Неизвестный красный бандитизм

         
 
                От автора

         В предыдущей публикации от 29 июня 2012 года была представлена   политическая основа возникновения в России в период революции и Гражданской войны красного бандитизма. И как пример этого доказательства, был опубликован материал о разгуле красного бандитизма в селе Тасеево, Нижнем Приангарье и на Удерейских золотых приисках. Предыдущая публикация представляла собою конспективную рабочую запись. После этого запись была переработана в повесть, изменено ее название, внесены дополнения. Повесть основана на реальных событиях, происходивших на Удерейских золотых приисках, в Южно – Енисейском золотопромышленном горном округе, в городах Енисейске и Красноярске, на редких документах и сообщениях периодической печати. Изменены лишь только фамилии некоторых лиц.    


                Пролог

         Алексей Брусницын разложил на письменном столе разные записи, собранные в архивах и библиотеках. Перечитывая конспект записей, и перекладывая их в компьютерный набор, он все больше поражался той жуткой картине событий, происходивших на его родине, Удерейском Клондайке, много лет назад, какая вырисовывалась в тексте. Одно смертельное событие за другим словно водяной каскад обрушивалось на приискателей.

             Начало красного бандитизма
            
         Первую половину февраля 1918 года в Удерейской долине дули сильные ветры, часто пробрасывало густым ветром. Дороги и тропы,  проходившие через центр Удерейского Клондайук, через приисковый поселок Гадаловский, утонули в глубоком снегу. Приискатели ждали, когда погода утихомириться, и они ринуться по разным житейским делам на соседние прииски.
         Наконец ветры утихли, перестал сыпать и снег. Казалось, что погода угомонилась. А появившаяся над Удерейским правобережным хребтом светло-синяя полоска говорила о том, что наступило спокойстввие.
         Однако спокойствие было недолгим. Уже через два дня после непогоды, пополудни, на Гадаловском прииске началось какое-то шевеление. Около большого дома, стоявшего у подножия горы Горелой, в котором находилось управление золотого прииска, стали собираться ссыльнопоселенцы. За крайнюю приверженность в своих взглядах по отношение к административной и золотопромышленной власти приискатели называли их экстремистами. В основном это были ссыльнопоселенцы поляки, латыши и евреи. Приискатели, глядя на собиравшихся ссыльнопоселенцев и выгребая из-под ворот своих домов и избушек накопившийся за последние дни снег, недоумевали, что бы это значило. Но ждать долго не пришлось.
         В национальном сообществе, которое сейчас представляли поляки, латыши и евреи случайностей не было. Исторически сложилось так, что люди этих национальностей долгие века и десятилетия шли бок о бок (даже латыши были выходцами из литовского племени, а литовцы с поляками объединялись, как известно в одно государство). И здесь, на золотом Удерее среди них вспыхнула вековая связь, они опять объединились.
         Приискатели не жаловали ссыльнопоселенцев, смотрели на них с разной долей своего восприятия. Кто-то относился к ним с призрением, а кто – то и с негодованием. Приискатели понимали, что от ссыльнопоселенцев в добыче золота проку нет никакого. Хотя среди ссыльнопоселенцев были два, три человека, которые, хотя и не понимали смысла в добыче золота, но зато признавали те трудности, имевшиеся в жизни приискателей.
Собравшихся ссыльнопоселенцев было мало, как гласили документы, всего 47 человек, или 2 процента от общего населения приисков.Число рабочих, от имени которых они затеяли сход, тоже было незначительно, не превышпало 4 процентов. Никто ссыльнопоселенцев на сход не делегировал, все происходило стихийно. Что толкало ссыльнопоселенцев на проведение схода с целью захвата власти? Среди ссыльнопоселенцев, находившихся на Удерейских приисках, не было какой-то, даже подпольной политической организации, способной организовать приискателей на необходимость изменения существующей обстановки на приисках. Ссыльнопоселенцы, зараженные рапространенной в то время теорией европейской социал-демократии, наивно были уверены, что если ликвидировать в России  существовавший государственный строй и в первую очередь частную собственность в нем, а вместо него создать никому неизвестную систему советов, то все трудности в стране исчезнут сами по себе.    
         Интриговало ссыльнопоселенцев и то обстоятельство, что в губернском городе Красноярске уже появился совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Объявилась и губернская власть, в лице Енисейского губернского исполнительного комитета (Енгубисполком). Так по инициативе людей, представлявших разношерстную массу, состоящую из сыльнопоселенцев всех мастей, большевиков, разного рода социал-демократов, эсеров, уголовников и просто провокаторов, сочувствующих революционным событиям, которые вошли в историю как непримиримые экстремисты, в Енисейской губернии появилась вертикаль советской власти. Докатилась волна установления заманчивой власти и до окраин губернии, до золотых приисков. Там тоже были свои экстремисты в лице ссыльнопоселенцев разных национальностей. Часа через два, после того, как ссыльнопоселенцы собрались на свой сход на прииске Гадаловске, они приняли, без чего в те времена не обходилось, так называемую резолюцию, которая состояла из нескольких пунктов и гласила: 
         Утвердить совет рабочих и крестьянских депутатов Южно-Енисейского горного округа и исполнительный комитет при нем, или Южно-Енисейский совдеп. (При проверке списка собравшихся оказалось, что в составе совета не было ни одного крестьянина. Уже на следующий день был сделан штемпель со словами «Южно–Енисейский исполнительный комитет. Совет рабочих и крестьянских депутатов». Менять текст в штампе, исключая слово «крестьянских» не стали, закрыв на это глаза);
        Утвердить фамилии лиц и наделить их правом занимать в этих органах соответствующие властные должности;
         Создать при исполкоме административный отдел, который сами же совдеповцы стали называть как боевой отдел, а так же отдельно революционный суд;
         Распустить комитет общественной безопасности Южно–Енисейского горного округа, представлявшего Временное правительство, а его председателя Серебренникова арестовать;
         Ликвидировать Южно-Енисейскеую волостную земскую управу как не нужный орган в приисковой жизни. 
         Организаторы революционной сходки понимали, что они идут на большой риск, ибо не были уверены, что их затея окажет какое-то влияние на приискателей. Но отказаться от задуманного в силу совершенного политического преступления перед Российским государством, они не могли. 
         С этого времени на Гадаловском прииске появился орган советской власти – исполнительный комитет совета рабочих депутатов Южно-Енисейского горного округа, который приискатели стали называть коротким словом – совдеп. Приискатели сокрушались, чем же будет заниматься совдеп, ведь среди совдеповцев нет ни одного золотопромышленника, разбирающегося в добыче золота. И самое главное, кто и как будет обеспечивать прииски харчем.    
         Административная и золотопромышленная власть оказалась в руках лиц, иногда мелькавших на прииске. В этой приисковой ситуации столкнулись стремления людей не только изобрести новую власть, но и в ходе происходящих событий прибрать ее к рукам, чтобы овладеть большим золотопромышленным районом. Но способы использования захваченной власти оказались разными, одни в итоге ее применят для того, чтобы ограбить золото из приисковых касс, другие, чтобы ликвидировать неугодных им людей. Ссыльнопоселененцы, ставшие совдеповцами, долго раздумывать не стали, как поступить с властью и распределили ее между собой так, как они ее видели составленную на бумаге.  29-летнего, русского Еремина выбрали председателем Южно-Енисейского совдепа. Досталась власть и полякам братьям Маневичам. Старший, 25-летний стал заместителем председателя совдепа, а младший – 23–летний секретарем исполкома совдепа. У поляков, братьев Маневичей были законные имена. Однако по неизвестной причине их по имени ссыльнопоселенцы не называли. За ними закрепились некие позывные имена: Маневич-старший, Маневич-младший. Досталась власть и латышам, 20-летнему Мадею и 30-летнему Кассу. Первому поручили курировать боевую готовность административного отдела на случай борьбы за власть, второму отдали право распоряжаться на правах комиссара на соседствующих приисках Покровском и Калифорнийском. Касс был безмерно рад, что ему досталась власть на этих приисках. Наконец-то он прижмет непокорного эсера, русака Портяникова с Калифорнийского прииска.    
         Прошло два томительных дня после того, как на Гадаловском прииске и вообще в Южно-Енисейском горном округе административную и золотопромышленную власть, именнуемую совдепом, насильственным путем захватили братья Маневичи. И теперь надо было познавать состояние дел на приисках, объемы добываемого золота, определять денежные расходы на содержание золотодобывающего производства. Но захват власти тем и коварен, что трудно предусмотреть, как ее надо использовать. Неожиданно вклиниваются дела, которые тоже надо решать путем насильственного исполльзования власти.
         В один из дней Маневич-старший, заместитель председателя совдепа, появился в гадаловской приисковой конторе. Походив по ее комнатам,  он примостился на подоконнике широкого окна, из которого лился яркий уличный свет, и начал разбирать какие-то бумаги с записями о добыче золота на Гадаловском прииске за прошлые годы. Скрипнула дверь в коридоре и в контору заскочил Маневич-младший, крикнув с порога:
         - Братан, новость. Со Степановского прииска позвонили, что полковвник Брингельдт, начальник горной полиции, срочно выехал в Красноярск.
         - Отлично, - обрадовался Маневич-старший. - Выезжаем в резиденцию горной полиции, надо немедленно захватить имеющееся там оружие. Не исключено, что Брингельдт выехал в Красноярск за вооруженной подмогой. Если опоздаем с захватом оружия, нам всем будет плохо, - кричал Маневич-старший, накидывая на ходу на плечи шубейку. 
         Уже через пару часов была собрана группа из числа ссыльнопоселенцев, входивших в состав боевого отдела исполкома Южно – Енисейского совета. Это были мелькавшие на приисках ссыльнопоселенцы, ставшие совдеповцами, поляки, братья Маневичи, Архангельский, Арановский, Демецкий, Янчевский, латыши Мадей и Касс, евреи Мельбикс, Фрич, Тиммерман, Тауберг, Эльцер.            
         Преодолев по глухой, занесенной снегом тайге нелегкий путь в несколько десятков верст, ссыльнопоселенцы подкатили на паре рысистых лошадей, запряженных в широкие сани, к дому, в котором находилась резиденция горной полиции. Навстречу им вышли двое горных стражников, спрашивая, кто они такие и что им тут надо.
         Маневич-младший выхватил из шубейки револьвер и крикнул, чтобы они быстро проводили их в оружейный склад, иначе при сопротивлении они будут расстреляны. Стражники уже знали, что в России началась насильственная революция и сопротивляться не стали.   
         Хранившийся в складе арсенал оружия был солидным: 51 боевая винтовка, 49 револьверов, 115 палашей, около двух тысяч патронов. Разгромив горную полицию, совдеповцы убрались во свояси.
         После того, как все дела по оформлению новой власти были завершены, а оружие захвачено, братья Маневичи между собой решали вопрос, когда арестовывать председателя комитета общественной безопасности Серебренниковаа.
         - Успеем, - сказал Маневич-старший, - с его арестом может быть
много шума.
         - Нет, надо сделать это немедленно, сейчас, -настаивал Маневич-младший. Маневич старший не стал перечить младшему брату и они
отправились арестовывать главного Удерейского золотопромышленника, проверив в кобурах свои револьверы. 
         Жажда овладлеть полнотой административной и золотопромышленной власти власти не позволяла братьям Маневичам остановиться на пути. Хотя, отправляясь на арест Серебренникова, братья до конца не были уверены, что это надо делать. Серебренников был слишком крупной фигурой в золотопромышленных делах Южно – Енисейского горного округа, считавшегося самым большим в золотодобывающей промышленности Приенисейского края. Кроме председателя комитета общественной безопасности безопасности, он являлся еще и председателем Бюро совета съездов южноенисейских золотопромышлеников. Выпускнихк Петербургского горного института, инженер – технолог по образованию, он считался не просто золотопромышленником, который со знанием дела управлял всей добычей золота на приисках в Южно – Енисейском горном округе. Он был и признанным золотопромышленным деятелем, год назад, провел в Красноярске первый съезд золотопромышленников Приенисейского края, выступил на нем с обширным докладом о дальнейшей перспективе в развитии  енисейской золотопромышленности.   
         Серебренников жил в доме рядом с приисковой конторой, за углом, в сотне метров от нее. Этот квадратный, побеленный дом на прииске знали все, в нем кроме Сребренникова проживал еще и управляющий Гадаловским прииском Александр Кириллович Стефанский. Пройдя по утонувшей в глубоком снегу тропе, Маневичи подошли к дому. Дверь была заперта, они постучали., ожидая, что им навстречу выйдет сам председатель комитета общественной безопасности, как обычно в форменном мундире горного инженера, с курительной трубкой во рту. Скриипнул засов и на пороге вместо Серебренникова появились молодые ребята, держа наготове винтовки. Это была вооруженная охрана председателя комитета. Выход братьев Маневичей на арест золотопромышленника не удался. Серебренников почувствовав угрозу жизни, вечером отправил телеграфный запрос в Красноярск, в канцелярию Южно-Енисейского горного округа. Утром пришел ответ: немнедленно выезжать в Красноярск, что и сделал Серебренников. Пробираясь по занесенному снегом енисейскому тракту на лошадях, в сопровождении вооруженной охраны, через неделю он прибыл в губернский Красноярск, тем самым спас себе жизнь.
         Потерпев фиаско с арестом Серебренникова, братья Маневичи решили сегодняшний путь пройти до конца и обязательно найти Портянникова, председателя земской управы Южно-Енисейского горного округа и добиться от него отказа от ее руководства.
         Братья Маневичи знали, в каком домике останавливается Портянников, когда появляется на Гадаловском прииске для каких – то дел. Домик на краю оврага, у старой мехмастерской. Павел Портяниклов был очень популярным человеком среди приискателей. Сам ссыльнопоселенец, как представитель партии эсеров, не шел на поводу у тех, кто составлял основную группу, в которую входили латыши, евреи, особенно такие поляки, как братья Маневичи. Он жил в десяти верстах вниз по Удреяю от прииска Гадаловска на прииске Калифорнийском, работал на драге электриком.
         Занимая миролюбивую позицию среди приисковых рабочих, добился у них большого доверия. Объединил более десятка приисковых организаций в общий профсоюзный совет и стал его председателем. С помощью профсоюза организовал и возглавил  Удерейское приисковое потребительское общество Горносоюз. Приходилось только удивляться, как ему удалось вовлечь в это общество более 1000 человек.
         Приисковые рабочие видя в нем своего защитника, на общем собрании избрали его заместителем  председателя комитета общественной безопасности, а на всеобщих приисковых выборах и председателем волостной земской управы всего горного округа, выдвинули на выборы в государственную думу от Енисейской губернии. Братья Маневичи видели в лице и действиях Портянникова большую помеху в их делах и не могли с этим мириться, считая его своим врагом. 
         Наткнувшись при попытке ареста Серебренникова на вооруженную охрану, братья Маневичи подумали, что и при встрече с Портянниковым они могут столнуться тоже с вооруженными людьми. И они не рискнули идти в одиночестве, а прихватили с собой латышей Мадея и Касса. Им предстояло преодолеть весь приисковый поселок с юга на север, чтобы добраться до домика, в котором могли обнаружить Портянникова. Они шли по снежной тропе цепочкой. Первым шел Маневич – старший, высокий и худой. Из под шапки выглядывали светлые волосы на голове, значит, по – народному, белобрысый, с походкой напоминающей легко опьяневшего, с лицом улыбающегося человека. Однако присмотревшись, в его лице можно было заметить едва уловимые признаки жестокости. За ним следовал латыш Мадей, который среди них отличался тем, что обычно мало говорил, а больше слушал, как бы откладывая услышанную информацию в своей голове, чтобы в нужное время ею воспользоваться. Латыш Касс, маленький и плюгавенький, с противным голосом и неприятной внешности, его испепеленное лицо икогда не выражало улыбку и было словно остекленевшим, среди ссыльнопоселенцев считался человекорм подлым и мерзким. 
         Маневичи для устрашения держали в руках обнаженные револьверы, Мадей и Касс, наготове винтовки. Они ворвались в домик в тот момент, когда Портянников склонившись над столиком, письменно готовил необходимые документы. На следующий день он готовился выехать на южную окраину Удерейских приисков для решения вопросов, связанных с активизацией приискателей при помощи профсоюза и кооператива по вовлечению детей в школьное обучение. Портянников уже договорился с золотопромышлениками, что на организацию обучения детей они выделят 7-8 тысяч рублей. Упускать такой шанс нельзя, считал Портянников, составляя примерную смету будущих расходов в обучении детей.             
       - Ну что русак, пся крев, - перемешивая русские и польские слова,
первым крикнул Маневич-младший, показывая свое превосходство над Портянниковым, - сам откажешься от председательства в земской у праве, или это сделать за тебя?
         Латыш Касс, давно точивший зуб на Портянникова, изловчился и
кованным тыльником приклада винтовки ударил земца по щеке. Из рассеченной раны хлынула кровь. Сорокапятилетний, грузный Портянников упал на пол. Казалось, что при падении под ним прогнулась половица пола. Лизнув живой крови, совдеповцы уже остановиться не могли. По лежавшему на полу земцу они начали начали наносить сильные удары сапогами с железными подковками, повторяя при этом: «вот тебе русак, вот тебе русак», проявляя звериное неистовство. Среди приискателей было известно, если поляки, латыши или евреи в разговоре употребляют слово «русак», значит этим самым они хотят нанести русским самое большое оскорбление.
           Касс сунул руку в карман, вытащил спички и чиркнув, хотел было  поджечь Портянникову бороду. Мадей, увидя это, выбил горящую спичку из руки Касса, не объясняя ему своего действия.
         Превратив лицо Портянникова в кровавое месиво, совдеповцы выволокли его из домика и бросили в глубокий снежный сугроб на мороз. Портянников долго лежал в снегу бездыханным. Уже настала кромешная темнота, а он все еще лежал без движения. Наконец, когда почувствовал, что окрававленное лицо начинает на морозе леденеть, очухался. Первым делом в голову ударила мысль, что делать. Рядом в домике, у Гремучего ключа, проживл охотник Стапан Безруких. Портянников был с ним хорошо знаком и он прополз по снегу полсотни метров и постучался в домик. Увидя на пороге окрававленного земца, охотник сразу же все понял, уже знал, что сегодня на прииске начался разгул ссыльнопоселенцев. Степан, известный удерейский охотник, не велик ростом и не широк в плечах, не единожды ходивший один на один на медведя и знавший цену жизни, не раздумывая, сразу же принялся за оказание помощи окалевшему. Охотник налил в чашку самогона и промыл лицо земцу. После этого, уложил Портянникова на широкую лавку к горячему обогревателю печи, чтобы он отогрелся и пришел в себя.
         Тем временем Степан нащепал смолистых лучин и бросил на горячие угли в печи, поставив на них котелок с водой. Вскипевшую воду он налил в большую кружку, всыпал в нее горсть брусничных листьев и добавил самогона. Когда брусничный отвар был готов, охотник напоил им Портянникова.
         После всех этих процедур, проделанных охотником, Портянников пришел в себя. Охотник, глянув на него, спросил, как он чувствует себя. 
         - Чувствую себя уже лучше, спасибо тебе Степан, что не дал окалеть в снегу, - ответил Портянников. 
         Убедившись, что он оклемался, охотник вышел во двор. Он запряг в розвальни лошадь, бросил на них пару охапок душистого сена и  вернулся в избушку. Поднял потерпевшего с лавки и вывел во двор, уложил его в сани, закрыв овчинным тулупом и погнал лошадь в сторону Калифорнийского прииска, где проживал Портянников.
         Пока по пути пробирались по Покровскому полю, в спину дул легкий ветерок в перемежку с поземкой. Но вот миновали поле, вошли в пределы Калифорнийской площади и ветероок перестал дуть. На синем небосводе показался красный диск луны, ярко освещая белоснежную дорогу. Лошадь, почувствовав освещенность дороги, побежала резвее. Яркий свет луны, висевшая тишина и белизна снега сливались, характнризуя причудливое свойство природы.
         Стало заметно подмораживать, под полозьями саней слышался певучий скрип снега. И это успокивало сидевших в розвальнях. Преодолев десять верст по сильно утонувшей в снегу дороге, к середине ночи охотник доставил земца на прииск. 
         Трудно сказать, отрекся ли Портянников от председательства в земской управе. Возможно, боясь умереть, подписал отречение, или эту подпись фальсифицировали совдеповцы. Через несколько месяцев, когда Портянникова уже не было в живых, в одной газетке города Енисейска, было короткое сообщение, что Портянников добровольно отказался от земского председательства. Но наступило уже другое время, когда ради революционной целесообразности любой документ могли фальсифицировать.
         Портянников был тем человеком, кто не единожды рисковал жизнью, побывал в застенках знаменитой петербургской тюрьмы «Кресты», считался несгибаемым в партии эсеров и не мог так легко поддаться своим врагам. Ведь насильственную ликвидацию земской управы совдеповцами все же не удалось скрыть от истории. В одном из партийных архивов было найдено письменное признание свидетеля тех дел о том, что «громили земскую управу не почем зря».
         Начавшаяся охота на земского активиста закончилась для него печальной трагедией. Ссыльнопоселенцы, они же совдеповцы, не могли смириться с мыслью, что Портянников, их идейный враг, ушел живым. Через четыре месяца он оказался при подходе к селу Тасеево, куда прибыл для заключения договора с сельской общиной для поставки продовольствия на Удерейские прииски. В Тасеево сильно свирепствовал красный бандитизм из так называемоцй Тасеевской партизанской армии. Он попадет в засаду красных бандитов, его зверски истязают и убивают. Среди убийц Портянникова оказались бандиты из банды Маневича-младшего.         
         После того, как ссыльнопоселенцы, поляки, латыши и евреи захватили власть в Южно – Енисейском горном округе, определили себя совдеповцами и вооружились огнестрельным оружием, они распределились на мелкие группы и стали частыми гостями приисковых торговых лавок и складов, где хранились припасы продовольствия. Выходили группы на очередной грабеж, неся впереди себя красный флаг на палке. На возмущения приискателей, обезумевшие совдеповцы, грозили расправой. Уже к весне все торовые лавки и прдовольственные склады были опустошенными.
         Трудно было определить, чего было больше в действиях совдеповцев, силы революции или силы голода. С этого времени группы разъяренных совдеповцев, грабивших торговые лавки и склады, приискатели заклеймили «красными бандами». О совдедеповских грабежах не стали умалчивать и золотопромышленники и в своих отчетах указали об участившихся набегах на прииски “красных банд”.   
         Приискатели стали обращаться с жалобами к управляющему Гадаловскимм прииском Стефанскому о том, что в лавках начал ииссякать харч. Управляющий понял тревогу приискателей, ведь за разхищением наступит голод. Он пригласил к себе чертежника приискового управления, который по совместительству часто выполнял и секретарские поручения,  готовил разные бумаги, отчеты.
         Александр Кириллович Стефанский был требовательным человеком. Быть другим ему не позволяло его воспитание и жизненный опыт. Высокий и статный, выходец из дворянского сословия, окончивший Томскую классическую гимназию, он носил френч, похожий не мундир горного инженера. Уже около десяти лет он управлял золотопромышленным производством на прииске Гадаовске. Трагически погиб по инициативе красного бапндитизма. Летом 1919 года вместе с супругой он оказался на золотом руднике Шалтырь, где они были зверски  убиты бандитами, именовавшими себя красными партизанами.       
         Стефанский попросил чертежника сходить в торговые лавки, на склады и зафиксировать расхищение товаров и припасов. Маленький и худенький юноша, в мундирчике гимназиста, с копной густых волос, выслушал управляющего и, кивнув головой, покинул его.
         Через неделю чертежник принес управляющему короткую сводку, в которой было показано, что за последнее время из тоторговых лавок и складов было похищено товаров и припасов на сумму около десяти тысяч рублей. По тем временам, для прииска это была очень большая сумма, особенно в продовольственных товарах. Разграбленным оказался основной харч, который был заготовлен для золотопромывального сезона, когда приискатели начнут нуждаться в повышенном питании. Управляющий, глянув на указанную сумму, недвусмысленно выразился, что прииск в скором времени ожидает голод.       
         Ссыльнопоселенцы, почувствовав себя уверенными вооруженными совдеповцами, какое-то время не решались начать национализацию, вернее отъем золотодобывающего производства у их владельцев. Они не знали, как это делать. Но вскоре из Красноярска прибыл посланец с полномочиями революционного комиссара для осуществления этой щекотливой акции.  Посланец был направлен горным отделом Енгубсовнархоза, который являлся ревкомом с неограниченной властью для национализации золотодобывающих предприятий в Приенисейском крае. Прибывший ревкомовец тоже был наделен неограниченной комиссарской властью для национализации Удерейских приисков.
         В жилах братьев Маневичей текла дворянская кровь, которая генетически подсказывала им держать в руках власть. К тому же, они не были лишены сообразительности, и сразу смекнули, что с прибытием в горный округ ревкомовского комиссара, на приисках возникает административное и золотопромышленное двоевластие. А тут произошло еще то, чего никто не предвидел. Право южноенисейских совдеповцев на власть в Южно–Енисейском горном округе не признали. И произошло это вследствие  обстоятельств, проходивших в Москве.
         Через несколько дней, после того, как ссыльнопоселенцы провели на прииске Гадаловске свой сход, в Москве прошел очередной съезд партии большевиков, на котором старое название партии, РСДРП, заменили, теперь она именовалась как Всероссийская коммунистическая партия большевиков, или РКП (б).
         В городе Енисейске в это время отбывала ссылку группа большевиков, отличавшаяся неимоверной агрессивностью. Пользуясь, случаем, связанным с изменением названия большевистской партии, группа под предлогом установления советской власти фактически захватывает ее в Енисейском уезде и создает Енисейский уездный комитет партии большевиков, распространяя свою власть и на Удерейские золотые прииски. К такому повороту событий подталкивали складывающиеся условия. Дело в том, что Южно – Енисейский горный округ, или Удерейские прииски, как территориальная единица входил в состав Енисейского уезда, а административно и промышленно подчинялся окружному инженеру, который со своей администрацией находился в губернском Красноярске. Енисейский уездный большевистский комитет посчитал, что захват власти еврейско–польско–латышскими ссыльнопоселенцами на Удерейских приисках без ведома уездной власти не допустим, он должен быть пересмотрен. Короче, власть в Южно-Енисейскои горном округе должна быть подчинена уездной Енисейской власти в лице уездного комитета партии большевиков.
         Словом, в Южно–Енисейском, золотопромышленом горном округе уже возникало не двоевластие, а тревластие. Одна власть теперь принадлежала   Южно-Енисейскому совдепу в лице братьев Маневичей, другая – ревкому горного отдела Енгубсовнархоза в лице революционного комиссара, на третью претендовал Енисейский уездный комитет партии большевиков. Не желая делить власть и, понимая, что может произойти кровавая схватка за нее, не говоря ни кому, братья Маневичи покинули прииск Гадаловский и затаились на прииске Николаевске. Их подталкивала навязчивая идея осуществления своего плана по борьбе за власть.   
         У совдеповцев, создавших среду красного бандитизма, было принято, для руководства группой при выполнении какой-то акции, обязательно в ней должен быть главарь, вхохновитель. Это шло с давних времен, когда еще в начале 1900-х годов во многих городах России в среде подпольщиков стали возникать группы боевиков для ограблеления банков. Требовалось много денег для финансового обеспечения большевистской верхушки. Таким главным лицом красного бандитизма на Удерейских золотых приисках стал Маневич-младший, фигура одиозная, жестокая и непредсказуемая, который считал себя обладателем непререкаемой власти на приисках. Ведь в составе Южно-Енисейского совдепа был не последним человеком, а занимал в нем одно из главных мест. Секретарь исполкома, начальник боевого отдела, председатель революционнго суда, задачей которых являлись отъем частной собственности у владельцев золотопромышленных предприятий, физическая ликвидация тех, кто противится советизации. В первую очередь ставилась задача физического уничтожения золотопромышленников и священников. Уничтожать золотопромышлеников было понятно по какой причине. Экстремисты со своей колокольни в золотопромышлениках видели главное зло на приисках. А вот за что уничтожать священников, недоумевали бандиты, слушая своего вожака. 
         В горном округе было три церкви. Две находились в верховьях Удерея, на Преображенском и Успенском приисках. Одна – на прииске Спасском. Священникам уже было известно, что возникшая советская власть в России начала на церковь крестовый, смертельный поход. И они занимали молчаливую позицию, не выступали ни против ссыльнопоселенцев, ни против совдеповцев. Но и не поддерживали их. И это совдеповцев раздражало.   
         Бандит Демин не оставлял вопросов без ответов, хотя знал, что Маневич обычно на них не отаечает. Как–то, однажды он не стерпел и задал вопрос вожаку, но как всегда ответа на него не получил.
         - Я не знаю, насколько верно, но когда на приисках что-то возникает, то во всем винят золотопромышленников, хотя это не так. Но священики-то тут причем, - вопрошал Демин.
         Всю ночь Маневич-младший просидел у жарко горевшего костра, о чем- то сосредоточенно думая, ожидая возвращения своей банды с задания. Зима еще не кончилась, а весна  не наступила. В лесу еще лежал не тронутый весенним солнцем, ноздреватый снег, и от него тянуло холодом. И костер, обдаваемый холодом, быстро прогорал. Маневич то и дело подбрасывал в костер смолистые пеньки, они воспламенялись и он отогревал свои шершавые ладони. Костер горел алым огнем, испуская синий дымок, который струился между вершинами зеленых елей.
         Над ельником обозначился слыбый рассвет. Густые, обвисшие ели, стоявшие на кромке прогала, утонули в мертвой тишине, не слышно ни звука. Но вот послышался топот приближающихся лошадей, звякнуло подкованное копыто о подтаявший плитняк, лежавший на таежной, обледеневшей тропе. Из-за поворота лужайки, в утреннем сумраке, показались всадники на верховых лошадях, человек десять. Это была боевая группа Южно-Енисейского совдепа, ядро красной банды Маневича.
         Группа возвроащалась с очередного задания. Надо было разведать, убедиться есть ли вооруженная охрана на Гадаловском золотодобывающем производстве, на которое Маневич готовил внезапный налет. Попутно надо было запастись и харчем у «своих» приискателей, или взять его из продовольственного склада. Темная ночь для этого сопутствовла. Конец зимы и на склады золотопромышленники к будущему золотопрмывальному сезону забросили много продовольствия. Упускать этого нельзя. Проголодь – дело надоедливое. Думал часто Маневич про себя.      
         Сбор боевой группы банды Маневича опять, как и в прошлые разы, проходил безлюдном месте, в таежной глуши, близ прииска Николаевска, на речке Пенченге. Он считал, территорию этого прииска своей и неприкасаемой, особенно сейчас, когда начался ее передел. Прииск Николаевский и еще один участок к нему, достались по наследству от отца. Маневичи – большая семья. Ее глава – Феликс Яковлевич, выходец из потомственных польских шляхтичей, дворянин. За участие в тайных польских организациях, которые вели борьбу против правительственной политики России, в 1880-х годах был выслан в Удерейскую тайгу. До высылки в Сибирь, Феликс Маневич как потомственный дворянин, занимал в одном из польских воеводств крупную чиновничью должность и знал силу большой власти. И по наследству от отца к сыновьям передалось стремление иметь в руках власть.
         Находясь в ссылке, Феликс Маневич время попусту не тратил и стал собственником золотых приисков – Николаевского и Тихого, которые находились между речками Мамон и Пенченга.
         Как ссыльнопоселенец Маневич не имел права на золотые прииски. А получил их необычным способом. В 1898 году ему удалось приобрести эти прииски в собственность в обмен на сделку с Енисейским губернатором.               
         Феликс Маневич, еще ранее, до высылки в Сибирь, находясь в Польше, в своем воеводстве возглавлял местное отделение Общества Красного Креста, имел в этом деле опыт. Пятью годами раньше администрация Енисейской губернии предложила Феликсу Маневичу быть председателем отделения Общества Красного  Креста в Южно-Енисейском горном округе. А губернское управление Российского Общества Красного Креста курировал сам Енисейский губернатор, Теляковский Леонид Константинович, тайный советник. В деревянном ящике, окованном по бокам, с которым Феликс Маневия прибыл из Польши в сибирскую ссылку, он бережно хранил газету «Енисейские губернские ведомости» за 1893 год, которая подтверждала, что Феликс Яковлевич Маневич является собствеником приисков. 
         Скудная жизнь в глухой тайге, в приисковых избушках, оторванная от городских условий, сильно утомляла Феликса Маневича, и он замечал, что это пагубно сказывается на воспитании сыновей. И чтобы польский дух в его сыновьях не угасал, он ежедневно им напоминал, что они являются кровными наследниками польского дворянского происхождения и должны не только мечтать, но и стремится к овладению власти. Феликс Маневич не сомневался, что при сложившихся обстоятельствах в борьбе за власть его сыновья проявят типичное польское качество овладеть ею.
         Особенно Маневич-младший болезненно относился к тому положению, в котором он и его брат находились. От сознания того, что он из семьи потомственного дворянина, а теперь ссыльного, всегда испытывал дискомфорт, ожидая того времени, когда можно будет отомстить судьбе за все то, что выплеснулось на плечи семьи и его самого. Будучи еще детьми, братья часто поздними вечерами слушали рассуждения своего ссыльного отца о тех противоречиях, какие существовали между Польшей и Россией. Отцу сильно хотелось, чтобы удача посетила его прииск Николаевский. Он грезил большой золотиной, за находкой, которой  отпала зависисмость от властей Енисейской губернии отпала бы, и можно было  освободиться от изнурительной ссылки в таежной глуши. Феликс Яковлевич возлагал большие надежды на своих сыновей, верил, что, когда возникнет государственное переустройство в России, его сыновья  в сложившейся ситуации обязательно обретут необходимую власть, которая как таковая для поляка имеет существенное жизненное значение.
         Маневича-младшего пробивала прострация, когда он начинал представлять, что их собственный прииск Николаевкий в силу сложившихся экономических трудностей, на законном основании был продан на торгах и уже второй год входит в состав Александровсого (Гадаловского) золотопромышленного акционерного общества.
         В пылу крайней раздраженности, он бросил фразу, которая стала для его банды вектором их действий: «надо устроить кровавую резню золотопромышленникам». Брошенная Маневичем фраза попала в газеты и облетела весь Приенисейский край. С этого времени южноенисейский совдеповец стал символом смертельной мести удерейским золотопромышленникам.    
         Как всегда боевики сгрудились вокруг жарко пылавшего костра, подбрасывая в него смолистые пеньки, достали из мешков привезенный с Гадаловского прииска харч, изрядно закусили и, обогреваясь горевшим огнем, ожидали, что скажет им на этот раз их главарь.
         Приземистый, с покатыми плечами и длинными руками, резкий и ловкий в движениях, Маневич окинул всех бандитов взглядом своих холодных глаз. Его круглое, с румянцем на щеках лицо в это время не было похожим на обычное человеческое, оно представляло собой некое восковое изваяние, похожее на свинкс. Он был одет по зимнему, в короткополую овчинную пихору, в сапогах с высокими голенищами до колен.
         Чтобы придать командирскую значимость своей персоне, Маневич под шубейкой носил офицерский китель. Голову, прикрывала обычная сибирская ушанка из шкурки какого-то пушистого зверька. Пихора была опоясана широким ремнем, на котором болтался нож, что-то, вроде палаша. Маузер висел не сбоку, а на животе, и не случайно. Пропитанный врожденной подозрительностью ко всему и вся, Маневич сильно боялся за свою жизнь, и если сложится опасная ситуация, он был готов мгновенно выхватить маузер и применить его для стрельбы. Взрывной, в пылу агрессивной вспышки мог внезапно выстрелить в стоявшего перед ним человека, словесно выражая при этом национальную неприязнь к нему. Это был типичный представитель революционного бандитизма, основу которого составляла национальная окраска характера.   
       - Начну с напоминания о том, - заговорил Маневич, что 18 июня 1918 года советская власть в губернском городе Красноярске и по всей Енисейской губернии пала, ее захватила белая армия. Короче говоря, с этого времени и город Красноярск и губерния, в том числе и Удерейские прииски, находятся в состоянии Гражданской войны. И если белогвардейская контрразведка доберется до Удерейских приисков, то всех нас она арестует. И что нас ждет после этого, каждому из нас известно. Мы, члены Южно-Енисейского совдепа не можем сидеть, сложа руки, а должны показать, кто хозяин на Удерейских приисках, - говорил запальчиво Маневич.- Нам надо подумать и о том, как создать на Удерейских приисках первые партизанские отряды. Напомню и о другом, - продолжал Маневич.- В сентябре 1918 года большевики в центре приняли Декрет «О красном терроре», а еще раньше определили, что вся частная  собственность в России должна быть ликвидирована. Здесь, на Удерейских приисках, этой собственностью является Гадаловское золотодобывающее производство. Значит, наш главный враг – золотопромышленники, они – злейшие враги советской власти, которую мы
здесь представляем. Золотопромышленники подлежат физическому уничтожению. Принятый декрет «О Красном терроре» развязывает нам руки.               
         - И что из всего сказанного следует, – Вставил Демин, один из ближайших помощников Маневича, шевельнув своими большими сросшимися бровями.
- Все то, что наметили советская власть, боевой отдел Южно-Енисейского исполкома, - продолжал Маненвич, - следует выполнить.
А это значит, в ближайшее время мы должны провести в Нижнем Приангарье и на Удерейских приисках «Красные рейды». В селе Рыбное необходимо уничтожить большой склад технического, дражного оборудования. Заодно там физически ликвидировать и священника церкви. То же самое надо проделать в церкви и на прииске Спасском. И завершить эту серию рейдов ликвидацией управленцев – золотопромышленников с рудника Аяхта. Выходим в первый рейд в ближайшие два дня. Рейд в направлении Мотыгинского тракта, первый пункт – Село Рыбное. И хотя еще вовсю держится зима, но для быстроты выполнения операции, выходим верховым способом. Так что готовьте лошадей и готовьтесь сами, - закончил свое непререкаемое  выступление Маневич.
         За двое суток бандиты группы Маневича преодолели темными ночами еле заметной тропой большой участок между приисками Николаевским и Сократовским, и свернули на Мотыгинский тракт. Еще в темноте верховая группа Маневича подошла к большому спуску, с которого открывался путь на деревню Мотыгино. И здесь группа сменила свое направление. В сумеречной темноте, висевшей над убеленной снегом дороге, петлявшей по правому берегу Ангары, в направление от деревни Мотыгино к селу Рыбное, тихой рысью продолжали продвигаться вооруженные всадники. Обойдя стороной на пути маленькую, береговую деревушку Бельскую, и преодолев еще пять верст, кавалькада спешилась. По замыслу Маневича всадники должны были въехать в село Рыбное через крутой взлобок и пробраться к лесной опушке. Здесь на ровной площадке стоял огромный деревянный склад под четырехскатной крышей, в нем хранилось техническое оборудование, разные детали и механизмы для удерейских золотопромывальных драг, которых в это время было более полутора десятков. Этот склад и предусмотрел для уничтожения Маневич. Часть дорогостоящего оборудования была закуплена еще накануне 1917 года в технических фирмах Австралии, Новой Зеландии и Англии и с большим трудом переброшена по Енисею и Ангаре на баржах для последующего распределения по Удерейским драгам. 
         Маневич, обладавший звериным чутьем, уловил, что с Ангары  подул ветер, и сразу понял, что обстановку надо менять. Маневич, гарцующий  впереди, поднял руку, и подал команду всадникам остановиться, все спешились, и сгрудились вокруг главаря.   
          - С  ледовых просторов Ангары дует ветер, - произнес Маневич, и  если мы начнем поджигать склад, запахи гари мигом поползут по селу, и  селяне – мужики ринуться к складу, возникнет не желательная схватка и мы не  выполним основную часть операции по ликвидации священника Успенского. 
         - И что ты предлагаешь, - спросил один из всадников, стоявший рядом с Маневичем.               
         - Тихо и беззвучно подобраться к церкви, - ответил Маневич.  Священник Успенский проживает при церкви, так же тихо надо его выволочь на улицу и разом с ним покончить. И тут же, не мешкая, покинуть село и по Мотыгинскому тракту направиться обратно, на Удерей, так, чтобы дня через два быть около Николаевского прииска. И никто не догадается, что прошедшей ночью мы были в селе Рыбное, и ликвидировали священника Успенского.
       И дальше все происходило быстро, в считанные минуты. Бандиты  беззвучно подобрались к церкви, к переднему входу и постучали в дверь.  Вышел священник Успенский и не успел произнести, кто его спрашивает, как  тут же его ударили прикладом винтовки, и он упал навзнич. Несколько  ножевых ран и священник, обливаясь кровью, остался бездыханно лежать на  замерзшей земле.
         Бандиты Маневича пришпорили лошадей, выскочили на Мотыгинский тракт и скрылись. И через два дня были на своей базе, на прииске Николаевском. Убитого Священника Успенского сельчане нашли  мертвым рано утром. В эти дни в селе находился журналист из одной  губернской газеты. Он переправил сообщение в губернский город Красноярск об убийстве священника Успенского. Через несколько дней вся Енисейская  губерния узнала об убийстве бандитствующими совдеповцами священника в селе Рыбное. 
         Церковь в селе Рыбное была необычная, имела свое начало от русского, царского престола. Она была открыта давно, еще по велению царя Алексея Михайловича Романова, когда началось освоение Ангарской провинции. После убийства священника Успенского в селе Рыбное, Маневич все чаще стал поговаривать о ликвидации священника Светозарова и церкви на прииске Спасском. Однако решиться на это долго не мог, понимал, что прииск Спасский и церковь на нем – это все же центр Удерейских приисков и такая бандитская акция всколыхнет весь Удерейский  Клондайк.      
         История и судьба сложились так, что открытие прииска Спасского
и церкви на нем происходило почти одновременно. Церковь на Спасском  прииске являлась символическим началом проникновения христианского вероисповедания на Удерейские золотые прииски и во весь Южно-Енисейский горный округ. 
         Из межевого журнала, оформленного 14 сентября 1842 года Томским горным управлением, следует, что «прииск Спасский расположен вдоль речки  Пескиной – притока Удерея, где справа по течению отлогая гора, поросшая  еловыми, кедровыми и лиственничными деревьями, слева, большое  возвышение». Открытие прииска Спасского относится к тому времени, когда золотая лихорадка охватила многих, кто захотел испытать свое счастье в Удерейской  тайге. Среди них оказался и екатеринбургский купец первой гильдии Никита  Федорович Мясников, уже хорошо известный в России своей состоятельностью. 
         Быть первопроходцем всегда трудно, надо многим рисковать. Мясников хотя и имел опыт разведки золота на Урале, однако, сильно рисковал, отправляя в Удерейскую тайгу несколько поисковых партий. На поиски золота здесь он затратил большие деньги, более 260 тысяч рублей серебром, прежде чем на уже упоминавшейся речке Пескиной – притоке Удерея его поисковые партии нашли богатейшие залежи золота. Речка Пескина получила такое название за огромное обилие песков на местности, по которой она протекала. И 18 марта 1839 года Мясников заложил у слияния речек прииск Спасский и вошел в историю Енисейской золотой промышленности как один из ее основателей. А 14 сентября 1842 года Томским горным управлением прииск Спасский был зарегестрирован на правах собстввености за Никитой Федоровичем Мясниковым
         Быстро пролетели весна, лето и осень, и с наступлением зимы сюда из Красноярска и других городов России потянулись большие обозы, началась  бойкая переброска рабочих, старательского инвентаря и жизненных припасов.  Можно представить, с какими трудностями столкнулись первопроходцы  Удерейского Клондайка. Зимой на них обрушивались глубокие снега и  свирепые морозы, летом – таежный гнус, проливные дожди и палящий зной.  Много потребовалось средств, сил и энергии, чтобы обжить Удерейскую  таежную глушь и начать там промышленную добычу золота.   
         Природа щедро наделила золотоносную горную породу на  местности Спасского прииска. Содержание драгоценного металла здесь  достигало около 38 граммов в 100 пудах песка. И не удивительно, что прииск быстро развивался. Уже в первые годы там работало более 1200 рабочих, и они добывали за летний сезон по полторы тонны драгоценного металла. Мясников – человек недюжинных способностей и смелой предприимчивости, хорошо продумывал свои действия, закладывая на прииске современное золотодобывающее производство. Этому способствовало и хорошее географическое расположение прииска. Как отмечали современники, прииск Спасский по удобству добычи золота и технической оснащенности не имеет себе равных в Сибири. 
         Прииск Спасский своим золотым богатством быстро стал известен  не только в Сибири, но и в России, привлек к себе внимание российских  геологов, путешественников, журналистов и писателей. В разные годы девятнадцатого века здесь побывали известный европейский геолог, профессор Дерптского университета Э. К. Гофман, историк М. Ф.Кривошапкин, путешественник, генерал, барон Л. Зедделер, журналист А. Шмаков, писатели  Н.В.Латкин и А.Уманьский. Первым в 1843 году на прииске Спасском побывал геолог. Э. К. Гофман. Благодаря его публикации на немецком языке, иностранцы пронюхали о прииске и предложили Мясникову необычное по тем временам приспособление для промывки золота –машины с паровыми двигателями. Воспользовавшись предложением иностранцев, он первым в Приенисейском  крае установил эти машины на Спасском прииске. Так что Никита Федорович  и тут оказался первопроходцем.
         Прииск Спасский он строил с размахом и старался, чтобы он был  одним из лучших на Удерейском Клондайке. Это подтверждают найденные   редкие, интересные сведения о становлении прииска. Петербургский журналист А. Шмаков летом 1844 года мчался через всю Россию, чтобы  своими глазами увидеть спасское чудо. Свои впечатления сразу же   опубликовал в столичной газете «Северная пчела». Он писал, что приисковый  поселок очень большой, около 200 домов. В доме городского типа живет  владелец, хозяин прииска. Робочие живут в летних избушках, которые похожи  на ласточкино гнездо. На прииске, как отмечал А. Шмаков, хорошо развита  торговля. В приисковой лавке продаются товары, привезенные из Петербурга,  Москвы, Нижнего Новгорода, Екатеринбурга. В продаже много одежды,  сапожного товара, сахара и кофе. Н. Ф. Мясников, занимаясь делами  золотодобычи, думал и о духовном начале приискателей. И 19 сентября 1844  года открыл на прииске изящную церковь.
         На золотом небосклоне России фартовый прииск Спасский со своей изящной церковью, оставил яркий след. Ведь за первые пятьдесят лет своего существования он положил в российскую казну слиток золота весом около 13  тонн. Словом, прииск Спасский – это жемчужина Удерейского Клондайка.   
         За долгие годы своего существования церковь на Спасском прииске  сделала не только много полезного для приискателей, но и со временем  обветшала. В наступившем 1914 году в истории церкви прииска Спасского  соединились воедино и хорошие, и тяжелые события, требующие своего  разрешения. Внезапно от тяжелой болезни скончался ее священник  Александров, прослуживший в ней много лет и хорошо знавший приискателей,  живших на золотом Удерее. Между 1912 и 1913 годами началось обсуждение  вопроса о вхождении прииска Спасского в состав Александровского  золотопромышленного акционерного общества, больше известного как  Гадаловского. Базовый прииск акционерного общества находился рядом со  Спасским прииском, в трех верстах по Удерею. В 1914 году приисковая церковь будет отмечать свой 70-летний юбилей, который совпал по времени, когда решался вопрос о появления в ней нового священника.      
         В один из дней, в Красноярске встретились владелец прииска  Спасского Иван Андреевич Монастыршин, купец второй гильдии, а также  будущий новый владелец Николай Николаевич Гадалов – известный крупный  трогово – промышленный и общественный деятель, директор Красноярской  учительской семинарии Витошинский. На этой встрече они договорились о ходатайстве перед Епископом, о назначении священником церкви на Спасском прииске бывшего выпускника учительской семинарии Светозарова, получившего имя Даниила в миру. Теперь предстояла встреча с Епископом Енисейско-Красноярской епархии Евфимием, чтобы  получить от него благословение на утверждение Светозарова священником в церкви на прииске Спасском. 
         Светозаров был не случайным человеком в религиозной среде. 1890  года рождения, из семьи священника, его отец начинал свою религиозную  службу в Минусинском кафедральном соборе, сам он окончил Красноярскую  учительскую семинарию с отличием, и показал незаурядные способности быть  духовным лицом. После окончания учительской семинарии был оставлен в ее  составе для дополнительного получения углубленных теоретических знаний и  практических навыков.
         Светозаров среди выпускников семинарии отличался  большой прилежностью, стремлением как можно больше знать из теории и  истории христианского вероучения, достойной скромностью среди учителей,  учеников, в быту. Он принял пострижение в иноки с именем Данииила и был  зачислен в ратию одного из монастырей города Енисейска, где находился до  своего назначения священником церкви на Спасском прииске.   
         Епископ Евфимий, в миру Федор Счастнев, принял Монастыршина и Гадалова в известном всем красноярцам архиерейском доме, в центре города Красноярска. Дом находился с одной стороны между Енисеем и городским парком и Базарной площадью, а с другой – близко от кафедрального  Богородице – Рождественского собора, со стороны качинской горы. Епископ  всех их хорошо знал, особенно Н. Н. Гадалова. Епископ высокий и сухопарый, в длиннополой ризе, с атрибутами церковного деятеля на груди, низко поклонился, встречая вошедших, и трижды их перекрестил. Глядя на епископа, можно было сказать, что перед ними стоял седобородый старец, умудренный жизненным и религиозным опытом. Горожанам было известно, что епископ сильно болен и все ему желали выздоровления. Епископ предложил гостям пройти в большую комнату, служившую его рабочим кабинетом и присесть на удобные кресла, стоявшие вдоль стены.    
         Гадалов относился к тому купеческому слою, кто щедро заботился о  церкви. Епископ был осведмлен, что его отец Николай Герасимович Гадалов в  1880-е годы курировал Иоанно-Предтеченскую церковь при архиерейском  доме. Одновременно в течение 16 лет являлся старостой градо-красноярской  Покровской церкви. Эту традицию поддерживал и его сын Николай  Николаевич Гадалов, который тоже в течение 10 лет выполнял эту важную  религиозно-социальную функцию. Епископ хорошо помнил, как он вместе с  Н. Н. Гадаловым, старостой градо – красноярской Покровской церкви в начале 1900-х годов были инициаторами создания в Красноярске общества «Трезвости», в борьбе против пьянства. Епископ Евфимий был активным церковным деятелем, лично  занимался открытием многих церквей и храмов в Приенисейском крае, им  было открыто несколько десятков приходов. И он поинтересовался у присутствующих, как обстоит дело с постройкой новой Спасской церкви. Пришедшие на встречу с Епископом, переглянулись между собой и посмотрели на Гадалова. А он понял, что ему надо ответить на вопросы Епископа. Н. Н. Гадалов поднялся с кресла. Он как всегда внешне отличался  изысканностью и опрятностью, чем всегда вызывал у присутствующих  уважение. Вот и сейчас он был одет в добротный синий костюм, с белой  рубашкой, на груди висела золотая цепочка от карманных часов.       
         - Прежде всего, Ваше преосвященство, позвольте Вас поблагодарить  за ваше согласие назначить Светозарова священником церкви на Спасском  прииске. Одновременно хочу сказать, что на прииске в ближайшее  время будет построена новая церковь, для этого уже выделены необходимые деньги. 
         - Господа, а я и не сомневался, что такие состоятельные и авторитетные люди Красноярска, как вы, непременно выполнят задуманное и  он еще раз подтвердил свое решение о назначении Светозарова священником  церкви прииска Спасского.    
         Когда в учительской семинарии учителя и ученики узнали, что  Светозаров в ближайшее время уезжает служить священником в церкви на  Спасском прииске, всем скопом стали к этому готовиться. Директор  Витошинский из запасников семинарии выделил большую икону в золоченом  окладе для иконостаса пресвятой богородицы Божьей матери Марии. Эта  икона была особо почитаема в русской православной вере. И еще директор  подарил лично Светозарову парчевое облачение. Ученики семинарии,  провожая Светозарова на прииск, подарили ему религиозную литературу, кое-какую церковную  утварь.
         На Енисее и Ангаре после прошедшего ледохода открылось  движение. Как раз от Красноярска до ангарской деревни Мотыгино шел  первый катер. На нем Светозаров и отправился в свое путешествие. В  Мотыгино Светозарова встретил нарочный с подводой от управляющего  Гадаловским прииском. С короткими остановками на полустанках, через два дня Светозаров на подводе добрался до прииска Спасского.      
         Уже весной 1916 года приискатели заготовили бревна, а все летние  месяцы на месте выбранной площадки стучали топоры и скрипели пилы. За  лето новая церковь на Спасском прииске была построена. Священник  Светозаров привел церковь в требуемое состояние, освятил ее, проявив при этом большую заботу и усердие. Стены из оструганных, желтых сосновых бревен, и зеленая, круглая макушка наверху, придавали церкви изящный вид, и хотелось в нее зайти. Глядя на внешний вид церкви, священник поймал себя на мысли, что около нее чего-то не хватает еще. И он несколько дней с карандашом в руках, склонившись над плотным листом бумаги, что упорно рисовал. Помучившись, в итоге он нарисовал красивую, как он сам посчитал, узорчатую оградку, которую после того, как ее откуют кузнецы, надо поставить при входе в парадные двери церкви. 
         Установилась теплая летняя погода. Весь день солнце дружно разбрасывало свои яркие лучи, играя бликами в стеклянных окнах церкви. Священник обошел скромную внутреннюю территорию церкви, по-хозяйски проверил все ее углы, взял, лежавший на столике лист бумаги, на которой он нарисовал узорчатую оградку и пошел в приисковую кузницу.
         Кузница на Спасском прииске было одной из старейших на Удерее. А ее кузнец Филатыч своим мастерством славился на всю округу. Кузница находилась близко, на ровной площадке, где речка Пескина впадала в Удерей. Уже при подходе к кузнице слышался кузнечный перестук на наковальньне, кузнец вовсю ковал железо. Кузнец Филатыч, крепкий и широогрудый, увидя в открытые широкие двери пришедшего священника, отложил державший в руках увесистый кузнечный молоток на блестящее полотно наковальни и вышел навстречу, подняв для приветствия свои мозолистые руки.
         - Ну что, Филатыч, скуешь оградку для церкви?- сказал священник, кладя на наковальню бумагу с заготовленным чертежом.
                - Как не помочь святому храму, сделаем все, как надо, можете не сомневаться, батюшка.   
         Воспользовавшись передышкой, кузнец достал из кармана широких штанов кисет с табаком и, набив им трубку, раскурил и, попыхивая, принялся рассматривать чертеж оградки, принесенный священником. Кузнец заинтересованно, со знанием мастерового, рассказывал священнику, какая часть оградки и как будет откована.   
         Всю неделю кузнец Филатыч ковал из горячего железа узорчатую оградку, ему сильно хотелось, чтобы она была привлекательной. В поковку он старался вложить все свое кузнечное мастерство, на какое был способен. Наконец, стукнув последний раз молотком по раскаленному железу, он посчитал, что заказ выполнен и о нем можно сообщить священнику.   
         Не откладывая в долгий ящик, кузнец Филатыч зашел в церковь, сообщив священнику, что оградка откована и ее можно устанавливать. После того, как у входа в парадные двери церкви была установлена откованная железная оградка, был назначен день открытия церкви
         Священник Светозаров в церкви стал проводить религиозную службу, как по воскресным дням, так и по традиционным праздничным. Церковь быстро пришлась по душе приискателям. Незаметно, как-то быстро, при подходе к прииску Спасскому появились тропки, по которым в дни службы к церкви тянулись цепочкой приискатели. Священнику мало было заниматься проведением воскресных и праздничных религиозных служб. Имея педагогический опыт, полученный в учительской семинарии, он организовал вокруг себя приисковых детей, стал  проводить религиозные праздники, наполняя их религиозным песнопением.       
         В дни религиозных песнопений, в церкви собиралось много приискового люда. Сюда подходили приискатели, кто своим ходом, а кто добирался и на подводах с приисков Калифорнийского, Покровского, Вениаминовского, Теремеевского, Сократовского. Приискателям сильно
хотелось послушать, как поют их дети религиозные песни.      
         Настоятель Спасской церкви лучше, чем кто-либо другой, понимал, что Россия живет в тесном единстве народа и православной церкви. И чтобы укреплять это понимание в себе, он часто ходил от одного прииска к другому. Он не гнушался трудностей, когда преодолевал путь. Его можно было видеть, как он пробирается по песчано-галечной тропе с прииска Спасского на прииск Гадаловский. 
         Священник Светозаров, высокий, и худощавый мужчина, уже достигший зрелого возраста. Его открытые светло-синие  глаза и неподдельная улыбка на смуглом, загоревшем лице привлекали к себе внимание людей. Приискатели встречались с ним не только во время службы в церкви, но и часто его видели широкоплечего, идущего свободной походкой по  песчаной тропе с прииска Спасского на Гадаловский прииск, который считался  центром золотодобычи на Удерее. В его походке виделась врожденная  статность, присущая воспитанному человеку. Его длиннополая черная риза – кафтан всегда была чистой, из-под воротничка которой выглядывала белая рубашка, признак опрятности  священника. 
         Когда священник появлялся по какой-то надобности в приисковом  Гадаловском поселке, приискатели, шедшие ему навстречу, вежливо и  почтительно кланялись, а он всех сопровождал словами «Господь Бог с Вами».         
         В один из дней, банда Маневича возвращалась из очередного рейда на свою базу, на прииск Николаевский. И прежде чем разойтись по избушкам на ночлег, главарь предупредил подельников, что рано утром, по Мамонской дороге, они спустятся на прииск Спасский, где надо выполнить следующую акцию плана» «Красного рейда», ликвидировать священника Светозарова. Мамонская дорога утонула в туманном мареве. Бандиты Маневича, поеживаясь от пронизывающей прохлады и покачиваясь в седлах, следовали друг за другом к развилке. Там Мамонская дорога переходит в широкую песчаную тропу, спускающуюся на прииск Спасский.
         Еще издали бандиты, вглядываясь в туманную мглу, увидели на  кромке между косогором и площадкой стоявшую церковь, к которой и  направились. А дальше все происходило по уже известной схеме. Кто-то из  бандитов проник в церковь и нанес прикладом винтовки сильный удар по спящему на кушетке священнику. Тот час же его выволокли из церкви и с  остервенелой ненавистью и звериной злобой стали наносить ему острыми  пиками один удар за другим. Бездыханного и окровавленного священника, бандиты бросили на песчаный отвал.   
         Один из бандитов, проявляя большое любопытство, заскочил в  церковь, непроизвольно повернулся в сторону и ему почудилось, что рядом с  иконостасом, будто  что–то блеснуло. А это был отблеск утреннего света от стекла, прикрывавшего полотно иконы пресвятой богородицы Божьей  матери Марии. И бандит с испугу выхватил из-за пояса револьвер и выстрелил в святыню православной церкви, в священную икону Божьей матери Марии, которая считалась добродетельницей.
         Прозвучавший внезапно резкий выстрел, был подобен шрапнельному. Иконное стекло раскололось на мелкие кусочки и со звоном рассыпалось по полу. Но и этого кощунства ему было мало. Бандит по-воровски пробрался в кладовку церкви и вытащил из шкафа парчовое облачение с серебряными нитями, в котором Священник всегда проводил службу и сунул за пазуху. Выскакивая из покоев церкви, бандит опрокинул божницу – полку, стоявшую вдоль стены, на которой в религиозной последовательности стояли иконы.   
         Бандитам Маневича убийство священника было мало. Теперь им  надо было совершить святотатство, кощунство над святой церковью. Другой  бандит, глянул на лежавшего, окровавленного священника и, убедившись, что  он мертв, заскочил в покои церкви и бросил пучок смолистой лучины с паклей,  смазанной густым мазутом. Стоявшая на солнечном косогоре и высохшая от  лучей солнца, покрашенная масляной краской, церковь мигом воспламенилась  и вспыхнула словно, факел. И вот струйки дыма охватили перекрытие крыши,  церковь уже вся горит.   
         Пятый день, растерзанный священник Спасской церкви Светозаров,  Даниил в миру, лежал на песчаном отвале. Днем, когда сильно пригревало  солнце, вокруг трупа кружились, роем мухи, от него смердило трупным  зловонием. Его длинные волосы на голове трепал налетевший ветерок,  небольшая борода, еще не успевшая вырасти, торчала на выпирающемся  подбородке. Его ряса – черный длиннополый кафтан, была исполосована. На  груди лежали Панагия и большой крест на крупной цепочке. Надругательством  над священником было и то, что Панагия и крест были сильно повреждены. На  оголенной груди под ними зияла запекшаяся кровью большая рана,  напоминающая конфигурацию большевистской звезды. Рядом в песок был,  воткнут дротик со свежевыструганной дощечкой, на которой черной краской  было написано: «Каждого, кто пойдет против нас, ждет такая смерть. Боевая  группа Красного рейда». Песчаный отвал, на котором лежал мертвый  священник, был сооружен самим священником вдоль стены церкви, чтобы  весной, когда наступает буйное таяние снега, его вода не затекала к стене  храма. На мертвом теле священника зияли десятки ножевых, глубоких ран. 
         Смердящий запах трупа в иные минуты сливался с запахом обуглившихся бревен церкви и висел над пологостью прииска до тех пор, пока не прорывался легкий ветерок. Все дни, пока растерзанный священник лежал на песчаном отвале, к нему никто из приискателей не решался подойти, не говоря уже о том, чтобы его надо было придать земле. Банда, бесчинствующая на Удерейских приисках, растерзавшая священника, всю приисковую округу держала в жутком страхе. И в любой момент, если бы  кто-то подошел к трупу, из  кустов, с косогора, мог прозвучать смертельный выстрел. 
         На шестой день с соседнего Гадаловского прииска прибыла вооруженная группа в количестве восьми человек, за ней следовала лошадь, запряженная в телегу, на которой стояла домовина – гроб, сколоченный из свежих желтых  досок. На прииске Спасском своего места для захоронения – кладбища не было. И умерших приискателей хоронили на соседнем Гадаловском прииске, в трех верстах по дороге на север, на пологом косогоре, в густом лесу. 
         Вооруженные ребята подошли к тому месту, где лежал труп  священника, а под ним, на песке было видно огромное пятно, запекшейся  крови. Они обернули разложившийся труп священника в крепкую белую  холстину, положили его в домовину и покинули место, где злодейски был  растерзан раб божий.      
            По дороге, бежавшей желтой лентой, лошадь не спеша, тянула  телегу с гробом священника. Обитые железом колеса, накатываясь на гальку и  плитняк, громыхали, создавая впечатление, что божья сила никак не хотела  отпускать священника в мир иной. Но вот скрип закончился и телега въехала  на территорию кладбища. Близко у дороги, у кромки свеже выкопанной  могилы стояли двое мужчин приискателей и ждали подхода подводы с гробом  священника. Тихо, без суеты опустили гроб с телом священника в могилу. В это время с правобережного хребта, соединяющие непохожие друг на друга горы Горелую и Зеленую, подул теплый ветер, упала одна капля дождя, потом вторая, и полил дождь. И вскоре дождевое марево опустилось над кладбищем. Дождь словно смывал убийственное прикосновение бандитов с тела священника Светозарова, оплакивая его смерть. Похороны священника в дождь – к добру, сказали приискатели, засыпавшие могилу священника в золотой удерейской землице, в которой только что погребли священника Светозарова.   
         В этот раз банда Маневича возвращалась на свою базу, на прииск  Николаевский, другим, кружным путем. Пройдя глухой таежной тропой  несколько верст, банда поднялась наверх увала и, направилась через рудник  «Баб-гора» в таежную глушь, чтобы там отсидеться и подготовиться к  выполнению следующей акции своего плана «Красный рейд». Однако попутно  надо побывать на Покровском прииске. Здесь Маневич от своего связного должен был получить секретное сообщение, которое и определит дальнейшее  выполнение плана «Красный рейд».
         Банда Маневича спустилась вдоль речки Мамон вниз и вошла в  другую речку – Удерей. Маневич провел свою банду по левобережью Удерея  и, минуя Калифорнийскую площадь, всадники спешились в том месте, где  заканчивается граница Удерейского Клондайка и, начинается  местность, уходящая далеко на север, за которой начинается Аяхтинский  золотой рудник. Преодолев снова клокочущий Удерей, банда направилась на  зеленое поле, где между берегом речки и опушкой леса, виднелись избушки  Покровского прииска. По условной договоренности между Маневичем и связным  ссыльнопоселенцем, латышом Кассом, при въезде в прииск на крыше избушки,в которой он проживает, будет маячить красный флажок, если здесь все  спокойно и можно наверняка подъехать к избушке.
         Касс словно, давно ждал  Маневича и вышел из избушки, когда верховая группа Маневича показалась на  песчаном берегу Удерея. Ни Маневич, ни связной не стали между собой разговаривать. Касс передал Маневичу маленький клочок бумажки, на которой было написано, что по телеграфному сообщению, поступившему из Красноярска на Гадаловский прииск, инженеры Соколовский и Паклин будут следовать через центральный Удерей в конце первой-начале второй декады. И просили управляющего  Гадаловским прииском, чтобы к этим дням были подготовлены две лошади, на  которых им надо добраться до рудника Аяхта.    
         Маневич не стал задерживаться около избушки Касса и со своей бандой покинул прииск Покровский. Касса сильно удивило безразличие Маневича к его персоне. И он, уязвленный безразличием главаря банды, долго стоял за углом своей избушки, глядя на удаляющихся всадников, раздумывая над тем, почему Меневич не счел нужным сказать ему слова благодарности за поданную очень важную информацию.
         Соколовский и Паклин, кроме того, что были горными инженерами,  еще осуществлял управление золотодобычей на Аяхтинском руднике. Соколовский являлся управляющим рудником, а Паклин осуществлял  геологическую разведку рудного золота вокруг рудника, они вместе работали  над составлением подробной карты Аяхтинского золоторудного узла. Маневич  привел банду в глухое, безлюдное место и распорядился: 
         - Вот здесь, на этой развилке и встанем засадой, и будем ждать золотопромышленников. Несколько дней Маневич со своей бандой сидели в засаде. Наконец, в конце первой декады июня инженеры въехали на территорию, где их в засаде поджидали бандиты. 
         - Внезапно прозвучали два хлестких выстрела, и с инженерами было 
покончено. Лошади, на которых следовали горные инженеры, почувствовали,  что свободны от своих седоков и, зная свой дом, по знакомой дороге к вечеру  с кровавыми седлами появились на конном дворе Гадаловского прииска. Уже  утром с прииска Гадаловска на подводе вышла все та же вооруженная группа,  которая хоронила священника Светозарова. Ребята знали примерный маршрут  горных инженеров, и быстро обнаружили место засыды бандитов, где и оказались лежавшие убитые инженеры. В день возвращения вооруженной  группы, с Гадаловского прииска в Аяхтинское золоторудное акционерное  общество в Красноярске ушло телеграфное сообщение об убийстве из засады  горных инженеров Соколовского и Паклина. Все газеты, выходившие в  губернском городе Красноярске, оповестили людей о злодейском убийстве  красными бандитами известных инженеров.               
         Бандиты, кружа по Удерейскому Клондайку и совершая свои,    кощунственные «Красные рейды», в один из дней остановились недалеко от  своей базы, прииска Николаевска, чтобы подвести текущие итоги. 
         Первым заговорил Маневич, он никогда не допускал, чтобы 
кто–то начинал говорить вперед его. Изобразив беспристрастное выражение лица, он промолвил: 
         - Мы ликвидировали священника Светозарова и уничтожили церковь на прииске Спасском, нанесли этим самым ощутимый удар по Гадаловскому золотопромышленному производству. Но уничтожить совсем Гадаловское частное производство мы не смогли. И теперь пришла пора, когда надо уничтожить и самого Гадалова. Уничтожим его, рухнет и его золотодобывающее производство. 
         - Для этого, - продолжал Маневич, - надо сделать следующее. - Для
ликвидации Гадалова в Красноярск выезжают Демин и Крылов. Решение  окончательное и обсуждению не подлежит.
         Н. Н. Гадалов понимал, что рано или поздно на него будет  совершено покушение. Об этом он судил по той тяжелой обстановке, какая  сложилась особенно после февраля 1919 года, когда базовый прииск  Гадаловский и прилегающие к нему другие прииски Александровского  золотопромышленного акционерного общества нескольких дней находились в руках красных партизан, которые устроили на них повальный грабеж. Расчет бандитов заключался в том, чтобы создать нетерпимую обстановку прежде всего на базовом прииске, выманить сюда Гадалова и убить его.   
         Гадалов, понимая тяжелую сложившуюся обстановку на приисках  накануне очередного золотопромывального сезона, было, засобирался туда  поехать. Но друзья и семья его отговаривали. Однако последнее слово в этом  вопросе оставалось за Петром Ивановичем Рачковским, который в  Гадаловской компании был первым помощником Гадалова, являлся ее  директором. С мнением Рачковского приходилось считаться, ибо он имел большой жизненный опыт оценки в подобного рода делах.
         Сын именитого священника, окончивший в молодые годы Петербургскую медико-хирургическую академию и получивший офицерскую закалку, крупный  чиновник, еще несколько лет назад являлся главным губернским инспектором,  или главным врачом Енисейской губернии, имел чин действительного  статского советника, что соответствовало петровской табели о рангах гражданскому генералу. Признанный лидер большой группы людей  из медицинского окружения, являлся президентом Общества врачей  Енисейской губернии, по-прежнему сочетал в себе многие человеческие качества, и даже в сегодняшний день старался поддерживать офицерскую выправку. Рачковский являлся домашним доктором гадаловской семьи, следил  за здоровьем членов этой семьи, особенно за здоровьем Николая Николаевича.      
         Они встретились в доме Гадалова, в его домашнем кабинете.  Рачковскому хорошо был знаком этот просторный кабинет. Вдоль внутренней  стены стоял высокий и вместительный шкаф, заполненный многими томами  энциклопедии «Брокгауза–Ефрона», книги которой Н. Н. Гадалов читал  ежедневно, словно художественную литературу, черпая из них необходимые  знания. Под стеклом, на одной из стенок шкафа, была прикреплена большая  цветная карта Удерейских золотых приисков с обозначением базового – Александровска – Гадаловска. Николай Николаевич Гадалов как всегда  работал. Его Большой письменный стол был завален разными техническими  схемами, финансовыми отчетами пароходства и золотопромышленных компаний. 
         Рачковский медленно прошелся по просторному гадаловскому кабинету и глянул за окно, выходившее на переулок, сказал: 
         - Убийство священника Светозарова на прииске Спасском, уничтожение на нем церкви, горных инженеров Соколовского и Паклина, это все нити одного бандитского разгула. И теперь банда ставит задачу физического уничтожения вас, Николай Николаевич, и у меня в оценке всего этого, нет иного мнения. 
         - Я  согласен с вами, Петр Иванович. Но сложившаяся тревожная 
обстановка на приисках как раз и требует моего присутствия там. Ведь новый  золотопромывальный сезон надо начать на двух драгах. А управляющий  прииском один такую работу не потянет. Нужно быстро решать на месте не  только организационные и технические, но финансовые вопросы. 
         - Понятно, что ситуация на приисках, - продолжал Рачковский, - очень сложная, но это не значит, что вам, Николай Николаевич, надо туда  ехать. Надо попытаться, что-то делать отсюда, из Красноярска.             
         - Петр Иванович, очевидно, вы правы, - согласился Гадалов, -
ехать  на прииски опасно. Я благодарен вам за ваше заботливое предложение, на прииски я не поеду.
         И они договорились, что, надо телеграфно поддержать управляющего приисков в запуске двух драг для добычи золота. А так же отправить с приисков в Красноярск, в конце золотопромывального сезона, ребят из вооруженной группы для обеспечения безопасности Гадалова.
         Перед тем, как расстаться, они вошли в гостиную, откуда доносилась музыка. За пианино сидела дочь Гадалова Людмила, музицируя. Чтобы развеяться немного, Петр Иванович попросил ее исполнить его любимые лирические наигрыши Шопена. И полилась по гостиной чарующая музыка великого композитора. Петр Иванович слушал удивительную музыку, прохаживаясь по гостиной. Гостиная, ее обстановка были хорошо знакомы Петру Ивановичу, он часто в ней бывал. Вдоль стены стояли кожаный диван и два кожаных кресла. На одной из стен висела большая картина, нарисованная маслом. Это была копия картины художника Крамского «Христос в пустыне», ее выполнил сам Николай Николаевич. Он был поразительно талантливым человеком, в свободное время для души увлекался живописью.             
         Николай Николаевич Галдалов и Рачковский вышли через парадный  вход на раскинувшуюся перед домом зеленую лужайку, которая служила  гадаловским мальчишкам – сыновьям Гадалова своеобразным спортивным  ковром. По вечерам на этом природном ковре гадаловские мальчишки под  присмотром Ивана Семеновича Дунаева, двоюродного брата Николая  Николаевича по матери, большого любителя борцовских поединков, осваивали курс спортивной борьбы. Вот и сейчас, с радостным возгласом они в  парах боролись друг с другом.       
         Вечерело. Было тепло и удивительно тихо. Но это была томительная  тишина, которая предвещала что-то тревожное. Глубокой осенью 1918 года, когда закончился летний  золотопромывальный сезон, над Удерейской долиной подули холодные ветры. На смену теплым солнечным дням пришли пасмурные, холодные, скоро наступит предзимье, и отсюда не выбраться. И пока еще не наступила  распутица на Ангаре, Демин и Крылов выбрались с Удерейских приисков, и появились в Красноярске. По плану Маневича, появившись в  губернском городе, они осели в конспиративных избушках в злачной Теребиловке, близко находившихся с железной дорогой. Избушками пользовались еще со времен бандитских вылазок из Тасеево. В случае явного провала бандиты могли бы быстро исчезнуть на товарниках из Красноярска и добраться хотя бы до станций Ачинск или Боготол, и там раствориться среди бродячего люда.
         Накануне по требованию Гадалова в Красноярск прибыли двое      ребят из вооруженной группы», которая охраняла гадаловское  золотопромышленное производство на Удерее. Эти ребята каждый день  дежурили около дома Н.Н. Гадалова и сопровождали его туда, где ему надо  было побывать в каком – то нужном месте.
         Демин и Крылов, полазив по Красноярску, отыскали двухэтажный    гадаловский дом, который находился в центре города, на перекрестке улицы  Воскресенской и переулка Дубенского. И стали ежедневно появляться близко к  расположению дома, фиксируя визуально перемещение Гадалова в течение  дня. Бандиты рассчитывали на быстрое выполнение задуманной операции,  однако крепко просчитались. Это человек предполагает, а Бог располагает, как  говорится. Ежедневно, ошиваясь, вблизи гадаловскоо дома, Демин и Крылов,  возможно, пересекались на пешеходных путях с теми ребятами, которые  охраняли Н. Н. Гадалова. Но каждый из них не знал друг друга в лицо, и это, в  какой-то мере способствовало тому, что совершить внезапный налет на  золотопромышленника исключался. Хотя вычислить тех, кто преследовал его,   было не так уж и трудно. Выдавал их внешний вид. Демин черный, костлявый  и худой, с выпирающимся кадыком, с длинными, как плети руками. Крылова выдавал сильно заметный ножевой красный шрам на лице, неуклюжий, ходивший, вразвалочку. 
         Со временем, Демин и Крылов вычислили время и место, когда  можно наверняка ликвидировать Гадалова. Как директор пароходства он ежедневно в одно и тоже время и по одному и тому же маршруту ходил от своего дома до его конторы, находившегося на берегу Енисея. Демин и  Крылов, надеясь на свою неизвестность, однако, попадают в поле зрения  белогвардейской контрразведкии. По сведениям, которые содержались в  документах котрразведки, стало известно, как Демин и Крылов готовились ликвидировать Гадалова. Этим планом предусматривалось следующее. В один  из дней, когда рядом с Гадаловым никого не будет, они должны были идти ему навстречу, но при подходе к Гадалову, расходятся один налево, другой – направо. И в тот момент, когда линия перехода сойдется, оба одновременно стреляют в золотопромышленника. Два боковых выстрела по их предположению должны мгновенно уничтожить Гадалова. Но бандиты крепко просчитались. 
         И Демин, и Крылов после убийства Портянникова под селом  Тасеево, были известны белогвардейской контрразведке, она установила за  ними слежку, еще не зная, кого они опять хотят ликвидировать. И тут произошло непредвиденное, как в жанре приключенческого детектива. В тот  день, когда Демин и Крылов должны были выйти на ликвидацию Гадалова, он на переходе от своего дома до конторы пароходства, не появился. В этот день и в  этот час он присутствовал на собрании Акционерного золотопромышленного  общества  «Драга», на котором решался очень важный вопрос срочного  финансирования Удерейского дражного флота, сильно пострадавшего за  последнее время от набегов отрядов красных партизан.
         В тот день белогвардейская контрразведка следила за отправкой большого числа солдат на Енисейский тракт, чтобы его обезопасить от набегов красных партизан на большом участке от Красноярска до Енисейска через село Казачинское. Внимание контрразведчиков снова привлекли ошивающиеся, на пристани  Демин и Крылов, когда солдаты усаживались на баржу, на берегу Енисея. И они были арестованы.
         При допросах с пристрастием в контрразведке, Демин и Крылов, понимая, что попали в западню, из которой не выбраться, во всем признались, рассказав о коварном плане уничтожения Гадалова. Одновременно признались, что участвовали и в убийстве Портянникова из засады под Тасеево. И перед контрразведчиками предстали не просто двое задержанных, а два потенциально опасных человека, которые могут в любое время ликвидировать любого человека, даже кого-нибудь из числа тех, кого охраняли контрразведчики.   
         Возможно, обо всем этом, никогда не стало бы известно. Но  сработал известный принцип. Все тайное со временем становится явным. Эта тайна, прежде чем стать известной, пробивалась через многие десятилетия. В  середине 20 – х годов, под контролем Красноярской ЧК, еще недавно  Енисейской Губчека, создавался золотопромышленный трест «Енисей», в  который во все горные округа внедрялись тайные сотрудники – чекисты. 
         И чтобы в тайные сотрудники, направляемые в горные  золотопромышленные округа, не просочились ненужные люди, все документы  горных округов тщательно анализировались. И обнаружились документы  белогвардейской контрразведки. В протоколе допросов Демина и Крылова,  содержащихся в этих документах сказано, «что они прибыли с Удерейских  приисков из Южно-Енисейского горного округа в Красноярск со  специальным заданием руководителя боевого отдела Южно-Енисейского  совдепа с целью физической ликвидации удерейского золотопромышленника  Николая Николаевича Гадалова».
         Эти документы уцелели благодаря тому, что долго перемещались из  одного архива в другой. Сначала под грифом секретно хранились в  Красноярском общем архиве, а потом перекочевали в архивы, сначала  Красноярского ОГПУ, потом и НКВД и там осели и тоже под грифом  секретно. И доступ к этим документам длительное время исключался. Причем, все листы документов были так тщательно и со злым умыслом разбросаны по многим делам, и чтобы их собрать воедино и узнать, что в них содержится, потребовалось много времени и усилий.         
         На рубеже 1919 и 1920 годов Н. Н. Гадалов был вовлечен в большую и напряженную работу. Занимался подготовкой учредительных документов, связанных с созданием комплексного синдиката, названного Сибирским акционерным обществом пароходства, промышленности и торговли. Одновременно занимался оформлением документов и на создание Торгово-промышленного банка Сибири. Суммарно капитал синдиката и банка равнялся пятидесяти миллионам рублей. Их надо было разумно распределить, чтобы получать коммерческую прибыль.
         Н. Н. Гадалов был человеком не только прозорливым, осмотрительным и осторожным. И если принимал, какие-то финансово-эккономические решения, то только после тщательно изученного вопроса. После того, как он создал комплексный синдикат и стал его исполнительным директором, приступил к реализации его планов. Ему надо было принять решение о размещении капитала созданного синдиката в сектор промышленности, в который он вкладывал ресурсы золотых приисков, базирующихся в Южно-Енисейском горном округе. Он отводил главную роль тем приискам, которые принадлежали Александровскому золотопромышленному акционерному обществу, главой которого он являлся. Для этого он решил ознакомиться с состоянием приисков за прошедшие два года. Его интересовало, как сильно прииски пострадали от красного бандитизма. Совсем недавно он принял на работу в акционерное общество на должность юриста молодого парня, Арсения Петровича Гурьина. Год назад он окончил юридический факульткт Петроградского университета и захотел в дальнейшем специализироваться в юриспруденции по золотодобывающей промышлености. Н. Н. Гадалов давно хотел иметь при акционерном обществе такого юриста.
     В тот день утром Н. Н. Гадалов проводил в гимназию младшего сына Александра. Нахлобучил на голову фуражку с гимназическим гербом, на плечи накинул шинель мышиного цвета, сын выскочил из дома. Благо, губернская мужская гимназия находилась совсем близко, до нее расстояние метров пятьсот. В столовой за столом вместе  супругой Анной Николаевной они выпили по чашке ароматного чая. А еще через час он встретился в своем домашнем кабинете с юристом.
         В гадаловский кабинет вошел молодой, симпатичный парень, с радостным взглядом в глазах. Он был одет по столичному, ведь совсем недавно приехал из столицы. На плечах сидел добротно пошитый из дорогой шерсти пиджак, под которой виднелась белая рубашка и широкий синий галстук.   
         - Ну, что Арсений Петрович, - сказал хозяин кабинета, обращаясь
к юристу, - вы подготовили, какие–то сведения по тому вопросу, который мы с вами наметили при прошлой встрече?
         - Да, подготовил Николай Николаевич, - и юрист подал ему листок
бумаги, с напечатанным на нем текстом.
         - Давайте условимся так, я не буду читать подготовленный вами
текст, а вы просто кратко его перескажете и по возможности прокоментируете.
         - Хорошо, Николай Николаевич.
         - Сведения подготовлены с помощью Башурова, бухгалтера Александровского золотопромышленного акционерного общества, а так же по данным акционерного золотопромышленного общества «Драга», - начал докладывать юрист, - Картина оказалась неприглядной, красные банды лихо грабили прииски. На Боровинских приисках, или как в народе их называют просто Боровинкой, сожгли продовольственные склады и подвалы, в которых имелось имущества и продовольствия на 260 тысяч рублей, мехмастерскую, два приисковых поселка. На речке Малой Мурожной сожгли две драги, «Мечту» и «Фнтазию». Покидая Боровинку, банда Маневича по пути уничтожила еще две драги на Удерее при переходе по между приисками Сократовским и Александровским. Из кассы Сократовского прииска похитили десять фунтов золота. В документах прииска есть объяснение, почему золото не было своевременно отправлено в Красноярскую золотосплавочную лаборвторию.
         - Какова причина задержки с отправкой золота? –спросил Гадалов.
         - Причина в следующем, - ответил юрист. – Когда на приисках стало известно, что в Красноярске пала советская власть, управляющий Сократовского прииска с целью сохранения золота не рискнул его отправлять в лабораторию. Но в это время с приисков сбегала вторая группа местных совдеповцев. Вот она и ограбила приисковую кассу.      
         - А какой урон нанесли красные банды нашим приискам? - спросил юриста Н. Н. Гадалов
         Если суммировать расхищения по базовому прииску Гадаловску и по приискам, входящих в состав Александровского золотопромышленного акционерного общества, то картина такова, - продолжал докладывать юрист, - За период набегов в 1918-1919 годы на приисках было расхищено и ограблено товаров и продовольствия на сумму четыре с половиной миллиона.      
         - А  что пишут газеты о зверстве красного бандитизма?- спросил Н. Н. Гадалов.       
         - Сообщения в газетах о красном бандитизме имеются, - ответил юрист. О наиболее зверских бесчинствах красных бандитов, зачитаю из газеты «Свободная Сибирь», которая еще в мае  1919 года сообщала: «Тем, кто сопротивлялся и не поддерживал совдеповцев, красные бандиты выкалывали глаза, вывертывали руки, на теле вырезали ремни. Трупы с такими следами совдеповского варварства можно найти во многих местах Южной тайги, где хозяйничали красные».
         Забегая вперед, хочется сказать, в последующем история показала, что большевики не занимались разбором фактов разбоя и грабежей красных бандитов. В лучшем случае подавали краткие сведения в мелкие газетки. Взять хотя бы яркий прошлый случай. В июне 1918 года в Красноярске пала советская власть, красноярские совдеповцы сбегая из города, ограбили государственный банк, похитив из него 35 пудов золота и около 33 миллионов рублей деньгами. Правда, уже на пятый день газета «Свободная Сибирь» взяла на себя смелость и оповестила об этом Енисейскую губернию. Белогвардейская контрразведка убегающих совдеповцев настигла, многие из них как уголовные пеступники были расстреляны.               
         - Николай Николаевич, я хотел бы кратко прокоментироваить тот
рейд банды Маневича на Боровинку, который они совершили с большими разрушениями и грабежами, - сказал юрист.
         - И в чем интерес к этому рейду? – спросил Гадалов.
         Этот рейд Маневич со своей бандой совершил на Боровинку с целью лютой мести, - ответил юрист. – В основе развития событий, подталкиваемых к этому бандитскому налету, было следующие, - продолжал их излагать юрист. –Первоначально трудно было даже наметить схему, по которой развивались трагические события. Но постепенно собранные сведения в газетах, в золотопромышленных конторах дали определенный ответ. И выявилось следующая картина. Когда в феврале 1918 года на прииске Гадаловске ссыльнопоселенцы и братья Маневичи явочно объявили о создании Южно – Енисейского совдепа, то с этим делом у них произошла осечка. Дело в том, что в верховьях Удерея к этому времени появился свой Удерейский совдеп, который возглавил местный Дубенский. Братья Маневичи для выяснения этого дела выехали на Боровинку и предложили Дубенскому объединить совдепы в один Южно-Енисейский с центром на Гадаловском прииске. Маневичи, конечно ставили вопрос так, чтобы объединенный Южно – Енисейский совдеп был под их контролем.
- Кто такой Дубенский и откуда он взялся на приисках – спросил
Гадалов. 
         - Дубенский не является коренным приискателем,- продолжал юрист, - он обычный мужик, родом из села Денисово Канского уезда. В середине 1910-х годов появился на Удерейских приисках, ему сильно хотелось укстроиться на работу на драгу. Не имея опыта работы на драгах, не был принят. Обидевшись на судьбу, что не смог устроиться на дражную работу, он в начале 1918 года выступает в качестве инициатора создания в верховьях Удерея Удерейского совдепа. Дубенский понял, что Маневичи путем слияния совдепов добиваются, прежде всего, выгоды для себя. И он их предложения не принял. В июне месяце 1918 года братья Маневичи снова сделали предложение Дубенскому о создании совместных групп красногвардеейцев. На Боровинке в это время была стабильная добыча золота. Маневичи предложили Дубенскому ежемесячный сбор со старателей в десять процентов с добычи золота в пользу Южно-Енисейского совдепа. Дубенскому не представляло труда понять, какую непосильную ношу Маневичи хотят возложить на него. И он опять отказался от их предложений.
         Вообще, Дубенский не хотел выкладывать Маневичам своего замыслы существования на Боровинке. Не собирался с кем-то воевать, совершать какие – то грабежи и набеги. Вписавшись в жизнь Боровинки, и предполагая развитие событий, связанных с установлением советской власти, он вокруг себя имел небольшой вооруженный отряд с целью сохранения Удерейского совдепа. 
         Арсений Петрович приостановился, понимая, как трудно слушать такому золотопромышленнику, как Гадалову о бандитских бесчинствах на Удерейских приисках, которым он отдал значительную часть своей жизни.    
         - В течение первой половины зимы 1919 года,- продолжал юрист, -
шли тайные переговоры между Маневичем – младшим, енисейской группой красных бандитов, скрывающихся в подполье и штабом Тасеевской партизанской армии. Они готовились к налету на белогвардейский сильно укрепленный гарнизон в селе Казачинске, стоявшего на Енисее, на гранитных порогах.
         Этот укрепленный гарнизон давно не давал покоя и енисейским и тасеевским партизанам. По наивности они вынашивали идею прорваться через Казачинский гарнизон и по енисейскому тракту двинуться на губернский Красноярск и освободить его от белогвардейцев. Кроме этого, им сильно хотелось в случае удачно развиваемой операции вторгнуться в пределы Удерейских золотых приисков. Идея была настолько заманчивой, что она сильно будоражила умы енисейских и тасеевских бандитствующих партизан, и они сильно хотели ее воплотить в жизнь. 
         Один из тех, кто постоянно держал город Енисейск и Енисейский уезд в напряжении  был Серкин, человек исключительной самонадеянности, сначала себя называл главой енисейского подпольного ополчения, а потом командиром красных партизана. Но енисейцы-то все знали, что он никакой ни партизан, а фактически главарь банды. Он отправил на Удерейские прииски инкогнито нарочного. Считал, чем больше будет людей в его банде, особенно таких архаровцев, как боевики из группы Маневича, тем ощутимей будет успех в бою под Казачинском. Как говорится в народе, рыбак рыбака видит издалека. Оказалось, что, и бандит то же видит бандита издалека. Существовавшая атмосфера красного бандитизма подталкивала Маневича-младшего войти в контакт с енисейской бандой. Такое вхождение было признаком всеобщего бандитского разгула.
         Маневич-младший долго раздумывал о предложении енисейцев. Однако ему не хотелось быть у кого-то, в подчинении. Его устраивало разгуливать по глухим окраинам Удерейских приисков. Но надо было определиться. И он решил прощупать енисейцев, отправив в Енисейск для встречи с Сыркинысм и тоже инкогнито нарочного Демина.
         На лошади, запряженной в широкие сани, Демин пять дней пробирался по Климовской таежной, гористой дороге. Добравшись до зимовья «Роосоха», вышел на занесенный снегом и скованный льдом Енисей, а с него и на тракт. Заскочив в деревню Усть-Тунгуску и заменив уставшую лошадь, свежей, через день он был в Енисейске.
         Енисейск встретил Демина занесенным глубоким, ослепительно белым сегом. Он хорошо знал расположение города, когда-то, здесь жил, работал в почтовом ведомстве, развозил по селам и деревням уезда почту. Доводилось доставлять почту и на Удерейские базовые прииски. Демин упрям и вспыльчив, не способный себя в критический момент сдерживать, в один из дней он сломал свою молодую судьбу.
         В том году, когда началась Первая мировая война, Демин провожал дружков на фронт. Они завалились в городской ресторан, чтобы отметить их отъезд. Неизвестно как в ресторане, возник какой-то скандал, за которым завязалась драка. В ресторане оказался Енисейский уездный пристав, который пытался драку предотвратить. У Демина в кармане всегда лежал тяжелый кастет, которым он воспользовался и убил пристава.
         Демин был арестован и заключен до суда в городскую тюрьму, находившуюся за городом, у болота. И предпринимаемая попытка бегства из  тюрьмы, находившейся в глухом, недоступном месте, завершилась неудачей. Губернский выездной суд приговорил Демина за убийство крупного полицейского чиновника к десяти годам каторжных работ. Закованного в железные кандалы Демина доставили из Енисейска на медный рудник в Приморскую область. По амнистии февральской революции он был освобожден из заключения и покинул каторгу. Волею судьбы оказался на Удерейских приисках, работая в старательской артели, которая добывала золото на участке между прииском Николаевским и рудником «Баб–гора». Здесь и познакомился с Маневичем – младшим, который зачислил его в свою боевую группу.   
         Встреча Демина с Сыркиным была назначена на ночь, в конспиративном домике, который находился рядом Енисейским старым  мужским монастырем, при подъеме на гору, к Успенской церкви. В ночное время место считалось глухим. Продрогнув за долгий путь по морозной тайге,  Демин, прислонившись к горячему обогревателю печи, неслаждался ее теплом.
         Сыркин, знал, что Демин уголвный тип и понимал, что при встрече с ним надо быть осмотрительным. В середине ночи раздался стук в дверь сеней, хозяин дома вышел и вернулся в сопровождении трех мужчин. Один из ннх был главарь енисейских бандитов Сыркин, двое – из его охраны. Сыркин был одет по зимнему, в сибирский овчинный полушубок, под полой которого торчал маузер. Парни были вооружены винтовками.
         Глянув на Сыркина, у Демина пропало всякое желание, встречаться с ним и обсуждать какие-то жизненноважные вопросы существования банды.   Демин расчитывал встретить в лице главаря енисейских бандитов предствительного мужчину. А увидел перед собой человека, к которому явно не возникло расположения к разговору.
         Сыркин – маленький и тщедушный, с кривыми ногами, создающими впечатление, что он целые сутки сидел на лошади в седле. Редкозубый, с выпирающейся нижней челюстью, он не привлекал к себе внимание, а большие, торчащие уши, еще сильнее отталкивали. Держался Сыркин вызывюще, ходил по избушке, часто опускал кисть на рукоятку маузера. Демонстрировал он это не потому, что хотел показать из себя какую-то значительную фигуру. В силу своей тупости, он не понимал, что быть значительной фигурой в бандитизме вобще, невозможно.
         Разговор был коротким. Сыркин сказал, что в ближайшее время готовится вооруженный захват власти в городе Енисейске. И если подоспеет помощь Маневича, то будет очень хорошо.
        - И передай Маневичу, чтобы он хорошо подумал о моем предложении прибыть со своей группой в Енисейск, - подчеркнуто выражал свои мысли Сыркин. – А когда захватим Удерейские прииски, то тому, кто нам не помогал, не посчастливится. Их отказ обойдется им дорого. Потом, когда Демин передал эти слова Маневичу, он их расценил, как угрозу в его адрес.
         Демин, расставшись с Сыркиным и покидая Енисейск, лишь только мог предполагать со слов главаря енисейской банды, что там может произойти. К этому времени в Енисейске уездная власть состояла из разных группировок, сильно враждующих между собой. В основном это были ссыльнопоселенцы большевики и земцы.
           Срываввшиеся в подполье, в глухих енисейских деревнях ссыльнопоселенцы большевики и бандиты Сыркина сомкнулись и в ночь с 5 на 6 февраля 1919 года хлынули в город, сметая на своем пути всякие препятствия к учреждениям власти. Все газеты Приенисейского края терялись в догадках, какое дать определение происшедшему в Енисейске. Как местная «Рабоче – крестьянская газета»», так и газета «Свободная Сибирь» по горячим следам назвали это событие «Красным мятежом». Сыркин был сильно довольный мятежом, хотя и на время, но ведь  завладел властью, о которой мечтал, целыми днями ходил по Енисейску в сопровождении вооруженной группы, держал руку на маузере, наводил ужас на горожан, угрожая их жизни.
         Захватив город, большевики и бандиты устроили для неселения Енисейска погромные грабежи и смертельное побоище. Местные газеты тех дней писали: «Мятежники в дни красного мятежа ободрали население Енисейска как липку, наложив на енисейцев контрибуцию в 1 миллион 200 тысяч рублей». 22 дня бандиты терроризировали енисейцев.   
         Когда военный прокурор с дознавателями прибыл в Енисейск и побывал в тюрьме, сказал, что даже он, видевший в жизни многое, связанное с убицйствам, не удержался, вздрогнул, у него от увиденного по спине побежали
мурашки. Одна из местных газет о зверствах енисейских бандитов писала так:               
         «Городскую тюрьму забили теми, кто не поддерживал мятежников, много людей искалечили, три десятка человек закололи штыками, а трупы сбросили в мрачное подземелье тюремного каземата». Весть о красном енисейском мятеже быстро облетела Приенисейский край, долетела и до Удерейских приисков. Маневич-младший решил использовать эту ситуацию в пользу своей банды, чтобы она не засиживалась.   
         В один из последних февральских дней 1919 года Маневич как всегда собрал  банду на окраине Николаевского прииска и сказал:         
       - Выходите на прииск Гадаловский, надо запастись харчем. По сведениям, которые я получил, его сейчас на гадаловских складах достаточно. В целях надежного выхода, а тем более удачного возвращения, определяю вам маршрут туда и обратно. Отсюда спускаетесь по замерзшей речке Мамон, потом переходите на забереги речки Удерей и к ночи, в потемках, входите в  прииск Гадаловский с его северной окраины. Где находятся склады, знаете. Брать в складах надо самое главное: муку, сало-шпик, окорок, соль, заварку и куриво. Обратно возвращаетесь через Спасский перевал, который, конечно засыпан глубокими снегами. Но на лошадях его осилите. Приискатели, напуганные енисейскими событиями, не посмеют ринуться за вами по занесенному снегом перевалу. За группу отвечает Крылов. Хмурый и сухощавый, его морщинистое лицо выражало сильную усталость человека в борьбе за сохранение жизни. Крылов стоял, слушая наставления вожака, понимая, что он ставит перед бандой трудную задачу проникновения на прииск Гадаловский, а что ждет ее там, никто не знает.      
         Уже рано утром Гадаловский прииск был оповещен о налете ночью банды на склады. Первым около складов появился управляющий Стефанский, за ним следовали приисковые женщины, охая и причитая, «чем же теперь будем кормить мужиков, работающих на добыче золота?». Управляющий осмотрел сломанную дверь при входе в склад, дал команду одному из приискателей быстро отремонтировать ее. Он вышел перед собравшейся толпой и сказал:
       - Успокойтесь, дорогие женщины! Еще прошлый раз, когда банда ограбила склад, я распорядился на случай, если она снова нагрянет для ограбления, и чтобы приискатели не остались голодными, соорудить тайный склад, который наполнили запасом продуктов. Так, что голодными не останетесь. - А теперь, - предложил управляющий, - пойдемте на дражный полигон и проверим, не порушили ли бандиты драги и мехмастерскую. К счастью, ни драги, ни мехмастерская не пострадали.
       - Все с облегчением вздохнули, что работа по добыче золота не будет приостановлена.            
         - С сегодняшнего дня, - сказал успокаивающе управляющий, - усилим вооруженную охрану драг и мехмастерской.
         После енисейских событий, Маневич-младший снова выбрался с прииска Николаевска и отправился в верховья Удерея. Ему надо было под зарез опять встретиься с Дубенским. Встреча произошла в таежной глуши, в охотничьей избушке, в нескольких верстах от Боровинки.
         - Ну, что Дубенский, ты соглашаешься вступать со своими людьми в объединенную партизанскую группу и участвовать вместе с ней в налете на Казачинский гарнизон.
         - Не знаю, поймешь ты меня Маневич, или нет, - отвечал Дубинский.
         - Попробуй, объясни, - сказал Маневич.
         - Дело в том, продолжал Дубинский, - что я не ставлю задачу развернуть красный бандитизм на Боровинке, как это делаешь ты. В этом нет смысла. Я не хочу ни кого убивать, грабить, не хочу состоять ни в какой группировке, чтобы участвовть в вооруженных боях. Я хочу с помощью своей небольшой вооруженной группы  не дать погибнуть Удерейскому совдепу, который мне доверили местные приискатели.
          Что–то холодное и безжалостное сейчас клокотало в груди Маневича, его лицо становилось неподвижным, но он стоял спокойно, не выдавая своего негодоввния. Маневич понял, что говорить с Дубенским об участии его группы в предстоящем бою нет смысла, и он расстался с ним, что-то, задумав про себя.
         Дубенский не был военным стратегом, каким по бандитским меркам считал себя Маневич-младший. Он был всего лишь обычным крестьянским мужиком. Но именно его крестьянская интуиция подсказыала ему, что идти одной группе мужиков на другую, устраивая кровавую бойню, это элементарное человеческое предательство. Он знал, что участие в бою под сильно укрепленным гарнизоном обернется трагедией, и не хотел своих партизан отправлять на явную смерть.
         Напротив, у Маневича-младшего на этот счет были другие виды. Согласившись участвовать со своей бандой в бою под селом Казачинском, Маневич надеялся, что он сможет отличиться, и после этого в партизанской армии займет какое – то командное положение, вернется на Удерей героем и этим усилит себя как совдеповец. Но он крепко ошибся.
         В конце мая 1919 года, весь день под селом Казачинском продолжался смертельный бой. Из общего числа своих партизан в триста человек, Маневич потерял в этом бою около полторы сотни, половину людей. Вернее, со своими бандитамион был наголово разбит.
         - Вот тогда, - завершая свое изложение, сказал юрист, - Маневич-младший и задумал отомстить Дубенскому за все его отказы. Словом, сработал принцип лютой мести. Маневич со своей бандой совершил злодейский рейд на Боровинку. Как сообщали газеты, банда оставила после себя «выжженную землю». Как ни печально, но такова история бандитского налета на Боровинку, - сказал юрист и замолчал.         
         - Да, Арсений Петрович, красные банды сильно позлодействовали на Удерейских приисках, - с большим огорчением в душе и сердце сказал Гадалов.         
         Вскоре после ареста Демина и Крылова, события в губернском  городе Красноярске развивались непредсказуемо и стремительно. 5 января  1920 года армия большевиков, которая к этому времени уже называлась  красной армией, заняла город. А через день, освободила его совсем, выбив из него остатки белой армии.
         Красный бандитизм, рожденный на волне революционного разгула, имел все признаки уголовного преступления: шантаж, убийства, грабежи, поджоги. В наступившее новое время он не затухал, а катился по проторенной дорожке, проявляя иные, изощренные формы, связанные в большей степени с отъемом у населения частной собственности, денег, имущества. Испокон веку было известно, что дно Удерея золотое, а дно Енисея – гранитное. Кровавый путь красного бандитизма, возникший на золотом Удерее, перекинулся на гранитный Енисей.
         После освобождения Красноярска от белой армии, красный бандитизм приобретает иную форму. Красные комиссары под эгидой официальной власти из Енгубисполкома, которую сами себе и придумали, проводят акции или рейды уже в иной, изощренной форме. Зная из протоколов допроса белогвардейской контрразведки, что бандитам Демину и Крылову не удалось физически уничтожить Гадалова, комиссары Енгубисполкома пошли другим путем, чтобы все же добить его.
         День 20 января 1920 года в Красноярске выдался пасмурным, ветряным. Уже с утра с Енисея город продувал пронизывающий ветер, в небе кружил снег, улицы заносила поземка. Николай Николаевич Гадалов, позавтракав, поднялся в свой рабочий кабинет и засел за зазбор накопившихся документов. Надо было просмотреть смету денежных расходов на содержание Удерейских приисков в новом золотопромывальном сезоне. Доскональный проект расходов как всегда прекрасно подготовил бухгалтер Александровского золотопромышленого акционерного общества Башуров.
         Углубившись в чтение финансового проекта, Гадалов не обратил внимание, как из нижнего этажа дома, послышался какой-то шум, топот сапогов, какие – то командные выкрики. Распахнулась дверь, и в кабинет влетел мужчина, лицо которого бритва уже давно не касалась. Для устрашения он поправил висевший на боку маузер.
         Представившись комиссаром Енгубисполкома, он протянул Гадалову листок бумаги, в котором было не двусмысленно сказано о производстве в его доме обыска, изъятии всех документов предприятий, добывающих золото. Выглянув из дверей кабинета, он крикнул, стоявшим в коридоре двум парням, вооруженым винтовками, чтобы они поискали в доме спрятанное золота. Обыск, который устроили комиссары в доме Гадалова, длился около часа. По всему полу они разбросали разные документы. Из шкафов вынули книги и небрежно их перевернули корешками вверх.
         В гадаловский кабинет вошли те двое вооруженных парней, которым комиссар дал задание искать в доме золото, и доложили, что драгоценный металл не обнаружен. Отыскивая золото, комиссар не понимал главного, что золотопромышленники золото в своих домах не держали, оно согласно существующим законам сдавалось в государственную золотосплавочную лаборатории с фиксацией сдачи в государственом банке. 
         Перед тем, как покинуть кабинет Гадалова, комиссар достал из кармана кожанки еще один листок бумаги и подал его зозяину дома. В нем было сказано: в срок за двадцать четыре часа дом должен быть освобожден, он переходит в собственность Енгубисполкому.
         Покинув гадаловский дом, группа красных комиссаров направилась по улице Воскресенской в дом лесопромышленника Либмана, в котором находился филиал Сибирского торгового банка, где экспроприировали не только личные капиталы Гадалова, но и Александровского золотопромышленного акционерного общества.

                Эпилог

                История подводит итоги
         Наступило время, и история начала подводить свои итоги.          Енисейским большевикам не удалось подчинить себе Южно – Енисейский совдеп и наложить «лапу» на удерейское золото. Стихийно возникший при таранной силе ссыльнопоселенцев Южно-Енисейский совдеп просуществовал совсем мало, около пяти месяцев. Совдеп распался сразу же, как только пала советская власть в Красноярске.
         Вожди южной тайги (так их называла пресса тех дней) в июле 1918 года покинули Удерейские прииски.  В группу сбегавших входили Еремин Федор –председатель совдепа, Маневич-старший, заместитель председателя совдепа, Мадей Антон – начальник админисративного отдела, Яков Мельбикс – член совдепа. Сбегая, они заскочили в одну из приисковых касс и прихватили из сейфа с собой золото. Не зная маршрут побега, они ринулись наугад по трудной, непроходимой, глухой тайге в неизвестном напрвлении. Месяц совдеповцы блуждали по тайге. По следам беглецов шла белогвардейская контрразведка, которая, выследив, пленила их. Осенью 1919 года они были расстреляны в Красноярске. Большой тайной для истории осталось, как белогвардейская контрразведка узнала маршрут беглецов. Скорей всего, кто-то из оставшихся на приисках, выдал контрразведке маршрут беглецов.   Самонадеянный Сыркин, ступив на путь красного бандитизма, хотел обойти свою судьбу. Но большевизм, создав политическую идеологию красного бандитизма, не принял его в свою систему. И в годы сталинского террора он был ими расстрелян.
         Судьба Маневича-младшего, секретаря исполкома Южно-Енисейского совдепа сложилась иначе. Он умер своей смертью. Но до ухода из жизни, ему пришлось многое испытать. В том числе забвение и позор. Губернский совдеп не признал его лицом, боровшимся за установление на Удерейских приисках советской власти и занимавшимся уничтожением золотопромышленников при ликвидации их частной собственности. На то были причины. Одна из них, разгром в мае 1919 года в бою под Казачинском объединенного отряда удерейских и енисейских красных партизан, где ему отличиться не удалось. Его партизанские и бандитские группы были наголово разбиты. После гибели большого числа бандитов, выдававших себя за партизан, их остатки разбились на мелкие группы и гонимые холодом и голодом, разбрелись по окраинам Удерейских приисков, ожидая своей незавидной участи. Маневич затерялся, словно исчез из жизни. Он долго скрывался от людей, петляя по Удерейской таежной глуши, перебегая от одного поселка к другому. Он боялся показываться людям, знал, что за те злодеяния, которые он совершил со своими бандитами, его, как главаря банды, приискатели могут растерзать живьем.   
         … Алексей Брусницын завершил работу над повестью. И не откладывая дело в долгий ящик, сразу же выехал на свою родину, Удерейский Клондайк. Ему еще раз хотелось представить те события, какие происходили здесь в то далекое, смутное время. Появившись на золотоносном Удерее, он в первую очередь пришел к подножию горы Горелой, к тому месту, где на одном из ярусов когда – то стоял большой дом, в котором находилось управление Гадаловского прииска, откуда начались описываемые в повести события.
         Окинув взглядом глаз окружавшую местность, он отправился на приисковое кладбище. Оно находится на северной окраине бывшего Гадаловского прииска, ныне поселка Южно-Енисейский, на левом берегу Удерея, в густом лесу, на солнечном косогоре. На его верхней кромке, под каменной плитой, близко к густому мелколесью, лежит умерший Маневич. А у нижней кромки, рядом с дорогой, соединяющей приисковые просторы, покоится священник Светозаров, убийцей которого является главарь красного бандитизма на Удерейских приисках, совдеповец Маневич.
         Попадая в мир иной, природа уравновешивает всех, покоившихся в землице, даже в золотой, но определяет им в ней разные испытания. Священнику Божий покой, убийце - кипящий ад. Над могилой священника витает святой дух. Могила  убийцы погружена в беспросветную тьму.
        Пройдут годы и десятилетия, и природа перед обстоятельствами  окажется бессильной, ибо со временем она всех ровняет. И святых, и убийц. И  только можно думать, предполагать и догадываться, что там, в ином мире, все  не так. Остается лишь только память, хорошая, или плохая. Ради хорошей памяти, человек должен в течение всей своей полнокровной жизни совершать  то, для чего он рожден и предназначен.
         У священника и убийцы разные по назначению роли, они разные по  духу люди. Если священник обладает огромной силой духа, то убийца вообще не имеет его. Роль священника вселять в людях добродетель. Роль убийцы уничтожать все существующее. Священник даже после насильственной смерти, остается  святым, а убийца – убийцей. И философски-религиозное значение заключается в том, что служение религии является святым делом, а убийство – уголовным преступлением.
         В смутные времена было проложено много разных путей. Один из них, кровавый путь красного бандитизма от золотого Удерея до гранитного Енисея. Этот путь был усеян трупами приискателей, священников, золотопромышленников.
 
Россия – Сибирь – Красноярск – Новосибирск – Южно–Енисейск. Октябрь 2014 г.