианин знает про печать антихриста. В мире, где антихрист уже взял верх (тот же патриарх Никон, например) верующему нужно быть особенно осторожным, чтобы не привлечь к себе внимания антихриста. Чтобы не нашёл он душу человеческую по спискам накануне Страшного Суда.
По этой причине староверы даже не имеют кладбищ как таковых, с украшенными
могилами, памятниками и именами кто там лежит. Н;когда умерших закапывали вовсе не на кладбищах. Соблюдали все христианские обряды, и на 9 дней приходили к могилке, и на сорок - крест поставить. А через год крест убирали, и на могилу больше не приходили: зачем беспокоить покойного? У него теперь другие заботы: ему держать ответ перед самим Всевышним. Живые могли лишь поминать его в своих молитвах, что и делалось ежедневно. Могила быстро зарастала. В стародавние времена, по преданиям старообрядцев, умерших хоронили в лесу, чтобы никто (и особенно - антихрист!) никогда не нашёл могил. В более позднее время ввели законы: и смерть нужно было регистрировать, и хоронить лишь в отведённых местах. Но и в тисках государственных требований, староверы всё-таки пытаются обеспечить максимум покоя усопшим. Даже в наши дни старообрядческие кладбища мало похожи на русские православные. Староверы придерживаются тех же традиций, что и их предки: приходят на могилки помянуть усопших на 9 дней, на 40, на год - и всё. Кресты, может быть, и не все убирают, но и не поддерживают их в хорошем состоянии. Они - некрашенные, деревянные, со временем гниют, падают. В 1990-е годы местное население воровало кресты на дрова (да и сейчас иногда), и староверы никогда не искали виновных. Проходит с десяток лет и никто уже не может сказать, кроме местных “дедушек”, где среди этого бурьяна есть могилы, а где ещё нетронутая земля. Выглядят старообрядческие кладбища неприглядно, портят своим видом настроение окружающему населению. И невдомёк этому населению, почему старообрядцы так “плохо” относятся к своим усопшим?
В свете таких убеждений, для старовера, который старается всем образом жизни держаться в стороне от антихриста, поставить подпись, всё равно что помахать красной тряпкой перед быком, всё равно что поставить на себя печать проклятия, открыться антихристу: вот он я! Списков, паспортов и прочих бумаг, удостоверяющих личность, боялись в буквальном смысле как огня, как геены огненной!
По этой причине каждая Ревизская сказка проходила в УКВ с боем, и ни одной из них, наверное, нельзя верить, потому что от них увиливали кто и как мог. Доходило до того, что отдельных казаков даже казнили, лишь бы заставить остальных “записаться”. Ревизские сказки 200-300 летней давности трудно проверить, но столетней давности проверить ещё можно. В 1910 году в городе Казалинске была проведена перепись мещан, в которую вошли (или должны были войти) все проживавшие там уральцы. Все мои предки должны быть помечены там. Однако то в одной семье, то в другой записи ревизии не совпадают с реальностью. Мой прадед Иосиф Федотович Гузиков значится в ней холостым мужчиной 45 лет, а я-то точно знаю, что он, конечно, был женат и имел к 1910 году уже не менее десяти детей. Но ни моя прабабушка не фигурирует в том списке как его жена, ни сёстры и братья моей бабушки, как будто их и не было. Да и возраст у прадеда был другой, намного младше. Зачем он себе годы прибавил? И его старший брат приписал себе годков. Да и вообще, все Гузиковы прибавили себе возраст, причём один из сыновей якобы 50-летнего Фомы Федотовича указал свой возраст 38 лет, как будто так могло быть, а сам Фома, якобы, родился у 15-летнего Федота Яковлевича. И в другой семье моих предков - Ягановых - тоже не обошлось без “странностей”. Моего прадеда Устина Ивановича сборщики информации “заловили” дважды, видимо, сначала в доме его отца, а потом в его собственном доме. И пришлось ему “давать показания” дважды. В переписи эти записи под номерами 726 и 730, и составители переписи сами выяснили, что эти две записи об одной и той же семье. По одной из записей Устину Ивановичу 36 лет, по другой - 28. Узнаю ли я когда-нибудь точную дату его рождения? По одной записи его жену зовут Александра Ивановна, по другой - Лизавета. Так как же звали мою прабабушку? По одной записи у него есть лишь один ребёнок - сын 9 лет, а по другой записи сын исчезает, но появляются две дочки. И ни в одной из этих записей не указан мой дед, а я-то точно знаю, что к тому времени он уже родился. Эти “ошибки” можно было обнаружить, только потому что эту семью опросили дважды, и потому что в семье ещё жива память о тех людях. А сколько недостоверных сведений скрывается за каждой записью этой переписи? Достаточно взглянуть на почти все записи и увидеть бесконечные помарки в возрастах, когда человеку то 23, то 30, то 39, то 65, и сразу же легко вообразить, как проходили эти переписи: как допросы, во время которых семья была под перекрёстным огнём - когда было то, а это, а когда ты женился, а когда ты здесь поселился, а сын женился уже в этом доме? и т.д., чтобы собирающий сведения мог сличить ответы и записать более-менее достоверные данные, потому что добровольно никто сведения не давал. А по внешнему виду чиновник, человек со стороны, не мог различить сколько лет может быть сидящему перед ним бородачу: то ли 25, то ли 35, а то ли все 50. Например, Григорий Андреевич Шурыгин записан в той самой Казалинской переписи как родившийся в 1850 году, а по спискам осужденных уральцев, сосланных в Туркестанский военный округ, он был 1830 года рождения. 20 лет разницы в возрасте - и никому из записывающих не пришло в голову, что приписываемый возраст “не подходит” этому человеку. А сами бородачи несли что попало... Видимо, запутывали антихриста как могли.
Мой папа помнит, как взрослые вели разговоры по поводу переписи населения проходившей в середине 1950-х годов: мол, говори им что попало, что в голову придёт… чем больше наболтаешь, тем быстрее отстанут. И действительно, такую околесицу несли... Как можно отнестись к такой записи о семье из деда и внука всё из той же Казалинской переписи 1910 года: деду 66 лет, а внуку - 50 (запись №67)? Или запись №414: отцу 44 года, сыну - 33? И всё это записывалось!
Даже почти сто лет спустя после описываемых событий многие (самые крепкие!) староверы продолжали жить без паспортов, не регистрируя детей, не регистрируя мёртвых, не получая пособия и пенсии - ведь там везде надо расписываться, а это -грех (и по великому секрету добавлю, что такие беспаспортные нелегалы до сих пор ещё есть - не скажу кто и где)! В 1953 году Советский Союз ввёл обязательную пас-портизацию, и вот тогда многим даже из самых крепких (или если хотите - самых упёртых) староверов пришлось покориться и брать паспорта. Мне довелось услыхать красочное признание одной не-староверки, работавшей в ЗАГСе Кармакчинского района в 1950-х годах, сколько она подделывала свидетельств о рождении, чтобы выправить паспорта староверам. Мы говорим о временах, когда уже все дети ходили в государственные школы, все знали и про радио (которое многие даже слушали), и про кино (в которое многие ходили), и про мотоциклы (которые у некоторых были). Не смотря ни на что староверы продолжали опасаться печати антихриста. Совсем недавно, уже в 21-ом веке, проходил всероссийский Собор староверов (я слышала о нём от знакомых), на котором обсуждался вопрос о греховности или не греховности пенсий. Как видите, дебаты о подписях не утихли. Неудивительно, что в 1874 году идея о подписках, мягко выражаясь, не была популярной.
Для администрации УКВ всё это было не внове. Как будто они не знали, каковы староверы! Почему Бизянов решил, что он может застращать казаков? Почему он решил, что его должны бояться больше чем Божьей кары? Ещё один пример административной самонадеянности? Или - простите - непроходимой глупости?
Я заострила внимание на вопросе о подписках не случайно. На протяжении нескольких лет, пока продолжался так называемый “бунт”, разнообразные администрации продолжали требовать подписки по разнообразным поводам, и чем дальше от УКВ происходили события, тем упорнее собирали подписки с казаков, а казаки продолжали отказываться. Всё это вылилось в моногочисленные “острые” ситуации: иногда - нелепые, иногда - трагические.
На этом этапе уже стало понятно, что ситуация в войске далеко вышла за рамки обыкновенной. К сожалению, об этой ситуации знали и в Петербурге. Разумеется, знали с подачи Оренбургского генерал-губернатора, который, надо полагать, не упомянул ни одного из просчётов и преступлений местной администрации, а доложил, что казаки не желают принимать НВП. Послан был рапорт, когда у местного начальства ещё были иллюзии, что всё дело в горстке недовольных (“заговорщиков”, так сказать), и когда их всех выявят, войско успокоится. Рапорт был послан генерал-майору Александру Петровичу Богуславскому, начальнику Главного Управления Иррегулярных Войск, в ведении которого находились все казачьи войска. Он, в свою очередь, подал рапорт своему вышестоящему начальнику - военному министру генералу от инфантерии Дмитрию Алексеевичу Милютину. А Милютину ничего не оставалось как доложить о событиях в УКВ самому монарху. Ответная инструкция из Санкт-Петербурга была от императора лично и совершенно категоричной. Казаки должны были принять НВП, добровольно или насильно!
В Уральск прибыл Оренбургский генерал-губернатор Николай Андреевич Крыжановский лично, чтобы разобраться в ситуации на месте. Прибыл он с батальоном солдат, “для поддержания авторитета войсковаго начальства и чтобы принудить упорных к подчинению законным требованиям” (Столетие ..., стр. 273). А ещё, потому что администрации УКВ предстояла новая задача. Надо полагать, в свете всего происходившего в войске, Крыжановскому было ясно, что ИО наказного атамана УКВ К.Ф. Бизянову такую задачу доверять нельзя, и что без насилия эту задачу выполнить не удастся. Помимо НВП в 1874 году принято было ещё и НХП, или Новое Хозяйственное Положение, по которому казакам давалось право избирать депутатов, а эти депутаты потом решали бы хозяйственные вопросы войска. Это в теории. На практике всё было далеко не так розово и однопланово. Современного человека должны удивлять и настораживать представления того времени о выборах и делегатах: в архивных документах встречаются многочисленные свидетельства того, что депутатов по новой хозяйственной реформе не выбирали в ходе демократического процесса на станичных сходах, а “назначали” волей атаманов отделов (смотрите рапорт наказного атамана УКВ Н.А. Веревкина стр. 192, а также воспоминания Ф.И. Толстова на стр. 142).
Забегая вперёд, скажу, что даже эти крохи “демократизма” оказались слишком неудобоваримыми для государства, и к 1882 году Министерство уже обсуждало как прекратить съезды выборных. Но это в близком будущем. А летом 1874 года от казаков потребовали собраться на сборы (опять!), чтобы провести выборы депутатов.
В свете ещё не закончившейся истории с Ботовым и Кирпичниковым, которых, якобы, “отпустили”, но они пока так и не вернулись из Оренбурга; в свете многочисленных арестов “несогласных”; в свете угроз и явного подлога со стороны администрации; в свете всё более растущих подозрений, что администрация преступно ввела закон в обход законной власти (то есть царя) - и всё это случилось в промежуток времени чуть более двух месяцев - можно ли было ожидать от казаков энтузиазма по поводу депутатов? Станицы отказывались от выборов депутатов одна за другой. Масштаб неподчинения уже становился пугающим. Если до этого речь шла о прошениях отменить НВП, показать подпись царя, обсудить вопрос, подписать письмо, то есть пассивных действиях, то с хозяйственными депутатами ситуация сделала новый виток, потому что самым грубым образом была нарушена войсковая субординация: войско отказалось от прямых приказов вышестоящего начальства. Этот момент - конец августа и начало сентября 1874 года - можно считать началом “сопротивления” (то есть войско начало по-настоящему “сопротивляться” уже после того, как об этом отрапортовали начальству в Петербург). Правда, и на этом этапе сопротивление совсем не походило на классический бунт.
Вот только чему сопротивлялось войско? Только НВП и НХП? Или всё-таки чему-то ещё?
- - - - -
Примечание автора: в полном варианте глава содержит большое количество документов (полностью и выдержки), фрагменты воспоминаний, статей и других печатных материалов, фотографии документов и культовых предметов, которые не могли быть помещены на этом сайте.
- - - - -
Библиография
Андерсон В. Старообрядчество и сектантство. Исторический очерк русскаго религиознаго разномыслия. С-Петербург, 1905.
Источник: http://gbooks.archeologia.ru
Андреев В.В. Раскол и его значение в народной русской истории. Исторический очерк. Петербург, Типография М. Хана, 1870.
Источник: http://gbooks.archeologia.ru
Бородин Н.А. Идеалы и действительность. Сорок лет жизни и работы рядового интеллигента (1879-1919), репринт. Москва, 2009, Государственная Публичная Историческая Биб-лиотека России.
Бородин Н. Уральское Казачье Войско. Статистическое описание в двух томах. 1891. Репринтное издание. Уральск, ОКПФ “Старый Уральск”, 2009.
Витевский В.Н. Раскол в Уральском Войске и отношение к нему духовной и военно-граж-данской власти. Серия “Уральская Бибиотека. Первоисточники”. Уральск, Оптима, 2010 г.
Также есть на: http://gbooks.archeologia.ru
Гребенский. Как воспитывался мой приятель.// Уральские Войсковые Ведомости, 1868, №6.
Камзина А.Д. Численный и социальный состав старообрядцев Оренбургской епархии в XIX - начале XX века. //Вестник Оренбургского Государственного Педагогического Универ-ситета. 2013, №2 (6), стр. 84-98.
Короленко В.Г. У казаков.
Источник: http://www.yaik.ru/rus/litarhiv/index.php?litarhiv=2337
Коротин Е.И. Социально-экономическая и духовная жизнь Уральской казачьей общины в XIX-XX веках (По материалам “Уральских Войсковых Ведомостей”). Санкт-Петербург, Реноме, 2011
Макарова Н. Тайные общества и секты.
Источник: http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/sekta/makar/08.php
Муравцева Э.В. Уральское дело.
Источник: http://www.sgu.ru/files/nodes/9873/25.pdf
Несколько слов о народном образовании в Уральском войске.// Уральские Войсковые Ведомости, 1870, №3.
С. Л. Собор старообрядцев безпоповского поморского согласия.// Уралец, 23.03.1898, с. 2-3.
Сандр. “Уральцы” в Туркестанском крае.// Русское богатство, 1905, №6.
Собрание постановлений по части раскола. Том первый. Постановления министерства внутренних дел. Выпуск первый. Лондон, 1863.
Источник: http://gbooks.archeologia.ru
Столетие Военного Министерства. 1802-1902. Воинская повинность казачьих войск. Исто-рический очерк. Составитель Никольский А.И. Санкт-Петербург, 1907
Источник: http://gbooks.archeologia.ru
Субботин Н. Раскол как орудие враждебных России партий. Москва, 1867
Источник: http://gbooks.archeologia.ru
Судаков С.А. Уральские казаки-старообрядцы Аму-Дарьинского оазиса. Уральск, Оптима, 2011 г.
Толстов Ф.И. Воспоминания уральца Ферапонта Илларионовича Толстова.// Средняя Азия, 1911, №7, стр. 69 - 82.
Фосс В.Е. Очерки Гурьева городка // Сборник статистических, исторических и археологических сведений по бывшей Оренбургской и нынешней Уфимской губерниям. Уфа, 1868.
Источник: http://rus-turk.livejournal.com/tag/
Хохлов Г.Т. Путешествие уральских казаков в Беловодское царство.
Источник:
Государственный Архив Оренбургской Области. Фонд 6, опись 13, дела 377, 3931, 4020, 4146, 4748.
ISBN: 978-0-646-93245-3