- Скотина какая! – возмущалась в трубку мать, жалуясь на внука Гришку, моего сына, которому шёл двадцать первый год.
- Сейчас привёл друзей и сидят в комнате у него на диване, - продолжала она. - Я спросила: может, вам стулья принести, так отказались, на диван уселись.
- Мам, ну, значит, и не надо. Пусть сидят на диване, - попыталась я успокоить её. Но она успокаиваться не желала:
- Ага, своими задами трутся по дивану, а он там спит. Я сейчас диван покрывалом застелю, - решительно пообещала она. Я попыталась её остановить:
- Мам, не надо. Он уже взрослый мальчик, стелить ничего не надо. Они тебе мешают? Шумят? Безобразничают?
- Да, нет, не мешают, тихо сидят.
- Ну и ладно, не лезь к ним.
Спустя минут десять мне всё-таки было доложено о том, что покрывало застелено, и настроение моё было безнадёжно испорчено: я представила своего Гришку раздраженным и злящимся на бабушку. В последнее время моё настроение было испорченным почти постоянно. Никакой гармонии в жизни. Как жить? Всё шло как-то не так. И мысль моя постоянно билась над тем, как бы повернуть всё, чтобы шло ТАК.
Мы с мужем Сашей жили отдельно в однокомнатной квартире, а вернувшийся из армии повзрослевший сын жил с моей мамой в трёхкомнатной квартире. Уживаться им было трудно. Гришка молча злился и только отмахивался порой «да ну её». Мне было жаль и повзрослевшего сына, и постаревшую мать. В желании их развести я не раз предлагала ей перебраться в нашу однокомнатную, а мы к Гришке. Но мать категорически отвергала эту идею: разве могла она оставить привычные стены, в которых прошли их лучшие молодые годы с отцом, это был её защитный кокон, из которого она выковыриваться не желала. Да и мне выковыривать её не хотелось. Хорошо, предлагала я, давай мы с Сашей к тебе переедем, а Гриша пусть в нашу однокомнатную. Но опять мать не соглашалась, и я понимала почему. Был уже опыт нашего совместного жития пока ремонтировалась наша однушка. Очень раздражал матушку мой муж: то Саша не так ходил, то не так ел, и даже воду в туалете не так сливал. Ладно, предлагала я ей очередной вариант: давай, Грише снимем жильё, и пусть он живёт отдельно. Но мать снова поджимала губы:
- Значит, бросаете меня тут одну?
Вопрос повисал. Ответ не вырисовывался. Ситуация напоминала мне задачку на смекалку из детства про козу, капусту и волка, которых надо было переправить в одноместной лодке по реке на другой берег. Да так, чтоб никто никого не съел. Но тогда задачка как-то решалась, а вот моя нынче пока никак.
Утром снова знакомый мамин голос в трубке начал с таких знакомых и почти привычных слов:
- Скотина какая! Сейчас убилась, искамши то самое покрывало! Ты знаешь, где я его нашла?
Я молчала, понимая, что мой ответ ей не нужен. Мать продолжала, кипя от возмущения:
- На улице под лоджией! Он его выкинул, скотина какая!
- Мама-а, я же говорила, чтоб ты не ходила к нему ни с каким покрывалом!
В ответ мне было, как всегда, молчание с поджатыми губами. Я представила, как должно быть вчера был зол Гришка. Мне было жаль его. Надо будет с ним поговорить, укрепить его как-то. Хотя, что мои разговоры. У парня жизнь протекает одна разъединственная. Не хватало чтоб он тратил её на ненависть к собственной бабуле. А мать тем временем снова вываливала:
- Сегодня собирался на работу и просил взаймы тысчонку до зарплаты. Отдам в получку, сказал. Скотина какая!
- Ты дала? – С замершим сердцем спросила я.
- Нет, конечно. Ещё не хватало!
- Мам, ну почему? У тебя разве денег нет? Он тебе бы отдал непременно, я знаю. Он у нас не пьяница, ни наркоман, слава Богу.
- Есть деньги. А пусть сам выкручивается, скотина какая!
Разговор снова закончился моим испорченным настроением. Вечером надо к ним заехать. Я грустно усмехнулась вспомнив материну очередную жаль на сына:
- Вечером катает массажер мне по ногам, а сам телевизор смотрит, скотина какая.
- А, что, мам, лучше б было, если б на ноги твои смотрел? – Вступилась я за сына, подумав, что Гришенькой, как раньше, она его не называет. Теперь он у неё живёт под кличкой «Скотина какая». Называется, приплыли.
Вечером, сидя за столом в кухоньке, я обратила внимание на новые ножи в стильной современной подставке. Они красовались на столе как что-то праздничное и основное. Их нельзя было не заметить, и я поинтересовалась:
- О, откуда у тебя такое чудо появилось?
И мать радостно встрепенулась:
- Ой, ты знаешь, сегодня ко мне такой молодой человек приходил! Мы так хорошо с ним пообщались, чайку попили. Обходительный такой. Всё мне показал, рассказал про товары.
- И ты купила вот это? - Я кивнула на ножи.
- А, что? – Чуть растерянно с вызовом вопросом на вопрос ответила мать.
- И за сколько? – Не отставала я.
- За семь.
И тут что называется «Остапа понесло»:
- Им цена полторы - две тысячи. А остальные ты подарила милому обходительному молодому проходимцу, обвораживающих стареньких простушек вроде тебя. Зато внуку «скотине какой» не пожелала занять тысячу. Правильно, он же не такой вежливый, обходительный. Старухам мозги канифолить не умеет. Внуку, который деда без ноги на себе таскал, который тебе ни в какой просьбе ни разу не отказал, ты помочь не захотела. Я могла бы ему найти жильё, ты же понимаешь. Но не хотим, потому что тебе будет трудно одной. Он тебе и массажист, и грубая рабочая сила, если что. А ты… Мать не успела ничего ответить на мой красноречивый выпад, поскольку из прихожей донеслось какое-то шевеление: пришел с работы Гриша.
- Ой, Гришенька, ужинать-то будешь? - заворковала бабушка и кинулась ставить на стол ужин. Я незаметно улыбнулась.
- Привет, сын! –Чмокнула я его в щёку.
После ужина я попросила Гришку проводить меня до машины.
- Ты зачем покрывало с лоджии спустил?
- Уже донесла, - буркнул парень.
- Она старый человек. Ты можешь это понять? Она не всегда была такой. Возраст, больной дед, вечная тревога за тебя. Она тебя вынянчила, ты для неё всегда маленький. Ты ею миллион раз в попу поцелованный. И если у неё возрастная деформация произошла, и она чего-то не понимает в силу этого, то мог бы скидку какую-то делать и не обижать её.
- Да сил уже нет, - вздохнул парень.
- Скажите, пожалуйста, сил у него нет. Ты у нас кто? Измученный заботами отец огромного семейства? Представь, что она - ребенок, только по виду старушка. Перевёртыш такой случается. Нас с тобой Господь на любовь и благодарность проверяет. Испытания разные бывают. У нас с тобой вот такое. И поверь, оно не самое страшное. Легко, конечно, любить молодых, здоровых и красивых, да ещё когда тебя без слов понимают. Но ты вот ТАКИМ родного человека люби. А нет, так сдай её на свалку для престарелых, и сразу счастье на тебя свалится. Большое такое счастье в виде полной свободы.
- Ты чё, мам?! – Уставился на меня Гришка.
- А, ничего. Ты хочешь, чтоб твой сын, внук тебя на человеческую свалку определили?
Гришка молчал.
- Ты думаешь, мне легко с ней? Одна дача чего стоит! Когда-то в пору тотального дефицита и безденежья мы без дачи не выжили б. А сейчас нет нужды ползать по грядкам, пропалывая их. Но ползаю. Это при моей-то миопии. А ползаю потому что знаю, если я не сделаю, то она сама там будет ползать и просто закончится на этих грядках. Дача – это её образ жизни. Я не могу её этого лишить.
- Ну да, поэтому ты решила, что должна закончиться ты.
- Лучше я, чем жить и знать, что виновата в её бедах. Она моя мать. Не обижай мою мать! Понял?
- Понял я, понял.
- Как у тебя с деньгами?
- Она уже и тут наябедничала?
- При чём тут наябедничала? Просто мы вообще обо всём разговаривали.
- На день рождения пригласили, непредвиденные расходы образовались, - смущенно признался сын.
- А ко мне забежать не судьба? – Куснула я сына и вставила в оттопыренный карман его куртки хрусткую купюру.
- Спасибо, мам. Я отдам, - поблагодарил Гришка и направился к подъезду, махнув на прощанье.
- Конечно отдашь, только когда-нибудь, и уже своим детям, - проговорила я себе под нос.
Проезжая по вечернему городу подумалось: ну вот, сегодня как-то, вроде, козу, капусту и волка через реку переправила, и никто никого не съел. Поживём до следующей переправы, а там... Как Бог подскажет