Один час счастья
Все персонажи, конечно же, вымышлены,
все события, ну просто, нереальны.
****
- Учитывая вышеизложенное, в ходатайстве следователя, суд считает применить в отношении подозреваемого Волынкина Алексея Витальевича меру пресечения в виде заключения под стражу на два месяца - монотонно пробурчала судья районного суда, захлопнула папку с материалами и быстро вышла из зала.
Конвой не спеша надел на мои руки наручники. Следак многозначительно усмехнулся, адвокат разочарованно развел руки в стороны, а я отправился прямиком в Ад.
«АД» - место предварительного содержания заключенных: ИВС, СИЗО, передвижение в автозаках и остальные прелести еще так недавно родной мне правоохранительной системы.
****
А ведь пять часов назад я спал у себя дома, но стук в дверь разбудил, я от-крыл входную дверь и первое, что увидел, летящий в мою голову кулак собровца.
Падение…. Крики «ЛЕЖАТЬ», куча мужчин в форме и гражданской одежде забегает в мой дом, взрывая тем самым ауру уюта, на руки мне надевают наручники, по ходу действия пиная ногами по почкам.
Серьезные лица серьезные фразы, серьезные движения настоящих мужчин.
Я лежу на полу собственной квартиры, не понимая, что происходит, следователь зачитывает мне постановление об обыске, опера (мои бывшие коллеги), ходят по квартире, лениво выворачивая содержимое шкафов.
Понятые из числа соседей, скромно стоят в углу комнаты, ошалело глядя на меня, и происходящее в МОЕЙ квартире действо.
Через час обыск заканчивается, СОБР уезжает на своем микроавтобусе на встречу новым приключениям, ну а меня поднимают с пола и везут в УВД.
Очень представительный дядечка, сверкая лысой макушкой, объясняет мне, что я вхожу в состав рейдерской группы, которая пыталась захватить нефтяную компанию «ЛУкайл», и мне лучше признаться, взять все на себя, иначе пиз..ц.
Я в отказе, меня ведут на опознание, где какие-то личности тыкают в мою сторону пальцем и кричат: «Это он!».
Следователь все скрупулезно фиксирует в протоколах, затем мы едем в районный суд и там:
- Учитывая вышеизложенное в ходатайстве следователя, суд считает применить в отношении подозреваемого Волынкина Алексея Витальевича меру пресечения в виде заключения под стражу на два месяца - монотонно пробурчала судья, захлопнула папку с материалами и быстро вышла из зала.
Через полчаса я оказываюсь в Химкинском ИВС, захожу в камеру, на меня смотря трое молодых парней с наколками по всему телу.
«Ну вот и конец» - подумал я и молча шагнул на встречу судьбе.
****
- Здорова парни – я посмотрел на присутствующих в камере – разрешите представиться, я бывший опер, видимо к вам не по адресу попал, рвать будете, одного или двух с собой на тот свет заберу - оскалился я, сжав кулаки.
Зеки молча переглянулись между собой, затем зашептали, периодически оглядываясь на меня. Совет длился минут пять, после чего, один из них сказал:
- Слышь мент, забей, о том, что тебя к нам кинут, никто не предупредил, а нам ваши мусорские прокладки ни к чему - осклабился он черными зубами - садись за дубок, чифирнем на сон грядущий.
Я присел за стол, именуемый дубком, достал взятый из дома шоколад и взял черную от копоти кружку.
- Я Чапырь - представился старший – что за беда у тебя?
- Не понял - ответил я, потихоньку дурея от чифира.
- По какой статье заехал? - спросил сидящий рядом с Чапырем паренек, на плече у которого был наколот череп в цилиндре и шприц.
«Торчок» - машинально подумал я.
- Мне ОПС шьют, 210 УК - ответил я - организованное преступное сообщество.
- Ого - в камере всполошились, - да среди нас целый «мент-бандит» - осклабился Чапырь.
-Да какой я бандит - ответил я – сам ничего не понимаю, мент я бывший, а так, уже лет семь детективной деятельностью занимаюсь, агентство у меня свое – «Геката» называется.
- Менты бывшими не бывают - многозначительно ответил Чапырь – был у тебя милицейский «лапсердак», а теперь «шконка, шленка и дальняк». Ладно, спать ложись, утро вечера мудреней.
Камера представляла собой обшарпанное помещение в 16 квадратных метров, четыре койки-шконки, дальняк (отхожее место) в углу, маленькое зарешеченное окошко, дубок - стол и три расписных зэка.
Я лег на шконку, тусклый свет лампы раздражал, мысли хаотично летали в мозгу.
Сон напал на меня незаметно, но ночью я несколько раз просыпался, мне снились кошмары.
Утром я проснулся от поворота ключа, в камеру зашли два мента и мужик в гражданском.
Мужик в гражданском лениво обвел камеру взглядом и спросил:
- Жалобы есть?
- Нет, гражданин начальник - синхронно ответили зэки, я промолчал.
Дежурный мент, окинув меня тусклым взглядом, с оттяжкой произнес:
- Волынкин, собирайся на этап, поедешь в СИЗО.
Через час меня и еще двадцать бедолаг погрузили в автомобиль без окон и кондиционера, но зато, с решетками и конвоем, и мы тронулись в путь.
Автомобиль назывался автозак, а на сленге зэков – «АВТОЗЭК». Многие закурили, и дышать стало невозможно. Через два часа мы прибыли в Следственный изолятор, именуемый в народе «централ».
Тюрьма представляла собой три корпуса, огороженные контрольно-следовой полосой и забором с вышками, и располагалась в черте небольшого подмосковного городка.
- По одному на выход, бегом марш – прозвучала команда конвойного, я вышел, держа в руках свой нехитрый скарб, и оглянулся вокруг.
Несколько кирпичных корпусов, решетки на окнах вокруг сотрудники УФСИН и собаки на привязи. Во дворе тюрьмы минимум деревьев и тишина, нарушаемая лишь лаем собак.
«Сколько мне придется быть здесь, что меня ждет, и что будет дальше?» - мысли просто разрывали мне мозг.
Я крепче сжал пакет с вещами и шагнул в неизвестность.
****
- Руки за спину, лицом к стене - прорычал конвойный, и зэки выстроились вдоль стены напротив дежурной части СИЗО. Стена была выкрашена в приятненький салатовый цвет.
- Называю фамилию, заходите в помещение, раздеваетесь полностью и три раза приседаете - громко отчеканил толстый дежурный со следами вечного похмелья на лице.
Услышав свою фамилию, я прошел в досмотровую комнату, где произвел все необходимые торжеству закона процедуры, и стал ждать, пока два бойца тщательно шмонали мои скудные пожитки.
Один из них достал щипчики для стрижки ногтей, пену для бритья в металлическом тубе и точно бросил в стоявшую рядом со столом урну.
- Зачем выкинул, начальник, это ж средства гигиены - спросил я, разводя в сторону руки.
Боец лениво бросил в мою сторону взгляд и с оттяжкой произнес: «НЕ ПОЛОЖЕНО». Затем, сфокусировав свой взгляд в районе моей переносицы, за-орал:
- Руки за спину, лицом к стене, по-другому стоять НЕ ПОЛОЖЕНО.
После шмона я прошел в душ, где стоя под тонкой струей теплой воды остервенело смывал с себя грязь и запахи ИВС, впитавшиеся за эти дни в мою кожу.
Кое как помывшись в слегка теплой воде, я оделся и присоединился к остальным вновь прибывшим. Нас повели в каптерку, где выдали тонкий дырявый матрас, нечто похожее на подушку, серое белье и старое пыльное одеяло.
- Посуду вечером получишь, щас нет - все так же угрюмо проинформировал меня боец и крикнул в сторону:
- В какую хату его вести?
Из помещения дежурки в ответ проорали: - Веди его в 29 хату, он Б/С.
Ну что ж, уже не так все плохо, подумал я - иду к «своим».
Б/С – бывший сотрудник правоохранительных органов либо отслуживший во внутренних войсках.. Содержится отдельно от остальных заключенных» - услужливо выдала мне информацию моя память.
Боец ведет меня вдоль по коридору, затем 20 ступенек вверх, вновь идем по коридору, звучит знакомое «руки за спину, лицом к стене», боец клацает ключами, долго не может открыть дверь камеры.
Изнутри слышится бодрый голос:
- Что, воин, ключи не подходят? - и дружный хохот.
Лицо угрюмого бойца покрывается красными пятнами, он, наконец, находит нужный ключ, и дверь в хату открывается. Решетку за дверью боец открывает с первой попытки, и я захожу внутрь.
- Ну, вот вам пополнение - гнусавит боец и захлопывает за мной дверь.
Я осматриваюсь вокруг и вижу помещение 24 квадратных метра, шесть металлических шконок, стены приятного серого цвета, дубок-стол, сортир - дальняк, большое зарешеченное окно напротив входа, с видом на волю, и пять хмурых лиц, смотрящих на меня.
- Ну что стоишь у тормозов, проходи, знакомиться будем - негромко сказал высокий мужик лет пятидесяти. Мужик был широк в плечах, с большим животом и абсолютно седой головой. На мужике была одета майка с изображением дракона и надписью «я – змей Горыныч».
- Волынкин Алексей, залетел по 210 УК РФ, опер в прошлом - сказал я.
- Бумаги давай - стоявший рядом с «седым», молодой парень крепкой наружности протянул ко мне руку.
Я отдал ему постановление судьи о заключении меня под стражу, сокамерники сгрудились вокруг молодого и стали читать.
Прочитав бумагу, они посовещались о чем-то негромко пару минут, ко мне подошел «седой», протянул руку и с улыбкой сказал: - Я Саня «Горыныч», старший хаты, статья 159 –мошенничество. Так, новенький, скрутку кидай на ту шконку у стены, вещи под нее, и тапки одень, у нас тут порядок и чистота, поддерживаем сами, ведь у нищих слуг нет.
Я раскидал пожитки и стал знакомиться с людьми, «молодой» налил мне чая в кружку, вытащил с баула печенье, остальные присели на дубок рядом.
- Ну, рассказывай, бедолага, как ты вляпался то так - вновь улыбнувшись, спросил Саня.
Отхлебнув из кружки чая, я начал вспоминать.
****
(За два месяца до «посадки»).
- Леха, где тебя носит, клиент будет через пять минут - возмущается Артем, мой напарник по детективному агентству «Геката».
Я, отряхивая зонт от дождя, улыбаюсь и отвечаю, что все «нормалды», просто пробки в Москве, и в метро в том числе, наливаю себе крепкого кофе и усаживаюсь в мягкое кожаное кресло за своим рабочим столом.
- Рассказываю диспозицию - успокоившись, говорит Артем – в ближайшие минуты к нам в офис нагрянет некто господин Тельмерман, который пылает к одной молодой особе пылкой любовью. За эту пылкую любовь господин Тельмерман отстегивает своей пассии нехеровое бабло. И, о ужас, в последнее время он стал подозревать ее в измене, так как человек она творческий и все такое. Короче, еще одно дело о потрахизме, но с просто таки отличным гонораром.
- Берем, мне сейчас деньги нужны - выслушав инфу Артема, отвечаю я.
Следующие минут пять мы молча пьем кофе, затем раздается звонок в дверь, я торопливо открываю ее, и в помещение входит очень немолодой человек в сопровождении двух бодигардов.
Бодигарды хмуро обводят помещение взглядами, акцентируя свое внимание на меня и Артема, немолодой человек садится в клиентское кресло.
- Я Тельмерман, господа, и у меня к вам есть одно деликатное дельце - немолодой господин достает из внутреннего кармана пиджака конверт с бумагами и фото молодой женщины, и бросает его на стол.
Артем начинает внимательно изучать бумаги, я принимаюсь «охаживать» клиента.
В результате получасовой беседы мы получаем задачу в виде слежки и сбора информации о молодой особе, Тельмерман оставляет нам задаток в виде двух тысяч евро на оперативные расходы, и, пожав друг другу руки, стороны расстаются, весьма довольные собой.
Две недели слежки за «объектом» принесли весомые плоды, молодая особа дважды встречалась с разными молодыми людьми, свидания с которыми закончились «интимным продолжением».
Отчет, подкрепленный многочисленными фото, я передал Тельмерману, встретившись с ним в кафе на Тверской, получил гонорар и весьма довольный со-бой, отправился к Артему отпраздновать окончание очередного несложного дела.
****
- Ну, а спустя полтора месяца после этого заказа, меня жестко принимают в собственной квартире, везут в ГУВД, где опера показывают мне фото той молодой особы и сообщают, что это гр.Буряк Светлана Анатольевна, 1988 г.р., дочка одного из топ-менеджеров компании «ЛУкайл», найдена убитой в одном из «отелей на час» пять дней назад - я допиваю уже остывший чай, сокамерники молча ждут окончания истории.
- Опера сообщили, что вокруг акционеров «ЛУкайла» вот уже полгода ведется серьезная возня, и продемонстрировали мне видео с камер наблюдения, где засветился я и номер моей тачки, в тот момент, когда я следил за Буряк Светой, только по документам клиента Тельмермана она была ни фига не Буряк - закончил повествование я.
- МДААА - протянул Саня – ну и влип ты, паренек, подставили тебя красиво, и, по правде говоря, с нашим то правосудием шансов соскочить у тебя крайне мало.
Дверь хаты отворилась и сквозь прутья решетки - «тормозов» я увидел лицо знакомого бойца - «продольного».
- Волынкин, собирайся на следственные действия - пробасил боец, я взял папку с документами и вышел из камеры.
Мы выходим из корпуса, я иду и смотрю на небо, над головой нет клетки, воздух чистый, из головы не выходит ощущение нереальности происходящего, ну какой я преступник, почему все это происходит именно со мной, что же будет дальше, меня постепенно накрывает липкая волна паники.
Боец проводит меня мимо дежурки в следственный кабинет, закрывает меня за решетку, я раскладываю документы на маленьком столе и жду.
Через пять минут в помещение входит молодой человек в сером костюме и с таким же серым выражением глаз. Он садится напротив меня и долго смотрит мне в глаза через прутья решетки.
Затем он закуривает сигарету и пускает мне дым в лицо.
- Добрый день, меня зовут Косарьков Сергей Петрович, я ваш следователь - произносит молодой человек, лицо его лишено каких либо эмоций – я приехал к вам, товарищ Волынкин, дабы поговорить без официоза и адвокатов, это первый и последний наш с вами разговор в подобном формате - многозначительно произносит следак.
Я молчу и жду продолжения монолога.
- Объясняю расклад - продолжает следак – ты и твой напарник по детективному бизнесу - Артем, следили за дочкой одного из топ-менеджеров очень уважаемой компании, дочка убита, папе ее уже как пару месяцев серьезные угрозы поступали, и не только папе ее. Артем задержан в связи с изъятием у него в принадлежащей ему автомашине боеприпасов: коробки патронов от ПМ и гранаты «Ф-1». Мы поместили его в другое СИЗО, чтобы вы не смогли общаться. То, что вы следили за гражданкой Буряк – это установленный следствием факт.
- Почему вы вменяете мне 210 УК «организация преступного сообщества?- спрашиваю я у оппонента.
- Очень просто, в этой теме заинтересованы СЕРЬЕЗНЫЕ люди, по данной статье мы можем держать тебя за следствием хоть два года, поэтому выбор у тебя невелик - ухмыльнулся следак – либо ты сдаешь нам, с кем вы пытались захватить компанию «ЛУкайл», либо сгниешь тут, подохнешь от туберкулеза или гепатита, а, может, зарежут тебя, место то тут, не курорт.
- Я же все рассказал вам еще на первом допросе - устало произнес я.
- Ты мне эти сказки про какого-то Тельмермана тут не рассказывай, мы проверяли, нет такого и телефон, который ты мне дал, вне зоны доступа и оформлен на гражданку Пучко Клару Сергеевну, 1952 года рождения - заорал на меня следак, брызжа в разные стороны слюной – короче, думай, мне нужна рейдерская группа, сознаешься, легче будет.
Он встал, бросил в угол кабинета окурок и быстро вышел из кабинета.
Через десять минут меня забрал боец и отвел в камеру.
****
(спустя два месяца)
Продольный открыл дверь в хату и внутрь зашел молодой паренек щупловатого вида, держа в руках скрутку и пакет с вещами.
- Здрасте, давайте знакомиться, я Павел - произнес вновь прибывший.
- Давай документы свои, Павел, будем знакомиться - улыбаясь, сообщил новичку Саня.
Щуплый протянул бумаги, я взял их и посмотрел на статью. Статья 228 УК РФ, ага, понятно, статья «народная», по наркоте сидит больше половины СИЗО.
- Короче, запоминай - говорю я вновь прибывшему – правила проживания нехитрые: в нашей хате не курят, мы тут все спортсмены, курить можно только на прогулке и в душе, уборка по графику. Те, кто отсидел два месяца не убираются, спать будешь по очереди на шконке для вновь прибывших, в хате народу перебор. Если хочешь в туалет, по нашему - «на дальняк», предупреждаешь жильцов, во время еды на «дальняк» нельзя. Продукты в холодильнике общие, библиотека то-же. В остальном, пока больше молчи и слушай, а если что не понятно, спрашивай.
Щуплый затравлено кивнул и пошел укладывать свои вещи под шконку.
В тюрьме я провел уже два месяца и практически освоился. Дни здесь тянулись долго и однообразно: в 06 часов подъем, в семь утра – завтрак, затем утренний просчет, на котором приходили представители администрации и общались с нами на предмет жалоб и заявлений, затем каждый занимался своими делами. Горыныч, на правах старшего хаты, договаривался с продольными о времени прогулки.
Прогулка представляла собой следующее: весь состав хаты (а нас было уже двенадцать человек), отводили в бетонное квадратное помещение, с лавкой посередине и решеткой наверху. Путь туда занимал минут пять: мы шли со второго этажа на первый, спускаясь по ступенькам мимо стен, выкрашенных в грязно-зеленый цвет.
Стены прогулочного дворика были расписаны художествами зэков. На стенах можно было лицезреть многочисленные изображения волков, голых баб, заваленных мусоров и надписи типа «АУЕ» (арестанско-уркаганское единство).
По этому дворику мы ходили кругами около часа, затем продольные отводили нас обратно в камеру, где каждый занимался своими делами. Кто-то писал в прокуратуру и ходатайства следователю, кто-то спал либо читал, я и еще пару парней занимались спортом. «Молодой» Андрюха сделал из четырех пятилитровых баклашек из-под питьевой воды и старой простыни гирю, которой мы и качались, а, также, отжимались и отрабатывали боксерские приемы.
Периодически из хаты уезжали на этап жильцы, и приходили новые, принося с собой новости с воли. Новички всегда выглядели одинаково настороженно, и пахли страхом.
Хата наша была составлена в основном из бывших ментов, и представляла собой разношерстную толпу интелегентных и не очень лиц:
- парочка гаишников - Сергей и Боря. Ребята работали в одном экипаже ГИБДД и попались на взятке;
- «молодой» Андрюха - сотрудник ППС. Его приняли на дискотеке за торговлю экстази. Андрюха очень любил экспериментировать с разными препаратами;
- двое парней сидящих за разбой. Парни неудачно ограбили ювелирный салон;
- трое наркоманов, загремевших в ходе проведения операции «скажем наркотикам фу»;
- Саня «Горыныч» – его обвиняли в попытке мошенническим путем попытки слямзить кругленькую сумму у одной венгерской фирмы;
- Ермаков – «Ермак» – хохол, попавший за превышение служебных полномочий. Женя, будучи сотрудником ОМОНа «перестарался» на задержании, разбив сильно лицо подозреваемому, который оказался племянником районного прокурора;
- Влад – лет этак десять назад занимался «черным риэлтерством» на территории суверенной Беларуси, отжимал квартиры у одних граждан и продавал другим. Ну а когда запахло «жаренным», то Влад сбежал в Россию, где и прекрасно жил все эти годы по поддельному паспорту со своей женой. И вот как-то решил он развестись с этой женой, по причине новой любви, молодой девушки по имени Леночка. Старую жену такой расклад не устроил, она в священном гневе пошла в ФСБ и выложила всю подноготную на своего бывшего муженька. В результате такого женского коварства любовник-неудачник Влад оказался на нарах, в ожидании экстрадиции в братскую Беларусь.
Ну и я – «член преступного сообщества».
Сегодня я полдня сидел и мандражировал, ведь шел последний день содержания по стражей, и, о чудо, меня не отвезли на продление срока содержания, а это значило, что ровно в полночь меня должны освободить из-под стражи.
Я налил себе чаю, сел за дубок и начал грызть сушки, мысли в голове хаотично меняли друг друга. «Ну вот, я вновь на колпаке» - улыбнувшись, я дал тюремное определение своему душевному состоянию. Быть на «колпаке» - это значит сильно волноваться, толком не соображать, что происходит, быть «на измене», короче.
Ровно в двадцать два ноль ноль часов дверь в хату открылась и продольный произнес заветное:
- Волынкин, собирай вещи, ты освобождаешься.
Я собрал шмотки, скрутил матрас и постельное белье, тепло попрощался с сокамерниками и вышел в коридор.
Продольный провел меня в дежурную часть, где дежурный сфотографировал мою улыбчивую рожицу, затем я получил паспорт и расписался в документах, получил на руки справку об освобождении.
Тот же конвоир провел меня через несколько шлюзов к выходу из СИЗО, последняя дверь тюрьмы открылась и я вышел на волю.
Вдохнув ночной воздух свободы, я огляделся вокруг. Ко мне молча подходили восемь коротко стриженных молодых человек, среди них я узнал следователя Косорькова.
- Ну что, Волынкин, ты думал я так легко тебя отпущу - осклабился следак, и дал команду на задержание.
В лицо мне ударила струя перцового газа, я пропустил пару ударов и потерял сознание.
****
Меня везли в легковом авто, сквозь боковое стекло я видел ВОЛЮ, мимо пролетали дома, улицы, МКАД - все было так рядом и в тоже время так далеко – мои руки снова сковали наручниками.
Слева и справа от меня сидели хмурые коротко стриженные ребята. От того, что слева пахло перегаром, тот, что сидел справа, методично жевал жвачку.
Вскоре мы подъехали к зданию отделения полиции, мои попутчики резво вытащили меня из машины и спешно повели в здание.
Как только мы прошли в кабинет, тот, что слева резким ударом в печень опрокинул меня на пол.
В кабинет вошел следователь Косарьков и ухмыляясь произнес:
- Ну что, уважаемый, будем признаваться? Я долго терпел твои отказы, больше ждать не буду.
- Признаваться в чем? - прохрипел я, корчась на полу от боли.
- Да как же батенька, рассказывай, как следили за дочкой топ-менеджера, с целью убить ее, дабы воздействовать на ее папеньку и других акционеров - ухмыляется Косарьков.
- Проверь мои показания, я не причастен, ты же это понимаешь - я смотрю Косарькову прямо в глаза.
- А на хрена мне это, есть тело - есть дело - ухмыляется следак.
- Ну ты и мразь - я плюю в его сторону и тут же получаю удар ботинком в солнечное сплетение.
- Поработайте с ним - брезгливо бросает в сторону «крепышей» Косарьков и выходит из кабинета.
Я пытаюсь перекрыться, но ребята очень синхронно работают ногами, чувствуется профессионализм и любовь к профессии. Удар, еще удар, и я теряю сознание.
****
- Учитывая вышеизложенное, суд считает необходимым применить к гражданину Волынкину А.В. меру пресечения в виде заключения под стражу - гундосит себе под нос судья и меня вновь везут в СИЗО.
Я смотрю на адвоката сквозь прутья решетки, он разочарованно разводит руками и говорит:
- Я к тебе приеду скоро ТУДА, пообщаемся.
Спустя трое суток после «освобождения» я вновь захожу в камеру 29. Сокамерники встают с нар, взгляды их выражают сочувствие.
- Ну, привет дружище, а мы знали, что ты вернешься, с окна было видно как тебя вязали - как обычно Саня улыбался.
- Что предъявили то? - спросил Боря-гаишник.
- Добавили мне пару эпизодов каких-то поджогов - ответил я – и «люлей» наваляли, суки.
- Это нормально, рабочий момент - улыбнулся Андрюха – кидай шмотки, чай пить будем.
Я разложил свои пожитки по местам и пошел занимать место за дубком.
После вечерней проверки я лег на шконку и долго не мог заснуть. В камере полном ходом шла ночная жизнь: Андрюха тихо смотрел телик, Боря и Сергей пили чай, Женя выплавлял из шариковой ручки четки, остальные спали.
Я уткнулся взглядом в стену, мысли в голове будоражили «больной» мозг, ушибы на теле отдавали ноющей болью.
Постепенно усталость взяла свое, и я погрузился в сон.
****
(СОН).
Музыка долбит отовсюду, я стою у стойки бара и доцеживаю очередную порцию виски.
Вокруг беснуется толпа одетых в белое молодых и не очень людей, Sensation в разгаре.
Мой корешок, Артем, неуклюже отплясывает недалеко от меня в окружении двух прелестных созданий лет двадцати.
Одна из них замечает меня и медленно подходит, эротично крутя бедрами.
- Что скучаем, парнишка? - кокетливо улыбается она - меня Света зовут, может потанцуем?
- Я не танцую, у меня нога деревянная - грустно отвечаю я.
- Да ладно, гонишь - удивляется Света.
- Ну не веришь, так потрогай - отвечаю я, и выставляю левую ногу вперед.
Света сосредоточено смотрит на меня и резко хватает меня за бедро левой ноги.
- Ах, ты шалунишка, нормальная у тебя нога - растянув лыбу, говорит Светка – ты всегда такой выдумщик?
- Да, бейба, скучно тут, хочешь приключений и большой и чистой любви? - говорю я ей, прямо смотря в глаза.
-С тобой хоть на край света - Светка облизывает губы.
Через два часа мы трахаемся в купе поезда «Москва - Санкт-Петербург».
****
Я резко проснулся и сел на шконке, огляделся вокруг. В окне только за-брезжил рассвет, сокамерники мирно посапывали, в трусах было мокро.
«Блин, обтрухался, чертово воздержание» - я вспомнил сон и улыбнулся.
Встал, привел себя в порядок сел на дубок и стал ждать утренней проверки.
Ровно в восемь часов утра открылись «тормоза» нашей камеры и все ее обитатели вышли на утреннюю проверку.
Я вновь услышал уже ставшее привычным «Лицом к стене, руки на стену», продольный провел руками по моим бокам и вяло похлопал каждого по карманам.
- Не так нежно, а то у меня встает - пробасил Саня, все заржали.
- Это кто тут шутит, это тюрьма, а не камеди клаб - маленький щуплый лейтенант, видимо, еще недавно закончивший Рязанскую академию ФСИН, подскочил к Сане, и резко рванул его за плечо – фамилия твоя как шутник?
И тут на меня навалилась такая апатия, что мне, вдруг, стало на все похер.
- Гражданин начальник, я уже тут год сижу за следствием, я еще не считаюсь виновным, меня не осудил суд - начал оправдываться Саня.
- ФАМИЛИЯ ТВОЯ КАК? - заорал, брызгая слюной в лицо «Горынычу», лейтенант.
- Слышь, ***ло, рот свой закрой - спокойно сказал я, смотря в лицо лейтенантику – человек на которого ты орешь боевой орден за Афган имеет, он пенсионер МВД, а ты кто?
-Ккккак ты смеешь, ттты кккто? - заикаясь, прощебетал лейтенант.
-Я тот, кто тебе табло щас разобъет - все также спокойно ответил я.
Весь состав камеры молча повернулся в сторону лейтенанта, на лицах зеков была видна решимость.
-Камера 29 заходим - спокойно сказал старый продольный – не шумим.
Мы стоим на месте, никто не двигается. Саня посмотрел на лейтенанта и улыбнувшись сказал: - Были бы на воле, салажонок, я бы тебя своими руками удушил. Парни, отставить кипеш, заходим.
Мы все спокойно заходим в хату, «тормоза» за нами закрываются, Боря молча ставит чайник.
- Готовимся парни, щас что-то будет - улыбаясь, говорит Андрюха. Мы все смеемся в ответ.
Через полчаса в хату вламываются вертухаи с дубинками, нас всех вышвыривают в коридор и начинается шмон.
На пол летит вся кухонная утварь и нехитрый скарб камеры, я слышу крики «почему у них по два матраса, изъять». На пол летят «лишние» матрасы, нажитые пацанами за долгие месяцы «сидения». На продол коридора летят книги, ложки, журналы.
-Прям, как фашисты в тридцать девятом - тихо говорю я Андрюхе.
Шмон продолжался минут сорок.
- Телевизор забираем в наказание - угрюмый опер выносит под мышкой небольшого размера плазму и нас всех заводят в камеру.
Мы начинаем разбирать бардак, наведенный сотрудниками СИЗО, я поднимаю с пола свою белую майку, на ней красиво отпечатался след ботинка.
-Да, Леха, зря ты, конечно, сорвался, молодой еще - спокойным голосом произнес Саня - хату вот из-за тебя взорвали, а это косяк.
Он строго смотрит на меня, я смотрю на сокамерников, все молчат, на их лицах ноль эмоций.
-Но, то, что за своих пацанов готов глотки рвать, это правильно - улыбнулся Саня, и мы пожали друг другу руки.
****
(месяц спустя)
- Волынкин, собирайся в следственный кабинет - устало произносит продольный.
Я беру папку с документами и выхожу из хаты. Мы выходим из корпуса и идем по улице, я жадно смотрю на небо без решеток и на траву вокруг, ведь в каменном мешке прогулочного дворика есть только бетон.
Идти до следственного кабинета минут пять, но эти пять минут дорого стоят, появляется некое ощущение свободы и чувство причастности к нормальной жизни.
Мы проходим в первый корпус, где справа от дежурной части располагаются следственные кабинеты.
Дежурный что-то отмечает у себя в журнале, и я прохожу в кабинет, примерно шести квадратных метров. Возле окна находится привинченный к полу стул, за которым решетка, отделяющая посетителя от зека.
Я присаживаюсь на стул и раскладываю на маленьком столике документы.
Минут через пять в кабинет входит мой адвокат и садится напротив.
- Привет, Леш, раньше не мог заехать, дела были - адвокат достает из портфеля небольшой белый конверт и аккуратно передает мне его, предварительно положив в уголовный кодекс.
- Это тебе от жены твоей бывшей - шепотом говорит он.
- Спасибо - Я тихонько беру конверт и перекладываю в папку – не ожидал, давно с ней нормально не общались.
- Ну, в камере прочитаешь, она тебе давно написать хотела, но тут цензура, сам понимаешь - говорит адвокат.
- Да, опера тут любят чужие письма почитать - усмехнулся в ответ я.
- По делу, Алексей, ничем тебя порадовать не могу, следак собирается продлить твое содержание под стражей еще на три месяца - вздохнув, сообщил мне неприятную новость адвокат.
-А чем он мотивирует, доказухи никакой нет, по какому ПРАВУ? - возмутился я.
-Да какое право, Леша, очнись - взорвался адвокат – они же не раскрывают преступления, не собирают доказательства, они хватают людей и кидают их в тюрьму, где тупо «маринуют», как огурцов, бл..ть. Ты думаешь, судьи разбирают-ся по существу ходатайства? НЕТ. Никто, ни прокуратура, ни суд, не возьмет на себя ответственность выпустить человека из-под стражи. ЭТО ЖЕ СИСТЕМА, ты сам в ней работал. А по существу будут разбираться только, когда дело с обвинительным заключением попадет в суд. А так, как ты просидишь к тому времени не меньше года, то судья просто вынужден вынести обвинительный приговор. А как иначе, ведь если тебя оправдать, то ты будешь требовать от государства компенсацию, а это, БЮДЖЕТНЫЕ деньги, кто ж тебе их заплатит? Вот такая вот поста-нова, друг мой сердешный - адвокат снял свои очки, достал из футляра тряпицу и стал их усилено тереть. Я молча смотрел в окно.
- Ты знаешь, какой процент оправдательных приговоров в наших судах? - продолжал горячиться адвокат – не знаешь, а я тебе скажу – 1%, и то большинство из этого процента выносит суд присяжных, так как там люди хоть слушают суть уголовного дела. Так система, вообще, хочет запретить суды присяжных. Ну не может, по их мнению, следствие ошибаться, если задержали человека, то он уже преступник, а понятие презумпции невиновности на фиг, это пусть у них, там, на Западе права человека, а у нас торжество закона, мать его. Но мы будем бороться, я такую речь подготовлю, они там все «умоются».
- Что нужно, что бы выйти отсюда побыстрей? - спросил я.
- Либо деньги, либо чистосердечное признание. Даже если ты ничего не совершал, других вариантов нет - глядя мне прямо в глаза, отчеканил адвокат.
-Я в камеру пойду. Ладно, увидимся в суде, на продленке - я посмотрел на адвоката.
Он молча встал со стула и, ссутулившись, вышел в коридор. Продольный зашел в кабинет и повел меня обратно на корпус.
Мы вышли на улицу, и я улыбнулся небу.
- Ну что, Б/С, какие шансы на выход отсюда? - спросил продольный.
- В ближайшее время вряд ли, но я обязательно постараюсь выйти пораньше - улыбнувшись, ответил я.
-Да, отсюда трудно выйти - тихо произнес продольный – ну удачи, под одним Богом ходим - улыбнулся мне продольный и открыл дверь в камеру.
Я зашел, лег на свою шконку и развернул письмо своей бывшей жены. В конверте были щипчики для ногтей, ее фото и одна лишь надпись: «Если можешь, позвони» и номер телефона.
Я бы рад, да связи в хате не было.
****
(СОН)
Я иду по пустому скалистому плато, вокруг туман и нифига не видно. Через полчаса однообразная местность заканчивается, и я вижу сквозь туман очертания замка. Я ускорил шаг и через пять минут я вышел к большому белому замку. У ворот замка стоял одинокий старик с длинной бородой в белой тоге.
- Привет – говорю ему я.
- Здравствуй, Волынкин Алексей Витальевич, 1978 года рождения - щурясь, отвечает мне старик, в глазах его я вижу хитринку.
- А где я, старче, и ты кто такой?
- Далеко ты от дома, Волынкин, а я тот, кто дела твои добрые взвешивает – старик берет рукой белые камешки, валяющиеся у него под ногами, и кладет их на миниатюрные весы.
- И как, много у меня дел добрых набралось? – спрашиваю я.
- Есть маленько – улыбаясь, отвечает старик, продолжая собирать белые камни.
Я иду дальше и через пару километров вижу черный замок, у ворот которого стоит тот же старик, только в черной одежде.
- И ты здесь, старик – ухмыляюсь я.
- Ошибаешься, Волынкин Алексей Витальевич, 1978 года рождения - отвечает старик – то брата моего ты видел.
-Ааа, ну вы прям близнецы, а ты что делаешь тут?
-Дела твои плохие взвешиваю – старик берет черные камни, которые валяются у его ног, и кладет в весы.
-Ну и как, много взвесил то?
-ДА, ДОХЕРА!
****
На продленке адвокат выступал очень красиво. Он осыпал судью аргументами, приводил факты, тряс бумагами и был очень красноречив.
После речи адвоката сонный прокурор встал и произнес одну лишь фразу: «Содержание Волынкина под стражей всесторонне и объективно, основано на доказательствах, он может скрыться и помешать следствию».
После чего, судья объявил, что уходит совещаться в совещательную комнату, вышел из зала и через минуту вернувшись, зачитал заранее приготовленное постановление, о том, что я должен содержаться под стражей еще три месяца. Следак Косарьков, который находился в зале, ухмыльнулся и я показал ему «фак» из клетки.
Конвой вывел меня из зала и посадил в автозак. Мы доехали до ИВС, где зеков содержали, пока не сформируют этап в СИЗО. Практически всегда из-за одного заседания в суде, которое могло длиться не более десяти минут, зеков держали несколько суток в ИВС в скотских условиях.
Я зашел в камеру ИВС, где содержали помимо меня еще троих Б/Сов. В хате были Михалыч и Женя из Медведковского централа, а, также, Боря, из моей камеры. Пацаны пили чай, а из-под нижней шконки торчали чьи-то ноги.
- Это кто там? - спросил я.
- Да педофила к нам закинули, а то в «черных хатах» его разорвут на фиг - ответил Женя – вот дежурный по ИВС попросил, что бы он у нас посидел немного.
- Ну, пусть там и валяется, гондон - ответил я, и пацаны заржали. Педофил вжался в пол и ноги исчезли под шконку полностью.
Мой мозг услужливо выдал мне информацию по быту тюрьмы. Все хаты в местах лишения свободы делятся на несколько составляющих:
«Черные» - там сидят люди, поддерживающие воровские традиции;
«Красные» - те, кто работает в хозобслуге СИЗО, развозит баланду, убирает и делает всю работу по хозяйству;
«Б/Сные» хаты – там сидят бывшие сотрудники спецподразделений, МВД, внутренних и погранвойск;
«обиженные» - опущенный контингент, гомосеки, педофилы и такое прочее. Тот, кто лежал сейчас под шконкой, по любому, по прибытию в СИЗО пойдет жить в «обиженку».
- Леха, а что у вас со связью? - спросил Женя, попивая чаек – а то у нас со всеми централами связь есть, да и с зонами связь поддерживаем, а с вами теле-мост никак не наладим.
- Жень, да пробовали с сотрудниками говорить на эту тему, ну никак не хотят обеспечить нас связью, ни за какие коврижки - отвечаю я – у нас централ проклятый, пока сижу, уже двух начальников сменили, и всех за что-то УСБ притягивает.
- Мдааа, болото у вас, а не СИЗО - отвечает Михалыч, пожевывая ножку копченной курицы.
У Михалыча, пенсионера каких-то жутко засекреченных войск, везде было все ровно и даже в ИВС ему заносили продукты, официально запрещенные к передаче заключенным. Вот только со статьей ему не повезло, обвиняли старика Михалыча по части 4 статьи 159 «Мошенничество», что грозило ему приземлением на нары аж лет на десять.
- Попробуйте мобильник через «черных» купить - посоветовал мне Женя – бери курицу, угощайся.
- Спасибо - я беру ножку копченной курицы – будет возможность, попробуем тэху купить, телефончик вашей хаты черкани, созвонимся.
В двери открывается «кормяк» (окошко для подачи пищи в камеру ИВС), и дежурный спрашивает:
- У вас все нормально, парни?
- Все нормуль - отвечает Михалыч.
- Да, спасибо, все хорошо - раздается голос из-под шконки.
«Кормяк» закрывается и мы дружно поворачиваемся к шконке, под которой лежит педофил.
- Слышь, животное, тебе кто слово давал? - громко произносит Женек.
- Ребята, я не знал, что нельзя говорить - пищит из-под шконки педофил.
- Тряпку схватил и полы в хате помыл быстро - сказал я, и из-под шконки выполз длинный и сухощавый субъект с большим синяком под глазом. Он схватил тряпку, лежащую у входа и начал энергично тереть полы.
«Кормяк» открывается вновь, и в проеме показывается лицо дежурного.
- Слышь, парни, тут на ИВС заехал ВОР, у вас подзарядки для мобильника не будет? А то братва ему тэху подагнала, а зарядки нет. У него Нокиа – смущаясь, говорит дежурный.
Михалыч роется в своем бауле и достает «Чубайса» - зарядку.
- На, держи – он протягивает зарядное устройство дежурному. Тот вежливо кивает и закрывает «кормяк».
-Дожили – усмехается Женек.
- Как же меня все это достало - подумал я и лег на шконку спать.
На следующее утро меня этапируют в СИЗО. Я и еще несколько «красных» сидим в отдельном от черных пенале автозака. Нас в пенале пять человек, в соседнем – двадцать «черных», сидят друг с другом в притирку. НО пересаживать их к нам нельзя, «не по понятиям», да и меры безопасности не позволяют. Всю дорогу «черные» наезжают на «красных», те вяло отбрыкиваются. Внутри жутко накурено, вентиляции в автозаке нет, на душе становится тошно и хочется выть на луну.