Валерий Мельников
Сердце Сибири
Фантастическая повесть в двух книгах.
(По мотивам серии «МЕТРО 2033»)
Книга первая «ЛАРРА»
Книга вторая «СИБИРСКИЕ СЕРДЦА»
г. Ачинск
2014 год.
Предисловие.
История написания этого произведения началась с моего знакомства с первой книгой Дмитрия Глуховского «Метро 2033». Её купил мой внук за деньги, подаренные на день рождния. Это был подвиг с его стороны, современная молодёжь не очень любит читать. Ему хотелось поделиться своими впечатлениями от прочитанного, и он принёс книгу мне. А сам купил другие книги на съэкономленные карманные деньги. Я прочёл 39 книг серии «Метро 2033». Выражаю свою признательность и уважение к автору этого уникального проекта. Я вижу в книгах этой серии стремление людей самых разных взглядов и национальностей показать психологию человека в восприятии мира в самых экстремальных условиях. Конечно, авторы, следуя современной моде, до предела сгущают краски и стараются устрашить читателя невероятными мутантами, чудовищами, катаклизмами. Понятно, что это делается, чтобы герои книги максимально раскрыли свои человеческие качества. Все, без исключения, авторы, проявляют гуманизм и утверждают превосходство положительных героев, которые живут, страдая и ошибаясь, но остаются «настоящими людьми» и всегда побеждают, иногда ценой своей гибели. Замечательно то, что так думают и пишут авторы книг всех регионов нашей и других стран.
Внуки спрсили меня: «Дед, если начнётся такая война, как это будет у нас? У нас же нет метро? Ты мог бы написать про наш город?»
Я решил сделать подарок им и Вам, уважаемый читатель. Написать книгу о сегодняшнем поколении в 2033 году. Из небольшого сибирского провинциального города Ачинска, в котором нет метро, и который в войне не является стратегическим объектом. На него не падает ни один атомный заряд. Мне захотелось показать, что мир после ядерного апокалипсиса не погибнет, несмотря ни на что. Подрастающее поколение нынешнего времени его возродит. Я даже постарался наметить пути этого возрождения. Жизнь победит смерть, а будущее будет прекраснее прошлого.
Всё, на сегодня фантастическое – от общественного устройства до технических чудес, взято мной из общедоступных, забытых или ещё не использованных достижений человечества прошлого и настоящего времени. Это можно найти в интернете.
И ещё. Для полного ракрытия характеров героев автору пришлось делать значительные отступления в прошлое.
Эта книга – «предупреждение» и «направление». Уверен, что читатель найдёт в ней полезное для себя.
ЛАРРА
Книга первая.
Я услышал шлепок в пластиковое окно палатки и увидел пулю одновременно. Медленно поворачиваясь, пуля подлетела от окна к зеркалу в моих руках, по центру лба на моём отражении. Зеркало медленно вспучивалось в этом месте и делилось на сверкающие полосы и сегменты, освобождая пуле дорогу к столу. Вот она чиркнула по краю жестяной кружки, которая будто бы оттолкнулась от пули и кувыркнулась со стола вниз. Из противоположной стены в палатку внутрь из дырочки засветился луч утреннего света.
Весь мой военный опыт взвел во мне пружину горящей опасности. Я понимал, что летящую пулю увидеть нельзя, но я же видел ее! Видел, как она толкала кружку! Оцепенение от неожиданности мне казалось тоже очень долгим. Я уже знал, что надо делать, импульс мысли уже бежал по мышцам, но инерция тела еще не подчинялась ей. Обостренный слух услышал негромкий хлопок и время взорвалось.
Пружина распрямилась. Я отпрянул от окна и упал на колени на свое ложе к спящим товарищам. Первым, тычком в бок, разбудил Николая, возле которого приземлился. Зажал ему рот одной рукой, другой показал жест – «Молчать». Николай резко открыл глаза и рот, из которого должно было сыпануться ругательство. Но он из бывалых вояк, сразу все понял и, молча закрыл рот.
- Снайпер, – прошипел я, – буди всех, и чтоб не высовывались. Снайпер на дереве. «Сайга» у него с глушаком, но я примерно знаю направление. Попробую снять.
- Понял. Сделаю, Командир. Сергея, наверное, завалили, раз тревогу не поднял, – Николай, лежа, привычно подхватил АКМ и уже аккуратно расталкивал Пашку, прикрывая ему рот.
Я скользнул к боковой стене палатки, медленно приподнял край и проскользнул наружу. Я знал, что там меня прикроют кусты, но все равно кожей ждал выстрела. По законам войны, нас должны были караулить вкруговую.
Тихо. Я уже снаружи. Главное не шевелить кусты. Верный АК-12-ый скользит с моей рукой, аккуратно пригибая редкую траву, прокладывает мне путь. Добраться надо до пня. Сзади меня прикроет палатка, слева кусты, а справа и спереди – пень. Где должен сидеть снайпер я уже знал, потому что я командир и окрестность лагеря зафиксировал в голове вчера вечером.
Заветный пень, как хорошо, что ты здесь торчишь. Зря тебя обругал, сподкнувшийся Сергей, когда вчера грохнулся около тебя. Семикратный, специальный прицел приблизил раскидистую березу метрах в пятистах от палатки. Осторожный, гад. И замаскировался неплохо, но это в последний раз. Мягко пошел спусковой крючок. В утренней тишине грохнула очередь – пять патронов, чтоб наверняка. Успел увидеть, как с дерева полетело что-то бесформенное.
Враги явно не ждали этого. У меня было несколько секунд, прежде чем пули начали сшибать кору с пня, а грохот выстрелов и очередей взорвал утро окончательно.
Я уже был под кустами, где меня ждали Николай и Пашка.
Николай окапывался, Пашка подполз ко мне:
- Наши уже в БМП, нас сам черт не возьмет. Командир, кто это пожаловал?
- Не знаю, Паша. Похоже, бандюки залетные. Только вот шибко грамотно обложили, из военных наверное.
Прогремела очередь, взвизгнул рикошет, на голову упала срезанная пулями ветка.
- Что делать будем, Командир? - спросил Николай.
- Воевать. Связи здесь нет, помощи не будет. Отбиться надо и уходить.
- Отбиться, конечно, надо. Только вот сколько их? Патронов бы хватило.
- Я пока насчитал три АКМ и два карабина.
- Ну, Командир, ты даешь. А по мне, так все одно - грохот да и только, - удивился Николай.
Когда-нибудь я ему расскажу, как научился распознавать выстрелы. Проходил науку сначала со своими бандитами и предателями, потом с пришлыми: монголами, китайцами, киргизами. Каждый ствол имеет свой голос и направление. Жить хочешь – научишься всему.
Мы почти не отвечали - нет смысла палить бесприцельно. Врага не видно. Палят из леса. Расслабились мы в последние годы. Вроде мир наступил. Уже и договора позаключали с бывшими противниками и торговлю наладили. Если и воевали, так с живностью новой: всякими мутированными зверями и насекомыми. Сволочные генетики и химики такого натворили и выпустили на волю, что и представить трудно. Одна польза – кузнечики размером с собаку - первое блюдо стало.
Палатка наша, как решето. Эти придурки, наверное, считают, что мы до сих пор в ней прячемся. Я пополз к БМП. Проблема была в том, что вчера по свету не успели поменять подшипник колеса, сбили его уже в сумерках. Димон ушицу сделал. Вечер был тихий, спокойный. Надо же было бандюкам на нас наткнуться.
Пашка с Николаем прикрытые «броником» ставили колесо. У Пашки была перебинтована рука, пуля рикошетом от корпуса зацепила, но, слава богу, поверху, неглубоко пробороздила. Димка изредка пулял из башенки через пулеметную амбразуру. Пулемета у нас не было, снарядов тоже. Сергея не было ни мертвого, ни живого. А еще было странно - не сработал «Периметр», сигнализация, что была поставлена от всякой живности размером с кошку. «Периметр» молчит, хотя, когда я уходил из палатки, горела зеленая лампа, что исправен.
Я юркнул в БМП через открытый люк и закрыл его за собой. Пролез к Димону. Тот методично крутился вместе с башней, останавливался, стрелял и крутился дальше. На полу сидела Анка и набивала патроны в магазин. По корпусу то и дело щелкали пули и с диким верещаньем отлетали прочь.
- Димон, – я был по настоящему зол, - чего люк не закрыли. Если пуля влетит, рикошет поймаете, мало не покажется.
Димка даже не оторвался от прицела. Обстоятельно пальнул, довернул башню и, наконец, обернулся. Он ничего не сказал, но я понял по взгляду - Анка… Она открыла люк, чтобы видеть отца.
Злость ушла. Я смотрел на безмятежную девчонку, которая с самым деловым видом достала очередной патрон, протерла чистой тряпочкой и с усилием вогнала в магазин. Николай, Николай, уговорил же взять свою дочку на «прогулку»: каникулы, мамки нет, присмотреть некому, завезем к бабушке в село по пути, а на обратном пути заберём. Кто же мог представить, что через пять лет мирной жизни будет такая встреча.
- Ну, кто там нас обложил? Видел? - спросил я.
- Видел, троих снял. Китайцы дикие, но какие-то ненормальные.
- В каком смысле? Обложили грамотно.
- Какие-то полумутанты. Вроде люди на морду, а ходят, как обезьяны, то стоя, то на четырех. Автоматы держат чудно, не по людски.
- А стреляют по людски, - то ли съязвил, то ли пошутил я, сам не понял.
Димка слез с сиденья, потянулся,
- Залезь, посмотри. У камня двое лежат, упакованные, а один у сосны сидит. Я не стал его убивать, он АК, как дубину держит, пожалел… пока.
Я уложил свой автомат в пулеметную амбразуру. Оптический прицел приблизил убитых врагов. Один уткнулся лицом в землю, другого можно было разглядеть. Оба были в камуфляже, но странной расцветки, какими-то ломаными полосами, странного покроя. Черные волосы, перевязанные на макушке зеленой ленточкой, было видно, давно не чесаны. Черные усы уходили в короткую бородку. Рот показался мне слишком большим для лица. Но самым странным были длинные пальцы видимой руки и голые черные пятки обоих! На это смотрение у меня ушло секунд пять не более. Затем я довернул башенку к дереву. «Китаец» сидел на корточках и глядел на меня, как будто нас не разделяло 200 метров и стальная башенка. Аж не по себе стало. Я чуть отвел взгляд, чтобы он меня не почуял. Что-то звериное было в больших, совсем не китайских глазах. Его окликнули. Он резко, всем корпусом повернулся, что-то ответил, затем в полупрыжке, оттолкнувшись ногами и одной рукой, в другой был автомат, прянул в кусты. Я повернулся к Димке.
- Слушай, какая-то помесь китайца с обезьяной. И босиком.
Стрельба стихла. Вдруг, как гром, из леса раздался крик. Крик чужой, но на чистом русском.
- Эй, мужики, давай по мирному.
- Ничего себе – «китайцы»… Димон!
Димка то ли вид сделал, толи от сдержанности, но никаких эмоций не проявил. Анка, похоже, вообще ничего не поняла, занималась своим делом.
- Димон, - я пока не принял никакого решение, – занимай башню и ближе сотни метров не подпускай, что бы ни было - сначала в землю, потом на поражение. Я к бойцам.
Николай и Пашка докручивали последние гайки на колесе. Я только высунулся, как снова крик:
- Эй, вы! Вы нам на хрен не нужны. Оставите БМПешку, оружие. И катитесь куда хотите. Иначе спалим всё и вас тоже.
Характерный хлопок, и над нами пролетела граната из РПГ и тут же полыхнуло дерево метрах в десяти за нами.
- Командир, что делать будем?
Пашка ждал ответа, который я себе задавал уже много раз за сегодняшнее утро.
- Говорить будем: надо же узнать, кто тут на нас накатил.
Я закричал из-за БМП:
- Ага, сейчас побежим. Ты еще пушечку нашу не слышал? Всех положим, только суньтесь.
Голос прозвучал тише, но с большей угрозой:
- Пустая у вас пушка. И ваш друг у нас. Не согласитесь, живого на части порежем. И вас порежем, нас тут много, а вас трое.
- Ладно, - кричу я, - давай поговорим конкретно, – повернувшись, говорю своим шепотом: - Почему трое? Сергей у них, а про Анку не сказал. Это хорошо. Готовьте машину на прорыв.
Лихорадочно думаю, как определить своих врагов – кто, сколько, какое оружие, чего надо. Кричу:
- Давай на поляне сойдемся, потолкуем. Может и отдадим. Но чтобы все без обмана было.
- Ладно, выходи к камням, и я выйду. Без оружия. Понял?
- Понял. Но если, что, пострижем весь лес вместе с вами.
- Иди, не дрейфь.
Поворачиваюсь к бойцам. Пашка уже разделся, тянет мне кевлаврку, оказывается она у него под рубахой была. В такую жару…
- Командир, одень пожалуйста. Жалко было в общаге оставлять, вдруг умыкнет, кто.
Ломаться вроде неудобно.
- Ладно, давай. Димон, держи нас под прицелом. Возьми мой автомат, с оптикой. .
- Хорошо, Вадим. Ты там поосторожней…
Одеваю кевларку под рубаху. Сую складной нож в пояс. Было дело, выручал однажды. Встаю.
Как же неприятно быть мишенью. В бою об этом не думаешь, а тут… Главное, первый шаг. На морду вешаю уверенность. Иду. Из кустов тоже выходит некрупный мужик в странном камуфляже. На голове его сверкает чудная каска с какими-то кренделями. Идет, как будто крадется. Где-то я видел такую походку.
- Стой, – кричит мой противник, - покажи пояс и пистолет.
Я задираю штормовку, чтобы было видно, что на поясе ничего нет. Кричу в ответ:
- Нет у меня пистолета. – и похлопал по пустым карманам.- снял с разгрузкой. Ты тоже покажи.
Так было убедительнее, я не хотел быть слабее его.
Мужик остановился, снял пояс, на котором сверкнули солидные ножны и вытащил пистолет из нагрудной кобуры, и сложил на траве.
Мы подошли друг к другу шагов на шесть. Мужик норовил стать за меня на линии огня, но я специально обошел валун и открыл его для наших.
Мужик смотрел на меня, как будто что-то искал. Мне был неприятен его взгляд, острый, насмешливый и безжалостный. Точно, где-то я встречал этот взгляд.
- Кхе, не узнаешь? Козулю помнишь?
Я невольно вздрогнул. Время, которое я хотел забыть, и почти забыл, мгновенно вернулось в мою память. Я всё вспомнил. И эту походку, и этот голос. И себя, сопливого щенка в стае волков.
- Вул, это ты, что ли? – голос мой почему-то захрипел. – Живой значит...
- Я, конечно. Не ждал, что ты встретишься, Вадим. А ты ещё и начальник. Давай ко мне, генералом сделаю, будешь жить, как мандарин китайский.
Я видел его неподдельную радость в глазах и какую-то начальническую уверенность. Мы сошлись ещё ближе, но я всем видом показывал неприятие. Он, на самом деле был мне неприятен, я понял, что влипли мы крепко.
- Вул, что за обезьяны с тобой? Куда вы претесь?
- Это мой народ, Кхе. Я у них Бог и царь, - ответ был с таким самолюбованием, что мог быть смешным, если бы ситуация не была такой серьезной.
Забытое прозвище меня всегда злило, но тогда я терпел, сейчас я разозлился так, что ему стало понятно, перед ним уже не тот кхекающий пацан, а мужик, которого не стоит злить. Но мне надо было тянуть резину, чтобы мужики могли подготовиться к прорыву.
- Забудь Кхе. – глухо и зло получилось. Потом смягчил голос, - Это в Китае такие мутанты развелись?
- Ладно, Вад, забыто, – легко согласился Вул. - Это не китайцы. Это йьети с Тибета. Знаешь про таких? Или ты такой же тупой и наивный?
- Знаю. Теперь я многое знаю. Читал. Как же ты умудрился из «снежных людей», человеков, да еще вояк, сделать?
- Я же Бог, говорил же тебе. Вывел новую породу. «Еры». Кстати, не боятся ничего: ни пуль, ни смерти. Стреляют плохо, зато врукопашную лезут напролом, уже не остановишь. Живых не остается. Так что сдавайтесь. По старой дружбе спасу, я все-таки - Бог, и многое могу.
Я понимал, что он, скорее всего, преувеличивает, чтобы напугать меня. Но я не торопился бояться.
- Слушай, Вул, у меня личное дело. Мы должны ехать, и мы будем пробиваться. Даже если придется положить всё ваше племя, – я, конечно, тоже блефовал, понимая, что шансов у нас не так уж много.
- Вад, я тоже не Вул. Зови меня Арра, - «рр» он зарычал как-то по звериному, - мои, меня так зовут. Вас мы не пропустим, посмотри.
Вул-Арра повернул голову к кромке леса и гортанного заорал, который для меня прозвучал примерно так:
- Арра, ор, ор, рррре, он ти!
Из травы и кустов внезапно возникли десятки, а, может и сотня с лишком, «йьети» в камуфляже и просто волосатые, стоя и на четвереньках, с разномастным оружием: автоматы, ружья, карабины, РПК, копья, ножи устрашающего вида, но больше просто с дубинами в руках. Рты их оскалились в монотонном рыке, вроде:
- Уууу-аааа!
Они были готовы ринуться на наш лагерь.
Вул-Арра снова заорал:
- Арра, нох, нох, ееееее.
Длинющая лента «йьети», как будто надломилась, упала и исчезла.
- Да, - с чувством сказая я, - впечатляет. Как ты их отдресировал?
Вул-Арра довольно осклабился:
- Впечатлился, значит? А это еще не все. Я великий Бог. Я сделал из них людей. Кстати, - доверительно, - они еще и людоеды. Точнее, жрут всё – траву, ягоды, насекомых, зверей и людей. Но со мной не боись, не тронут, пока не скажу. А нам с тобой почти по пути. Зацепишь наш БТР с барахлом, дотянешь до деревни, а там мы сами, а вы сами. Не согласишься: убьют и сожрут с потрохами.
- А какие гарантии? Тебе верить опасно. А твоему «народу», тем более.
- Вад, не дрейфь. Гарантия – это я. Вы мои гости и вас никто не тронет.
- Сергея ты должен нам вернуть.
- Да без проблем. Слушай, там снайпер мой, из китайцев, кстати, был, одного вашего завалил. Мертвяку всё равно, вам, в общем, тоже. Если отдашь моим, совсем хорошим станешь.
Я открыл рот, чтобы сказать, что мертвяк, это я. И снайпера завалил я. Слава богу, сработала привычка. Мой первый командир, отправляя меня в очередной «внеочередной» наряд, говорил:
- Первое слово, как последний патрон, береги. Ляпнешь, что, и усмехаясь, добавлял, - и в наряд.
- Нет. Товарища, даже мертвого, я не отдам твоим людоедам. Похороним по человечески.
Странно, но Вул-Арра только кивнул равнодушно, мол, как хочешь.
- Мы останемся в БМП. Дашь своего для связи и как переводчика.
- Ладно, только оружие сдадите, мало ли что. Дотянешь до деревни и ладно, там у нас свой интерес.
- Пару часов на похороны и мы сдаем всё. А ты возвращаешь моего бойца.
- Хватит и часа, долгие проводы, лишние слезы. Я своего «ера» с тобой отправлю, чтоб проконтролировал. Я вас, вояк знаю. А твой боец, моя гарантия, – голос его стал жестким, безапелляционным.
- Нет, – я тоже отрезал жестко, - никаких людоедов. Я свое положение знаю, обманывать тебя, нет резона. Твой «аглоед» мало, что сделает, ребята у меня не ангелы, так что заваруха может начаться с ничего.
Да, - хохотнул Вул-Арра, - черт с ангелом не сладят. Договорились. Через час поднимешь белую…
- Синюю, - поправил я.
- Давай синюю тряпку. Слушай, - голос его стал совсем мягкий, - водка или спирт есть у тебя? Хочется нашего, настоящего.
Водка у нас была. На всякий случай. Как согревающее, дезинфицирующее и прочее. Спирт пока в дефиците. В дороге мы и грамма не принимали. Была у меня печальная история, друг погиб из-за пары рюмок. Прикинул - выделим, так сказать, для большего доверия.
- Бутылка найдется.
- Слушай, я отправлю с тобой одного, можешь не заводить в лагерь. Дашь ему пузырь, для меня, лично, - Вул-Арра даже слюну сглотнул и разулыбался. – Сейчас позову.
Он повернулся к лесу и проорал невразумительно гортанно. Из кустов к нам помчался «ер» в камуфляже, без оружия и присел на корточки метрах в трех, упершись в землю длинными руками. Вул-Арра что-то ему проговорил, на что «ер» провел лапо-рукой по лицу от носа вниз.
- Вад, он все понял. Не боись, они хитрить не умеют. Чтобы остановить, сделаешь рукой вот так, - жест был простым, открытой ладонью вперед. – Понял?
- Понял. Всё? Я пошел.
- Пока, Вад, – но в голосе была легкая издевка.
Я пошел, не оглядываясь. Спиной чувствовал почти неслышные шаги «ера». Подходя к своим, помахал рукой, что всё в порядке и повернулся назад. «Ер» стоял так же метрах в трех, с полным равнодушием в глазах. Точно, человеческого в нем было мало. Точнее, не было совсем. Ряженая огромная обезьяна. И камуфляж, скорее всего, был пошит кем-то только для карманов, из одного торчал пустой рожок от калашникова, из других торчали какие-то ветки, корешки. Я показал ему жест – «Стоять.». И впрямь, «ер» присел на полукорточки и провел лапой по морде.
Я обошёл БТР, наклонился к открытому люку.
- Командир, неужели договорился? - спросил Пашка, пиная колесо.
- Не совсем, мужики. Димон, достань бутылку водки. Сейчас отдам их «Богу», видите – «ер» ждет.
- Это «ер», который сидит?
Я взял бутылку и вдруг решил осчастливить «ера», а может приручить.
- Димон, подай шоколадку для этого чудилища. Может подружимся.
Ни я, ни бойцы, не могли представить, это чем обернется. Я подошел к «еру», который даже не шевельнулся. Подал ему бутылку. Он одновременно поднялся и мгновенно выхватил её из моей руки. Наши глаза встретились. Во взгляде была пронизывающая оценка меня, как добычи. Неприятное чувство. Я медленно достал шоколадку, медленно развернул наполовину. Глаза «ера» следили за моими движениями. Я откусил кусочек от плитки и протянул её «еру», показывая жестом и ртом, что это ему. Он всё понял! Медленно протянул руку с длинными темным пальцами и вдруг шоколадка была уже в его руках. Такая реакция меня впечатлила. В рукопашной, ни одному их нас победа, точно, не светила.
«Ер» обнюхал шоколадку, затем рот широко открылся, и она исчезла, будто её и не было. Затем резко повернулся и помчался к своим, прижимая бутылку к груди.
Я влез люк. Люк закрылся за моей спиной. В меня вперились восемь вопросительных глаз.
- Сами видели - такую ораву нам не перебить. В общем, нам почти по пути. Мы им БТР дотащим до деревни, а там разойдемся. Заодно посмотрим, что это за народ. Оружие придётся сдать. У нас час на «похороны».
- Кого хоронить-то будем? – это спросил Николай, недоуменно оглядывая всех.
- Их предводитель считает, что снайпер, которого я снял, застрелил одного нашего. А он в мою рожу в зеркале пулю влепил. Когда я брился. Разубеждать его я не стал.
Снаружи нарастал гул непонятных голосов. Мы приоткрыли лючки.
На дальней опушке огромная пестрая толпа мельтешила у большого костра. В бинокль было видно, что еры-женщины готовили еду. Видны были кровавые куски мяса и груды больших кузнечиков.
- Мужики. Это конечно интересно, но у нас мало времени. Сейчас выроем яму полтора на метр, положим мешки с землей, засыпем. Николай, тебе с Анкой надо уходить. Про Анку он не знает, а четвертого не должно быть – «похоронен».
- Командир, - Николай посмотрел на притихшую дочку, - отправляй с Анкой Димона. Он охотник, он пройдет, а я в лесу только блудить буду, городской я. Да и здесь от меня пользы больше, - он, как бы ненароком, поиграл бицепсами.
- Аночка, пойдешь с дядей Димой. Поняла? - сказал строго Николай.
- Да, папа, – прозвучал чуть слышный голосок, - я боюсь их.
- Не бойся, дядя Дима тебя в обиду не даст. Командир, я дело говорю.
Меня это устраивало. Ведь Димон мне брат, правда двоюродный, но он мне ещё и друг отличный, ему я доверяю больше, чем кому-либо.
- Хорошо, Николай, согласен. Димон, у тебя пятнадцать минут на разведку прохода. Вы копаете, я буду следить за обстановкой.
- А мне, что делать? – прямо таки обиженный голос Анки.
- Собери себе рюкзак. Возьми фотоаппарат, - я подал ей цифровую «мыльницу», - поснимай этих… - кивнул в сторону костров,- на память, а то не поверят.
- Я их немножко фотографировала, - пропищала Анка, - меня дядя Дима попросил.
Анка, начала щёлкать. Что тут скажешь, мне самому было любопытно наблюдать за чужой, почти первобытной жизнью. Но у меня были другие задачи – рассмотреть их силу, вооружение, охранение. И я понял, что при кажущейся суете, дело поставлено неплохо. У груды оружия стояли два здоровенных «ера» с дубинами. Поодаль в разных местах торчали головы дозорных, которые время от времени обнюхивали и осматривали окрестности. И за нашим лагерем с двух сторон издали следили по паре глаз.
В люк неслышно вошел Димон в камуфляже, утыканном разными веточками, с китайским биноклем почти у подбородка.
- Вадим, в сторону реки, пожалуй, пройдем. Вот только какой-нибудь кипишь бы поднять. Отвлечь бы минут на десять, двадцать.
- Дима, придумаем, - я смотрел на его спокойное лицо, а кошки скребли на душе. Все таки мы были в железной коробке, а ему предстояло быть один на один с тайгой и с этими «ерами». – Садись поближе, поговорим.
Дима должен был вернуться в штаб, рассказать о случившимся. Договорились и о «посылках», которые я должен был оставлять по дороге.
Анка не только фотала. Она собрала рюкзак для себя и выразительно смотрела на меня и на оружие, сложенное на сиденье. Я взглядом спросил Диму. Тот выбрал охотничий нож покороче, в ножнах, на поясе, и протянул Анке:
- Примерь Аня вон тот камуфляж и пояс. Подгоним под тебя.
- А пистолет дадите? Я стрелять умею. Мы с папой стреляли в карьере.
- Аня, пистолет будет у меня. Он тяжелый, а нам долго топать придется.
- Дим, бери мой АК, добрая машинка.
- Нет, Вадим, я свой арбалет возьму. Шуму меньше, а нам шуметь нельзя. Главное, нам следы замести. Ты заметил, они постоянно принюхиваются, значит, нюх у них звериный. У меня есть немного порошка, километра на два хватит, должны оторваться.
- Дозиметр, антидот, взял? Пайков на три дня не меньше.
- Обижаешь, Командир, - Дима чуть улыбнулся, – всё взял. И репеллент взял и «москитки». Сейчас солнце поднимется, от реки комар полетит. Интересно, как эти «ерики» с комарами воюют?
- Посмотрим. Потом расскажу, если встретимся.
- Вадим, я в оптику смотрел за вами, получается, что вы друг друга знаете?
- Лучше бы не знал и не встречал. Дело прошлое, жив буду, расскажу. Давай подумаем, как шум поднять.
В люке показалась голова Пашки,
- Командир, могила готова, что ложим? НЗ?
- Освободи ящик от автоматов, АК Димона положишь, патронов цинк. Сверху землю, потом, мешки. Сверху солярой оросить, нюхать охоту отобьем.
- Ой, смотрите, что там начинается, - услышали мы восторженный голос Анки.
И точно, гул голосов прекратился. Мы услышали жуткий вой.
В сторону костра я люк не открыл. Мы смотрели через лючки.
Вокруг прогоревшего костра стояло кольцо разнопестрых «еров», в самых причудливых одеяниях, и просто в лохматых шкурах. Странно было, что среди них были и обычные люди среднего роста и ниже, похожие на китайцев или монголов. Все смотрели на Вул-Арра, одетого в яркий халат, в шлеме, на котором был прикреплен большой череп, отдаленно похожий на человеческий. С черепа, с халата свисали какие-то блестяшки, может, монеты. Вул-Арр содрогаясь всем телом, медленно двигался вокруг кострища, и подвески в постоянном движении сверкали и позванивали. Лицо его закрывала красная маска какого-то чудища. С небольшими перерывами он дико выл и, устрашающе, прыгал в сторону людей. Толпа шарахалась от него, а потом круг вновь выравнивался.
Это было завораживающее зрелище. Анка, умница, четко выполняла задание, фотографировала.
Из кострища да длинных кольях поднялись три черепа. Вой сменился на гортанные крики. Их подхватывала толпа, шарахающаяся от шаманских прыжков и жестов. Затем шаман прыгнул в кострище и обратно. В руке у него была длинный кусок мяса на кости. Вул-Арр провел мясом по рту маски и что-то крикнул. Толпа ринулась на кострище. Вул-Арр исчез.
- Командир, пока они жрут, можно рвануть. Вот если бы на кучу оружия газануть, да с огоньком, половину точно бы положили. А, командир? – и Пашка снял автомат с предохранителя.
Николай посмотрел на дочку, которая увлеченно щелкала фотоаппаратом. Потом посмотрел на меня.
- Нет, Командир, хоть они и людоеды, но они – люди. Дети, женщины… я стрелять по ним не смогу.
- Дядя Командир, не убивайте их. Там столько маленьких. Они не страшные вовсе, – тихонько попросила Анка.
- Аня, не будем мы их убивать. Дима, давайте на выход, пока им не до нас.
Диме повторять не надо, он был наготове. Николай присел, помог Анке надеть рюкзак, поправил пояс. Приобнял.
- Аня, слушайся дядю Диму. Я обязательно приеду, покажешь, что тут наснимала, – и слегка подтолкнул её к выходу. Они вышли из люка и исчезли в кустах.
Раздались удары в барабан. Толпа отхлынула от кострища. Мы насторожились. Но все шло нормально. Толпа начала дикий импульсивный танец. В нем можно было узнать дикую смесь первобытного и танцев вроде твиста и брейка .
Я думал. Можно, конечно, рвануть по просеке, потому что другого пути просто нет. Двух «еров» впереди - один с РПГ, другой с ружьем или с винтовкой, приплясывающих от нетерпения от голосов жрущей толпы, можно снять. Сергея тогда они точно сожрут. И никто не будет знать, куда и зачем они идут. Есть в них опасность или нет? И я твёрдо сказал:
- Разряжайте автоматы. Магазины отдельно. У них Серёга. Надо по мирному. Заодно узнаем, что за народ, откуда и куда. Когда будем двигаться, Николай, крутанись так, чтобы на вскопанное еще и колёсами земли нагрёб.
- Сделаю, Командир.
- Тогда и нам надо перекусить. Давай, Паша, что есть. В палатке термос остался, может, живой.
Термос уцелел. Только палатка была в дырах, а что было на полу, лежало целым. Быстро собрали и упаковали вещи, ели в БМП, который вдруг стал просторным и пустым.
Павел протянул задумчиво;
- Наши голодными ушли.
- Димон не пропадет и с голоду умереть не даст, – Николай потянулся. – Видел, как он рыбу ловил? Класс.
А за бронированными стенками бесновался хоровод дикарей.
Час давно прошел. Про нас, как будто, забыли. Барабаны давно стихли. Толпа частью разбрелась. Прыгали малыши, смешно подражая взрослым. Предводитель тоже куда-то исчез. Похоже, порядка у них вообще не было. Все было мирно и забавно, мы никому не были нужны. Но дозорные так и торчали, как и раньше. Интересно, была им смена?
Ударили в барабан. Мы почувствовали в его ритме угрозу. Подсознательно. Я понял, сейчас что-то произойдет. Исчезли дети и прекратились вопли.
- Ребята, задрайте люки. Никола, садись за рычаги, я в башню. Паша, прибери и принайтовь (почему-то словечко дядьки моряка, проскочило) вещи. На провокации не поддаваться.
Паша занялся увязыванием нашего скарба.
Они возникли сразу и отовсюду. И мужики, и женщины. Они передвигались быстро, с воем, немыслимыми зигзагами, закручиваясь по солнцу в широкое пестрое кольцо. Но оружия, кроме палок, не было. Я крутил перископ на башенке, стараясь найти начальников. Бесполезно.
Неожиданно всё стихло, еры остановилось. Из толпы вышел небольшой человек, по виду, бурят. В руках копьё с развивающимися лентами. Почему я его раньше не заметил? Он подошёл к БМП и уверенно ткнул копьем в перископ водителя и закричал вполне прилично:
- Рус. Выходи. Богоданный желает вас видеть.
Тяжела ты, командирская ноша. Никто не подскажет, не посоветует. Все ждут твоего лучшего решения. Ошибиться так просто! На мне был внутренний переговорник.
- Николай, я открою люк, потребую проехать к их вождю. На моем слове «Давай», - заводи.
- Понял, Командир, - прозвучало в ушах.
Я поднялся в люке до пояса и безапеляционно сказал:
- Показывай дорогу, мы поедем. Поднимайся сюда, или боишься?
Похоже, с такой техникой он был знаком. Секунду поколебавшись, «бурят» легко вскочил на БТР и держась за пушку, начал трясти копьём. Ликующий рев и топот толпы.
«Бурят» посмотрел мне в глаза и, чуть усмехнувшись одними глазами, сказал негромко, только для меня:
- Не боись, Командир. Поехали, – и показал направление копьём.
Я даже озадачился таким панибратством. Но, не подавая виду, я сказал, вроде как в пустоту:
- Давай, право 45, сосна, рядом.
В БМПе рыкнул двигатель. Я ожидал испуга, просто реакции толпы – её не было! БМП повернул, в нашем направлении люди образовали проход. Мы двигались не спеша. За нами бежал с десяток, похоже охранников, с копьями. А прочая толпа грабила наш лагерь, хотя взять там, на мой взгляд, было нечего.
Когда мы проезжали мимо кострища с тремя черепами на шестах, открылась картина пиршества.
На углях лежали человеческие кости, сложенные пирамидками, а вокруг них в беспорядке остатки кузнечиков-гигантов и ещё какая-то мелочь от мелких зверьков или насекомых. Петляя, проехали через лес и выбрались на большую прогалину, на которой был разбит лагерь. Проводник вывел нас из лесу так, что затейливый шатер вождя, весь в лентах и флажках на тонких стержнях, был поодаль, а с двух сторон к нему тянулись разноцветные палатки, тоже украшенные яркими лентами, тряпицами, какой-то мишурой и блестками.
Не доезжая метров тридцати, «бурят» вполне внятно сказал:
- Останови и пусть станет боком.
Мы остановились, и Николай, аккуратно, чтоб не разворотить землю и не повредить палатку, развернулся поперек «улицы». «Бурят» спрыгнул на землю и жестом показал следовать за ним.
Я вылез на броню. Нас никто не встречал. Даже сопровождающие копьеносцы исчезли.
- Все, все! – закричал «бурят». - Не закрывайте.
- Ага, сейчас. Так тебе и распахнемся, – я так не сказал, только подумал и в своих ребятах не ошибся, люк плавно закрылся, как будто, сам собой. А бойцы уже были рядом. «Бурят» недовольно хмыкнул, повернулся и пошел к шатру. Мы пошли следом. У входа два «ера» дубинками преградили нам путь. Потом один из них обнюхал нас, смешно морща лицо. Что он вынюхивал, мы не поняли, но «ер» отступил от нас. «Бурят» вышел, отвернул полог входа и показал – «Входите».
Мы вошли и невольно остановились пораженные. Внутри, довольно просторный шатер сверкал яркими тканями на стенах, орнаментами ковров на полу, сверкающими столиками, подставками с фигурками каких-то божеств, зверей, драконов. На тканях сверкали шелками, вышитые иероглифы, знаки, звезды, русские и латинские буквы, изображения Будды, каких-то царей, лысых и бородатых монахов, иконы со старцами и с Христом. Свет лился сверху через большой проем в крыше, через какое-то устройство, так чтобы лучи расходились во все стороны, и самый большой поток шел на постамент, на котором сидел сам вождь. Он был настолько неподвижен, что я его тоже принял за изваяние.
Вид у нас , наверное, был глупым, потому что когда раздался голос, я даже не понял, откуда он идет.
- Подойдите ближе на три шага.
Я понял по голосу, что это Вул-Арра, разнаряженный под божество с лицом и руками натертыми чем-то, под золото.
- Садитесь на ковер, - официально, затем попроще, - как сумеете.
Только мы устроились кое-как на ковре, как перед нами появились две симпатичные миниатюрные китаянки с маленькими подносами-столиками, на которых стояли чайнички и пиалушки. Столики поставили перед нами, налили дымящийся чай в пиалки и исчезли.
- Выпейте чашечку чая в честь нашей встречи и будущей дружбы, – голос звучал торжественно, но рот его не открывался.
Чай был приятно пахучим и горячим. И он нас успокоил. Верилось, что все будет хорошо.
- Командир, расскажи, как живет ваш народ, откуда, куда и зачем вы ехали.
В такой обстановке простыми словами не заговоришь, да и как рассказать в нескольких словах историю, в которой каждый год был событием и эпохой.
- Уважаемый вождь, скажи, как обращаться к тебе, чтобы нечаянно не обидеть, – сам удивился своей дипломатичности. Но я помнил, что Димон и Анка еще не могли далеко уйти, а Сергей у него в плену.
- Называйте меня – «Солнцеподобный Арра», – торжественно изрек истукан, не открывая рта.
- Солнцеподобный Арра, мы из известного тебе города Ачинска. Жизнь в нем нелегкая, но мы много работаем, чтобы жить стало лучше. У нас заключен мир со всеми соседями, мы торгуем в ними своими товарами и орудиями труда. Уверен, что и с вашим народом мы тоже будем жить в мире. Мы едем по личным делам в гости к родственникам моего товарища.
Это была почти правда, поэтому я говорил искренне.
- Мой народ не хочет вражды с вами. Вы поможете нам, мы поможем вам. Вы видите, какие разные люди и Боги в нашем племени, и все живут счастливо. С вами будут два моих человека для связи. Через час мы отправимся в путь, – я впервые видел умение говорить, не открывая рта. Дед рассказывал про таких циркачей. Впечатляет…
- Солнцеподобный Арра, верни нашего товарища в честь нашей дружбы, - настаивал я.
Изваяние вдруг ухмыльнулось.
- Ваш друг, наш гость. И пока мы будем сотрудничать, он будет у моих людей.
- Солнцеподобный Арра, - я сказал с раздражением, - мы не уверены, что он жив, и вы его не сьели. Мы хотим его увидеть.
- Хорошо, вам покажут его прямо сейчас. А через час мы выходим, - повторил он.
Между нами и возвышением, сверху упал цветистый занавес. Как из под земли, перед нами вырос немногословный «бурят»:
- Пошли.
Подвел нас к окну из пленки одной из палаток. Молча показал рукой. Мы кинулись к окну. Поодаль, на коврах, спиной к нам, за столиком, сидел наш Серёга. Перед ним сидела красивая китаянка и что-то ему говорила.
Николай заорал:
- Серега, мы здесь!
Никакой реакции ни Сергея, ни китаянки. Он не мог не слышать нас! Что там палаточная ткань! «Бурят» и двое «еров» оттеснили нас от палатки.
«Бурят» зло шипел:
- Давай, давай отсюда. Ехать надо. Ехать, – и первым влез на машину.
Из леса к палаткам валила людская пестрая смесь. Подавленные, мы молча расселись по местам, медленно развернулись и поехали из лагеря. На нас никто не обращал внимания. Даже дети.
Путаными дорогами «бурят» и «ер» с дубиной вывели нас к другому лагерю, попроще, прямо на старом асфальте разбитой дороги. Посередине лагеря тоже остывшее кострище с грудой разных костей. Вокруг десяток разномастных машин с тентами и без. Среди них стоял старинный гусеничный БМП, выцветший, но не битый, не царапанный. Вот к нему мы и поехали.
- Горючка кончилась, - равнодушно сказал «бурят». Что-то сказал на своем языке подошедшему водителю, тоже буряту или монголу. Тот кивнул и залез в кабину.
Мы зацепили БТР, попробовали тянуть, получилось.
- Слушай, друг, - как можно мягче сказал я «буряту», - давай познакомимся, нам долго еще вместе быть, как тебя звать-то?
- Зовите меня - Каза.
- Каза, так Каза. Я, Вадим, это Коля, это Павел. А как твоего товарища звать?
- «Ерра» то? Если что надо зовите –«Ей-оо».
«Ер» на голос тут же повернулся к нему.
Каза проговорил гортанную фразу и показал на меня.
«Ер» провел рукой по морде.
- Я сказал, что ты начальник, и он тебя будет слушать.
- Подчиняться?
- Нет. Слушать.
Да… Понятно объяснил. Ну да ладно, поживем, посмотрим.
Команды на наше разоружение видимо не было. Три автомата с магазинами «для сдачи», остались лежать на ящике в БМП.
Мы выволокли БТР, нагруженную какими-то ящиками и узлами. За нами потянулись другие машины. Две машины не завелось и их бросили. С одной машины груз перетащили, другую оставили, с чем была. Во всем была бестолковость и суета. «Еры», которые что-то таскали, были низкорослые и их было единицы. Зато здоровые лбы ходили с палками и тыкали ими полукитайцев, полумонгол. Дорога тоже была гробовая: ямы, ухабы, камни. Каза сразу сказал, чтобы ехали не быстро, и колонна, не спеша, с грохотом, тянулась по дороге. Часть «еров» убежала вперед, кто на двух ногах, кто на четырёх. На четырёх, по моему, у них было быстрее. Где и как двигался другой лагерь, вообще было непонятно. Пересекали промоины и ручьи. Тут увидел силу «еров». Трёхметровый «ер» запросто поднимал и тащил за передок или за зад китайский грузовичок. Командовал ими длинный и худющий китаец с длинной тростью, которой он и показывал, и колотил всех подряд. Шли часы, колонна ползла, никто и не собирался останавливаться. Николай по внутренней спросил:
- Командир, обед-то будет? Да и отдохнуть бы не мешало, руки, ноги уже поотрывались.
- Каза, обед когда обед будет? – обратился я к Казы, который равнодушно посматривал то вперед, то назад.
- Когда солнце упадет на землю, – Каза сказал это без всякого выражения, как факт.
Я понизил голос и сказал в микрофон:
- Паша, сваргань нам что-нибудь на сухую, обед будет у них вечером.
Услышал, как негромко ругнулся Николай, большой любитель поесть. Потом погромче:
- Командир, бак заправить бы надо. У хорошей лужи надо бы остановиться.
- Ладно, - ответил я, - договоримся.
Помог случай. В очередном ручье завязла вторая за нами капитально загруженная машина. Колонна стала. «Еры» дергали, толкали – бесполезно. Я сказал Казы:
- Схожу посмотрю, а механик пока бак заправит.
Николай довольный, хмыкнул и вылез с большой канистрой. Я подошел к застрявшей машине.
Все стало понятно. Водитель хотел объехать нашу колею и колесом вывернул коряжину. Переехать её он не сможет, надо её просто убрать, вытащить. Я подошел к длинному китайцу
- Эй, друг, дай команду выдернуть вот это, – жестами и руками показал, что надо вытащить. Он быстро сообразил. Гортанными криками позвал «еров» и показал, что делать. Выдернули. Машина дернулась, я взялся за борт, показать, как надо толкать. Китаец крикнул. «Еры» стали рядом, начали толкать. От них несло запахом шерсти и мочи. Машина выехала.
Николай заливал воду в бак. Я подошел, подставил руки, чтобы помыть.
- Вода хорошая? – спросил я, заодно умывая и лицо. Я имел в виду радиацию.
- Хорошая, Командир. В норме.
Я подставил ладони и с удовольствием выпил из горсти родниковую освежающую воду.
Николай лил дальше в бак, а сверху на это удивленно смотрел Каза. Николай закончил. Сразу же Каза закричал, сначала нам:
- Поехали! – потом гортанно в сторону сгрудившихся машин. Интересно, что никто из водителей, вообще, из машин не выходил.
Мы с Николаем забрались в машину, тронулись. «Еры», до этого спокойно бегущие с обозом, и раньше лежащие в кузовах на барахле, засуетились, в руках появились дубины и копья, а нескольких я увидел даже с автоматами, они по своему рычали между собой.
Черных собак и лай я сначала увидел, а потом и услышал. Даже в шлеме слышно было их мощный рык. Стая огромных псов, летела в хвост колонны. «Еры» побежали навстречу.
– Каза, может нам отцепиться, да помочь вашим? Нам в БМП собаки не страшны, да и из башни по ним стрелять эффективней, - спросил я Каза.
- Нет. Поехали дальше, – Каза сказал это совершенно равнодушно.
Вокруг колонны началась бойня. С башни было видно, что собак было не меньше полусотни. Защитников «еров», десятка два. Собаки старались окружить каждого, кидались не только на «еров», но и на машины, хватали клыками за шины, рвали тенты. В такой свалке нам стрелять было невозможно. «Еры со звериной молниеносной реакцией дубинами молотили собак. Собаки своим напором и массой тоже рвали их, летали лохмотья одежды, многие «еры» были в крови. «Еры» зверели на глазах. Их рык был не тише собачьего лая и визга. Они хватали и рвали собак руками, зубами и ногами. Раздалось несколько очередей, но таких неприцельных, что никакого урона не нанесли. Вокруг медленно ползущей колоны, шла звериная битва. Несколько «еров» катались в клубках собак. Из клубка вылетали и выползали, скуля и визжа, покалеченные собаки, но было видно, что «ерам» не отбиться. Несколько собак уже кидались и на БМП, точнее, на Казы, который невозмутимо стоял с копьем у ствола башни.
- Каза, давай в башню, - крикнул я ему, при очередном наскоке зверины, размером с теленка.
Каза ткнул собаку копьем и даже не обернулся. На всякий случай, Пашка подал мне автомат.
И вовремя. Сзади на БМП влетела темносерая псина с окровавленной пастью. Реакция у меня тоже была не плохая. Я прошил её в прыжке короткой очередью и нырнул в люк. Пес шлепнулся о башню и скатился под колеса. Застучал автомат Павла. Я тоже начал сверху поливать огнем бегущих собак, потом дал очередь в кучу собак, рвущих, уже убитого ими, «ера». За колонной на дороге лежали убитые и корчились раненые собаки. У трупов «еров», пировали живые псы, рыча и вырывая друг у друга кровавые куски. Но сражение стихало. Несколько собак еще бежало поодаль сбоку, зло облаивая колонну. Мы с Павлом сбивали их пулями. «Еры» отступали вместе с колонной, некоторые тащили убитых или полуживых собак, которыми отмахивались, огрызаясь от подскакивающих псов. Но, в общем, собаки отступили. Точнее, отстали, так как поле боя осталось за ними. Наш «ер» вернулся потрепанный в крови на лохмотьях и на дубине. Легко запрыгнул на бронник и улегся за башней.
Колонна тянулась без остановок «Еры» лежали на вещах в кузовах машин и зализывали раны. Кто мог – себе, другие, своим товарищам. Дикое зрелище. Убитых собак закинули на последнюю машину. Скрежетали гусеницы БМП, гудели моторы. Солнце скатилось к горизонту.
Каза отстучал дробь копьем по корпусу БМП, «ер», поднялся из-за башни и наклонился вперед к Каза, опершись одной лапой. Он почти касался меня, обдавая таким ароматом крови и вони, что мне стоило больших усилий не морщиться. Каза что-то сказал своему помощнику, который начал вертеть головой и вынюхивать. Это длилось с минуту. «Ер» негромко прорычал Казе. Тот выслушал, показал пальцем вперед на дорогу и придорожную поляну. Рыкнул по «еровски». Колонна повернула к поляне. «Ер» поднялся во весь свой гиганский рост, повернулся к колонне, надул щеки и трубно, и долго прорычал. Колонна остановилась так резко, что мы прокатили с десяток метров, пока Каза не заверещал мне:
- Стой! Стой! Ночевать здесь.
Каза и «ер» куда-то ушли. Водители и «еры» потянулись на поляну. Организация была на высоте. Через пару минут разгорался костер, свежевались собаки, висели котлы. Стало шумно и многолюдно.
- Николай, - спросил я шутя, - может присоединимся?
- Не, - Николай вообще шутки понимал с трудом,- я в голод собачатину не ел, не то, что сейчас. Командир, ужин готов. Давай-те сюда.
Николай, хозяйственный мужик. Всё умеет. Живет с дочкой, жена давно погибла, а не женится. Из-за дочки.
В БМП уже был накрыт складной стол. Разложен сухпай, в котелках парил суп. Стоял термос. Этот умелец из пароварки соорудил электроварку, которая подключалась к электросети БМП. Причем тэны были залиты сплавом вроде припоя, поэтому после разогрева температура долго не падала. У него же был и двухлитровый термос-кипятильник, и тоже от бортсети. И все это готовилось на ходу, несмотря на ямы и ухабы.
Вообще-то мы всегда старались ужинать на воздухе, но сегодня я был согласен с Николаем. Совсем не хотелось быть объектом внимания этой чудной толпы, воняющей звериным запахом и псиной.
Павел достал фляжку со спиртом:
- Командир, может глотнем по маленькой, так сказать – за битву.
- Мужики, разрешаю, но понемногу, – бойцы знали, что я не пью и никогда не настаивали.
- А битва… звериная бойня это была. Нормальные люди сидели бы на верху машин и из автоматов эту свору всю положили ещё на подходе, - резюмировал Николай.
Павел видел немного, но, было видно, что увиденное его впечатлило:
- Понимаешь, Николай, они, «еры» эти, из людей на глазах в зверей превратились. Рычат, стоят на четырёх, хватают всеми четырьмя лапами. А силища… Сам видел, как один собаке голову оторвал, а лапы – это запросто, - восторгался Павел.
- Да,- подтвердил я,- а стрелки никакие. Патроны почти впустую пожгли и автоматы бросили. А дрались, конечно отчаянно. Но всё равно троих, я видел, собаки порвали.
- Я то почти ничего не видел, - расстроено сказал Николай. – Но, ты, Командир, вовремя приказал люк закрыть. Вижу в перископ, летит морда, пасть огромная, во, – Николай показал руками ширину, - вся в крови. Ну, думаю, хорошо, что люк прикрыл, а то, точно, голову бы откусил.
Я, конечно, усмехнулся в душе, показанной ширине пасти, но даже поежился, вспомнив, что эта пасть летела на меня.
А на поляне кипела своя жизнь. Водители сидели одной группой у большого котла, ели варево из пластиковых мисок. «Еры» сидели и лежали другой группой с большими кусками мяса. Некоторые просто рвали его зубами, но большинство орудовало руками и ножами. Интересно, почему в драке, они ножи на применяли? Я невольно проникался к этим «странным людям» уважением. Отважны, никто не струсил, не убежал. Мало ли, что на нас непохожи. Всё-таки похожи на людей. Вот и перевязки почти у всех. И Каза среди них, ходит, что-то говорит. Слушают, отвечают.
Про нас, как будто, забыли. Тем не менее, я приказал организовать ночевку в БМП. Не сахар, но мало ли что. А пока, мы сидели на броннике и говорили обо всем и ни о чем. В нас сидела тревога за наших посланцев, а вдруг их выследили собаки. Тогда шансов спастись у них немного. Подошел Каза.
- Начальник, пойдем со мной. К Солнцеподобному. Оружие оставь, – довольно небрежно сказал, и, не ожидая моей реакции, пошел вперед по дороге.
- Мужики, пошел я. Надо узнать о них побольше. В «броник» никого не пускать. Условный стук, моя дробь, вы знаете.
Бойцы понимающе кивнули. Я соскочил на дорогу и быстро нагнал Каза. Я хотел расспросить Казы о нем, о людях-водителях и зверо-людях. Но, взглянув на его кислую рожу, вопросы умерли, не родившись. Я понял, что отвечать он мне не будет.
Вскоре мы свернули с дороги, прошли мелкий подлесок и вышли на открытое пространство. Раньше здесь было поле, сеяли пшеницу или овес, но поле сейчас поросло выгоревшим бурьяном, среди которого стоял шатер, палатки, горел костер и суетился странный народ. Не было заметно, что они тоже воевали, хотя я успел заметить разделанные туши здоровенных псов.
Процедура допуска не изменилась. Охранники посмотрели и обнюхали. Я вошел в шатер. Удивительно! Ничего не изменилось. Будто шатёр вместе с содержимым просто переместился на новое место. И «Солнцеподобный» сидел точно также. Каза исчез незаметно. «Солнцеподобный» с каменным лицом изрёк:
- Мне сказали о твоем подвиге в бою. Выбирай любую награду, – и
стукнул металлическим стержнем по цилиндрику на подставке. Мелодичный звук ещё не затих, как из-за занавесей выскочили две полуголые танцовщицы с бубном, и ещё с чем-то струнным. Выкатили пару столиков. На одном сверкало золото и камни, на другом, всякие коробки, ножи, пистолеты. Девушки выгибались передо мной под мелодичные звуки. Я смотрел на все это, как на концерт.
- Друг мой, - неожиданно нежно, проворковал «Солнцеподобный» - выбирай любую красавицу на ночь, а любые богатства, навсегда. Ты заслужил награды.
- Спасибо, - я чуть не поперхнулся его титулом, - «Солнцеподобный». Но мне не надо ни девушки, ни богатства. Мы выполняли свой долг по, - я хотел сказать, «по человечески», но остановил и поправил себя, - по дружески.
- Зря, Вад, отказываешься, - недовольно заявил «Солнцеподобный», - я же от души. Приглашаю тебя на наше «причастие». Ужин, по вашему.
Девушки, музыка исчезли, будто и не было. Мне совсем не хотелось ужинать неизвестно чем и с кем, но любопытство взяло верх.
- Спасибо за приглашение, «Солнцеподобный», - с долей издевки, ответил я и, как говорится, откланялся.
Я вышел на воздух и вдохнул полной грудью, сбрасывая с души неприятное чувство духоты и чего-то липкого и фальшивого. К счастью, на меня никто не обращал внимания. Я спокойно выбрал место немного поодаль от кострища и уселся чуть позади группы, похоже, монголов, сидящих по восточному, неподвижных, как истуканы.
Большой костер уже прогорел и светился угольями. Народ, в большинстве «еры» обоих полов, молча, сидели вокруг костра. Вдруг, я не успел заметить, сверху, через головы, как огромная птица, спрыгнул разрисованный и разодетый Арра в пространство между костром и сидящими.
Сверкающие одежды, гром барабанов, вой каких-то музыкальных инструментов. Толпа взвыла.
Костер полыхнул белым дымом. Арра, развевая свой «плащ», обежал вприпрыжку костер, захватывая за собой шлейф дыма. Толпа вскочила и задвигалась в конвульсивных движениях, хватая дым руками, вдыхая его. И вот уже вся поляна заволочена дымным облаком, из него несется рев и топот, мельтешат странные тени.
Дым дошел и до меня и старцев. Терпкий аромат каких-то трав кружил голову. Я чувствовал, как меня одолевает радостная эйфория, как от алкоголя. «Монголы», сидя, раскачивались и тряслись в странном ритме. Я тоже готов был вскочить и прыгать, и орать. Но рассудок и сила воли меня удержали. Барабаны разом замолчали. Дым рассеялся. Рев поднялся на высокую ноту и разбился на отдельные вопли. Толпа хлынула к кострищу. Удивительное дело - угли не светились. С десяток «еров» вынимали из кострища большие емкости, похожие на гробы, вклинивались в толпу, которая тут же образовывала отдельные группы. Один «ер» отхватывал ножами куски мяса, другой ловко раздавал их окружающим по какой-то системе. Перед «монголами» тоже возникла женщина «ерка» с блюдом дымящихся кусков. Я почувствовал просто зверский голод до дрожи и готов был хватать куски и жрать. Я уже потянулся за куском, но затылком почувствовал взгляд и обернулся. На меня смотрел, закутанный в черное, поэтому малозаметный, Арра. И он усмехался. Я передернулся, стараясь избавиться от наваждения голода. Арра исчез. Я встал и пошел обратно в свой лагерь. С каждым шагом, озверение и дрожь уходили, возвращалась ясность ума.
Бойцы встретили меня наверху, сидя на «бронике».
- Командир, - это Николай,- что с тобой? Глаза у тебя какие-то сумашедшие. Что там было? За тобой не гонятся? Прешь, прямо, на четвёртой передаче.
А мне, казалось, что я совершенно спокоен. Действительно, я шагал огромными шагами и, как мог, быстро. Я остановился, положил руку на теплый «броник». Перевел дух.
- Ничего такого, мужики. Смотрел, как они «причащаются» перед жратвой. Зрелище впечатляет.
- У нас, Командир, тоже концерт нехилый был. Жрут, рычат, рвут куски друг у друга. Наш ер нам собачью ляху припёр.
- Ну и как, понравилась? – пошутил я для нервной разрядки.
- Ага. Отдали назад, да ещё ириску дали. Ушел довольный. Вообще непонятно: то, как люди, то, как звери. Но в одиночку лучше не встречаться. А там, что было?
- Было у них какое-то «причастие». Перед костром сам вождь плясал, потом траву одурманивающую в костер кинули, от неё жрать хочется до озверения. Все, как сумашедшие, жрут, орут, дергаются.
- Так тебя то, накормили?
- Сбежал я. Чай есть?
- Обижаешь, Командир. Горячий, в термосе.
Мы спустились в БМП. Я стал рассказывать, прихлебывая чай.
Разговор прервался глухим стуком по броне.
Бойцы шустро подскочили к лючкам.
- Командир, - приглушенно проговорил Николай, - там трое еров к нам долбятся. У самого здорового – дубина. Что делать будем?
Честно говоря, и я не знал, что делать. Но решение должно быть немедленно.
- Разговаривать будем, тогда и видно будет.
Я высунулся в люк.
У машины стояла семья еров. Это я понял сразу. Мужика-ера я узнал по одежке. Это был тот, который брал у меня бутылку водки для вождя. Ещё тогда мне бросились в глаза цветастые завязки, которыми были подвязаны рукава комбеза на запястьях. Больше я у еров никаких завязок, ни у кого – не видел. Жена его была помельче, из одежды, если вообще эти обноски можно было назвать одеждой, был цветастый халат. Завязки мужа, похоже, были из пояса от этого халата. Третьей была взрослая дочка.
В отличие от родителей, которые были похоже на ряженых зверей, девушка-ерка была на удивление, неплохо сложена. Она не горбилась, лицо её было более монголовидное, чем еровское. На лице, именно на лице, а не морде, волос не было видно, а тело почти не прикрывал легкий рыжеватый пушок, из-за чего она выглядела загорелой крепкой девушкой под два метра. Раскосые её глазенки смотрели с любопытством, без всякого страха. Даже приплюснутый еровский нос не портил её, наоборот делал лицо задорным и удивленным. На ней была яркая короткая юбочка и корсет, который ей был мал. Её небольшие светлокоричневые груди торчали выше корсета. Я понял, что девушка, по своему, копировала людские привычки и одежду танцовщиц.
Я посмотрел в раскосые глаза девушки-ера и… Это был шок. Взгляд такой человеческой любви и восторжености не просто поразил меня… Бросил в жар. Только этого мне не хватало. Отец-ер, что-то бормотал, а, может, и орал, я не слышал. Я видел только её глаза, от которых был не в силах оторвать взгляд.
- Командир, командир! – меня чувствительно стукнули по ноге и я очнулся.
Николай упорно дергал меня за одежду. Отец-ер бормотал рычащим голосом. Сумерки едва освещали дорогу, лес, наш БМП и семью еров перед ним.
- Командир, - голос Николая из глубины БТРа, - просит он у тебя чего-то. Ты что молчишь?
Я очнулся окончательно. Здоровенный ер недвусмысленно просил еду… Мне это было понятно, хотя его мягкое рычание я, конечно, даже не воспринимал за речь. Девушка сделала шаг ко мне, я взглянул в глаза девушки-ера и понял её без слов, но, по человечески:
- Отец просит вкусную палочку для меня.
Я от неожиданности даже не удивился, хотя я видел, что она не разжимала губ.
- Это был шоколад. Я обязательно тебя угощу, – ответил я и вдруг поймал себя на мысли, что сказал я это молча, про себя.
Девушка-ера рыкнула, отец-ер замолчал и, ну просто «завилял хвостом», которого, впрочем, у еров не было.
- Николай, - позвал я в люк, - дай мне шоколадки для гостей.
Шоколад у нас был только в НЗ, но Командиру не отказывают. Я опустил руку в люк, и в руку легли три шоколадки. Я протянул первую еру-отцу, но ера-мама ловко перехватила её и стала рассматривать, сердито ворча. Я подал вторую шоколадку, ера-мать перехватила и её, но потом сунула отцу. Тот бережно взял шоколадку, но смотрел на еру-жену. Последнюю шоколадку я протянул девушке. Она спокойно протянула руку. Я показал, как надо развернуть обертку, взял шоколадку, слегка надкусил и положил её в шоколадную ладонь.
- Ешь, - сказал я девушке. – Это вкусно.
Девушка нежно взяла шоколадку, поднесла к носу, понюхала, лизнула надкусанный краешек и восторженно посмотрела на меня.
- Вкусно, – весело, молча сказала мне мысленно.
Мне показалось, что мысленно можно «говорить», только глядя в глаза. Я решил проверить это. Глядя в её черные зрачки я решил проговорить про себя:
- Ешь, красавица. Ты красивая девушка. Поправь одежду на плече.
На деле мысленно говорить не получалось. Слово «ешь», дополнилось в моем воображении, как она кусает шоколадку. «Красивая девушка» - после моего молчаливого комплимента, я невольно обрисовал формы её тела. А «поправь одежду» - взгляд будто пытался поднять сползший рукав с её плеча.
Она всё поняла. Я увидел это по глазам, по жесту руки, поправляющей кофту на плече и даже прикосновение благодарности к моему подбородку. Затем откусила от шоколадки и стала жевать. И даже в этом я понимал вопрос:
- Ну, как, я, красивая?
Когда-то я читал про зомби, которые гипнотизировали людей, но никто не писал, как это происходит. А тут немыслимое, не понимая языка друг друга, мы прекрасно понимали мысли. Если я перевожу мысли в слова: она сказала, я сказал, то только потому, что не знаю, как по другому, выразить мысль на письме. У мысли нет образа. Просто я понимаю, что она думает.
Я решил познакомиться с ней, как принято у нас.
- Меня зовут Вад. Как тебя зовут отец и мать? - глядя в глаза, мысленно сказал я, для чего мне пришлось дополнять мысли жестами.
Но это была очень толковая девушка. Улыбаясь, теперь я понимал примасу её лица, она ответила, не переставая жевать
- Отец – «Темный камень», мать - «Птичка», я – «Луноликая». Голосом, будет так: «Лерр», - голос позвучал неожиданно мягко.
- Красивое имя, – я сказал вслух и попробовал повторить, - Лерра.
Отец «Темный камень», что-то пробурчал недовольно, разжевывая шоколадку, которую родители с трудом развернули, но сунули их в рот вместе с обертками.
Я посмотрел в глаза еру-отцу и задал мысленно вопрос, стараясь представить бойню с собаками:
- Ты дрался с собаками?
Похоже, мне это не удалось. Ер-отец смотрел мне в глаза не больше секунды и отвел взгляд. Я перевел взгляд на девушку.
- Он не слышит тебя, – был её ответ. - Тебя слышу только я. Ты хороший, красивый.
Мать сурово, точнее, зло, посмтрела на свою дочку и без разворота шлепнула её могучей руколапой. Удар пришелся в плечо и Луноликая красавица отлетела от БМП метра на два и едва устояла на ногах. Суровая «Птичка» что-то прорычала и пошла прочь. «Темный камень» засеменил следом. Лерра обернулась в мою сторону и я услышал:
- Ты хороший, нравишься мне, – и побежала вперед под рычание матери.
Я спустился в БМП. Николай внимательно посмотрел на меня и помахал рукой перед моим носом:
- Командир, очнись, что с тобой? Что ты там увидел?
- Мужики, - усаживаясь, чтобы успокоиться, - я сейчас разговаривал с девушкой, с Леррой.
- Командир, где ты там видел девушку? Да и, вообще, ты молчал, мы бы услышали. Они тебя загипнотизировали, что ли?
- Девушка, это ерка в юбочке, зовут Лерра. Отца, который в камуфляже, зовут «Темный камень», а мать – «Птичка». – мне почему-то не захотелось говорить, что девушку зовут – «Луноликая».
Павел от души расхохотался:
- Вот эта туша лохматая – «Птичка»? А молодая, значит, девушка, Лара?
Николай отнесся более серьезно:
- Как же ты узнал это? Ты что… их язык понимаешь?
- Мужики, тут такое дело, я разговаривал с девушкой… мысленно. Она понимала меня, а я её.
- Командир, ну ты даешь. Гипноз, что ли? - спросил Павел.
Я пересказал пережитое мной потрясение, конечно без всяких там подробностей. Разговор переключился на гипноз, на гадалок. Сошлись на том: это здорово, что может получится общение с ерами. Может, люди, которых мы видели среди них, так и общаются с ними, а мы думаем, отчего все такие молчаливые.
Мы еще немного потолковали, заперли люки, устроились спать. Завтра будет завтра.
Утро начиналось, как и вчера, с суеты. По старой карте, которую я получил в штабе, я определил наше примерное положение и направление, в котором двигался странный табор. По карте выходило, что к вечеру мы, не торопясь, должны пересечь большое село. Хотя после стольких лет и событий села могло уже и не быть. День шел неспешным гулом моторов, лязга гусениц и постоянного мельтешения «еров». Они то уходили группами в разные стороны, то возвращались по одному или толпами. Их совершенно не кусали комары и оводы, которые висели над БМП столбами, над моей головой и головой Николая. Оводы, размером чуть меньше воробья, пикировали на наши накомарники. Наш проводник и страж Каза покойно сидел у орудия, комары и оводы к нему и близко не подлетали. Наш «ер», сидя за башней, без всяких эмоций, время от времени ловко ловил насекомых и отправлял их в рот. День стоял жаркий, время тянулось медленно.
Вдруг наш «ер» встал в свой трёхметровый рост, помотал головой и сиганул с брони. Я сидел за рычагами, подменял измотанного Николая, и видел, что от колонны вперед с дубинами побежали «еры» охранники. Каза сидел, как статуя, без реакции. Я решил, что опять собаки, а может ещё какое-нибудь «мута-чудо» идет нам навстречу.
- Паша, - спросил я - он сидит на моем командирском месте, а с башни обзор пошире, - видно там что-нибудь? Куда они бегут?
- Командир, не видно куда, только вперед да вперед. Я сейчас подменю тебя, сам посмотришь.
Мы подменились на ходу, этот трюк у нас был отработан ещё в первые бои с дикими китайцами.
Я повертел перископ с максимальным увеличением, но видел только согнутые спины быстро идущих еров.
Где же идет второй отряд с их вождем? Вот уже второй день гребем по раздолбаной дороге, а первого обоза не видно и не слышно. А ведь там народу поболе сотни, да ещё девки-танцовщицы? По карте параллельных дорог не было, значит, первый обоз шел впереди и не меньше чем за три, четыре километра, иначе на очередном увале мы бы их увидели. Так я сидел и размышлял о сложившейся проблеме, как освободить своего товарища и уйти самим. В свой второй приход в ставку я его уже не видел. Правда, по отношению к нам, совершенно равнодушному, я не думал, что его будут мучать или жрать. По логике всё правильно, у них заложник, гарантия, что мы не смоемся. Ещё я думал, как бы наладить связь с ним через Лару, так называть её мне было привычнее. Хотя представления не имел, где она находится и встретимся ли мы снова.
Вдруг в послеполуденную тягомотину безветрия вклинились звуки далекой стрельбы за сопкой впереди. Я услышал приглушенные лесом и расстоянием две длинные пулемётные очереди и хруст автоматных выстрелов. Но огневая стычка была короткой, минут пять, не более. Наступила тревожная тишина, если забыть о гуле моторов и лязге гусениц. Наш обоз медленно вползал на перевал сопки. Наш проводник сидел, как изваяние.
- Паша, Николай, выстрелы слышали?
- Нет, командир. Тут и пушку не услышишь, я же в шлеме. А кто стрелял?
- Не знаю. Пару очередей из ДШК, да несколько очередей из автоматов. А теперь тихо. Интересно, это их пулемёты или тех, кто их встретил?
- А ты, Командир, пулемёты у них видел? – это вклинился Николай.
- Нет, не видел. Но мы не знаем, что у них в первом обозе есть. Мы же видели какие шатры, да барахло они разворачивают каждый вечер. На чем-то же везут, чем-то охраняют. И получше, чем этот хлам.
- Да… - протянул Паша, - если б не Сергей, ушли бы от их «охраны», как делать нечего, - подчеркнул он саркастически.
Конечно, я так не думал, что нас, вроде, и не охраняют, и оружие мы не сдали, но в какой-то степени я был с Павлом согласен.
Неожиданно наш проводник встал и закричал, чтобы перекричать шум моторов:
- На обочину и останавливайся.
Я повторил его крик Павлу и оглянулся.
Вся колонна неровной змеёй растянулась вдоль дороги. Один за другим глохли моторы. И больше никакого движения.
Вдалеке послышались звуки боя, редкие выстрелы, два взрыва гранат.
Я спросил Каза:
- Что случилось? Кто стреляет?
Каза повернул своё каменное лицо, посмотрел будто сквозь меня и отвернулся, затем он соскочил с «броника», подбежал к одной из машин, вскочил на подножку. Машина взревела, вывернула на дорогу и понеслась, мотаясь по ухабам. Тревога прямо висела над головой. Я принял решение.
- Паша, отцепляй БТР, Николай, поедем, посмотрим, кто и с кем воюет.
Когда мы выехали к спуску на равнину, выстрелов уже не было. Впереди было село. Нам сверху было видно, что еры хозяйничают в нем. Они таскали людей, как тряпичные куклы и кидали в общую кучу. Даже издалека были видны лужи крови на улице. Вот тебе и бойцы-товарищи. Звери.
- Командир! – это Пашка кричит с болью и злостью, – неужели будем смотреть? Они наших бьют! Сволочи! А мы их - шоколадками!
Как остановить это побоище? Я понимал, что шансов у нас немного, но и наблюдать это, было выше наших сил.
- Николай, - голос мой срывается, - давай на улицу, рассекай толпу зверей и разворачивайся на полный оборот. Может в дальнем краю ещё есть люди, прикроем их хотя бы.
Мотор взревел на полных оборотах. Мы с Пашкой начали стрельбу, чтобы как-то отвлечь еров от безнаказанного убийства. Николай направил БМП на пятерых еров, которые тащили что-то громоздкое. Я срезал очередью двоих, но остальные успели отскочить, реакция у них исключительная. Один из них попал под очередь Пашки. БМП подскочил, подминая убитого ера, задрал нос и со всего маху левым бортом налетел на то, что тащили еры. Так как скорость у нас была немалая, БМП крутануло так, что я грохнулся головой и корпусом о орудийный лафет и потерял сознание.
Я пришел в себя от яркого света в глаза. Увидел, что меня тянут за ворот куртки по земле. БМП лежал на боку, носом в кювет. Колёса крутились. Вместе с сознанием пришла боль, которая была во всем теле. Вдруг меня резко отпустили, я упал на спину, увидел здоровенного ера, что тащил меня и увидел нашего проводника, который что-то кричал ему. Ер равнодушно взял меня за ворот и потащил куда-то вбок. Резкая боль погасила свет в моих глазах.
Когда я снова пришел в себя и открыл глаза, было темно. Тело было мне совершенно чужим, оно было, как будто отдельно от сознания. В нем была боль от неудобного положения, а голова была равнодушна и к телу, и вообще ко всему. Это состояние мне было знакомо, ведь я бывал дважды ранен в прежние времена. Значит, ранен, сказал я себе и попытался пошевелиться. Мозг включился, я пошевелил правой рукой, ощутил ладонью землю, и услышал громкий шепот:
- Николай, Командир очнулся.
В темноте четыре руки начали гладить, точнее, ощупывать меня.
- Ребята, - спросил я, еле ворочая языком, - где мы? Что со мной? Руки, ноги есть?
Я спросил, про руки и ноги потому, что не чувствовал ног и левую руку.
- Есть, Командир. И ноги, и руки, вроде, целые. Ты прости меня, дурака, попёр на этих зверей, не подумавши. Они перли какой-то комод, или ящик, а мы на убитой обезьяне подскочили и колесами левыми на комод. А он не развалился, гад, От удара руль у меня выбило из рук и… в общем, мы на бок легли. Прости, Командир.
- Мы в подвале под домом сидим, - это уже Павел. – Ты не закрепился, и если бы не шлем, то точно бы голову проломил. Каска треснула.
- А сюда, как? Вы то целы? – язык едва ворочался, но бойцы меня поняли.
- Мы на бок легли на мою амбразуру, – Павел говорил торопливо, негромко, но я расслышал его. - Автомат в люке заклинило. Пока я отцеплялся, тебя еры выдернули из люка. У тебя люк был открыт, когда мы рванули.
Точно, люк я не закрыл. Да и вообще все сделали по глупому. «А как надо было по умному?» - спросил я себя, но ответа не было.
- Потом проводник наш подошел, – это голос Николая,- постучал и сказал, что если сами не вылезем, он тебя ерам отдаст, чтобы разорвали. Мы слышали, как ты стонал. Поняли, что ранен или покалечился. Ну и вылезли. Тебя, беспамятного, ер тащил волоком за воротник. Мы кинулись к тебе, чтоб на руках нести. Ер так маханул лапой, чуть голову Пашке не отшиб. Синяк на пол лица. Так и тащил.
- Затащил в дом, бросил. Мы к тебе, – это уже голос Павла, - потом пришел проводник с двумя монголами. Открыли погреб. Проводник говорил: «Полезайте и своего заберите, вождь решит, что с вами делать.» И закрыли крышку. Сидим уже часа три в темноте. А ты молчишь и не шевелишься.
- Пить хочется. Ног не чувствую и руку левую. Потрогай руку, ноги, может, переломаны, – я устал говорить так длинно. Голова была, как чугунная, боль давила на глаза.
- Сейчас, командир.
Я услышал, как Павел отвинчивает крышку фляжки. Молодец, всегда у него все на месте. Вот он ощупывает меня, ищет лицо. Я протянул правую руку и нашел его руку.
Несколько глотков родниковой воды слегка взбодрили меня. Николай потянул мою левую руку и острая боль пронзила меня.
- Стой, - со стоном прошептал я, - больно. Сломана наверно. Попробуй ноги.
От шевеления ног боль была не сильная, но я их не чувствовал.
- Командир, - голос Павла, - я сейчас тебе ампулу вколю, легче станет.
- Ладно, давай. Расскажите, что видели в селе, - боль отступила, я заговорил громче.
- Много убитых. Головы разбиты. Живых видели. Их куда-то гнали, как скот. Барахло стаскивали на улицу в кучу. Монголы, или китайцы его рассматривали. Пожалуй все, что успели увидеть, – Николай замолчал.
- Убивали всех подряд, - добавил Павел,- там и женщины, и дети. Женщин и детей гнали отдельно от мужиков… которые остались. Немного их.
Слабость снова навалилась на меня, и я провалился в небытие или сон, не знаю.
Я очнулся от звука тяжелых шагов наверху. Резко открылся люк. Вместе с потоком света в люк уставилась равнодушная морда ера. Бойцы насторожено ждали. Морда обнюхала воздух и исчезла. К люку подошел наш проводник:
- Вытаскивайте своего начальника, – приказал он безучастно.
Бойцы с трудом вытащили меня наверх. Боль в поврежденной руке пронзала меня при всяком неловком движении. Меня положили на пол. Ер закрыл люк.
- Вы пойдете со мной, - просто сказал Каза.
- Мы без него никуда не пойдем, - успел сказать Николай.
Ер в одно мнгновение схватил лапами за вороты Пашку и Николая и бесцеремонно поволок их как мешки с картошкой через порог на улицу. Каза вышел следом.
Было утро. Солнце освещало через окна небогатую, но ухоженную деревенскую обстановку. В одном углу стояла древняя пружинная кровать с подушками, в другом – раскладной диван. Возле дивана в углу на тумбочке стоял небольшой плоский телевизор. На потолке стеклянная люстра с висюльками. Между окнами стоял стол, возле стола лежали два опрокинутых стула.
- Испытали движок, - сказал я себе с тоской, – автопробежали...
Мне, по дружбе, дали БМП, бойцов, чтобы я проехал из «пункта А» в «пункт Б». Проверил двигатель на новом топливе – воде, в полевых условиях. Потому что в «пункте Б», по сведениям, могли знать о моих или Димкиных родителях. Там жили беженцы с Хакасии. Димона удачно отправил. У него опуск, жена, сын. Как я им в глаза бы смотрел. А как перед начальством отчитаться? Если выживу…
Злясь на еров, на себя и на весь мир, я опёрся на целую руку, кое-как подтянул тело к дивану и даже смог сесть возле на бесчувственную задницу. Ступни ног лежали на полу боком. Через какое-то время открылась дверь, вошли две молодые китаянки. Одна поставила на пол кувшинчик и маленькую пиалушку, другая поставила под мою правую мою руку небольшой поднос с какой-то едой. Затем отошли в сторону и застыли раскрашенными куклами.
Я налил из кувшинчика в пиалушку коричневую жидкость. Понюхал, слабый запах трав, попробовал – холодный чай. Выпил. Есть не хотелось. Я выразительно показал глазами и жестом, чтобы они ушли. Они и ушли вместе с чаем и едой.
Я остался в одиночестве. Внешние звуки не проникали, а заглянуть в окно я не мог. Прошлось подтащить самовязанный коврик к дивану и улечься поудобнее, не тревожа повреждённую руку. Я размышлял: «Никому не помогли и сами вляпались по полной. Ни машины, ни оружия, а главное – нет свободы. И бойцы мои могут попасть под раздачу - убьют и не моргнут. И сам я, как бревно, бери кто хочет, делай, что хочешь. Незавидная участь». Ощупал себя, как мог. Наткнулся на боль при ощупывании ребер, - понял, что сломано два ребра. Раненая рука не синела, это уже было хорошо, значит рана не тяжелая. День тянулся медленно. Пытался осмотреть дом, в котором находился. По порядку и чистоте было видно, что здесь жила бездетная пожилая семья. Я хотел найти что-нибудь, что сгодилось бы в качестве оружия. Выполз на кухню. Но кухонный стол для меня был недоступен. Моя попытка взгромоздиться на табурет окончилась падением на больную руку. Даже сознание помутилось. Входная дверь была наверное подперта снаружи. На мой стук в дверь никакой реакции не было. Похоже, меня даже не охраняли. Я переполз обратно к дивану на коврик. Несколько раз я задремывал, а просыпался от боли в руке, в груди, от неудобного положения. Наступили сумерки. Я задремал.
Проснулся от скрипа входной двери. Комната освещалась сполохами огня за окном. Слышались приглушенные звуки музыкальной какофонии. От двери шли две китаянки, одна со светодиодным светильником, другая с подносом, на котором стоял кувшинчик, пиалушка, овощи, куски мяса, источающие тепло и дурманящую вкусноту запаха. Всё это, поставленное почти под носом, разожгло зверский аппетит. Я сглотнул слюну и готов был накинуться на жаркое. Меня остановил взгляды девушек. Они смотрели на меня и поднос с едой с болью и ужасом. И я всё понял. Я же видел, что едят еры! Значит мне принесли человечину. И запах вкусного мгновенно изменился. Я почувствовал запах горелого тела человека, мне доводилось его ощущать в боях. Я резко отодвинул поднос и спросил хрипло:
- Это человечина? Уносите.
Девушки ничего не ответили, но меня поняли. Одна из них сняла кувшинчик, пиалушку, на которую положила булочку, а сверху помидор, взяла поднос, отступила к двери и застыла. Я буквально затолкал в себя булочку, помидор и выпил пиалушку чая. Из прошлого я знал, что голод, не лучший товарищ узнику. Мне нужны силы, надо есть.
Девушки неслышно удалились вместе с фонариком. Окно потемнело, барабанов не стало слышно. Надо было спать. Спать, чтобы восстановить силы. И я уснул.
Утром всё повторилось. Девушки вновь принесли поднос. Теперь на тарелке с рисом лежали котлеты или похожее на них. Я посмотрел девушкам в глаза. Они отвели взгляд. Я съел булочку и
выпил чай. И потянулась неизвестность. Ноги так и не действовали, даже боли от них не было, я щипал их по очереди. Левая рука висела, как плеть. Я понял, что она просто вывернута из сустава, но как её вправить самому, я не представлял. Этому нас не учили. Тем не менее, я смог взгромоздиться на диван. Лежать на полу было как-то унизительно. Я ждал.
Вул появился около полудня. Время я определил по высоте солнца, лучи которого иногда заглядывали в окна. Заскрипела дверь, тяжелый мужской шаг. Вул, «Солнцеподобный», явился в обычной одежде, что было даже необычно. Следом за ним неслышно впорхнули девицы с разной едой. За ними ввалился огромный ер в камуфляже с отполированной временем дубиной и резным низким столиком, «дастарханом», такие я видел у монголов. На пол постелили ковёр. Столик поставили передо мной, на него поставили еду, бутылку водки, бокалы, ложки. Девушки исчезли. Ер сел по собачьи у порога и замер. Вул сел к столу и начал открывать бутылку.
- Вад, давай поговорим по человечески, - Вул сказал это просто, без всякой рисовки. – Я же ничего про тебя не знаю, расскажи. Просто так. А я про себя расскажу. Заодно и пообедаем. Не боись, человечины тут нет, курица. Сам видишь.
Выхода не было. Беседа могла мне что-то прояснить, в разговоре я хотел узнать о своих бойцах, да и, вообще, вопросов было много. И время надо было тянуть, Димон должен был выжить, дойти и привести помощь. Поэтому я кивнул.
- Тогда наливай. С чего начать? – спросил я.
Вул налил бокалы почти до краев. Неудобно и болезненно было брать бокал. Больше всего я боялся свалиться с дивана, но… получилось. Мы выпили. Вул подвинул мне хлеб и курицу.
- Давай с того момента, когда нас в деревне накрыли. Помнишь? Кстати мы в этой деревне сейчас. Я специально крюк сделал. А ты, что, не понял?
- Нет, не понял. Я почти всё забыл, – я немного слукавил, я ничего не забыл, но что это, та самая деревня, точно - не знал.
- Ну, как мы прокололись и попали в засаду, ты помнишь?
Я кивнул.
Вул, развалился на стуле и погрузился в воспомининия:
- Когда стрельба началась, я был в соседнем доме. Завалил из «макара» мужика, бабу ножом ткнул, чтоб не верещала, и к вам. Ты сидел на полу, как болван. В кровище валялись дед с бабкой, девчонка малая и Пид без черепушки. Мозги россыпью. Я тебя окликнул. Ты молчишь. Понял, что ты в прострации, понятно, первый раз на мокрое дело попал. Слышу голоса. Свидетель мне был не нужен. Я тебе в голову пальнул, успел заметить, что ты свалился, и ходу. Когда бежал, на пулю нарвался, в левое плечо. Но удачно, насквозь. Я даже не упал. А ты как выжил?
Я сразу даже не мог начать говорить. Спазм. Вул это заметил. Налил полбокала себе и мне.
- Выпей, пройдет.
Я почти механически выпил. Вул взял у меня бокал и вложил в руку огурец. Я откусил, прожевал. Спазм отпустил.
- Я тебя не слышал. И выстрела твоего не слышал. Удар по голове, и я отключился. Пулей контузило слегка. Когда очнулся, встал и пошел в лес. За мной никто не гнался. Два дня плутал, пока не вышел к дороге. На третий день пришел домой, к деду. Наплел, что ходил на озеро, рыбачить. На переправе лодка перевернулась, друзей потерял. Заблудился. По голове, сказал, лодка ударила. Вроде поверили.
- Ну, тебе повезло. Похоже, я всех на себя оттянул. Ночь. Они и не знали, что вы в соседней хате были. Везучий ты, Вад. А как до командира дослужился?
- А ты что, под войну не попал? Я на курсы сержантов записался, там кормили все-таки. Потом пошло, поехало. Кто только на нас не перся. Со своими бандитами воевал, с бурятскими, монгольскими, китайскими. Командирское училище ускоренное прошёл. Так и до капитана довоевался. А ты куда попал?
- У меня история побогаче. Короче, решил я отсидеться в Уяре. Не был я уверен, что ты помер. Думал, если попался, меня сдашь. И улика осталась - машина. Плечо болело и распухло. Три дня плутал, чуть живой, вышел на зимовье охотничье. Повезло, утром эвены местные пришли. Я им наплел про бандитов. Отвели к своей знахарке. Та посмотрела на меня, как на прокаженного. Потом молча повела в свою халупу. Ведьма эта со мной не разговаривала. Молча еду давала, молча лечила. Через неделю рука зажила. Она вывела меня далеко за стойбище, когда только светало. Дала пакет с сушеным мясом. Потом заговорила. По русски. Что я кровью пахну. Что убить меня она хотела, но духи ей не разрешили, потому что мне предстоит стать шаманом. Черным шаманом. И показала куда идти. На юг.
Вул перевел дух. Налил наполовину бокалы.
- Давай, Вад, выпьем да закусим. Хочешь ещё послушать про мои приключения? Это не твоё – служил, воевал.
- Давай, - поддержал я его, потому что чувствовал зверский голод, - У меня тоже приключений немало было. Но у тебя покруче. Ты что, точно шаманом стал?
Вул довольно хмыкнул. Какое-то время мы усердно расправлялись с курицами. Я всем видом старался не показать боль от вывернутой руки и неудобство от нечувствительных ног и однорукости. Вул откинулся на спинку стула. Я тоже отодвинул тарелку и решил подтолкнуть Вула к дальнейшему повествованию, я понял, что ему хочется выговориться перед человеком, который его знает, понимает и может беспристрастно оценить:
- И где же ты шаманство освоил и вождем стал?
- Да, - протянул Вул, - скоро только сказка сказывается. Сколько лет мы не виделись?
- Почти двадцать лет прошло. Немало.
- Немало. Ну ладно, значит, дальше было так. Побродил я порядком, пока однажды ни нарвался на монголов. Я и до этого шустрил по дороге. Приоделся, золотишко, камушки в карманах, иногда машину попутную возьму и качусь, пока бензин есть. На юг я шел не прямой дорогой и без малого год. Я решил попасть в Индию. По глобусу смутно помнил, что от нас она на юге, а из телевизора знал, что там полно всяких фокусников, значит шаманов. Про Памир, Тибет и что горы надо перейти, я представления не имел. В Монголии, за золото, конечно, прибился к каравану местному, к тому, который шел в Тибет. У меня был свой верблюд с поклажей. По привычке прикормил себе соглядатая, из местных, пообещал в долю взять. Вот он мне и сказал, что скоро будут проходить по улусу монгола, который дань с них берет. Меня караванщики ему и сдадут, как чужака. Те ограбят, убьют или продадут в рабство. Мы договорились слинять. Сам понимаешь, веры у меня к нему тоже не было, и я сделал ход конем. И не ошибся. Этот гад хотел срубить и с меня и со своих. Короче, я его подставил по полной. Отдал ему верблюда с мешками тряпок разных, взял его коня, вроде как на время, он в охране состоял. В общем, он с верблюдом махнул в одну сторону, я в другую. Назначили место встречи. Понятно, двух часовых пришлось завалить. Я выиграл почти сутки, пока они там с ним разбирались, наверное, меня ждали. Двое суток меня гнали уже местные, конников десять. Скорее всего, караванщики меня им передали. Упертые. Золотишко пришлось закопать, до лучших времен. Но и налегке уйти не получалось. На мое счастье начались горы. Коня загнал, добил, крови попил и с тропы по распадку ушел. Шел и день и ночь. Попал на каменную осыпь. С полкилометра катился с камнями вместе. Нога вывернулась в колене напрочь. Лежу, полузасыпанный, еле дышу. Под утро чувствую тянут меня за вывернутую ногу. Я заорал от боли, дернулся. Успел подумать – догнали гады. Выдернули меня, как пробку из бутылки. Не дамся, думаю, выворачиваюь, как змей, сам за пистолетом тянусь. И вижу морду обезьянью, здоровенную. Обезьяна меня, как куклу, бросает на камни. Я отключился.
Похоже, что Вул рассказывал правду. Видно было по глазам, что он переживал то, о чем рассказывал. Он нервно взял бутылку, налил водки и залпом выпил. Выдохнул, расслабился.
- Представляешь? Открываю глаза - я в пещере. Вонища. Свет полутемный. Почти рядом спиной ко мне лежит огромная обезьяниха, и два детёныша чуть меньше меня, её сосут. Смекаю, значит, я тут на ужин. Осторожно нащупал пистолет. Медленно вытащил, стал взводить. Патрон в стволе был. Она щелчок услышала и стала поворачиваться ко мне. Тут уж кто быстрей. Стреляю, от живота. Целил в голову, попал в спину. И покатился в угол, подальше. Она вскочила на корточки, детёныши разлетелись в стороны. А у меня ствол заклинило. Потом уже увидел, что гильзе вылететь некуда было, пистолет к камню собой придавил. Потом взвыла жутко и рухнула на живот. Ко мне ползти пытается, а задние ноги волочатся. Легла посреди пещеры и заплакала. Веришь, слёзы ручьем из глаз и стонет. Детёныши приползли, пристроились сосать. Так мы с час лежали, друг на друга смотрели.
Пещера приличных размеров была. Детёныши насосались, начали играть друг с другом, потом прижались к ней и уснули. Я ушел подальше, перебрал пистолет, поел немного. Рюкзак был хорошо приторочен, он, наверное, меня и спас, когда эта образина меня на камни кинула. Да, самое главное, нога на место встала. Побаливает, конечно, но ходить могу. Обошел пещеру потихоньку, нашел щель, где эта тварь не могла бы меня достать и тоже уснул.
Вул замолчал, задумался или в себя погрузился. Я подождал, потом негромко спросил:
- Так это и были еры?
Вул, как бы очнулся, посмотрел на меня непонимающе, потом расхохотался:
- Еры, значит. Нет, брат. Еров я сам сделал. Это были йети, так их местные звали.
- Что значит сам? – я действительно не мог этого понять.
- А вот так, Вад, сам, – Вул приосанился и снова налил себе и мне. – Выпей за великого селекционера, который из обезьяны сделал человека. Ни у кого не получалось, я по телеку это слышал, а у меня, получилось, – и торжественно опрокинул бокал в рот.
Можно было бы не верить ему, если бы этот самый ер не сидел у двери. Да, у него были повадки и многие признаки обезьяны, в том числе и на морде, но в нем было много и человеческого, те же глаза, повадки.
- И как же ты их создал? На это же годы нужны?
- Годы и прошли. Ты что думаешь, научил дубину держать, он уже и ер? Нет, годы… восемь лет ушло на то чтоб получилось что-то человекоподобное.
- И ты все эти годы жил в пещере?
- В пещере я прожил полгода. На второй день, как я попал в неё, пришёл самец, ещё здоровее, чем она. Зарычал у входа, она зарычала. Детеныши попрятались. Я замер в своей щели. Жуть. Но он в пещеру не вошел, порычал и ушел. Самка попыталась вылезти из пещеры, но перед входом были валуны, она постонала, но перелезть не смогла и уползла вглубь. Я вышел из пещеры когда детеныши сосали её. Смотрю, самец ей жратву принес, ветки, птицу. Я думал сначала уйти, но нога ещё болела, далеко бы не ушел, а по следам самец меня бы враз вычислил. Я забрал добычу и притащил самке. Кинул издали, ручищи-то у неё подлинее наших. Она рявкнула, потом стала есть. С детёнышами мы подружились через пару дней. Сам не ожидал в себе таких талантов – зверей приручать. Самку назвал Веркой, была у нас в классе толстушка. Пацана назвал Гамлетом, так у нас кота звали, девочку – Пижа, как кошку соседскую. Росли они быстро. Приручались тоже. Вскоре они у меня таскали жратву, что самец приносил, даже танцевали. Поил Верку я. Ещё вначале, вижу, камни сырые лижет, понял, что пить хочет. Я набрав воды в миску, там тек ручеек в одном месте, притащил и аккуратно начал к ней двигать. Заворчала, приподнялась, потом миску сама придвинула и начала пить. На этом мы и помирились. Через месяц, Гамлет с Пижей на день удирали к отцу. Я назвал его, за глаза, Графом, мы с ним близко не встречались. Ещё через месяц, Верка подохла.
- Отчего?
- Кто его знает. Вроде ела, пила с вечера, только Гамлет с Пижей были смурные, лежали поодаль и всё, а обычно дурили или блох искали друг у друга. А ночью начали выть в два голоса. И так с перерывами. А утром, как рассвело, вижу, Верка лежит на валунах у входа, вылезть хотела. Глаза уже мутные, но ещё живая. Я лямки рюкзака привязал к её рукам, скомандовал Гамлету и Пиже тащить, сам впрёгся и мы её выволокли из пещеры. Ну, скажу я тебе, и тяжеленная же. Гамлет и Пижа легли к ней с обеих сторон и поскуливают. Она всё пыталась голову поднять, а потом уронила и сдохла. Я их позвал, бесполезно, не бросили. Ушёл в пещеру. Потом пришел Граф и утащил её. Гамлета с Пижей два дня не было. Я уже думал не придут. Сижу, костерок развел, козу разделал, обжариваю. Вижу, вваливаются, как ни в чем не бывало. Подсели рядом. К костру, к жареному, я их давно приучил. Стали есть. Я им стал мамкой и папкой. Охотились, ели, спали вместе. И ещё, я понял, что они меня понимают. Притащили с ними мои баулы, что я закопал в пути. Потом холодать стало, в пещере я б не выжил. Начал искать жильё. Нашёл хутор китайский, две семьи жили, всего шестеро. Я объяснил Гамлету с Пижей, что мы здесь будем жить, а хозяев надо прогнать. Думал, напугаем, и китайцы сбегут.
Ночью пошли, хорошо луна была, а то я убился бы. К хутору подошли с разных сторон, я, как бы, в серёдке. Вдруг, слышу рев Графа, потом и других. Жители сонные повыскакивали, а тут эти громилы волосатые. Хватают и бьют о землю, пока не убьют. Через полчаса никого в живых не было. Вижу, тут и Граф, и мои детки, и ещё один волосатик под три метра. Трупы похватали и ушли. Оказалось, что у Гамлета с Пижей был свой план. Как они сговорились с Графом и ещё одним монстром, не представляю. Вроде всё время были под рукой.
- Они, людоедами были? Тебя отчего не сожрали.
- Людоедами их сделала война. Знаешь, сколько зверья и птицы погибло в первый год? Море. Кости валялись везде. Людей дохлых тоже было полно. Радиация, холода ранние. Я видел и поселки, и целые города полные мертвецов. А на йети радиация не действовала, и холода они не боялись. Может потому, что жили на высоте, к солнцу ближе. Я для них был свой, больше того, я мог с ними общаться. Понимаешь, я, например, говорю, даже про себя, допустим: «Гамлет, возьми рукой ведро, иди к воде, опусти ведро в воду, вытащи и принеси ко мне.» Приносит, ставит, рыкает, а я понимаю, что он рыкает, он повторяет мое задание, и то, как и что делать. Телепатия.
- И чем вы занимались?
- О… Все ближайшие деревни и города были моими. В большинстве они были почти пустые. Мы заходили куда хотели, брали, что я приказывал. Везде всё дохлое было: скот, птицы и люди. И ничего не порушено. Похоже, или отравили всех, или радиацией пожгли. Но радиация была почти в норме, у меня уже счетчик был, на китайских военных складах нашел. Помнишь, по телеку когда-то рассказывали про нейтронную бомбу, она ничего не разрушает, только живность убивает. Наверное, это и было, а может снег, морозы, и дожди радиоактивные народ «поканали». Сначала возил в деревню всякое барахло, золотишко, оружие. Потом стало не интересно. Моим йетям оно было не нужно. Баб всяких привозил, увозил или скармливал своим. Для интереса подкладывал баб под йетей. И однажды у одной бабенки родился уродец полуобезьяний. Прожил он недолго, месяца два. А мне моча ударила, скрестить человека с этими образинами. Баб менял по национальности, мужиков местных заставлял баб, йети, оплодотворять. Всё бесполезно. Года два экспериментировал. Народу извёл немало.
Меня поразило, как равнодушно он говорил о людях. Будто о вещах или крысах подопытных. Конечно, войны обесценивают жизнь человека. И мне приходилось убивать людей, которых считал врагами, и своих - предателей, и бандитов. Но это была необходимость, обстоятельства, а вот так, ради прихоти – нет, не убивал. А Вул, похоже, уже не мог остановиться.
- Потом пошли мутанты. У вас, наверное, тоже пошли?
- Да. Сначала насекомые, врагов им не стало, у нас тоже птиц и зверья много передохло. Выжившие стали огромными, вот как кузнечики, например, другие помельчали. Хищники новые появились, те же собаки. Крыланы на лето прилетают, да и много разного. Поэтому и ездим с оружием.
- Вот, вот. Там тоже, но масштабы другие. Там и так живность плодилась со скорость пулемёта, а тут попёрли такие монстры и монстрики… Пришлось повоевать. Йети выручали, им всё равно было кого убивать и кого жрать. Мы теперь защитниками стали для тех, кто выжил. Просили защиты - отдавали всё, что скажешь. И грабить не надо. В героях ходил. Вот тогда одну деревню тибетцев от слонов-людоедов спасали. Это, конечно, не совсем слоны, какая-то их помесь со свиньями. Автомат их брал только метров с десяти. А йети дубиной, я научил их дубиной убивать, проламывали черепушку слоносвиньям влёт. Но потери пошли. Пижа погибла, Гамлету ногу порвали, но я зашил рану, всё обошлось. Короче, армия моя поредела в этих стычках. Да и интерес пропал. Да - про тибетцев. Взял я у них три девки, ну и кое-что из побрякушек. И обратил внимание, когда по деревне ходил, что они, тибетцы, не такие, каких я раньше видел. Так вот у их девок, от моего Гамлета родились дети и выжили. И самое интересное, что росли они, как йети, очень быстро, за год вымахали с меня. По виду получилось тоже что-то среднее между йети и тибетцами, но шерсти было поменьше. И ещё, по тибетски, по китайски, по русски разговаривать не научились толком, а по йетинси - запросто. Понимать тоже не особо. Почему, не знаю, может язык по другому подвешен, - Вул рассмеялся своей шутке,- Но меня они понимали с полслова, а то и без слов. Мамки учили их религии своей, тоже их понимали как-то. Мамкам я сказал, чтоб учили их, что я их Бог, иначе скормлю или йетям, или монстрам. А потом я попал к монахам.
- К тибецким монахам?
- К каким же ещё. Как последний лох, попался. Подослали знакомого мне китайца. Тот говорит, мол, монахи просят помощи, зверь какой-то у них завелся в окрестности, людей жрет, убить не могут, охотников тоже сожрал. Я ему толкую, что больше мы не спасатели и ни за кого не воюем. Он мне, что, мол, сходи хоть на переговоры, если не уговорят, то посоветуешь чего. И в качестве подарка дает мне статуэтку их божества из золота с камнями. Красивая вещица. И уговорил меня чаю с ним выпить. Ну и выпили. В чай дурман подложил, гад. Короче, мне потом рассказали, что я с китайцем сел в машину и уехал. Охране, вроде, сказал, что всё нормально. Те и опустили.
- Интересно, для чего же ты им нужен был?
- Когда я в себя пришел на шелковом покрывале, я тоже так себя спросил.
- Ты что, сразу понял - куда попал?
- Естественно. Открываю глаза. И сразу вижу морду монаха, я их много встречал. Улыбается, гад, умильно. Комнатка небольшая, вся увешенная коврами и ковриками с иероглифами и рисунками. Я, как бы на кровати, посередине, на богатом покрывале. Я хвать за пояс, на нем был всегда пистолет и нож, пусто. Понял, что попал. Но раз на шелках, значит гнобить будут вежливо. Хотел встать и брякнулся на кровать снова. Они мне, гады, вывернули ногу, пока я дрых. Вишь как аккуратно упаковали. Я матом попёр на монаха. Тот, довольный, улыбается, кланяется и задом за дверь. Тут же два монаха тащат столик с жратвой и выпивкой, знали гады, что я выпить люблю.
- Да, похоже, и мне руку вывернули и ногу отбили по твоему приказу. От монахов перенял.
- В принципе, да. Руку тебе вывернули, когда сюда тащили, так уж получилось. А нога… Может, спиной приложился, когда вы перевернулись, а, может, и мои уронили, - он ухмыльнулся. - Бывает в бою, сам знаешь. Скажи спасибо, что не убили. А руку выправим, как только договоримся.
- О чем договоримся? Мы уже договаривались. С людоедами мне не пути.
- Не шуми. Какие они людоеды? Просто хищники. Только прирученные. Как волк или собака, в конце концов. У меня с этой деревней свой счет, а тебе то что, твоих родичей тут нет.
- У меня к этой деревне претензий нет.
- А у мебя к ней есть. Вот я и поквитался.
- Если бы и убили тогда, то правильно бы сделали. Счета у меня к ним нет. Сам дураком был. Слава богу, что так обошлось.
- Ну, то ты, а то я. Я обид не забываю. Специально завернул сюда, чтоб шороху навести.
Если до этого я ненавидел еров, считая их и людоедами, и человеконенавистниками по натуре, то теперь понял, что, действительно, это дрессированные звери, а их укротитель и хозяин вот он, передо мной сидит и красуется битый час. Мне стало сразу противно и неприятно смотреть и слушать этого циника. Вот кто настоящий людоед. Но Вул ещё не выговорился.
- Руки, ноги выворачивать, это что. У монахов я такое повидал, что перед ними я - овечка. Что они делали со своими рабами, уму непостижимо. Мне специально показали, чтобы впечатлить. Отрубали руки, ноги, по одной и обе. Привязывали к земле так, чтобы через человека, ещё живого, рос бамбук. К дереву привязывали, так, чтобы зверье или муравьи живьем постепенно жрало. Глаза и уши вообще были, как мелочь. А ноги выворачивали, чтоб не сбежал, пока не придумают казнь. До войны их в узде держали, а потом безвластие пошло, вот они и оторвались по полной. Все деревни, что рядом с монастырём, их рабами стали. И, поразительно, никто не бунтовал. Бунтовщиков, наверное, первыми перебили.
- Жаль, что тебя они пожалели. Не было бы кому зверьми людей травить.
- Ага, пожалели. Эти люди вообще таких слов не знают. Это я всех жалею. Посмотри, сколько у меня людей – всем плачу золотом и кормлю за свой счет. Тебя, твоих людей пожалел, до сих пор живы, а мог бы и скормить. Ну да ладно. Хватит на сегодня. Что-то я разговорился, как никогда. Полежи до завтра, подумай. Мне помощник нужен, из наших. Ты хоть и лох, но честный, и мне подходишь, потому что я тебя знаю. Взамен будет тебе всё: и власть, и богатство, и бабы, в общем, всё что пожелаешь. И руку вправим и ноги.
- Нет, я тебе помощником никогда не буду, - без всякого выражения сказал я.
Вул вылил себе остаток водки. Выпил, занюхал хлебом и положил хлеб обратно.
- Ну, это ты рано сказал, – сказал он, зловеще улыбаясь, - подумай, я не тороплю. Мы же почти друзья. Ничем «таким», я тебя не загружу, пока… – поднялся и вышел.
Ер вынес столик, и я остался один.
Разговор в Вулом вернул меня почти на двадцать лет назад. Всё вспомнилось так ясно, как будто произошло только вчера.
Война… Война начиналась незаметно. Я жил у деда с бабулей, пока родители с моей сестрой и Димон с родителями уехали на три дня отдыхать «на озера». Я не поехал, потому что хотел бросить школу и идти учиться в какой-нибудь техникум. Бабуля должна была меня натаскать по математике. Полдня мы занимались, а потом я сидел за компом - играл по инету с неизвестными мне «друзьями».
Тихий и спокойный летний обед, мы сидим за столом. Бабуля, как всегда, в суете. Обычно дед за едой не разговаривает. Бабуля листает газетку с кроссвордами, и рассказывает события дня и про любимых «Одноклассников». По телевизору идет какое-то шоу. Вдруг шоу прерывается, появляется женщина на экране, на фоне Российского флага и напряженный голос:
- Беспреденцентный террористический акт совершен в Индонезии. В полёте на саммит, после приземления президентского самолета для дозаправки, на аэродроме был спровоцирован взрыв и стрельба. Обманным путем, под предлогом охраны, силой, президент России был захвачен и на армейском вертолете вывезен в неизвестном направлении. По радио, захватившие президента террористы выдвинули ряд условий…
Мы, как по команде, поворачиваемся к экрану. Ещё бы, такого не было в истории, чтобы похищали президентов. Мелькают кадры хроники, на которых мельтешат люди. Дикторшу сменил возбужденный корреспондент, который захлёбывался словами и, похоже, был счастлив, тем, что ему повезло быть свидетелем такого события. Дед сказал спокойным, отрешенным голосом:
- У нас будет война, а может и мировая. Президента убьют. Поеду, куплю муки, крупы и сахару.
Бабуля начала громко выговаривать делу:
- Что ты пугаешь меня и ребенка, никакой войны не будет. У него что, заместителей нет?
Меня это событие не волновало. Я прервал Интернет-сражение на завтрак, мне осталось пройти очередной этап игры. В политике я ничего не понимал, слово «война» меня не тронуло, у нас «война» на мониторе была каждый день. Я побеждал, иногда после неоднократной «гибели». Дед же быстренько сел за свой комп и начал читать новости. Я продолжил игру, мир жил как прежде. Дед завел свою древнюю машину и укатил в магазин. Через час, а может и больше, дед прикатил обратно и позвал помочь. Бабуля ухватилась за слово «помощь»:
- Хватит уже пялиться в компьютер, давай на улицу, помогай деду.
Оказывается, надо разгрузить машину. Мешок муки, мешок сахара, по полмешка риса и гречки, два больших пакета рожек, чая разного несколько коробок. Бабуля, которая мигом заняла моё место и уже листала «Одноклассников», заинтересовалась нашей суетой:
- Что вы там таскаете?
Я пошутил, без всякого умысла:
- Дед к войне готовится, целый магазин скупил.
Бабуля поднялась со своего места, посмотрела, что дед привез и высказала своё мнение. Обозвала деда паникёром и скрягой, Плюшкиным и ещё, и ещё.
Дед молча расфасовывал купленное в кладовой. Этим и запомнилось мне начало Войны. И больше никаких признаков. Каждый час по телеку шли экстренные новости, которые мне надоели повторением одного и того же. Вечерние новости мы смотрели за ужином. С начала похищения прошел день. Теперь террористы сообщили, что забрали наш «ядерный чемоданчик» и угрожают разбомбить Америку и Европу нашими ракетами. Требуют от американцев убираться из всех стран Азии и Африки. Но эти новости меня не касались, у меня были другие проблемы. У меня не шла игра в сети, я проигрывал. А дед слушал и смотрел и телек, и комп. Бабуля начала пытать его, причем тут «чемоданчик», Оказывается, это особая связь и кнопка, разрешающая запускать наши ракеты с атомными боеголовками.
- Но, - сказал дед значительно, - всё это мура. С «чемоданчика» никакую ракету не запустишь. Тут провокация, рассчитанная на безграмотных людей.
- Один ты у нас умный, - парировала с обидой бабуля, – все остальные - дураки и не понимают.
Дальше она перешла на деда, припомнила все его прегрешения. Я это слышал не раз и внимания не обращал. Быстро поел и переключился на свою виртуальную «войнушку». Бабуля пару раз сгоняла меня от монитора для своих любимых «Одноклассников».
Мы с дедом пошли во двор работать: пилить старые доски на дрова. В общем – обычный день. Вдруг из дома вылетела бабуля с криком:
- Дед, иди скорее, посмотри. Бомбу уже взорвали, а ты говорил, что это нельзя. Как тебе верить?
Мы с дедом рванули в дом. На экране телевизора виден был горизонт, затянутый клубами дымов. Дикторша взволновано сообщала, что город в огне, большие разрушения.
- Где взорвали-то? Страна, страна какая? – стал допытываться дед.
- Откуда я знаю, – ответила бабуля сердито, - не слышала я. – Вам и готовь, и убирай, и слушай ещё ваши новости.
На экране сменилась картинка. Дикторша сказала:
- Взрыв был снят американским военным спутником в режиме реального времени.
Крупным планом наплывала Земля с белыми пятнами облаков. Затем на земле возникла яркая точка, которая увеличилась до яркобелого мячика. Вскоре мячик погас, заслоненный серой змеёй пыли, которая приближалась, увеличивалась и расплывалась.
- Взрыв атомный, - авторитетно заявил дед, – провокация американцев. Даже спутник у них «случайно» все заснял, – саркастически подчеркнул, – «случайно».
Но даже это событие мало что изменило. Интернет работал. Магазины работали. Солнце светило. Никто никуда не бежал, не орал. Где-то на западе Германии атомный взрыв стер с Земли небольшой город. Где-то у террористов сидит наш президент. А нам то что? У нас всё тихо. Дед ходил вокруг дома, по огороду, сараюшкам до самых сумерек. Чувствовалась непонятная тревога.
Когда я засыпал, бабуля сидела за своим компом в «Одноклассниках», дед за своим - в новостях.
Наутро деда дома не было. Уехал за хлебом, как сказала бабуля. Новости по телеку были для меня непонятными, я их раньше вообще не смотрел. А сейчас выступали какие-то люди, говорили про ультиматум, про войну, про бомбы и ракеты. Я знал, что у бабули спрашивать что к чему, было бесполезно.
- Иди на огород, прополи свою грядку, как вчера договаривались, – заявила бабуля непреклонно.
Спорить с ней я не хотел и пошел на огород.
Дед приехал не скоро. Опять привез продукты упаковками и бензин в канистрах.
- Дед, ты что, серьёзно про войну говорил?
- Похоже, серьёзно. Если даже не война, то всё равно будет кризис.
- Кризис? Что это такое?
- Ну ты и темный человек. Кризис, это когда капиталисты, - он посмотрел на меня и добавил, - богачи, значит, олигархи мировые, устраивают так, что цены на всё начинают расти, богачи начинают разорять друг друга, самые богатые скупают у тех кто победнее.
- Ну и пусть разоряют, нам-то какое дело?
- Дело в том, что дележка олигархов – это война. Войны бывают экономические и военные. Но по любому, хуже всего будет беднякам. Товары исчезнут, или будут по таким ценам… Понял что-нибудь?
Откровенно говоря, я не понял ничего, кроме как – цены будут расти. Но не показывать же свою тупость.
- Понял, дед. Так ты, значит, на кризис запасаешься?
- Тут, дорогой, пахнет не только кризисом. Американцы требуют от нашей страны все наши оборонительные ракеты привести в негодность. Их будто бы могут террористы запустить на Америку и Европу. Поставили ультиматум – двенадцать часов. Потом начнут бомбить наши ракетные шахты. А это война.
- А наши что? Презика нашего освободили? А террористы взаправду могут наши ракеты запустить?
- Никакие террористы наши ракеты не запустят. Мы не Америка, это только в кино, компьютеры американские ракеты запускают. Наши не запустят, пока Ваня-солдат кнопку не нажмёт. А им террорист не покомандует. Это провокация американцев. Они хотят начать войну и начнут. И президента нашего, скорее всего, убили. И террористы эти, их диверсанты.
- А кто тогда атомную бомбу взорвал? Ты же сам говорил, что атомную.
- Я читал в Интернете заявление наших военных. Ни одна наша ракета не была запущена, ни один наш самолет с бомбами не летал. Эта сделали США. Они стравливают с нами другие страны. Понял?
- Так почему им верят, а нашим не верят?
- Потому что, это сговор наших врагов. Они обманывают людей в своих странах, врут про нас. Нашу правду скрывают, перевирают. Ты в политике не разбираешься, потому что этому не учат, ни в школе, ни дома. И меня ты не слушаешь. У них люди такие же тупые, а, может, и ещё хуже. Поэтому обмануть народ не трудно. Сейчас по телеку можно сделать любую картинку, ты же знаешь.
- И что же делать?
- Будем ждать. У нас ещё есть время. По Интернету говорят всякое. Есть те, которые предлагают сдаться американцам. Есть те, кто предлагает опередить американцев и разбомбить их. Большинство предлагает ждать. Не верят, что так просто начнут бомбить.
- А ты как считаешь, дед?
- Будут бомбить. Мы у них, как кость в горле. Не даем другие страны обижать, а тут ещё от их доллара отказались.
В общем, дед мне начал рассказывал про политику, про доллары, про Америку. Дед знал столько, что переслушать его было не реально. И я смылся, вроде как, в туалет. Политика тогда была не для меня. Понял - будет война, и будет всё дорого. Но то, что было потом, ни я, ни дед тоже, даже не представляли.
Ракетную атаку американцы начали в назначенное время. Дед ждал этот час, смотрел одновременно и комп, и телек. Я играл на другом компе. По телеку, сменяя друг друга, говорили и говорили дикторы и дикторши, дядьки и тетки. Мелькали кадры городов, толпы людей, развалины разрушенного города. Затем наступила тишина и диктор замогильным голосом объявил:
- Минуту назад в США, Турции, Японии, с акватории… - и начал перечислять, наверное, все моря и океаны, - произведены запуски ракет в сторону России. Войска противоракетной обороны России готовы отразить вероломное, несанкционированное нападение. Через несколько минут ракеты войдут в воздушное пространство нашей страны. Принимаются чрезвычайные меры по защите населения от последствий возмо ... - голос диктора пропал, а картинка на экране зарябила клеточками.
- Дед, это война началась? Что делать будем?
- Да, это война. Будем ждать и готовиться.
Дед пощелкал клавишами, но ни один канал не работал, рябь или россыпь клеток. Интернет тоже исчез. Везде табличка – «Нет связи с сервером». Мы пошли на улицу. Светило солнце, голубело небо, дул теплый ветерок, приемник пел песни о любви. А где-то в небе куда-то летели разрушение и смерть. Но это было так далеко, не верилось, что они коснутся нас.
Послышались тяжелые шаги ера. Дверь распахнулась и ко мне зашагала моя знакомая, Луноликая. Я невольно рассмеялся. Она была разряжена, как клоун в цирке. На широкое тело был напялен яркий зеленый китайский халат. На голове торчал хвост из волос закрученный яркооранжевой лентой. Брови были жирно наведены фиолетовой помадой. На запястье блестел желтый браслет. На шее болтались разноцветные дешевые бусы. На ногах, мужские светлые огромные туфли. А глаза светились радостью. Она что-то проговорила вслух, но я услышал её слова не ушами, а в мозгу:
- Я радуюсь, я нашла тебя. Я теперь красивая? Я, как те девушки, которые танцуют для тебя?
Она лихо крутанулась посреди комнаты, так, что полы халата взлетели до пояса. Под ними были кружевные трусики. Я понял, что крутанулась она именно для того, чтобы показать их. Меня тронула её искренняя непосредственность. Она нарядилась для меня. Мне не хотелось её огорчать и я подтвердил:
- Ты просто красавица.
Я сказал это словами, никак не воображая мысленные ассоциации, просто в голову не пришло. Но она меня поняла и расцвела довольной улыбкой. Потом встревожено посмотрела мне в глаза и заговорила на своём рычащем языке:
- Тебе больно. У тебя болит рука, и не ходит нога. Я спрошу свою маму, что надо сделать, чтобы боль ушла.
Я слышал её непонятный голос и понимал, что она говорит. Это был не перевод, не слова - просто я понимал и всё тут. Мы могли разговаривать! Это чудо. У меня ведь столько вопросов.
- Луноликая, - девушка присела возле меня и лизнула мою больную руку с таким чувством радости, что я забыл свой первый вопрос и спросил невпопад, - Луноликая, где ты живешь?
Она, прикасаясь щекой к моей руке, ответила просто:
- Как все. У нас есть жилище. Мы спим в нем, когда холодно или мокро. А лучше спать на траве.
Я представил её спящую, как когда-то видел спящего котенка.
- Точно, - подтвердила мои мысли девушка, - а что это за зверек - котенок? Это было давно, и ты любил его.
- Ты, наверно, видела тигра. Он большой и опасный. Котёнок похож на тигра, но он маленький и добрый. И ещё он ловит мышей, – большего я уже не мог придумать.
- Я знаю. Ты его гладил по спине. Он спал с тобой рядом, - отвечала она, - наш Бог говорил, что раньше, в прежней жизни, звери, птицы и люди были другими. А ты из прежней жизни.
И хотя она вкладывала совсем другой смысл в слова «прежняя жизнь», она было права – я был осколком светлого прошлого, для неё почти инопланетным. Но я уже пришел в себя и задал первый вопрос по существу:
- Ты участвовала в бою, - а про себя я сказал: «В бойне – в поселке?»
- Нет, - ответила она обыденным голосом, - в бою только мужчины, - а из её мысли я понял, что это самцы старше двухлет.
- А зачем они убивали людей?
Мне было даже неловко спрашивать об этом у наивной девчонки.
- Наш Бог сказал, что надо напугать и выгнать всех людей. Кто не захочет убегать или будет причинять боль или страх, надо убить. Много прогнали, много убили.
- Бог? Как же он вам говорит? И почему вы ему подчиняетесь?
- Ты же сам говорил с Богом, - сказала она удивленно, показывая мне образ Вула. - Мы подчиняемся ему, мы боимся, - и добавила многозначительно, - все должны бояться Бога, чтобы не пришла Кара. Мысленный образ Кары означал – смерть.
- А потом вы съедаете убитых? А своих соплеменников мертвых куда деваете?
- Бог сказал, что врагов надо съедать, чтобы их душа не вернулась в тело, а их энергия, - я чуть не поперхнулся, - перетекает к нам. Поэтому мы должны съесть их, а своих едим, чтоб их сила ушла к нам, а не куда попало, – и добавила огорченно, - нам, однолеткам, дают очень мало, чтобы чужая энергия не сломала нашу собственную. Бог сказал, что люди делают то же самое.
Ну и Вул. Изобрел прагматичную религию. Все жрут всех. Это в духе его бандитской философии. Мы бы, наверное, долго разговаривали, но заявился ер-охранник, что-то проворчал и Луноликая покорно поднялась и ушла. Интересно, что рык ера я не понимал, а вот её - понимал.
Я остался лежать на диване. И снова окунулся в прошлое, связанное с Вулом. Вспомнилась первая ночь бомбёжек. Точнее, бомбёжки у нас не было, мы наблюдали далёкие всполохи, чувствовали дрожь земли и её странный подземный гул. Дед соорудил щиты и закрыл ими окна, а на все стёкла: дома, в теплицах, мы наклеили крест-накрест ленту-скоч. На лужайке на огороде мы выкопали длинную широкую и глубокую траншею в виде буквы Г. Обшили и закрыли её толстыми досками в два слоя. Сверху засыпали землёй.
Во внутрь натащили воды в бутылках, лопаты, ломы, топоры. Поставили аккумулятор от машины и повесили светодиодный фонарь и радиоприемник. Вывели антенну. Дед сказал, это наше убежище. Но когда в начале ночи завыла городская сирена, мы выскочили на улицу и поражённые стояли и смотрели. На востоке черного небосвода, в полнеба, вспыхивали яркие звёзды взрывов, багровые падающие огненные кометы. Высоко в небе прочерчивались светящиеся полосы от невидимых летящих ракет. Вдруг от земли начала разрастаться огромная шарообразная заря. Она высветила в небе самолеты и ракеты разных конфигураций. Дед заорал:
- Это атомный взрыв, бегом в убежище. Ослепнем, или сдует как бумагу.
Близко и далеко выли собаки, наша тоже. Бабуля повернулась к деду:
- Собаку бы отцепить.
- Бегите, отцеплю, – и с силой толканул меня в спину, - давай, тащи бабулю в убежище, - а сам метнулся к собаке.
Мы бежали под разгорающимся небом. Стало светло и свет набирал силу. Я быстро поднял крышку люка и по ступенькам пошёл вниз. Следом за мной протискивалась в убежище бабуля. Дед предупреждал, чтобы я шел первым, так как знал, что где лежит, как свет включить и так далее. Хорошо, что теперь свет от неба немного подсвечивал нам путь. Потом свет исчез. Наступил полный мрак. Это дед закрыл люк входа.
- Вадим, - услышал я из темноты его голос, - включай свет.
И хотя мы с ним тренировались, я никак не мог нащупать выключатель. Наконец он попался мне под руку, и я включил фонарь. После яркого неба, это был слабенький бледный лучик. Мы, не сговариваясь, сели на лавку лицом к свету.
- Даже свет у вас есть, - сказала бабуля, осматривая убежище. – Ну и натащили вы тут всякого…
И тут Земля застонала. Надрывно многоголосый гул, шел из глубины на усиливающейся ноте. Мы замерли. Свет фонаря начал колебаться и вибрировать. Сверху и с боков из щелей посыпалась земля. Бабуля негромко запричитала:
- Засыпет нас, и похоронит, - и начала креститься и шептать молитву.
Потом пришел первый удар. Земля дрогнула так, что мы едва не свалились с земляной полки, а свет на мгновение погас, или так показалось.
- Наземный атомный взрыв, - сказал негромко дед. – Расстояние до нас сто десять километров.
- Откуда ты знаешь? – с издевкой и тоже тихо спросила бабуля.
- По времени, - рассудительно сказал дед, - когда вспыхнуло, я начал считать. А теперь умножил скорость звуковой волны в земле на время. Вот и всё.
- Дед, а ты что считал? - как я теперь понимаю, это был мой самый глупый вопрос.
- Секунды считал. Раз, два, три и дальше. Время считал, понял?
- Да понял, понял. Конечно, что тут непонятно.
Наверху была тишина. Не слышно было ни сирены, ни лая собак. Дед обратился к бабуле:
- Помнишь, как вы гадали на блюдечке и обращались к Ленину? Расскажи ему, как всё было.
- А их там на озёрах тоже бомбят? – вдруг спросила бабуля.
- Кому они там нужны, - твёрдо ответил дед. – Бомбят города, где много людей. Заводы, военные объекты. Бомбы не дешёвые, чтобы их по степям пулять. Всё успокоится и они приедут.
- А нас, разбомбят? – теперь спросил я.
- И мы никому не нужны. Военное училище было, так давно его нет. У американцев политика такая – разбомбить главные города и промышленность, а кто выживет перегрызутся сами от безработицы и голода.
Бабуля долго молчала, потом повернулась ко мне:
- Будешь слушать? Рассказать?
- Буду, буду, - поторопил её я. Сидеть молча под землей, которая дрожит и гудит было жутко.
И бабуля начала рассказ, насыщая его, в своей манере, мелкими подробностями.
- Это было в прошлом веке, в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году. Мы жили в Омске. Дед твой, - кивнула на него, - учился в институте, жил в общежитии, а я в техникуме училась и жила с девушками на квартире. Дело было под Рождество. Тогда это был рабочий день. Мы, девчонки-квартирантки, вечером решили погадать на блюдечке. Помнишь, мы как-то раз гадали, когда ты ночевал у нас?
- Помню, - я и правда участвовал в гадании ещё мальцом. - О чем гадали не помню, но бумажный круг с буквами и блюдце посередине, помню.
- Правильно. Круг, блюдце посередине, донышком кверху, стрелочки на нём на четыре стороны. Все ставят на него пальцы и просят дух умершего человека ответить на вопрос. Один, ведущий, задаёт вопрос и блюдце двигается, стрелками показывает буквы. Ведущий диктует буквы вслух, остальные смотрят, один сидит с стороне и записывает буквы из которых складываются фразы и предложения. В тот вечер блюдце ходило у нас очень хорошо. Дух Есенина отвечал с матами, посмеялись, но попрощались. Потом спрашивали у духа Горького…
В этот момент землю снова вздрогнула один раз, потом ещё. По доскам перекрытия пробежала волна, свет фонарика накручивал дуги и петли. И вновь из глубины земли раздались глухие надрывные звуки. Стало страшно и жутко. Бабуля потихоньку заплакала. Мы с дедом молчали. Постепенно Земля затихла, фонарь перестал качаться. Дед сказал хрипло:
- Ещё два взрыва. Но, мне кажется, что тоже далеко.
- Дед, почему так решил, - спросил я.
- Заметил, что тряхануло слабее чем в первый раз? Значит расстояние дальше или, примерно, одинаковое.
- А если бы недалеко, тогда что было бы? - я спрашивал, чтоб слышать голос, чтоб разогнать сковавший страх.
- Смотря, как близко, - дед отвечал немного отрешенно, будто речь шла о посторонних вещах. - Если бы взорвалось у нас в центре города, у церкви, тряхануло бы так, что мы наверняка бы слетели с лавок. А если ещё ближе, то наверное бы погибли.
Мы долго молчали, пока Земля не успокоилась, не колебалась и не стонала.
Потом дед нарушил молчание:
- Давай, бабуля, рассказывай дальше про гадание.
Но бабуле уже не хотелось рассказывать, она отрицательно покачала головой, и пустыми глазами смотрела на занавеску из брезента, которую мы повесили перед люком.
- А ты, деда, знаешь, что дальше было?
- Знаю. Мы же с ней «дружили», то есть я вечером, приезжал к ним на квартиру. Мы гуляли по городу, разговаривали, иногда ходили в кино. На следующий день я встречал её после занятий, вечером. И сразу, моя красавица, взволновано и даже со страхом начала рассказывать, как они гадали ночью. Но всё равно начала с того, какие вопросы «духам» они сначала задавали про себя, кто будет мужем, сколько детей будет. Конечно, рассказала конкретно, по именам, кто будет у каждой. Потом вопросы кончились и кто-то, тогда она называла имя, но я забыл, не помню…
Слово «забыл», возмутили бабулю:
- Память тренировать надо. Ничего не помнишь и не тренируешь. Это Надя была. Надю помнишь?
- Конечно, помню. Она в медучилище училась. Хорошая девушка.
- Ну да. Она с нами жила, а ещё парень у неё был, помнишь? Как его звали, помнишь?
Бабуля поехала не туда. Она может вспоминать всех с именами и событиями, которые к рассказу не относятся. Поэтому вмешался я:
- Бабуля, так что Надя сказала?
- Надя? Надя сказала: «Давайте вызовем дух Ленина и спросим про коммунизм». Мы и вызвали. И задали вопрос: «Когда у нас в стране будет коммунизм?» И он ответил, мы записали даже…
- Да, - подтвердил дед, - она мне листок показала. Там и все женихи вначале, а в конце ответ Ленина.
- Я сама расскажу. В общем, тарелочка, быстро так летает по кругу, что мы только успеваем говорить буквы. Потом раз, и остановилась в центре. Мы к Любочке, она записывала буквы: «Что получилось?» -деду, - Помнишь её? - тот кивнул. - Любочка таким странным голосом прочитала: «Дети мои, мне жаль вас.» Вот тебе и коммунизм, - бабуля снова заплакала.
Возникла долгая пауза. Было, на удивление, тихо, только редкие всхлипывания бабули. Мне хотелось отвлечь её разговором и я спросил:
- А дальше что?
- Мы спросили Ленина: «А что с нами будет?» Блюдечко опять побежало по кругу, только буквы успевали говорить. Любочка читает: «Поздно, дети мои, мне жаль вас». Нам страшно стало, но мы не унимаемся: «Что же нам делать?» «Дети мои, мне жаль вас, я учил вас, как надо жить, но вы не сумели сберечь свой пролетариат.» Мы такими словами не говорили. Особенно про «пролетариат». Стало так страшно, что легли спать, а свет боимся выключать.
Бабуля опять замолчала. Мне тоже стало не по себе.
- Вы так и спали при свете? – снова спросил я.
- Нет, хозяйка квартиры заглянула, увидела нас испуганных, сказала: «Дурочки, нагадали себе страху», - и свет выключила.
- А потом что было?
Ответил дед:
- Потом ничего. Тогда была напряженность с Китаем на границе. Китайцы лезли на нашу территорию толпами. Чего они хотели, непонятно. Но все думали, что война будет с ними. Мы были уверены, что отобьются наши войска. Тогда у китайцев всё оружие было устаревшее, а у нас самое новое. Мы и представить не могли, что Советский Союз будет разрушен, что придет дикий капитализм, и что Россию будут бомбить атомными бомбами.
- А с Китаем, что? - допытывался я.
- Что с Китаем? - не понял дед.
- Ну с Китаем… Войны не было?
- Ну ты даешь. По истории должен знать, что не было никакой войны. Была стычка на острове Даманский, на реке Амур. Там погибли пограничники, а китайцев, что заняли остров, уничтожили тогда ещё новыми «Градами». Про «Грады» знаешь?
- Конечно знаю, мы ими воюем по играм. Ракетные установки. Мощное оружие.
- Вот на этом всё и кончилось. Остров остался нашим, а в наше время Путин его китайцам подарил.
- Подарил?
- Уступил по Договору в 2004-м. Писали, что зря уступил. Поэтому и говорят – «Подарил».
С начала нашего сидение прошла вечность. Бабуля стала засыпать сидя. Дед уговорил её прилечь. На этот случай у нас всё было припасено: топчан, матрас пружинный от кровати, одеяла, подушки. Капитально подготовились, и всего за два дня.
Бабуля уснула сразу, как прилегла. И тогда мы с дедом решили выглянуть наружу. Нас тяготила тишина.
Люк долго не поддавался, хотя мы предусмотрели специальный рычаг, чтобы его отжимать. А если бы не получилось открыть его наружу, то мы бы чуток разобрали косяк и открыли бы его вовнутрь. Но у нас получилось. Я протиснулся в щель. На улице шумел ветер. Дед спросил:
- Дождя нет?
- Нет, ветер сильный. И светло, утро уже наверно.
- Бери лопату, отгреби землю, я тоже хочу посмотреть.
Когда мы поднялись из траншеи, то поняли, что наверху ураган. Ветер гудел и завывал. Дедов флюгер крутился во все стороны, и дед сказал:
- Взрывная волна до нас ещё не дошла. Взрыв пока ещё сосет воздух. А прошло уже два часа.
Небо на востоке сияло разноцветными сполохами. Снизу багровыми, выше, до самого зенита, светло-серыми с переливами и молниями всех цветов радуги. Зрелище завораживало.
- Дед, а почему ты знаешь, что взрывная волна ещё не пришла? Ветер же ураганный?
- Видишь, взрывы на востоке от нас, за сопками. Сопки и вращение земли снижает скорость волны. Сейчас взрывы создали разрежение и тянут воздух снаружи к центру взрыва. Но энергией взрыва воздух отбрасывается навстречу. Сила эта огромна. Скоро этот вихрь дойдет до нас. Видишь, стекла в теплице ещё держатся и крыши на месте.
- Вижу. Хорошо, что мы на стёкла ленты наклеили. А елка, смотри, как гнется. Дед, смотри, в небе ракеты или самолеты летят.
- Давай вниз. Это к нам летят, видишь как низко, ниже облаков.
Мы быстро спустились в убежище. Дед поставил на дверь дополнительную подпорку. Бабуля ещё спала. Мы присели на лавку.
- Будешь чай пить?- неожиданно для меня, спросил дед.
- Давай.
Дед вытащил термос, чашки, налил понемногу чая. Достал конфеты и печенье.
- Ну дед, ты и запасливый.
- Конечно. Я же знаю, как всё может обернуться.
Земля задрожала от далеких взрывов. Но не гудела.
- Это обычные ракеты взорвались. И не так уж далеко. Атомных, на нас, видно, не хватило.
Дед, задумался, сделал глоток и заговорил глухо:
- Знаешь, много, лет назад, ещё студентом, я видел странный сон. Он был настолько необычным, что я записал его в дневник. Дневник сгорел на пожаре, тоже давно, на БАМе, а сон я не забыл. Будто я стою ночью и вижу, как по ночному небу в разных направлениях летят необычной формы летательные аппараты, а на горизонте в тишине, полыхает багровое зарево. И я понимаю, что за горизонтом идёт страшная война. Сегодня я увидел это. Очень похоже. И зарево, и летящие ракеты и самолёты.
- Вещий сон был у тебя, дед.
Дед не успел ответить. Наверху внезапно начался сильный грохот, земля и наше сооружение задрожали. Приглушенный шум, свист, звон, удары слились в в непрерывный рокот. Бабуля проснулась и испуганно спросила:
- Что это? Грохот-то какой.
- Взрывная волна подошла к нам, - дед говорил удивительно спокойно. - Помнишь, на Байконуре после запуска «Бурана» тоже ураган был. Садись к нам, чайку попей.
- Знаешь, бабуля, какое небо сейчас? - мне так хотелось поделиться впечатлениями. - Снизу багровое, а выше как северное сияние. Разноцветное.
Дед посмотрел на меня укоризненно, да я и сам понял, что зря про вылазку проболтался. Бабуля, конечно накинулась на деда:
- Это всё ты. Про себя не думаешь, ладно, а почему другими людьми рискуешь?
И стала припоминать ему подобные дела за всю прошлую жизнь. Потом вдруг спросила:
- Теплица ещё стоит? – посмотрела на меня странным взглядом и заплакала и, по моему, совсем не из-за теплицы.
- Стоит, стоит, - я заспешил её успокоить.- стекла звенят, но держатся, не зря мы на них ленты наклеили.
Дед вдруг забеспокоился:
- Надо свет экономить. Давайте спать ляжем, всё равно надо ураган пережидать, - и начал готовить «постель», при этом подмигнул мне и показал жестом на бабулю и уменьшил яркость фонаря.
Я понял, что для большего спокойствия, особенно бабули, надо попытаться уснуть. Наверное от усталости и напряжения, я уснул быстро и крепко, несмотря на рёв бури.
Проснулся я от запаха. Дед с бабулей сидели за «столом» и пили чай со стряпушками. Маленькие лепёшечки - бабулино коронное. Дед уговорил её напечь их побольше. Попутно дед крутил настройку приемника, но тот лишь трещал на всякие оттенки. Было тихо. Дед повернулся ко мне:
- Вставай, иди чай пить. Буря стихла. Потом будем перископ выдвигать.
Обыденные слова. Только тесный сарайчик с дощатыми стенами, яркий белый шарик светильника, и серые лица деда с бабулей, вернули меня в действительность.
«Перископ», целое изобретение. Он должен был выдвинуться, если его даже завалит хламом. Поэтому выдвигается он домкратом. И ещё, он был одноразовым. Выдвинуть можно, обратно задвигать не планировали. «Перископ», к счастью, начал выдвигаться. Мы перенастраивали домкрат и потихоньку двигали трубу с зеркалом наверху. Наконец она выдвинулась так, что можно было и посмотреть. Конечно, первым был дед. По его команде я ломиком поворачивал трубу и дед, смешно приседая, перешагивал по кругу.
- Ну что там видно? - не вытерпел я.
- Сейчас сам увидишь, - как-то странно ответил дед.
Сначала был яркий свет, который меня ослепил. Потом глаза привыкли и я увидел кусочек знакомого огородного мира – соседний дом. Дед повернул трубу, и теперь я передвинулся следом. Пятиэтажка вдали. Стоит как стояла. Я дал знак и дед начал поворачивать дальше.
- Стой! - закричал я, потому что понял и увидел, что дом без окон, без балконных ограждений.
На следующем повороте я увидел часть крыши и стены нашего сарайчика. Вроде и стоит, но из него торчат доски, затем искривлённую стену железного гаража, затем теплицу, крыша которой хлопала. И ещё я заметил, что свет сумеречный.
- Дед, я что, весь день проспал? Вечер уже?
- Скоро полдень. А свет тусклый из-за пыли.
- Дайте, и я посмотрю, - бабуля оттеснила меня, - теплицу покажите.
Дед подвернул «перископ».
- Ничего не вижу. Нагородили тут, а толку нет, - вдруг осеклась и печально продолжила, - пропало всё, и крышу оторвало, и стекла опять вставлять надо, - и заплакала.
Повзрослев, я понял её слова - не о стёклах она плакала.
Мы с дедом попробовали открыть люк наружу, он не поддался. Бабуля подняла шум и мы бросили эту затею. Чтобы скоротать время, я попросил бабулю рассказать про прошлую жизнь. Дед улегся на лежанку и закрыл глаза, может и уснул.
Наше сидение продолжалось двое суток. Дед заставил всех читать старые книги. Я с неохотой начал читать про индейцев, «Последний из могикан». Сначала через силу, а потом с удовольствием. Бабуля листала «ЗОЖи», газетки про лечение. Их дед притащил целую кипу. Дед тоже читал книги. Большой компьютер, как архив с фотографиями, стоял у углу, замотанный в тряпку и плёнку. Через четыре часа мы с дедом по полчаса крутили «динамо», велосипед, к которому подцепили два генератора, маленький, велосипедный и автомобильный, заряжали аккумулятор. Компьютерный вентилятор сосал воздух снаружи. Фильтр мы сделали, как сказал дед, из нетканой материи.
Но всё равно было душно, и чем дальше тем сильнее. На третьи сутки мы решили откапываться. Сняли люк вовнутрь. Бабуля, перед этим долго не спала, тупо сидела, глядя на светильник. Свежий воздух сморил её, она прилегла и уснула.
- Хороший признак, - сказал дед воодушевленно, - значит, нас завалило несильно.
В самом деле, завал был небольшой. Оказывается люк заклинило несколько досок, занесённых бурей. Мы расширили лаз, я вылез и расчистил выход. С дедом мы опять поставили люк на место, а вдруг ещё будут бомбить. Дед выключил свет, протиснулся вперед, я сзади, и мы выбрались из убежища. Мы поднялись наверх.
Да… Ленин верно сказал: «Дети мои, мне жаль вас...»
Елка лежала на земле, вывернув огромный ком вместе с забором. Огород был засыпан пылью и всяким хламом. Вдали белели многоэтажки с пустыма глазницами. Местами к небу уходили рваные полосы дымов. Удручающее зрелище.
Мы с дедом вы пошли посмотреть, что у нас разрушено. Над нами, высоко в небе летели чёрные самолётики от которых отрывались шлейфы ракет. С земли навстречу им тоже летели шлейфы зенитных ракет. Мы не задумывались об опасности. Смотрели, как красиво по небу летали и взрывались огненные шлейфы и шары ракет и противоракет. Один из самолётов вдруг превратился в огненный шар. Другой самолёт задымил. Маленький крестик на фоне облаков с чёрным шлейфом быстро падал. От него во все стороны летели огоньки тепловых ловушек. Из брюха сыпались, как горох, бомбы. Вот бомбы кончились, а самолет летит в нашу сторону, снижаясь, увеличиваясь на глазах. Дымится крыло, потом я узнал, что горел двигатель. Громадина самолёта пронеслась над нами совсем низко… Минута, две, и гул двигателя стих. Слышу, дед говорит:
- Сбили гада. Не взорвался. Возле аэродрома должен упасть.
Я говорю:
- Посмотреть бы. Здоровенный какой.
- Поехали, - говорит дед, - пока бабуля спит.
Дед у меня, ещё тот авантюрист. У гаража потрескались стены, но ворота открылись. Дед завёл свою девятку, которая была старше меня. Расчистили проезд и выехали. Машин на дороге практически нет, ну одна, две. Мусора полно, но проехать получилось. Поднялись на взгорок. Внизу город. Пожары, дымы. Едем к аэродрому, видим, дым вдали. Дед съехал в посадки, чтоб с дороги машину не было видно. Пошли вдоль забора, чтоб не задержали. Забор, постройки, кончились. В поле за аэродромом борозда километра три. В конце лежит серый огромный самолёт. С обеих сторон остатки крыльев . В стороне горят двигатели. Поодаль, раздувается парашут. От аэродрома люди бегут к самолёту. Мы тоже пошли.
- Не взорвался? - услышал я голос, пока переводил дыхание.
- Не взорвался, - подтвердил кто-то, - повезло. Он бомбы сбросил и топливо слил ещё над городом. А когда сел на брюхо в низину, за землю зацепился, видишь, сразу двумя двигателями. Они вместе с крыльями оторвались.
Когда мы подбежали, лётчика уже вытаскивали из самолёта. Он был в крови, но вполне живой. Он истошно, со страхом, кричал по русски, с акцентом:
- Я гражданин Соединённых Штатов. Меня зовут Ник. Ник Фримен. Николай. Я русский. Мама русская. Я военнопленный. По Конвенции убивать пленных нельзя. Помогите мне. Соединенные штаты дадут вам деньги, доллары, доллары. Америка победила вас.
Это, как люди говорили, от шока. Со страха он ничего не соображал. Его оттащили от самолёта подальше, вдруг рванёт. Притащили ещё троих. Двоих вытащили из самолёта, третий был с парашютом. Все мёртвые. Двоих убило осколками. А для парашюта не хватило высоты. Потом и остальных нашли, тоже мертвых. Оказалось, что этот пилот отделался ушибами, расквашенной мордой и царапинами.
Пока ждали скорую, американец сидел на каком-то пологе и выступал. Все угрюмо слушали. А он, торопливо, нёс околесицу:
- Америка несёт вам свободу. Ваши генералы и начальники предали вас. Мы бомбим Россию, а на Америку ракеты не летят, потому что вас предали ваши правители. Они запретили бомбить Америку. Мы придём и дадим вам еду и водку. Америка даст вам много долларов, которые ваши правители увезли из России к нам. Мы отдадим их вам. Вы будете богатыми.
Он не мог молчать. Со страхом, озираясь на молчаливую толпу, он молотил одно и тоже. Потом его увезли. И всё-таки мне казалось, что война, это не так уж и страшно.
На улице, за стенами дома возник грохот, нечленораздельные крики. Сначала, занятый своими мыслями, я не обратил на это внимания. Потом, очень близко, раздались жуткие предсмертные вопли. Происходило что-то страшное, а я валялся, как брошенная кукла. Я решил доползти до двери, потому что просто лежать, было невыносимо. Но на этот раз мне не повезло, а может, как раз повезло. Я так неудачно свалился с дивана, что боль от вывернутой руки и ног выключила сознание. Я очнулся от боли, пронзающей меня толчками. Я увидел знакомое платье, землю, и понял, что я на плече моей знакомой, Лары, как я назвал для себя «Луноликую». И несет она меня бегом, во всю прыть. Я склонил голову набок, чтобы хоть что-то увидеть. Я забыл про боль от увиденного. На широкой улице шла неравная битва еров с тигроподобными монстрами. От тигров у них осталась только окраска и то не вся.
Понятно было, что «тигры» побеждают. Они были больше еров, их огромные когти и пасти рвали несчастных, буквально на куски. Если бы еры использовали оружие, может у них и был бы шанс, но они махали своими дубинами, от которых большого толку не было. Два «тигра» валялись с разбитыми головами и перебитыми лапами, но остальных это не останавливало. Один из монстров повернулся в нашу сторону. Наши взгляды встретились. Взгляд зверя и его беспомощной добычи. Дальше время потекло совсем медленно. Монстр медленно присел, как кошка перед прыжком. Его когти нервно рвали землю. Потом сделал прыжок и полетел к нам. Ещё и ещё, медленные полёты, а мы движемся еле, еле. Осталось два, три прыжка. Тут от резкого рывка у меня потемнело в глазах, и я головой вперед впихиваюсь в полусумрак, следом впихивается Лара, слышу, как щелкают запоры. Я наполняюсь родным запахом металла. Наш БМП, наш спаситель. По броне скребут когти, машина вздрагивает, но я готов целовать грязную сталь пола. Мы долго лежим молча, прижавшись друг к другу. И не только от тесноты, нам так спокойней. Монстр поскрёб «броник» со всех сторон, пытаясь перевернуть, но не получилось, и он ушёл.
- Лара, что случилось? - негромко спрашиваю я.
- За нами пришли тигры. Их послали аяки, - разумеется, это перевод, который я воспринимаю.
- Ну, на тигров они мало похожи. Кто такие аяки? И как можно послать куда-то таких зверей?
- Аяки тоже великий народ. Как мы. Они могут приказывать собакам, тиграм и…- она проговорила на слух, - «хоро»,- и беспомощно посмотрела на меня.
- Зверям? Я правильно понял?
- Да, да! - радостно подтвердила она, - всяким зверям. Я не слышала от тебя такого слова, - потом добавила с гордостью, - нам приказывать не могут.
- Лара, я буду так тебя называть, не обидишься? Так мне легче. А ты видела «аяков»?
- Не обижусь, - ответ мне показался сказанным с нежностью, - видела издалека. Я покажу их тебе.
Она села передо мной и стала смотреть мне в глаза. Я взглянул в её черные зрачки и мир вокруг меня исчез. Я стоял на окраине леса, а вдали виднелись вереницы повозок на огромных колёсах, которые тянули слоны, или похожие на слонов. Спереди и сзади длинной колонны на конях или верблюдах, неясно, ехали люди. На головах многих, но не всех, были блестящие шлемы или шапки. Разобрать было трудно. Видение исчезло. Я вздрогнул от возвращения в реальность.
- Видишь, их плохо было видно. Далеко. Я была маленькая.
Значит это обыкновенные люди, понял я. Но дальше разбираться было некогда. За бортом слышался рык. Надо было что-то делать. Но как?
- Лара, как ты сообразила про эту машину?
- Когда её поставили, как надо, я слышала, что она крепкая. Никто её сверху открыть и сломать не может, - потом добавила, - я видела и слышала, как её оживили. Она проехала вперед, потом остановилась. Гро вылез из неё и ушел. Ещё я видела, как «буряты», ты так называешь «гоу», открывали и закрывали сзади двери. Они принесли ящики, и ушли. Двери были открыты.
Точно. В БМП стояли стопкой ящики с патронами. Хорошо, что поставили к боковым стенкам, а то бы она мне голову о них проломила. Значит, машина на ходу, и водитель есть, но не мой. Если бы я мог двигаться, проблем бы не было. Уехали бы с ветерком.
- Лара, - попросил я, - приподними меня, чтобы я посмотрел. Надо как-то выбираться отсюда.
Лара осторожно, как ребёнка подняла меня, поднесла к амбразуре левого борта, затем, по моему жесту, к правому борту, потом вперед. Картина была ужасной. Повсюду лежали останки людей и еров.
Монстры, насытившись, лежали кучками в тени домов и деревьев. Я насчитал их двенадцать штук. Три монстра были убиты. Один лежал прямо на дороге. Его надо объезжать.
- Лара, почему никто не спрятался в нем, как мы?
- Тигры вышли здесь, - я понял, что рядом с БМП, - все бежали туда. Она показала жестом.
- А как ты оказалась здесь?
- Я пришла к тебе. Ты спал. Я лежала внизу, - она поправилась, - на ковре.
- А где люди, которые не убежали от ваших, пленные?
- Они ушли туда, - она показала тоже вперед, - утром. Те, которые были с тобой в «бронике», - ого, уже и «броник» понимает, - ушли к Богу с Гро. Утром.
- Как же нам уехать? Если бы не нога, я бы справился, - я говорил это не ей, я говорил себе.
Лара молчала. Оставалось только ждать. Чего? Вернулась боль во всём теле и я «поплыл». Сознание проваливалось, будто в сон.
Проснулся или очнулся я от осторожных прикосновений к лицу.
- Вадим, - как она узнала моё имя? - просыпайся, надо ехать. Тигры проснулись и смотрят на нас.
Я хотел сказать, что, пусть смотрят, что они могут сделать с БМП. Но когда Лара приподняла меня к окну, я увидел и понял, что сделать они могут многое. Один из монстров подошёл к дому и в секунды раскатал его по брёвнышку. Минуты не прошло, как он уже держал в пасти раненного человека. Это видно было по свежей повязке на руке и поясе. По морде монстра текла кровь, а раненый наверняка был уже мертв.
Заговорила Лара, странным воркующим голосом, который я понимал сознанием:
- Я буду твоими глазами, руками и ногами, Вадим. Я сяду, куда ты всегда садился, чтобы заставить «броник» двигаться. Я буду делать то, что ты делал, чтобы он двигался. Ты согласен, Вадим?
- Конечно согласен. Только, как это сделать, я не представляю?
- Тебе надо закрыть глаза, но сделать их открытыми. Ты войдёшь в меня и я буду - ты. Понял?
- С трудом, но надо попробовать. Как же закрыть и открыть глаза?
- Какой ты смешной! - она засмеялась счастливым смехом, - я завяжу тебе глаза, чтобы свет шёл только от меня.
Быстро сняла свой лифчик и ловко и плотно завязала его на моей голове. От него шёл странный запах, но совсем не неприятный. Потом подтащила меня поближе к водительскому сиденью. И положила мне на лоб свою теплую ладонь. Я отключился. Потом свет стал нарастать в моих глазах, и я увидел себя, лежащего на полу между ящиков с цветастой повязкой на голове. В мозгу прозвучал, как бы издалека, голос Лары:
- Нам надо ехать. Делай это, ты должен, ты можешь.
Я почувствовал силу, я всё мог. Надо сесть на место водителя. Почему-то мне тесновато, но ловко изгибаясь, я пролез на сиденье. Знакомая панель, ждала мои руки. БМП закачался. И неожиданно панель перед глазами исчезла! Я ничего не видел!
- Ты не должен отвлекаться. Это подошли тигры. Ты их не боишься, ты большой и сильный, - голос Лары шел из глубины сознания, он успокаивал и требовал.
Снова перед глазами руль, панель. Руки автоматически переключают тумблера, и я слышу и чувствую, как двигатель набирает обороты. Я вижу в перископ, как от БМП отпрянули монстры, значит они его всё-таки боятся. Так хочется вдавить газ и умчаться с этого кровавого пира. Но надо прогреть движок. Минимум, минуту. Минута такая длинная. Монстры вереницей идут к нам. Их шерсть вздыбливается, глаза напряжены. Конечно, разорвать БМП они не смогут, но перевернуть смогут, запросто. Зеленая лампа вспыхнула. Прогрет. Вперёд. Полный газ. БМП летит к туше поперёк дороги. Отворачиваю в сторону. БМП приседает на один бок, снова поворот, теперь на второй бок, а потом на ровный киль. Мы мчимся, подпрыгивая на ухабах, на остатках трупов. Сбоку я вижу монстра, который бежит рядом. Огромной пастью он пытается схватить БМП за переднее колесо, за башню. Я слегка поворачиваю на него, чтобы попасть колесом на его лапы. Монстр как бы отодвигается вправо, но не отстаёт. Сколько он может бежать? Что делают остальные? Не известно. За поворотом дерево. Я беру влево, и монстр влево. Дерево почти рядом. Резко подворачиваю вправо. Монстр тоже вправо и врезается мордой в ствол дерева. Я слышу визг боли. Но дальше монстры ни слева, ни справа не появляются. Мы мчимся так быстро, что ухабы пролетают под колёсами незамеченными. Через два десятка километров, я вдруг начинаю временами на мгновение терять сознание. Очнувшись в очередной раз, я вижу поворот и понимаю, что если приступ повторится, мы слетим с дороги в болото. Я съезжаю на обочину, глушу двигатель и… вырубаюсь.
Сколько я был без сознания? Вопрос без ответа. Почему ничего не вижу? Что на меня давит? Тело напряжено, как струна. И везде боль. Где я? Почему лежу? Я хочу кого-нибудь позвать, но не могу разжать стиснутые зубы. Постепенно напряжение уходит, а сознание возвращается. Я срываю повязку с глаз. Приглушённый свет освещает БТР внутри. Я возле сиденья водителя. На мне ящик с патронами. На сиденье я вижу Лару. Она сидит, втиснутая в сиденье, а голова её и тело безвольно нависают над рычагами.
- Лара? – негромко зову её, но вижу, что не слышит.
Я кричу, потому что так не должно быть, она должна быть живой:
- Лара! Лара! Луноликая! - я сам не ожидал от себя такого отчаяния.
С трудом сбросил с себя ящик с патронами. Превозмогая вспышки боли, я лез к водительскому сиденью. Я хотел, я должен был прикоснуться к ней, этой милой наивной девочке, которая, тогда я был уверен, умерла, чтобы спасти меня. На очередном рывке я зацепился больной рукой так, что потерял сознание.
Когда сознание стало возвращаться, первое, что я почувствовал, я лежу на мягком и теплом. Боль ещё не вернулась. Блаженное безразличие и невесомость. Когда я открыл глаза, я увидел её ласковый взгляд, а себя в её объятиях. Мне стало спокойно.
- Лара, значит ты живая. Как же ты смогла сделать такое? Я будто сам вел машину, – сумбурно тараторил я.
Лара улыбалась. Больше я в ней не видел ничего нечеловеческого. Она могла бы быть моей дочкой.
- Дочка? – вопрос Лары прозвучал у меня в голове, - я могу быть твоей дочкой? Я хочу быть твоей дочкой!
- Ты будешь моей дочкой, - в тон ей, радостно подтвердил я. И, очнувшись окончательно, добавил осторожно, - если мы выберемся отсюда.
- Выберемся, - уверено ответила Лара,- я всё запомнила. Теперь я сама могу ехать.
- А остановиться сможешь? Надо остановиться вон там, на самом верху. Сможешь?
- Смогу. Я всё смогу.
Поверить в такое было невозможно, но и выбора не было. Участок дороги был прямой и я надеялся, что, хотя бы его, мы преодолеем.
Водитель из Лары получился аховый. Она действительно держала дорогу, но совершенно не понимала рытвины. Поэтому я скрипел зубами от боли при толчках и ударах. Путь на вершину очередного перевала мне показался очень долгим. Остановка тоже была такой резкой, что я едва успел ухватиться за какой-то крепёж, чтобы не расшибить голову. Лара довольным голосом сообщила:
- Мы приехали, куда ты сказал, - потом добавила с беспокойством, - Там далеко впереди люди и какие-то машины.
- Люди, это хорошо. Лара, не волнуйся. Это, наверное, помощь. Я послал одного из людей за помощью. Не бойся, тебя никто не обидит. Давай посидим, подождём.
Прошло несколько минут. Мы «говорили» о каких-то пустяках. Поэтому первый скользящий удар по броне я никак не воспринял. Затем пришёл звук выстрела, и почти одновременно БМП содрогнулся от ударов крупнокалиберных пуль.
- Стреляют из большого ружья. У Бога есть такое.
- Лара, ваш Бог не будет стрелять по нам. У моих друзей тоже не должно быть такого оружия.
По броне чиркнуло ещё несколько пуль.
- Лара, нам надо отъехать назад. Надо развернуться и проехать немного. Нас не будет видно тем, кто стреляет.
- Что значит ехать назад? Я не понимаю.
- Сейчас заведёшь машину и тихо поедешь вперёд. Колесо перед тобой будешь поворачивать влево, - я показал жестами куда надо поворачивать. - Машина будет поворачиваться вот так,- я опять жестом показал как это делать. - Когда перед тобой будет дорога, будешь крутить колесо сюда, - я показал.
Стоять было нельзя, пристреляются и раздолбят. А ехать назад она не умеет, я это понимал.
- Лара, а может попробуем, как тогда. Я буду управлять твоими руками?
- Давай попробуем, - почему то без энтузиазма ответила Лара.
Она снова пробралась на сиденье, я завязал себе глаза. Удары по броне отвлекали нас обоих. Перед глазами вспыхивали яркие пятна и пропадали. Я начинал отчаиваться, а это мешало ещё больше. Голос Лары вдруг прозвучал во мне грозно и требовательно:
- Смотри на дорогу.
Я подчинился, я смотрел с завязанными глазами. И увидел… Увидел дорогу, увидел и нашего противника. Это были грузовики странных форм. Это бронирование. Такое я видел у китайцев. Завожу машину и начинаю пятиться. В это время мы получаем сильный удар. Машина заглохла. Пытаюсь завести. Не заводится. По броне простучала целая очередь. Всё, приехали.
- Лара, надо уходить, - кричу я и отключаюсь.
Прихожу в себя. Лара несёт меня на плечах по высокой траве. Совсем рядом с визгом пронеслась пуля.
- Рикошет, - автоматически сказал я.
Потом начался лес. Временами я терял сознание, приходил в себя и снова терял. Это длилось целую вечность. Потом был лес, заброшенное зимовьё. Я лежал на топчане в ворохе мха и листьев. Лара ненадолго уходила на охоту. Редко у нас были кузнечики, чаще зайцы, потому что мне не нравились лисы и волки из-за жесткого и вонючего мяса. Лара научилась разжигать огонь, это было для неё таким счастьем. Оказывается, огонь для вечернего костра для них добывал их Бог. Потом этот священный огонь разносили всем, кому он был нужен. А теперь, «палочкой» - спичкой, она сама вызывала огонь и зажигала костёр. Мы рассказывали друг другу о себе, о жизни, о бытовых вещах. Нам не было скучно друг с другом. Но одно было плохо, рука и ноги болели всё сильнее и сильно опухли. Несколько раз я пытался убедить Лару отнести меня к людям, но она боялась. Боялась, что меня отнимут у неё. Я понимал, что опаснее другое. Её испугаются, могут принять за монстра и убить. На третий день мне стало совсем плохо. Я не мог есть, поднялся жар, я бредил. Лара мне сказала:
- Ты спишь и кричишь разные слова. Я не понимаю. Всё больше кричишь – «огонь, огонь».
- Лара, если ты не отнесёшь меня к людям я умру. Усну, и больше не проснусь, понимаешь?
- Нет. Что плохого, когда спишь? Я тоже буду спать возле тебя.
- Это не сон, Лара. Это смерть. Помнишь людей и еров, которых убили тигры? Они уже не проснутся. Никогда.
- Их разорвали тигры. Я видела смерть, когда дубиной убивали людей, на которых указывал Бог. Тебя никто не ударит и не разорвёт, я не дам тебя.
Я рассмеялся этой наивности и вновь впал в забытьё. Очнулся я вновь на её плече. Вскоре Лара остановилась.
- Вадим, я не могу идти с тобой к людям. Когда они увидят нас, испугаются и убегут. Я принесу тебя к дому, в котором есть человек, оставлю тебя и убегу. Я буду жить недалеко. Когда ты будешь ходить, я найду тебя.
Я только кивнул, так мне было плохо. Лара взяла меня на руки, а я отключился.
Пришел в себя уже на кровати. Надо мной темнел досчатый потолок. Было тепло, покойно, пахло чем-то вкусным. И ничего не болело! Я был в восторге, хотелось встать, бегать.
- Он очнулся, - услышал я детский голос.
Я повернул голову на голос и увидел мальчика лет семи в серой вязаной шапочке. Затем увидел женщину, лет шестидесяти, с короткими седыми волосами под легкомысленной цветастой косынкой.
- Милок, - мягко заговорила женщина,- кто ж принес тебя к нам такого? Ты ж четыре дня, как мёртвый, лежал. Наш фершал тебе и руку вправил, а с мужиками, ноги. А ты, как кукла, лежал. Где ж тебя так?
Я хотел бодро поблагодарить, спросить, а губы разомкнуть не могу, нет сил. Удивляясь самому себе, хочу поднять здоровую руку и тоже, не получается. Женщина увидела мои потуги, положила на лоб мягкую, теплую руку:
- Ладно, ладно, милок. Потом расскажешь. Сейчас кушать будем. Поправишься, даст бог. Петюшка, неси миску и ложку.
На второй день я смог говорить, но память моя начиналась и заканчивалась тем, что я лежу на диване, а за окном жуткий вопль. Что было дальше? Как я попал сюда? Фельдшер сказал, что память вернётся, и что я буду ходить. На третий день я встал. Опухоли ног и руки почти ушли. Наверное из-за того, что по два раза на дню, хозяйка Полина делала мне травяные компрессы. Оказалось, что она не старуха, ей немного за сорок, а Петюшка - её сын, и лет ему пятнадцать. Муж её умер. «Радиацией заразился в лесу» - так она сказала. И сын из-за радиации проклятой не растёт, слава богу, что руки, ноги есть.
Оказывается, я разучился ходить. Каждую ногу приходилось напряжением всех сил заставлять переступать. Рука отошла быстрее. Поднять вверх ещё не мог, но ложку мог взять и положить. И ещё меня тянуло пойти в тайгу. Она была не далеко, метров сто или двести. Я упорно каждый день ковылял с палкой в сторону леса. Всякий раз меня останавливали: то Петюшка - мой адъютант, он так себя назвал, когда узнал, что я офицер, то Полина, то кто-нибудь и немногочисленных жителей. Радиация выкосила здесь очень многих.
- Милок, ну почему ты всё в лес норовишь идти? В клуб бы пошел, там по видику кина всякие показывают. Или на речку с Петюшкой, порыбалили бы.
- Сам не знаю, Полина, почему. Сидит в мозгу, что надо до леса дойти, будто ждут меня там.
- Ага, таки ждут. По тайге, знаешь, какое зверьё шастает? Говорят, хищные зайцы, с медведя ростом, скачут. В Асино такой заяц охотника загрыз насмерть. А медведи… страх, что с ними поделалось, страшилища, а росту, два твоих. А муравьи, в ладонь.
Через день, фельдшер приказал мне палку выбросить. Сделать первый шаг было страшно, казалось, что нога начнёт подворачиваться и я упаду.
- Давайте, я ещё с палкой похожу, - промямлил я, стыдясь.
Старый фельдшер строго посмотрел и заявил, безапелляционно:
- Никаких палок. Стоишь? Ну а теперь, иди.
И я пошел, как по льду, медленно и осторожно, но… пошел.
На следующий день я проснулся на рассвете. Солнце ещё за горизонтом, но уже светло и тихо. Я тихонько встал, оделся и прошел мимо спящих, Петюшки и Полины. Я вышел, убеждая себя, полюбоваться рассветом, но шел я по дороге в тайгу. Первые деревья, высоченная трава остановили меня. Куда я иду? Зачем я иду? Я стоял посередине дороги и мучительно пытался вспомнить, зачем?
Лара возникла передо мной, как будто из ни откуда. Никого не было, и вот она стоит шагах в десяти в нелепом платьеце, оборванном, грязном и мятом. Стоит и улыбается мне. Её улыбка, как молния, осветили прошлое - я всё вспомнил.
- Лара, Луноликая! - я шагнул к ней и упал бы, если бы она не подхватила меня. - Лара, прости, - сказал я, - у меня что-то случилось с головой. Пока тебя не увидел, я ничего не помнил. Не помнил, как мы ехали, как ты несла меня.
Лара прижимала меня к себе, гладила по голове, и я слышал её:
- Я знала, что ты придёшь. Я ждала тебя. Я построила для нас дом. Мы будем в нём жить.
Хотелось смеяться и плакать. Смеяться от радости встречи и плакать от этой милой наивности: построила дом, чтобы в нём жить. Две, три недели, месяц от силы, и здесь будет холодная осень и зима. А мы не медведи. Да и как я без людей. Меня и так уже, наверное, похоронили. А как же с ней? Как, и в качестве кого, её примут люди? А бросить, значит убить. Она не дикий зверь, она почти человек. Почему, почти? Когда она сидела за рулём, когда несла меня полумёртвого, я и думать не мог, что она, не такая как мы. Она, человек. Другой породы, но человек. И очень хороший. На лицо мне капнуло горячим. Лара молча плакала. Слёзы скатывались по чуть опушенным щекам. Ведь она могла всё услышать, подумал я. И я, взрослый мужик, битый жизнью, едва не разревелся вместе с этим чудом.
Оказалось, что долгие прогулки мне не под силу. Я присел на обломыш поваленного дерева у обочины. Лара присела у моих ног и стала оглаживать ноющие суставы. Боль ушла, может от её прикосновений, а может сама по себе. Мне не хотелось подниматься. Мы говорили молча. Она рассказывала, с долей юмора, как боялась машины, как бежала со мной, как строила «дом». Я рассказывал про своё.
- Петька, стой! – услышали мы тревожный крик.
Мы увидели, как издали к нам бежал Петюшка, а за ним, поодаль, спешили фельдшер и ещё один мужик с ружьями наперевес.
- Дядя, Вадим, дядя Вадим! - кричал Петька. - Я знал, что вы здесь.
Я поднялся, а Ларе, молча сказал, чтоб она продолжала сидеть. Петька не добежал несколько шагов, когда увидел Лару. На лице его отразился ужас. Он едва не упал, пытаясь остановиться. Я сделал пару шагов к нему и поймал его.
- Петя, не бойся. Она меня спасла. Она принесла меня к вам, – я чувствовал его дрожь.
Петька выглядывал из-за меня на Лару. Та улыбнулась. И он понял, что она улыбнулась и начал успокаиваться. Я взял его за руку и повел к Ларе. Странное дело, Петька уже сам шёл с любопытством и с радостью. Лара его рассматривала с не меньшем любопытством, и я услышал её мысль:
- Он такой маленький, такой хороший.
Мужики подошли ближе, увидели Лару и остановились настороженные.
- Мужики, - я пошёл к ним навстречу, - не бойтесь, уберите ружья. – Я мучительно придумывал объяснение и нашел нужное, - эта девушка, иностранка, она к нам попала случайно. Она мне помогала, спасла, вот к вам принесла. Не пугайте её. Она немного другая. Я всё вспомнил, я всё расскажу.
Мужики переглянулись, фельдшер сказал примирительно:
- Да мы что? Мы не ничего. Тебя потеряли. Петька прибежал. Ну и пошли. Мало ли что.
- Петя, примешь мою знакомую в гости?
Петя гладил руку Лары. Похоже, они тоже понимали друг друга.
- Примем, - весело откликнулся Петя, и уже к Ларе, - не боись, у меня мамка хорошая. Пойдём.
Когда Лара поднялась, на две головы выше меня, то мужики рты разинули.
- Петя, мужики, идите вперед, а мы сзади, не торопясь. Предупредите там народ, чтобы не нервничали. Ладно?
- Ладно, ладно. Конечно. А как ты её понимаешь?
- Я потом объясню. Мы же с ней не один день бедовали. За меня не бойтесь, она, защитник мой.
Троица, возбуждённо переговариваясь, пошла к селу.
- Вадим, - сказала мне Лара,- я не боюсь идти к людям, но я вижу, как они меня боятся, смотрят, как на зверя. Кроме маленького. А что означает – иностранка?
- Лара, это означает, что ты пришла из далекого края, что ты из другого племени. Так ведь, Лара?
- Да. Я издалека, мы шли к вам три луны. Мы другое племя. А люди твоего племени похожи на нашего Бога, как и ты. Ты хороший. Значит и твой народ тоже хороший. Так?
Как логично она всё разложила. Просто молодец. Я радовался за неё.
- Правильно, Лара. Люди моего племени хорошие, они поймут тебя, - тогда я был уверен в этом.
Когда мы подошли к селу, пожалуй, весь народ встречал нас. Это было любопытство и удивление. Петька подбежал к нам, взял Лару за палец и шёл такой гордый, что невольно все улыбались. Первой подошла Полина. Она протянула руку.
- Лара, - сказал я, - возьми её ладонь, подержи и отпусти. Это означает, что тебе тут рады.
Ладонь Полины утонула в ладони Лары. А когда она отпустила руку Полины, та подняла руку ладонью вперёд с довольной улыбкой. И все радостно загомонили, окружили нас, начали называть себя, звать в гости. Лара растерялась.
- Лара, все тебе рады, все хотят, чтобы ты приходила к ним в дом, в гости.
Полина нас выручила:
- Народ, вы что, очумели. Видите, девушка смущается. Видно, досталось ей, вишь, вся оборванная, а вы, по гостям. Отстаньте от человека. Сейчас баньку организуем, и стол накроем. За встречу, - и повела Лару в дом.
Теперь уже загомонили помощники. Несколько мужиков пошли топить баню, женщины - готовить «стол».
Остальные взялись за меня. Вопросы, вопросы. Я по ходу дела придумал байку про иностранцев, которые бежали к нам от монстров. Про случайную встречу и совместный бой. И что меня, раненного, спасла вот эта самая девушка. Еле отвязался, ссылаясь на боль и усталость.
Когда вошёл в избу, увидел, что бедная Лара стоит посередине, растерянная и испуганная, а Полина стоя на табурете её обмеряет и говорит… приговаривает:
- Бедная девочка. Бедняжка.
Я рассмеялся, и Лара заулыбалась в ответ. Как только её отпустила Полина, к ней пристал Петя. Начал ей показывать книжки, картинки. Я отозвал Полину в сени:
- Полина, имей ввиду и другим скажи, девушка эта из первобытного племени. Бани не знает, ложкой, вилкой не ест. Так что парить её не надо, помой аккуратно. А, может, мне пойти с ней в баню? Меня то она лучше понимает.
- Молодой человек, - за кого ты нас принимаешь, - без тебя я всё про неё поняла. Не боись, не обидим, не напугаем, - добавила лукаво, - ишь ты, девчачий мойщик нашелся.
Солнце поднялось в зенит, пока длилась эта канитель. Лару женщины помыли и увели, закутанную в простыню. Я тоже с мужиками попарился в удовольствие. А во дворе уже стоял стол, изобильно уставленный местными деликатесами. Первое, что мне пришло в голову от увиденной еды - проверить бы её на радиацию. Но, похоже, здесь об этом даже не думали. Прошла война, где-то города лежат в руинах, мертвая выжженная земля, я это сам видел. А здесь покой, тишина. Даже собак нет. Может остаться здесь, ну её суету, ответственность. Где мои бойцы? Живы ли? Как Димон? Добрался до наших? Да… Засиделся я здесь. Надо выбираться к своим. Буду просить, чтоб помогли.
Русское застолье. Нет смысла его описывать. Все хотят гостей угостить, все хотят с ним выпить крепкого самогона. А попутно спрашивают и рассказывают. Бедная Лара только хлопала глазами, глядя на это. Один парень подошел к ней и начал ей что-то говорить, размахивая руками. Вмиг он получил хороший удар и отлетел метра на три. Поднимаясь, он, ошарашено, пытался найти глазами, кто это его так угостил. Все замолкли. Я глянул на Лару. Напряженный взгляд и тело, как перед прыжком. Я засмеялся и сказал парню весело:
- Не приставай к незнакомым девушкам.
Сначала смеялся для вида, для всех, чтобы снять напряжение. Потом мой смех подхватили другие, потом и сам парень засмеялся над собой. Я легонечко пожал её руку, взгляд её потеплел, и она тоже заулыбалась. Но больше её уже никто не беспокоил.
Попутно, за столом, мы обо всём договорились. Председатель колхоза, его так все и называли «Председатель», пообещал завтра же выделить на УАЗик горючего, самогона-первача, так как бензин кончился, а завоз будет дня через три.
- В райцентр подвезём, а там попроще, попросим в Райсовете, вам помогут до города добраться, – объяснил мне Председатель,- Расскажите нам, как вы в городе живёте? Мы тут на отшибе, новости пока придут.
Пришлось рассказывать всё, что знал, слышал и о чём спрашивали. Я, откровенно, устал.
- А может останетесь? - предложил мне Алексей Аркадьевич, так звали председателя. - Домик вам выделим с огородом, коровку молочную, курочек. Нам мужики, край нужны. Часть воевать ушли и не вернулись, часть от радиации перемерли. Первое время на неё внимания не обращали, да и дозиметров не было. А время было такое, что все перешли на подножный корм, грибы, ягоды, зверьё. А в них вся отрава.
- Да, помню эти времена. Сколько глупостей делали себе во вред. Ели, что попало. Дед суёт листовки с инструкциями, а я даже не читаю. Как выжили? Просто повезло. А вы, смотрю, неплохо живёте.
Здоровый мужик без правой руки, ловко и споро разлил левой «по маленькой» и поднял тост:
- Дайте пригубим за здоровье Аркадьича, Председателя нашего. Счас я тебе вкратце расскажу про его подвиги, - и все дружно чокнулись.
- Знаешь, что тут до войны было? От деревни, почитай, ничего не осталось, – мужик смачно закусил головкой лука. - Кто уехал, кто помер, одни от пьянки, другие по старости. Нас, молодёжи, на всю деревню полтора десятка. Школа десятилетка стала четырёхлеткой. В ней наш местный олигарх откупил половину под магазин. Вся деревня у него была в долгах. У него был приёмный пункт, менял продукты на хлеб, да водку. Мы, старшие, в райцентре учились, в интернате жили. А летом дома помогали: сено там покосить, опять же рыбалка, грибы, ягоды. Так и перебивались. Много не заработаешь. Он же, на то и олигарх, наше брал задешево, а свои товары продавал дороже, чем в городе. Пили все. И я пил, хоть и пацаном был. Мечтал охранником стать, потому как охранники, двое у него их было, в страхе всю деревню держали. Долги выбивали, а то и просто так. Работать не надо, только глотку драть, да кулаками махать, а заработок не чета нашему. И воры у нас были, гоголями ходили. Все их знали, а ничего сделать не могли, боялись, что пожгут. Так ведь было, мужики?
Мужики, вразнобой, начали рассказывать свои истории в подтверждение. Председатель встал, налил себе, остальные тоже:
- Ну, дорогой гость, чтоб всё у тебя получилось! Это я тебе на посошок. А вы, мужики, долго его не держите, да и сами не перегружайтесь. Сегодня выходной в его честь и иностранки нашей, - он показал на меня, Лару Полина увела в дом. - Завтра все, чтоб с утра на разнарядке были. Ну а я пойду, надо проверить свинарник, да и другие дела ждут.
Мужики загомонили:
- Аркадьич, не подведём. Завтра будем, как штык.
Председатель ушёл. Расказчик посмотрел ему вслед и сказал твёрдо:
- Путёвый мужик. Повезло нам с ним, – и продолжил свою повесть. - Аркадьич у нас как раз в то лето появился, как война началась. Он учителем был в городе, с директором не поладил: сам не брал и других одергивал. Директор его под статью и подвёл, мол, оболтуса из богатых обидел. Ему и подсказали добрые люди, чтоб в глубинку уехал, а то б посадили. Тогда он ещё молодой был, горячий.
За председателем вскоре ушли остальные. Я и мой рассказчик перешли в полисад, присели в тень кустарника, он на большой чурбак, а я прилёг на траву, так было удобнее. На второй чурбак Полина вынесла самовар, чашки и пироги. Принесла и бутылку, но мы дружно отказались. А вот чаёк на травах был отменным. Мужик, звали его Егором, мне пояснил:
- Ты не думай, что я бездельник. Я сменой на молококомплексе командую. Я сегодня с ночи, завтра выходной. У нас всё, как положено. Ты тут на краю села сидишь и не знаешь, какое у нас хозяйство. Посидим ещё немного, да и прокачу тебя, покажу наши комплексы. Вот я на молоке: тут и коровы, и корма готовим, и молоко перерабатываем, и газ вырабатываем. Бутылки молочные на столе видел? - я кивнул. - Даже их, понемногу правда, но сами делаем. А ещё свиноводческий: там тебе и мясо, и копчености, и колбаса, и тушенка. А ещё зерновой: мука, хлеб, корма. А ещё механики, строители, овощеводы.
Тут уже я удивился:
- Как же вы справляетесь? Народу у вас, вижу, не много.
- Вот, вот. В этом и талант нашего Аркадьича. И ведь война нас тоже задела. Вот и я повоевал с «белоленточниками», помнишь таких?
- Как не помнить. Я начинал тогда рядовым, а закончил комвзвода. Два ранения получил.
- Мне не повезло. Я добровольцем пошёл, без понятия был, за кого воевать… думал, война, как игра в компьютере. Все пошли за Советы, и я с ними. На фронте понимать стал, что к чему. А во втором бою руку отстрелили. Вернулся. Так что всё здесь на моих глазах происходило. Поначалу тяжело было.
Мы помолчали, каждый о своём. Я ведь войну понимал тоже так, как в компе. Бежать, стрелять, а в кого, за что - не важно. Враги на экране разлетаются на куски, кровь красная, ура, попал, убил. В жизни оказалось совсем не так. Кровь настоящая несла боль или смерть. Какие там восторги.
- Про войну мы на третий день узнали, – прервал мои думы Егор. Спутники потухли, ни телека, ни радио, ни Интернета. Чувствовали, что что-то произошло, но что такое будет, не представляли. Потом из города наш олигарх приехал и сказал, что Москву разбомбили, власти нет, и что деньги он брать не будет, только продукты и золото, у кого есть. Это последнее, всех убедило. Жадюга от денег отказался, значит серьёзно. Народ, конечно, навстречу: «Денег у тебя тоже не берем, только товаром». Воровство пошло повальное. Бандиты и свои и чужие. Я, дурак, тоже к ворам примазался, но когда увидел, что они с людьми вытворяют. Битьё, пытки. Ушёл я. На моё счастье, банду накрыли и перестреляли всех. А потом зима летом наступила, У вас также было? - я опять кивнул. - Вот тогда люди по настоящему озверели. Когда олигарх наш в очередной раз цены поднял, тут его и порешили вместе с охранниками. Жену, детей не пожалели. Злой народ был. Что не смогли растащить сожгли. У вас было такое?
- Нет. Я в городе жил. Мелкие лавки бандюки погромили, а большие магазины - редко. Охрана была сильная, с автоматами. Воевали насмерть.
- Вот тогда Аркадьич и проявил себя. Ведь его мужики тоже чуть не убили, он за жену и детей олигарха вступился. Но обошлось. И школу не пожгли. Деревня неделю гудела, пока все запасы магазинные не выпили и не пожрали. А когда протрезвели, стали локоть кусать. Никто ничего не везет, самим ехать не на чем, дороги замело, бензина нет. Вот тогда Аркадьич обошёл всех по дворам и предложил создать кооператив. В школе сделали склад, стали собирать у кого что лишнее из еды и одежды. В то же время и воров, бандитов перебили. Они налёт задумали, а малец один, потом его «Павликом Морозовым» звали, жаль погиб потом в боях с киргизами. Он подслушал и сообщил. Аркадьич засады организовал, бандитов взяли кольцо. Я тоже был в засаде. Их окружили, бандиты вой начали, мол не по закону их ловят. Но Аркадьич, мужик железный, закричал:
- Сорную траву с корнем рвать надо. Не будет у нас воров и бандитов, кончайте их. И кто по этой дорожке пойдёт, также будет. Всех застрелили, хоть кому-то они и родичи были. Аркадьич стал властью, раньше сельсоветом заведовал олигарх, бумаги оформил, будто выбрали. Его охранники по домам ходили, бюллетени подписывали. Олигарх ещё и властью всех давил. А когда его убили, кто властью будет? Участкового у нас не было, сократили, вроде. Вот Аркадьич и выдвинулся. А потом уже за него голосовали. Он нам в холодной школе - угля то не завезли, дров не заготовили, лето по календарю, а на улице мороз трещит - начал рисовать картины: то чёрные - про беды, которые будут, то белые - как мы жизнь хорошую наладим. А вскоре и свет отключили. В Совет выбирали по желанию, потому что зарплаты им никто не обещал, только спрос. Из желающих выбрали самых толковых и честных. И ещё письменную клятву почти все подписали, что будут подчиняться Совету и работать будут по совести. И я подписывал, хотя мало что понимал. С этого и начали. Председатель составил план на пять лет. Когда на собрании его прочитал, все решили, что он больной, а это - фантазии. Многие, да и я тоже, слов некоторых не понимали. Например: «построить биогазовую установку», построить пилораму, а к ней «газогенераторную станцию». А «гидроэлектростанцию без плотины»? А как тебе такое – «сыроваренный цех»? В деревне коров-то осталось с десяток. И ещё много разного. Но спорить не стали. План, так план. На другой день наш председатель составил задание на неделю, бригады определил, начальников назначил и уехал в райцентр. Зима, холодрыга, а тут землю долби, лес вали. На третий день на работу никто не пошёл. Председателя не было, решили, что он или слинял, или убили. Тогда это было запросто.
Из избы выпорхнула Лара. На ней было новое платье, на ногах пушистые тапочки. Она подсела ко мне и приложила голову мне на грудь.
- Ишь ты, котёнок прямо, - ласково сказал Егор. - Девки все такие. Вот у меня тоже, уже здоровая дылда, пятнадцатый пошёл, также ко мне ластится. А ей-то сколько годков? Не знаешь?
- Сейчас спрошу, - мне захотелось его удивить.
Я погладил Лару по расчёсанным, впервые в её жизни, волосам и спросил молча:
- Лара, тебе нравится здесь?
- Очень нравится. Только тут так всё странно. Но все добрые ко мне, и я не боюсь, и делаю, как они хотят.
- Лара, вот человек спрашивает, столько зим назад ты родилась?
- Зим? А что это такое? Когда я родилась был год золотого кабана. А сейчас год быка. Чёрного.
Егор налил чайку, положил в него мед и, заинтересовано, смотрел на нас. Я повернулся к нему:
- Знаешь, Егор, она говорит, что родилась в год золотого кабана.
- Ну и когда же это было? Я в этом деле ни бум-бум. Это по каковски? – он не удивился тому, что мы вслух ничего не говорили.
- Это по китайски. Кабан замыкает двенадцатый год цикла, потом начинается новый цикл сначала. Первый год Мыши, второй, он сейчас идёт, год Быка. Так что ей, получается, третий год пошёл.
- Ну да, третий, - недоверчиво повторил Егор, - а, по-моему, получается пятнадцатый. Это же и так видно, вон какая здоровая.
Я не стал спорить. На самом деле, откуда я знаю, что ей два года с небольшим. Особой веры Вулу у меня никогда не было. Может он наврал всё про еров. И что он их породу вывел, и что растут они быстро.
- Ладно, Егор. Может и так. Рассказывай дальше. Мутанты, китайцы к вам приходили?
- Мутанты были, они и сейчас по лесам шастают. У нас сигнализация стоит. Старшеклассники дежурят по очереди, в школе. Там наблюдательный пункт сделали. Монголы дикие были, но до нас не дошли. Мы отряд отправили. Я в него и записался. А тут объявились
«белоленточники». Сначала агитировали, мы их выгнали, а когда боевиков прислали, тут по серьёзному было. Я тогда командиром отделения был. У них троих завалили, у нас двоих ранили. Руку мне отстрелили. Сначала не хотели сдаваться - хорохорились, а когда их в кольцо взяли, да старшого застрелили, оставшиеся сразу автоматы побросали. Ещё троих, по их же наводке, шлёпнули за бандитизм, остальных отпустили. Ушел один. Четверо остались у нас. Сейчас двое осталось… женаты, дети есть.
- А два других?
- Безалаберные были. С дисциплиной неважно. Один на радиацию нарвался, забил косулю и без проверки, в лесу, один пожрал. Три дня. Мы его уже искать начали. Вышел, а через неделю скис, а потом и помер. Второй, тоже по своей глупости погиб. Медведь-мутант, да проще, шатун завелся неподалёку. Всех предупредили, что в лес не ходить. Но он, парень лихой, взял автомат и дунул на болота, там рыбалка хорошая. Ну и сгинул. Потом бригада рыбаков нашла его автомат согнутый, да остатки камуфляжа.
- Значит, судьба у них такая.
- С судьбой, может, и не поспоришь, но и воспитание много значит. В этих двух, уважения не воспитали. Вечно спорили, всё к ним придираются, да не понимают. И самовольство отсюда. Не так, так по другому, но всё равно кончили бы плохо. Ну, ладно про них. Лучше про Аркадьича доскажу по скорому, свечереет скоро, домой надо.
Приехал он через неделю, да не один, с тремя молодыми ребятами. Один инженер-электрик, другой программист, третий студент. Пошумел по приезду здорово. Бригадиры, как из парной, с кабинета вылетали. Работать начали. Мы то думали, что побомбили где-то, да война и кончилась, особенно для нашей глуши. А она, оказывается, только начиналась. Уже весна должна быть, а её нет. Скотину чем кормить? Да и самим жрать нечего. Был у нас общий фонд, ну, что собрали поначалу - к концу подошёл, пайки урезали капитально. С района никакой помощи. И передохли бы, если б не Аркадьич. К тому времени запустили газогенераторную станцию. Она и котельная, и газ горючий идёт на дизель, динамо крутится. Свет появился по вечерам, днём пилорама крутится. Рыбный цех, мясной - дикого зверя били. Привозят, проверяют на радиацию сразу, за посёлком, много дичи пожгли тогда. Яма там у нас специальная была – могильник. Там и сейчас опасно, радиация прёт. Поверишь, скот рыбой и мясом диким кормили с хвоей. Ребят он толковых привёз. Много полезного сделали, да и мы не без мозгов. Кости помолоть, как думаешь, просто? Особенно, когда того, сего нету. Сделали. Жернова из камня были. Можешь в музее посмотреть. Да… У нас и музей есть. И школа, и садик, и больница. Но это уже потом стало. Первые два года бедовали сильно. А тут ещё полезли всякие… дикари, скажем. Ну вот зачем к нам эти монголы, китайцы, буряты, киргизы… эти вообще не понять, зачем полезли к нам? Спрашиваем пленных: «Вы чего к нам пошли?» У них одно: «Бачка, - это князёк ихний, - сказал, всем идти. Там русские передохли, забирайте всё, что сможете и баб тоже, сколько хотите». Много их, дураков, положили. Толи упрямые, толи со страху, лезут и лезут. И китайцы такие же. Мы думали они умнее.
- Это дикие китайцы. Я же тоже с теми и другими воевал. Потом наши с китайскими властями связались, а те ответили, убивайте всех до последнего, это бандиты. Их там в Китае прижали, так они к нам ушли. Гоните, говорят, к нам, мы их сами порешим. В конце концов, так и вышло.
- Ну да. Только вся эта канитель жить нормально не давала. Это сейчас уже и лето есть, хоть и короткое, и настроили всего, и автоматики навтыкали везде. У нас и радио, и телевидение своё, и с города передачи смотрим. Наш студент теперь, как профессор. При школе у него лаборатория, помощники с города и наша молодёжь. Изобретают всякие дела. Вот придумали насос. Река его крутит, воду в поселок гонит. Мало того, рядом вторую трубу положили и другой насос в воду поставили. Он воду сам греет и в посёлок подаёт. Тут тебе и баня, и отопление, правда, пока в школе и детсаду. А тёплая вода, «обратка», в реку сливается через теплицу и круглый год греет. А мы горячую воду из колонок берём. Видишь павильончик? Вот в нём колонки, горячая и холодная. Труб не хватает, а то б по избам провели. Это у нас в плане на следующие два года. Дорогу строим. Техники не хватает. Когда вы там достроите ремонтный завод? Читали, что к зиме запустят, у нас своя газета тоже есть. Как думаешь, справятся? Мы им помогаем, чем можем. Продовольствием, конечно.
- Справятся. Сейчас у власти толковые ребята. Там тоже план. А план, это закон. С законом не спорят, так ведь?
- Конечно. А правда, что Ачинск, хотят столицей Сибири сделать?
- А почему бы и не сделать? Посуди сам, – я, как то незаметно для себя, перешёл на его манеру разговора, - все большие города разрушены, и радиация такая, что жить там ещё лет сто нельзя будет. Так что столица будет начинаться в каком-нибудь маленьком городе. Так почему не у нас? Власть у нас крепкая. Советы - городской и краевой - работают. Военное училище снова открыли. Институты работают, преподавателей оставшихся собрали. Там и кандидаты, и профессора есть. Завод стройматериалов в три смены крутится. Стройки тоже. Металлургический завод плавит и сталь, и цветмет. Уже опытную партию своего алюминия получили. Причем без электролиза. Тот жрёт энергии много, а с ней пока дефицит. У них, какая-то «мембранная технология». Говорят, попутно ещё всякие металлы получать будут, даже золото.
- Да… сейчас золото не в цене. Когда это было, чтоб деньги золотые были. При царях ещё. Сколько мы его в город свезли… Меняли на технику, на металл.
- Деньги тоже у нас чеканят. Все артели края сдают золото в наш город. Золотой запас есть. Дипломаты есть, войска есть. Народ постепенно стекается. Сельское хозяйство на ноги поставили. Столица края - уже однозначно.
- Да, помощь с города немалая. Особенно спасибо за скороспелку пшеницу. Таких сортов, чтоб за месяц с хвостиком вырастала и созревала, раньше не было. Мы и другой продукции даём даже больше договора: молоко, масло, мясо, консервы разные. Всё настоящее, не, как раньше, импортное барахло. Ешь, не знаешь что. Помню, по телеку талдычат про вредные добавки. Мать возмущалась: раз знаете, что вредные, почему не запретите? Кто бы её слушал.
- Деньги, всё из-за них. Капиталисту выгода нужна, а что там с людьми будет, не его проблема. Сейчас план и стандарт. Если план реальный, и всё по стандарту, то и рентабельность будет. Я знал начальников, чтоб выслужиться, туфту гнали. Первое время даже расстреливали. У вас такого не было?
- Поначалу было. И молоко «бодяжили», и приписки были. Одно предупреждение, на второе – выселение из села, с собой - что унесешь. Дети, мужья или жены могли остаться, если замешаны не были. Одного мужика и двух баб так выгнали. Жалко было. Рёв, истерика. Зато потом, другие не баловали. Время было жестокое. Ладно, Вадим, заболтались мы, домой пора. Завтра провожать не буду, с ранья на работу зайти надо. Так что попрощаемся. – посмотрел на Лару, которая так и лежала на моей руке и внимательно смотрела на Егора. - Интересно, понимает она, что мы тут говорим?
- Может и понимает. Не всё, конечно. Счастливо тебе оставаться, Егор.
- Счастливого вам пути-дороги.
Мы пожали руки друг другу, и Егор ушёл, не оглядыаясь. А я задумался. По работе я немало поездил по краю. Люди везде живут по разному. Там, где руководители могут организовать людей, работу, живут не плохо. Где руководить не умеют или не хотят, то и жизнь плохая.
- Егор, хороший человек. Он спасет тебя, - голос Лары прозвучал в моём мозгу так неожиданно, что я встрепенулся.
- Пойдём, Лара, отдыхать, завтра рано утром поедем дальше. Туда, где я живу.
- Пойдём, - ответила Лара, - завтра будет опасно.
Я тогда не придал значения её словам. Решил, что для неё тайга, дорога, и есть опасность. Я спал на кровати, Лара возле, на полу, на ковре. На уговоры Полины, что кровать лучше, ответила коротко:
- Нет.
Я успокоил Полину, мол, у них так принято, и попросил не обижаться.
Рано утром, когда мы завтракали, прибежал мальчишка, лет восьми и заявил с порога:
- Папка сказал, что сегодня мы, вы, значит, никуда не поедем. Не поедете, значит.
И стремглав убежал.
- Чей это шустрик? - спросил я у Полины.
- Да сынок председателев младшенький. Что-то видно случилось. Председатель у нас своему слову хозяин. Так просто, обещаное никогда не нарушит.
- Тогда схожу к нему узнаю, что случилось.
- В контору идите, он там, с бригадирами.
Я встал из-за стола и Лара тоже. Я представил, как мы ввалимся в контору, как будут разглядывать Лару. Нет, ей нечего там делать. Надо её отговорить.
- Я буду с тобой. Здесь, - я понял, что это относится к селу, - опасно. Я буду за тобой, - я понял… позади.
Так мы и пошли, я впереди, Лара за мной. У конторы было довольно много народа. Люди стояли группами, разговаривали, курили. Видно, что ждали распоряжений. Мы прошли через собравшихся спокойно, никто не заговаривал, не пялился. Только спокойное: «здравствуй», «здравствуйте», только успевай отвечать, хотя бы кивком. Контора выглядела просторной и уютной. С одной стороны стояло три стола и у противоположной стороны - четыре. Столы накрыты светлозелёными скатертями с вышивкой, причём, на каждом столе своя. Стулья с резными спинками в народном стиле и тоже с разными орнаментами. На окнах в горшках цветы, в основном герани, даже чувствовался её аромат. На стенах, резные по дереву панно, на сельские темы. Над каждым столом висели красивые люстры, тоже из деревянных плашек и палочек, и тоже разные. За столами сидели начальники производств за ноотбуками. В общем, рабочая атмосфера, почти как в кафе, только без тарелок. Стол начальника отличался монитором и стопкой папок. Молодой человек за ближним столом посмотрел на нас удивлённо:
- За вами только посыльный побежал, а вы уже здесь. Пройдите в кабинет, председатель там, ждёт, – и показал на резную дверь, которую я принял поначалу за панно.
Кабинет был небольшим, обставленным современной мебелью строго, но со вкусом. Аркадьевич сидел за столом, смотрел в большой монитор и разговаривал с кем-то по связи. Когда мы вошли, и я поздоровался, Аркадьевич сказал своему собеседнику:
- Погоди. Ко мне пришли. Смотри повнимательней, - затем вышел из-за стола и пожал руку мне, и прикоснулся к руке Лары. Она приняла прикосновение спокойно.
- Понимаешь, какое дело. Наши камеры, что мы от всякого крупного зверья поставили, зафиксировали непонятное. Похоже, банда. Народ в ней странно ведёт себя, суета какая-то. Снуют вперед, назад. По старой дороге, с заимки брошенной, идут к нам. Тут другого пути нет. Мы уже связались с районом, там проверили, никаких обозов не посылали. Вот за вами и послали, может вы их видели, слышали? Посмотрите сами.
На экране едва можно было разглядеть на горизонте движущуюся толпу и большой фургон.
- Сколько километров до них? Их же еле видно.
- Километров двадцать. Камера тут недалеко от посёлка, на сопке. Дальше поставить не могли, связи нет, и энергию брать неоткуда, а здесь речка. Я вам с других камер сейчас покажу.
Председатель поочерёдно показал ещё три картинки. На двух просматривались дороги, одна хорошая, другая, больше похожа на просеку. Третья камера показывала «бескрайнее море тайги», как пели мои дед с бабулей, когда-то. Ни где, никакого движения. Лара тоже смотрела на экран, и когда вновь открылась картинка с «обозом», тронула, сжала мне руку.
- Они бегут от тигров. Бог не имеет силы. Они приведут сюда смерть.
- Аркадьевич, ты можешь вызвать подмогу? Это идут еры, её племя. Их гонят монстры, похожие на тигров, только больше, раза в три. И те и другие для вас опасны. Мы их видели. Надо организовать оборону, но без тяжёлых пулемётов, вы не устоите.
- Так от кого нам обороняться? От еров ваших или от тигров?
- У вас, я вижу, одна улица. А объехать, или обойти село можно?
- Мы от пожаров выпилили тайгу, вначале дорога есть, но чтобы на шоссе выйти, надо через промзону проехать мимо ферм. Другой дороги нет: пахота, огороды.
- А оружие есть?
- Есть немного. Ружья почти у всех, карабинов немного. Три автомата казённых с патронами в сейфе у меня. Вот и всё.
- Не богато. Без подмоги и часа не продержимся. Только проси, чтоб БТРы прислали, ну и патронов, конечно.
- Часа три у нас есть. От района на машине к нам три часа с половиной. Если поторопятся, то успеют. Бери командование, товарищ… кто по званию?
- Капитан.
- Давай капитан, командуй, я тебя объявлю и подмогу вызывать буду.
Организованность в колхозе была на высоте. Пока я осматривал поле боя, бригадиры организовали отряды. Разношерстное воинство, большинство с патронташами на поясах, спокойно выслушали меня и пошли за лопатами и топорами, оборудовать позиции. Траншеи и окопы выкопали тракторным экскаватором. Я ходил по позициям, поправлял, наставлял, показывал зоны обстрела и пути отхода. У огородов организовали запасные позиции. Лара следовала за мной, как тень. И все принимали это, как должное. Прошло два часа.
На мониторе уже ясно было видно огромную фуру, которую тащил «Кировец», обвешанный щитами. За ним тащились фуры поменьше. Рядом с фурами шли еры с дубинами и автоматами. Деревья заслоняли часть обоза, но всё равно, еров было немало. А здесь всего двадцать семь бойцов. Из них почти половина юнцов и стариков.
Мне доложили, что колонна остановилась. На мониторе я увидел, что еры собрались на поляне в круг. В центре круга вспыхнуло бездымное пламя и я узнал по наряду и пляске Вула. Он бегал внутри круга, а еры трясли дубинами на головой и, видимо, орали. Потом в круг притащили голого человека и Вул плясал вокруг него. Потом Вул убежал из круга, а толпа выставила вперёд дубины и кинулась на беднягу. Так же неожиданно еры отхлынули и стали не спеша расходиться. Я ожидал увидеть кровавое месиво. Странно, но голый человек встал и пошёл в большую фуру.
Я повернулся к Ларе. Она внимательно смотрела на экран. Потом посмотрела на меня и я услышал:
- Бог сказал, что людей впереди, убивать нельзя. Он знает, что тут его ждут. Сейчас сюда придёт белый человек и будет говорить. Смерть идёт за Богом отсюда и отсюда, - она показала вправо и влево. Солнце поднимется на гору, когда она будет здесь.
- Лара, как ты это узнала?
- Я вижу и понимаю. Это так просто. Разведчики вернулись к Богу. Он смотрит их глазами, видит нас, видит тигров. Ты тоже видел моими глазами.
Председатель нетерпеливо заговорил со мной:
- Капитан, ты что молчишь? Что это значит?
- Я разговаривал с Ларой, - показал головой на неё, - она объясняла.
Я пересказал рассказ Лары председателю про обоз еров, и что они хотят мирно пройти через село. Когда я замолчал, он, удивлённый, спросил:
- Как вы разговаривали? Почему мы не слышали?
- Молча, - улыбнулся я, - мы слышим друг друга без слов. Она говорить на нашем языке не умеет, а я на их, тем более.
И чуть не поперхнулся, потому что Лара заговорила Петькиным голосом:
- Я, Лара. Ты, - показала на меня, - дядя Вадим, – показала на председателя, - ты, Председатель. Хороший. Петя хороший. Петя учитель.
- Ну, память у тебя, Лара, - я только и смог сказать, а про себя добавил, - ну, Петька, смог научить её за один вечер, а я, тупица, за столько времени ничему не научил.
Лара улыбнулась по своему и сказала мне мысленно:
- Ты научил меня другой жизни.
В дверь постучали. Прибежал паренёк и запыхавшись протараторил:
- Из леса к нам идут двое, человек и… - он замялся, - похожий на неё, только здоровее. Дозор доложил.
- Пошли, - сказал я пареньку, и Председателю: - Где сейчас подмога? Поторопи, если можно.
Надо было перестраивать оборону. Было понятно, что Вул хочет мирно пройти через село и подставить село монстрам. Но если мы не будем его пропускать, он начнёт пробиваться с боем, другого выхода у него нет. Нам не сдержать Вула, тем более, монстров. Где выход? От меня ждали решения, а его не было. Оставалось одно, выслушать парламентёра.
Как только из леса вышли двое, я сразу в бинокль, который мне дал боец, увидел, что это Сергей, а с ним ер, отец Лары. Похоже, он был какой-то шишкой, ведь и в первый раз с Вулом он шёл ко мне. Мне здорово полегчало. Лара, я увидел, наоборот, напряглась. Сергей развернул белую тряпку. Я отправил тоже с белым флагом одного из командиров и бойца. Они должны были провести парламентёров в контору, где их встретит заместитель председателя. Аркадьевичем я не хотел рисковать даже в малейшей степени. Я взял Лару за руку и увёл за собой в кабинет председателя.
Парламентёры вошли в контору, чуть выждав, мы вышли из кабинета к ним. Я хотел говорить с Сергеем один, но Лара сказала мне:
- Нет, я с тобой.
Спорить было опасно, кто знает, какая будет её реакция, и какая - её отца. Когда я открыл дверь и шагнул, глядя в глаза Сергея, тот изменился в лице. Бледность, растерянность, радость и страх отразились на нём. Я шёл его обнять, но ер мгновенно заслонил его собой. Я обернулся к Ларе. В ней было странное напряжение, внешне малозаметное. Она смотрела на отца, он на неё. И ер отступил от Сергея. Я не стал испытывать чужие нервы. Остановился напротив и сказал, как можно спокойнее:
- Здравствуй, Серёга.
Сергей захлебнулся словом, открыл рот, а сказать не получилось. Он нервно сглатывал застрявший ком, потом хрипло ответил:
- Здравствуй, Командир, – и добавил тихо, - тебя же тигры сожрали.
Я постарался ответить, как можно веселее:
- Не сожрали, сам видишь. Подавились. Я рад, что ты выжил. Про Николая с Павлом, что-то знаешь?
- Нет. Когда на вас тигры напали, Солнцеподобный быстро увёл всех оставшихся. Наших не было, я бы потом увидел. Наверняка погибли. Тогда много погибло.
- Тигры далеко от колонны?
- Солнцеподобный сказал, что они нас догонят на дороге через два часа тридцать минут. Он сказал, если вы пропустите колонну, мы,
значит, они, никого не тронут.
- А тигры куда денутся?
- Тигры вас не тронут. Они лесом обойдут деревню. Им нужны только мы, они, значит, - вновь поправился Серега.
- А дальше, что? Они колонну всё равно догонят и сожрут.
- Солнцеподобный сказал, что заведёт тигров в ловушку. Там есть непроходимое болото и рядом озеро. Мы пройдём между ними и заминируем проход. Когда все тигры войдут в проход, мины взорвут. Всех накроют разом.
- Знаете, сколько этих тигров идут?
- Солнцеподобный сказал, что тигров всего восемь осталось и они боятся белых людей, нас значит.
- Ну не скажи. Я сам видел, когда эти монстры жрали людей, как конфетки.
- Не знаю. Солнцеподобный мне так сказал.
- Серёга, это не ты голым лежал, и Вул, ну, Солнцеподобный, над тобой скакал? Я думал, тебя разорвут на мелкие кусочки.
- Да, я. Я же у них, посвящённый. Все должны были только прикоснуться ко мне, чтобы быть смелыми, как люди нашего племени.
- Слушай, Серёга, а как ты к ним попал? И зачем «охранку» отключил?
- Я не помню. Помню только, как вышла красивая девушка из леса и поманила к себе. Я пошёл. Потом уже у них очнулся.
- Ладно, поверим. А сигналку зачем отключил?
- Да, забыл. Девушка сказала мне, чтобы я отключил то, что всех разбудит. Наваждение какое-то. Потом у них я этой девушки не видел.
- Ладно, и этому поверим. А вот если мы колонну вашего Бога не пропустим? Тогда, как?
- Солнцеподобный сказал, что у него есть пушка и пулемёт. Если вы не пропустите, он разнесёт ваши позиции и деревню, но всё равно пройдёт дальше.
- Но если у него есть пушка и пулемёт, почему он этих тигров не побил по дороге?
- Солнцеподобный сказал, что в тайге тигров убить невозможно. Они нападают из засады. Мы почти постоянно стреляли по лесу, отпугивали. Он побъёт их в узком месте, там, он сказал, негде спрятаться.
- Тимофеич, - обратился я к заму, - есть на дороге к райцентру озеро и болото?
- Есть. Там действительно место узкое. Только по дороге и проехать. Это от нас километров тридцать.
Во время нашего разговора, Лара и отец стояли напротив друг друга. Я заметил, как он обнюхал её и недовольно мотнул головой. Они тоже разговаривали.
- Да. Надо подумать. А ты у нас останешься, или с ними?
- Я должен вернуться, рассказать.
- Это я понимаю. Потом, если мы пропустим их, ты же останешься?
- Командир, тут такое дело… Я не знаю. Вообще-то, Солнцеподобный ко мне очень хорошо относятся. И остальные тоже.
Мои подозрения только укрепились. Я очень хотел верить Сереге, но сомнения были. Но последняя фраза… Вул, наверняка, ему пообещал, как и мне тогда, богатую жизнь, власть или жуткую смерть. И Сергей сломался.
Пробежал посыльный с сообщением - караван начал движение.
- Сергей? Почему караван начал двигаться?
- Командир, а что им остаётся, если на хвосте такие зверюги? Я же здесь. Мы же договорились?
- Мы ни о чём не договаривались.
И тут вмешалась Лара.
- Командир, - это было неожиданно для меня, - я не слышу этого человека. Отец будет говорить с тобой моими глазами. Пусть все люди уйдут отсюда.
- Серёга и вы, Тимофеич, выйдите на крыльцо. Мне надо с Ларой поговорить. Она при вас не может.
Сергей пожал плечами, и они вышли. Я присел на стул, ноги ещё побаливали. Лара посмотрела мне в глаза, я тоже. На мгновение сознание помутилось. Потом я увидел себя сидящего на стуле, как истукан. И тут же в сознание вошёл голос отца Лары:
- Ты хороший командир, хотя и не сильный, как я. Тебе говорил этот человек. Он…
Ер не мог подобрать нужное определение и я помог ему:
- Плохой человек, да? Он обманывает?
- Да. Он обманывает нас и Бога. Ему нужны женщины и блестящее золото. Не надо верить его словам. Ты спас Луноликую. Я спасу тебя.
- А что будет с людьми, которые в селе?
- Мы будем проходить молча. Пока село не кончится. Потом двенадцать, - оказывается они и счёт знают, - наших пойдут обратно, чтобы убить несколько человек. Запах крови позовёт тигров в деревню. Мы все уйдём, куда покажет Бог.
- Ты знаешь, что за тиграми идут аяки?
- Мы знаем это. Бог решил их всех убить там, где узкая дорога. Много нас спрячется раньше и когда аяков будут убивать железные машины, мы выйдем и тоже будем их убивать.
- Но железные машины могут убить и вас?
- Тогда мы умрём в этом мире и станем молодыми в мире следующем.
Я не должен был мысленно рассуждать, понимал, что ер меня перестанет понимать. Мыслить надо быстро и точно:
- Я должен спасти жителей деревни. Я видел, что вы делали с людьми в другом селе.
- Тогда Бог сказал нам так делать, потому что это были плохие люди. Они хотели убить Бога.
- Здесь хорошие люди. Они никого не хотят убивать. Ни вашего Бога, ни вас. Вы не должны возвращаться и убивать их.
- Командир, хороший человек. В селе хорошие люди. Так сказала мне Луноликая. Ты назвал её дочкой. Ты хороший отец, как я. Я не хочу убивать твоих людей. Но Бог сказал так.
- Что нужно сделать мне, чтобы вы не убивали людей?
- Надо чтобы это сказал наш Бог. Мы делаем то, что говорит Бог.
У меня помутилось сознание. Медленно я пришёл в себя. Голова гудела. Лара тоже едва стояла на ногах. Тяжело даётся перевоплощение. Но, надо было принимать единственное решение. Я вышел на крыльцо и объявил Сергею:
- Мы пойдём к Солнцеподобному вместе. Я его хорошо знаю, я хочу поговорить с ним. Мы вас пропустим через село. Это мы с ним и обсудим. Сейчас я сделаю распоряжения, и мы пойдём.
Я приказал собрать всех командиров групп и крайней избе. Серёгу, ера и Лару обступили ребятишки во главе с Петькой. Угощали их, кто чем. Мне показалось, что ер-отец даже был смущён таким вниманием.
В избе я рассказал обстановку. Все притихли. Село стало камнем преткновения, это все понимали. Понятно было, что битвы не избежать. Я стал диктовать приказы. И попросил Председателя следить за точным их выполнением.
Когда мы, вчетвером: я, Лара, Серега и ер прошли через ежи на дороге, я остановился, чтобы ещё раз осмотреть наши позиции. Защитники села с надеждой смотрели на меня. Позиции были неплохие, но защитников маловато. Дальше мы шли, не оглядываясь.
- Лара, - спросил я, разумеется мысленно, - отец слышит наш разговор?
- Нет, не слышит. Тебя слышать могу только я.
- Когда я говорю с другими людьми, ты понимаешь, о чём мы говорим?
- Плохо понимаю. Ты говоришь много незнакомых слов. И в голове тоже.
- Лара, ты поможешь мне спасти людей, у которых мы были?
- Мой Командир, я хочу спасти этих людей. Я буду делать всё, что ты скажешь. Я буду убивать тех, кто захочет убить тебя.
- Хорошо, Лара. Убивать никого не надо. Я буду говорить сейчас, что надо будет делать, когда мы придём в лагерь.
Так мы и шли. Молча. Серёга шёл с задумчивым взглядом, наверное, мучался со своей совестью. Ер шел безразлично, лениво делая шаг, пока мы делали два. Я взял Лару за руку. Мы шли слаженно и говорили, неслышные для других. И я всё больше удивлялся её сообразительности и уму. У меня был надёжный и толковый друг.
Очередной поворот, и впереди на нас надвигалась колонна. Я остановился и поднял руку ладонью вперед. Медленно, неумолимо катились огромные шины. Осталось с десяток шагов. У Сергея не выдержали нервы и он отступил на обочину. Ер равнодушно последовал за ним. Время ускорилось в разы. Грохот двигателя становился оглушающим, а тупая морда трактора, выкрашенная в яркокрасный цвет всё больше заслоняла дорогу. Еры шли по обочинам. Было понятно, что никто не остановится, а я не сойду с дороги. Я повернулся к Ларе:
- Сойди с дороги. Это моё дело, моя битва.
- Нет, - твёрдо и решительно ответила она, потом добавила, как мне показалось, со злорадством, - сейчас машина остановится. Я слышу.
Между нами и машиной оставалось меньше метра. Трактор не просто остановился, он дёрнулся напоследок и заглох. Остановились идущие еры. Никаких эмоций я не увидел на их лицах.
К нам шёл наш знакомый «бурят» Каза. Молча пригласил за собой. Из фуры на землю была спущена широкая лестница, покрытая шелком, с перилами из толстых шелковых шнуров.
Лара и ер-отец подошли к лестнице. Мы с Сергеем поднялись на небольшую площадку и вошли вовнутрь следом за Казы.
Солнцеподобный сидел в богатом сверкающем кресле. Много всяких икон, портретов, картинок, всяких сверкающих безделушек. Ничего для сиденья. Понятно, психология царя. Сергей поклонился Вулу в пояс, а Каза склонился ещё ниже. В глазах Вула мелькнуло недоумение, но он делано равнодушно кивнул нам и обратился к Сергею:
- Брат мой, ты правильно передал наши слова людям этого села?
- Да, Солнцеподобный. Я сказал их начальникам… - и он слово в слово повторил то, что сказал нам.
- Брат мой, ты правильно передал слова. Что они ответили тебе?
- Ничего, Солнцеподобный. Их Командир, - он кивнул в мою сторону, - захотел сам принести тебе ответ.
- Если Командир сам пришёл к нам, значит их ответ нас устроит. Идите.
С обеих сторон поползли тяжёлые занавеси, отсекая нас от Вула. Каза и Серёга попятились и вышли. Я пошёл вперед. Занавеси остановились. Из-за каждой выступил мускулистый китаец, и острые копья остановились в сантиметре от моей груди. Вул что-то сказал по китайски и стражи исчезли.
- Рисковый ты, Вад, могли бы и на шампур насадить, - довольно проговорил Вул.- Какие проблемы, братишка? Может вместе дальше поедем?
- Нет, Вул. У нас дороги разные. Через село тебя пропустят, но только на наших условиях.
- Жаль. У тебя фарт есть. Кто ж тебя с вывернутой ногой сюда через тигров протащил? Там мало кто уцелел.
- Нашлись люди, - неопределённо ответил я. - Давай, Вул, по делу. Обстановку я знаю. За тиграми китайцы идут, аяки. Так?
- Так. Немного поссорились мы с ними. Мы на перешейке их встретим, дорога-то одна. Там и посчитаемся.
- Не получится. Их мы уж точно не пропустим.
- Вам их не удержать. Ребята там серьёзные. Тигры, собачонки дрессированные. И воевать у них есть чем, и есть кем. Вам надо их пропустить, вам же хуже будет. Видишь, Вад, я на твоей стороне. Спасти вас хочу.
- Вул, ты отстал от жизни. У нас для этого армия есть. Пока мы с тобой говорим, позиции уже занимают бойцы с хорошей техникой. Это я вас спасаю. У перешейка ты уже не со мной, а с военными будешь договариваться. А если рыпнешься раньше времени, то тебя первого уничтожат.
- Бога нельзя убивать. Без меня еры превратятся в зверей. Может и побьют их, но и они порвут немало.
- Ты им скажешь сейчас, что белых людей убивать нельзя. А я скажу воякам, чтобы не убивали тебя.
- Меня не убьют. Ты у меня в заложниках, - и добавил без притворной улыбки. - Так что мой верх.
- Тогда, Вул, тебя убьют свои.
- Я, Бог. Для всех. А главное, для этих человекоподобных зверей. Я дрессировщик и эти твари у меня вот здесь! - Вул горделиво сжал кулак.- Ты думаешь, я не знаю, что тебя вытащила моя молодая обезьяна? Я покажу тебе – кто здесь Царь и Бог.
Вул нервно соскочил со своего кресла и пошёл к выходу. Я тоже взвинтился. Я понял, что Вул хочет показать мне свою силу именно через Лару, убить её или сделать убийцей. Вул так резко распахнул дверь, что Каза и Серёга разлетелись в разные стороны, перила удержали их от падения.
Перед нами кольцом стояли молчаливые еры. Лара стояла в центре кольца и говорила. Она говорила молча, время от времени она выкрикивала рычащие фразы. Я пытался настроиться на неё, но получались какие-то обрывки: «обман», «помните», «Кьхи Енг», «люди», «добро» и даже, «командир». Вул истерически закричал, наверняка, по еровски. Еры встрепенулись и стали поворачиваться к своему Богу. И тут Лара заверещала с такой силой, что я опешил. Не ожидал от неё такого. И ещё, Лара демонстративно отвернулась от Вула. За ней вразнобой начали поворачиваться спиной к Вулу и остальные. Это был бунт. Я ликовал в душе, глядя на растерянного Вула. Откуда у него в руках появился пистолет Стечкина, я не увидел. Я физически ощущал, как линия ствола упирается в фигуру Лары, как курок взводит боевую пружину. Для того, что бы выбить пистолет у Вула, мне надо одновременно отбить удар телохранителя и нанести удар по руке или в корпус Вула. «У тебя десять глаз, когда ты делаешь удар. Ноги и руки - твои мысли», - слова учителя кун-фу, молнией сверкают в мозгу. Я вижу, как моя нога вбивается в челюсть охранника, рука летит в плечо Вула, как дергается ствол пистолета, выбрасывая россыпь гильз. В следующий момент, Вул отлетает в сторону, я получаю удар, к счастью, в плечо, и лечу на канат перил. Ударяюсь бедром. Канат, как пружина, выбрасывает меня с площадки на обочину. Сгруппировавшись, я падаю и перекатываюсь в сторону еров. Резкие звуки выстрелов и рёв еров слились для меня в один звук. Я не успеваю встать. Мощные руки подхватывают меня.
- Неужели конец, - успеваю подумать и …
Меня бережно опускают на ноги. Я в кругу разъярённых еров. Со всех сторон орущие глотки. Я глазами ищу по одежде Лару. Вижу лежащего, истекающего кровью ера-отца. А над ним перепачканная кровью Лара. Вот она повернулась, и мне стало страшно. Боль, животная ярость во взгляде. Наши глаза встретились. Меня пронзил её мгновенно изменившийся взгляд. Радость и горе одновременно. Я резко выдохнул, накопившийся ужас. Понял – я выиграл.
- Отец заслонил меня, - слышу её мысль.
- Мне очень жаль… Я счастлив, что ты жива, - отвечаю я.
- Мы пойдём за тобой. Мы – люди. Как вы.
- Вы люди. Просто другое племя. Мы будем жить вместе, – быстро отвечаю я.
- Мы не можем убить Бога, - с тоской сказала она.
- Лара, надо опрокинуть машину. Быстрей. Сейчас они будут стрелять. Убивать вас.
Лара вскочила и закричала. Еры кинулись к трактору и к фуре. Первая очередь прошла выше голов. Вторая ушла в небо, потому что толпа легко завалила трактор и фуру на бок. Могучие лапы трясли и гнули ствол затихшего крупнокалиберного пулемёта. На обочине остались я и Лара.
- Мы убьём всех… других.
- Лара, вы – люди. Никого не надо убивать. Уходим. Надо торопиться. Скоро придут тигры и аяки, которые стреляли в БМП. Ты его вела, бронник помнишь?
- Да. Я скажу моему племени твои слова. Мы уйдём.
- Пусть с нами останется пять, - я показал ладонь, - людей. Они будут выполнять мои слова. Ты будешь говорить. Остальные пусть идут по дороге до белой полосы. Она будет перед селом. Мы пойдём последними.
Лара прокричала что-то. Передо мной возник огромный ер в камуфляже, с дубиной и медным крестом на толстой медной цепи. Они с Ларой прорычали друг другу.
- Наш Старший Вождь, - сказала мне Лара, - он услышал твои слова, скажет всем и останется с тобой.
Вождь зарычал и еры отхлынули от раздербаненного трактора. Пятеро подошли к нам, остальные побежали, как мне показалось, в разные стороны. Оказалось, что большинство побежали за своими семьями. Вскоре внушительная толпа уже двинулась по дороге. Мы в это время заблокировали фургон. Вул заперся с Серёгой и телохранителями. Я полагал, что у них есть оружие. Мы подпёрли дверь снаружи. Я дал команду сбить камеру, что крутилась сверху. И подобрал пистолет Стечкина, сунул его за пояс. В обойме осталось несколько патронов.
А колонна снова ожила. Машины стали разворачиваться. Так как дорогу вперёд перекрыли фура и трактор, колонна покатила обратно. Мы двинулись за ерами бегом. Всё могло произойти, поэтому нам надо было обязательно быть в первых рядах.
Можно представить, что испытали защитники, когда увидели толпу огромных существ, больше похожих на ряженых горилл. Я приказал вождю остановиться. Мы с Ларой, она не отходила от меня ни на шаг, пошли к селу.
Нас встретили Председатель, командиры ополчения и старший лейтенант. Я увидел два отделения бойцов с пулемётами, гранатомётом. Старлей козырнул по уставу.
- Старший лейтенант Сазонов и взвод десантников прибыл в ваше расторяжение. Жду указаний.
- Вовремя вы прибыли. Пулемёты на фланги. Гранатомётчика в центр у дороги. Поле держать под перекрёстным огнём. Будут звери похожие на тигров. Понятно?
- Так точно. Разрешите выполнять?
- Действуй, лейтенант. На тебя большая надежда.
По лицам остальных было видно, как они поражены и озадачены видом толпы на опушке.
- Принимайте гостей, - я сказал как можно веселей и беспечней, - это еры, про которых я рассказывал. Аркадьевич, можешь гостей покормить за счёт колхоза?
- Да…- протянул Аркадьевич, - порядком гостей. Покормим. Как договорились.
- Снимайте рогатки. Мы с Ларой проведём их через село к лесу. А вы ждите гостей. Или тигры, или китайцы пожалуют.
Мы ещё обсудили детали и мы пошли обратно. Подходим, толпа еров в волнении. И не страх, а озверелась в глазах.
- Лара, что-то случилось. Неужели хотят идти на штурм. Нас просто расстреляют. Потому, что люди вас тоже боятся.
- Они чувствуют опасность. Страх рождает ярость. Я скажу тебе, кто принёс страх.
Вождь вышел к нам навстречу. Он коротко прорычал Ларе. Она ответила. И повернулась ко мне.
- Тигры идут по лесу отсюда и отсюда, - она показала направо и налево. - Они придут сюда через время…- она замялась, чтобы подобрать, понятное мне, измерение времени, - пути до дома, где ты говорил с моим отцом.
Я прикинул. Это всего двадцать, максимум, тридцать минут. Надо спешить.
- Лара, скажи Вождю, что ты поведёшь женщин и детей впереди. Я, Вождь и мужчины будем идти за вами. Вас встретит человек, которого я звал - Аркадьевич. Отдашь ему вот эту бумагу. Он отведёт вас туда, где безопасно и есть еда.
Я быстро написал на листке из карманного блокнота, «Тигры нас догнали, сейчас выйдут из леса. Принимайте женщин, детей. Стреляйте аккуратно.»
Мой вид, интонация и ощущение опасности передались и ей. Короткие еровские реплики, и женщины, дети и отдельные еры, может, больные или старики, побежали. Никакого скарба у них не было, поэтому бежали они довольно быстро. Оставшиеся еры перестроились шеренгой полукругом и шли, не оглядываясь. Я поразился такой организации. Они не были такими уж примитивными, как показались вначале. Мы с Вождём получились внутри и впереди шеренги.
До прохода на улицу осталось с десяток метров, когда от леса раздался рёв ера. Я обернулся. От леса бежал ер. Но бежал он не к нам, а вдоль кромки леса. Еры остановились и спокойно смотрели на бегущего.
- Капитан, - закричали мне из окопа, - заводи людей по быстрому.
Я взял Вождя за руку и стал говорить, и жестами показывать, что надо идти в село. Все стоят, напряжены так, что волосы шевелятся.
- Вождь! – кричу. - Веди племя, сейчас мои люди будут стрелять. Не мешай им.
Как Вождь понял меня, не знаю, но еры быстро пошли, и наш отряд втянулся на улицу. Но дальше первого дома еры не пошли. Стояли и смотрели, как их сородич бежит и вопит, обречённый на смерть.
Тигры-монстры появились сразу и много. Большая часть их кинулась за бегущим. На их фоне ер выглядел, как школьник против танков. Загрохотали выстрелы, но пули не остановили монстров. Ер остановился и поднял дубину против тигра. Тот уже летел на него в гиганском прыжке. Как ер сумел отскочить от смертоносных когтей и клыков, я не понял. Больше того он успел нанести удар дубиной. Огромный монстр заверещал и кувыркнулся. Но в следующее мгновение, ликующий крик ера прервался под когтями следующего тигра. Кровь брызнула фонтаном.
Стоящие еры стояли с такой готовность ринуться на тигров, что я опять удивился, теперь - их дисциплине. А тигры развернулись в сторону села.
Тигры-монстры, размером с внедорожники, широким веером мчались к селу. Их было не меньше десятка. Вул, скорее всего, и тут хотел обмануть меня. Пули впивались в огромные туши, но пока ни один тигр не остановился и не упал. Даже тигр с раздробленной лапой криво скакал на трёх к селу. Часть тигров, под прикрытием леса, заходили в тыл защитников. Положение становилось критическим.
Неожиданно еры бросились врассыпную. А я то думал, что у них вообще нет чувства страха.
Я остался один посередине улицы. Впереди упал монстр, мчавшийся на пулемёт. Ещё одного монстра закидали гранатами. Два других, с ужасный рёвом, завертелись перед линией обороны, поднимая клубы пыли. Бойцы кидали гранаты. Одна из них повредила ногу монстра, бегущего в улицу. Он остановился, присел, затем прыгнул в мою сторону. Я выхватил пистолет Стечкина, ловлю на прицел глаз тигра. Передо мной возникла фигура ополченца, и я вижу, летит граната в пасть зверя. Взрывная волна опрокидывает нас на землю. Монстр с половиной головы продолжает бежать. Мой защитник контужен, лежит на его пути. Ноги монстра подламываются, он падает и скользит по траве ещё несколько метров, накрывая ополченца мощной лапой.
Но звери - есть звери. Выстрелы и взрывы их всё-таки заставили повернуть во фланги. Остановить их могла только смерть. Мы допускали прорыв монстров в село. Жители должны были спрятаться в подполья и ждать отбоя. Но я совсем не представлял, что будут творить эти звери на улицах. Я ведь видел, как они разрушали дома в том несчастном поселке. Эти мысли искрами проскакивали в моей голове, не мешая быть бойцом и командиром.
Неожиданно за нашими спинами раздался многоголосый рёв и рык еров. Еры, группами, мчались навстречу тиграм, которые уже были на линии обороны.
- Стрелять, - я срывал голос, - стрелять только наверняка!
Кто-то из бойцов кинул мне автомат.
Вокруг началась круговерть рукопашного боя еров. Вой, рёв, визг, страшный хруст костей. К счастью для еров, почти все тигры были ранены, по разному, но их реакции уже были хуже. Еры применили волчью тактику, нападая на тигра со всех сторон. Тигры вертелись на месте, отбивая удары одних, кидаясь на удары других. Несколько еров поплатились за стремление нанести удар посильнее. Их тела, со страшными ранами, затаптывались в гуще свары. Три тигра были забиты. Они уже едва шевелились, а еры остервенело их добивали. Тигры, оставшиеся в живых, огрызаясь, ринулись бежать назад, в тайгу. Но один из них бежал на пулемёт по линии обороны. Расчёт не видел его. Я не был в окопе и видел, что гибель расчёта неизбежна, они просто не успеют развернуться. Бегу наперерез. Тигр поворачивает на меня, я ближе. Это была не испуганная кошка: разъярённый болью тигр смотрел на меня с такой яростью, что хотелось исчезнуть, раствориться, потому что смерть была неизбежной.
Так было и в моём первом рукопашном бою с маньжурами. Всадник на пегой лошади летел на меня с занесенной саблей. Такой же яростный взгляд и сверкающий блик смерти. У меня на спине выступил холодный пот, тело парализовал страх. Руки онемели. Вдруг в мозгу, голос командира перед строем: «Страшно. Ори. И чем страшнее, тем громче. Страх уйдёт.» Я заорал и… побежал навстречу, вскидывая автомат. Потом я учил других убивать страх.
- А-а-а-а!!!- заорал я, сорвал кольцо с гранаты РГД и пошёл навстречу. Я даже не помнил, откуда я её взял и куда дел автомат.
Три с половиной секунды до взрыва, это так много. Это четыре шага, моих и один, его. Отпускаю скобу. Ещё шаг. В паре метров огромная кровававая пасть. Кидаю в красное жерло глотки. Сильные руки толкнули меня в грудь, отбросив в сторону. Падая, я увидел, как тело монстра вздулось клубом огня. Ко мне бежали бойцы. Я встал и увидел, ера, придавленного тушей тигра. С бойцами, мы с трудом вытащили его. Он умирал, раненый ударом лапы и раздавленный живой махиной. Глаза помутнели, он вздрогнул и вытянулся. Я наклонился и закрыл ему глаза. Поднялся и снял берет. Бойцы тоже сняли шапки, кепки, каски. Подошедшие еры стояли и смотрели, как мы отдали честь гибели их товарища. Похоже, они поняли нас. Ещё одному еру я обязан жизнью.
- Товарищ, Командир, товарищ, Командир,- говорил восторженно старлей, командир взвода десантников, - здорово мы их. Кажется всех перебили.
Всё. Эмоции в сторону. Я, Командир.
- Потери есть?
- Есть, - старлей немного стушевался,- у меня два бойца ранены, когтями. У ополченцев один убит и трое ранены.
Когда только успели? Стреляли, траншеи в полный профиль, и всё-таки без потерь не обошлось. Как же у еров? Я сделал распоряжения и пошёл к ерам, которые теперь сидели и стояли у крайнего дома. Туда же они притащили убитых. Мне пришлось видеть много погибших на своём веку, но таких изуродованых не было. Потери были немалые, шесть убитых, восемь раненых. Возле них уже суетились фельдшер с помощницей. Я подошёл к ним. Поздоровались.
- Товарищ Командир, - сестра с напускной строгостью в глазах,- вы можете на них повлиять? - она показала на раненых. - Не даются раны дезинфицировать и зашивать. Доктора чуть не зашибли.
- Тося, это же от боли. Реакция, - доктор поднялся,- я на них не обижаюсь. Они, бедные, раны зализывают. Врачей у них, наверное, не было?
- Врачей не видел. А что раны зализывают – видел. Но видел и перевязанных.
- Мы тоже, помаленьку всех перевязываем и зашиваем. С анестезией. Для безопасности.
- А как наши? Где они?
- Наших мы уже всех в больницу определили. Тяжёлый один – Егор. Однорукий он. Нога сломана, и ребра. Под монстра попал.
Пальба стихла. Разгорячённые боем, защитники группами ходили от зверя к зверю, наперебой рассказывая свои впечатления. Я сел на лавочку у ворот какого-то дома. Навалилась ломота в суставах ног, казалось, что не смогу подняться. Будто из неоткуда появилась Лара. Присела рядом и положила голову мне на плечо.
- Наши племена победили тигров, - услышал я гордое, - мы вместе.
- Да, - ответил я,- победили вместе. Как нам поблагодарить твоё племя?
- Я спрошу Вождя, - она легко поднялась и пошла к отдыхающим ерам.
Вождь слушал её чуть склонив голову, потом длинно прорычал ответ. Лара пошла ко мне, вождь следом. Невольно я встал. Вождь подошёл, протянул огромную руку и приложил ладонь к моей груди. Я сделал тоже самое.
- «Большой камень» видит, что Командир сильный сердцем, как Бог. Наше племя никогда не будет убивать людей твоего племени, - услышал я Лару.
Мне осталось только мило улыбаться. Ер убрал руку.
- «Большой камень» заберет наших людей, чтобы проводить их в страну Рай. Ещё нам нужны два тигра, чтобы вселить сытость и мужество в наше племя.
- Лара, скажи ему, что мы уважаем ваши обычаи. Вы можете забрать тигров столько, сколько пожелаете.
Лара проговорила с Вождём. Тот довольно рыкнул и пошёл к своим.
- «Большой камень» просит у Командира пищу для огня, - и пояснила, - мы не можем брать их сами у людей Командира.
- Лара. Сейчас я скажу людям, приедут машины. Они увезут убитых, и всех остальных. Потом привезут пищу для костра, дрова, по нашему.
- Командир, «Большой камень» хочет, чтобы Командир возродил огонь, - и просительно добавила: - Ты наш Командир. Мы хотим видеть тебя.
Мне, конечно, не хотелось смотреть на всё это действо, но было понятно, что пока, я - единственная связь между нашими цивилизациями. У меня будут спрашивать, что дальше делать с этим народом. Я этого не представлял.
- Хорошо, Лара. Я сейчас буду говорить с разными людьми. Потом ты придёшь за мной. Где устроились женщины и дети?
- Мы в лесу, недалеко. Сделали дома из веток и деревьев. Наши мягкие дома остались там, - она махнула рукой, потом улыбнулась, - у нас маленький Петя. Он понимает нас. А мы понимаем его.
- Так же, как мы с тобой?
- Нет, языком. Он смешно говорит, как мы. А мы говорим, как он. Я скажу, как он.
Лара смешно сложила губы и заговорила голосом, похожим на Петькин:
- Я пошёл искать Командира. Мама, моет Милу. Наша Маша уронила в речку мячик. Вода – пить. Еда – есть, ам, ам, - и засмеялась, – мы не понимаем. Мы понимаем.
- Лара. Ты просто молодец.
- И Петька молодец. Говорит и с другими людьми. Он быстро научишься, - отвечала Лара.
Я про себя сказал: «Удивительная память, удивительное владение языком. Мне бы так».
Остаток дня прошёл в таких заботах, что я опять забыл про боль в ногах. Мы выставили секреты, восстановили ближайшие камеры. Дальние не работали. Кто их сломал, пока неизвестно. Ополченцы-охотники уверяли, что два тигра доковыляли и скрылись в лесу, «чтобы подохнуть». И даже вызывались найти их трупы, но я им категорически запретил. Заходил в больницу, посмотреть на состояние раненых. Там я встретил Егора. Тот лежал весь забинтованный, с подвешенной ногой. Не могу понять, зачем подвешивать сломанную ногу? Когда сам лежал в госпитале, спрашивал врача, но его рассуждения меня не убедили. Подхожу. Живой, улыбается.
- Здорово, Егор, - хотел сказать, «зачем пошёл в опоченцы», понял, что это глупо и оскорбительно, - спасибо тебе. Молодец. Ловко ты гранату ему в хайло закинул.
Егор зардел от похвалы:
- А что делать, было? Ты стоишь, как пень, с пукалкой. Я подумал, что лучше самому угостить монстра, чем смотреть, как он тобой угощаться будет, - засмеялся своей шутке, поморщившись от боли.
- Спасибо. Буду ходатайствовать, чтоб тебя наградили.
- Я не против. Чтоб жена не ругала. «Куда ты однорукий?» А я вот он, и однорукий сгодился.
Я аккуратно пожал ему руку. Уважаю таких. Рядом с ним и другим веселее.
К вечеру, я едва передвигал ноги. Аркадьевич мне выделил УАЗ, да толку с него. Всё равно надо обойти, подойти, присесть, прилечь. Всё на ногах. Даже совещания. Я ждал следующих гостей. Мы не знали, ни их сил, ни их намерений. Это нервировало. Я просто забыл о ерах и их ритуале. Поэтому появление рядом со мной Лары я принял даже с досадой. Не хотелось быть этаким «свадебным генералом». Но Лара начала не с этого.
- Командир, - ей, видно, понравилось это слово, - тебе будет опасно здесь. Надо уходить со мной. У нас не опасно.
Я не успел ответить, как дежурный - у нас же военный порядок - доложил, что «на заставе четыре», задержаны трое. Без оружия. Говорят, что из лагеря еров, спасаются от тигров, и что товарищ капитан их знает. Просят о встрече. У меня эта застава, стояла на очереди поверки.
- Передайте, что сейчас я приеду. Заодно заберем беженцев.
- Лара. Я сейчас поеду по делам ненадолго. Оттуда сразу к вам на ритуал. Понятно.
- Понятно. Я поеду с тобой.
Я поморщился, но спорить, просто не хотелось. Старенький милицейский УАЗик затарахтел по просёлочой дороге.
На заставе мы прошли по расположению, порешали проблемы, вопросы. Мужики толковые, большей частью были в боях и солдатское дело знают. Оружия маловато.
- Где ваши беженцы? Посмотрю, кто такие, с собой захватим в штаб.
В землянке было сумеречно, но я сразу различил троих, сидящих на топчане мужчин в традиционных монгольских длиннополых кафтанах, подпоясанных узорчатыми поясами и в островерхих шапках. Вул, Серега и Каза. «Непотопляемые», - сказал я про себя. «Дерьмо не тонет…», вспомнил я книгу «Порт-Артур», которую читал у деда, когда отсиживались после атомного удара.
Беженцы встали. Первым выдвинулся Серёга. Заговорил он как-то странно, будто сонный:
- Командир. Прими нас. В лесу тигры, на дороге – аяки, китайцы. Мы можем остаться здесь и воевать с вами. Всё наше пропало, разграбили аяки. Мы едва спаслись.
- Вул, расскажи ты. Про аяков. Сколько? На чём? Как спаслись? Только коротко.
- Конечно, Командир. Значит так…
Дальше события пошли стремительно. Каза выбросил руку с клинком в мою сторону, и тут же его голова с хрустом повернулась на сто восемьдесят градусов. Сергей стоял в полной прострации, как столб. Вул сидел на топчане с непроницаемо равнодушным видом. В наступившей тишине тело Казы мягко осело на пол. Лара стояла, заслоняя меня от пришельцев. Я понял, Вул хотел устранить свидетеля, меня, естественно, чужими руками. Если бы не реакция Лары, то так бы и было.
- Свяжите, снимите пояса, и в машину. Говорить будем в штабе, - мы вышли. Лара взяла мою руку в свою:
- Командир, тебя хотел убить, тот, который был Богом.
- Да, Лара, я понял, – ответил я, постепенно успокаиваясь. - Спасибо, ты молодец.
Девушка засмущалась, или мне это показалось?
Командир заставы, подавая мне ключи от «собачника», восхищённо сказал:
- Товарищ капитан, девушка, эта ваша телохранительница, просто чудо. Такая реакция! А сила! И глазом не моргнула. Мы увидеть не успели, откуда он кинжал вытащил. А мы их хорошо обыскивали…
- Клинок был в поясе. Это мой промах. Мне это знакомо, - ответил я.
Передо мной опять всплыл насмешливый наглый взгляд Вула.
Мы ехали в штаб. За спиной, за тонкой стенкой УАЗика я вёз Вула, своё «атомное» прошлое.
Атомный апокалипсис. Столько о нем читал. Герои ходят по развалинам городов. Кругом мутанты. Когда же мы вылезли из своего убежища, мне было даже интересно. Ну, был ураган. Но в доме окна остались целыми, хотя фронтон исчез, будто его и не было. Крыша на месте, только последний лист кровли остался на двух шурупах, хлопает. Дед сказал, что старый фронтон спас крышу, принял удар на себя. В теплице вылетели стёкла всего из четырёх рам, да крышу завернуло наполовину. Зато сосна вырвана с корнем, лежит на соседском сарайчике. Кругом разный хлам, листья, доски, ветки деревьев, куски шифера. Дед начал рассуждать, как шла взрывная волна, как недалёкие сопки «затенили» нас от её удара. Бабуля его не слушала, она плакала над поломанными и поврежденными посадками. Я только делал вид, что слушал. Много позже я понял, что этими разговорами они отвлекали меня от страха за родителей.
Я наблюдал воздушные бои. Не на экране, а в натуре. И чужой самолёт. И живого врага. Казалось, как здорово. Мне хотелось пойти в городские кварталы, посмотреть, что разрушено там. Издали было видно, дома на месте, только стёкол нет. Всё вроде бы, как было, только небо странное, серое, сумеречный свет идёт со всех сторон. Ни электричества, ни воды, ни связи. Дед посмотрел вокруг, на меня, вздохнул и промолвил:
- Будем восстанавливать. Раз живы, надо жить.
Мы совсем не представляли, как мы будем жить в этом новом послеатомном мире. Были бомбардировки и потом, прилетали ракеты, самолеты сбрасывали бомбы, Разрушили несколько домов, частично «серый дом» - мэрию. Но это уже были будни, к которым стали привыкать. И то, что преследовало нас постоянно и привыкнуть было невозможно - это чувство голода и страх радиации.
Дедовы запасы растаяли очень быстро. Деньги кончились и негде их было взять. Банки не работают, пенсии выдают не деньгами, а пайком: немного крупы, макарон, подсолнечного масла, муки. И это всё в огромных очередях, в разных местах города. И всё таки в новый год бабуля расстаралась для меня, сварила галушки. Дед из овощных очисток и каких-то листьев сумел сделать самогон. Налили всем, даже мне, правда, сильно разбавленного. Подняли тост за жизнь моих родителей, сестрёнку, за Димона и его родителей. Бабуля вспоминала всех и плакала. В городе говорили всякое, что вместе с ГЭСами, электростанциями, всю Хакасию разбомбили и оттуда никто не вернулся.
Бесконечная зима была нашим врагом. Всё деревянное шло на топку, голод обманывали чтением, горе прятали обыденными заботами. Дед с бабулей заметно ослабели, и я стал главным ходоком за халявными деревяшками для печки и за пайками.
В очередях рассказывали страшные вещи про грабёжи магазинов и складов, убийствах, расстрелах мародёров и бандитов. А погода бесилась. Дожди перемежались со снегом, холодные ветра выдували последнее тепло. Часто из очереди вываливался человек на холодную землю. Подходили санитары в масках и уносили несчастного. Что свалило его? Голод? Холод? Радиация? В одной из таких очередей я и встретил Вула. Он был с компанией ребят, один из них, Тимка, был моим одноклассником. Компания толклась неподалёку, курили, смеялись. Наконец, Тимка заметил меня и позвал:
- Вад, иди к нам. Дело есть.
Я пошёл. Всё-таки разнообразие, хоть поболтаю. Очередь я не потеряю.
- Здорово, Тимон. Как живёшь?
- Я то? Всё окей. Знакомься с моими друзьями. Это, Вул, - по его взгляду, по интонации, по возрасту, я понял, что это «старший».
Я протянул руку и ощутил влажную горячую ладонь. Потом познакомился и с остальными.
- Давно ты тут торчишь? - спросил Вул.
- Давно. С утра, - часов у меня не было.
- Там вначале можно очередь купить. Чего стоять?
- Денег нет, - буркнул я.
- Денег нет? - как бы переспросил Вул. - Деньги есть. Просто надо уметь их взять. Так? - обернулся он к остальным.
- Так. Так. Так. – подтвердили все, а Тимон вытащил из кармана и показал горсть купюр.
- Держи, - и Вул вложил мне в руку деньги, - друзья моих друзей, мои друзья. Купишь очередь и успеешь, а то товар уже кончается.
Это был сильный аргумент. Простоять полдня, и вернуться пустым было обидно и жалко. С другой стороны, влазить в долги мне не хотелось. Но, может, это подарок?
- Мне нечем будет рассчитаться, - сказал я мрачно и протянул деньги обратно.
- Бери, - великодушно сказал Вул, - отработаешь. У нас работа не пыльная. Завтра придёшь вечером… - он назвал адрес. - Во дворе подождёшь, мы придём. Бери, не боись.
В тот день я перекупил очередь у какого-то пройдохи и пришёл с пайком домой раньше обычного.
Так я попал в банду. Грабили пустые квартиры. Пустых квартир было очень много. Куда подевались хозяева, живы ли они, неизвестно. Вул называл такие грабежи мудрёным словом «экспроприация». Искали деньги, драгоценности, съестное. Вул делил деньги, часть продуктов, остальное, как он говорил, «пускал в оборот». С оборота нам выдавал «премии», «по заслугам».
Днями я лежал в нашей пустой квартире за книжками, а деду с бабулей врал, будто устроился на работу на продовольственную базу и что я приношу - это зарплата и премии. Засыпая за книгой, я вдруг просыпался от голосов мамы, Маши, отца - на кухне. Книга летела на пол, я летел на голоса… Кухня и вся квартира были, как заброшенный космолёт из триллера. Разбросанные вещи, посуда на столе и раковине в пуху и черных наростах. И… тишина. Я подбегал к окну, открывал дверь в подъезд… Тишина. В нашем доме я, наверное, вообще был один. Но днём было проще. Суета отвлекала. Надо было раздобыть воды, щепок для самовара, который я притащил из какой-то квартиры, приготовить немудрящую еду. А ночью спать было невозможно. Голоса, шаги за стеной, музыка, мяуканье кота, который исчез давным давно. Первое время я часто вставал, выглядывал, прислушивался. Потом понял, что это, просто, наваждение. Зарывался в одеяло и в полудрёме ждал утра. Поэтому я в квартире был только по необходимости, я в ней скрывался от всех. Жил я у деда с бабулей. Им же приносил кое-какую еду из ворованного, то что сходило за купленное. Дед, похоже, мне не очень верил, а бабуля… днём она суетилась, загружала деда и себя работой, как я потом понял, чтобы скрыть тоску. Вечерами сидела у компьютера-моноблока, дед подключил его к аккумуляторам и ветряному генератору, просматривала, в который раз, довоеные фотки. Я приносил ей диски со старыми фильмами, говорил, что беру у друзей, но их почти не смотрели. Дед ударился в политику и днями пропадал «на партийной работе».
Свободного времени у меня было много. Меня компания Вула тяготила. Не нравилось мне брать «ничейные» вещи, а по правде – воровать и врать. Врать про ночные смены, про злое начальство, выкручиваться на «допросах» бабули, она в этом деле была спец. Меня в банде особо и не напрягали, и «премии» мои были меньше всех. Так не могло продолжаться долго.
- Сегодня у нас будет крупный «экс», – заявил Вул вечером, и начал распределять роли.
К дому подошли, когда уже стемнело.
- Ты и ты, - Вул ткнул на меня и ещё одного новичка, - сегодня будете на «шухере». Вот свистки, вот петарды. Увидишь подозрительное, или полицаев, свистни и прячься. Петарды будете кидать, если шухер начнется. Понятно?
- Понятно.
- Ты здесь остаёшся, - Вул показал мне на угол дома, - а ты, - ткнул другому, - с нами, покажу где стоять.
И они ушли в темноту. Я заметил, что у Вула и ещё у двоих обрезы под куртками.
Все ушли. Я стоял в тени дома и думал, как жить дальше. Передо мной была темная улица, темные дома с черными проёмами окон. Иногда по улице прошмыгивали темные молчаливые силуэты. Надо мной висело тёмное, до черноты, небо, без звёзд и луны. Также темно было и на душе. Быть вором и бандитом мне не хотелось. Я видел боль и горе ограбленных и обманутых. Я жил среди таких людей, и лицемерить мне было тяжело. Раздался приглушённый выстрел в доме, куда ушла наша банда. Я напрягся. Выстрелы зачастили разнобойными звуками. Мимо меня бежал Вул с полупустым рюкзаком, следом Тимон и ещё двое из наших с пузатыми рюкзаками. Их провожали выстрелы. Пули просвистывали, высекали искры из стен и асфальта. Вул крикнул мне на бегу:
- Кидай!
Я поджёг фитиль, выскочил из-за угла и кинул в ночь светляка. Где-то рядом свистнула пуля, потом я услышал шлепок, потом грохот взрыва. Я побежал за своими и в темноте налетел на Тимона, который шёл, как пьяный. Я всё понял.
- Вул. Тимона ранили, - закричал я, подхватил падающего Тимона, и с ним вместе свалился на землю.
- Не ори, придурок, - услышал над собой злой негромкий голос Вула, - бери его рюкзак и вали домой. Встретимся завтра на «базе».
Я стаскивал рюкзак с Тимона, а тот стонал и что-то мычал. Вул рванул рюкзак с такой силой, что Тимон с воем крутанулся. Я схватил рюкзак и побежал. Сзади прозвучал выстрел из обреза и стон прекратился.
Эта ночь была кошмаром. Надо было спрятать рюкзак и смыть кровь с одежды. Кровь в ночи не было видно, но руки ощущали мокроту, а нос, специфический запах. Я пришёл в свою квартиру, снял одежду, сунул в ведро с запасом воды, чтобы постирать и… выдохся. Сидел на полу и молча ревел. Не потому, что мне было жалко Тимона, просто ко мне пришёл страх. Обессиленный, я уснул на полу.
Я шёл на «базу» примерно в полдень, в чью-то пустую квартиру в брошенном доме и думал, как сказать Вулу, что я «завязываю». Но чем ближе я подходил, тем меньше оставалось решимости.
На «базе» шла гульня. Звучала музыка, у Вула не было проблем с батарейками, да и вообще ни с чем проблем не было. Стол завален жратвой и выпивкой. На разномастных стульях остатки нашей банды. Всего четверо. Новичка нет, зато появился пацан с наглой неприятной рожей.
- А, Вад. Давай к нам. Помянем братву, - но настроение у Вула было совсем не похоронное. - Знакомься, это Пид. Наш человек.
- Да я это… - сказать «завязываю» язык не поворачивался. Я понял, если я скажу, что ухожу от них, меня посадят на «перо», труп кинут в угол и продолжат пить. - Тимона жаль, - выдавил из себя и пошёл к столу.
- Да не кисни, ты. Конечно, «несун» был неплохой. Время такое, жизнь копейка. Все подохнем, кто раньше, кто позже. Садись.
Мне налили полный стакан, в руки сунули кусок колбасы. Только тогда я понял, как голоден. У меня в квартире еды не было, а идти к деду я не мог. Я просто ощущал на себе ярлык бандита и запах крови.
Вул фраерился, весь из себя. Из него пёрла радость и загадочность.
- Братва. Мы становимся честными. Ха, ха, ха, - Вул хохотал над нашим удивлением. - Я иду в политику, а вы будете моими телохранителями. Во, смотрите, - он показал удостоверение члена партии «Правое дело».
Я немного слышал от деда, что в городе идёт предвыборная борьба за место мера. Прежний мер никого не устраивал. В городе было полное безвластие. Разборки шли везде, между торгашами, бандитами и жителями. Производство стояло, ТЭЦ не работала, школы тоже. Ни воды, ни тепла, улицы почти непроезжие. Цены на всё заоблачные. Партий было много. Чего они хотели, я не понимал. Дед говорил про «белоленточников». Это была партия местных олигархов. Им противостояли «возрожденцы», в которой участвовал дед. Остальные партии болтались между ними. Но тогда мне это всё было, как говорят, «до фонаря».
В тот день я впервые напился до беспамятства. Когда я на другой день очнулся, я был в своей квартире, на диване, в одних трусах. Кругом бардак, рюкзака нет, так и не узнал, что в нём было. Я ничего не помнил, но не спрашивал никого: что было, как домой попал. Просто молчал, был уверен, что поднимут на смех. Пусть думают, что помню.
Мы стали боевиками. Ходили на митинги, собрания. Нам приказывали, мы орали, таскали флаги и плакаты, дрались с другими боевиками, с полицией, били тех, кого нам заказывали. Я был в гуще политики и был полным «отстоем», ничего не понимал. Вул нам хорошо платил. Продуктами, выпивкой, деньгами. Откуда это всё бралось? Иногда мы раздавали на улицах продукты и деньги, и грозили, что если не проголосуют за нас – убьём. Кто обещал, кто молчал, а тех, кто возмущался, обругивали, угрожали, избивали.
В тот день Вул приказал быть у него «в штабе» после обеда мне и Пиду.
- Ты чего тянешься, как старуха? - наорал на меня Вул, хотя я пришёл даже чуть раньше. - Садись в машину, в деревню едем. На дело.
Вул сел за руль, Пид рядом, я позади, и мы поехали. Куда, зачем, Вул не говорил. Мне выдали биту, я понял, что едем кого-то бить. Мы выехали за город. Дорога была аховая. Дожди, морозы покорёжили асфальт не хуже бомбёжки. На обочинах то и дело попадались грузовики, фуры, легковушки. Побитые, пограбленные, ржавые. Прошло не меньше часа. Вул свернул с асфальта на грунтовку. Сначала было ничего, но последняя оттепель доконала её окончательно. Перед очередным ручьём мы хорошо буксанули. Рубили ветки, оказывается у нас был топор и верёвки. С трудом выбрались. Наступил вечер. Серый день превратился в тёмносерую ночь. Куда ехать?
Вул объявил привал:
- Делаем костер, пожрём и решим, что дальше делать.
Когда мы распили бутылку по кругу и плотно поели, Вул оттаял:
- Так братва. Мы посовещались, и я решил. Ночью мы не проедем, ни туда, ни обратно. Деревня рядом, за лесом. Идём пешком. Нам надо завалить одного горластого, он сюда к предкам приехал. С ним ещё двое. Водила и охранник. Жаль, гранат не дали.
- Ничего. Мы их сонных, топориком, - Пид довольно ухмылялся. - На крайняк, глушак пойдёт, - он вытащил из-за пазухи пистолет с глушителем.
- Ты первый пойдёшь. А ты за ним, - кивнул Вул мне. - Я вас прикрою.
Вул пошёл в машину и принёс короткоствольный автомат.
– Магазин полный, на всех хватит. Возьмите рюкзаки в багажнике, тут наверняка есть, что взять.
Деревня показалась внезапно. Лес кончился и вот они, темные дома, черная улица, черные огороды, всё побито морозом.
- Третий дом с краю по левой стороне, - тихо сказал Вул. - Встречаемся здесь, - и исчез в темноте.
Мы, двое, пошли по улице, прижимаясь к заборам полисадов. Стояла густая тишина. Собак не было. Может передохли, может съели их давно. Нам же лучше. Дом бревенчатый, простой, без затей. Калитка не заперта. Хорошо. Во дворе джип. Пид поднимается на крыльцо. Я внизу. Толкает дверь, та с легким скрипом открывается. Пид оборачивается ко мне, машет. Я даже в темноте вижу его довольную рожу. Мы входим в сени на цыпочках. Пид тянет на себя дверь. Та скрипит, как мне кажется, на всю деревню. Мы входим. Тишина. Вдруг из угла голос:
- Володька? Ну, загулялись вы.
Я вижу тень Пида, метнувшегося в угол на голос. Слышу хряск, стон, женский крик:
- Мамочка, за..? – крик прерывается хрястом.
Тень Пида идёт к столу. Пид включает небольшой фонарь, ставит его на стол. Берёт какую-то тряпку и вытирает руки, лицо, размазывая кровь. Поворачивается ко мне, говорит обыденно:
- Нету их тут. Ушли куда-то. Щас пошарим маленько, да пойдём.
И тут, как гром, как молния. Из-за занавески-двери на свет выходит девочка в длинной сорочке, лет двенадцати, как моя сестра. Сонно моргает, сонно спрашивает:
- А вы кто? К папке? - и тут глаза её начинают расширяться от ужаса, а рот открывается в беззвучном крике.
Пид хватает её за рубашку на груди и бьёт по голове пистолетом. Я не заметил, как он его выхватил. Девочка падает, сорочка с треском рвётся, обнажая её.
Пид оборачивается ко мне:
- Чего стоишь, столбом? Подержи пистолет. Я сейчас её оприходую, потом ты, потом прикончим.
Я беру пистолет липкий от крови. Пид скидывает рюкзак, куртку, расстёгивает штаны. Я смотрю на него, на девочку парализованный ужасом, Девочка открыла глаза, С ужасом посмотрела на Пида, потом, умоляюще, на меня. И я услышал её тихий, стонущий голос:
- Убей меня. Убей. Я не хочу…
Мне понятен её стон, мне понятно - пытка ужасом будет у неё и у меня. Мне показалось, что это моя сестрёнка, которая пропала с родителями в круговерти войны. Я не хочу видеть эту пытку. И я стреляю. Выстрел, как хлопок. Девочка дернулась, и из-под неё потекла черная струйка, окрашивая светлую сорочку красным.
Пид, стоя на коленях, зло обернулся, зашипел:
- Дурак. Зачем стрелял? Я всё равно её, пока теплая…
Я выстрелил в его бритую башку. Пуля снесла ему полчерепа и Пид завалился вбок, под ноги своей жертвы. А у меня подкосились ноги. Я сел, почти упал на пол. Пистолет вылетел из моей руки и исчез в темноте.
На улице загремели выстрелы, сухие, автоматные и приглушенные, пистолетные. А я сидел, как приклеенный. Заскрипела дверь. Я даже не обернулся. Грохот выстрела, удар по голове. Мрак.
Сколько я был без памяти? Недолго, так как слышал, выстрелы и крики. Света не было. Я поднялся и вышел. Выстрелы удалялись от меня. Я пошел в огород, там даже не было изгороди. Впереди чернел лес. Я должен был бежать, но я шёл, не торопясь, как заводная машина. Огибал деревья, выворотни, проходил через кусты и траву, перешагивал через упавшие деревья. В голове было только одно, уйти как можно дальше. Потом был удар в лоб. Я стоял упершись лбом в ствол дерева.
Меня тряхануло. Я очнулся от воспоминаний, которые не хотел помнить. Мы въехали в село. Задумавшись, я ехал, как автомат, кроме дороги ничего не видел. К руке на руле мягко прикоснулась Лара. Я обернулся к ней. Она глазами, а, может, и мысленно показала мне в сторону. Сначала я подумал, что произошла трагедия, по улице шел трёхметровый ер в нелепой униформе и нес на руке Петьку, у которого безвольно болтались ноги, а голова лежала на широкой груди ера. Я с тревогой посмотрел Ларе в глаза.
- Спит маленький Петя, - ласково сказала Лара.
Ер, ни на кого не обращая внимания, безошибочно подошел к дому Петьки. Из дома, с ужасом на лице, выскочила Петькина мать и застыла перед лохматой громадиной. Ер опустился на колени и, ну точно, улыбнулся, и протянул спящего Петьку Полине. Она взяла Петьку, прижала и посмотрела еру в глаза. И тот показал понятный человеческий жест, поднял ладонь и положил на неё свою голову. Полина расцвела улыбкой, так это было понятно и трогательно.
- Петя научил его, как показать сон, - прокомментировала Лара.
Я сдал арестантов в штаб, выслушал доклад дежурного. Лара терпеливо ждала на крылечке. Делать нечего, обещания надо выполнять. Мы поехали в лагерь еров.
Лагерь меня поразил. По краям большой поляны, под деревьями стояли аккуратные островерхие шалаши. Никакой суеты, все чем-то заняты. Чистота. Один шалаш заметно выделялся высотой.
- Это дом Вождя, - пояснила мне Лара.
Посередине поляны догорал огромный костёр. Два ера толстыми длинными палками временами поправляли уголья. Из большого шалаша вышел Вождь. Он выглядел величественно и смешно, для меня, естественно. Широкий балахон из цветастых китайских шелков. На голове что-то вроде высокой короны сплетённой их бамбуковых прутьев и украшенной яркими лентами. Вождь в руке держал огромную дубину, тоже оригинально украшенную развевающимися лентами. Вместе с вождём к костру от шалашей вышли все жители. Оказывается еров осталось около полусотни. Больше половины, дети и женщины. Лара взяла меня за руку:
- Вождь просит Командира подойти к нему.
- Наверное, они общаются между собой мысленно, - подумал я и тут же получил подтверждение от Лары.
- Вождя все слышат. Если Вождь захочет, ты будешь слышать Вождя.
Мы подошли к Вождю. Вождь поднял дубину и заревел. Рёв подхватили все. И хотя это был клич победы, а может моего приветствия, для неподготовленного человека, это было бы жутко. И вдруг развивающийся балахон показал мне, что это женщина. Я был удивлён. А действие развивалось стремительно. Еры-мужики, прошли по углям и подняли из углей шкуры тигров. Над поляной плыл запах печеного мяса и горелой шкуры. Вождь и я, в сопровождении Лары, шли от одной туши к другой. Вождиха, делала какие-то пассы, мужик ер ловко отрезал ей два кусочка мяса. Один она поднимала над головой и что-то рычала, затем бросала в рот и снова рычала. После этого второй кусочек вложила в рот мне. Пришлось просто проглотить. После этого все кинулись на туши. Но и тут, оказывается, был порядок. Просто делёжка шла с быстротой для нас немыслимой. Каждая семья получала часть туши и уходила. Другая, тут же занимала её место. Без толчеи. Очередь, оказывается, зависела от заслуг, это я узнал позже. Заслуги определял Вождь. Лара тоже получила свою долю, не в числе первых. Одна.
- Лара, - спросил я её осторожно, - твоя мать здесь?
- Нет, – ответила она спокойно, сгрызая мясо с кости, – её убили тигры. Мать убили давно, в лесу. Много наших убили тигры, а мы убили их, - заключила она воодушевлённо.
- Лара, как мне поблагодарить Вождя и уехать в село? У меня ещё есть дела. Мне надо говорить с многими людьми, - поправил я себя. - Завтра придут аяки. Надо подготовиться.
- Что значит подготовиться? Их надо убить всех.
- Надо, надо, - не стал я спорить, - пойдём к Вождю.
- Зачем идти? Я сказала Вождю, что ты закончил еду и уходишь домой.
Я уже привык не удивляться. Я встал и сделал прощальный жест:
- Завтра встретимся, - и пошёл к машине.
Вокруг сидели семейные еры и ели своих врагов. Еры-женщины делили семейную долю, кто ножом, кто руками и раздавали, не забывая себя. У самой машины, я оглянулся. Просто хотел увидеть одинокую фигуру Лары. Её не было. Я открыл дверь машины, противоположную открыла Лара. Я не видел и не слышал, как она подошла. На мой взгляд, она ответила:
- Я всегда буду с тобой.
И хотя её присутствие меня не тяготило, но постоянное, необычное сопровождение мне совсем не хотелось иметь. Но я так устал, что просто молча сел за руль.
Но день для меня не кончился. В штабе меня ждали Председатель, командиры отрядов.
- Командир. Из системы наблюдения пришли кадры лагеря «аяков», - сказал мне Председатель, как только я вошёл. - Лагерь разглядеть трудно, деревья заслоняют. Но видно, что народу там не мало. Не мало и техники. Что делать будем?
- Вы давно тут сидите? - спросил я, чтобы оттянуть ответ.
- Часа полтора. Планы составляем. Варианты.
- Что же предлагает штаб?
Начальником штаба я назначил, прибывшего с бойцами старлея. Он встал, по военному начал:
- Возможный противник не может пройти мимо, других дорог нет. Мы не знаем их численность, вооружение, цели. Провести разведку не возможно, из-за опасности гибели от засад монстров. Вариантов наших действий три: остановить и предложить разоружиться; провести переговоры и пропустить; воспрепятствовать движению военным путём до подхода основных сил, если два первых не получатся.
- Есть ещё предложения? – спросил я. - Какой план наиболее премлемый? - все молчали.
Председатель встал:
- Конечно, хорошо бы их разоружить, но как? Если, как вы говорили, - он кивнул на меня, - они сделали из зверей орудия убийства, то нам нечего противопоставить. По мне, лучше их пропустить, а там… Пусть армия разбирается.
- Пропускать их нельзя, - это один из командиров-ополченцев, бывший вояка. - Когда они войдут в село, мы их не сможем контролировать. Вдруг они начнут грабёж?
- Может на это время народ вывести из села? - подал то-то голос.
- Куда и как? В тайгу, где тигры? - возразил другой.
- Как же их пропустили так далеко от границы? Это же не один человек, да ещё техника? - третий голос.
- Командование разбирается. Это не мой вопрос, - ответил военный.
- Срок прибытия войсковой части не изменился? Вы последнюю сводку передали? - обратился я к нач.штаба.
- Передал, просил сократить сроки. Раньше двадцати часов не получается. Отряд уже в пути, но прибытие задерживается, дорога в нашу сторону размыта ливнем, - отчеканил наш начштаба.
- Аяков нужно убить, - возглас Лары в моей голове был настолько неожиданным, что я невольно обернулся ней. Лара стояла, незаметная, в тёмном углу.
- Почему? – вслух спросил я, неожиданно для всех.
- Они хотят убить нашего Бога и моё племя. Они забирают… - она подбирала понятие, - блестящий металл, камни, ткани и еду. Людей убивают, чтобы никто не знал, куда они идут. Они убьют всех, если мы не убьём их. Моё племя, как сказал Бог, сломали их дома, взяли их металлы, повозки и рабов. Убили всех аяков, - она показала пять пальцев одной руки и четыре другой, - аяков было мало. Другие аяки ушли три солнца раньше - убивать.
В комнате стояла тишина. Все понимали, что мы говорим с Ларой, молча.
- Значит, - я заговорил вслух, для всех, - ваше племя разорило монастырь монахов-бандитов, забрало их богатства и пленников, когда те уехали на грабёж? – Лара утвердительно кивнула. - Теперь они вас преследуют, а свидетелей убивают, всех? - Лара кивнула. - Но мы убили тигров. Без них мы не боимся аяков, - Лара покачала головой отрицательно.
- У них есть собаки. Ты видел их. У них есть машина, как твоя.
- У них есть БМП с пушкой, - я заговорил вслух. - Далеко был ваш лагерь, из которого вы шли?
- Мы идём четыре луны. Это много дней.
- Они уходили от бандитов почти четыре месяца. Куда же вы шли?
- Мать мне говорила, Бог сказал – «мы идём в город мертвых. Мы будем жить. Аяки, тигры, собаки там умрут».
Я повернулся к остальным.
- Он шли в город «мёртвых», так как радиация их не убивает, а для врагов она смертельна. Получается, что аяки вряд ли будут вести переговоры. Завтра утром надо ждать собак. Они помельче тигров, с годовалого телка, но страшнее.
- Ну, собак-то мы перестреляем, - бодро заявил один из ополченцев-охотников.
- Не уверен. Их много, стремительны, кровожадны. Если не сдержим, порешат всех. Я их видел.
- Эх, жаль, мин нет. Прошло бы немного, - помечтал кто-то.
- Лара, - сказал я вслух, - мы можем попросить помощи от вашего племени?
- Мы пойдём к Вождю племени.
- Тогда мы едем к Вождю, - заявил я и приказал начальнику штаба подготовить план боя.
Лара показала жестом, где остановить машину. Мы вышли и пошли пешком через перелесок к лагерю еров. Полная чернота вокруг, наполненная разными звуками: шуршание, стрёкот, шаги, шорохи. Лара шла впереди, я чуть позади, держась за её руку. Спокойное сцепление пальцев вселяло в меня полную уверенность, что мы идём правильно, и никто на нас не нападёт. В одном месте она негромко рыкнула и в ответ, совсем рядом, прозвучало ответное рычание. Странно, что я ждал этого рыка, точнее, мой мозг его ждал, также, я точно знал, что через десяток шагов будет лагерь, и я увижу «дом» Вождя. Мы подошли ближе. В шалаше медленно поднялся полог входа. Из шалаша чуть пробивался свет. Мы вошли.
Внутри шалаша, посередине, стоял невысокий столик-пень, искусно украшенный цветными лентами. На столике светился светильник-светодиод. Он едва освещал шалаш внутри. Стены шалаша были задрапированы тканями с блеском, очевидно, шёлк. Напротив входа сидела Вождь в складном кресле, тоже увитом лентами. Свет между нами мешал мне разглядеть её.
- Командир, Вадим, – прозвучало в моей голове, также, как и при общении с Ларой, но «голос» мысли имел другой оттенок. Более жесткий, что ли. - Мы будем понимать друг друга. Я так хочу. Ваши враги - это наши враги. Все придут биться с собаками аяков. Собаки придут к вам, когда на стекле на твоей руке будет знак, - она пальцем начертила в воздухе семёрку.
Я машинально посмотрел на часы-навигатор на запястье. На экране мягко подсвечивалось время – два часа, тридцать минут. Я напрягся с ответом. С Ларой у нас мысли обменивались само собой, но здесь я должен был «говорить», как бы с невидимым собеседником.
- Командир, подойди близко, справа. Смотри мне в глаза. Говори языком. Я пойму твои слова головой.
Я подошёл. Вождь была в другом наряде, сидела величественно, как это делал Вул.
- Да, я сижу, как Бог, которого ты назвал Вулом. Потому, что я, Вождь, - ответила она мне на подуманное мной. Тебе не нравится Бог. Ты знаешь его черное прошлое, которое ты хотел бы забыть. Может, я пойму тебя. Потом…
- Уважаемый Вождь, - начал я торжественно, - я пришёл говорить о координации в бою, - в мозгу крутилось, как выразить эту мысль понятнее.
- Понимаю. Ты хочешь, чтобы мы не мешали друг другу убивать собак.
- Верно. Для этого твои люди не должны выходить вперёд, а ждать в засаде за нашими спинами. Они будут убивать тех собак, которых мы не смогли убить. Впереди будет поле смерти от оружия. Мы не хотим убить случайно никого их твоих людей.
- Это правильно. Собаки уйдут с поля смерти и придут к вам со всех сторон. Мы будем их убивать.
- Вождь, скажи, кто такие, аяки? Как они управляют собаками и тиграми? Почему они хотят убить вас?
- Я скажу. Аяки управляют собаками и тиграми головой, через чёрный ящик. Мной и тобой управлять не могут. Но очень хотят. Остальное я расскажу потом. Иди. Тебя ждут другие люди.
- Вождь пришлёт к нам своего человека?
- Луноликая стоит здесь, - я понял - Лара. - Утром ты будешь знать где мы, через голову Лары.
Просто так уходить было бы странно, и я сказал:
- Мой народ благодарит ваше племя за помощь.
В ответ она поманила меня к себе огромным пальцем с черным ногтем-когтём. Я подошёл совсем близко. Рука её прикоснулась к моему лбу и я услышал:
- У тебя ничего не болит. Ты всё видишь, всё знаешь. Ты не спишь два солнца. Я даю тебе силу.
Вождь легоньго оттолкнула меня, положила руки на колени и закрыла глаза. Мы бесшумно вышли. Я так и не увидел, кто открывал и закрывал полог входа.
Мы ехали в УАЗике на втором сиденье. Я решил поспать по военному на ходу, но спать не хотелось, был необыкновенный прилив сил и бодрости. Лара же наоборот свернулась в клубок, положила голову мне на бедро и уснула. Мне казалось, что она мурчит во сне, как кошка.
В штабе меня ждали. Председатель не выдержал:
- Договорились?
- Конечно. Они будут во втором эшелоне, – ответил я весело. - Прорвёмся, мужики.
- Товарищ капитан, доложить план операции? - отчеканил начальник штаба подчёркнуто, по строевому.
- Доложите план, товарищ старший лейтенант, - ответил я в тон.
Старлей предполагал, что собаки пойдут на нас также скопом, как и тигры, но в моей голове были слова Вождя, - собаки уйдут с поля смерти. Всё стало на свои места. Собаки управляются людьми. Люди учтут поражение тигров. На поле смерти собаки, по крайней мере все, не пойдут. Я придвинул план капитана и взял красный карандаш.
Через полчаса штаб опустел. Надо было многое сделать ещё до рассвета.
Рассвет я встречал на пункте наблюдения. Светились всего пять экранов: дорога в райцентр, вид с околицы вправо и влево и два на дороге в тайгу. На дальней камере вообще ничего не было видно, она не работала. Зато на ближней, было видно, что вдалеке на дороге стоит БМП, а вокруг лежат и сидят собаки. Даже на таком удалении было видно, что высота идущей собаки на уровне колеса БМП.
- Товарищ капитан, до этого места восемь километров, - сказал мне шустрый паренёк-наблюдатель. - Я насчитал восемнадцать собак, которых видно. Ну и здоровенные.
- Людей, тигров, не видел?
- Нет, не видел. Тигры на дороге не появлялись. БМП стоит задраенный. Приехал он по темноте, без фар, а то я бы увидел раньше. У меня всё записывается, - добавил он, - можете проверить.
- Хорошо. Как появятся изменения, сразу сообщи.
- Есть, товарищ капитан. Будет сделано, - залихватски ответил паренёк.
Камеры наблюдения – это автомобильные регистраторы, качество их не ахти, но польза есть. Сотовая связь работала в пределах посёлка. Я, в душе восхищаясь председателем, набрал его номер:
- Председатель, в восьми километрах на дороге БМП и восемнадцать собак. Ждите моего звонка.
- Понял, капитан. Значит выдвинули к нам поближе пункт управления?
- Да, председатель. Наверняка будут руководить боем онлайн. Ещё раз проинструктируй насчёт запасных позиций.
Примерно так же я поговорил и с остальными командирами. Осталось немногое - ждать.
Прошёл час, второй. Собаки лежали, бегали, огрызались, но БМП стоял без движения.
В шесть тридцать позвонил наблюдатель:
- Товарищ командир, из БМП выдвинули черный ящик на опоре с метр. И он едет в нашу сторону. Собаки разбежались в разные стороны леса. Не видно, куда и сколько.
- Хорошо. Продолжайте наблюдение и сообщайте об изменениях обстановки.
Я передал сообщение командирам и объявил боевую готовность. По моим соображениям собаки появятся не больше чем через полчаса.
Снова позвонил наблюдатель:
- Товарищ командир, к нам движется джип с кузовом. В кузове какая-то установка, пока не разберу. То ли пулемёт, то ли ракеты.
Значит, всё пойдёт по худшему сценарию. Аяки готовятся всерьёз.
- Следите дальше. Как остановятся, доложите примерное расстояние. Ясно.
- Так точно, ясно. Обязательно доложим, - донеслось с поста, потом взволновано,- шесть… нет, семь собак выбежали на дорогу. Это с километр от нас.
Я объявил всем время «Ч». С этой минуты запускался наш план встречи противника. Вскоре я уже разглядел собак, бегущих по дороге. Это был не бег, с принюхиванием следа и приглядыванием по сторонам. Это был боевой гон. Целенаправленный, только вперёд.
- БМП съехал на обочину и остановился. Километра три от нас,
- прозвучал тревожный голос наблюдателя. - А вот и джип. Он остановился на другой обочине, метров за двести – триста от БМП. Деревья скрывают его совсем. Ничего не видно.
- Понятно. Как увидите запуск ракеты, сообщайте всем сразу по конференции. Ясно.
- Ага. А откуда… что, ракеты будут?
- Оттуда, мальчики. Всё. Ждите.
Я предупредил всех, что нас ждёт ещё и ракетный обстрел. Осталось выявить наблюдателей.
- Враг обязательно накроет самое высокое здание - школу. Старший лейтенант, пришлите четырёх бойцов. Надо укрепить командный пункт на крыше, - в ответ короткое, - «Есть».
- Третий, - услышал я распоряжение, - пришлите к школе резерв песка.
- Сейчас, Командир, сделаем. Ребята уже заводят, - услышал и чисто гражданский ответ.
С крыши школы хорошо виден весь посёлок. На улицах никого. Скот сегодня на пастбище не выгнали, и кое-где в загонах мычат коровы. Собак дворовых в посёлке давно нет. В голодные годы они бродили вольно и гибли от радиации. Оставшихся одичавших собак отстреляли. Но то были свои, разношёрстные местные пёсики, опасные только в стае. Сейчас жители увидят «собачек» размером чуть не с корову, и собачьего у них, только вздёрнутые хвосты.
Вот они, первые псы войны. Да, сегодня у них тактика окружения. В бинокль видно, как собаки бегут к посёлку с трёх сторон, мелькая в редколесье.
- Сигнал, – командую я бойцу связи.
Я показываю направления, он стреляет из ракетницы старлея, обозначая направления атакующих.
Собаки вылетают на открытое пространство. Они бегут огромными скачками и их оказывается немало. Считать их трудно, но не менее двух десятков. Представляю, как тяжело защитникам ждать команды «Огонь!». Вот и наблюдатели. В каждой группе одна из собак садится на опушке и смотрит на посёлок.
Оборачиваюсь, чувствуя кожей исходящее от Лары напряжение. Глаза её огруглились, лицо и руки подрагивают, ноздри раздуваются.
- Лара, - окликаю её, - есть новости от вашего племени?
Она резко расслабляется. Переводит взгляд на меня. Лицо её мягчеет.
- Да. Собаки бегут к нам через лес. Мы ждём, когда они подбегут.
Мои опасения подтвердились. Собаки нападают со всех сторон. Самое трудное, защитить лагерь еров, где остались старые, раненые еры и их дети. Предложение председателя, укрыться в конюшне, Вождь отвергла без объяснений, одним словом – «Нет».
Это были последние секунды тишины. И вот первый взрыв, затем взрывы зачастили и загрохотали выстрелы, одиночные и очередями. Мне видно, что наше минное поле из гранат-растяжек, нанесло небольшой урон. Убитых собак единицы. А раненые бегут дальше, но всё-таки медленнее. Несколько гранат калечат собак основательно, но даже, с оторванными лапами, с разорванным брюхом, они ползут вперёд со страшным оскалом клыкастых морд.
- Командиры, - кричу я в сотовый, - огонь снайперов по собакам на опушке. Это наводчики и командиры. Включайте микроволновки.
Собаку-наблюдателя на правом фланге убили первой. Пуля попала в голову, я увидел, как она взвилась вверх, потом завалилась на бок, засучила лапами и затихла. Две другие присели на землю и поползли вперед. Может, кто и попал в них, но по ним не было заметно. Бойня шла по всем направлениям. Большая часть собак всё-таки не добежали до траншей. Над полем стоял визг раненых, и рык бегущих собак. Вот, несколько собак выскочили на траншеи. Их расстреливают в упор. Я вижу, как замешкавшегося сменой магазина, бойца, псина, походя, выхватывает из окопа за голову и, как куль, выбрасывает на бруствер. Ополченец выскочил из траншеи и стреляет в собаку-убийцу из ружья, не замечая, что сам в смертельной опасности. На него сзади набегает другой пёс. Его спасает чей-то выстрел в упор. Собака инстинктивно оборачивается на удар пули и промахивается. Но успевает схватить ополченца за куртку и тот летит на землю без куртки и ружья. От града пуль собака завертелась на месте, потом упала. Ополченца подхватывают товарищи и на руках несут по траншее в землянку. Если даже не ранен, то точно, в шоке.
Над посёлком взлетает красная ракета. Понятно. Связь не работает из-за помех от микроволновок и наблюдатели дают сигнал о ракетной атаке. Огонь ракеты ещё не погас, как со свистом на улице и перед школой взрываются снаряды, разбрызгивая горящий напалм. Аяки решили поджечь посёлок, чтобы выманить людей из траншей, окопов и домов. Снова летят ракеты. Взрыв снаряда приходится в дом на окраине. Дом вспыхивает, как спичка. Мой боец связи, ополченец, тихо говорит с надрывом:
- Это мой дом, – потом чуть веселее, - мои выскочили. Бегут по огороду.
Выскакивают люди. Несколько собак прорвались в село. Ополченцы бегут к пожару и за собаками. Стрельба, дым, огонь. Лара дергает меня за рукав.
- Я иду помогать твоим людям, убить собак.
Я смотрю на неё и вижу, что отговаривать её просто нельзя. Она сама превращается в зверя. Я только махнул рукой и сказал от души:
- Береги себя, Лара. Ты нужна мне.
Большая её рука скользнула по моей щеке, и Лара исчезла.
В бинокль я вижу, как на дороге вдалеке появляется БМП, потом и джип с ракетной установкой.
Затем поворот скрывает их. Затем в просвете дороги вижу движущиеся три крытые машины. Значит будут пробиваться с боем. Наша оборона против пушки и ракет не устоит и часа. Всех положат. У нас минут пятнадцать. Просто дорога там паршивая, на наше счастье.
- Старлей, готовь группу для засады. Через 15 минут БМП, джип с ракетной установкой и три машины с людьми будут на опушке. Бегом в лес. Не дать им выйти на прицельный огонь. Понял?
- Так точно. Разрешите возглавить группу мне? – и немного другим голосом,- Так надёжнее.
- Ты понимаешь, куда идёшь?
- Так точно. Потому и иду, что понимаю.
- Действуй. Потери есть? Кого оставляешь?
- Отделение сержанта Давыдова. Потерь нет. До связи.
Вижу, как зигзагами, огибая растяжки, установленные его бойцами, бежит к лесу старлей с двумя десятками бойцов. Навстречу им из леса выходит тигр. Он идёт медленно, но во всём его движении, даже издали, чувствуется остервенение. Группа бежит прямо на него. Затем резко останавливается и падает в траву. Из травы тянутся трассеры двух подствольных гранат к морде тигра. Ещё секунда, и голова тигра раскалывается клубком огня и крови. Группа бежит дальше, мимо поверженного гиганта.
На крыше появляется Лара и Петькой на руках.
- Командир, - мне кажется, что она кричит от восторга, - всех собак убили.
Теперь я замечаю, что её руки и платье в крови.
- Лара, - торопливо говорю ей, - Петька ранен? В больницу его надо.
Петька выпрыгивает из её рук и мчится, довольный, ко мне.
- Дядя Командир, - не надо госпиталь. Это она собаке голову оторвала, я сам видел. Собака гналась за соседкой нашей теткой Нюркой. А Лара сбоку на неё налетела, хвать за голову, а ногами за тулово. И оторвала напрочь. Кровища фонтаном. Вот так, - Петька размахивал руками, изображая фонтан. - Мы все обалдели.
- Лара, как ваше племя? Справились с собаками?
- Справились. Вождь сказала, что бойцы убили три собаки,- она показала три пальца, потом собаки прибежали к нам и мы их убили. Двое наших, - она сделала небольшую паузу, - бойцов, погибли.
Запел сотовый телефон:
- Капитан, мы на месте, окапываемся. Уже моторы слышно. Мы не пропустим.
- Надеемся на вас. В поселке собак перебили. Отход, как договорились. Мы прикроем.
- Понял. И этих перебьём. До связи.
Я увидел, что люди уже начинают праздновать победу. Народу на улице всё прибавлялось. Дом уже не тушили, он догорал. На боевых позициях оставались только строевые бойцы. Ополченцы толпами шли в посёлок, хотя разрешения я не давал. Я вызывал по очереди командиров, запрещал, разъяснял, но порядка всё не было.
Я оставил дежурного на НП и пошёл вниз. Ко мне кинулся народ, поздравлять.
- Командир, с победой тебя и нас. – кричали со всех сторон.
На первые выстрелы и взрывы в лесу ликующая толпа среагировала не сразу. Но уже через несколько секунд наступила недоумённая тишина. Потом в тишине раздался громкий вопрос:
- Командир? Что за хрень? Кто стреляет?
Я поднялся на ступени школы повыше и как можно громче, и как можно спокойнее объявил:
- К нам движется вооруженный отряд бандитов, численностью около 30 человек. Они хорошо вооружены. Наши бойцы первого эшелона уже вступили в бой. Всем ополченцам вернуться на позиции. Жителям укрыться в подполах и подвалах. Немедленно уходите с улицы.
В подтверждение, над толпой просвистели пули, резко лопнуло и осыпалось стекло в одном из окон школы. Толпа рассыпалась. Люди бежали вдоль полисадов, ополченцы в окопы, Женщины тащили за руки любопытных детей и подростков по домам. В лесу бой грохотал, не умолкая. Шальные пули свистели над посёлком, разбивая шифер на крышах, визжа на рикошетах, срезая ветки деревьев. Улица опустела.
Запищал сотовый:
- Капитан, джип мы подбили, БМП тоже, но он, гад, ещё живой. В машинах были вооружённые, много. Постреляли. Потерь нет. Двое ранены. Отходим.
- Действуй старлей.
Я прошёл на позиции отделения сержанта. Ребята нервничали из-за бездействия. Сержант заспешил ко мне:
- Товарищ командир…
- Сержант, - прервал я, - берешь своё отделение и отделение ополченцев, сейчас подойдут. Ваша задача: скрытно, через село, огородами пройти в лес на левом фланге, рассредоточиться и затаиться. Атака - желтая ракета. Зеленая, отход, чтобы мы вас не зацепили. И побольше шума. Орите погромче. Ясно?.
- Так точно, ясно, - ответил он недоуменно.
Два отделения перебежками побежали к крайнему дому. Бой в лесу шёл уже десять минут, перемещаясь вправо, а мы ещё не видели никого, только неподвижная пышная зелёная стена. Я ждал.
Появление вдалеке на дороге медленно бредущего тигра было принято с юмором.
- Последний тигр ползёт за смертью.- услышал я от кого-то из бойцов.
Похоже, так и было. Труп тигра, шедшего за собаками, лежал недалеко от опушки. Значит ещё один. Я поднёс бинокль к глаз и … поразился. Тигр был в упряже, и тянул он БМП !
На таком расстоянии стрелять по нему было бесполезно. А вот БМП через сотню метров выйдет на боевую дистанцию и начнет безнаказанно нас расстреливать. Из зелени тайги вырос дымный шлейф. Ракета упала и взорвалась возле второго дома. Следом второй шлейф, и взрыв взметнул землю метрах в двадцати перед линией обороны. Противник пристреливался.
- Всем укрыться, - приказал я.
Приказ полетел по цепочке в разные стороны. Четыре ракеты прилетели друг за другом. Взрывы прошлись по линии траншей, одна даже попала в траншею. Перерыв на заряжание займёт минуту, не больше. Атака начнётся, как только тигр дотащит БМП до хорошего обзора села.
Точно. Тигр свернул с дороги и исчез в лесу. Башня БМП повернулась вправо и прогрохотала очередь. Пули подняли пыль на бруствере. Пушка повернулась влево и вновь прозвучала очередь. Пушка повернулась, нацелившись в центр села. Я ждал пушечного выстрела. Но, открылась крышка люка, и на башню поднялся человек с белым флагом. Переговоры. Человек начал размахивать флагом. Потом спрыгнул с брони. К нему присоединился ещё один. Они спокойно пошли по дороге к селу. У нас белого флага не было. Я просто поднялся на бруствер. Следом, Лара.
- Лара, - сказал я недовольно, - я буду один. Ты должна ждать меня там, - я показал на траншею.
- Нет, - был категорический ответ.- Это плохие люди. У них плохие головы. Я не уйду, - и встала рядом.
Переговоры нас устраивали. Где-то к нам упорно шла подмога. Связи с ней не было. Сопки перекрывали радиосигналы, а спутниковая связь давно ушла в легенды.
Парламентёры подошли метров на сто к окопам, и мы с Ларой пошли навстречу. Хотя в этом был риск. За их спиной – пулемёт и пушка, с нашей – ружья и автоматы. Но показывать наших немногочисленных защитников я не хотел. Нам навстречу шли два тибетца. Они немного отличаются от китайцев разрезом глаз и особенно, одеждой. Оружия не видно. Но в этих, развивающихся халатах, может быть, что угодно, мы это уже проходили.
Мы остановились в пяти шагах, друг от друга
- Ми пришёл говорить мирно, - вполне сносно перевёл слова незнакомой нам речи, переводчик. - Ми идёт мимо дом по дорога. Вы не стрелять, мы не стрелять. Хоросо?
- Если вы оставите оружие, мы вас пропустим. У вас есть тигр и собаки. Они убивали моих людей. Их нельзя пускать в село.
- Оружие? Оружие не оставить. Зверь много. Злой. Ест люди. Оружие нельзя.
- Мы вас пропустим, если ваши люди всё оружие сложат на машину, которая будет последней. Вы проедете наши посты на другой стороне села с нашим сопровождением. Дальше можете ехать, куда хотите.
Толмач долго переводил мои слова своему начальнику. Тот несколько раз просил повторить наши условия. Начальник явно был недоволен. Он выговаривал резко, и толмач покорно кивал головой. Потом повернулись к нам.
- У васа чужой человек. Он воровал нас. Отдайте этот человек нам. Ми сделал, как ви сказал.
Картинка сложилась. Значит Вул украл у них, что-то очень ценное, раз его преследовали месяцами, тысячи километров. Я понимал, что Вула ждёт смертный приговор в любом случае. За разгромленную деревню по нашим законам, снисхождения ему не светило. Аяки его тоже не пожалуют. Но тут я могу отвести беду от села и я решил.
- Я согласен.
Толмач перевёл. Начальник сказал несколько фраз. Толмач, улыбаясь, сказал:
- Ми хотим видеть этот человек. Ошибка нам не надо.
- Хорошо. Я сейчас прикажу привести его сюда.
Мы были недалеко от своих траншей, поэтому я просто обернулся и крикнул:
- Приведите арестованного, который постарше. Бегом.
В ответ мне козырнули и два молодых ополченча побежали к конторе. Я решил уточнить детали их пропуска.
- Сколько у вас людей и машин?
Они поговорили и толмач объявил:
- Люди мало, мало… десять,- он показал мне пять пальцев руки и снова повторил, - Десят, - и вновь пальцы.
- Людей у вас пятьдесят. Так?
- Так, так, - закивал толмач, - пять десят.
- А машин сколько?
- Машина? Мало, мало, - и показал растопыренные пальцы руки.
- Пять машин?
- Так. Пять. Два раз.
- Вы строите колонну и проезжаете село. Обмана не будет. Даю слово офицера. Я буду с вами до безопасного для вас места, как гарант. Вашего вора мы повезём следом, он нам не нужен. Мы отдадим его, я сяду на машину и уеду. Понятно?
Толмач перевел, переспрашивал, снова переводил. Потом снова обратился ко мне:
- Обман нельзя. Ви понимай, что мы сила большой, ви сила, мала, мала. Если обман, мы убить тебя. Потом придём сюда, - он показал на село, - убить всех. Понятно?
- Понятно. Но я не нарушу слова. Если вы нарушите, мои люди, хорошие воины. Они разобъют ваш обоз.
Показались посланцы. Но они были без арестанта. Ополченцы выскочили на бруствер. По их лицам я понял, что-то случилось.
- Товарищ командир, закричал тот, что постарше. Сбёгли арестанты. Кольку, охранника убили насмерть, непонятно чем.
Толмач быстро заговорил с начальником. Тот зло посмотрел на толмача, на меня, на бойцов и что-то коротко сказал, повернулся и пошёл. Толмач быстро сказал:
- Ми думай. Ви обман. Нет человека, нет мира. Ви надо искать. Два час, - и побежал за начальником.
Мы пошли к своим. Лара удручённо сказала мне мысленно:
- Я не услышала их правильный голос. Старший из них имеет очень чёрную голову. Он хочет убить всех. Это плохие люди. Тебе с ними нельзя. Будет обман.
- Не переживай, Лара. Мы не дадим обидеть ни себя, ни ваше племя.
Старлей уже ждал меня в траншее.
- Товарищ командир, разрешите доложить?
- Докладывай, старлей, – я всё-таки был намного старше его.
- БМП подорвали гранатой. Заглох сразу. Джип повредили из подствольника. Платформу с ракетной установкой тоже гранатой. Похоже, у них есть ещё одна, мы слышали пуски. Народу у них порядочно. В каждой машине около двадцати. Оружие, АК и М16. Потерь нет. Двоих легко ранило шальными.
- Вас преследовали?
- Нет. Практически. Они заняли круговую оборону. За нами увязалось, примерно, отделение, мы популяли для отстрастки, они быстро отстали. Какие будут указания?
- Пойдём в блиндаж, сейчас остальные прибудут. Обмозгуем варианты. У нас есть два часа времени. Надо немедленно организовать поиски арестантов. Пусть группа подходит к конторе.
В сопровождении одного из посланцев мы пошли к складу, в котором сидели арестанты. Замок был разворочен. Дверь приоткрыта.
- Это мы замок ломали. Пришли, замок висит, Кольки нету. Покричали - нету. Постучали - тихо. Ну я за ломом сбегал, свернули замок, а он там, Колька. А этих нету.
Мы зашли внутрь. Свет от двери осветил паренька лет девятнадцати. Он лежал с открытыми глазами и спокойным лицом. Из кармана поблёскивал край наручника. Мгновенная смерть. Крови нет. Значит яд.
- Какое оружие у него было?
- «Сайга», карабин отца, я знаю.
Мне стало нехорошо. Моя вина. Не проверил, не проинструктировал. Почему парень снял наручники? Почему открыл дверь? В общем-то ясно, молодой, наивный. Пожалел. Про него просто забыли в суматохе боя. Он тут стоял один, стрелял по собакам, видно по гильзам у входа. А мы победу праздновали.
Подошла группа бойцов. Я проглотил ком в горле и начал объяснять.
- Их двое, оружие - карабин, могут быть ножи. Один, который постарше, очень опытный убийца. Убивать их нельзя. В крайнем случае стрелять по ногам.
Лара ходила вокруг склада, осматривала, обнюхивала. Затем подошла ко мне, тронула за руку. Я прервался, посмотрел на неё.
- Я покажу твоим людям. Они ушли к моему племени.
Это меняло дело. Надо было ехать самому.
Мы набились в УАЗик и рванули в лагерь еров. Через пятнадцать минут мы были у лагеря, въехали на поляну. Никого. Только пустые шалаши.
- Лара, куда они ушли? - спросил я упавшим голосом.
Лара обошла лагерь, я шёл следом. Заметно было по следам, что лагерь ушёл внезапно. Но почему Лара об этом не узнала? У неё должна была быть связь с Вождихой?
- Нет, я не слышала её. Так она хочет.
- Куда же они ушли?
- Они ушли туда, - она показала направление в тайгу, подняла закрученную ветку, рассмотрела её, - это говорит, - показала её мне, - они пошли назад. Их ведёт Бог. Которого ты зовёшь Вул.
Мы ехали обратно. Я думал. Сказать аякам о ерах, и подставить их под пули нельзя. Что будут делать еры и аяки – полный мрак. Времени осталось, час.
Командиры ждали нас в конторе. Я коротко рассказал обо всём, о переговорах, о ерах, о Вуле. Что я ожидал от них? Совета? Решения? Тем не менее, для порядка, выслушал мнения. Приказал усилить охранение. Второе отделение отправил на фланг в засаду. Договорились о связи и сигналах. Оставалось ещё двадцать пять минут.
- А не организовать ли нам чайку?- предложил председатель.
Все поддержали. Оказывается всё уже было готово. Две девушки принесли чашки, большой чайник, хлеб сметану, варенья. Я позвал к столу Лару, но она отрицательно замотала головой.
Разлили ароматный чай по кружкам. Потянулись за хлебом. Вдруг я заметил, как напряглась Лара. Она, как будто вынюхивала что-то. Почувствовала мой взгляд и обернулась.
- Из леса идёт опасность, - отпечаталось в моей голове.
- Как скоро? - спросил я тоже мысленно.
- Из леса идёт опасность, - повторила она вновь.
Мне так не хотелось нарушать чаепитие. Но распахнулась дверь, и заверещал сотовый на столе.
- Вооружённые люди идут по дороге из леса, - громко заговорил посланец.
- Противник начинает атаку. Что делать? - по военному коротко доложил связной. Тоже самое подтвердили с сотового.
- Ждать сигнала. Полная готовность.
- Есть.
- Все по местам. Сигналы, как договорились. – я взглянул на смарт, - на двадцать минут раньше…
Кружки остались на столе дымиться паром.
В бинокль было видно, что вооружённая разрошёрстноодетая толпа с автоматами у пояса идет во всю ширину дороги к опушке. В принципе, было самое время ударить по ним из пулемёта и положить большую часть. Но они шли молча, не стреляли. Шли странно, стадом. Когда до опушки осталось совсем немного, очевидно прошла команда. Толпа кинулась в обе стороны от дороги и побежала на нас. В это время застучал пулемёт БМП, взметнулись ракеты. Засвистели пули, загрохотали взрывы. Из леса бежали люди, но не стреляли. Мы не сняли своё минирование от собак и вот первые взрывы гранат начали рваться в рядах наступающих. Но никто не остановился, не изменил темп. Ополченцы не выдержали и начали стрелять. В ответ пулемет начал бить по гребню траншеи. Я набрал сотовый командира:
- Почему стреляете без приказа, - заорал в трубку. - Прекратить огонь.
- Так ведь бегут… - услышал, растерянное.
- Рано. Немедленно прекратите огонь, - всё-таки тяжело командовать гражданскими.
Атакующие пробежали половину пути и как по команде начали стрелять. Стрелять от живота, не прицельно. Пора отвечать. Взлетела красная ракета. Траншеи заговорили. Фигурки бегущих падали одна за другой. Пулемёт противника не стрелял. Ракеты не падали. Это был не бой, а бойня.
- Прекратить огонь! – заорал я.
Приказ полетел по цепочке. С нашей стороны выстрелы смолкли. Остатки атакующих расстреляли патроны и бежали молча. Теперь было видно, что в основном, это китайцы, были и другие национальности, но тибетцев не было. Первые из них прыгнули в траншею и началась потасовка. Каждого приходилось или глушить по голове, или связывать. Все они были под кайфом и совершенно невменяемы. Как же ими руководили? Со стороны поля раздавались стоны раненых.
Я дал сигнал засадному отделению. Те с криками и стрельбой вскоре выскочили на дорогу. Отделенный возбуждённо доложил:
- Товарищ командир, БМП и машин нет.
- А джип с ракетной установкой?
- Джипа нет. Платформа покорёжена. Стоит. Какие указания?
- Прочешите дорогу и опушку до ста метров в глубину. Внимание на мины, растяжки, засады. Отметки делать, как положено. Ясно?
- Так точно, ясно. До связи.
Я набрал наблюдателей:
- Где БМП? Что на дороге? Почему не сообщаете?
- У нас возникли помехи. Думали наше оборудование. Проверяли. Тут всё в порядке. Что-то с камерами. Сигнал забивают помехи. Вот пытаемся отстроиться.
- Ясно, вас глушат также, как глушили их мы.
Прибежали связные от отрядов. У всех один вопрос, что делать дальше?
- В каждой зоне выделите по четыре бойца, два с носилками, два с автоматами. Перебежками, обследовать свою зону. Тяжелораненых выносите, легким покажите дорогу к санчасти. Ступайте.
Связные облегчённо выдохнули и побежали к своим. Я дал указание вывесить белое полотно с красным крестом на воротах двора, где расположился наш полевой госпиталь с санитарками из больницы.
Пленных определили в спортзале школы. В общем обычная командирская рутина. Через полчаса вышли на связь бойцы с дороги.
- Товарищ командир, прочёсывание закончено. Захвачен смертник. На самой опушке с пулемётом АК сидел, прикованный наручником к скобе. А кандалы на ногах к растяжке. Увидел нас, заплакал. Две мины сняли с дороги. В лесу чисто.
- Организуйте охранение. Пленного отправьте с бойцом сюда.
- Есть.
День перевалил за полдень. Село оживало. Выгнали застоявшийся скот на пастбище с другой стороны села, Приехали машины для «уборки» после боя. Я приказал бойцам вынести с поля убитых и оружие, снять растяжки. Старлей толково организовал работу. В селе жители, даже ребятишки, занимались делом, никто не мешал друг другу. Потушили пожары, организовали охрану боевых позиций и поля боя, не столько из-за опасности, сколько из-за любопытной ребятни. Петька прибегал к Ларе, что-то ей рассказывал и убегал на свою «работу».
Нападавшие, были из обоза Вула, я узнал некоторых. Легкораненых перевязали, тяжёых, прооперировали в больнице. Наши отделались ушибами, да несколькими легкоранеными. У нас не было ни одного переводчика, пока было не до пленных, которые ещё не отошли от наркотиков. Что они могли нам сказать? Было ясно, что аяки организовали атаку, чтобы отвлечь внимание от своего ухода. Им нужен был Вул. Как они решили его искать на своей стороне, пока было неясно. Ясно было то, что через село им идти уже не нужно. И пленные им были не нужны. Преследования они не боялись, им важнее было запутать свои следы.
Лара ходила за мной, как тень. Все уже привыкли к этому и не обращали внимания на мой экскорт.
Вскоре появился отряд из центра. Два БМП, два БТРа, сплошь в грязи. Бойцы, промокшие, грязные, спрыгнули с брони и улеглись в тени машин. Майор и два лейтенатна подошли ко мне.
- Принимай, капитан пополнение в гарнизон, майор Глухов, две полуроты, - весело, но устало сказал майор. - Это командиры рот: лейтенант Семёнов и лейтенант Руссов. Ливень задержал у перешейка. Гроза, ливень. Дорогу развезло в гроб. А за озером сухо. Опоздали?
- У нас тоже сухо. Боя, считай, не было. Противник бросил чуть больше роты накаченных наркотиками. Со страху постреляли немного и мы, и они. Пленных двадцать семь. Их них раненых тяжёлых шестеро, легких - девять, убитых - восемь. У нас потерь нет. Их основной отряд скрытно ушел обратной дорогой.
- Как думаешь, вернутся?
- Не знаю. Но сегодня точно не будут. У них другая цель. Они ищут вора, который у них украл что-то очень ценное. А вор ушёл в тайгу обратной дорогой.
- Значит можно передохнуть. Слушай, капитан, где тут можно привести в порядок технику и себя. Мы три болотины форсировали. Спали на ходу по очереди, – подошел ближе и глазами показал на Лару, - а кто это с тобой, рядом?
- Это мой телохранитель, - ответил я с улыбкой. - Потом расскажу подробнее.
Подошёл Председатель:
- Здравствуйте, товарищи военные. С приездом вас. Я, Председатель, Алексей Аркадьевич. Чем нужно помочь?
- Здравствуйте, Алексей Аркадьевич, – командиры по очереди пожали председательскую руку. - Нам бы помыться, - майор показал на грязные машины.
Председатель подозвал хлопца из зевак.
- Проводи военных на хоздвор, скажи нашим, чтоб помогли помыть машины, а ребятам организовали душ и стирку, - к майору, - там у нас насос для этого есть. Там же и душ. Потом в столовую. А баньку вечером организуем. Годится?
- Ещё как. Спасибо вам, – потом, лейтенантам, - поднимайте бойцов на последний рывок. На помывку. Ну, до встречи.
Майор козырнут и влез в джип. Хлопец встал на подножку, гордый, что именно ему поручено такое важное дело. Взревели моторы, и отряд покатил на хоздвор.
С приходом военных я передал майору свои полномочия. Бойцы, несмотря на долгий переход, заняли и дооборудовали позиции для круговой обороны, поставили секреты, помогли наблюдателям найти глушилки видеокамер. Теперь у нас были средства для отражения любого врага. Я стал, как бы, независимым членом военсовета. Майор поначалу смотрел на безучастную Лару у двери, с недоверием, потом, увлёкшись, перестал на неё коситься. Я, вкратце, рассказал свои приключения, про еров и аяков, и роль Лары в этих событиях. Тут же мы наметили глубокую разведку на утро, чтобы выяснить намерения Вула и аяков. Когда мы пришли на постой я почувствовал такую усталость, что уснул мгновенно, едва дойдя до дивана.
В пять утра я встал бодрым и отдохнувшим. Лара уже помогала хозяйке накрывать на стол. Видно было, что ей нравится осторожно нести хрупкие чашки, любоваться блеском металлических ложек и вилок. Она копировала походку и движения хозяйки. Это было по детски трогательно и вызывало улыбку. И ещё удивительное - они общались. Хозяйка, по привычке, говорила и говорила, а Лара слушала и … понимала. Она отвечала коротко, немного искажённым голосом Петьки.
Ноги у меня не болели. Вождиха точно их заговорила. Всё было хорошо. И если бы неизвестность о судьбе моих товарищей, то можно было бы радоваться жизни. Мы сели за стол. Лара вполне нормально держала ложку и вилку, аккуратно, по человечески, ела и пила. Способности к обучению у неё было феноменальны. А когда взяла с полки тетрадку и написала крупно «Петя», «Лара», и подала хозяйке со словами: «Отдай Пете», я был просто поражён.
По дороге я слушал впечатления Лары. Мысли, как образы, передают куда больше информации, чем простой разговор. За десяток минут ходьбы я узнал множество деталей вчерашнего дня, которые не заметил, или не обратил на них внимания. Но, к счастью, прибывшие военные не несли страха. Это звучало примерно так:
- Люди вашего племени, когда убивают врага, не проявляют злобы или страха. Они жалеют своих врагов. У китайцев, - это о вчерашних врагах, - был страх. У аяков – зло. А ваши люди вчера лечили и кормили врагов, считая их глупыми, как маленьких детей, - она показала даже каких, похоже, грудничков. - Они и собак и тигров жалели.
- Верно, Лара. Мне тоже было жаль убивать, что зверей, что людей. Для нас убийство - это защита от зла. Нет зла - нет убийства. Правда мы ещё убиваем животных и насекомых для пищи. Но это необходимость, хотя тоже жалко.
- Мы тоже убиваем для пищи. У нас тоже нет зла. Но когда наш Бог говорит, что надо выпустить зло и убить кого-то, мы убиваем со злом. То есть много больше, чем нужно для еды.
- Мне хочется поговорить с пленными, но мы не понимаем их язык, - к слову вырвалось у меня.
- Командир, - нравится ей так звать меня, - скажи стать врагам в линию, плечами друг другу. Я покажу, кто будет с тобой говорить.
- Через голову?
- Да, через голову.
Шли последние приготовления к маршу. У нас ещё было несколько минут. Я пошел к школе. Пленных подняли и выстроили. Лара неторопливо шла вдоль шеренги и смотрела им в лица. Потом ткнула на пальцем одного. Я приказал остальным дать отбой, а этого поманил к себе. Это был смертник, прикованный к пулемёту. Я запомнил его пустые глаза, когда его вели вчера. Лара пошла в коридор, приглашая и нас. В конце коридора мы остановились. Лара сказала мне мысленно:
- Я буду вашим… верёвкой голов. Понятно я сказала?
- Понятно, Лара.
Лара бесцеремонно поставила нас напротив друг друга на расстоянии чуть больше шага. Сама встала чуть сбоку между нами и положила свои руки нам на головы. Потом посмотрела мне в глаза, и я несколько секунд перестал видеть. Когда зрение ко мне вернулось с увидел глаза китайца. Он тоже смотрел на меня. Какое-то шестое чувство подсказывало, что этого человека я понимаю. Он очевидно тоже. Для проверки, я спросил:
- Как тебя зовут? - я не был уверен, что я произносил эти слова.
- Меня зовут Йенг, - ответил с заметным удивлением китаец.
Я не заметил, шевелились ли его губы, так как не мог оторвать взгляд от его глаз. Наши глаза были как две линии связи.
- Откуда ты родом?
- Провинция Юн-нань. Тибет.
- Как попал в нашу страну?
- Бог обезьян-йети пришел с ними в нашу деревню. Забрал лучшую одежду, золото, святых, шесть девушек и восемь мужчин. Я был седьмой. Йети убивали всех, кто сопротивлялся. Их Бог знал, что я хороший водитель. Я возил то, что ложили в кузов машины.
- Как вы спаслись от нападения тигров на село?
- В селе меня не было. Там были другие машины. Там все погибли.
- Вы знаете, что произошло с жителями, которых захватили еры?
- Еры? Так вы называете йети?
- Да. Так называл их ваш человек, Каза.
- Кьенг. Начальник. Про людей не знаю. Я в селе не был.
- Как вы попали к аякам?
- К аякам? Когда йети начали бунт, мы испугались и поехали обратно.
- Вы хотели сбежать от йети и их Бога, так?
- Да. Это страшные звери. Их Бог отдавал на еду любого, за самую малую вину. Монахи нас не обижали. Мы могли бы забрать себе столько, сколько унесём, и вернулись бы в Китай.
- Почему монахи вас преследовали? Что они ищут?
- Мы не знаем. Наверное, Бог йети у них забрал священного Будду.
- Почему вы пошли с оружием на село?
- Я не знаю. Утром нас покормили и повезли. Потом всем дали чашку саке. Потом я увидел себя и других в сарае.
Я снял руку Лары со своей головы. От этих китайцев толку было мало. Их опоили наркотиком, внушили нужное, и они побежали исполнять. Никакой нужной информации. Расспрашивать про еров-йети было просто некогда. Китайца увели.
Шли последние минуты подготовки. Колонна наша была из БМП, и джипа. Остальная техника оставалась в селе со старлеем и с бойцами. Мы попрощались, в гостепреимное село я надеялся вернуться. Монахов-аяков я рассчитывал найти на месте, где еры опрокинули фуру. Когда мы уже шли к джипу, откуда-то вынырнул Петька
- Дядя Командир, Лара, - закричал он, - возьмите меня с собой. Я маленький, много места не займу. Меня её люди знают и любят.
- Петя, - мы едем за теми, кто стрелял по селу ракетами. Мы не можем взять тебя на войну. А её люди ещё вернутся, и ты встретишься с ними.
Петька был расстроен, это видно было по его физиономии. Он взял руку Лары с такой нежностью… Лара присела на корточки и обняла мальчишку. Петька тоже обнял её, потом снял с шеи свой талисман – гильза двенадцатого калибра с пулей на железной цепочке и надел его на Лару. Через несколько минут мы уже выезжали из села.
Мы ехали по разбитой лесной дороге, которой сельчане пользовались только зимой для вывоза леса. Вначале она была довольно сносной, но чем дальше мы углублялись в тайгу, тем больше было ухабов и промоин. Я уцепился за ручку в двери. Лара уцепилась за спинки кресел, слегка прижала меня к двери, так что ухабы меня только укачивали. Я уснул. Сон пришёл внезапно. - Я снова в доме, в котором лежал с вывернутыми ногами. Я сижу за столом, На мне тяжёлая шуба, мне жарко, на лице пот. Я хочу вытереть лицо, и человек в тёмном подаёт мне грязное полотенце. Мне неприятно и противно, я хочу оттолкнуть его, но руки и язык не слушаются меня. Я напрягаюсь, чтобы сбросить шубу и подняться. Тот, который суёт мне полотенце, видит мои потуги и начинает смеяться каким-то клёкотом. С его головы падает шапка или капюшён, и я вижу Вула. У него кошачьи с узкими зрачками звериные глаза, а рот неестественно трясётся от смеха. Жуткое зрелище. Я напрягаю себя – проснись, и просыпаюсь. Мне действительно жарко. Лара тоже уснула и привалилась ко мне. Я зашевелился, она проснулась, улыбнулась мне и, как зверёк, потянулась всем телом. Нам стало почему-то смешно. Я приоткрыл окно, поменял позу и подставил ей своё плечо. Она положила голову и блаженно закрыла глаза.
Сон разбередил меня. Снова жизнь столкнула с самым тёмным из моей жизни - Вулом. Я думал, что прошлое вычеркнуто напрочь, оказалось, что нет. Не вычеркнуто, наоборот, выперло, так ясно и отчётливо.
Из деревушки, названия которой я не знал и не видел в ночи, я бежал лесом с чувством, что ещё немного и всё прошедшее исчезнет, как дурной сон. Голова была занята тем, чтобы не сподкнуться, обойти дерево, продраться через кусты или заросли травы. Но, как только я останавливался перевести дыхание, мне мерещилось, что тьма чуть светлеет, и в ней, как в кино 3D, комната, кровать, мертвые дед и бабка, черная лужа, движущаяся ко мне. И совсем рядом белое лицо девочки, чёрная груда на её ногах, из которой торчат, как когти, белые пальцы рук и красно-розовое месиво вместо головы. И вторая чёрная лужа от девочки тоже, как живая, ползёт ко мне. Эти чёрные зловещие ленты хотят дотянуться до моих ног и заползти в меня. В ужасе я бросался в сторону от видения и бежал, потом шёл, потом брёл и полз, не разбирая дороги. Свет утра разбудил меня. Я спал, распластавшись на мелкой траве в редколесье. Я ничего не помнил и не понимал, где я, и как я здесь очутился. Поднявшись, увидел, что лежал я у самого обрыва. Крутой склон, изрезанный потоками весенних вод, уходил в бурный поток довольно широкой реки. Ещё несколько шагов, и я сломал бы себе шею и сгинул в стремнине. На меня накатился страх. Меня колотило от страха так, что я с трудом сделал несколько шагов от обрыва. Ноги ходили ходуном и не держали меня, я упал в траву. Стало зябко, озноб скручивал меня в клубок, казалось, что только свернувшись, я уйму дрожь в теле. Я снова уснул. Когда проснулся, уже был вечер. Я услышал шум реки, было тепло. Я окончательно пришёл в себя и понял, что голоден и не имею ни малейшего представления, где нахожусь. Мысли об этом, вытеснили всё остальное, главное, найти дорогу домой. События ночи остались в прошлом, будто это был сон, который лучше забыть.
В пустом рюкзаке, была удочка и пакетик со скромной едой. Я деду наврал, что иду с друзьями на ночную рыбалку. В кармане был коробок со спичками. Пересчитал, одиннадцать штук. Ножа в ножнах, который я нашёл в одном из разгромленных нами магазинов, не было. Когда и где я его потерял, я не представлял. В пакете с едой лежал лук с огорода, варёное яйцо, несколько сухарей, пузырёк с солью и перочинный нож. В другом кармане рюкзака стояла бутылка чистой воды. Дед собирал мне эти припасы, он и нож положил, знал мою безалаберность. Я сгрыз сухарь, запил водой. Надо было что-то делать. Мне думалось, если залезть на высокое дерево, можно увидеть окрестности, а, может, даже и город. Я походил по берегу, но ни на одно дерево залезть было невозможно, сучья начинались на недосягаемой высоте. Куда же идти? По течению или против? Запад я знаю, туда в постоянной дымке клонится солнце. Река тоже течёт на Запад. А может пойти на юг? Юг - это тепло, степь, озёра. Сколько же до них идти? И я пошёл на запад.
Я блуждал по лесам, перелескам и полям три дня. Погода стояла осенняя, несмотря на начало августа. Небо было затянуто сплошной пеленой, то более светлой, то более тёмной. Временами налетал сильный ветер. Деревья шумели кронами, скрипели стволами. Дважды неподалеку от меня ветер валил огромных великанов. Со вздохом отрывались корни и, выворачивая огромный ком земли, дерево с шумом и треском сучьев падало в подлесок. А я шёл , по моим представлениям, на запад. На второй дань все крошки в пакете были вылизаны, на четвёртый день озноб от постоянного холода и усталость, притупили голод и страх. Опираясь на заострённую палку - моё оружие, я брёл до намеченного ориентира: дерево, камень, пень, опушка. Там я оглядывал то, что впереди, заодно отдыхал. Потом шёл до следующей цели. Когда начинались сумерки, я начинал по пути собирать сухие сучья и ветки. Сумерки сгущались и я устраивал костёр на подходящей поляне. Надо было ножом и руками очистить землю под кострище. Отец и его брат, мой дядька, рыбак и охотник, научили меня этому ещё в детстве. Разводил костёрок и ложился на ложе из травы и листьев, что выгреб с места кострища. За ночь несколько раз просыпался от холода. Раздувал затухающий огонь, переворачивался на другой бок и снова засыпал. Когда становилось достаточно светло, засыпал костёр, затаптывал, заливал, если была вода, и шёл дальше, потому что идти было теплее, чем дрожать в легкой куртке. Иногда мне попадались старые дороги в моём направлении, но, как правило, они никуда не выводили. На третий день я наткнулся на разрушенную американскую крылатую ракету. При падении она проделала просеку в мелком сосняке. Валялись части обшивки, какие-то устройства. Чем она была начинена, почему не взорвалась? Тогда мне это было всё равно. Я пнул несколько кусков дюраля, попавшего под ноги, и остановился. Мне пришло в голову, что направление полёта ракеты выведет меня к объекту нападения. Теперь я шёл по новому направлению и к вечеру увидел на вершине далёкой сопки ажурное сооружение мачты. Я сразу же организовал ночлег, потому что боялся потерять её из виду. Утром пошёл к цели. Я преодолел распадок, поднялся на сопку. На мачте стали видны антенные конструкции, но впереди был ещё один распадок. Ночевать пришлось внизу у широкого ручья, который в сумерках я не решился форсировать. Впервые решил порыбачить. С трудом нашёл пару окуклившихся личинок под корой трухлявого пня. Клёва не было. Я воткнул удилище в землю и пошёл разжигать костёр. Пока провозился с костром, стемнело. Очередная беспокойная ночь, наконец-то, кончилась. Я пошёл к ручью умыться и увидел свою забытую удочку. Ополоснув лицо, я начал сматывать леску и почувствовал, что она зацепилась. Решил, делать нечего - буду тянуть, пока не оборвётся. И вытянул… леща, больше моей ладони. В детстве я не ел рыбу. Никакую. Почему? Не помню. Война меняет вкусы. Теперь я ел рыбу без ощущения вкуса, просто из-за ощущения постоянного голода. Сейчас запах рыбы в руке сводил меня с ума. Уснувший голод проснулся и требовал пищи. Я готов был впиться в трепещущую рыбу зубами. Но на память пришли слова деда, говорённые мне не единожды: «Не иди на поводу своего тела, подчиняй его своему рассудку. Ты хозяин тела, а не оно.» Я развел костерок, почистил рыбину, нанизал на ветку и установил над углями, как это делал мой дядька Андрей в моём далёком детстве. Лещ покрылся золотистой корочкой, а запах стал нестерпимо вкусным. Я решил поделить рыбешку на завтрак и на обед. Но, тут тело победило разум. Я съел всё.
Этот день мне везло и дальше. За поворотом через ручей лежал ствол огромной сосны, корни которого подмыл весенний паводок. К вечеру я вышел на сопку. Мачта казалась совсем рядом, но пока я шел к ней, стемнело окончательно. Конструкции высвечивались на фоне неба, и я шёл не останавливаясь. Неожиданно началась прогалина, и впереди, метрах в пятидесяти, уходила в небо мачта. Мне казалось, я сейчас подойду к металлическому домику у её подножья и встречу, обязательно доброго человека. Но это была, запёртая на ключ, большая стальная коробка. Усталость разом обрушилась на меня. Я свернулся в клубок у железной стены и мгновенно уснул.
Рано утром я сначала решил взломать дверь этого шкафа, который оказался не таким уж большим, как показался ночью. Бесполезно. Ни одной железки вокруг. Заострил палку, чтобы засунуть в щель, но щель была слишком мала. Вообще-то эти бессмысленные потуги я делал в состоянии аффекта, то есть неосознано. Усталость, голод и первый признак человеческой цивилизации породили во мне надежды на то, что здесь я найду помощь, вопреки здравому смыслу. Вышка сотовой связи, а это была она, как и сотовая связь, не работали с самого начала войны. Значит, здесь никто не был с этого времени. Но об этом я стал размышлять, когда карабкался вверх по стальным конструкциям, уже подёрнутыми ржавчиной. С первой площадки я ничего не увидел, точнее, видел только часть отходящей просеки и лес. На верхней площадке уже было видно следы войны. Бури, прошедшие после взрывов, погнули тонкие части антенн, вырвали приборные коробки и антенные отражатели. А ещё, с этой площадки была видны следующие две вышки, одна на востоке, другая на западе. Было видно и часть асфальта дороги на вершине недалекого перевала. И лес во все стороны до мутного горизонта. Осталось только выбрать, в какой стороне ближе город. Конечно, я выбрал ту, где увидел асфальт. Спускаться, оказывается, было ещё утомительнее, чем карабкаться вверх. С полчаса я лежал на траве, разминая трясущиеся ноги и затёкшие от напряжения пальцы рук.
Город я увидел со взгорка только к вечеру. Темные многоэтажки едва просвечивались на фоне заката. Я шёл всю ночь, временнами обходя брошенные машины, спотыкаясь на ухабах. Когда рассвело, город встретил меня пустотой, захламленными улицами, домами с редкими стёклами. Я даже не мог радоваться. Чудо, что я не потерял ключи от квартиры.
Задумавшись и уйдя в себя, я не заметил, как мы остановились.
- Капитан, что здесь за погром был? - голос майора вернул меня к действительности.
- Это фура и трактор, так называемого, Бога еров. Которого монахи ищут, - ответил я майору, оглядевшись.
- Осмотреть надо. Поискать хорошенько. Этот «Бог», ты говорил, пустым к вам пришёл. Значит, где-то спрятал своё богатство.
Головной дозор уже ждал нас. Фура и трактор лежали на обочине. Внутри фуры было абсолютно пусто, не было даже внутренней обшивки.
- Основательно искали, - сказал мне майор, когда мы шли от фуры к отряду.
- Майор, объяви привал на один час, - попросил я, - дай мне пару разведчиков, мы с Ларой немного пройдёмся.
- Лара, - сказал я, когда мы остались одни, - сможешь определить, куда ушёл отсюда Бог и мой боец?
- Смогу, Командир.
Подошли разведчики, закамуфлированные с головы до ног. Они с подозрением смотрели на Лару, которая тоже смотрела на них с удивлением. Один разведчиков козырнул нам:
- Сержант Перышкин, старший группы. Это рядовой Мишин. Направлены в ваше распоряжение.
- Меня вы знаете, а это Лара, она из племени еров, будет нам помогать. Перейдём на имена. Как вас зовут?
- Алексей, - представился старший, вновь козырнув, по привычке.
- Толя, - солидно представился второй, по комплекции парень лишь чуть уступал Ларе.
- Хорошо. А теперь не будем мешать Ларе, - я дал знак рукой.
Мы не стали ходить хвостом за ней, я знал, что она позовёт меня, когда будет нужно. Поэтому Лара одна пошла вокруг разгромленного лагеря. Я видел, что она принюхивалась к веткам и стволам деревьев, рассматривала траву, которую уже истоптали много ног. Затем посмотрела в мою сторону и я услышал
- Командир, подходи ко мне, с Алексеем и Толей.
Ей было проще всё объяснить мне на уровне мысли, чем, что-то говорить. Наверное бойцам было странно, что командир стоит перед девушкой и молчит. И она молчит. Потом командир поворачивается и ним и начинает вещать:
- Лара говорит вот что. Человек, которого ищут аяки, со спутником ушли в сторону ручья налегке. Они несли с собой оружие, автоматы и копьё бога. Они ничего здесь не прятали и не хотели прятать, – так коротко я перевёл наш разговор с Ларой. - Вывод следующий. Искать здесь нечего. К нам они пришли без автоматов и копья, но искать оружие надо у посёлка. Это не наша задача.
Мы пошли к майору. Когда я доложил это майору, тот был явно разочарован:
- Быстро вы определились. Особенно с копьём.
- Майор, вы полагаете, что монахи не использовали собак, для обследования? Еры по своей чувствительности им не уступают. Только еров мы можем понять, а собак нет.
- Ладно, ладно, не обижайтесь. Едем дальше.
Мы проехали почти весь день. На малоезженой дороге следы были видно очень хорошо. Монахи ехали медленно, но без привалов и без опаски. Начало вечереть, когда мы заметили на дороге машины. Обоз перегораживал дорогу у очередной протоки. Разведка спешилась и ушла вперед. Лара мне сказала, без слов:
- Там никого нет. Они ушли утром.
Мне очень хотелось спросить, как это можно узнать на таком расстоянии, но не стал. Это ведь, как слепому объяснять умение видеть. Удивлять майора я не стал. Пока шла разведка, мы подкрепились и отдохнули возле машин. Разведчики вышли на связь минут через сорок. Машины были брошены, так как кончилось горючее. Никого не было.
Когда мы подъехали к машинам, из кустов выскочил разведчик:
- Товарищ майор, машины осмотрены, оружия нет, так, барахло, безделушки всякие. Следов нет, - немного растерянно, добавил разведчик.
- Как это, нет? Не испарились же они? На той стороне протоки были?
- Так точно. Там только старые следы.
- Ищите. Возьмите бойцов, увеличьте радиус поиска.
Разведчик козырнул и убежал в кусты. Майор пошёл осмотреть машины.
- Лара, как они ушли без следов?
- Их унесли духи степей.
- Но даже духи должны были оставить следы.
- Они оставили следы. Командир, ты стоишь на них.
Я посмотрел себе под ноги, но не видел ничего. Извилистая колея, пробитая в траве, убегала назад. Никаких признаков посторонних следов. Я недоумённо обернулся к Ларе. Она улыбнулась своей особенной улыбкой, наклонилась и показала мне на примятые травинки:
- Вот эти следы., она сделала несколько шагов и снова показала мне на примятую траву, - вот они, видишь?
Я не видел. Примятая трава была примята везде, по моему, одинаково. Лара разачаровано посмотрела мне в глаза и покачала головой. Подошёл расстроенный майор:
- Капитан, действительно нет следов. Этого не может быть. Может твоя пассия что-нибудь знает. Спроси её, пожалуйста.
- Лара, - спросил вслух, - скажи, где духи ушли в лес?
Лара, голосом Петьки, сказала вслух:
- Аяки ушли в лес возле того дерева, - и показала на сосну у дороги в полукилометре позади от нас. – Там их ждал дух. Он унес аяков.
- Что ж ты нам раньше-то не сказала? - в сердцах ответил майор.
Я вступился за Лару.
- Майор, она сидела в машине рядом с тобой. Как она могла видеть следы?
Майор только махнул рукой:
- Да что там говорить. Надо ехать назад. И за ними.
- «Нет» ехать назад, - отчётливо и твёрдо сказала Лара.
Майор поднял удивлённо глаза.
- Ехать назад нельзя. Духи приведут туда, где смерть. Ехать дальше, – с расстановками проговорила Лара.
Майор хлопнул себя по лбу:
- Ну и дураки же мы. Правильно. Машины-то сюда по дороге приехали. Молодец, твоя Лара, - и довольный, объявил, - от имени командования благодарю Вас, уважаемая Лара, за помощь.
Козырнул и побежал организовывать переправу. А мы переглянулись с Ларой и рассмеялись.
Бойцы БМПешкой стащили технику с дороги, и вскоре мы снова тряслись по ухабам.
- Когда вы рассказывали о деревне, вы не сказали её название. Впереди развилка, куда нам ехать? - спросил майор, рассматривая карту. - Здесь нет дорог, а деревень поблизости аж три.
- Майор, я не знаю её название. Раньше я в ней не был. В тот раз указателя мы не видели. Спросить тоже не у кого, я сам не ходячий был.
- Ну и куда же нам поворачивать?
- А вы у Лары спросите, - лукаво ответил я.
Майор немного поёрзал на сиденье, повертел карту в руках, но потом всё-таки решился и повернулся к нам:
- Лара, ты покажешь нам, по какой дороге ехать до села, где вы были.
Лара посмотрела на майора, потом на меня и сказала мне:
- Я не понимаю, что значит, «ехать до села, где вы были».
Майор недоумённо уставился на меня. Надо помочь товарищу, тут не до шуток.
- Майор, тут надо правильно строить фразу. Лара, мой друг просит тебя показать дорогу к селу, в котором на людей твоего племени напали тигры.
Лара кивнула и стала говорить, старательно подбирая слова:
- Дальше дорога станет два, - она показала пальцами, как раздвоится дорога, - вам ехать туда, - она загнула один палец, а другой повела влево. - Туда. Когда день станет… тёмный, будет село. Там живёт смерть, – потрогала пальцами подбородок и поправила себя, - опасность.
- Спасибо Лара, - вновь поблагодарил майор и сказал в раздумье, - может нам ускорить движение, чтобы успеть до темноты?
- Майор, зачем нам нарываться на неприятности. Если дорогой не угробимся, так на засаду можем нарваться. До темноты у нас час двадцать. Значит через час надо остановиться на ночлег. Как посветлеет, поедем дальше.
- Да. Ты прав, капитан. Спешка нужна… - глянул на Лару и закончил, - не нам, и не сегодня.
Ночь прошла спокойно. В тишине, без костров. Ни разведчики, ни секреты ничего не заметили. Едва рассвело, мы отправились дальше. Теперь первым шёл БМП, мы следом. От дороги осталось одно направление, которое угадывалось по примятой траве. Через час сплошной тряски я заметил, что Лара начала вести себя беспокойно, заглядывать в окна, ёрзать на сиденье.
- Лара, что тебя беспокоит? Может надо остановиться не надолго?
- Командир, я чую опасность моему племени. Нам надо торопиться.
Я потрепал майора по плечу, тот обернулся:
- Майор, тут такое дело, Лара говорит, что надо торопиться, иначе её племени грозит опасность.
- Что-то я не слышал её голоса, капитан. Надумал чего? Говори, помозгуем.
- Майор, мы с Ларой можем говорить мысленно, потому, ты нас не слышал. Лара, повтори этому человеку то, что ты сказала мне.
- Моему племени грозит опасность. Ты, - она выразительно посмотрела на майора, - можешь спасти. Надо ехать быстро.
- Майор, - вмешался я, - давай пересядем на БМП и рванём на полную, а с джипом оставь расчёт с пулемётом. Потом они нас догонят.
- Хорошо. Сейчас сделаем, - и взял трубку рации.
Теперь мы мчались в стальной коробке, пристёгнутые к сиденьям. Трясло здорово, но мягче чем на джипе. В шуме двигателя мы ничего не слышали извне, а в бойницы, практически, ничего не видели. Время, как будто, застыло. Тем более неожиданной была остановка. Грохот двигателя перешёл в шёпот, и стало слышно жужжание привода боевой башни и лязг снарядной ленты. А за стенками БМП мы услышали очереди автоматов и пулемётов. Потом громкий вопрос майора:
- Капитан, что делать? В селе идёт бой. Отсюда мы не видим кто и с кем. Выходи на броню, посмотри сам.
Почему я предложил ночевать? Может, и боя бы не было. Я, Лара и бойцы расселись на броне. До села осталось чуть меньше километра. В бинокль было видно, что между домами изредка мелькают фигуры в камуфляже, большие – еров, и маленькие – китайцев. Из-за какого-то дома стреляет БМП, а может и не один. Взрывы и трассеры крупнокалиберных пулемётов вспыхивали в разных частях села. Видимость ухудшал дым от двух горевших домов. Тут был свой Сталинград – война без линии фронта. Соваться туда было не только опасно, но и бессмысленно. Лара смотрела вперёд, как кошка перед прыжком.
- Лара, - я дернул её за рукав, - мы не можем ехать в село. Мы не видим тех, кто стреляет в людей твоего племени.
Она посмотрела мне в глаза пронзительным горестным взглядом.
- Аяки напали на наше племя и убивают всех. Только вы можете убить аяков.
- Лара, ты можешь услышать своего Вождя? Нам надо знать, где твои люди, где аяки.
- Командир, Вождь ушёл…- я сразу понял, что погибла. - Я слышу только песню смерти. Я должна идти туда, где все.
- Лара, мы пойдём вместе. С нами будут воины майора. Ты поведёшь нас. Поняла?
Она показала одними глазами, что поняла. Потом сказала:
- Люди майора и ты должны укрепить ткань, - она показала на левую руку, на левую ногу, - мои люди будут вас знать.
Я понял, что нужны повязки на руку или на ногу.
- Лара, какой цвета должна быть ткань? Белая? Красная?
- Нет. Ткань такая…- Лара оттянула цветастую ткань своей кофты.
Я подошёл к майору:
- Майор, надо обсудить ситуацию.
- Твои предложения, капитан.
- Выделишь мне отделение. Мы пройдём в село. Определимся, кто, где и что делать. Лара проведёт.
- А если Лару, не дай бог, подстрелят? Вас её соплеменники порвут. Ты же видишь, какая там каша.
- Что, будем смотреть, как еров расстреливают? Бандиты сводят счёты, а гибнут невиновные.
- Ладно. Давай обсудим детали.
Через пару минут я позвал Лару, которая, как привязанная, следила за боем.
- Лара, вот эти бойцы пойдут с нами. Только цветной ткани у нас нет. Может красный цвет подойдёт?
Лара посмотрела на меня, как на несмышлёныша. Сняла куртку комбеза, положила у ног. Ловко сняла кофту и без особого усилия стала рвать её на полосы и подавать мне. Ребята стояли, смущённо оглядывая девушку. Впрочем, Лара на это совершенно не реагировала. От кофты ничего не осталось. Лара показала на ленты в моей руке:
- Эта ткань, это Лара. Мои люди это видят, и … - она выразительно потянула носом. – Они знают, вы – Лара.- и добавила моей интонацией, - понятно?
Все улыбнулись и закивали, что понятно. А я то думал, что главное – цвет.
Пока мы скрытно добирались до села, я ещё раз убедился в интеллекте еров. Я считал, что они, как звери, бегут стаей, напропалую. На самом деле, Лара вела нас и бегом, и ползком, от куста к кочке и наоборот. Я уверен, что только поэтому, мы вышли к домам никем не замеченные.
Укрываясь за строениями, мы продвигались к центру села, где грохотали выстрелы. На улице валялось несколько собак в окружении убитых еров, свистели пули. Наконец-то мы вышли к БМП аяков. БМП стоял на широком выгоне и палил попеременно из пулемёта и пушки в разные стороны. Перед ним невдалеке лежали еры: мужики, женщины, дети. Я подозвал гранатометчика с помощником.
- БМП видите? У вас один выстрел из РПГ. Потом рвите вон туда. Но он больше не должен стрелять. Понятно?
- Есть. Не будет, товарищ капитан, - ответил молоденький паренёк, и они исчезли в траве.
Мы продвинулись к какому-то сарайчику. На траве лежал раненый ер. Я кивнул, и боец-санитар начал доставать бинты. Лара остановила его.
- Он умрёт здесь, - без интонации сказала ему и всем.
Лара присела возле раненого и положила руку ему на лоб. Она, как будто прислушивалась к нему или, наоборот, успокаивая. Вскоре он умер.
Раздался взрыв и в небо пополз чёрный дым.
Лара повернулась ко мне и я услышал.
- «Длинный палец» сказал, что аяки ждали нас молча. Когда все шли по дороге, напали собаки, потом убивали оружием. Собак мы убили, - это прозвучало с гордостью.
- Когда твоё племя вошло в село?
- День назад, когда солнце стало падать на землю.
- Бог был среди них?
- Был. «Длинный палец» слышал его голос. Бог сказал про сломанный дом, где живёт дух Бога.
- Какой это дом?
- Я же сказала, сломанный. Аяки хотят убить нас, чтобы Бог остался один. Они боятся Бога.
- Как же, боятся, - сказал я вслух.- Они боятся вас. Боятся, что вы будете защищать Бога. Почему же оставшиеся не ушли?
- Они ушли по темноте. Потом в темноте мои люди напали на аяков, так сказал бог. Ночью, железо из оружия ударило «Длинный палец» вот сюда, - она показала на грудь. Жизнь вытекала из него, пока не вытекла вся.
Появились бойцы с РПГ:
- Товарищ капитан, - весело отрапортовал молодой, - БМП стрелять не будет – горит...
- Китайцев видели?
- Да, товарищ капитан. Перед тем, как нам стрелять, трое в рясах вылезли на броню с карабинами с оптикой. Потом рвануло, а мы сюда поползли. Их, наверное, накрыло тоже.
Стрельба прекратилась. Наступила неопределённая тишина. Вдруг негромко зашипела рация:
- Капитан, доложите обстановку. Взрыв мы слышали, стрельбы нет. Где вы и что делаете?
- Майор, БМП уничтожен. Стрелявшие тоже. Возможно есть снайпер, может даже два. Выдвигайтесь осторожно. Мы на объекте пять. Проведём разведку.
- Добро. Только осторожно. Ждите нас. До связи.
Мы полуобхватом пошли в сторону БМП. Ещё несколько убитых. Среди них были и монахи. Возле горевшей машины лежал обезображенный труп монаха и покорёженный карабин. Мы прошли дальше в полной тишине. Ещё несколько мёртвых еров лежали кучей. Их срезали одной очередью. Постепенно мы прошли через всё село. Никого. Разваленных домов было четыре в разных местах. Прибыл майор со своими бойцами. Они неспешно ехали по улице, ощетинившись автоматами. Мы их встретили на другом конце села. Майор наполовину вылез из башни:
- Капитан, где наши и где враги?
Я подошёл к майору. У меня было предчувствие опасности. Я физически ощущал, что нас рассматривают через оптический прицел, а стрелок размышляет, кого завалить первым.
- Майор, тут ещё остались бандиты - снайперы. Надо прочесать село и окрестности.
- Капитан, нам тут, пожалуй, делать нечего. Одним выстрелом все проблемы решили. Мне приказано людей защищать, а не участвовать в бандитских разборках. Банд нет, ни китайской, ни, как ты говоришь, еровской. Из-за двух, трёх бандитов я рисковать бойцами не буду. Мы возвращаемся. Бандиты или к нам сами придут, или сдохнут в тайге. Третьего нет.
- Майор, сделай привал бойцам, а мы с парой разведчиков пройдёмся по развалинам. Раненый ер говорил о какой-то «душе», которая спрятана в одном разваленном доме.
- Ладно. Даю два часа. В бой не вступать. Мне мёртвые герои не нужны. Это приказ. Ясно.
- Так точно, – подчеркнуто согласился я.
Пока мы разговаривали с майором, я как-то позабыл о Ларе. Она всегда была за моей спиной. Когда я повернулся, чтобы идти к разведчикам, то не увидел Лары. Я удивился, потом решил, что отлучилась по своей надобности.
Двое добровольцев, из старослужащих, нашлись сразу. Мы пошли к домам, а группа майора поехала дальше, к лесной опушке. У дома я по настоящему забеспокоился. Лары не было. Я не ощущал её присутствия. Мы шли к первому сломанному дому, а я задавал себе только один вопрос:
- Почему? Почему она ушла?
Снаружи дом выглядел менее страшно. Тигры, стараясь добраться до людей, раскапывали его, как нору, сверху. Войти в дом было нельзя. Внутри стен было сплошное месиво из обломков дерева, мебели и земли с черными пятнами и потоками, высохшей крови. Над всем этим стоял смрад разложения. Мне уже не хотелось искать никакие богатства Вула. Я понял, почему и куда ушла Лара. Из-за меня. Она увидела снаружи и внутри, что её боль о погибших, меня не трогает. Что я смотрю на убитых еров, как на собак, то есть - животных. Я ведь даже не думал, что делать с убитыми. Она разочаровалась во мне и ушла, умничка, даже без намёка на обиду. Ушла к оставшимся в живых. Майор прав - нам тут делать нечего.
Мы быстро обошли остальные разрушенные дома. Картина везде была примерно одинаковая. На душе была тоска.
Подавленный, я шёл к лесу, где расположились бойцы майора. Дозорные встретили нас загадочными взглядами. У меня появилась надежда, что Лара вернулась. Но лагерь нас встретил обычными заботами военных людей. Из кустов навстречу мне шёл молодой военврач. Я подумал, врач-то мне на что? И только когда остались последние шаги, я увидел, что это Димон.
- Вадим, здорово. Не узнал, что ли?
- Димон? Здорово. Представить не мог, что встречу тебя здесь. Откуда ты здесь?
Мы обнялись. Радость встречи приглушила во мне сознание вины в том, что не успел, не сделал, не предусмотрел, не подумал, не учёл, обидел Лару.
- Мы тебя ищем. Я за командира. Вон отряд мой. БТР с полным комплектом. Десантники, - добавил Димон с гордостью.
- Я дальше с вами остаюсь. Девочку довел к нашим?
- Довёл. Вчера и Николая и Павла нашли. Точнее, нашли целый лагерь у реки, остальные гражданские, в основном, женщины и дети. Николай и один местный перед нами на дорогу вышли, там у них «секрет» был. Сергея нет. Может, ты про него знаешь?
- Знаю. Расскажу. Чуть попозже.
Подошёл майор.
- Капитан. Мы тут уже перетолковали, пока ты ходил. Значит, остаёшься с прибывшими?
- Конечно.
- Тогда мы назад.
- Вы, когда через село будете идти, не давите убитых.
- Да какая им разница… - увидел мой взгляд, отвёл глаза. - Ладно, капитан, пройдём аккуратно. Слушай, капитан, а как тут БМП образовался? Вся техника китайцев у ручья осталась. Так ведь?
- Так. Это мой БМП. Его еры загрузили боеприпасами. Когда тигры напали, меня, раненого, на нем Лара увезла, пока мы под обстрел не попали. Дальше я отрубился. Она из БМП меня вытащила и унесла. Китайцы его повредили. Они его сюда притащили. Может для ремонта.
- Пожалуй, так оно и было. Ну, прощай, капитан, - и протянул руку для рукопожатия.
Через минуту отряд майора покатил зигзагами через село.
- Вадим, пошли обедать. Мои ребята тебя давно уже ждут. Заодно расскажешь о своих приключениях. А это, что за повязка на руке?
- Идём. Сейчас расскажу. Скажи охранению, чтобы на опушке не мелькали. Понял?
- Хорошо. Прикажу.
Обед затянулся надолго. Я, как мог, коротко рассказал своих приключениях, об ерах, про их бога Вула. О моём с ним знакомстве я говорить не стал. Рассказал о монахах. Но многое рассказывать не стал. В конце ещё раз сказал всем:
- Еры, это как туземцы. Они из другой цивилизации. Они наивны и простодушны. Вул - русский, мошенник, бандит. Он ими манипулирует, выдавая себя за Бога. Мне жалко их.
Прибежал посыльный:
- Дозор передаёт, что в селе отмечено движение. Какие-то странные люди, убитых собирают.
- Передай в дозор - наблюдать. Никаких действий, - я начал командовать автоматически. Димон, на всякий случай, кивнул бойцу:
- Исполнять.
- Пойдём, Димон, посмотришь на еров. Там у меня одна знакомая девушка должна быть.
Мы стали в густом кустарнике на самой опушке. В селе семь еров стаскавали убитых к сгоревшему БМП. Трое еров организовывали костёр. Я взял у Димона бинокль. Теперь можно было разглядеть еров получше. Но Лару среди них я не мог различить.
- Они, что, сжигать будут? - спросил Димон.
- Да. И ещё ими поужинают.
- Они, людоеды?
- Они всеядные. Они едят убитых своих и врагов, чтобы получить их силу. Так их Бог требует.
Я отдал бинокль Димону. Димон с интересом рассматривал еров. Я же думал, что делать дальше. Если еры вышли, значит они никого не опасаются. То что люди уехали, они видели. Выстрелов не было. Значит, они оставшихся монахов убили? А может монахи спрятались, чтобы отстрелять еров у костра? Будем ждать.
- Димон, у тебя снайпер есть?
- Обижаешь. Разумеется есть. СВТ, дальность стрельбы два километра.
- Неплохо, - снисходительно сказал я, - пришли его ко мне. Но чтобы скрытно.
- Ты что, стрелять будешь?
- Нет. Где-то в окрестности сидит один, а то и два снайпера. Хочу попросить вычислить его место. А если снайпер стрелять начнёт, уничтожить. Ночной прицел тоже есть?
- Тоже есть, - улыбнулся Димон,- у нас всё есть. Как дед говорил.
- Это хорошо. Прикажи всем, не курить, костров не зажигать. У еров обоняние, как у собак. Будем ночевать. И ещё, когда у еров начнётся ритуальный танец, пусть сообщат мне. Хочу узнать, есть ли среди них мой знакомый. Бандит.
- Ладно. Пойду командовать.
Как же он командует? Обыкновенный гражданский врач. Ничего нет в нём военного.
Подошёл боец с винтовкой, в камуфляже по всей форме. Представился.
- Сержант, слушай и запоминай. В селе будет похоронный ритуал туземцев, которых зовут «еры». У них нет оружия. Ритуал будет длиться часа два. Те, которые их постреляли днём, возможно, оставили снайперов. Тебе надо определить места их возможных засад. Если снайпера начнут отстрел еров, твоя задача, снайперов ликвидировать. Понял?
- Так точно, понял.
- Исполняйте.
Я пошёл в лагерь. Димон ждал меня в палатке.
- Вадим, не волнуйся, отдыхай. Если выстрел услышим, подключатся ребята из охранения и дежурная группа. Не дадим твоих еров в обиду. Похоже, они о нас не знают.
- Они решили, что я с военными уехал. Но это к лучшему. Мы не должны вмешиваться в их жизнь. Если им ничего не угрожает, мы завтра потихоньку уберёмся.
- Тебе, в каком-то смысле, повезло, Вадим. Ты познакомился с другой цивилизацией. У меня к тебе масса вопросов.
- Димон, я отвечу на все твои вопросы, но попозже. Сейчас расскажи ты, как вы добрались к нашим. Как ты вдруг стал военврачом? Как вы сюда попали?
- Ладно. Ну, мы без особых приключений добрались, так по мелочам… было, кое что. Слушай.
Мы с Анкой легко обошли охранение этих, чуть не сказал, обезьян, еров. Я шёл на ветер, сделал крюк и вышел к реке. Анку нёс на закорках, чтобы её следов не было. Там я окончательно запутал следы. Из реки я вышел по медвежьему следу, потом мы шли уже в нужном направлении. Вечером я истинктивно, почуял погоню. Сделал заячью петлю и устроил засаду. Оказывается, за нами шёл медведь. Был бы я один, я просто напугал бы его и ушёл. Но со мной девчонка, мало ли что. Пришлось убить. Из арбалета. Зато мы запаслись копчёным мясом. Ночью мы не шли, опять же из-за Анки. Полдня шли без приключений, не считая мошку. Анка, молодец, держалась хорошо. Я уже наметил место для привала на обед. И тут началось. Мимо нас бежала всякая лесная живность. Я решил, что в тайге пожар. Не думал, что в тайге сохранилось столько зверья! И какого! Мутации коснулись почти всех. Одни измельчали, другие стали больше, чем были. Видел лося с рогами, всего с телёнка, зайцев, с овцу. И клыки наружу. Может даже хищники. А белки? С хорошую собачку. Бежали, чуть ни рядом. Что же их так страшило? Пожара, точно, не было.
- Это, Димон, огромные собаки, которые напали на нас, на еров в тот день. Псы, в холке мне по плечи. Пасти такие, что человека перекусят запросто. Я завалил псину из автомата, была, как до тебя. Еры с ними бились, дубинами. Мы помогли «калашами». Еле отбились. Это от них и бежало местное зверьё.
- Пожалуй. Но мы этого не знали. До вечера был гон. Забрались на кедр, пережидали до вечера. На ночь остановились недалеко от ручья. Развел костры четырёхугольником, ложе посередине. Анка упёрлась: «Буду дежурить, как и вы». Я её поставил первой. Даже поспал часа полтора. Вижу, спит сидя. Умаялась за день. Положил, укрыл, даже не проснулась. Потом шли ещё два дня. Почти спокойно. Один раз зайца на лёжке подняли. Он не дал стрекача, а кинулся на меня. Заяц прыгнул на меня так, чтобы задними лапами ударить. Я палку, как копьё выставил. Он ударил по палке с такой силой, что мы с ним разлетелись в разные стороны. Вскочили тоже почти одновременно. Я начал палку крутить перед собой. Заяц посмотрел на меня и спокойно запрыгал в сторону. Другой раз, уже под городом, напали на нас дикие собаки. Хорошо, что они лают, когда бегут. Мы забрались на корни елового выворотня. Тут главное - вожака убить. С десяток их налетело, разномастных, от овчарок до болонок. Тут пистолет пошёл в дело. Перестреляли половину, пока остальные не ретировались. Анка потом вздыхала:
- Такая красивая собачка была. Белая, пушистая. А мы застрелили.
А эта пушистая болонка по стволу к нам лезла с таким злобным лаем, что только пуля её и угомонила.
- Аня, говорю девчонке, - она тебя чуть за ногу не цапнула.
- Да, - говорит печально, - злая, но красивая.
Вот и всё. В городе посмотрели фотки Ани, никто, никогда о таких «людях» не слышал. Отряд на вашу выручку организовывали два дня. Два БТРа с командиром. Оружия много. Даже этнографа нашли, изучать этих… еров. Только этнограф не поехал, заболел. До лагеря доехали быстро. Потом шли по вашим следам. Километров за восемь отсюда к нам навстречу вышел Николай и ещё один человек.
Нас прервал вызов рации. С поста сообщили, что у еров началось какое-то движение.
- Пойдем, Димон, посмотрим. Мне знать надо – бандит снова с ними или нет. Потом дорасскажешь.
Когда мы пришли на опушку, начало смеркаться. Костёр светился угольями. Еры стояли вокруг костра. Их осталось десятка два, включая детей. Послышались удары «барабана». Ритм ударов убыстрялся и еры вслед за ритмом начали свой танец – конвульсивные движения по кругу. Вдруг внутри круга, прямо на горящих угольях появилась темная, мечущаяся фигура. Еры в танце начали вопить и трясти дубинами над головами. Тень металась по угольям и они затухали. Костёр почернел. Ритм резко оборвался. Круг смешался. Еры кинулись в костёр. Я посмотрел на Димона. Он снимал действо на камеру. Вопрос только в том, получится запись или нет. Света совсем мало и расстояние большое. Но главное я узнал – Вул снова во главе еров, а Лары среди них нет. Монахи либо ушли, либо задумали что-то хитрое. Будем ждать.
На ночь были выставлен караул и «секреты». Расстояние было большое и в ночные приборы ничего нельзя было разглядеть. Мы вернулись в палатку. Достали сухпаек. Димон принёс чай.
- Димон, давай дальше рассказывай. Что Николай рассказал?
- Мы остановились. Командир послал с ними солдат. Привели, принесли детей, больных, всего двадцать восемь человек. И такое рассказали, что больше я тебя увидеть не рассчитывал. На их село напали вот такие, еры. Много людей убили. Погоди, он сам тебе завтра всё расскажет. БТР с больными мы отправили в город. У дороги организовали лагерь, для оставшихся. Там и командир с солдатами. А я поехал на разведку. Косточки твои искать, - засмеялся Димон. – Николай сказал, что тебя, раненого, без памяти, затащили в какой-то дом.
- Ну и что? Нашли?
- Нет. Представляешь, катим по дороге, вдруг из кустов выбегает человек в камуфляже с автоматом. Кричит, слышим, по русски: «Стоять! Документы!» Это нас убедило. Так мы встретились с вашим командиром. Он убедил нас в село не соваться. Сказал, что ты с ерами в дружбе и что-то хочешь найти. Тогда решили тебе сделать сюрприз. Лагерь разбили так, чтобы с дороги не было видно. А скоро и ты явился.
- Это хорошо.
- Что хорошо?
- Что вы в село не заходили. Что приехали вовремя. Что мы с тобой встретились.
- Слушай, а ты что, правда, с ерами подружился? Ты же видел, что они с людьми сделали?
- Видел, Димон. Зрелище жуткое. Но, кто виноват в этом? Понимаешь, их вожак, обыкновенный человек, но бандит. Он попал в племя еров давно, лет двадцать. Как Маугли, случайно. Постепенно стал их вожаком и стал использовать их, как дрессированных животных, сделал из них людоедов. А меня спасла женщина, точнее, девушка-ер. Видно понравился я ей, - я улыбнулся, вспомнив Лару, - шоколадкой угостил. Ещё раньше.
- Откуда они сюда заявились? Что им тут нужно?
- Они из Китайского Тибета. Их вожак крупно насолил местным монахам. Погромил, с помощью еров, украл какие-то реликвии. Монахи решили их уничтожить. Вожак про это прознал и решил смыться в Россию, он же из наших краёв. Они шли больше двух месяцев. Следы заметали. Но монахи тоже ушлые. Они послали погоню. У них есть дрессированные собаки-мутанты и тигры-мутанты. В этих краях монахи их догнали. Точнее, сначала их догнали собаки. Собак отбили. Вожак еров успокоился, про тигров он, видимо, не знал. Их нападение было полной неожиданностью.
- Ну и пусть монахи их уничтожат. Вместе с вожаком. Зачем нам эти людоеды нужны?
- Димон, они не людоеды. Они люди, только другие. Они даже не первобытные. У них собачье обоняние. Исключительная память. Они могут общаться мысленно. Поэтому легко учатся языку. Добрые, мужественные, сильные. Их надо просто освободить от вожака и направить на нормальный путь развития.
- Вадим. Я врач, а ещё и охотник, разбираюсь в биологии. Если их держали, как животных, они и будут животными. Им нужен вожак, стая, инстинкты. Они не станут людьми, в нашем понимании.
- Ты так думаешь? - я был озадачен.
А я был уверен, что не станет у них Вула, и еры станут другими. Внезапный уход племени к Вулу, уход Лары в племя, был мне непонятен. Димон мне, буквально, открыл глаза.
- Димон, ты меня просто убил. Но если оставить всё, как есть, их постепенно всех уничтожат. Из страха. За людоедство. А у них, это ритуал.
- Получается, что их надо держать в зоопарке, Вадим.
- Димон, ты понимаешь, что говоришь? Они по интеллекту не хуже нас, а в чём-то и выше. Какая клетка или забор их удержит? Но ведь племена на уровне каменного века существовали в двадцатом веке. Может и сейчас существуют. Как-то же они живут?
- Читать надо, как говорил дед. Они существовали, пока жили изолировано. Если приходила цивилизация, они либо вымирали от болезней, либо ассимилировали.
- Ассимилировали? Что это означает?
- Растворялись в других нациях. Перенимается образ жизни, меняется язык, а также междурасовые браки...
- А почему бы и ерам не ассимилировать? Чем они хуже каких-то индейцев.?
- Не знаю, не знаю. Слишком большая разница.
- Ладно, Димон. Об этом ещё рано думать. Я даже не представляю, что завтра будем делать. Давай поспим немного, пока тихо.
Чуть свет меня разбудил Димон:
- Вадим, с поста сообщили, что твои еры, похоже, ушли.
- С чего они взяли? - стряхивая остатки сна, спросил я.
- Они уже больше часа наблюдают за селом. Там никакого движения. Может разведать?
- Нет, не надо. Пусть соблюдают прежний режим. Подождём. Костров не разводить. Они могут оставить наблюдателя.
- Хорошо. Сейчас распоряжусь.
Поднялось солнце. Тишина. Всё говорило, что еры ушли ночью. Я никогда не спрашивал Лару, могут ли они видеть ночью, просто об этом не думал, и разговора не было. Значит, могут.
- Димон, сейчас завтракаем. Без огня. И через час выезжаем в ваш лагерь. Понятно?
- Понятно, Вадим.
Если бы меня спросили, почему я секретничаю, тяну резину с отъездом, я бы не нашёлся, что ответить. А я, в глубине души, никак не мог решиться разорвать последнюю надежду увидеть Лару, извиниться за свою тупость. Забрать хотя бы её из этого зомбированного племени. Мне не хватало её незримого участия, непосредственности и теплоты. Час пролетел очень быстро.
- Вадим, - подошёл Денис, - через восемь минут выезжаем. Сейчас снимем посты и всё.
- Хорошо, Димон. Я пройду к снайперу, заодно сниму его с поста.
Я пошел к опушке. На полпути меня догнал Димон:
- Вадим, за селом на сопке появились странные люди на каком-то звере, - тревожно сообщил он. - Только что сообщили. Что делать будем?
Вот она – ситуация. Монахи проявились. С ними появилась проблема, что делать?
- Сейчас посмотрим, кто появился и зачем. Потом и решим.
Тигр был один. Он двигался вверх по сопке, мелькая среди кустов и деревьев. Присмотревшись, я увидел, что на тигре сидели люди. В бинокль я различил двух монахов.
- Вадим, может пострелять, из пушки? - прошептал Димон, - Дам команду, и всё.
- Слишком далеко, тут километров пять, да ещё в движении, да деревья. Стрелять бесполезно. Тигр ещё несколько раз мелькнул и исчез в густой зелени тайги. Мы ещё постояли, но больше ничего не увидели
- Димон, снимай посты. Надо ехать.
Я отвернулся и пошёл к машине. Мне надо было успокоиться и обдумать план действий. Моих действий. Было ясно одно, монахи от еров не отстанут. Будут издалека отстреливать, чтобы добраться до Вула без опасений. Мне было жаль еров, они были обречены.
Обратно, мы ехали молча. Мне не хотелось ни о чем говорить. Давило непонятное чувство вины. Под шум двигателя я придумывал всякие варианты, «если бы». Если бы я повёл себя иначе вот тогда, или вот тогда, сделал бы так, или вот так… Хотя понимал, что после драки кулаками махать бесполезно.
Лагерь встретил нас восторженно. Странно устроен человек. После трагедий, боли и лишений, люди принимают любой позитив, как праздник. И поводом к этому был я. Мою историю гибели, как потом я узнал, мои бойцы героизировали. Я стал в глазах народа героем-мучеником. Оказалось, что это тяжёлая ноша. Тут и слёзы радости, и желание обнять, поцеловать, прикоснуться. И это всего десяток человек, переживших трагедию села. Я с ужасом представил, что может произойти со мной в городе. Но постепенно восторги стихли. Все хотели услышать историю моего «чудесного» спасения. Пока готовили праздничный обед, я по просьбе собравшихся уселся на заботливо подставленную чурку, люди расселись вокруг. Николай, мой боец, конечно же, рядом у моих ног. Около двух часов я рассказывал и свои приключения, и про племя еров, их способностях и слабости, про их вожака-бандита и вора, про китайских монахов, преследующих их. Рассказал про подвиги селян на войне с собаками и тиграми. О помощи и подвигах еров на этой войне. Рассказал о Ларе. Как она вывезла меня из села, вынесла из тайги к людям. Я видел недоумение в глазах тех, кто видел, с какой жестокостью еры расправлялись с жителями села. Я устал, хотя рассказывал, как мог, коротко. Посмотрев ещё раз на бойца- повара с половником и открытым ртом, я закончил, примерно, так.
- Мы с вами пережили немало трагедий в эти годы. И всегда виной этому были люди. Жадные, жестокие, лживые. Именно они обманом, ложью и силой втравливали в войны людские массы, которые убивали друг друга. И с ерами тоже самое. Их наивность, использовал низменный человек. В этой трагедии, еры, к сожалению, тоже жертвы.
После застолья я, сославшись на усталость, ушёл в палатку Димона. Прилёг и… провалился в сон. Проснулся я от прикосновения Димона:
- Вадим, просыпайся, командир вызывает.
- Сколько же я спал? Уже вечер, наверное?
- Да нет. Ты спал час с небольшим. Командиру сообщение пришло. Хочет с тобой посоветоваться.
- Идём, - я вскочил, оправился по военному, - веди.
Командир сидел в палатке за раскладным столом и рассматривал карту. Мы козырнули друг другу, и я сел на предложенный стул напротив. Димон сел на другой стул.
- Капитан, пришло донесение из штаба по радио. В районе этого села, - он показал на карте, - в тайге была замечена большая группа странных людей, которая двигалась в восточном направлении, минуя населённые пункты. Я уже сообщил о твоём возвращении, и меня попросили узнать у тебя, могут быть эти люди теми, которые напали на село.
Я посмотрел на карту, взял курвиметр, замерил расстояние.
- Да, капитан, это, наверняка те самые еры. Судя по расстоянию, они идут без отдыха.
- Хорошо. Ещё просили узнать, насколько они опасны для населения? И какие будут предложения по их нейтрализации.
- Опасны не еры, так они себя называют. Опасен их предводитель, который их зомбирует. Это очень жестокий человек. Убийца жил в нашем городе, – я назвал фамилию, имя Вула, - пусть проверят. Он может предпринять всё, что угодно. Чтобы нейтрализовать его и еров, мне надо попасть к ним.
Я сам не ожидал от себя такого вывода.
- У нас насчёт тебя было другое указание. Транспортировать в город. Там ждёт тебя, по меньшей мере, заслуженный отдых. На месяц или два. Но я сейчас передам твоё предложение.
- Как же вы связываетесь с городом? Кругом сопки.
- Новинка, – капитан с гордостью показал на радиостанцию в углу, - хорошо забытое старое. Используются короткие волны. Радиоволна идёт вверх, её отражает атмосфера, радиационный слой, дальность огромная. Отличие от передатчиков прошлого века, используют какие-то бегущие или стоячие волны, в общем, современные заморочки, я в этом деле не спец. Получили только что. На испытание. Работает.
- Значит, радиозавод запустили?
- Первую очередь. Две недели назад. Отдыхайте. Вызову, как ответ пришлют, Дмитрий Вячеславович, останьтесь на минуту. Доложите о состоянии гражданских. Эвакуируем их только завтра. Что нужно привезти эвакуаторам с собой? Готовы?
- Да, готов, – ответил Димон. Капитан поморщился невоенному ответу, но промолчал.
Я вышел из палатки. Меня уже ждал Николай. Мне тоже хотелось расспросить его, и мы расположились у палатки Димона. Остальные, деликатно ушли, не мешали нам разговаривать. Николай помялся немного, потом решился:
- Командир, что с Сергеем? Ты ничего про него не сказал.
- Николай, Сергей попал под влияние вожака и остался с ним. Жив и здоров был. Его мы арестовали вместе с вожаком, с ним же он и сбежал. Живой он сейчас или нет, не знаю. В селе в бинокль я его не видел. А как Павел? Его здесь не видел.
- Павла отправили с первой партией. Он сильно простыл, когда переносил детей и раненых через реку. Что-то с ногами случилось. Еле ходил. И кашлял всё время. А вот я, ничего. Повезло. С дочкой у меня всё в порядке. По радио сообщили.
- Расскажи, как вы спаслись. Я считал, что там все погибли. Тигры рвали всех подряд.
- Нас связали и притащили в котельную. Туда же потом согнали оставшихся людей. Эти… «еры» убивали тех, кто сопротивлялся и кто пытался убежать. Остались те, кто прятался. Нам рассказали, что по домам ходили монголы, по виду, и еры. Забирали, что нравилось. Еры показывали, где люди прячутся. Всех вытаскивали и гнали в котельную в конце села, недалеко от реки. Наши нас развязали, конечно. Ты правильно говорил, ерам на нас было наплевать. Закрыли и ушли. Вечером пришёл китаец и ер. Китаец ткнул пальцем в меня и Павла, ер взял за шиворот и так повёл к главарю. Тот был в какой-то конторе, за столом. Вежливо так, предложил нам поработать у него, водителями. Я стал торговаться. Говорю: «Отпустите людей и командира, тогда мы согласны». Сам думаю, смоемся потом. Мы же на технике будем. Главарь говорит: «Куда я их отпущу? Эти звери их тут же убъют. Я, мол, и так опоздал их отогнать от людей. Звери - есть звери, как их не обряжай.» Я говорю: «Тогда нам надо подумать». Говорит: «Думайте до утра. Если не согласитесь, буду отдавать зверям по одному человеку в час. Вас - последними». Я говорю, «Дайте поесть людям чего-нибудь, и воды». «Хорошо, - говорит, - я распоряжусь». И ушел. Нас обратно в котельную. Рассказали народу, что и как. Решили, выхода нет, надо соглашаться, но потянуть резину. За это время попробовать сбежать. Вечером принесли «еду». Видим по костям, человечина. Такой рёв поднялся, истерики! Есть, конечно, не стали. Воду взяли и всё. Нас закрыли, но в окна с решётками, жители их от медведей поставили, видим - остались два здоровенных ера с дубинами. Сели во дворе и жрут то, что нам принесли. Рано утром, только светало, услышали шум, звериный рёв и крики людей. Через окна, увидели как два огромных зверя, по морде немного похожие на кошек, легко перепрыгнули забор и кинулись на еров. Те попытались отбиваться. Тигры разорвали обоих и убежали. Мы начали искать хоть какое оружие. Разломали дверь в подсобку, нашли два лома, две лопаты. Потом местные предложили бежать за речку. Чуть ниже котельной река делает петлю, и там перекат. Выломали окно с задней стороны. всех вытащили. Под рев и стоны побежали к берегу. Перекат не мелкий и быстрый. Мужиков всего пятеро. Три деда, еле ходят, остальные - бабы, дети. Кто-то предложил на берегу сложить сушняк подковой от берега до берега, а мы, внутри. Решили поджигать, если появится, какая тварь. Зверь в огонь не пойдёт. Таскали дрова, как сумашедшие. Костерок развели, факела заготовили. И начали народ переправлять.
Почти всех перетащили. Вышла одна тварюга. Размером с хороший джип. Морда в крови, Клыки здоровенные, тоже в крови Мы запалили костры. И дальше - народ таскать. Зверь постоял, понюхал, но к огню не пошел. Я тогда у костра бегал, факелами махал, для испуга. Зверь ушел. Меня так трясло, что потом, на перекате, чуть в стремнину не улетел. На берег выполз, не могу подняться. Нервное это. С палкой насилу зашкандыбал. Потом отошло.
Местные вывели снова к реке. С одной стороны стремнина, с другой – берег крутой. Мы под берегом и бедовали. Пещерки выкопали. Острогами рыбу ловили. Через несколько дней я с местным Николаем, охотником, пошёл на разведку в село. С ломами. В селе, никого. Живых, конечно. Везде кровь, кости, куски людей и этих – еров. Вонища. И осы. Здоровенные, в ладонь. От них забежали в какой-то дом. Нашли одежду, одеяла. Нашли снасти, ружьё, еду кой-какую. Нагрузились, как верблюды. Осы до леса за нами гнались, потом отстали. Вот так и жили. У дороги сделали скрытый дозор. Дежурили круглосуточно. Надеялись на помощь. Вот, дождались. Вы были в селе?
- Был. Жуткое место. Вряд ли люди захотят там жить. Но ос не было. Правда, и останков нет, зверьё растащило.
- Командир спросил, когда нас нашли: «Есть желающие поехать в село?» Многие там побывали раньше. Видели. Никто не поехал. Командир, что с нами будет?
- Предложат отдохнуть и дальше служить будем. Я, наверное, снова за ерами поеду. Ушли они с вожаком. Он их опять на людей натравить может. А меня еры всё-таки знают. С ними можно договориться.
- Когда поедешь, командир?
- Не знаю точно. Может, завтра, а, может, и сегодня.
- Командир, возьми меня с собой. Ты же знаешь, у меня никого нет. Дочка пристроена, у сестры живёт. Еры меня должны помнить. Мы же вместе были.
- Николай, ты же и так натерпелся. Отдохни.
- Как я могу отдыхать, когда Командир в опасности. Возьми, Командир.
- Ладно. Договорюсь с начальством.
Прибежал посыльный:
- Товарищ капитан, вас вызывает товарищ капитан.
Капитан стоял у рации и читал бумагу. Как только я вошёл, он пошёл навстречу.
- Капитан, пришла бумага из штаба. С твоим предложением согласны. Вопрос, как доставить тебя к месту нахождения еров. Вот посмотри, - он пригласил меня к карте на столе, - на БТРе вот сюда мы можем добраться вот так, - указка закружила по карте зигзагами, - в лучшем случае через день. Правда, они тоже стоять не будут. Но там можно по следу. Двумя отделениями догоним. Через день, два.
- Ещё варианты есть?
- Есть. Но это, так сказать, аварийный. Есть вертолёт у милиционеров, типа - прогулочный, четырёхместный. Собрали его наши умельцы из того, что нашли. Но летает. Договоримся. Отсюда можно сделать только один рейс в день. Топлива на больше не хватит. И всего четверых возьмёт. Твоё решение?
- Надо лететь, капитан. Мне больше и не надо. Мы не воевать, а уговаривать полетим. И людей я подберу сам. Годится?
- Я так и думал. Вертолёт вызовем сегодня. Ночью он не летает. Завтра утром, как рассветёт - полетите. На три дня. Ваша задача - разведка и сопровождение. Там места глухие. Без вас, мы их потеряем. Мы встретим вас в этом районе, - капитан очертил приличный круг на карте. - Там и решим, что дальше делать.
- Хорошо.
- Рацию я вам дам. Переносная, послабее этой, но другой нет. Экипируем, вооружим на твоё усмотрение. Прикинь, составь список, что есть - всё отдам.
Димон сидел за столом и писал какие-то документы. Он показал на термос для чая и пробурчал:
- Вадим, не в службу, а в дружбу, сходи за компотом на камбуз. Пить хочется, и закончить писанину надо. Я быстро.
«Камбуз» - это у него от отца-моряка. Я подчинился просто из-за того, что это мой брат. И от того, что он ничего не понимает в военной иерархии, отличный доктор, хороший товарищ и добрый человек. Когда я вернулся с солдатским компотом, он ещё писал. Потом отодвинул бумаги в сторону и облегчённо сказал:
- Всё, отчёт готов. Теперь я в полном твоём распоряжении. Будем вместе спасать твоих еров.
- Димон, ситуация складывается сложнее. Завтра я лечу вертолётом к ним, на три дня. Со мной трое.
- Кто с тобой? - сразу посмурнел Димон.
- Да вот, не знаю, кого взять, - с явной шутливостью ответил я.
- Значит летим? Кого ещё возьмём?
- Николай просится. Как считаешь, доктор, можно взять?
- Николая? - Димон вытащил из стопки листок. - А я его в санаторий направил. Так, общее переутомление.
- Значит не возражаешь?
- Не возражаю. Я его знаю. Толковый, хозяйственный. А четвёртым кого?
- На твой выбор. Ты бойцов лучше знаешь.
- Ивана Рогова. Он снайпер, из местных, охотник.
- Согласен. Я сейчас список напишу по военной части. Тебе какое оружие взять?
- Мне бы, что полегче. И чтоб не мешал. Я арбалет возьму.
- Тебе возьму АК-105, складной, если есть. По медицине надо, что писать, или ты сам хозяин?
- Возьму всё, что нужно. Не пиши.
Мы выпили компот с галетами, из запасов Димона. Я заканчивал писать заявку, когда в небе затарахтел вертолёт. Я дописал последнюю строку и вышел из палатки. Вертолёт сел на дорогу и затих. Из вертолёта вышли двое: пилот и невысокий толстенький человек с небольшой черной папкой. Весь лагерь высыпал навстречу. Димон, толкнул меня в бок.
- Это этнограф прилетел. Значит выздоровел.
Пилот и этнограф поздоровались с вышедшим вперёд капитаном за руку и наклоном головы с остальными. Капитан пошёл в свою палатку, пилот и этнограф следом. Едва они скрылись, за мной
прибежал посыльный.
За столом над расстеленными картами капитана и пилота сидели гости и хозяин. Я вошёл, пилот встал, небрежно представился:
- Старший лейтенант Козырев, - и улыбнувшись, добавил, - пилот этой сороки.
Встал и этнограф, протянул ладонь:
- Доктор наук института этнографии, Круглов Сергей Владимирович. Я тоже лечу с вами, - и пожал мне руку.
Я вопросительно посмотрел на капитана. Тот глазами показал, что он не причём. Сергей Владимирович перехватил наш обмен взглядами и тут же вытащил прозрачную папочку, и выложил на стол бумаги. Из института, из штаба армии, ещё какие-то с синими печатями и размашистыми подписями.
- Мне непременно надо лететь к, так называемым, ерам. Это неизвестное науке племя. Вы понимаете, как это важно? - в подтверждение он даже поднял вверх указательный палец. - К тому же у меня опыт работы с этническими группами.
Я молча положил перед капитаном список людей и список необходимого. Все сели. Наступила тишина. Капитан взял карандаш и стал ставить галочки по спискам. Пилот углубился в карты и вычерчивал на своей маршрут полёта. Я не собирался уступать и разменивать любого из команды, даже на доктора наук. Первым не выдержал учёный. Он собрал свои бумаги вместе и положил передо мной:
- Вы понимаете, молодой человек, какие организации и люди заинтересованы в моей командировке? Изучение этого этноса может дать науке совершенно новые возможности развития человечества в послерадиационный период, - он говорил, как будто читал лекцию.
А я подумал о Ларе. О том, как её может изучать этот толстячок. Измерить, ощупать. Посмотреть как едят, как спят, ну и так далее. Мое неприятие доктор заметил сразу.
- Не смотрите на меня, как на изверга. Мы не собираемся препарировать еров. Мы хотим найти метод адаптации этого народа в нашем обществе. Вот вы, к примеру, как представляете их существование в нашем регионе?
Он попал в моё больное место. Наповал. Я посмотрел на него с интересом.
- Нет, Сергей Владимирович, не представляю.
- Вот, вот. Из-за того, под чьё влияние попадает племя, оно может вымереть в новой среде или стать опасным изолированным изгоем. Кстати, тоже обречённым на уничтожение. Но мы можем им помочь стать полноправными членами человеческого сообщества. Что вы выбираете?
- Но у меня нет лишних людей. Вы не совсем представляете опасность экспедиции. На еров охотятся не менее двух снайперов, у которых есть приручённый тигр-убийца.
- Молодой человек, - горячо заговорил доктор наук, - я не кабинетный сиделец. Я прошёл сотни километров по лесам и горам, попадал в весьма опасные ситуации. Я был среди самых разных этносов. Я знаю не только английский и немецкий, но и десяток диалектов разных народов, в том числе и китайских.
Капитан посмотрел на меня, бумаги, потом на пилота и спросил:
- Сколько пассажиров вы можете взять?
- Вообще-то, четыре пассажира и сто пятьдесят кило груза.
- Вот видите, - опять загорячился ученый, - сто пятьдесят! А я вешу всего семьдесят шесть. Мы вполне можем лететь впятером.
- А как же экипировка? Оружие, продовольствие?
- Зачем тащить в тайгу продовольствие? На каких-то три дня? Разве лес не прокормит?
Пилот заинтересовано смотрел на учёного, затем повернулся ко мне.
- Я вас доставлю всех, – посмотрел на капитана, - если товарищ капитан окажет содействие.
- Я согласен, - с готовностью подтвердил капитан. - В чём заключается содействие?
- У меня запас топлива на обратную дорогу. Можно слить в пустую бочку двести литров топлива. Но тогда вы должны ждать меня здесь. На обратном пути зальёте обратно.
- Сколько времени займёт полёт?
- Минут тридцать туда и двадцать обратно.
- Как так?
- Туда тяжелее, хоть и по ветру, обратно – пустая машина. Но учтите, будет тесновато.
- Никто не возражает?- капитан обвел нас глазами,- значит, договорились. Собираемся через час. Подведём итог.
Действительно, через час всё было готово. Капитан оказался толковым руководителем. Всё нужное было выдано, взвешено, упаковано и уложено, с расчётом на спины и ноги четырёх солдат. Оказалось, что учёный тоже был с солидным рюкзаком, который он оставил в вертолёте.
На совещание пришёл зам.командира. Он доложил первым:
- Вертолёт подготовлен к вылету. Загружено военного груза, - перечислил, что и сколько,- и гражданского: рюкзаки и оборудования на двадцать пять кило. Слито горючего сто восемьдесят литров. С учетом веса пассажиров, запас по грузоподъемности составляет двадцать три кило, – он посмотрел на пилота.
- Да, - подтвердил пилот, - можем лететь хоть сейчас. – Если на обратном пути подсветку площадки мне организуете, командир.
- Нет. Вылет утром, в четыре тридцать. Так, командир группы, товарищ капитан?
- Да, - подтвердил я, - днем проще найти и племя и площадку.
- Тогда отдыхаем.
Я вскоре ушел с чаевания. Мне хотелось побыть одному, мысли о Ларе не давали мне покоя. Головой я понимал, что и Лара, и еры - просто случайность, но почему же так тоскливо и неуютно на душе? В палатке я сел на складную кровать и прикрыл глаза. Странно устроена память. Боль потери Лары повернулась ко мне другой стороной. Передо мной всплыли лица дорогих мне людей, которых я потерял. И в этом была доля моей вины. События, которые, казалось, стёрлись, вдруг ожили. Память нашла общее в прошлом и сегодняшнем. Вул, еры, Лара, это вернувшееся моё мучительное тяжёлое прошлое. Память войны постоянно возвращала меня из сегодня в прошлое. И точкой отсчёта был Вул.
Странно, но я не помнил, как я объяснял деду и бабуле своё отсутствие по возвращении из деревни, где я стал убийцей. Впрочем, им тоже было не до меня. Пока я ездил, плутал по тайге, к ним наведались «гости». Так называли тогда грабителей-домушников. Они забирали то, что находили, а хозяев убивали, как свидетелей,. Иногда сжигали квартиры или дома. Дед ничего не рассказывал. И раньше не болтливый, он стал ещё молчаливее. Иногда останавливался где-нибудь во дворе, сарае, мастерской и надолго застывал, как будто спал с открытыми глазами.
Бабуля со слезами рассказала события, как видела их она. В ту ночь дед сидел за компьютером, что-то писал для, почти ежедневных, митингов. Клавиатуру подсвечивали светодиоды. В нашем доме было электричество. Мы с дедом соорудили из бочки ветряк. Его хватало на плохонькое освещение светодиодами, и на работу компа. У большинства не было никакого света. Свечи стоили на рынке очень дорого. Окна на ночь закрывались ставнями, которые мы сделали от бомб, да так и не убрали. В ставнях дед сделал «глазки», небольшие дыры, скрытые в рисунке на ставнях.
Ночью дед услышал, а бабуля проснулась от топота у входной двери. Дед выглянул через глазок ставни во двор. На крыльце стояли двое. В те времена ночи бывали довольно светлые, небо светилось, говорили, от радиации. Он увидел чужих и всё понял. Бабуля рассказала, что дед толкает и говорит спокойно: «Гости к нам, вставай, одевайся быстро.» «Какие гости? Кто к тебе по ночам стал ходить?» Дед отвечает: «Быстро одевайся и в погреб. Бандиты дверь ломать собираются.» «А ты?» «А я отвлеку, скажу, что у внука ночуешь.» В дверь заколотили. Дед торопит: «Давай быстрее». Кричит в коридор: «Кто такие?» Ему: «Мы от Вадима, ранили его, у ворот лежит. Занести надо.»
Бабуля, конечно, деда отпихнула и рванула вперёд, в сени. Сняла засов. Ей повезло. Бандит рванул дверь на себя, крыльцо узкое. С диким матом он и его подельник грохнулись с крыльца. Бабуля всё поняла и кинулась назад. Она заскочила в дом. Дед закрыл дверь на крючок. Бандиты рванули ручку и вырвали её. Но это их разозлило ещё сильнее. Заорали через дверь: «Открывай! Иначе спалим и дом, и вас! Или гранатой рванем!» Дед, бабуле: «Уходи в спальню. Я открою.» И снова деду повезло. Бандиты не знали, что дверь низкая, что у двери есть занавешенный закуток, что у деда на кухне лежал туристический топорик, которым бабуля когда-то рубила мясо на кухне, а у деда, как инструмент, лежал на полке длинный кухонный остроконечный нож из набора. Дальнейшие события я узнал со временем от деда. Первый бандит ударился головой о косяк и схватившись за голову, с матом, пошёл в горницу и врубился во второй, тоже низкий косяк. Второй также влетел головой в косяк и, матерясь, остановился у двери. Из-за занавески, дед и нанёс один удар топориком ему по шее. Удар был удачным. Бандит осел на пол, молча, и выронил пистолет. Дед взял пистолет правой рукой, в левой руке, в рукаве, у него был нож. Он пошёл к первому бандиту и жалобным голосом начал уговаривать: «Ребята, вы же Вадима знаете. Скажите, где он? Возмите, что хотите и уходите.» Бандит повернулся к деду, миролюбиво подошёл и стал снимать рюкзак, со словами: «Ладно, дед, тащи жратву, шмотки…», и замолк. Дед левой рукой вонзил ему нож в печень. Затем выстрелил в грудь. Потом пошёл к выходу, выстрелил во второго и вышел на улицу. Медленно вышел в калитку, за ворота. Там стояла «легковушка», так сказала бабуля, в ней ещё один бандит. Дед подошёл к машине и сказал: «Мужики просили помочь. Пойдём, провожу.» И тот купился. Вылез из машины, спросил: «Чего стреляли?» Дед ответил: «Для страху. Из баловства.» Когда они вошли во двор, дед двумя выстрелами убил и его. Но и это не всё. Дед загнал машину во двор. Загрузил бандитов. Бабуля ему не помогала, у неё ноги отказали от пережитого. Только спросила: «Куда ты их тащишь?» Дед ответил: «Подальше от дома.» И уехал. Пришёл утром, еле двигаясь. Три дня потом не мог ходить, руку правую не мог поднять. Ползком они мыли и убирали дом. Ждали меня. Постепенно всё отошло. Только через много лет дед ответил на мой вопрос: «Как же ты смог? Как хватило сил?» дед сказал: «Сначала был ступор, ноги не шли. Когда бабуля пробежала с криком: «Закрой дверь», я очнулся. Дальше я будто бы знал заранее, что делать, и что я их убью. Я стал, как робот, четкий и сильный.» Про машину бандитов сказал, незадолго перед смертью: «Утопил в реке, с машиной». Тогда я не видел в этом своей вины, а сейчас она встала в очередь с виной за Лару. А ведь была и Света…
Я выходил из дому только по неотложным делам. Однажды на рынке меня встретил один из бывших приятелей Вула, Ив, это от Ивана. Поздоровались. Я через силу. А он радостно начал болтать: «А мы тебя с Вулом вместе похоронили. Слухи дошли, что вас всех постреляли. А ты живой. Ха-ха-ха! Айда снова к нам. Нехило платят за бузу на митингах.»
- Ив, знаешь, что?
- Што?
- Иди-ка ты…- я послал его куда подальше матерными словами, хотя по жизни, не матерился. Это перешло мне от деда.
Я шёл опустошенный и злой. Злой на себя, за свою глупость и дурость. На войну, которая сделала людей злыми и беспощадными. Шел, не зная куда и зачем. И тут меня дернули за плечо. Я решил, что это Ив хочет расчитаться за обиду, резко отвернул в сторону и повернулся, сжав кулаки. Опешил. На меня глядели бездонные глаза красавицы. Жар ударил в голову и грудь. Весь мир уместился в её зрачках. Я перестал чувствовать своё тело. Выглядело это, наверное, глупо или странно.
- Вадим, это же ты? Не узнаёшь? - голос звучал, как чудесная музыка. - Зову тебя, зову, а ты не слышишь. Ты что, оглох? - и такой участливый, добрый взгляд.
- Я, Вадим, - ответил я невпопад, - не, не глухой, задумался. Это ты??? - мои глаза, наверное, вылезли из орбит. - Светка?
- Ну да. Мы с тобой в классе через проход между столами сидели. Помнишь?
- Помню, - я не соврал, я уже вспомнил шуструю девчонку, которая училась на «хорошо» и «отлично», и одним этим была отдалена от меня, заруганного «троечника».
Нас разделял всего шаг. Но он был пропастью между её прекрасным миром и моим, грязным и жутким. Она притягивала меня, но я не мог быть ближе, боясь запачкать её.
А Светка, глядя мне в глаза, взяла мою руку. Не знаю, почему.
- Ой, какая у тебя рука холодная, – проговорила она, а тепло её руки током пронзало меня. - Вот! Уже и согрелась. Прямо горячая.
Что тут говорить? Это была моя первая любовь. Мы потянулись друг к другу посреди разрушенного, грязного и злого города. Нам было хорошо вдвоём. Что бы она не говорила, мне было интересно. Я не мог рассказать ей всё, что было со мной, и она не торопила меня. Как говорят, не лезла в душу. Я знал, и она знала, что потом, когда моя боль перегорит, я сам всё расскажу. И что до этого, мне надо «осчиститься», стать другим. Говорила она, я слушал. Она вела меня к хорошим людям, на митинги, демонстрации. Я шёл. Я за ней мог идти хоть куда. Она предложила мне закончить школу, поступить на курсы сержантов. Я учился с удовольствием, потому что учился с ней вместе, а ещё, - там, хоть и скромно, но кормили. И даже встрече с русским американцем, я обязан ей. Она работала в благотворительной конторе, которая опекала и русского американца Ника, единственного, оставшегося живым, пилота со сбитого бомбардировщика. Соответственно, и я там оказался. Почему-то мы с Ником подружились. Его уже давно не считали врагом, да и сам он говорил о прошлом: «Ну и дурак же я был». Я даже познакомил его с дедом с бабулей. Он потом изредка бывал у них, как Ник говорил: «Отдохнуть и поспорить». Ник научил меня разговорному английскому.
Любовь открыла во мне способности, о которых я и думать не мог. В общем, сразу после экзаменов в школе сержантов, мы хотели пожениться. И всё рухнуло в один день.
Накануне, когда я пришёл к бабуле поесть и попроведовать, Ник был у них. Они с дедом сидели в дедовой мастерской на старом диване и спорили. Когда я зашёл, Ник говорил деду:
- Вы, русские, ничего не понимаете в деньгах. Деньги изобрел очень умный человек. Деньги дают их владельцу возможности удовлетворять свои… хотения. Он может купить, что хочет…
- Нет, - оборвал его дед, - деньги изобрёл очень хитрый человек. За труд человеку давали раньше - монеты, сейчас - бумажки. Тот кто может делать деньги - князь, царь, король, банк, те становятся самыми богатыми…
- Верно, - теперь Ник прервал деда, - деньги делают самые умные…
- Ты не вошёл и их число, верно? Ты же деньги не делал, а зарабатывал, – съехидничал дед.
Я поздоровался и меня, наконец, заметили. Спор прекратился. Я сказал просто так:
- Вы всё спорите? Чужие деньги делите?
- Мой уважаемый аппонент, - горячо заговорил Ник, - уверяет, что деньги, это зло, символ несчастья людей. А я говорю, что деньги - это мера обмена товаров, и это величайшее изобретение. Конечно, не лишённое недостатков…
- Да, да, - вмешался дед с улыбкой, - маленьких таких недостатков, как судьбы людей и постоянные войны. Вот, как и эта, последняя.
- Ладно вам спорить, – попытался примирить их я. - Идём чай пить. Бабуля там овощных котлет нажарила. Зовёт.
После чая, когда я собирался уходить, Ник вытащил из кармана сувенир и протянул мне.
- Это я сделал сам. Это титановый диск из спинки кресла моего самолёта. Смотри, тут Америка, а тут Россия. А тут дырочка для шнурка. У вас чудные порядки. Рабочий может делать что-нибудь для себя, и никто его не накажет. Наоборот, все хвалят. Вот и я сделал.
Я посмотрел на полированный диск. Красивая штучка. Решил про себя - подарю Светлане. И положил в карман рубашки.
Светлану я ждал недалеко от штаба. Перед выборами накал противостояния наших и «белоленточников» всё усиливался. В городе особо жестоко действовала банда из молодых кавказцев, которая косила под «новых белых мусульман». Были избиты две группы наших активистов-агитаторов. Но в тот вечер мы ничего тревожного не заметили. Мероприятий не намечалось, мы хотели просто погулять. Это было так приятно, ощущать тепло любимого человека. Светлана выпорхнула из подъезда в светлой шапочке и старенькой темной шубке. В руках у неё была пачка листовок.
- Попросили нас разложить в двенадцатом доме по ящикам, - заявила она улыбаясь. - Говорят: «Что вам попусту ходить».
Я взял у неё пачку и затолкал её под ремень на живот. Руки мои были свободны, чтобы обнимать мою королеву. Нам было смешно и весело, без всяких причин. Я забыл про сувенир Ника. Мы шли, рука в руке, вдоль домов, Светлана что-то рассказывала, наверное очень смешное, потому что мы смеялись. Наши ладони горели от тока прикосновения. Были сумерки, но я видел её чудный взгляд.
Нас ждали. Пятеро вышли из-за угла дома. Кавказцы. Бородатые маски с черными провалами безжалостных глаз. В руках биты.
- Света, беги за нашими. Я их задержу, - прошептал я.
- Нет. Я с тобой. Я тебя не брошу.
- Беги. Беги и кричи. Милая, нельзя по другому. Беги.
Она чуть заколебалась. Я сжал и разжал её руку. И пошёл навстречу. У меня в кармане пневматический пистолет. В банде меня учили: «Бей первым.» На курсах меня учили: «Разговори врага, выигрывай время.» И я крикнул, как учили, громко, требовательно, безапелляционно:
- Стоять! Руки за голову!
Это было неожиданно даже для меня. Инстинкт сработал. Они остановились и трое привычно вскинули руки, выпустив дубинки. Молнией в мозгу - «Сработало!» Я повернулся к ним боком и заорал:
- Взять их! – махнул рукой невидимым помощникам и твердо пошёл на бандитов. В мозгу одно: «Только бы дрогнул хотя бы один». На втором моём шаге этот один дрогнул, он развернулся и побежал за угол. За ним второй, третий. Двое мешкали, лихорадочно лезли в карманы, не замечая мешающих им дубинок. Я продолжил на той же ноте:
- Бросай оружие! Будем стрелять! - нервы напряглись, как струны. Я делал шаг за шагом. «Смотри ему в глаза. Следи за руками. Бей первым!» - как учили. Вот пистолет первого, уже видно - главаря, ползёт из кармана. Дубинка мешает, шнур зацепился, мой взгляд мешает ему понять причину. Пора. Углом глаза я вижу, что второй вытащил пистолет наполовину. Мой пистолет вылетает с вытянутой рукой в его сторону. Наши выстрелы грохнули, как один. Страшная сила толкнула назад, дыхание остановилось. Но я не упал. Видел что, стрелявший выронил пистолет, схватился за руку. Значит попал. Я не чувствовал тяжести пистолета и собственной руки. Медленно, слишком медленно я повернул голову, чтобы увидеть свою руку. Она была на месте и сжимала пистолет, как бы отдельно от меня. Впереди блеснул огонь и горячий вихрь свистнул у самого уха. Этот выстрел меня вывел из шока. Я выплюнул тугую пробку воздуха, что перекрывала дыхание. Мир, покачиваясь, обрел резкость, а палец ощутил курок пистолета. Я выстрелил, не целясь, но был уверен, что попаду. Третий выстрел бандита перегнул меня пополам. Это был удар в живот. Четвёртый был в голову. Мир померк.
Очнулся я в больнице, на кровати. Я не чувствовал никакой боли, даже тела своего не ощущал. И всё вспомнил.
- Где Светлана? - заорал я, но услышал свой голос чуть громче шопота.
Я хотел сорвать простыню, которой был накрыт, но рука не послушалась меня. Не было силы. Надо мной склонилось лицо женщины в белом.
- Где Светлана? – еле ворочая языком переспросил я.
- Девушка? – женщина поправила простыню. - Здесь она, милок. Поранена сильно. Завтра поднимешься и сходишь к ней. Спи, милок, - и вытирала мои слёзы.
Мне несказанно повезло. Первая пуля попала в титановый диск и срикошетила. Вторая ударила в ремень и пачку бумаги. Третья пуля скользнула по черепу. Ещё одна пуля сломала ребро, другая скользнула по другому ребру, их силу остановила Светлана. Она кинулась ко мне и закрыла собой. Три пули порвали её тело. Две, на излёте, и прошлись по моим рёбрам. Я действительно поднялся на следующий день. Болела голова, но я поднялся. Я требовал, и меня повели. Светлана лежала укрытая до подбородка. Бледная, как её покрывало. Из-под одеяла в обе стороны тянулись трубки и провода. Ноги у меня подкосились. Я усилием воли смог упасть на колени и уцепиться за край кровати, а не растянуться бесформенным мешком.
На третий день меня выгнали. Я просил, притворялся немощным – выгнали. Пришли наши ребята с курсов, со штаба. Пришлось уйти. Светлана очнулась на пятый день. Я держал её за руку и говорил, говорил. Что говорил, не помню. Но я чувствовал, как пульсирует жилка на её руке. И она открыла глаза!
Выздоровление Светланы шло медленно. Пробитые лёгкие, рана живота, задетый пулей позвоночник. Я без содрогания не мог видеть белоленточников и особенно кавказцев. Повесил на пояс охотничий нож. Я ходил поздно ночью и мечтал встретиться с бандитами. Однажды мне встретились свои же ребята. Они окликнули меня, а я выхватил нож и кинулся на них. Они разбежались. Когда я опомнился, мне стало стыдно и страшно. Я будто сходил с ума. В штабе начальник группы вызвал меня к себе.
- Вадим, - сказал он как-то по особенному, душевно, - ты же понимаешь, что мы на твоей стороне. Все любили и любят Светлану. Мы сделали всё, чтобы её спасти. Не делай из себя мученика и мстителя. Мы на войне. Наши враги, наёмные бандиты. Так ведь?
- Так, - глухо ответил я и добавил упрямо, - бандитов надо уничтожать.
- Вадим, мы не полиция. У нас нет прав на убийство и бандитские разборки. Мы «Защитники», мы можем защищаться жестко. Но не убивать. Ты подписал клятву «Защитника». Помнишь об этом?
- Помню, - меня загоняли в угол.
- Помнишь, что следует за нарушения клятвы?
- Помню, - мой злой напор иссякал.
- Повтори, – потом приказным голосом, резко, - «защитник», повторите статью об ответственности.
Я подтянулся и медленно отчеканил:
- «Защитник», совершивший поступок, нарушающий клятву, с позором изгоняется из «Защитников», а при особо тяжких преступных деяниях уничтожается, как враг правого дела.
- Сейчас самый накал предвыборной борьбы. Твоя месть станет особо тяжким преступлением: и уголовным, и политическим. И ты никогда больше не увидишь Светлану. Ты это понял?
- Понял. Разрешите сесть? - по телу прокатилась такая волна слабости, что ноги затряслись.
- Садись, Вадим, - участливо сказал командир. – Пойми, дорогой, на карту поставлено слишком много. Мы не имеем право на ошибки. Тот, кто стрелял в Светлану уже вычислен и понесёт наказание. По закону, если мы будем во власти.
- Но если знаете, почему не сдали полиции? - с обидой спросил я.
- В том-то и дело, что сдали, как ты говоришь. Но предательство одних и деньги покровителей таким делам не дают ходу. Ведь кроме Светланы и тебя у нас пять огнестрелов и один убитый. У нас предстоит очень ответственная операция. Ты должен дать слово: никакой самодеятельности, абсолютная дисциплина. Если не готов, уходи. Уходи совсем, чтобы не мешать. Решай.
Я встал. Я действительно понял, как был глуп.
- Командир. Я решил. Я буду с вами. Полное подчинение. Даю слово.
Мне стало душно от воспоминаний. Я вышел на из палатки. Стояла умиротворённая тишина. Ни ветерка. А тогда, в моём прошлом, злой ветер никогда не стихал.
- Командир, - Николай появился передо мной, - в столовке учёный интересно рассказывает про свои походы. Пойдёшь?
- Нет, Николай, что-то устал я и говорить, и слушать.
Я прилёг на походную кровать Димона. Похвалил, про себя, умного капитана – сообразил, как людей отвлечь от внутреннего горя. «Тогда» - мне тоже повезло на таких людей.
Меня назначили одним из инструкторов группы боевой поддержки. Затем включили в группу «разработчиков». Затевалось грандиозное дело.
У Светланы я бывал каждый день. Хоть на минуту. Она выздоравливала очень медленно. Но милые глаза светились и улыбка красила бледное лицо.
До этого я к политике относился «никак». Я был равнодушен к ней, когда мне платили белоленточники. За деньги орал, за деньги таскал флаги, транспаранты, изображал толпу и дрался. Когда со Светланой, мы ходили по штабам и митингам уже против белоленточников, я не понимал, что хотят те и другие. Однажды я был поражён своим дедом, который на одном из митингов вышел из толпы на трибуну без палки, и, стараясь выпрямить спину, заговорил громко, до крика, с таким жаром и убежденностью. Ему аплодировали и кричали, а я слышал слова, но не понимал смысла. Поэтому поначалу, моя ненависть к врагам была личной. Тогда же я спросил деда:
- Дед, что мне делать? Предлагают контракт на службу в полиции. Оклад, паёк.
- Отчего же спрашиваешь? Учился-то для чего?
- Жрачку давали, - серьёзно ответил я. - Не моё это. Посмотрел на них, там много из бывших.
- Не понял? Каких бывших?
- Ну, бандитов - не бандитов, но, в общем, кто в первые месяцы, народ обижал. Когда стали прижимать, они и пошли в полицию. Оклад, паёк, власть. Не моё это.
- А что Светлана тебе посоветовала?
Деду и бабуле она нравилась. Бабуле, как деловая и хозяйственная. Деду, как политически грамотная, как он мне говорил.
- Она советовала вступить в Трудовую партию спасения. Там у них организовали боевой отряд «Защитников».
- «Защитников»? Интересно, - загадочно сказал дед, - ну и что ты решил?
- Вступить-то можно, - мне показалось, что дед к «Защитникам» имеет какое-то отношении, - только в политике ничего не понимаю. Меня не примут, наверное.
- А для чего вступать, знаешь? – дед хитро улыбнулся.
- С этими подонками воевать. Знаешь, дед, я ведь тоже одно время с ними был. Гады все.
- Знаю, Вадим. Видел однажды. Переживал. А в партию принимают сначала кандидатом. Год походишь, поработаешь, подучишься, себя покажешь. Вот тогда и в члены примут.
Я вступил в партию и в отряд. Но моё восприятие политики было на уровне - «справедливо», «не справедливо». Я был на стороне тех, кто за справедливость, потому что видел, жил, общался с людьми честными, трудягами. Им платили гроши, обманывали, обижали «хозяева», которые, как милостыню, давали возможность людям работать и терпеливо переносить хамское к себе отношение. Но на уроках политграмоты, куда меня затащила Светлана ещё до беды, я откровенно скучал от слов «товар», «деньги», «прибавочная» стоимость. От фамилий Маркс, Адам Смит и ещё от всякой, как я считал, «лабуды», меня тянуло в сон. Мне приятно было сидеть рядом со Светланой, смотреть, как она слушает, пишет, говорит. Какая там классовая борьба? Я был просто её охраной, экскортом, другом, любимым. Слова учителей просто не долетали от меня. Когда эта абстрактная «борьба» коснулась меня лично, я, глядя на бледное личико моей любимой, вдруг захотел понять, за что она пострадала, что она понимает, а я нет.
Решил деда попросить, не стесняясь своей тупости, объяснить, что к чему. Дед из-за бабули сам не заводил про политику. Но если его спрашивали… куда девалась его сдержанность. Он мог рассказывать на все темы, ссылаясь на всяких авторов. Бабуля говорила:
- Скажешь, что сделать, не помнит. Куда положил, не помнит. А про политику всё помнит. Придумывает он всё.
Иногда, в довоенные времена я даже проверял деда через интернет. Нет, он не выдумывал. Может, где-то и ошибался в мелочах, или добавлял своё, но не врал.
- Дед, можешь коротко про классовую борьбу рассказать? - обратился я к нему в очередной свой приход. – В школе классы были, я понимаю, а сейчас у нас про борьбу классов толкуют. Причём тут классы?
- Ты хоть понимаешь само слово «классы»?
- Конечно. Сколько лет просидел в них.
- Ну ты даёшь, - рассмеялся дед, - ты прямо «классик» у нас. Читать надо больше. «Класс», в переводе на русский означает «сословие», то есть люди, имеющее одинаковое положение в обществе. Сословие эксплуататоров, на них работает сословие трудящихся, они продают свой труд.
- А школа тогда причем? Класс, просто комната.
- Бедное поколение. Класс – это группа учеников с общим уровнем знаний. Учеников делили на классы ещё в древности. Младший, средний, старший класс. В девятнадцатом веке была французской революции, когда сословие простолюдинов хотело взять власть у знати, у сословия богачей. Тогда и назвали революцию - столкновением класса простолюдинов и класса знати.
- Понятно. Мы, класс простого народа, а против, класс богатеев. А чиновники, полицаи, тоже класс? Там же есть и за нас и за них?
- Чиновники, полиция служат государству, значит тем, кто у власти. Это не класс, а прислуга класса. Если вы придёте к власти, они будут вам служить.
- Но там есть пройдохи и сволочи. На фиг они нам нужны.
- Новая власть оставит тех, кто будет ей соответствовать. Остальных на улицу или в тюрьму, за прошлые «заслуги».
- А чем революция во Франции кончилась?
- Революция кончилась гражданской войной, в которой богачи победили. Вообще-то это в учебнике истории у вас было.
- Значит, у нас тоже гражданская война будет, - увильнул я от ответа.
Так, в этот раз я выяснил, что такое «классовая» борьба, кто на чьей стороне и почему.
В другой раз я спрашивал у деда про «средства производства» и «эксплуатацию». На митинге «белоленточник» кричал:
- Вы, голота! Ваши агитаторы вам обещают райскую жизнь. А где они возьмут деньги на неё? Думаете, что если отнимите «средства производства» и поделите их, то станете богатыми? Фигу! Разорвите тысячную и клочки раздайте. А потом пусть каждый попробует купить что-нибудь на свой клочок.
Я рассказал это деду. Он рассмеялся. Я не понял почему.
- Дед. Но ведь про деньгу он верно сказал.
- Это называется, с больной головы на здоровую. Ведь они сделали так со всей страной. Раздробили «средства производства», то есть, предприятия, на миллионы частей, на бумаге их назвали «ваучерами» и раздали. Самый хитрый за копейки скупит клочки купюры, склеит, сдаст в банк и вернёт деньги с прибылью. Так и с предприятиями сделали, скупили ваучеры за бесценок и стали миллиардерами.
- Но они дают работу людям. Зарплату. Если богачей разогнать, предприятия закрыть, где люди работать будут?
- Вот, что значит, не учить историю, – горестно сказал дед, - Людям вешают лапшу. Ни о каком закрытии, ни о раздаче чего-то речи нет. Сколько раз магазины меняли хозяев, ну и что?
- Зарплата, наверное, менялась, да вывеска.
- Верно, также и с предприятиями. Когда к власти приходит народ, а это уже было, предприятие становится народным, точнее государственным. Можно и начальников не менять и работать дальше. Но прибыль, которую хозяин тратил на себя, теперь предприятие будет тратить на улучшение предприятия и условий работы и жизни рабочих. Это было и прекрасно работало.
- Слушай дед, иди в эту полит школу. Там говорят умными словами, а что к чему - не поймёшь.
- Вашу школу тоже надо на классы поделить, - улыбнулся дед, - для безграмотных, для недоучек и для грамотных. А для школы я староват. Мне бы до мастерской дойти и обратно.
- Дед. А в какой класс ты бы американца, Ника, определил?
- Да, как и тебя - в безграмотные, - засмеялся дед.
И всё же я стал кое-что понимать в целях борьбы.
Перед выборами мы взяли под охрану выборные участки, наших кандидатов. С боевиками белоленточников стали сталкиваться всё чаще. Они провоцировали драки, избиения, запугивания, Мы жестко отвечали. Полиция вмешивалась чаще для защиты провокаторов. Но в полиции и у «белоленточников» были наши разведчики. Они сообщили о плане погрома наших штабов и «нейтрализации» наших агитаторов.
Наша группа «разработчиков» составила свой план превентивных мер. В митингующем городе невидимо, навстречу неслись две силы. Какая устоит? Вечером я забежал к Светлане с драгоценным яблочком от наших товарищей. Она протянула мне навстречу худенькие руки. Как же она похудела! Как стала она для меня ещё желаннее. Мы тихонечко шептались, едва не соприкасаясь губами. Перед уходом я немного приоткрыл ей нашу тайну, прошептав:
- Скоро мы накроем всю эту шайку, милая. Отомстим за тебя.
- Не надо мстить, - прошептала она. - Вы их должны, просто победить. Береги себя.
Я понял её фразу только много позже. Умница.
Разведка доложила о дне и часе погрома. Он должен был начаться утром, одновременно с началом рабочего дня. Чтобы рабочие не смогли нас поддержать. Но мы всё предусмотрели. В течение ночи наши группы вылавливали боевиков на улицах. Заблокировали их штаб и места сборов. Наши люди заглушили сотовую связь. Я был при штабе. Тут следили за развитием событий. У нас работала своя связь: где ногами, где по проводам. Наши должны были брать их без травм, нейтрализуя сопротивление. Как берут диких животных для зоопарка.
Вместе с первым сообщением, посыльный принёс «фотомыльницу». На фото, боевики на полу, руки за спиной. Рядом дубинки, кастеты, газовики, белые повязки в поперечную полосу.
Потом пошли сообщения со всего города. Брали на улицах, реже по домам и «малинам». Ночью обычно, город был во власти бандитов. Ночью полиция не высовывала носа. В эту ночь город был во власти простого народа. Закоулками, на личных машинах, вывозили боевиков и «кодлу» бандитскую в пригород.
Меня вызвали «в чистилище» на опознание.
Меня ждала старенькая четвёрка. Фары выключены. На задних сиденьях спали вповалку трое связанных боевиков. Водитель сидел в шлеме с «ночником» - прибором ночного видения. За городом мы остановились. Сбоку подошли двое. Водитель отдал им прибор, и мы помчались в открытую. Остановились у длинного здания. Водитель, молодой парень, впервые открыл рот:
- Товарищ, помоги разгрузиться.
По одному мы втащили боевиков в «приёмную». Там за столом с ноотбуком сидел «в гражданке», сотрудник полиции, из наших. Устало, как автомат, говорил помощнику:
- На живот. Руки подготовь. Готово, - фиксировал отпечатки, - в угол. Следующего, - внимательно смотрел на экран и говорил, - первого, в отстойник, второго - комната четыре, третий - комната шесть.
Мы быстренько растащили задержанных по «адресам» и аккуратно уложили на пол. А в «приёмную» уже тащили следующих. Парень поехал за новой партией.
- Ты присматривайся ко всем, - подсказал мне сопровождающий. - Они могут быть бритыми.
Я всматривался в лица на экране монитора. Многие спали. Некоторые уже пришли в себя и смотрели с экрана, кто со страхом, кто с ненавистью, кто безучастно. Тот, который стрелял в меня, был без бороды. Узнал я его по ненавидящему, уверенному в себе взгляду, которым он смотрел на меня ночью. Других я не опознал.
В допросах я не участвовал, но присутствовал, как охранник. Все наши были в масках. Задержанные сначала «качали права». Их не били, слушали: «следователь», два его помощника и три свидетеля. Потом предъявлялся «материал», и «следователь» задавал вопросы. Почти всех боевиков шокировало то, что о них знали всё. И все, именно все, начинали «колоться». Выгораживать себя и валить на других. Свидетели, три любых человека, и я был в том числе, слушали, смотрели, а в конце подписывали документ. Тут же работал видеорегистратор, записывал звук и картинку. Время от времени заходили наши местные корренспонденты. Рассказы большинства боевиков были страшные. Запомнил больше всего двоих. Первый, маленький красавчик, щеголь, вел себя испуганным, смущённым. Допрос шёл примерно так:
- В грабежах участвовал?
- Было, - тихо, жалостливо, - но я по принуждению. Меня запугивали.
- Людей убивал?
- Было. Но не по своей воле. Заставили.
- Кто заставлял? Сколько человек убил ты?
- Ну, там, приходил дядька, говорил. За деньги. Чтоб не выступали против. Человек пять. Я не помню точно.
И так, примерно, каждый второй. Но были и наглые, которые похвалялись количеством убитых, избитых, изнасилованных. Называли известных начальников, бизнесменов, которые им платили. Второго запомнил не только я. В числе свидетелей был отец задержанного, рабочий завода. Сын начал хвастать одним из своих «подвигов»:
- Мы помолотили после митинга мужика и тетку его в кровь. Я сказал, чтоб затолкали их в машину, они в отключке были. Потом шланг бензиновый отрезал, бензина накачали. Полили на них и спичку кинули. Ожили, гады. Ещё кричали сначала.
Все молчали, поражённые жестокостью и цинизмом. Отец не выдержал, подскочил к нему, вцепился в горло. Его оттащили, плачущего. Сын посмотрел на отца, сплюнул:
- Ну и что вы сделаете? Свидетелей нету. Вы не суд. А тебя, папаша, вернусь домой, зарежу. И мать зарежу. Достали вы меня уже.
Убийцу решили увести. Он встал со стула. И вдруг раздался оглушительный выстрел, потом, звонкий щелчок курка. На груди сына расползалось кровавое пятно. Он стал оседать и жалобно сказал:
- Больно как, – упал, дернулся.
Отец стоял с обрезом и бессмысленно смотрел в стволы ружейного обреза. Из одного ствола шел дымок. Второй, дал осечку. Обрез забрали, отца увели. Никто не знал, что у него был обрез. Этот выстрел отрезвил многих. Кочевряжиться стали ещё меньше.
Присутствовал я на допросе «моего» боевика. После формальных вопросов и ответов, был задан вопрос по существу:
- Вы признаёте, что стреляли из боевого оружия в этого человека? - показали мою фотографию.
- Не стрелял. Ничего не знаю. Его не знаю.
- Пистолет, из которого вы ранили его, обнаружен у вас.
- Это не мой пистолет. Я нашёл его на улице.
- А сейчас вы будете говорить правду и ничего, кроме правды, - сказал следователь, смотря боевику в лицо.
Через несколько секунд из него будто вышел воздух, вместе с гонором. Он начал отвечать на вопросы. Сказал, кто послал. Сказал, что меня должны были убить «за предательство». Я понял – как свидетеля. Что стрелял он в меня и девушку, потому что другие струсили. Спросили, кого он ещё убил. И тот рассказывал равнодушным голосом свои бандитские «подвиги». Всё записали на видео. Он подписал документ допроса и его увели. Я был в шоке от цинизма убийцы, от умения следователя. И того, что моё прошлое, как хроническая болезнь, вернулось болью и трагедией.
В перерыве допросов я спросил у помощника следователя:
- Почему они так быстро «колятся» и так подробно всё рассказывают?
- Первое, чтобы отвести преступление от себя, они вроде, как свидетели. А второе, сам следователь. У него «колятся» все. Талант от бога, - сказал просто и серьёзно.
Спали мы по очереди, по два часа, на тюфяках в дальней комнате. Когда меня разбудили, уже был полдень. Хотелось пить, по пути в «штаб» я толкнул дверь с листочком «Столовая». В комнате стояло три стола. Сидели и стояли люди. Ели, пили чай. Конечно, и я был голоден. Из солдатских термосов мне дали борщ, пшённую кашу и стакан чая. В детстве я не ел борщ, пшенку. Бабуля вздыхала: «Как ты будешь в армии служить?» Как давно это было. Теперь я ел всё и без разбора.
В столовую зашел дежурный с повязкой:
- Товарищи, кончайте обед, к нам едет полиция, - и добавил,- сообщили, наши.
В штабе мне дали записку - «направление» в отряд, и где его искать. Никакой паники. Я попал в самый большой отряд «встречи». Мы встретили полицию на дороге заграждением. Машины остановились. Тараном наши заграждения не взять. Полицейские вылезли и без особой охоты построились в линию. Их было человек тридцать, в касках, со щитами. Автоматов видно не было. Офицер вышел вперёд:
- Граждане, вы совершили незаконное деяние. Вы должны убрать заграждение, освободить задержанных лиц, покинуть занятые помещения. В случае неповиновения мы будем вынуждены применить силу.
Из наших рядов вперед вышел представительный мужчина с мегафоном и пачкой листов бумаги.
- Вы служители правопорядка, - начал он миролюбиво,- но в первую очередь вы граждане нашего города. Трагедия войны у нас с каждым днём усиливается из-за врагов внутренних. Это те, которые наживаются на трагедии. Вы их знаете. Сейчас они деньгами и посулами привлекли всю мразь, совращают молодёжь, чтобы сорвать выборы. Вы это тоже знаете. Часть ваших руководителей потакают или прямо участвуют в этом. Мы, народ, имеем право на самозащиту. На основании этого права мы задержали некоторое количество деклассированных элементов. Мы готовы передать их вам вместе с документами об их преступлениях. Вот список.
Он начал читать фамилии, перечислять преступления, покровителей и пособников из власти и бизнеса.
Страстный голос убеждённого в правоте человека звенел в тишине. Ему нельзя было не верить. А большинство полицейских и сами это знали, но боялись за свою жизнь и карьеру.
Один из наших подошёл к офицеру и протянул пачку листов. Офицер отступил назад. Тогда он пошел вдоль шеренги, протягивая листы рядовым. Одни отворачивались, другие «не замечали», но многие взяли. А оратор продолжал:
- Народ устал от власти без власти. Днём нас грабят спекулянты и всевозможные дельцы, а с вечера до утра беспредельничают бандиты. Местные богатеи и прикормленные ими чиновники, в том числе и ваши, хотят сохранить этот порядок. Они, через своих наймитов, уже объявили войну народу и Закону. Вы убедились в этом, – он поднял документы над головой. Голос его зазвенел на высокой ноте, - Но мы, народ, говорим: «Довольно! Вся власть народу! Если хотите жить с народом, переходите к нам! Нас больше. Народ не победить!
Мы начали радостно орать: «Вся власть народу! Вся власть народным депутатам»! Почти половина полицейских сняли каски, положили щиты и подошли к ограждению. Их приняли с восторгом начали жать руки, обнимать. Офицер с тоской посмотрел на нас, повернулся спиной, махнул рукой и пошёл к машине. Оставшиеся полицейские пошли за ним. Машины развернулись и уехали.
Работу с задержанными закончили к вечеру. Двенадцать отпустили сразу, как случайных людей. С ними провели беседу и даже извинились. Троих парней отвозили домой мы с другом. Один из них сидел молча с поникшим лицом. Два других, по виду из богатеньких, всю дорогу спорили между собой:
- Нас забрали незаконно, надо подавать в суд.
- Ну и что ты будешь доказывать? Что пьянствуешь, да девок водишь на папашины деньги? Они взяли нас на учёт, слышал?
- Да кто они такие? Я предку накапаю такого, что он их контору разнесёт в пух.
- Ага, разнесёт. На твоего папашу столько наговорили, что может сам загреметь на нары.
- Не пугай. Полицаи у него вот где сидят, - наглый парень сжал кулак. - И прокурор и суд. Понял?
- Нет. Здесь серьёзные люди, и твоего батьки и полицаев не испугаются. Лучше молчи в тряпочку и чемодан пакуй. Кончается ваше время. Как нам сказали? - «Пока вы свободны, и лучше вам не попадаться».
Так эти снобы препирались, не обращая на нас внимания. Спустя несколько лет наглого убили, когда он с дружками пытался ограбить склад.
Бандюков и прочую шваль привезли на машинах с будками на очередной митинг. Мы создали заграждение от полиции. Оратор называл имена и преступления. Открылась дверь машины. Боевики спрыгивали и попадали в пустоту. Толпа отшатывалась от них, как от заразы. С опущенными головами они шли по широкому коридору толпы. Но, отойдя подальше, кричали:
- Мы ещё встретимся. На куски порвем, - и скрывались.
К сожалению, со многими мы потом, действительно, встретились, как с врагами.
Город ликовал. На митингах провокаторов гнали все. Наши агитаторы рассказывали и раздавали разоблачительные документы. Мы, как народные дружины, охраняли штабы, участки, митинги и улицы. Полицейские начальники и власти молчали. Против народа не попрёшь, особенно если «рыльце в пушку». Напряжение было неимоверное. Штаб охраняли от налётов. Хорошо работала разведка, у нас везде были «свои» люди.
Так пришла революция. Выборы были, как праздник. Толстосумы, казнокрады и их прихлебатели проиграли. В городской Совет в большинстве выбрали всякий трудовой люд. Но, главное, было в том, что председателем Совета стал Андрей Железняк. Его я узнал раньше, когда хвостом мотался за Светланой. Однажды я был свидетелем его спора с моим дедом, который тоже ударился в политику. Спорили они за чаем в одном из штабов, в обыкновенной квартире. Мы со Светланой пришли за листовками. Их ещё печатали на принтере. Я услышал голос деда из кухни, прислушался:
- Андрей, ты что, всерьёз считаешь, что если вы замените во власти «плохих» руководителей на «хороших», то всё пойдёт в гору?
- Конечно. Мы примем жесткие законы. Не справляется, ворует, взятки берёт - долой, на улицу. Другого, честного найдём.
- Допустим. Честный придёт, а кругом разруха, ты же видишь. Все есть просят, и его семья тоже. Откуда взять продукты, материалы? Или вот - как заставить людей работать?
- Предприниматель заставит. Даже лентяй - захочет жрать, начнёт работать.
- Святая простота. Почему же до сих пор не заставил? Почему молодёжь идёт не работать, а воровать, грабить?
- Платят мало. Мы установим минимальную оплату такой, чтобы можно было жить.
- А откуда предприниматель деньги такие возьмёт?
- Из прибыли. Налог прогрессивный сделаем. Больше зарабатываешь - больше плати.
- Но ты же знаешь, что хозяин добровольно богатством делиться не будет. Ты его прижмёшь, он цену повысит. И вся твоя минималка обесценится. Налогов не прибавится, хозяева распишут прибыль на затраты, или вообще не покажут.
- Покажут. Контроль установим. Проверки. Штрафы введём драконовские.
- Тогда твои хозяева просто закроются. Или уедут, или будут работать нелегально.
- Ну, вас послушать, так выхода совсем нет. Будем стимулировать производство.
- Как и чем стимулировать? Четверть города в руинах. Населения осталась треть. Фактически ничего не работает. Самих денег, бумажек этих, тоже не хватает. Какое производство будешь поднимать первым?
- Да, проблем много. Но, согласитесь, в прошлом, после Отечественной войны Россию быстро восстановили. И ещё как жили.
- Не Россию, а Советский Союз. На Западе страны восстановили за счёт займов, чужих денег. Тебе занимать не у кого будет. Наши олигархи тоже обнищали от войны, да они тебе из принципа не дадут ничего, ещё и обокрасть постараются.
- Но Союз восстановили без займов. Значит можно.
- Можно конечно. Если делать это такими же методами и в таком же обществе.
- Это что? Лагеря и расстрелы ввести? Нет. Я за свободу. Насилия не должно быть.
- Молодёжь, молодёжь. Забили вам голову страшилками. Дело не в лагерях, хотя может и тебя жизнь заставит их ввести.
- Никогда. Сталинских методов у нас не будет
- Поживём, увидим. Дело в принципах хозяйствования. Необходимо вводить социалистическое хозяйствование. Планирование развития и ресурсов. Причем план, это закон. В производстве ликвидировать наличные деньги. Город или район объявить, как бы одной организацией, точнее, хозяйствующим органом. Ввести свою систему расчётов. В обороте должны быть не деньги, а ресурсы, то есть сделанная продукция. Как бы взаимная торговля ресурсами, по себестоимости. Как внутренние расчёты в успешных монополиях при капитализме.
- А предпринимателей раскулачить? Так?
- Нет. Как раз наоборот. Предложить им помощь: материалами, кредитами, помещениями, обучением людей. Вовлечь их в процесс, на пользу общества. Так в Китае делали. На личное потребление не больше положенного процента, на развитие - без ограничений. Оплата труда равная или чуть выше общегородской.
- И вы думаете, это возможно? Без конкуренции? И даже ленивые начнут работать?
- Монополии создавали для ликвидации конкуренции, так ведь? Почему? Снизить издержки на посредников. Успехи социализма в прошлом веке тоже были за счёт монополизма. Про ленивых: пусть партия твоя ведёт агитацию, разъясняет, принуждает экономически. Газеты будут писать о людях труда, в том числе и предпринимателях, а не о грабежах, да жалобах на жизнь, как сейчас.
- Что-то я не пойму. Деньги отменить - это круто. Меняем шило на мыло. Натуральный обмен. Это в какой век мы скатимся? Тогда о каком финансировании вы говорили?
- Андрей, я тебе принесу статью Сталина « Проблемы социализма». Есть у меня и ещё материалы на эту тему. Денежные расчёты отменять не надо. Они были и раньше виртуальные, ты ж сам по карточке покупал, такими и останутся. Только надо разделить деньги производственные - для взаиморасчётов, и потребительские - для частных лиц. Это уже было и прекрасно работало. А, главное, легко контролировалось.
- Принесите. Почитаю. Но ГУЛАГов у нас всё равно не будет.
Вскоре мы забрали свою порцию бумаг и ушли. Я ничего не понял из их разговора, но с дедом был солидарен. Он был, как бабуля язвила, «шибко грамотный». У него в мастерской сохранились книги Сталина. Правда, я их даже не открывал. Этот разговор был задолго до выборов.
Однажды я слышал, как дед говорил бабуле:
- Железняк далеко пойдёт. Решительный, напористый. Жесткий, память отличная, слову хозяин. Может наорать. Горяч, но отходчив, зла не держит. Правда, политически малограмотный.
После выборов мне повезло слышать Железняка на первом заседании городских депутатов. Я был на посту у двери в зал. Вентиляция не работала, дверь была открыта настежь. Когда Железняк вышел к трибуне, в зале нестройно захлопали. Стихло.
Голос Железняка точно, был железным. Он говорил так, как будто перед ним огромная площадь с народом. Каждое слово вбивал в голову по самую шляпку. Почти всю его речь я запомнил. Потому что он отвечал на мой вопрос: «Как жить?»
- С сегодняшнего дня мы будем работать сами и заставим работать всех над тем, что бы восстановить наш город, наш район. Город и район становятся хозяйствующим субъектом. Всё население становится его хозяевами и работниками. Труд станет единственным источником личного потребления. Любое преступление против человека или имущества, личного и общественного, будет пресекаться с суровостью военного времени.
- Мы против! - раздался крик. - Мы за свободу предпринимательства, за рынок! Долой коммунистический рай и диктатуру!
- Поздно! – громыхнул Железняк. - Нас не остановят ваши вопли. Прошедшие годы вашей власти после войны показали, что рынок не способен восстановить город. А стремление к наживе породило преступность - от уличной до властной. Порядок и дисциплинированность вы называете диктатурой? Да это будет диктатура духа народа над бездуховностью и алчностью.
- Отнять и поделить хотите? Не отдадим! Кровью умоетесь! – раздался другой злой голос.
- Мы ничего не будем отнимать и делить. Мы будем восстанавливать разрушенное и строить новое. Мы предложим вам включиться в эту работу. Но условия для всех городских и частных предприятий будут равными. А будете нарушать - умоетесь вы.
- Где деньги возьмёте, мечтатели сибирские? Мы не дадим. И в банке их нет, - слышу издевательский голос.
- Фактически мы будем строить новое государство. И деньги мы введём свои.
По залу прошел гул и шорох.
- Да, - твёрдо прогрохотал Железняк, – свои настоящие деньги. Этим мы ликвидируем наворованную и теневую наличность. Введём в оборот предприятий и организаций безналичные расчёты. Наличные останутся только в розничной торговле.
В зале наступила тишина. Железняк говорил про национализацию земли, жилого фонда, энергетики, брошенных и нерентабельных предприятий. Про отмену оплаты за коммуналку, потому что люди не в состоянии её оплачивать. Да и не за что, потому что толком не работает: ни вода, ни отопление, ни канализация и электричество.
Меня вызвал командир нашей группы. Оказывается у церкви на паперти идёт перепалка, и дело может дойти до драки. Группа людей, и среди них молодой парень в лохмотьях, кричит, что надо выгнать из храма «лживых» попов и поставить «праведника» Арсения. Верующие и священнослужители их едва сдерживают. Полиция не вмешивается. Надо ликвидировать эту провокацию. Мы побежали. У нас ни дубинок, ни оружия. Но всё оказалось проще. Когда мы прибежали, наш командир заорал во всю глотку:
- Я их знаю. Это провокаторы из бандитов и прихвостней «белоленточников». Фотографируйте их. У нас есть на них материал.
Правда это была или нет, не знаю. Но люди и мы повытаскивали сотовые, начали щелкать. И «праведники», закрывая лица, быстро исчезли.
Когда я вернулся на пост, заседание заканчивалось. Я услышал напутствие Железняка:
- Мы из народа и избраны народом, который надеется на нас. Мы будем жить как все. У нас одна привилегия - брать на себя ответственность и отвечать полной мерой. Кто не согласен, не может или не хочет, должен уйти сам.
Да, время идёт по разному. Тогда, после выборов, оно пошло впрыть. Каждый день был событием. Его надо было не пережить, а прожить на пределе. Сделать что-то для будущего. Это стало необходимостью, и модой, и болезнью. Были и переборы.
Уже на второй день новой власти, вечером, мы помогали собирать жильцов домов целого квартала. Выбирали домовой «Комитет по управлению и восстановлению». Часть людей уже собралась на площадке перед домом и вовсю митинговали. Мы, по двое, пошли по подъездам, вызывать остальных. На грудь повесили в лист картонки с надписью: «Представитель общества «Восстановление», имя и фамилия. Звоню сразу во все квартиры на площадке. Первым открывает дверь пьяный баламут:
- Чо звонишь? Чо надо?
Объясняем. Из следующей квартиры выглядывает бабулька, прислушивается. Пьяный не дослушивает. Посылает нас на три буквы и захлопывает дверь. Бабулька открывает дверь пошире:
- Ребятки, не слушайте его. Запился совсем. Ночью ворует, днем пьёт, да спит, да ругается. А я не дойду. А с этой квартиры девочка на собрание убежала. В белой шапочке. Видели, наверно?
- Бабуля, а кто ещё здесь живой?
- Эта квартира пустая. Уехали до войны и больше не видела. А здесь только детки остались. Старшей девочке, двенадцать. Мы помогаем с соседями. Даже и этот, - она показала на дверь пьяницы, - им что-нибудь подбрасывает. Когда тверёзый.
Через пару минут мы только успевали записывать в свои тетрадки, где и кто живёт, чем занимаются, где пустые квартиры по всему дому и даже по соседним домам.
- Спасибо, бабушка.
- А я не бабушка, - ответила женщина, - мне сорок три только будет. А это, - она жестом показала на седые волосы, – война проклятая. Детки с мужем от радиации сгорели на моих глазах. Вот и ноги отказали. Неделю, как стала да дверей доходить, а то, на коленках ползала. Спасибо, что беспокоитесь за нас.
- Слушай, - сказал мой напарник, когда мы пошли дальше, - как же она никуда не выходила, а про всех всё знает?
- Дед бы сказал: «Сарафанное радио работает».
- Откуда сейчас радио? Ничего не работает.
- Я тоже его спросил, откуда? Это женщины между собой новости разносят, а сарафаны, это платья такие, в двадцатом веке бабы носили.
Когда мы обошли «свои» квартиры и пришли на собрание, митинг был в самом разгаре.
- Мы против этого Сурова. Спекулянт он. И жадина, - кричали женщины, показывая на пухлого мужичка, - он только к себе грести может.
- А что вы нам пенсионера суёте? - кричали с другой стороны. - Что он может? Ни здоровья у него, ни денег.
- Нам честный нужен. Деятельный, порядочный, - шумели отовсюду.
Прошёл всё-таки пенсионер. До этого он молчал. Когда начали поздравлять, он встал. Люди чуть расступились, чтоб лучше было видно.
- Люди добрые. Пока вы тут решали про комитетчиков, почитал я, что наш Горсовет постановил, и с чем-то я согласен, а где и против. Вот вы проголосовали за меня, честь оказали. Спасибо. В другое время я б не согласился, а сейчас скажу: «Буду работать по совести. Пока сил хватит двигаться».
- Давай, Авдеич, - подбодрил его тоже старик, - мы тебя знаем. Ты начальник правильный был. Действуй. Поддержим.
- Спасибо, на добром слове. А работать мы начнем с порядка. В субботу все, кто не в смену - на субботник с утра до обеда. Будем приводить дом и двор в порядок. Кто не сможет в субботу, подходи, запишу на другой день. Работать будут все.
- А как платить будут? - подал голос мужик из толпы, и нагло добавил, - я бесплатно не работаю.
- Субботник – это бесплатный труд всех для всех, - отрезал Авдеич. - Кто работать откажется, - и вперил глаза в мужика, - без уважительной причины, того с нашего дома выпишем.
- Ну уж, так и выпишем, - как-то примирительно проворчал кто-то.
- Надо избрать комиссию взаимопомощи, – продолжал председатель. - Из трёх человек. Желательно, хоть бы одного мужика. Всех обойдут, все проблемы запишут. Где сами поможем, где власть попросим.
- Хоть бы свет наладили, да воду. А кто канализацию прочистит?
- На днях участок ЖЭКа организуют. Мы помогать им будем. Дело общее. Ещё комиссию ревизионную надо выбрать. Три человека. Бесхозные, поломанные квартиры очищать будем и восстанавливать.
Ещё поспорили, пошумели и разошлись.
Неделю назад люди слонялись по разбитым улицам, а сейчас кругом копошатся, копают, разбирают, возят. Везде большие и маленькие объявления: «Требуются…, приглашаем на работу…» Была безработица, а теперь людей не хватало.
У деда с бабулей я теперь бывал не часто и ненадолго.
- Привет, - говорил я привычно, и выкладывал нехитрые подарки из пайка. - Как живёте?
- Нормально, - говорил дед, стараясь выпрямить спину.
- Хорошо, – говорила бабуля, - садись, поешь, голодный ведь. - И, потихоньку прихрамывая, суетилась на кухне.
Я, конечно, ел и похваливал. Бабуля знала, что я люблю. Дальше шли расспросы. Бабуля выпытывала личные новости, больше рассказывала сама про домашние мелочи.
Дед задавал глобальные вопросы:
- Значит магазин из вещей бесхозных квартир организовали? Хорошо. Я ему про это говорил.
- Да, - подтверждал я, - свозим в бывший гипермаркет, на объездной, там сортируют, дезинфицируют, моют, стирают. В основном студенты и школьники подрабатывают. Им паёк дают и деньги. Есть и добровольцы, бесплатно работают, когда могут. Я тоже ездил. Работа тяжёлая.
- Это правильно затеяли. А мы тут субботники проводим. У нас комитетчик уже третий, с соседней улицы. Ну, этот вроде толковый. План составил. Пекарню стали восстанавливать. Я тоже ходил, помогал. В автомастерской теперь бутылки и пакеты перерабатывают. Стекло собираем. Тем и живём.
Я посмотрел на деда с болью. Знал, что ему и руки поднять тяжело и почки болят. А всё туда же. Лезет вперёд, всё ему нужно.
- А ты, дед, чего комитетчиком не стал? Командовал бы. «Ласточка» на ходу? - так я его «девятку» обзывал.
- Откомандовался я. Много ходить не могу, а машина, что. Она железная. Скрипит, да едет. Я у них за техотдел. Бумаги готовлю, планы, расчеты, заявки.
- Платят-то хоть что-нибудь?
- Какая плата? Я не за деньги работаю, из интереса. Бабуле сделал библиотеку в мастерской. Ребятишки, люди идут. Ей веселее. Народ снова стал читать. Свои книги несут, чтоб другие читали.
- Втравил меня дед в эту библиотеку, - ворчит бабуля, - люди целый день. С утра ребятня, а вечером, кто постарше. И бабки приходят. Поболтать. Дом забросила.
Но я то знал, что бабуля любит поговорить, поучить, поучаствовать. Я сам беру у неё книги. Даёт под запись. Карточки ей дед умудрился напечатать на бумаге. Порядок. Стол, стулья, полки, цветы в горшочках. Это читатели натащили мебели и с дедом мастерскую превратили в библиотеку. Но дед оставил и себе в углу место. Компьютер, приборы, паяльник. Если он работает, печатает или паяет, ничто его не отвлекает. Я так не могу.
- А, что «Хозяин», - так теперь все звали Железняка, спросил я деда, - Сталина прочитал?
- Не то слово. Он у меня все книги его, что сохранились, забрал. И видно, что не зря.
- Дед, скажу по секрету, только ты никому. Сам случайно услышал. Замена денег будет. Уже на заводе секретный цех сделали и штампуют. Из металла.
- Какой это секрет. Он же говорил, я в газете читал, что надо деньги менять, вот и меняет. И правильно делает. Сколько денег, под шумок, разворовали, никто не знает. Вот и будет у них облом.
Это верно. Я, как спецназовец, попадал на задержания бандитов и видел ворованные деньги мешками. Сколько банков было в городе? Тьма. Все разграбили.
- Когда деньги менять начнут, вся шваль поднимется, - продолжил дед. - Так что будь поосторожней, побереги себя. Ты у нас один остался. Бабка не переживёт.
Однажды встретил у деда и американца. Давно я его не видел. Ник восторженно рассказывал деду, когда я вошёл:
- Я в восторге от вашего «железного» мэра. Плохо, что он мэром стал только сейчас. Столько было бездарно потеряно времени и разворовано много. Сейчас установлена дисциплина. У вас так всё странно и интересно. Нарушителей ругает мастер, потом начальник, потом собирается бригада или даже цех. Влепляют, так говорят, выговор, а некоторых приказывают начальнику уволить. Особенно за воровство.
- Ты же вроде в институт пошёл? – уточняет дед.
- А я в институте и есть. Я консультант по английскому языку, - американец гордо ткнул себя в грудь. - Сейчас организованы ещё два института, кроме химико-технологического, горного и строительного будут энергетический и медицинский. Всех консультирую по планам обучения языку. А нашему институту построили эскпериментальный цех, который будет заводом. Так что я ещё и инженер-конструктор. Я до войны университет закончил. Компания обанкротилась, я стал военным пилотом.
- Слышал, Вадим? Про институты, - прервал его дед, - учиться тебе надо дальше.
- Дед, понимаю, что учиться надо. Только когда? Столько дел, дня не хватает.
- Точно сказано, - подхватил американец, - ваши люди «как цепь порвали», пословица ваша есть. Сейчас не подгонять, а сдерживать приходится. Гнать, чтоб отдыхали.
- Правильно говорить надо так, «С цепи сорвались», - поправил дед. - Люди видят, что для себя работают, свой город, свою страну восстанавливают.
- Я, дед, документы подал в военное училище. Уже привык к военному делу, после курсов.
- Да мы не против. Вон и дед Юра был военным. Настоящий полковник. Где он сейчас? Что там с Москвой стало?
- От Москвы, наверное, мало что осталось, - негромко сказал американец. - Я знаю, что на том направлении ракет и самолётов было направлено в сорок раз больше, чем на всю Сибирь.
Все замолчали.
- Ладно, хватит, - прервал молчание дед, - пошли чай пить со свежими лепешками, бабка только что напекла. Чай у нас свой, «курильский», на огороде растёт, с листом смородиновым. Не бойся, - это дернувшемуся американцу, - проверено. Видишь, с собой таскаю, - и показал американцу, дозиметр.
Видно было, что американцу нравилось общаться с дедом и бабулей. Он уже не замечал убогости дома и простоты обстановки. Однажды, он с нами встречал в этом домике Новый год. Они всегда горячо спорили с дедом, но без обид. Дед был не только умным, но и воспитанным, как бабуля говорила, «дипломатом».
К чаю полагался скромный обед, и даже своя наливка. Но американец отказался - за рулём. Мы тоже не стали - из солидарности.
После чая, американец заторопился на работу. У меня был ещё час.
- Знаешь, американец говорил, что наш «Хозяин» хочет весь край забрать под начало, а наш город столицей сделать. Красноярск ещё лет пятьдесят заселять будет нельзя. А из него, оставшиеся в живых, к нам побежали. Видят, что здесь всерьёз взялись будущее строить, - стал рассказывать дед.
- Немного в курсе. Приходится приезжих фильтровать да размещать.
- Как это фильтровать?
- Это мы так говорим. На учёт ставить. Карточки же им нужны? Заодно выясняем специальность, желание работать, про семью. Уголовный элемент выявляем, по возможности.
- А этих куда? В тюрьму?
- Что, ты, дед. Никакой тюрьмы не хватит. А кормить за чей счёт? На «перековку» отправляем. Если специальность есть – на стройку, под надзор. Если нет – в подсобники, уборщики и учёба обязательно. Кто не хочет – отправляем обратно.
- Куда, обратно?
- Откуда пришли. Это уже милиция занимается. А если вернутся снова – «перековка», принудительная. У милиции есть свой лагерь и свои предприятия. А что делать? Не убивать же, там дураков много.
- Значит без ГУЛАГА никак, - загадочно сказал дед.
- Без какого ГУЛАГА?- не понял я.
- Да был спор у нас с Железняком когда-то. Говорил он, что у него лагерей не будет.
- Ну, тогда надо расстрельную команду держать. Бывает, такие орлы залетают, что за рубль зарежут и не моргнут. А после «перековки», большая часть нормально живет и работает. А ещё, узнают, что у нас за «тяжкие» идёт социальная защита общества - расстрел. Трусы и умные боятся, а отмороженные… в расход попадают.
- А с милицией вы как, дружите?
- Конечно. Когда полицию распустили, людей набирали по рекомендациям. От предприятий, от жильцов, даже бывших зеков спрашивали. Льгот не обещали, про ответственность предупреждали. Из полиции и половину не взяли. Зато можно положиться, не подведут, не подставят. Помогаем друг другу.
- Да, засиделся я тут, - вздохнул дед, - ничего не знаю.
- А помнишь, как по митингам ходил? - улыбнулся я.
- Помню. Даже тебя, дурака с дубиной, помню. Всё думал, куда ты деда своего бить будешь.
- Было дело. Прости. Точно, дураком был. Если б не Светлана, не знаю, что со мной было бы.
- Как её здоровье?
- Ещё в больнице. Оживает потихоньку. Позвоночник, сволочь, повредил, не ходит.
- А планы какие? Я про будущее твоё и её.
- Как выпишут, сразу поженимся.
- Где жить будете? У тебя дома тепло?
- Да так. Прихожу, калорифер включаю. Ухожу, отключаю. Пожаробезопасность. Сам листовки клеил везде. У Светланы нельзя. Мать умерла, кровью истекла. Взрывной волной стёклами порезало, а Светлану оглушило телевизором. Была без памяти. Пока её лечили, квартиру разграбили. Жила у подруги.
- Вези к нам. В тесноте, да не в обиде. Пока бабуля движется, да и я в силе, поможем.
Я про себя усмехнулся про дедову силу. Но я был рад предложению, пусть даже из вежливости.
- Ладно, дед. Спасибо. Мы подумаем. Стесним вас.
- И думать нечего. А у тебя надо субботник провести. Бардак твой сам ты не уберёшь.
- Откуда ты про бардак знаешь? Не был же.
- Я тебя знаю. Назначай день. Приедем, поможем.
Бабуля меня чехвостила весь «субботник». Но за неделю квартира у меня приобрела нормальный вид. Мои товарищи готовили нам свадьбу в нашей «конторе». Я летал, как на крыльях. Светлана тоже меня радовала. Встречала меня в коридоре на коляске. Я уносил её в палату. Это были минуты блаженного прикосновения друг к другу. Через день её должны были выписать. Накануне я дежурил в ночь. Утром забежал в больницу. Света сидела на кровати.
- Вадим, - счастливым голосом встретила меня, - я сегодня встала. Я буду ходить.
- Милая, конечно будешь. Я точно в этом уверен. Сегодня я заберу тебя. Может сейчас?
- Сейчас не получится. Выписывают после обеда. Сейчас обход будет.
Не могу себе простить, что я так легко согласился. Думал, что надо привести себя в порядок. Побриться, переодеться, цветы купить.
Я завёл будильник и прилёг вздремнуть. Уснул сразу. И увидел страшный сон. Будто я и Светлана должны ехать на машине. Она садится в машину, а я должен обойти машину и сесть с другой стороны. Я обхожу машину сзади. Машина трогается и уезжает от меня. Хочу бежать, хочу кричать. Но нет голоса, и ноги не идут. Я рванулся во сне и проснулся наяву, в ужасе. Никогда сны я не помнил, но этот я никогда не могу забыть. Страшная тревога овладела мной. Я быстро оделся и пошёл в больницу. Про цветы забыл.
Я шел по больнице. На меня, молча, накинули халат. От меня, молча, шарахались врачи и больные. Пустой коридор, закрытая дверь палаты.
- Сюда, - человек в белом халате стал на моём пути и показал на дверь.
Рывком я открыл дверь. Пустая белая комната, стол укрытый простынёй. Холодно. Я шёл к столу, ещё не зная зачем. Человек в халате вышел из-за моей спины и отвернул простыню. Светлана лежала чуть бледнее обычного. Дальше память стёрла почти всё кроме страшной опустошённости. Потом мне сказали, что она, без ведома врачей, встала с кровати и упала. Какой-то тромб оборвался и она умерла мгновенно.
Без товарищей, деда с бабулей я, наверное, слетел бы «с катушек». К счастью для меня, на юге края объявилась жестокая банда из всякого сброда. Меня включили в отряд и отправили на войну. Я искал смерти и должен был погибнуть,. Но неожиданно нашлись следы двоюродного брата Димона. Мы отбили село, базу бандитов, и там среди рабов нашёл его, забитого, худющего. Забота о нём постепенно притупила боль потери. Затем меня ранило. Теперь он заботился обо мне, был всё время рядом. Наверное, из-за этого, Димон выбрал профессию врача.
Как давно это было. Уже нет ни деда, ни бабульки. И домика их нет. Стоят большие, красивые дома. Была жена и дочь. Их тоже нет. Нет и американца. Огромный кусок жизни, как ускоренное кино, прошёл передо мной. Лица, слова, люди в памяти моей, оказывается, остались живыми. Стоило только тронуть её.
За мной пришёл Димон, позвал на ужин.
- Вадим, ты что-то не в себе, - спросил Димон, - может, болит что? Говори, не стесняйся.
- Знаешь, Димон, Разбередило меня воспоминаниями. Деда, бабульку вспомнил, американца нашего.
- Как же. Я его тоже помню. Когда ты меня нашёл, я потом с дедом и бабулей жил, помнишь? Ты по фронтам мотался тогда. Американец к ним заезжал строго по субботам. Что-нибудь привозил из еды. А потом его вызвали, из-за Америки, помнишь? А я учиться в медицинский пошёл.
- Помню. Тогда опять из Америки к нам опять ракеты полетели. Нам рассказывали, один генерал организовал запуск старых ракет с ядерными зарядами, их по сокращению когда-то списали. Наши свои взорвали, а американцы разобрали и хранили на секретном заводе. Туда отправили группу десантников, и Ник с ними был. Взорвали они этот завод вместе с боеголовками. Где-то там Ник сгинул. Сильно он на генерала злой был.
- Слава богу, летели ракеты куда попало и нас миновало. Жаль Ника, неплохой был человек. Дед его перевоспитал. Ладно, пойдём ужинать.
Утро чуть забрезжило, когда я проснулся. До подъёма осталось пять минут. Вышел из палатки. Лагерь спал. Ровный ветер слегка покачивал лопасти вертолёта. Вчерашние воспоминания рассеялись, как сон. День должен был быть хорошим и трудным.
Мы летели над «зелёным морем тайги», как пели дед с бабулей о своей юности. Сверху всё было безмятежным. Каменные гольцы - вершины сопок торчали, как острова. Змейки речек проблёскивали в зелёных ущельях.
Вертолёт снизился почти до верхушек деревьев, делал облёты сопок, но мы не увидели ничего, что могло бы навести нас на след еров. Когда горючего осталось только на обратный путь, приземлились на широкой речной косе. Потревоженный огромный медведь выскочил из реки и удрал в лес. Вертолёт улетел. Тишину нарушал только шелест воды на перекате.
Мы шли целый день, поднимаясь на сопки и пересекая распадки. Впереди шли Иван и Димон, наши следопыты. Но следов еров не было, хотя по нашим расчётам, они должны были пройти эти места. Привал сделали у очередного ручья.
- Командир, - заговорил Иван, - завтра надо вернуться к реке и идти берегом. А ещё лучше, ждать пока они сами выйдут на нас.
- А если они другим распадком пойдут? - возразил Николай.
- Их достаточно много, - философски сказал Сергей Владимирович, - они должны использовать хорошо проходимые места. Может, здесь есть заброшенные дороги?
- На карте они не обозначены, - ответил я, - да и карты старые.
- Иван, ты из местных, - включился Димон, - Может лесничества какие помнишь, заимки, зимовья охотничьи? Если они люди, то и поступать они должны, как люди.
- Вы точно подметили, молодой человек, - сказал Сергей Владимирович. - Давайте представим себя на их месте. Вот вы, охотники, как бы вы шли по тайге?
В свете заката мы снова и снова изучали карту, мучили Ивана вопросами. Но подходящих путей было несколько и не близко друг от друга.
- Командир. А можно мы с Дмитрием пройдемся с ружьишком, - Иван поднял снайперку, потом хлопнул себя свободной рукой по лбу, - Командир, у меня же ночной прицел. На голец подняться и посмотреть. Тепло от костра хорошо видно.
Когда мы поднялись на вершину сопки, уже стемнело.
- Ночевать будем здесь, - решил я, - Иван, иди, ищи костры.
Нашли полупещеру, развели костерок. Ночь стала ещё темнее. Позвали Ивана на ужин.
- Ничего не высмотрел, - удрученно сказал Иван, присаживаясь к костру. – Значит, за сопками… от нас не видно.
- Завтра проверим излучину, где, как ты говорил, лучше всего зимовьё ставить, а если не обнаружим ничего, вечером с другой сопки будем смотреть.
- Сергей Владимирович, – обратился к нему Димон, - вы как думаете, откуда еры получились? Раньше о них ничего слышно не было.
- Природа сложнее, чем мы думали, - задумчиво ответил Сергей Владимирович. - Посмотрите, как изменился животный мир. Похоже, что человек спустил генетический курок изменения видов, когда стал использовать генномодифицированные продукты. Изменяли гены животных и растений, не зная, как они будут влиять на гены тех, кто их будет потреблять.
- В нашей стране таких было мало, – перебил я. - Как дед говорил: «мы едим естественную пищу из-за удалённости от их «цивилизации».
- Не скажите, молодой человек, - повернулся Сергей Владимирович ко мне, - отгородиться нельзя ни границами, ни расстояниями. Конечно, в Сибири генное влияние было меньше, но было. Мощнейшие очаги радиации, климатические катаклизмы резко ускорили генные изменения. Сколько видов незаметно для нас мутировали, проходили естественный отбор и погибали. Остались единицы, которые мы видим и удивляемся.
- Значит, еры - это мутация людей? Или обезьян? - спросил Николай, помешивая угли.
- У нас слишком мало материла по ерам. Генетический материал из захоронения еров у села, где вы воевали с так называемыми, «тиграми», - Сергей Владимирович повернулся ко мне, - ещё не изучен. Пока я не могу ответить вам.
- А почему тигров вы назвали «так называемые»? Они не тигры? – снова спросил Николай.
- Эти, так называемые, «тигры» типичный пример взрыва генетики. Я видел их фотографии и образцы кожи и клыков. У них панцирная кожа, как у броненосца, а клыки похожи на короткие бивни. Ген какого-то животного мутировал, до подобного гену броненосца или древнего динозавра.
- Так они не из тигров получились?
- Я не биолог, но читал мнение, что мелкие животные при избытке животной пищи достигают больших размеров. Даже травоядные животные, если переходят на белковую диету, могут стать хищниками.
- Охотники говорят, что такие зайцы есть. Но не все. Только здоровенные. Почему?
- С голодухи, - улыбнулся Сергей Владимирович, - предположим, что огромная территория в войну и после, выжжена радиацией, побита морозами. Зайцам есть нечего, а кругом насекомые, они радиацию пережили, трупы животных. Одни ищут места где есть привычная пища или гибнут. Другие жрут белковую пищу и становятся всеядными.
- Да, – задумчиво сказал Иван, - с голоду чего не сожрёшь.
- У этих тигров общее с обычными, это тупая морда и повадки. Не так ли? - это Сергей Владимирович ко мне.
- Да. Есть у них что-то кошачье, - ответил я.
- А люди? Мы же не мутировали. Почему? - спросил Николай.
- Видите ли, уважаемый Николай, - человек пока остаётся в естественной ему среде. Мы же не живём в зараженных зонах, питаемся привычной пищей, не так ли? - мы согласно покивали. - Поэтому генетические изменения человека будут идти медленно, скорее всего заметны будут только через несколько поколений.
- И все будем, как еры, - пошутил Иван. – А, может, еры, это уроды? У нас же рождаются. Особенно сейчас.
- Нет, уважаемый. Уродство, это отклонение, которое, как правило, не имеет устойчивой наследственности.
- Не понял, - опять Николай.
- Человеческие уроды не могут жить самостоятельно, вот что я имел ввиду. Размножаться, как отдельное племя.
- Понятно. Конечно не могут. Погодите, а карлики? - не отставал Николай.
- Они не уроды. Это полноценные особи. Карликовость, разновидность болезни передающейся по наследству или возникающей из-за травм, - заключил Сергей Владимирович.
- Всё, давайте отдыхать, - сказал я, - дежурство по расписанию. Иван, дай теплоприцел на пост. Включать периодически, и по необходимости.
Я дежурил вторым. Ночь выдалась холодной. Климат всё никак не мог установиться. Летняя жара могла смениться холодом, проливные дожди, снегом или засухой. Учёные объясняли это тем, что война нарушила устойчивость земной атмосферы и её озонового слоя, вызвала землетрясения и вулканы. Сибири это коснулось меньше, чем других стран. Трудно представить их климат.
Через тепловизорный прицел тайга высвечивалась чуть светлым туманом на тёмном фоне сопок. Тепло нашего костра высвечивалось в виде светлооранжевого стержня, воткнутого в землю. Я поднялся на самую вершину и посмотрел через тепловизор туда, куда нам надо идти с утра. И вдруг заметил слабый светлый стерженёк. Сделал максимальное увеличение. Стерженёк почти не изменился, зато я приметил место на сопке, откуда он поднимался. Бинокль приблизил мне сопку ещё больше, но никаких проблесков костра я не увидел. Мне стало жарко. Костёр в этих местах мог зажечь только человек. Мне хотелось разбудить всех и немедленно идти в этом направлении. Потом взял себя в руки. Ночью по тайге не ходят. Особенно по нынешним временам. Я обошёл всю вершину кругом и снова направил тепловизор в направлении костра. Столбик стоял, он даже стал толще.
- Стоп, - сказал я себе, - в костёр подбросили дров. У еров костёр не поддерживали. Значит, это китайцы?
С такими сомнениями я не замечал бега времени и разбудил Ивана на целый час позже. Тот мигом вскочил и сказал шепотом:
- Командир, ты, наверное, приуснул? Я уже с час не сплю, прислушиваюсь. Тут кто-то ходил?
- Я ходил. Какой сон, Иван? Кажется, я их обнаружил. Пошли.
Иван посмотрел и спросил:
- А может это не костёр. Может теплый ключ так фонит?
- Нет, Иван. Я давно смотрю. Тепла то меньше, то больше. Костёр прогорает, потом дровишек подкидывают.
- Может быть, - с сомнением в голосе ответил Иван, - хотя костёр поддерживают только зимой.
Я поделился своими размышлениями. Ток теплого воздуха продолжал стоять.
Едва стало светать, мы подняли остальных. Иван закипятил чай. За завтраком я рассказал про костёр. Иван подтвердил. Собрались. Посветлело. Но в бинокль видны были только далёкие заросли. Взяли направление на костёр и начали спускаться в распадок. Шли мы быстро. Сергей Владимирович шёл наравне, хотя было видно, что это даётся ему нелегко. На коротких привалах он садился у дерева и закрывал глаза. Я приказал вопросы ему не задавать, пусть отдыхает.
Только к обеду мы вышли на место. В душе, я удивлялся сноровке наших охотников. Вывели к костру и, главное, нашли его. Кострище было хорошо замаскировано. Я бы его никогда не заметил. Я, Николай и Сергей Владимирович расположились невдалеке и наблюдали за нашими следопытами. Иван и Димон на коленках разгребли кострище по угольку, переговорили и пошли в разные стороны. Вернулись через полчаса, присели рядом и, дополняя друг друга, начали рассказывать.
- Тут было три человека. Китайцы. Двое с оружием. Одеты легко, для нашей местности. Третий держится в стороне, но он начальник. Пришли оттуда, ушли туда.
- А ещё, - загадочно сказал Иван, - здесь был зверь. Лапы, как у кошки, но размер, ого, го, – он развел руки, как рыбак. - Их начальник ехал на нём, а двое шли рядом, по следу видно.
- Тигр, - выдохнул Николай, - отчего он их не сожрал?
- Приручили, - сказал я, - потому у костра его следов нет.
- Тигр этот ушёл с тропы, охотился в тайге, - рассудительно сказал Иван.
- А вышел на тропу утром, след свежий, - это уже Димон докладывает, - вон там, за камнем. Дальше начальник снова на нём поехал. Следы показали.
Наступило молчание. О тиграх имели представление не все. Я командир, мне принимать решение.
- Так, Шерлоки, скажите, куда нам идти, чтобы не нарваться на китайцев и выйти на еров? - спросил я, ровным голосом.
- Нам придётся сделать добрый крюк. Может к вечеру выйдем на след, а может, выйдем на их лагерь.
- Тогда перекусываем и вперёд.
И снова мы шли по бесконечной тайге, бурелому, зарослям молодняка и гигантской травы. Вечер клонился к вечеру, но признаков еров не было. Наши следопыты начали нервничать. Димон вел нас, а Иван уходил вперед и возвращался с самых неожиданных сторон. Следов не было. И китайцы неизвестно где.
- «Сусанины», выводите нас на голец, - сказал я, - ночью опять попробуем засечь костёр.
Измотанные до предела. мы остановились на ночёвку на кромке леса. Неутомимый Иван пошёл на вершину сопки. Не успел закипеть чай, как он торопливо вернулся.
- Засёк, - воодушевлённо выдохнул он, сел к костру и протянул к огню руки.
- И где же они? - спросил нетерпеливый Николай.
- Да почти рядом. На той стороне распадка.
- Они нас заметить могут? - спросил я.
- Нет. Они на северной стороне. И ветер от них. Получается, что они на север идут.
- Странно, - Сергей Владимирович подозрительно посмотрел на Ивана. - Почему они идут на север? Что они там рассчитывают найти?
- Не знаю, - опешил Иван, - но я же видел дым костра.
- А тигра не видел? - опасливо спросил Николай.
- Нет. Да там подлесок густой. Ничего не видать.
- Значит, опять крюк будем давать? – ни к кому не обращаясь, спросил Николай.
С таким неопределённым настроением мы устроились на ночлег. Иван показал мне и Димону, где находится костёр. В тепловизор хорошо был виден след дыма, но в бинокль разглядеть ничего не получалось.
- Мне тоже кажется странным их путь, – задумчиво сказал Димон, - Они идут по западному склону хребта на север.
Ночь для меня прошла беспокойно. Я часто просыпался с чувством тревоги. Пошёл на пост. Дежурил Сергей Владимирович.
- Не спится? - спросил он меня.
- Какая-то тревога. Не пойму отчего.
- Скажу по секрету, у меня тоже, - почему-то прошептал мне Сергей Владимирович. - Кажется, что из леса за мной наблюдают. А шуметь, стыдно.
Мы ещё поговорили про завтрашний день. Я посмотрел на часы:
- Сергей Владимирович, ваше время истекло. Я сейчас пришлю Николая, его смена пришла.
Я пошел к костру. Дальше всё шло, как в кино. К лагерю с дубиной шёл ер. Он шёл по звериному, останавливаясь после каждого шага. Во всей походке была готовность к нападению. Мне стало страшно за моих товарищей. Я смотрел на ера и твердил про себя: «Стой, стой». Ер почувствовал мой взгляд и повернул лицо ко мне. Наши взгляды встретились. Оказывается можно говорить глазами. «Враг» - сказали его глаза. «Друг, я ищу вас», - ответили мои. «Знакомый взгляд», - сказали его. «Лара, Лара», - подсказывали мои. Ер потянул носом и… улыбнулся. Потом повернулся и пошел к лесу. Меня охватил страх. Ещё два, три шага, и мне не найти ни его, ни Лару.
- Стой, - сказал я негромко, но с таким желанием остановить его...
Ер остановился и повернулся ко мне. Я пошёл к нему, как к лучшему другу, как к брату, не замечая пути. Ер спокойно ждал. Я протянул ему руку. И ер пожал её! Значит, он меня помнит! Значит, он поможет нам! Во мне всё пело от радости.
Не знаю чем и как мы разбудили остальных, но мужики проснулись. Я понял это по сузившимся зрачкам ера, которого держал за руку. Не отпуская руку ера, я обернулся. Димон стоял на коленях и шарил рукой сбоку. Николай лежал и смотрел квадратными глазами. Иван смотрел на нас и медленно подтягивал снайперку. Когда они увидели мою счастливую морду, они вообще замерли. Вдруг я увидел страх в глазах. Их взгляд ушёл от меня в сторону. Я повернулся к еру. За его спиной быстро шел от кустов ещё один ер. Злые глаза, занесённая дубина несли угрозу. Я выставил руку навстречу. Мой ер, не оборачиваясь, что-то прохрипел. Как же быстро меняются эти еры. Дубинка скользнула вниз, к ноге, глаза потеплели, шаг стал вразвалку. Второй ер подошёл ко мне и на изумление не только моих друзей, но и моего, протянул мне ладонь. И тут я понял, что они не только помнят, но и понимают меня. Я сказал, показывая на бивуак:
- Мои друзья. Они хорошие.
Еры согласно кивнули.
- Мы идём к ним, - и потянул за собой.
Еры упёрлись и закивали отрицательно. Освободились от моей руки и собрались уходить.
- Стойте, стойте! - с отчаянием заговорил я. - Отведите нас к Луноликой, - имя Лары я прорычал на еровском языке. - Она у Бога.
Еры остановились, переглянулись. И отрицательно замотали головой. А потом засмеялись. Я обернулся. Сергей Владимирович шёл к лагерю, поражённый увиденным, оступился и упал. Сейчас он сидел с таким восторженным лицом, что и я засмеялся. Еры пошли к нашему лагерю. Почему?
- Мужики, - сказал я, как мог непринуждённо, своим, - это мои друзья. Они всё понимают, только не говорят по нашему.
Мужики, глядя снизу вверх на великанов, вымученно заулыбались.
- Петя, - достаточно четко и ласково сказал один ер и показал на Сергея Владимировича.
Я посмотрел на лысоватого, в годах, мужчину. Ничего общего с пацаном Петькой. Хотя… глаза такие же задорные и улыбка. Точно, пути господни, неисповедимы.
- Сергей Владимирович, - сказал я ему с намёком, - Вы им напомнили нашего общего друга, Петю. Можно, они Вас будут называть, Петя?
- Можно, - заулыбался довольный «Петя», - для вас я Петя, - обратился он к ерам и протянул им руку.
Еры по очереди понюхали её и отпустили. Сергей Владимирович, полез в рюкзак, вытащил коробочку сахара-рафинада. Вынул по кусочку и подал ерам. Те обнюхивали кусочки, вертели в руках.
- Сергей Владимирович, покажите, что их можно есть, – подсказал я.
Он показал. Потом вынул из рюкзака бусы из белых шариков, повесил себе на шею, а потом и ерам. Те пришли в полный восторг. Теперь мы поняли - с нами специалист по туземцам. Осталось договориться, чтобы они проводили нас к своим. Как?
- Мужики, - предупредил я всех, работаем, как обычно. Николай готовит завтрак на семерых. Иван и Димон, собирайте палатки и пожитки. Оружие не трогать. Резких движений, слов, не делать. А вы, Сергей Владимирович, наводите контакты.
Я сел на камень, чуть в стороне и размышлял, как мне объяснить ерам, чтобы они повели нас к Вулу. Было ясно, что здесь они не случайно. Очевидно их послали отвлекать китайцев от еровского табора. И они будут выполнять приказ, пока не погибнут. Как переубедить? Я придумывал убедительные доводы, и отвергал их. Человеческие доводы тут не сработают. Постепенно мной завладело отчаяние. Выяснить, хотя бы направление к лагерю. Но как, понятно им, выразить эту мысль?
А Сергей Владимирович вовсю «беседовал» с ерами. Все трое жестикулировали и говорили, они на своём, Сергей Владимирович на своём. Временами мне казалось, что они смеются. Я пошарил по карманам, может сувенир какой дать, как этнолог? Вытащил повязку из кофты Лары. Ничего больше не было. Я держал повязку в руках.
Ко мне подошёл Николай и с шутейным полупоклоном произнёс:
- Командир, имею честь пригласить вас на завтрак.
Я не успел ничего сказать. Еры вскочили с земли и осторожно пошли ко мне, преданно, по собачьи, заглядывая мне в глаза. Старший ер, поздоровее, прикоснулся к повязке.
- Командиррр, - услышал я достаточно отчётливо.
И я сделал то, что и сам не думал. Я поднес повязку к своим губам. По их глазам, я понял, что теперь я их хозяин.
Сергей Владимирович первым понял игру и сказал это остальным. Теперь меня все подобострастно называли, «Командир». И вели себя соответственно. От завтрака еры, как ни странно, не отказались. Похлёбку выпили за глоток. От чая шарахнулись, Удивлённо глядели, как мы пили парящую воду. Зато сахар Сергея Владимировича съели весь. Сначала кусочек степенно брал старший, потом, как бы исподтишка, брал второй. Пока не опустошили коробку.
Я привязал повязку на руку и отвёл еров от костра. Глядя прямо в глаза старшего, я сказал спокойно, но властно:
- Ты поведёшь нас к Луноликой (по еровски) и к Богу... – дальше я не успел.
Мне в ответ радостно и преданно замотали головой в знак согласия.
Еры шли впереди. Постепенно мы отставали, но они не останавливались и не ждали.
- Иван, Димон, - спросил я, - вы следы не потеряете? Они до заката будут топать без передышки.
- Не потеряем, Командир, - меня теперь все величали только так.
За коротким обедом я спросил Сергея Владимировича:
- Ну, что вы скажете о ерах? Вы с ними разговаривали, что ли?
- О-очень интересный народ, - протянул Сергей Владимирович. - Многое у них на уровне инстинктов. Вот Вас, - посмотрел на меня, - они помнят как Командира, человека, которому надо подчиняться. Вы были у них Командиром?
- В общем-то, да. Мы воевали вместе. Против тигров.
- А что за магическая повязка у вас на руке? Они к ней просто неравнодушны.
- Эту повязку мне дала девушка-ерка, по имени Луноликая, - прорычал я, - Лара по нашему. Она была переводчицей. Я с ней мог общаться мысленно.
- То то я вижу, что они нам отвечают на слова жестами, причём, по нашему.
- Ну, тут я не причём, - я не стал присваивать чужую славу. - Их воспитывал наш человек, русский. Жалко, что бандит.
- Что ж, бывает и такое, - успокоил меня Сергей Владимирович.
- Командир, - беспокойно заговорил Иван, - мы фактически идём назад. Не заведут нас еры, как китайцев, куда-нибудь?
- Не должны, - ответил за меня Сергей Владимирович, - они бесхитростны, и вряд ли умеют врать. Просто наш Командир отменил прежний, данный им приказ, и дал новый, который им больше по душе. Сами видели, с какой радостью они идут к своим.
Начало темнеть, когда впереди мы увидели костёр. Ещё больше мы были удивлены, когда подошли ближе. Один костёр горел, другой светился угольями.
- Нас угощают ужином, - сказал я. - Постарайтесь не отказываться. Будет мясо какого-нибудь зверя. И не бойтесь.
Когда мы сбросили рюкзаки, старший ер пошёл ко мне, осторожно взял за полу куртки и потянул за собой. Мои, делали вид, что это их не касается, обустраивали ночлег, поглядывая на нас. Я понял. Я - Вожак, мне предстоит сделать какой-то обряд. Еры, один впереди, другой сзади меня, пошли вокруг затухающего костра. Я старался повторять их движения. От нашего хоровода угли костра немного разгорелись, а потом затухли. Это очень обрадовало еров. Они запрыгали с короткими рыками. Подвели меня к пню, на котором лежал мох и трава. Я сел. Еры стали разгребать костёр. В костре были уложены большие зелёные кульки. Первый принесли мне. Я развернул свёрток. Там был печёный кузнечик. Я сказал ерам, громко для всех:
- Командир вами доволен. Принесите еду моим друзьям.
Пока мы «танцевали», Николай уже повесил котелок для чая, а остальные поставили палатку. Мужики сидели у нашего костра. Еры принесли свёртки положили перед мужиками, достали себе, отошли к кустам и углубились в еду, не обращая на нас никакого внимания.
В войну мы научились есть кузнечиков. А ноги кузнечиков сейчас уже стали деликатесом.
- Еште, друзья, - сказал я громко, для всех, - это очень вкусно. И стал есть. На удивление, было действительно вкусно. Остальные последовали моему примеру.
- Командир, разрешите дать вам чаю, - с улыбкой Николай подал мне кружку.
После еды, Сергей Владимирович подсел к ерам и снова они начали оживлённо общаться. Учёный старательно пытался повторять звуки еров и те весело улыбались.
В свою очередь, молодой ер четко повторил, показывая на меня:
- Командир, - и добавил, - Бог, друг.
Старый ер недовольно его толканул и сказал сам:
- Командир, Бог, друг, – потом ткнул пальцем Сергея Владимировича, - друг, Петя. Я, - ткнул себя,- друг, – повел пальцем на остальных, - это друг, - показал ладонью небольшое расстояние от земли, - мал друг.
Сергей Владимирович был в восторге от их способностей.
Ночь прошла спокойно. Утром у костра лежала груда кузнечиков. Николай по быстрому приготовил из них суп с корнями и ветками. Еры с видимым удовольствием выпили бульон, вылизали чашки, а кузнечиков схрустели.
- Они по своему развитию превосходят туземцев-каннибалов двадцать первого века, – с довольным видом заявил Сергей Владимирович после завтрака. - У них нет своей истории, поэтому они легко ассимилируются в современное общество.
- Ассимилируются? Это что? – переспросил Иван.
- Приспособление к новым условиям жизни. Жить как люди и среди людей, - ответил учёный.
- Да… - протянул Николай, - не хотел бы я жить с такими великанами рядом. А если он выпьет в праздник, или в голову что придёт? Размажет сдуру и съест.
- Конечно, проблем будем много, - уже не так бодро отбивался Сергей Владимирович, - сначала необходимо будет создать… заповедник.
- Резервацию, - поправил я,- как у американцев. Я слышал про такие, там местные индейцы жили. Нам в армии рассказывали, что после войны, большинство банд в Америке из них состояло. Себя называли, «освободителями» своей земли. Вырезали массу народа, особенно европейцев.
Радужное настроение Сергея Владимировича поубавилось. К тому же дорога стала ещё труднее, подъемы, уклоны, заросли. Никаких признаков прошедшего табора не было видно. Еры нас вели напрямик по своим навыкам, для нас недоступными.
Сумерки сгущались, а костра мы не видели. Ерам в голову не приходило, что их запахи мы не ощущаем. Уже смеркалось. Следопыты наши стали всё чаще останавливаться, чуть ли не ползком осматривать траву, чтобы найти след.
- Командир, - сказал Димон, при следующей остановке, - мы предлагаем остановиться на ночь на первом удобном месте. Темно. Можем сбиться со следа.
- А утром найдёте?
- Найдём, командир. Не сомневайся, - заверил Иван.
Мы устали настолько, что наскоро поели и улеглись спать. По негласному правилу я дежурил в самое трудное время, с двух до четырёх. Мне приснилась Лара. Она стояла на дорожке, по которой мне надо идти. Я хочу идти к ней, а она показывает: «Нельзя».
Я вижу, что тропа идёт по болоту. Но я должен идти. На этом меня разбудил Иван:
- Командир, твоё время, - прошептал он мне в лицо, - тут зверь недалеко ходит. Возьми мой «винтарь» и «ночник», мало ли что.
- Ладно, – встал я, стряхивая остатки сна.
- А может еры вернутся утром за нами? А может вообще смылись куда?
- Утром увидим, Иван. Обмануть не должны. «Наука» говорит, что они не обманщики.
- Это когда он их за зверей считал. А сейчас они, люди.
- Ладно. Утро вечера мудренее. Ложись спать.
Я пошёл на пост. Осмотрел окрест через тепловизор. Красивая картинка. Разные деревья, кусты, трава, светятся по разному. Но признаков живого не было. Я присел на камень. Задумался. Где сейчас Лара? У неё есть авторитет. Может она стала Вождём. Может нашла себе мужа. А может погибла? Нет. Нет. Я гнал от себя эту мысль. Она мне казалась моей дочкой, такой же любопытной и наивной.
Дочка. Ей сейчас могло бы быть двенадцать лет. Так глупо они погибли от шального снаряда киргизких бандитов. Надо же было ехать ко мне за триста километров вопреки запрету, чтобы погибнуть в машине на моих глазах. Дочке было два с половиной года, даже чуть старше Лары сейчас, если верить их счёту времени. Но по их меркам она, подросток. Какой век ей отмерян? А впрочем, кто сейчас может знать свой век? Война не кончилась. Угрозы стали другие. Кругом радиация, зараза, монстры и монстрики, бури и бандиты. Все норовят отхватить от твоей жизни кусок, или разрушить её целиком. Мою семью разрушили. Может сгубили и родителей.
Я посмотрел вдаль. На горизонте в небе шла гроза. Такие грозы видно было нечасто и только по ночам. Молнии сверкали высоко в небе. Никаких огненных лент, столбов и грохота, только вспышки. Молнии сверкают на высоте за сорок километров, как говорили «круглоголовые», так мы уважительно обзывали учёных. Значит опять будут перебои связи. И это тоже была память войны.
И вдруг я услышал. Нет не голос. Я услышал Лару головой, мозгом.
- Командир, - говорила она страстно, - я так тебя ждала. Мне очень плохо.
«Плохо», означало не физическую боль, а состояние души. Как же просто понимать друг друга мыслью. Мысль выражает именно то, что я бы назвал, Правдой. Мысль не может лгать. Может поэтому еры такие честные? Но мне было не до рассуждений. Я просто ответил, также мыслью:
- Как же я рад тебя услышать. Как я волновался за тебя. Как я хочу увидеть тебя, - но это слова, а мыслью я выразил это одной вспышкой в мозгу.
И обернулся навстречу её мысли. Ведь они имеют направление. Как по волшебству, из тьмы подлеска возникла Лара.
- Боже мой, - с болью сказал я, - что же с тобой сделали?
В день, когда она ушла, Лара выглядела красивой высокой крепкой девушкой в красивой курточке. Камуфляжные штаны ей даже шли. Сейчас ко мне шло кудлатое существо в грязной, порванной куртке, босые ноги торчали из болтающихся штанин, с дырами на коленях. Она сильно похудела, но глаза, взгляд был тот же.
Она ещё шла, а у меня звучало:
- Они прогнали меня. Когда я пришла, все знали, что я буду Вождём. Я могу говорить с тобой, с духами, со зверями, с деревьями и травой.
Невольно, от удивления, я её перебил:
- Как можно говорить с деревьями, или с травой?
- Это просто, - был ответ, - они же живые.
- Лара, это потом. Что произошло с тобой?
Лара подошла ко мне и взяла мои руки. Её ладони были холодны, как лёд.
- Потом пришёл Бог. Он сказал всем, что я виновата в смерти наших людей. Он увидел это, потому что Бог. И сказал, что меня надо убить. Но меня нельзя убивать, потому что я «носительница», Вождь. И потому что я «дух». Меня можно съесть, когда я умру сама.
- И тебя выгнали из племени? Но еры, они-то знали, что ты не виновата в смертях. Как они могли поверить?
- Так сказал Бог. Никто не может ослушаться Бога.
- Но тебя же не убили. Ослушались.
- Нет, убивать меня нельзя. Бог сказал, что я должна умереть сама. Мне нельзя умирать в племени, тогда оно погибнет. Меня выгнали. Я шла за ними.
Так мы стояли, молча, держась за руки, и разговаривали.
- Как ты узнала, где я? Что мы идём к вам.
- Я не только могу говорить без языка, я могу и слушать. «Ствол» и «Сук» прошли мимо меня. Они радовались, что ведут Командира, тебя, что с тобой четыре друга. Один друг, твоя кровь. У вас есть оружие, и вы защитите племя от тигра.
- Понятно. Ты пошла по их следам. А почему они не ждали нас?
- Племя совсем близко. Они хотели принести хорошую новость, – она сделала паузу, - на нас смотрит человек старше тебя, добрый, как Петя. Если я обернусь, он испугается.
- Это ученый. Человек который много знает и ещё хочет знать. Он пришёл, чтобы охранять наш сон.
- Разве он может охранять? Он же ничего не слышит.
Я, конечно, понял, что она имеет в виду совсем другую глухоту. Выглянул из-за Лары. Шагах в пяти, у кустов, стоял Сергей Владимирович с открытым ртом и круглыми глазами.
- Сергей Владимирович, - окликнул его я беззаботно, - это Лара. Мой хороший друг. Идите к нам, не бойтесь.
Сергей Владимирович очнулся. Осторожно подошёл к нам. Заглянул Ларе в лицо. И снова заметно удивился. Протянул ладонь. Лара прикоснулась своей.
- Какая горячая у Вас рука, - вдруг сказал он, – извините, что помешал. Я шел сменить Вас, Командир. Вижу, вы стоите и молчите. Я не хотел мешать.
- Мы разговаривали, – сказал я, - Лара рассказывала, что произошло в племени. Их вожак приказал выгнать её из племени, из-за знакомства со мной.
- Но я не слышал, чтобы вы говорили, - недоуменно сказал Сергей Владимирович.
- Мы говорили молча. Помните, я говорил вам, что мы с Ларой общаемся мысленно?
- Да, да, помню. Но это так странно. Как же вы понимаете друг друга на разных языках?
- Мы не говорим словами. Я понимаю, о чём думает она, а Лара понимает о чем думаю я. Это очень удобно. Мы можем общаться на некотором расстоянии.
- Очень интересно. Значит она и мои мысли читает? - вдруг засмущался учёный.
- Нет, - сказала Лара вслух, - я могу говорить головой только с Командиром. Я не слышу вас.
- Она… Вы можете говорить? - пораженный Сергей Владимирович даже чуть отступил.
- У Лары отличная память, - вмешался я, - прекрасное логическое мышление, отличный слух. А произношение она переняла у хороших людей, у которых мы жили.
Сергей Владимирович, только качал головой. Я посмотрел на Лару и подумал… как я покажу её остальным, при свете дня.
- Мне надо одежду опустить в воду. Когда она станет сухой, будет чистая. Я сделаю это сейчас. Вода в ручье, - всё это она сказала вслух, к восторгу Сергея Владимировича.
- Хорошо, Лара, - сказал я, - иди к ручью. Я принесу тебе сухую одежду.
Лара неслышно ушла.
- Да вы просто бесценный кладезь для науки, - затараторил Сергей Владимирович. - Я, со своими книжками, вам не гожусь в подмётки.
- Ну что вы, - смутился я, - это получилось нечаянно, когда мы попали в безвыходную ситуацию.
А если бы я рассказал, как Лара была моими глазами и руками? Но это потом.
- Я схожу в лагерь принесу ей одежду, - сказал Сергей Владимирович.
Сергей Владимирович принёс рюкзак, в котором оказалась разная женская одежда. Я был поражён, зачем он это тащил?
- Понимаете, контакт лучше всего налаживается через женщин, - прошептал он мне. - Кусок ткани, платье, бусы, сделают больше, чем любые разговоры.
- Ага, - мысленно добавил я, - особенно если не знаешь языка.
- Идите к ней, - снова зашептал Сергей Владимирович, - а я пойду на пост.
Я пошел к ручью, тот был совсем рядом. Лара, обнаженным силуэтом стирала свою одежду. Как же она здорово копировала хозяйку. Я оставил одежду на берегу, снял ботинки и вошёл в воду. Холод иглами впился в кожу. А она этого не замечала. Я удивился. Она повернула ко мне счастливое лицо и улыбнулась.
- Я сама сделаю. Для тебя тут холодно.
- Нет, - ответил я,- я хочу тебе помочь.
Всё. Если говоришь мыслями, не надо разводить канитель, зачем, да почему. Обоим всё ясно. Хочу, значит, хочу.
Я подошёл, мы вместе выжали постиранное.
- Я хочу мочить голову и всё, - она показала на своё тело. - Иди на берег, я приду.
Я вышел на берег. После холодной воды, земля казалась тёплой. Я сел на траву. Лара купалась. Совсем по человечески. Она наслаждалась купанием. Затем вышла ко мне.
- Как же ты похудела, - покачал я головой.
- Еда была. Её много в лесу. Это от печали.
Я развернул узел. Предусмотрительный Сергей Владимирович положил яркое большое полотенце, большую расчёску. Лара помнила назначение того и другого, я только немного помог ей. Одежда, выбранная учёным, пришлась ей впору, хотя платье было коротковато. Мы развесили её мокрые тряпки на кусты и пошли на пост. Уже хорошо рассвело. Когда Сергей Владимирович увидел Лару в платье, причесанную, он всплеснул руками:
- Да вы красавица, Лара.
Лара заулыбалась в ответ.
У Сергея Владимировича к Ларе была тысяча вопросов. Я его предупредил:
- Лара понимает не всё. Говорите коротко и буквальными значениями слов.
- Понял, - проговорил Сергей Владимирович и начал,- Лара, я дарю Вам это, - вынул из кармана, сверкающее на свету, ожерелье из фианитов. – Можно Вам повесить его на шею?
- Да, - коротко ответила Лара, любуясь сверканием бус, и наклонила голову.
Счастливый Сергей Владимирович одел ожерелье. Его рука коснулась металла пули на цепочке.
- Это амулет? - спросил Сергей Владимирович.
- Да, - поняла Лара, - это подарок Пети. Он спасает меня.
От нашего лагеря потянуло дымком. Мы пошли к лагерю.
- Сергей Владимирович, может пойдёте вперед и предупредите всех?
- Нет, нет, - он замотал головой, - мне хочется насладиться их видом. Не смущайтесь, Лара. Там хорошие люди.
Сергей Владимирович не ошибся. Можно сказать, что у всех отвисли челюсти, когда в дикой тайге вместо заросших, грязных обезьяновидных великанов появилась высокая красивая девушка в ярком коротком платье. Все замерли в той позе, в какой застало их это видение. Первым пришёл в себя Николай:
- Командир, это та самая, что брала у тебя шоколад?
- Она. Её зовут Лара. Это моя названная дочка, - добил я их окончательно. - Прошу любить и жаловать.
- Командир, откуда она здесь, в тайге, такая? - не скрывая удивления, пролепетал Иван.
Лара, смущённая таким внимание, чего я не ожидал от неё, улыбнулась и сказала голосом хозяйки Полины:
- Здрасте, вам.
Многократное «Здравствуй», заглушили их же дружные аплодисменты.
За завтраком я рассказал про злоключения Лары и про то, что лагерь недалеко, и нас там ждут. Все были уверены, что нас встретят, как друзей. Я не стал говорить про свои опасения. В хорошем настроении все бодро зашагали по следам наших проводников. Я шёл в арьегарде. Лара шла рядом со мной. Ей нашлись камуфляжные штаны и даже кроссовки, которые, взял «в запас», Николай.
Лара рассказывала о событиях в племени. Разговаривали мы, переглядываясь и, разумеется, молча.
Я спросил:
- Ты обиделась на меня и ушла?
- Я не понимаю, «обиделась», - отвечала Лара, - я ушла, потому что мне надо быть в моём племени. Там моё место. Я хотела, чтобы ты пошёл со мной. Но ты Командир, твоё место в твоём племени. Мне было очень тяжело.
- Как же вы ушли от «аяков»?
- Они поверили тигру. Бог послал «Ствол» и «Сук», делать наш след. Тигр глупый. Он шёл за ними. А племя шло без следа.
- Как, без следа? – сначала не понял я, потом понял. - Вы шли по воде?
- Да. Мы долго шли за рекой обратно. Потом прятали след, «ракас».
- Это что?
- Трава. Я покажу её тебе. Тигр уходит от «ракас» и не нюхает след.
- Брат знает много трав. Он может знать такие травы.
- Мы и звери, знаем «ракас». Мы люди. Трава нас не обманет. Зверь глупый. Он уходит.
- Кто сейчас в племени Вождь? - переключился я.
- Вождь племени, я, - просто ответила Лара.
- Тебя же изгнали из племени? – удивился я её словам.
- Меня изгнал Бог. Я Вождь.
- Почему же все подчинились Богу, а не тебе? - задал я, как оказалось, глупый вопрос.
- Все в племени подчиняются Богу. Вождь подчиняется Богу.
- Понятно. А если Бог умрёт? - спросил я, из интереса.
- Бог не может умереть.
- Тигр и аяки могут найти племя?
- Могут. «Ствол» и «Сук» должны были вести след дальше.
- Они подчинились мне. Это плохо?
- Нет Бога, нет Вождя, есть Командир. Они идут с Командиром.
- Они сделали хорошо?
- Это знает Бог. Он стал сердитый и страшный.
Она имела ввиду, что Вул отдалился от племени, стал более жестоким, убивает тех, кого считает виноватым. Два слова мысли сказали о человеке целую повесть. Кроме этого Лара рассказывала о дороге, о соплеменниках, об утратах.
- Куда вы идёте? – всё-таки спросил я.
- Мы идём к теплому солнцу. Здесь скоро придёт злой «Зима». Он дует на Солнце. Солнце остынет, все мелкие звери, - я понял, насекомые, - умрут. Люди вашего племени покроются толстыми шкурами. У нас нет таких шкур. К нашему Солнцу «Зима» не придёт. Его не пустит добрый «Циклон». У нас тепло.
- Вот тебе, Сергей Владимирович, и резервации. У каждого народа своя Родина, свой дом. И они самые лучшие, - подумал я, задумавшись. Когда Лара вмешалась в мои думы, я даже вздрогнул.
- Наш дом-Родина хороший! Что означает «резервации»?
Мне не составило труда мгновенно, мысленно, нарисовать резервацию, как я слышал о ней. И даже о жизни индейцев. Лара какое-то время молчала, потом сказала просто:
- Резервация плохо. Нет свободы, нет еды, люди превращаются в зверя, едят других от голода.
- Но вы и сейчас поедаете и соплеменников и людей? - озадачился я её выводом.
- Мертвые люди племени отдают нам тело и душу, - так упрощенно я понял её. - Душа входит в новых маленьких еров. Если мы не съедим мертвого, у нового тела не не будет души. Сейчас, много душ ходят вокруг племени и печалятся. Чужие люди отдают нам тело и свою силу. Нам нужна сила.
Примерно так звучала теория людоедства. Неужели Вул сам придумал это? А может где-то вычитал?
Лагерь был близко только в понимании еров. Когда Лара в полдень сказала, что племя за той горой и показала сопку на горизонте, мы решили подкрепиться и час отдохнуть. Сергей Владимирович вызвался дежурить. Он сел у костра и стал писать в толстой тетрадке.
- Будем спать один час, - сказа я Ларе, устраиваясь у дерева.
Лара свернулась рядом и, как мне показалось, сразу уснула. Через минуту спал и я.
Проснулся я от тревожного призыва Лары, как будто во сне:
- Вставай, Командир. Опасность.
Я вскочил. Было тревожно внутри. Но всё вокруг было безмятежно. Мужики спали, Сергей Владимирович писал, солнышко светило.
- Близко идут мои соплеменники. К нам. Это опасность, - снова прозвучали во мне слова Лары.
- Их много?
- Восемь, - сказала Лара и показала на пальцах.
- Петькина школа, - улыбнулся я и получил улыбку в ответ.
- Что мы должны делать? - в глубине души меня уже не волновала судьба племени, ведь Лара уже была со мной. - Мы можем уйти от опасности? Может нам их убить? - метались мои мысли.
- Опасность - испытание, - её мысли были спокойны. - Убивать нельзя. Уйти нельзя. Бояться нельзя. Скажи это друзьям.
- Сергей Владимирович, будите всех. К нам сейчас придут еры. Надо подготовиться.
Мы быстренько собрались. Ждём. Никого нет.
- Командир, - нетерпеливо спросил Николай, - где еры? Уже полчаса ждём.
- Там, - показала рукой на распадок Лара.
- Да тут часа два ходу, - заметил Иван.
- Хорошо. Идём навстречу, – решил я. - При встрече не дёргайтесь. Что бы не происходило, не теряйте самообладания. Учтите - их реакция очень быстрая. Моргнуть не успеете.
- Командир, - негромко спросил Димон, - что может произойти? Поясни.
- Да я так, в общем. На всякий случай, - выкручивался я.
Мы шли в том же порядке. Скоро уже было слышно рокот ручья в распадке.
- Пусть все остановятся, - попросила Лара.
- Отряд, - громко сказал я, - останавливаемся. Привал пять минут.
Едва мы сбросили рюкзаки, как из кустов со всех сторон выступили еры. Они появились неожиданно близко, будто из под земли. Все с дубинами. Среди них «Ствол», он выделялся белой ниткой ожерелья на шее. Взгляды еров ничего не выражали. «Ствол» обратился к Ларе, прорычал в её сторону. Лара прорычала в ответ. «Ствол» рыкнул и положил свою дубинку перед собой. Остальные еры сделали тоже самое. Лара повернулась ко мне. Я услышал:
- Бог прислал воинов защитить и помочь людям. Вам показали, что убивать вас не будут. Бог зовёт вас к себе в гости, - так она выразила суть произошедшего.
Я повернулся к своим и повторил её слова.
- Это воины, - сказал я. - Они показывают своё миролюбие, – я показал на дубинки на земле. Их Бог прислал, чтобы они помогли нам и проводили к нему.
Лара что-то прорычала. Ей рыкнули в ответ. По моему, речь у еров - не главное. Они общались сознанием, а рычанием только усиливали значение какой-то мысли. Слишком уж короткие «фразы» они рычали.
В следующие секунды, еры, уже с дубинками в руках, похватали наши рюкзаки и оружие. Иван хотел удержать снайперку, но её вырвал ер настолько быстро, что Иван растеряно смотрел на свои пустые руки. Половина еров пошла вперёд, не обращая никакого внимания на остальных.
- Надо идти, - подсказала Лара.
- Вперёд, мужики. Димон, иди первым, - сказал я, у Димона был пистолет в кобуре.- Я замыкающий. Пошли.
Вторая половина еров осталась на поляне.
- Как всё быстро получилось, - растеряно проговорил Сергей Владимирович. - Я хотел им подарки сделать.
- Не переживайте, - успокоил я его, - ещё успеете.
Пришлось торопиться, чтобы хоть как-то успевать за ерами. Мы поднялись на сопку, но никакого лагеря не увидели. Поэтому для меня стало неожиданностью, что Лара вдруг остановилась.
- Мне дальше нельзя.
- Почему? Ты же со мной.
- Нет. Нельзя. Дальше лагерь, племя, Бог. Иди. Я буду слышать тебя, Командир, - она провела своей рукой по моей щеке, отступила и будто растворилась в лесу.
Ещё немного и мы в лагере на поляне, под огромными кедрами. С вертолёта не увидеть. Лагерь жил своей жизнью. На нас никто не обратил внимания. Наши провожатые исчезли вместе с нашими вещами. Мне в глаза бросилось то, что раньше не видел или не замечал. В лагере было несколько очагов. Вокруг костра концентрировались семьи с детьми. К нам подошёл «Сук». Он теребил ожерелье и улыбался Сергею Владимировичу.
- Петя. Иди, - сказал довольно внятно и забавно поманил его пальцем.
Сергей Владимирович пошёл к нему, но был остановлен жестом «Стой». «Сук» показал на меня и повторил:
- Иди, - потом повернулся и пошёл к дальнему шалашу. Я пошёл следом. У шалаша ер остановился. Шалаш накрывал палатку.
Я вошёл в палатку. У двери стоял ер. В углу справа на резном китайском табурете сидел Вул. От карнавальной мишуры остались атласные зеленые штаны и куртка. Старый человек в тюбетейке, из под которой торчали седые волосы. В глазах усталость и безнадёга. Он взглянул на меня даже с радостью.
- Когда мне сказали, что ко мне идёт Командир, я просто обрадовался. Ты один понимаешь меня. Ты мне поможешь. Как же я устал от этих обезьян, - Вул презрительно повёл рукой. -Садись. Говори спокойно. Эти недоумки не понимают по нашему.
Я сел на табурет напротив. От былой роскоши остались несколько кусков ткани и каких-то блестящих предметов на небольшом китайском столике.
- Что - обеднел, думаешь? - перехватив мой взгляд, проговорил Вул. - Богатство мне давно надоело. У меня и сейчас его немало. А захочу, снова у меня будет ещё больше. И золота, и всего, что захочу. Но в вашей стране мне делать нечего. Тут богатство ничего не значит. Богатым быть нельзя. А вы чего за мной гонитесь? Должен чего?
- Да нет, - ответил я спокойно,- «наука» уговорила. Хотят еров изучать. Со мной учёный, Сергей Владимирович. А мы сопровождаем. Еров тибетцы хотят перестрелять. Знаешь?
- Конечно. И перестреляют, но не здесь. Раньше, мы уйдём, – и добавил разочарованно, - я ведь хотел в наших краях остановиться. Город еров построить. Золота мне бы хватило с головой. Не получилось.
- Что же ты к властям не обратился? Помогли бы. И от тибетцев защитили.
- Монахов я недооценил. Не думал, что они так меня любят, - рассмеялся своей шутке. - Но нашей зимы они бы не пережили. Ни собаки, ни тигры, ни монахи. А с новой властью я дела не хочу иметь. Будут лезть в душу и в карман. Профсоюз еровский создадут, - он снова рассмеялся, - золото отберут, меня расстреляют за прошлое. Ты же и заложишь меня.
- Ты бы отдал монахам то, что украл, они бы и отстали. А закладывать тебя я не стану. Живи. Но за деревню, конечно, придётся ответить.
- Вот, вот. Этого мне хватит на ямку с номером. И монахов ты не знаешь. Им сказали убить, значит, будут преследовать пока не убьют. Но через две недели они сами передохнут.
- Что же будет через две недели?
- Два моих придурка увели их на север. Через две недели там ударит мороз и ляжет снег. Первым сдохнет тигр. А без него и монахи. Ладно об этом. Как вы меня нашли?
- Случайно. Охотники засекли странных людей, еров. Нас на вертолёте подбросили поближе к вам, - я не стал рассказывать всей правды, понял, что лучше этого не делать.
- Ладно. Вы мои гости. Вам сделают шалаш. Завтра пойдём дальше.
- Вы идёте в Китай. Но вас там особо не ждут.
- Кто тебе это сказал?
- Сам догадался. Куда вам ещё идти? Туда, где тепло.
- Верно. Только в Китай мы не пойдём. В Индию. Вечное лето. Народу там осталось немного, перебили друг друга, передохли от морозов в первые годы. Пошли с нами? Тебя уважают, Командиром называют. Знаю, ерка вокруг тебя вьётся. Наложницей будет. Я Бог, ты, Командир. Таких делов наделаем, через год «мандаринами» станет.
- Это в Китае «мандарины» были, - поддел я его, - в Индии князей зовут «магараджами».
- Ну, «магараджами», какая разница. Главное, там любят и ценят золото, а у нас его будет много. По рукам?
- Нет. Я с тобой никуда не пойду. Да и никто не пойдёт.
- Посмотрим. Серега твой ведь пошёл. Жаль, что прикончить пришлось, он, дурак, на моё место целить стал. Богом стать. Сейчас сам у Бога в аду дерьмо чистит.
Аудиенция окончилась. Когда я вышел от «Бога», другой ер повёл меня в кусты. Там, у ручья стояло старое зимовье, небольшой бревенчатый домик. Ер показал на него. Я был уверен, что в зимовье ждут меня остальные. Никого нет. Я вышел, намереваясь идти выяснять, где мужики. Но навстречу шагнул великан-ер, сгрёб меня мёртвой хваткой и швырнул обратно. Я сел на лавку у окна. Задумался. Пистолет и нож я отдал охраннику Вула. Окно - просто дыра слишком узкое. Я обследовал зимовье. Сбежать от еров было не реально. Уговорить, тоже. Думай, Командир, думай. Но затем ко мне пришла уверенность, что всё не так плохо. Лара на свободе, она поможет. Я лег на нары и закрыл глаза. Меня разбудил шум двери. Вовнутрь входили Иван, Николай, Димон.
- А где Сергей Владимирович? - нарочито спокойно спросил я.
- Его оставили в том лагере. Он нам сказал, шутя, что его назначили летописцем.
- А что мы будем есть? - едва осмотревшись, спросил ни у кого Николай.
- Мы гости, – сказал я, - голодом не заморят.
- Сейчас поищем, что нам добрые люди оставили, - проговорил Иван, и они с Димоном, переговариваясь, начали поиски.
Вскоре на столе лежал коробок спичек, завёрнутый в полиэтилен, банка тушёнки в солидольной тряпице, ржавый нож без ручки, пять пакетиков чая в стеклянной банке. В другой банке немного закаменевшего сахара. У печки - очага из камней, лежала небольшая охапка сучьев. Как я этого не увидел? Над очагом висело самодельное жестяное ведёрко из под каких-то консервов. Иван посмотрел его на просвет:
- Ведёрко целое. Копоть от ржавчины сохранила. Осталось водички принести и чаек заварим, - Иван взял ведро, открыл дверь и показал еру ведро. Ер смотрел без эмоций. Иван пошёл к ручью. Ер, как говорится, и ухом не повёл. Иван не торопясь мыл ведёрко. Мы наблюдали в окошко. Ер сидел не шевелясь. Иван спокойно прошёл мимо. Димон открыл дымарь, дыру для дыма, и развёл очаг. Николай вытащил из кармана небольшую шоколадку, какие мы съели ещё в начали пути.
- Положил, так просто, вдруг, кого угостить, - сказал, будто извиняясь и положил шоколадку на стол. Мы поняли, для дочки сберёг.
- Погоди, Николай. Спрячь пока. Сахарку наковыряем. А это может ещё пригодится, - Иван отодвинул шоколадку обратно.
Мы по очереди пили чай из банки где были пакетики. Мужики ждали и я задал этот вопрос:
- Где вас задержали?
- Ты ушел, нас завели в шалаш к мужикам. Еровским конечно. – начал Иван,- Запах звериный, шерстью пахнет, как от кроликов. Спят на голой земле, лёжки видны. За нами пришёл здоровенный ер, но хромой. Пришли к их вожаку. Странно, что у этих, - кивнул в сторону двери, - Вожак – человек, да ещё и русский. Спрашивал, что умеем. Уговаривал нас проводить племя на родину. Мы говорим: «Как Командир решит». На том и порешили. Нас отпустил, а Сергеича вежливо попросил остаться.
- Ладно, мужики, дайте подумать, - решение я уже принял, только пока не знал, как его выполнить и добавил. - Не всё тут просто. Давайте пока подождём.
Мужики делились своими впечатлениями, я слушал и не слушал.
Я понимал, отказаться просто, но Вул так просто не отпустит. С другой стороны еры у него так и будут бандитствовать, пока их не перестреляют. Вроде и жалко их. Что с Ларой будет? Она Вождь, так и будет таскаться за ними, пока не умрет от пули или от голода. Съедят, да ещё и плясать будут, как же, такую душу получили.
Подошёл вечер.
- Кормить-то будут? - возмущался Николай, - наше забрали и своего не дают. Вот тебе и «гости».
Его как будто услышали. К нам шёл Сергей Владимирович в сопровождении двух еров.
Один нес наши рюкзаки, второй, медный таз с кусками мяса кузнечиков.
Сергей Владимирович ввалился к нам с радостным возгласом:
- Други мои. Это чудо природы. Еры - это россыпь открытий по истории развития человечества. Эту популяцию «хомо сапиенс» необходимо сохранить, как всемирное достояние цивилизации. Впрочем, вот ваши вещи. И ужин. У них, видите ли, едят только утром и вечером.
Молчаливые еры внесли рюкзак, еду и вышли.
- Значит мы свободны? - задал вопрос Димон. - Можем выйти отсюда?
- Разумеется, - уверенно подтвердил Сергей Владимирович, – я уже обошёл весь лагерь. Мужчин еров совсем немного. В основном женщины и дети. У них матриархат. Вы говорили, об этом, дорогой Командир. Но это так интересно наблюдать! А их, так называемый Бог, милейший человек.
- Это разбойник и людоед, - сказал я. – И очень жестокий.
- Да? - озадаченно сказал Сергей Владимирович. - Мне он показался весьма интересным. Я склонен верить, что, действительно, это он вывел эту удивительную популяцию разумных существ. Разумеется, это требует изучения, но всё-таки…
- А он рассказал, как он выводил эту «популяцию» и зачем?- задал вопрос и я.
- Очень вкратце. Но мы договорились, что он расскажет, а я запишу историю возникновения нового вида «существа разумного». Давайте кушать. Я видел, как они готовили эту еду. Вполне цивилизовано и чисто. Я даже попробовал, чтобы проверить. Вполне съедобно.
Мы ели, а Сергей Владимирович взахлёб рассказывал о быте и прочих мелочах жизни еров. Мы добавили своих припасов и ужин затянулся. Наступила ночь. Мы решили спать в зимовье. Я запер дверь на палку и все расположились на полу, мне предложили нары.
Я уснул только с одной тревогой. Где Лара? Под каким кустом спит в такой лёгкой одежде, ела ли что-нибудь. Она мне стала, по настоящему, дочкой. И Лара пришла ко мне во сне.
- Командир, - говорила она издали. - Тигр и аяки уже близко. Я приду защитить тебя.
- Лара, это я должен защитить тебя, - я пытался сказать ей это вслух, но не мог разлепить губы и повернуть язык.
Я проснулся от напряжения. В прямоугольник окна сочился серый рассвет. Спящих товарищей можно было едва разглядеть. Я приподнялся на своём ложе. Мне казалось, что сейчас, за окном я увижу её, но там была только темная полоса тайги. Сон пропал. Я лежал и придумывал варианты диалога с Вулом, варианты побега и даже убийства этого «Бога». Но ни один вариант не гарантировал успеха и обойтись без жертв, в том числе и с нашей стороны.
Как только рассвело так, что можно было различать деревья и кусты нашу дверь задёргали снаружи. Потом мой запор с громким треском переломился. Все вскочили, а дверь открылась и равнодушная морда заглянула к нам. Потом появилась рука и выразительный жест: «Выходите».
- Сейчас, сейчас, - заговорил Сергей Владимирович и сделал ответный жест, морда и рука исчезли. - Нас приглашают к завтраку, - торжественно объявил Сергей Владимирович.
- Ну, Владимирович, вы даёте, - восхитился Иван, - за полдня научились их понимать.
- Не совсем, - поскромничал Сергей Владимирович, - но многое понял. У них язык жестов очень близок к нашему. Если с ними поработать, они смогут разговаривать с нами, как Лара.
Мы быстренько собрали свои полегчавшие рюкзаки. Весь наш боезапас из них исчез. Ополоснув лица, к заметному удивлению ера, холодной водой ручья, мы пошли за своим провожатым. На поляне костёр уже только мерцал последними угольями. Всё племя собралось у костра. Заметно было, что переход даётся ерам не легко. Ни гвалта, ни шума. Похудевшие лица, потрёпанная, рваная одежда. Неспешно вышел Вул. Бога приветствовали нестройным гулом. Он обошёл костёр и удалился. Еры вошли в кострище и начали вынимать травяные свёртки с едой, нервничая, толкаясь. Мы заметили, что пожилая ерка забрала свёртки у трёх молодых женщин, к которым жались голые ребятишки и понесла к нам.
- Берите. Так надо, - тихо сказал Сергей Владимирович,- я всё разрулю.
Мы взяли свёртки с пареными кузнечиками и повторили жест благодарности, который сделал Сергей Владимирович. Матрона степенно отошла, бесцеремонно забрала кусок кузнечика у первого попавшегося мужика, который не успел его съесть. Сергей Сергеевич собрал наши свёртки и пригибаясь прошёл к женщинам, у которых их забрали. Он сделал жест рукой от себя и вложил свёртки женщинам, а ребятишкам дал по галете. Также неспешно вернулся назад. Николай, за нашими спинами приготовил бутерброды и подал бутылку воды, завёрнутую в тряпку. Никто не подал виду, на это событие. Завтрак прошёл быстро. Еры встали. Женщины взяли на руки маленьких детей. И тут…
Из кустов в середину круга ворвалась Лара. Яркое платье её металось, как пламя. Она подняла руку. Наступила полная тишина. Лара прорычала совсем коротко и обвела взглядом весь круг собравшихся. Я её прекрасно понял.
- Сюда идут аяки и тигр, чтобы убить всех.
В тишине прозвучал нечеловеческой силы выдох страха. Все отшатнулись от круга. Женщины уцепились за детей, мужчины начали поднимать дубины. В круг ворвался Вул. Он крутанулся так, что столб пепла поднялся из-под его ног. Он зарычал и все вздрогнули. Он показал на Лару и вновь зарычал.
Произошло невероятное. Еры осклабились злым оскалом, особенно взрослые мужики. Тогда Вул взмахнул коротким хлыстом, который, будто ниоткуда, появился у него в руке. Резкий щелчок кнута, резкий рык и еры, скалясь, опустились на четвереньки. Ещё щелчок и два ера подползли к Вулу, поднялись. Щелчок - один из еров схватил Лару поперёк туловища и потащил к двум сросшимся деревьям на краю поляны. Я не выдержал и рванулся к Вулу:
- Ты! Мразь! - заорал я, - прикажи отпустить её.
Ер перехватил меня на полпути. Это меня несколько отрезвило. На крик его не возьмёшь.
- Отпусти её, - сказал я более спокойно, - давай договоримся. Я буду заложником. Дай оружие моим людям и они отобьют и тигра и китайцев. Так, мужики? - сказал я своим.
Те, ошарашенные быстротой событий, закивали головами, а Иван сделал шаг вперёд и сказал:
- Верни снайперку, начальник. Я пойду навстречу и будь спок, ни одна тварь вас не тронет.
Вул бешено посмотрел на меня и зарычал. Меня потащили следом за Ларой.
- Заложником, говоришь? - язвительно сказал Вул, зло смотря на меня. - Будешь заложником, - рыкнул, щелкнув хлыстом.
Меня и Лару привязали к стволам подбежавшие еры, и припадая на четвереньки убежали в толпу.
- Вы тоже мои заложники, - тыча на моих товарищей хлыстом, сказал Вул. - Я скормлю вас им, - махнул с сторону еров, - если не будете подчиняться. По одному, - добавил и медленно стал обводить глазами толпу еров. Потом выбросил руку с плетью вперёд раз, другой и грозно зарычал.
Из толпы, как побитые собаки вышли «Ствол» и «Сук». Над поляной пронёсся рев, а ребятишки начали кидать в них камни, ветки, шишки, что было под рукой. «Ствол» и «Сук» встали на четвереньки. Вул подошёл к ним, огрел хлыстом одного и другого, поднял их дубины и положил им на спину. Повернулся ко мне и закричал, яростно жестикулируя :
- Ты во всём виноват. Ты привёл смерть. Это ты заставил их нарушить моё слово. Смерть тебе и им, - и пошёл прочь.
Я был раздавлен тяжестью обвинений. Еры с воем уходили с поляны. Мужикам связали руки и потащили с собой.
Лара повернулась ко мне. В её глазах было мягкое успокоение.
- Не надо ничего бояться. Мы умрем, - я понял – «замрём как мёртвые», - тигр нас не увидит.
- Я за себя не боюсь. Я виноват. Я боюсь за друзей.
- Ты не виноват. Ты по другому думаешь. Они, - она показала глазами на еров, - думают по другому. Ты, Командир. Они выбрали слово, которое ближе. Если в них не будет страха, тигр их не увидит.
- Ты приходила ночью? - спросил я, чтобы как-то отвлечь себя.
- Да, - просто ответила Лара, - ты спал, и я вошла в тебя. Я была у ручья.
- Расскажи, что тут произошло? Все стали злыми, но испуганными. Что он мог бы сделать своим хлыстом?
- Кого ударит хлыстом Бог, тот умирает. Бог не может убить меня и другие не могут убить. Бог хотел заставить убить меня, но «Камень» сказал богу:
-Убей меня, убей много из нас. Вождя убить нельзя.
- Зачем же тебя привязали? Почему подчиняются?
- Богу подчиняются все. Я нарушила слово Бога. Это плохо. Но я сказала про тигра. Теперь все знают, что делать.
- Как у вас всё сложно, - невольно с иронизировал я.
Я дергался, пытаясь как-то ослабить верёвки, или нащупать узел. Лара никаких попыток не делала. Она стояла и смотрела куда-то вдаль. Зрачки глаз постоянно двигались.
- Бог не туда ведёт племя. Много моих людей умрёт сегодня.
- А мы можем им помочь? Освободимся, и ты поведёшь их туда, куда надо.
- Их ведёт Бог. Я не могу их вести.
- Лара, – заговорил я горячо, - старый вождь уводил племя от Бога. Значит, и ты можешь.
- Бог убил его за это. Потом.
Да, действительно, старый Вождь погибла. Вул и это использовал в свою пользу.
- Но Вождь привёл племя в село и спас его. Ты спасёшь племя.
Лара задумалась. Я не слышал этих мыслей, они доходили до меня непонятными короткими звуками.
- Командир, - голос был решительным, – я спасу племя. Я уведу их. Я не боюсь смерти.
- Как же мы освободимся? - вдруг дошло до меня и руки вновь заныли. Последнее – про смерть, прошло мимо моего сознания.
Лара не ответила. Она смотрела на застывших еров. Старый ер посмотрел в нашу сторону и опустил голову. Ер помоложе, медленно встал и, озираясь, мягко пошёл к нам. Через секунды Лара была свободна. Вул не допускал мысли, что ему могут не подчиняться.
Лара по человечески разминала затёкшие руки. Я чего-то не понимал:
- Лара, освободи меня, - напомнил я о себе.
Она только поворачивалась ко мне, а я уже понимал её мысль:
- Там опасно. Тебе лучше ждать здесь, - и резкий повелительный крик мысли: - Замри, не дыши, не думай.
Лара прижалась к дереву, молодой ер упал и замер, старый ер вскочил и подхватил дубину. В ту же секунду на поляну вылетела огромная туша тигра. Дубина скользнула по морде тигра и полетела в сторону. Ер покатился в другую, затем вскочил и побежал. Одной руки у него не было и кровь густо разбрызгивалась по траве. Тигр с хрустом проглотил руку ера, присел перед прыжком, потом помчался за беглецом, схватил его и скрылся к кустах. Невдалеке послышалось его чавканье и урчанье.
Лара молча освободила меня. Ноги плохо слушались, затёкшие руки кололи тысячи иголок.
Молодой ер не шевелился. Лара тронула его ботинком, кивнула мне и осторожно пошла. Я пошёл следом. Вскоре почувствовал дыхание ера за своей спиной. Мы вышли к ручью, перешли его. Лара зашагала легко и быстро, я почти бежал. Мы ещё дважды пересекали ручьи, делали какие-то зигзаги. Потом Лара перешла на бег. Я тоже. Ер за мной. Мы бежали долго, я начал сбиваться с дыхания, а Лара будто и не замечала. Племя появилось внезапно и совсем рядом. Еры бежали нестройной толпой. Впереди мужики и молодые ерки, сзади женщины с детьми. Эта часть толпы растянулась больше всего. Страх витал вокруг них. Я его ощущал физически, мозгом. Вула и моих мужиков в толпе не было. По всему, они убежали далеко вперёд, а, может, шли стороной.
- Остановись, - сказала мне на бегу Лара, - я иду к ним. Не подходи близко. Нельзя мешать.
Я перешел на шаг и остановился. Молодой ер остановился тоже.
Лара выбежала из леса навстречу бегущим. Встала и вытянула руки ладонями вперёд. Толпа как будто наткнулась на стену. Все еры остановились. Лара говорила. Молча. Иногда я видел её сверкающий взгляд, которым она отрезвляла толпу. Я понимал только отдельные фразы:
- Страх даёт след… Тигр видит страх… Воин не имеет страха… Мать не даст страх ребёнку. Они сделаются мёртвыми… Я буду в каждом… - и ещё много, вообще, непонятного.
Толпа преобразилась. Мужчины молча, воинственно вскинули дубины вверх и, крадучись, пошли назад. Женщины, дети и увечные мужики стали разбредаться по одному, по двое. Широким фронтом они начали подниматься вверх на вершину сопки-гольца. В числе последних шла Лара. Она часто, оглядываясь, осматривала окрестности. В отдалении шел я, с ером, который всем видом показывал мне покорность. Висела обманчивая тишина.
Лара снова остановилась, повернулась к нам и внимательно смотрела куда-то и принюхивалась. Хлесткий выстрел расколол тишину. Лару отбросило за камни. Никто даже не обернулся. Я рванулся вперёд, хотя понимал, что становлюсь мишенью. Ер бежал за мной, как привязанный. Когда до Лары оставалось несколько шагов, сопка загрохотала выстрелами. Надо мной и рядом засвистели пули и завизжали рикошеты. Рефлекс бросил меня на землю раньше, чем я об этом подумал. Сверху меня придавило тяжёлое тело ера. По опыту я понял, что стрельба ведётся снизу и сверху сопки. Просто лежать, я не мог. Извиваясь по всем правилам военной науки, я полз к Ларе. Стрельба переместилась в сторону и прекратилась. Лара лежала, прижав руку к груди. Пальцы были в крови. У меня всё захолодело. Я не мог допустить, что Лары больше нет. В том, что в неё стрелял Вул, у меня не было сомнения. Боль и ненависть переполняли меня. Я осторожно убрал её руку, чтобы осмотреть рану. Следом за рукой в траву потекли сверкающие камушки ожерелья. Я разорвал платье, чтобы осмотреть рану. Я не мог допустить, что Лары больше нет. На груди наливался синевой кровоподтёк. От него сбоку было входное пулевое отверстие. Кровь из него почти не сочилась. С трудом я повернул её на бок. Сбоку было выходное отверстие, как порез ножом. Но крови было немного. Я оторвал широкую полосу от подола её платья и начал бинтовать. Слёзы выступили у меня.
- Командир, - услышал в мозгу Лару, - какие горячие капли.
Я ещё не понимал, откуда голос, и продолжал бинтовать. Потом меня как будто ударило молния. Я поднял глаза. Лара со слабой улыбкой смотрела на меня. Жива!
Лара пошарила рукой и поднесла гильзу к глазам.
- Петя, - услышал я ласковый голос Лары. Она всё поняла. И я понял. На гильзе была глубокая вмятина. Вот что её спасло. Пуля срикошетила и прошла по ребру под кожей.
Стрельба прекратилась. Лара попыталась встать. Я сказал:
- Тебе надо лежать. Тот, кто хотел тебя убить, захочет сделать это ещё раз.
- Сюда идёт тигр. В нём смерть, - неожиданно радостно сказала Лара.- За ним идут воины.
Я помог Ларе переползти за большой камень и сесть. Она тут же начала срывать определённые травинки и есть. На огромный синяк она прикладывала холодные камни, но тоже разборчиво. На мой взгляд ответила:
- Это мы едим, чтобы не вытекала жизнь. А камень забирает боль, - и показала какой именно.
- Жизнь, это кровь? - уточнил я.
- Да. Вы так называете.
В тайге в распадке нарастал и ширился шум, треск деревьев, гортанные крики еров. Вскоре мы увидели, как ломая кусты и мелкие деревья, ломится огромная туша тигра. С окровавленной пасти стекала красная пена. Из одного глаза торчало копьё. За ним бежали и остервенело кричали, стучали палками, воины еры. Самые отчаянные подскакивали вплотную и били тигра по ногам, по бокам. Тигр развернулся, оскалил пасть и сразу получил удар по морде со стороны повреждённого глаза. Взвывая от боли, тигр побежал дальше. Раздался выстрел. И почти сразу второй. Один из еров упал. Тигр рванулся вверх по сопке, там было меньше деревьев. Выстрел снизу сопки поразил тигра. Он упал на бок, потом вновь поднялся. В его сверкающий злобой глаз впилась стрела. Тигр встал на задние лапы и заревел. Снова выстрел и тигр покатился по склону. Ликующие еры разбегались от катившейся туши.
Я не заметил, как встала Лара. Зато её увидели еры. Сверху и снизу сопки раздался многоголосый рёв радости.
По склону сопки к поверженному великану бежали женщины, дети, мужчины. Лара тоже шла, осторожно ступая, что придавало ей степенность. Её яркое платье, разорванное мной и пулей, развевалось, как флаг победы. Вокруг тигра образовался круг из пляшущих еров. Из леса вышли ещё воины-еры, которые несли троих погибших, за ними шкандыбали, раненые еры. Круг разомкнулся. С ликованием убитых героев водрузили на тушу тигра. А раненые сели у туши. Лара присела на валун. К ней приникли две молодые ерки и вылизывали её раны. Повязка, которую я вязал, полетела в толпу и закружилась над головами. Женщины отрывали от неё полоски, нюхали и привязывали к волосам. Я засмотрелся на это стихийное действо и не сразу заметил, что из леса вышли и мои товарищи. Иван был со своей снайперкой, у Димона за спиной виднелся арбалет. Сергей Владимирович снимал праздник еров на небольшую камеру, спотыкаясь на камнях. Я пошёл к ним навстречу.
- Командир, - первым подошёл Николай и простодушно радостно сказал, - а мы тебя опять похоронили.
- Здорово, братуха, - Димон сгрёб меня в объятья.
- Здорово мы его? - спросил, утвердил, скромный Иван
- Что, отпустил он вас? - спросил и я удивленно.
На Вула это было непохоже.
- Мы сами себя отпустили, - сказал Димон, - Иван, расскажи как дело было.
- Когда они нас связывали, - он показал на толпу, - я сразу понял, что охранники они хреновые. Обыскали так, что сверху. У меня нож в ботинке остался. Руки я тоже сложил, как надо. Потом, когда шли, я специально упал. Нож сунул в рукав. За нами шёл один ер. Мы ему были по фиг. Он кузнечиков да мух ловил и жрал. Бог ихний на закорках на мужике сидел. Другие тащили баулы и рюкзаки. Мы позади шли, метров в двадцати.
- Здоровые они всё-таки, - прервал его Николай, - рюкзаки вдвое больше наших, ещё и лавку тащили, – повернулся к Ивану, - извини.
- Да ладно, - отмахнулся Иван, - в общем, он шёл распадком, а толпа пошла верхом. По моему, он её, толпу свою, специально под удар подставлял. Руки-то мы освободили, а толку? С одним ножичком против автомата не попрёшь.
- Еры стрелки плохие, - вырвалось у меня.
- Оно, может, и так. Опять же - этот их вожак снайперку наготове держал. Прицелом крутил по сторонам. Решили мы дождаться привала. Пока суета будет, мы и смоемся. Обратно к тебе, Командир, решили бежать. Они, наверняка, обратно бы не побежали. А тут началось…
- Иван, пусть лучше Дмитрий расскажет, - снова перебил Николай. - У него лучше получится.
Иван кивнул и отступил.
- Я первый Лару увидел. Говорю всем, раз Лара жива, Командир тоже живой. А тебя не видно. Когда Лара начала выступать, еры сбросили груз и тоже начали палками махать. «Бог» начал на них рычать, они на него ноль. Он побежал на опушку, мы тоже рванули, но ер-охранник выскочил вперёд и начал дубиной махать. Пришлось отступить. Слышим выстрел и следом выстрел с сопки. Я увидел, как Лара упала. Потом с сопки из автомата начали поливать.
- Два рожка, точно, - прокомментировал Иван. - А еры драпанули в лес. Двоих, правда, зацепило слегка.
- Да, еры убежали, мы перебежками вперёд… за оружием. Вижу, один этот Бог корчится на земле, больше никого. Иван снайперку схватил.
- Я заметил, где автоматчик сидел, - включился Иван. - Он особо не маскировался. Я его первым же выстрелом снял. А снайпер спрятался. Я залёг и ждал его. Снял его, когда он по ерам палить начал.
- А что же Вул, ну, Бог? - спросил я Димона.
- Осмотрел я его. Не жилец, пуля 5,45. Сам знаешь как она крутит. Вошла со спины в живот. Там сплошное месиво. Легкие, сердце не задето. Вколол ему ампулу, дыру заклеил, перевязал. Лежит на опушке. Даже в сознании.
- Ты ему сколько отмерил? Поговорить с ним можно?
- До вечера может, дотянет, - ответил Димон,- сердце у него здоровое. Говори, всё равно конец.
- Туда ему и дорога, - с сердцем сказал я. - Димон, проводи.
Подошёл Сергей Владимирович:
- Какой экземпляр тигра! Его бы на чучело и в музей. А они его ножами кромсают. Да так ловко. Пир готовят, видели? - и тут же переключился, - вы вниз? - это ко мне. - Я с вами, надо флешки и батареи к камере взять. Тут столько интересного.
Вул лежал на краю поляны, заваленной баулами и рюкзаками. Он выглядел полным стариком, с осунувшимся, серым лицом и ввалившимися, но жесткими глазами:
- Эй, доктор, вколи мне дозу. Давай, делай, что говорю.
Димон посмотрел на меня. Я кивнул. Димон вынул ампулу.
- Что смотришь, Вад? Радуешься? - попёр теперь он на меня, - Вертолёт вызывай. Мне в госпиталь надо. Я ещё жить хочу.
- Нет у меня вертолёта, - ответил я, - да и шевелить тебя нельзя.
- Врёшь, есть. Я слышал, как вы прилетели. Если бы не эти тупые обезьяны, ты бы фиг нас нашёл. Вас бы или тигр сожрал, или сами передохли.
- Такую толпу не спрячешь, - возразил я, - вас бы обязательно заметили.
- Да, мы б такой шухер навели, что не только заметили, но и армию бы послали. Перестреляли бы баб да мелочь. А я б ушёл налегке - не впервой.
- Сволочь ты, Вул, - только я сказал я.
- А ты, «наука», - скосил глаза на Сергея Владимировича, - скажи там своим о моём открытии. Мне, может, медаль положена. Скажи ему, чтоб вертолёт вызвал, - и показал глазами на меня.
- Командир, - по привычке обратился Сергей Владимирович, - и, правда, вызови вертолёт. Он для науки нужен, - показал на Вула.
- Попробую. У нас связь через два часа. Его заберём и сами улетим.
- Нет. Нет. Я с вами не полечу, – убеждённо сказал Сергей Владимирович. - Тут такой материал. Я остаюсь с ними. Я вам бумагу напишу.
- Давай, - осклабился страшной улыбкой Вул, - заместо меня Богом станешь. Только имей ввиду, жрут они много и всё подряд, а особенно, человечину.
Сергей Васильевич ничего не ответил, повернулся и молча пошёл искать свой рюкзак.
- Ты чего пришёл? - уставился Вул на меня. - Пришить хочешь? Как свидетеля?
- Сам сдохнешь, - психанул я, потом спохватился. Не стоило его злить. - Вул, - сказал я миролюбиво, - тебя увезут и я больше тебя не увижу.
- Думаешь сдохну? Нет, не дождёшься. Я живучий. Сколько раз подыхал, а всё живой.
- Я об этом не думаю. Просто меня к тебе вряд ли пустят. Я спросить хочу…
- Спрашивай. Я за спрос не беру. Захочу, отвечу.
- Ты вот тогда проговорился, что вроде про моего отца слышал. Скажи, где, когда, при каких обстоятельствах.
- А, это… Скажу, - охотно согласился Вул.
Я напрягся, Димон тоже. Ведь тогда наши родители были вместе.
- Как положишь меня в вертолёт, так сразу и скажу, - спокойно сказал Вул. - Много расскажу. И про сестру. Понял, ты? - жестко закончил Вул.
- Хорошо, - закипел я,- но если обманешь, собственноручно из вертолёта выброшу. Понял?
- Не выбросишь, - ухмыльнулся Вул.
Мы с Димоном пошли обратно. Я понимал, что Вул опять будет шантажировать меня.
- Слушай, Димон, он выдержит перелёт?
- Не уверен. Он сейчас держится на наркотике. Без него, он бы давно умер от шока.
- Тогда на наркотике он всё выдержит.
- Нет. Ты просто не обратил внимания на его живот. Его убьёт перитонит. Заражение.
- Как же заставить его сознаться? Может спирта дать?
- Какой спирт? У него желудка нет. Да и нет у меня ничего такого.
Костёр уже полыхал. Еры неподалёку строили лагерь. Всё было как обычно, только вся эта суета было весёлой, радостной. Лара и раненые еры лежали и сидели на толстых подстилках из веток. Никто из еров даже не подумал взять хоть что-нибудь из того, что они несли для Вула. Глядя на них я оттаял. Я почувствовал взгляд Лары и посмотрел на неё.
- Я такая счастливая, - радостно сказала она мысленно,- наше племя становится другим. Они перестали бояться. Они свободны.
- Да, - так же радостно, в тон, ответил я, - больше вас никто не заставит делать то, что делать нельзя. Вы будете учиться новой жизни.
- Я хочу много знать, как ты. И чтобы ты был совсем недалеко.
- Я всегда буду недалеко от тебя, - искренне пообещал я.
- Ты научишь нас жить без Бога?
- Со мной есть человек старше и умнее меня, Ученый. Он поможет тебе и племени. Научит вас, что нужно делать, а что нельзя. Научит, как жить рядом с нашим племенем и не обижать друг друга.
- Люди вашего племени очень хорошие. Нам нравится, как они живут. Мы тоже построим такие большие шалаши и будем делать всё так, как они. Командир, - вдруг встревожилась Лара, - к нам идёт аяк. Он маленький, но очень большой. Скоро все увидят его. Мы убьём его, - твёрдо решила она.
- Он с оружием?
- Я не ощущаю от него зла. Он очень усталый.
- Скажи воинам, чтобы они не убивали его.
- Ученый понимает язык аяка. Он поговорит с ним. Потом он скажет, что надо сделать с аяком.
- Я скажу.
Я пошел искать Сергея Владимировича. Тот ходил среди еров, снимал, разговаривал, жестикулировал. Похоже, его понимали и уже принимали за своего.
- Сергей Владимирович, - окликнул я, - мне надо вам кое что сказать. Срочно.
- Что случилось, Командир? - обеспокоенно спросил Сергей Владимирович, подходя ко мне.
- Лара сказала, что сюда идёт китаец. Скоро его все увидят. Представляете, что тут будет?
- Интересно, как же она это узнала?
- Она чувствует чужаков и своих тоже, когда они ещё далеко. Кстати, Лара сказала, что у китайца «нет зла». Я сказал, чтоб его не трогали, а Лара сказала, что вы с ним будете говорить «одним языком», и вы скажете, что с китайцем делать.
- Ого! Но, вообще-то, вы всё правильно сделали. Что же мы стоим? Идём навстречу китайцу.
Мы пошли в бок и вверх по сопке, куда мне показала Лара. Уже не видно было лагеря, а впереди, никого нет.
- Командир, давайте присядем, переведём дыхание. А Лара не могла ошибиться?
- Нет. Проверено. Серей Владимирович, она просит научить их жить без «Бога», самостоятельно. Я сказал, что вы их научите.
- Правильно сказал. У них была стадная организация. «Бог», это пастух. Куда погонит - туда и идут. Теперь у них будет Вождь. Всё может повториться, если пустить на самотёк. Будем воспитывать социум.
- Какой социум? - не понял я. - И почему её, такую молодую выбрали Вождём?
- По порядку. Социум, это устройство жизни сообщества, племени, в данном случае. А насчёт Вождя, то её никто не выбирал.
- Ну, не сама же она, ну, как бы сказать, власть взяла.
- И не сама. Просто она особенный человек, более сильный психически. Вот она с тобой мысленно говорит, а другие?
- Нет, я их не слышу. Лара говорит, что они меня понимают, но не всё.
- Понятно, что со своими она общается ещё в большей степени. Помните, как ер её развязал? Их «Бог» об этом не подумал, когда оставил вас на съедение.
Из леса не торопясь вышел человек в шёлковом оранжевом халате. Временами он опирался на небольшую трость.
- А вот и китаец, - сказал Сергей Владимирович. - Вот тоже факт. Только она почуяла китайца. На главного Ламу в Тибете выбирают мальчика, а в Непале девочку. Почему? За какие-то способности, которые у них будут во взрослой жизни. Так и с Ларой. Пойдём навстречу, Командир. Так будет правильно.
Мы остановились в трёх шагах друг от друга. Китаец слегка поклонился и что-то сказал. Сергей Владимирович сделал такой же жест и ответил. В глазах китайца мелькнула радость.
Сергей Владимирович показал на меня, стоящего столбом, и сказал несколько фраз. Китаец повернулся ко мне, заулыбался, сказал что-то и поклонился. Сергей Владимирович перевёл:
- Старший лама приветствует большого начальника и просит выслушать его.
- Что мне надо сделать? - спросил я его.
- Наклони голову в знак согласия. Я расспрошу, потом расскажу тебе. Ты примешь решение.
- Хорошо, - сказал я улыбнулся и наклонил голову. Китаец в ответ тоже.
Мы присели на землю. Китаец стал говорить, а Сергей Владимирович слушал и кивал головой. Иногда он задавал вопросы, и китаец молотил по своему. Я сидел и думал, как здорово получилось, что мы взяли с собой такого человека. Сколько бы мы наломали дров по недоумию. Вот что значит, настоящий учёный. Наконец китаец замолк.
Сергей Владимирович повернулся ко мне:
- Тут целая история. Племя еров, они их называют, йети, напали на монастырь, «на высокой горе» и разграбили его. Монахов, которые защищались, убили, остальные разбежались. Их вожак, русский человек, жестокий и лживый. Он забрал много ценностей и забрал святыню, дар бога. Она делает человека сильным. Сильный злой человек опасен всем. Они, монахи, стали приручать животных, без них, «йети» трудно выследить, а человеку йети не победить. Вожак узнал об этом и повёл племя и пленников из Тибета сюда. Монахи догнали их в пути, но задержать не смогли, потому что вожак владеет святыней.
- Это было нападение собак, - сказал я.
- Возможно, - продолжил Сергей Владимирович. - На помощь монахам привели «новых драконов», пресловутых тигров. Но «йети» нашли помощь у наших людей и убили всех «драконов», кроме одного. Сегодня он тоже умер. Его помощники убиты вожаком. Но «стрелок», перед смертью, сказал, что он убил вожака. Лама не понимает, кто же убил обоих «стрелков». Старший лама решил идти в племя и попросить вернуть святыню. Без неё он не может вернуться, пусть его лучше убьют и съедят. Твоё решение, Командир?
- Сергей Владимирович, конечно надо вернуть, - внимательно прислушивающийся китаец, понял меня, и чуть заметно наклонил голову. А может он понимает наш язык? - Мы гарантируем ему безопасность. И ещё скажите, что Вожак ещё жив, но скоро умрёт, и больше он не Вожак.
Сергей Владимирович начал переводить, но мне показалось, что хитрый китаец уже всё понял. Но он внимательно выслушал и степенно поулыбался и покланялся мне.
Мы кромкой леса прошли к месту, где лежал Вул. Непроницаемое лицо ламы исказилось ненавистью, когда он встретился взглядом с Вулом. Тот тоже ответил не меньшей ненавистью.
- Вот, - сказал я, - здесь всё, что у них было. Ищите. Забирайте всё. Мы вообще уйдем.
Лама заговорил. Сергей Владимирович перевёл:
- Лама благодарит тебя. Он видит, что вы, мы значит, «благородные люди», не воры. И просит помочь.
Мы распаковывали баул за баулом, которые показывал лама. Распаковали рюкзаки. На поляне высилась целая гора всяких ценностей: украшений, золотых изделий, ярких тканей.
Но того, что искал Лама, не было.
- Давайте спросим Вула, куда он дел эту штуку, - предложил я.
Мы подошли к Вулу. Он услышал наши шаги и открыл глаза.
- Вул, - сказал я, - война закончилась. Скажи ты ему, куда ты дел их Святыню. Всё равно тебе это уже не понадобится.
- Нет, - натужно ответил Вул, - тебе дарю, - усмехнулся, - по старой памяти. А эти, - повёл глазами на ламу, - пусть локти кусают и вспоминают, как надо мной издевались.
- Вы одной ногой в могиле - вмешался Сергей Владимирович, - Простите Вы их. А Вас Бог простит.
- Мой бог - Дьявол, Везельвул. Уходите, - чуть повернулся и что-то сказал по китайски.
Лама резко повернулся и пошёл прочь. Мы пошли следом.
- Что он сказал? - спросил я.
- Это ругательство. Послал, по нашему.
- Сергей Владимирович, скажи Ламе, что я попрошу йети поискать его вещь.
- Командир, это хорошая идея.
- Будьте здесь. Я пойду к Ларе.
Лара, в окружении молодых девушек и ребятишек, сидела и зашивала разорванное платье.
- Лара, - обратился я к ней, - я привёл аяка.чтобы он взял свою вещь, которую силой забрал ваш Бог, там, в далёких горах.
- Я знаю, - просто сказала она, - пусть забирает, что ему надо. У нас нет зла к нему. Он старый и больной.
- Но он не нашёл то, что искал. Бог не хочет отдавать её. Не говорит, куда спрятал.
- Бог не хочет? Тогда аяк не возьмёт вещь и уйдёт.
- Но я хочу вернуть её. Тогда у вас с аяками не будет вражды. Они не будут бояться и убивать вас. А вы не будете бояться их и убивать их. Это называется - мир. Как с нашим племенем.
- Никто не будет бояться и умирать. Это хорошо. Что ты хочешь спросить? Говори.
- Я прошу позвать мужчину, который шёл путь с Богом. Он пойдёт со мной и покажет, где лежит вещь, которой нет среди вещей на земле.
- Сейчас он придёт. Я скажу так, как сказал ты. Он найдёт.
Через минуту пришёл пожилой ер. Посмотрел на меня.
- Иди, Командир. Он найдет то, что ты ищешь.
Я провёл ера так, чтобы он не приблизился к Вулу. Мало ли что. Когда мы появились на поляне, лама и Сергей Владимирович увлеченно беседовали. Увидев ера, лицо ламы напряглось, но другим ничем он не проявил себя. Сергей Владимирович, напротив, радостно пошёл навстречу еру. Тот сначала напрягся, потом взял осторожно протянутую руку и изобразил улыбку.
- Здесь нет одной вещи, - сказал я еру, глядя ему в глаза. Она лежит в лесу. Мы не можем найти. Ты можешь найти.
Ер понял меня. Он обошёл вещи обнюхал все сумки и рюкзаки. Выразительно посмотрел на меня. И пошёл прочь.
Я посмотрел на Сергея Владимировича. Он растеряно смотрел в спину уходящего ера. Я, наверное, выглядел также.
- Идите за ним, - почему-то шёпотом сказал Сергей Владимирович.
Ер почти вышел на опушку. Принюхался. Сделал несколько шагов в заросли. Я пошёл к нему. В зарослях лежал ствол упавшего дерева. Ер засунул руку в переплетение вывороченных корней. И вытащил ещё один рюкзак. Принес ко мне, положил у ног и склонил голову. Он так мне напомнил бабулина кота Рыжика из довоенной жизни, что я автоматически погладил его ладонью по голове и сказал от души:
- Спасибо.
Ер посмотрел на меня с такой преданностью, что я смутился. Потом повернулся и ушёл.
Я принёс рюкзак и подал его ламе. Тот быстро открыл рюкзак. И вытащил из него, завёрнутую в плёнку китайскую шкатулку. Руки его дрожали. По щеке пробежала слеза. Мне стало не по себе.
Вот что такое - «Вера»? Человек переносит лишения, преодолевает преграды, теряет близких, чтобы заполучить её символ. Это трогательно и трагично.
- Скажите ему, - негромко сказал я, пусть возьмёт всё, что ему надо. Мы дадим ему еды на дорогу. Может останется на ужин с нами?
- Я должен идти, - с акцентом сказал по русски лама. - Меня ждут. Это всё ваше, - показал на лежащие вещи. Еду я найду на пути. Спасибо.
Я допускал, что китаец понимает нас, но всё равно был поражён. Лама поклонился мне, потом, Сергею Владимировичу, улыбаясь, посмотрел на меня и сказал:
- Я знал вашу страну, ваш язык. Вы хорошие люди. Не верьте Вожаку, его слова лживы и несут смерть, - нежно водрузил рюкзак на плечи и, не оглядываясь, пошёл.
Мы, как-то разом выдохнули:
- Счастливого пути.
Когда уже не стало слышно его шагов, Сергей Владимирович весело сказал:
- А я распинался на китайском. Впрочем, это была неплохая практика.
Мы проходили мимо Вула. Он открыл глаза. Я сказал на ходу:
- Нашли мы его «святыню».
Серое лицо Вула исказилась гримасой боли. Он прошипел нам вслед:
- Дураки, лохи. Эта штука даёт силу и власть. И богатство…
Когда мы уже подходили к лагерю еров, Сергей Владимирович вдруг задал мне вопрос:
- Командир, что ты хочешь делать с этим богатством?
- По идее надо всё отдать племени, но толку не будет. Для них - это игрушки. Пока не знаю.
- Конечно это собственность племени. Несмотря даже, как оно получено. Наш закон они не нарушали. Если оценить всё, что лежит в лесу, то на эти средства можно построить для них посёлок, школу, больницу, приобрести скот.
- Скот зачем? - не понял я.
- А чем кормить племя? Как сказал бывший Бог: «едят они много».
- Это точно. И кто же этим будет заниматься? Они же полные дети.
- Вот, вот. Им нужен толковый руководитель. Который их понимает.
- Вы на меня намекаете? Нет, Вы куда лучше. Вы знаете, что им нужно.
- Не отрицаю. Я хочу остаться в племени. Я буду учить их современной жизни. Лучше всего это делать через детей. Так что буду рядом. А вы рядом с Ларой. Ей нужна ваша помощь.
Я в мечтах видел Лару в качестве дочери, которая жила бы со мной и училась в школе и дальше. С другой стороны я понимал, что поменять племя, где она Вождь, на город, которого не знает в принципе, она, наверное, не согласится. Но жить в племени, стать ером, для меня - полный абсурд. Сергей Владимирович показал мне выход из тупика. Я знаю, что такое стройка, что такое руководить. И ерам не надо будет бродить по окрестностям, собирая пропитание и наводя страх.
Мы шли молча какое-то время. Потом я повернулся к Сергею Владимировичу:
- А Вы, точно, не бросите меня? Ведь это надолго.
- Не брошу, - твердо заверил меня Сергей Владимирович и улыбнулся. - У тебя уже и заведующий больницы есть - Дмитрий, и участковый - Иван, и зам по хозяйственной части - Николай.
- Мне, конечно надо будет подучиться. И есть у кого. У меня есть хороший товарищ, он поднял село, настоящий хозяин.
- Надо это рассказать Ларе. Я уверен, что она поймёт, – заключил Сергей Владимирович.
Лара сидела на своём месте в платье, со сверкающими бусами (собрали ж ведь), украшенная цветочками и веточками в волосах. Счастливый ребёнок.
- Лара, – спросил я, - мы можем недолго поговорить?
- Командир, ты хочешь говорить о том, как будет потом? Я тоже хочу говорить об этом.
Как велика разница слов от мысли. То, что я говорил бы не меньше часа, уместилось в секунды. Я сказал о городе, о богатстве, о разговоре с Сергеем Владимировичем про строительство посёлка для еров. О своём месте в этом деле.
Какую улыбку я получил в ответ! Я подумал: «Сейчас она обнимет меня».
- Конечно, – услышал в ответ, и утонул в её объятьях, - вы так хорошо придумали. Я хочу, чтобы наше племя жили в доме, как Полина и Петя. Я скажу это всем.
- Всё, - со смехом подумал я, - влип Вадим, теперь не открутишься.
Лара всё поняла и засмеялась счастливым смехом.
День перевалил на закат, но солнце светило в полную силу. Небо, как никогда, было голубым. Ветер был ласковым, тёплым. Костёр прогорел, но ещё дышал жаром. Всё племя собралось у кострища и вдыхало аромат еды. Лара вышла к кострищу и заговорила. Точнее, она обводила глазами собравшихся и время от времени жестикулировала. Из толпы стали выходить девочки- ерки разного возраста. Они выстроились в ряд и застыли. Лара подошла к ним и пошла вдоль ряда. Она прикасалась ладонью к головке и через секунды переходила к другой. Прошла весь ряд. Отступила к центру и легонько рыкнула. Все девочки, кроме одной, упали на четвереньки. Под радостный рёв толпы, Лара подняла девочку над головой.
Потом осторожно отпустила на землю и та побежала к своей матери.
А Лара снова начала «говорить». Сначала все затихли, потом тишина постепенно накалялась восторженными рычаниями, которые перешли в пляску, толпа прыгала и дёргалась. Как я знал по себе, мысленному разговору не мешают то, что ты делаешь, если даже ты говоришь вслух о другом. Они и слушали и радостно орали. Лара обошла кострище, и старшие еры приступили к раздаче еды. Вскоре слышалось только чавканье и хруст костей. Мои товарищи смотрели во все глаза этот спектакль. Сергей Владимирович, как тень, сновал со своей камерой, на него никто не обращал внимания. Нам тоже принесли куски мяса, завёрнутые в листья.
- Попробуйте, - настаивал я, - потом будете детям рассказывать, что съели последнего монстра. Смотрите на меня.
Я отрезал кусок и начал жевать. Оказалось, что мясо жёстковатое, но вполне съедобное. Особенно, если ты весь день ничего не ел.
- Вот под сто грамм бы, - мечтательно произнёс Николай, - но отрезал пластик и положил в рот. – А ничего. Хоть и без соли, - сказал удивлённо, и отрезал следующий кусок.
За ним начали есть и остальные.
После еды еры блаженно разлеглись у на поляне. Те, которые были парами, копались друг у друга в волосах и это, было видно, обоим нравилось. Дети весело бегали, играли в свои детские игры, а зрачки глаз мамаш следили за ними.
Ко мне подошёл Димон.
- Вадим, там этот Бог ихний, скоро концы отдаст. Тебя зовёт.
Я пошёл с надеждой услышать что-нибудь о своих. Зачем эту тайну тащить ему в могилу.
Вул действительно выглядел плохо. Живот налился синевой. Глаза провалились в глазницы.
Жалость шевельнулась во мне. Жизнь заканчивается в забвении. Никому он не нужен.
- Ты, Вад, - услышал я упрямый хрип, - отнеси меня к костру. Попрощаться хочу с ними. Давай побыстрей. Потом скажу тебе о ваших предках.
Эти слова всё решили. Мы с Димоном положили его на кусок синей ткани и понесли.
Нас встретили настороженным неприязненным ворчанием. Лара посмотрела на меня, и я услышал с неприязненным оттенком:
- Вы принесли дыхание смерти.
- Он хочет попрощаться с вами. Он скоро умрёт, - ответил я.
Мы положили Вула по другую сторону костра. Но еры не подошли, они взъерошились и отступили от костра. Дети спрятались за матерей.
- Приподними меня, - попросил Димона Вул.
Димон приподнял и прислонил его к камню. Как же всё-таки они его боялись! Толпа отступила ещё дальше. Только Лара осталась на месте.
Вул заговорил. Чтобы понять его я наклонился к нему.
- Скажи ей, - я понял, Ларе, - пусть подойдёт, я отдам ей символ власти Бога, – и он медленно приподнял ладонь. На ней лежала красивая, позолоченная с орнаментом шариковая ручка.
- Лара, обратился я к ней. Он хочет отдать тебе знак власти Бога. Он у него в руке.
- Я не хочу брать от него этот знак. Знак смерти.
- Возьми символ! - прохрипел повелительно Вул.
Лара молча, медленно подошла к Вулу и наклонилась к нему. Раздался хлопок.
Я понял всё. В мозгу мелькнула мысль Лары: «Это смерть». Я подскочил к ней и подхватил на руки.
А Вул засмеялся громко, утробно и прохрипел:
- Думал, я каяться начну? Нет, я…- конвульсии прервали его, он дернулся, сполз с камня и затих.
- Димон, - заорал я,- спаси её.
Мы положили Лару на землю. Её голова лежала на моих коленях. Димон пощупал пульс. Посмотрел на меня Лару, на меня:
- Вадим, это цианистый калий. Она умерла сразу, - осторожно поднял ручку, - это ручка-пистолет. Пуля отравлена.
Я услышал вой, страшный, многоголосый. Я тоже завыл, по звериному, как еры. Боль пронзила грудь. Потом наступил мрак.
Сибирские сердца.
Книга вторая.
Очнулся я под ёлкой. Из-под ветвей пробивался сумрачный свет. Я ничего не мог понять, где я, что случилось. Как будто отшибло память. Потом разглядел лежащих людей. Потом какой-то тёмный куль. Из него показалось лицо Димона. Он печально и нежно посмотрел на меня и тихо сказал:
- Вот ты и проснулся.
- Где я? Что со мной? Где еры?
- Мы в лесу. Еры далеко. А ты спал, - он бережно взял мою руку и пощупал пульс.
- Почему далеко? Почему ушли? Почему не разбудили? – твердил бессмысленно я.
Проснулись остальные. Потянуло дымом. Меня потянуло на воздух, и я выполз из-под ёлки. Горел костёр. Возле него суетился Николай. Остальные, молча, стояли возле меня.
- Где еры? - озираясь снова спросил я.
- Еры ушли, - голос Сергея Владимировича был сокрушённым. - Мы не знаем куда они ушли.
- А где Лара? - язык еле ворочался во рту.
- Лары нет, – с печалью в голосе ответил Сергей Владимирович. – Этот подлец убил её.
Я всё вспомнил. Ноги задрожали и я сел, где стоял. У меня снова защемило в груди. Молчал я, молчали остальные.
- Как я здесь оказался? - хрипло спросил Димона.
- Ты потерял сознание. Еры с дубинами пошли на нас с тобой. Хорошо, Сергей Владимирович был рядом. Мы тебя потащили. Николай схватил рюкзак, Иван - винтовку, и в лес.
- Хорошо, что мы бежали через поляну где этот гад лежал, - вмешался Иван.- Они за нами шли. Я чуть не сорвался, - выразительно потряс снайперкой. – Они остановились на опушке. Орали жутко.
- Это место для них теперь проклято, табу, по научному, - добавил Сергей Владимирович.
- У тебя был небольшой инфаркт, - негромко сказал Димон. - Тебе надо лежать. Хорошо, что мы были вместе. Я сразу сделал тебе укол.
Лагерь ушёл? – снова переспросил я. - А что с Ларой?
Иван вопросительно переглянулся с Димоном. Но Сергей Владимирович понял меня.
- Лару они унесли с собой. А этого мерзавца размозжили дубинами в клочья, – и пояснил, - я там камеру выронил. Когда они ушли, мы с Иваном ходили её искать.
- Нашли?
- Нашли. Практически целая, только трещина на экране.- Сергей Владимирович достал камеру,- И работает. - Он повернул экран ко мне.
- Не про камеру. Про следы… - раздражённо начал я.
Экранчик поморгал и засветился. С экрана с улыбкой смотрела Лара. Черная трещина рассекала её с плеча наискосок через сердце. У меня началась истерика. Меня затрясло.
- Я, только я виновен в её смерти.
Нет больше этой улыбки, нет единения мысли. Нет ничего. Лох. Кому поверил… Как она не хотела. А я настоял. Начались рыдания. Меня успокоил укол, который сделал Димон. Он усыпил меня.
Димон, наверное, вкатил мне, наверное, лошадиную дозу. Я проснулся в белой палате на белой кровати, совершенно разбитым. Мне было всё равно. Равнодушие и пустота. Армейская дисциплинированность двигала моими действиями. Мне приказывали, я выполнял, ел, пил, подставлял руку для укола, шёл, куда меня вели. И не хотел ни с кем говорить. Я сам не думал, что так буду вести себя. Когда погибла Светлана, а потом жена и дочь, такого не было. Горе, безысходность были. Но не так. В те времена мы были в постоянном ожидании смерти. Но уже почти десять лет были мирными, и мы отвыкли от этого. Может, просто у меня кончился запас прочности восприятия потерь. Меня выписали из больницы через неделю. Физически я был здоров. Направили в санаторий.
Наш местный санаторий сильно изменился. В школьные годы я помнил его тремя скромными зданиями с какими-то сарайчиками, в которых были склады мячей и лыж. Сейчас стояло множество многоэтажных красивых корпусов.
В первых же день мой сосед по комнате узнал меня по фотографиям в газете. Он начал приставать с распросами, я отказался. Но когда он назвал еров дикими зверями, на отстрел которых надо давать лицензию, я влепил ему в морду так, что вызвали врача. Меня перевели в отдельную комнатушку и приставили медсестру. Она по утрам заставляла меня подниматься с постели, провожала в столовую, водила на прогулку. Мы не разговаривали. Обычно я сидел на скамье на взгорке и смотрел на сопки. Женщина сидела рядом и тоже смотрела на сопки. Где-то на третий день моего сиденья пошёл сильный и холодный дождь. Я был в ветровке. А женщина в одном халате. Бежать мне не хотелось, да и стыдно. Я снял ветровку, подвинулся к женщине вплотную и укрыл курткой нас обоих. Моя рука легла на её плечо. Женщина прильнула ко мне. И вдруг горячая капля обожгла мне грудь. Потом другая. Я впервые посмотрел на неё, как на человека. Она молча, плакала. Я видел, как ей трудно сдержать себя, но слезинка за слезинкой раскалёнными каплями обжигали меня. На меня это навело такую печаль, что слёза, как не старался я её сдержать, выкатилась и упала на её щёку. Шёл дождь. Нам не было стыдно друг перед другом. Мы оба оплакивали прошлое. И никто нам не мешал.
Эти минуты сблизили нас, похоже, навсегда.
Вера, медсестра, рассказала свою трагическую историю.
- Я видела вас раньше, несколь раз, - сказала мне Вера, когда кончился дождь и выглянуло солце.- Вы приехали в нашу деревню на военной машине, когда на нас напали люди-великаны. Меня тащил по улице один такой людоед, а тут ваша машина упала на бок. Людоед бросил меня и побежал к машине. Вдвоём они вытащили вас из башни и волоком потащили. Вы были без сознания, голова болталась, как тряпичная. Я убежала к своим.
- Верно. Значит вы из этого села? Обратно уже не поехали?
- Куда ехать? Наш дом сломали. И везде запах тления. Она тогда была везде. В домах, на улице. Один раз я пошла в село. Прошло много времени. Уже трава выросла на улице. А мне чудится запах крови. Не смогла, хоть я врач по образованию. Там никто не захотел жить. Попросилась сюда медсестрой. Жить и работать. Без крови.
- А где ещё вы видели меня?
- Там же у села. Когда военные нас нашли, мы должны были ехать. Я шла к машине, когда приехали вы, опять на военной машине. Рядом с вами был брат.
- Как вы узнали?
- Вы немного похожи. И он смотрел на вас, как брат. Я не ошиблась?
- Нет, – удивился я. - Я думал мы не похожи.
- Вы разные, но чем-то похожие. Вас называли героем, вы улыбались, а глаза были грустные, как сейчас.
- Да. Тогда я потерял друга и думал, что навсегда.
- А я потеряла мужа и дочку. Даже не знаю где их косточки. Звери всё растаскали.
- А я нашёл её. Своего друга, - уточнил я. - Нашёл и снова потерял. Из-за моей глупости она погибла.
Мы стали рассказывать друг другу истории своей жизни. Нам не хватило дня и вечера и следующего дня и следующего. Но про своё бандитское прошлое я не говорил. Стыдно.
Был день мед. осмотра. Мы в кабинете были вдвоём. Я снял рубаху. Вера подошла ко мне. Её рука нежно прикоснулась к шраму на моей груди.
- А у меня тоже шрам. И почти такой же. В детстве меня чуть не убили. Я покажу. – и расстегнула халат на груди.
Под лифчиком краснело пятно давнего пулевого ранения. Я поднял глаза и замер. Вот почему её глаза мне всегда казались знакомыми. Я узнал в ней ту девочку, в которую стрелял много лет назад. Я отшатнулся. На лице выступил пот.
- Что с тобой? - вскликнула Вера, стараясь поддержать меня.
- Это ведь я стрелял, – я сел и закрыл лицо руками.
Какое-то проклятье преследовало меня. Как только я встречал хорошего человека, тут же складывалось так, что я его терял.
- Ты?- она изумилась.- Как ты мог быть у нас? Постой, – и разомкнула руки на моём лице, - точно. Теперь узнаю. Бандит рвал на мне рубаху, а я смотрела на тебя и просила: «Застрели».
- Да. Это был я. Я выстрелил в тебя. Из жалости. У меня сестра была такая. А вторым выстрелом снес ему голову.
- Этого я не помню. Пуля скользнула по ребру, сломала его. Так что хорошо обошлось.
- Значит, теперь всё? - голос у меня совсем упал.
- Как всё? Чего всё?
- Ну. Ты же не знала, что я был бандитом тогда, теперь знаешь. Зачем я такой?
- Ну, дураки, мужики, - она горячо обняла меня и поцеловала в губы. - Ты мой спаситель. И тогда, и потом, и сейчас, и всегда.
Больше мы не расставались. Горе сблизило и связало нас. Мы уехали ко мне вместе.
Прошлое стало кошмарным сном, который ты, проснувшись солнечным утром, гонишь от себя, стараешься забыть. Димон, когда навещал меня говорил о чём угодно, но только не о ерах и поисках родителей. Мы работали, у нас появилась дочка (опять дочка), мы были счастливы. Меня наградили медалью и автомобилем – за заслуги. Я немного поломался, а потом решил: «Ну и пусть». Машина с газоводяным движком, это здорово. Стоит где-то под присмотром, но числится, как моя. В любое время, её тебе доставят. Садись и катись. Дальше речки, в лес мы не выезжали. Прошла зима и весна. Нам обещали отпуск вместе. Правда, поехать можно только в наш санаторий. Страна ещё в радиоактивных развалинах. Но просто побездельничать с любимым человеком можно везде. До отпуска осталась неделя. Меня вызвали в исполком. Так сейчас называлась новая власть.
Я ехал по улице и любовался своим городом. Серый дом давно отстроили. Восстановили церковь. Вместо старых коробок там и там, стояли новые высотки в островках зелёных деревьев. Только один разрушенный дом был оставлен, как памятник. Здорово развернулась новая власть. Когда-то дед ворчал:
- Жить и работать без плана нельзя. Как можно что-то строить, не зная, будут ли у тебя материалы, рабочие, хватит ли денег. Болтают, что рынок отрегулирует что-то. Частнику плевать, что ты стройку затеял, ему деньгу сорвать с тебя, да побольше.
Сейчас план - это закон. Все знают - для его выполнения задействовано всё: заводы, люди, материалы и время. Подводить нельзя. Прав был дед. Я теперь сам работаю в этой сфере. Планирую и отвечаю головой за качество плана.
Частного капитала почти не осталось, отдельные умельцы занимаются своим ремеслом, есть и частные фирмы. Крупные предприятия перешли городу, а теперь стране - за убытки, за долги и по ренте. Некоторые хозяева, особенно пожилые, просят забрать их предприятия за выплату пожизненной ренты с дохода. Кое-кто даже остался на них работать. Из бывших владельцев есть два директора, очень уважаемые люди, один мастер и трое рабочих - среди них один сторож.
Знакомый, бывший владелец супермаркета, который сейчас работает сторожем, мне сказал как-то:
- Мы со старухой остались одни. Сын ушёл с белоленточниками, убили его. Зачем мне это богатство и головная боль: где взять, как продать? Власти включили мой «маркет» в план поставок и сбыта, но всё равно тяжело. Ответственность. Сейчас работаю из ревности, слежу. Воруют редко, из баловства. Ренты мне б хватило уехать хоть на край света. Только край сейчас слишком близко. Отдаю деньги на дет.сады. Зачем они нам в могиле.
В сером доме меня ждали. Лифт - гордость города - первый лифт своего завода грузоподъёмных машин доставил меня на седьмой этаж. Я вспомнил послевоенные годы. По этим коридорам ходили толпы озабоченных и обозлённых людей, почти у каждой двери охрана. И я в охране стоял. Неумолчный гул, иногда ругань, иногда слёзы. Теперь я шёл по уютному, в цветах, пустому коридору. Миловидная секретарша вышла навстречу в распахнутую дверь.
- Проходите, пожалуйста. Вас ждут,- и шепнула, - там такой человек интересный приехал.
Меня встретил у двери сам Железняк. Наши дороги давно разошлись, но при встрече мы вновь становились хорошими знакомыми. Он помнил моего деда и однажды спросил:
- Ты не против того, чтобы память деда твоего увековечить, улицу назвать, например.
- Я лично против. Да и дед тоже был бы против, – сказал я без всякой рисовки. – Не надо.
Железняк погрузнел, поседел, но энергии в нем не убавилось. Он заслонил собой сидящего за столом человека.
- Проходи. Очень ждём. Познакомься, - и отступил, пропуская меня.
Да мне эта голова была давно знакома. Из-за стола уже шёл навстречу Сергей Владимирович. Мы радостно обнялись. После первых слов - «Как вы?» - с обеих сторон и стакана местного «курильского» чая (тоже наша гордость) я не выдержал, спросил:
- «Наука», наверное, просит мои мемуары? Меня уже подбивали книгу написать. Ты, мол, только расскажи, а мы от твоего имени распишем так, что Толстой позавидует.
- «Наука» просит тебя. И не только наука. Он, - Сергей Владимирович показал на Железняка, - тоже просит.
Получается, они на «ты», отметил я про себя. Вот почему встреча здесь.
- Меня? Что значит, меня? - во мне зашевелилось нехорошее предчуствие того, что отпуск полетит кувырком. - К вам в институт что ли?
Институт истории и этнографии теперь занимал бывший старый посёлок в пригороде. Старые дома стали музейными экспонатами и интерьером институтского городка. Однажды я ездил к ним согласовывать план. Но Владимировича там не встречал.
- Дорогой, Вадим Вадимыч, - плохое начало, подумал я,- ты, конечно, в курсе, что к нашему краю присоединились Хакасия и весь Алтай, – торжественно начал Сергей Владимирович.
- Знаю. Они и до этого отсоединенными не были, - подколол я его шуткой.
- Ну, теперь - другое дело. Они будут жить по нашим законам, – отпарировал Сергей Владимирович. - Но дело не в этом. Они просят помощи…
- Составлять планы, - в тон ему продолжил я.
Железняк и Сергей Владимирович рассмеялись, я тоже. Похоже, угадал. Но лицо Сергея Владимировича посуровело, на него будто набежала тень.
- Дело в том, что власти Алтая просят дать разрешение на отстрел еров. Они терроризируют население.
Я молчал. Просто не знал, что говорить? Сочувствовать, возмущаться. Еры стали для меня далёким прошлым, которое я почти забыл. Тогда Железняк взял лист гербовой бумаги со стола и стал читать:
- «В целях защиты общественного и личного имущества в виде скота, а также жизни проживающих жителей просим дать разрешение на отстрел появившейся стаи странных человекообразных существ, которые нападают на скот с целью убийства и поедания. Имеются неоднократные нападения на местных жителей и их последующего людоедства.»
Железняк посмотрел на меня:
- Написано, конечно, коряво. Но суть понятна. Дальше перечисляется: где, сколько и какого скота они уже убили. Разного, даже собак. Жителей убили четверых, двух охотников, рыбака и жителя, который поехал в лес за дровами. Убили и его, и лошадь. И всех съели. По останкам определили.
- А вот тут любопытное сообщение, – Сергей Владимирович взял другой листок. - Еры напали на лагерь туристов. Те начали кричать. Один ер, как уверяют туристы, прорычал: «Друг. Командир». И еры ушли. Понимаешь, Вадим?
- Пока не очень.
- Те четверо, которых убили, были алтайцы. А тут были русские, и ер крикнул им: «Командир». Они помнят тебя. Кстати, сообщают, что по ерам уже стреляют, но ни убитых, ни раненых не находят. Им надо помочь.
- Как я могу помочь? Сергей Владимирович, вы же лучше меня с ними ладили.
- Я уже выезжал на место. Сейчас найти их очень трудно. Вертолёт в ремонте, другой авиатехники нет. А маскировке их учить не надо, ты знаешь. Мы даже не знаем, где они зимовали. Когда информация к нам попала, уже началось лето. Мы не нашли их следы. Определили только примерный район поиска.
- Совершенно не представляю, что можно сделать. Даже если допустить, что я их найду, а дальше? Уговорить их есть траву? Или уйти в Китай. Пусть их убьют не на нашей территории. Как уговаривать? Я по еровски не говорю.
Железняк обратился к Сергею Владимировичу:
- Сергей, я этого ожидал. Он прав. Ваши еры превратились в зверей, стали опасны для общества. Выхода нет. Они обречены.
Сергей Владимирович нервно зашагал по кабинету, туда, обратно. Повернулся к нам. Лицо его искажала боль и злость. Таким я его никогда не видел:
- Ты… Вы…- у него перехватило дыхание, он остановился и показал на нас пальцем. - Вы убийцы, – резко выдохнул и продолжил чуть спокойнее, - это же убийство ни в чём неповинных людей, - ладонью будто закрыл рот Железняку. - Да, они люди. Такие же, как и мы. Они, как говорил их пресловутый Бог, хотят есть. Они не знают разницы между коровой и медведем. А вы их за это хотите убить. Там же женщины, дети! - голос его сорвался на крик.
- Извини, Сергей, - смущенно заговорил Железняк, - мы не убийцы. Мы просто не знаем, что делать. Подскажи. Ты же наука. У тебя институт целый.
- Я за тем и приехал, – немного успокоившись ответил Сергей Владимирович. - Я тебе уже показывал план обустройства их жизни?
- Показывал. Я согласен. Тем более деньги вы сами предоставили. Ценностей там хватит на хороший посёлок и инфраструктуру. Мы готовы через две, ну, три недели начать стройку. Но где? И как вы их заманите? Как удержите?
- Поэтому я и попросил тебя пригласить Вадима. Без него ничего не получится. Для них, он – Командир. Значит, Вожак. Он всегда был с Ларой. Это тоже очень важно.
- Да они порвут меня за неё, - глухо подал я голос. - Из-за меня она погибла.
- Высоколобые «хомо-сапиенс», - съязвил Сергей Владимирович, - они же другие. Они сразу определили убийцу, потому и размозжили своего «Бога». Они видели, что мы силой утащили их Командира. Мы, по недоумию, спасали тебя, а они шли к тебе, как к Спасителю, новому Вождю, если хотите.
- Какой я был тогда Спаситель, - грустно сказал я.
- Ты вспомни, какие планы мы строили. Как их приняла Лара. Как радовались еры. Конечно, если бы ты не сорвался, ну, ни инфаркт и нервы, то всё было бы иначе.
- Всё было, как было. Если бы у меня был пистолет тогда, я бы застрелился. Мне не до еров было.
- Вот. Вот. До них никому нет дела. Без Бога, без Вожака. Да в таких условиях и люди звереют. Этому примеров, масса. Даже наш город, тому подтверждение.
- Не льсти, Сергей, - чуть смутившись сказал Железняк.
- Это я не тебе, - отмахнулся Сергей Владимирович, - ему. Он сам свидетель. Вожак - концентрированная воля всех. Вожак настроен на созидание, видит путь и цель. Толпа превращается в коллектив, которому под силу любое дело, - высокопарно закончил Сергей Владимирович.
- Смогу ли я без Лары справиться с ними? – смутился я.- Я бы предложил строить посёлок недалеко от Лесного, там, где мы вместе воевали. Еры должны помнить тех людей, а жители помнят их.
- Вот видишь, - радостно сказал Сергей Владимирович, Железняку, - он уже помогает, – потом ко мне, - соглашайтеь, Вадим. Мы проведём с тобой небольшой курс в нашем институте. Потом найдём племя. Ты говорил, что они всё понимают. Я уверен, что ты станешь их Вождём и приведёшь в посёлок.
- Подождите, - спохватился я. - У меня же семья, маленькая дочь. Взять с собой, нельзя. Еры на глазах жены убили её мужа и дочь. Она просто не сможет жить с ними рядом. Нет, я не могу. Извините, Сергей Владимирович. Мне семья дороже.
- Я понимаю, - задумчиво протянул Сергей Владимирович.- Не спеши отказываться. Мы что-нибудь придумаем.
- Вашу семью мы поселим в соседнем посёлке. Вы будете её навещать. Вы поговорите с женой. Объясните ей ситуацию, - уговаривал меня Железняк.
- А я хочу навязаться к вам в гости, - заявил Сергей Владимирович.
- Вы меня просто опередили. Я хотел вас пригласить. На ужин, - искренне смутился я.
- Вот и хорошо. Обязательно буду.
Я ехал домой, размышляя о разговоре в кабинете. Всё так хорошо устроилось. Квартира, работа, жена, ребёнок, достаток, тёплый туалет и ванна. Всё поменять на холод, на шалаш, на грязь, вшей и кровососов? И непредсказуемых волосатых людоедов? Совсем не хочется.
Я зашёл в магазин, купил нужное на вечер и пошёл домой, так и ничего не решив.
Вера встретила меня у двери и сразу сказала:
- Что-то случилось. У нас сегодня будут гости.
Что мне нравится в ней, это то, что никогда не лезет в душу. Ждёт пока я оттаю, или успокоюсь и только потом приласкается, и, как бы случайно, заговорит, как бы о своём:
- Сегодня был трудный день, у тебя, наверное, тоже? Ничего, завтра должно быть легче.
И я делюсь своими проблемами, зная, что она поддержит меня.
Вера взяла у меня пакеты и просто сказала:
- Давай выпьем чайку на кухне. Ты сегодня рано, а до вечера ещё далеко. Расскажешь про гостя. Подскажешь, как встречать.
Последнее время я стал замечать, что мы с ней очень часто понимаем друг друга без слов. Нам приходят одинаковые мысли и слова. Конечно, не как с Ларой, но всё-таки. Вот и сейчас, я хотел предложить выпить чаю на кухне. И рассказать о госте. Значит, и у нас проявляется мысленная связь? И мне стало теплее от этой мысли. А Вера улыбнулась.
- Вера, приехал Сергей Владимирович, с которым мы у еров были, – сказал я после глотка чая с булочками, которые я люблю.
- Ты позвал его в гости, - радостно продолжила она. Я кивнул. - Замечательно. Ты о нем рассказывал, и мне хотелось его увидеть. Не знаешь, что он любит поесть?
- Не знаю, – мне и в голову не приходило посмотреть, - мы там ели, что придётся. В основном, консервы, печёных кузнечиков и даже огромного монстра.
- Ну тогда на мой вкус. Я придумаю, не переживай. Зачем он приехал, не знаешь?
- За мной, - брякнул я, застигнутый врасплох.
- О… - протянула она ласково, - каким людям ты нужен. Ты из-за этого расстроен?
- Вера, - сказал я с чувством, поглаживая её руку, - из-за этого. Он рассказал, что еры одичали, нападают на скот и на людей. Никто не знает, что делать. Их уже убивают, как волков.
- Жалко их, – с искренней жалостью сказала Вера, - Ты думаешь, это из-за смерти Лары?
- Да. Понимаешь, они сбросили своего «Бога», которого боялись. А потом потеряли Вождя - Лару. Ещё они признавали меня, но я тоже для них пропал.
- Понимаю, - с расстановкой сказала Вера и тень печали отразилась на лице.
В раскрытую дверь вползала дочка. Подползла к моей ноге, уцепилась ручонками и встала, довольная собой. Я рассмеялся и подхватил её на руки.
- Ах ты, шустрячка, – Вера протянула к ней руки, а малышка ухватилась за её палец и цепко держалась за меня, - научилась сама сползать с кроватки. Ну, иди к маме.
Я поставил её на пол и дочка, пошатываясь, пошла в протянутые навстречу руки. Меня защемило. «Нет, - подумал я. Хватит с меня приключений. Никуда я от них не поеду».
- Значит, зовут тебя спасать еров? - толи вопрос, толи утверждение Веры прозвучало неожиданно. Точно, есть у нас мысленная связь.
- Да, Вера, - только и осталось ответить.
- И ты мучаешься с ответом? – опять утвердила Вера.
- Конечно, - потом я спохватился, - я не хочу никуда уезжать. Я не хочу от вас уезжать, - повторил и посмотрел ей в глаза.
Она, с дочкой на руках, прильнула ко мне, и я утвердился в решении – откажусь.
- Бедный, ты мой, – нежный голос её, щемил мне сердце, - я тебя понимаю. Ты, наверное, единственный, кто сможет, по путнему, спасти еров, ты их понимашь. И ты не можешь нас оставить, ведь это, надолго. Это тяжело. А без тебя, их будут ловить, как диких зверей, и держать в зоопарке в клетках.
- Они сдохнут в клетках, - мрачно сказал я, потому что она сказала всё точно. – Они - люди.
- Тогда не мучайся и поезжай. Мы с дочкой будем ждать. Как устроишься, приедешь за нами.
- Мы собираемся построить для них посёлок с школой и больницей. И разные фермы для живности, чтобы они сами могли прокормить себя, - с воодушевлением выпалил я.
- У тебя замечательный план, - точно, мысли передаются, - и я давно стала деревенской. Мне жить в поселке больше нравилось, чем в городе.
Я верил ей, потому, что хотел верить. Камень упал с души. Как же я люблю её.
Первым к ужину приехал Димон с семьёй, белокурой Милой и трёхлетним Витюшкой. Когда я позвонил Димону о том, что у меня вечером будет Сергей Владимирович, и предложил приехать и ему, он радостно сообщил:
- Мы обязательно будем. Мила просто мечтает увидеть такого учёного. А у меня ещё и новость есть для нас. Всё не решался тебе сказать.
- Что за новость? Хорошая или плохая?
- Думаю, что хорошая. Приеду, расскажу. Сергей Владимирович, не знаешь, зачем приехал?
- Да там проблемы с ерами начались. Помощи просит.
- Понятно. Впрочем, я так и преполагал. Они просто озверели тогда. Ладно, до вечера.
Сейчас, пока женщины накрывали на стол, мы прошли в «кабинет», где у нас с Верой стояли компы. Один был ещё дедов. Тот, что был в нашем убежище. Он до сих пор работает, правда, начинка в нём другая.
- Рассказывай, что за новости у тебя, - спроси я нетерпеливо, едва мы присели на диванчик.
- У нас, ты знаешь, народ со всего края лечится, - я кивнул. - Поэтому я в курсе, что еры нападают на людей. Одного алтайца привезли с сильнейшим сотрясением. Трое друзей рыбачили. Ер напал днём. Одного ер убил насмерть дубиной, второй кинулся на ера с ножом. Не побоялся. Но получил такую оплеуху, что пролежал без памяти полдня. Третий рыбачил ниже по течению, он его и вынес. Убитого не нашли. Тебе не рассказывал, чтобы нервы не трепать, но раз сам Сергей Владимирович приехал, значит всё серъёзно.
- Уговаривает ехать к ерам, уговорить их на осёдлую жизнь. Помнишь, там, у костра, с Ларой ещё, мечтали?
- Помню. Как же. Еровская деревня. Но без Лары… Честно говоря, не представляю. Но у меня не все новости.
- Выкладывай побыстрей, скоро Сергей Владимирович будет.
- К нашему больному родственник приезжал. Он рассказал, что его родственник случайно в деревню староверов попал. Отбился от друзей-охотников и заблудился в метель. Алтаец говорит, что староверы рассказали ему, будто в одной их общине, деревне значит, жили люди, которые называли себя ачинцами. Говорили, что сбежали из плена, когда их через Алтай гнали.
- Верится с трудом. Уж больно далеко. Да и сбежать от степняков не просто. Хотя проверить бы не мешало. Так этот алтаец знает, где это?
- Нет. Уверял, что охотники должны знать, а он так, за компанию.
- Мы до еров тогда в сторону Минусинска ехали. Тоже говорили, что ачинцы были там.
- Да. Было дело. Сейчас там уже Советы работают. Я запрос делал. Ачинцы там живут, но не с Хакасских озёр. Наших родичей там нет.
Прозвучал сигнал вызова. Сергей Владимирович был точен. В одной руке букет роз. В другой мягкие игрушки. Я отметил про себя с внутренней гордостью, что и цветы, и игрушки - наши, отечественные. Я помнил магазины забитые импортными игрушками, помнил и военные времена, когда их не было совсем, а на рынке продавали старьё. Так же и с цветами. Сейчас полно теплиц, всегда свежие овощи, грибы и цветы. Игрушки делают на фабрике при текстильном комбинате. Разве могли мы это представить, когда холодные и голодные устанавливали свою власть?
- Прошу за стол, - позвала хозяйка, как только окончилась церемония встречи.
Сергей Владимирович был хорошим собеседником, но сейчас, в центре внимания красивых женщин, он просто блистал. Он шутил, говорил комплименты, рассказывал забавные случаи из своих путешествий, но про еров не сказал и слова. Вера и Мила были им очарованы. Ребятишки тоже тянулись к нему. Он смог найти общий язык и с трёхлетним Витюшей, и с почти годовалой дочкой. Я понимал, что это неспроста, но не мешал и поддерживал его.
- Ну что, мужики, сделаем перекур, - предложил Сергей Владимирович, - а то женщины нас совсем закормили. Девушки? Вы отпустите нас?
Втроём мы вышли на балкон. Перед нами жил своей незатихающей жизнью город. Это был мой город, знакомый мне всю жизнь. Но всё равно я, будто, не узнавал его, так быстро и сильно он изменялся. Я и представить не мог, что в нашем городе будут ходить троллейбусы, да ещё без проводов. Так же, как и трамваи. Что на пустыре взгорка раскинется огромный «Центр спортивных развлечений»: гидропарк, ледовое, футбольное поле, корты и площадки - чего там только нет. Мы с Верой по выходным обязательно проводим там несколько счастливых часов. Город растёт и хорошеет. И на всё находятся средства и материалы. Ближайшие посёлки разрастаются в города вокруг новых предприятий. А где-то, не так и далеко, живут почти первобытные люди.
- Вадим, - Сергей Владимирович заговорил серьёзно, - говорил своей половине о моём предложении? Я, Дмитрий, зову его спасти еров от одичания. Он же для них, Командир.
- Я сказал Вере. Боялся истерики, а она поддержала меня. Так что я согласен.
- Вам не обойтись без доктора. Так, что я тоже еду. Тем более там нашлись следы ачинцев на Алтае, может они что-нибудь знают о наших родителях, - продолжил Димон.
- А твоя половина об этом знает?
- Она знает, что я ищу родителей уже много лет. Уверен, что она меня поймёт. Кстати, я могу пригласить Ивана Рогова. Он уже демобилизовался, мы с ним дружим, рыбачим, охотимся.
- А как сложилась судьба Николая? Он ещё служит?
- Мы поддерживаем связь и с ним, и с Павлом. Они сейчас вместе работают на АМК (Ачинский металлургический комбинат), Николай на Комплексе общественного питания, а Паша в автотранспортном цехе. Паша женился, тоже на вдове из того села. Николай так и холостякует. Дочка его Анка прижилась у сестры.
- Димон, - недовольно проворчал я,- Почему мне об этом не рассказывал?
- Не обижайся. Все тебя помнят и любят. Просто нас попросили не лезть к тебе в душу. Пойдут разговоры, воспоминания, вдруг ты сорвёшься.
Я хотел на него обидеться, но не мог. Ведь он всегда был рядом, мой брат и друг, он был врач, короче, наверное, он был прав.
- Ладно, - сказал я примирительно, - хватит меня обхаживать. Надо встретиться, посидеть.
- Ну всё, мужики, пойдём, женщины нас заждались, - прервал нас Сергей Владимирович. - Я хочу рассказать о нашей экспедиции. Не возражаете?
Мы не возражали. Мы хотели услышать о ней от главного организатора.
Нас ждал чай, вкусные стряпнюшки, конфеты, варенье.
- А вы знаете, что наши химики сделали искусственный шоколад? - спросил Сергей Владимирович, держа «шоколадную» конфету нашей конфетной фабрики. – Готовы завалить этим шоколадом весь край. Идут испытания, в том числе и на добровольцах. Не хотите испытать?
Сергей Владимирович с видом фокусника вытащил из кармана три плитки с яркими обёртками; «Сибирский», «Лесная забава» и «Ореховое чудо».
- В таком количестве он совершенно безопасен. Я верю своим друзьям, – добавил он.
Я и Димон промолчали о том, что этот шоколад мы «испытывали» два года назад, и им я угощал еров и Лару.
Выдумывать повод для рассказа о ерах не пришлось. Вера попросила:
- Сергей Владимирович, расскажите о ерах, этом удивительном народе, тем более, что Мила вообще не имеет о них представления. Вадим, не против?
Напротив, я хотел говорить и вспоминать. Всё произошедшее со мной, казалось знакомым кинофильмом со знакомыми актёрами, далёкими от меня.
- Я могу показать вам фотографии и снятые о их жизни ролики, для иллюстрации, - Сергей Владимир вынул флешкарту.
У него были не только его съёмки, но и снимки Ани, и снимки в селе, где мы воевали с тиграми, о чём я даже не знал.
Что значит учёный! Снимки были собраны в альбом-презентацию с краткими пояснениями и временем съёмок. Я с любопытством увидел первое впечатление об ерах. Вот ер выходит из кустов. Равнодушные звериные глаза, заросшая морда, мешковатая одежда. Вот, на весь снимок полоса леса с вышедшими ерами. С дубинами, с детьми, есть с автоматами, висящими, как попало. Вот я сижу с Вулом. Снимок издалека, лицо Вула рассмотреть трудно, но я его самодовольную рожу запомнил хорошо.
Снимки в селе меня удивили. Вот мы с Ларой стоим в окружении ополченцев. Я говорю, Лара внимательно смотрит. Тут поле битвы. Огромные тигры и еры с дубинами застыли в динамичных позах. А здесь я с пистолетом в сторону разинутой пасти. Оказывается, Егор был на шаг сзади и сбоку. Из левой руки летит смазанное пятно гранаты. На другом снимке я стою перед тигром, а со стороны застыл в полёте ко мне, ер, спасший меня. Сидящие у полисада дома еры. Спокойные лица и глаза. Двое зализывают раны: один свою, другой у товарища. Вот ер несёт спящего Петьку. Я, чем-то озабоченный выхожу из машины, чуть заслоняя настороженную Лару. Потом пошли последние снимки. Лара, в подаренном платье идет немного грустная рядом со мной.
Вот китаец с прижатой к груди шкатулкой. Удивительно отрешённое лицо. Так я и не решился попросить его показать свою «святыню». Вот поляна с разложенным богатством Вула.
Вот еры… С довольными лицами занимаются повседневными делами; тащат ветки, свёртывают зелёные пакеты, мама кормит малыша, женщина шьёт одежду. Последний снимок запечатлел Лару вместе с ерами. Лара стоит перед ликующими ерами. Лара на весь экран - счастливая улыбка, лучистый взгляд.
Я невольно вздохнул. Вера ласково сжала мою руку. Я ответил тем же.
Сергей Владимирович рассказывал, пояснял. Женщины смотрели во все глаза.
- Вот так погибла девушка Лара, по еровски, Луноликая, - закончил Сергей Владимирович.
- Куда же они ушли? Что с ними? - спросила Мила.
- Тогда мы еров потеряли. Были сведения, что их следы видели в степи на границе с Монголией. Весной на Алтае видели отдельных еров. Там же были нападения на скот и на людей. Сейчас мы даже не знаем остались они одной стаей или разбрелись парами, а, может, поодиночке.
- Жалко их. Видно было, как они изменились. Сначала такие звероподобные, а в конце совсем, как люди - смеются, радуются. Где же они зимовали? – с печалью сказала Вера.
- Они, наверно, как медведи, в спячку ложатся, - предположила Мила.
- Нет, Мила, - включился я в разговор, - они не медведи, они люди. Первобытные люди двадцать первого века.
- В институте у нас есть такой, - заговорил Сергей Владимирович. - В Красноярске нашли в подвале, недалеко от эпицентра, мальчика-маугли лет пятнадцати. С собаками жил, собакой стал. Все привычки собачьи. Лает, кусается. Реабилитация невозможна.
- И радиация его не убила, - Мила панически боится радиации, дозиметр у неё всегда с собой.
- Радиация подействовала на него другим образом. Оброс шерстью, видит ночью, слух отменный. Но еры - это другое.
- Бедный мальчик, - охнула Мила.
- К сожалению, уже не мальчик. Социально опасное существо. Сколько подобных бродит по зараженной зоне никто не знает. Поймали случайно. Стая собак напала на группу сталкеров. Одного даже загрызли. Сталкеры отстреливались, Маугли ранили. Так он попал к нам.
- Убедили, Сергей Владимировач. Вадим правильно решил, он едет с вами, - негромко, но твёрдо сказала Вера.
- А с ним еду и я, - также твердо сказал Димон. – Сведения есть, что на Алтае живут ачинцы, вывезенные с озёр, надеемся найти следы наших родителей. Так ведь, Мила?
- Да, ты говорил, поезжайте, - чуть сникла Мила. - Они родителей с начала войны ищут, - добавила она, повернувшись к Сергею Владимировичу.
Следующие три недели пролетели трудно и быстро. День расписан по минутам. Разработка маршрута, согласование плана, организация транспорта, оборудования и ещё, и ещё. Целый отдел института работал на нас. Кроме этого, обязательная учёба.
Николай перевёлся в институт лаборантом, чтобы поехать с нами. Иван и Павел обещали взять отпуска попозже и присоединиться к нам. От желающих не было отбоя. В городе и крае уже собирали деньги на строительство посёлка. Даже от церкви пришёл «батюшка» с просьбой включить в группу священника «для обращения еров в православие». Вера встречала меня усталого, иногда и злого теплотой и нежностью.
Вот и день отъезда. Мы с Димоном собрались ехать в знакомое мне село, договариваться о возможном соседстве с ерами. Остальные с Сергеем Владимировичем ехали на Алтай в одну из охотничьих заимок для организации базы и разведки.
Последнее обьятие, слова Веры:
- Вот возьми, от Лары, - подала мне аккуратно сложенный лоскут повязки из кофты Лары. - Я знала, что ты его хранишь. Береги себя, нам без тебя тяжело.
Мы ехали на институтском джипе. Я за рулём.
- Димон, за какой-то год столько изменений. Смотри-ка, сколько теплиц по селам, - искренне восхищался я.
- Да. И фермы здоровенные, а тут, наверное, какое-то производство. И техники много.
- Ремонтный завод работает. На следующий год запустят сборочный цех, тракторный и комбайновый. Я план видел. Из Красноярска всю зиму возили оборудование из бывших заводов. Волна, что над плотиной прошла, город почти смыла, а заводы по окраинам пострадали меньше. Сталкеры помогали. Много их, оказывается.
- Странные люди, сталкеры. Лечим их лечим, а они опять лезут в пекло. Всё им свободы не хватает, - дополнил Димон.
- Романтика определённая и халява. Нашёл, отломал, открутил и всё, как будто, бесплатно. Вырученные деньги тратятся легко. Запреты не помогают. Решили привлекать, как добровольцев. Спецодежда, спецоборудование, лечение. Очередь стоит.
- Да. Есть мужики, как наркоманы. Лежат у нас, кто побитый, кто порванный, есть с откусанными руками, ногами. Заливают на всю палату про монстров, мутантов, людоедов. Может - правда, может - врут, а кое-кто слушает и тоже лезет.
- О, опять объезд. А споро дорогу делают. И путёво.
- Был я у дорожников на профосмотре. Смотрел, как работают. Бетонка кругом. Плиты тросами стягивают. На сто лет. Пока трос не проржавеет. И так быстро делают.
- Не проржавеет. Это сначала тросы стальные были. Сейчас идёт нержавейка композитная. Не скажу, что означает, но сто лет ей не предел. Их плановик говорил.
- Дорого наверное, – заметил Димон.
- Дорого - понятие относительное. Сделаешь дёшево, а ремонтировать будешь дорого. Помнишь, дед говорил, когда «комп» ремонтировал: «Капиталисты, грёбаные. Ставят, говорит, конденсаторы фиговые специально. Через год, два «комп» дохнет, люди идут новый покупать, а этот ремонтировать даже не берутся».
- Помню, а бабуля ему: «Им тоже же зарабатывать надо. А ты старьё ремонтируешь».
- Ага. А когда дед скажет, сколько новое стоит, она и замолчит.
- Конечно. У капиталиста цель - прибыль. Сейчас цель - удешевление за счёт качества, производительности или за счёт большего срока эксплуатации.
- Вадим, посмотри, - обратил моё внимание Димон, - почти все поля в заборах из проволоки или шнура, не пойму. Для чего это?
- Электрозаборы. Если не отпугивать зверьё нынешнее - весь урожай не сожрут, так стопчут. Опять же сигнализация встроена. Сигнал пришёл, едет охрана. Хлеб сейчас дорогой.
Только выскочили на бетонку, и я придавил за сотню, шмяк - в стекло. Я съехал на обочину, чтобы убрать застрявшего почти метрового кузнечика и протереть стекло.
- Вадим, давай ноги заберём на ужин,- предложил Димон.- В городе кузнечики уже деликатес. А когда-то на них мы выжили. Помнишь, в лес за ними на велосипедах гоняли.
- Да, было дело. На Алтае опять на них перейдём, - ответил я.
В село мы приехали к обеду. Подъехали к столовой. И тут меня окликнули.
- Дядя Вадим!
Я обернулся на голос. Высокий паренёк лет шестнадцати смотрел на меня глазами хорошего знакомого. Я улыбнулся на всякий случай, но вспомнить его не мог.
- Дядя Вадим, - это я, Петька.
- Петька? - удивился я.- Не узнаю. Ну ты и вымахал...
- Дядя Вадим, поехали к нам. Мамка сегодня выходная, ждёт вас на обед.
- Откуда она знает, что мы приехали? - ещё больше удивился я.
- Так я позвонил. Я Вас в машине увидел и от школы досюда следом бежал. Мамка наказала, чтоб обязательно.
Петя сел в машину, и мы поехали.
- Ну, что у вас нового? – задал я дежурный вопрос, чтобы не ехать молча.
- У нас тут всего столько… - с восторгом начал Петя. – А когда вы уехали, у нас тут с тёткой Нюркой что было… она вредная, так, немножко, - добавил из вежливости.
- Это которая хлебом нас угощала в пекарне? – вспомнил я.
- Она самая. Утром хлеб понесла в кладовую, она пекла хлеб в ту ночь, видит, в сумерках здоровенный мужик стенку ломает, хлеб воровать. Она со зла взяла палку, подкралась, как бабахнет его палкой, да закричит: «Хоть ты и воевал с нами вместе, а хлеб чужой не трожь!» Она медведя за ера приняла. Тот от неё в одну сторону, а она-то увидала медведя - в другую. Их тогда много к нам приходило на запах. Одну псину раскопали и утащили.
Мы представили грозную тётку Нюрку, медведя и рассмеялись.
Полина не изменилась совсем. Такая же статная, чуть полноватая, шустрая и говорливая.
Стол был уставлен, как на большую компанию.
- Полина, - повёл я рукой на стол, - куда столько-то?
- А, ничего, - ответила Полина,- нас четверо. А если кто заглянет? Сколько съедим - то и наше. Машину у двора оставите, председатель после обеда будет, сказал: «Сам приедет».
- Ну, тут у вас и связь? - улыбнулся я.
- А как же. Мы теперь знаменитые стали. Завод какой-то подарил связь сотовую новую, без сбоя работает. Ой, тут за эти два года столько понастроили. Одних ферм целый комплекс. Вы у нас в музее есть. Ребятишки слепили. Расскажи, Петя.
- Вы когда в тигра стреляли, Вас Ванька щёлкнул на сотик. Он у него, как фотоаппарат был. Потом на художественном кружке решили Вас слепить. Ну, скульптуру, значит. Вот. Целую зиму лепили. Я дядьку ера лепил, которого тигр тогда убил, - напомнил Петька.
- Помню, как же, – сказал я.
- Мы там ещё Лару добавили, - извинительно сказал Петя. - Её там, конечно не было, но как без неё. Она немного сзади Вас стоит.
- Посмотреть можно? – голос мой дрогнул.
- Конечно. Я сам вам покажу. Я, директор школьного музея. Поручили. А ещё Председатель сказал, что покажет скульптуру кому надо. Чтобы сделать её большой и на поле поставить.
- Раз Председатель сказал, значит, будет, - утвердила Полина.- А вы брат его будете? - обратилась она к Димону, который только хлопал глазами.
- Брат. Двоюродный.
- Вы похожи немного. Да и так видно, что вы братья. Ну что сидим? Давайте помянем Лару, ихнюю красавицу, - это она Димону, - уж такая умница была, даром, что не наша. Она и Петю вылечила. Он у меня совсем не рос. А она сказала, вырастет большой, как я. Она выше любого мужика на голову была. Видите, какой вымахал, - погладила Петьку по голове, опрокинула рюмочку и, как бы ненароком, вытерла глаза.
Мы тоже выпили и грустная тишина повисла за столом.
- Еште, еште, гости дорогие. Мы про вас всё знаем. Сначала приезжал учёный доктор, такой обходительный. Всё выспрашивал, это, говорит, науке надо. Он-то и рассказал, как Лара погибла, как ты убивался. Это хорошо, что ты женщину нашёл. Долгая печаль человека изнутри сжигает. А тебе жить надо. Еров-то выручать. Нам председатель рассказал давече про них. Спросил, не будем против, чтоб отделение им, по соседски, построить? Деньги, мол, сверху дадут. Кто ж у нас против будет? Вместе воевали. Все сказали: «Поможем». И материалом, и скотину выделим, и своими руками тоже.
Я молчал, не мог говорить от спазм в горле. Полина поняла моё состояние и сказала уже другим, бодрым голосом:
- Давайте мужички, ещё по одной за то, чтоб сладилось всё у нас.
Вот такие у нас люди. Дело по спасению еров, ещё не начавшись, уже стало «нашим», народным. Тут я окончательно поверил, что мы спасём еров.
Так за воспоминаниями и сельскими новостями незаметно прошёл обед. Основательно загруженные, мы встали из-за стола и поблагодарили хозяйку.
- Может приляжете на полчасика. Вы ж, поди, рано сёдня встали? - спросила Полина.
- Ага, спать! - возмутился Петька. - Потом Председатель, а то и правление, а там ночь. Когда мы в музей пойдём?
- Верно говоришь, Петя, - поддержал его я, - мы сюда не спать приехали, так, Дмитрий?
- Да, конечно. Мы идём в музей, - подключился Димон.
- Идите, идите. Школа у него - дом второй, поест и опять в школу. Всё дела у них, - добавила с гордостью.
Школа сильно отличалась от школы моей юности. Учебное время давно кончилось, но нас встретил негромкий гул голосов. Почти во всех классах были ученики. Где с учителями, где без них. Все были заняты.
- Вот мой класс, - сказал Петя и приоткрыл дверь, - тут у нас идёт репетиция.
В одном углу кучка ребят пела, четверо рисовали на больших листах, у доски декламировал мальчик, а девочка строго его поправляла. Петя заглянул в класс и крикнул:
- У нас гости, мы в музей пойдём, я попозже приду.
Ему крикнули: «Ладно».
В другом классе гремела быстрая музыка. Я спросил Петю,
- Можно посмотреть?
- Запросто, - сказал Петя, - здесь у нас «брейктисты» занимаются.
Петя приоткрыл дверь. Мы заглянули.
Три старшеклассника и не меньше десятка поменьше. Столы составлены к стенке и друг на друга. Малышня старательно копировала брекданс паренька и девушки. Третий стоял у музыкального центра и что-то объяснял.
- Сегодня малышня занимается. А со старшими Иван Большой завтра будет. Там у нам гармонисты, слышите? И хор там у них. А вон там лепка, кружок наш. Я по средам хожу, а сегодня другие.
На стенах возле дверей класса на стенде «Информация» висели названия классов: « Лесовики», класс 7А, «Зайчики», класс 5Б и другие. Под ними надписи «Успеваемость», «Спорт», «Жизнь отряда», или «Наша жизнь» под ним большой лист с приклеенными листами: «Новости», «Сатира», рисованные картинки и фотографии.
- Каждый класс стенгазету рисует, - пояснил Петя, - через две недели новую. Старые сдают мне, в музей. Кроме того, я делаю фотокопии. По четвертям объявляют лучшую. Я тоже в комиссии. Ой, да у нас много чего. В спортзале вообще очередь. Штангисты, борцы, атлетики, гимнасты. Даже пловцы есть. Моржи. Речка холодная, но они всё лето плавают.
- А в вашем классе какой кружок? - спросил Димон.
- У нас не кружок. Каждую субботу у нас тематический вечер с танцами. Классы по очереди проводят. Только старшие, с пятого класса. На вечера много приходит. Даже родители. Мы по Пушкину готовимся, в эту субботу будет. Приходите, когда у нас будете. У нас ещё и КВН есть, но он будет в конце четверти. На зимних каникулах и в конце года.
- Когда же вы учитесь? - я очень удивился, вспомнив, как мне не хватало времени на уроки, правда, игры на компе времени много съедали.
- А вы на компьютерах играете? - будто услышал меня Димон.
- По выходным. У нас даже конкурсы проводятся. В обычные дни, редко, да и некогда. Рефераты, сочинения печатаем.
- Мамке помогать некогда? – допытывался Димон.
- Почему некогда? – в ответ спросил Петя.- Я за отца в доме. И полить, и сено косить, и корову доил пока была, - на наш немой вопрос ответил, - медведь задрал в прошлом году. Тоже здоровый был, как ер. Успеваю. Мне нельзя плохо учиться, я же звеньевой. Примером должен быть. На самоподготовке я задания проверяю. У меня всё на пятёрки и четвёрки.
- У вас тут по военному. Самоподготовка.- пошутил я.
- Конечно. Урок прошёл. На другом мы выполняем задания учителя. Без него, сами. Вместе учим правила, решаем задачи, обсуждаем… например по истории. Проверяем друг друга. В нашем звене вообще троек нет.
- Звеньевой, это на весь класс? - не понял я.
- Ну, - Петя смотрел с неподдельным недоумением, как мы не понимаем, - Это звено, ну, как бригада, в колхозе. А класс, это отряд. В отряде у нас три звена. Все в звене за что-то отвечают. Ванька, например, фоткает для газеты, Зинка пишет подписи, все ответсвенные. Звеньевой отвечает за всех. Если кто не сделал, что поручено, или учится плохо, звено собирается и разбирается, почему так. Кому помогаем. Вовке огород помогли полоть. Надьке по русскому помогаем правила учить. Кого ругаем. Командир отряда за весь класс отвечает. Чтобы звеньевые ушами не хлопали.
- А командиром отряда кто командует?
- Совет дружины и её председатель.
- Учителя?
- Какие учителя? - Петя даже остановился от удивления. - Им что - делать нечего? Председатель из старшеклассников, а Совет - от каждого класса по человеку. А у вас, что не так было?
- У нас Петя такого не было.
- Непонятно, - сказал Петя, - поодиночке ничего не сделаешь. Да и неинтересно.
- А мы ничего и не делали. Пришли, отсидели, ушли. В кружок записывались за деньги.
- Да, - протянул Петка, - у вас как при царе. Плохо вы жили. А мы как при СССР. Такая страна на Земле была. Знаете?
- А домашних заданий много? - ушёл я от ответа.
- Каких домашних? Не. У нас их нет. Нам учителя говорят: «Учёба – это работа. Надо её делать в рабочее время». Успеваем. Только стихи дома доучиваем.
А мы и не думали, что плохо жили. Еда была всякая, одежда тоже, компы, игры в Интернете. Каждый сам по себе мечтал, где бы деньги выиграть, богатым стать. А становились «быдлом», как нас богачи обзывали. И на учёбу было, в общем-то, наплевать. Богачами становились, кто наглее. Наглые считали себя умными, а всех других дураками и лохами, будь они хоть великими учёными. Расскажи это - Петька просто не поймёт.
Так за разговором мы подошли к музею. Петя достал из кармана ключ, открыл. Вдоль стен стояли стенды. На стендах, на стенах, на полу и под потолком лежали, стояли и висели экспонаты, фотографии, картины, экспозиции. Вся история села представлена была здесь. Мы переглянулись с Димоном. Настоящий музей. Петя подвёл нас к стенду, посвящённому ерам.
На стене был большой портрет. На нем я и Лара стояли вместе и смотрели куда-то вдаль. В наших взглядах не было ни напряжения, ни грусти. Чем-то мы любовались. Мой взгляд упал на пришпиленный лоскут цветастой ткани. Петя это сразу заметил.
- С учёным дяденька Николай приезжал. Он нам и подарил её, - показал на ткань. - Это от мамкиной кофты, которую она Ларе подарила. А Лара, дяденька рассказал, порвала её на полосы и бойцам раздала, чтобы еры, по ошибке, их не побили. Так, да?
- Так. Петя. Это мой боец был. Хороший парень. Он уже еров ищет.
Я не удержался и достал из кармана свою повязку. Петя погладил ткань и грустно вздохнул.
- Тебе говорили, что твой амулет, патрон твой, спас Лару в первый раз?
- Нет. Не говорили.
- Пуля в него попала и отрикошетила. Лара так и сказала: «Петя меня спас».
Петя отвернулся и шмыгнул.
Там же на стенде стояла скульптурная группа, о которой говорил Петя. Надо отдать должное ребятам и их руководителю. Фигуры были сделаны очень тщательно, но главное, передан драматизм, хоть и немного наивно. Меня изобразили, как супермена с пистолетом в вытянутой руке. Тигр с разинутой пастью и огромными клыками нависал надо мной. Сбоку от меня застыл в полёте ер с двумя вытянутыми руками, ладонями вперёд. Его дубинка падает вдоль его тела, назад. С другой стороны стоит Егор. В левой, замахнувшейся руке у него большая противотанковая граната. Позади нас стоит Лара с толстой дубиной, тоже в замахе на тигра.
- Очень здорово, - искренне сказал я.
- Вам учитель помогал? - уточнил Димон.
- А как же, – просто сказал Петька, - дело-то общее. Все делали. Он тоже резал и правил, все работали. Ер, по вашему, как получился? - спросил у меня.
- Отлично, Петя, получилось. Так оно и было.
Петя зарделся от удовольствия. В дверь забежал младшеклассник:
- Петька, ты чо, людей держишь? Там председатель их ищет, ищет, а он тут…
- Спасибо, Петя, и тебе, и всем твоим товарищам. Хорошое дело вы делаете, – мы пожали ему руку.
У двери я оглянулся. С фотографии в мою сторону смотрела Лара. Кольнуло в груди.
У председателя было всё правление: бригадиры, командиры ополчения и ещё множество народа. Мы шли по коридору из людей, улыбались и только кивали головой на поочерёдные: «Здрасте. Здрасте». Когда я поздоровался за руку с Председателем и повернулся к народу, все захлопали. Председатель развёл руками:
- Извини, Командир. Думал, просто по делу посидим, а народ-то хочет увидеть тебя, посмотреть, как ты сейчас, не стушевался ли, не согнулся ли. Смотрите люди. Не согнулся наш Командир. Мы за тобой пойдём. И не бросим своих боевых товарищей, хоть они и на нас не похоже. Скажи своё слово, Командир, что нужно - всё сделаем.
Наступила тишина. Все глаза смотрели в мои глаза. Я собрал всю свою волю - не дать себе раскиснуть.
- Дорогие однополчане. Все, от Председателя до малых ребят. Спасибо вам от всего сердца за память. Дорога она для меня. Трагедия чуть не сломала меня. Но рядом были хорошие люди, поддержали, помогли. Спасибо им.
Меня прервали аплодисменты. Я немного смутился, поднял руку, чтобы унять их. И продолжил:
- Сейчас у нас очень непростая задача. Разведчики уже ищут еров. Но мы не знаем, как сильно изменила их трагедия. Так получилось, что они остались без Вожака. Остались в полном одиночестве, в чужой стране, другом климате. Так же, как мы, после войны остались изолированными островами и могли стать такими же дикарями и людоедами. У нас хватило ума и силы начать возрождение цивилизации и возрождение человека. И еров мы обязательно вернём, хотя по поначалу они будут не такие добрые и простые. Лишения их ожесточили и надломили. Придётся постепенно привыкать им к нашим, а нам к их привычкам. Готовы вы к этому?
- Готовы! – выдохнули множество глоток. Потом аплодисменты.
- Ладно, народ. Услышали вы правильное слово Командира. Сказали своё твёрдое слово. Теперь разрешите нам по делу переговорить, как по жизни выполнить наше твёрдое слово.
С ободряющими нас словами, довольный народ разошёлся. Мы остались втроём с Председателем.
- Познакомь меня с братом, Командир. Мы про вас, конечно, знали, но видим в первый раз, - сказал Председатель, протягивая Димону руку.- Вы настоящие братья.
Разложили карты, разложили проекты. Поставили ноотбук. По всему было видно, что председатель уже всё обдумал.
- Когда тут наука приезжала, мы с ученым, что с вами за ерами ходил, Сергей Владимировичем, уже тогда порешили, что другого места для еров больше нет. Обговорили и какой посёлок строить, как строить, чем кормить, чем занять.
- Ну Владимирович, - сказал я с улыбкой, - я когда сказал ему про ваш посёлок, он будто первый раз услышал. А тут оказывается давно уже всё решено.
- Всё, да не всё, - ответил Председатель,- без тебя, Командир, можно таких дров наломать… Не понравятся им дома, или работа. Или свободы захотят. Хорошо, если посёлок бросят и уйдут, а если озорничать начнут? Что делать? Чем остановить? Стрелять? Решать это надо сейчас, а не потом, когда они уже здесь будут.
- Всё верно Алексей Аркадьевич. Я с тобой согласен.
- Меня уже торопят, мол, давай, разбивай участки, начинай строительство. Что скажешь? Ты их лучше нас знаешь. Начинать?
- Я, Председатель, так скажу. Не начинать. Ничего делать не надо. Они другие люди.
- Командир, дай пожму твою руку. Думал и ты меня торопить станешь. Значит мы с тобой кое-что в ерах понимаем, - радостно, председатель сжал мою ладонь.- А как, значит, мыслишь делать?
- На первых порах, ничего. Пусть живут даже в шалашах, готовят на кострах. Охотятся. Бьют скот, купить придётся. И чтоб в село допускались. Чтоб им самим захотелось в домах жить, готовить на плите. На это не один год уйдёт. Трудно нам будет.
- Ай да Командир, - Председатель опять сжал мою ладонь, - ты мои мысли читаешь. Ты же, говорят, с ерами, мысленно разговаривал. Научился, поди?
- Да, нет. Мысленно я только с Ларой мог разговаривать. Как сейчас будет, не представляю.
- Понимаю. Сочувствую, - участливо сказал председатель. - Значит к нам, - утвердил он довольно, - ну, давайте всё ж бумаги посмотрим.
Мы посидели недолго. Когда люди единомышленники им незачем «бодягу» разводить.
- Поедем мы, Председатель. Извини. Тяжело мне пока. Да и торопиться надо, лето короткое.
- Ты прав. Не до митингов сейчас. Поезжай. Удачи вам.
Мы ехали обратно той же дорогой. За рулём был Димон. А у меня не выходила из головы встреча с сельчанами. Если бы жива была Лара! Если бы жива была их Вождиха. Всё бы у нас сложилось так здорово. Они и мы были бы друзьями. Почему есть такие жестокие люди, которым наплевать на чужие судьбы? Я вспомнил - на митинге после войны оратор требовал смертной казни для бандитов, а другой кричал о гуманизме, о божественной воле, что только Бог волен наказывать преступников или привести их к раскаянию. Тогда вышел священник и сказал примерно так:
- Всё в руках божьих. Но свою волю он исполняет через вас, люди. Значит ваша воля - это Его воля. И если вы своей волей скажете преступнику: «Заслужил презрение человеков и смерть», в том вы исполните Его волю. В этом Его справедливость и милосердие.
После этого дискуссия на эту тему прекратилась. Бандитизм, разбой, терроризм карались смертью. Может и жестоко, но сколько было спасено невинных.
- Вадим, - прервал мои размышления Димон, - когда мы сюда ехали, ты от посёлка вроде не собирался отказываться. Что случилось?
- В городе, в тепле на всё смотришь иначе. Есть теплая постель, туалет, вода вволю, чем не предел комфорта? Кто откажется. А ты предложи сельскому жителю поменять свой дом с печкой, с водой в реке и туалетом на улице на городской комфорт, сколько согласятся? Из десяти один. Почему? Привыкли к свободе, к земле. Еров-кочевников стены будут давить.
- Но в нашем климате в шалашах они не выживут. Да и вообще, о каком приобщении к цивилизации говорить можно?
- Все толкуют о цивилизации. Будто телевизор, машина или интернет - это цивилизация. А, по моему, цивилизация, это другое - честность, порядочность, любовь. Я не учёный, но в этом уверен.
- Ладно, оставим цивилизацию, но морозы никуда не денешь. Они же босиком ходят.
- Димон, но ты то, знаешь, кроме людей, все животные ходят босиком круглый год, и ничего. Наши предки первобытные босиком ходили. Это не аргумент. А все северные народы жили, да и сейчас, наверняка, живут в чумах, иглу. Это тоже шалаш.
- Ну, там они из шкур.
- А кто мешает ерам шкуры использовать? Выживут. Но если мы их молодёжь сможем учить в школе, покажем бытовые удобства, вот тогда они поменяют шалаши на квартиры.
- Это точно. У нас в больнице есть и хакасы, и ненец, хороший хирург, кстати, чукчаночки есть. Их в чум уже не загонишь.
- Далеко мы с тобой забежали. Еров ещё найти надо, собрать, перевезти.
- Ничего, Сергей Владимирович мужик головастый. Бусами, зеркальцами заманит.
- Сомневаюсь, Димон. Хотя, кто знает.
В городе нас ждали хорошие новости. База строится. Разведка уже определила место, где могут быть еры. На следующее утро мы выехали на Алтай. Уже к полудню асфальт, хоть и разбитый кончился. Начались грунтовки, потом просёлки. Здесь ещё мало что изменилось с послевоенного времени. Полуразрушенные и заброшенные деревни. Жители сами были похожи на еров. Старая одежда, грязь и запустение, потухшие глаза. Только в районных центрах ощущалась какая-то жизнь. Восстанавливались дома, работали магазины, люди были одеты получше. Были и редкие хоромы, которые смотрелись, как дворцы на фоне убогости. Ради интереса мы зашли в магазин в одном из райценров. Ассортимент не богатый, в основном местный продукт. Хлеб есть, но дороже чем у нас, впятеро. Зато рыба речная, мясо лосиное очень дешево.
- Девушка, - спросил я крепкую молодайку за прилавком, - отчего хлеб вас такой дорогой?
- А вы откуда? – спросила она сначала.
- Мы из Ачинска, – ответид Димон.
- А знаю, знаю. Республика, говорят, такая. Далеко от нас?
- Считай, весь день ехали.
- Далеко. У нас хлеб привозной. Отец муку привозит, мать печёт, я торгую. От того и дорого, что далеко. Приезжали тут «представители» от вас. Отец говорит: «Присоединили нас к вам. Теперь, мол, будет другая жизнь. Как до войны». Предлагают «кооперацию» какую-то. Отец на курсы уехал. Учиться по новому жить.
- Будет у вас хороший хозяин в районе и жизнь будет хорошая.
- У нас хозяин «хороший», - язвительно сказала молодайка. - Хоромы видели? Его. Он всего тут нагрёб. Говорят, золото бочками хранит. Всех обобрал.
- Но вы то, хорошо живёте?
- Хорошо? Это, смотря как, - ответила словоохотливая продавщица. - В сравнении с Кешкой-бобылём - мы богачи, а с мэром нашим, так нищие. Какая тут торговля… Берём на обмен. На рыбу, на мясо, на грибы, ягоды. Нам тоже меняют какие-то хмыри, от мэра назначенные, на муку, на водку, на конфеты. У меня «изобилие», потому что покупать некому.
- Дай-ка нам, красавица пару булок, поддержим местную торговлю, – улыбнулся я.
- Кушайте на здоровье. Вкусней нашего хлеба в наших краях не найдёте.
Хлеб действительно был очень вкусным. Мы ехали, рвали ломти и ели с удовольствием.
- Надо было булок пять купить, - прожевывая последнюю горбушку, сказал Димон, - угостили бы всех.
- Надо было. Оставим вторую, Сергею Владимировичу подарим.
- Слушай, - задумчиво сказал Димон, - как же здесь, в глуши, всё поменять? Чтоб было, как в том селе.
- Руководитель нужен толковый и честный.
- Ну не скажи. У них мэр толковый. Посмотри, как отстроился. Значит и торговать, и организовать может. Но только для себя. Может и честный. С такими же, как и он.
- У нас тоже когда-то такие были сплошь. Сейчас Совет народный, люди другие. Но всё равно, помнишь, как Железняк говорил, когда «Школу Советов» открывал:
- «Должность не делает руководителя, а хороший человек, не значит, хороший начальник». Учить надо руководить, а ещё контролировать и помогать. Это я по себе знаю.
- На то ты и Командир. Это откуда к тебе приросло?
- Бойцы Командиром при тебе называли, так?
- Было.
- Перед ерами с самого начала я был Командир, мне подчинялись, они видели. С этого и пошло. И Ларе понравилось. И слово рычащее, еровское.
- Так-то оно так. Но видно - было за что. Не каждого так зовут.
- Людям и ерам виднее, - отшутился я.
К лагерю мы пробились на следующий день к вечеру. И застревали, и завалы разбирали, пока не выбрались на дорогу, по которой прошёл наш главный обоз. Я отметил для себя, что места кругом дичью богатые. Но медведи, которых мы видели, помельче наших, нынешних, зато лоси - великаны. Это хорошо. Сытый, что человек, что ер, всегда добрей будет.
Нас встретили на поляне за столом. По связи они знали, что мы скоро подъедем, и нас ждали.
- Все разговоры потом, - безаппеляционно заявил Сергей Владимирович, увлекая нас за стол. - На голодный живот, разговор не идёт.
Нас ждали местные деликатесы: лосятина, рыба разная, компот ягодный, чай травяной.
- Богато живёте, - заметил я.
- Рыбы тут тьма, и вся чистая, - сказал Николай подкладывая мне балык. - Лося пришлось завалить. Пришёл в лагерь и давай всех гонять, видно, его территорию заняли. Повалял тут всё. На выстрелы - ноль. А когда поддел на рога доцента, вон того, рыжего - застрелили. Бедный доцент целый день заикался.
Разговор начался за чаем. Мне было интересно услышать их новости.
- Нашли мы еров, - сказал Сергей Сергеевич, отхлебнул глоток душистого чая. - Спасибо военным. Самолётик их нам здорово помог. Здесь, - он показал на карте, - по прямой восемьдесят километров. Но ближе проехать нельзя, дорог нет. Троп нет. На сопке на видеосъёмке увидели взрослого ера. Вот здесь, на склоне видели другого.
- Из-за рельефа мы не можем смотреть «онлайн» и управлять, – включился наш инженер и компьютерщик Олег. - Я программу составляю и в полёт. По другому, никак.
- А подняться на сопку не пробовали? - спросил я Сергея Владимировича.
- С этой сопки не получится. Сегодня перетащили часть оборудования вот сюда, - палец остановился почти на полдороге. - Завтра унесём остальное. С тобой уже и запустим.
- Вот посмотрите, - инженер принёс ноотбук. - Разрешение слабовато. Что с робота возьмёшь. Тупой, не догадался поближе подлететь.
На экране чётко просматриваются сопки в сплошных лесах. Из этих зелёных волн там и там торчат скалы гольцов. На склоне одного я увидел силуэт человека, а может ера. Олег остановил картинку и начал увеличивать. Теперь было видно, что это ер. Походка, странная одежда. Пара секунд - картинка сменилась.
На втором ролике на открытой поляне ер гонялся за кем-то. Он всё время двигался, изображение смазывалось. Но это точно был другой ер. Помельче.
- Ну что ж замечательно, - ободрил я инженера, - главное мы увидели. Они здесь.
На другой день мы перетащили и смонтировали катапульту для самолёта уже поздно вечером. Возвращаться мы не планировали, слишком уж трудная дорога. Я обратился к Олегу:
- А в сумерках твой аппарат тепло видит?
- Конечно, – не задумываясь, ответил Олег.
- Можно поискать их костёр, - сказал я Сергею Владимировичу. - Вечером они обычно зажигают костёр, вы же помните.
- Понимаете,- вмешался Олег. - Запустить мы его, конечно, сможем. Может и найдём. Но при посадке мы его разобьём. Днём я ещё смогу подобрать площадку, но ночью… Давайте утром.
Пришлось согласиться. Для меня ночь прошла беспокойно. В голове крутилось одно и то же, как вести себя при встрече. Идти одному или всем. Под утро, измотанный, я уснул.
- Командир, подьём, - разбудил меня Николай. - Всё готово. Сейчас запустим.
Утро уже в полном разгаре. На складном столике ноотбук, за столиком на раскладном стуле Сергей Владимирович. Рядом инженер и пустой стул для меня. Самолетик поодаль чихнул пламенем, сорвался с катапульты и почти сразу исчез. Едва я сел, как Николай поставил перед нами стаканы с чаем и пачку галет. Остальные вежливо расположились пить чай неподалёку. У меня было такое чувство, что самолётика просто нет. Олег это заметил.
- Это военный аппарат, у него камуфляж, вот и не видно, - пояснил он.
Экран ожил. На нём довольно быстро струилась картина тайги. Разобрать что либо - невозможно.
- Сейчас мы летим на небольшой высоте, поэтому так мелькает. Через десять минут мы будем в районе поиска, - комментировал Олег, одной рукой держал стакан, другая была на джойстике.
Мы успели выпить чай, пока наша «птичка» долетела до места. Олег мягко манипулировал пальцами. Мы будто поднялись выше, облетели голец, один, второй, третий. Никаких признаков. Прошлись вдоль склонов. Ничего.
- Ещё пять минут и надо возвращаться, - сказал Олег.
- Облети вот здесь и здесь, - показал на карте Сергей Владимирович.
Облетели. Ничего.
- Всё, надо возвращаться, Сергей Владимирович, - занервничал инженер.
- Надо, так надо.
- Олег, по курсу вижу что-то на поляне, - мне показалось, что там зашевелилась тень.
Олег настроил камеру, дал увеличение. Земля приближалась стремительно. Олег включил стабилизацию. Картинка остановилась. Это была медведица. Рядом мы увидели медвежонка.
Картинка сменилась. Мы разочаровано отпрянули от экрана.
- Летит, - услышали мы за спиной. Парень смотрел вдаль в здоровенный бинокль.
Я глянул на экран. На прогалине, мне показалось, кто-то промелькнул. Без надежды я попросил:
- Олег направь камеру на вон ту поляну.
Олег довернул самолёт и включил приближение.
- Орёл на самолёт пикирует, - закричали за спиной с восторгом.
Я не отрывался от экрана, картинка росла на глазах. Тень превратилась в фигуру, на меня с экрана смотрело лицо ера. Он смотрел в экран с такой заинтересованностью… Затем всё замелькало в беспорядке, и картинка погасла. Только теперь я услышал:
- Упал. И орёл с ним упал. Наверно винтом рубануло.
Надо было выручать самолёт. Казённое имущество всё-таки. В экспедицию пошли, кроме меня, четверо, Николай, Олег и двое крепких молодых кандидатов.
- Ты пока не лезь на рожон, - напутствовал меня Сергей Владимирович. - Ваша задача, поставить камеры. По ним мы круглосуточно отследим, сколько их, куда идут. Сообщили, что на базу сегодня привезут двух местных охотников нам в помощь. Вот с ними и пойдём к ерам.
Я не спорил. Внутри меня терзали противоречия. Я должен был найти еров и встретиться с ними, но я опасался этой встречи и хотел оттянуть её на попозже. Я шёл с желанием и нежеланием одновременно.
- Командир, что зажурился? - весело спросил Николай.
- Не знаю, Коля, - почему я назвал его, как маленького?
- Понимаю, Командир. Извини. Ну я пойду?-
- Иди, Николай, я не отстану.
Найти самолёт оказалось непросто.
- Командир, на сопке компас «дурит», – показал Олег.- Стрелка крутится куда хочет. Железная руда под нами.
- Тут такая густота и внизу, и сверху. Лайнер не увидишь, а тут самолётик, чуть больше метра, - проворчал светловолосый кандидат,
- Мне говорили, радиомаяк на пять километров слышно, а сигнала нет, - снял наушники второй и потёр уши.
- Может рацию разбило, может не дошли, может за сопкой, - отвечал Олег.
- Поднимемся на сопку. Сверху дальше видно, или услышим сигнал, - решил я. Мы стали зигзагами подниматься вверх. Начался голец. Голые камни, редкая трава. Осмотрелись в бинокль. Безмятежная зелень.
- Идём на вершину. Заглянем на ту сторону, – сказал я, поправил рюкзак и полез выше.
До вершины считанные десятки метров. Самые тяжёлые.
- Привал на двадцать минут, - объявил я. - Олег, организуй связь. Николай, помоги ребятам закрепить камеру.
Сергей Владимирович ответил сразу:
- Вас слышим хорошо. Вы слишком далеко ушли. Самолёт упал внизу правее вас.
- Мы выйдем на ту сторону гольца, – ответил я. - Может там услышим. Так что связи пока не будет. А здесь ставим камеру.
- Сигнал уже приняли. Картинка хорошая.
Мы поднялись на вершину. Величественная картина. Голубое небо вверху, внизу овальное блюдце озера в обрамлении зелёных сопок.
- Сигнал! - радостно заорал кандидат в наушниках. - Сейчас азимут возьму, – орал дальше.
- Да тише ты, - одернул его Николай, - слышим, не глухие.
- А, чего? - кандидат снял наушник.
- Не ори, говорю. Тайгу распугаешь.
- Так я ж не слышу вас, - оправдался кандидат. – А направление, туда, - показал на озеро.
- Странно, как же там смотрели. Они нам куда правее показывали, - проворчал второй.
- Может его потоком воздуха сюда отнесло? - предположил Олег.
- Найдем, поймем, – заключил я. - Вперед, «Сусанин». Веди.
Через пять минут мы вошли в густые заросли подлеска. Здесь лес был ещё гуще, чем на той стороне. Да ещё пошёл бурелом. Но сигнал пищал, и мы шли.
- Ни одного подходящего места для камеры, - сокрушённо сказал Олег.
- Какая камера? Тут всё равно связи не будет, - успокоил его я.
Молча от напряжения и усталости, мы шли за своим «Сусаниным» в наушниках с приёмником в руке. Склон пошёл заметно круче, деревья реже.
- Скоро берег будет, - почему-то шепотом сказал мне Николай.
Я только кивнул.
Наш проводник, который вырвался на десяток метров вперёд, остановился и застыл.
За ним шёл Николай, потом я. Вдруг Николай остановился, пригнулся, повернулся к нам и поднял руку нам навстречу. Я понял – стоять и молчать. Зато сзади раздался громкий голос Олега:
- Вы чего там увидели?
Олег, как слон, ломился к нам.
Николай обернулся и зло прошипел:
- Ты чего орёшь, как недорезанный. Видишь, «Молчать», показал!
- Они? - спросил я вполголоса.
- Они, - выдохнул Николай, – пятеро.
Подошёл наш радист, заговорил шепотом:
- Выхожу из-за дерева, а они тут, метров пять. Здоровые… Стою - ни туда, ни сюда. Ноги, как пристыли.
- Это от испуга, – резюмировал его коллега. – А куда они ушли?
- Туда, – показал парень. - Мне такие страшные показались. А как ушли, не слышал.
- Ты самолёт слышишь? - Олега волновал только он.
- Да вон он лежит. Поломанный. Они вокруг стояли.
- Жалко Ивана с нами нет, - сказал Николай.- Он бы сразу вычислил следы, видно же, как тащили.- и показал на согнутые ветки, примятую траву.
- Николай! Успел рассмотреть еров? Знакомых не было?- я старался разрядить обстановку. Видел, как дрожит приёмник в руках кандидата.
Николай понял и подхватил:
- А как же, видел. «Пенёк» да «Сучок». Оба были. И соседи их: «Палка», «Мялка» и «Бежалка.»
До кандидатов шутка дошла не сразу, потом они заулыбались. А Николай, наоборот, сник.
- Где теперь их искать? Они тигру мозги свернули, а у нас, ни одного следопыта. Уйдут.
- Найдём, - ободрил его я, - следопыты уже в лагере. Завтра найдём. Главное - они не поодиночке.
Олег с кандидатами начали разбирать аппарат, чтобы нести обратно.
- Сколько вам времени нужно? - спросил я.
- Часа два - не меньше. Покорёжен сильно.
- Тогда так. Мы с Николаем на час сделаем вылазку. Упакуете, разводите костерок. Поесть надо. Мы подойдём и двинемся обратно.
- Понятно, Командир, - ответил Олег.
- Пошли, Николай, по следу. Направление уточним. У нас, шестьдесят минут.
- Всегда готов, - воодушевлённо ответил Николай. – Командир, достань наш флаг, повязку от Лары. Вдруг опознают.
- Вряд ли. Два года прошло, - ответил я, но повязку на руку повязал.
Следы еров мы потеряли шагов через двести. Вот ещё вроде бы ветка наклонена и вмятина на траве, а тут уже ни-че-го.
- Приехали, - Николай обескуражено почесал затылок, – пять здоровяков и никаких следов.
- Они нас просто увели. Как тогда тигра. Один для нас следы оставлял, а остальные где-то сзади нас. Ничего мы не выследим. Пошли назад.
- Командир, давай присядем, переобуюсь. Под шнуровку попало что-то.
Николай сел на траву и начал расшнуровываться. Я решил сделать круг, осмотреться. Ведь должен же быть след. Меня остановил взгляд. Ер вышел из-за дерева и смотрел на меня.
Это была старуха. Печальные пронзительные глаза. Свяленные клочьями волосы на голове. От платья на плечах остались одни лоскуты. Жалкое зрелище.
- «Птичка», неужели это ты? - мне показалось, что я узнал в этом жалком великане, мать Лары.
Дальше случилось неожиданное. Она приближалась ко мне так стремительно, что я уже приготовился быть сбитым с ног. Ера остановилась совсем рядом. Заглядывая мне в глаза, она нежно, именно нежно, положила мне на плечи свои руколапы. Её пальцы как бы ощупывали меня, а глаза засветились радостью. Обнюхала повязку и рухнула на колени. Я испугался, что с ней плохо, а она обняла мои ноги и облизывала их. Я присел, и она стала гладить меня по голове вперёд, назад. Вдруг я почувствовал прикосновение лап к моей спине и плечам. Ещё два ера, прикасаясь, ластились ко мне. Дубины лежали рядом.
- Командир, - услышал я за спиной голос Николая, - я готов, - и крик,- Командир!?
Я поднялся, еры тоже. Мы разом обернулись на его крик. Еры ощерились и зарычали в его сторону. Бледный Николай стоял как столб. Решение было одно:
- Николай, - сказал я громко и бодро, - Мы нашли друг друга. Веди всех в лагерь. Скажи Сергею Владимировичу, что рация у меня, я выйду на связь, сообщу, где и что.
Видя, что Николай ещё в ступоре я сказал нарочито приказным колосом:
- Боец, Командир приказывает возвращаться в лагерь. Сеанс связи с восемнадцати до двадцати двух. Понятно.
- Есть, - ответил Николай и козырнул, - так точно, понятно, - и медленно пошёл назад.
Едва Николай скрылся из виду, из леса вышли ещё два ера с дубинами. Они подошли ко мне, обнюхали и отошли в сторону.
- Ведите меня к племени, - стараясь казаться веселее, сказал я. Но кошки скребли у меня в душе.
Мы шли распадком вдоль озера. Впереди шли еры из «знакомых», так определил я тех, кто ластился ко мне. Двое других, «незнакомых», шли позади нас. «Птичка» шла рядом или чуть за спиной, время от времени, осторожно прикасаясь ко мне. Я понимал, что так она выражала радость. Мы прошли довольно долго, как вдруг все еры остановились. «Птичка» аккуратно придержала меня за куртку. По их лицам и стойке я понял, что впереди добыча.
Еры оставили меня, и веером, неслышно, пошли вперёд на прогалину и исчезли в траве. На опушку прогалины вышел здоровенный лось. Огляделся, принюхался, спокойно прошёл на поляну и опустил голову в траву. С шуршанием в бок лося влетела дубина. Но едва лось вскинул голову, в неё сбоку ударила вторая дубина. Лось взвился в прыжке, но удары сделали своё дело, прыжок получился короткий и кривой. Со всех сторон к нему стремительно бежали еры, три с дубинами, два с ножами. Завертелся танец смерти. Лось крутился от сыпавшихся хрястских ударов. Два ера друг за другом отлетели от него, как мячи, но вскочили и снова бросились в круг. Лось был обречён. Сначала остановился, не реагируя на удары, потом упал набок. Радостный рык и прыжки еров, потом они склонились перед тушей. Я подошёл. Из надреза шеи лося текла кровь и еры по очереди пили её, кто из раны, кто из подставленной ладони. Когда я оказался рядом, трое «знакомых» вскочили и резко отдёрнули «незнакомых». Мне оказывали честь. Мне не приходилось пить сырую кровь. Что делать? Как правильно отказаться? Я наклонился, окунул пальцы в струйку и поднёс к губам. Затем отступил спиной на три шага и сказал:
- Хорошая еда. Я не голодный. Вы можете есть.
Еры припали к лосю. Длилось это недолго. «Птичка» рыкнула. Все послушно поднялись. Рану заткнули травяной затычкой. Как же утащить такую тушу? Один не унесёт, впятером и взяться не за что? Пока я размышлял, еры притащили четыре молодые берёзки, скрутили верхушки, затащили на волокушу лося. Рога ветками примотали к стволам. «Птичка» подошла ко мне и за рукав потянула за собой. Мы с ней шли впереди, выбирая дорогу. За нами еры тянули волокушу. Но долго одним им тянуть не пришлось. Из чащи появлялись новые еры и цеплялись за ветки волокуши.
Лагерь располагался на излучине ручья, впадающего в озеро. Здесь стояли огромные кедры. Под их кронами сверху мы бы еров не увидели. Здесь не было подлеска, только трава, уже хорошо вытоптанная. В двух противоположных местах стояли шалаши. Точнее - их подобие. Низкие, неаккуратные.
Едва волокуша оказалась возле лагеря, все еры убежали вперёд, и только наша пятёрка тянула добычу. Зато, когда они протащили тушу в середину лагеря, их приветствовали криками, прыжками и маханьем рук и дубинок. Радовались все, включая детей и еров-добытчиков. Но оказывается радовались не только лосю. Толпа хороводила вокруг туши и меня. Причём, ко мне, то и дело подскакивали некоторые еры, осторожно прикасались и восторженно скакали дальше.
Но, оказалось, всё не так радужно. «Птичка» и «знакомые» еры порычали, и толпа разделилась. Восемь мамаш, четыре девочки и два подростка, три мужика, из них два «знакомых», и трое малышей, встали на четвереньки и подползли ко мне. «Птичка» твердила, как заклинание: «Командир, Командир». Понять это мог только я, потому что знал, что она может твердить. Другая часть: семь здоровых мужиков, шесть юношей, там же оба «незнакомых», настороженно отошли от меня в противоположную сторону. Особенно неприязненно смотрел на меня верзила, выше и крупнее всех. Мой выбор был единственный, идти туда, где принимают.
Сразу же верзила подошёл к туше и несколькими ударами большого ножа располовинил тушу поперёк. Переднюю, большую часть, аккуратно, чтобы не пролить кровь, подхватили еры его группы. Заднюю, меньшую, он презрительно толкнул в сторону другой группы. Мужики подтащили её к шалашикам, женщины стали снимать шкуру. Только сейчас я увидел то, чего не увидел сразу. Нигде не было кострища. И не было дров. Я понял, они не умеют добывать огонь. Вул не научил их этому, а скорее всего и не хотел учить. Тогда пропала бы его сила по зажиганию костра. Если даже у них и были спички, то уже давно кончились. Я подошёл к «Птичке» и сказал:
- Ваши люди должны принести сухих веток. У меня есть огонь, - я достал коробок, зажёг спичку, затем засунул её под дно коробочки. – Вы сделаете вкусную еду.
Для них это был радостный приказ. Его поняли все. Наверное, они умели пользоваться спичками. Мужики и молодёжь побежали в лес.
А я хотел искать их костёр тепловизором…
Другая группа с перемазанными кровью мордами кромсала свою часть добычи. Самый большой кусок был у верзилы. Молодёжь крошила голову лося, вырывая друг у друга куски. Мужики тоже не ладили, рычали, толкались. Как только я сделал по нейтральной территории несколько шагов в их сторону, все повернулись ко мне и окрысились со свирепыми глазами.
- Я не беру вашу еду, - сказал я твёрдо, - я принёс вам огонь, - и проделал тот же фокус со спичкой.
Коробков у меня было два. В ветровке и в рюкзаке. На первое время достаточно. Мне думалось, огонь хоть чуток, но повернёт их к человеческому образу.
В глазах еров мелькнула радость, но… никакого движения. Затем они повернулись к верзиле.
Тот отложил кусок, встал и подошёл ко мне. Он был выше меня почти вдвое. Я протянул ему коробок. Он схватил его мгновенно, повернулся к своим и победно зарычал. Те ему ответили. А юноши побежали в лес.
Еры умели пользоваться спичками. Вскоре под деревьями поодаль друг от друга горели два костра. На нашей стороне, классический. Мясо тушилось в листьях. На той стороне, куски туши висели над огнём на палках и лежали прямо на углях.
Мне стало неуютно после встречи с верзилой. А если бы я пришёл без этой добычи? Я мог бы и сам стать их ужином, этой ватаги. В племени идёт борьба за власть. Женщины держатся прежних обычаев. Верзила со своими хочет, а может уже, Вожак стаи. Я из прежнего мира - значит враг Вожака. При таком раскладе не уговаривать, а ноги уносить впору.
К нашему кострищу вышла дородная ерка с девушкой- замухрышкой. Они быстро обошли костер и начали раздачу еды. Ели быстро с оглядкой. Мне «Птичка» тоже принесла кусок, я отрезал маленький кусок и вернул обратно:
- Я не голодный, возьми себе.
Но «Птичка» отнесла кусок замухрышке.
На той стороне тоже жрали. С рыком. С оплеухами. Вскоре всё стихло. И здесь, и там еры разлеглись под деревьями. На нашей стороне образовались группки. К мужикам прилегли жены и маленькие дети. Девушки и вдовы, как я решил, другой группой. Подростки - третьей.
Со стороны Вожака я услышал тяжёлую поступь. К нам шёл Верзила. Морда и взгляд его ничего не выражали, но всё население нашего края затрепетало от страха. Я встал, прислонился к дереву и ждал, куда он идёт и зачем. Верзила прошёл мимо меня, не замечая, прошёл мимо вдов, те сжались, но окрысились. Дальше были девушки. Верзила остановился и обвёл их взглядом, от которого они просто вжались в землю. Резко схватил одну девушку за ногу и, как бревно, поволок. Та заверещала высоким голосом, которого от еров я раньше не слышал. Остальные еры сжимались от страха. Я всё понял. Меня взяло такое зло, что внутри всё напряглось. Я будто увидел похотливую морду Пида, склонившегося над девочкой. Я схватил дубину и пошел навстречу.
- Сволочь! Грязная скотина! - не говорил, а выплёвывал я. - Отпусти. Убью, гада.
Вожак шёл на меня, тянул одной рукой визжащую девчонку и, как мне показалось, нагло ухмылялся. Меня он, будто, не видел.
- Отпусти, сволочь! - и вместе с криком заехал дубиной ему по морде, раз, второй. - Пошёл к чертям собачим!
Верзила опешил и остановился. Я орал так, что голос зазвенел. Я был уверен в том, что сейчас убью его. Он поднял глаза и наши взгляды встретились. В бешенстве я врезал ему дубиной в челюсть и заорал:
- Убью гада. Пошёл отсюда.
И Верзила струсил. Он бросил девчонку и на четвереньках кинулся куда-то в бок, в кусты.
Я посмотрел на притихших еров. В них была радость и страх. По взглядам я понял откуда.
Резко обернулся. На другой стороне стояли в злом напряге мужики-еры. Я замахнулся дубиной и заорал в их сторону:
- Собаки! Сволочи! Безмозглые твари! Мозги вышибу, - и сделал шаг.
Чего они испугались? Крика? Моего напора и решимости? Не знаю. Но я теперь знал, они будут меня бояться, как когда-то боялись своего «Бога». Получается, первобытным человеком управлять надо страхом? А дрессировщики уверяют, что управляют хищниками любовью и лаской. Мне, пожалуй, будет нужен кнут.
Все спали, а я сидел и прикидывал, что делать дальше. Куда и как их вести?. Дорог нет, местность я не знаю. Увезти можно только на автобусах с нашего лагеря на базе. Такой вариант мы и расписывали. Вот только еры у нас там были послушные, как школяры-малолетки. А тут… Как объяснить, как уговорить? Для начала, дать знать о себе. Включил рацию. Сигнала нет. Надо подниматься на сопку. Я просто встал размяться. Тут же вскочила «Птичка», следом ещё один ер. Тревожно уставились на меня. Сторожат. Что делать? Я пошёл к ним.
- «Птичка», - сказал я, глядя в её тревожные глаза, - ты и он,- показал на ера, - идите со мной вверх, - показал на вершину сопки. - Я буду говорить с духом Ларры, - так им должно быть понятнее.
Как говорится, прокатило. Поняли. Я, не спеша, пошёл, не оглядываясь, на внимательные взгляды всего племени.
Пришлось попотеть. Мало подняться, надо найти место, где появится сигнал.
- Вадим, наконец-то, - услышал взволнованного Сергея Сергеевича, - Николай рассказал о встрече. Мы тут всё передумали. Докладывай, где, как, и что.
- Племя пока не распалось. Всего тридцать три ера. Из них девять малышей и подростков. Лагерь на берегу озера. Огня у них не было. Племя разделилось. Матриархат поддерживают двадцать. Тринадцать мужиков, отдельно. У них есть Вожак. Его боятся все.
- Что решил? Как нам действовать?
- По варианту три. Через нашу базу, на автобусах. Мы придём через два дня. У них плохо с питанием. К вечеру каждого дня должен быть свежий лось или медведь. Лучше, если бы живой. Первый, на месте, где был самолёт.
- Сможешь уговорить?
- Другого выхода нет. Меня просто не отпустят.
- Хорошо. Связь будет дежурить круглосуточно.
Еры сидели на камнях шагах в десяти. Может, и слышали мои слова. Может, что и поняли.
Когда мы вернулись, всё племя стояло и сидело одним кругом. Верзилы не было. Его товарищи сидели группой, но уже рядом с другими. Это был хороший признак. Едва мы вошли в невидимый круг лагеря, все еры окружили меня и проводили к «моему» месту на траве. Сопровождающие порычали, и народ рассыпался в лесу. Сторожить меня остались четверо: ер и ерка с одной стороны, и два мужика со второй.
Я разобрал палатку, влез в неё и прилёг подумать. Проснулся я среди ночи от близкого дыхания ера. Темно. Я прикрыл фонарик и включил. Палатка пустая. Дыхание прекратилось.
Выключил фонарик, осторожно перекатился к другой стенке. Прислушался. Через какое-то время ер снова ровно задышал. Я убеждал себя, что это мой сторож, и задрёмывал. Тревожно просыпался от предчувствия опасности и снова успокаивал себя.
Когда я проснулся и вылез из палатки, утро ещё разгоралось. Бездымно горел длинный костёр, еры сновали между деревьев. Я пошёл к озеру, умылся, напился. Никто за мной не топал. Кто же спал у палатки?
И ещё проблема. Когда с ними говорить лучше? До еды или после? После еды люди расслаблены, спорят меньше. А как у еров?
Костёр прогорел. Всё племя в сборе. И вперемешку. Верзилы нет. Сейчас будет обряд перед едой. В центр вышла пожилая ерка с девушкой. Они посмотрели на всех, потом на меня и пошли ко мне. Я вспомнил свою пляску у костра еров после победы. Тогда мне было весело и смешно. Теперь это, мне было необходимо.
Втроём мы обошли круг. Я старался повторить движения девушки, как более подвижной. Путь закончен. Вижу напряг глаз и тел. Я уйду и начнётся еда. Решаюсь.
- Племя моё, - громко четко сказал и обвёл рукой собравшихся, - Командир, - ткнул себя в грудь,- говорил с духом Луноликой Ларры, - рука поднята к небу и вдаль. - Она хочет исполнения её Слова. Жить сытым, в теплом доме. Она просит Командира, - снова ткнул себя в грудь, - отвести племя в «Село».
Почему я сказал: «Село» - не знаю. Просто другого не было. «Страна» - для них пустой звук. «Рай» - это что-то загробное. А «Село» может, кто и помнит.
Гул прошёл вокруг меня. Я вышел из круга на своё «место». Завтрак начался. Но уже не было того ожесточения, никто не вырывал еду у других. Принесли и мне свёрток с тремя кузнечиками в ладонь. Да. Тут они мелкие.
После еды нужно полежать. Я лег первым, постепенно и остальные. Голубое небо и покачивающиеся вершины успокаивали.
- Всё, - сказал я себе. - Видишь, еры поднимаются. Веди, Командир.
Я вышел к кострищу. Быстренько подтянулись еры.
- Племя, - заговорил я, - Дух Луноликой Ларры через людей моего племени даст вам дары. Вас ждёт зверь для еды когда солнце будет там, - я дополнял слова жестами. - Идите за Командиром.
Я подошёл к «Птичке» и сказал ей прикоснувшись рукой к плечу:
- Иди туда, где лежала железная птица. Командир идёт за тобой.
«Птичка» ответно прикоснулась к моей руке и, как будто, кивнула.
Но уйти сразу, не получилось. Только мы двинулись, сзади раздался всё усиливающийся вой. Затем еры завыли и повернули назад. Я пошёл следом.
У шалаша лежала старая женщина ерка. Возле неё, на коленях сидел старый ер и завывал. Я подошёл ближе. Ерка, его жена, умерла. У завывающего мужа была криво сросшаяся нога.
Спросить совета не у кого. Как успокоить, как похоронить, что сказать, не знаю. Еры стоят неподалёку и подвывают. Иду к еру. Ложу руку на его склонённую голову.
- Командиру жалко твою жену. Командир хочет, чтобы ты оставил жену. Она уйдёт в Рай. Когда к тебе придёт смерть, смерть отведёт тебя к ней. Сейчас ты идёшь с нами, в «Село».
Ер замолк, поднял голову и с болью посмотрел мне в глаза. По шерсти щёк скатывались слезинки. Как я его понимал! Он отрицательно покачал головой, Лёг и прижался к трупу. Значит дошли мои слова до его сознания, он меня понял. Я повернулся к ерам и сказал:
- Он хочет вместе с ней уйти в Рай. Не будем ему мешать. Идите за Командиром, – и пошёл.
Сначала я шёл один в тишине. Потом «Птичка» появилась впереди меня, а сзади слышался шорох и сопение.
Еры не знают перерывов на отдых. Я устал до того, что боялся упасть и потерять из виду широкую спину ерки. Постепенно боль в ногах притупилась и я мог осматриваться по сторонам. «Птичка» остановилась неожиданно. Я подошёл к ней. Она показала мне на поляну с редколесьем. Не сразу, но я узнал место, где лежал самолёт. По примятой траве. Но где «еда»? Может они ошиблись? Может не повезло с охотой? Что делать? Даже лоб вспотел.
«Птичка» шла полукругом, принюхиваясь, как ищейка. За моей спиной стояла странная тишина. «Птичка» рыкнула и побежала вверх по склону. Из-за моей спины выходили еры. Все тащили сучья и ветки, даже малыши. Тут же стали готовить костёр. Мужики руками рыли продолговатую яму, женщины и дети таскали траву. Я сидел, не в силах шевелиться. Даже думать не хотелось. Вдруг все засуетились, бросили дела и уставились на лес. Но прошло не меньше четверти часа прежде, чем из лесу показались еры. Они тащили лося. Восторг и радость. Прыжки и рык встречали их.
У огромного лося была отрезана одна нога. Еры и «Птичка», которые притащили лося, в танце рассказали, как нашли добычу. Это был настоящий балет: Лося утащили с этого места. Они догнали вора, но он отрезал ногу и убежал. Толпа возбуждённо то радовалась, то негодовала. Я понял, что Верзила идёт сбоку или впереди нас. Больше некому было утащить такую тушу.
Лося разделали на куски, уложили на траву в яму, засыпали травой сверху и ловко разожгли костёр. Одна девушка принесла мне охапку травы, заискивающе заглядывая мне в глаза, положила у ног и убежала. Больше меня не беспокоили. Я снял ботинки и засунул, ноющие ноги, в прохладную траву.
Костёр запылал, но еры не расслабились. Они начали таскать сучья и ветки, строить шалаши.
После совместного ужина еры сгрудились неподалёку от меня. Два ера с дубинками стояли у засохших дерева. Они начали ритмически постукивать по стволам. Ритм звучал то громче, то тише, то быстрее, то медленно. Затем зазвучал поющий голос. Это было музыкальное рычание. В нём менялись оттенки, высота и тон. К пению подключились барабанщики, стук их соответствовал ритму певца. Сидящие еры начали раскачиваться в так песни, потом в мелодию включились высокие ноты подвывающей молодёжи. Я был поражён. Не думал, что они понимают музыку и умеют петь. Жаль, что у меня нет камеры, Сергей Владимирович был бы счастлив такому подарку. Концерт длился больше часа.
Солнце коснулось вершины далёкой сопки. Я вызвал «Птичку», чтобы идти на сопку. К ней подошёл молодой ер с дубиной и мы пошли. Наконец сигнал появился, можно останавливаться. Нет, еры, как танки, прут на вершину. Дух-то там. Пришлось карабкаться за ними. Меня ждали.
- Сейчас Сергей Владимирович подойдёт, - ответил радостный голос дежурного, - он тут пинает всех. Базу украшаем к вашему визиту. Сердитый, автобусов ещё нет. Идёт…
- Здорово, Вадим, - голос был не сердитый и не запыханный. Подарок понравился?
- Конечно. Только имейте ввиду. За нами, а может и впереди идёт ер. Он был вожаком мужиков. Его я выгнал из племени. Он украл лося, но племя лося отобрало. Он может быть опасен.
- Хорошо. Предупрежу охотников. Они тут медведя приметили и двух лосей. Что вам лучше?
- Медведь более схож с человеком. Лучше лося. Чем вы пометите место для лагеря еров?
- На поляне у леса будут лежать дрова. База за лесом. Мне хочется посетить лагерь. Получится?
- За эти сутки они сильно изменились. В лучшую сторону. Дали мне балет про охоту и пели после ужина. Думаю, что получится.
- Какое счастье, – а голос, чуть огорчённый, - жаль, что у тебя нет камеры. Автобусы сегодня застряли. Сейчас идёт бульдозер. Завтра к вечеру придут.
В эту ночь я спал в палатке в окружении шалашей. Спал спокойно и крепко.
Следующий день выдался пасмурным. Иногда шел дождь, иногда высвечивало солнце. Где-то на полпути задержались почти на час. На дороге через поляну, хотя, какие в лесу дороги, расположилась медведица с медвежонком. Еры остановились и стали ждать, когда они уйдут. Я говорю и показываю «Птичке»,
- Надо обойти медведицу, - на наш взгляд, простое решение.
«Птичка» машет головой: «нет». И что-то тихо прорычала.
Медведица паслась, медвежонок играл, мы стояли молча. Наконец медведица встревожено понюхала воздух и быстро побежала в низ распадка. Медвежонок покатился за ней. Мы тронулись дальше. Этот день дался мне легче. Я догнал «Птичку» и сказал:
- Дальше будут дома людей. Там в лесу у ручья есть место для костра. Там нас ждёт еда и дрова для костра.
Мне показалось, что она кивнула головой. Затем зашагала дальше. Вот и пойми, что у неё на уме. Но всё обошлось. Вывела точно к поляне. В другом конце поляны стояла поленница дров, неподалёку - жерди и ветки для шалашей, а в загоне из жердей стоял лось и жевал траву. Еры высыпали на поляну. Но, вместо моего ожидания радости я увидел настороженность и страх. Никто ничего не брал. Я вышел и встал перед ними:
- Племя моё. Дух Лары сказал белым людям, что вы идёте в «Село». Белые люди любят вас и хотят помочь. Они хотят подарить вам это, - я показал на оленя, ветки, дрова. Каждый из них мой друг и ваш друг.
- Друг, Командир, друг, Командир, друг, Командир …- на разные голоса загомонили еры.
Толпа загомонила рычаниями и начала действовать. Закипела жизнь. Готовилось кострище, строились шалаши. Двое еров «охотились» на лося. Животное, встревоженное шумом, металось по загону. Еры подкрадывались по всем правилам. Вот один из них кинулся на лося сбоку. Тот маханул рогами так быстро, что я решил, еру конец, убъёт или покалечит. Но этого ждал второй. Он оказался с другой стороны, удар его дубины был сокрушительным. Но и первый ер ускользнул от могучих рогов. Его дубинка довершила победу. Лось упал, засучил ногами. Ер нанёс удар ножом. Лось затих. Еры надрезали шею и напились крови. Потом встали и громко зарычали, размахивая дубинками. К ним пошли остальные. Пили кровь мужчины, потом дети, потом женщины. Под конец обряда голова лося была отрезана полностью. Тушу вытащили на поляну. Ликующей толпе охотники показали охоту. Тот, который играл оленя, в конце, как бы, получил удар по голове. Замах охотника был такой, что не удержи дубину, голова «оленя» превратилась бы в месиво. «Олень» упал возле туши и засучил ногами. Второй выхватил нож и упал на него. Толпа завопила от восторга. Оба охотника встали, отпрыгали вокруг туши и присоединились к толпе.
Теперь из толпы вышла ерка с девушкой. Они исполнили свой танец, в котором они как будто, что-то брали от оленя, а потом давали оленю. После этого тушу разделали на куски и вскоре костер горел, а еры разлеглись вокруг.
После ужина я установил палатку. Еры разошлись по шалашам. Только два сторожа улеглись на землю у костра.
Мне стало тоскливо. Теперь я понимал Вула, почему он относился к нам по человечески. Он был постоянно в кругу тех, кого он не понимал, да ещё и презирал. Это тяжело. Мне так хотелось сесть за стол просто с людьми. Выпить чая, слушать понятные слова.
Я забрался в палатку и включил рацию. Ответил Сергей Владимирович:
- Командир. Мы в восторге. Всё записали, сейчас монтируем ролик. Ты великолепен. Спасибо тебе от науки и человечества. Какое магическое слово – «друг». Ты сказал гениально. Завтра встретимся.
Меня это не воодушевило и не обрадовало. Я только вздохнул и шёпотом ответил:
- Устал я от всего этого. Чаю хочу. И супа. Передайте привет моей половине.
- Потерпи немного. А ей мы передадим ролик, для убедительности.
У меня не было сил думать, можно это делать, или не нужно. Я попрощался и через минуту уже спал.
Мне приснился странный сон. Я с Димоном иду по лесу через кусты с красными ягодами. Я хочу сорвать ягоду на ходу и промахиваюсь. Тянусь за следующей и опять промахиваюсь. Мы не можем остановиться, где-то впереди стучат барабаны и нас там ждут. А мы опаздываем. Резко просыпаюсь. По палатке дробно молотит дождь. Я выглянул наружу. Никого. Посмотрел на часы. Семь. Обычно, в это время мы уже отправлялись в путь. Значит еры пережидают непогоду. Рация завибрировала. Включил.
- Командир? Доброе утро. Что случилось? Никого не видим. Уйти не должны, камеры ночью движения не показали, - взволновано говорил Сергей Владимирович.
- Какое же оно доброе, утро? - шутливо ответил я. Дождь и сырость. Я проспал, еры спят.
- Утром они что едят? Чем их угощать?
- По утрам нам давали кузнечиков запеченных, по два, три на порцию, – с улыбкой отвечал я.
- Ну, кузнечиков вам не будет, - протянул Сергей Владимирович,- Что же они ещё ели?
- Всё, Сергей Владимирович. Какие-то травы, ягоды, листья черёмухи, точно видел. Ещё какие-то. Насекомых, что попадались.
- Ладно. Подумаем, - заключил Сергей Владимирович,- дождь льёт с четырёх ночи. Автобусы здесь, да теперь обратно не пройдут. И бульдозер вчера ушёл. Кстати, ролик отправили и обратный привет приняли. Придёшь, покажем.
- Нет. Надо вам сюда прийти. С едой или с подарками. Будем вместе погоду ждать.
- Готовим, готовим. «Швейный цех» с вечера работает. Ну и так, по мелочи. Еду, как ты говоришь, принесём.
- Полог бы большой натянуть, как навес. Возле моей палатки.
- Есть такой. Сделаем. Жди. Выдвигаемся.
Я вышел из палатки, встал под дерево. Минуты через две из шалашей высунулись хмурые заспанные морды и уставились, как я думал, на меня. Но тут сзади послышались шаги. Наши мужики тащили здоровенный тент. Мы кивком поздоровались. Жестами я показал место для навеса, где поставить столы, где скамьи. Всё делалось молча и быстро. В одной стороне навеса закрепили тонкие жерди для одежды. Эта бригада ушла.
Вторая бригада, под любопытные взгляды еров из шалашей, принесла охапки разных трав их которых мне был знаком только дикий лук. Затем принесли армейские термосы. Все ушли. Наконец-то я увидел знакомых. Впереди шёл Сергей Владимирович. За ним шли Николай, Димон и ещё двое молодых людей, они тащили коробки.
Я прошёл под навес и встретил Сергея Владимировича рукопожатием.
- Обниматься не будем, - предупредил он негромко.- Можем научить на свою голову. Заобнимают насмерть.
Мы сдержанно рассмеялись. Подошли остальные. Из шалашей то и дело выпадывали еры, вытолканные напиравшими любопытными. Ер на четвереньках пролезал между голов и тут же его морда светилась снова, вместе с остальными.
Поздоровавшись со мной, Димон шепнул:
- Есть интересные новости про ачинцев. Тут, на заимке узнал. Расскажу, как только…
- Как думаешь, Командир, кормить «твоё племя»? Сюда звать или отнести? - спросил Сергей Владимирович.
- Думаю, лучше отнести. Я сейчас предупрежу и понесем. Что там?
- Лосятина. Мы же для вас поймали несколько штук.
- Как вы их ловите, таких гигантов?
- Усыпляем. У нас в загоне ещё четверо.
- Всех лосей выбьем.
- Жалко конечно, хотя их тут множество. Дань науке, ничего не поделаешь. Вот план шалашей и количество еров в каждом.
- Здорово. Как вы смогли определить?
- Наука, Командир. Плюс камеры и комп. Всё просто. Мы уже на каждого ера паспорт сделали с фото. Бродяга не приходил?
- Нет. Лучше бы вообще без него.
- Ладно. Подумаем. Наши уже сидят на вашем первом лагере. Похоронили двух еров. Отчего они не пошли?
- Жена умерла чуть раньше, а муж не захотел уходить от неё.
- Трогательная история. Потом расскажешь подробнее.
А дождь и не собирался униматься. И еры не выходили. Я встал лицом к шалашам.
- Может вам «оральник» взять, - молодой парень протянул мне мегафон.
- Только напугаю, - серьёзно ответил я и заговорил в полный голос:
- Племя моё, это мои други, - показал на гостей, - значит они други каждого из вас, - я тыкал в сторону каждого шалаша. – Они хотят чтобы вы взяли еду и радовались с ними.
Движение еров замерло. Над поляной нависла тишина.
- Начинайте с меня, - видя такое дело, тихо сказал я.
Молодой человек открыл термос и достал их него большой вилкой приличный кусок мяса. Другой подставил плетённую из прутьев блюдо. Блюдо с наклоном головы, вручил мне. Николай положил на него пучок трав. Я понёс его и поставил на стол так, чтобы все видели. Взял кусок двумя руками, всем показал и начал есть. Брал травинки, листочки, тоже ел.
Гул одобрения подтвердил, что мы на верном пути. Процессия пошла к шалашам. Это было бы смешно, если бы не было серьёзно. Парень доставал мясо. Другой подставлял поднос. Николай ложил траву. Димон по кивку Сергея Владимировича вручал поднос еру в шалаше. Поднос исчезал. Следующий.
Я жевал жестковатое мясо, помогая себе ножом. Оно было едва подсолено, но я ел от души. Волнения разбудили голод.
Сергей Владимирович подошёл поближе и тихо сказал мне:
- Продолжаем воспитание. Положишь остатки и кость на блюдо. Потом будете пить компот из ягод. Из кружки. Покажешь, как это делается.
Я, как в цирке, положил кость на поднос. Молодой человек с Сергеем Владимировичем пошли вдоль шалашей. Кости на поднос положили четверо. Ладно. Главное, начать.
Мне дали поллитровую прозрачную кружку и демонстративно налили розовый компот из другого термоса. Я демонстративно выпил и показал, что кружка пустая и поставил на блюдо. Компот был с приятным вкусом и чуть сладким.
От компота не отказались. Всё было выпито. И пролито немало. Некоторые начинали осматривать полные кружки. Компот выливался. Им наливали ещё.
Началась культурная программа. Подошли два парня, и две молодые женщины. Театр моды отдыхает. Я, Сергей Владимирович, Димон и Николай стоим в стороне.
Сначала мужики. Раздеваются до белья – спортивного трико. Одевают балахонистые пятнистые штаны и куртки. Изображают танец охотника. Снимают штаны и куртки и вешают их на жердь. Потом тоже самое делают девушки. Одевают на трико свободные яркие цветастые платья на резинках в поясе. Берут из груды одно ожерелье и одевают на шею. Крутятся друг перед другом. Смеются от души. Потом снимают и вешают на «вешалку».
Теперь очередь Сергея Сергеевича. Он громко говорит мне:
- Командир. Твои други, - показывает на своих людей, - дают твоему племени красивую одежду.
- Я зову вас, други, - обратился я к ерам и показал жестом,- идите сюда. Берите, одевайте. Вы будете красивые.
Глазами лупают, но никто не идёт. Сергей Владимирович смотрит на меня: «Помоги».
Я иду к палатке где «Птичка». «Птичка» смотрит на меня с любопытством и страхом.
- «Птичка», - говорю я ей, - иди со мной. Ты умеешь надевать платье. Покажи всем, - протягиваю ей руку.
Она поняла меня. Берет за руку и мы идём под навес. Я помогаю снять ветхие остатки сарафана. Подаю платье. Она не знает, как надеть его. Только сейчас я понял нашу ошибку. У них были распашные платья на завязках. Оглянулся на Сергея Владимировича так, что он тоже понял. В глазах у него отчаяние.
- «Птичка», - говорю я,- делай, как я буду говорить. Протяни ко мне руки.
Ура! Она протянула руки. Я собрал платье и продел проёмы на руки. Стоит. В глазах дрожит страх.
- Не бойся. Подними руки вверх, - подталкиваю её локти вверх.- Хорошо, - говорю и протягиваю платье вниз.
Бедная «Птичка», она вздрогнула с таким страхом, что я думал, она упадёт. Но всё обошлось. Платье оказалось ей впору. Чуть ниже колен. Я надел ей ожерелье.
- Ты красивая.- улыбаемся я и все наши,- Повернись, покажи, какая ты красивая.
Как и что она понимает из моих слов? Загадка. Она не только повернулась, но и крутанулась, как это делали наши модели.
- Красиво!- закричал я смеясь и вскидывая руки. Мои товарищи меня поняли и тоже завопили.
Еры стали вылазить из шалашей. Мужики одевались сами. Старые помнили, молодые их копировали. Молодые путались в штанинах, падали и все хохотали. Женщинам помогал сначала я, потом Сергей Владимирович, Димон и «Птичка». Других не подпускали, убегали.
Эта сумятица длилась долго. В конце концов одели всех, даже малышей. Как по заказу, дождь сделал перерыв. Выглянуло солнце. Пёстрая толпа высыпала на поляну и крутилась друг перед другом.
И тут по знаку Сергея Владимировича на поляну вытащили два пустотелых бревна на деревянных козлах. Возле положили небольшие дубинки. Молодой парень подошёл, взял две дубинки и пробарабанил дробь. Еры были в восторге. А Сергей Владимирович вложил дубинки в руки ера. Взял и себе, вдвоём с парнем они застучали по брёвнам. Ер осторожно ударил одной дубинкой, прислушался. Ударил другой, вновь прислушался. Ударил обеими. И пошло. Сергей Владимирович отдал дубинки другому еру, и тот тоже стал барабанить.
Сначала еры колотили вразнобой. Потом уловили ритм. Остальные образовали танцевальный круг. Потом и наша молодёжь, присмотревшись, влилась к ним. Еры плясали без устали. Наши уже выскочили из круга и, тяжело дыша, прилегли под навесом, еры молотили по брёвнам, остальные прыгали. Снова припустил сильный дождь. Еры попрятались в шалаши.
- Что дальше будем делать? - спросил я Сергея Владимировича.
- Присаживайтесь за столы, поговорим. Подходите, ребята, - пригласил он всех.
Сдвинули скамьи, сели.
- Первое. Спасибо тебе, Вадим Вадимыч. Задачу выполнил. Племя не только привёл, но и вернул им память. Они начинают осознавать себя людьми. Будем помогать.
- Вам тоже спасибо. За науку. Пригодилась, – ответил я, – могу я сегодня на базу уйти?
- Нет, Вадим. Ты Командир, Вожак, хочешь, не хочешь.
- Сергей Владимирович, мне можно с ним остаться? - спросил Димон.
- Оставайся. Если ничего такого не произойдёт, завтра ещё добавим двоих. Потом ещё. Надо их приучить к нам, не так ли?- обратился он к парню справа.
- Да, да, Сергей Владимирович. - поспешно ответил тот, - Это, как раз тема моей кандидатской. Такой материал…
- Молодые люди, тут люди, а не ваши дипломы и кандидатские. Нельзя ставить опыты. Учитесь понимать. Вот с платьями промашка. А вот наш предшественник это понимал.
- Поторопились. Хотели встретить по-людски, - сказала девушка.
- Вот, именно, что по-людски, - огорчённо продолжил Сергей Владимирович. - Кстати на вечер у нас проблема. Что на ужин, и кто будет готовить?
- Какие проблемы? - удивился Николай, - Я сготовлю.
- Самое простое решение может быть ошибочным. Если мы их будем кормить здесь, то нам придётся кормить их везде и всегда.
- Так дождь же идёт. Как тут готовить? – пискнула вторая студентка, показывая на мокрую землю.
- Они два года жили без нас и выжили. Кто им готовил, когда у них не было огня? Кстати, я тут читал материалы по их нападениям. Нападать они стали зимой и именно на тех, у кого горел костёр. Они приходили за огнём.
- Неужели за неделю они всему научатся? - глубокомысленно спросил очкарик средних лет.
- Конечно нет. Вот мы одели их сегодня. Теперь пройдут месяцы, а то и годы, прежде чем научим одеваться самим.
- Да ну, Сергей Владимирович, – самонадеянно заявил Николай. - Я завтра мужиков потренирую, через три дня за тридцать секунд одеваться будут. А девушки пусть баб потренируют.
- Святая наивность, - рассмеялся Сергей Владимирович и остальные, - одеваться самим, значит пойти в магазин, выбрать и купить. Выбрать самим, а не то, что мы им подсунем.
- Понятно… - протянул смущённый Николай.
- Охотники мне сказали, лось с базы, если его отпустить - пойдёт в том направлении, – Сергей Владимирович показал, куда,- Так что Вадим, ждём твоего сигнала. Если охота затеется, дашь знать. Отпустим лося, а там… Как повезёт. Вот и дождь стал пореже. Мы уходим. Вы остаётесь. Удачи вам.
Мы остались вдвоём. Димон подсел рядом.
- Не томи, Димон, рассказывай, - попросил я его.
- На заимке живут две семьи. Одна, очень давно. Война их коснулась мало. Жили они охотой, рыбалкой. Невестка у них умерла от белокровия, так они рак крови называют. На второй год после войны слышали они от охотников, что монголы гнали русских с Хакасских озёр. Отбили или купили у хакасов. Шли они вдоль Алтайского хребта. И в один из дней, пленные перебили охрану и ушли в горы. Монголы гнались за ними. Но те, вроде, ушли в глушь. Потом выпал снег. Говорили, что ни один монгол домой не вернулся. Потом ещё охотник к ним однажды заходил. Рассказывал, что за озером сопка, там речка, и там на берегу большое село. Живут там богато, едят на золоте, но к себе никого не пускают и не выпускают, зовут себя ачинцами.
- Ачинцы? Найти бы этого охотника, расспросить подробно.
- Вадим. Он здесь. Из тех, кого институт нанял, зверя нам добывать. Я же не знал сначала. А вчера, когда они, двое их, собирались на охоту, он сказал: «Пойдем в сторону, где деревня ачинцев. Там места зверем богатые. Я удивился, спрашиваю: «Это далеко?». Он сказал, что за озером. И пошли. Я догнал. На ходу он и рассказал это, что ты слышал. Сказал, приду, расскажу подробно. Завтра придут.
Мы замолчали. Что тут скажешь? Верить или не верить? Подобные истории мы слышали и раньше. Проверяли. Но это были только слухи.
- Пойдём, полежим, - предложил Димон.
Я встал и увидел странно-настороженный взгляд ерки, что всегда танцует с девушкой. Я проследил за её взглядом. Пустой загон. Ну и что? Но туда смотрит и ер, охотник. Понятно. Ужина нет.
- Иди в палатку, Димон. Пойду, подниму на охоту. Видишь, волнуются. Кода махну рукой, вот так,- я показал,- вызывай базу. Пусть зверя выпускают.
Я подошёл к шалашу ера-охотника:
- Там ходит большой лось,- показал где и изобразил лося с рогами лопатой. - Надо идти за ним. Ты, - ткнул пальцем на высунутые морды,- он, он и он.
Ер молча скрылся в шалаше. Значит ужина у них не будет. Но я ошибся. Два ера вылезли и пошли к шалашу женщин. Из шалаша вышли женщина с девушкой. Они негромко поговорили, помахали руками.
Еры - охотники, повернулись и подошли ко мне. К ним присоединилось ещё четверо.
- Командир говорит вам. Большой лось будет там, - я сделал условленный жест и показал направление. - Идите и возьмите его для племени.
Еры воинственно помахали дубинами и исчезли в чаще. Я подошёл к палатке.
- Всё сделано, Командир, - весело отрапортовал Димон.
Я забрался в палатку. Димон достал термос и разлил чай.
- Как думаешь, долго ждать? – спросил он меня.
- Кого ждать?- не понял я.
- Ждать, когда еров повезут. Мы могли бы остаться здесь и сходить в этот Ачинск.
- Димон. Думаешь, я что-нибудь в ерах понимаю? Ничего. Помнишь, у деда собаки были?
- Помню, ну и что? У нас тоже была, Босик. Помнишь?
- Помню. Деда собаки боялись и слушались, а нас и бабулю, нет. Босик тоже больше кому-то подчинялся.
- Отцу, конечно. Нам тоже, но не так.
- С ерами тоже самое. Я для них больше авторитет, чем другие. Почему? Я с ними не сюсюкал. Как и дед с собаками. Получается, что собаки и еры нас понимают, а мы нет. И понимают, кто их хозяин.
- К чему ты клонишь?
- Им надо сменить хозяина. Хозяином был у них Бог. Он исчез. Стал я, даже не по своей воле. Думаю, что если я исчезну из их поля зрения, они выберут в Хозяина другого.
- По всему, это Сергей Владимирович будет. Погоди. Понял. Ты хочешь смыться до их отъезда?
- Точно. Ты знаешь, я не большой любитель животных. Еры меня напрягают. Устал. Ты переговори с Сергеем Владимировичем. Ты врач, он тебя выслушает, поймёт.
- Если ты еров не жалуешь, отчего так убивался по Ларе? Влюбился наверное?
- Димон, тут другое. Тебе было жалко Босика, когда он пропал?
- Конечно. Сожрали его наверное.
- Лара мне была, как дочь и как друг. Мы понимали друг друга мысленно. Ты не можешь врать, притворяться. И она тоже. Мы не могли ссориться и спорить, потому что, как бы объяснить тебе, мы думали и понимали одинаково. С ней я потерял часть себя.
- Неужели ты не смотрел на неё, как на женщину?
- Смотрел, любовался. Её прикосновения были мне приятны. Ей тоже. Но мужем быть… нет, не думал. В интернете когда-то читал, что в Мексике, какой-то чудак или извращенец женился на козе. Я не из таких. Я бы радовался с ней её любви, а она моей... наверное.
- А мы были уверены, что у вас всё по взрослому. Вместе, вы были прямо, счастливые.
- Мне кажется, когда люди научатся общаться мысленно, они станут счастливыми. Читал ведь: «Счастье, когда тебя понимают»?
- Что же с сестрёнкой твоей, Машей? Если выжила, то наверное давно замуж вышла, детей завела, - вдруг переключился Димон.
- Димон, расскажи, как вы порастерялись тогда. Поподробнее.
О Юле, сестре Димона, мы никогда не говорили. Она с мужем до войны уехала, как дед бы сказал, «на Севера», в Норильск. Сейчас это было равносильно другой планете. Добраться до «Северов» было не на чем.
Димон лёг на спину и молча смотрел на, дрожащую от дождя, голубую ткань палатки. Потом повернулся ко мне.
- Тяжело вспоминать. Жуткое, жестокое время, - и посмотрел вдаль сквозь меня.
- Ладно, Димон. Оставим эту тему.
- Нет, Вадим. Память уже закрутилась. Сейчас прошлое вспоминать, будто кино смотреть. Переживаешь, но смотришь, вроде, как со стороны. Уже не больно. Помнишь, как мы уезжали?
- Помню. Я тогда школу хотел бросить. Пойти в технарь или в училище. Оттого и остался. А вы заехали дров набрать, воды родниковой. Бабуля вокруг хлопотала. Дед тоже хотел на Учум поехать, в грязи полечиться, да бабуля на него наехала: «Нужен ты там, молодым».
- На озеро Учум мы приехали нормально. Тоже из-за грязи. Вода тёплая. Грязью мазались.
Потом поехали на солёное озеро. Побалдели день, вечером поехали на пресное озеро. Там и сидели три дня. Купались, рыбачили, как раз клёв был. Хорошо. Пару раз даже танцевали под приемник. Мы спали, когда был первый удар. Мы проснулись и решили, что это землетрясение. Потом стало светло, как днём. Потом потемнело. Наступила тишина!
- Наверное, как в Челябинске, метеорит грохнулся где-то недалеко, - это твой отец сказал.
Решили спать, а мой батя говорит:
- Пойду, закидушки проверю.
Я с ним увязался. С одной сняли хорошего леща. Только за вторую закидушку взялись, опять землю тряхануло, потом за лесом небо осветилось. Потом на горизонте за озером над сопками зарево поднялось и опало. Мы удочки смотали и к своим. Твой отец сразу сказал:
- Это война. Атомные бомбы взорвали. Вот только кто. Американцы или китайцы?
Твоя мать кричит, моя тоже:
- Поехали домой.
- Куда ехать?- говорит твой батя. - Сейчас придёт ударная волна. Потом радиация. А может уже и Ачинска нет.
Мой батя его поддержал. Женщины в рёв, в крик: «Ехать!». Давай мы потихоньку собираться. А день не начинается. По времени день, а по виду полные сумерки. И ветер всё сильнее. Потом началось. Потемнело до черноты. И ураган. Хорошо, что мы поставили машины навстречу ветру, на траве и под бугром. В машины залезли, их раскачивало так, что, думали, перевернёт. Ветер ревёт, на озере волны грохочут, в небе молнии сквозь тучи. Через три часа ветер стих. Сильный, но не ураган. Вылезли осмотреться. Лес на сопке, сплошной бурелом. Пляж смыло, обрыв метра два. Кругом ветки, сучья. Выезда нет. Дорога завалена деревьями. Потом опять ураган, но потише. Отец сказал, что это от взрывов с другой стороны. Они были ещё дальше и за сопками.
- Вы там одни были?
- Ну что ты. Шесть машин было. А тут смотрим. Четыре осталось. На берегу джип крутой стоял. Вообще-то запрещено было на берегу ставить, но он или наглый, или богатый был. Мужик, моложе отца, пузатый. Две девушки с ним. Папиком звали, слышал. Так вот. Они и палатку не убрали. Берег подмыло и джип упал в воду. Его утащило от берега. Только крыша виднелась. А он с девицами из лесу вышел. Он в трусах, они в одних маечках. Женщины приодели их. Мы отделались хорошо. А почти рядом в машине стёкла повылетали, хороший сук по крыше проехал. У другой, что стояла у дороги, гравием бок побило. Третьй повезло, ничего, как и у нас. Посовещались, решили дорогу расчищать. Тут пацан, лет восьми прибежал:
- Папку с мамкой в машине зажало. Просят помочь.
- А ты как вылез?
- Я маленький. Мамка возле окошка землю выгребла, я пролез.
Взяли топоры, монтировки, инструмент и пошли. Ещё не дошли, увидели дым. Когда дошли, машина уже полыхала. Тушить нечем, да и не подойдёшь. Похоронили их там же. Твой отец сказал женщинам:
- Послушались бы вас, могло быть также. Нас лес защитил. А тут степь.
Машина бедолаг выехала из леса. Её ураган кувырком занес на опушку. Крышу вдавило до сидений. Как пацан вылез?
Два дня дорогу пробивали. Топоры мелкие, помогла отцова цепная пила, он всегда с собой возил. Темнело рано. Днём сумерки.
На третий день поехали. Часа через два, машина навстречу. Сигналит. Остановились. Говорят: «Впереди радиоактивная зона». Пока судили, рядили, машин понаехало оттуда. Так и колесили по степи. Там мост снесло, там болото образовалось, там радиация, там стоят кордоны из военных. Несколько машин и мы с ними решили объехать зону по степи. Сначала было ничего, а потом пошёл ливень. Застряли. Воды по колено. День ждали. Дождь не кончается. Есть нечего. На горизонте деревня. Целый день брели. Пустили нас. Там на всю деревню в четырёх домах старики жили. Покормили, спать положили. Техники никакой у них не было. Ещё два дня дождь пережидали. Потом два дня машины вытаскивали. Бензин почти весь сожгли. Слили бензин в вашу машину. Твои, отец и мама, нас в районный центр повёзли. Загрузили детей. Набились битком. А там ещё такие же, как мы. Поселили нас в школе. Отец твой ушёл бензин искать. Он пришёл, мы в классе были. Сказал, что за остальными поедет, к вечеру или утром вернётся. Больше мы его не видели. Говорили, что тот район накрыло радиоактивное облако и там все погибли. Матери плакали. Жили неделю. Потом пришёл автобус. Погрузили детей с мамами. Мы втроём были вместе. Такой был страх, что уже никто не плакал. Нас должны были довезти сначала до Назарово, а оттуда в Ачинск. Говорили, что город не бомбили. Часа через два настиг нас ураган. В автобусе легли на пол, залезли под сиденья. Ураган кончился ночью. Поехали потихоньку. На дорогу намело сугробы из песка, упавшие деревья. Копали, толкали, как могли. Всю ночь. Перед каким-то селом автобус опять в песке забуксовал. Мы вылезли толкать, а из под автобуса дым пошёл, и он заглох.
Пришли в село. Там тоже одни старики. Определили нас в пустой дом. Там мы начали голодать.
Варили нам какой-то суп. Хлеб был два дня, потом кончился. Картошка была, потом и её стали давать по одной на день. Дорогу размыло так, что образовалась промоина, и автобус свалился в кювет. Водитель пошёл вперёд. Сказал нам, что за помощью. Но по дороге никто не ездил, ни с какой стороны. Один дядька сказал, что впереди где-то взорвали водохранилище, и дорогу, и степь залило водой. Нас распределили по домам. Мы жили у деда с бабкой. Бабка молчала, дед днями ругался на всех.
- Что?- кричал на нас, будто мы виноваты. - Доуправлялись? Сибирь и ту американец разбомбил. Чо жрать будем? Дожди всё затопили. Какая картошка будет? А хлеб где взять? Свои поля бросили, а заграница вам, во, - показывал фигу. - Пошли за дровами, бездельники, - кричал на нас. И так, каждый день.
Мы разбирали чей-то дом, таскали палки, доски. Пилили пилой двуручной. Складывали. Маша и мама твоя часто плакали. Я иногда. Потом картошку копали. Мелкая, мало. Бывали дни и посытнее. Дед порубил кур - кормить нечем. Суп вкусный, без хлеба. Собаку зарубил. Одна кошка осталась. Умная. Принесёт мышь и оставит у порога. Дед ругается, почём свет, а мышь разделывает и в суп. Дед ел, мы ели, а бабка нет. Еле ходила. Весной Маша слегла. Простуда. Мама твоя ушла лекарство искать. Влетел дед.
- Бабка, - кричит, - прячь всё, хакасы по деревне скачут, сейчас грабить начнут.
- А что прятать, старый? Может телевизор? Кому он нужон? - и даже не сдвинулась.
- Картошку, картошку, куда? - суетится дед.
- Хакасам картошки не надо. Больше взять нечего, – ответила бабка.
Двое хакасов распахнули дверь, ввалились.
- Деньга, золот, давай, - закричал один на деда.
Дед развёл руками:
- Откуда у нас золото, деньги. Ничего нет.
Я только потом узнал, что это были монголы. Второй, деда ткнул нагайкой в грудь, тот упал. Потом к бабке:
- Золот, золот, давай.
Бабка тоже развела руки, но монгол подошёл к ней и нагайкой в лицо. У бабки серёжки были, точно не золотые, белые. Она их сняла, он увидел кольцо на пальце:
- Давай, давай.
Бабка кольцо снять не может. Монгол достал нож, схватил её руку за палец и отрезал его. Бабка застонала и села на пол, зажала руку. Перевернули они всё. Телевизор скинули, разбился. Взяли какие-то тряпки. Подошли к кровати, я рядом стоял. Один из них ткнул нагайкой в сторону бабки и спрашивает:
- Мамка?
Я, со страху, мотаю головой: «Нет». Бабка как закричит:
- Детки. Детки мои. Мамка я им. Болеет она. Зараза! Зараза!
Монгол взял меня за шиворот и потянул за собой. Машу не тронул, заразы побоялся. Так я попал в рабство. Меня продали богатому хакасу пасти овец. Больше о них я ничего не знаю.
- Когда я тебя нашёл, ты молчал. Я думал, вообще не заговоришь. Заговорил. Но почти ничего не рассказывал. Мне врач посоветовал, не расспрашивать.
- Не мог. Внутри были страх и стыд за всё прошедшее.
- Мне, получается, было много легче. И дед с бабулей рядом были. Мы в то наступление много наших освободили. А сколько сёл пустых прошли. Все ушли. Надеялся, вдруг нашу или вашу машину увижу, пусть даже разбитую.
- Я тоже запросы про родителей делал, когда институт кончал. Ты тогда воевал. Ответ один: «Сведений нет».
- Я тоже запрашивал, то же самое. Тогда много народа погибло. Ракеты, что на ГЭС летели, сбивали над Хакасией. Они взрывались, где попало. Но Абакан и Минусинск накрыли.
- Монголы много людей увели. Куда? Зачем?
- Там не только монголы к нам рванули. Все пограбить хотели. А взять нечего. Люди стали товаром. На триста лет назад война отбросила человечество.
- Ты имеешь ввиду мораль, так? От науки, техники кое что осталось.
- Думаю, что есть места, где люди вообще дошли до первобытных. И техники нет, и мораль звериная. Народная власть, пожалуй, только у нас.
- Да, наверное.
Мы замолчали.
Со стороны шалашей послышался шум. Мы выбрались из палатки. Возвратились охотники. С пустыми руками. К ним вышло всё население. Охотники рассказывали и показывали как шла охота. Димон, без труда, расшифровывал их танец.
- Вот они почуяли лося, видишь рога? Подкрадываются. Тут вмешивается ещё кто-то. Не пойму. Но не медведь и не волк, походка не та. Он прыгает на лося. Тот убегает, а этот «кто-то» убегает за ним.
- Как ты быстро стал их понимать? - удивился я.
- Книги читать надо, как дед говорил, - пошутил Димон потом добавил, - я же рыбачил и охотничал, потому что хотел одиночества. Забредал к местным аборигенам. У нас все в Бога ударились, а у них - в старинные обычаи. Такие пляски я уже видел.
- Придётся просить еду на базе. А может голодом помариновать? За ночь не умрут.
- А рыбу они едят?
- Не знаю, Димон. Не видел.
- Все звери едят рыбу. Они, наверняка, тоже едят. Тут неподалёку запруда есть, рыбы полно. Я мог бы порыбачить с ними.
- А как им объяснить? Сказать: «Пошли рыбу ловить». Они просто не поймут.
- Поймут. Я сейчас с базы принесу рыбину, там есть. И покажу, как ловить и где.
- Давай попробуем.
Димон незаметно ушёл в лес. Я остался наблюдать за обсуждением события возбуждёнными ерами. Лося, наверняка, перехватил верзила. Забыли мы про него.
Димон вернулся быстрее, чем я ожидал. За жабры он нёс ленка килограмма на три.
- Вадим, скажи им, что рыбак зовёт их ловить рыбу. Я пойду с тобой.
- Пошли. Не знаю, что получится, но попробуем.
Димон улыбнулся.
Когда еры окружили нас, я понял, рыбу они едят. Да ещё и облизываются. Я пошёл к ерке с девушкой, они всегда были вместе, по всему - это была её мать. Показал на рыбу и сказал:
- Мой друг дарит тебе рыбу, – Димон положил рыбу к её ногам. - Всем, я обвёл круг, он даёт рыбу в воде. Командир, - ткнул на себя и мы, - показал на всех, - идём с другом, - показал на Димона, - ловить рыбу.
И тут Димон, с самым серьёзным лицом пошёл вокруг меня. Он изображал плавающих рыб, показал, как зайдёт в воду, и будет бить по воде, как другие будут ловить рыбу и бросать на берег. Я не ожидал от него такого таланта. Толпа не только загудела, но тоже стала что-то изображать.
Запруда была сделана жителями заимки. Стоило поставить на протоку заборчик, что лежал на берегу, и рыба взаперти. Черпай сачком. Но Димон прошёл мимо забора без внимания. Зашёл в воду и поманил несколько еров. Поставил их поперёк протоки. Показал, что они будут ловить рыбу руками. Вышел из воды и позвал остальных на другую сторону залива. Вошёл в воду, поманил остальных и ударил по воде ладонью. Плеснула рыба. Еры кинулись в воду, замолотили руками. Самые шустрые успевали схватить и бросить рыбу на берег. Еры на протоке кидали рыбу одну за другой. Берег сверкал рыбой. Димон решил, что уже хватит. Вышел из воды. Постепенно вышли и еры, радостные, довольные. Димон вырезал палку и насадил с двух сторон по большой рыбине. Положил на плечо, показал, как надо нести. Еры стали делать тоже самое. Димон же, стал выбрасывать мелкую рыбу в воду. Его поддержали малыши. Всю рыбу, что не могли унести, вернули в затон. По дороге в лагерь Димон и женщины срезали широкие листья травы.
В этот вечер у нас была печёная рыба, спектакль «Ловля рыбы» с танцами и пением. Утром нас разбудил гомон лагеря. Солнце только начало подниматься из-за горизонта, а костёр уже весело полыхал длинной полосой.
Еры оказались более самостоятельными, чем я думал. После полудня большая группа еров ушла в лес. Потом ушли женщины и дети. В лагере осталось трое: ер-мужик и мать с девушкой. На нас, а к нам пришли молодые кандидаты и аспиранты, они не обращали внимания. На другой стороне поляны учёные поставили палаточный лагерь.
Мы с Димоном пошли на базу. Тут многое изменилось. Напротив двух старых домиков лесничества стояли три современных сборных дома. В стороне стоял вагончик на колёсах расписанный яркой стрелой и надписью «Энергия». Вдали блестели стеклом четыре автобуса, за ними джипы и грузовики.
- Сергей Владимирович, - хозяйственный мужик, - заметил я .
- Ты его планы не слышал. Тут будет филиал института. Научно-производственное отделение. Тут будут и биологи, и геологи, и технологи. Научный корпус и производственные цеха, жилой комплекс.
- Человек приходит – природа уходит, - с сожалением сказал я.
- Конечно, - вздохнул Димон, - проект хоть и экологический, но всё равно такой первозданности не будет. Наука требует жертв. От природы.
Сергей Владимирович сидел в кабинете за столом, смотрел бумаги. Он поднял глаза и сказал с радостью:
- Ребята, вы сделали большое дело. Они возвращаются.
- Кто возвращается? - почти одновременно спросили мы.
- Еры конечно. Они возвращаются в человеческое состояние. Ведь мы не знаем насколько они были людьми. Но к нам они пришли со своим укладом жизни, с обычаями и религией. Теперь ясно, что они ближе к нам, чем к животным. Они не озверели. Они просто проснулись. И вы им в этом помогли.
- Сергей Владимирович, мы к вам по делу, – сказал я.
- Личному, - дополнил Димон.
- Садитесь, излагайте. Сделаю всё, что в моих силах.
- Сначала мы хотим узнать, когда планируется выезд?
- Не раньше чем через две недели. Снесло мост. Нет дороги, сошёл небольшой сель. И это замечательно, - с довольной улыбкой он подвинул к нам бумаги. - Я думаю запустить процесс коммуникации на полную мощность. И тут есть все условия для этого.
- Переведите на русский, - с улыбкой я повторил дедовы слова.
- Нам надо совместно вести хозяйство и наладить общение. Мы работаем над переводом их языка. У нас есть отличный импровизатор, в КВНе выступал. Сейчас учится на переводчика - с еровского на наш. Я сделал запрос на продление операции. Нас поддержали. У вас какие проблемы, что-то домашнее? - спохватился он.
- Нет, у нас другое. Нам нужен отпуск за свой счёт на неделю. Дмитрий расскажет для чего.
- На той стороне озера, за сопкой, - начал Димон, - по словам нашего Бахыта, есть посёлок, жители которого называют себя ачинцами. Это люди, которых угнали с Хакасских озёр. А вы же знаете нашу историю о родителях. Хотим проверить.
- О посёлке слышал. Говорят, что он, как крепость. И стены есть и никого к себе не пускают. Жаль, что облёт невозможен, самолёт здесь не восстановить. Но я должен и хочу вам помочь. Как вы туда хотите добираться?
- Берегом, - коротко ответил Димон.- Два дня туда, день на перевал и столько же обратно. За неделю обернёмся.
- Берегом трудно. У наших местных коллег есть моторная яхта. Сами сделали. Есть и парус и двигатель. Мы дадим топливо и они вас переправят на тот берег. На сопке поставите транслятор на лазере и камеру. Это будет цель вашей командировки. Бахыт с напарником вернутся к вечеру, они вас сопроводят. Наметим на утро, послезавтра. Продумайте маршрут, экипировку, оборудование. Вот карты. Правда, довоенные.
- Мы согласны, - за двоих ответил я.
- Вот и славно. Сегодня попробуем вас увести от еров. Предлагаю ночевать здесь. В цивилизации. Светло, тепло, душ. Видели энергоустановку «Энергию»? Новинка. Обкатываем «вечный двигатель» Ричарда Клема. Слышали про такой? Сто киловатт! Энергии на всё хватает. Обязательно посмотрите.
- Не слышали. Дед наш, наверное, знал. Он говорил нам о «вечном двигателе», делал генератор Теслы. Искры были сантиметров по тридцать.
- Нет. Тут чистая механика. Суть простая. Масло под давлением раскручивает конусную турбину с трубчатым валом, который опущен в бак с маслом. На больших оборотах турбина начинает засасывать масло из бака. Насос отключается, а турбина работает! Изобретение начала прошлого века.
- Мы в школе учили, что вообще-то «вечных двигателей» не бывает, - заметил я.
- Я конечно не физик, но скажу так: война технически нас отбросила назад в прошлое. Но, с другой стороны, разрушение прежних технологий, заставило нас искать новые ресурсы. Вот примеры - топливо из воды. Известно давно, но считалось не эффективно. Сейчас это широко используется. Жизнь заставила заняться этим, и теперь это эффективно. «Вечные двигатели» используют реальную энергию, к которой мы пока прикасаемся, скажем так, на ощупь.
- Да, это интересно. Жаль, что раньше не внедряли, – заметил Димон. – сколько природы испортили нефтью и углем. Да и война из-за них началась.
- Война конечно началась из-за энергоресурсов, но причина была в капиталистической системе. Нажива стала препятствием для технологий, которые могли бы её уменьшить. Сколько изобретений, в том числе и Теслы, были уничтожены вместе с их авторами. Сейчас идёт возрождение творчества. Я это вижу по молодёжи. Придёте вечером, покажу много интересного.
Когда мы вернулись лагерь жил своей жизнью. Вернулись женщины с охапками трав. Вернулись охотники с двумя оленями. Готовился костёр, готовился ужин.
Сотрудники поставили палатки. Протянули провод для подачи энергии. Повесили светодиодные светильники. Под навес поставили экран и проектор. Подготовили костры.
Начался ужин. Мы с Димоном пошли к сотрудникам. Те наварили ухи, гуляша. Еры сготовили своё. И мне уже ничего не приносили. После ужина у еров начался танец охотников. Сотрудники подошли поближе, а один парень стал подбирать ритм для их пляски. Сначала еров барабан сбивал, но потом они подстроились друг к другу. Наконец, еры-танцоры устали и сели на траву. Но парень задал ритм побыстрее. Наша молодёжь начала свой танец. Образовала круг. Теперь еры смотрели на людей. Потом к ним подошли малыши и забавно стали копировать. Потом включились женщины-еры. Ер подошёл ко второму «барабану» и, на удивление, сразу подхватил ритм. Солнце закатилось. Танцы прекратили. Еры потянулись в шалаши. Сотрудники - к палаткам. Включили несколько светильников. Еровские лица помелькали из шалашей, но никто не вышел. Мы с Димоном пошли «в цивилизацию».
- Смотри, Вадим, электроэнергию передают в лагерь по одному проводу. Помнишь, дед про это говорил. А сейчас это обычно.
- Да, Димон, дед мечтал, а внуки уже пользуются.
- А что наши дети наизобретают? Хорошо, если бы кто из них в деда пошёл. В мечтатели-изобретатели.
Я наконец-то снял пропотевшую одежду, помылся, подстриг усы и бороду. Димон притащил видавший виды ноотбук. Я вошёл в сеть видеосвязи. Наша иконка светила зелёным пятнышком. Я дал вызов. Вера с дочкой на руках появилась на экране. Еры, тайга, дым костров, отошли куда-то, словно тяжёлый сон.
- Ну, здравствуй, это я!
Первый миг, когда я проснулся под одеялом, на белой простыне, меня охватил страх. Первая мысль. Госпиталь. Ранен, как, куда? И тут увидел и услышал, сопящего Димона.
Напряжение ушло, сон тоже. Я встал и вышел на улицу. Сопка, закрывающая восход солнца, покрывалась золотой корочкой света. В распадке местами лежали куски белого тумана. Посёлок спал. В тишине едва слышался шелест турбины электростанции. Где-то в таком же распадке сейчас может встречать рассвет мой отец. Ему уже за шестьдесят. Какой он? Я помнил его, крепкого, молодого. Перед отъездом, когда уже все сидели в машине, он подошёл ко мне и сказал: «Слушай деда с бабулей. Они плохого не посоветуют. Приедем, решим окончательно».
Я пошел в лагерь еров. Внутри включилась программа ответственности. Конечно, при самом малом ЧП меня бы подняли. Дежурные не проспят, автоматика слежения работает. Но мне надо удостовериться, что за ночь ничего не случилось. Что лагерь живёт. Про отца и дед, и бабуля говорили: «Ответственный на работе». Наверное, это передалось и мне.
В лагерь возвращались рыбаки. Даже малыши тащили по две рыбки на палке. За малышами шли три сотрудника. Они тоже шли с рыбой. Вот она - коммуникация.
Опять длинный завтрак, потом сотрудники начали свою работу. Для начала занялись уборкой территории от объедков, костей и шкур. Со стороны это напоминало весёлую игру. Появились лопаты, носилки. Перед каждым делом совершался ритуал. Вручалась лопата, носилки, размерялась яма и сама копка нарочито оформлялись торжественно и ответственно. Наука, одним словом. Как всегда, первыми, на приманку, клюнули дети. Собирали и носили мусор с великим удовольствием. Остальные наблюдали.
Потом разучивание языка. Еры в какой-то степени нас понимали. Два парня и девушка стали разучивать с ерами названия предметов. Обе стороны при этом смеялись. Димон ходил с сотрудниками, осмотривал еров, как врач. А я пошёл готовить экспедицию.
Сергей Владимирович был встревожен.
- Что случилось? - заряжаясь его тревогой, спросил я.
- Охотники до сих пор не вернулись. Мы их ещё вчера ждали. По инструкции, они взяли с собой радиомаяк, дальность его до километра на равнине. За ними уже отправили четверых. Но они пока ничего не обнаружили. Такие дела.
- Может еров попросить?- полушутя, сказал я.
- Вадим, это замечательная идея. Я же видел, как они ходят по следу. Сделай, пожалуйста. Ты сможешь им объяснить.
- Сергей Владимирович, охотники ушли до дождя. Еры могут не найти след, – я уже покаялся своей неудачной шутке.
- Но что мы теряем, если попробуем. Тем более, я не могу вас отпустить без проводников.
- Ладно, попробуем. Но вы пойдёте к ерам со мной. Вы - Большой Друг.
День подходил к обеду. Сотрудники, наконец, отстали от еров и попрятались по палаткам, чтобы поесть не на виду своих подопечных. Еры занялись своими делами. Женщины делали причёски, шили, плели что-то из травы. Мужики и парни копали, вырезали. Я и Сергей Владимирович пошли к старшей ерке, я так предположил. Она сидела и что-то мурлыкала дочери, которая свернулась рядом, а голову положила матери на колени.
- Командир пришёл к тебе, - сказал я присаживаясь напротив.
Ерка и девушка посмотрели мне в глаза. Какой пронизывающий взгляд у еров. Я тут распинаюсь, а они может быть читают в моей голове. Неприятно. Но, куда деваться.
- Большой Друг,- я показал на Сергея Владимировича, а тот согласно кивал,- потерял два,- показываю на пальцах, - человека. Они ушли в лес, ловить зверя для еды.
Теперь я смотрю ей в глаза:
- Большой Друг просит найти людей в лесу. Охотник пойдёт с Командиром. Он найдёт людей.
Вот это оперативность. Ерка вроде рыкнула в ответ мне, девушка подняла голову и тоже посмотрела на меня. Подошли два ера с дубинками. Девушка-ерка показала мне рукой: «Идите».
Мы пошли.
- Сергей Владимирович, покажите нам комнату, где охотники жили, - попросил я обескураженного Сергея Владимировича.
- Идём. Но мне надо отлучиться, найти вам сопровождающих, проинструктировать, дать им оружие.
- Доведите нас до комнаты, а там я уже сам.
Первым, кого я увидел на базе, был Димон. Он шёл с двумя полными рюкзаками и арбалетом за спиной. Он увидел нас с ерами и его бодрый взгляд потух:
- А я уже всё собрал, – сказал он с печалью.
- Димон, ничего не отменяется, - заверил его я. - Оставь рюкзаки, пойдём с нами искать проводников. Не пришли и на связь не выходят. Они не должны быть далеко.
Пожилой комендант, со страхом оглядываясь, открыл нам комнату. В ней охотники ничего не оставили. Всё общежитское.
- Я пошёл. Сейчас приведу двоих ребят, - шепнул Сергей Владимирович и быстро ушёл.
Еры осматривали и обнюхивали комнату. С невозмутимым видом они шли от одной вещи к другой. Иногда чуть прикасаясь к чему-либо пальцами. Я понял, что ерам наши жилища знакомы. Получается, они знают много больше, чем мы думаем.
У дверей общежития нас ждали Димон с арбалетом и два сотрудника с рюкзаками и карабинами. Еры прошли мимо них, не замечая.
- Вадим, я могу показать, где они выходили из посёлка, – негромко проговорил Димон.
Я не успел ответить. Пока я думал, как ерам сказать об этом, Димон уже восхищённо шептал мне:
- Они точно вышли на след Бахита с напарником.
Еры шли по тропе вдоль озера часа два. Остановились на полянке. Один из сотрудников подошёл ко мне.
- Мы тут были. Бахит к водопою шёл. Отсюда мы и искали вчера до темноты. На сопку поднимались, сигнала не было.
Еры постояли рядом, разошлись, сошлись опять и пошли.
- Куда они нас ведут? Там ручей и болото, - заволновался парень.
- Идём за ними, - только и мог ответить я.
Мы дошли до ручья и болота, прошли через них по узкой полосе твёрдой земли и стали огибать очередную сопку. Еры просто шли, слегка петляя мимо валёжин. Там и тут росли белые грибы.
- Деда с бабулей бы сюда, – услышал я Димона,- белые, их любимые. Тут и опята быть должны.
Я только кивнул. В войну грибы много народа спасли и сгубили. Грибов стало много, несмотря на изменчивую погоду. Вырастали настоящие великаны, до пояса. Чистые, не червивые. Грибы мы несли в МЧС. Поначалу, дозиметры были только у них. Дед не собирал большие грибы и не ленился ходить проверять. Да и бабуля без справки их у деда не брала. А многие ели все подряд, на авось. И умирали от радиации.
Прошло ещё часа два, и тут сотрудник догнал меня и показал прибор. На экранчике высвечивалась чёрная стрелка.
- Только появилась. Мы правильно идём, - восхитился он.
Через десяток метров еры остановились. Они почуяли опасность. Оно передалось и нам. В лесу у человека просыпаются звериные инстинкты и чутьё. Мы тоже стали осматриваться и прислушиваться. Один ер обернулся ко мне, буркнул и пошёл в одну сторону. Другой ер пошёл в другую.
- За мной, - тихо сказал я остальным.
Я пошёл за тем ером, который обернулся. Спина ера мелькала метрах в десяти. Вдруг тишину леса расколол звук выстрела. Затем хлопок пули в дерево рядом и следующий выстрел. Ер впереди, упал. Я заорал:
- Прекратите стрелять. Мы идём к вам. Это наши еры, – обернулся к спутникам. - Кричите, они вас знают. А то перестреляют со страха.
Теперь кричали все. Димон кинулся к еру. Пуля попала еру в грудь. Ер полусидел без сознания, привалившись к дереву. Рука лежала на ране, сквозь пальцы сочилась кровь.
- Димон? Жить будет?- спросил я встревожено, кто знает, как на это среагирует второй ер.
- Должен. Сейчас кровь остановлю.
- Ты поосторожней. Нечаянно двинет, мало не покажется.
- Учту. Сейчас мы его обезболим, - и Димон ловко всадил в руку ера ампулу.
Димон открыл сумку и разложил инструмент. Засунул длинный пинцет в рану. Всегда я удивлялся врачам. Они ковырялись в ранах, резали тело, так буднично, будто копались в машине.
- Пулю нащупал.- радостно сообщил Димон,- Попробую вытащить. Придержи его на всякий случай.
Я обнял ера так, чтобы Димону было удобнее. Димон засунул пинцет в рану, как мне показалось, очень долго там шуровал, затем аккуратно и медленно вытащил приплющенную свинцовую пулю. Из раны хлынула кровь. А Димон спокойно рассматривал пулю. Затем взял готовый тампон, заткнул рану. Ер открыл глаза и с недоумением смотрел на нас, обматывающих его бинтом.
- Лежи и не шевелись, - сказал ему Димон,- а это тебе на память. Пуля. В тебе была, - и вложил пулю еру в ладонь.
Ер только хлопал глазами.
- Димон, - я был удивлён, - ну и нервы у тебя. Слушай, мне кажется, он тебя понял.
- Вадим, они же были под пулями. Помнишь деревню.
Мы быстро пошли вперёд по следу сотрудников.
Те уже вытащили Бахита из под корней, упавшей ели. Бахит лежал без сознания. Второй, Ергиз, сидел на земле с опустошённым взглядом. Его ружьё было за спиной одного из сотрудников.
- Вот рассказал, что они оленя подстрелили снотворным, метрах в ста, вон там. Решили вытащить на поляну и привязать. Неожиданно из леса выбежал лохматый великан. Он ударил Бахита лапой по спине так, что ружьё пополам.
- А Ергиз со страха оступился и упал, – включился второй, - потом схватил ружьё и выстрелил. Уверяет, что пуля в великана ударила, отскочила и упала. Великан ушёл. Так, Ергиз?
- Так, так, - поднял голову Ергиз, - я сильно испугался. Хозяин пришёл за нами. Олень лежит, спит. Бахит, совсем дохлый. Я его на спине тащу. Слышу, шаги недалеко. Вот сюда залезли. Лохматый человек пришёл и начал дерево трясти. Я стрелял вверх. Он ушёл. Недалеко ждал. Всю ночь.
- А тут мы, с ером. Вот он и пальнул, – снова вмешался сотрудник.
Димон уже занимался с Бахитом. У того были огромные надувшиеся синяки, на голове и спине. И опять Димон спокойно разрезал кожу на голове, сполоснул руки спиртом, залез пальцами под кожу и начал выгребать кровавые сгустки. Промыл, забинтовал. Тоже самое сделал на спине. Я не боюсь вида крови, но так выгребать кровь, я бы не смог.
Сотрудники соорудили носилки. Перебинтованного Бахита понесли к оставленному еру. Ера не было.
- Да, вон он. Идёт, - закричал сотрудник.
Опираясь на дубину, ер с трудом, целеустремлённо шёл наискосок вверх на сопку. Волосы его были вздыблены.
- Мужики, тут что-то серьёзное, – сказал Димон. - Там враг еров. Надо помочь.
- Ергиз и ты,- ткнул я на парня,- оставайтесь. Мы побежали.
Вообще-то бежать по тайге вверх на сопку, это только слова. Мы не успели догнать раненого ера, как услышали рычание и взвизги. Мы зашагали ещё быстрее. Ер увидел нас и взглядом и видом показал направление. Густой подлесок скрывал, что там впереди. Я боялся выскочить прямо на место борьбы. Получается, еры могут драться между собой. Лес кончился неожиданно. Перед нами метров за сто среди камней крутился бело серый клубок. А наш второй ер молотил его дубиной. Сотрудник выстрелил в воздух. Клубок рассыпался. Из него выкатилась белая в кровяных пятнах огромная кошка. Барс. Вот он развернулся в сторону на нашего ера с дубиной. Но вдруг тело его обмякло. Барс упал перед ером, который нанес такой удар, что хряст услышали и мы. Всё кончилось.
Мы подошли и увидели, что среди камней лежит ер, которого я назвал «верзила». Грудь и живот его были распороты так, что внутренности лежали на земле. Он был ещё жив. Его туманный взгляд встретился с моим. Человеческая боль и мука были в нём. Через несколько секунд он дернулся и затих.
Подошёл Димон. В руке он держал красный от крови «болт» - стрелу от арбалета.
- Ну, скажу я вам, экземпляр! - сказал он удивлённо. - Я думал, что здесь мутации зверей не коснулись. Пожалуй, с корову будет.
- Что же здесь произошло? – удивлённо спросил сотрудник у ера.
Тот посмотрел через него и пошёл навстречу раненому соплеменнику. Димон обошёл место боя, прошёл по следам к лесу и вернулся обратно. Тщательно осмотрел мёртвого ера.
- Этот ер и напал на охотников. Скорее всего, он хотел утащить оленя. Ударил Бахита чтобы отогнать от добычи, а может, почуял угрозу от охотников.
- Но он же караулил их? - задал вопрос второй сотрудник.- Может он людоед?
- В принципе, людоед. Но вот видите засохшую кровь? Это от пули в лёгком. Он не караулил, он просто не мог далеко уйти. А барс почуял запах крови. Ер был обречён.
- Зачем же он сюда вышел? – спросил я.
- Хотел бы тоже спросить его. Мне кажется, что ер хотел умереть на вершине сопки, - ответил Димон. – Слышал я от ненцев, что когда-то смертельно раненых они относили на вершину сопки. Ближе к богу.
- Что делать будем, Командир?- задал вопрос сотрудник, показывая на поле битвы.
- Идём на базу,- приказал я, - надо думать о живых.
Мы подошли к ерам. Наш раненый зализывал глубокие царапины своего друга. Димон бесцеремонно осмотрел ера и сказал спокойно:
- До свадьбы заживёт.
Я сказал ерам:
- Командир говорит: Мы идём к моим друзьям и с ними идём к племени. Ты помоги ему. Димон, покажи как.
Димон подлез под руку раненого со стороны раны и охватил его за бедро. Они шагнули раз, другой. Димон вылез из-под руки, взял второго ера за руку подвёл к раненому:
- Бери его как я, - сказал ему строго и добавил, слегка подталкивая, - веди осторожно.
Мы подошли к носилкам к Бахиту. Тот сидел на носилках, улыбался во весь рот и что-то напевал.
- Это у него эйфория от инъекции, - негромко нам сказал Димон.
- Голова… шарики потерял, - махнул рукой Ергиз, - совсем дурак стал. Поёт, как лес любит.
- Ничего, - успокоил его Димон, - голову отремонтируем, новые шарики поставим, умным будет.
Путь обратно оказался намного короче. Еры шли не так быстро, но уверенно. Ручей перешли по перекату без проблем. А там и наш лагерь. Нас встречали все. И еры, и люди.
Раненого ера увели в шалаш. Бахита унесли на базу. Еры засобирались в поход. Но не все. Осталось несколько женщин, один старый ер. Это успокоило Сергея Владимировича, он разрешил пойти с ерами двум сотрудникам. Они с камерами и карабинами пристроились к женщинам и детям. Их, будто, не замечали.
Бахит спал, его отнесли к врачу. Мы пошли по своим делам. На ходу я спросил Ергиза:
- Ергиз, Бахит говорил, что за озером есть сопка, а за сопкой золотой город. Мне с братом надо туда попасть. Слышал такое?
- Ергиз всё слышал. Только туда не ходи. Золото выжигает глаза и голову. Никто обратно не пришёл.
- Нам не надо золота. Нам от них ничего не надо. Мы ищем наших отцов и мам. Их монголы увезли. Давно.
- Монголы были. Да. Шаман наслал на них снег и мороз. Они замёрзли. Звери их сьели. Отец говорил, русские люди были. Много лет назад охотник нашёл русского. Он сильно плохой был. Зверь его покусал, а друга сожрал. Сказал: «в Ачу идёт».
- Может в Ачинск?
-Ачинск, ага, - поправился Ергиз,- охотник спросил, откуда он: «Из Ачинска». Он шибко больной был. Нет тут Ачинск. Потом помер.
- А про город кто рассказал?
- Есть тут старатели. Золото любят. Из-за золота друг друга убивают. Кто про город им сказал, не знаю. Только, кто пошёл туда за золотом, не вернулись.
К вечеру у нас всё было готово. Мы загрузили оборудование в яхту, осталось только дождаться утра. Пришёл Ергиз.
- Начальник. Я с вами поеду, помогать буду. Большой начальник, Владимирович сказал.
- Мы тебя не неволим, не хочешь, можешь не ехать.
- Нет. Я поеду. Мне золото тоже не надо. Помочь хочу папу, маму искать. Завтра солнце будет.
Я пошёл в лагерь. Там шёл праздник. Еры притащили на вечер барса. Сотрудники смотрели снимки и ролики. Я немного послушал молодого парня:
- Затащили на самый верх. Положили на камень лицом кверху. На глаза положили камни. Девушка там была. Она на камень залезла. Там танцевала. Остальные внизу. Сейчас ролик посмотрим.
Я как-то постепенно отошёл от еров. Они во мне не нуждались. Учёные - тем более. Нет, меня здесь уже ничего не держит. Я пошёл на базу с лёгким сердцем.
Как рассвело, мы собрались на яхте. Без провожатых. С Сергеем Владимировичем, со связистами всё обговорили днём и вечером. К чему тут платочками махать.
На моторе отошли от берега. Я посмотрел в сторону базы и узнал фигуру Сергея Владимировича на высоком берегу. Он просто смотрел нам в след. Мужики поставили парус. Мы заскользили по голубому стеклу воды. Берег скрылся в зелени сопок.
Капитана яхты звали Пётром. Он работал по ихтиологии и когда-то участвовал в постройке яхты. Матросом у него Женя, молодой крепкий парень, студент-заочник. Сейчас числится лаборантом.
- Ну, как тебе наша «Голубка»? – спросил меня Петр.
- Мне нравится, - искренне ответил я. - А почему «Голубка»?
- Когда нас тряхануло, наш ветряк с генератором с сопки улетел почти на базу. Мы сделали электростанцию водяную, бесплотинную. Генератор от ветряка, лопасти из бочек. Два месяца уродовались, инструмента почти никакого. Запустили. Зажгли лампочку, включили плеер. Первая песня, «Ты голубка моя…». Начальник заплакал. Его жена в отпуск укатила. Он должен был ехать через неделю.
- Да. Трагедий было немало, - нечаянно прервал его я.
- С ветряком вместе сдуло и сборный дом на сопке. Вот из двух моторок и этого дома сварганили это чудо. Наш шеф о море мечтал, модели яхт делал. Эта - по его чертежам. Каждый день у нас начинался с «Голубки», с песни, значит. Яхту назвали «Голубкой». Моя дочка благославляла. С «Голубки» и в иной мир ушёл.
- Как же так?
- Расскажу. Нет повести печальнее на свете.
Послушать капитана собрались все. Даже матрос, который, наверняка, знал её, закрепил парус и встал к мачте.
- Больше чем десять лет на «Голубке» ходили. Подводный мир изучали, для себя рыбу ловили. Радиацию меряли. Двоих посылали в райцентр, вернулись, мостов нет, дорога смыта. Снег через день. Так и «робинзонили». В тот день Капитан, мы его иначе не звали, пришёл смурый.
- Сон, говорит, видел: жену с дочкой. Здесь на озере. Я на воде, а они на берегу. Хочу крикнуть: «Погодите, плыву к вам», а голоса нет. Они постояли и пошли.
Я ему говорю,
- Давай не пойдём. Нет настроения, чего идти. Кто нас гонит?
- Нет, - говорит,- я только на воде и отхожу. Пускай песню дают.
Я команду подал, а песни нет. Нам кричат:
- Электростация сломалась.
Аккумуляторы к тому времени уже рассыпались. Нет электричества.
- Раз такое дело, - говорю, - сегодня не пойдем.
- Отдать концы! - приказывает кормовому Капитан.
Идём. Ветер ходкий. По пути меряем, пробы берём. Тогда мутации шли полным ходом. У нас лягушки прыгали килограммов по пять. Тогда же мы охотились за водяным змеем. Видели один раз издали что-то похожее. Потом сколько ни ходим - нет и всё. Решили, что показалось, а Капитан своё:
- Нет. На «Яме» он должен быть. Это расщелина на дне, вон там,- показал в сторону далёкого берега впереди справа. - Там скопление радиации и рыбных косяков.
Вот Капитан и командует:
- Три румба право. На «Яму». Готовь сеть.
Приказ есть, выполняем. Подошли, делаем галс, встаём на ветер.
- Сеть за борт.
Кидаем и пошли помалу. Вдруг раз, и остановились. Парус
полный, а яхта стоит.
- Капитан, - кричу,- зацеп. Парус потеряем.
Он руль туда, сюда и молчит. Ну, думаю, сейчас парус порвёт – ветхий ведь.
- Гаси парус,- кричит Капитан, - трави сеть помалу.
Мы сеть тянем, точнее яхту подтягиваем. Потом сеть пошла легко. Думаю - отцепилась.
Капитан за борт наклонился, смотрит, потом закричал:
- Вот он, змей. Тяни веселей.
Мы стараемся. Тут у борта вода будто взрывается. Из воды вылетает, точно, змей. Толщина, больше штурвала. Пасть, во, - капитан развёл руки шире плеч, - зубищи, во, - показал ладонь.
Яхта накренилась от порыва ветра и вильнула в сторону.
Матрос, - закричал капитан помощнику, - почему спишь? Лови ветер.
Женя засуетился с парусом, капитан подвернул яхту. Мы ждали, притихшие. Ход выровнялся, а капитан молчал. Димон не выдержал:
- Что же дальше было?
- А бросили мы лебёдку, рты поразевали. Потом глядь, а Капитан в пасти, только ичиги торчат. Потом и они исчезли. Змей в воду ушёл, как провалился. Вот и вся история. С той поры песню стёрли, а яхта так «Голубкой» и осталась. Жена с дочкой где-то в земле лежат, его смерть - в воде.
С двух сторон вдалеке виднелись бесконечные зелёные волны сопок.
Мы были щепкой на этой голубой глади. Я верил и не верил рассказу про Капитана. Хотя, природа по своему откликнулась на безумие человечества. Сколько живых существ погибли и дали рост другим, для нас пока необычным, монстрам. На это ей хватило всего два десятка лет. Может, и мы изменимся, просто срок у нас для этого побольше. Для нового человека он сам и монстры сегодняшние будут обычной флорой и фауной.
Ветер снова сменился и яхта заложила галс. Когда она выровнялась, Димон спросил:
- А змея вы потом видели?
- Нет. Но мы к тому берегу больше не ходим. А в других местах не встречали. Лавливали линей на пятьдесят кило и щуку - почти сто. Угрей ловили кило на тридцать, на полпалубы. Кстати, змей на угря похож, но не совсем. Морда звериная.
Как-то разговор не клеился. Особенно подействовало на Ергиза. Он прошёл на бак, сел у канатного ящика и замер.
Капитан понял, что перебрал. Он рассмеялся и заговорил со смехом:
- Здорово я вас разыграл? Нет тут никакого змея. И Капитан умер от старости. На кладбище крест ему стоит. Эй матрос, дай нам песню весёлую.
Над водой зазвучали старые песни давно исчезнувших певиц и певцов. Плясовые ритмы сменялись на спокойные и раздольные, но не вписывались они в величавость вокруг нас. Сопки смотрели на нас, как расшалившихся недорослей.
- Капитан, давай музыку выключим, - попросил я,- просто полюбуемся красотами.
- Эй, матрос, туши оралку, - капитан подвернул яхту к ветру и сказал негромко, - сколько здесь живу, не устаю смотреть на это. Знаешь, порой кажется, они, - он показал на сопки и горы,- снисходительно смотрят на нас, как живые. То хмурятся, то весёлые. Зимой, сонные. Мы для них червячки односезонные.
Начал стремительно приближаться берег. Я подумал, что ещё немного, и мы врежемся в валуны, рассыпанные от подножия сопок до тёмной глубины. Но яхта сделала красивый поворот и через неширокий пролив вошла в зеркальную лагуну с широким песчаным пляжем, обрамлённым густым подлеском.
- Прошу в райское место, - показал капитан, - заграницы не надо. Тут даже климат южный. Чуть солнце - ложись, загорай.
- Спасибо, капитан. Только мы сюда не на отдых приехали.
- Знаю, Командир. Желаю вам хорошего пути и добрых людей. Ждём от вас весточки. Приходите сюда. Там, за ветром зимовьё стоит у ручья. И банька есть. И хариуса там полно. Если непогода, там и переждёте. А на осыпи пещерка есть. Небольшая. Там дрова лежат. Если в ночи зажечь, то в залив войду, как по маяку. А если ночью разведёте костёр на вон том камне, вас увидят с заимки. Без рации поймём, что вы здесь. Сразу приду за вами.
- Хорошо. Мы завтра связь проверим, а через три, четыре дня и вызовем.
- Ну бывайте, - капитан козырнул, яхта застучала мотором, вышла из залива и сразу исчезла за каменным забором.
Мы остались на песке с грудой ящиков, рюкзаками и ружьями. Ергиз первым схватился таскать вещи в зимовьё. Наработавшись, мы развели костерок на песочке у толстых обломков сосны. Ергиз принёс жирных хариусов и листьев смородины. Закипел чаёк, испеклись на прутьях хариусы. Мы поели и на часок прикорнули на солнышке.
До вечера мы таскали на сопку и монтировали оборудование. На картинке было всё так просто, а на деле быстро не получилось. Найти место, очистить, выровнять, распаковать и другие мелочи заняли время до сумерек. К зимовью вернулись, когда стемнело.
- Егиз, - попросил я, - принеси воды, пока я тут бумаги разберу.
- Не могу, Командир. Боюсь.
- Чего боишься? Тут на десятки километров никого, - удивился я.
- Воды боюсь, Командир. Ты про змея слышал?
- Капитан же сказал, что выдумка это.
- Может и выдумка. Только вот рассказывали мне, что у чёрного камня охотник спать решил. Костёр развёл, чай пил. Утром друг пришёл. Костёр теплый. Мешок, ружьё лежат, а хозяина нет. Только в воду след, как от змеи широкий, - Ергиз развёл руки чуть не на метр.
- Я же тебя не на озеро посылал, а на ручей.
- Он из воды везде выйти может. Боюсь, Командир. Давай я всё другое делать буду.
- Ну ладно. Помоги брату. Сам схожу.
До ручья за кустами шагов десять, может, чуть больше. Но жуткие рассказы сделали своё дело. Кусты выделялись отдельными чёрными чудовищами, между которыми шла чёрная щель в которую надо было втиснуться. И что это я фонарь не взял? Но не возвращаться же. Я шёл, а ветки хватали меня за плечи, за голову. Наконец-то, вот он сверкающий журчащий ручей. Я набрал воды и поднялся на берег. Вдруг в воде громко плескануло и сверкающая спина здоровенной щуки высветилась на ряби воды. Я успокоился. Кусты расступались передо мной, тропинка выстилалась половичком. Вот и весёлый огонь костра и родные лица. Димон с Ергизом травят свои охотничьи байки.
Утро выдалось ясное. Слабый ветерок сдул туман с воды и белыми полосами почеркал зелёные сопки. Мы быстро перекусили и поднялись к транслятору.
Как и говорили связисты, связь заработала сразу. Едва подключили батарею, я открыл шкаф (коробка тридцать на тридцать), нажал кнопку, сразу заморгали зелёные святлячки, а чистый девичий голос сказал:
- Я вас вижу очень хорошо. Здравствуйте.
В глубине коробки засветился экранчик, а в нём улыбающаяся девушка.
- Здравствуйте, - ответил я.
- И слышу вас хорошо. А сейчас проверим работу камеры. Включайте, я жду.
Я включил обзорную камеру. Засветился второй экранчик, на котором, как в зеркале, отразилась часть берега, озера и сопок.
- А сейчас проверим режимы работы камеры, - сказала девушка…
Мы сидели на сопке возле транслятора. Отдыхали, набираясь решимости порвать связь с миром. Несколько шагов и мы погрузимся в неизвестность. На горизонте стоял голец, который ждал нас. Чем?
По звериной тропе мы шли в распадок.
- Зверь умный, - сказал Ергиз, - всегда выбирает самый короткий дорога. Тут кабарга ходит, олень ходит.
- Почему хищники не караулят добычу на тропе? - спросил я Димона. - Чего проще, чем гоняться по лесу и по полям.
- Э, молодой ещё, Командир, - ответил за него Ергиз.- Олень с тропы уйдет - зверь не видит. Куда бежать не видит, куст мешает, дерево мешает. Зверь по тропе к воде идёт. Бежать не может.
И то правда. Попробуй по склону бежать хоть вверх, хоть вниз. Трудно. Ергиз шёл не спеша.
- Ергиз. Сегодня мы сможем подняться на голец? – нетерпеливо спросил я.
- Командир, человек не знает, чего может. Человек идёт и идёт. Когда придёт, тогда и узнает.
Путь в распадок оказался дольше, чем я предполагал. Склон перешёл в долину. Тропа привела к болоту, которое пришлось огибать. Наконец мы услышали говор ручья. Но прошёл ещё час, пока мы вышли к берегу.
- Ергиз. Давай привал сделаем, - предложил я,- обедать пора.
- Пора, Командир, пора, - ответил Ергиз не останавливаясь, - сейчас перекат будет. Хариус будет, берег будет. Там стоять будем.
Как он узнал, что будет перекат? Спроси, и сам не скажет. Но за поворотом точно был перекат, полоса песчаного пляжа, а обрыв прикрывал берег от речного сквозняка.
- Вот, Командир, здесь костёр делать будем. А я хариуса пойду, возьму, - Ергиз сбросил мешок, достал удочку и пошёл на перекат.
Димон стал складывать костерок. Я пошёл к обрыву, собрать сушняка. Под самым обрывом стояла одноместная палатка. Точнее, то что от неё осталось. Рядом белела полузасыпанная берцовая кость. Я привык к смерти во всех её проявлениях. Видел убитых, покалеченных страшно. Видел скелеты иссохшие, обтянутые кожей, обгоревшие и обглоданные. Поэтому я спокойно набрал сушняка и пошёл к костру.
Закипела уха из хариуса. Похлебали ухи, выпили чаю. Теперь, пожалуй, и пора.
- Тут, под берегом, за кустом, палатка старая и кости. Пойдём, посмотрим, может какие документы есть.
- Старатель это, - уверенно заявил Ергиз, – золото его убило.
- Откуда знаешь? - удивился Димон. - Ты тоже палатку видел?
- Зачем палатку? - теперь удивился Ергиз. - Берег видишь? Песок видишь? Там золото мыл.
Мы подошли к палатке. Ергиз стал на колени и стал разгребать песок. Обнажился череп, ещё несколько костей.
- Давно сдох, - авторитетно заявил Ергиз, - две весны назад.
Вытащил из песка тощий рюкзак. Подал мне.
- Смотри, Командир. Ты начальник.
Мы вытряхнули из ветхого рюкзака ком истлевшей одежды. В карманчиках тоже ничего не было. Ергиз достал патронташ с пустыми гильзами, а потом и ржавую двухстволку.
- Нет документов, - удручённо сказал я, - похороним, и пойдём.
- Какие документы? - ответил Ергиз.- Вода пришла раз, забрала. Потом ещё пришла всё забрала. Что песок спрятал, оставила. Золото…- он не договорил.
Ергиз стал торопливо осмотрелся, отошёл на шаг и начал тыкать ножом в песок. Руками разрыл и аккуратно вытащил небольшой мешочек из прогнившей кожи. Подошёл к нам и поставил на лоскут палатки. Мешочек лопнул сбоку и на палатку полилась тонкая струйка желтоватого песка.
- Золото,- сказал Ергиз и глаза его заблестели, - ему уже не надо. Нам надо. Так Командир?
- И нам не надо, - искренне ответил я, - хочешь, бери себе. Ты нашёл.
- Правду говоришь, Командир? – недоверчево посмотрел на меня и на Димона Ергиз.
- Командир всегда правду говорит, - подтвердил Димон, - бери.
Ергиз повеселел, достал железную баночку с чаем. Высыпать чай ему было жалко и он смотрел на него такой печалью на глазах, что мы рассмеялись.
- Егиз, чай жалко? - он кивнул. - Высыпай мне. Если останется, верну, - пошутил Димон.
Шурша скатывался золотой песок. Изредка проскакивали мелкие самородки, блестящие бесформенные капельки. Сколько людей погибло из-за золота. Сейчас у нас золото не в ходу. Из него чеканят монеты, и у каждого оно может быть в кармане. Когда-то я работал на сортировке вещей из квартир погибших. Ценными были повседневные вещи, а всякая электроника, украшения, безделушки никому не были нужны. Золотые вещи мы складывали в ящик: «Металлолом, золото».
Золотые украшения как-то не в моде. Так, серёжки для женщин. Да кольца обручальные, по старой памяти.
Мы перевалили ручей и снова пошли по долине. Здесь путь стал ещё труднее. То и дело попадались протоки, бочажины, болотца. И ста метров по прямой не пройдёшь.
- Ергиз,- крикнул я, - присматривай место, день кончается.
- Нельзя, Командир, скоро камень пойдёт, там палатку поставим.
- А почему здесь, нельзя? - мне стало любопытно.
- Ночью болотный дух ходит. Посмотрит на человека и всё, - ответил загадочно сказал Ергиз.
- Что это, всё? - спросил уже Димон.
- Человек ум потеряет, - серьёзно ответил Ергиз. - Потом идёт туда, сюда, пока не сдохнет.
Сумерки сгущались, а мы всё шли. Вдруг впереди посветлело. Лес поредел, пошли поляны с обросшими камнями. И день оказывается, ещё не кончился.
Ергиз остановился у огромной каменной глыбы.
- Здесь, Командир, ночевать будем. Здесь спать, - показал место под навесом скалы, - здесь костёр. Зверь увидит, уйдёт.
Ночь прошла спокойно, мы её просто проспали. Даже не дежурили ночью. Утром Ергиз с Димоном принесли воды и за завтраком хвастались.
- Вон там лось проходил, - показал Димон,- а тут рядом косуля выскочили и вон туда сиганула.
- Верно говорит, - подтвердил Ергиз, - охотник, и доктор хороший. Волки, три, мимо пробегали. А там медведь стоял, на костёр смотрел.
- Ергиз, ты ж туда не ходил, откуда про медведя знаешь?
- Посмотри туда, Командир. Ветки поломанные видишь? Медведь ягоду ел. Потом у дерева стоял, когтями кору драл.
- Может, это не сегодня было, - сказал я, рассматривая царапины в бинокль.
- Свежие царапины, - пояснил Димон, - видно же.
Я не спорил. Охотником, рыбаком я был, как гость. Позовут, пойду. Убивать зверьё мне не нравилось. Особенно, когда ты не голодаешь. Это, как по безоружным стрелять.
Подъём на перевал лёгким не был, но к обеду мы были на вершине. Напряжение сил требовало чуда. Хотелось увидеть что-то необычное, может быть, красивый город со сверкающими куполами и башнями. Но перед нами было такое же, как и за нами, бесконечное зелёное море с застывшими волнами сопок. Нигде не было признаков деятельности человека. Похоже, мы поверили в миф.
- Ергиз, - устало спросил я, присаживаясь на валун, - куда же нам идти?
- Командир, не надо ходить. – Ергиз снял свой мешок и тоже присел, - Ергиз думает - человек есть, дым есть. Командир далеко смотрит, дым видит. Сегодня тихо. Ветра нет.
- Ергиз, ты гений, - похвалил его я.
- Ергиз не гений, Ергиз, охотник, - скромно ответил польщённый Ергиз.
Мы разбили лагерь, развели костёр. Приготовили обед и чай. Обычно, после этого мы тушили костёр, но тут Ергиз подбросил сучьев, сверху кинул сырых веток. К небу потянулся столб белого дыма.
- Если человек есть, - он показал вниз, - он дым видит, сюда идёт. Так, Командир?
Я согласился. Но Димону не сиделось:
- Вадим, давай, ты останешься здесь наблюдателем, а мы, налегке спустимся в распадок , может следы какие увидим.
Я посмотрел на Ергиза. Тот демонстративно отвернулся и сосредоточено стал ковыряться в костре.
- Димон. Я, как Командир, запрещаю выход, - сказал я официальным голосом, специально для Ергиза. Тот всего лишь чуть сменил позу, но я понял его согласие со мной.
- Ладно, – недовольно проворчал Димон и стал устраивать ложе,- когда придёт моя очередь, разбудите. – Лёг, отвернувшись.
Я вытащил походный дневник, записал сегодняшние события. Вести ежедневный дневник попросил меня вести Сергей Владимирович. Отказать ему было неудобно, и я обещал. В нём уже был рассказ про капитана, про страхи Ергиза и про монтаж оборудования. Я стал находить в этом интерес. С бумагой можно было поделиться тем, что ещё не созрело для слов. Я убрал дневник в непромокаемый пакет и подсел к Ергизу.
- Почему ты не захотел идти с доктором в распадок? - тихо спросил его.
- Ергиз знает, - в тайте нельзя оставлять одного человека, – просто ответил Ергиз.
А я-то об этом вообще не думал. Открытый перевал, какая тут может быть опасность?
- Ергиз, отчего не отдыхаешь? - переменил я тему. - Я всё равно спать не хочу.
- Ергиз сидит, думает. Зачем Ергизу золото? Купить жену? Старый уже. Ружьё купить - это, потрогал цевьё, - жалко. Это друг мой. Одежду купить. В тайге не надо. А ты молодой, жена молодая - золото не надо. Почему?
- Это чужое золото. Я его не мыл, не мёрз, не голодал. Я не имею на него права. Так дед меня учил. Если бы мы узнали фамилию погибшего, мы могли бы передать золото его семье. Он, наверное, для них его мыл.
- Ты сильно прав, Командир. Правильно дед учил. Неправильно Ергиз золото взял. Значит бросить надо? Что скажешь, Командир?
- Скажу, что ты всё правильно понял. А золото ты можешь сдать государству. Сказать, пусть построят дом для детей, детсад или школу. Дети будут радоваться и ты будешь радоваться.
- Хорошо сказал, Командир. Ергиз думал ламе золото отдать, потом сказал: «Будда бог, ему золото не надо. Монахам надо. Ергиз много им деньги, золота приносил, чтобы бог не обижал его. Когда жёнка заболела, деньги надо. Ергиз просил Будду - нет денег. Просил ламу: «Дай деньги. Жёнка умирает, лекарство надо». Лама сказал: «Нет тебе денег. Жена умрёт, так Будда решил». Получается, если бы я лекарство купил, тогда Будда жену бы не забрал? Не Будда решил, лама решил. Не хочу отдавать ему золото. Детям отдам.
Простая житейская логика Ергиза меня восхитила. Наше поколение не впитало непогрешимую веру в Бога. Слишком оно было практичным. Как бабуля говорила: «Мы к богу идём, когда нам плохо. Если он есть, вдруг поможет». Я изредка, по праздникам, ходил с ней в церковь. Крестился, крест целовал, ложил деньги, давал нищим. Но не посещала меня «благодать», о которой говорили некоторые. И книги церковные так и не прочитал до конца. Не понял, причём тут Адам, Ева и их дети. Дед как-то мне заметил: «Библия - это история рода евреев. Как воевали, кого родили. И будто весь род людской от них. А бога, как человека, как руководителя, вообще трудно понять. При такой власти и всемогуществе, опускаться до мелких пакостей и масштабного геноцида». Вот такой я критически верующий. Свечку ставлю за упокой деда с бабулькой, а червяк гложет, а как же без покаяния в одночасье погибли миллионы людей. Дед, убеждённый атеист. Он бы всё объяснил. Но я его не спрашивал. Выживали, как могли. Не до бога было.
Время от времени я обводил сопки биноклем. Хотя понимал, что ещё рано. Вот на закате любой дым сразу проявится, проведёт тёмную черту от земли к небу.
- Командир, - тихо сказал Ергиз, - медведь с медвежатами к нам идут.
Снизу, в нашу сторону, не торопясь, шла медведица с двумя медвежатами. Нас они ещё не почуяли. Медведица подрывала корни, ела и шла за следующим. Малыши катились то впереди, то позади. Они должны были пройти от нас совсем близко.
- Что делать будем? - также шопотом спросил я.
- Ветер снизу от неё идёт. Вон там она нас увидит. Прогнать надо.
- Стрелять будем?
- Зачем стрелять? Ты большой. Станешь на камень, куртку широко сделаешь и скажешь: «Уходи туда, мы тебя не обижаем».
- Ты думаешь, что послушает?- засомневался я.
- На камне ты шибко большой. Она маленькая. Уйдёт, – заверил Ергиз.
- Сейчас идти?
- Рано пока. Как сюда придёт, - он показал место, - тогда иди.
Я осторожно достал старенькую камеру. Сергей Владимирович просил записывать интересное. А тут такой случай. Я смотрел на экранчик камеры, видел семью медвежью, а память увела в прошлое. Камера в моей руке была почти такая же, как наша домашняя, которую отец с мамой взяли с собой. В войну камеры продавались на рынке за кусок хлеба или пару картошин. Никому они не были нужны. Батареи разряжены и зарядить негде. Я принёс однажды такую деду. У него было электричество от ветряка. Снимала, в основном, бабуля. «Для памяти», как она говорила. Дед просил снимать город, людей, митинги. Я делал это редко и неохотно. Дед ворчал:
- Ещё жалеть будешь, что не снимал.
Так и получилось. Сейчас эти кадры, уже история. Сейчас камеры – дефицит. Наладить производство невозможно. Не из чего. Даже Китай ничего не производит, всё порушено. Первые самодельные батареи делали в артели. Работали эти батареи, от силы, час. Теперь построен завод и батареи делают «вечные». Гарантия десять лет. А электроника старая. Институт пыжится вовсю. Уже освоили светодиоды. Через год обещают начать сборку планшетов, телефонов. А пока я держу камеру, которую держали мои дед и баба.
Медведица медленно передвигалась всё ближе. И вдруг она сорвалась с места и побежала мимо нас так стремительно, что медвежата не успевали за ней и несколько раз катились кувырком.
- Командир, буди доктора. Страх идет к нам, - тревожно прошептал Ергиз.
Но Димона будить уже не надо. Он лежал и смотрел на убегающую медведицу и медвежат.
- Чего это они так рванули? - Димон задал вопрос никому.
- «Страх» за ней бежит, – с сарказмом ответил я и посмотрел на Ергиза и перевёл на него камеру.
У Ергиза округлились глаза. В них был ужас, а сам он, не замечая, втискивался спиной в валун. Это было так смешно. Я повёл камеру по направлению его взгляда. Поверх камеры и в камеру на меня смотрел Змей Горыныч. Только из пасти не шёл дым и огонь. Чудовище чуть подпрыгнуло и уже над нами летела огромная туша. Тень крыльев скользнула над нами совсем близко. Огромные когти отливали металлической синевой. Змей спикировал на бегущую медведицу, выдвинулись огромные лапы, и медведица забилась в могучих когтях.
Змей спланировал вдоль склона, потом поднялся ввысь и полетел к гольцам на горизонте.
Мы сидели несколько минут молча.
- Ничего себе монстр! - восхищённо сказал Димон.
- Это Дракон. Хозяин гор, – понижая голос, ответил Ергиз, - из Тувы человек был. Сказал, у них в горах птица-дракон живёт. Все её боятся. С неба падает, коня в небо уносит.
- Она любого из нас могла унести, - подвёл итог я.
- Это была птица, - задумчиво произнёс Димон. - Крылья у него из перьев.
- Они из пластин. А ноги железные. Блестят, - возразил Ергиз.
- Погодите, - только сейчас я увидел, что держу камеру включённой, - я его снял на камеру. Сейчас посмотрим.
На маленьком экране монстр выглядел страшной игрушкой. Было видно, что это птица, а при максимальном увеличении, что она покрыта перьями.
- Похожа на кондора, –на недоумённый взгляд Ергиза, Димон добавил, - орёл так назывался. Они жили в Южной Америке. Размах крыльев до пяти метров. Овец ворует.
- Ну, этот раза в три больше, - сказал я рассматривая, кадр за кадром.
- Может больше, а может и нет. Надо нам его измерить, - ответил мне Димон.
- Не надо, - слёзно попросил Ергиз, - Не вызывай обратно. Унести может.
- Он нам не нужен, - заявил Димон, - Мы камень замерим, из-за которого он вылетел. По нему и вычислим.
Ергиз только помотал головой. Когда мы поднялись наверх, мы поняли, почему нам повезло. Мы были от этой птицы слишком близко, внизу и между большими камнями. А медведица на открытом месте.
- Здесь удобный наблюдательный пост, - решил я, - видно всё вокруг. Дежурить будем по очереди. После чая. Ергиз, первым, доктор, вторым.
Мы развели костёр. Пока чай закипал, Димон рассказал Ергизу эпизод из книги «Дети капитана Гранта», как кондор унёс мальчика. Когда Димон закончил Ергиз подвёл черту:
- Америка кинула нам атом, сломала небо, убила много людей, хотела Хозяином стать. В горы дракон-птицу прислала, чтобы хозяином гор стать. Американская птица - плохой дракон.
Мы разлили чай и совсем успокоились. Ергиз молча выпил чай, взял бинокль, поднялся наверх и исчез.
- Димон, - заволновался я, - Ергиз исчез.
- Не волнуйся, - засмеялся Димон, - вон он под камнем лежит с биноклем. Чтобы дракон не унёс.
- Интересно, из какой птицы это чудище мутировало? – спросил я Димона.
- Трудно сказать. Но если орёл и кондор, к примеру, относятся к одному роду птиц, то почему мутации не могли повернуть их род назад? Восстановить гены древних предков?
- Значит здесь есть зоны или зона высокой радиации.
- Логично, Вадим. Хотя, что в этих горах можно было бомбить?
- А случайные взрывы не допускаешь? Нам говорили, что их сбитые ракеты не самоликвидировались, а взрывались где угодно. Так что всё могло быть.
Солнце уже потонуло в зелёном море, светлая полоса зари потемнела, но никакого намёка на дым мы не увидели. Я взял свой ночной прицел, собрался идти на пост.
- Завтра надо выбирать направление, - сказал мне Димон. – На мой взгляд, надо идти туда. Там распадок переходит в долину. Отличное место для поселения, для полей, огородов.
- Почему же мы ничего не видим?
- Они же не многоэтажки построили. Всё скрыто лесом.
- Ладно. Утром решим.
Я пришёл на наблюдательный пункт. Ергиз смотрел виновато.
- Ничего не видел, Командир. Нет здесь человека.
- Ты же говорил, что охотник за сопкой видел посёлок. Может ещё что говорил? Вспомни.
- Мало говорил. Стену далеко, видел. Высокую. Из камня. Солнце камень показало. За стеной ничего не видел.
Где же это могло быть?
- Там. - Ергиз показал совсем в другую сторону.
- Почему?
- Человек солнце любит. Там солнца больше.
Вот и определились… Куда идти завтра? Ты Командир, тебе решать. Я до рези в глазах вглядывался в долину и небо над ней. Потом на сопку, на которую показал Ергиз. Удивительный, безветренный день и вечер пропадал зря. Завтра погода ухудшится, так сказал Ергиз, и ему поддакивал Димон. Дед учил меня приметам погоды, и я знал, что багровая полоса заката обещала ветер. А что он принесёт? Дождь, холод. Стоп. Если порассуждать о прошлом - Первые годы после войны. Погода бесится. Дождь, снег, ветер. По пятам идут монголы - рабство, смерть. Дальше идти нет сил. Единственная тактика, отступить туда, где можно обороняться, используя рельеф местности. Так меня учили. Вот местность, вот задача командира их отряда. Закрепиться. Выстоять. Когда-то я не особенно любил курс тактики. Зря. Теперь я смотрел в бинокль, как тот командир. Откуда мог идти враг? Куда бы вёл людей я? Сумерки затянули сопки темнотой. Внизу горел костерок. Товарищи наверняка уже ждут. У меня есть ещё утро. У тех, кто уходил от погони, его не было. На меня, как будто, навалилась тяжесть.
- Вадим, - Димон внимательно смотрел на меня,- ты какой-то не такой. Увидел что-нибудь?
- Нет, не увидел. Представил. Эти люди были на последнем дыхании. За ними шла смерть. Понимаешь, каково им было? Ни еды, ни воды. Кстати, откуда у нас вода?
- Да вон, под кустами родник бьёт. Из-за него Ергиз место лагеря выбрал.
Ужин прошёл не весело. Разговоры не клеились. Костёр потихоньку пережёвывал торец сухого бревна. На ночь хватит. Себе я назначил дежурство под утро.
Димон разбудил минута в минуту. В палатке ещё темно. Ергиз сопит чуть слышно. Я вылез наружу. Ветер. Зябко.
- Командир, - прошептал Димон, - тихо. Даже в прицел никого не видел. Надень сверху, - накинул на меня ветровку, - не продувает. Днём дождь будет.
Я поправил костёр, походил, поразмялся. Налил чаю, что висел над углями в котелке. Согрелся. И снова стал представлять, что делали те мужественные люди, что предпочли погибнуть свободными, чем загибаться в рабстве. По всему получалось, что они должны были искать пещеру, чтобы была крыша, не был заметен огонь. Осталась малость. Найти эту пещеру.
Когда рассвело окончательно я начал досконально изучать карты. Вот горы, русла ручьёв. Они должны были идти верхом сопок. Так им было легче наблюдать и защищаться. Шли по гольцам. По той же причине. Остановиться могли только там, где была пещера и вода. Тучи заволокли горизонт. Пока они ещё высоко, но скоро окутают гольцы и начнут их обмывать дождём, протирать мокрыми облаками. Это я сейчас веду измученных людей. Я ищу им защиту от дождя и пронизывающего ветра. Откуда он дует? Я прильнул к биноклю. Ощупал гольцы глазами. Этот слишком крутой. Этот весь в осыпях. А вот этот, усыпан большими валунами, легко укрыться, но тяжело подниматься.
Я спустился к костру. Пламя металось вокруг котелка для чая.
- Садись, Командир, есть будем, - Димон подвинул котелок с варевом. - Решение принял, Командир? - спросил вроде в шутку, но всерьёз.
- Принял, - сказал я, присаживаясь, - едим и идём на тот голец, – показал направление. - Там они должны были быть.
Никто не спросил, почему я решил именно так, и я был благодарен за это. Не смог бы я рассказать о чём думал и как думал. Это только Лара могла бы понять меня без слов. Вырвался невольный вздох.
Дождь настиг нас в распадке и больше он уже не переставал. Попеременке мы пробивались через высоченные травы и густое мелколесье, где обходили, где перелазили через завалы деревьев. Наконец вышли к подножию гольца. Он оказался круче, чем я предполагал. Огромные валуны, разбросанные по склону как попало, между редкими деревьями, нависали над нами, будто примеряясь, раздавить - не раздавить. Мы шли от камня к камню. Я думал только об одном - найти место, защищенное от дождя и ветра. Мы поднялись до кромки леса, но ничего подходящего не находилось. Меня догнал Ергиз.
- Командир, там ручей, - показал линию кустов.
«Ну и что?» - хотел ответить я. Потом сказал:
- Идём верхом. К началу ручья. Иди вперед.
Мы наискосок поднимались вверх. Впереди полускрытые зеленью торчали скальные обрывы. Ручей шёл от них. Мы вошли в заросли. На нас сверху сыпался двойной поток дождевой воды. Ветки швыряли пригоршни капель в лицо и глаза. Поэтому, когда заросли кончились, мы остановились, чтобы утереться и перевести дыхание.
- Командир, - услышал я равнодушный голос Димона, - в той скале пещера, - и показал рукой.
Я посмотрел в эту сторону, но ничего не увидел. Точнее, увидел почти отвесную скалу, изрезанную косыми бороздами выпирающих обломков.
- Не вижу, - честно признался я.
Зато Ергиз оживился и, показывая вверх, заговорил:
- Там, Командир. Там пещера.
Мы подошли к скале. Узкая тропа шла вверх по косой борозде скалы. Ергиз снял ружьё, зарядил.
- Я пойду, Командир.
Ергиз прошёл прошёл совсем немного и скала скрыла его.
- Теперь я, - заторопился Димон.
- Нет. подождём.
Прошло ещё несколько томительных минут, потом грохнул выстрел. Из расщелины выскочил барс. Как огонь вспыхнули его глаза в нашу сторону. Потом барс, не торопясь, сделал два прыжка вверх по уступам скалы и исчез.
Мы кинулись вверх по тропе. Услышали спокойный голос Ергиза:
- Хороший пещера, Командир. Идите.
Тропа в расщелине явно была доработана человеком. За последним поворотом мы вошли в достаточно просторную пещеру. Ергиз хлопотал у кострища.
- Как он тебя не тронул? - удивилисть мы.
- Спал крепко. Я под стену лёг, вверх стрелял. Камень на него падал. Он убежал.
Как всё просто у охотников.
Я оглядел пещеру. Вдоль одной стены тихо катилась струя воды и проваливалась в щель не далеко от выхода. Каменный пол пещеры был ровным, с пятном кострища в глубине. Там же валялись погрызенные кости животных и череп человека. В другом месте лежала груда нарубленных сучьев. Ергиз с Димоном осмотрели все углы и закоулки. Похоже, в пещере люди были несколько лет назад. А может и веков.
Димон развел костёр, поставил котелок. Ергиз сгрёб кости в угол и присел к огню.
- Ергиз, расскажи про пещеру. Когда люди были? Что за череп лежит? Куда ушли люди?
- Тут жили люди три лета. Много людей. Зверя били. Костёр горел. Потом люди ушли. Другой человек был. Зверь пришёл, человека съел. Куда люди ушли? След искать надо.
Димон не пожалел дров, и в пещере потеплело. А после обеда и горячего чая стало тепло и уютно. Скала прикрывала пещеру от постороннего глаза и от ветра. Дым уходил вверх пещеры и исчезал в трещинах потолка. Выходить на дождь совсем не хотелось. Но расслабляться нельзя.
- Сделаем так, - сказал я, - делаем вылазку на три часа в распадок. Вот сюда, - я показал на карте, - здесь ручей впадает в другой ручей. Следа не будет, порыбачим. Возвращаемся и ночуем здесь. Барс сюда не придёт.
- Правильно, Командир, - согласился Ергиз, - рыба будет, барса не будет.
Мы вышли на ветер и дождь. Следы, точнее тропа, нашлись у впадении ручья в быструю речушку. На излучине мы увидели зимовьё. Переправы не было,пришлось идти вверх, искать место поуже. Оказалось, что это остров.
- Через воду идти надо, - покачал головой Ергиз.
- Не хочу ноги мочить, - смеясь заявил Димон.- По канатной дороге поедем.
Димон закрепил шнур, он говорил, линь, на раскладную кошку. Арбалет закинул шнур в мелколесье. Протянули двойной канат. На блоке переправились.
- Командир, канат снимаем? – спросил Димон.
- Снимаем. Переночуем в зимовье.
На острове люди были совсем недавно. Это было видно по следам повсюду. Бойкое место. Жаль, что мы разминулись с ними.
Димон скинул рюкзак и взял удочки. Ергиз занялся очагом. Дрова были, но он взял топор и пошёл в лес. Я взял карабин и решил обойти остров вокруг. На другой стороне острова была переправа. Огромное дерево лежало вершиной на острове. На одной стороне были сделаны перила. Я решил проверить вехость перил. Крепкие и сделаны без гвоздей. Опоры были вставлены в гнёзда в виде трапеции. Также крепились и сами перила. Всё сделано топором. Значит здесь мастеровые люди.
Когда я вернулся Димон уже чистил здоровенную щуку. Из зимовья шёл легкий дымок.
- Рыбы, хоть черпай. Я решил сегодня щукой побаловать. Запечёной. Они тут рыбу вялят, видишь поперечина на столбах. А крюки деревянные в зимовье.
- Заметил, что всё сделано без гвоздей?
- Да, заметил. Это точно, наши робинзоны. Завтра обязательно найдём.
- Что Ергиз говорит?
- Огонь, говорит, из камня добывают. Шкуру плохо выделали. Чай из листьев в туеске висел. Красивый туесок. Ещё мы с ним увидели, медведь сюда ходит.
Все повеселели. Крыша над головой, хороший ужин, приятный чай, хорошие надежды. Димон рассказывал Ергизу историю Робинзона. Я сидел за столом из полуплахи и делал записи в дневник. Светодиодный светильник освещал первобытное жилище. Дверь была приставлена к проёму и закрыта на засов.
Мне снился сон. Я нахожусь в каком-то тёмном жилище, в котором есть, что-то опасное. Надо выйти из него, но в потёмках я не вижу выхода. Я слышу отрывистое дыхание зверя, он всё ближе. Надо встать, но тело не подчиняется. И вдруг в темноте проявляется лицо Лары. Она ласково смотрит на меня, и я понимаю куда надо идти. Я медленно встаю…
- Командир, хозяин пришёл, что делать? – прямо во сне слышу я голос Ергиза.
Окончательно проснувшись, я осматриваюсь. Оконный проём едва высветлился.
- Какой хозяин? Куда пришёл? – в тон Ергизу, негромко спрашиваю я.
И уже слышу сам мягкую поступь за дверью и дыхание.
- Люди пришли ? - уточняю я у Ергиза.
- Медведь. Хозяин, - отвечает Ергиз.- Убивать будешь? – спросил тревожно.
- Зачем убивать? К нам не зайдёт. Походит и уйдёт утром.
- Не уйдёт, - уверенно отвечает Ергиз, - хозяин ищет кого-то. Сердитый. Ждать будет.
- Тогда буди Димона. А то заикой станет, - я не уверен, что Ергиз понял шутку.
- Да не сплю я, - послышался голос Димона. - Я всё слышал. И медведя слышу. Зачем его убивать? Пальнём для отстраски и хватит.
Дверь заскрипела под царапание медвежьих лап. Потом оконный проём потемнел. Недовольный рык раздался совсем рядом. Тень Димона скользнула к окну. Раздался визг боли, морда стала отваливаться от окна и раздался выстрел. Вспышка осветила окровавленную медвежью пасть, желтые светляки глаз. Топот и треск веток завершил картину.
- Ты ему в морду стрелял? - спросил я когда шум затих.
- Нет. В морду я его прикладом двинул, а потом над ухом пальнул. Эффект превзошёл мои ожидания.
- Ещё бы. Представляю его состояние. Мы и то присели.
- Обиделся Хозяин, - сказал отрешённо Ергиз.
- Ергиз. Не переживай. Давайте ночь досыпать. Завтра дальше пойдём. Хозяина здесь оставим.
Мы снова улеглись. Я думал, что не усну, но сон пришёл незаметно. И опять меня разбудил Ергиз.
- Командир, - шептал он, - люди пришли. Дикие.
Действительно снаружи упорно дёргали дверь. Потом мы услышали мат и в окно заглянуло заросшее до самых глаз, лицо.
- Эй, вы, - прохрипел голос, - кто такие? Отрывай. Это наше зимовье.
Я взял дверь на прицел. Димон убрал засов и приоткрыл дверь.
За дверью стоял тщедушный старичок, заросший так, что остались одни глаза. Одет он был, как Робинзон, в шкуры на ветхую рубаху, в дыры просвечивало грязное тело. Его глаза быстро осмотрели нас, и плаксивым голосом он запричитал:
- Люди добрые. Уберите ружья, не убивайте обездоленных забытых людьми и богом страдальцев. Сколько лет не видели мы людей, думали, что весь мир сгорел в аду атомном. Мы потеряли счёт дням, живём с дикими зверями, сами как звери. Спасите нас, выведите к людям, к семьям нашим, если кто жив остался.
- Заходите, - сказал я, так как, по голосам понял, что их не меньше чем двое. - Постараемся помочь вам. И к людям выведем.
Старичок бочком прошёл к очагу и протянул руки к огню. За ним вошёл второй, среднего роста, плотный, обросший не меньше первого. Одет он был получше. Из под меховой куртки виднелся свитер, на нём были потёртые широкие штаны из защитной ткани с чёрными разводами. На поясе справа и слева висели красивые охотничьи ножи в потёртых ножнах. Он кивнул нам, в качестве приветствия, остановился у двери и уставился на стол.
Пока я спал, мои товарищи уже приготовили завтрак. На столе лежали куски жареной щуки, хлеб, соль, сахар. Стояли пластиковые тарелки, эмалированные кружки, ложки и вилки. Нам было всё понятно без слов.
Я кивнул Димону. Он вытащил ещё тарелки, ложки, большую жестяную кружку. Нарезал ещё хлеба, но убрал нож в ножны.
- Хоть вы и хозяева, - сказал я выразительно, - но сегодня мы приглашаем вас позавтракать с нами. Вот полотенце, вот вода. Моем руки и садимся. Давайте познакомимся. Это Дмитрий – врач, это Ергиз - охотник, я Вадим, тут меня зовут Командиром. У нас научная экспедиция. Изучаем последствия войны, - и спросил, - расскажите нам, откуда вы, как здесь очутились?
Старичок быстро взглянул на своего молчаливого товарища и заговорил вполне нормальным человеческим голосом:
- Я Митя, когда-то был водилой, а он, большой начальник был, Борисом зовут, из Назарова мы. Это возле Ачинска.
Большой начальник слегка склонил голову:
- Расскажем. Поедим, всё расскажем.
Наших гостей мы посадили у одного торца стола, сами сели с другого. Ергиз забился к стенке, к которой прислонил ружьё.
Гости ели жадно, с видимым удовольствием. Митя, облизывая пальцы, с въевшейся грязью и копотью, пояснил:
- Соли у нас не было давно. А без соли жратва в горло не лезет. Хлеба тоже не было.
Когда разлили чай, они насыпали по полной ложке сахара. Блаженно отдувались, заедая его хлебом.
Когда Димон убрал со стола, мы расселись напротив на нары. Ергиз взял ружьё и пошел на улицу, показывая, как его потянуло в кусты. Его не было не так уж долго, но дольше, чем нужно. Борис настороженно глазами провожал и встречал его. Ергиз сел на пол в углу у двери, обняв своё ружьишко.
Пауза немного затянулась. Гости сидели расслабившись и будто дремали.
- Ну, кто расскажет, - обратился я, - что с вами случилось. Ачинск отсюда очень далеко. Давно ли вы здесь бедуете?
- Да лет почитай больше двадцати, - ответил Митя. - Сначала мы зарубки делали, а когда первый дом сгорел, счёт потеряли.
- У вас и дом есть? И где?
- Да тут недалеко, - осторожно поглядев на «начальника» ответил Митя. - Тут мы рыбу ловим и сушим. Дом у нас побольше. С дровником, - это он добавил с гордостью.
- Это вы из-за войны здесь? - задал вопрос Димон, внимательно приглядываясь к «начальнику».
- Из-за неё проклятой. Мы поехали в Хакасию, на озёра, - посмотрел на Бориса. - Не вместе, конечно. Я с женой на «девятке» приехал, а он на «Лендровере». Когда бомбить начали, мы без машин остались. Мою в степь унесло, у него тоже пропала. Ехали с попутками. Военные по дороге не пускали, ехали степями, пока бензин был. Потом шли. В какой-то деревне жили. Нас много было, человек сто, да ещё дети. Потом детей увезли. Обещали за остальными приехать, да никто не приехал. Кто пошёл пешком, вернулись, говорят степь вода залила. Наверное, ГЭС взорвали. Жили по хатам, хозяевам помогали. Ждали следущего лета. Весной, как степь зацвела, монголы пришли. Местных пограбили, пришлых собрали и погнали. Хозяйка жену мою спрятала, она там в деревне осталась. Может и живая ещё.
- А вам-то сколько лет? - спросил я. Больно не лепилось имя, Митя, к седому старику.
- Не знаю. Я с восемьдесят третьего.
- Значит пятьдесят вам стукнуло. Юбилей.
- Не думал, что доживу. Нас монголы, как скот гнали, через Туву. На что мы им нужны были?
- На продажу, - вдруг вмешался хриплый голос Бориса. - Тибетцы наших покупали.
- В каком-то городе монголы набрали дорогих машин. На один «Крузер» с кузовом, поставили пулемёт и ехали. Остальные мы тянули, как лошади. Они бензин экономили. Правда, разрешили баб в машины посадить. Так и тащились всё лето. Потом горы начались. Жратва и так была плохая, а в горах ещё хуже. В степи траву жрали, иногда баранов резали, а тут одни камни. Стада другой дорогой ушли. Народ дохнуть стал. Охранники наши тоже свои запасы сьели. На каком-то перевале почти вся охрана уехала куда-то, пограбить. С пулемётом осталось четыре монгола. Нас они за людей не считали. Слабых запросто сбрасывали со скал или камчой убивали. На конце кнута кругляк железный. По рёбрам ударит, ребро ломает, а если по голове, то каюк. Вот мы и решили, что нельзя так подыхать. Ночью навалились, охрану передушили. Куда идти? Сзади монголы, впереди – никто не знает. Машины завели, не все конечно, и вперёд. Пулемёт впереди, как разведка. Слышим, стрельба впереди. Нарвались.
Послали помощь, с автоматами, что у охранников взяли. Скоро машина возвращается. Мужики вылазят,
- Сматываться надо, - говорят, - там деревня, монголы, тувинцы, не разберёшь. Наши там оборону держат. Уходите в горы.
Пошли мы вниз по горе. Только в лес зашли, сверху автоматы застрекотали. Потом двое наших пришли. Рассказали, что охрана их догнала. Наши стреляли, пока патроны были. Двоих ранило, их монголы добили. Так мы ушли в тайгу.
Монголы не сразу за нами пошли. Который с пулемётом был, сказал, что монголов много побили. Наши отбивались до темноты, пока патроны были. А мы шли и шли. Командиром стал у нас бывший мент. Рослый такой. А друг его, мелкий как я, стал замом. Монголов мы с сопки увидели. Так и шли. Они по одной сопке, мы по другой. Они сначала на лошадях шли. Потом мы на гольцы поднялись. Они за нами пешком пошли. Голод, холод страшный. Там у охранников наши забрали жрачку, какая была, даже казан перли трое суток. Потом спрятали, сил не было. Монголы на нас собак посылали. Двух баб загрызли. Мы собак камнями забили, три штуки, и съели. А бабы… Собаки их кусанули, бабы заверещали и упали по склону. А там скалы. Потом, ливень пошёл. Монголы внизу были, мы сверху. Мы осыпь поверху обошли, а они низом пошли. Давай мы камни раскачивать и пускать по осыпи. Дождь льёт , а мы камни кидаем. Монголы поняли, да поздно. Осыпь поползла. Мы думали, всех засыпало. На следующий день ещё двое мужиков погибли. Они первыми шли. Один подскользнулся и в пропасть. Второй полез его спасать и сам улетел.
- У вашего старшего, у мента, жена, дети были? – спросил я.
- Была, с малолеткой. Они с бабами шли.
Дед Митя сидел и раскачивался, как маятник, на лавке у окна. Борис его не слушал. Он сидел ровно, смотрел перед собой. Нависшие волосы и пышная борода почти скрывали его глаза.
Митя налил остывшего чая, глаза его поискали на пустом столе. Выпил залпом, выдохнул и продолжил:
- Мы шли всю ночь. Тогда небо светлое было, вот и шли. Старшой сказал, потому, чтоб не замерзнуть. Мы же все в летнем были. Тех, кто не мог идти, тащили. За ночь прошли распадок, через речку перешли. Выдохлись в усмерть. А мильтоны орут, «вперёд и вверх, а там»... А что там? Я, грешным делом, подумал, что в плену легче бы было. Крутил бы баранку за жратву.
В общем, на матах, поднялось мы к гольцу. У скалы привал сделали на час. Народ скучился и задрых. Я тоже спал. Рассказали, что дежурный увидел, как сверху, из скалы, вышла большая кошка. Барс, в общем. У дежурного был автомат с одним патроном. На крайняк. Когда барс прыгнул, дежурный выстрелил ему в упор. Мы даже не поднялись. А мент барса пнул, и полез по расщелине, где барс шёл. А там пещера. Закрыта со всех сторон. Затащили туда всех и барса тоже. Следы, как могли, скрыли. Дождь помог. Ливень лил, как из ведра. В пещере сучья были, кто-то когда-то жил в ней. Развели костерок, барса на ленточки порезали, пожарили и съели. Без соли. Устали бояться. Да и в пещеру можно подниматься только по одному. А там ещё и камень был. Вход изнутри почти весь закрывал. Вода через пещеру течёт. Везуха.
- Мы эту пещеру тоже нашли. И барса выгнали. Хорошая пещера, мы в ней обедали вчера. На том гольце? - я показал направление.
- Наверно. Я там давно не был.
- А что монголы? Не нашли вас?
- Нет. Наверху у нас был пункт наблюдательный. Так вот, шестеро монголов осталось. Увидели их на второй день. Некоторые предлагали напасть и перебить, но менты не разрешили. Такую диктатуру устроили. Ладно. Про монголов. Потеряли они нас. Пошли дальше. Увидели их на другом гольце. А тут снег пошёл. Рыбаки с ручья еле добрались, столько навалило. Мы дрова таскали. Да не близко. С другой стороны гольца. Чтобы со следа сбить. Дежурный рассказал, что видел монголов на снегу на гольце. Они уходили в дальний распадок. Через год охотники притащили автомат и сапоги монгольские. Думали, кому подойдут, да никто не захотел. Сожгли. Автомат заржавел. На железки разобрали. Перезимовали в пещере. Спали, как пчёлы, кучей. Жрали больше рыбу. Как-то лося забили. Охотники рассказывали. В распадке случайно подняли с лёжки лося, он рванул от них вбок и вверх. Они облизнуться не успели, как лось в лавину попал. Ну и понесло его в лес. Когда лавина кончилась они его откопали. Побитый был, но живой. Забили. Зайцев на петли ловили. Один там у нас специалист по зайцам был. Всё рассказывал: «Заяц подумал и побежал туда…» или «решил сюда скакнуть - и в петлю…».
Все смеются, как он за зайца знает, что тот подумал и почему побежал. И про рыбу так же рассказывал, что она думает, когда в сеть или на крючок идёт.
Из шкур одежду шили. Научились жилы на нитки вытягивать. Первобытная жизнь. А мы были дровосеки. Ножами, саблей подлесок валили, но не здесь. Говорим ментам, «Нет монголов, чего боимся?», а они не в какую. Гонят нас к черту на кулички, заставляют следы заметать. Сволочи ещё те. Больше года мы в пещере сидели. Всё лето менты в разведку охотников посылали. Некоторых по месяцу не было. В пещере календарь был. Двенадцать полен с зарубками и двенадцать с названиями. Из них выбирали нужные. А день сучком отмечался. Бабы следили. Баб немного было. Пять с мужьями. Четыре холостячки. Вроде, как вдовы. Две девки. Малолеток разных, шестеро. А мужиков пятнадцать. Ну, один дед был, ладно, а остальные то, мужики.
Короче, на втором году охотники наши привели двух местных. Издалека. Начали собираться.
Пути было не меньше недели. Наша бригада, трое нас было, топор у охотника взяли и начали поблизости лес валить. Менты увидели, взъерепенились.
Впервые Борис поддакнул Мите кивком головы. Митя посмотрел на Бориса каким-то странным взглядом и продолжил:
- Слово за слово. Дело до драки дошло. Мы там менту голову проломили, нам бока намяли. Плюнули мы на них и ушли на дальнее зимовье. Где-то недели через три остыли, пошли виниться. Да где там. Их и след простыл. Вот мы одни и остались. Год в пещере жили, а потом дом срубили. Вся тайга наша. Наловчились и рыбу ловить, и зверя бить. Только соли не было. Но её и раньше не было. Вот и вся история.
- А куда ушли, хотя бы направление знаете? - спросил Димон.
- Нет. Нас же не было при этом. Следы заросли, - ответил Митя.
- А где же третий? Дома остался?
- Да нет. Погиб по глупости, - сказал скорбным голосом Митя. - Дерево валил тут на острове. Подрубил, толкнул и отступил вбок. Лесина упала, да на пень. Сыграла в его сторону. Хвать по голове, и мозги на траве. Мы ждали, ждали на обед. Пошли за ним. Он лежит, полчерепа нет, и мозгов нет. Схоронили тут за кустами. Хороший плотник был. Тут везде его работа.
Ергиз привстал, видно было, сказать что-то хотел. Но ничего не сказал, сел обратно.
- А что к людям не выходили? Столько лет прошло, – спросил я.
- Куда идти? Охотники говорили, что везде люди мрут от радиации, как мухи. А здесь ничего. Кому эта глушь нужна? Опять же погода. То ливень, то снег. И запасов не было.
- А вы с какой стороны сюда пришли? – пытал его Димон.
- Не помню уже. Может, отсюда, - показал направление вперёд, - может, оттуда, - показал влево.
- Борис, а ты помнишь? - приставал Димон.
- Не помню я ничего, - глухо сквозь зубы ответил Борис и даже не пошевелился.
- Так вы хотите к людям выйти? - спросил я, хотя тащить их с собой мне совершенно не хотелось.
- А куда вы идёте? - вопросом на вопрос спросил Митя.
- Мы идём туда, - я показал направление вперёд, делаем большой круг и возвращаемся.
- А люди в какой стороне? – опять не отвечая, спросил Митя.
- В той стороне озеро. На берегу зимовьё. У нас рация есть. Мы сообщим, что вернулись. За нами придёт катер. На дальней стороне озера большая заимка. Есть дорога, есть машины. Уедете, куда захотите.
- А не знаете, Назарово разбомбили? Там электростанция стояла.
- Не разбомбили, - сказал я, - и стация работает. Правда не на полную мощность - угля не хватает. Машинами возят. Это мало. Так что работа тебе будет.
- И магазины работают? – встрепенулся и недоверчиво хрипло спросил Борис.
- Работают. Почти все. А может и все. Точно не знаю, - ответил я.
- А как на озеро выйти?- снова просил Борис.
- Давайте так сделаем, - сказал я серьёзно.- У нас своя работа, что вам за нами тащиться. Мы вам компас дадим. Умеет кто по компасу ходить?
- Я умею, - прохрипел Борис.
- Дадим вам припасов и карабин. Немного патронов. Вы выйдете к озеру с запада. К зимовью. Там наши припасы есть. Будете ждать нас. Неделю, максимум две. Если мы не придём вовремя, мало ли что, вечерами на камне, что в воде у берега, будете зажигать огонь. Вас заметят и пришлют помощь.
- А на озере ещё посёлки есть?- спросил Борис.
- На озере, нет. Речка там есть. На ней посёлок стоит, но по воде хода нет. Да и далековато.
- Когда вы дальше идти собираетесь?
- Нам сидеть нельзя. Сроки жмут. Сегодня пойдём. Мы и так запоздали.
- Тогда мы тоже хоть сейчас. Нам собраться, что голому одеться.
- Митя, покажи моему товарищу где ручей перейти и идти в ту сторону.
Митя просительно посмотрел на Бориса, но тот сидел без всякого выражения. Димон накинул рюкзак, взял ружьё.
- Рюкзак-то зачем? - удивился Митя.
- В тайгу идём, - коротко объяснил Димон, и они ушли.
- Вот смотри Борис, - я развернул карту, - вам надо выйти вот сюда. Мы сейчас находимся здесь, - показал вторую точку,- вам надо идти по прямой, чуть огибая гольцы. Вот так. Вот компас. Вы должны держаться на северо-восток. Вот направление, - я показал по компасу, – на второй день выйдете к озеру. Там увидите, где залив. Костёр разводить надо здесь, – снова я ткнул в карту. Понятно?
- Понятно, – прохрипел Борис.
- Под припасы мешок дам.
- Да у меня рюкзак есть, - проговорился Борис, потом спохватился, - конечно, давай.
Припас только на дорогу. На берегу НЗ. Его вам хватит. Да и рыба там кишит. Удочку возьмёшь.
- Удочку? Телескоп? – недоверчиво переспросил Борис.
- Да. Четырёхметровую с катушкой. И записку начальнику, чтобы вам помогли.
- Здорово, - у Бориса загорелись глаза.
Я отделил им муки, хлеба, круп, макаронов, сахару, соли. Борис провожал в мешок каждую вещь так, что мне стало жаль его. Я понимал, что эти люди могли быть причастны к смерти золотоискателей, а может и охотников. Но судить их я не брался, понимал, что они стали дикарями. И только сейчас возвращаются к человеческому состоянию. Совесть их судья.
Вошли Димон и Митя.
- Ергиз проводит вас до переправы, - сказал я. - Там он отдаст вам карабин и патроны.
Я протянул Ергизу свой карабин и две обоймы.
- Ну что? Всё решили? Вопросов нет?
- Нет, - прохрипел Борис.
Я повернулся к Мите.
- Нету вопросов, Командир, - шустро отчеканил Митя.
- Тогда по рукам, и счастливого пути. Борис держи компас. Имей ввиду, казённый, начальнику отдашь, если что.
Что-то вроде улыбки промелькнуло на заросшем лице. Я и Димон пожали им руки и все вышли на улицу.
Как только они скрылись из виду, Димон подмигнул мне, взял свой карабин на изготовку и неслышно скрылся в лесу. Вскоре недовольный Ергиз вышел ко мне и сразу заявил:
- Командир щедрый. Всё отдал. Это плохие люди. Один хитрый, другой злой. Ергиз видит.
- Понимаю тебя, Ергиз. Но что делать? Бросить? Совсем озвереют. Убить? Не по людски. Ничего не дать, не дойдут.
- От них ещё много зла будет. Они человека убили. Череп в пещере лежал.
Прошёл почти час пока вернулся Димон и стал рассказывать.
- Прошёл за ними до их дома. Действительно неплохой домик снаружи. Примерно пять на шесть. Вместо окон бойницы, как здесь, - показал на зимовьё. – Плотник у них был неплохой. Как только Ергиз ушёл, Борис мешок отдал Мите. Карабин зарядил. На Митю наорал, слов не разобрал. Зашли в дом. Очаг зажгли, дым пошёл.
- Уходим, - сказал я, – не нравится мне это место.
- Я когда обратно шёл, на медвежий след наткнулся, к нам. Пошёл по нему. Знаете, что нашёл?
- Говори, не тяни, - ответил я.
- Труп плотника. Они его едва прикопали. Медведь и разрыл. Даже погрыз немного. Но не в этом дело, - загадочно проговорил Димон, - у плотника череп топором разрублен. Не поделили они чего-то.
- Совсем озверели мужики, - только и сказал я, - пошли отсюда.
- Я поведу, сказал Димон.
Мы перешли ручей по мосту, памятнику неизвестному плотнику. Какое-то время шли вверх по руслу, по звериной тропе. День был пасмурный, но дождя не было. Тропа была хорошо пробита, шагалось легко и быстро. Затем тропа пошла вдоль обрыва метров на тридцать. Внизу было старое сухое русло из острых валунов и обломков деревьев. Димон резко остановился.
- Ергиз, - позвал он,- мне это не нравится, – и показал на бревно над тропой.
Ергиз и я подошли к Димону.
- Правильно, доктор. Ловушка для лося или оленя. Видишь, Командир? - и показал вниз.
Я увидел, что валуны в этом месте были местами покрыты чёрным налётом.
- Это кровь, – сказал Димон.- Вот только интересно, специально Митя нас сюда направил или случайно?
- Ничего случайного в мире нет, - сказал я дедовы слова. - Проверим. Они должны появиться внизу, проверить ловушку. Тут можно и поговорить по другому.
- Вывернется. Скажет, что забыл. Что ловушка ещё вчера должна была зверя сбить, а они пришли, чтоб запас на дорогу сделать.
- Ладно, - сказал я, - пусть живут. Мы знаем, мы вооружены. Так дед говорил. Займёмся ими на обратном пути. Но проверить не помешает. Можно ловушку без нас запустить?
- Сделаем, командир, - ответил Ергиз, - обойти надо.
Мы обошли ловушку. Ергиз и Димон пошли по тропе обратно.
Вскоре раздался шум. Здоровенное бревно слетело на булыжники. Подошли Ергиз с Димоном. Мы расположились в кустах откуда была видна и тропа и обрыв. Дмитрий задумчиво заговорил:
- Дед этот, Митя, показал мне дорогу, по которой ушли люди. Кстати, он сказал, что Борис, он его «боссом» называет, очень опасный человек. И оставили их за воровство «босса». А его и плотника, его звали Витей, как сообщников. Они «боссу» проигрались, вот и были у него в рабстве. Я ведь даже поверил ему.
- Злые и хитрые люди, - не поворачиваясь сказал Ергиз, - таких убить надо. Как зверя.
Я промолчал. В душе я был согласен с Ергизом. Знал, что одно слово, и он положит их без всякого сожаления. А мы были воспитаны по другому. Жалеем. Милосердствуем.
Прошло больше часа прежде чем мы услышали шаги. Под обрыв вышел один Митя. Он покрутил головой и быстро пошёл назад. «Босс» был ещё и умным. Не подставился.
- За нами они не пойдут. Они знают, что мы их поняли. Уходить будут. Однозначно, - уверенно заявил Димон.
Ергиз согласно кивнул. Я был согласен. У них есть всё для самого длительного похода.
- Они вызовут яхту и смоются из этих краёв, - подумав, добавил Димон.
- Далеко не смоются. Сергей Владимирович их прощупает и запрос сделает. Хотя судить их не за что. Свидетелей нет, – ответил я.
- Бог накажет, - вдруг заявил Ергиз. - Он зло не прощает, если не в этой жизни, так в следующей.
- Ергиз, вот ты охотник. Посмотри вокруг, какие места ты бы для охоты выбрал? То, что наших людей увели охотники, я вполне верю. Иначе, где бы эти топор взяли.
- На гору зайти надо, Командир. Я смотрю, как охотник, говорю, как охотник.
- Иди вперёд, Ергиз.
Вот и вершина гольца, на который мы поднялись с таким трудом. Ветер раздул хмарь. Облака отдельными белыми и серыми горами медленно плыли над нами. Некоторые проходили от нас совсем близко. Видно было, как внутри облака его отдельные клубки ведут непрерывную борьбу друг с другом. Сливаются и расходятся вверх или вниз, постоянно закручиваясь в разные стороны. Я вытащил камеру, чтобы снять это. Такое можно увидеть раз в жизни. В экран я увидел как высоко над нами планирует наш знакомый летучий змей. От нас он был далеко и я не обращал на него внимания. Под нами привычный пейзаж. Сопки, гольцы, распадки. Как можно с такой высоты понять, где охота лучше?
Я предложил Ергизу бинокль. Он долго рассматривал то одно, то другое направление. Мы с Димоном сели на обломок скалы.
- Димон, в честь покорения вершины, считаю - надо выпить чаю, – сказал я.
- Дедовы слова, - заметил Димон и достал термос, - Ергиз, сделай перерыв выпей горячего.
Ергиз подсел рядом. Достал кружку. Начал прихлёбывать, но глаза его всё также были где-то далеко. Мы не хотели мешать. Потом он повернулся ко мне и сказал уверенно:
- Надо идти туда, - он встал и показал на юго-запад, - там, у реки, будут люди.
Я не успел задать запрос, с чего он так решил, как мы услышали шелест сверху. На нас падал монстр. Его две огромные ноги с растопыренными когтями были от нас в нескольких метрах:
- Ложись, - заорал Димон, хватая карабин.
Я упал на спину и покатился под камень. В метре от меня когти одной лапы накрыли Ергиза, другой Димона, который полулежал на рюкзаке и передёргивал затвор. Ещё мнгновение, и я остался один. Огромная птица планировала над склоном набирая скорость. Я услышал два приглушённых выстрела. Ружьё Ергиза валялось рядом. Секунда чтобы его подхватить, ещё две, поднять и прицелиться в лысый затылок. Выстрел. Поправка. Выстрел.
Птица продолжала планировать. Меня прошиб холодный пот. Я закинул ружьё за спину и побежал вниз. Что я хотел сделать, я не знал. Если бы я мог прыгнуть ей на спину, я бы это сделал. Но птица была далеко впереди. Она достигла кромки леса. Её огромные крылья начинают делать взмах. Это конец. Я остановился. Но птица не взлетела. Взмах не получился и птица врезалась в деревья. Крылья стали судорожно складываться.
- Да она же не взлетит, - может крикнул, может подумал я.
На спуск у меня ушли считанные минуты. Как я не споткнулся и не покатился по камням, не знаю. Я бежал и прыгал. Отталкивался от камней и снова бежал и прыгал. Сначала я увидел рюкзак Димона. Он лежал у дерева. Распоротый в трёх местах. В одну из дыр сыпалась струйка муки. Птица была жива. Она трепыхалась, вставала на ноги и снова заваливалась.
Я сунулся под её крылья, я был уверен, что мужики там. Удар в спину не был резким, его смягчили широкие перья, но сила толчка была огромна. В глазах потемнело, когда я их открыл, увидел птицу метрах в десяти, а себя в кустах. Если бы на пути было дерево, мне был бы конец. Встал. Ничего не болит. Я снова пошёл к птице и увидел, что Димон в стороне, у дерева стоит на коленях над раздетым по пояс Ергизом и бинтует его. Я шагнул к нему и сел со всего маху.
- Осторожней, Вадим, – негромко сказал мне Димон, – видишь, когтями поранил. Не глубоко, к счастью.
Ергиз спокойно смотрел на меня и я начал успокаиваться. Димон закончил бинтовать. Вдвоём мы одели безвольного Ергиза. Устроили поудобнее.
- Всё обошлись, Ергиз. Заживёт. Спи, – ласково сказал Димон, потом повернулся ко мне, - Вадим, пойдём вещи собирать.
Рюкзак Ергиза лежал выше по склону. Он совсем не пострадал. Карабин валялся неподалёку. Димон передёрнул затвор, осмотрел:
- Ничего. Приклад треснул, скоба немного погнулась. Работать должен.
Прицелился, нажал спуск. Грохнул выстрел и пуля с визгом отрикошетила от камня.
- Нормально, - довольно сказал он, - Даже прицел не сбился. Приклад замотаем.
- Как всё было? - спросил я, не зная, как спросить точнее.
- Мне повезло. Я откинулся назад и успел схватить карабин. А Ергиз упал на живот и тянулся за ружьём. Раз - и я зажатый, как в тисках, и в невесомости. Ноги висят. У меня когти вошли в рюкзак. Он же защитил меня от сдавливания. Мне казалось, что мы летим долго. Карабин в руках. Выстрелил в корпус, куда мог ствол направить. Твои выстрелы слышал. Два.
- Это я из Ергизова ружья. Целился в голову. Не знаю, попал или нет. Как на земле оказался?
- Сначала я был поджат к брюху. Перья у самого лица. А тут ноги распрямились и я полетел головой вперёд. И тут меня рюкзак спас. Я врезался в землю рюкзаком. Крутануло пару раз. Кусты задержали. Ергиз падал на грудь, да ещё и рюкзак сверху. В куст угодил, а то бы голову точно свернул. Левая рука сломана, правая была выбита, вправил. Два ребра сломаны. Четыре прокола. Глубокие, грязные. Боюсь перитонита. В больницу надо.
- Сколько он продержится, по-твоему?
- Сутки, двое.
- За двое суток мы до озера не дойдём. Что скажешь?
- Надо идти, куда он показал. Завтра утром дойдём. Я его усыплю, так лучше.
Мы подошли к птице. Она уже не трепыхалась. Глаза были прикрыты. Я решил осмотреть её голову. Попал или не попал. Я шагнул ближе.
- Назад! - услышал я крик Димона и одновременно - сильный рывок сзади за куртку.
Я, пятясь, падал назад, а в лицо мне летела здоровенная зубастая пасть. Она громко захлопнулась, как мне показалось, перед самым носом.
- Ну и реакция, - сказал я лежа на спине, рядом с Димоном.
Перед нами клацал клюв птицы, сверкали огромные глаза. Мы отползли подальше.
- Знаешь, - сказал задумчиво Димон, когда мы решили перекусить перед броском, - в книге «Пятнадцатилетний капитан» кондор унёс мальчишку и тот отделался ушибами. Неправда это. В лучшем случае поломал бы рёбра, а в худшем, увечье или больница. Сжимает очень сильно и когти впиваются со страшной силой.
Ергиз спал. Мы сделали подвесные носилки. Я собрал несколько метровых перьев, что потеряла птица, для Сергея Владимировича. Положил в носилки. Сделали петли, чтоб носилки держались ремнём на шее. Руки свободны. Идти легче.
- Держи компас, - Димон отдал свой компас мне, – будем держаться этого азимута. Смотри.
- Может добить птицу? - предложил я.
- Я не смогу. Жалко такую красавицу. Может выживет. Наши пули для неё не должны быть смертельными.
- Сама виновата. Не надо нападать на людей, - но шутка получилась грустная.
Мы взяли носилки и пошли. Мы прошли всего несколько шагов и снова характерный шум крыльев. Мы остановились под деревом. С неба упала вторая громадина и приземлилась рядом с первой. Две длинные шеи прикасались и переплетались. Начался громкий клёкот обоих птиц. Я вытащил камеру.
Раненая птица встала на ноги и сделала шаг. Крылья волочились длинными фалдами. Вторая шагала рядом, мотая головой и клекоча.
Мы чувствовали себя виноватыми, а не случайно выжившими жертвами. Вскоре лес скрыл и заглушил ещё одну трагедию отношений человека и природы.
Экстремальное состояние меняет человека кардинально. Мы шли быстро, сосредоточенно и молча. Как заведённые. У нас с Димоном было тонкое понимание друг друга. Димон угадывал мой шаг, а я его. Поэтому носилки у нас не болтались, не мешали. Мы шли и шли. Огибали препятствия. Переходили ручьи. Поднимались на склоны и спускались вниз. Отдыхали, когда менялись местами и передавали компас ведущему. Мы шли, пока не стемнело так, что идти стало опасно. Чуть не на ощупь мы спустились к ручью и устроили ночлег.
- Димон, - спросил я его, кода он разлил похлёбку только на двоих, - он с голоду не помрёт.
- Не помрёт, - равнодушно, как мне показалось, ответил Димон. - Он спит. Утром вколю ещё дозу. Будет весь день спать. А во сне мы не едим и не пьём.
Цинично, но логично. Давно, когда мы только вылезли из бункера, и я увлёкся чтением, мне попались «Записки доктора» Вересаева про времена царские. Дед подсунул - «почитай про психологию врача». Врач поначалу мучается, страдает при страданиях больных. Смерть пациента - трагедия. Но постепенно черствеет. Режет без наркоза. Не обращает особого внимания на стоны и вздохи. Но при этом не становится равнодушным. Парадокс, из-за которого я и запомнил эту книгу.
Только у костра я понял, как устал. Но дежурство никто не отменял. Как дежурил первым Димон, я не знаю, но разбудил меня точно по часам. Расслабленное тело просило сна. Не помогало стояние и хождение. Мне казалось, что сейчас я просто упаду и усну. Я решил ополоснуть лицо в ручье. Холодная вкусная вода чуть взбодрила меня. Я пошёл к костру. И почувствовал взгляд из темноты. Свет костра только сгущал тьму. Я не мог понять откуда смотрят на меня. Это не мог быть человек. Он бы подошёл. Это зверь. Но какой? Откуда?
Сон сняло, как рукой. Я весь превратился в слух. В шелесте листьев деревьев надо услышать шаги, дыхание. Почему раньше меня ночные звуки так не напрягали? Значит, нервное напряжение и усталость сделали меня таким подозрительным?
Наконец-то начало светать. Мы быстро поели и пошли. День выдался теплым, и к усталости прибавилась жара. Пот заливал глаза. Тем более мы снова поднимались на взгорок.
- Димон. Наверху делаем большой перекур на час.
- Хорошо, - услышал я в спину.
На взгорке стоят большие пушистые кедры. Редкая трава пестреет голубым вереском и пучками душицы. Каждое лето мы с дедом ездили за берёзовыми ветками для банных веников.
- Душицы нарвите, - делала нам напутствие бабуля, – без душицы веник - не веник.
Мне нравилось нарывать душистые охапки и в бане зимой вдыхать запах лета.
Всё. Мы на вершине. Я выбираю кедр по тенистее. Чувствую, что Димон сбился с шага, и носилки толкают меня в бок.
- Димон, - говорю я недовольно и слегка поворачиваюсь к нему, - ты чего?.. - вопрос повисает.
Чуть сбоку, внизу в распадке раскинулось село. Домов немного, они частично скрыты деревьями, можно различить огороды. Это люди. Может, те, которых мы искали, или просто местные жители, это неважно. Важно, что это нормальные люди.
Мы присели в траву. О чём говорить? И так всё ясно. Ергиз своим опытом, своей интуицией дал нам правильное направление. И этим он спасёт себя.
Мы не могли долго сидеть. Димон стал за ведущего. Мы шли наискосок по склону. Вскоре Димон нашёл набитую тропу и идти стало намного легче. Село скрылось за лесом. Извилистая тропа вела нас в распадок. Прошло больше часа, и мы вышли на ровное место. Вышли к неглубокому ручью. Переправой служило спиленное дерево. К нему были прибиты перила. Значит, уже недалеко. Но мы шли и шли, тропа стелилась бесконечной лентой. День перевалил через полдень. Хотелось пить, а мы даже не набрали воды в ручье, думали, что пришли. Тропа вышла к неширокой реке, стала шире. Я пошёл первым. Прибавил шаг. Тайга спускалась к самому берегу. Густой подлесок превратил тропу в зелёный тоннель. Где ему будет конец? Эта неопределённость переходила в усталость. Я шёл всё медленнее. Мы шли уже три часа.
За моей спиной закачались носилки. Затем слабый голос Ергиза:
- Что со мной? Почему вы меня связали?
Мы остановились. Опустили носилки. Присели рядом.
- Ергиз, ты спал, – Димон достал платок вытер ему лоб и распустил верёвку, - чтобы не выпал по дороге мы и привязали тебя к носилкам.
- Где мы? Где птица?
- Птицу подстрелили и она упала. Ты ушибся. Птица осталась на сопке.
- Хан- птица. Плохо, что убили.
Я невольно рассмеялся:
- Ну, Ергиз, ну ты даёшь. Она тебя съесть могла. Не переживай. Не убили мы её. Живая была. К ней другая прилетела. Выживет. Что ей наша пулька.
- Это хорошо. Не убили… - успокоился Ергиз. - Пить хочется.
Я сам хотел пить.
- Я сейчас, – и пошёл к берегу.
Буквально метров за двести речка расширялась, а кусты заканчивались. За ними проглядывался дом. Я набрал воды во фляжки и пошёл к носилкам. Усталость погасила радость. Я подал фляжку Димону и равнодушно сказал:
- Через двести метров, село.
И получил такой же равнодушный ответ:
- Вот и хорошо, - потом Димон спохватился, - Ергиз, сейчас село будет, на которое ты указал. Потерпи самую малость.
- Будда-бог помогает, да… - услышали мы негромкий голос.
Теперь, на последних метрах, появился внутренний страх. Нет, я не боялся людей. Появился страх крушения надежды. Идти, идти и всё потерять. Вдруг там нет людей.
Вот околица. Вот странная изгородь. Длинные жерди на столбиках огораживали село. Тропинка ныряла под неё. Преодолели и мы. Улица, на которой цветут полевые цветы. Дома стоят в два ряда, довольно далеко друг от друга. Людей не видно. Неужели брошенное?
Когда мы воевали с пришлыми дикими китайцами, монголами, киргизами, мы тоже проходили через пустые сёла. Это было тягостное зрелище. Пустые глазницы окон, порушенные дома, валяющийся мусор и поломанный скарб. Здесь всё было чисто и тихо.
Мы медленно шли по улице. Окна были застеклены, что уже было хорошим признаком. Возле домов не было заборов и полисадов. Не было садовых цветов. Не было скамеек для болтливых соседушек. Но я видел кой-какой инструмент: прислоненную к стене лопату, деревянные грабли. Мы уже прошли больше половины села. Где же люди? И вдруг мы услышали монотонный, многоголосый гул. Мы шли дальше. Пение доносилось из дома, стоящего на самом краю села.
- Димон, - облегчённо сказал я, - это староверы. А это их церковь.
- Подождём, - ответил Димон.
Мы поставили носилки в тень на траву. Сели сами. Ергиз снова задремал. Я решил отдохнуть, как учил дед.
«Сядь в удобную позу, - говорил он,- Закрой глаза, но не сжимай веки, пусть свет просачивается через них. Потом расслабься. Отпусти мышцы. А теперь представь перед собой простор. Природу. Море или степь, или лес. Ты же их видел в жизни и на картинках. Рисуй картину глазом. Стоит береза. И ты увидишь её, и небо, и травы. Скажи телу, какое оно лёгкое. Вот ты поднимаешься над землёй, ты управляешь полётом своим желанием и взглядом: хочу выше - поднимаешься выше, видишь далёкую ширь. Хочу полететь «туда» - и за своим взглядом летишь «туда»… вот уже земля совсем близко. Хочу вверх - лечу, закладывая виражи».
Я слушал деда и не понимал, как это можно сделать. Но однажды на коротком отдыхе, в военном походе, я прилёг, закрыл глаза, и так мне захотелось увидеть вместо голой степи лес, поляны. И вдруг они возникли перед глазами, но далеко. Я захотел взлететь, увидеть ближе. Тело стало невесомым, и я полетел. От ощущения свободы я закладывал круги. Я видел пролетающих птиц. Я не спал и, когда услышал команду «Подьём», просто открыл глаза. Но ощущение лёгкости осталось, ушла усталость. Я мог вводить себя в такое состояние и потом.
Тогда, я спросил деда:
- Ты это сам придумал?
- Это было в журнале «Наука и жизнь», - сказал дед. - В дни нашей молодости делали «комнаты разгрузки». Мелодичная тихая музыка, картина природы, уютное кресло и методист, который объяснит новичку, как надо расслабляться. Пятнадцать минут расслабления зарядят энергией на весь день.
Тогда я не поверил деду. Читал, что в Японии были комнаты разгрузки с манекенами начальников. Заходи, ругайся, бей, пинай. Писали, что помогает. И только через много лет я испытал чудо расслабления так, как говорил дед.
И здесь, сидя под монотонное пение, я прикрыл глаза и расслабился. Чуть напряг зрачки и увидел далёкие сопки. «Тело моё ничего не весит», - сказал я себе, - «я могу подняться над землёй». И вот я уже парю в воздухе. Я вижу дома сверху. К одному подлетаю совсем близко, облетаю его, вижу огород, такой, как у деда. Взмываю вверх, наслаждаясь полётом. Я вижу себя сидящим, у самодельных носилок. Слышу, что мелодия кончилась, значит надо возвращаться. Я плавно спускаюсь и открываю глаза. Мне становится легко на душе, ушла усталость.
Дверь открывается и из дома выходят странные люди. Похоже, мы попали в прошлое время. Когда-то я смотрел фильм «Иван Васильевич меняет профессию», там люди настоящего времени попадают во времена Ивана Грозного. Это была комедия, здесь комедией не пахло.
Выходили бородатые мужики в подпоясаных рубашках без воротников, женщины в длинных платьях, на головах повязаны черные платки. Все в кожаных сапогах, высоких или коротких. Дети одеты также. Но не это поразило меня, а то, что люди обходили нас, убыстряя шаг и непрерывно крестясь. Не только сочувствия, даже любопытства, мы не видели в их глазах. Скорее страх и неприязнь. Мы остались одни. Переглянулись с Димоном.
- Это староверы, - сказал я, - от деда про них слышал. Он много про них знал. У них был протопоп Аввакум. Книжка у деда была «Огненный Аввакум», вроде так. Сожгли его за старую веру. Дед про него киносценарий писал, может помнишь?
- Нет. Это ты у них больше жил. При мне про староверов не говорили.
Я не знал, что делать. Почему они так, не по-людски, к нам отнеслись. В тайге так не принято. Даже бандита примут и обогреют и выслушают. И только, когда он уйдёт за околицу, решат его судьбу, жить ему или нет. Придётся идти в первый попавшийся дом, просить, чтобы разрешили переночевать в сарае.
Из дома вышел ещё один мужик. Сразу видно - Хозяин. Он подпер дверь палкой, спустился вниз и пошёл к нам. У меня отлегло. Наконец-то есть нормальный человек.
- Здравствуйте, - сказали мы почти одновременно.
- С вами Бог, - был ответ.- Кто вы такие и откуда? Хотя по вашему виду, это понять нетрудно. Золото ищете?
- Какое золото? - сначала не понял я. - Нет, мы не золотоискатели. Мы ищем людей, которые бежали от монголов двадцать лет назад. Среди них должны были быть его и мой отцы и матери. Мы узнали об этом совсем недавно. Мы прибыли с экспедицией учёных. Их лагерь стоит на другой стороне озера.
- Это, Змеиного озера?
- Они его называют - Длинное. Капитан яхты, который перевозил нас, рассказывал, про водяного змея. Но потом сказал, что это легенда.
- Может легенда, а может и правда. Всё в руках Божиих. А что с этим иноверцем? - он показал на Ергиза.
- На нас напала огромная птица. Его, - показал на Ергиза, - и брата она схватила и понесла. Я её ранил. Она упала в лес. Брату повезло, порвала только рюкзак, - я показал дыры,- а его поранила когтями. Мы идём с ним больше суток.
- Наши охотники говорили про большую птицу, но никто не видел её близко, - недоверчиво сказал мужик.
- Вот посмотрите, - сказал я, доставая фотоаппарат. - Димон, покажи перо.
Мужик перекрестился, прошептал молитву и стал смотреть снимки на экранчике. Я сфотографировал рядом с птицей Димона, чтобы было видно, как она велика. Включил запись, когда две птицы обнимаются и клекочут.
- Свят, свят, свят, – закрестился бородач.
Мне показалось, что крестился он не на птицу, а на фотоаппарат.
- Вот оно явление гнева божьего, - вдруг торжественным и грозным голосом заявил он. - Исчадия ада явились на землю глад свой утоляя грешниками, – и обычным голосом - Вы в Бога пресвятаго всеединого верите?
- В церкви крестили нас. Ещё школьниками. Бабуля крестила.
Я впервые задумался, верю ли я в Бога. В церковь на службы я иногда ходил с бабулей. Изредка взрослым я заходил в церковь поставить свечи. Мне нравилось смотреть на богатое убранство церкви, на колеблющиеся гирлянды огоньков свечей. Я крестился, как научила бабуля, и даже повторял слова молитвы. В боях, когда слишком тяжело и страшно, иногда крестился и обращался к богу: «Господи, помоги». Скорее, я был «сомневающимся», как бабуля.
- Если бы Бог слышал нас, - говорила она, - он бы никогда не допустил убийств людей на всей Земле. Может, и есть высшие силы, которых мы не понимаем. Но Богу, как существу, нет дела до нас.
А дед говорил,что Вера в Бога влияет на судьбу также, как гипноз, который делает с человеком невероятное. В считанные секунды мысль раскрутила столько информации, что на словах не выразишь за час.
- Верю, конечно, - я понял, что от меня ждут именно этого ответа.
- А как вы креститесь? Покажите, - это был не вопрос, а допрос.
Я не знал, как крестятся староверы. Знал только, что они христиане, а в чем отличие старой веры и новой не понимал. Но тут мне не хотелось ошибаться. Я повернулся лицом к дому- церкви, перекрестился и поклонился. Глядя на меня, тоже самое сделал и Димон.
В глазах бородача мелькнуло одобрение, но потом он посуровел и сказал недовольно:
- Вот чему вас научили ваши попы-никонианцы, извратители веры истинной, – перекрестился сам.
- А как надо правильно? Покажите. Нам видеть не приходилось, – прикинулся я простачком.
- Как вы пальцы-то складываете? Щепотью. Это дьявольское сложение. Надо складывать их вот так, - бородач сложил два пальца, а большой поджал. - Так крестились наше первосвященники и нам завещали, - широко перекрестился с поклоном.
Я переморгнул Димону. Он понял. Мы сложили двоеперстие и перекрестились также, как бородач. Но он, к удивлению, огорчился:
- Вот истинное безверие, - произнёс горестно. - Вам символ веры ничего не значит.
- Не обижайтесь на нас, - сказал я примирительно. - Тяготы войны, холод, голод и разорение храмов, притупили в нас духовное. Требуется время для его возрождения.
- Вот, вот. Безбожие, ложные верования и ввергли на нас гнев божий, – и снова перекрестился.
Перевоспитание для него было может и приятно, но для нас затянулось. Я решил повернуть разговор по существу.
- Нам сказал один человек, что местные охотники из этой местности, увели беглецов. Но куда, он не знал. Вы, видно по всему, здесь давно живёте, может знаете об этом? Помогите нам. Просим милостью божией проявить милосердие.
Наконец в его глазах проявилось участие.
- Вижу в вас я людей добропорядочных, хоть и в вере некрепких. Были такие люди, которые с ними встречались. Одного из них два года назад бог прибрал по старости. А второй жив, хоть здоровьем слаб. Расскажет вам. Сейчас я проведу вас на постой к вдове. Ведите себя благообразно. У нас обычаи строгие, поэтому не обессудьте на строгости. Я здесь Старшина. Приду после вечерней молитвы. Хоть он и еретик по нашему, - кивнул на Ергиза, - но коли проявлять милосердие… Идите за мной.
Бородач зашёл в дом и вышел с хозяйкой. Это была немолодая, крепкая, невысокая женщина, вся закутанная в черном. Хозяйка махнула нам рукой, а бородач пошёл дальше. Молча провела нас в небольшую комнату. Молча показала на стол, на широкие нары, застланные самотканым полосатым половиком. Вдоль другой стены от окна шла широкая лавка. Мы сняли рюкзаки, достали спальник Ергиза. Застелили нары. Принесли и уложили Ергиза. Тот беспокойно спал. Димон расстегнул его одежду. Всё это под безмолвным наблюдением хозяйки.
Три раны выглядели не плохо, если так можно говорить о ранах. Четвёртая, на правом боку, краснела надутым волдырём. Димон развернул свою аптечку, достал инструмент, вскрыл нарыв, выдавил гной на салфетку и начал дезинфицировать рану. Только теперь, хозяйка неслышно вышла.
- Как дела у него, Димон?
- Нормально, - не прерываясь ответил тот,- могло быть и хуже. Завтра бегать будет. Шучу, конечно. Сепсис надо ликвидировать.
Вошла хозяйка с листьями подорожника. Я его сразу узнал. У деда он рос вдоль дома, по дорожкам. Его не выпалывали. Бабуля из него делала отвары, а мы с дедом заматывали им царапины. Хозяйка подошла к Димону, положила траву на нары и сказала с такой натугой, будто разрывала зашитый рот.
- Приложи травку освящённую, поможет, - и отошла к двери.
- Спасибо,- ответил Димон, выкраивая из подорожника заплатки,- это хорошая подмога будет, – и приклеил их пластырем.
Мы перебинтовали Ергиза. Димон собрал старые бинты, грязные салфетки:
- Скажите пожалуйста, куда можно выбросить это?- спросил он хозяйку.
- Сожгите, - коротко и непонятно.
- Покажите пожалуйста, где можно сжечь? - как можно мягче, он снова обратился к хозяйке.
- Иди за мной, - и они вышли.
Задерживаться в таком «гостепреимном» месте мне не хотелось. Что ж, решил я про себя, понесём Ергиза дальше. Завтра и отвалим.
Пришёл Димон. Присел. Ответил на мои немые вопросы.
- Вывела за огород. Выкопал ножом яму, небольшую. За сушняком в кусты ходил. Сжёг. Засыпал. Она подошла, плюнула сверху, отвернулась, перекрестилась. И всё молча.
- Завтра уходим. Если охотник расскажет, куда, туда пойдём. Если нет – к озеру.
- Хорошо, – согласился Димон.
Всё-таки хорошо, что мы всегда понимаем друг друга.
- Как же нам поесть приготовить? Тоже за огород идти? Странный народ, - проворчал я, - слава богу, что воды набрал.
- Переживём, – сказал Димон, складывая инструмент,- доставай сухпай. Моё всё помято.
Я стал раскладывать на столе консервы и посуду. Зашевелился Ергиз.
- Командир, - позвал он, - где мы? Ничего не помню.
- Мы у хороших людей. Доктор раны твои посмотрел. Заживут скоро. Крови потерял маленько, вот и спал от этого. Про птицу помнишь?
- Помню, как она схватила меня, и ноги от земли оторвались. И больше ничего, – Ергиз спустил ноги и сел на кровать. - Доктор, мне на улицу надо.
Димон подставил плечо, приподнял и поставил Ергиза. Тот немного пошатнулся, но Димон держал его. Вдвоём они вышли. Заглянула хозяйка и исчезла. Димон и Ергиз возвратились. Ергиз шёл сам, осторожно ступая по полу, как по льду.
- Нормально Ергиз. Потихоньку ходить будешь. А через недельку бегать, - подбодрил его Димон.
- Почти не болит, - сказал Ергиз, сел на лавку и невольно поморщился, - немного голова болит.
- Давайте поедим, - и я придвинул тарелку к Ергизу. - Можно ему, доктор?
- Можно, Командир, - ответил Димон. - Ты в рубашке родился, Ергиз. Чуть выше, когодь в сердце бы вошёл, чуть ниже, желудок порвал.
- Значит я не все дела на земле закончил, раз Бог не забрал меня,- философски заключил Ергиз.
- Сейчас покажем тебе «птицу-хан», как ты говорил, - и я поставил на стол фотоаппарат так, чтобы всем было видно. Димон включил камеру и стал настраивать просмотр.
- Мы тебе видео покажем. Это самое интересное, - и Димон включил ролик.
Комнату заполнил клёкот птиц. Увлечённые просмотром, мы не заметили, как вошла хозяйка. Поэтому, когда чугунок стукнул о стол, я даже вздрогнул. Хозяйка, как завороженная, смотрела на экран, а руки её дрожали.
- Не бойтесь, - сказал я негромко, - эти птицы далеко и сюда не прилетят.
- Я не боюсь, - голос её поразил нас своей мелодичностью. - У меня почти такой же фотоаппарат был, только розовый. Папа, на день рождения подарил.
Наверное гром бы нас так не ошеломил, как её простые слова.
- Я вам кушать принесла. Не откажите, пожалуйста, - и помешала половником в чугунке, - у нас пост, но вы же не наши, я вам маслица положила. Вам можно. Я грех на себя возьму. Можно я посмотрю, как вы кушаете? В этом доме давно никто за столом не сидел.
- Можно конечно. Может, вы с нами покушаете? – сказал и понял, что сказал бестактность.
- Нет. Мне нельзя. На меня и так епитимья будет наложена. Она стала разливать горячий суп с грибами. Запах вкусного заставил нас проглотить слюну. Хозяйка разлила суп по нашим пластиковым тарелкам и чуть прикоснулась к одной.
- У нас, на озере, такие же были, - сказала она будто далёкое эхо.
- Вы, случайно, не из тех, кто сбежал из плена? - догадка лежала на поверхности.
- Из тех, – вздохнула женщина, - меня Катей зовут. Тогда мне шестнадцать было.
- Так вам всего тридцать пять, - изумлённо ляпнул Димон.
- Да, - грустно ответила Катя. - Это война меня так состарила.
Мы невольно переглянулись. Ергиз посмотрел на нас и сказал:
- Вы меня тоже стариком считаете. А мне ведь всего сорок один. Жена давно умерла.
Мы были поражены.
- Катя, расскажите нам про побег. Мы, братья двоюродные. Отцов ищем. По всему получается, что они были среди пленных. Может слышали про таких?
Я назвал фамилию и имена. Но Катя покачала головой:
- Не слышала. У нас там все были по кличкам. И Командир был. Говорили, что он из бывших милиционеров. У него, «Зам» был. Это его, как бы, друг. Тоже из милиции. Невысокий такой.
Если бы не они, людей бы много больше погибло.
- А Борис, Митя и Виктор были с вами. Борис такой толстый, губастый. Митя щуплый, он у Бориса на побегушках. Третьего живым не видели.
- Не знаю таких. Была у нас троица похожая. Звали их у нас Бывалый, это толстого, Трус, маленького и Балбес. Он точно, Балбес был. Хороший человек, а вот связался с ними.
- Встретили мы их недавно. Балбеса они убили, за что-то. А эти живы. Озверели, маленько.
- Озверели они ещё раньше. Я вам всё расскажу. Только потом. Не надо, чтобы нас вместе видели. Мне на службу идти надо. А после я расскажу.
Катя ушла. Мы увидели в окно, как шаркающей походкой, смотря в землю, шла она по улице, точно, старуха.
- Ергиз. Мы вот что решили, - заговорил я, - их старшина пообещал нам проводника из охотников. Проводить до бывших пленников. Сегодня он всё расскажет, а завтра мы выходим. Доктор считает, и я с ним согласен, тебе надо остаться здесь. На обратном пути мы тебя заберём.
Я ожидал протестов или, по крайней мере, сожаления, но Ергиз сказал с радостью:
- Конечно. Я останусь здесь.
Я про себя удивился, но и обрадовался, вопрос решился, как говорят, положительно.
Мы с Димоном пошли на двор осмотреться.
- Я думал, он проситься начнёт, - сказал я Димону.
- Ты что, не видел, как он на Катю смотрел?
Вот тебе и Ергиз. Не ожидал. Вот только есть ли у него шансы? В этом селе, точно, нет.
Пока мы чинились, постирались маленько, пока я сделал записи, наступил вечер. Мы сготовили нехитрый ужин и стали ждать хозяйку. Наконец она появилась. Вот в окне мелькнуло сосредоточенное лицо со сведёнными скулами. Но к нам Катя зашла с такой радостной улыбкой, что мы сразу повеселели.
- Старшина сказал, что вы из дьявольского мира и ищете таких же еретиков, что были здесь двадцать лет назад. И чтобы с вами не разговаривали, не помогали без его позволения. И сказал, что завтра вы уйдёте, - закончила она грустно.
- Катя, садитесь с нами ужинать, - пригласил её Димон.- Мы завтра хотим уйти, но просить будем вашего Старшину, чтобы разрешил Ергизу пожить у тебя. Слаб он ещё. Вы не против?
- Нет, нет, - заговорила она горячо, - Вы не представляете, как мне здесь тоскливо. Я здесь всё равно чужая. Мне нельзя ни к кому ходить, и ко мне приходить запрещено. Ужинать я с вами не могу. Сейчас Старшина с Филимоном придут, насчёт завтра. Ночью ждите.
Едва мы успели поесть, услышали шаги. Я вышел навстречу Старшине с низкорослым мужичком с клочкастой бородой.
- Где хозяйка? - был первый вопрос Старшины.
- Не знаем, - как можно равнодушнее ответил я. - Видели в окно, что прошла мимо, а куда ушла, не видели.
- Покажите мне вашего иноверца. Зачем он с вами?
- Он из местных. Проводником его назначил начальник.
- У вас и начальник есть? - равнодушно спросил старшина.
- Конечно. На той стороне озера. Мы ему отчёт должны составить, какие звери и птицы после войны остались и как изменились.
Я сказал, что нас ждут и будут искать, если не придём через неделю. Оказывается, этими словами я подписал всем смертный приговор. Но узнал я об этом потом.
Мы прошли в комнату. Ергизу пришлось раздеться и показать свои раны. Ергиз едва стоял на ногах, а после осмотра сразу лег и сжался в комок.
- Он много крови потерял, от того и слабость, - сказал Димон, - Ему надо хотя бы неделю отлежаться. Мы бы ему и продуктов оставили.
- Что ж мы, не християне, что одного страждущего, хоть он и еретик полный, да не прокормим. У нас пост сейчас, но я ему травку принесу. Крови прибавляет. Пусть живёт.
- Мы завтра хотим дальше идти. Может ваш охотник нам дорогу показать?
- Вот Филимон вам всё и расскажет. Он в их поселение не заходил, не чисто у них там. Но дорогу знает, на то он и охотник. Зверя, рыбу нам добывал. Сейчас недуги у него. Дьявольского духа коснулся, на охоту не ходит, но ума не лишился. Филимон расскажи им про дорогу через сопку к пришлым людям, – потом повернулся к нам, - не всяк прямой путь короче. Сейчас он всё расскажет.
- Ну это, значица, так. Путя тута к ним разные есть. Напрямки - так за той горой всего. Только там поперёк гора лежит. С нашей стороны стена камена. Высота - шапка падает. Значица, не пройти там.
- Вы пробовали? – спросил я.
- А пробовать не надо. Мы туда многажды ходили. Оне наверху ворот поставили и верёвку спустили. По верёвке и баб, и мужиков и скарб какой подымали. И меня подымали, - сказал и с опаской посмотрел на старшину. - Деревню ихнюю видел.
- Как же они ворот поставили, если подняться нельзя?
- А вкруголя, через сопку прошли. Которые прошли и поставили ворот-то.
- Так ворот там и сейчас стоит.
- Може и стоит. Бог его знает. Изнизу не видать. Да и вервь они смотали, поди. Вкруголя надо.
- А по карте вы понимаете? Показать можете?
- А как же. Я в школе учился, до девятого, - и сжался, будто оживая удара, - Ну это, того... В общем, покажу.
Я развернул карту. Все склонились нал ней. Я взял красный карандаш и показал жирную точку.
- Вот здесь ваш посёлок. Мы уже отметили. Вот отсюда мы пришли. Вот сопка, вот речка ваша. Возьмите карандаш, покажите, как нам идти, – я протянул ему красный карандаш.
Филимон шарахнулся от карандаша, будто я ему змею подсовывал. Перекрестился, прошептал чуть слышно:
- Свят, свят, свят, - потом уже в голос,- не надо это,- ткнул пальцем в сторону карандаша, - я так, языком скажу.
Он выпростал руку из рубашки. Я заметил, что Димон пристально смотрит на его руку. Рука была в мелких гнойничках, некоторые из них кровили.
- В обчем, ити вам нада отселя, - он повёл палец над картой, - на сопку, сюды. Опосля, вроде, как назад - сюды. Выйдете на обрыв-камень с другой стороны и пойдёте повдоль. А там не тропу, дорогу целую увидите. Оне там брёвна таскали, так просеку срубили.
- Ну спасибо, уважаемый Филимон. Мы вам верим, - сказал я от души и едва руку не протянул, чтоб пожать.
Филимон украдкой посмотрел на старшину и сказал:
- На святом кресте говорю, как есть, - перекрестился, поцеловал свой крест и отошёл к двери.
- А можно ваши руки посмотреть, - вдруг сказал Димон. - Я доктор и, наверное, могу вам помочь. У вас аллергия на нервной почве, не так ли? В передрягу попадали?
Филимон быстро спрятал руки за спину и тоскливо посмотрел на Старшину.
- Вы, молодой человек, - сказал строго Старшина, - Не вмешивайтесь в дела господни. Я сказал, дьявольское у него это. С безбожниками пришлыми ходил, рукался с ними, а диавол его-то и хвать… Это знаки дьявола. Молиться, молиться должон усернее. Может Бог и простит грешника. Он вам всё сказал. Ежели вам чего от нас надо, скажите сейчас. Скажу, чтобы принесли.
- Ничего не надо. Нам всё для дороги дали, - ответил за меня Димон. - А вот Филимону можно от аллергии настойку сделать из трав. Я напишу, из каких. Конечно, лучше бы обстановку сменить, уйти бы на время в другую местность.
- Не вам, - резко ответил Старшина, - решать, что нам делать и где жить. Если вам не нужно ничего, отдыхайте, а завтра с восходом, идите с богом. За вашим другом мы присмотрим.
Старшина повернулся, Филимона, как ветром, сдуло. За ним тяжёлыми шагами вышел Старшина. Жалобно скрипнула дверь и с силой захлопнулась.
- Поговорили, называется, - расстроился Димон.
- Злой человек, - добавил Ергиз. - Вы мне ружьё оставьте. Не боюсь я его.
- Неужели все староверы такие? - сказал и я. - Но главное, дорогу он нам показал. На кресте божился. Можно верить.
Я нанёс на карту оба маршрута к вороту. Мы стали ждать когда стемнеет. Сидели, рассуждали о Боге и религии. Бабуля для себя разделяла веру в Бога и церковь с её служителями и обрядами.
- Я верю, что Бог, наверное, есть, - говорила она,- но все эти обряды, не Бог же написал, как делать и как строить. Люди придумали. Почему мы должны быть уверены, что это Богу угодно?
Дед о религии и церкви мало говорил. Бабуля его сразу забивала:
- Не веришь, так не богохульстуй.
Дед не спорил. Но иногда говорил в компании мужиков:
- Религия, это пример самой раскрученной пиар-компании, которая принесла и приносит гигантские прибыли. Было в ней положительное. Развивалась наука, архитектура, искусство, организация управления. Но отрицательного было больше, культивировалось дикое невежество, коррупция, мздоимство, насилие, узаконение пыток и убийств. Религии участвовали в организации и благословляли все войны на планете.
Я никогда не включался в спор, потому что я не знал и доли того, сколько знал дед. И ещё потому, что религия для меня была, как часть жизни, например, кинотеатр. Сможешь обойтись, не ходи. Нравится, ходи.
Наконец стемнело. Кати всё не было. Мы включили светильник. Скрипнули половицы и негромкий голос сказал в приоткрытую дверь:
- Выключите, пожалуйста, свет. Его далеко видно. И не говорите. Я скоро приду за вами.
Мы сидели в темноте и молчали. Видно, не всё так благополучно в селе, раз такие меры предосторожности. Время остановилось. Я решил, что мои товарищи уснули, таким ровным было их дыхание. Наконец мы услышали лёгкие шаги. Катерина подошла ко мне и взяла за руку и прошептала:
- Возмите за руку брата, а он пусть возмёт Ергиза. Я проведу вас.
Таким паровозиком мы прошли через весь дом, вошли в коридор, потом открылась дверь. Неяркая лампада освещала небольшую комнатку, в которой из мебели был самотканый широкий половик. Из-за свечи на нас смотрело лицо Христа со сложенными в двоеперстии пальцами. Катерина упала на колени перед иконой и истово крестилась, быстро бормоча молитву. Встала с колен и негромко сказала:
- Садитесь на пол. Это моя молельня. Перед господом, - она перекрестилась, - как на исповеди, расскажу про свою жизнь. Столько лет выплакано, что слёз не осталось. Столько слов накопилось, что жгут мне они мою душу.
Мы расселись. Как-то так получилось, что ближе всего к ней сел Ергиз.
- В год, когда война началась, я с родителями поехала на озеро. Какими мы были счастливыми. И как всё пошло наперекосяк. Радиоприемник мы не включали. Поэтому отца удивило, что посреди дня у многих машин люди собирали вещи и уезжали.
- Мать, - сказал отец,- что-то случилось. Может ураган или дождь. Видишь, люди уезжают.
- Это их проблемы, – любимая поговорка мамы, - одни будем загорать.
Но отец остановил первую машину, что проезжала мимо, спросил, почему уезжают.
Потом прибежал к нам и шёпотом, почему, не знаю, сказал:
- Мать, доча, собирайтесь. Война атомная началась. С Америкой. Москвы уже нет.
Включили радио. Работал местный канал, певичка пела песню про любовь. Остальные молчали. Мы поехали в Ужур. Там мы покупали очень вкусное мороженное, когда ехали на озеро.
Перед вьездом километровая пробка. Говорили, что дорогу перекрыли ГАИшники, потом, что солдаты. Но мы потихоньку ехали. Мы въехали в город и застряли намертво. Все улицы были забиты машинами. Мы с мамой пошли узнать, что и как впереди. Таких, как мы было всё больше и больше. Мы поняли, что ещё немного и мы не сможем вернуться. Мы стали протискиваться назад. Кругом говорили о предательстве правительства, о том, что депутаты и генералы свалили за бугор, оставили народ и армию без руководства. Три дня мы жили в машине, потихоньку проедали запасы. Потом ахнуло в первый раз. Под утро. Мы проснулись от гула, который шёл от земли, а в переднее окно я увидела как изгибается вверх и вниз дорога, улицы с домами. Эта волна пришла к нам. Наша машина поднялась и опустилась. Я думала, что сейчас дома рассыпятся, а машины скатятся друг на друга. Но ничего не произошло. Дома и машины стояли на месте. В городе выли собаки. Со всех сторон. Это было самое жуткое. На следующий день машины куда-то разъехались. Мы тоже закатили машину во двор к маленькой бабушке. Деньги кончились, банкоматов нет, мобильник не работает. Никто ничего не меняет. Бензина тоже нет. Бабулька нас подкармливала с огорода. Молилась и говорила:
- Боженьку обидели. Наказует нас за это.
Отец с утра уходил куда-то. Иногда приносил чего-нибудь съестного, иногда голодный и злой. В один из дней отец сказал, что завтра утром в сторону Ачинска идёт автобус. Берут детей и женщин. Чтобы мы с мамой собирались. Мама плакала всю ночь. Рано утром мы пошли к школе. Толпа, крик, плач. Два автобуса. Мама меня запихала, а сама осталась. Я села рядом с мальчиком. Мы познакомились. Его звали Костик. Мы ехали целый день. Неизвестно куда. Ночью автобус заглох. Мы спали до утра. Второго автобуса не было. Женщина, она была главная, сказала, что пойдём пешком. Нам с Костиком дали маленькую девочку, чтобы мы её вели. Мы сказали ей, что мы её мама и папа. Шли, несли девочку на спине, на руках. Помню, какой тяжёлой она казалась. Но мы с Костиком играли в родителей и несли её до самого посёлка. Там нас поселили в школе. А у нас Костикам наступила любовь. Мы оба были после девятого. Оба отличники, только школы разные. Мы были такие счастливые, что нам от этого было стыдно перед другими. Мы везде ходили за руку. Нам улыбались даже те, кто плакал или злился. Голод, холод мы просто не замечали. В школе были и взрослые. Начали говорить, что надо идти дальше. Одна женщина, нас, просто так, позвала и покормила. Мы жили у неё всю зиму. Как муж и жена. Весной к ней пришли родственники, муж с женой. Стало совсем голодно. Тётя Маша подарила нам велосипед и написала письмо к знакомым в другом селе и мы пошли. У меня уже был живот. Я сидела на велосипеде, а Костик его вёл. Какие-то пожитки были в корзине на багажнике. Бандиты встретили нас, когда уже было видно другое село. Их было двое. Здоровые, обросшие, страшные. Накинулись на Костика, я кинулась на защиту. Даже поцарапала одного. Он заорал:
- Она мне чуть глаз не выцарапала!
И так пнул меня в живот, что я отлетела далеко в сторону. Боль была такая, что я завыла и закрутилась на земле. Но услышала, как один бандит сказал другому:
- Тащи её сюда, сейчас с ней поиграем.
Второй ответил:
- Ну ты и долбанул. У неё, наверно, живот лопнул, вся в крови. Сейчас сдохнет.
Дальше я уже ничего не слышала.
Пришла в себя, когда было темно. Подползла к Костику, он лежал, как мёртвый. Я тормошила его, целовала, плакала, уговаривала. И он очнулся. Мы обнялись, как могли, и думали, что умираем. Утром нас люди подобрали. Выходили. Ребёнка у меня не стало. Бандит убил его одним ударом. Мы стали любить друг друга ещё сильнее. У Костика срослась сломанная нога, но что-то было повреждено внутри, и он часто болел. Нас все жалели и помогали, как могли. Мы жили у добрых людей. Потом приехали монголы. Они хотели забрали Костика. Я вцепилась в него, и кричала так, что нас забросили в повозку вместе. Даже когда нас кормили, мы не отпускали друг друга. Один старый монгол стал приносить Костику кумыс. Сначала, когда Костик делился со мной, он страшно кричал и грозил плёткой. Потом перестал кричать и стал с нами разговаривать. У Костика и у меня была хорошая память на языки, и мы быстро стали немного понимать монгола, а потом и говорить с ним. У монгола был сын, такой же, как Костик, и дочка. Он любил их и жену свою любил. Шутил:
- Если твой Костя помрёт, заберу тебя в жёны.
А я ему говорила, что если Костик умрёт, я убью себя. Монголы много народа собрали. Я спросила:
- Зачем вам столько людей? У вас же степь да пустыня, - я по географии знала.
Он помолчал долго, потом сказал:
- Монгол степь любит. А в стенах делать всякие вещи не любит. Ваши люди на завод пойдут. Энергию крутить будут. Приедет монгол домой, там тепло. Всякие вещи есть, свет есть.
- А почему силой гоните? – спрашиваем.
- Кто сам захочет с родины уйти? Монгол не хочет. Русский не хочет. Будут жить у нас, моя страна станет им родина. Дети их уже не уедут.
Вот как далеко они планировали.
Пешком шли. На машинах награбленное везли. Стада коней и баранов гнали. Посмотришь с бугра, вся степь шевелится, течёт. Ещё воевали с кем-то. С криком, гиком скачут куда-то. Через несколько дней возвращаются, мертвых привозят. На костре трупы сжигают, а потом жрут своих овец, орут песни.
Нас кормили раз в день, по вечерам. Пригонят несколько баранов. Нож дадут. Муки дадут. Сначала противно было, потом привыкли. Командир появился, помощник его - «Замок» и ещё мужики. Порядок образовался. Делёжка честная. Бандиты, воры, и такие были, притихли. Самых наглых задушили. Костик объяснил, за что. Монголы воров не любят. Сказали: «Хорошо, нам воры не надо». Всё лето шли. Потом пленников поделили, часть ушла. Стада тоже. У нас осталась одна отара для нас и охраны. Бензин в машинах кончился. Запрягли мужиков. Мужики сказали:
- Тянуть будем, но пусть дети и слабые в машинах едут.
Мы перевели и добавили от себя:
- Если русских не злить, они терпеть будут, а если разозлите, плохо всем будет.
Монголы поговорили меж собой. Потом сказали:
- Вам тащить. Если вам хочется баб везти, везите.
Костик почти совсем выздоровел. Потом горы пошли. Тут уже все машины толкали. Мы камни тащили, под колёса кидать. Отару впереди гнали.
Мы сидели на полу, слушали рассказ Кати. Она выговаривалась за долгие годы молчания. Катя встала, поправила фитилёк, чтобы не коптил, перекрестилась и села на пол.
- В тот день разразилась гроза, дождь и сильный ветер. – продолжила Катя ровным голосом, глядя на свет лампадки, - Мы с Костиком обнялись и накинули пленку на себя. На наших глазах молния ударила в скалу позади отары. Грохнуло так, что мы присели. Овцы испугались и побежали вперёд. На повороте они начали падать в пропасть. За ними бежали остальные и прыгали за ними. Вся отара разбилась. Высота там была очень большая. Монголы и наши смогли вытащить баранов пять и всё. После дождя, когда часть баранов съели, за Костиком пришёл старый монгол.
- Пойдём Костя, большой начальник говорить будет. Еды нет. Идти надо десять дней. Лошадь монголу жалко. Если вас не кормить, половина сдохнет, товар не довезут, люди испортятся, цена упадёт. Терпеть надо, Костя. Много воинов собак взяли, поехали баранов воевать.
В лагере старший монгол сказал Костику:
- Бог разгневался на нас. Но мы ему сделали подарок и больше он нам не сделает зла. Скажи своим людям, что два дня будет голодно. Пусть едят меньше. Наши воины пригонят новую отару. Чтобы работали, как раньше. Ленивых, как баранов, бросим в пропасть.
Костя рассказал это Командиру, а тот всем остальным. Тогда и решили сделать побег. Всех. До этого побеги были, но беглецов ловили и на наших глазах забивали насмерть. Или отдавали рвать собакам.
Про побег знали не все. Мы с Костиком тоже не знали. Командир боялся предательства. Всякие люди там были. День прошёл, как обычно.
Утром мы проснулись от выстрелов и крика:
- Вставайте. Мы свободны. Берите теплые вещи, идём в горы.
В вещах на машинах уже копались люди. Нам тоже кинули куртки. Жадные, набивали мешки вещами. Мужики искали оружие. Костику дали небольшой нож. Мне дали завернутый в платье кусок мяса и сказали, чтобы привязала к спине. Командир начал кричать, чтобы шли за ним. С ним всюду ходил «Замок». У него одного был карабин монголов. Постепенно все успокоились и начали спускаться по склону горы. Мы прошли мимо разграбленного лагеря охраны. Наш знакомый монгол лежал в луже крови. Убитые лошади были, как скелеты, мясо срезали. Собаку тоже порубили на куски. «Замок» спустился последним. Сразу же толпа разделилась надвое. В большей, были мужчины и женщины. В меньшей, одни мужики. В ней были те, которых мы считали бандитами и ворами. Их главарь сказал:
- Мы без вас погуляем вволю. Всё у нас будет, и деньги, и бабы. А вас монголы, как зайцев гонять будут, пока не перебьют.
Мы пошли в одну сторону, они в другую. Идти было тяжело. Командир и зам. его бегали, ругались, уговаривали. Шли до темноты. С сопки на сопку. Кое-как переночевали и дальше.
Да… утром ещё человек шесть или восемь ушли от нас. Говорили, что хотят к железной дороге выйти. Больше их не видели. Может, бог помог им, не знаю.
Катя снова перекрестилась перед иконой.
- Шли и шли. За день одна женщина упала на камни и убилась насмерть, вторая, сломала ногу. Начались склоки. Слёзы. И тут мы услышали лай собак. Все затихли и пошли молча вверх на сопку. Потом позади услышали выстрелы. Собаки больше не лаяли. Увидели монголов, человек двадцать. Мы на одной сопке, они на другой. Мы шли почти всю ночь. Целый день шёл дождь. На третий день кто-то нашёл пещеру. Мы набились туда. Командир с мужиками пошли дальше, чтобы запутать следы. Они вернулись ночью. А утром выпал снег. День мы сидели голодом. А снег всё шёл и шёл. Потом разожгли костры, согрелись, поели, что было. Через несколько дней нам сказали, что монголы не вернутся, так как наступили сильные холода. Голодали сильно. Один раз притащили лося. Другой раз, оленя. Зайцев приносили. Рыбу ловили. Ели строганину, мороженую сырую рыбу, чтобы не было цинги. Перезимовали. Боялись, что монголы вернутся.
Тогда же эта троица Бывалый, Трус и Балбес проявились. Они играли «на интерес», на вещи, на продукты. Их предупредили при всех. Не угомонились. Тогда отселили куда-то, говорили, даже домик построили. Они ловили рыбу для всех. К концу лета к нам пришли с нашими охотниками двое местных. Мы стали собираться в поход. Накануне, эта троица поймала в лесу девушку. Мы ягоды собирали. Стали насиловать. Тут их застукали. Если бы поймали, то убили бы. Но они убежали. А скоро мы ушли.
- Они нам рассказали такую героическую историю, что заслушаешься. И с монголами воевали и барса в пещере убили.
- Барс был. Он ушёл, больше мы его не видели. Я рассказываю, как я видела. Костик тоже и охотился, и рыбу ловил, и дрова носил. И я работала, все работали. Три дня мы шли до этого села. Здесь всегда староверы жили. Но тогда они другие были. Старшина был старенький. Нам отдали под жильё контору. Семейных - взяли к себе учителя, они староверами не были. Мы здесь и жили. Учительницу звали Ксения Петровна. Литература. Мужики стали лес заготавливать, чтобы строить новые дома. Хорошо, спокойно было. С нами подружился молодой охотник Филимон. Он с Костенькой ходил на рыбалку, по грибы и ягоды. Мы с Костенькой зимой в школу ходили. Некоторые на нас косились, мол, чужаки. А весной Старшина умер. Был слух, что его отравили свои, но правда только богу известна. Старшиной стал сегодняшний. Сразу поставил условие: принимать старую веру или уходить. Запретил помогать и общаться с нами. Потом ночью загорелся дом директора школы. От него загорелась школа. Семья директора сгорела. Школа выгорела. Во всех бедах были виноваты мы, пришлые еретики. Но Филимон нас не чурался. Только на рыбалку уходили и приходили порознь. На речке вместе были. В гости тайком приходил. И не с пустыми руками. Он же принёс Костеньку с рыбалки. Костенька сорвался с крутого берега, повредил позвоночник, сильно расшибся.
Катя замолчала, как бы ушла в себя. Затем вздохнула, поправила фитиль светильника, перекрестилась и продолжила:
Наши люди нашли место за горой, так говорили, я там не была. Начали строить дома, стали туда уезжать. Собирались и мы, и учительница. Костик неходячий был. Вот тогда-то нам с Костенькой предложил помощь сам Старшина. Обещал вылечить. Условие было одно, креститься по старому обряду. Конечно, я согласилась и Костика уговорила. Мы покрестились. Ксения Петровна уехала. Она нас так жалела. Мы обещали, как Костенька поправится, переедем к ней. Над Костенькой читали молитвы, маслом освящённым мазали, много чего делали. Раны зажили, а ходить не мог. А там зима. У нас хотел остаться, чтобы помогать мне, старенький дядя Федя, из наших. Добрый человек, весёлый. Но Старшина не разрешил. Дорогу загородили его люди с палками и сказали:
- Подойдёшь, убьём.
Остались мы одни. Конечно, люди нам немного помогали, но всё с огдядкой. Я спрашиваю:
- От чего сторонитесь, мы ведь вашей веры?
- Старшина говорит, что на вас печать антихристова. Не очистились вы от скверны.
Я всё делала, как говорили. Молитвы выучила, по тысячи поклонов и молитв творила. Но Костеньке лучше не становилось. Бьюсь день деньской на работе, на молитве. Рук, ног не чувствую. А ночью прижмусь к Костеньке, и мы самые счастливые, тем, что мы вместе.
Три года прошло. Наши приходили ко мне, звали, но я была такой верующей, что и слушать ничего не хотела. Отступились они. Один Филимон от нас не отвернулся. На четвёртый год, чтобы из Костеньки изгнать дьвола, отнесли его на сопку поблизости и оставили в пещере на три дня. Когда его принесли обратно, от него остались одни глаза. Ко всему его бил кашель, аж выворачивал. Мне Старшина предписал уйти от него, как одержимого бесами. Всё я могла вытерпеть ради Костеньки, но оставить его, даже Бог меня бы не заставил. Отказалась я уходить. Наложили на нас епитимью. Чтобы никто близко к нам не подходил. И в церковь меня не пускали. Через месяц Костеньки не стало. Я сама ему вырыла могилу, сама отпевала, Старшина не стал. Сама саван сшила. Я легла с ним в могилу, вот только засыпать нас было некому. Очнулась я в церкви. Не знаю, сколько времени прошло, что со мной было. Потом Филимон сказал, что я лежала, как мёртвая, ни на что не реагировала. Одна старушка за мной присматривала. Меня считали одержимой. После того, как я меня поймали на берегу, когда я хотела утопиться, я год жила прикованной на цепь. Потом, на одной из молитв, я поняла, что душа моя умерла и сейчас вместе с Костенькой. А тело и мозг должны ждать смерти физической. Теперь я, как машина, делаю то, что должна, молю бога только о смерти. Один раз Старшина оставил меня в церкви после службы, молиться с ним. Потом сказал, что вдохнёт в меня душу через плоть мою, и стал раздевать меня. А я не хотела, чтобы душа моя от Костеньки улетела. Воспротивилась я, да так, что меня опять на цепь посадили на всю зиму. Так и живу. Ни мертвая, ни живая. Вы первые разбудили меня. День-деньской на могиле его молила мне совет дать. Когда солнышко на закат пошло, забылась я. Вижу Костенька мой, здововенький, шагает ко мне. Подошёл близко, близко и говорит ласково:
- Уходи Катенька, - так он меня при жизни звал, - не мучь себя и меня.
Повернулся и пошел не спеша.
А я протягиваю к нему руки, прошу:
- Возьми меня с собой.
Он обернулся ко мне, помахал рукой и, будто эхо, сказал:
- Уходи.
Поняла я, уходить мне надо отсюда. Возьмите меня с собой. Я ко всему привычная, обузой не буду. Меня даже медведь боится. Встретились мы с Хозяином в лесу. Он встал, я встала. Он мне в глаза посмотрел. Повернулся и ушёл потихоньку.
- Катя, - вмешался Димон,- потерпи неделю. Ергизу подлечится надо. Мы за вами обязательно придём.
- Заберём. Слово офицера, - сказал я, - Катя, а у командира жена, дочь были?
- Были, правда я их не знаю, они в другом отряде были, - с грустинкой ответила Катя. - Я вас подожду. Ергиз добрый человек. Я вылечу его. Меня Бабушка в первый год, травам научила. Заговорам научила. А вот имя своё так и не сказала. Бабушка и всё.
Мы потихоньку вышли из молельни. Катя осталась на коленях перед иконой.
Уже начало светать. Мы собрали свои пожитки. Дима свернул птичьи перья, себе и мне.
- Зачем? - спросил я. - Мы же вернёмся сюда.
- Мало ли что, - ответил он. - Всё своё, несу с собой.
- Ергиз, - напутствовал я, - ты береги Катю. Трагической судьбы человек.
- Командир, - очень серьёзно ответил Ергиз, - за Катю я жизни не пожалею. Нравится она мне очень сильно. Хотя недостоин я её самой малости.
Вышла Катя. При свете утра мы заметили в ней перемену. Живые глаза. Дорожки слёз по щекам. Лицо, обрамлённое платком, уже не было маской. В руках она держала икону. Я и Димон стояли перед ней, как перед матерью. Она благословила нас. У меня сжалось сердце.
Мы шли большой дугой по маршруту, что показал нам Филимон. На одном взгорке мы увидели далёкий каменный обрыв, уходящий неровной линией вдаль.
- Вадим, - сказал Димон, - видишь, не врал Филимон. Стена высоченная.
Я думал о другом. Мне не нравился Старшина. Моя антипатия к человеку передалась и на дело, которым он занимается. За его религиозностью я видел, какой-то нездоровый личный интерес. Почему к власти приходят такие люди? Дед говорил, что порядочные люди не хотят подавлять других, а власть - это подавление чужой воли. Но бывают исключения. Как Железняк.
К сопке мы подошли к полудню.
- Димон, - я поправил рюкзак, - посмотри своим охотничим глазом, где сделать привал.
- Вон туда поднимемся, там под сосной и отдохнём. И обзор оттуда хороший.
Мы шли между выступающими скалами и к сосне вышли неожиданно. Впереди было открытое пространство. На нем паслось стадо. Не меньше десятка взрослых медведиц и множество медвежат разного возроста.
- Дедсад медвежий, - прошептал Димон, - читал раньше, но такое, первый раз вижу. Надо их обходить потихоньку.
- Верхом пойдём?
- Назад. Сверху они нас увидят. А внизу должны самцы быть. К межвежатам их самки не пускают. Самцы поодаль держатся, будто, охраняют. Да вон, посмотри, справа. Только осторожно.
Я посмотрел, куда сказал Димон. Ничего не увидел. Потом один из камней чуть шевельнулся. Метрах в ста или больше, на камне распластался матёрый медведище.
- Да, - только и сказал я, - надо сматываться.
Мы потихоньку начали уходить назад. В одном месте из под моей ноги выскользнул небольшой булыжник. Ударил другой. Тот третий. Камни скатились вниз. Димон остановился.
- Вадим, - Димон быстро снял рюкзак и достал арбалет, - доставай перья.
- Зачем?- не понял я, перевешивая его карабин со спины на грудь.
- Подвяжем на спину. Чтобы казались высокими. Медведь опасается тех, кто выше его.
Мы пошли дальше. Димон шёл совершенно не торопясь, что меня нервировало. Через сотню метров, Димон полуобернулся ко мне и сказал спокойно:
- По крайней мере, один уже идёт за нами. Скоро по ручью пойдём вниз, – и продолжал спокойно идти.
Я посмотрел вокруг. Полная тишь. Ничего не видно. Да и что увидишь в этих зарослях?
Мы долго шли по ручью к каменной стене. Наконец я не выдержал:
- И сколько мы будем так идти? Скала уже недалеко.
- Пока не отстанет. У них тоже есть граница. Проводит нас до неё и пойдёт назад.
- Ну, мне бы твоё спокойствие, - выдохнул я, – мне кажется, что он за моей спиной идёт.
- Нет. Он идёт сбоку. Вон там, - Димон показал на заросли.
- Ничего не вижу.- сказал я.
- И не увидишь, до последнего. Я его просто чувстствую.
Мне от этого, будто, легче стало… Чудной народ, эти охотники. Мы прошли ещё немного.
Скала была совсем рядом. Мы вышли на набитую тропу . Димон уверенно повернул в сторону от перевала. Через пару сотен метров он остановился:
- Всё, делаем привал. Медведь уже ушёл, или остановился. Дальше не пойдёт.
Мы присели так, чтобы видеть тропу в обе стороны. Достали сухпай.
- А вот и Ергиз идёт, - без всякого выражения сказал Димон,- Катя тоже с ним.
Я чуть не свалился с камня от неожиданности. Из кустов по тропе навстречу торопливо шли Ергиз и Катя. Смуглое лицо Ергиза было красным от напряжения. Катя тоже была в румянце. Увидев нас, они пошли ещё быстрее, почти побежали.
- Что-то случилось? – мы пошли к ним навстречу.
Катя обхватила меня, прижалась и молча заплакала так, что я вконец растерялся. Ергиз смущенно отвернулся и сказал, с трудом выдыхая:
- Мы боялись, что не успеем.
Вмешался Димон:
- Сейчас всё спокойно расскажите. Нам торопиться некуда. Тут безопасно. Пойдём, сейчас я чаёк сделаю.
Катя постепенно стала успокаиваться. Потом улыбнулась сквозь слёзы:
- Не поверите, с войны самой не плакала. Сначала от счастья, потом от горя. А теперь, такая плакса стала. Я так испугалась за вас. Филимон вас специально на медвежью сопку направил. Так ему Старшина велел. Бога, креста не побоялся.
Мы расположились основательно. Действительно, кто попрётся за нами, к медведям?
Когда мы перекусили, выпили чаю, Катя окончательно успокоилась. Она сидела рядом с Ергизом и он держал её руку в своей. Катя, будто, не замечала.
- Когда вы ушли, вскоре пришёл Филимон. Упал на колени передо мной и начал каяться. Ергиз выскочил, с ружьём. А Филимон начал рассказывать такое, что мы онемели. Оказывается, Старшине сильно не понравилось, что прежний Старшина помогал нашим людям. Поэтому, доброму, старому человеку в чай подмешали травки «для сердца». Он умер. Другого уважаемого человека, директора школы, сожгли вместе с домом и школой. Теперь про моё несчастье. Филимон влюбился в меня, как он сказал, когда их к пещере охотники наши привели. Мы-то и не замечали. Считали всех хорошими. Считали другом. Филимон решил извести Костеньку, но его бог уберегал. Но Филя подстроил ему ловушку над обрывом. Шёл позади Костеньки. В проклятом месте пригнул и отпустил берёзку. Та и сшибла Костеньку на камни. И потом не давал ему жить. Исповедался Старшине, а тот его похвалил и дал трав ядовитых. Так и травил он его столько лет. Когда я вдовицей стала, хотел Филимон на мне жениться. Но Старшина сам на меня виды имел, пока я чуть не стала сумашедшей. Но и Филимону запретил со мной знаться. Вчера, когда вы, - она обернулась к Димону, - сказали ему, что все болячки его, от нервов, понял он, наконец, что Старшина заклал его душу Диаволу, аки овцу неразумную. Он всю ночь молился и пришёл ко мне просить отпущения грехов. А кто я ему? Не священица я и не Бог, чтобы грехи отпускать. Ушёл он.
- Мы поняли, что спасать вас надо, – продолжил Ергиз. - Катюша сказала мне, что на сопку есть тропа короткая. А вас Филимон послал по дальней, охотничей. По ней медведей никак не минуешь. Катя мне раны заговорила, да что раны. Я забыл про них. Мы потихоньку из села выбрались и сюда. Где шли, где бежали.
- Напоследок, когда вышла я за ним дверь закрыть, Филимон сказал, что уходить мне надо. Что Старшина подбивает народ пожечь нас, как еретиков. Икону святую и сковороду, что нам учительница подарила, в мешок положила, да платок на грудь повязала, память от Костика. Счастье то какое, что Бог хранит вас. Нам к вороту выйти надо. А там, Бог поможет, выберемся.
- Тогда они уже обнаружили, что вы ушли, - сказал Димон. – торопиться надо. Если там охотники есть, они нас вычислят.
Мы пошли вдоль стены по тропе. Место, где стоит ворот, мы определили сразу по смоле, оставшейся на скале. А потом открылась большая поляна.
- Наши зимой лес заготавливали, и в новое село переправляли, - пояснила Катя.
Никакого каната, конечно, мы не увидели.
- Димон, - сказал я, - организуй оборону, я полез на стену.
Катя и Ергиз недоумённо посмотрели на меня и на стену. Но в армии я проходил спецподготовку. Инструктор говорил нам:
- На любой скале есть дорога вверх, только надо найти её.
Я одел альпинистсое снаряжение. Спасибо Владимировичу. Он уговорил его взять. А я хотел идти налегке. Метрах в десяти от подьёма я нашёл подходящее место и полез вверх, закрепляя крюки. Где-то на середине пути с сопки прозвучал выстрел, потом второй. Я посмотрел в ту сторону. С высоты было видно, как с сопки в распадок сбегают медведи. По одному, по двое сбегали они с поляны в лес. До нас медведи были далеко, но, всё-таки, я поднялся на скалу быстрее, чем рассчитывал.
Наверху стоял деревянный подьёмный кран. Поворотная платформа с коробом-противесом в котором лежали камни. Стрела из толстого бревна с раскосом и блоком на конце. Деревянный ворот с перекидным клиновым тормозом. Только каната не было. Я тронул платформу. Она повернулась без скрипа. Я кринул:
- Дима, тут целый кран, только каната нет. Сейчас верёвку налажу и начнём. Они медведей всполошили, те с сопки в распадок бегут. Мало не покажется. Почему они не стреляют?
- У них пороха нет, Катя сказала.
Понятно. За столько лет любые запасы кончатся. Я пропустил верёвку через блок, закрепил на вороте, сбросил конец вниз.
Медведи шли в нашу сторону. Это я увидел в просветы между деревьями. Там же я увидел и фигуры бегающих людей.
- Димон, - закричал я, - подвязывай Катю. Ергиз, держи лес на мушке. Медведи сюда идут.
Димон закреплял пояс на груди Кати, когда из леса выскочил Филимон с ружьём. Он бежал к нам. Шапки на нём не было, он на ходу оглядывался.
- Быстрее, Димон, - закричал я.
Я увидел, как Филимон поднимает ружьё, целясь в Катю и Димона. Димон прыгнул за карабином. Два выстрела прозвучали одновременно. Катю, стоящую спиной к Филимону, отбросило к скале. Она обвисла на поясе. Я рванул к лебедке. К счастью, ворот крутился без особых усилий и через минуту, обвисшее тело Кати, повисло над обрывом. Я повернул платформу и аккуратно опустил её на землю. Когда я подбежал к ней, Катя открыла глаза и улыбнулась. Я повернул её на бок. Заряд вошёл в спину очень кучно. Мешок был в дырах. «Картечь», успел подумать я, и стал отстёгивать ремни. Катя села.
- Спина немного болит.
Бедная, она ещё ничего не чувствует. Я снял с неё мешок. Раны на спине не было. Я всё понял. Приобнял её и поцеловал в щёку. Катя смутилась. Я засмеялся и побежал к вороту.
Внизу звучали выстрелы. Верёвка полетела вниз. Я подошёл к обрыву. Ергиз и Димон изредка стреляли в сторону леса. Несколько человек лежали на опушке. Филимон лежал на поляне, лицом кверху.
- Да они сейчас полдеревни перестреляют, - подумал я и закричал. – Ергиз, давай наверх. Кончай стрелять.
Ергиз сообразил быстро. Уже через минуту он приземлился возле Кати и рванулся к ней.
- Пояс отцепи, - закричал я ему, - кран перевернёшь.
Путаясь от волнения, Ергиз наконец освободился от пояса. Я повернул платформу к обрыву.
Димон спокойно привязал рюкзаки и махнул мне: «Тяни».
- Ергиз, - крикнул я сидящему перед Катей Ергизу, - принимай груз.
Пояс снова полетел вниз. На поляну вышел Старшина с двухстволкой за спиной. Люди, которых я считал убитыми, стали подниматься. В руках у них были вилы, рогатины, копья. И я, и Димон, увидели, как из леса к Старшине бежит здоровенный медведь. Димон прицелился. Даже я услышал пустой щелчок курка.
- Убейте его, - последнее, что успел крикнуть Старшина.
Медведь ударил его по голове и снёс её напрочь. Встал на дыбы, обхватив тело. Затем с диким рыком упал, задёргался и затих. Мужики стояли столбом.
- Эй, Вадим, - услышал я спокойный голос Димона, - заснул что-ли, подымай.
Всё произощло так быстро, что я даже не заметил, когда Димон одел пояс.
Минута, и Димон с карабином за спиной и арбалетом в руках приземлился рядом с Ергизом и Катей. Я подошёл к обрыву просто посмотреть. Мужики стояли возле окровавленного Старшины и крестились. Медведь лежал рядом. Из его глаза торчал конец арбалетной стрелы.
Ко мне подошла Катя с мешком.
- Люди, - закричала она так звонко, что я опешил.
Наши преследователи разом задрали голову.
- Есть Бог, но не в этом,- Катя сорвала с головы черный платок, и побитой птицей он полетел вниз. Её седые волосы разметал ветерок.
- Бог в этом, - крикнула она, вынула икону и подняла над собой. - Он стрелял в меня, а попал в Бога.
Мужики внизу истово закрестились.
- Не богу служил Старшина, но Дьяволу. Он заставил убить хороших людей, директора с семьёй. Он, обуянный завистью и страстью, извёл мужа моего, безвинно. Людей, просивших о помощи отцов, матерей своих отыскать, извести похотел. Филимон мне в этом покаялся. Он многие годы держал вас в страхе и неведении. Не Бог создаёт религию, но люди. Не бывает веры лучше и хуже. Одна она, и Бог един.
Катя широко перекрестилась. Мужики истово крестились, потом упали на колени, склонили головы до земли.
- Богородица, прости чад неразумных, - услышали мы настоящие вопли.
- Бог наказал, презревших его. Не судья я вам, но Бог. Выберете Старшину нового, честного, справедливого. Не чурайтесь человеков, кто бы они не были. Иначе превратитесь в зверя дикого, неразумного. Да пребудет всеблагой Бог с вами, - благословила их крестным знамением.
Катя повернулась и пошла. Мужики стенали под скалой. Я пошёл следом.
Ергиз не мог скрыть радости. Димон собирал верёвку и рюкзак. Катя, как будто, сбросила прошлые годы. Помолодела, морщины разгладились, глаза излучали радость.
- Идем к новой жизни, - сказал я весело, - Катя, не ожидал от тебя таких слов. Замечательно сказала.
- Когда Ергиз вытащил икону в дырах, вся моя жизнь в один миг пронеслась. Всё тайное, грязное, чёрное, высветилось. Душа моя как огонь вспыхнула. Какое счастье мне выпало - встретить вас. Я жить хочу. Я хочу найти родителей, своих и Костеньки. Или могилки их. Я ребёночка хочу, - вырвалось у неё, и она покраснела.
Ергиз подошел к Кате и встал на колени перед ней.
- Катенька, - сказал он торжественно, - я полюбил тебя всем сердцем и душой. Я ведь не только охотник, я два курса в институте учился, работал электриком. Я хочу назвать тебя женой, единственной и любимой. Я был другой веры, но ведь твой Бог - мой Бог. Он один для всех.
Не знаю, как Димон, но я прекрасно его понял. Наступила звенящая тишина. Ожидание, как натянутая струна. Лопнет или зазвенит мелодией?
Катя медленно опустилась на колени перед Ергизом. Затем они потянулись в объятия друг к другу. Мы с Димоном тихонько отошли от них.
- Димон, - сказал я весело, - я думал вы там всех перестреляли. Разозлился даже.
- Нет, я Ергизу, как увидел этих бородачей, сразу сказал: «Стреляй поверху». Несчастные люди. Хотя, когда увидел, как Катя болтается, не промахнулся.
- Хороший выстрел из арбалета у тебя получился.
- Так медведь стоял шагов в десяти. У него стрела из башки вылезла.
Подошли Ергиз с Катей. Смущённые, они держались за руки. Катя посмотрела на меня счастливыми глазами и сказала:
- Он мне сразу понравился, когда вы его только разбинтовали. Он глазами с Костенькой схож, – потом улыбнулась. - А сковородка не разбилась. Все пули поплющились.
- Счастья вам, любви и детишек. Мы вам во всём поможем, - только и мог сказать я.
А про себя добавил: «Все влюблённые глаза, схожи».
Мы вышли через просеку на склон. Внизу, на равнине, стояли дома. Длинное здание школы. Это было видно по стадиону рядом с ним. Поодаль были видны длинные сараи. Ещё дальше виднелись поля, в другом месте двигались фигурки коров. Жизнь и люди были впереди. Мы шли с надеждой, что здесь живут хорошие люди.
Первыми нас встретили дети на лужайке, которые играли в городки.
- Здравствуйте, - слышали мы от каждого подростка, и только успевали отвечать.
К нам подбежал бойкий пацанчик лет девяти:
- Вы к кому? Вы только скажите, я вас сразу провожу.
- Нам начальник главный нужен, - ответил я.
- Его нету. Уехал договариваться. Хочет сделать, чтобы у нас телевизор в клубе работал.
- А кто есть? Из начальников.
- Петрович есть. Он - «Замок». Он вам обязательно поможет, – посмотрел на черное платье Кати, - Вы с той стороны? Да?.
- Нет, - ответил я, - мы издалека. С озера. А Катю мы забрали с той стороны.
- Ну и правильно, - резюмировал пацан, - папка говорил, плохая у них жизнь. Скучная.
Мы шли по улице и разговаривали. Людей встречалось немного и все с нами здоровались.
Паренёк гордо вышагивал рядом со мной.
- А у вас не скучно? - провокационно спросил я.
- Вы что? - он даже приостановился от такой глупости. - Во-первых утром и вечером надо мамке помочь. Ну там, - он небрежно уточнил, - по хозяйству. Папка-то рано уходит. Строитель он летом. Потом в школе учиться до обеда. Два раза в неделю надо коммуне помочь. В остальные дни, опять же учёба, подготовка, репетиции всякие и соревнования.
- Так вы летом учитесь? - спросил Димон.
- Конечно. Зимой-то темно. Зимой всего один урок в день.
- А что вы репетируете? - спросила Катя с улыбкой.
- Разное. Я в драмкружке работаю, - я едва сдержался, чтобы не засмеяться, - так мы «Вишнёвый сад» ставим. Я, пока маленький, дворового мальчика играю. В субботу приходите посмотреть. Приглашаю.
- А что ещё репетируют? - опять спросила Катя.
- Да там много. У хоровиков своё, танцоры своё, а ещё инструментальщики.
- Что за инструментальщики? - спросил Димон.
- Это, кто на инструменте каком-нибудь играет. Думаю, с осени записаться на скрипку, а может на свирель, не решил ещё, - рассуждал пацан.
Хотел спросить, сколько ему лет, но это его бы обидело. Для себя, он был «большим».
- А вот контора. Петрович там должен быть. Лёнька недавно к нему бегал сказать, чтоб на завтра струги получше наточили, так он в конторе был. А вон там, кузня у нас. Ладно, - с сожалением что разговор кончился, сказал пацан, - Юрка я. Идите уже, а то заговорил вас.
Юрка помчался обратно, радостный и весёлый.
- Как же мы не спросили, как село называется,- сказал я.
- Светлое, наверно, - предположил Димон. – Люди какие-то светлые кругом.
Мы стали подниматься на крыльцо. Я открыл дверь, и мы вошли в большую светлую комнату. В окна были вставлены разноцветные мутноватые стекла, на которых были нарисованы просвечивающиеся листья и стилизованные цветы. Воздух и комната были в разноцветных пятнах. В глубине комнаты сидел, не поднимая головы, пожилой мужчина и увлечённо стучал по клавишам ноотбука.
- Здравствуйте, - громко повторил я и шагнул ближе. - Вы Петрович?
- Я, Петрович, - автоматически повторил мужчина и поднял голову.
Потом Петрович выскочил из-за стола и стремительно пошёл к нам. Я протянул руку, но он даже не заметил её. Шёл дальше. Я удивлённо обернулся.
- Катя, Катенька! - Петрович сгрёб Катю в объятия. - Ах ты наша красавица! Только седая немножко. Как хорошо. Какой ты молодец. А это что за люди хорошие? - наконец он обратил внимание на нас. Я думал, что Катя разревётся, но она только заулыбалась и ответила:
- Это люди со Змеиного озера, из Ачинска, - показала на меня и Димона, - они родственников ищут. А это Ергиз, жених мой.
- Проходите люди добрые. Простите старика, Катеньку увидел и ум потерял. Поможем обязательно. Нас тут много из Ачинска. А тебя, Катенька, поздравляю от сердца. Как хорошо. Мы и свадебку вам сыграем. Не возражаешь?
- Нет, – просто ответила Катя, - я к вам, я домой вернулась.
- А мы-то твою Ксению Петровну замуж выдали. И знаешь за кого? За меня, старого, - он засмеялся от души и мы невольно подхватили. – У нас и наследничек бегает, Юркой звать.
- Лет девять?- спросила Катя смеясь.
- Точно. Рассудительный. Меня Петровичем зовёт, шалопай,- с любовью ответил Петрович. - Привык сызмальства. Меня все так зовут. А вы откуда знаете?
- Так он нас и привёл к нам. Рассказывал, как вы тут живёте. Мы его не спросили, как село называется.
- Назвали мы его, Светлое. День, когда его заложили светлым был и радостным. И надежды наши были светлые. Как вас звать, величать?
- Я, Вадим, это брат двоюродный Дмитрий. Мы хотим узнать о судьбе родителей. Они пропали у озёр в Хакасии. Это Ергиз. Алтаец коренной, проводник, помощник и друг в одном лице. Катю вы лучше меня знаете, – мы пожали Петровичу руку.
- Ну а я, Юрий Петрович. Ещё «Замком» меня зовут. Я нашей бухгалтерией заведую, и как прораб. Заместитель, в общем. Как вам, понравился рассказ Юрка?
- Понравился, - сказал я, - только, когда же они отдыхают?
- От чего отдыхают? Кто? - не понял Петрович.
- Дети. Юра рассказал сколько у вас всяких кружков, соревнований идёт. Работа в коммуне. Да ещё домашние задания. Им, наверное, и побегать некогда.
- И бегают, и купаются, и по грибы, ягоды ходят, а постарше, на охоту. Домашних заданий у них нет. Задания готовят в школе. Только там у нас есть свет. А насчёт работы… Никто их не неволит. Сами выбирают, сами участвуют.
- Какие-то струги вы им плохо наточили? Что они ими делают?
- У них соревнование бригад на ошкуровке брёвен. Понимаете? Стругами кору снимают.
- Это же, наверно, тяжело. Почему взрослые не шкурят?
- Почему тяжёло? Нормальная работа. Они гордятся тем, что помогают взрослым. Никто их не заставляет. Мы ограничиваем время работы. Просто, бездельником быть стыдно.
Петрович критически осмотрел нас и заявил:
- Уверен, что вы сегодня не обедали. Сейчас идём ко мне. Никаких возражений не принимается. Катенька, да меня Петровна не простит, если ты не появишься прямо сейчас.
Дела подождут. Командира с женой нету, будут только к вечеру.
Петрович положил ноотбук в сумку и мы вышли из конторы. Нас ждали десятка полтора взрослых и маленьких жителя села.
- Катенька, здравствуй! - люди здоровались, подошли, обнимали и просто жали руку Кате.
Отовсюду только и слышалось:
- Катенька. Заходи к нам. Катенька, посмотри на моих деток. Катенька оставайся жить у нас.
Катя только улыбалась и негромко повторяла:
- Спасибо. Спасибо, вам. Я к вам, насовсем.
Я наклонился к Петровичу, сказал тихонько:
- Мы не ожидали, что Катю здесь все знают и так любят.
- Катенька и Костенька, они такой парой были, как Ромео и Джульета. Да и возрастом, дети. Их любовь все уважали, даже монголы и урки, которые с нами в плену были. Они были, как светлячок счастья. Не плакали, не ныли. Всегда за руки и с улыбкой друг другу.
Мы шли по улице. Дома, заборчики были украшены деревянной резьбой. Каждый дом был украшен по своему. Петрович заметил мой интерес и сказал:
- Вы, кстати, смотрите на работу детей. У нас есть цех дизайна и художества. Там дети разрабатывают, а потом изготавливают детали украшений, затем сами их устанавливают. Обязательно покажем.
За нами шла Катя за руку с Ергизом, окружённые знакомыми. Шла волна улыбок и счастья. Каждый говорил что-нибудь хорошее. Я понял, что нам здесь будет просто и хорошо от переполняющего всех счастья.
Но у порога дома Петровича народ отпустил Катю. Из распахнувшейся двери выскочила полноватая женщина, и Катя утонула в её объятиях.
Вскоре мы сидели за большим массивным деревянным столом, на резных стульях. Свет проникал в окна через оригинальные стеклянные витражи из стеклянных шариков. В доме всё деревянное, резное. Естественное дерево было подкрашено в коричневые цвета и лакировано. На стенах висели деревянные доски с различными офортами. На полу узорные ковры из звериных шкурок.
- У вас тут просто музей, - заметил я.
- Тут каждый дом музей, – ответила хозяйка, – зимой делать нечего. Собираемся по домам, поём и вяжем, вышиваем, ковры шьём. У мужиков свои занятия, резьба, плетение корзин, даже бочки научились делать. Первобытная жизнь.
- На окна смотрите? - задал вопрос хозяин. - А где в тайге взять стекло? Три года затягивали окна рыбьими пузырями и пузырями зверей. Научились склеивать их в пластины. А писать? Мы вывезли книги из школьной библиотеки, не все сгорели. Писали на них, птичьими перьями, палочками. Заново изобретали стальное перо. Мы ведь его даже в руках не держали.
- Стекло тоже изобрели? - спросил Димон.
- Пробовали, не получилось. Не смогли расплавить песок. Ведь даже печь не из чего было сложить. Стекло стали покупать у соседей за сто километров. Бутылки, битое стекло.
- Вы и деньги выпускали?
- Нет. Из чего, как и зачем? Зачем Робинзону были нужны деньги? У нас с самого начала была коммуна. По другому, мы бы не выжили.
- А сейчас?
- И сейчас коммуна. Одному товарищу это слово не нравилось. Он предложил тоже самое, но по еврейски - «кибуц». Ему предложили выбор, или коммуна или тайга.
- И что же он выбрал?
- Коммуну. Тайга для одиночки, это смерть. Сейчас, уважаемый человек.
Стол был накрыт по русски, много всякого, вкусного. Не было спиртного. У Димона был небольшой запас спирта и он мне шепнул:
- Может выставить грамм по двадцать?
Но Петрович нас упредил:
- Извините, ребята, но спиртного не производим. Из-за него у нас два человека погибли. Тогда и постановили: или трезвый, или тайга. Был у нас один большой любитель. Он в зимовье самогон гнал. Как-то принес в село, драку учинил с собутыльником.
- Обоих в тайгу отправили?
- Михаил рыбак и неплохой охотник был. Сгорел вместе с зимовьём. Семён замёрз. Жены с детьми остались. Дорогая цена.
- А медицина как обходится? – спросил Димон.
- Как обходились тысячи лет до появления спирта? Родниковая, кипячёная вода. И травы. У нас же биолог есть. Учитель. Сам умница, книги у него есть, курсы для всех ведёт. Даже таблетки делаем. Тут сплошь изобретатели. Как стекло делать, тоже пятиклассник подсказал. Сейчас директор стеклоцеха. Наладил выпуск полированного стекла.
- У нас тоже изобретают и старое и новое. Вот, - я достал фонарик, - светодиоды начали выпускать. Вот радиостанция.
- Вы далеко ушли. Тут слухи были, что Ачинска нет, разбомбили.
- Жив Ачинск, столицей Сибири стал. Так мы считаем.
- Да уж. Тут глухота полная. Ничего толком не знаем. В райцентре по весне были. Там власть держали два местных олигарха. Жадные, до неприличия. Золото очень любят.
Первые годы, самородки собирали, золотые ложки, вилки делали. Другого металла не было. В музее увидите. Потом, когда до райцентра тропу пробили, стали собирать на обмен. Не в шкурах же ходить. Сейчас, власть переменилась. Золото государству сдаём. Товары берём по госцене. Намного дешевле. Даже сотовую связь для села купили. Командир поехал за ней. Жена с ним. Дочка их там, на сохранении. Скоро дитё будет.
После обеда мы перешли в другую комнату, я пообещал показать снимки и видео, сделанные в пути. Катя ушла с Петровной.
- Вы можете подарить нам этот альбом, - спросил Петрович.
- Могу. Я видел у вас ноотбук, скопируем. Правда, у вас я электричества не вижу. Лампочек.
- На речке у нас стоит колесо с генератором. Но энергии очень мало. Контору освещаем и школу. Зимой без света. Генератор вытаскиваем, чтобы не унесло. Планируем притащить небольшой бензогенератор. Но с топливом будут проблемы. Дороги нет.
- Как же вы связь хотите запустить?
- Вместе с ней покупаем солнечную батарею. А аппараты будем заряжать в зарядном центре. Очень связь нужна.
- Петрович, - попросил я, - расскажите о командире. Этот вопрос висел у меня на языке с самого начала. - Вы с ним вроде из ментов, так говорили Бывалый и Трус, которые остались в пещере.
- Вы их видели? - Я кивнул.- Живы подлецы, смотри-ка. С ними третий был.
- Балбес. Убили они его совсем недавно.
- Жаль. В общем-то мастеровой мужик был, но глупый. Вот и поплатился. Они много нам крови попортили. Да бог с ними. Сейчас компьютер принесу.
Вошла Ксения Петровна с Катей.
- Вадим, Катя с Ергизом у нас остаются. Дочкой нам будет. А Ергиз зятем, когда поженятся.
- Не возражаю, - ответил я, - мы им только счастья желаем. И вам тоже.
Петрович ушёл ненадолго. Ергиз, до этого молчавший, сказал негромко:
- Хорошие люди здесь живут. Если Катенька захочет остаться, я согласен.
- Свет им сделаешь, - добавил в тон Димон.
- Димон, мне кажется, что мы у цели, – я говорил о своём.
- Сейчас выспросим. Я тоже так думаю, - увепенно заявил Димон.
Петрович принёс и включил ноотбук.
- Вот сейчас какой он, Командир.
С экрана на меня смотрел отец. Только сильно постаревший, седой, как дед, чем-то похожий на бабулю. На другом фото отец стоял с матерью и совсем взрослой Машей.
- Когда они приедут? - голос сорвался, я закашлялся.
- Сегодня поздно вечером или завтра утром. Как дорога будет. Они караваном идут. На четырёх лошадях. Вадим, я сразу понял, кто ты. Мы рады за тебя.
- А про моих знаете, что-нибудь? – взволновано спросил Димон.
- Нет их здесь, это точно. Расскажу я вам как было всё.
Димон погруснел. Мне было больно за него и даже неловко за своё счастье.
Петрович поёрзал на самодельном диване и заговорил:
- В плен мы с твоим отцом вместе попали. Он отвёз жену с дочкой райцентр и возвратился за братом с женой, твоим отцом, значит, Дима. И тут военные перекрыли дорогу. Сказали, что прошло радиоактивное облако и на пути мощная радиация. Мы удидели первых облучённых, со стороны райцентра кого привезли, кто смог приехать сам. Страшное зрелище. Пришлось ждать.
- Да, - подтвердил я, - мне тоже видеть довелось и спасать таких. – У нас и сейчас есть отдельный блок для облучённых. Персонал там в спецкостюмах, работает поминутно, - добавил Димон.
- Самым страшным была – неизвестность. Никто ничего не знает, связи нет, радиацию тоже не видно. Народу порядочно. Начался голод. Местные помаленьку зверели от воровства, мародёрства. Люди стали разбредаться, кто куда.
- Вы тогда уже вместе с ними были? – спросил я.
- Вместе, если считать, что в селе. Мне легче было, я без семьи был. Мы на рыбалку приехали с друганами. Я к военным пристроился, подкармливали, пока было что. А как еда кончилась военные собрались к Абакану, в часть. Народ набился к ним силой. Там мы впервые встретились, порядок наводили. Что творилось! Два Камаза всего. Машин нацепляли к ним. Часть потом пооторвалась. Около сотни нас приехало, а часть уже пустая и пограблена. Вояки от нас степью уехали. Там с ним мы уже как-то пытались жизнь наладить. Как вспомнишь – жуть берёт. А потом холода, дожди, снег.
Кое-как перезимовали. Деревянное почти всё пожгли. Деревенские помогали, не дали с голода умереть. Да и мы старались, рыбачили, работали. Думали, что весной всё наладится, а весной стало совсем плохо. Весны-то не было. А ещё хуже – безвластие и бантитизм. Местные начальники «самораспустились» - нет никого. Полиции не стало. Платить-то некому. На нас нападали не раз. Отбивались чем придётся на смерть, оружия не было.
- У нас тоже почти также было. Особенно – бандитизм – не выдержал я. – Хотя видимость власти была.
- Когда малость потеплело, - продолжил Петрович, - многие решили идти к райцентру, в сторону дома. И мы тоже пошли. Впереди разведка шла с единственным дозиметром. На третий день в степи вдалеке увидели стада, машины, пастухов, обрадовались – наконец-то нам помогут. Пошли навстречу. Вскоре нас окружили конные монголы с автоматами. По своему говорят, потом мяса вяленного дали понемногу, воды. Мы им «Спасибо» говорим, пытаемся объяснить кто мы и куда идём. Тут-то они нас и завернули. Кнутами. Так мы попали в плен. Там через неделю и твою мамку с сестрёнкой с другой толпой пригнали. Много народу собрали. Поделили на колонны и погнали на юг. А следом стада скота разного. Там-то мы окончательно сдружились. Видишь, в толпе народ всякий был. Воры стали свою власть устанавливать, людей обижать, их тогда много с тюрем вышло. Вот мы и подобрали мужичков надёжных, покрепче. Самых наглых из воровской братии удавили, других приструнили.
- Ну, воров, бандитов врядли «приструнить» можно.- засомневался я.
- Можно, - опять улыбнулся Петрович, - если ласково погладить кулаком, а кого и удавкой.
- А как же монголы? Они вас не пересчитывали?
- Нет. Они за нами особо не присматривали. Мертвых мы им по утрам показывали, что мол по болезни. Мы и хоронили кое-как.
- Побеги были? – спросил Дима.
- Поначалу. Только в степи не убежишь, да ещё от собак. На глазах у всех, пойманных убивали нагайками, или мёртвых волоком по земле притаскивали. Да и куда бежать?
- Но вы же сбежали, – не угомонялся Дима, – Катя рассказала.
- Сбежали, – подтвердил Петрович,- но это целая история. Случай помог. Колонны пошли разными дорогами. Охраны осталось немного. Горы, леса начались. А тут ещё отара в грозу в пропасть сиганула, и большая часть охраны уехала «на добычу». Собака всего одна осталась. Вот и решились. Не все побежали. Десятка два остались. Побоялись, что погибнут по дороге. Как с ними обошлись, не знаю.
Петрович замолчал. Закрыл ноотбук, отодвинул. Видно было, что вспоминать ему было тяжело.
- Отец твой тогда и стал Командиром. Когда охрану побили, он встал перед толпой и сказал:
- Мы идём к свободе. Любой из нас может погибнуть по дороге. Мы все можем погибнуть, если нас настигнут монголы. Жертвы возможны. Но умирать мы будем свободными людьми, не рабами. Мы не должны останавливаться, здесь наша страна, наши люди. Мы найдём их. Они нам помогут.
- Когда мы спустились в распадок в лес, толпа наша начала рассыпаться. Урки уголовные отвалили сразу. Их главнюк зявил:
- Нам начальников не надо. И баб ваших дохлых, тоже. Мы ещё погуляем. А эти узкоглазые за вами, как за зайцами, идти будут.
Образовалась ещё одна группа, которая решила вернуться обратно. Идти на север, до железной дороги. А там и домой. Твоя мама, женщина упёртая, решила идти с ними. Твой отец, не помню уже, как его звали…
- Вячеслав.
- Точно. Пришёл он к Командиру и говорит:
- Вадим, пойду с ними. Там две семьи будет. И четыре мужика. Ты же знаешь мою, если упрётся, не сдвинешь. «Иди, мол, с братцем, если хочешь, а мне домой надо, одна пойду. Мать больная, сын один». Куда её денешь? Иду с ними.
Вадим пистолет ему отдал, что у монгола забрал. Обнялись они, и ушли они другой дорогой. Больше мы о них не слышали.
Димон мужественно выдержал удар. Только насупился и опустил глаза. Петрович решил его подбодрить:
- Дима, может и они где-нибудь бедуют, как мы. Сейчас дороги длинные. Ты приедешь домой, а они там.
- Нет, дядя Петрович, - вздохнул Димон, - я свою мать, отца знаю. За двадцать лет они бы обязательно пришли. Если бы живые были.
- Да, война много судеб поломала. Я про своих тоже ничего не знаю. Жив кто, нет. Вот и женился и сынка завёл. А у меня сыну уже тридцать, если живой. И у Петровны, муж с сыном уехали в Кузбасс в гости. Навсегда.
- Петрович, покажи, где дом отца.
- Провожу я вас. У нас не запирают, можете там располагаться.
Дом стоял в ряду других. Ставни были с резными разноцветными цветами. Возле дома цвели полевые цветы. Примерно такой же, как остальные. Мы подходили всё ближе. Петрович открыл резную дверь:
- Заходите домой, гости дорогие, – и вошёл первым.
Внутри дом был похож на дом Петровича. Также всё из дерева, узорное стекло на окнах.
Мы поставили рюкзаки у дверей.
- Ну что, отдыхать будете, или по селу пройдётесь?
- А где Маша живёт? - спросил я, замечая, что здесь не заметно её присутствия.
- Так Маша замуж вышла за хорошего парня. Он сирота, родители сгорели. У них долго деток не было, видно, из-за войны, да плена. Сейчас Маша в райцентре, от нас это почти сто километров, на сохранении. Вот они все и ушли. И мама твоя и муж. А живут вот, рядом. Можете зайти. У нас запоров нет.
- Нет. Как-то неловко без хозяев, – ответил я.- Мы по селу бы прошлись. Так, брательник?
- Конечно.
Петрович открыл дверь и крикнул негромко:
- Юрок, Даша, подьте сюда. Покажите гостям наше село.
Мы вышли. Нас ждали: наш знакомый Юра, девушка, лет шестнадцати и девочка, ровестница Юры.
Девушка скромно потупилась и подала мне ладошку:
- Даша. А это сестрёнка моя, Надюша.
- Я, Надя, – шустро подтвердила девочка, - а Юрка мой друг, мы в одном классе учимся.
Мы вышли на улицу. Послеполуденное солнце освещало светлые деревянные дома, за ними с одной стороны зелёные сопки с далёкими гольцами, с другой, волнистую равнину с квадратом поля и коровами на пологом зелёном склоне.
- Красиво у вас, - искренне сказал я.
- Да, - ответила меньшая, Надя, - у нас очень красиво. Мы с Дашей картинки рисовали отсюда. Я с коровками, Даша с горами, а Юрка большую птицу рисовал. Мы вам покажем.
- Вон на тех горах, - Юра показал на гольцы, - живут большие птицы. Если на неё сесть, можно полететь высоко и посмотреть на Землю сверху. Нам дядя Степан рассказывал. Он учёный и охотник.
- Мы видели этих птиц, а дядя Дима даже летал. Только не на ней, а в её когтях.
- Ой, как интересно. Она вас к деткам хотела отнести? А потом отпустила? А вам страшно было? – щебетала Надя.
Я улыбался затруднению Димона перед этим шквалом вопросов. Как он выкрутится?
- Она большая птица, но глупая. Спутала нас с медведями и схватила. Мы её немного ранили, и она нас отпустила. Я и испугаться не успел.
- А она не помрёт от голода? У нас птенчики глухариков жили. Их дядя Степан принес. Их родителей волки порвали. Мы их всё лето и зиму кормили. Хотели, чтоб они нам птенчиков родили. А они весной улетели. Домой.
- Все хотят домой, - философски заметил Димон, - а та раненая птица выздоровеет. К ней другая прилетела, будет ей еду приносить.
- Давайте мы вам нашу школу и клуб покажем. Там пока народу немного, а то вечером тесно будет, - включилась в разговор Даша.
- Веди, Даша, - сказал я.
- Вы пока по школе ходить будете, я к Сашке сбегаю. Дело у меня к нему. Важное. Ладно? – Юра нетерпеливо менял шаг.
- Беги, – отпустил я его.
Юрка махнул рукой и помчался в край села.
В основном говорила Надя. Она всё успевала: рассказать, кто живёт в доме, который проходим, кто чем занимается, попрыгать на одной ноге, перепрыгнуть через воображаемое препятствие, показать рожицу встречному пацанёнку.
- Сначала в школу зайдём, - сказала Даша певучим голосом, - я школу в этом году кончила. Осенью на курсы по шитью пойду.
- Знаете, как она классно шьёт. Вот платье на мне, - и не отрываясь от меня, крутанула подолом, - красивое. Правда?
- Правда. Молодец Даша. А ты кем стать хочешь?
- Я ещё не знаю. Может художником, может дояркой, как мама.
- Я вот в этом классе училась. Хотите посмотреть.
Марина приоткрыла дверь. Класс был не очень большой. Рядами, на ширину класса, стояли вделанные в пол немного наклонённые столы. За столами стояли стулья, больше похожие на кресла. Также был сделан стол и стул учителя. Окна были сплошными витражами. Цветные прозрачные стёкла были аккуратно склеены. У двери была сделана длинная вешалка с полкой. На задней стене, сплошь в полках, стояли самодельные учебные пособия. Даша видела наши взгляды и стала пояснять:
- У нас тут мы почти всё сами делали. Стулья такие изобрел Славик из нашего класса. Их можно сделать выше, ниже, как удобно. А окна мы все придумывали. Папа с Командиром привёзли всякое стекло. Бутылки, кусочки всякие. Мы кусочки выбрали, и как мозаику сложили. А краску из цветов делали. Взрослые клей нам сварили.
- Красиво получилось. Я думал, вам специально такие стёкла купили, - сказал я.
- Ну что, вы. Когда мы ещё в Алтайске жили, там так землю тряхануло, что почти у всех стекла поломались. Мы подушкой окно закрывали. Стекла целого никто не продавал.
- А с бутылками, что делали?
- Всё рассортировывали по цвету. Потом в каменной дробилке разбили на кусочки. Потом на мельнице в пыль размололи. В кузне дядя Костя стекло плавил в железном кульке. Капли падали и склеивались на таком ровном камне. Потом его каменной скалкой разравнивали, чтобы тоньше и ровнее было.
- А мы-то думаем, отчего у вас стёкла из пузырьков. Тяжёлая наверно, работа была?
- Нет. Наоборот. Очень интересная. Первые пластинки были неровные, с буграми. Колька придумал скалку. Я, - Даша скромно потупила глаза,- предложила капать разноцветными капельками, чтобы получались цветы, трава, деревья. Для красоты. Края, дядя Костя ножом обрезал. У нас очередь на эту работу. Пойдём-те, музей покажу. Он в классе биологии.
Музей, это полки на стене класса. На полках, гербарии цветов, разные бабочки, жуки, червяки, чучела мелких зверей и змей. В другом ряду полок деревянная утварь: деревянные тарелки, ложки, вилки, глиняная посуда, сначала примитивная, потом красивая с орнаментом. На кирпиче лежала табличка: «Наш первый кирпич 10.8.2018.», деревянный календарь со сменными месяцами. Открытая книга с аккуратными записями между строк.
- Мы сначала в книгах писали печатными буквами палочкой, потом перышками, тут всё есть. А это наш папирус. До сих пор делаем из листьев рогозы. Только надо в определённое время и в определённом месте их срезать.
В коробке стояли ряды глиняных стаканчиков.
- Это не музейное. Это чернилки на весь класс. Дежурный утром их заливает, а после уроков сливает в горшок с крышкой. А то высохнут.
- Вы в одну смену учитесь, или в две? - спросил я.
- Все с утра. С девяти и до часу, – ответила Надя, - а зимой так и с одиннадцати, как посветлеет.
- А уроков много задают? - снова спросил я, вспомнив свои домашние мучения - уроки.
- Не, дома же темно, - ответила Надя. - Мы всё в школе учим.
- А уроков много? - спросил снова я. У нас было по пять разных предметов.
- Два. Один письменный, русский или математика, а другой устный, история, там, биология и другие, по очереди.
- А физкультурой где занимаетесь?
- Зимой на лыжах. У нас все самодельные. И санки. С сопки можно почти всю улицу проехать, - оттататорила Надя.
- Летом у нас много кружков физкультурных, - сказала Даша, - я легкой атлетикой занималась. У меня по прыжкам и первые места были.
Мы обошли весь посёлок. В «швейке» взрослые и дети шили руками и на машинке, одежду, обувку, шапки, ковры и коврики. У дяди Кости в кузнице посмотрели плавильню для стекла, посмотрели на инструмент, который сделал кузнец и его разновозрастные помощники. Девочки показали ток для зерна, склады на высоких столбах, обитых наверху зонтиками из досок.
- Это от зверьков, - пояснила Даша.
Повели на ферму для десятка коров и телят.
- Мы с Дашей маме доить помогаем, - заявила Надя. – Мою коровку зовут Мусей, а Дашину - Красавой. Они самые ласковые.
- И не тяжело вам доить? - спросил Димон.
- Нет, - ответила Даша,- у нас коровы хорошие, молоко легко отдают.
- А куда молоко деваете? - мне было интересно.
- Как куда? Молоко, каждый день все получают, а масло, творог, сыр, по очереди. Если не надо чего, можешь другому отдать, или пропустить, – рассудительно объясняла Даша.
- У нас и холодильник есть. Там, бррр, холодина, - передёрнулась Надя. - Лёд голубой, голубой, там лежит. В избушке, в земле.
- Девушки, может на сегодня пока хватит? - Димон заметил, что Надя уже устала бегать и прыгать.
Из ниоткуда появился Юра.
- Ну что всё посмотрели? – деловито спросил меня. - Даша, мамка твоя сказала, что бы вы с гостями пришли.
- Зачем мы вас беспокоить будем? – вежливо стал отказываться Димон.
- Нет, нет, – Даша проявила искреннюю настойчивость, – мы вас очень приглашаем.
- Мама у нас знаете, как готовит. И с папой познакомитесь. Они с вашим папой знаете, какие друзья…
- Ладно. Пойдём. Мы вам птицу покажем, – согласился я.
- Я побегу раньше, маму предупрежу, – Надя радостная, побежала вперёд.
Мы какое-то время шли молча. Потом Димон сказал, как в пустоту:
- Жалко, что мои сюда не пошли. Какие люди сильные здесь. А дети, вообще, чудо. Хорошие, умные, добрые. Патриоты какие, везде работали, или работают.
- У вас здесь прямо коммунизм, всё общее, - восхитился я.
Я заметил, как Даша смутилась от такого комплимента.
Нас уже ждали. Хозяйка встретила нас у крыльца.
- Нина, – как бы нараспев представилась она.
Тут же, на её голос, вышел крепкий мужик.
- Проходите, - сказал он басом, - гости дорогие. Я, Владимир, будем знакомы, – и крепко пожал нам по очереди руку.
Стол бы накрыт на всех. Из боковой комнатки раздавались голоса и смех детей. Нина уже ждала нас у стола с приветливой улыбкой.
- Проголодались, поди. Девчата вас, наверное, замучали. Говорят, везде ходили. Как вам, наше Светлое?
- Очень понравилось. Столько сделано. Тут у вас, коммунизм.
- Это наш историк, Василий Петрович предложил коммуну создать, – сказал Владимир. - Победовали мы тут поначалу крепко. Все вместе и выживали. А вы чем занимаетесь?
- Димон, врач. Я, военный, в отставке. Плановиком стал. Здесь в командировке. Научной. Женат. Дочь Катя, ей скоро год будет.
- Поздно что-то у вас, дочка-то, - заметила Нина.
- Первая жена с дочкой погибли. Давно уже. После войны, когда с киргизами воевали.
- И у меня первый муж сгинул. Даже не знаю где. Он с другом пошёл на охоту, и не вернулись. Почитай, десять лет ждала.
Она говорила об этом спокойно, без сожаления.
- Да, - сказал Владимир, - война нас всех обездолила. Но и счастье не обошло. И показал глазами на хозяйку и детей.
Едва мы закончили есть, Даша с Надей быстренько убрали со стола. Юра, который обедал с нами, степенно напомнил мне:
- Вы обещали про птицу, которая медведей ест. Покажите?
- Ребята, - мягко укорила Нина,- люди устали, может отдохнуть хотят, а вы к ним пристаёте. Может попозже посмотрите.
- Ага, – возразила Надя,- скоро все взрослые с работы придут, соберутся, разговаривать начнут. Уже не посмотришь.
- Мы слово держим, - уыбнулся я, - где смотреть будем?
- Здесь прямо. Стол от лавки отодвинем и все влезут, – заявил нахально Юрка.
Ребята впервые в жизни увидели «маленький телевизор». Их восторгу не было предела. Да и Володя и Ниной смотрели на фотокамеру восхищенно. Мы переместились на пол, на ковёр из медвежей шкуры. Камера и перья переходили из рук в руки. Ребята были, самыми счастливыми. Ведь это они, первые увидели такие чудесные вещи. Димон красочно рассказал о нашем путешествии от озера до села.
Нас засыпали вопросами, рассказывали свои истории. Димон рассказывал свои. Начало смеркаться. Я вытащил светодиодный светильник и включил его. Так наверное, смотрели на первую лампочку люди в прошлом веке. Нина принесла берестяной туесок с вырезанным окошком.
- Вот наш светильник первых лет. Сейчас ночником служит. Выключите свет.
Сначала был полный мрак. Потом высветилось бледным светом окошечко туеска. Мы разговаривали, а свет потихоньку накапливался. Вот уже различаем лица друг друга , потом из мрака проявилась обстановка комнаты.
- А вот нынешние светильники. Даша, покажи гостю, как мы зажигаем их без спичек.
Даша принесла горшочек. Чиркнула рукой, как мне показалось, по руке. Посыпались искорки и в её ладони затлел красный огонёк. Загорелась тоненькая травинка, от неё загорелось пламя масляного светильника. Колеблющийся огонёк осветил лицо девушки. Она положила камешки на стол и накрыла фитиль коробом из кусочков стекла. Пламя выровнялось, стало ярче, почти перестало коптить.
- Пока вот такое у нас освещение. – сказал Володя –Электрогенератор от машины принесли в числе первых рейсов. Да только трудно даётся. Ничего здесь нет. И дороги нет. Всё на себе мужики тащут. Вот три года назад две лошади привели. Сейчас уже четыре стало.
Я снова включил свой светильник. Девочки ушли в свою комнату, хозяева вышли по своми делам. Мы остались одни.
- Вы бы выключили электричество, - озабочено проговорила вошедшая Нина, - батарейка сядет. Завтра запишите.
- Не волнуйтесь. Здесь стоит вечная батарейка. Гарантия десять лет. Уже три года горит. Как начали выпускать. Пусть горит, хоть всю ночь, - успокоил её я.
Заскрипела дверь. Петрович поздоровался и сразу к нам:
- Мужики, я - то вас ищу. Пока отца, матери нет, вы бы нам могли рассказать, что на свете делается, как люди живут… Что делают… Общество просит. Хозяева, отпускайте гостей.
- Отпускаем. И сами пойдем, – пробасил Владимир.
- Хороший у вас фонарь. Где же такой взяли? У китайцев, поди?
- Нет, - ответил я,- сами делаем. Китайцы тоже покупают.
- Вот и хорошо... Я знал... Я был уверен… Ну пошли. Вот народ обрадуется. Свет у нас там есть, - гордо закончил Петрович.
Клуб, та же изба, но побольше, был полон. Люди постарше, сидели на скамьях, молодёжь стояла у стен и сидела на полу.
Нас провели на сцену за стол, на котором стоял настоящий графин и стеклянный граненый стакан. Я думал, что командовать вечером будет Петрович, но тот сидел на скамье рядом с женой и Катей с Ергизом. Катя, одетая в светлое платья, с косой уложенной венцом на голове, со счастливыми глазами, выглядела совсем молодой.
- Димон, - сказал я тихо, - ты меня дёргай, если заносить будет. Волнуюсь. Но ты тоже не отвертишься.
- Ладно, - коротко прошептал Димон.
Все начали аплодировать. Мы тоже. Потом молодой парень вышел на сцену, церемонно поздоровался с нами за руку.
- Председатель поселкового Совета Дмитриев Сергей Павлович,- представился он. - От имени всех жителей приветствуем дорогих гостей Вадима и Дмитрия. Они преодолели огромные расстояния, преодолели трудности пути, победили опасности, ради того, чтобы найти своих родных с которыми их разлучила война. Они из Ачинска, наши земляки.
Зал просто взорвался, все встали и хлопали в ладоши, кричали:
- Привет, земляки. Ура, Ачинску.
- Хватит, - Сергей замотал руками в зал, - давайте послушаем, как там живут наши люди.
Постепенно все успокоились. Я встал из-за стола.
По долгу службы мне приходилось выступать немало. И перед своими вояками всякого ранга и перед населением при необходимости. Но там всё было понятно и конкретно.
С чего же начать? Я перевёл дыхание. Посмотрел в глаза этих мужественных людей.
- Уважаемые светловчане. Нам сегодня дети показали то, что вы сделали на пустом месте. Нас впечатлили ваши масштабы. Нас восхитила гордость, с которой молодёжь рассказывает о своём вкладе в общую работу. Фактически вы создали здесь коммунистическое общество.
- Не от хорошей жизни, - раздался голос из зала, - вы нам про Ачинск рассказывайте.
На него зашикали со всех сторон.
- Я не спроста начал с вашего села потому, что наш город сразу после войны тоже оказался затерянным островом, а мы Робинзонами. К счастью, атомные ракеты и бомбы к нам не долетели. Спасибо нашим ракетчикам. Красноярску повезло меньше. На него бомб не пожалели, несколько прорвались. Одна бомба упала в водохранилище. Может специально, может случайно. Плотина выдержала. Затворы были закрыты, а сбросы открыты. Но волна шла выше плотины, говорят, что метров на тридцать. С плотины всё смыло. Машинный зал разрушило сильно. Вниз по течению много городов и сёл смыло. В Красноярске есть районы - пустыня. Да ещё и радиация.
- Значит нас не разбомбили? Как здорово.
- В городе падали и бомбы и ракеты. Серый дом сильно разрушили, церковь повредили. Много домов пострадало. Кроме бомб ударные волны, как землетрясения. Разрушений много было. Река поднималась на четыре метра, но не надолго. Были погибшие, много раненых. Но главное это - холод, голод, ни света, ни воды. Уголь кончился, ТЭЦ остановилась. И ничего, ни откуда не взять. А народу – то немало.
- Так же и у нас было. Спасибо Командиру. Сам не согнулся и нам не дал.
- У нас началось безвластие, воровство, бандитизм. У власти стояли богачи и их прислужники. Они жили хорошо. Организовались банды во всей округе. Грабили, убивали. Награбленное продавали в городе втридорого. Но и у нас появился свой Командир - Железняк. Он набрал сподвижников, народ его поддержал. Произошла революция. Власть передали Совету. Всё бесхозное, убыточное национализировали. Работать стали по плану. Предприятия стали вести расчёты виртуально, то есть на бумаге, потом через компьютеры. Легко контролируется. За воровство, разбой, бандитизм - расстрел. Ввели золотые деньги, на которые можно покупать и за границей. Вот они, посмотрите.
Я вытащил монеты разного достоинства и передал Сергею. Тот посмотрел сам, спустился в зал. Монеты пошли по рукам. Обошли весь зал и вернулись к Сергею.
- Вы создали коммуну и выжили. Мы восстановили социализм и восстановили город. Он стал в два раза больше. И ещё строится. В городе работают заводы, фабрики, открыты институты. Свет идёт с ТЭЦ и с Красноярской ГЭС.
- Восстановили, значит?
- Частично. И Саяно-Шушенская тоже. Оборудование специальное взять неоткуда. Ремонтируют, но трудно. Вокруг много мёртвых, заражённых зон. Города разрушены, радиация. Смена на ГЭС от часа до четырёх и в спецкостюмах.
- У нас Григорий с Лёхой дорогу искали. От радиации сгорели. Там прямо на дороге американец грохнулся и взорвался. Дорогу перерыл, озеро образовалось, и радиация там смертельная, - услышал я голос про свою боль.
- Какие заводы работают? Глинозёмный стоит? А нефтезавод? А рынок работает? А элеватор не разрушили? А что с больницами? – по вопросам было понятно, кто где работал.
Мы отвечали по очереди, а вопросы не кончались. Пришлось промочить горло. Вода была очень вкусная.
Сергей наклонился ко мне, когда говорил Димон, и прошептал, показывая глазами на графин:
- Это память о директоре школы, которого эти фанатики пожгли.
Прошло часа три. Мы порядком устали. Сергей заметил это, встал:
- Односельчане. Давайте закончим на сегодня. Мы уже замучили наших гостей. Мы попросим их ответить и на другие вопросы, но в другой раз. Заканчиваем.
- А вы нас с собой заберёте? - прозвучал звонкий девичий голос в притихшем зале.
Зал замер. Люди не так ждали нашего ответа, как задали этот вопрос, самим себе: «Уезжать, или остаться».
- Мы лично, никого не сможем взять. Сюда мы шли четыре дня по горам. Но мы сделали связь от Ачинска до вашей стороны озера. Когда мы вернёмся, я уверен, что горожане и ваши родные и знакомые сделают всё, чтобы связь пришла сюда, а мы могли летать друг к другу в гости. В городе строится большой аэродром. Восстанавливаем самолёты. Даже дирижабли строим. Вам тоже придётся построить аэродром. Мы будем вместе.
Все стали хлопать. Под овации и крики: «Спасибо», мы вышли. Нас догнал Петрович.
- Спасибо ребята. Здорово вы там развернулись. А за отца не переживайте. Они загружены хорошо, идут медленно. Значит, в остроге остановились. Их уже встречать пошли.
Нас, по соседски, провожали Нина с Владимиром.
- Ой, да где вы там спать будете? - пропела Нина. - Пойдём к нам. У нас комната свободная есть. Мы каждой девочке по комнате сделали, а им вместе, в одной нравится. Там и кровать, и стол есть.
- Хорошо, – согласился я, - Дим, согласен?
Мне, откровенно, не хотелось сидеть в пустом доме. Димон это наверное понял и не возражал.
Мы вошли в сумеречную избу. Её едва освещал ночник на столе. Гнилушки в нём светились странным голубовато-серым светом. Девочки ушли спать. Нина предложила выпить чая. Возбуждение вечера во мне не прошло. Мы сели за стол. Нина поставила чайник на камни в очаге и зажгла приготовленные мелкие дрова.
- Нина, - зевнул Димон, - я пойду спать.
- Пойдёмте, я покажу вашу комнату, - предложила Нина.
Небольшую комнатку тоже освещали гнилушки с отражателем из полированной золотой пластинки. В призрачном свете виднелся широкий топчан с красивыми спинками, постель из шкур. И даже простыня. Димон помахал мне ручкой.
- Это мой чайник, - пропела Нина, когда стала разливать душистый чай. – Единственная память о моём прошлом. А эти чашки подарили учителя нам на свадьбу. До этого Володя пил чай вот из этого стакана.
Нина принесла с полки берестяной конус сшитый нитью, похожей на леску.
- Это нитки из жил, - пояснила Нина.
Володя попивал чаёк и только согласно кивал.
- Как же вы познакомились? – спросил я.
- Нас Даша свела, – взгляд её затуманился прошлым. – Хлебнули мы с ней крепко. Мы с мужем жили в Тюмени, а родом он из этих краев. Даше ещё года не было, когда решили мы поехать к его родителям. Дочку показать, да и я у них никогда не была. Ехали сначала поездом. Потом рейсовым автобусом. Дорога дальняя. В каком-то селе остановились на час, пообедать, отдохнуть. И тут по приёмнику в кафе сказали, что Москву бомбят, и это означает войну. Муж заартачился, а он у меня упрямый был, - «едем дальше». Водитель автобуса ехать дальше наотрез отказался. Деньги за билет нам бросил и уехал обратно.
Муж уговорил частника подвезти до следующей деревни. Уже когда подъезжали, нас тряхануло. Над горами вспыхнуло зарево. Земля ходуном пошла. Дорогу в одном месте пересыпало. Страшно было. Водитель нас высадил и назад поехал. Вскоре вернулся. Там тоже пересыпало. Дорогу расчищали руками. Началась страшная буря. Машина на открытом месте стояла, её сдуло на склон. Мы прятались под скалой весь день и всю ночь. Наутро водитель пошёл назад, а мы в село, оно ближе было. Перебирались через завалы, ручьи. Вечером добрались. Приютила нас семья - муж с женой. Муж дальше рвался идти, а нельзя, дорогу засыпало, мосты вода поломала, радиация. Так мы застряли на восемь лет. Жили охотой и лесом. Как не потравились? Бог уберёг. Муж не пришёл с охоты на пятом году. Муж хозяйки пил. Раньше как-то меньше, а потом больше и больше. Хозяйку избивал, ко мне приставать начал. Я не давалась, грозила ему ножом. Я тоже охотницей стала. На восьмом году, летом это было... Я из лесу пришла, с ягодами и грибами. И тут хозяин нарисовался. Пьяный. Начал плату требовать, натурой. Я за нож. А он, здоровый бык, схватил дочку и орёт:
- Не хочешь ты, дочка рассчитается.
Сгрёб её и понёс. Я подлетела и ножом в спину. Убила одним ударом. Сама не понимаю. Жена в голос:
- Убийца.
Никто ничего не захотел слушать. Мне приказали через час убраться из села. Взяла я дочку, чайник вот этот, тряпки, что остались, и пошли мы вперёд к родичам мужа. Шли от села к селу. К его селу подходили. Там весь народ вымер от радиации. Только знак стоит. За два года дошли до райцентра. Там его дед с бабкой жили. Осень уже была. Холодно, сыро. Мы не ели, не пили - нечего было. Показали люди их дом на окраине. Стучим. Долго. Выходит за ворота дед, борода лопатой.
- Кто такие? Зачем пришли?
Я объясняю, что я жена его внука. Что внук погиб, а это правнучка, ей уже десять было, а по виду, лет семь.
Дед посмотрел на нас, непонятно как, спрашивает:
- В Бога веруете?
В такой жизни у меня только на Бога и была надежда, его просила о помощи.
- Верую, - говорю.
- А ну перекрестись святым крестом, - требует дед.
А я креститься-то и не умела. Так, видела в кино, или там у людей. Перекрестилась я, как могла. Посмотрел он на меня, как на пустое место, и говорит:
- Нехристь ты. Креститься не умеешь. Молитвы тоже не знаешь?
- Не знаю, дедушка. У нас церкви не было.
- Не юли, безбожница. Бог в душе человеческой. Я внука и семя его ещё до войны проклял. Поди прочь.
Я опешила так, что и говорить не могу. Дед ушел и дверь закрыл. Мы стояли, как оплёванные. Везде нас худо, бедно, чужие люди привечали, а тут родной дед прогнал.
Начала я снова стучать. Не за себя, за Дашу. В воротах открылось окошечко. Я кричу:
- Возьмите хоть правнучку, она-то в чём виновата. Во имя внука вашего.
- Внук нехристем был, проклял я его. Вот Бог и покарал. И тебя с отпрыском знать не хочу. Ступай, а то собак спущу.
И пошли мы обратно. Я дорогу не вижу из-за слёз и обиды. Дочка рядом идёт. Бредём, куда не знаю. И тут Даша как закричит:
- Папочка, папочка, мы нашли тебя, - вырвала ручку и побежала.
Смотрю, идут двое мужиков, один покоренастее. В куртке мехом наружу, в сапогах из лосиной шкуры. К нему и летит Даша с распростёртыми ручками. Он её поймал, а то она бы упала. Подхватил на руки. А она, глупая, твердит одно:
- Папочка. Папочка.
Я же говорила ей, что папка её пошёл в лес и заблудился, и что мы его обязательно найдём.
С тем мы и шли. Почему она его выбрала? По одежде. Она отца таким запомнила.
Подошла я ближе. Не знаю, что делать. Она вцепилась ручонками, не оторвёшь. Говорю, сквозь слёзы:
- Простите её. Ребёнок. Обозналась. Отец погиб давно.
Он на меня смотрит, я на него. Потом спрашивает:
- Откуда вы? Куда идёте?
Я рассказала. Рассказала и то, что дед родной прогнал нас. И идти нам некуда.
- Старовер он. Бывают и такие. Но я не здесь живу. Идти целый день надо.
- Пойдём и день, - отвечаю, - Мы с дочкой уже два года ходим.
Тогда он дочке говорит:
- Сашенька, ты меня нашла, а я тебя. Пойдёшь ко мне жить?
- Пойду, - говорит,- только меня не Саша, а Даша зовут. Ты забыл?
- Забыл, - говорит,- а маму, как зовут?
- Маму Ниной зовут. А тебя, Папой.
- Ага, - проронил Володя, - у меня дочку Сашей по бабушке назвали. Сгибли они с женой от кори, когда нас по степям гнали.
Вот так мы и познакомились. Сюда пришли. Люди нам за два дня дом поставили. Сруб, - поправил себя Владимир, - у нас тут так.
- А ещё через неделю мы уже заселились, – продолжила Нина. - Нам и свадьбу сыграли. Дружный, хороший народ здесь. Приняли меня, как свою. Вскоре и дочка Надежда появилась. Так и живём. Даша уже выросла. Надя подрастает. Ваш отец, хороший Командир. Людей жалеет, хоть и строгий. Его все уважают. Вот такая история, – и нежно посмотрела на мужа.
Разбудили нас чуть свет. Прибежал молодой парень. Нина провела его к нам.
- Меня за вами послали, срочно. Там такое дело... В конторе сидят... Все... Начальники...
Запахло тревогой. Нина ничего не спрашивала, но в глазах её я увидел страх. Владимира уже не было.
В конторе сидело четверо за столом и двое на лавке. Разговоры при нашем появлении стихли. Мы присели за стол. Петрович посмотрел на меня в упор.
- Вот так Вадим. Гонец прибежал с плохой вестью.
У меня похолодело внутри. Пройти столько дорог, столько пережить, и вдруг - «плохая весть». Я понимал значение этого слова. И ждал самого худшего.
- Понимашь, тут такое дело. Командира в заложники взяли. Бандиты. Выкуп требуют. Хорошо, что мать твоя и Тимоха, зять ваш, в райцентре остались.
Опять бандиты. Как они досаждали нам после выборов. Грабили, убивали людей, а наших активистов с особой жестокостью. К ним тоже не было милосердия, но расстреливали по суду. Без издевательства.
- Расскажите, - голос у меня охрип. - Кто? Чего хотят? Что вы предлагаете?
- Тут про нас легенду придумали, - начал Петрович,- что мы на золоте едим. У нас, действительно, есть недалеко золотая россыпь. И пока мы тропу в райцентр не пробили, самородки детишки собирали. В кузне ложки, вилки лили. Железо для нас было дороже. В райцентре же мы только золотом и могли рассчитываться. Покупали то, чего здесь «не растёт». Инструмент, оборудование. Вот легенда и пошла.
- По этой легенде мы о вас и узнали, – сказал Димон.
- Ну да. Пока власть была у местного богатея, золото к нему шло. Сейчас власть другая. Золото принимает государство. Рассчитывается векселями. Бумага такая. Нам удобно. Деньги не таскать, и по векселям дешевле, цена оптовая. Слух был, что богатей наш хочет слинять куда-то. Прижали его здесь. Обманывать не дают. Похоже, что нанял он бандюков, чтобы у нас золото забрать. Напасть здесь они побоялись. Мы их в тайге бы схоронили. Вот и решили золото наше на пути взять. Напали, тут недалеко, полдня пути, там наша заимка охотничья.
- Так почему напали на обратном пути? Вряд ли они золото обратно везут, - спросил я.
- Сколько там золота они бы могли взять? Там и кило не было. А сейчас они за Командира и остальных выкуп требуют, двадцать кило. Дали нам сутки, чтобы собрать. Завтра к обеду должны мы золото принести. Вот, мозгуем, что делать.
- А это реально, собрать двадцать килограмм? – спросил я.
- В том-то и дело, мы и не знаем. Двое у нас нас золотишко моют помаленьку, для всех. Пять кило с хвостиком имеется. Для электростанции собираем. А где за сутки ещё пятнадцать набрать? Сейчас народ подключится. Мы тут серьги, кольца лили. Как премии, как подарки.
- А отбить нельзя? Тайга ведь ваш дом родной.
- Как же, думаем. Но заимка, как острог построена. Забор четыре метра. Домики тоже пуля не возьмёт. Да и оружия у нас, две двустволки. У них пулемёт, автоматы и гранаты.
- А что с остальными людьми?
- Их отдельно держат. Бандитам они не нужны. Трое, с оборудованием вместе, в сарае сидят. Их пожечь грозят. Командира и директора школы, историка нашего, в зимовье держат. Лошади на улице.
- Вы хотите собрать золото, а потом в пути отбить его. Так?
- Так, да не так. Наши люди будут следом идти почти до райцентра, там и обмен сделать. Командиру и директору руки связали и гранаты привесили. К чекам шнуры подвязали. Если что не так, взорвут.
- И много бандитов?- спросил Димон.
- Не мало. В заимке семерых видел. Может ещё где сидят, в карауле. Вот ты человек военный, подскажи, что делать. Нам этих бандитов из тайги выпускать нельзя. А Командира, директора и людей спасти надо.
- Карта есть?- спросил я.
- Конечно. Наша георгафичка с ребятами составила. Мы все помогали.
Расстелили на столе карту. На нарисованной карте цветными карандашами были нарисованы сопки, село, равнина. На карте стояло множество значков. Грибы, ягоды, олени, медведи, зайцы, разные птицы. От села на край карты шла извилистая линия. Почти у края была нарисована заимка.
- Вот мы, вот заимка, вот тропа, - пояснил Петрович.
- Хорошая карта, - похвалили я, – а медведи вас не беспокоят на заимке? Тут совсем рядом.
- Летом, осенью мы их не тревожим. Они с сопки не спускаются. А зимой спят. Зимой их добываем. Сейчас немного. Медвежатина, не лучшее мясо. Разве, шкуры на обмен.
Я организовал штаб. От села в него вошёл Петрович и председатель Совета, Сергей. От нас – Димон и Ергиз. Ещё я попросил проверить парня, которого отпустили бандиты с ультиматумом.
- Что его проверять? – вопросительно сказал Петрович. – Наш парень. Здесь родился, здесь вырос. Обыкновенный человек. Его отец у бандитов.
- Тем более, надо проверить. Будем делать всё по военному, – решительно сказал я. - С этой минуты мои приказы должны выполняться безоговорочно. Парня прошу изолировать. Ергиз, ты возмёшь Дашу, это дочь соседей Командира, переговорите с учителями, с молодёжью. Потом, один, поговоришь с этим гонцом. Только ружьё не таскай.
- Хорошо, Командир, – отчеканил Ергиз.
- Посыльного позовите, Петрович. Пусть за Дашей сбегает. Нам посыльных четверо надо.
- Крутой у нас Командир, - проворчал Петрович, - покруче бати. Сейчас посыльный за гонцом сбегает, я его домой отпустил, позавтракать.
- Пусть поест и сразу сюда, а здесь придумайте, куда гонца поместить, чтобы никто с ним не общался. Поставьте охрану.
- Но золото мы будем собирать? - не понял председатель Сергей.
- Не как сын, а как военный, я вам говорю: «Золото надо собрать». Желательно, все двадцать кило. Прошу этим заняться.
Пришла Даша с корзинкой.
- Мама просила вам принести. Вы же не завтракали. Тут в горшочках картошечка с мясом и чай.
- Спасибо, Даша. У меня к тебе просьба. Ты про разведчиков книжки читала?
- Да. У нас книг много. Немного обгорели, правда. Я читала.
- Вы с Ергизом мои разведчики. Вам надо узнать, нет ли в нашем селе предателей.
У Даши округлились глаза, но она послушно склонила голову. Она посмотрела на Ергиза.
- Ты познакомишь Ергиза с учителями, с ребятами. Он будет спрашивать сам или попросит тебя. С этой минуты, ты - мой солдат. Выполняешь приказы мои и Ергиза. Согласна, Даша?
- Да. Я для дяди Командира всё сделаю. У нас его все любят.
Я подошёл к ней и сказал негромко:
- Мы победим, Даша. И Командира, и всех спасём.
Мы с Димоном сели перекусить. Я продумывал операцию.
- Почему ты думаешь, что у бандитов есть сообщники здесь? - спросил Димон.
- Дело даже не в сообщнике, хотя я это не исключаю. Бандиты не знают, что мы здесь и силы сельчан увеличились. Надо чтобы и не узнали. Своим подозрением мы усилим бдительность. Может и жестоко, но это, Димон, война.
Я ещё и ещё читал карту. Теперь я видел бугры, опушки, кусты и ручьи. План начал вырисовываться.
- Димон, попроси найти тех, кто был на заимке. Пусть придут.
Вскоре, два мужичка рассказали нам про заимку всё, что знали и видели. Она была, как крепость. От зверья всякого. Димон нарисовал её план и пошёл с мужиками «помозговать».
Было сформировано три группы из добровольцев. Они пошли готовить оружие. К обеду подошёл Ергиз.
- Командир,- сказал Ергиз и потёр руки,- я многое узнал. В селе есть недовольные, а в отряде бандитов может быть сообщник.
- Кто попал на заметку?
Ергиз подал мне листок из тетрадки. Аккуратным девичим почерком было записаны четыре фамилии и через чёрточку причины подозрений, явно слова Ергиза.
- Что рассказал гонец?
- Рассказал, куда они в райцентре ходили. Потом, как шли по тропе. Как их захватили. Что с ними в заимке делали. Про заимку рассказал. Я так думаю, один из них предатель.
Ергиз подробно рассказал всё, что он узнал, и что, по его мнению, там произошло. Показал на рисунке заимки её уязвимые места.
- Хорошо Ергиз. Иди пообедай и приходи сюда. Тебе особое задание будет.
Через час Ергиз незаметно ушел из села.
Димон готовил своё и моё снаряжение, проверял подготовку добровольцев.
Три человека из списка были отправлены «в резерв», на охрану села. Четвёртый в списке был из тех, кто в плену. Но это был не отец нашего гонца.
Я решил переговорить с парнем. Меня повёл Юра, который был горд, что его назначили посыльным.
- Юра, есть секретное поручение.
- Выполню, товарищ Командир, - козырнул Юра к светлым вихрам.
- Я в школу пойду, а ты бы незаметно посмотрел, кто из взрослых в школу приходить будет. И мне потом доложишь.
- Я разведчиком буду? – я кивнул. - Есть, товарищ Командир.
Я сразу заметил дверь, подпертую деревянным обрезком. В селе, в принципе, не было запоров и замков.
Парень лежал на столе и дремал. Он вскочил и испугано посмотрел на меня. Потом тихо сказал:
- За что меня здесь держат? Я же не виноват. Командир сам приказал всем положить оружие. Он сам сказал им, чтобы послали меня, потому что я быстро бегаю. Я чемпион школы по бегу.
- Хорошо. Но ты умный парень, не так ли?
- Да, - растеряно проговорил парень.
- Тогда ты должен понять, что такое нападение планировали давно. Так?
- Да, - парень не понимал к чему я клоню.
- Тогда ты понимаешь, что без помощи из села их план мог не сработать. Вдруг в селе не было бы запаса золота. Так ведь?
- Да, - нерешительно ответил парень.
- Сообщник бандитов был и среди вас. Ведь вы должны были дойти домой к вечеру? Так?
- Да, - парень стал понимать, что я хочу. Он подумал и заговорил:
- Мы сначала очень хорошо шли. Даже быстрее чем раньше. Тропа хорошая, кони сами идут. На привале мы коней расседлали, попастись. Вот тогда Зорянка и свалилась со склона вниз. Когда дядя Егор её посмотрел, то сказал, что она ногу повредила. Мужики шину ей поставили. Потом еле, еле затянули её на тропу. Я дяденьке нерусскому всё рассказал. Из-за этого мы и ночевать остались. Пока разложили груз на трёх лошадей, да и шли медленно. Зорянка хромала.
- А кто эту лошадь вёл, до того, как она упала?
- Мой отец вёл. Он и потом вёл.
- Ты понимаешь, что лошадь сама не могла упасть? Так ведь?
- Да. Не могла, - парень был явно в шоке.
- А её вел твой отец. Теперь ответь на вопрос. Мог твой отец сделать так, чтобы лошадь упала?
- Нет, - горячо заговорил парень,- отец любил Зореньку. Она же могла совсем убиться.
- Кто тогда мог? Кто лошадей не любит?
- Дядька Степан лошадей не любит. Стебает их ни за что. Его и Командир ругал.
- Так зачем его взяли, если он лошадей обижает?
- Он заместо дядьки Валентина поехал, который заболел.
- Ты сколько раз в райцентр ходил?
- Второй. У нас мамка болеет часто. В больницу надо. Командир обещал купить нам дом в райцентре. Там бы склад был, лавка, и мы бы там жили. Я бы пошёл учиться на фельшера.
- Дело хорошее. И что, купили дом?
- Нет ещё. Сговорились по цене. На следующей неделе бы купили. А я в училище бегал. Обещали принять.
- Ну и кто по твоему, мог лошадь столкнуть?
- Не знаю. Дядька Егор всегда лошадей лечит. Дядька Степан, конечно вредный бывает… Не знаю, прямо. За такое, из села в один день выгонят.
- Видишь, ты не зря здесь сидишь. Ты опасный свидетель. Если в селе предатель есть, он тебя убить может. Тут другой выход есть? Незаметно выйти можно?
- Дверь тут одна. Но у нас одно окно открывается изнутри. Через окно можно.
Я пристроил на полено сторожок.
- Что это вы ложите? – спросил паренёк.
- Сторожок. Тот кто придёт к тебе, его свалит. Так узнаем, кто это. Иди к конторе так, чтобы тебя не видели.
Я разместил паренька в дальней комнатке в конторе. И попросил:
- Вижу, что парень ты толковый. Без моего разрешения до темноты, тебе выходить нельзя. И ещё, что бы о себе сегодня не услышал, молчи. Знай, так надо. Не подведёшь?
- Не подведу, дяденька начальник.
День перевалил за полдень. Я собрал штаб и командиров групп. Председатель Сергей доложил первым:
- Золото собрали. В песке и самородках восемь килограмм, восемьсот грамм. Остальное в изделиях, что народ собрал и из музея. Посудное, серёжки, цепочки, всего двадцать килограмм, грамм в грамм. Разложено на три мешка. Самородки и песок отдельно, посудное и домашнее, отдельно.
Я встал и изложил план на завтра:
- Первая группа с Дмитрием, сбор на выходе из села. Выход в пять утра. Вторая группа с Сергеем Павловичем и Петровичем с носильщикам и охраной приходят к конторе и выходят в пять сорок пять. Третья группа с мной. Место сбора - одинокое дерево в пять часов, выход - пять двадцать пять, В первой и в третьей группе будет по два посыльных. Дополнительных указаний не будет. Время подошло, начинаете движение. Понятно, командиры?
- Группы укомплектованы. В каждой по ружью, калибр шестнадцать, картечь, по десять патронов. Я иду с первой группой, значит ещё карабин, тридцать патронов и арбалет, – доложил Димон.
- Во второй группе мужики надёжные. Переговоры веду я, – сказал Петрович..
- Третья группа готова. У меня все следопыты, - доложил мой командир отделения.
- Хорошо. Я, как Командир, утверждаю план. Продовольствия взять на пару дней. Тайга, есть тайга. Командиры отделений, объясните людям план движения. Предупредите бойцов, никакой самодеятельности. Вопросы есть? Вопросов нет. Все свободны.
Командиры ушли. Мы остались втроём, с Петровичем и Сергеем. Резко распахнулась дверь. Влетела дородная женщина с пухлыми ногами. И сразу в крик:
- Вы чего моего мальчика взаперти держите? Ишь начальники собрались. В чём он виноват, что заарестовали? Прав у вас на это нет. Я на вас управу найду, – и ещё, и ещё…
Крикливые женщины, по натуре, трусливы. Свой страх они маскируют криком, так и зверь рычит для устрашения врага. Я переждал шквал, потом спросил:
- Это правда, что вы хотите уехать из села? И что вам на это нужны деньги, или золото?
Она поняла сразу мои обвинения, а как их отвергнуть, если так и было? Она замолчала и потеряно стала оглядываться. На Петровича и Сергея:
- Петрович, ты знашь, муж у обчества просил за меня, - заговорила она испугано, - не мог он так, да ещё сына… Я бы не допустила.
- А если всё-таки. Муж с золотом уедет, вас из села попросят. Вы к нему и уедете. Так может быть? - жестко гнул я.
- Добрый человек, - теперь она просила меня, - не мог он так. Чтобы я не знала…
Я представил, как она пилит своего мужа, обвиняя во всех её бедах. Даже пожалел его.
- Сын ваш побудет у нас под охраной. Завтра во всём разберёмся, может и отпустим. Вы свободны, пока, - отрезал я.
Ошарашенная женщина вышла. А в дверь заглянула мордочка Юры.
- Извините, мне надо выйти на минуту, – я вышел в коридор.
Важный Юра стоял у стены, как заговорщик. Я подошёл.
- Сначала наш электрик зашёл. Я из-за угла смотрел. Он провода подёргал, меня увидел и ушёл.
- Молодец, - похвалил я его. - Как его фамилия?
Юра оттараторил. В моём списке он был.
- Отлично, объявляю тебе благодарность. Разрешаю идти домой отдыхать.
- А я за ним проследил. Он домой ушёл.
Я похвалил его ещё раз. Счастливый Юрка убежал, а я вернулся в комнату.
- Что будем делать с парнем ? – спросил Сергей. – Не пойму, чего мы его держим?
- Если он в числе предателей, то его сообщники должны проявить себя. Так что сидеть ему всю ночь. Завтра всё прояснится.
- Значит, золото отдаём? - теперь спрашивал Петрович.
- Вы можете предложить другие варианты? - встречно спросил я.
- Да нет, – тускло ответил Петрович, что мне очень не понравилось.
- Ну что ж. Все свободны. Ужинаем и отдыхаем. Каждый идёт на своё место сбора.
- Вадим, пошли ко мне ужинать, - позвал Петрович.
- Петрович, извини. Мы пообещали, что к соседям на ужин придём. Не обижайся и Ксении Петровне передай, ладно?
- Да уж ладно, – Петрович ушёл.
Пришла охрана золота и Димон.
- Димон, пойдём к Володе на ужин, раз обещали.
- Пойдём. Когда ещё поесть получится.
Володя встретил нас у дома. Нина сидела за столом. Когда мы вошли, она повернулись ко мне. В глазах было сострадание и страх. Она с усилием улыбнулась и стала ставить на стол.
- Ничего, - браво заговорил я, - освободим Командира и ваших людей, бандитов истребим или накажем по закону.
Я говорил абсолютно искренне. Я знал, если с отцом, что-то случится, вся эта свора будет висеть на деревьях, и Заказчик умрёт не своей смертью.
- Давай, Нина, ложки деревянные. Мы за золотом не гоняемся, - сказал Володя нам с Димоном, – за Командира мы их порвём, это точно, любой скажет.
- Володя, Нина,- сказал я негромко, когда мы стали пить чай, - я хочу попросить вас подумать и ответить как на духу.
- Я отвечу, как на исповеди, - тихо ответила Нина.
- Я тоже, - эхом повторил Володя.
- Кто в селе второй после отца?
- Петрович. Хотя и Сергей, по моему, хотел бы стать на его место, – Володя сказал это уверенно.
- Что не нравится людям в стиле руководства отца?
- Его авторитет, – мягко заговорила Нина, - некоторым кажется, что он всех подавляет. Коммуна, это тяжело. Все равны, значит, и распределение должно быть равным, но все работают по разному, семьи разные. Всем одинаковое не купишь, а разное, стоит по разному. Обиды мелкие, но они есть.
- Что хотят люди?
- Как до войны, - продолжила Нина, - деньги на руки, магазин с товарами, поездки, куда хочется. Не понимают, что это не возможно. А сейчас ещё вас послушали…
- Значит, Петрович не тянет на Командира?
- Не тянет. Он устал. Командир тоже устал, хоть и не подаёт вида, а по Петровичу уже видно, – сказал Володя.
- Володя, Нина, спасибо вам. Вы нам очень помогли.
На крыльце послышались шаги, и в двери появился Петрович.
- Здорово вам, - начал он с порога, - Вадим я к тебе. Поговорить надо. Вдвоём.
Мы прошли в нашу с Димоном комнату.
- Вадим, скажи, ты уверен, что у нас получится Командира отбить? Что задумал-то? До конца не договариваешь.
- Петрович, всё очень серьёзно. Я не жил здесь. Я никого не знаю, не могу я всем доверять. Кроме как, тебе.
- Понимаю. Не хочется думать, что среди нас есть пособники бандитов. Но и исключать нельзя. Как быть?
- Петрович. Вероятность простого размена «золото – люди» мало вероятно. Им нужно не только золото. Им надо устрашить вас на годы вперёд, чтобы качать золото и дальше.
- И что же делать?
- Присмотри за Сергеем. Переговоры надо затянуть. Не уступать. Золото, мол, отдадим только когда освободят всех. Понаглее. Они вас тоже боятся. Паренька я заберу с собой. Он с отцом, уверен, «чистые». Мы уйдём в ночь пораньше. Вы - как договорились. Идите не торопясь. Пусть мужики возьмут медвежьи рогатины. Прикажи от моего имени.
- Да, сегодня ночь будет бессонная, - заметил Петрович, уходя.
- Главное, чтобы её хватило.
Стемнело. Вошёл Димон.
- Катя тоже принесла золото, я видел. Ергиз наказал его отдать, – сказал он удовлетворённо.
- Молодцы, настоящие люди. Действуем, как договорились. Давай проверим рации.
А я ведь рации тоже не хотел брать.
- Что в них толку, - говорил я Сергею Владимировичу, - дальность три километра. Детская игрушка. Оказывается, толк может быть.
Из темноты появился Ергиз.
- Учительша, нас вчера по селу водила. Мне сказали где вы ночуете, – пояснил он. Командир, всё, как ты говорил. Шел предупредить. Там есть другие бандиты. Хотят напасть раньше, забрать золото. У них сообщники есть в остроге.
- И наших заложников убъют. Не те, так другие, – сказал я вслух.
- Точно, Командир.
- Где твой пленник?
- В лесу спрятал. Надо было убить его сразу, Командир.
- Нельзя Ергиз. Судить его должны сами жители. Встретимся, где договорились.
Ергиз ушёл. Димон слушал молча. Потом сказал:
- Действуй, брательник, прорвёмся, – взял свою амуницию и тоже ушёл. Карабин он оставил мне.
Собрался и я. Нина и девочки проводили меня. Село было погружено в темноту. Редко какое окно слабо подсвечивалось сальным светильником. Я зашёл в контору. Петрович с Володей загружали деревянный сундук.
- Красиво сделан, - восхитился я светлой полировкой и красивыми вырезанными разводами на крышках и боках.
- По другому не умеем, - ответил Володя и широкой ладонью, погладил кромку.
- Пока, Петрович, до завтра.
- До завтра, Вадим, - и закрепил крепким рукопожатием.
Я прошёл к нашему задержанному. Тот сидел у окна и вглядывался в темноту.
- Миша, - парень резко обернулся,- у тебя есть выбор. Можешь идти домой к матери и ждать нас. Можешь пойти с нами, но это будет трудно и опасно.
- Я пойду с вами. Там же отец.
- Сходи, предупреди мать. Возьми, что охотничего у вас есть. Рогатину, вилы…
- Я топор возьму. Я его хорошо кидаю. Как Чингакчук – Большой Змей.
- Хорошо, приходи к одинокой сосне на берегу. У тебя двадцать минут.
Командир моего отделения уже был на месте. Мы присели у корней сосны и обговорили завтрашний день. Через полчаса все были в сборе. Крестьянское войско. Рогатины, выгнутые пикой вилы, дубинка. Топоры не у всех. Миша был с нами. Речей не было. Молча, мы вошли в темные заросли. К рассвету нам надо было пройти немалое расстояние до намеченного места.
Я ещё раз убедился, как умеют ходить охотники. Мы шли плотной змейкой. Проводник вел нас уверенно, будто по ровной дороге. Изредка по колонне проходило негромкое:
- Осторожно, справа обрыв, - или, - осторожно, камень.
Постепенно светлело. Темп стал ещё выше. Мы шли без тропы, почти в полной темноте. Потянуло дымком.
Проводник остановился, прошептал:
- Где ваш охотник их видел, там и костер.
Подошёл отделенный командир:
- Накроем может? Спят ведь, наверное.
- Пусть спят. Оставь двоих с проводником. Когда они утром у тропы в засаду сядут, пусть проводник к нам идёт. На тропе знак оставим, он найдёт.
Наконец засветлело. Мы шли вдоль тропы. Оказалось, не зря. По тропе чуть не бегом прошли двое вооружённых, в камуфляже.
- К бандитам бегут, - прошептал отделенный.
- Пошли дальше. Посмотрим, что к чему, - ответил я.
Взошло солнце. Солнечные лучи святящими полосами пронизывали лес.
- Всё, пришли, - сказал чуть слышно отделенный. - Вон за деревьями заимка. Костёр там у них. И шум какой-то. Слышите голоса?
В утренней тишине были слышны крики и маты.
Я рассказал отделенному свой план. Немного задумавшись, тот коротко ответил:
- Хорошо. Сейчас позову его.
Пришёл паренёк.
- Миша. Ты готов совершить подвиг? - так когда-то меня спрашивал дед.
- Да. А что надо сделать? - Миша передвинул топор из-за спины на бок.
- Тебе надо пойти к бандитам. Сказать, что ты пришёл специально, чтобы предупредить. Что золото собрали. И что видел на тропе двоих с автоматами. Шли к селу. Согласен?
- Согласен, - без восторга ответил Миша. - Что ещё им сказать?
- Скажешь, что в селе поймали Аркадия и тот сознался, что караван разграбят ещё по дороге. Другие разбойники. Что среди них есть подельники из их банды. Они всех хотят убить из засады. Что с караваном пойдёт много мужиков. Вот только с ружьями у нас плохо.
- А они поверят? – с сомнением спросил Миша. - Откуда я это узнал?
- От Петровича, Миша. Только про ружья не говори сразу. Только если сильно допытываться будут, – инструктировал его я. - А двоих, ты сам видел. Скажешь, что Петрович послал предупредить вас, чтобы упредили. А то, сказал, всякое может. Нам больше золота не собрать. А наши мужики, мол, у вас.
- Так я не один пойду? – уточнил Миша.
- Один. Скажешь, что вас двое. Скажешь, что товарищ твой издали наблюдает и ждёт. Как увидит, что они вышли, побежит вперед, предупредить, чтобы крови не было. Скажешь, что Петрович просил на руку белую полосу подвязать. Если у них тряпки нет, дашь вот это, - я дал ему свёрнутый кусок белой ткани.
- Ладно, - сказал Миша с волнением, - а мне что дальше делать?
- Миша, это по обстановке. Они могут тебя оставить. С собой взять. Как получится. Вот тебе нож, на всякий случай. Засунь его вот сюда, - я показал, - тут не найдут. Если будут руки связывать, сделай вот так. Легче освободиться.
- Митрий, - позвал отделенный одного из бойцов, - ты Миху до бандитов проводишь. На опушке подождёшь, чтоб тебя. заметили. Вот, на рукав завяжи тряпку. Надо так. Как Мишка зайдёт, ты сматывайся на ту сопку, следить. Когда бандиты выйдут, давай к нам.
- Сделаем, - и Митрий завязал повязку.
- Ну, Миша, с богом. Иди.
Так дед мой говаривал, хотя был полный атеист.
Миша и Митрий вышли на тропу.
Я с отделенным поднялся на взгорок. Отсюда была виден забор заимки. Вскоре к забору подошёл Миша. Начал стучать. В бинокль было видно, как сначала открылось окошко, потом приоткрылись узкие ворота. Вышел мужик с автоматом на шее. Ушёл. Миша оглянулся. Его позвали. Миша зашёл, и ворота закрылись. Потекли минуты ожидания.
Прошло уже полчаса, но ничего не изменилось. Также поднимался дымок из невидимого нам, очага. Прошло ещё пятнадцать минут. Почему ничего не происходит? Может я ошибся в Мише?
Вдруг в тишине зазвучали далёкие автоматные очереди. Наверху высокого забора появилась фигура с автоматом. Потом исчезла.
Вскоре распахнулись ворота и из них вышли лошади с всадниками. На первой сидел Миша, привязанный спереди к мужику с автоматом в руках. За ним ешё две лошади, на одной здоровяк с пулемётом, другая с автоматчиком. Вышли ещё пятеро. Трое уцепились за стремена и лошадей пустили лёгкой рысью. Все были с повязками. Кроме Миши. Двое оставшихся, закрыли ворота.
- Егор с ними побежал, - зло сказал отделенный. - Сволочь. Убью, если встречу.
- Нам тоже пора в дорогу. Командир, поднимай бойцов.
- А как же заимка? Там же наши?
- Заимкой займутся другие. Нам главное, никого обратно не прот
пустить.
Отряд разбился пополам, и быстрым шагом мы двинулись с двух сторон параллельно тропе. Через полчаса первый улов. По тропе бежал сломя голову человек в куртке. Автомат болтался у него на груди, но он его не замечал. Командир кивнул одному из бойцов. Тот исчез. Мелькнула тень из леса и беглец скрылся под нашим бойцом. Через минуту он уже сидел связанный перед нами. Его колотила дрожь. Автомат уже висел на шее бойца. Я даже не успел задать вопрос.
- Медведи, медведи, - говорил бессвязно бандит, - там медведи.
- Отвечай быстро, - приказал я, доставая пистолет.- Сколько вас?
- Семь… было.
- Караван подошёл?
- Какой караван? А, не, ещё нет. Медведи выскочили. Мы в засаде… Сидели… А они на нас. Медведи… Сверху… Косого по спине… Кости наружу.
Снова застучали выстрелы. Дробно застучал пулемёт. Пленник задрожал.
- Сколько ваших осталось?
- Не знаю. Косого видел и Длинного. Медведь перекусил ему шею. Я драпанул.
- Лошадей видел?
- Видел. Они проехали, я на тропу и выскочил.
События развивались нормально. Мы пошли к тропе.
- Куда его? – спросил я отделенного.
- Прикопаем. Тайга большая, места хватит, - спокойно ответил отделенный.
Двое мужиков увели пленника в чащу. Я не вмешался. Тут свои законы. Жестокие, в чём-то справедливые, в чём-то нет. Может, и можно перевоспитать бандюка, но кому здесь это надо?
Мы пошли дальше. Вскоре подошли те, что увели пленника. У одного из охотников висел пояс с его ножом.
Из-за поворота галопом вылетела лошадь, за ней тащился, застрявший в стремени, бандит. Голова его была разбита. Навстречу лошади кинулся боец. Я думал, что сейчас боец погибнет под копытами, но лошадь остановилась, а парень отпустил шею коня и спокойно взял повод.
- Готов, - сказал нам, освобождая стремя.
- Надо побыстрее убрать тело и спрятать лошадь, - приказал я отделенному.
- Сделаем, - ответил тот.
Вздрагивающую лошадь увели в одну сторону, погибшего в кусты. Мы разжились ещё одним автоматом.
За следующим поворотом лежал ещё один бандит с белой полосой на рукаве. Мы подошли. Мужик был без сознания. Голова в крови.
- Спрячь этого, - приказал я отделенному. Тот кивнул бойцу.
Крепкий боец закинул бандита на лошадь и связал его руки и ноги, вставил кляп. Мы пошли дальше, а боец увёл лошадь. Теперь у нас было уже три автомата. Ещё немного и мы увидели неподвижно лежащего Мишу.
Миша лежал чуть в стороне. Мы подошли к нему. Миша поднял на нас мутный взгляд и сказал зло:
- Получили, сволочи. Наши мишки вас всё равно порвут, - потом поморгал и удивлённо спросил: - Дядя Командир? Где мы?
- Пока в лесу, Миша, – я присел перед ним. Боец развязывал Мише руки, - ты с нами. Мы побеждаем.
Миша сел. Мужики подхватили его и мы укрылись в кустах.
- Они отца, плетью, при мне, - как будто отхаркивал слова Миша - «Кто послал? Зачем послал?» И кнутом… до крови. Как я их ненавижу. Дядьку Егора, задушу. Сам. Если бы стрелять не начали, забили бы папку.
Стрельба стихла. По тропе бежал бандит с повязкой за лошадью.
- Не трогайте, посмотрим, куда, - предупредил я.
Наконец он схватил поводья и быстрым шагом повёл обратно. Дальше мы пошли низом от тропы. По пути увидели убитого медведя и трёх разбойников. Два были застрелены, одного заломал убитый медведь. К отделенному подошёл разведчик с автоматом, шепнул что-то. Отделенный подошёл ко мне:
- Спрашивал, что делать с недобитками. Я сказал, что займёмся потом. Наверху ещё трое лежат. Двое пока живые.
- Правильно. Мы идём к месту встречи.
Парень растворился в траве. Вскоре к нам вышел другой разведчик. Уже с автоматом. Осторожно вывел нас за кусты.
На краю поляны стоял наш «обоз». Сундук стоял на земле. Рядом с двух сторон Петрович и Председатель. Неподалёку, двое носильщиков с длинной палкой. Сбоку и за ними стояло наше войско. Два ружья, рогатины, дубины.
С противоположной стороны на поляну выходили потрёпанные бандиты. Их осталось четверо. Но пулемёт и автоматы давали им перевес.
Мои бойцы взяли их на прицел. Можно было открыть огонь. Преимущество у нас было. Но достаточно одной очереди бандитов и убитых не избежать. Расстояние уменьшалось. Петрович вышел вперёд и поднял руку.
- Стой, мужики! – крикнул он хрипло. - Давай по честному. Без крови.
Я махнул своему отделенному. Четверо моих бойцов с автоматами, не торопясь, вышли из кустов.
Бандиты остановились. Здоровяк поводил пулемётом и заговорил:
- Покажите.
Петрович открыл крышку. Здоровяк сделал шаг. Мои бойцы поиграли автоматами.
- Высыпайте на землю, может камни там, – сказал здоровяк, отступая к своим.
Наш боец снял плащ и разостлал его на земле. На него из сундука высыпали мешочки с золотом. Бандиты напряглись. Двое парней высыпали на плащ самородки, мелкую утварь, ложки, вилки, кольца, браслеты. Мешочки с золотым песком пересыпали в один из освобождённых мешочков.
- Всё по честному, - проговорил Петрович. - Убедились?
- Нормально, – хрипло ответил здоровяк, - давайте золото и мы уйдём. Заберёте своих в заимке. Они нам на фиг не нужны.
- Нет, - твёрдо сказал Петрович, - вам веры нет. Порядок будет такой. Мы идем с вами до заимки. Вы выводите наших мужиков и забираете сундук. И мы уходим.
- Вы тут не особо, - заворчал здоровяк, - пулемёт видите?
- Пулемёт мы видим, а нашего снайпера ты не видишь. Или соглашаетесь, или всех положим, а заимку штурмом возьмём.
- Ладно. Давайте по вашему, – сказал здоровяк. - Только имейте ввиду, без нас вы от своих только фарш получите.
- Мы люди честные. Как я сказал, так и сделаем, - сказал Петрович. - Ребята, ссыпайте обратно в сундук.
- Серый, давай коня, - крикнул здоровяк.
Здоровяк сел в седло задом наперёд и положил пулемёт на колени. Его подельник взял коня под узцы и колонна тронулась. Наши носильщики подняли сундук. Сбоку пристроились автоматчики. Позади вытянулась небольшая колонна с торчащими рогатинами.
- Там медведи ходят, - опасливо сказал здоровяк и кивнул на сопку.
- Защитим, - сказал громко Петрович. - Так мужики?
- Да, - дружно и весело гаркнули мужики.
Колонна прошла мимо.
Я пошёл лесом в хвосте колонны. На первом же повороте отправил посыльного передать Петровичу приказ: «Отправь шестерых выше по склону, медведей отогнать».
А отделенному сказал:
- Возьмёшь людей от Петровича и вперёд по сопке. Собери оружие. Бандитов раненых свяжите и на тропу. На обратном пути заберём. Я буду идти за конвоем.
- Сделаем командир.
Вскоре, услышал звонкий голос Сергея:
- Куренко, возьми пятерых. Идите верхом по склону. Медведей отгоняйте. Выполнять.
«Парень власть любит», - отметил я про себя.
Конвой поредел. Здоровяк посмотрел на сопку и промолчал. Слышались только негромкие шаги да шум ветра в листве. В нагрудном кармане затрепетала рация. Я отстал от отряда.
Димон сказал ровным голосом:
- Ждём. Всё по плану.
- Идём. Встреча через полчаса. Осталось четверо, - ответил я и ускорил шаг.
Через полчаса показалась заимка. Наверху показалась фигура с автоматом и исчезла. Ворота приоткрылись. Отряд остановился.
- Заходи, там разменяем, - заорал здоровяк.
- Нет, - возражил Петрович, – пусть наших выведут. Их забираем, золото оставляем.
- Приведите там… всех, - зло сказал здоровяк, - я вас тут подожду. – Слез с лошади, поставил пулемёт на седло и направил в сторону нашей колонны.
Бандиты скрылись за воротами.
Прошло несколько тревожных минут тишины. Вдруг голову здоровяка охватила петля. Сильный рывок. Здоровяк летит спиной в проём ворот. Ворота распахиваются. Толпа наших людей с Димоном во главе, выскочили и радостно заорали:
- Ура! Мы победили.
В толпе стоял мой отец. Рядом с ним пожилой человек в больших очках. Значит директор. Рядом, Димон. Отец пошёл навстречу. Он сильно постарел, волосы побелели. Но годы его не согнули. Он шёл быстрым шагом к Петровичу:
- Друг, Петрович, спасибо тебе. Мы тут заждались вас, – они обнялись. – А это что? - он показал на сундук.
- Выкуп за вас, Командир. Двадцать кило. Откройте, - сказал Петрович.
Крышку откинули. Сверкнули самородки, самодельные цепочки, кольца, серьги. У отца повлажнели глаза. У директора по щеке побежала слезинка.
- Спасибо вам, люди! – прерывающимся голосом сказал отец.
- Спасибо, - повторил директор.
Наконец отец увидел меня. Как незнакомого бородача.
- Вы друг молодого человека, который освободил нас? Где я вас мог видеть? - спросил отец.
Я хотел сказать, что это я, Вадим, сын его. Но не мог открыть рта. Сковало челюсти.
- Командир, это твой сын, Вадим, – радостно сказал Петрович. - Это он разработал операцию по вашему освобождению.
Я стоял напротив отца, не в силах двинуться навстречу. Стоял и читал на его лице родные черты, затёртые безжалостным временем.
- Сынок, - нечасто он звал меня так.
- Отец, - выдохнул я, мы шагнули навстречу и обнялись.
Стояла радостная тишина. И она взорвалась. Все начали кричать и хлопать. Это помогло мне взять себя в руки. Подошёл Димон.
- Отец, а это Дима, дяди Славы. Брат, - Димон протянул руку.
- А я смотрю, что-то знакомое лицо, но даже подумать не мог...
Они обнялись. А рядом Миша осторожно обнимал отца.
Отряд вошёл в заимку. Следом Ергиз привёл лошадь, ласково успокаивая её. На лошадь была накинута медвежья шкура, на верёвке тащилась туша медведя. За ним шли остальные бойцы. Кругом был радостный гомон. Все делились друг с другом своими переживаниями. Уже горели костры, готовилась медвежатина.
Начальники отрядов, отец, Петрович, директор, председатель Сергей и я с Димоном сидели в просторной избушке. Начальники решали судьбу бандитов.
- По законам нашего села за бандитизм и разбой - смерть, - сказал отец, - они ещё и наёмники. Ваше мнение, Петрович, что скажешь?
- В тайге я бы не задумывался. А тут без суда, вроде, как убийство. А как ты, Серёга?
- Я, получается, власть. Если организовать суд в селе, то можно будет повесить законно. Я утвержу.
- Молодой человек, - вмешался директор. - Вы сильно замахнулись. У нас не княжество, а вы не князь. Мы живём в государстве. По его законам. Государство должно судить, и не только их, но и сообщников. Вы же согласны, что это заказной разбой?
- Значит, тащить их в центр, доказывать, а как? Начнутся хождения туда, сюда. Работать будет некогда. Автоматы придётся сдать, - сокрушённо проговорил Сергей.
А что скажут представители столицы? - улыбнулся отец нам.
- Сдать в милицию. Сейчас за разбой - расстрел или каторга. Они наверняка ещё где-то засветились, - ответил я. - Главное заказчика найти, с него спросят ещё строже.
- Заказчика я знаю, - сказал отец. - Пока вас ждали, нам много интересного рассказали его шавки. Это наш местный олигарх Свистунов. Рвануть за границу собрался. Обещал и этих придурков с собой взять. Думаю, довёл бы он их до первого обрыва. Циник и жадоба.
- Я предоставлю доказательства, - сказал я, вытаскивая камеру. - Сейчас покажу, что уже записал. Потом запишем показания свидетелей. Потом допрос бандитов. Пойдем с вашим представителем. Прессу подключим. У нас бандитизм искоренили. И у вас надо.
- Командиры, - в избушку заглянул молодой парнишка,- мне велели пригласить вас к столу.
Обед прошёл весело и дружно. Без капли спиртного. Петрович попросил Ергиза рассказать, как он заставил медведей напасть на бандитов.
- Твоя Полина, - сказал он в сторону Петровича, дала шкуру, что на полу лежит. Я её мало, мало портил, медвежьим дерьмом натёр. Потом медвежонка украл. Маленький, а сердитый - рубаху порвал. По траве протащил, привязал и рот освободил. Он заверещал, а я убежал. Медведица прибежала. Эти разбойники бегать и кричать стали. Тогда и другие медведи прибежали.
- Все молодцы, - заключил Петрович. - Брат его, пока мы шли, – показал на Димона, - с нашими ребятами, забор одолели, охрану повязали и наших освободили. А Миша помог выманить бандитов из заимки, что облегчило нам их захват. И вы, дорогие сельчане, не дрогнули перед дулами пулемёта и автоматов. И бандиты струсили. Все вместе мы победили. Ура, товарищи!
«Ура» подхватили все.
Обоз вышел из заимки. Лошади везли оборудование. Хромую лошадь вёл Миша. Так и не пригодившийся топор торчал у него за поясом. Сзади колонны конвоировали связанных бандитов. У места нападения медведей, сделали волокуши. Тащили убитых медведей и бандитов. Егора и еще одного разбойника, подранных медведем, несли на носилках. Несмотря на это, дошли быстро. Командир отправил двух гонцов ещё с заимки, чтобы успокоить народ. Нас уже ждали. Вечером, теперь уже всё село, рассветилось кострами. Ужин шёл на улице под музыку и песни школьников. Потом начались танцы. Плавные вальсы сменялись ритмами. Мало, кто устоял в стороне. Отец тоже вышел и начал выделывать коленца, вызывая восторг зрителей.
- Впервые село гуляет за полночь, - сказал мне, отдышиваясь, отец. - Я не танцевал с Ачинска. Почти двадцать лет прошло. Мужик, - он погладил меня по голове, - и тоже седой.
Пришёл хлопец с большими глазёнками:
- Дядя Командир, папка помирает просит Вас прийти. Сказать хочет.
- Какого Командира он просит? - спросил я.
- Вас и просит. Который из города.
Мы прошли в другой конец села, укутанный молчаливой тьмой. Зашли в дом. В прихожей, колеблющийся свет коптилки, высвечивал на лавке под простынёй Егора. Это был нестарый мужик. Он неровно дышал. Жена с девочкой на руках безучастно смотрела на обострившееся лицо мужа. Хлопец отступил куда-то в тень. Егор открыл глаза. Я поставил фонарь на стол и включил.
- Спасибо, что не побрезговал, - тихо с усилием сказал Егор. - Ты человек приезжий, ты поймёшь, – Егор собрался с силами, - дурак я, сам виноват. Человеческой жизни захотел. Чтобы электричество было, вода, и туалет тёплый. В Ачинск хотел, – он кашлянул и струйка крови стекла с губ на подушку, - умру тут последним человеком, горит внутри. Начальником я был. Сам мэр руку мне жал. Не за себя прошу, – повёл глазами, - за них. В Ачинск отправить. Там сын у меня. Как ты. Скажешь: «Отец просил... Вырастить». Дай мне…
Я думал, что он будет просить моего обещания, но оказалось другое. Жена подала синюю книжечку и четвертушку бумаги. Положила Егору на грудь.
- Возьми, - голосом начальника выдохнул Егор, - тут депутатский, и адрес с фамилией. Её выгонят из села. Она не виновата. Скажи Командиру, просил перед смертью прощения у всех. Без меня они, - снова повёл глаза на жену, - сгибнут. Помоги, как Человек.
Я видел этого Егора, когда-то большого начальника, в первый и в последний раз. Он говорил уже, стоя в могиле. Я могу пообещать, могу плюнуть. Кто он мне? Я обвёл глазами комнату. Такая же скромная обстановка. Всё самодельное. Цветочки, нарисованные детской рукой. И глаза жены, полные безнадёги. И испуганные глазёнки девочки, и тоскливые огромные глаза мальчишки.
- Обещаю, – сказал я твёрдо, - дети за родителя не отвечают. Умирай спокойно.
Взял бумажки и вышел.
Я шел из темноты к свету костров. Мне не было жаль этого человека. Я знал, к чему приводит предательство. Сам расстреливал предателей без пощады. Но в детях и жене я увидел ещё одну судьбу, изломанную войной. Двадцать лет прошло, а война всё ломает и ломает.
Но праздник не кончился так просто. Утром нас поднял глухой грохот, похожий на барабанный бой. И звонкий крик:
- Пожар. Пожар.
- Кто-то костёр не потушил, - сказал Димон, когда мы натягивали штаны.
«Неужели жена Егора решилась на самосожжение», - подумал я.
Мы выскочили на улицу. Народ бежал к центру села. Горел дом. Это было далеко от дома Егора. Мне стало спокойнее. Люди бежали с деревянными вёдрами. Речка была всё-таки не так близко, дом был сухой и горел как порох. Потушить его было невозможно. Люди поливали соседние дома. Теперь я понял, почему дома стояли далеко друг от друга.
- Чей это дом? – спросил я какого-то жителя, бегущего с пустым ведром.
- Да это Аркашки Криворучки, - ответил тот и побежал дальше. В толпе я увидел Ергиза и Катю. Они притащили вёдра и обливали стену соседнего дома. Я подошёл к ним. Даже в такую суетную минуту они были вместе. Глазами, движениями.
- Катя, спросил я, - не знаешь, что с хозяевами?
За Катю ответила Ксения Петровна:
- Это тот подлец, что с бандитами снюхался. Сбежал с семьёй, а дом поджёг. Хорошо, что ветра нет.
- Его отпустили? - удивился я.
- Нельзя было его оставлять, - сказал Ергиз, – подлый человек.
- Спортился он, когда в райцентре месяц зимой прожил из-за морозов. И жёнку стал поколачивать, - походя сказала одна из женщин. – Говорят, любовницу там завёл.
Пожар сожрал дом и стал затихать. Солнце выглянуло из-за сопки. Его яркий свет сделал пепелище большим костром со струйками дыма и красными огоньками. Народ начал расходиться. Начальники пошли в контору. Мы с Димоном пошли следом.
- Аркашка сбежал, - встретил нас выходящий из конторы отец. – Всё перерыл, золото искал.
- А его у меня оставили, - продолжил Петрович, - вчера занесли, ближе было. В горнице стоит.
- Где арестованный ваш находился? – спросил Димон.
- В сараюшке, дрова там у нас. – показал Сергей и отвел взгляд.
Мы пошли за глухую стену конторы к дровнику. Я обратил внимание на кучку сухих веток у самой стены. Она не вписывалась в общий порядок. Я подошёл ближе. Было видно, что ветки уже горели, но чьи-то ноги разметали огонь, вдавили в траву уголья и пепел. Тут же валялся самошитый тапок, такие тут носили почти все. Подошва на нём прогорела до дыр. Ко мне подошли остальные.
Когда отец увидел приготовленный костёр, он рассвирипел:
- Сергей, почему эта сволочь оказалась на свободе? Я приказал его охранять. Как он выбрался?
- Я не знаю. Я на празднике со всеми вместе был, вы же видели.
- Вы сами запирали сарай? - спросил Димон.
- Нет, закрывал его Игорь Величко, я поручил, - сказал Сергей и вдруг его лицо покраснело и выступил пот.
- Величко сюда, по быстрому, – распорядился отец.
- Здесь ваши следы, Сергей, - спокойно, от сарая, сказал Димон.
Сергей смешался, лицо сморщилось, казалось, он сейчас разревётся.
- Я его отпустил. Жена тут приходила, плакала. Мы же с ним в дружбе были. На рыбалку, там…
- Говори по делу, - прервал его отец.
- Решил я с ним поговорить по человечески, узнать, почему он так сделал, может, ещё что выяснить. Ну и подошёл к сараю…- Сергей замолчал.
- Сергей, не тяни, - отец тяжело посмотрел на него в упор. - Вы в сговоре были?
- Нет, нет, - заторопился Сергей и замотал головой, - я просто… он верёвку просил, чтобы повеситься. Говорит: «Осточертела мне эта жизнь звериная. Себя ненавижу, сдохнуть хочу. Не вынесу позора». Я ему и сказал: «Уходи ты отсюда. Забирай своих и уходи. Всё одно, тебя выгонят». Он поклялся мне, что сейчас же и уйдёт, в ночь. Я поверил. Не думал я, что он столько подлости сделает.
- Наверное тебе самому придётся отсюда уйти, это уж как народ решит, - глухо сказал отец. - Тебя тоже в сарай запереть, чтобы ты чего не натворил?
- Командир, не надо, – потеряно заговорил Сергей, - как народ решит, так и будет. Я не предатель.
- Ладно, разберёмся. Пошли в контору. Надо выяснить, кто геройский поступок совершил, контору спас, - отец взял тапок и мы пошли в контору.
У крыльца стояла ватага ребят. Молча. Когда увидели нас, вперёд вышел паренёк лет четырнадцати:
- Товарищ Командир, - обратился он к отцу, - мы там угли заливали, - замолчал, уставившись на тапок, потом поднял глаза: - Там Колька ихний и мать сгорелые лежат. Это Колькин тапок, я знаю. Мы плясали с ним вместе... Мы их не трогали, - добавил он торопливо.
Пепелище ещё дышало жаром. Возле него стояли полные и пустые вёдра. Стоял молчаливо народ. Взрослые и дети. Из углей и пепла торчали обгоревшие кости руки. Рядом смотрел в небо выгоревшими глазницами череп бывшего Кольки. Мужики подошли к Командиру:
- Вытаскивать можно?
- Сейчас, ближе посмотрим, – отец шагнул в пепелище.
Под ноги ему плеснули воды. Она зашипела и запарила. Следом вошёл Петрович. И два мужика. Осмотрели. Мужик осторожно вытащил останки мальчишки и отнёс на траву. Затем вытащили женщину. В руке, что была под телом, был зажат кухонный нож. Её положили рядом. Было видно, что череп мальчика проломлен, а у матери разрублен. Женщина подошла к убитой, сняла свой фартук и прикрыла её. Повернулась к людям:
- Вот и нету у нас медсестрички, - запричитала она и пошла, вытирая слёзы.
Отец оглядел толпу.
- Односельчане, - сказал он с горечью,- мы столько лет вместе строили наш новый дом. Не всё у нас получалось так, как хотелось. Не из-за лени или неумения, из-за войны. Но некоторые, слабые духом сломались. Егору золотые горы пообещал олигарх, Аркадий, - он показал на пепелище, - с бандитами связался. С Аркадием и моя вина есть. Упросил меня возместить карточный проигрыш, что зимой он сделал. Помните?
- Как же, помним, - сказал кто-то, - пожалели «специалиста».
- Сбежал он, золото искал в конторе, обокрасть нас хотел и контору спалить. а сын его, потушил костёр, вот его обгоревшая обувка. Сына не пожалел и мать убил, которая хотела сына защитить. Этот человек не достоин жить на земле.
- Всё из-за баб, - опять чей-то голос, - из-за Любки с райцентра.
По следам Андрея тут же пошли двое охотников.
Опять мы пришли к конторе. Сергей, с опущенной головой, отделился от нас и пошёл домой. Его никто не окликнул. Трагедия трагедией, но жизнь требовала, жить. Отец взял бумаги:
- Петрович, созывай бригадиров. Надо день спланировать.
Дверь тихонько скрипнула и приоткрылась. Худенькая заплаканная женщина за руку с девочкой, бочком протиснулись в дверь:
- Умер он, - сказала она тихо и опустила глаза, - утром.
- Кто умер? - переспросил отец, посмотрел на Петровича. - А, умер, значит. Туда ему…
Женщина с каждым словом сжималась всё больше. На пол падали крупные капли слёз.
Отец осёкся. Встал, подошёл к женщине, взял её за плечи:
- Поможем, Галя. Похороним по человечески. Он много нам хорошего сделал. С ним мы коров покупали, лошадей. Сюда вели. Любил он их.
Женщина уткнулась ему в грудь. Молчаливые рыдания трясли её. Растерянный отец не знал, что делать.
- Иди Галя на работу - к людям. И ребят забери, – сказал мягко Петрович. - Я пришлю людей, они всё сделают.
Женщина, молча кивая головой, ушла.
- Что с Егором сделалось? - огорчённо сказал отец. - Нормальный мужик был, бригадир.
- Он меня ночью просил помочь жене перебраться в Ачинск, - сказал я. - Обещал помочь. Жалко их стало.
- Галя, его секретаршей была и любовницей, с ней он на озёра уехал, - сказал Петрович для меня и Димона. - Хорошая баба, безотказная, на ферме работает и дояркой и учётчицей. Её у нас все Галочкой зовут.
- Если обещал, помоги, - добавил коротко отец.
В контору заходили бригадиры, мужчины и женщины. Рабочий день начался.
Мы сидели за столом, обедали у Петровича. Отец рассказал о том, как был заложником. Выходило всё легко, просто и даже забавно.
- Мы стоим, значит, у столба, - рассказывал отец, умалчивая, что они к нему были привязаны всю ночь, - в окно видим, сторож наш автомат положил, штаны спустил и сел по большому. И тут, как с неба, бац, Дима наш перед ним. На автомат наступил и показывает вот так, - отец приложил палец к губам. - Тот, от неожиданности, тоже руку к губам потянул и хоп, на спину, и в собственное дерьмо сел…
Немного отпустило, первая улыбка за обедом у всех.
В дверь постучали. Потом дверь открылась, заглянул охотник:
- Здраствуйте вам. Приятного аппетита. Командир можно тебя на минуту. Извини Петрович. Мы думали, обед-то давно прошёл.
- Да они пришли только, - сказала Петровна, - проходи с нами хлеб разделить.
- Спасибо, Ксения Петровна. Нам недосуг.
Пока они разговаривали отец хлебнул глоток чая и пошёл к двери. Остальные вышли следом. Там стоял второй мужик, с ружьём.
- Ну что, рассказывай Ваня, - отец присел на завалинку и пригласил сесть Ивана.
- Мы, Командир, всё нашли, что смогли. Значит, пошёл он по тропе, потому, как ночь. Пырнула Тонька его всё-таки. Но не сильно. Кровь редко капала, а шёл он быстро. Утром на медведей и нарвался. Они же кровь чуяли и спустились. Хорошо, что мы дохляков в село не потащили. А то могли бы и к нам прийти.
- Значит загрызли они его? - уточнил отец.
- Загрызли. Только сначала, когда он бежал, медведь с него скальп стянул и рюкзак с курткой. Вон лежат.
У куста лежал разорванный самодельный вещмешок с привязанной к нему окровавленной курткой и топор.
- А из куртки вот что вывалилось. Покажи, Валентин.
Валентин засунул руку в свой мешок и вытащил увесистый узел. Развязал его и откинул концы. На женском платке заблестели самородки, золотой песок, два обручальных кольца, серёжки и несколько цепочек.
- Тут на килограмм, а то и боле, потянет, – сказал Валентин.
- Кольцо и серёжки с мёртвой жены снял, сволочь, - презрительно сказал Иван.
- А тело где? – спросил отец, - нашли?
- Нету, Командир, – ответил Иван, - утащил его медведь на сопку. Видели издали. Жрут его целой компанией. Жалко нам стало ради этого подлеца, медведей убивать.
- Что ж. Он сам свою участь нашёл. Скажем людям. Золото копил. Мыл втихаря. Похоже давно собирался. Неужели ему бы этого не хватило? Отнесите золото в Контору, примешь, Петрович. А топор отнесите кузнецу, пусть отожжёт и закалит заново.
- Мы так и думали, что ты одобришь, - сказал Валентин, заматывая узел. - Извините, что обед вам спортили.
- Ничего. Мне уже идти надо. Электрика надо искать. Пойду к директору в школу, чтоб посоветовал, парня надо потолковее.
Охотники ушли. Мы зашли в дом. Петровна всплеснула руками:
- Слышала я всё. Окна-то тонкие. Страшная смерть. Что-то с людьми делаться стало.
- Значит, что-то мы не правильно делаем. Так уж получается, сынки. Пойдём мы, Петрович, за обед спасибо хозяйке.
- Идём с тобой, отец, - сказал я, - поговорить надо.
- Вот и хорошо. Свежим глазом посмотрите. Подскажите, что делать, как дальше жить.
- Вы идите, я вас догоню. Спрошу про Ергиза с Катей, - сказал я.
- Расспроси, что нужно. Катеньку мы все любили. Ергиз-то хороший человек?
- Хороший. Вдовец. Они, по всему видно, любят друг друга.
Катя хлопотала у печи на кухне. Её было не узнать. В лёгком платье, подвязанная лёгкой тёмной косынкой, она походила на миловидную девочку. Меня встретили с искренней радостью.
- А Ергиза нету, пока, - радостно сообщила Катя, - мужики приходили, просили уважительно электричество починить. Хвалили его. За геройство и выдумку. На рыбалку звали. Пойдёмте, покажу где мы живём.
Катя провела в боковую комнату. Простая обстановка, сделанная с выдумкой и умением. В углу на полочке стоит икона. Три дыры чернели на светлом фоне. Одна совсем рядом со щекой Христа. Катя посмотрела на икону:
- Спасительница моя. Но теперь вера меня не давит, а наоборот, в радость. Ксения Петровна просит нас не уходить от неё. Нам и правда у неё хорошо. Завтра и я на работу пойду. В поле. Я же травница. Поле люблю.
- Начальники меня просили узнать, не надо ли чего. Может, дом свой хотите. Вам построят.
- Передайте, спасибо всем. Ничего не надо. Нам и так всё несут, даже неудобно. И дом не надо. Может попозже. Не можем мы обидеть Ксению Петровну. И с Юриком мы подружились. Сейчас я на поминки, невинно убиенных, готовлю. Жалко-то их как...
От Кати я шёл с лёгкой душой. Эти хорошие люди, счастливы. Им всё равно, где жить, главное, быть рядом. Но не у всех так. От того и предательство. Себя, близких, друзей и товарищей.
День был трудным. Допрос бандитов измотал меня. Две старшеклассницы по очереди писали Протоколы, то и дело краснея, или вытирая слёзы. Двое свидетелей, мужчина и женщина сидели, поражённые цинизмом, жестокостью, наглостью и трусостью. Сначала бандиты хорохорились, но встретившись с такой ненавистью, поняли, что их могут не до вести до райцентра. Тогда начали валить друг на друга. Чтобы они не поубивали друг друга, их связали по рукам и ногам.
В первые годы нашей новой власти, люди требовали бандитов и воров расстреливать на месте. Часто так и делали сами. Обрывали нити к главарям. Ненависть и злость уходила долгие годы. Здесь это ещё надо было пережить.
Нам с Димоном надо было возвращаться или подать о себе весть, чтобы Сергей Владимирович не начал поиски. С отцом мы договорились, что завтра я иду в райцентр. Уведём задержанных. Я надеялся связаться с нашей базой. Но больше всего я хотел увидеть мать и сестрёнку.
С нами шёл и председатель Серёга. Он хотел уехать из села и шёл искать себе новое место. Шли новой тропой, далеко от медвежьей сопки. В конце дня тропа шла вдоль обрыва. Связанные одной верёвкой, бандиты шли в середине колонны. В самом крутом месте молодой парень из бандитов прыгнул с тропы вниз. С ним покатились и остальные. Похоже, хотел убить себя и других. Но, никто не убился и не поломал ног. Провозились долго. Спустились с увала и начало темнеть. Разбили лагерь на ночь. Меня удивило полное равнодушие сельчан к бандитам. С ними обращались, как с паршивыми животными. Только присутствие моё и Председателя сдерживало их от ликвидации бандитов, как обузы. Мы с пленными обращались гуманнее.
В райцентр мы входили утром, когда большинство жителей шли на работу. Мы шли посередине улицы. Цепочка связанных, побитых бандитов шла, пряча глаза. Наши люди шли с ружьями и автоматами, с высоко поднятыми головами. От тротуара мы услышали один негромкий голос:
- Спасибо, сыночки. Жалко, что не убили гадов.
Эта фраза сработала, как детонатор. То и дело люди кричали проклятья и обвинения в адрес бандитов. Много людей пристроилось к нам. Мы пришли на центральную площадь, где было отделение милиции и районная администрация. С нами пришла толпа, требующая немедленной расправы. Из администрации и из милиции к нам шли начальники.
- Сам мэр идёт с заместителем. Ещё та сволочь, - сказал мне Сергей, - а тот - редактор местной газеты. А это новый милицейский начальник. Вроде хороший мужик.
«Хороший мужик», капитан, подошёл первым. Я остановил колонну и скомандовал, по военному:
- Смиррно! – вышел на край строя, - Направо! Равнение на средину! – вышел, чеканя шаг, навстречу капитану.
Над площадью нависла тишина. Я козырнул, капитан встал «во фрунт» и козырнул в ответ.
- Товарищи капитан милиции, - я говорил громко, чтобы слышали все, - майор в отставке, находящийся в служебной командировке с научными целями, прибыл к вам с задержанными участниками организованной преступной группировки, которая разбойным нападением, захватила пятерых гражданских лиц села Светлое в заложники, с целью выкупа. Также с ними находятся участники разбойного нападения на жителей села Светлое. Прошу принять задержанных. Протоколы предварительного расследования, свидетельские показания и видеоматериалы по этому делу также передадим вам под расписку.
Я достал папку с бумагами.
Капитан принял бумаги. Подавая их, я сказал негромко:
- Я оставил фотокопии документов. Если, что обращайтесь, я оставлю визитку, - и положил её сверху.
Подошли сотрудники, окружили бандитов. Подошёл мэр, строго спросил:
- Что за вооружённые люди? Откуда? Почему люди связаны? У нас не средневековье. Что за митинг несанкционированный устроили? Товарищ капитан, почему не принимаете мер? Развяжите немедленно. Соблюдайте права человека. И с этими людьми надо разобраться, - показал на нас. - Что за самоуправство?
- Товарищ, мэр, - отчеканил капитан, - прошу не вмешиваться в правовые действия милиции. Мы разберёмся с задержанными, проверим основания их задержания и при необходимости доложим о результатах. Товарищ майор из столицы, окажет нам соответствующую правовую помощь.
Это был сильный ход. Мэр сразу сник.
- Действуйте, капитан. Но права надо соблюдать, - и пошёл в администрацию.
Я решил воспользоваться моментом:
- Граждане, - толпа притихла, - я вижу, что задержанных вы хорошо знаете, - по толпе прошёл ропот. - Я из столицы. У нас теперь общие законы, и милиция - ваш защитник. Все, у кого есть что сказать в адрес этих подонков, извиняюсь, задержанных, приходите в милицию. У нас таких, расстреливают по суду.
- Хватит, товарищ майор, - негромко сказал капитан, - не давите на меня. Я из ваших. Ведите их за мной.
Конвой потянулся капитаном. Вдруг толпа расступилась и замолчала. В пустоте и тишине неловко бежала пожилая женщина с сумкой в руках. В нескольких шагах от задержанных ноги её подкосились, она упала на колени, сумка вылетела из рук, рассыпая в пыль тонкие ученические тетрадки.
- Мишенька, - заголосила женщина, - как же мне жить теперь… Что маме твоей покойной перед богом сказать? Последнее отдавала, не уберегла её сыночка… Как мне деткам в глаза смотреть?
Паренёк, из бандитов, что прыгал в обрыв, шёл, опустив голову. Мне было жаль бедную бабушку и этого, наверное, глупого парня, чьи жизни будут покалечены. Ведь и я мог стать таким изгоем по собственной дурости.
Из милиции я вышел только после обеда. Капитан, толковый мужик, дело не зависнет. Я смог связаться с институтом и отправить известие Сергею Владимировичу.
Ответ меня озадачил. Сергей Владимирович сообщал, что нас ждут, что яхта вышла на озеро за нами и пропала три дня назад. И что он принимает все меры, чтобы нас забрать. И торопил. Я обещал быть на озере через три дня.
Сделал я запрос и на поиск сына Егора. Тут же получил ответ. Сын умер пять лет назад. В квартире проживает его сын. Женат. Дочь, четыре года. И даже семейный снимок.
Кое-что от прошлых достижений уже восстановили и в этой глуши. Молодцы компьютерщики.
Наконец-то я освободился. Довольный капитан вызвал машину и вскоре я был у больницы. Вошел в помещение. Длинные коридоры в обе стороны и лестница на второй этаж. Куда мне?
- Вы к кому? – спросила меня старенькая женщина в белом халате.
Я растерялся. А если сестра поменяла фамилию?
– Я из Светлого, тут сестра моя, на сохранении.
- Тогда вам сюда, - показала направо, – предпоследняя дверь.
Я пошёл, удивляясь простоте здешних порядков. Простая деревянная дверь. Я постучал. Мне открыли. Я вошёл.
Мама сидела у кровати напротив. Она недовольно подняла голову в мою сторону.
Я стоял, она сидела. Вся палата молча смотрела на нас. Вдруг я услышал мужской голос:
- Вы к кому?
Мама поднялась, я шагнул. Она покачнулась, я подхватил её в объятия. Мы стояли. я слышал шепот сквозь слёзы:
- Вадик, Вадя, Вадим…
Меня вывел из ступора чувствительный тычок острого кулачка в бок. Я повернулся на него. Маша, красивая молодая женщина с животиком смотрела на меня такими расширенными глазами… И сжимала, знакомый мне по детству, кулачок.
Два часа пролетели за один миг. Парень, что открывал мне дверь, был мужем Маши. Как много надо было услышать и сказать. Но за мной пришла санитарочка:
- Там за вами люди пришли. Сказали, что срочно надо.
Мы договорились встретиться послезавтра. Я хотел вернуться, и даже с отцом.
Меня ждал Володя.
- Командир, мы через пару часов выходим. Может останешься, мы же понимаем.
- Нет. Пойдём вместе. Только я загляну в администрацию, ненадолго.
В администрации я пришёл в кабинет землеустройства чтобы выяснить, возможно ли построить дорогу в Светлое.
- Это не по адресу. Мы дорогами не занимаемся. Вам сначала с геологами надо решать, потом проект, в общем, дело канительное, на годы.
- А где геологи у вас?
- У нас нету. Сократили давно. Живёт тут пенсионер, он бывший геолог, зайдите к нему , может он вам что посоветует. Вот адрес. Спросите Геолога. Его все знают. Возле его дома лежит здоровенный камень. Он на него молится.
Геолога точно все знали. Мне показали дорогу, и через пять минут я стоял у ворот дома. Большой серый камень лежал на лужайке перед домом. Я постучал. Послышались шаркающие шаги, дверь открылась, седой старик спросил:
- Вам кого?
- Мне знаменитого Геолога, говорят он живёт здесь.
- Был геолог, да теперь нету геолога.
- Неужели умер? Мне говорили, что живой.
- Живая только оболочка, а душа Геолога умерла. Вы разговариваете с оболочкой.
- А вы можете меня выслушать? - без всякой надежды спросил я.
- Выслушать человека, – долг человека. Заходите.
Иван Валерьянович оказался и собеседником, и человеком хорошим. Он посмотрел мою карту, карту школьников Светлого и был в восторге.
- Село стоит на замечательном геологическом разрезе. Это богатейшее место выхода различных минералов. Я сейчас покажу свою карту этого района.
Иван Валерьянович принёс потёртую сложенную карту и разложил её на столе.
- Вот, молодой человек, место, где находится ваше село.
Он поставил палец на сгусток различных значков и надписей на карте.
- Это моя полевая карта. Когда отдел ликвидировали, карты, наши отчёты и выводы по изысканиям свалили грудой в угол. Ценнейшие документы были бездарно уничтожены.
- Как специалист, можете сказать, с чего, можно было бы начать развитие этого района?
- С того, что лежит буквально под ногами. Начать с добычи золота. Это даст средства для освоения полиметаллических руд. Можно эти сопки просто взорвать. Но я сторонник тоннельной добычи. Вы вывозите молибден, титан, олово из горы, а сверху ходят олени и медведи.
- Но это намного дороже.
- Молодой человек. Вы ничего не понимаете в геологии. Всё относительно. При открытой разработке на тонну руды приходится тысяча и более тонн породы. Вместо сопок остаются страшные кратеры. Рекультивация, обратная засыпка кратера, дороже чем его выемка.
- Но из тоннеля тоже вывозят руду и породу?
- В тоннеле идут по рудной жиле. Как правило, околорудные породы тоже богаты ценным сырьём. Ещё в наше время использовалось до девяносто процентов вынутой массы.
- А вы не хотели бы вернуться к своей работе. В любом качестве. Руководителя, специалиста, консультанта?
- По всему, вы представитель государственных структур, не так ли?
- Именно так. Мы возрождаем промышленность, нам нужны руды. Особенно, редких металлов. Вот батарейка в фонарике, - я достал фонарик, - вот светодиоды в нём. Уже выпускают у нас, но мало сырья, взять неоткуда.
- Тогда я готов работать. В начальники не рвусь, а вот консультировать могу.
- К вам приедет мой отец. Мы хотим начать работу, как можно быстрее. Мы создадим артель по золотодобыче. Так начнём освоение. Вы позволите мне сфотографировать вашу карту? Я пойду в правительство, мы обязательно включим в план развитие района. И вас обязательно пригласим.
- Я вам верю. Потому, что вижу, как власть прижимает грабёж населения ненасытными богачами. Порой думаю: «Сейчас бессмысленно накапливать личное богатство. Его даже тратить негде». Нет, хапают… ценой крови и слёз. Ничего путного не производят, только берут.
Мы трогательно расстались. Подходило время сбора. Я шёл по улице, меня обогнал милицейский УАЗик. Может уже везут сообщников?
Мы вышли во второй половине дня. Все хорошо нагружены. С нами два молодых парня. Монтажники сотовой связи. Несколько мужиков немного навеселе. Возбуждены, шутят, смеются. Нет на них Командира, а меня и Председателя они не боятся. У Сергея тоже блестят глаза, уверяет, что его здесь, «просто ждут». Вот тоже проблема. Будет дорога, будет алкоголь. Будет много других соблазнов. Люди будут меняться и не всегда в лучшую сторону. Человек - самое слабое звено. Тысячи лет религии, и правители кровью, кандалами, плетями, страхом и уговорами пытались сделать идеального человека. Не удалось. И сейчас нет рецепта. А если бы могли понимать друг друга, как мы с Ларой? Без всякой лжи?
Ночевали мы в ближней заимке. Такой же высоченный забор, мощные засовы. Внутри насыпь у стены, лестницы и настилы. Крепость. После ужина у догорающих костров расположились расслабленные путники. Я спросил:
- Зачем такие стены поставили? Такая глухомань. В наших краях зимовье, просто домик для всех. А зверья не меньше и народу побольше.
- Это место гнилое, молодой Командир. За лесом справа и слева болота на многие километры. Только здесь и можно пройти. Говорили местные, что в этих местах люди и раньше пропадали, а после войны тут стал форменный ад. Эту заимку старатели поставили, когда у них бригада сгинула вместе с золотом, – рассказчик замолк и прилёг поудобнее.
- Расскажи, дядя Жора, про старателей? - попросил кто-то из молодёжи.
- Да тут, поди, все знают про то. Разве что молодой Командир…
- Дядя Жора, мы тоже не знаем. Так, слышали только.
- Рассказать-то оно можно, но, как бы не накликать чертей на свою голову. Страху будет…
- Давай, дядя Жора. Чего бояться? Вон и молодой Командир тебя просит.
Я кивнул в знак согласия. Дядя Жора сел по монгольски. Вытащил уголёк из кострища и обвёл им круг вокруг себя и сказал многозначительно:
- Чур, меня, - и пояснил,- от нечисти. За круг не войдут.
Молодёжь сидела, как завороженная. Я усмехнулся в душе от этой наивной уловки.
- Ну, слушайте. Возвращались, значит, старатели с сезона. Даже раньше обычного, «везун» у них был, удача, значит, а жрачка кончилась и дожди пошли. А осенью дожди, к скорому снегу.
Идут, значит, другой дороги здесь нету, и за день её не пройдёшь. А тут ещё самый молодой ногу подвернул, да так, что и мешок его товарищ взял. Ночевать им выпало аккурат здесь.
- Прямо здесь? - уточнил наивный парень.
- Ну, прямо здесь, или здесь, - рассказчик поводил рукой, - я не скажу, не был. Тогда здесь избушка стояла, в ней стол, да лавка. В общем, пожевали они что было и спать расположились. Хромого в домик определили на лавку, остальные, кто где. Двое в избушке, на полу, трое под навесом, что над дверью был. У костра сторож с ружьём. Сторож-то и заснул, костёр прогорел. Тогда и началось. Полезли они со всех сторон… - рассказчик сделал паузу.
- Кто, полезли ? - прозвучал приглушённый голос.
- Они и полезли. Болотные черти. Да не просто полезли, а начали выть и орать на всякие голоса. Сторожа враз проглотили, только ружьё осталось. И тех, кто под навесом. Как потом, тот молодой рассказывал…
- Так выжил он? - перебил кто-то.
- Не перебивай, - недовольно проворчал рассказчик, - понимать надо. Ежели бы никто не выжил, кто бы потом рассказал? Так-то. Вот он и рассказал: «Лежу, говорит, на лавке, ни жив, ни мёртв. Рёв стоит, топот, огни, как молнии, сверкают. Я за стол забился и не дышу. А в дверь змей двухголовый влетел: раз, и одного старателя будто слизнул. Второй мужик на стол заскочил, а змей взлетел, хвать за ноги. Бедняга перед смертью ещё и башку об стол расшиб. Тут ещё змеи в дверь, в окно влезают, мешки, одёжку хватают». Вот так он рассказывал, я сам слышал.
- Того мужика? Живой он значит?
- Не торопи. Мужик тот приполз на карачках в райцентр. Говорить не может, только мычит. Думали, всё - в дурдом. Выпить дали напоследок. А он бутылку схватил, с горла вмиг выпил. Только тогда и очухался. Рассказал, что с ними было. Ему, конечно, не поверили. Стали отряд собирать, да тут снег упал. Зиму мужик прокантовался, а весной бригада его взяла, чтобы показал всё, да и старатель же он. Пришли в зимовьё. Всё точно. У костра ружьё ржавое, стол в крови. Ни людей, ни вещей. Следов тоже нет. А тот старатель сгинул. К ночи не пришёл. Ночью услышали они из болот ор страшный. Искать его не стали, а начали ставить вокруг избушки такой забор. На обратном пути и достроили, потому как задержались здесь. Дожди пошли. К ним тоже нечисть лезла, но забор спас.
- Так вы-то от кого слышали?
- Вот от одного из них и слышал. Он в райцентре живёт. Старательство бросил с той поры. Ладно, давайте спать. Поздно, да и дождь сейчас пойдёт.
И точно. Скоро начался сильный дождь. Мы разошлись по избушкам. Не скажу, что я поверил рассказу. Слышал я небылицы и пострашнее. По себе знаю, что ночью в тайге, в кромешной тьме, со сна причудиться может всякое.
Ближе к утру, ещё в темноте, нас разбудил разноголосый рёв. Он шёл из обоих болот и приближался к нам. Я вышел во двор. Лил дождь, стеной. С его шумом смешивалось шипение, шуршание, топот и глухие удары в забор. И в дополнении с разных мест звучали короткие и длинные жуткие вопли. Я взял карабин, камеру и поднялся на стену.
Под стеной, в темноте шевелилась чёрная масса. В свете фосфоресцирующих мутно-зелёных глаз по этой массе пробегали тусклые змейки света, высвечивались огромные зубастые пасти и шевелящиеся змеи. Полоса ползущих и прыгающих монстров скрывалась в лесу, обтекая заимку по обе стороны. То и дело эти твари налетали на забор, сотрясая его. Я вынул камеру, настроил на ночь. На экране я увидел нечто похожее на крокодилов и лягушек одновременно. Огромной массой они ползли и неуклюже прыгали друг на друга. Открывались огромные пасти-рты, из которых вылетали развоенные языки. Язык ляпался в дерево забора и с огромной скоростью сматывался в рот. А я-то думал, отчего забор снаружи так гладко очищен. Рот-туловище переходил в мощный пупырчатый хвост. Это был бы замечательный подарок для музея. Я схватил карабин и выстрелил в одно из чудовищ. Последнее, что я успел увидеть в вспышке выстрела, это летящий в мою сторону раздвоенный язык толщиной в руку, похожий на двухголовую змею. Одновременно толчок сбил меня с помоста и я полетел вниз.
- Камеру расшибу, - успел подумать я и почувствовал крепкие руки мужиков.
- Командир, мать твою, - заорал на меня какой-то мужик, - если б тебя сожрали, что бы мы Большому Командиру сказали?
Меня поставили на ноги. Со стены по лестнице спускался рассказчик. Лестница дрожала под ним.
- Ну мужики и страсти, - выдохнул он. - Там их столько, ужас. Как я эту змеину увидел? Не столкни я его, точно бы голову оторвала.
- Извините, мужики. Для науки старался, - оправдывался я.
- Да ладно, - добродушно сказал рассказчик, - молодой, любопытный, что с него взять. Хорошо, мы сразу за тобой пошли. Но больше не пустим.
Посмеиваясь над собой, мы пошли в зимовьё.
- А мы думали, что врёшь, дядя Жора, - восторженно ляпнул самый молодой его слушатель.
- Вот и запомни, молодой, дядя Жора никогда не врёт, - и потрепал парня за вихры.
Наутро дождь кончился трава поднялась и следов ночного кошмара почти не осталось. Мужики посмотрели ролик, покачали головами.
- Это мутанты. Из-за радиации, – авторитетно заявил один из зрителей. - Я давно читал, что такое будет.
С ним не спорили.
Село, как будто проснулось. Все только и говорили и мечтали о будущем. Все хотели побывать на родине, а некоторые там остаться.
- Подняли вы тут шум, - добродушно, но с ноткой грусти, сказал отец за обедом, сразу по прибытии. Что-то надо делать, иначе разбегаться начнут. Коммуна уже не катит.
- Отец, я над этим все дни думаю, давай после обеда расскажу, да и покажу кое-что.
Мне уже становилось грустно уезжать. Соседские девочки, стали моими друзьями. При первой возможности рассказывали мне свои новости и проблемы. Вся каждодневная жизнь села мне была известна из первых рук с наивной честностью.
Я рассказал жене Егора о его внуке, передал фотографию с адресом. Опустив глаза, она взяла фото и сказала негромко:
- Мы подумаем. Спасибо вам. Жаль, что он этого так и не узнал.
Вечером я уже знал, что Толька, Егоров сын, похвалялся своим городским племянником, к которому, они, если захотят, могут в гости поехать.
- Уезжать они не собираются? - спросил я Надю.
- Ну вот, ещё, - безапелляционно ответила Надя, - здесь у него и дом, и друзья, и школа, а там что? Не, мамка его сказала, что подрастёт когда, тогда поедет в гости. А может и вместе.
Узнал я и другие опасения жителей.
- Говорят, что вы, - Даша говорила мне шепотом, - отца с собой заберёте. Расстраиваются. Другого такого начальника у нас нету. Он не жадный и справедливый.
На краю села, на взгорке за день выросла деревянная пирамида с железным оголовником для антенны. Связисты обещали сделать связь через два дня. В конторе стояла большая коробка с телефонами. А ещё, в конторе на лавке стоял сундук с золотыми изделиями, которые собирали на выкуп. Любой мог открыть его и забрать своё. Но забрали обратно не много, серёжки, кольца обручальные, может ещё что памятное. Большая часть осталась. Сегодня отец велел вернуть музейные экспонаты, и убрать сундук в кладовую.
Вечером после ужина договорились собраться в конторе, где бы меня послушали. Отец сказал об этом бригадирам. Никого не приглашал, просто сказал:
- Вот Вадим посмотрел на нас, на нашу жизнь и хочет сказать нам своё мнение. Вечером в конторе, после ужина.
Конечно, с отцом мы на эту тему тоже переговорили, он задал мне немало вопросов, а потом сказал:
- Ладно. Рассказывай, а я подумаю пока.
Когда мы втроём вышли из дому, увидели, что все идут к конторе. Мы прошли по живому коридору на крыльцо. Внизу было всё село.
- Так дело не пойдёт, - сказал отец, громко, - пойдём, народ, в клуб. В ногах правды нет.
В клуб опять набились битком. И взрослые, и дети, и связисты приезжие. Увидел я и Ергиза с прижавшейся к нему Катей. Что же, я могу и всем сказать…
- Уважаемые светловчане, – начал я, как и в первый раз, - я вам уже рассказывал о столице, о новой жизни. Мы с братом жили с вами, даже общие проблемы вместе решали. Моё мнение о вас, как о людях дружных и мужественных, только укрепилось. Поняли, что живётся вам трудно и некоторые не выдержали, сломались. Захотелось им много и сразу. За счёт оставшихся. Я им не судья, я только делаю выводы.
Зал притих. Я видел, что меня понимают, со мной согласны.
- С каждым годом, с каждым днём, вы будете всё больше общаться с внешним миром. Там другие отношения и другие ценности. Пока вы были почти в полной изоляции, коммуна, в которой вы жили, была просто необходима. По одиночке вам выживать было бы трудно. Особенно слабым. Вы согласны со мной?
- Да, - дружно ответил зал.
- Сейчас Коммуна вас устраивает всё меньше. Вам хочется самим пойти в магазин, выбрать, что понравится, может быть даже не очень нужное. С другой стороны, строить, обслуживать, вести хозяйство можно только сообща. Сообща вы содержите школу. Вот и вышку для связистов вы сделала быстро потому, что это дело для всех общее. Так?
- Да, - подтвердил зал.
- Можно ли совместить общий труд и раздельное потребление? Тут люди грамотные, и по истории знают, что такая система у нас существовала в колхозах и артелях.
- За палочки работать? Мы против, - раздался мужской бас.
- Но вы знаете и другое. Например, артели старателей. Получается у них не плохо. Про колхозы, дед мне рассказывал, что, при хорошем руководстве, люди в них жили очень хорошо. Колхозы назывались - «миллионерами». Тогда это были очень большие деньги. Они строили фермы, школы, клубы, дороги, имели много техники. Были, он говорил, и бедные, запущенные. Но мы-то должны равняться на лучших. Не так ли?
- Так, - ответил мне зал.
- Есть ли для этого возможности? У вас уже давно общие деньги, и кой-какая торговля. Сейчас свою продукцию вы потребляете сами, продаёте совсем мало – нет дороги к покупателю. Можно ли это изменить в вашем селе?
Зал молчал. Но я и не ждал ответа от него.
- Можно, я уверен. И не в ущерб людям. Теперь торговля стала государственной или кооперативной. Государство помогает торговле и кредитами и тем, что налаживает связи, строит дороги. У нас, не только в столице, сейчас товары, в основном, продаются по заказу - через компьютеры и связь. Делаешь заказ… Кто помнит, и пользовался покупками через интернет?
- Помним!.. - услышал я два или три голоса.
- А что это такое? - спрашивала молодёжь.
- Сейчас эта система заказов считается главной. Ресурсов, сырья лишнего нет, поэтому невыгодно делать много, нужно делать, то что нужно и сколько нужно, то есть - по заказу. Заказ делается по телефону, через компьютер, просто письмом. Телефон обычный, что у вас монтируют. Например, моя жена пишет на экране компа, или описывает словами, что нужно. Допустим, ей надо туфли. На экране будут фото туфель разных моделей и цветов. Она выбирает, которые нравятся, указывает размер. Такие туфли могут лежать где-то на складе, а может их ещё и не шили. Заказ принят, приходит ответ, «Получите завтра», или «Получите через…», самый большой срок, неделя. В магазинах тоже стоят туфли - образцы. Можете выбрать там, и их вам пришлют. Не понравился товар, отправите обратно. Этим занимаются курьеры от магазина, как правило - студенты и школьники, или по почте. Для вас бесплатно. Точнее, оплата заложена в цену. У нас это уже в порядке вещей.
- А хлеб можно заказать? - женский голос.
- Заказываем. И хлеб и любые продукты. Продукты всегда ходовой товар. Не прогорите.
- А такой фотоаппарат, как у вас можно?
- Такой, нельзя. Устаревшая модель. Закажете ещё лучше. Но может найдётся и такой. Есть магазин старых вещей, называется: «Ностальгия». Если я свой фотоаппарат сдам в него, вы сможете его купить.
- А когда так у нас будет? - прозвенел молодой голос.
- Завтра, точно не будет. Чтобы эта система заработала у нас, ушло семь лет. Чтобы подключиться к ней, надо создать условия. Допустим вы закажете, но как курьеру сюда попасть?
- Дорога нужна, - прогудел мужик.
- Так у нас связи не будет даже с райцентром, только в селе, а вы нам сказки про магазин по телефону рассказываете, – голос был раздражённый со злой иронией.
- Правильно, - подтвердил я, - пока это сказки, но они станут былью. Первое - по связи. Мы, - я показал на Димона, - уже поставили лазерный транслятор на сопке у озера. Я говорил со связистами и они заверили, если на гольце, который виден из села, поставить ещё один транслятор, вы получите связь, телевидение и видеофон даже раньше, чем райцентр.
- И кто же нам его даст? - спросил кто-то рассудительно.
- А разве вы не Ачинцы? Разве у вас там не осталось родных и знакомых? Разве они, также как и вы, не захотят увидеть вас? Захотят?
- Точно! Должны! Обязательно, - и редкое: - Может их нет уже.
- А как вы смотрите на то, чтобы здесь построить современный город? - спросил я.
Зал стих. Телефон, это понятно, но город… Потом одинокий голос спросил:
- А зачем?
К этому я не был готов. Мне казалось, что моё предложение вызовет восторг, ну, хотя бы, радость. И впервые я сам подумал: «А зачем им город?» Говорить про тёплый туалет и горячую воду? Нет. Тут другое. Тот, кто сказал: «Зачем», имел ввиду, что город разрушит всё. Единение, дружбу, простоту отношений и природу. И он, по своему, прав.
- Хороший вопрос. Не ожидал, - сказал я честно, - больше ждал - «как построить». Я понимаю того, кто задал вопрос. Город сделает вас другими. Но вы уже меняетесь и изменитесь ещё больше. Уже через год вы не узнаете своего села. Оно станет больше, ещё красивее, у вас будут гореть фонари на улице и электричество в домах. Привычным станет телевизор, интернет и скайп. Будут ездить автомобили.
- А автомобиль можно заказать по телефону?
- Можно, но не нужно. Сейчас проще, удобнее и выгоднее взять авто в аренду, или на прокат, или заказать такси. Мне правительство подарило автомобиль. Сейчас – это бесплатная аренда. Раньше машина стояла бы на улице, во дворе, или в гараже. А так - я называю адрес, вызываю автомобиль. Покатался куда надо, приехал, скажем, домой. Делаю вызов. Авто забирают. Он стоит в тёплом гараже, его обслужат, помоют. Хотя, вам может и проще держать его дома.
- Что за город здесь может быть?
- Возле села, вы уже собираете золото. Но в этих сопках находятся такие минералы, которые нужнее и важнее любого золота. У меня есть карта геолога, - я поднял фотоаппарат. – Редкие полиметаллы будут добывать через тоннели, чтобы не портить природу. Стране они нужны, чтобы выпускать электронику, строить самолёты, варить сталь и другое.
- Когда же его начнут строить?
- Если вы не будете - «против», то через три, четыре года.
- Если решат, то нас не спросят, – сказала женщина.
- Спросят, обязательно. Построят в другом месте, если скажете: «Нет». Но это не завтра. Есть время подумать. Но если вы организуете колхоз, возьмёте у государства в аренду большое количество земли, организуете артель золотодобытчиков, построите современные фермы, увеличите посевы, начнете выращивать овощи и всё это перерабатывать здесь, ваше село превратится в городской посёлок со всеми удобствами.
- И с музыкальной школой? И с танцклубом? И домом творчества? – кричали дети.
- И больницу! И роддом! - кричали женщины.
Я был «Остапом Бендером». Осталось пообещать железную дорогу и аэропорт. Хотя, насчёт аэропорта я был уверен всерьёз.
- Нам бы пилораму и дизель к ней, - раздался трезвый голос.
- А можно по реке, как по зимнику, к вам перетаскивать оборудование? – спросил я встречно.
- Опасно. Но можно попробовать…
- От староверов есть старая дорога к райцентру. Она далеко от мёртвого озера, - сказал директор школы. - Правда они ей давно не пользуются. Там электролиния высоковольтная была.
- Я уверен, что староверы придут к вам. Попросят помощи. Они живут намного хуже и беднее, морально беднее, чем вы, - сказал я самоуверенно.
Так при свете нескольких автомобильных лампочек, мы мечтали о светлом и красивом будущем. Отец только посмеивался. Но меня зацепило.
Мы договорились с отцом и Димоном пойти в райцентр завтра с утра на лошадях. Я хотел увидеть маму, сестрёнку. А ещё, у меня был целый список вопросов в разные инстанции. Я хотел заразить отца моей верой в будущее. Димон к моим планам сначала отнёсся скептически, но потом загорелся тоже. Он составлял свои планы по медицине, отдыху, детсаду, школе и общей санитарии.
На удивление отца, в райцентре почти все проблемы были решаемы. Зимник можно было пробить уже в этом году. Нашлась и пилорама, и дизельгенератор к ней. Отец начал оживляться. Геолог его просто очаровал. Примерный устав колхоза, кооператива и артели дали сразу. Отведение земли пообещали сделать по старым картам. Комунне райцентр за символическую плату отдавал в долгосрочную аренду бывшую базу потребкооперации. Правда, от неё осталось всего два здания - контора и склад, давно пустующие, которые не раз переделывали под магазины. Теперь можно было сделать свой магазин, склад, гостинницу для светловчан. Это была давняя мечта отца.
И главное – у Коммуны были деньги - собранное золото.
Димон тоже не терял время зря. Ему выдали коробку лекарств.
К обеду мы освободились и пошли в больницу. Нас ждали. Мама, Маша и Тимоха, её муж, сидели на лавочке в больничном скверике. Теперь я видел, как постарела мама, поседели волосы. Она была в нарядном платье и выглядела очень неплохо. Маша, в халатике, с пышным хвостом волос, показалась мне совсем девчонкой, только чуть располневшей. Она привалилась к плечу своего Тимохи и с любопытством разглядывала меня.
- Какие вы сегодня красивые, - сказал отец с улыбкой.
- Как же, ждем дорогих гостей. Подготовились, – отпарировала мама.
Взаимные объятья, разговоры всех и сразу. Но время бежало быстро, а нам надо возвращаться.
- Мать, список тебе передали? - спросил отец. – Всё нашла, купила? Она у нас, попутно, товаровед. Вроде, как в командировке. А Тима, представитель наш и грузчик, – засмеялся отец. - Давай бумаги, Тима, посмотрю, что вы по списку набрали.
Решили, что Тимоха останется, а мама возвратится с нами. Маше оставалось ждать ребёнка сегодня-завтра.
Обратная дорога за разговорами прошла для меня незаметно. Я даже удивился, что мама, в сапогах и камуфляжном костюме шла наравне со всеми. Две лошади были загружены большими баулами. Мама заметила мой взгяд на баулы и сказала:
- У нас тут так, кто по какому делу в район идёт, ему список дают, что купить и где купить. Видишь, тут сахара мешок, тут крупы разные, конфеты детишкам, там обувка, одёжка. Даже стекло битое везём.
- Ничего, мама, - бодро заявил я. – Скоро у вас дорога будет и автобусы до райцентра.
Она не ответила, только легонько улыбнулась моей наивности. Она же не слышала, как я на собрании соловьём заливался.
Только мы появились в селе, нас тут же разлучили. Мама пошла в клуб, куда повезли баулы. Там мигом собрались женщины и дети. Петрович потащил нас в контору.
На лавке застыли три бородача. По всему было ясно, что это староверы. Что же им надо? Неужели за Катей? Мы вошли. Бородачи разом встали и отвесили низкий поклон, коснувшись пальцами пола. Отец ответил наклоном головы, мы тоже. Староверы повернулись к углу конторы и дружно перекрестились.
- Здравствуйте, уважаемые, - мягко поздоровался отец, - присаживайтесь.
- С нами Бог, - был ответ, и староверы сели, как деревянные.
- Рад видеть вас в здравии, Филипп, и вас Килилл, и вас Епифаний. Что привело вас к нам? – спросил отец присаживаясь за стол.
- Спаси вас Бог, за то, что помнишь нас, Командир, - довольно прогудел Филипп. - Мы по делу к тебе, земному. Знаешь уже, что старшина наш принял смерть от зверя лютого?
- Да, слышал, - коротко ответил отец. - Царствие небесное ему.
- На всё воля божья, - сказал Филипп, и перекрестился. - Божьим промыслом и волей братии нашей Старшиной ныне избран я, раб божий. И наше общество просит сказать от его имени.
- Вы достойный руководитель общины, - просто сказал отец. - Уверен, что мы с вами решим любые проблемы. Мы слушаем вас.
- Уважаемый Командир. Наша община хочет быть с вами в дружбе и согласии, – Филипп заговорил просто, без вычурасов. -Мы долго были в плену невежества и принимали своеволие за божественную волю. Но Господь, - он просто автоматически перекрестился, - явил провидение и наставил нас на путь. Мы хотим предложить вам сотрудничество.
- Дорогой Филипп, - растрогано ответил отец, - мы все помним, как много ты нам помог в самое трудное время. Без твоей помощи нам было бы очень трудно. А за школу тебе отдельная благодарность от учителей, школьников и всех жителей.
- Мы рады слышать, - с радостью продолжил Филипп, - что в вашем красивом и светлом селе есть частица и нашего участия. Мы, Командир, хотим вернуть утерянное. У нас было электричество, пилорама, электрофицированный зерноток. У некоторых были даже телевизоры. Бог не препятствует техническому прогрессу, но мракобесие. Мы не отказываемся от своей веры и не будем навязывать её вам. Надеюсь, и вы не будете навязывать свою.
- Конечно, Филипп. Из-за вашего фанатичного Старшины, мы отказались от строительства церкви. Решили, что пусть каждый несёт свою веру в сердце. У некоторых наших семей есть иконки и крестики, в том числе и подаренные вашими людьми. Вера не должна мешать, она должна помогать человеку.
- Истинно говоришь, Командир. Мы просим вашей помощи для ремонта электричества и пуска пилорамы. Мы хотим построить новую школу, и воздвигнуть настоящую церковь, вместо дома молитв. Знаю, у вас есть специалисты. Взамен вы получите электричество и на пилораме будем работать совместно. Если желаете, можете разместить электростанцию и пилораму у себя.
- Но как мы её перетащим через скалу? И есть ли горючее для неё? А провода?
- Командир, спасибо нашим учителям за науку, мы понимаем, что такое электричество. Мы же его по проводам получали. Когда началась война наш покойный Старшина, царствие ему небесное, велел провода смотать для сохранения. Топливо у нас в цистерне хранится. Дизель тогда у нас сломался, а механик с электриком не вернулись из области. Может отремонтируете? А, зимой перетащить дизель и пилораму можно по льду к вам. Мы понимаем, что ваши люди не очень-то захотят у нас жить и работать.
- Надо попробовать. У нас два инженера-механика ржавеют. И электрик есть. Завтра и придут. Вы как к нам пришли?
- Берегом, Командир. Тропинку пробили. Проведём.
- Вот и хорошо. Переночуете у нас?
- Переночуем, Командир, у Николая. Он из нашей общины и веру не утерял.
Старообрядцы ушли.
- Ты их знаешь, батя? - удивился я.
- Филипп молодым был, когда мы к ним попали. Он был первый наш помощник. А когда нас «попросили», он помог нам забрать книги из школьной библиотеки. Его друг, Николай ушёл с нами, а он не мог, мать была больна.
- Отец, вот вопрос с электростанцией и с пилорамой решился.
- Он только начинается. Надо сделать ремонт. С топливом тоже проблемы появятся.
- К староверам в посёлок электролиния была, надо восстановить и к вам подвести.
- Тут появятся очень много - «надо». Поможешь? Из столицы.
- Весь город поможет. Строй отец гостиницу. Скоро у тебя будет толпа специалистов.
День пролетел очень быстро. Даша и Катя прошли курс медсестры у Димона. Девушки быстро нашли общий язык. Втроём они ходили по окрестностям, собирали травы для отваров, настоек. С охотниками мы составили самый короткий маршрут до озера, расчитывая дойти за двое суток. Выход планировали на утро. В конце дня я пошёл к Ергизу и Кате. Возле дома я услышал пение. Женские голоса выводили: «Вечер спрятался за речку, спят речные берега»… Я остановился. Эту песню любила и пела бабуля, а дед подпевал. Песня кончилась. Я постучал и вошёл. Ксения Петровна сидела за столом, Катя с Ергизом рядышком, на лавке.
- Сидите, сидите, - остановил я всех, - вы так хорошо сидите.
- Вот, - сказала Петровна, - учим Ергиза нашим песням, а потом будем учить его песни. Мы так рады за вас. Вы, значит, уходите. Жалко, конечно, но мы понимаем.
- Мы теперь будем встречаться часто. Ергиз, Катя будьте счастливы. Я посмотрел твой список, Ергиз. Скромно просишь. Я скажу там, чтобы тебе прислали всё самое лучшее и с запасом на будущее. Катенька, твоих родных не нашли в городе. Ищут дальше. Найдём обязательно.
- Командир, инженер сказал: «Работать будет». Я говорю: «Свет будет». Для Катеньки, для всех. Совсем скоро, – доложил довольный Ергиз.
- А мне пока в школе комнату дали. Медпункт будет. Дядя Дима оставил нам с Дашей всякие лекарства и всякое медицинское. Обещал нас на курсы вызвать. Но я без Ергиза не хочу.
- А Ергизу не помешает подучиться электрике. Вот вместе и будете учиться.
Катя радостно обняла Ергиза.
- Как хорошо. Я так хочу учиться!
Без чашки чая я не ушёл. Хорошо быть гостем у счастливых людей. Сам заряжаешься счастьем.
Рано утром за столом нас провожал отец и мама. Немного грустные. Уже всё переговорено, записано вечером. Уже все пожелания сказаны. Всё уложено. Ботинки ждут у порога. Осталось только разорвать нити, которыми мы были связаны эти дни. Я встал:
- Батя, мама, мы нашли друг друга. Этот дом стал мне родным. Он похож на домик деда с бабулькой. Мы приедем к вам в гости, вы приедете к нам. Скоро, очень скоро.
Двое охотников, которые нас будут сопровождать, ждали у конторы. За ними стояли десятки взрослых и детей. На лицах были улыбки, а в глазах, надежда. Они верили мне. Я дал сам себе клятву. Их веру, надежду не разрушу, не обману. Объятия, рукопожатия, похлопывания, напутствия. Ещё несколько томительных минут, и лес принял нас в свои зелёные объятия.
Мы должны были выйти к озеру чуть выше устья речки. Это был самый близкий путь. Берег входил в зону приёма лазера. Я был уверен, что Сергей Владимирович пришлёт за нами какую-нибудь посудину.
- Мужики, - спросил я на первом привале, - вы когда-нибудь на озеро выходили?
- Не были, - ответил за обоих крепкий мужик, которого звали Александром. - Про озеро рассказывал Порфирий, из староверов. Называл его Чертовым озером. Сейчас-то мы по карте идём, а он приметы говорил. К вечеру Ведьмин голяк будет, а за ним, полдня и озеро.
- От чего такие названия у озера и голяка? – спросил Димон.
- В озере, Порфирий говорил, черт живёт. Если ему кто не понравился, на берегу ли, на воде - заморочит. Всякими страшилищами пугать будет. Пока до беды не доведёт, - спокойно сказал Александр.
- А на гольце ведьма живёт. Если человека увидела, сразу за метлу, - вполне серьёзно заговорил второй охотник, Ефим. - Она метлой бурю наметает. Лучше тот голец низом обойти.
- Не, низом нельзя. Там людоеды живут. Они конечно и зверя едят, но человеков, особо любят. Вроде люди, но в шерсти. Так Порфирий говорил. Мы сюда не ходим.
- Димон, получается, что часть еров находится на этой стороне озера, - сказал я Димону.
- Вадим, еры здесь появились недавно. Порфирий говорил о других. Может это местные йети?
- Хорошо бы проверить. Но времени нет. Пойдём серединой гольца. Не нужны нам ведьмы и людоеды.
- С ведьмой понятнее. На любом гольце погода быстро меняется. Согласен, Вадим?
На том и порешили. Поклажи у нас не много. Идём ходко. Голец перед нами. Осталось пересечь долину. Долина пересекалась ручьями. Охотники обратили наше внимание на заброшенные места золотоискателей. Неугомонные люди. По двое, а то и по одному уходят в такие дали, что возвращение живым, это уже чудо. Но в следующий сезон уходят новые искатели приключений. Каждый мечтает найти место, где самородки лежат грудами.
Ручьи нас немного сдержали, к подножию гольца мы подошли только к вечеру. Сделали привал. Ефим пошёл осмотреться. Вскоре он подошёл озадаченный:
- Тут на тропу хорошую наткнулся. Вроде, как по пути. Вот только след видел непонятный. Похоже, медведь прошёл туда, куда и нам. Сашко, что скажешь?
- Оно по тропе сподручней. А если мишка где залёг, кого караулит? Надо верхом идти.
- Ладно, Сашко. Пойдём верхом. Жалко. Тропа набитая.
Мы пошли «верхом», постепенно поднимаясь и огибая сопку. Поднялся ветер. Небо посерело. Я видел, что наши проводники внимательно присматривают в скалах и под деревьями место для ночлега. Ефим приотстал, поравнялся со мной:
- Командир, скоро дождь пойдёт, как стемнеет. Через голяк не успеем. Ночевать придётся.
Мне тоже было очевидно, что ночевать придётся на этом склоне. Прошёл ещё час, начался дождь, прежде чем Сашко остановился и показал на скалу:
- Вот здесь и переночуем.
Место было неплохое. Нависающая скала защищала от дождя. Мы расположились с подветренной стороны и развели костерок.
- Ведьма приметила нас, - сказал Сашко, - метёлкой махнула чуток. Завтра ветер будет.
Мы не рассиживались. Я заснул под шум дождя и ветра. И вдруг я почувствовал, что где-то рядом Лара. Я встал и пошёл в полной тишине. Лара сидела поодаль на камне, ко мне спиной.
- Лара, - позвал я её,- как ты сюда попала?
- Не подходи ко мне. Здесь «он».
- Я никого не вижу. Покажи, где «он».
- «Он» идёт за острым камнем.
Лара встала и пошла. Ещё секунда и туман поглотил её. Почему она так и не обернулась?
Я рванулся за ней и… проснулся. Ветер стих. Редкие капли падали у ног. В сером рассвете уже различались камни и кроны деревьев. Рядом со мной, свернувшись, спал Димон. Под головой у него лежал рюкзак с торчащим арбалетом. Егор спал с другой стороны костра. Рядом, сидя в обнимку с карабином, спал Сашко. Острый камень действительно был от нас метрах в пятидесяти. Больше я ничего не видел. Я толкнул Димона, одновременно придерживая его. Он открыл глаза. Я показал: «Молчи», и показал глазами на арбалет. Димон неслышно приподнялся и вытащил и зарядил арбалет. В бинокль никого не было видно. Я махнул рукой и осторожно пошёл к острому камню. Слабый дождь приглушал наши шаги. Я вынул нож и пошёл вокруг камня.
«Он» вышел из леса, подкрадываясь по звериному, останавливаясь после каждого шага. В руке была дубина с привязанным на конце камнем. Мы оказались сбоку, нас скрывал камень. Я вытащил камеру и начал снимать. Это был йети. Шерсть на нём была похожа на медвежью, да и повадки напоминали медвежьи. Но было и что-то человеческое. Он шёл к нашему лагерю, дубина лежала на плече. Любопытный.
Вдруг йети поднял дубину над головой и стремительно побежал к лагерю. У моей головы свистнула стрела. Йети согнулся пополам, потом взвыл, выронил дубину и побежал назад, вниз. Мужики вскочили и захлопали глазами. Сашко схватился за карабин и с ужасом смотрел на наше пустое ложе.
- Сашко, - сказал я, - не стреляй. Мы здесь, – и осторожно вышел из-за камня.
- Командир, - спросил Сашко, - что это было? Кто это?
- Йети, снежный человек, – ответил я спокойно. Просто я увидел и сфотографировал его.
- Сашко, он дубиной хотел тебя огреть. Пришлось стрельнуть, - Димон показал на арбалет, - вот он и завизжал.
- Он далеко не уйдёт, – авторитетно заявил, подошедший Ефим,- я следы посмотрел - медвежьи. Крови много. А вот и дубина. На конце топор, и рог олений привязан, как копьё заточенный.
- Медведь с дубиной - такого я не видел, - усмехнулся Димон, –надо посмотреть, Командир.
Мы быстро упаковали рюкзаки и пошли по следу. Жирные пятна крови вели нас. Мы спускались всё ниже. Пересекли тропу. Йети лежал у самой опушки лицом вниз. Дальше проглядывалась поляна. Мы осторожно подошли. Из спины торчало остриё стрелы.
- Мощная машина, - сказал Ефим и уважительно посмотрел на арбалет.
- Мёртвый, – Сашко толкнул йети стволом ружья.
Тот не реагировал. Тогда Сашко потянул йети за плечо. Йети перевернулся на спину. Медвежья морда откинулась и открыла лицо. Неимоверно заросшее человеческое лицо. Человек был одет в медвежью шкуру. Сашко выдернул стрелу и, пошарившись, расстегнул шкуру. Мужчина был совершенно голый. Сухопарый, грязный и вонючий.
- Пойдём посмотрим, куда он бежал, - сказал я, и мы вышли на поляну. Зрелище нас потрясло. На поляне на вбитых высоких кольях торчали голые черепа и облезлые головы. Здесь были лоси, олени, косули, зайцы, лисы. Выше всех торчала волчья голова. Поляна кончалась обрывом. У самого обрыва стоял большой шалаш. Скорее, это было нагромождение самых разных деревьев в виде шалаша. Перед шалашом стояли колья с человеческими черепами. Ефим ахнул:
- Этого я видел, - он показал на относительно недавний череп. На голове и лице ещё сохранились остатки волос и кожи. - Старатель-одиночка из райцентра, Виталькой звали. В прошлом году сгинул.
На поляне стоял сильный запах гниения. Но надо было попытаться узнать, что это за человек. Лаз был достаточно широкий. Я и Ефим влезли вовнутрь. Я включил фонарь. Человек жил один. Множество вонючих, неотделанных шкур лежали у одной стены. У другой стены лежала высушенная лосиная шкура. На ней лежали разложенные кучки самородков и золотого песка. Отполированные до блеска они сверкали в луче света. Больше ничего не было. Мы выбросили шкуры. Под ними тоже пусто. Над головой, на сучке висел большой кусок протухшей лосятины. В неё был воткнут большой ржавый нож. Ефим брезгливо взял за рукоятку, выдернул его и выбросил наружу. Затем мы с ним вытащили шкуру с золотом.
Сашко поднял нож.
- Я помню этот нож, - сказал он рассматривая рукоятку. - Это монгольский нож пахана из бандюков, которые ушли от нас, когда мы сбежали от монголов. Их там человек восемь было.
- Он сошёл с ума очень давно, – сказал задумчиво Димон. – Здесь нет кострища. А ведь он убил, судя по черепам, не менее двенадцати человек. Наверняка, у кого-то было и оружие, и спички, или огниво. Он брал только золото.
- Где он жрал? Совсем нет костей? - удивился Ефим.
- Вон где кости, - сказал Сашко и указал на обрыв, - Посмотрите, сколько их там.
Мы подошли к обрыву, далеко внизу белела приличная груда костей и скелетов.
- А вы говорили, какие-то йети. Давайте сбросим его туда же. Хоронить, рука не поднимается, - предложил Ефим.
Мы сбросили людоеда в пропасть. Золото промыли в ручье. Половину мужики унесут с собой, а половину мы сдадим в фонд села в столице. На необходимые закупки.
Ведьма нас видимо проглядела. День разъяснился.
- Позавтракаем в распадке, - сказал я.
Все поддержали, после увиденного кусок бы в горло не полез. Двадцать лет человек жил, как зверь, и стал зверем. Почему стал? Он и до этого уже был зверем. Грабил, убивал, наслаждался чужой болью и страхом. Он был людоедом в душе. Здесь он стал просто людоедом. От человеческого, осталась только страсть к золоту. Что он воображал, когда перебирал самородки и любовался их блеском? И что же стало с подельниками?
Ведьма с голяка спохватилась. Поднималось солнце, и поднимался ветер. Скоро он уже завывал на все голоса, гнул деревья. Даже здесь, под могучими стволами ощущалось дыхание бури. За нашей спиной послышался тяжкий треск. Мы, как по команде, обернулись. Огромная лиственница падала совсем недалеко с грохотом обрывая корни и ломая пихту на своём пути.
- Здесь распадок создаёт поток тёплого воздуха от озера, - сказал учёным голосом Сашко. - На сопке он встречается с холодным, стекающим с неё. Происходит завихрение. Сейчас на озере должен быть локальный шторм.
Мы выслушали монолог с интересом. Охотник Сашко научно поставил «Ведьму» в угол науки.
- Ты откуда это знаешь? - подозрительно спросил Ефим.
- Я же не всегда охотником был. Я техник-землеустроитель. Нам и геологию, и метео преподавали. Вот к вечеру всё стихнет. Почему? Потому что температуры выровняются.
- Ну ладно, устроитель. Давай место подберём, а то живот уже подводит, - проворчал Ефим.
После обеда я спросил Сашко:
- Так это ты село распланировал?
- Было дело, - скромно подтвердил Сашко. – Сейчас вернусь, дальше будем планировать. Дизель-станции я уже место нашёл, просеку под электролинию наметил. Вернусь, для деревообрабатывающего цеха с пилорамой место определять будем. Интересная работа.
- А я в дробильном цехе был на комбинате, - задумчиво сказал Ефим. - Иногда снится, что по цеху иду, чтобы выключить дробилку. Позарез надо. А выключатель найти не могу. Просыпаюсь в поту.
- Синдром возвратной памяти, - сказал Димон. - Кстати, во сне всегда человек попадает в экстремальные ситуации. Если спешит на поезд, всегда опаздывает.
- Точно, - подтвердил Сашко, - про поезд у меня всегда так.
- Наука считает, что мозг таким образом даёт сигнал человеку об опасности, которая его ждёт, - продолжил Димон. – И возбуждает в памяти пережитый стресс.
- Получается, мы можем предвидеть будущее? - вопрос задал я.
- Можем, но расшифровать сигнал не можем. Животные также предчувствуют, но им проще: воют, бегут, – объяснял Димон.
- Значит экстрасенсы могут предсказать будущее? Мне предсказали, быть начальником, – сказал Ефим.
- Ты и есть начальник, – пошутил Сашко, - над женой.
- Я читал, - продолжил Димон, - что прошлое и настоящее создают особые поля неизвестной структуры. В поле «настоящего» образуются точки напряжённости, которые сформируют будущее событие. Живые существа, даже растения, могут предчувствовать эти напряжения и готовятся к тому, что произойдёт потом. Так, по поведению животных определяют погоду следующего года, или землетрясение за несколько дней.
- Мудрёно, но на правду похоже. У меня собака за три дня до войны выла, как дурная. Я её с цепи отпустил, пинками гоню со двора, а она забьётся где-нибудь и скулит. Сдохла в первую же ночь. Отчего? – рассудительно рассказал Ефим.
Я опять вспомнил о Ларе. Она предчувствовала опасность не хуже зверя. И всё же погибла. Она помогает мне и после смерти, потому что мой мозг выбирает её, чтобы предупредить меня. Она мой ангел-хранитель. Вот к какому выводу я пришёл.
Остался последний бросок. Преодолеть долину, небольшую возвышенность и будет озеро.
Уже вечерело, когда мы поднялись на береговую возвышенность. Ветер совершенно стих.
Перед нами раскинулось зеркало озера. В нём по синему небу плыли облака, а по краям верхушками вниз росли деревья. Я вынул бинокль. Прибрежная полоса была усыпана большими камнями. На выдающемся каменном мысе я увидел остатки большой лодки.
- Идём на тот мыс, - показал я, с него легче настроить связь.
Мыс был у самого устья речки. Когда мы подошли к нему уже темнело. Я поборол в себе желание немедленно пробовать связь. Можно было свернуть шею, или угрохать передатчик.
Разбили костёр. Димон с Ефимом пошли на рыбалку. В озере мощно плескануло.
- Сейчас кита притащут, - посмеялся Сашко.
И точно. Показались наши рыбаки. Димон тащил щуку больше половины своего роста.
- Жалко, что темно уже, - с восторгом, подтаскивая рыбину, сказал Димон. – На эту щуку, как на живца, сейчас чуть не поймал большую рыбу. Подтверди, Ефим.
- Ага. Он щуку ведёт, я по берегу бегаю. Щука наверх выпрыгнула и в озеро. Я думал, всё. Нет, снова тянет. Поверху идёт. И тут, как вылетит! Вот такое хайло, - Ефим развёл руки врозь. - С зубами. А Дмитрий-то щуку, раз и к себе. Эта дура, хвать зубами - пусто. Так хлестанула хвостом, чуть озеро не выплеснулось, – на красивой ноте закончил Ефим.
У Димона, рот до ушей от удовольствия.
У нас был рыбный вечер. Картина «Рыбаки на привале». Каждый из троих рассказывал мне и друг другу удивительные рыбацкие истории. Или смеялись над рыбацкими приколами. Засиделись допоздна. Среди ночи над озером вдруг послышался странный голос. Нечеловечески мощный, он напоминал и стон, и смех одновременно. Все замолкли.
- Вот тебе и черт, - выдохнул Ефим и перекрестился.
Посидели молча. Тихо.
- Давай спать, мужики, - сказал я, - будет день, будет и пища.
Проснулись мы позже обычного. Солнце уже начало выкатываться из-за сопки, зажигая золотом частокол леса на верхушке. Проводники начали готовить завтрак, а мы с Димоном пошли на мыс с лазерным передатчиком. Не без труда мы добрались почти до края мыса. Берег, где мы высаживались раньше, был от нас не близко, а тот, где была заимка, был закрыт изгибом озера. Я установил прибор, включил и сразу на табло: «Сигнал принят». Подрегулировал уровень сигнала, я с волнением набрал номер. На экране появилось миловидное лицо:
- Здравствуйте, Вадим Вадимович, - как музыка, прозвучали её слова, - Сергей Владимирович ждёт вас. Переключаю.
Я даже ответить не успел. Экран погас и вновь засветился. Сергей Владимирович сидел за столом.
- Ждём, ждём, дорогой Вадим, - Сергей Владимирович придвинул камеру к себе. - Твои координаты уже сняты. Нам привезли небольшой катер. Так что часа через три-четыре, будете у нас. Всё нормально? Все на месте?
- Мы вдвоём. Дима, покажись начальству, - позвал я. Ергиз у нас невесту нашёл и остался в селе. У меня всё отлично.
Димон в бинокль смотрел на берег.
- Здесь какие-то люди. Я вижу дым костра в лесу, – сказал Димон мне, но его услышал и Сергей Владимирович.
- Ребята, - взволновано заговорил Сергей Владимирович, - проверьте обязательно. Мы пока ничего не знаем о яхте и её экипаже. Скоро катер пойдёт к вам.
- Сделаем, Сергей Владимирович, - пообещал я, - примите наши отчёты.
Я подключил камеру на свою папку на сервере и включил передачу файлов. Димон не отрывался от бинокля.
- По всему получается, что костёр на реке, повыше нас, - проинформировал он.
Передача закончилась. Мы пошли на берег, где уже был готов импровизированный стол.
За столом Димон рассказал о дыме костра, а я о просьбе начальства.
- Мы вам поможем, - чуть не в голос заявили Ефим и Сашко.
- Командир, тут такое дело, – начал загадочно Сашко, - Мы тут посоветовались и решили. В общем, просим тебя взять нашу долю золота. Понимаешь, не хотим мы с таким золотом по тайге идти. Да и, если что для села покупать, так оно же лучше там...
- Да, да, Командир, - поддержал его Ефим.
Я расшифровал замысловатую фразу сразу. И понял их. Тайга делает людей суеверными. Слишком много в ней опасного, и каждая мелочь, может казаться причиной неприятностей.
- Хорошо, - просто сказал я.
Димон остался на берегу, а мы пошли вдоль реки. И часа не прошло, мы увидели лагерь. Шалаш, горевший костёр и лежащего возле него мужика. Мы подошли и чуть не одновременно воскликнули:
- Капитан? Петро?
- Командир? - капитан дёрнулся приподняться, но скривился и остался лежать.
- Что-то серьёзное, капитан?
- Да уж серьёзней некуда. Спину повредил. А мужики в лесу, дерево валят. Мы же плот варганим, - и повёл глазами.
За кустами. На берегу лежали шесть брёвен, перевязанных лозняком.
- О вас Сергей Владимирович нам сказал. Значит разбилась ваша «Голубка»? Вас же искали, как же костёр не заметили?
- Костёр у нас только вчера появился. Это только в книгах пишут, камень о камень, искры летят, костёр горит. Или там, палку крутить. А «Голубку» я сам разбил. Тут целая история.
Пока мы говорили, мои мужики уже выходили из леса. С ними шли матрос Женя и мелкий бандит Митя, которого мы отправили со здоровяком на озеро.
- Ножом вот такую лесину резали, - сказал Сашко и показал толщину.
- За два дня валить наловчились, – гордо сказал Женя.
- Давайте к нам на берег, - скомандовал я, - там расскажете про свои приключения.
Быстро сообразили носилки и вскоре нас уже встречал Димон. Димон осмотрел, ощупал капитана, мужики сготовили еду и чай.
- У вас сильный ушиб со смещением позвонка и гематома. Думаю, что на заимке мы вас приведём в порядок. Ещё походите под парусами, - обнадёжил капитана Димон.
Потом осмотрел Женю.
- У вас два ребра сломаны со смещением. Пока повязку сделаем.
Третий ни на что не жаловался.
- Через пару часов придёт катер, он нас и заберёт, - объявил я.
- Откуда катер? - удивился капитан. – Мы даже не надеялись. Потому и плот решили строить. Как вы его вызвали?
- Мы поставили транслятор на той стороне. Теперь с озера можно связываться со всей страной. Вот, через такой приёмник, – я показал.
Мы пили чай, гости ели с жадностью. Тарелки опустели мгновенно. Гости с тоской смотрели на пустые тарелки.
- Пока хватит, - строго сказал Димон, - я вижу, что вы голодали.
- Да уж. Неделю на ягодах. Даже рыба не шла.
- Капитан можешь рассказать, что тут произошло?
- Могу. Мне сказали, чтоб утром выходил на озеро. Пришёл от вас сигнал - костром.
Капитан, чуть кривя губы, пошевелился, устраиваясь поудобнее.
- Сергей Владимирович сам пришёл нас проводить. «Раз, говорит, сигнал костром, возможно, произошло несчастье». Мы и пошли на полном парусе. Подходим. Вижу, двое, чужие. Расстроились мы. Думаем худшее. Причалили. Здоровяк встречает нас с вашим карабином.
- Где Командир? Где остальные? - спрашиваю.
- Там, - отвечает,- в тайге. Мы за них.
Наставляет на меня карабин и… «ба-бах». Пуля возле головы свистнула.
- Вторая, - говорит, - будет в голову. Если рыпнешься против. Давай на берег.
Согнали нас на берег. Думаю: « Оставить хотят». Нет, заставил грузить ваши запасы на яхту. Втроём всё перетащили.
- Теперь, - говорит, - поедешь куда я скажу. А чтобы не слиняли, привяжи, ему говорит, - показал на Митю, – меня к рулю, а Женю к мачте.
Я ему говорю:
- Матросу свобода нужна, парусом управлять.
- Ладно, - говорит, - привяжи на длинную верёвку.
Так мы и пошли на привязи.
- Держись, - командует, - берега. К реке плыви.
- Опасно там, - говорю ему, - камни там и водяной змей живёт.
- Меня, - отвечает, - бойся, а не змея. Гребанёшь не туда, без змея на тот свет улетишь.
К вечеру сюда пришли. Стали галс закладывать, чтобы в устье войти. Здоровяк стал на нос и давай орать, куда мол правите, всех перестреляю. Всё на матах. Я ругани не терплю, да ещё на матах. Я решил «Голубку» выбросить на камни. Про погоду не сказал. Погода была не очень. Волна большая. Я матросу кричу, чтоб парус набрал. Вижу - понял. И мы понеслись. А этот стоит у леера на носу и нас поливает матюгами. И тут мы натыкаемся. Я рассчитывал выброситься много правее, но днищем зацепили раньше. Удар был такой, что я чуть пополам не разорвался. Женя мимо меня, как рыба на крючке, пролетел и на нос грохнулся. А здоровяк за борт полетел, как я и рассчитывал. Вижу, летит он, а из воды, рыба не рыба, змей не змей. Пасть здоровенная, с метр, а то и больше. И здоровяка на лету ловит. Хряп пастью, и готов. Только мешок его и остался. Полетел в воду. Дальше ты рассказывай, - сказал он Жене.
- Я, значит, об палубу приложился, свет померк. Открываю глаза. Капитан на руле висит. а в воду мордища с глазами по тарелке погружается, и ноги здоровяка торчат. И мешок его бульки пускает.
- А где мешок упал? – неожиданно спросил мелкий бандит.
- Да вон у того камня, - показал Женя. - В общем, капитана я отвязал, он без сознания был, себя отвязал. Тут и этот друг нарисовался - морда в крови. Мы капитана на камень перетащили, потом перебрались на берег. Тут и я отключился. А утром настоящий шторм начался. Яхта начала крошиться. Часть обшивы перебросило на камни. Мы вот здесь, - он показал на кусты, - расположились. Хотели хоть что-нибудь с корабля добыть. Шторм только к вечеру следующего дня прошёл. Полезли мы на камни. От яхты ничего не осталось. Всё на дне. Даже видно. Хотел нырять. Только вижу, на глубине, вроде как, два глаза сверкнули. Я на берег. А ночью рёв да стон. Мы от берега по реке, подальше. Возле мели и обосновались. На всех один нож, у него был, - показал на Митю. - Эта тварь водяная каждый вечер сюда приплывает. И вчера мы слышали.
- Ну а ты, Митя, что расскажешь? - спросил я мелкого.
- А нам сказал, что Николаем зовут. Вы его, значит, знаете? – спросил капитан.
- Он из блатных. На каждый случай у него своё имя, - сказал я. - Карабин я самолично «Бывалому» - это кличка здоровяка, вручил. За порядочных людей принял. И сигнал им объяснил. Давай, Митя, выкладывай, иначе оставлю тебя здесь.
- Командир. Я не виноват. Это всё он. Когда мы вас заметили, он хотел сразу вас побить. Я отговорил. Сказал, что вы не старатели, золота нет, надо узнать, кто такие, и куда идёте. Убить, мол, всегда успеем. Еле уговорил. А когда вы нам поверили, понял я, что вы нам поможете к людям выйти.
- А кто он на самом деле был? - спросил я.
- Он из блатных. Новый русский. Рекетом промышлял. В картах, шулер классный. Катала. Он даже с монголами играл. То проиграет, то выиграет, как ему надо. А со своими - обирал всех подряд. Он хотел с ворами пойти, да испугался. Он пахана обыграл. Его чуть на ножи не подняли ещё в колонне. Когда в пещере жить стали, Командир его прижал. Играть запретил. Хорохорился: «Командира порешу, мол». А сам трус. Мы втихаря поигрывали. Балбеса он хорошо нагрел, рабом сделал. Вот и девку свою Балбес ему проиграл, на потеху. Когда нас накрыли, мы дёру. Три недели ходили. Наткнулись на воров. Они троих старателей распотрошили. Кайфовали. Жратва, золото. Мы их прокатили хорошо. Золотишка выиграли почти половину. Понял я, что ночь мы не переживём. Одного придурка к нам на хвост поставили, да тут повезло. Наткнулся на них медведь. Пока там шухер был, мы хвоста своего пришили, и ходу. Неделю нарезали по сопкам. В одном месте на старателя наткнулись. Золота совсем немного взяли.
- А со старателем, что? - спросил Ефим.
- Понятно, что. Бывалый его на нож, и всё. Свидетели нам не нужны. Пришли к пещере. Пусто. Жили там. Ещё двух старателей Бывалый завалил. Мы ружьецом и топором разжились. Огниво у нас ещё раньше было. Балбес дом срубил, классный плотник был, мы помогали. Теплее, чем в пещере.
- А убили его за что? - спросил Бимон.
- А вы откуда знаете? – удивился Митя.
- Мы у медведя спросили, он и рассказал. Топором голову раскроили.
- Это тоже Бывалый. Балбес заерепенился, честного из себя начал строить. Хотел к вам перебежать. Ну, Бывалый его и завалил.
- А тут чего вы хотели? Для чего вам яхта? – спросил поражённый рассказом капитан.
- Бывалый сказал, что на карте видел, что на реке село стоит. Он хотел по реке плыть сколько можно, а потом пёхом. В вашей одёжке мы бы за геологов сошли, или за туристов. А там, поминай, как звали.
- А с нами что?- снова спросил капитан.
- Бывалый свидетелей не оставлял, - сказал Митя и спохватился, - но я не причём, сам всё время под ножом хожу, вы же видели? Подтвердите, мужики, – обратился к капитану.
Тот промолчал. Женя пожал плечами.
- Я думал, как в село придём, я его полиции сдам, или сбегу. Убить-то я его не мог, не убийца я. Поверьте. Я никого по жизни и пальцем не тронул. Тоже его рабом был.
- Ладно, - сказал я, - там проверят. Отдыхай пока.
День подходил к обеду. Я посмотрел на Сашка и Ефима.
– Хотите прокатиться на заимку, посмотреть как мы живём? А утром, обратно доставят.
- Нам назад, конечно, надо, - неуверенно сказал Сашко. Я видел, как он борется с собой. - С другой стороны, оно, конечно… Опять же, в ночь не пойдёшь. Ты как, Ефим?
- А я бы прокатился.
- Вот и договорились. Надо маяк поставить, чтобы нас заметили. Поднимите на шесте фонарь на входе в русло.
Я переключил фонарь на красный мигающий свет и подал Ефиму.
Работа закипела. Митя крутился с мужиками на камнях. Димон с матросом делали короб для капитана. Катер могло болтать на волне. Я просматривал на камере снятый материал. Подошёл Ефим.
- Командир, этот Митя просит помочь ему вытащить мешок Бывалого. Говорит, там документы убитых. Бывалый зачем-то хранил их. В пакете.
- Что ж сам не подошёл?
- Боюсь, говорит, Командира.
- Удочкой доставать будете?
- Да, конечно. Его видно на дне.
- Ну, давай, время ещё есть. Но в воду лезть запрещаю.
Троица уродовалась на камнях. Я навёл на них камеру. По всему было видно, что мешок зацепить не удаётся. Митя махал руками, прыгал с камня на камень. Затем разделся до гола. И нырнул. Его не было довольно долго. Потом на воде появилась голова и машущая рука. Сашко потянул. Удочка прогнулась. Неожиданно вода вспухла и голый Митя взлетел над водой. Следом за ним из воды поднималась огромная черная громадина с разинутой пастью. Митя плавно соскользнул в пасть, а рыбина будто втянулась в воду. Сашко и Ефим рванули к нам. За удочкой тянулся тощий мешок.
- Вы видели? - с выпученными глазами сказал Сашко. - Вот такая… - только теперь он заметил, что держит удочку мёртвой хваткой, бросил её. - А пасть! А зубищи!
- Прямо, рядом, - вторил ему, испуганный не меньше, Ефим, - я думал, на меня летит. Дома расскажу, не поверят.
- Поверят, - сказал я, - я снимал вас, как вы мешок ловили. Как Митя перед вами плясал. Ну и рыбину снял, и как вы драпали. Хотите посмотреть?
Стали смотреть. Почему-то всем стало смешно. Митю не пожалел никто. Я был уверен, что главным в этой компании был, как раз Митя, косивший под Труса и дурачка.
- Давайте мешок. Может и правда, документы есть.
Документов не было. Не было их и в одежде Мити. Зато в поясе штанов был зашит золотой песок. А в мешке нашёлся мешочек с самородками. Вот за ним он и нырял. Жадность. Ведь и зашитого, хватило бы ему на безбедную жизнь. Жадность – может, это, вроде наркомании? Скорее всего, он не собирался плыть с нами. Сбежал бы, затаился, чтобы убить Сашко и Ефима на обратном пути. А затем уйти в посёлок. А его «откровенность», для отвода глаз. Он понимал, что мы о них, многое знаем.
- Мужики, у меня есть предложение, - обратился я, глядя на рассыпанное золото. - Это золото передать капитану и матросу на новую яхту или катер, что они выберут. Как вы думаете?
- Справедливо, Командир. От их рук они корабль потеряли, пусть новый купят на их золото.
- Командир, мужики, - капитан брезгливо посмотрел на золото, - нам, конечно, приятно, что вы нам предложили золото взять, только мы брать его не будем. Чужое оно. Кровь на нём. Понимаете?
- Хорошо, - сказал я,- тогда сделаем так. Золото сдадим в банк для приобретения для заимки катера, который вы и выберете. Так пойдёт?
- Так пойдёт. Его переплавят, очистят огнём и вернут народу в виде полезных вещей, - ответил капитан.
Из-за мыса появился катер с большой земли. Сергей Владимирович стоял на самом носу у леера. У меня, оборвалось сердце. Мы закричали, но он нас не слышал. Катер пересёк границу камней. И… ничего не произошло. Мы переглянулись друг с другом и радостно закричали.
Как сильно изменился наш лагерь, пока нас не было! Нас встречали, как героев Эллады. В толпе были вперемешку люди и еры. Мы с Димоном рассказывали Сашко и Ефиму о ерах, показывали снимки. Но когда они увидели их вживую, да ещё вместе с людьми, их удивлению не было предела. На поляне стояли островерхие домики оригинальной формы. Кругом освещение. Танцплощадка. Столовая. Домики для персонала. И все разговаривали! Еры довольно сносно произносили слова и фразы. Я сам был поражен, когда ер подошел ко мне, протянул руку и сказал:
- Здравствуй, Командир. Мы ждём тебя.
Пусть не очень чисто произнёс, но, точно, от души. А я думал, что про меня уже забыли. Сашко и Ефим попали в руки молодого ассистента. Он увел их в посёлок, непрерывно тарахтя языком. Димон ушёл с капитаном в госпиталь. Сергей Владимирович, после торжественной части встречи извинился и ушёл по неотложным делам. Я остался среди толпы в одиночестве. Меня тактично не дёргали, не приставали. Я спросил пробегающего молодого человека с учёной бородкой:
- Где найти скайп для связи со столицей?
- Можно пройти в компьютерную комнату, это там, возле столовой. Можно взять планшет или ноотбук в библиотеке и говорить откуда угодно. Тут везде вай-фай.
Я взял планшет.
Вера ответила сразу. Она сидела с дочкой. Далёкая, родная. Как же я соскучился по ним… Мы смотрели в глаза друг друга и молча разговаривали. Я не слышал её, она не слышала меня, но мы спрашивали и получали ответы от движения глаз и губ.
- Мы так ждём тебя, милый, - сказала Вера.
- Я так хочу к тебе, - ответил я.
И полетела лавина слов и чувств. Я ходил с планшетом. Показывал и говорил. Я хотел убедить себя, какой я нужный здесь. У никак не мог этого сделать. Я смотрел на свой дом и с удовольствием слушал милые пустяки и городские новости и очень личное, и во всём этом было одно - там меня очень ждут.
Но меня ждала и работа. Я обещал. Я должен. Однажды дед, в сердцах, сказал по какому-то поводу бабуле:
- Ну почему я всем – «должен». Должен жить не так, как хочу. Должен всех понимать, не задумываясь, понимают ли меня. Должен делать то, что мне не очень нравится, а то и противно. Почему, я всем - «должен»?
Это эгоистам все - должны, а они никому. Значит, мы не из этой категории.
Конечно, я не просто так агитировал светловчан поехать в заимку. Я хотел уже сейчас сделать что-то для отца, родных и селян. Действовать надо было быстро. Популярность имеет и положительные стороны. Мне все помогали и с удовольствием. Я понимал, что много унести на спине не получится, а подарки всё больше заполняли нашу с Димоном, комнату.
Уже к Сергею Владимировичу приходили энтузиасты для экспедиции в Светлое. Но Сергей Владимирович их не поддержал. Зато были приготовлены «метки», микрорадиомаячки. По ним следующие экспедиции будут идти, как по компасу.
Встретил я Сашко и Ефима в столовой в окружении молодёжи. На них были яркие современные куртки, обувки. На груди каждого болтался небольшой планшет в металлической «кожуре». Я подошёл к ним, ребята тактично удалились.
- Командир, - с восторгом заговорил Сашко, - мы попали в другой мир. Тут такие люди! Такие вещи! Я говорил с племянником! Все новости узнал. Он показал свою квартиру, жену, детей. С балкона показал улицу и дома. А я ведь совсем забыл про скайп.
- Я тоже нашёл. Дочку. Так на жену похожа. Дети у неё вообще большие. Вот это жизнь у вас!
- Построите свой город, Светлогорск, или Светлый. У вас будет ещё лучше. Завтра вы уезжаете. А там пешком. Подарков вам нанесли… Возьмёте?
- Возьмём. Мы им такое расскажем! Что у вас в друзьях даже эти, ну… великаны. Вообще…
- Связь у вас будет в этом году, – заверил я их. - А остальное немного позже. Тут, после ужина, будут танцы, вы там долго не задерживайтесь. Сразу к нам. Комната тридцать три.
- Танцы? – переспросил удивлённый Ефим.
- И танцы и музыка. Еры обязательно танцуют. Заснимите на планшетник, дома покажете.
Утро выдалось тихое, ясное. Солнце было ещё за сопками. Сашко и Ефим шли с раздутыми рюкзаками, стараясь не показывать их тяжести. Сонный катерок привалился к пирсу. На берегу стояли люди и еры. Мужики вступили на палубу, и катер проснулся. Чуть качнулся, тихонько свистнула и запела турбина. Рулевой поднялся на мостик. Взмахи рук. Катер отодвинулся от берега и резво рванул по сверкающей глади. Ниточка оборвалась.
Сергей Владимирович меня уже ждал.
- Садись, Вадим. Расскажу, чего мы достигли. Бери чаёк. Особый рецепт.
Я сел, глотнул горячего душистого чая. Взял конфету. Напряжение ушло. Я расслабился и откинулся на спинку стула.
- Вот и хорошо. Теперь я готов говорить, а ты слушать. Вадим, перед нами, в лице еров, человек будущего, – Сергей Владимирович сделал паузу, чтобы увидеть моё впечатление. - Э, да тебя, молодой человек, не удивишь, - удивился он. - Ты что, тоже пришёл к этому выводу?
- Я пришёл к тому, что человек будущего, наверное, будет уметь думать, чувствовать и общаться, как еры. А всё остальное, дело воспитания.
- И когда же ты это понял?
- Когда стал общаться с Ларой мысленно. Это очень удобно. Ты понимаешь, что думает собеседник, а он тебя. И никакой лжи. Поэтому им легко учиться. Они понимают не только слова, но и мысли. Их нельзя обманывать, они это понимают сразу.
- Почему же они не поняли лжи их, так называемого, бога?
- Он не лгал. Он так думал. Так и действовал. Он верил. Они верили ему.
- А теперь от теории к практике. Обучаемость еров, потрясающая. Причём достаточно обучить одного, на следующий день, это знают все. Конечно способности у всех разные. Есть аналитики, романтики, математики, лекари, психологи. Так что это наши будущие учёные.
- А в настоящем? Смогут они жить в нашем обществе? По нашим законам?
- Смогут. Но пройдёт одно или два поколения, прежде чем они примут нашего Бога. Мы можем ошибаться, но Бог у них во всём. Бог ни на кого на похож. Он просто есть. Бог был страшным, стал добрым. Ты тоже, Бог. Только нос не задирай. Завтра Богом у них может стать что угодно.
- Так они из телевизора Бога сделают.
- Нет. Бог, нечто одушевлённое. Кстати, к телевизору они, пока, равнодушны. Мы им крутим ролики, смотрят. Совершенно равнодушно.
- Будут они переезжать или нет? - теории меня, как и еров, особо не трогали.
- Да. Они скажут дату переезда туда, где их ждут. Ведь я тебя из-за этого и потревожил. Они не говорят, куда собираются ехать. Может, ты сможешь выяснить. Ты для них стал «Далёкий Бог». Почему, не знаем.
- Хорошо, спрошу. Дед говорил, что за спрос денег не берут. Захотят, ответят.
- С этим всё ясно. Расскажи о людях, которых вы встречали. Это намного интереснее.
С Сергеем Владимировичем мы засиделись допоздна. Он не только выслушал меня, посмотрел ролики и фото. Он многое предложил, как народу из Светлого перебросить мост из прошлого в настоящее. И обещал, что к этому подключит науку. Когда я пришёл, Димон спал. Я тоже уснул без проблем.
Утром, когда я проснулся, Димона уже не было. Встретил его в столовой. Он был с доктором лагеря и… капитаном. Я подошёл:
- Капитан, - удивился я, - поздравляю, быстро они вас поставили на ноги.
За капитана ответил доктор:
- Мы, конечно, сделали для нашего уважаемого капитана всё необходимое, но поставила его на ноги докторша-ерка Каррапа, - доктор забавно прочычал непривычное имя.
- Это ваш новый сотрудник? - пошутил я.
- Именно так, уважаемый Командир. Уже неделю, как мы пользуемся её помощью. Вылечили троих хроников, в том числе язву желудка. У неё колосальная психическая энергия. Теперь нам стало ясно, почему среди еров нет болезней. Они инстинктивно знают, что для них вредно, поэтому не травят себя едой. Травмы обеззараживают слюной, а заживляют, как бы вам объяснить, мысленно.
- Я рад за вас капитан. Думал, что ваши дела не очень.
- Я сам так думал. Когда доктор привёл эту великаншу, я был, честно говоря, в шоке. Подняла меня за плечи, смотрит в глаза, как будто через них в моём мозгу копается. Потом тряханула слегка и поставила на пол. И толкнула легонько. Чтобы не упасть, я пошёл. Чудо.
- Гематому мы прокололи раньше. А она рукой покрутила над раной. Остатки крови вышли. Сейчас уже ни раны, ни гноя. Скажу по секрету, - доктор приглушил голос, - я попросил привезти к нам больного с церебральным параличом. Хочу попробовать. Сегодня обещали доставить.
- Успеха вам, доктор. Скоро врачам будет нечего делать.
- Было бы замечательно. Но таким даром владеет она одна. У них свои экстрасенсы.
Доктор пошёл по своим делам, Капитан, по своим. Мы с Димоном пошли в столовую.
- Димон, - спросил я его после завтрака, - домой не хочешь?
- Спрашиваешь. Очень даже.
- В принципе, мы здесь не нужны. Я договорился, чтобы тебя отпустили прямо сегодня. Со мной пока неясно. Меня включили в число сопровождающих. Но, есть мнение, уехать мне раньше, чтобы еров я встретил там. Решать будут только завтра. Значит, едешь?
- Еду, Вадим. Я к ерам отношусь спокойно. Болтаться здесь мне не хочется.
- Тогда собирайся, машины пойдут через два часа. Ты в списке.
- Спасибо, братела. Я зайду к Вере, что можно рассказать?
- Рассказывай, что хочешь. У меня от неё тайн нет.
Димон уехал. Я прошёл в лагерь еров. Там шла обычная для них жизнь. Охотники уходили на охоту, рыбаки на рыбалку, строители на монтаж домиков. Везде проводились церемонии проводов с танцем и криком. Матриархат остался в силе. Вождём племени стала девушка, которая ещё три недели назад, ходила хвостом за мамкой. Сейчас она уже оформилась в миловидную девушку, с хорошей фигурой. Теперь мамка ходила за ней следом. Когда, наконец все разошлись, я пошёл к девушке. Едва я приблизился, мамаша быстро ушла и тут же вернулась с чурбаком приличного размера. Он был поставлен для меня. Я сел.
- Командир, - девушка говорила очень даже неплохо, - это дерево, - она показала на чурбак, - помогает понимать тебя. Мы тебя очень уважаем. Ты понимаешь нас лучше других. Они, - она показала на студентов и учёных, помогающих ерам, - как дети. Смешные. Хотят сделать нас похожими на себя.
- Как мне тебя называть? - спросил я.
- Вы не можете говорить, как мы. Зовите меня Марра. Меня выбрала Луноликая. Я не выросла с ней. Мне трудно видеть плохое. Твоё слово, Командир, мне поможет.
- Марра, я пришёл услышать тебя. Вас ждут в другом месте. Там где ваш народ бился к собаками и тиграми.
- Тогда я была совсем мала. Теперь мама рассказала об этом. Так, как видела она, и так, как видели все. Я знаю, что меня там ждёт Петя.
- Ты помнишь Петю?
- Я видела его один раз. Он был маленький. Сейчас он вырос. Стал такой, как я.
- Кто тебе рассказал о Пете?
- Так сказала Луноликая. Когда выбрала меня.
Ещё раз я восхитился возможностями обмена мыслями. Ведь Лара эту девочку всего лишь провела за руку. Если бы я сам не испытал этого, то не поверил бы.
- Вы готовы ехать очень далеко на автобусах?
- Мы можем ехать. Взрослые ездили на машинах. Они рассказали нам, что это означает. Только непонятно, как мы будем добывать еду? Нам сказали Сергей и Тоня, что еду будут приносить готовую. Это неправильно.
- Ты права Марра. Но наши люди хотят чтобы твой народ быстро приехал туда, где вас ждут. Потому что скоро придут холода. А вам надо построить дома. Все хотят помочь вам. Поэтому в дороге вам придётся жить по нашим правилам.
- Ты говоришь много непонятных слов. Мне понятно, что Командир сказал: «Делать так, как скажут его люди».
Я кивнул. Молодец. Выудила из моей тирады самое главное и изложила коротко. В пути, подчиняться.
- Марра, мне надо ехать с вами? Или встретить вас в конце пути? Вместе с Петей?
- Твоя душа ждёт встречи с женщиной. Встречай нас. У твоего брата радость с печалью. Ты поможешь ему.
- В семье?
- Да, - коротко закончила Марра.
На следующий день я уезжал вслед за Димоном. Мы ехали автобусом по степным дорогам. Наша экспедиция проверяла подготовку местного населения к будущему обозу. Самое главное, что мы и просили, и требовали, чтобы на встречах не было много народа, минимум съёмки и подарков. На нас смотрели честными глазами, и соглашались на все наши условия.
Вот это мне и не нравилось. У нас были сменные водители и мы решили ехать без ночлега.
Мы выехали из очередного села и вскоре началась голая полупыстыня.
- Это из-за войны, - сказал мне попутчик, учёный биолог. – здесь образовался очаг опустынивания. Из-за смещения земной коры, подземные воды ушли на глубину. Тут зелено только весной, а потом остаются редкие камышовые болота. Через десять лет здесь появилась фауна полупустынь.
Водитель резко затормозил. В свете фар мы увидели фантастическую картину. Через дорогу ползли… крокодилы.
- Откуда здесь крокодилы? - спросил я биолога.
- Это вараны. Были вполне безобидными ящерицами, небольшого размера. Ели насекомых. Но их миграция должна была быть на неделю позже. Значит зима в этих краях будет ранняя.
Вараны, размером от полутора метров до пяти, резво ползли широкой полосой, метрах в тридцати от нас, не обращая на нас никакого внимания. Вдруг биолога зацепило.
- Такой случай. Надо поставить метки на них. Тогда будет известен путь миграции. У меня есть три радиометчика. Нужно всего лишь ружьё.
Народ высыпал из автобусов. Вскоре я увидел биолога уже с ружьём. Биолог и ещё один молодой человек шли в полосе света к ползущим варанам. Мне стало не по себе. Я видел, как ползущая полоса всё время изгибалась. Что будет если они попадут в эту полосу? Я вынул камеру и приблизил изображение. На экране вараны и учёные были совсем рядом.
Биолог поднял ружьё. Выстрел. Второй. Варан в которого попала метка вскинулся вверх. Он будто встал на хвост. Биолог перезаряжает ружьё. Вдруг бегущая масса делает мгновенный изгиб в нашу сторону. Биолог и его друг стали отсечены от нас десятиметровой лавиной панцирей и открытых ртов. На мизерном островке стоят двое, вараны обтекают их с обеих сторон…
- Стойте, и не шевелитесь! - кричит начальник группы. - Мы попробуем проехать к вам. По двое у дверей автобуса, займите места! Остальные на двадцать метров назад!
Женщины и дети из автобуса выходить побоялись. Я и парень встали у первой двери. Автобус двинулся в поток. Из под колеса брызнуло грязное и вонючее. Следующие вараны лезли на автобус. Грудились в кучу, которая прыгала у нас перед глазами. Мы ногами отпихивали морды. Через секунды по нашим ботинкам зашлёпали вылетающие длинные языки.
- Закрой дверь, - крикнул парень, - откроешь по команде.
Дверь стала закрываться. Мощный удар. В недозакрытую дверь влетает раскрытая пасть и хватает моего коллегу за ногу. Пасть сомкнуласть с хрустом ноги. Парень стоял на одной ноге и держался за поручень, постепенно бледнея. Я схватился за челюсти стараясь разжать их. Невозможно даже сдвинуть. И тут маленькая девочка из середины автобуса закричала:
- Мама, он смотрит на нас.
Выхватить нож, секунда. Вторая, удар в глаз, третья, удар во второй. Пасть распахнулась и парень упал в руки мужчин. Голова варана моталась, пасть щёлкала густым рядом мелких зубов. Створка двери трещала и гнулась.
- У кого оружие, - заорал я, - стреляйте.
Подскочил военный с пистолетом, выстрелы утихомирили варана.
- Открой дверь, - крикнул я.
Дверь открылась не до конца. Варан не пролазил обратно и тащился по земле. Военный стрелял в разевающиеся новые пасти. Я пинал, рискуя, тоже остаться без ноги. Наконец автобус поравнялся с парнем и биологом.
- По варану в салон, быстро! - заорал я.
Парень влетел пулей. У биолога был ступор. Он тупо стоял, не шевелясь. К нему полз огромный варан с разинутым ртом. Расстояние сокращалось с сумашедшей скоростью. Лейтенант вскинул пистолет. Тот был пуст. Варан прополз у самой ноги биолога и обогнул автобус. Хвостом он шлёпнул биолога по щиколотке. Тот очнулся.
- Сюда, в автобус, - снова заорал я, высовываясь, чтобы схватить его. Но почему так медленно он движется? Чуть, чуть и я схвачу биолога. Несколько языков влепились биологу в ноги. Он начал падать. Слава богу, в нашу сторону. Я схватил его за куртку и рванул на себя. И не получилось. Затрещала одежда. Я увидел, что его держат за ноги два здоровенных варана. Втащить троицу мне было не под силу.
- Пистолет! Стреляй! - кричу я.
- Патроны кончились! - заорал лейтенант.
- Тащи его, - ору я.
И выскакиваю из автобуса с ножом в руке. Справа пасть. Отмашка. Вроде зацепил. Дальше. Удар в глаз. Мимо. В морду. Но пасть раскрылась и отвалилась прямо в другую открытую пасть. Ещё шаг. Удар. Точно в глаз. Морда мотнулась так, что я поймал ноги биолога на лету. Биолог в автобусе. Пинаю разевающуюся пасть снизу. Наступаю на другую шевелящиюся башку. Ещё миг. Я уже в дверях. Удар в спину. Я лечу и падаю на лейтенанта.
- Живой, - выдыхает тот и закрывает глаза.
Слышу натужный скрип двери. Я встал. Ко мне подбежали.
- С лейтенантом плохо, - говорю я, - головой в кресло врубился.
- Спина, - кричат мне, - он схватил вас за спину.
Сбрасываю куртку. В ней здоровенная дыра. Спрашиваю:
- Что со спиной?
- Синяк, - радостный голос, - только синяк.
Я осматриваюсь. В проходе биолог. Ноги в крови. На одной нет ботинка. Нет и ступни. Автобус полз назад, переваливаясь на варанах. А те всё пёрли и пёрли. В окна давились, постоянно шевелящиеся, зубастые пасти, проплывая вдоль окон. Автобус кренился под их напором, едва не опрокидывался. Да когда они кончатся? Последний хруст и мы наконец свободны. Автобус полз дальше. Шевелящаяся масса постепенно удалялась. Мы вернулись обратно в село.
Врач утром ещё раз осмотрел меня и остался доволен.
- Вы отделались всего лишь синяком. За пару дней пройдёт. У биолога дела похуже. Вы зайдите к нему. Он просил меня об этом.
- Доброе утро, - поздоровался я, - входя в палату.
Биолог, по моему, был ещё в эйфории от наркоза. Смотрел бодро и улыбался.
- Спасибо вам. Вы, знаете, я всё-таки поставил все три метки. Я хочу вас попросить передать вот эти данные, чтобы метки подключили на контроль. Сделаете?
- Разумеется. Может ещё что передать? Семье или…
- О, не волнуйтесь. Домашних я уже предупредил. Жена сказала: «Допрыгался. Будешь теперь дома сидеть». Ага, дождётесь. Вы знаете, если бы мы продолжали стоять, они бы нас не тронули. Они реагируют на движение.
- Вам пришлось бы стоять до утра, - заметил я.
- Да. Несомненно. Конечно, риск оставался. Знаете, неприятно, когда рептилия ползёт по ногам. Скажите, пожалуйста, пассажирам, что я извиняюсь за доставленные неудобства.
К обеду мы поехали дальше. Едва я сел на своё место, ко мне подошла девочка лет семи:
- Дяденька, вот ваша камера. Она чуть на пол не упала. Я потом на экранчик смотрела, как вы с драконами дрались.
Я поблагодарил девочку. Про камеру я забыл начисто.
Место нашего ночного боя было отмечено черной стаей огромных ворон.
На дороге уже ничего не было. Зато по обе стороны шли птичьи разборки над каждым вараном.
Домой я попал поздно вечером. Меня ждали. Столько хотелось рассказать близкому человеку о том, что волновало меня эти недели. Дочка уснула, а мы сидели рядышком и смотрели видеозаписи прямо с камеры. Я встал на минуту, принести воды. Когда вошёл, Вера сидела вжавшись в диван. Я сел. Она прижалась ко мне всем телом.
- Как страшно-то, – сказала она.
Я обернулся к экрану. Там шёл ролик битвы с варанами. Они выглядели настоящими драконами. Я увидел самого себя, яростным, с ножом в руке. Увидел и летящую в мою голову морду с разинутой пастью. На секунду раньше я поднялся выше и морда захлопнулась у меня за плечами. Я полетел вперёд, а в пасти остался торчать кусок моей куртки. Вера заплакала на моей груди.
- Он же мог тебе голову откусить. А я то думаю, отчего ты в чужой куртке приехал.
- Подавился бы, - бодренько заявил я, - куртку выбросить пришлось.
Утром я позвонил Димону:
- Я вечером не мог до тебя дозвониться. Что-то случилось, не так ли?
- Случилось, Вадим. Помнишь, Петрович говорил, что приеду домой, а родители дома? Так и произошло. Они были в плену, в Манжурии. Их заставляли разбирать радиоактивные развалины. Заработали белокровие, понимаешь? Спасибо нашим дипломатам. Забрали их из госпиталя и переправили сюда. Вчера из реанимации перевели в палату. Но положение скверное.
- Слушай, Димон, может попробовать ерку-экстрасенса попросить? Что ты теряешь? – я хорошо всё понимал.
- Думал об этом, хотя всё очень запущено. Когда они выезжают?
- Завтра. Послезавтра будут здесь. Мы решили показать им столицу. Провезти по улицам. Эти дни твои выдержат?
- Выдержат. Но таких, как мои, здесь восемь человек. Как ты думаешь, согласится?
- Уговорим, - как можно увереннее, ответил я, - сегодня еду в посёлок. Завтра буду здесь. Встретим, и обязательно уговорю.
Я выключил телефон. Всё-таки интересно, как еры могут знать будущее?
Колонну еров встретили за городом. На правах Командира я прошёл в автобус, где была Вождь Марра. Еры встретили меня радостным рыком. Эры сидели по одному на специальных креслах. Я присел рядом с Маррой.
- У тебя есть важное дело, так?
- Да, Марра. Ты верно сказала про радость и горе моего брата. Его родители болеют и могут умереть. Я прошу вашей помощи.
- Да, доктору помогала Кара, по вашему. Я скажу ей, вы выйдете вместе, где тебе нужно.
- Она здесь, в автобусе?
- Конечно, здесь. Только её автобус с голубой полосой, а наш с красной.
Я решил ничему не удивляться. Когда мы ехали мимо больницы, я попросил остановить автобус. Водитель повернулся и четко начал:
- Не положено… - и затормозил.
Колонна остановилась. Я вышел. Марра осталась сидеть. От автобуса с голубой полосой шла ерка, докторша. Здорово. Никаких сотовых не надо. Я махнул, колонна тронулась дальше.
Димон ждал нас на крыльце. Мы прошли в палату. Отец и мать Димона лежали напротив друг друга. Бледные, худые лица, впалые, тусклые глаза.
- Тут таких четыре палаты, - негромко, печально сказал Димон.
- Мешать все, - заявила ерка и показала рукой.
Все вышли. Димон хотел задержаться, но ерка жестом попросила и его.
Мы стояли в коридоре. Врач больницы растерянно протянул пачку документов Димону.
- Вы не дали ей анализы и историю болезни.
- Они ей не нужны, - ответил Димон, - она читать не умеет.
- А, народная медицина, - разочаровано протянул врач.
- Это инопланетная медицина, - ответил Димон.
Врач извинился и ушёл по делам. Прошло больше часа. Мы так и стояли вдвоём. Дверь приоткрылась. Мы вошли. Одна кровать была пуста. На ней лежала больничная одежда. На другой, под простынёй, прижавшись друг к другу, спали родители. Все датчики были отцеплены.
- Так лечат друг друга, – сказала, грассируя, ерка.- Им жить вместе… - ерка растопырила пальцы одной руки и добавила ещё три другой ладони. И добавила, - дома.
Подошёл врач. Посмотрел подозрительно.
- Подготовь, пожалуйста, выписку. Сегодня я их забираю, - сказал Димон начальственно врачу. – И проводи нашего доктора к другим, – показал на ерку.
Врач, молча кивая головой, пошёл вперёд. Ерка пошла за ним.
Через несколько часов мы с еркой-доктором шли по коридору на выход. На лестнице нам навстречу шкандыбал подросток, с трудом перетаскивая ноги со ступеньки на ступеньку. Его согнутая спина горбатилась от напряжения. Ерка остановилась. Паренёк упрямо поднимался к ней. Ерка присела на корточки и мальчишка посмотрел ей в глаза. Я думал, что он заорёт от испуга, но он смотрел устало, но с интересом. Ерка протянула руки и он вошёл в её огромные ладони. Его тело обмякло. Ерка осторожно мяла мальчика. Потянула одну, потом другую ногу. Погладила по голове. И поставила на середину лестничной площадки.
- Иди, - приглушённо выдохнула мальцу и слегка толкнула под задницу.
Мальчишка пошёл, ещё не сознавая, что идёт прямо. Подошёл к лестнице и стал подниматься посередине. Сверху, с лестницы, мы услышали вскрик:
- Валечка, да ты же идёшь!
Потом мы увидели взволнованную медсестру, непрерывно всплёскивающую руками. Ерка весело посмотрела на меня, и мы пошли дальше.
Димону я смог позвонить только около полуночи.
- Вадим, ты знаешь, что мы сейчас делаем? - вместо «привета»- спросил Димон. - Мы пьём чай и разговариваем. Все вместе. Ты понимаешь?
- Понимаю. Поздравляю. Здорово, что мы с ними дружим.
- Это просто чудо. Она подняла даже того, что уже умирал. Висел на искусственном, ждали родственников. Она дала ему пять лет. Больница на ушах, - я слышал его искренний восторг.
Хорошо всё-таки иметь в знакомых волшебника. Какие же скрытые возможности заложены в нас, а мы не можем пользоваться ими, пускаем на самотёк. А ерка заставляет наше тело и органы работать на исправление, на жизнь. Вот только это чудо может стать для нас проблемой. Масса народу может рвануть в посёлок к ерам. Как оградить и не обидеть? Одни вопросы. Может у Марры спросить совета? А как они встретились и Петей! Будто знакомы сто лет. Влюбится он в неё. Ой, влюбится. Я по их глазам вижу. Ему же учиться надо. Выпускной год. Школу закончит, профессию выбрать, дальше учиться. Они же с разных планет. Её жизнь, считанные годы, у него десятилетия. Он уже мне прошептал сегодня:
- Дядя, Командир, я её без слов слышу и понимаю. Она тоже. Так здорово!
А может и я, старый пень, так же с Ларой смотрелся? А все видели и молчали? Мне бы радоваться за них, а мне тревожно.
Сегодня еры ночуют в, сделанных специально для них, палатках. Они уже выбрали место для посёлка. Столько странных условностей. Девушка-вождь в сопровождении старого ера и маленькой девочки, почти два часа ходили по окрестностям. Потом провели костёр с танцами и песнями обошли место будущего посёлка.
За ужином в колхозной столовой столичный проектант с восторгом говорил за соседним столиком:
- Потрясающе. Девчонка учла всё. Откуда ветер, где вода под землёй, как дома поставить, как сделать биогенератор. Я смотрел на неё снизу вверх не только из-за роста. Мы по зоне лазили, тыкали, сверлили почти месяц. А она сделала всё за два часа. Но мы тоже, «не лыком шиты». Посёлок круглый будет, как мы и предполагали.
Я не сказал ему, что все эти выводы Марра могла брать из его головы. Правда, я не был уверен в этом.
Социолог вообще старался подискутировать.
- Какую форму хозяйствования мы должны предложить ерам? - спросил он у самого себя, потому что сразу же дал ответ. - Такую, какая существовала при первобытно-общинном строе. Значит, община.
- А может, комунна? - задал кто-то вопрос.
- Община, – категорически утвердил социолог. - Но есть одна проблема - матриархат. Община - это патриархат. Нам надо создать условия перехода от матриархата к патриархату.
- А собственно, в чём разница? - ехидно поинтересовался невысокий очкарик.
- Матриархат регрессивен. Он ориентирован на семейные ценности, поэтому не охотно воспринимает прогрессивное. Патриархат делит общество на сильных и слабых. Легко воспринимает новое, как инструмент усиления отдельных семей. Так создавались княжества и царства.
- Князька им подсунуть? И как это сделать?
- Самое простое - изъять лидера матриархата. Тем более такого молодого и неопытного. После некоторого хаоса, выделится лидер и общество станет патриархальным.
Тут социолог был прав. Ещё год, и еры уже были бы патриархальным стадом. А весь прогресс свёлся бы к замене дубин на топоры. Их бы отстреливали, как диких зверей.
- Уважаемый социолог, - не выдержал я, - насчёт вождя, Марры, я хочу сказать. Не знаю, как там было у первобытных, но у еров Вождь-женщина, это матка у пчёл. Уберите матку - рой, племя, погибнет. И насчёт опытности я вам, вот что скажу…
- Не погибнет, - уверенно перебил социолог, - мы то, на что? Воспитаем, выучим лидера, по подобию человека.
- Научим пить, курить, за бабами бегать и за жёлтые штаны выслуживаться, - съёрничал ехидный очкарик.
- А вы предпочитаете руководителем сопливую девчонку? - запальчиво ответил социолог.
- Вождь у еров, - сказал я резко, так как его слова меня задели, - это не выборная должность, а исключительные способности ума. Вождь общается со ними мысленно и на большем расстоянии, чем другие. Вождь понимает мысли человека и воздействует на человека лучше, чем другие. Она может предвидеть лучше, чем другие.
- Значит, она и лечить может? - спросил доктор.
- Лечить они могут все. Но лучшего в умении определяет Вождь. Поэтому у них один знахарь, один старший охотник, один старший рыбак. И выбирается он не по возрасту и опыту, а по уму.
- Откуда ум у недоросля? Какая она Вождь, если она девчонка? Что она знает об охоте? - кипятился социолог.
- У вас есть копьютер? В любом виде. Большой, планшет, наручный? - спросил я.
- Есть конечно. И не один. Но причём тут комп? - недоуменно ответил социолог.
- В аналогии. Вы загружаете в комп программы, и он начинает знать и уметь, причём, сразу на полную катушку, писать, читать, в общем выполнять много и совершенно разного. Вождь, это их компьютер, скорее - сервер, в который приходят программы разных умений. И она может ими делиться с другими.
- Молодой человек, - обратился ко мне старенький спец по школьному образованию, - вы хотите сказать, что если мы научим читать всего только одну эту девушку - вождя, они все начнут читать и писать?
- Читать будут, уверен. Насчёт писать, тут навык нужен, но научатся очень быстро. Через несколько месяцев они будут говорить с вами свободно. А вы на их языке, никогда.
- Не будьте так категоричны, - вмешался филолог. - Несколько студентов и один аспирант вполне сносно рычат по еровски. И те их прекрасно понимают.
- Они рычат, но не понимают, что. Еры понимают мысленно слова и образы, которые вы им говорите. Вот в чём разница.
- А кто вы по званию? Я не знаю вашей фамилии в учёных кругах, - решил добить меня социолог.
- Воинское звание - майор в отставке. Я, Командир для еров.
- Да… Но вы спорите с кандидатами и докторами наук… - возмутился социолог.
- Спорю, - сказал я без выражения, - потому что я мог говорить с предыдущим вождём мысленно. Нынешняя девушка-Вождь тоже выбрала единственного человека из всех, с кем тоже говорит мысленно.
- Это вы? - просил филолог.
- Нет, это не я. И не один из вас. Это паренёк из села, Петя. Школьник.
- Но почему он? Почему не вы? У вас опыт такого общения, - выспрашивал филолог.
- Значит её мозг и его настроены друг на друга. Только прошу не злоупотреблять его возможностями. Он ещё не осознаёт всей прелести и возможностей такого общения.
- Я бы не хотел, чтобы в моём мозгу копалась, пусть даже самая прелестная, девица, - сказал социолог.
- В этом-то и есть прелесть общения. Абсолютная честность. Мысли, как совесть, они такие, какие есть. Так и еры общаются.
- Так они понимают наши слова или мысли? - задумчиво спросил филолог.
- Они понимают образы ваших слов. А ложь они чувствуют. Как - не знаю. Я не учёный.
На следующий день из лагеря «Научников», как шутливо его здесь называли, уехали трое учёных и социолог в их числе.
Я стал своеобразным посредником между нашими специалистами и Маррой. Утром в штабе, так в лагере «Научников» назывались утренняя и вечерняя планёрка, Председатель, как главный Заказчик, выступал первым.
- Вот я составил список специалистов, которые нужны ерам в ближайшие дни. Сейчас нужны строители. Как «наука» предлагает их обучать?
- Мы занимались монтажом блочных домиков. Три ера и два наших. Их и направим.
- Еры выбрали дома из брёвен, квадратный брус им не нужен. Вся работа ручная, - сказал строительный спец из столицы. - Справятся? Только через неделю привезут станки по выборке пазов, сверловке шпунтов и другие.
- Землю под фундаменты, кто копать будет? Трактор загнать, или вручную? - спросил мастер.
- Вручную. Еры хотят сами копать, – ответил я.
- Как насчёт скота? Коровы от них на стену полезут, - сказал беспокойно начальник фермы.
- В этот год скот будем поставлять только на убой. Весной они будут выращивать стадо с молочников. Приучатся, привыкнут и те и другие, - ответил Председатель.
- К хлебу вы их приучили? Нам план увеличивать? - спросил начальник пекарни.
- Хлеб давайте. Только серый. Как и планировали, - отвечали учёные.
«Тяжело быть гражданским начальником» - подумал я. Тем более, когда и дело новое, и работники необычные. Масса вопросов ко мне, которые просят выяснить у еров.
- Давайте пригласим на штаб их вождя, - предложил я.
- Да что она может понимать в таких делах? - сказал главный инженер строителей.
- Давайте попробуем, - поддержал меня Председатель.
Я систематизировал вопросы и пошёл к Марре. Она сидела в кругу женщин, которые сидели у вороха разной одежды, которую надарили жители сёл, через которые шли автобусы. Тут же вертелись дети. Женщины примеряли одежду на себя, на детей и смеялись. Женщины побойчей натягивали кофты или платья , а если те рвались, женщины отрезали полосы от другой одежды, и пришивали к разорванной. Никакой разницы «Вождя» с другими женщинами я не видел.
- Марра, мне надо много спросить у тебя, - спросил я её.
- Командир сказал, я иду, - ответила Марра, - иди со мной.
Мы зашли в палатку. На полу лежало верблюжье одеяло с орнаментом. Лара прошла по нему и села по китайски. Жестом пригласила сесть и меня.
- Командир так сидеть не умеет.
- Командир сидит, как умеет.
- Люди хотят вам помогать. Они не знают как это сделать, чтобы ты и твои люди не получили обиду.
- Покажи бумагу. Я хочу увидеть написанные слова.
Она внимательно смотрела на печатный текст. Потом придвинулась ко мне.
- Комадир, я возьму твою руку, ты прочитай линии букв сверху вниз.
- Хорошо, Марра.
Я вложил левую руку в её тёплую ладонь. Пальцем правой руки я вёл по строчке и читал вопрос за вопросом. Я закончил. Марра, чуть помедлив, разжала ладонь.
- Командир, я буду говорить про каждую строчку.
И начала монотонно и медленно отвечать на мои вопросы. Остался последний устный вопрос:
- Марра, мои люди приглашают тебя идти со мной и слушать, что надо сделать за один день. Что надо делать людям наших племён, чтобы сделать много разных работ. Если не хочешь, не ходи.
- Я приду после вечерней еды.
Я не мог ставить ей условий, назначать время. Поэтому я промолчал. Мне даже стало весело, я представил «радостные» от сообщения лица коллег. Заказчиком объекта числится Председатель. Я позвонил ему.
- Председатель, вождь назначила встречу после ужина. Их ужина.
- Замечательно, - ответил Председатель, – мы соберём только «научников» и моего главного строителя.
Председатель собрал нас на десять минут раньше.
- Коллеги, - объявил он, я собрал вас на пробную планёрку с вождём еров. Говорите короткими фразами. Без ненужных: «знаете ли», «к примеру» и прочих пустых слов. Чтобы не мешать пониманию смысла. Первым выступишь ты, - кивнул главному инженеру. – Скажи, что планировали, что сделали. Потом вы.
Марра пришла не одна. Её мать вошла вместе с ней и встала у порога, как изваяние.
- Марра пришла слушать, что говорят люди, чтобы помочь моему племени, - сказала Марра, присаживаясь на приготовленный для неё стул.
Она обводила спокойным взглядом сидящих мужиков, вводя всех в непонятное смущение. Когда встретились наши взгляды, я чуть улыбнулся ей. В её глазах сверкнула искра смеха. Эта чертовка поняла, какой фурор она произвела на всех.
- Начнём нашу планёрку, - сказал Председатель, - главный инженер, доложите о выполнении работ и план на завтрашний день.
Главный инженер встал и нервно перебрал бумаги.
- Вчера мы окончательно согласовали план посёлка. За ночь были сделаны правки проектного задания и проекта коммуникаций: электричество, водопровод, канализация. Условия жёсткие, всё должно быть спрятано в землю, с минимальными раскопками. Сегодня сделали разбивку трасс и геодезические работы. Землеройная техника имеется, два агрегата для пробивки земли прибудут завтра. Комплектная насосная станция с водоочисткой и комплектная насосная канализации с биоочисткой на стадии наладки и опробования. Заканчивается монтаж цифрового управления комплексом бытовых услуг в селе и в посёлке. Вы это видите на экране. Проблемы, требующие отдельных решений, доложат специалисты.
- Я от проектировщиков. Хочу показать нашей уважаемой гостье, - специалист сделал Марре легкий поклон, - доработанный проект жилого домика в формате 5D.
На экране бревенчатый дом необычно высокий для человека. Рядом с ним стоит семья еров. Еры входят в дом. Большой холл с кухней и большим камином, из него через угловатые проёмы, стилизованные под вход в шалаш, три комнаты – мужская, женская и туалет с душевой. Семья обходит комнаты, включает и выключает световые панели на потолках круглого вида. В туалете открывают и закрывают воду в раковинах и в душе. Проходят в комнаты-спальни. В каждой на полу кровать-матрас, большой встроенный шкаф, настенный видеофон. Стены облицованы светопанелями. Ер, пультом управления создаёт последовательно фон солнечного утра, лесной поляны, красивых пейзажей, вечернего заката.
- Специально для вас, - проектант вновь наклонил голову к Марре, - наши друзья в краткие сроки обещают сделать такие… стены, во всех комнатах. Изображения будут анимированными, то есть, как настоящие.
Семья переместилась на кухню. Встроенный холодильник с вместительной морозилкой и оригинальная газовая плита. На ней две горелки. Большой духовой шкаф с большой жаровней для тушения. В камине газовый дровник в виде костра, над которым можно повесить казан или поставить гриль.
Еры достали еду из духовки, сняли казан из камина. Они садятся в круг на деревянный пол, покрытый пластиком с рисунками трав и цветов.
Я посмотрел на Марру. Она внимательно смотрела ролик. Когда экран погас, Марра повернулась к Председателю:
- Этого не было. Это неправда. Зачем?
- Марра, - вмешался я, - люди нашего племени сделали это, чтобы показать людям и тебе, как можно построить или сделать. Они научились рисовать дома, людей, траву, похожие на живое. Это устройство, - я показал на проектор объёмного изображения и планшет, - показывает картинки на экране.
- Похоже на сон. Пусть в следующий раз со мной будет Петя, он объясняет проще, – попросила Марра, - у картинок нет души. Я не знаю, хорошо будет моим людям в таком доме или плохо.
Мне понятна её просьба. Пете не надо подбирать нужные слова. Он может передать ей мысль и образ. Петю нужно включать в планёрки вместе с Маррой.
- Через четыре дня мы столкнёмся с кадровой проблемой, когда начнём строительство домов, - не выдержал главный инженер. - Неужели вы считаете, что можно научить специальным навыкам того, кто, как говорится, топора в руках не держал? Срыв этого этапа потянет все остальные, – главный смутился, понял, что наговорил непонятно для Марры. - Надо пересмотреть вопрос привлечения … ваших людей, уважаемый Вождь. Может, им не надо работать на стройке домов?
- Марра, - решился я, - ты сможешь, через Петю говорить со мной и с другими?
Кроме её, меня никто не понял. Марра посмотрела на меня, потом вдаль.
- Сейчас придёт Петя. Тогда я скажу.
- Давайте к учёбе специалистов вернёмся, когда придёт Петя, - попросил я.
- Хорошо, - сказал Председатель, - сейчас вызовем, я скажу секретарю.
- Не надо, - сказал я, - он уже идёт. Так, Марра?
Марра утвердительно кивнула. Председатель удивлённо приподнял бровь.
- Я хочу сказать о промышленной зоне. Это белое пятно… Мы не знаем как учитывать особенности… Прошу ускорить техническое задание для нас, - сказал начальник проектировщиков.
Дверь приоткрылась. Девушка секретарь с опаской просочилась в щель:
- Он сказал, что его вызывали, - растеряно сказала она, - и приоткрыла дверь сильнее. Там стоял Петя.
- Заходите, молодой человек, - позвал его Председатель, - Петя садись рядом с Маррой. Может быть вместе вы сможете нам помочь.
Петя смущённо кивнул, сел к Марре. Она взяла его руку в свою. Они общались. Я мог видеть эмоции на Петином лице. Мимолетно промелькнуло удивление, серьёзность, улыбка, значительность, ребячество, смущение. Все сидели молча.
- Командир, - позвала Марра,- сядь к Пете. Петя, положи руку на голову Командира.
Марра тоже положила свою ладонь на голову Пети. На мгновение в моих глазах, как будто вспыхнул оранжевый ареол, который тут же исчез. Я услышал Марру:
- Командир, теперь мы слышим друг друга. Ты хочешь говорить?
- Да, - ответил я мысленно, - я отвечу так, как я понимаю.
- Ты говорил про это устройство, - она показала на стереопроектор. - Расскажи, как это, работает.
- Я не знаю всего, но работает так: - я мысленно подключил планшет, стереопроектор и включил его. - Я знаю, как запустить систему, но из чего она сделана я не знаю.
- Командир знает, как строят дома?
- Нет, Марра, у нас одни люди знают, как строить, другие - как сделать, чтобы вода пришла в дом, третьи - как делать дороги, другие - как вырастить животных для еды.
- У нас так же. Я знаю, что каждый из моего племени будет делать лучше других. Он этим и занимается. У вас этим занимаешься ты или Председатель?
- У нас человек сам выбирает умение, потом другие люди его учат этому. Петю в школе учат умению учиться, потом он будет учиться умению выполнять работу, которая ему нравится.
- Как это сложно у вас. Объясни этим специалистам, что я могу взять умения их людей и отдать их моим людям. Это сделаем завтра с одним из них. Следующее умение, на другой день с другим. Встретимся там, где надо работать, после утренней еды, когда твой амулет, который ты зовёшь «смарт», покажет время, «один». Я ухожу.
Она сняла руку с головы Пети и у меня в голове, будто погас экран. Я тоже убрал руку. Марра встала, взяла Петю за руку и пошла прочь. Дверь перед ними распахнулась, вроде, сама собой. Изваяние, её мама, наклонившись, вышло следом и отпустило дверь.
- Сколько времени мы беседовали? – спросил я у всех.
- Полминуты, а может и меньше, - ответил Председатель.
- Опыт получился, - сказал я,- Марра опробовала на мне передачу информации. Петя, как связующее звено. Она предложила завтра в час дня свести её с лучшим специалистом, который нам нужен. Она скопирует его знания и вложит их своим людям. Они станут специалистами. На следующий день подготовит других специалистов. И так далее.
- Значит и начальника можно скопировать?
- Насчёт начальников, не знаю. А вот хорошего мастера - нужно попробовать, - заявил я.
- Так что же вы успели сказать друг другу, если вы молчали? - поинтересовался зоотехник.
- Многое. Я даже объяснил, как включается проектор. И о нашей системе обучения.
- Ладно. Ясно, хотя и не понятно. Вам нужны землекопы? Так? - обратился Председатель к специалисту-строителю.
- Да. Завтра землекопы и опалубщики. Послезавтра, бетонщики и каменщики, - ответил тот. - Когда и куда прислать человека?
- Я приду с Маррой на участок, вы мне покажете подходящих специалистов. Она выберет одного.
- На этом закончим, - сказал Председатель, - Все свободны. А вас, - с улыбкой обратился он ко мне с расхожей фразой, - «я попрошу остаться».
После ввода в работу «Блока цифрового планирования и управления», планёрки проходили быстро. Вся информация, выводы и прогнозы были не только у начальников, но и на информационных табло. На планёрках утверждали, меняли или предлагали решения этому «Блоку». Эта планёрка проходила только для Марры.
- Я вам не завидую, - сказал я Председателю, когда мы остались одни, - забот много.
- Много, - согласился он, - техника помогает, но устаю. Вот наладим всё, и уйду в рядовые работники. Отдыхать буду, – он улыбнулся. - Я вот о чём хочу поговорить. То, что у Пети каникулы кончились, это факт, а как же со школой? А инвалидом он не станет? Мама его беспокоится. Он становится другим. Не похожим на сверсников.
- Я не специалист по ерам, - ответил я, - Сергей Владимирович за совместное обучение. Считает, что тогда наши малыши могут перенять их способности. Из своего опыта, скажу, что память, внимание, улучшаются.
- Нам он рекомендовал провести начальное обучение для еров, а потом делать смешанные классы. И директор школы не против. Он молодой, ему хочется науку двигать. Меня смущает развитие. Еры за два года становятся взрослыми, а наши в шестнадцать.
- Вы согласились на эксперимент совместного проживания. Теперь вся жизнь у вас будет - эксперимент, - улыбнулся я и добавил, - придётся Марру просить стать их школьным учителем.
- Пожалуй. Я же практик. О людях, о селе думал. Сейчас вместе с их посёлком обустраиваем свой. Всё на высшем уровне будет. Цифровое управление тоже будет общим. Этнографический институт здесь открывает учебно-производственную базу. Своя наука будет. Не ожидал такого, честно. Но не жалею.
- Ваши школьники будут людьми будущего. Некоторые научатся общаться мыслями. По нынешним меркам, станут гениями и эскстрасенсами.
- Вот этого я и боюсь. А про браки еров с людьми знаешь, что-нибудь?
- Их русский вожак уверял, что еров случал с людьми для получения потомства. Для этого китаянок возил. Сергей Вдадимирович уверяет, что это неправда. У еров за год появилось несколько детей. Никаких китаянок в помине не было.
- Люди забеспокоились, чтобы насилия не было.
- При том воспитании, что у них сейчас, это невозможно. Если мы их не испортим.
- Сначала надо построить один дом. Поселить семью. Пусть оценит. Как думаешь?
- По нашим меркам, надо. Но у еров, другие мерки. Думаю, надо строить все сразу. Заселять тоже. Пройдёт зима. Вырастет новое поколение. Оно уже не откажется. Нельзя строить один дом.
- Спасибо за совет. Понял я. Пожалуй, верно. А к технике они способны?
- Лара управляла БМП первый раз в жизни. И не плохо. Наша техника для них тесновата, остальное освоят. Попробуйте их с коровой познакомить. Если они подружатся с одной, значит, подружатся и с остальными.
- Они не пьют молоко, а масло едят, как хлеб.
- Когда их дети станут пить молоко в школе вместе с нашими, просто из любопытства, новое поколение будет пить и молоко, и чай. Я уверен.
- Семью будете сюда перевозить?
- Не знаю. У моей жены еры убили мужа и ребёнка. Пока, мы даже не говорили об этом.
- Но Вы наш почётный гражданин. Прошу выбрать место для дома. А там посмотрим.
- Остальные дома как распределять будете?
- Электронная лотерея.
- Включите меня на общих основаниях.
У меня было свободное время, и я решил пройти к Петькиной маме. Я шёл по улице, и все встречные здоровались со мной, многие за руку. Когда я подошёл к дому, Васильевна вышла навстречу. Мы поздоровались, она обняла меня. В доме многое изменилось. На стене висела панель видеофона, шла какая-то программа телевидения. На столе Петьки я увидел планшет рядом со стопкой книг. На стене фото Лары.
- Как живёшь, Васильевна? - спросил я, усаженный за стол с самоваром и пирогами.
- Как на вулкане, – ответила она весело, - раньше работали, чтобы выжить, а сейчас работаем, чтобы жить да радоваться. И свет у нас, и вода, и канализация. Баня вся на электричестве. Мы с краю живём, так у нас всё у первых. Все ходят к нам, хвалят.
- У вас видеофон уже работает?
- Включен, как телевизор. С дочкой говорим, она в столице учится. Начальство иногда беспокоит. С соседями тоже говорить можно, но сходить, привычнее. Как вы уехали, так сразу у нас и началось. На ферме автоматику ставят. Коровам мы клипсы навесили. На телевизоре видно, где ходят, что едят, сколько молока дали. Мы, как докторши, в белых халатах. Скотник наш, матерщинник был… сейчас важный, как гусак. Техника у него всякая. В белых перчатках работает.
- Значит, жить стало лучше?
- Конечно. Видели бы мои родители, как жить мы стали. Померли они в голодные годы, пятнадцать лет минуло.
- А как вам новые соседи? Не боитесь?
- Чего их бояться. Мы от них плохого не видели. Чудные, конечно. Обросшие, как бабтисты. У нас до войны две семьи бабтистов было. Ушли от нас. Дескать, мы бога прогневили, жить с нами нельзя. Говорят, в тайге сгинули.
- Как у Пети отношения с ерами?
- Да вот ведь как, - она сокрушённо посмотрела на меня, - даже слишком хорошие. Они с ним к нам в гости приходят. Тот, который его спящего принёс. А потом возрастная женщина с девушкой. Красивая девушка. По ихнему, красивая. Мне вот что не нравится: мамка её станет у порога и будто спит, но глаза за мной так и бегают. А дочка с Петей сядут за стол и молчат. Он книжки листает, пишет, планшет свой включит. И всё молча. Я его спросила, когда они ушли: «Что же вы молчите?» А он мне: «Мы молча разговариваем». Разве это можно?
- Можно, Васильевна. Мы тоже с Ларой могли молча разговаривать.
- Так он значит с ними говорить научился?
- Нет, Васильевна. Только с Маррой, так девушку зовут. Она у еров - Вождь.
- Такая молоденькая и Вождь? У них, что поопытней нету?
- Вождь у них не по опыту, а по таланту. Лара выбрала её своей преемницей. Девушка тогда ещё совсем малой была.
- А Петю она не испортит? Ером не сделается?
- Не думаю. Она сейчас через него учится нашей жизни, а то, что молодая, только лучше. Молодые новизну быстрее осваивают. А мать её не просто смотрела - у вас училась.
- Это верно про молодёжь. Электронику всякую поставили, я и подойти боюсь, а Петя уже включил, всё у него работает. Меня научил. А как они семью заводят?
- Через два года Марра станет взрослой, по их меркам. Она сама выберет, кто будет ей муж. Они построют себе дом. Наверное свадьба или обряд какой-то будет. Не скажу, не видел.
- А с людьми они знаются? Женятся?
- Вы видели среди еров человека? - ответил я вопросом на вопрос. - Нет таких. Получается, что не знаются и не женятся.
- Ну, слава богу, - с облегчением выдохнула она. - А я уж чего только не передумала.
- Не переживайте. Они будут очень хорошими друзьями. Как я и Лара.
- Про вас я тоже, грешным делом, думала, что любовь у вас, - улыбнулась она.
Здесь в селе, многое во мне будило воспоминания о Ларе. Но уже не было тоски и боли. Была грусть и нежность. Но на месте Веры, я Лару не представлял. Вера, дочка - это совсем другое. Загудел телефон.
- Командир, пройди к ерам, там у них один сошёл с ума. Просили у вождихи спросить, что с ним делать.
Перед палатками здоровенный ер со стеклянным взглядом корчился в прыжках и конвульсиях. Его движения напоминали какие-то вычурные танцевальные движения, только более угловатые. Если кто-то из еров подходил к нему, он грубо его отпихивал и угрожающе рычал. Марры в лагере не было. Я набрал телефон наблюдателей. Слава богу, сработал.
- Наблюдательный пункт слушает вас, - услышал я приятный женский голос.
- Девушка, с вами говорит Командир.
- Замечательно. Я вас хорошо помню. Чем могу помочь?
- Мне нужен телефон Пети, который дружен с ерами, - я понял, что не знаю его фамилии.
- Сейчас я продиктую, - спокойно сказала девушка. - Вы готовы?
- Диктуйте, - попросил я.
Как всё-таки отличается село от города. Нужен Петя? Добавьте хотя бы одну примету этого Пети, и вам расскажут о нём всё. А номер телефона и вовсе мелочь. Я тут же набрал номер.
На экранчике высветилось лицо Пети:
- Командир? – удивился он. - Что-то случилось?
- Да Петя, небольшое недоразумение. Марра рядом?
- Вот она, - Петя повернул экран и на нём возникло лицо Марры. - Я показываю ей наш клуб, - услышал я голос Пети.
- Марра, - сказал я, как можно спокойнее, - один ваш мужчина, очевидно, попробовал «огненной» воды. Сейчас ведёт себя странно, - я навёл телефон на, корчащегося ера.
- Сейчас он упадёт и уснёт. В его ухе сидит звук, который у него надо вытащить.
Ер будто сподкнулся. Упал на бок и затих. К нему осторожно подошла ерка. Опасливо покопалась в ушах ера, вытащила микроплеер, поднесла его к своему уху и тут же отдёрнула руку. Потом подошла ко мне и протянула ладонь. Я взял чип и тоже поднёс к уху. Точно. Чип грохотал диким ритмом. Я нажал на него и он замолк.
- Спасибо, Марра, - сказал я в телефон.
- Он не хотел обидеть человека. Пил вонючую воду и разрешил вставить в ухо музыку, – ответила она. – Я скажу всем, что такую воду нам пить нельзя.
Выяснилось, что ер помогал мужикам сортировать брёвна. После работы его, «по доброте душевной» угостили водкой. И проводили до лагеря, и подарили микроплеер.
Наконец всё улеглось. Кончился ещё один рабочий день. Я вернулся к себе в комнату. Взбудораженный, я налил чаю из термоса. Достал печенье. А собственно, что я так взволновался? Пьяный ер? У нас ещё будут проблемы с ерами, когда они размножатся, разъедутся и выйдут из-под контроля Вождя. Как и с людьми.
Я включил планшетник. На экране высветились новости столицы. Урал присоединился к нашей республике на правах федерации. Чукотка, Магадан прислали делегатов. Тоже хотят присоединяться. Приморье, Хабаровский край, Читинская область проводят референдумы о присоединении к нам. Наша республика стала привлекательной. Особенно для простого человека. Пошли городские новости. Выполнено, сделано, построено, изобретено, передовики, дети, спорт. А вот и про нас. Больница. Снимок ерки-доктора. Кто успел? Танцует мальчишка, тот самый, из больницы. Кортеж автобусов с ерами на улице. Встреча еров с президентом на площади. Понятно. Железняк, мужик любопытный. Это уже хроника. Похоже какое-то событие отмечают, раз повторяют. Ясно – десять дней от приезда. Пролетели в миг… Вот день сегодняшний. Петя идёт с Маррой, держась за руки. Она немного выше его. Лица, счастливые. А я и не замечал корренспондентов. Еры на стройке. На экране вполне за людей сходят. Синоптики обещают последнюю неделю тепла, потом холода и дожди. Ничего, мы привыкли. Были времена, лета, практически, совсем не было. Всё. Я совсем успокоился. Можно и с Верой поговорить.
- Здравствуй, любимая, - Вера с дочкой на диване. Малышка прыгает и задорно смеётся.
Я хочу, чтобы они были рядом, здесь. И не хочу этого. Чтобы защитить их от сумашедшего ритма стройки, повседневных стрессов.
- Мы едем к тебе, - слышу я, - я хочу быть рядом. Хочу помогать тебе.
Я не буду её разубеждать. Не хочу. Верю, что всё будет хорошо.
Димон всегда выходит на связь поздно.
- Привет, - это наше обычное, - я тут на дежурстве. Меня достают просьбами, чтобы привёз хотя бы на день доктора-ерку. Не знаю, что делать.
- И я не знаю. Переговорю завтра с Вождём. Что ещё нового?
- Фонд Светлого уже такой, что, наверное, город можно построить. Вертолёты к ним летают через день с оборудованием и специалистами. Скоро увидим их. Может даже через неделю.
- Дома у тебя как?
- Всё нормально. Отец с мамой взяли машину и ездили на рыбалку. Отец щуку поймал, мама, сорожек. Приехали счастливые. Посмотри фотки.
- Сейчас посмотрю.
- Ладно, пока. Зовут меня, - Димон отключился.
Перед утренней планёркой Председатель пригласил меня:
- Что делать с этими любителями выпить? Хвоста я им накрутил. Отметили, видишь ли, сортировку брёвен. И ера, помощника, угостили и музыку подарили. В газете пропишем.
- В газете надо написать грамотно, страхов не нагонять. Рабочих отправить домой. Со всеми провести инструктаж: «Что такое спиртное для еров».
- Займись этим сам. Хорошо?
- Хорошо. С газетой я свяжусь. Могу и на планёрке сказать.
На том и порешили. На тему спиртного мы с Димоном говорили. По его словам, у еров нет, как и у животных, защиты от алкоголя. Выпей ер больше, он бы отравился насмерть.
Перед нашим обедом, еры едят только утром и вечером, я, Петя и Марра пришли к строителям. Бригадира предупредили заранее. Бригада должна была дать «мастер-класс».
Выглядело это так.
Бригадир, Петя и Марра стояли рядком. Петя держал руку на голове бригадира, рука Марры лежала на его голове. Бригадир делает распоряжения. Показывает и объясняет Пете и Марре чертёжи. Рабочие делают разбивку фундамента, двое бурами сверлят ямы для столбиков. Двое других копают соединительные траншеи. Троица цепочкой подходит к рабочим. Бригадир подробно поясняет Мааре, что надо делать. Бригада умеет работать лопатой, хотя вручную такую работу сейчас делают очень редко. На это есть техника. За два часа траншеи под фундамент были готовы. Бригадир посмотрел на Маару и вдруг покраснел, как девушка. Затем сбросил руку Пети со своей головы.
- Всё. Теперь вы знаете, как делается эта работа. Я свободен?
- Свободен, – сказала Маара, глаза её озорно блеснули,- вы хорошо работали.
Эксперимент удался частично. На следующий день два ера за час сделали аналогичную работу и ушли. В их понятия, восьмичасовой рабочий день не входил. С обучением бетонщиков и плотников мастер-класс шёл до конца рабочего дня. В следующие дни еры работали тоже до конца рабочего дня. Но только бетонщики.
На планёрке вечером председатель сказал всем начальникам:
- Расчитывать, что люди её племени сами всё сделают в срок, не приходится. Вызывайте специалистов для ускорения работ. Синоптики обещают скорое похолодание.
- Снег ляжет на землю через десять дней, - спокойно сказала Марра и показала по пять пальцев обеих рук.
Никто не решился с ней спорить.
Со следующего дня работы стали вестись круглосуточно. С применением техники. Чёрные трубы, сматывались с барабанов и, как змеи, вползали в землю, чтобы вылезти внутри квадратов фундаментов. Смешанная бригада плотников собрала первый дом за один день.
На утренней планёрке председатель похвалил мастера плотников, но тот в ответ на похвалу заявил:
- Я вижу, что у еров выделился руководитель. Он изучал чертежи, и сказал, что завтра они будут собирать дом сами. Что делать, не знаю?
- Первый раз ничего. Пусть собирают. Устроим соревнование. Бригада с бригадой, а ты, как контролёр. Участок комплектации, обеспечите равноправную поставку деталей?
- Обеспечим, - заверил начальник комплектации.
- А что в качестве премии? С нашими ясно, а вот с ними? - спросил мастер.
- Премии, не будет. Попробуем моральный стимул, фото бригад на стенде. Может ещё, что-нибудь придумаете.
Работу бригады начали одновременно. Еры постепенно начали опережать бригаду плотников. Еры не заглядывали в чертежи, безошибочно брали нумерованные брёвна. Легко укладывали их, а штифты вбивали ударом ладони. Инструкции соблюдали неукоснительно.
Бригадир плотников начал нервничать. В результате одно из брёвен установили наоборот. Принципиальной разницы не было, но мастер приказал переделать. Плотники безнадёжно отстали и перестали спешить. Но на монтаже крыши еров догнали. Ерам хуже давалась работа с инструментом, особенно с электрическим. Им очень не нравился шум и вибрация.
Два дома были собраны. Позвали Марру, пришёл Председатель. Еров и плотников хвалили, говорили хорошие слова. И еры заулыбались от удовольствия. Назавтра на стенде висели фотографии бригад и отдельно фото на котором ер и бригадир плотников пожимают друг другу руки. С этого дня еры собирали срубы, а наши монтировали крыши. Соревнований больше устраивать не стали.
Великое дело, план. Как чиновник, я имел дело с планом по бумагам и файлам. Теперь я видел его действие на практике. Материалы и оборудование поставлялись точно в срок. Бригады укладывались в плановое время. Перевыполнение не приветствовалось, потому что могло сбить ритм работ. Компьютер отслеживал, корректировал и информировал. Отслеживать надо было немало. Ещё строился посёлок для специалистов. Всюду вели коммуникации, строили, монтировали. Если бы не современные технологии, стройка затянулась бы на годы, а улицы превратились бы в траншеи и окопы.
Погода подгоняла нас. Стало заметно холоднее по утрам. Ночами накатывались туманы. Еры ходили босиком. Институтские дизайнеры из кожи лезли, изобретая для них обувь, но еры мерили, смеялись и… снимали.
Дома для специалистов были блочного типа. Укомплектованные по полной. Можно было переселяться из гостиницы почти сразу после установки. Вера задерживалась. Дочка приболела. Завтра у нас намечен день заселения еров. Мы говорили с Маррой. Договорились, как сделать этот день праздником не только ерам, но и всем жителям. День был насыщен, как никогда. Принимали крупноблочный «Дом Культуры». Уставший, я пришёл в свою комнату в общаге. В дверь постучали. Мне совершенно не хотелось общаться, ни с кем, но…
- Войдите, - крикнул я, подавляя недовольство.
Дверь открылась. На пороге стояла Вера с дочкой на руках. За её спиной с чемоданом стоял один из наших спецов.
- Здравствуй, это мы, - вошла и просто сказала Вера.
Я стоял, как истукан. Потом очнулся, подошёл и обнял их. Чемодан перекочевал в комнату и дверь закрылась.
- Как же ты добиралась? Почему не сообщила? - заговорил я, помогая раздеться.
- Потому и приехала, что не могла сообщить. У тебя всё в порядке? - встревожено спросила Вера.
- Вера, у меня всё в порядке. Как же так? - я сунул руку в карман - видеофона не было. Я обшарил все карманы.
- Нет видеофона. Где-то выронил, наверное, - растеряно сказал я.
- Ну вот. А я решила, если ты не отвечаешь, значит, что-то случилось. С очередной машиной к тебе и поехала. Здесь мне сказали, что ты жив, здоров и на работе. Хотела подождать тебя в твоей комнате.
В шкафу зазвучал вызов. Я открыл дверцу. В лёгкой куртке, которую я не одел из-за утреннего заморозка, надрывался видеофон.
- Слушаю, - буркнул я и включил экран.
- Командир, ты жену свою нашёл? Звоню тебе, звоню, а ты фон не берёшь, - с экрана на меня смотрел встревоженный Николай, - Не случилось ли чего?
- Оставил фон в комнате. А Вера уже у меня.
- Слава богу. Счастливо вам, – и крикнул, погромче, - Вера, привет. Ты его придержи, а то ноги протянет. Пока.
- Вера, прости. Замотался сегодня. Завтра еров заселяем. Только пришёл.
- Я понимаю. Не переживай. Ты хоть ужинал сегодня?
- Нет. Забыл. Но у нас столовая круглосуточная. Пойдём?
- Я кое-что захватила. Здесь поужинаем. Не против?
- Я? Против? Нет, конечно, - радостно сказал я. Мне никуда не хотелось идти.
Впервые я едва не проспал. Меня разбудил фон.
- Командир, во сколько заехать за тобой? - спросил Николай.
- Через десять минут, – ответил я, аккуратно выползая из-под одеяла.
Весь день я был в комиссиях. Принимали и подписывали. В обед я приехал к себе. В комнате был порядок. В вазочке стояли разноцветные осенние ветки. Заказанный обед был на столе. Вера в ярком халате встретила меня у порога. За столом Вера заметила:
- Мы уже прогулялись по селу и посёлку специалистов. Красиво, оригинально. Но почему дома высокие, двери тоже? Тут все дома для необыкновенных людей?
- Наука считает, что наши дома не должны сильно отличаться от еровских. Заметила, что стены снаружи разрисованы?
- Конечно. Прямо камуфляж. Ветки, кусты, осень. Художники постарались.
- Вера, это точно камуфляж. Это панели экспериментальные. В них встроены разные картины или просто цветной фон. Хозяева сами выбирают расцветку дома.
- А дворец культуры у вас и тоже общий?
- Все здания рассчитаны на посещение их ерами. И дворец и магазины и школа. Кафе будет построено к Новому году.
- Старое село кажется таким маленьким. Им не обидно?
- В этом году в дома подвели воду, канализацию и электроотопление. Затем каждая семья выберет свой проект нового дома. А часть села останется музеем. После обеда специалисты переселяются в дома. Мы тоже.
Неяркое осеннее солнце освещало ряд аккуратных домов. Мы и ещё несколько семей шли по дорожке выложенной искусственным камнем.
- Вера, это наш дом, - показал я на дом, на стене которого алела гроздьями рябина. - Нравится?
- Красиво. Рябину ты выбрал?
- Да, у деда с бабулей такие росли. Зимой птицы такие, с хохолками, прилетали ягоды объедать.
- Это свиристели, я их знаю.
Мы подошли к своему порогу. Я открыл дверь.
- Иди хозяйка, принимай гнездо, - пошутил я.
Вера с дочкой на руках вошла в зал. Я вошёл следом. Внутри дом был немного похож на еровский.
- Какая красивая мебель. А вот стены голые. Пол тёплый, замечательно, - она отпустила дочку на пол, и та поползла к дивану.
Я взял пульт и включил подсветку пола. Дочка уже ползла по зелёной лужайке. Ещё сигнал, и стены рассвечены прекрасными пейзажами. С потолка шёл рассеянный свет.
Видеофон на стене издал сигнал. На экране был Николай со своим семейством. Я включил видеосвязь.
- Командир, можно вас пригласить на новоселье? Вера, уговори его. Еров заселим, и ко мне.
Николай нашёл себе жену из «научников» Сергея Владимировича. Главное, что Аня её приняла и даже называет её «мама Люба».
- Хорошо, Николай, придём, - за меня ответила Вера. Собственно, и я был не против.
Только сегодня я увидел в действии всю автоматику дома. В столице у нас такого не было.
- Вера, - с видом знатока, рассказывал я, - климат контроль в каждой комнате свой. Если даже ничего не настраивать, будет «Автокомфорт». Освещение погаснет через десять минут, если мы уйдём и не выключим. Управление «фоном» и всем остальным через сенсорный пульт. Видишь? И значки, и подписи. У еров, точно такие же.
- Хорошо сделано. Мне нравится. И магазин недалеко.
- В магазин можно не ходить. Закажешь по «фону», через пять минут доставят. Посмотри каталог на «фоне».
Я включил каталог магазина.
- Может перекусим? - спросил я.
- Сейчас выберу, - ответила Вера и взяла пульт.
В столице такая система у нас работала уже года три. Через планшеты, смартфоны, ПК и телефоны. На видеофоны пока очередь. Всего в крае работали два завода бытовой электроники. И несколько ателье по ремонту и адаптации старой электроники к новым системам. А мода требовала всё новое и сразу всем.
- Сейчас проверим вашу доставку, - улыбнулась Вера. - Сказали, что через три минуты. Засекаю время.
На кухне тоже было полно всякой электроники. Мелодичный звонок прервал наше знакомство с кухонной электроникой: подогреватели, мультиварки, электросковородки и автомойки. Я нажал сенсор ответчика.
- Вам доставлен ваш заказ.
Я вышел на крыльцо. Молодой человек, по моему, старшеклассник, подал мне две красочные коробки. Я приложил палец к протянутому сканеру.
- Мы благодарим вас за покупки, - сказал с улыбкой старшеклассник и пошел к небольшому электрокару.
- Спасибо, - ответил я вдогонку.
Вера открыла коробку побольше и придвинула к дочке. Та уцепилась за край коробки ручонками и встала. И стала доставать игрушки. Вера достала большую куклу, поставила и включила. Кукла повернулась к дочке и сказала:
- Здравствуй. Я твоя подружка. Пойдём гулять, - и протянула руку.
Я не ожидал, что дочка возмёт кукольную ручонку, и они пойдут по залу. Вера с удовольствием смотрела на мою растерянность.
- Не волнуйся. Они давно знакомы. У нас дома была точно такая же. При отъезде я отдала её «на возврат». А здесь попросила, точно такую же. Просто тебя долго не было дома.
Сдачей ненужных вещей на обмен или продажу занималась Вера, на специальном сайте, я в это дело не вникал.
- Похоже нам нужен братик или сестрёнка, - сказал я, смеясь. Вера улыбнулась в ответ.
- Ты уверен, что ерам такое жильё понравится? - спросила Вера.
- Это «научники» так считают. Они уже показывали ерам и дом, и работу электроники. Но только жизнь покажет. В этом году еры будут брать бесплатно любые товары. А дальше как? Неясно. Чем они будут заниматься зимой, весной, летом? Напланировали много. Но… Неясно. А если они превратятся в лентяев и нахлебников? Мы их хотим сделать похожими на нас, а они другие.
- Я тебя понимаю. Я тоже хочу работать. Садик, ты говорил, уже работает?
- Работает. Очень красивый. Ты куда бы хотела? Может, ко мне в плановый? Вместе планировать будем.
- Я хочу по специальности, в больницу. Что на ужин заказывать будем? - спросила Вера.
- А ты пойдёшь на праздник заселения? Там будет общий ужин с ерами. Но наши столы отдельно.
- Пойду. Мне интересно посмотреть на них. Неужели они очеловечились?
Весь посёлок, все «научники» и строители пришли на этот праздник. В центре круглой площади горел костёр еров. Костры для гостей горели у въезда в еровский посёлок. Вокруг костра еров под грохот барабанов и рёв голосов кружился смешанный хоровод. Еры и люди исполняли танец прощения у забитых животных. Костёр прогорел, танцоры расселись в круг. К костру вышла Марра. Взмахнула рукой по кругу и наступила полная тишина. Марра мягко прорычала своё обращение к ерам. Подняла руку. Рык взорвал тишину. Еры махали руками, прыгали. Марра опустила руку, и все стихли.
- Люди, - Марра повернулась к нам, - вы хотите нам помочь жить так, как живёте вы. Моё племя благодарит вас. Никогда мы не сделаем обиду людям вашего племени. Мы принимаем ваш дар, эти дома. Мы даём вам нашу волю.
Марра протянула руку. От еров к ней полетела вращающаяся дубина. Казалось, дубина налетит и сломает хрупкую высокую девушку. Но Марра, не покачнувшись, поймала дубину за ручку и остановила её перед собой. Марра пошла к Председателю, который стоял в первом ряду, вместе с нами. Все замерли. Марра подошла и положила дубину к ногам Председателя. Еры зарычали, все заорали и захлопали. Марра пошла к костру, пересекла его и вошла в круг еров. Еры-мужики начали доставать из костра свою еду. Нам, от наших костров принесли запечённые куски говядины. Символ единения – общая еда. После ужина еры стали расходится по домам. Дом в центре заняла Марра с матерью. Как выбирали дома остальные еры, известно только им. Наш народ пошёл в свои посёлки. Дочка спала у меня на руках. К нам подошёл Николай со своей половиной и Анкой.
- Командир, Вера, зайдём к нам. Вы же обещали, - настаивал Николай с огромным энтузиазмом.
Дом Николая был через один от нас. Снаружи на стенах, осенние сопки. Внутри всё также, как и у нас. Только мебель стоит по-своему. Стол накрыт. И даже сухое вино.
- У нас же «сухой» закон, - упрекнул я Николая.
- Командир, это же слабенькое винцо, а тут такой случай. Еров заселили, сами новоселье справляем.
Я посмотрел на Веру. Она кивнула. Ладно. Чуть-чуть нарушим. Завтра выходной. Мы хорошо посидели, много говорили. Смеялись шуткам Николая. Танцевали, пели песни.
Мы вышли от Николая, на улице тихо падал хлопьями первый снег. Как и говорили еры.
Дома было тепло, и со стен на нас смотрело лето. Нас ждала спокойная жизнь. Как было сказано в каком-то фильме: «Хорошая жена, хороший дом, что ещё человеку надо?»
- Вера, как тебе сегодняшние еры?
- Большие дети. У них глаза добрые. Мне их жалко.
- Почему?
- Представляешь, у них весь мир - одна маленькая деревня. А вокруг всё совершенно чужое. Они, как инопланетяне, среди нас. Вы им построили золотые клетки.
- Иначе они бы не выжили. Превратились бы в охотников-людоедов. Хотя ты права. Это для них резервация. Разреши сюда экскурсии, и завтра будет очередь, чтобы на них просто поглазеть.
Засветился видеофон. На экране появилось лицо Димона.
- Наконец-то вы дома. Здравствуйте. Вадим, у меня хорошая новость. Включайся.
Я включил камеру:
- Рассказывай. Извини, мы были на новоселье у еров. Телефоны, по договорённости, с собой не брали. А потом к друзьям заглянули. Рассказывай, что за новость.
- Где вы находитесь? Не пойму? Красиво. Будто в лесу.
- Это наш новый дом. Потом мы тебе его покажем, а лучше, приезжайте на выходные. Давай новости.
- Мне сообщили номер смартфона твоего отца. Открой файл с их логином. Сегодня я уже говорил с ними. На выходные ждите. Приедем все.
Димон отключился. Я тут же вошёл в режим компа и открыл файл. Набор цифр и букв. Так просто. Я ввёл их в вызов.
- Вера, - позвал я, - иди ко мне. Познакомишься с моими, отцом, мамой и сестричкой.
Сначала я услышал возглас Маши:
- Смотрите, Вадя!
Включилась камера. С экрана смотрели на нас отец, мама и Маша с малышом.
- А где Тимоха? - спросил я.
- На дежурстве. Свет нам даёт, - ответила Маша.
Мы проговорили почти два часа.
Я бы с удовольствием поменял этот сверхблаустроенный дом на скромный домик под вековыми кедрами в Светлом. Поняла бы меня Вера? Мне кажется, что поняла бы.
Зима вступила в свои права. Я сидел над планами, Вера пошла работать в больницу. По договорённости, однажды к ним пришла ерка-экстрасенс. Вечером Вера рассказывала:
- Пришла эта женщина. Великанша. У нас четверо больных: две травмы, подозрение на язву желудка и желтуха. Ведёт её главврач, навстречу врач-терапевт. Стаж десять лет. Как только они поравнялись, ерка остановилась. Тепапевчиха тоже. Они посмотрели друг на друга, потом ерка повернулась к ней и показала пальцем на дверь и сказала: «Уходи». Терапевчиха молча пошла к двери. И больше в больницу не заходила. Её знакомая сказала, что она не может даже к двери больницы подойти. Ноги не идут, и всё. Вот такие дела.
- А как больные? Всех вылечила?
- Знаешь, не всех. Травмы, есть травмы. Хотя заживление сильно ускорилось. Язва тоже пошла на убыль, а с желтухой ничего. Она не понимает, что это за болезнь. Они не знают отравлений и инфекций.
- Значит, они могут заразиться какой-нибудь инфекцией?
- Могут. Если столкнутся с такой, к которой у них нет иммунитета.
- Хлебнут они с нами проблем, - пошутил я.
- Ну да. А мы с ними, - в тон мне сказала Вера.
Еры ходили на работу. По желанию. Наши люди ходили в валенках и утеплённых сапогах, в тёплых куртках. Еры куртки одевали редко, работали в домашней одежде. И босиком. А морозы усиливались. Первым заворчал мастер плотников.
- Не могу видеть их следы. Мёрзлые брёвна голыми руками таскают. В каптёрку погреться не заходят. У меня нервы не железные. Пусть себе дома сидят.
- Марра сказала, что это не сильные морозы, - сказал Петя, которого приглашали на вечернюю планёрку. Когда будет холодно, они не придут. Это будет через два дня.
- Вот как? Может она прогноз посмотрела? - спросил Председатель и вывел прогноз погоды на экран.- Точно, идёт похолодание.
- Они не смотрят видеофон. Марра говорит, что это мешает жить.
- Мешает, не мешает, не знаю. А вот отвлекает, это точно. А как в школе? Привыкли?
- Привыкаем, – уклончиво ответил Петя, - им легче учиться. Они в «подготовишке» читать и считать все научились, а писать – мало кто. Они любят на планшетниках печатать одним ногтем. Память у них капитальная, всё запоминают.
- Их что, по классам распределили?
- Ну да, Марра распределяла По своему. Есть их «мелкие» и в начальных и в старших классах. И старшие также. В нашем классе двое: один почти взрослый, а другой - «малыш» меня ниже на голову.
- Оценки им ставят?
- А как же. Здорово учатся. На пятёрки. Но не выхваляются.
- Не дерётесь?
- Кто с ними драться будет? По силе нам не сравниться. Вот только босиком ходят и в летнем. Странно.
- А на физкультуру ходят? - спросил другой голос.
- Ходят. Особенно им баскетбол нравится. Мяч у них отнять невозможно, ловят его и руками, и ногами. А закидывают в кольцо хоть с какого места. Уже два мяча раздавили.
- Зачем раздавили?
- Не специально. Это, которые постарше. Ловят одной рукой. Хвать. А мяч лопается. С грохотом. А они пугаются и бегут, куда попало.
- Хватит о школе. Давайте о наших проблемах, - прервал всех Председатель, – за зиму надо скотный двор закончить...
И примерно так каждый день.
К Новому году готовился весь посёлок. Школа и дворец культуры гудели у утра до вечера. Еры тоже ходят в клуб, смотрят, участвуют. Особенно им нравятся танцы.
- Петя, ты объяснил Марре, что такое, праздник Нового года?- спросил я Петю задолго до праздника.
- Объяснил. Как в школе встречаем, как в клубе, как дома. Она всё поняла, только сказала, что у них не так. Год начинается на вторую «тёмную» луну после «длинной» ночи.
- Зимний «солнцеворот», - прокомментировал я, - зимы на весну.
- Я знаю, - продолжил Петя, - я уже читал. Так отмечают Новый год в Китае. В конце января или в феврале.
- Теперь у них будет два Новых года, наш и свой. Вы им подарки готовите, я слышал?
- Готовят, Командир. Только это держат от меня в секрете, чтобы я не проговорился. Я понимаю и не обижаюсь.
До нового года осталось три дня. Погода отличная. Мороз под тридцать, но безветренно. Посёлок засыпан снегом. На площади у школы стоит огромная ель. Тут же каток, ледяная гора. Домики с прокатом коньков, санок самых разных конструкций. Гирлянды заплели елку, протянуты над всей площадью. С обеда, когда кончаются занятия в школе, вся площадь рассвечивается разноцветными огнями. Из динамиков звучит весёлая музыка. С горки катаются и ребятня наша и еровская и взрослых еров немало. Радуются, смеются. Смотреть забавно. И все в валенках. Выбрали всё-таки обувку. В посёлке царит праздничное настроение.
А мне почему-то грустно. В моём детстве Новый год был попроще. Обыденней. Но было ожидание прадника, сюрпризов, и застолья в маленьком домике деда с бабулей. И даже в жестокие послевоенные времена бабуля в Новый год старалась сделать нам праздник. Вера заметила мне:
- Ты смурной ходишь, последнее время. Может что случилось? Расскажи, я пойму.
- Вера, я сам себя не пойму. На работе, порядок. Дома тоже. Праздник на носу. Но что-то гложет внутри. Только с тобой и отхожу.
- Устал ты, вот что. Нам бы махнуть куда-нибудь на недельку.
- Давай к Димону махнём на Новый год. Давно его не видел.
- Я согласна. Они давно нас в гости зовут.
Я разжёг камин, поставил на стенах пейзажи Алтая, а потолок высветлил под голубое небо с движущимися облаками и сел на тёплый пол. Доча лазила по мне, гугукая и люлюкая. Вера хлопотала у кухонной стойки. Весело потрескивали горящие дрова. Видиофон приглушённо рассказывал последние новости. И вдруг я увидел то, о чём рассказывал мне дед. Он даже рисовал мне схемы, я из уважения смотрел и делал вид, что слушал. На экране была огромная «летающая тарелка». Это было видно по стоящим рядом автофурам, из которых в большую кольцевую гондолу по конвеерам ползли разноцветные ящики. Я увеличил громкость.
- «…загрузка оборудования и подарки для наших земляков, – сказал голос за кадром и на этом картинка сменилась. Появился диктор и пошла следующая новость.
- Вера, видела «летающую тарелку»? - спросил я.
- Видела. На днях показывали, что ввели в опытную эксплуатацию дирижабль новой конструкции. Он весь какой-то необычный. И показали. Точно, что «летающая тарелка». Тебя тогда дома не было.
- Я про дирижабли слышал, а вот видеть не довелось.
- Ты в этом году кроме нас и еров что видел-то? – пошутила Вера
На видеофоне зазвучала мелодия вызова от Димона. Картинка новостей свернулась на полэкрана. На второй половине появилось лицо Димона.
- Привет, брательник. Привет, Вера. Чем занимаетесь?
Я включил обратную связь.
- Сейчас ужинать будем. А вы что делаете?
- Вадим, видел дирижабль «МИР»? - вместо ответа спросил меня Димон.
- Видел. Но только самый конец. Помнишь, дед такой рисовал нам когда-то?
- Помню. А не хотите на нем полетать?
- Купи билеты, мы с удовольствием, - подхватил я его шутку.
- А как насчёт встречи Нового года в Светлом? - снова задал провокационный вопрос Димон.
- Слушай, что-то ты там темнишь, братела. Конечно, мы не против, но как?
- А вот так, - радостно заговорил Димон,- в Светлый летит дирижабль с новогодними подарками. Я же сейчас - «большой человек». Формировал медицинскую часть. Договорился, нам дают три каюты, как почётным пассажирам. Понимаешь? Вылет послезавтра в десять утра. Успеете?
- Надо же с отцом связаться, предупредить.
- Предупреди. А вообще-то я с ним уже говорил. Когда согласовывали. Им к нашим подаркам тоже надо подготовиться. И площадку посадочную подготовить.
- Поросёнок ты, не мог предупредить раньше.
- Прости. Хотел сюрприз тебе сделать. Так сказать, Новогодний подарок. Приезжайте завтра. Посидим маленько, а утром и полетим.
- Годится. Завтра жди в гости, - я отключил видеосвязь.
Вера позвала меня за стол.
- Я всё слышала и видела. Меня отпустят, я знаю. А как у тебя?
- Отпустят. Уверен. Я здесь тоже не последний человек. Вот только отчего отец мне ничего не говорил?
- Значит, его об этом Дима просил. Наверное, не был уверен, что получится.
- Сегодня будем разговаривать, спрошу.
С отцом мы всегда разговаривали ближе к полуночи. Он поздно приходил с работы домой. Я с нетерпением ждал звонка. И он прозвучал. Засветился экран. Отец, мама, Маша с лупоглазым Ваняткой на руках и муж её Тима смотрели на нас.
- Здавствуйте, Вадим, Вера, - сказала мама, как только мы появились у них на экране. Остальные подхватили.
- Здравствуйте все, - солидно начал я.– как здоровье?
Мы перекинулись своими домашними новостями, но я видел по их лицам, что главное впереди. Но первым, как это бывало всегда, начала Маша.
- А мы вас в гости ждём на Новый год, - заявила она без обидняков. И мы и они рассмеялись с облегчением.
- Ты, что батя, - укорил я отца беззлобно, - с Димоном сговорились? Нас предупредили в последний момент.
- Да я, Вадим, сам только сегодня узнал. К нам вертолёт должен был лететь. А потом, мне сообщают, что груза столько, что вертолёта мало и дорого. Готовте, мол, площадку для дирижабля, сто на сто метров. Нам, сверх плана, посылают электростанцию какого-то Ричарда Клема, оборудование для фермы, трактор и вездеход.
- Что-то ты много перечислил. Куда столько запихать можно?
- Да я и сам удивляюсь. Но мне уже бумаги пришли. Там ещё сборный ангар и специалистов разных десять человек. Сто тонн груза и люди. Только родственников - полсотня. Не представляю!
- Я видел дирижабль на видеофоне. По виду большой, но не представляю как всё поместится? Завтра домой в город едем, а вечером у Димона будем.
- Там у Димы Ергиз с Катей. На каникулы домой едут.
- Ну, Димон. Нам ничего про них не сказал, - возмутился я без обиды.
Отпустили нас без проблем. На следующий день мы заехали в свою квартиру, переодеться, собраться. Какой контраст. Наша уютная квартирка была, как музей прошлого. Пусть даже световые панели на потолке, видеофон в гостиной, новая мебель и кухня. Никакого сравнения с тем, где мы живём сейчас. Но нам здесь намного уютнее.
Мы поднялись на двадцать шестой этаж. В светлом холле у лифта нас встречал Димон и Катя с Ергизом. Радостные и весёлые. У Кати обозначился животик. А у двери квартиры стояли дядька Слава и Лариса. Годы их не пощадили, но выглядели они совсем не плохо. Квартиры Димона и родителей были рядом.
Вечер пролетел незаметно быстро. Все разговаривали, но никто никому не мешал. Пели песни. Под караоке и сами. И танцевали. Тётка Лариса осталась такой же заводилой, а моя Вера и Катя, оказывается, отлично поют. Особенно украинские песни. И с дедей Славой много говорили. Он рассказал, как бандиты, те что ушли раньше после побега, поймали их и продали монголам. Рассказал, как сильно были разрушены китайские города. Америка специально уничтожала население и промышленность.
Дочка уснула под гомон и музыку. Домой заявились поздно.
Разбудил нас видеофон: сначала зазвучала музыка, потом заговорил голосом Веры:
«Уважаемый Вадим. Ты просил разбудить тебя в восемь часов».
- Вставай, вставай, - толкнула меня Вера, - Дима заедет за нами в девять.
- Встаю, - ответил я, - просто жду, когда ты снова повторишь: «Уважаемый Вадим…».
Вера, смеясь, сбросила с меня одеяло.
Дирижабль мы увидели издали. Он стоял в низине между сопками. Огромный сверкающий синевой огромный гриб. Возле него и под ним ездили машины, ходили люди.
- Вот это громадина, - тихонько прошептала мне Вера и ещё плотнее прижалась ко мне. Я только кивнул.
Катя и Мила от восхищения всплеснули руками:
- Ой, какой он большой!
- Просто огромный!
- Диаметр двести восемьдесят метров, - по деловому сказал Димон, - высота семьдесят метов. Грузоподьёмность, сто пятьдесят тонн.
- Сколько же он весит? - спросил я, не надеясь на ответ.
- Двести восемьдесят четыре тонны, вместе с грузом. Рабочее тело, гелий, - четко рапортовал Димон.
- Где же ты всего этого поднабрался? - спросил я с удивлением и с долей юмора.
- Я же здесь уже три дня кручусь. Вот мне и рассказали, – Димон рассмеялся.
Вблизи оказалось, что купол «гриба» опирается четырьмя ногами на землю. На высоте около метра «ноги» связывает большая площадка на которой лежит «чечевица» с круглыми иллюминаторами и большими люками. В первый люк, по конвееру загружали ящики. В другой по широкой лестнице входили люди. Вещи пассажиров уплывали вовнутрь на специальном эскалаторе. У входа нас встретила улыбающаяся стюардесса.
Мы вошли вовнутрь. Широкая ковровая дорожка уходила изгибаясь в обе стороны. Рядом шла вторая дорожка поуже, разбитая на небольшие отсеки. Вторая стюардесса с улыбкой, вежливо пояснила:
- Занимайте отсеки. Там откидные сиденья, можно сидеть. Карточку-билет вставляете в щель. И поедете к своей каюте. Проходите пожалуйста.
Мы расселись по отсекам и поехали. Отсеки двигались со скоростью пешехода. Напротив на стене мелькали номера кают. Дорожка остановилась. Мы с Верой вошли в каюту. Каюта была небольшая, двухместная с простым и удобным интерьером. За нами следом вошла другая стюардесса.
- Уважаемые пассажиры, - прощебетала девушка, - я познакомлю вас с нашей каютой. Это стол с выдвижными ящичками, - она повыдвигала и задвинула их. - Он закреплён у иллюминатора, – повернулась к нам. - Это регулируемые кресла. Вот кнопочки. Можно регулировать высоту, наклон. Здесь спальные диваны. В этом ящике, - она выдвинула ящик и показала аккуратную стопку, - спальные принадлежности. А этот ящик, - выдвинула второй, - для личных вещей.
Наша малышка уверенно пошла по ковровой дорожке, подошла к ящику и, к общему удивлению, задвинула его, затем потянула его ручку обратно. Ящик не открылся. Дочка обиженно надула губки, готовясь зареветь. Вера подхватила её на руки.
- Ящики имеют защёлки, от самопроизвольного открывания,- пояснила девушка, - вот здесь, - показала кнопочку. А здесь шкафы для одежды, здесь туалетная и душевая комната. А вот так можно опустить откидные спальные полки с высокими бортиками. Вот пульт управления. Тут - по картинкам. Свет, шторы, дверь, вызов стюарда, включение видеофона. Дальше по коридору большая рекриация – парковая зона, спортзал, ресторан, кинозал. У нас система «всё включено», поэтому все услуги бесплатны. Если что неясно, скажите, я отвечу.
- Только спасательных жилетов не хватает, - пошутил я.
- Извините, - смутилась девушка. - Жилеты лежат здесь. Четыре штуки. А ещё имеется индивидуальная система пожаротушения, защита от разгерметизации. А ещё, жилой отсек при разрушении дирижабля, отстреливается и планирует самостоятельно, как парашют.
- Спасибо вам, - сказала Вера, – всё у вас предусмотрено.
- Да вы не волнуйтесь. Надёжность у нас очень высокая. Кстати, ваши вещи в шкафу. Счастливого вам полёта.
Девушка ушла, дверь мягко закрылась.
- Пойдём, посмотрим парковую зону, - предложила Вера.
- Скоро взлёт. Наверное предложат сидеть по каютам, - предположил я.
- Когда скажут, вернёмся.
Таких, как мы оказалось много. Площадка парка была покрыта ковром с искусственной травой. А цветы, кусты и небольшие деревья были настоящие. В маленьком пруду плавали разноцветные рыбки.
В передней части зоны была большая смотровая площадка с перилами. Все наши уже были там.
- Ну как вам, первое впечатление? - спросил довольный Димон.
- Очень хорошее, - ответила Вера.
- Сейчас будем взлетать, – Димон посмотрел на часы.
- Нас попросят в каюты, наверное, - сказал я.
- Мне говорили, что нет.
Сверху раздался мелодичный сигнал и уверенный мужской голос:
- Уважаемые пассажиры. Посадка закончена. Наш дирижабль «МИР» готовится к старту. Не волнуйтесь. Командир корабля и члены экипажа приветсвуют вас и желают приятного полёта. Через несколько минут мы взлетим.
Пол под ногами слегка завибрировал. В огромные окна было видно, как сверху с краёв огромного круга, медленно опускается тканевый пузырь. Он раздувался всё полнее и полнее. Край дирижабля засветился голубым свечением.
- Смотрите, смотрите, - услышал я чей-то восторженный голос, - какая корона! Видите разряды? Такие маленькие молнии...
Заглядевшись на голубое мерцание, я не заметил, что земля медленно удаляется. Неожиданно открылся горизонт. Под утренним солнцем на белоснежной бесконечности раскинулись кубики домов, спички заводских труб, прямые полосы улиц. С каждой минутой они всё уменьшались и смещались к горизонту. Ещё немного, и город слился с маревом и исчез.
- Уважаемые пассажиры, - зазвучал приятный женский голос, - наш грузопассажирский дирижабль вышел на расчётную высоту четыре тысячи метров и летит со скоростью пятьсот километров в час. Расчётное время полёта, четыре часа двадцать минут. К вашим услугам… - дальше следовало приглашение кушать, танцевать, гулять и ещё, и ещё.
К нашей семье подошёл молодой человек в элегантной форме:
- Вы наши почётные гости. Капитан имеет честь пригласить вас в капитанскую рубку. Если вы не против...
Конечно, мы были не против. Молодой человек проводил нас к лифту. Мы поднялись наверх. Широкий коридор шёл вдоль прозрачного периметра в обе стороны от просторной рубки. В коридор выходил ряд дверей. Мы подошли к рубке и дверь раздвинулась.
К нам настречу шёл моложавый мужчина:
- Здравствуйте, я капитан этого судна, Быстров Владимир Иванович, я рад с вами познакомиться.
После взаимных пожатий и комплиментов, капитан корабля подвёл нас к панели управления, за которой перед экранами сидело трое специалистов и среди них одна молодая женщина.
- Здесь на экранах и панелях сигнализации, - объяснял нам капитан, - все данные об оборудовании. Управление полностью компьтеризировано. Наши операторы и ваш покорный слуга нужны только в экстренных случаях и в случае перехода на ручное управление.
Мы подошли в оператору-женщине. Она повернулась к нам и улыбнулась:
- Передо мной три экрана визуального контроля. Один, - она указала на средний экран, - для обзора внешних устройств. Картинка переключается каждые десять секунд. Если что-то изменится нештатно, появится сигнал, изменение отразится цветом, пройдёт надпись об изменении и будет голосовой сигнал.
- Тут люди ходят, - сказала Катя, показывая на экран рядом.
- Верно, – улыбнулась ей оператор, - здесь камеры пассажирской палубы. В основном, идёт контроль систем безопасности. Например, пожарной. А здесь,- показала на третий экран,- грузовая палуба. Что вы сейчас видите? - обратилась она к рядом стоящему Димону.
- Трактор, техника всякая. А сейчас ящики.
- Техника стоит на грузовой площадке, закреплена. Тут контроль крепления, - показала на небольшое табло. – Вот, смотрите на площадку сверху.
Мы увидели, что прямоугольная площадка плотно заставлена техникой и огромными ящиками.
- На этой же площадке в контейнерах, мелкие грузы. В основном в ящиках, но могут быть и мешками и россыпью. При аварии дирижабля, чего не может быть, - она широко улыбнулась, - грузовой отсек отсреливается первым. Впрочем, у него есть аэродинамическое качество, то есть, он будет планировать при падении, а перед землёй сработают пороховые двигатели.
- А что отстреливается вторым? - спросила тетка Лариса.
- Вторым, если авария будет развиваться, отстрелится пассажирский отсек, как огромное плоское кольцо. Он тоже может планировать и на землю опустится плавно на пороховых тормозных двигателях.
- И вы тоже отстрелитесь? - спросила неугомонная Лариса.
- Нет. Наш отсек остаётся. Управлять аппаратом мы будем до последнего. У нас есть спасательная капсула, для персонала. Она сбрасывается на парашюте. Но учтите, что дирижабль сам является огромным парашютом.
- Это всего только меры безопасности, - вмешался капитан. - Степень надёжности дирижабля очень высокая. У нас используется негорючий газ, гелий. Неполадок не было и не будет. Все системы управления дублируются многократно.
Мы подошли к другому оператору. Он повернулся к нам.
- У меня технический контроль. У нас используется дизельгенератор водотопливной системы. И ещё один, резервный. Генераторы высокочастотные, они более лёгкие. Ходовые винты на каждой опоре, вы их видите. На взлёте винты направляют воздух вниз, увеличивая подъёмную силу. А сейчас они разгоняют дирижабль. Могут и тормозить, и управлять поворотом. Всё автоматизировано, а я контролирую.
- А почему дирижабль сверху чёрный? - спросила Вера.
- Сверху у нас расположены фотоэлектрические батареи. Преобразуем свет в электричество. Это большая экономия топлива. Часть энергии идёт на «бегущее» электрическое поле, которое снижает сопротивление воздуха в несколько раз. Максимальная скорость дирижабля шестьсот восемьдесят километров в час. Сейчас мы летаем в режиме опытной эксплуатации. Видите, наша скорость сейчас пятьсот километров в час.
- А отчего низ дирижабля сначала раздулся, а теперь почти ровный? - это Ергиз задал вопрос.
- Наш дирижабль полужёсткий. Верх металлопластиковый, а низ из специальной ткани. При взлёте, середина тканевого «баллонета», опускается. Его объём равен обьёму жесткой части дирижабля. Дирижабль становится легче воздуха и поднимается вверх. В полёте мы уменьшаем нижнюю часть до нулевой плавучести на заданной высоте. Кстати, это снижает сопротивления воздуха и улучшает аэродинамику. При посадке регулируется плавучесть дирижабля и поворачиваются винты, как вертолётные. Дирижабль плавно опустится. После посадки из гибкого «баллонета» выкачивается газ, он поднимается, скручиваясь, полностью. Дирижабль становится тяжёлым и устойчиво стоит на земле. Это всё делает автоматика.
- А если на него нападёт Хан-птица? Большой орёл, - пояснил Ергиз.
- В принципе, на дирижабль вряд ли кто посмелится напасть. А вот от хищников у нас есть защита. Наверху купола и внизу площадки стоят крупнокалиберные пулемёты. Надеемся, что они нам никогда не понадобятся.
- Ну как, вам наш воздушный корабль? - спросил капитан.
- Впечатляет, - сказал я, - мой дед мечтал о таком дирижабле. Рисовал мне картинки.
- Его мечты осуществились, - ответил капитан.- Это второй, дирижабль. Я вёл испытания первого, опытного, с водородом, с обычными двигателями, грузоподъёмностью всего пять тонн. Он и сейчас летает. На нём отработали все новые технологии. А сейчас строится дирижабль для Севера на пятьсот тонн. А на тысячу тонн проектируется. Для них проектируются электровихревые двигатели Шаубергера-Васильева. Они создают большую подъёмную силу за счёт искусственных вихрей. И очень экономичны.
- Да. Дирижабли сегодня дешевле и эффективней самолётов, – подхватил я, - трудности с ремонтом самолётов, - пояснил я, - сам видел планы по поиску запчастей, восстановлению аэродромов, обучения людей. Огромные затраты. Дирижаблям не нужны аэродромы, ангары. Это большой плюс.
- Пролетаем над городом Новокузнецк, - скорбно доложил невидимый диктор. - Посмотрите, что с ним сделала война, - добавил он негромко.
Мы подошли к стеклу рубки. Дирижабль плыл в стороне от города, огибая его. Гибкая часть дирижабля стала неровной. Одна сторона более выпукла, другая менее. Капитан заметил мои взгляды и сказал:
- При повороте дирижабля используется поворот винтов и изменение аэродинамики гибкой части нижнего баллонета. Радиус поворота существенно уменьшается.
- Радиоактивный фон над городом достигает высоты тысячи метров, - сказал за спиной один из операторов.
С этой высоты, через установленный морской бинокль, было хорошо видно, как сильно разрушен город. Огромные воронки среди руин выделялись гладкими пятнами застывших озёр на месте бывших кварталов. На одной из окраин почти вертикально торчал бомбардировщик. На палубе объявили минуту молчания и сбросили на парашютике траурный венок. Вскоре город скрылся в морозном мареве.
- Дорогие гости, - отвлёк нас капитан от грустных размышлений. - прошу спуститься в наш ресторан на обед.
Прекрасный обед прошёл чудесно. Потом танцевали в общем порыве. Послеобеденный отдых в каюте прервал голос информатора:
- Мы пролетаем над Алтайским хребтом. До окончания полёта осталось тридцать минут.
Я прилип к иллюминатору. Подошла Вера. Я вглядывался в проплывающие горы, стараясь увидеть что-то знакомое. Посёлок я разглядел не сразу. Укрытый снегом, он угадывался только по дорогам, которые чётко выделялись на белом фоне. По дороге двигалась длинные цепочки людей. В бинокль я разглядел и двое конных саней.
Дирижабль мягко опустился на поле. В иллюминатор было видно, как народ бежал к нему, не разбирая дороги. Мы оделись и вышли по опущеной лестнице. Толпа, поражённая размером и формой дирижабля, перешла с бега на ход. Лошади шли неохотно под, закрывающий небо, купол. С саней спрыгнул отец, помог выбраться маме. Я сразу узнал их. Они пошли к нам. Дядька Слава пошёл к нему навстречу. Отец и дядька крепко обнялись. К нам подошёл Тимоха:
- Здравствуйте! - сказал он протягивая ладонь, - мы вас ждём. Маша дома с малышом. Давайте ваши вещи.
Вокруг нас обнимались, целовались, плакали и смеялись. На новогодний праздник в Светлое прилетела большая толпа родственников и знакомых.
Из чрева дирижабля, по аппарели, выполз трактор-экскаватор. Следом выехал вездеход. Отец и Петрович оставили нас с домочадцами, и пошли разруливать разгрузку. Неподалёку от дирижабля бортовая команда надула большой шатёр в который проложили рельсовый путь. Электрокар-тягач начал вывозить на платформе контейнеры и ящики. Отец подошёл к нам:
- Ира, веди гостей домой. Мы с Петровичем немного задержимся. Извините нас, работа такая. Мы быстро.
Петрович своих отправил тоже. Любопытных и помощников осталось достаточно. Петровна подхватила Катю с Ергизом и мы толпой пошли к селу. Юрка помахал нам рукой и побежал к другими школьниками в ангар, помогать.
К нам подкатил Тима:
- Такси подано, - он откинул полог шитый орнаментами из звериных шкурок.
Следом подкатили вторые сани.
- Тётя Ира, Ксения Петровна, разшешите вас с гостями прокатить на санках – вежливо обратился молодой «ямщик».
- Давай, Толик, - задорно махнула Ксения Петровна, - прокатим гостей. Они поди в санях никогда не сидели?
- Это точно, - сказал я.
Мы ввалились в широкие розвальни на межвежьи шкуры. Тима весело присвистнул, и лошади рванули с места. Санки мягко заскользили по дороге. Мимо нас замелькали сугробы, ели и сосны. Над нами синело голубое, голубое небо. Огромный мир был открыт нам во всей красе. В душе поднимался восторг от движения и окружающей красоты. Встречный морозный воздух со снежком из-под копыт обвевал наши разгорячённые лица. Такого со мной раньше не было.
Мы подъехали у дому отца:
- Тпру, - озорно крикнул Тима и натянул возжи.
Лошадь перешла на шаг и остановилась. Наша ватага вывалилась из саней. С радостью, со смехом.
- Ира, - закричала Ксения Петровна, - приводи всех к нам в гости. Обязательно.
Толик гикнул и сани с Петровной, Катей и Ергизом полетели дальше. Тима отдал возжи подбежавшему пареньку, и сани, лихо развернувшись, понеслись к дирижаблю.
Наконец-то я дома. Чем-то дом отца мне напоминал дом деда с бабулей. Тоже небольшой, предельно скромный и, главное, уютный. За эти полгода мало что изменилось. На потолке была установлена световая панель. Напротив стола на стене висел, достаточно скромных размеров, видеофон, а рядом с печью стояла небольшая двухкомфорочная, инфраскрасного нагрева, электроплита. На столе бугрилась расшитая накидка, под которой прятался торт.
- Раздевайтесь, гости дорогие, - встретила нас Маша, - предлагаем с дороги в нашу баньку. Пока попаритесь, и папа подойдёт. Баня у нас к дому пристроена, для тепла. Все вместе строили. Вход со двора в раздевалку, чтоб дрова сподручней носить, и из сеней тоже, прямо из дома. Тима, покажи гостям.
Баню мы с Димоном мельком видели ещё летом. Отец не мог не похвастать. Мойка и парилка отдельно, как у деда было, что нам очень нравилось. Тимон повел нас через сени в раздевалку.
- Тут мы печку топим, - показал он, - топка и поддувало кирпичами закрывается, потому, что дверок не было, - пояснил он. - Тут всё из кирпича, и топка и труба, а в парилке и в мойке, из речного камня. Мы с Машей натаскали. А тут мойка, - Тимоха открыл дверь, из мойки пахнуло влажным теплом. - Тут две бочки, для горячей и холодной воды. Их у нас дядька Миша делает. Воду греем горячими камнями. Вот щипцы деревянные. Видите, какие концы чёрные. А тут парилка. Мы все париться любим.
- Вода с речки? - спросил дядька Слава, глядя на десятиведёрные бочки.
- Раньше ведрами вот этими, - Тимон показал на два деревянных ведра с вениками, - с речки носили. Сейчас зимой, на санях лошадь большую бочку возит. Летом на телеге. Мы набираем для питья и для бани.
- Всё никак не спрошу. Вы где познакомились с Машей? Когда?
- Да ещё с озёр. Там мы рядом купались. Потом мои родители в машине сгорели, я с вашими родителями и Машей с озёр ехал. Потом мы растерялись. А в плену через год встретились. Здесь я с ними жил. Твой отец и мама мне родителей заменили. С Машей у нас сначала дружба была, а потом любовь. Выросли, поженились.
Мы втроём пошли первыми. Жар в парилке был отменный. А веники приятно несли запах берёзы и трав.
- Смотри, светильники и в мойке и в парилке, - заметил Димон.
- Это я просил, чтобы им, первым делом, светодиодных светильников побольше отправили, – ответил я. - Даже на завод ездил, объяснял, кому и почему.
- Ну сейчас, электричества у них будет с избытком, - сказал Димон, охаживая меня веником. - Видел? Элекростанцию выгружали.
- Это я сам проводку делал,- гордо заявил Тимоха. – Электричеству мы в школе учились. Я дежурный машинист электростанции. Я много чему научился. Даже лапти плести.
- Лапти? Вы и в лаптях ходили? – изумился я.
- А как же. На лето первая обувка. Дедушка старовер учил меня, а я тут целые курсы вёл. Многих научил. На осень и зиму шили сапоги из шкур, вы же видели.
- Да, - сказал Димон, - красивые сапожки, только для рыбалки, не очень. Наверняка, промокают?
- Для рыбалки сапоги у нас из рыбьей шкуры…
Дверь в парилку распахнулась.
- Вы тут не замёрзли? - раздался весёлый голос отца. - Пару совсем нет. Вадим, подай-ка шайку.
Отцовский пар мы выдержали всего минут пять. Вылетели из парилки на снег. Димон окатил меня белоснежной охапкой, но и я в долгу не остался. Тимоха ушёл «помогать» женщинам, а мы ещё долго наслаждались баней и разговорами.
- Что у вас теперь в селе? – спросил я отца. – Коммуна, колхоз, артель или ещё что-то?
- Тебе легко, - ответил отец, - набаламутил и уехал, а нам расхлёбывай. Тут такие дебаты шли… Пришлось вспомнить, что я ещё и юрист. По всему выходило – колхозные законы нам выгодней. Меньше потерь, если кто уйдёт из села, или захочет сам по себе.
- Значит, колхоз? – уточнил я.
- Сельхозкооператив. Вроде как современней, но суть таже. Коммуной было проще. Весь учёт в одной тетрадке. Сейчас пересчитали построенное на деньги – все богачи. Да ещё ваша «дармовщина» мне всю плешь проела.
- Это наша помощь, что ли? – удивился Димон.
- Она самая. Шлют и нужное и ненужное. Барахла всякого – горы. Трёх человек пришлось ставить, чтобы разбирались. В райцентре нам откровенно завидуют. Тоже всё стали на деньги считать. Наши, некоторые, свою долю требуют. Помнишь бывшего председателя Совета, Сашку?
- Как же. Уехал он из села?
- Ушёл. В администрации каким-то клерком. А тут прислал письмо по электронке. Судом грозит и отступные требует. Кончилась спокойная жизнь. Другой раз думаю – может уехать? Мне и доля не нужна.
- А что дядь Вадим, давай к нам в столицу. Найдём мы Вам тёплое местечко. Нас там уважают, - развыступался Димон.
Я молчал. Мне тоже нелегко среди еров в Лесном, иногда тоже хочется слинять в столицу. Но там я на своём месте, а в столице кто буду? Клерк обыкновенный. Отец также думает, я уверен.
- Нет, Дима. Видно судьба у меня - здесь жить. А проблемы… решим. И город построим. Не хуже вашей столицы.
Давно у меня, да и у всех наших, у всего села, не было такого Нового года.
За столом было тесновато. Наверное, никогда, этот дом не вмещал столько гостей. Мы проводили прошедший год. В двенадцать, Железняк по видеофону поздравил всех с Новым годом.
- Вот и встретили Новый Год всей семьёй, - поднял тост отец, – пусть исполнятся Ваши желания и пожелания.
По традиции, из-под скатерти каждый достал на удачу бумажный лоскуток.
- У меня будет «Полный дом гостей», - прочитал отец.
- А у меня будет «Удача во всём», - читала Маша.
Каждому выпало что-нибудь приятное и весёлое. Мне выпала «Дальняя дорога, встреча новых людей». Мы подняли тост за исполнение желаний.
Тихую Новогоднюю ночь впервые над посёлком взбудоражил треск феерверков и многоголосый людской восторг.
С застолья, пошли на ёлки в клубе и рядом, на площади. Там собрался весь посёлок. Концерт местных талантов перемежался с талантами гостей, с танцами, хороводами, общими песнями, катанием с горки. Мы вернулись домой. К нам приходили гости. Мы ходили в гости. Песни, пляски, смех. Угомонились под утро.
Разбудил нас звонкий голос Маши:
- Вставайте все. Новый год начался. Пелемени будем кушать.
Пельмени! Пролетело столько лет. И трагических и хороших. А традиции сохранились. И так пойдёт дальше. Мы были уверены, что это будет счастливый год для нас, для наших друзей еров, для нашей страны.
Эпилог.
Заканчивая повесть на светлой ноте, автор напряжённо всматривается в постъядерное будущее Сибири. Страшная война и её последствия только начинают преодолеваться. Героям книги предстоят и дальше немалые жизненные испытания. Непросто строить новую жизнь в условиях постоянной угрозы заражения, нехватки ресурсов, и неустойчивой погоды. К этому прибавляются психологические и социальные человеческие проблемы. Будет непростой и адаптация нового вида человека - еров, которые в чём-то превосходят нас, а в чём-то, остаются на уровне животных. Но у автора есть уверенность, что воля человека постъядерной поры будет сильнее любых трудностей. Он вновь построит огромную державу высого гуманизма и созидательности. Нашу Родину.
Содержание
1. ЛАРРА (Книга первая) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 3
2. Сибирские сердца (Книга вторая) . . . . . . . . . . . . . 240
Валерий Мельников
СЕРДЦЕ СИБИРИ
Редактор Р.Ф. Мельникова
Корректор Р.Ф. Мельникова
Подписано в печать 25.09.2014
«Домиздат» «Принтшлёп»
г. Ачинск