Ягод было много. Крупные, переспелые до черноты, они быстро наполнили два десятилитровых ведра. Между тем погода начала портиться. Становилось все холодней, заморосил дождь. Первым не выдержал муж, после длительного ворчания, объявил, что едет домой. Мы с сыном его не поддержали, остались собирать, хотя бы еще по пол - ведра.
Через полчаса выдохлись и, утратив остатки оптимизма, покинули изрядно подмокший и унылый лес.
Осторожно пробираясь по неровностям болота, я с нарастающей тоской представила себя на кухне за переработкой собранного урожая ягод. В общей сложности тридцать пять литров. Да на фоне усталости. На черта нам столько черники? Когда собираешь, об этом не думаешь, только видишь перед собой россыпь ягод и ощущаешь радость, что они твои. Позднее, когда эйфория проходит, вместе с ломотой в суставах, приходит досада на себя.
На пригорок поднялись, с трудом переставляя ноги. Теперь до дома моей знакомой рукой подать, шагов двадцать, не больше.
- Нина, ты дома? Привет. Как дела? Черники не хочешь? Давай тару, насыплю.
Мы остановились у открытого окна кухни. У Нины людно: приехали дочь с внуком и сын с детьми. На плите стоят в бурлящей воде трехлитровые банки, доверху наполненные черникой. Все понятно, сами живут у болота, сами набрали с лихвой. От предложения зайти мы отказались, ушли с потяжелевшими от дождя ведрами. Скорей бы домой. Непослушными пальцами нашла телефонный номер мужа в записной книжке своего мобильника. Ответил не сразу, голос усталый и слегка раздраженный. Ему не хочется ехать назад, но и оставить нас мокнуть и мерзнуть он тоже не может.
Ветер усилил свои старания. Мы мгновенно продрогли. Пошел мелкий снег, ничего себе середина лета! Сын захныкал, замерзли руки. Мы поставили ведра у обочины дороги. Спрятали руки поглубже в карманы спортивных курточек. Повернулись спиной к ветру и, скорчившись, засеменили навстречу ожидаемой машине.
Отошли уже порядочное расстояние, когда я вспомнила о ведрах и, чертыхаясь, поискала их глазами. Час от часу не легче! Одно из наших ведер подхватила женщина: невысока, сильно сутулая, в каком – то необъятном балахоне серого цвета. Я закричала, но она не обратила на меня никакого внимания. Хотя услышала мои возмущенные крики! Не могла не услышать! Ее огромные, словно раздутые ноги, в чем – то похожем на калоши, ускорили шаг. С большим усилием, шаркая по дороге слоновьими ногами, она исчезла за калиткой полусгнившего забора.
Ну, знаете ли! Я летела за своей обидчицей, сгорая от возмущения! Она вышла на мой барабанный стук в покосившуюся, с остатками синей краски дверь. Пожилая женщина, с усталыми, ничего не выражающими глазами. Кражу ведра с ягодами отрицать не стала, но и не подтвердила. Я взглянула ей в лицо. Время остановилось.
Я смотрю на женщину, а она не видит меня. Ее взгляд блуждает где-то поверх моей головы, речь течет монотонно, глухо падают слова, очерчивая грани чужой жизни.
- …. Давно болеет золовка. После операции прописали усиление ухода, да питание, где витаминов поболее. А она с трудом ест, и все напрасно. Без пользы все. Желудок не принимает никакой еды. Только вот ягоды…
Я понимаю. Я сожалею. Но то, что взято без спросу, то украдено. Спросила бы у меня ягоды, я бы и так отдала. Что мы, не люди что - ли. Но женщина меня не слышит. Снова о своем: о золовке, о болезни, о повесившемся сыне. Она старится от воспоминаний, от высказанных вслух страданий, и я вижу это, но не в силах остановить. Слезы скупо бегут из выцветших глаз и пропадают в глубоких морщинах ее лица. Мои слова сочувствия потухают, не успев сформироваться. Я пячусь назад, стремясь выйти за грань ее судьбы, из плена остановившегося времени.
За калиткой я перевела дыхание, смахнула запоздалую слезинку и торопливо пошла прочь, на ходу подхватив оставшееся на обочине ведро, с крупными черными жемчужинами черники в снежно - дождевой воде.
Господь наш, будь милостив к страждущим!
Сын, завернувшись в отцовскую куртку, забился в угол на заднем сиденье машины. В салоне уютно и тепло. Играет музыка. Хлюпая сапогами и расплескивая из ведра, я сажусь в машину. Ни муж, ни сын не спросили, где второе ведро с черникой.
Мальчики мои, как я вас люблю.