А. Два варианта.
Обсуждая со своим соратником перспективы сексуальной революции, мы немного разошлись во мнениях. Он предложил, чтобы развивать моторику движений и способность к оргастической разрядке у тех людей, которые здесь и сейчас, организуя для них соответствующие курсы, что достигается упорными тренировками и психоанализом на протяжении примерно 2 лет, но в каждом случае – индивидуально. На эту идею его натолкнули данные австрийского сексолога Вильгельма Райха, согласно которым около 30% людей имеют легко излечимые сексуальные расстройства.
Сначала поясню, зачем это всё надо, и что такое сексуальная революция. Дело в том, что система воспитания, которая есть не только в России (Советском Союзе), но так же - и в подавляющем большинстве стран мира, прививает определённую «культуру» поведения. Последствием обездвиживания детей, например, на уроках в школе, хотя это только вершина айсберга, неизбежно будет физиологическая недоразвитость и психическая неустойчивость, во многих своих параметрах необратимая. Но «культурное» подавление имеет и более эффективные способы внедрения контроля в программу человеческого поведения. Для того, чтобы манипулировать взрослым человеком, ещё в детстве в него надо заложить «вирус покорности». Необходимость в манипуляции связана с преобладающими в управлении обществами методиками. Так вот, на первом месте в выработке алгоритмов «социально-ответственного» поведения стоит подавление физиологических потребностей организма ребёнка. Без такой обработки, без взятия его физиологии в ежовые рукавицы так называемой культуры (что подмена понятия), не удастся добиться от девушки или юноши, а тем более от женщины или мужчины соответствия технократическому обществу, боязливости перед старшими и покорности перед вышестоящими. Это будут независимые в своих оценках и ответственные в своих поступках люди, а не рабы общественного мнения.
Сексуальная революция произошла только в одной стране мира («я другой такой страны не знаю») – в Советской России, в СССР. Она продолжалась примерно с 1917 года до середины 1920-х. События, происходящие во Франции в 1968 году, и декларируемая раскованность в так называемом американском образе жизни никакого отношения к сексуальной революции не имеют. И не имеют, прежде всего, потому, что в СССР были переосмыслены и переустроены основания социального бытия, и перемены в семейной жизни были следствием глубинных социальных перемен. Видя это, капиталисты скинулись на имитацию перемен. Особенно после того, как по Европе прокатилась волна протестных движений конца 1960-х – начала 1970-х годов. Молодёжь хочет секса? Нет проблем. Кувыркайтесь хоть вчетвером. Голубые отношения? Да не жалко. Видите, какие мы понимающие? Только работайте на нас. Только создавайте нам прибавочный продукт. Только не трогайте социальные основы. Только не покушайтесь на наши прибыли. Любая революция кроме социальной! Рок, секс, Че Гевара. И побольше наркотиков, чтоб о революции даже мысли не возникало!
Таким образом, капиталистическая система интегрировала в себя поверхностный молодёжный протест, который не имел чётко сформулированных глубинных целей и поэтому попался на крючок борьбы с внешней стороной событий, с формой, которая при необходимости облетает, как прошлогодние листья, слезает, как шкура змеи. В настоящее время аналогом той «борьбы» может служить «борьба» с ментами. После линьки 1970-х годов и особенно после успешно проведённой операции по развалу Советского Союза и организации на его территории рынка сбыта стеклянных бус капитализм получил второе дыхание. Правда, ненадолго.
Сексуальная революция… Этот теперь уже скомпрометированный термин означает приведение социальной жизни в соответствие с биологической, реализацию генетически обусловленной программы, заложенной в человеке. Сексуальная – потому что происходит в области половых отношений, сексуальных союзов, меняет содержание семейной жизни, обновляет форму семьи и даже рассматривает радикальный отказ от семейных отношений. Революция – потому что взрывает в поиске новых форм накопившиеся противоречия между природной необходимостью и социальной благопристойностью. Можно сказать, что сексуальная революция – это революция биологическая. Против лицемерия. За соответствие. И ещё. В связи с тем, что одним и тем же термином обозначают как культурную интервенцию, так и приведение социальных желаний в соответствие с биологическими (в том числе и сексуальными) возможностями, я буду всё чаще прибегать к термину «биологическая революция».
А наши мнения разошлись вот в чём. Конечно, можно организовать курсы. Понятно, что это вызовет противодействие со стороны оргастических импотентов, которые на курсы не пойдут, но общественное мнение организуют, и курсы станут яблоком раздора. Потом придут власти, назовут эту клинику/тренажёрный зал очагом разврата. В лучшем случае организаторы терапевтических курсов, включающих психоаналитические консультации будут морально раздавлены. В худшем – сядут на скамью подсудимых под улюлюканье людей, родственникам которых они хотели помочь восстановить своё здоровье. По крайней мере, Райх испил до дна горькую чашу непонимания. Поэтому я предложил пойти другим путём.
Большому начинанию – серьёзный подход. Коль скоро мы говорим о культивации человека «новой», то есть нормальной в смысле «биологической», а не нормальной в смысле «извращённой», как сейчас, формации, то необходимо ставить цели, развивать концепции, находить решения. Козьма Прутков говорил: «Зри в корень». Нужно начинать с самого детства. Разумней опираться на понимание здорового человека, чем переучивать калек. Тем более, что пока помогаешь одним, система через свои приводы типа школ и университетов штампует миллионы других, производство которых поставлено на поток. А бежать наперегонки с конвейером – заведомо бесперспективное занятие, что-то вроде Комитета солдатских матерей. Но разве потерпит государство, имеющее если не монополию, то увесистый пакет акций на формирование склада психики людей, вмешательство в святая святых со стороны общества даже на факультативной (кустарной) основе? Конечно же, нет!
Вернулись к тому, с чего начали. Биологическая революция невозможна без кардинального социального переустройства. С одной стороны – иначе перемены не добираются до глубин сексуальной жизни человека и союзов, построенных на сексуально-экономической основе (семья), а проскальзывают по поверхности; с другой стороны – без ликвидации старого аппарата, крепко удерживающего контроль за неприкосновенностью социальных основ, новаторы рискуют нарваться на его защитные реакции. Без коренных социальных преобразований людям просто некуда выздоравливать. Это всё равно, что напарившись в бане, одеть несвежее исподнее, вставить ноги в запрелые кирзовые сапоги и накинуть старый грязный плащ. Для тех, кто прозрел, становится невыносимо жить во враждебной социальной среде, где всё наоборот: здоровье – это болезнь, а болезнь – это норма.
Это только по телевизору чиновники ублажают лохов своим непониманием асексуальной опоры власти, будто эта тема вообще ни при делах, но на самом деле люди у власти отлично понимают, за счёт чего они осуществляют свой контроль над финансовыми потоками, производством, обществом. Если религия – способ управления массами (через комплекс вины), то антисексуальная мораль – тем более. Политики активно используют сексуальную тревожность молодёжи и домохозяек через инсценировки терактов, живописание ужасов обращения «их» с «нашими», через запуск ток-шоу «ниже плинтуса» или формирования национал- или антифашистских отрядов. Это очень просто достигается, учитывая повсеместный спермотоксикоз у молодёжи и повсеместную неудовлетворённость у домохозяек. Особенно этому способствуют смутные эпохи, когда внутренней неудовлетворённости подбирается подходящий социальный эквивалент – образ врага. Могу привести аналогию из другой темы. Когда лохи скандируют, что никакая солнечная активность на них не влияет ( http://socialist.tomsk.ru/forum/viewtopic.php?t=504 ), МЧС начинает свой прогноз на 2009 год с анализа солнечной активности ( http://www.mchs.gov.ru/forecasts/detail.php?ID=12343 ). К сожалению, в открытых источниках не встречаются прогнозы госструктур в отношении сексуальной активности и связанной с ней активности социальной, базирующихся на показателях активности солнечной. Всё на «с». А между тем, солнечная активность, имеющая разномасштабную периодичность своих максимумов, то есть и короткие циклы и длинные, влияет на демографию – на ускорение роста населения Земли, а усиливающееся демографическое давление в свою очередь приводит к рационализации сексуальной, а через неё - и социальной жизни. Когда гармонические ряды периодичной активности Солнца складываются в пониженную активность светила, тогда растут шансы для хранителей традиций и реакционеров всех мастей и на щит поднимается лозунг крепкой семьи, государственности и строгой регламентации полового акта. Ни чья победа не окончательна. Меняется космическая коньюктура, и всё начинается сначала.
Итак, мы говорили о двух вариантах выздоровления человека от болезни технократического общества, психоаналитических курсах и революционной педагогике, ни один из которых в принципе не реализуем при существующем раскладе сил. Спрогнозируем: под действием солнечной активности, 11-летний цикл которой достигнет максимума в 2011-2013 годах, в обществе начнутся серьёзные внутренние подвижки, происходящие под давлением социальных противоречий; ситуация постепенно накалится и выйдет из под контроля политических властей, но будет отчасти контролироваться международной финансовой мафией (управляемый хаос); и без того мощный и малоэффективный протест в результате разжимания пружины подавленной сексуальности примет ещё более стихийные очертания; в этой совершенно новой исторической ситуации некая группировка встретит одобрение населения и получит легитимную власть (либо с одобрения финансового капитала, либо против его воли, либо переиграв его, как это сделали большевики). Допустим, эта группа пойдёт на расширение и включит в себя специалистов из разных областей знания, для более эффективного управления страной. Что им делать?
Во-первых, они сталкиваются с агонией осколков бывшей элиты, и, безусловно, должны решать самый насущный для них вопрос – вопрос о власти, то есть о самой возможности принимать решения. Во-вторых, они должны решать текущие социально-экономические вопросы, вопрос о хлебе насущном. В-третьих, им придётся научиться справляться с потоками информации с мест и эффективно управлять ими ( http://deltatehnology.narod.ru/ - инструментальные средства понимания, управленческий автопилот, http://www.kpe.ru/kontseptualnyie-znaniya/index.php - в той или иной степени, ничего лучше этого пока не видно). Практически одновременно с тактическими возникнут не столь острые, но от этого не менее важные стратегические проблемы: нужно определить курс развития страны, степень интеграции в глобальные процессы, цели развития. И среди этого второго круга проблем на первом месте перед новой, включённой в народ властью встанет вопрос о новом поколении людей. Почему?
Всё просто. Управлять стадом баранов – значит, оплачивать (пусть и из их кармана) все издержки, связанные с их неспособностью к самостоятельности. Это непомерный налог в 21 веке, когда численность населения, хоть и замедляет темпы роста, но по инерции продолжает расти до небывалой отметки – до 10 миллиардов человек уже к середине 21-го века, что приводит к ускорению информационного взаимодействия между людьми и их организациями. В этой новой ситуации нелепо было бы пытаться управлять старыми методами, которые себя исчерпали настолько, что привели прежнюю власть к падению под собственной тяжестью. Более того, с младенчества подавленные в своей биологической составляющей люди нуждаются в наморднике, ошейнике, поводке и поводыре, что накладно. Они не способны к развитию. Они часто умирают от рака, что во многом является следствием подавления сексуальной энергии, в частности, и биологической энергии, вообще, которым перекрыта возможность тратиться по назначению, в результате чего они утилизируются столь разрушительным для организма способом. Вильгельм Райх в своих книгах настаивал на том, что нарушение электрохимических процессов в организме, которое вызывается психическим подавлением сексуальных потребностей, способно вызывать заболевание раком. Короче говоря, взамен рабов, которые не могут ни украсть, ни покараулить, да ещё всё время норовят заболеть и слинять в отдельную реальность, необходимо будет поднять биологически здоровое поколение. Это первая часть воспитательной задачи. А на базе биологически полноценного человеческого существа уже открывается перспектива для социальной надстройки личности. Причём личность будет не просто насаживаться, как башня на корпус танка, а естественным образом проистекать из раскрытия генетического потенциала человека, лишь в небольшой степени корректируясь социальным вмешательством. Это вторая часть воспитательной задачи. Система воспитания «на заказ» себя исчерпала. Даже рабочий должен быть, прежде всего, человеком. До сих пор же у нас сохраняется чисто профессиональная классификация – «ты кто?», «я – плотник!».
Человек естественной биологической формации. Несмотря на то, что это так просто, трудно заподозрить какую-либо историческую эпоху в решении такой простой задачи. Такие люди были во все времена. Но они во все времена были в меньшинстве. Это могли быть управленцы вроде жрецов, высокопоставленных монахов, императоров. У них было время для развития личности. Надо ли говорить за счёт кого это время выигрывалось? Сотни тысяч рабов и надсмотрщиков вкалывали, чтобы эти несколько правителей могли реализовать свой генетически обусловленный потенциал. Если коснуться моральной стороны вопроса, то цезари всё делали правильно: если бы не развивались они, тогда бы вообще не развивался никто. Равенство нищих, может быть, - и хорошая стратегия, но только с точки зрения нищих. И то, далеко не все из правителей могли себе это позволить – с малолетства жившие в варварской среде многие из них уже не могли подняться выше той обрубленной высоты, на которой искусственно их остановили.
Кастрация не обязательно может быть хирургической процедурой. В просвещённой Европе (Чехия) и передовых США ( http://www.newsru.com/crime/19jul2005/rape.html ) и поныне применяется химическая кастрация в отношении насильников. Разумеется, подавленные дамочки уже успели согласиться с тем, что это правильно, так им и надо. Однако, общество, в котором между сексуальностью и непристойностью стоит знак равенства, само создаёт условия для роста числа изнасилований и убийств на сексуальной почве, само порождает своих маньяков через многочисленные препятствия и ограничения для естественного функционирования человеческого организма. А значит такое общество само повинно в этих преступлениях, и химической кастрации нужно подвергнуть всех до единого моралистов, а так же – моралисток, но после процедуры это уже всё равно («-ов» или «-ок»), которые добивались введения «нравственных» законов. А в отношении остальных – рано радуетесь! – применяется другой вид кастрации – психическая кастрация, кастрация семьёй, обрезание школой. Хотя нет, школой тоже, пожалуй, кастрация. На второе … полушарие.
И всё же, на периферии, забытые богом, в своей собственной, автономной системе координат жили люди, которые могли быть свободнее цезарей, но имевшие гораздо меньше возможностей, чтобы проявить себя в обществе. Лотерея вероятности охватывала всё общество в целом. И полнота эмоционального развития и здоровой сексуальности не концентрировалась в каком-либо слое общества, а распылялась в нём до ничтожных величин. Значит, с виду простенькая задачка подъёма поколения людей естественной биологической формации является беспрецедентной для нашей планеты. Если не брать в расчет советский период 1917-1925 гг.
Так вот, эту же, но понимаемую иначе задачу, ставили перед собой и романтики коммунизма в Советском Союзе. Они стремились сделать что-то такое разэтакое, ведь до них этого не делал никто. Эксперимент обозначил перспективу, но провалился. И дело не только в контрреволюции Сталина. Просто уровень развития – страна была ещё совсем аграрной – не позволял ставить такие грандиозные задачи, задачи мирового масштаба. Вдобавок ко всему уровень информационного взаимодействия на планете был гораздо ниже, чем сейчас: во-первых, людей было всего около 2 миллиардов (против нынешних 6,5 млрд. человек в 2009 г.); во-вторых, железные дороги были слабо развиты, авиация была юна, космические корабли казались фантастикой, а средства связи находились в зачаточном состоянии. Поэтому можно говорить о современном возрастании информационного взаимодействия не в разы, а в несколько сотен раз. Возможно, читателям из 22 или 23 столетий, когда численность населения Земли перешагнёт уже не только за 10, но и за 20 млрд. человек, моя уверенность в том, что в масштабах масс возможно развитие каждой личности, и что это возможно уже при 7-8 миллиардах человек в первые десятилетия 21 века, покажется трогательной наивностью. Но в отсутствие ясной теории и инструментария социального строительства, будь ты семи пядей во лбу, нет другого способа проверить жизнеспособность социальной идеи как взяться за её реализацию.
Б. Геометризмы ландшафта и тип мышления.
Себя я определяю как человека недобитого обществом. До 15 лет я вёл нормальный с точки зрения психически нездорового общества образ жизни. В 15 лет я во второй раз ушёл из дома, из музыкальной школы; в 16 – из общеобразовательной. И началось! Ушёл, потому что кое-чем уже тогда отличался от своих сверстников – охота, своя моторная лодка «Прогресс-4» (а затем – «Обь»), частое пребывание на свежем воздухе, подвижный образ жизни и некая особость, осознание своей миссии что ли, может быть, имеющая истоком частое, с интонациями напоминание со стороны окружающих о том, что я рыжий. Но развернувшаяся кампания по вразумлению меня не достигла целей – я выжил, я не вернулся, я не простил.
У Набокова есть рассказ «Облако. Озеро. Башня». Почитайте. Мой заплёванный внутренний мир, который месили ногами благодетельные тётеньки из самых лучших реакционных побуждений, тогда затих, но не капитулировал. И выжив в этом столкновении с обществом, столкновении, к которому в 16 лет я совершенно не был готов, считаю себя вправе использовать свой личный опыт как модель. Очевидно, что этот опыт может быть полезен лишь на переходном этапе от общества всезнающих невежд к обществу мыслителей. При этом я отдаю себе отчёт, что модель эта даже на переходном периоде – один из нескольких вариантов. Одна личность не может исчерпывать всего многообразия ещё не классифицированных типажей. Однако, переменные моей биографии позволяют мне не гипотетически, а практически подходить к социальному конструированию. Я стою на твёрдой почве фактов, и даже если домысливаю какие-то линии в будущее, то делаю это не только «из общих соображений», а с опорой на конкретный опыт.
Юношеские годы я провёл в походах и на личном опыте убедился, что ход мыслей тесно связан с геометрическими характеристиками пространства, где бывал человек, и с его перемещениями в этом пространстве. Карта мозга, алгоритмы мышления логически вытекают из ландшафта местности через неочевидную ассоциативную связь. Чтобы это понять, нужно иметь возможность это понять. И в первую очередь – не засиженное за партой сознание.
Однажды, в 1999 году, я приехал в болото за черникой. Приехал на велике, с ночевой. Я так всегда делал, потому что путь был дальним, а черника собирается со скоростью 1 литр в час. Набрав «вечерние» литра 3, я лёг в палатку, изготовленную из куска мутно-прозрачного полиэтилена. Разразилась гроза. Вслушиваясь в раскаты грома, я старался понять их значение. Дождь хлестал, молнии сверкали. Смотря на серость над палаткой, я старался представить, как будто я, наоборот, смотрю на местность сверху. А гром рокочет с перерывом, будто он является звуковым описанием местности, интерпретируя звуком элементы поверхности, в том числе и изгибы болота. Тогда я находил много сходств между звуковой картинкой и графической: вот один край болота озвучен громом, вот - через секунду перерыва, 330 метров, всё верно - другой.
Позже я узнал, что гром – это соударение воздушных волн, он гремит и в пустыне, где «интерпретировать» особенно нечего, разве что тарханы, если они есть, и облака. Но сам ход моей мысли, даже если он не верен, в высшей степени геометричен и географичен. Истоки своего алгоритма мышления я обнаруживаю в том периоде, когда мне было от 3 до 10 лет. Поездки с матерью к её подругам на Украину, и особенно частая смена обстановки при поездках по Томской области и на Алтай – всё это давало мозгу информацию для анализа. В более взрослые лета, начиная с 16, я - уже по собственной инициативе - перемещался в пространстве: на велосипеде, на лодке, на поезде, автостопом на попутных машинах. И то, что я воспринял в детские годы в очертаниях ландшафта, полукольца дороги и бора, через который возвращался из школы, в витиеватой ядрёности сосен, под которыми бабушка учила меня искать грибы – всё это проклюнулось позже, ближе к 18-19 годам, в виде способности выделять из общей картины мира его элементы, давать количественные характеристики их параметров и сравнивать их.
Природа излучала геометрию. Но из людей моего круга эту геометрию никто не хотел изучать. Более того, когда я обращал внимание своих редких приятелей на ту или иную закономерность, они не столько сомневались в правильности моих выводов, сколько в их целесообразности. 16 сентября 2001 года, уже несколько дней живя в лесу, я понял, что ярусы ветвей у сосен добавляются ежегодно синхронно с наростом на стволе одного годового кольца. Получалось, что на каждой ветви дерева каждый год прирастает не только кольцо, но так же - и ярус ветвей. Из этого следовало, что дерево – не просто листики или хвоя на ветках, а иерархически организованная структура, уравнение на корню. Как-то раз, идя с шахматных соревнований, я предложил своим товарищам по шаху такую тему: закономерны ли ветвления ветвей. И люди, умеющие просчитывать на 5, а кто и более ходов древо вариантов, дружно сказали: нет. Кто в шахматах считает на два хода, тот в жизни редко видит на один. А к тому времени я уже вывел коэффициент ветвления у сосен: сумма диаметров исходящих ветвей в 1,57 раз больше диаметра ветви, из которой они исходят.
В тот период я ещё сильно тормозил, не замечая таких соотношений, которые впоследствии стали для меня очевидны. Сказывались последствия официального обучения. От школы я отходил несколько лет. Затем настала очередь в понимании ландшафтов. Я изобрёл для них термин «уравнение ландшафта», но свои интуитивные ощущения пока ещё не сумел сформулировать. Поэтому довольствовался наблюдением американского трансцеденталиста Генри Торо ( «Уолден, или Жизнь в лесу» ): «Составив карту пруда [273] в масштабе 160 футов = 1 дюйму и записав более 100 промеров, я установил удивительное совпадение. Заметив, что цифра, означавшая наибольшую глубину, оказалась примерно в центре карты, я положил линейку сперва вдоль карты, а затем поперек и к своему удивлению обнаружил, что линия наибольшей длины пересекала линию наибольшей ширины как раз в точке наибольшей глубины, хотя на середине дно ровное, очертания пруда далеко не правильны, а наибольшую ширину и длину я получил, измеряя также и бухты. Тут я сказал себе: не этот ли принцип определяет и наибольшую глубину океана, как и любого пруда и лужи? И не он ли лежит в основе измерения высоты гор, если рассматривать их как противоположность долин?».
Ландшафт тянул за собой необходимость существования закона распределения масс – и на поверхности Земли, и в Космосе, а закон распределения масс ставил вопрос о параметрах электромагнитных и иных полей и их источниках.
Сплав по Чулыму – притоку Оби - был спусковым крючком, а так же мостиком между работающими на загрузку подсознания детскими впечатлениями и сознательным поиском геометрических закономерностей в юношеские годы. Мне было 18. В одиночку я прошёл по весне на рыбацкой резиновой лодке 800 км по Чулыму, а осенью добавил ещё 400. Сильный голод на голую реальность сразу же привёл к ошеломляющим открытиям: повороты Чулыма в пределах пяти были похожи один на другой, а потом – другая серия повторов. Я легко воспринял факт существования информационной картины мира. А позже, в сентябре 2000-го года во время сплава по Оби (из Северска вниз по Томи, далее вниз по Оби до устья Чулыма и 40-го км вверх по Чулыму) я с жадностью всматривался в маяки тополей, как дорожные знаки, обозначающие поворот русла. Меня более не смущала грязь, гнус, заросли шиповника – я видел подноготную мира сквозь все шероховатости поверхности и помехи естественной маскировки. Мир был пронизан геометрическим каркасом, и вдали от книг европейских учёных я чувствовал себя первооткрывателем – азартно вбивал свои колья, где вроде бы не ступала нога человека.
Информационная структура ландшафта имела свои точки симметрии, своё кривое зеркало отражений. Свет и звук – это колебания различной частоты. Одни из этих колебаний мы воспринимаем глазами, другие – ушами. Изгибы рек, синусоида береговой линии, витиеватость старых сосновых сучьев, извилины мозга – это воспринималось мной как что-то, имеющее общий корень. Как матрёшка вложенных друг в друга миров. Человек по жизни был встроен в эту информационную картину. Но обособляясь от природы, он буквально в последние годы, перегнул палку – настроил безжизненных городов, вырвал себя из эволюционного контекста событий и создал новую, технократическую среду. Но технократическая среда строилась уже не на тех базовых геометрических закономерностях, которые распространены в природе вне зависимости от осознания их человеком, а на квадратно-кубических формах. Локализовав себя в ограниченном пространстве города, замкнув свои перемещения городскими маршрутами, выстроив это пространство и эти маршруты в призматическом исполнении, человек опустошил сам себя. И это выхолащивание человечности из человека, обмельчание человеческой сущности под ударами урбанизации ведёт к деградации личности, и как следствие, к упадку организационных форм, в которые эти личности или недоличности объединены. Ведь как мы думаем? Мы думаем ветром, мы думаем рекой, листвой деревьев. Хотя, конечно, природа нас использует как орудие мысли. Природа думает нами. И это не просто метафора или дань анимизму. На внутреннем уровне мы воспринимаем более тонкие энергии, чем официально известные нам. Так или иначе, мы подключены к биополевым информационным структурам (и сами являемся частью этих структур) – к нашему внутреннему интернету, который более совершенным способом передаёт мысли на расстояние и помогает другим мыслям «приходить в голову». Человек, изъятый из пусть слегка окультуренной, но неразрывно связанной с естественной среды обитания, ещё не закованной в асфальт и бетон, начинает вырождаться. Его многочисленные связи с реальностью обрубаются. Интеллект – это всё дело наживное. Сдаёт тело. Носитель интеллекта с каждым поколением всё хилее и бледнее. На москвичах лица уже нет. Пусть об этом они прочитают в метро.
Другой вопрос - как происходит загрузка мозга параметрами реальности? Не трудно понять, что мозг щенка собаки или человеческого дитя, хоть и содержит в себе наработки предков, но не самодостаточен, он развивается в соприкосновении с миром. Он не может саморазвиться. И поэтому социальные помехи для его развития заключаются не в том, что горе-воспитатели ему мешают развиваться только ему известным единственно правильным способом, а в том, что его ограничивают в контакте с миром. Ему неоткуда черпать себя и находить свои границы возможного. Речь - не о целесообразной опеке в младенчестве, а об отсутствии среды познания как таковой, о замещении её средой инородной. Искусственный свет, искусственный дом, искусственный грунт, искусственный цветок, искусственные отношения между людьми, синтетические колготки, сливочное масло напополам с парафином. Всё нельзя. Не трогай, а то сломаешь. Не лазь, а то упадёшь. Не суй, а то ударит током.
Путешествие автостопом из Томска на Дальний Восток в 2001 году дало мне возможность ещё более остро почувствовать закономерности в строении гор. Среди читинского лысоватого сопочника я видел шахматную доску, где всё разбито на многоугольники, и где местность развивается по своим правилам, расставляя горы и прочие принадлежности по своим полям. Уже через несколько лет, смотря фильм, я быстро определял те горы, в которых происходит действие картины: разные горные системы имеют типичные только для них геометрические характеристики; например, бодайбинские сопки (Иркутская область) имеют типичный для них скос ближе к вершине, как автомобилисты бы сказали о дороге – перелом продольного профиля.
Я видел и старался понять то, чего не видели или не хотели понять мои сверстники. Но они не замечали не только признаков каркаса – остова строения мира, многие из них - даже большинство - не умели чувствовать красоту мира, лежавшую на поверхности. Речные камни-самоцветы - агаты и сердолики – казались им забавной безделушкой. Их чувственное восприятие было атрофировано. Жёлто-красный сердолик согревал глаз своим теплом, но мне не с кем было это обсудить. Владимир Набоков, помнится, в книге «Другие берега» писал, что для него слова имели цвет. Я продолжаю видеть в самоцветах нераскрытый энерго-информационный потенциал. Я вижу их в художественной (светящиеся картины) и научной перспективе. В 1930-е годы в СССР даже развивалось такое медицинское направление – сердоликотерапия.
Один мой знакомый работал каменотёсом, но и он тоже не разделял моих восторгов по поводу красоты камней. Он говорил: «Иногда попадаются ничего себе камни, но и их нужно раскрыть, увидеть в них замысел, обработать и отшлифовать». Я возражал: «Они самодостаточны. Все». Он не соглашался: «Но ведь и в природе случаются уроды». Технократическая цивилизация вырабатывает у человека специфическое представление о красоте: красиво искусственное, обточенное резцом, ведь не пропадать же резцу. То есть не камень красив, а вмешательство человека в структуру камня. Естественное вызывает отторжение, гадливость. Именно механистический взгляд на природу человека отказывает ей в праве на легитимность, а преобразование её под резцом воспитания считает достижением и называет культурой. Культурой сплошь и рядом называю то, что ей не является. Но точней было бы назвать такую «культуру» духовной инвалидностью. Обычное возражение: назад к природе? Нет и да. В леса уходить не надо. Но и застёгивать до упора молнию пластмассового комбинезона – тоже. Можно сопреть. Угнетение биологической основы человеческого разума чревато вырождением это самого разума.
Технократическая стадия была неизбежным и в чём-то даже удачным проектом земной цивилизации. Но именно механистичность этой стадии развития и привела к тем жестоким противоречиям между биологичностью самого человека и механистичностью его достижений. Либо человек должен стать роботом, либо машина должна ожить. Противоречия между машинной логикой и биологическим бытиём человека уже достигли критических значений, угрожающих человечеству как внешней разбалансировкой климата, так и внутренними неприятностями – болезнями и личностной деградацией.
Уже не раз я вплотную подходил к вопросу: откуда берутся учёные? Думаю, для многих очевидно, что учёные происходят не из университетов. Поясню свою позицию. Мой знакомый р а б о т а л каменотёсом, а не был каменотёсом по жизни. Через систему образования можно подготовить прогнозируемое количество технических сотрудников – хоть каменотёсов, хоть лаборантов. В смысле выполнения стандартных действий они будут на высоте положения. Но настоящим учёным нельзя работать, учёным можно только быть по жизни. Потому что научный поиск – это не работа, а творчество. Что касается кадрового вопроса, то по призванию каменотёсом или исследователем камней может стать далеко не любой человек. Образование – это техническое дооснащение воспитания. Образование возможно лишь в пределах полученного воспитания. Если говорить не абстрактно, а применительно к современной России, то покалеченные воспитанием люди в своей основной массе могут – как бы их не образовывали – только работать, то есть заниматься трудовой проституцией. Значит, нужно определить условия формирования не профессиональных навыков, а алгоритмов мышления и сущностной основы человеческой личности. Причём, рассматривать их в таком контексте, в такой социальной перспективе, где продажа труда недопустима потому, что хищнически эксплуатирует человека, разбазаривает его время, лишает возвышенных стимулов для деятельности с полной отдачей. Это просто сказать, но очень не просто сделать, но, тем не менее, сделать просто необходимо.
Отказавшись от старой культуры, то есть культуры пришпоривания био- в угоду социо-, мы останемся вообще без трафарета. В качестве ориентира пока проглядывает только общий принцип естественного физиологического развития, не регламентации сексуальных отношений, реализации генетического потенциала, обогащения навыками и знаниями и, как следствие, целостное восприятие мира. Общих соображений недостаточно. Цель, понимаемая как необходимость изменения параметра, понятна, а способ достижения цели не разработан. Дело в том, что человечество находится в довольно жёстких условиях, между и между, от и до. Поэтому воспитательный вакуум даже при возвышенных целях приведёт к утрате многих социальных завоеваний. Как говорил К.Петров, культура генетически не наследуется.
Что может заполнить это пространство? Прежде, чем ответить на этот вопрос, нужно сверить исходные позиции. 1. Образование – завершающая часть воспитания. Воспитательно-образовательный процесс можно рассматривать как единое понятие. 2. Воспитательно-образовательный процесс зависит, в том числе, и от целей общества. Полезность и целесообразность действий детей, подростков и молодёжи определяется соответствием целям общества. 3. Цели общества, сводящиеся к сохранению существующих общественных и производственных параметров и служащих воспроизводству социальных отношений через воспитательно-образовательный процесс, порочны. Только устремлённость к развитию, к размыканию социальной системы, к её открытости и соответствию космическим закономерностям галактического и даже вселенского порядка может быть ориентиром для целей общества и воспитательно-образовательного процесса.
В. Лирическое отступление на тему «где мои 15 лет?».
Я рано начал жить. В 14 лет крутил «бизнес», связанный с перепродажей рыболовных снастей, в 15 – купил на «сбизнесженные» деньги моторную лодку и на вёслах ходил до Попадейкинской протоки со своей командой. Мои товарищи по походам были всего лишь знакомыми по школе. Старая, 78 школа была общим знаменателем, хотя я уже года два как учился в новой – 87-й. Более основательных причин для того, чтобы считаться своими людьми, городская жизнь не предполагала.
Хотя с Денисом мы в июле 1993 года вместе летали в летний лагерь «Хальзев» на Чёрное море. Это тоже было объединяющим звеном, хотя изначально я не видел себя с Денисом в одной лодке. С Егором я проучился в одном классе только первую четверть. С Женей – несколько лет. А Денис – учился в параллельном классе. Он был самый свободный из нас четверых. Он пользовался с 12 лет в силу «семейных обстоятельств» повышенными правами: его отец завёл новую, если мне память не изменяет, семью, где у него родился ребёнок, забот хватало и без Дениса. Женя был с ленцой («сейчас телевизор новый, что ни включишь, всё смотреть интересно»), но я ему симпатизировал и поэтому принял его условия: или с Денисом, или я вообще не поеду. Егор появился позже. Он был не такой как все, в нём была не от города сего индивидуальность. Мне уже никто не устраивал истерики, я жил у бабушки, чтобы не сойти с ума. И это мне удалось. Но всё же, вольность Дениса для меня была недостижимым идеалом. Это он меня за два с половиной года до этого и раскачал на зимнюю рыбалку. Первый выезд на «Прогрессе» мы сделали 30, что ли, июля 1996 года. От Северска до Попадейки. Я был, конечно, горд. Такая махина – и моя! Мотора не было. Но на вёслах-то даже интересней! В одиночку управляться с лодкой на реке мне было тяжело, это и стало той практической причиной потребности в команде. Мы гребли по очереди.
Оббежав местные озёра, мы отметили вслух, что неплохо бы здесь устроить какой-нибудь лежак и водить сюда «тёлок». Но места были слишком дремучие, а озёра - слишком заросшие, и с взаимного согласия мы предпочли девкам рыбалку в устье Попадекинской протоки (второе название – река Кисловка). Там – просторней и веселее. Наше мальчишеское братство продержалось целый месяц - до начала учебного года. Я не буду юлить – Женя мне прямо сказал: ты не капитан, а судовладелец. Каким-то большим авторитетом я не пользовался. И всё это было не тем, чем оно могло быть. Но что сделать, человек не рождается умудрённым годами.
Денис был хитёр. «Вадик, тебе рыба нужна?». Пока они рыбачили, я в одиночку ходил собирать ягоду. «Нет, не нужна». И два ведра рыбы эти двое засранцев упёрли домой. Просто приехал рыбнадзор. Пацаны рыбачат в лодке – их не тронули. А сети, которые поставили попадейские мужики, сгребли ежом, выбросили на берег или что вроде этого, но рыба осталась. Поэтому, задавая вопрос, Денис не посвящал меня в нюансы ситуации. А этого я не любил, хотя сам не был лишён недостатков, но для меня они были менее очевидны, чем для других, причём для каждого – на свой лад. А «почувствовать себя», соотнести свои достоинства с достоинствами других можно только в коллективе сверстников, который при этом ещё занят общим делом. Семья такой возможности не даёт.
Что касается Егора, с него строго спрашивал отец. Не помню, может у него есть старший брат, и у родителей были свои аналогии и резоны. Короче, роды протестовали ремнём по одному месту, если он приходил после 9 вечера. По крайней мере, были большие проблемы. Нам было уже по 15, нам хотелось уважения. А это неравенство в правах вынуждало нас возвращаться раньше запланированного, когда Егор был с нами. Когда мы шишковали на Виленке, он отошёл метра на 2 от ствола по могучей ветви, идущей параллельно земле. Тряханул ветку и вернулся. Наверное, когда сам делаешь – не так страшно, как смотреть на это со стороны.
Впоследствии ограничение свободы до 21 часа не оправдало ожиданий его родителей: Егор попал под уголовный суд по обвинению, связанному с кражей, но его вина не была доказана. Он работает водителем. Денис вписался в обывательский мир, работает на промышленном предприятии. Женю я давно уже не встречаю. Наверное, смотрит телек.
Лодка стояла на берегу, а вёсла – носили домой. На береге кильдыма не было. И вот пару раз, когда Денис взялся, чтоб не всё время мне вёсла таскать, донести их до своего дома. А потом лодка стала уходить без меня. Я решил внести ясность. Ведь это так просто, решить вопрос категоричным тоном с позиции судовладельца.
Что будет, если лодка совмещается с «тёлками», я узнал на следующий год, когда, пытаясь переиграть заново прошлогоднюю команду, стал водиться со старшеками на берегу. «Тёлки», лодка и мотор - равно пьянке на берегу. Причём, для этой формулы не важно, какой мотор – «Вихрь-30» или «Ветерок-10м». Мне было с кем сравнивать. И сравнение было не в пользу того круга, который уже не я собрал, но к которому я пристал. Жажда познания новых горизонтов у парней 19 и 20, а то и 20 с гаком лет была уже не та. Мы вместе ходили на моторе в Порос и поднимались до предела его судоходности, шишковали там и рыбачили. Но это были разовые вылазки. И это поколение, грубо говоря, 1977 года рождения было более затюканным, чем поколение 1980-81 годов, моё поколение. Молодёжи на берегу Томи в Северске тогда уже почти не было. Были собутыльники и пляжники. Я откололся от бригады и стал последним романтиком берега. Тогда – ещё даже реки: со своей новой лодкой «Обь» 1973 года выпуска, я управлялся сам, она была легче «Прогресса» на 90 килограмм. В городской жизни места для меня не нашлось, а легкомысленные отношения вызывали у меня отвращение. Возможно, зря. Но я выбрал лодку. И всё-таки меня тяготила лёгкость лодки…
Развал Советского Союза дал возможности для более полноценного развития. Но вскоре выяснилось, что у свободы есть и обратная сторона. Моё 15-летие пришлось на нахлыст этих двух тенденций: от советских времён нашему речному братству перепало отношение к человеку как к ценности (это воспитывалось при Союзе, но опровергалось дальнейшей советской же жизнью), а от новых времён – возможность начать взрослую жизнь на 2-3 года раньше, пока не замылился глаз, пока есть острый интерес к каждому повороту. При Союзе я едва ли бы зарегистрировал лодку в 15 лет. Тот же самый вздыхатель по советским временам Черепейников, который выдал мне судовой билет, послал бы меня тогда на фиг. Он бы и в 1996 году сделал бы то же самое. Просто я его достал. Лучше уступить перед единичным случаем, чем сверять права со всякими кодексами. Он так и сделал. Мол, на вёслах, ладно, так уж и быть. А без судового билета лодку могли просто отобрать те же самые рыбнадзоровцы. Владеть, ещё не означает распоряжаться, использовать, управлять.
Под гнётом свободы, неумеющие с ней обращаться поколения, как переэкспонированные фотографии, дозрели до нужного контраста, но будучи неспособными зафиксировать своё достижение, ушли в тень. Момент был упущен.
Г. Среднестатистический россиянин и градус приоритета.
Прежде, чем сформулировать содержание воспитательно-образовательного процесса, следует определиться с физической картиной Космоса и целями общества. Поэтому говорить без оговорок не получится: набросок – это всего лишь набросок черновика, который всё ещё находится под силой тяготения прошлого и только ещё пытается нащупать контур будущего.
Итак, набросок нового курса. Непреднамеренное обучение (по Илличу); участие в научно-исследовательской деятельности вроде заныров на мини-подводных лодках для изучения речного и озёрного дна и подъёма с него вековых лесин и коряг для нужд медицины и строительных целей; прогонка речного гравия через центрифугу и магнитную ленту на предмет обнаружения метеоритов; прокладка лесных дорог и вывоз на моторных лодках уже отвеянного ореха из труднодоступных кедрачей; помощь бригаде лесозаготовителей; изучение местности с помощью малой авиации; компьютерное исследование снимков со спутника на предмет газовых месторождений и метеоритных кратеров; съёмка тематических фильмов; участие в производстве подводных лодок для реки. Я набросал этот эскиз, имея ввиду свой опыт 15-летнего капитана и ту свободу и ответственность, которую только и можно ощущать в соприкосновении со стихиями.
Ещё раз повторю, что о педагогике можно говорить всерьёз только тогда, когда обозначены цели общества. Цели будущего общества пока обозначены очень общо: познание мира, долголетие человека, рациональность социальных отношений, выход на другие космические ветви человечества, развитие. Но в том-то всё и дело, что не существует идеальных состояний. Если бы мы чётко представляли всё космическое многообразие, можно было бы говорить о выдвижении соответствующих целей общества. Но мы не знаем, как устроен мир. А то, что уже знаем, не умеем передать: скорость полной передачи знаний имеющимися средствами занимает больше времени, чем продолжительность жизни человека на Земле. Узнавая о мире больше, мы вынуждены менять структуру общества. Поэтому и задачка «Космос - цели общества - педагогика» решается только в узких рамках, после отсечения многообразия, которое мы не способны ни воспринять, ни оценить. Отсюда вытекает неизбежность не то что погрешности – ляпы. Сколько-нибудь устойчивое развитие общества на отдельно взятой планете невозможно, т.к. ограниченность в представлениях о мире и в выборе средств познания и производства будет накапливать противоречия и срываться в штопор кризиса. И так каждый раз. И с каждым разом всё быстрее, потому что историческое время сжимается под действием демографического давления, усиление которого (т.е. рост численности населения планеты) тесно связано с космическими факторами.
Именно по этим причинам необходимо перевести воспитательно-образовательный процесс из ручного режима в режим самоуправляющийся, с развитой обратной связью. Если же его – процесс – снова замкнуть на социальный заказ, то это снова приведёт к краху. Обратная связь – это хорошо, но недостаточно. Необходимо так же не только реагировать на ситуацию, но и предвидеть её, предпринимая упреждающее воздействие. Это означает, что недостаточно реагировать на перемены, когда они уже начали происходить, нужно реагировать на них до. Однако в современном обществе мы наблюдаем редкостный дурдом, когда нет обратной связи между образованием и целями общества, цели общества заземлены на получение прибыли одной частью общества за счёт другой, а упреждающее воздействие – это прямо невидаль какая-то с точки зрения временщиков. В б..дском обществе и школы все – б..дские, и учителя – б..ди, которые готовят пушечное мясо и б..дей в офисы и на панель. При этом интеллигентно поправляют очёчки и находят иносказательные словесные эквиваленты, оправдывая свою палаческую по отношению к будущему роль.
Будет обучение проходить так, как я описал, или как-то иначе – это не столь важно. Важно, чтобы это время не вычиталось из жизни, чтобы соответствовало замыслам природы и чтобы инициатива в выборе деятельности исходила от ребят, а не пионервожатого или бригадира. Дети хотят перепробовать всё, всё потрогать, разобрать, испытать. И их необходимо поддержать в этом желании. Из того множества поверхностно и азартно опробованных направлений со временем они выберут себе занятие по душе, в которое углубятся и пустят корни и впоследствии достигнут своих вершин. Но, в то же время, любая, даже любительского рода деятельность, должна строиться на практичной основе, а не быть полётом души. Летать хорошо в одиночку. Поясню. Чтобы исследовать речное дно на миниатюрной подводной лодке с прозрачным днищем или управлять автомобилем, моторной лодкой самолётом, совсем не обязательно «сдавать на права», но совершенно необходимо разбираться в устройстве данной техники и в управлении ей. Здесь не может быть возрастных ограничений, но здесь обязательно будут ограничения сознательные: если ты в свои 12 лет не можешь дотянуться до педалей, то можно смастерить более высокие педали, но если ты, берясь за штурвал, не в состоянии ощутить ответственность, то тебе, действительно, рановато, в твои сорок. Многие нынешние автолюбители дотягиваются до педалей, но имея, «права», «корочки», «дипломы» не шарят в теме. Потому что пока завтрашние жмурики делают «корочки», автошколы делают деньги на завтрашних жмуриках. Потому что пока студенты делают свои дипломы, университеты делают свой бизнес на лохах.
Революционное воспитобразование может долгое время избегать уродств образования постсоветского, но задачи по выплавке человека новой формации оно не осилит. В раз, в одно поколение достичь цели, разумеется, не удастся. Цель – изменение в сторону повышения среднего уровня целеполагания в обществе. Проще говоря, нужен рост приоритетов. И этим параметром уже задаётся вся воспитательно-образовательная структура. Содержание определяет форму. Насчёт приоритетов немного распространюсь. В капиталистическом обществе (особенно в странах периферийного капитализма) приоритетными являются низменные цели, и они являются таковыми в силу отсутствия социальных гарантий, ведь человек вынужден концентрировать своё внимание на удовлетворении своих биологических потребностей. На потребности более высокого ряда у него просто не хватает времени и желания. В обществе коммунистическом (такого общества современность ещё не знала) высокий уровень социальных гарантий оставляет в о з м о ж н о с т ь для реализации стремлений более высокого полёта вроде познания мира. Однако, в советском (то есть НЕ коммунистическом) обществе, где такая возможность частично присутствовала, конструирование и научный поиск были развиты в любительской среде в очень умеренной степени. Гораздо больше людей смотрело футбол и играло в шахматы. Поэтому возможность так и осталась только возможностью. Средний уровень притязаний был весьма примитивен. Сейчас же в российском обществе процветает приоритет примитива, и если рассматривать некого среднего человека, то мы увидим весьма неприглядное существо, которое если назвать человеком, то значит сделать ему комплимент. И чтобы повысить этот средний градус и требуется много сил и времени.
К.Петров уделял большое внимание методологии. В своих ведеолекциях «Академии управления» он, помимо прочего, говорил о разрозненности школьных и университетских знаний, их «калейдоскопическом идиотизме», альтернативой которому он считал целостное (а не системное!, т.к. системность предполагает субъективность!) восприятие мира. Для того, чтобы целостно воспринимать мир, нужно владеть методологией, то есть ключом к пониманию, каркасом, на который будут крепиться факты. Школа и университет такой методологии, по мнению К.Петрова, умышленно не дают, так как это не соответствует интересам определённого круга лиц, осуществляющих бесструктурным способом через финансы и политику управление процессом глобализации. Эта мысль в части общности школ, находящихся в разных частях мира, пересекается с мыслью Ивана Иллича («Освобождение от школ» http://golosa.info/node/3425 ), где он приходит к выводу о неких общих недостатках системы образования (бюрократизм, заорганизованность, манипуляция при формировании потребностей человека, школа как придаток рынка) в различных странах. Таким образом, можно говорить, что процесс обучения управляем вероятностно-предопределённым способом – ц.у. никто не даёт, но создаёт ситуацию, которая исключает принятие любого другого решения, за исключением принятого, и уж точно гарантирует высокий процент предопределённых, но, как будто, независимо друг от друга складывающихся отношений.
Болонская система образования, как видно из ролика «ВУЗы готовят марионеток» ( http://tomsk.fm/watch/54986 , мнение социолога Андрея Фурсова), имеет далеко идущие цели. Существует прямая зависимость образования от экономики. Сырьевому придатку учёные не нужны. Нужны функционально эффективные, конкурентоспособные и износостойкие рабы, по совместительству - потребители. А ни рабам, ни тем, кто ими понукает, совсем не обязательно понимать, что происходит, к чему это ведёт и чем закончится. Рабы должны хотеть каждый заниматься своим делом. А когда раб изнашивается или функционально устаревает, эффективные менеджеры его заменяют другим, более конкурентоспособным (до поры до времени) рабом. Укоренение рыночных отношений в сфере образования – это подходящий способ доразвалить то, что перестроить под цели завтрашнего общества уже нельзя. Нужно быть готовыми начать всё заново.
Уйдя в апреле 1997 года из 10-го класса общеобразовательной школы, я столкнулся не то что с непониманием - с травлей, направленной на то, чтобы я ОСОЗНАЛ необходимость моего возвращения в лоно матрицы. И меня учили быть рабом вовсе не рабовладельцы, а сами рабы. Уже позже меня подвергали прямолинейной травле (но это не шло ни в какое сравнение с «благими пожеланиями» 1997 года) различного толка социалисты, марксисты, анархисты ЗА СПОСОБНОСТЬ ЦЕЛОСТНОГО ВОСПРИЯТИЯ МИРА, за то уникальное свойство, которое я обрёл в походах, за записками у костра и на привале, за чтением книг и в общении с бывалыми людьми. В зауженное школой и университетом сознание политтусовщиков солнечная активность ну никак не вписывалась. Земля стояла уже не на трёх китах, но человек всё ещё был пупом Земли и, конечно же, не мог зависеть в своих действиях от какого-то там Солнца, наздёвывая на себя побольше курток, «потому что зима». И это понятно, потому что сознание проистекает из практики восприятия мира, из взаимодействия с ним. А если человек, кроме бетонных джунглей, призматических форм и людей с квадратно-правильными убеждениями, ничего в своей жизни не видел, то откуда ему это знать. И отсутствие этой целостности, нити, связывающей воедино множественные явления – не вина, а беда этих людей. Но они даже не попытались понять… Они учили жить: «А кто тебя кормить будет?», «А пенсию тебе тогда не заплатят!». Они дёргали за какие-то отдельные нити, которые считали исчерпывающими многообразие реальности, и не замечали, что сами висят на нитях. Да им и не надо было этого замечать, ведь «каждый должен заниматься своим делом». Эту расхожую фразу следует считать девизом рваного сознания. Поставить в их биографиях точку – это тоже дело, и для кого-то оно тоже может стать своим.
«Допрос хорошего человека.
Подойди. Говорят,
Ты хороший человек.
Ты неподкупен. Впрочем,
Молния, ударившая в дом, -
Тоже.
Ты не отступаешься
От того, что когда-то сказал.
Но что ты сказал?
Ты честен: что думаешь, то и говоришь.
Но что ты думаешь?
Ты храбр. Но в борьбе против кого?
Ты умен. Но кому служит твой ум?
Ты не заботишься о своей выгоде.
А о чьей?
Ты хороший друг. Но хороших ли людей?
Слушай же, мы знаем:
Ты наш враг. Поэтому
Мы тебя поставим к стенке.
Но, учитывая твои заслуги и твои достоинства,
Мы поставим тебя к хорошей стенке
И расстреляем тебя из хороших винтовок хорошими пулями,
А потом закопаем
Хорошей лопатой в хорошей земле».
Бертольд Брехт (1898 – 1956).
Д. Детство.
От системы школ придётся отказаться. И заменить её походно-просветительными курсами, научно-исследовательским поиском, производственной деятельностью. Для этого необходимо понять, что же такое детство. Оказывается, детство – это не некая непреложность, которая была во все времена. Разумеется, всем людям, дожившим до 20 лет, в своё время было 5 или 15 лет от роду, но это не всегда и не у всех было детством. На протяжении многих веков ребёнок включался во взрослую жизнь с ранних лет. Он помогал отцу пасти стадо, или она помогала матери управляться с домашним хозяйством. И только с бурным развитием производительных сил стало возможно выделить особый период в жизни человека, не отягощённый бытовой рутиной.
Константин Петров, лидер КПЕ, в своих видеолекциях рассказывал: «Возникновение периода детства обусловлено увеличением объёма внегенетической информации». Такая постановка вопроса вводит ещё одну переменную – язык (речь и письменность), то есть на данный момент доминирующий способ передачи информации от человека к человеку. «Речь является информационной системой кодирования предметно-образного мышления человека», - К. Петров. Ни одного слова лишнего. Сжато и точно. Мы являемся заложниками своего способа передачи информации, медлительного и трудоёмкого, расточительного по отношению ко времени и энергии. Кроме того, язык недостаточен для «полноприводной» передачи смыслов, что вызывает непонимание у собеседников. И отсталость инструмента передачи навыков и знаний вкупе с непомерно короткой человеческой жизнью создаёт прямо-таки нелепое положение, которое, тем не менее, не воспринимается людьми как довод в пользу перемен, а вызывает только сентиментальные замечания вроде «такова жизнь». Язык тянет нас назад ещё сильнее, чем семья, и с таким положением вещей невозможно смириться. Необходимо развить новые средства кодирования. Это настолько фундаментальный вопрос, что он заслуживает внимания не только в связи с обсуждением воспитательно-образовательного процесса, но и отдельным текстом без всякого повода. Акцент современного образования на столь примитивном способе передачи полузнаний как язык быстро заводит в тупик. Личное участие в процессе куда более эффективный способ воспринять информацию. Но это, как говорится, на безрыбье. Необходимы фундаментальные подвижки. Нужно искать альтернативу языку – и техническую (какие-нибудь эгрегориальные голограммы), и биологическую (раскрытие дремлющих спрособностей).
Если К. Петров объясняет возникновения детства необходимостью, то И.Иллич концентрирует внимание вокруг вопроса о появлении возможности для удовлетворения этой необходимости. Иван Иллич «Освобождение от школ» ( http://golosa.info/node/3425 ):
«Детство, как таковое, в отличие от младенчества, подросткового возраста или юности, было неизвестно в большинстве исторических периодов. Христиане несколько столетий даже не умели определять его телесные размеры. Художники изображали ребенка как миниатюрного взрослого на руках матери. Дети появились в Европе во времена Ренессанса вместе с карманными часами и христианскими ростовщиками. До нашего века ни бедные, ни богатые не знали, что такое детские платья, детские игры или детская неприкосновенность перед законом. Детство принадлежало буржуазии. Ребенок рабочего, крестьянина и дворянина проходил путь, который проходили отцы, играл в игры, в которые играли отцы, и, как отцов, их вешали за шею. После открытия «детства» буржуазией все это изменилось. Только некоторые церкви продолжали уважать в течение некоторого времени достоинство и зрелость юных. До Второго Ватиканского собора каждый ребенок знал, что христианин начинает различать добро и зло в возрасте семи лет и начиная с этого возраста он способен совершать грехи, за которые он может быть осужден вечно гореть в аду. К середине XX столетия родители из среднего класса начали пытаться избавлять своих детей от воздействия этой доктрины, и их взгляды на детей теперь преобладают в практике церкви.
До XIX в. дети буржуазных родителей воспитывались Дома с помощью домашних учителей и частных школ. Только с возникновением индустриального общества массовое производство «детства» стало осуществимым и действительно появилось. Школьная система — современное явление, как и детство, благодаря которому она существует».
Но эта обособленность детского времени тут же привела к его регламентации: каждому возрасту соответствует та или иная ступень того или иного социального института. Если не мудрствовать лукаво, то необходимо включить детство в жизнь. До сих пор детские годы выпадают из жизни и тратятся не просто на всякую ерунду (по принципу «ребёнок должен быть занят»), а на добивание личности, на завершение институтом школы того, что не до конца удалось институту семьи. Поэтому получение грамотности при нашем активном вмешательстве более не будет сопряжено с подавлением личности, достигаемым через единственность образовательных форм и замкнутость воспитательно-образовательного процесса на воспроизводство социально-государственной системы.
В советское время практиковались экскурсии школьников в пожарные части и на производства. Но это была головная боль для директора ТЭЦ, начальника пожарной охраны или полковника военной части. Потому что никто не понимал, зачем это нужно. А для школьников это был санкционированный прогул уроков. Что-то вроде ещё одного коллективного выгула до театра или зоопарка. Тактильные способности оставались не у дел и загрузка мозга через ощупь, через действие не происходила. Например, инвалидов учат делать вещи своими руками, это развивает мышление, способствует самоутверждению. Из этого становится понятным, что дети должны быть по своему желанию включены в ту деятельность, к которой лежит их душа. И эта деятельность должна быть увязана с целями общества. Например, копание картошки или клумбы для цветов (как в своё время мне учителя устраивали «практику», шантажируя невыдачей аттестата), как правило, удручающе действует на нервную систему молодёжи, а вот подобие уроков физической культуры и труда – встречает большее понимание. Подросткам интересно управлять автомобилем, танком, самолётом, стрелять из автомата, прыгать с парашютом. Всё интересное, что было вписано в рамки социальных институтов и не омрачено их бюрократизмом и маразмом, вполне можно практиковать и в производственно-воспитательной деятельности после разрушения этих рамок. Дети, подростки и молодёжь должны не просто видеть важность своих дел, но действительно быть участниками важных событий.
Очевидно, что нынешняя воспитательно-образовательная система отчасти задаётся и объективными параметрами - уровнем развития производства и его потребностями. Эти потребности во многом определены концептуальными целями общества: при капитализме – получением прибыли, при советском социализме – построением социалистического общества, при коммунистическом космизме – познанием Вселенной и культурным обменом с внеземными цивилизациями. До сих пор воспитание и образование работали на самовоспроизводство тех форм и отношений, которые сложились в этом обществе. Школа воспроизводила государство. Конец этим беличьим бегам в колесе положит не школа. Это школа умрёт вслед за государством, а не наоборот. Почему? Потому что школа – один из столпов системы, и пока есть государство, оно не допустит, чтобы школа перестала его обслуживать. Государство, закостенев, добилось от школы того же – той же твёрдости, тех же глиняных ног. После этого угрожающими темпами стали нарастать противоречия между реальностью физической и реальностью социальной. Система утратила не только гибкость, но и адекватность. Чтобы этого не произошло с завтрашними образовательными структурами, учебные движения не должны быть замкнуты на воспроизводство системы:
1) не должны быть административными способами сведены к одной или нескольким обязательным институциям (они вообще должны быть вне поля государственного тяготения);
2) могут быть самоуправляемы, принимать различные организационные формы при условии соответствия общественным целям и способности обеспечить общепринятый уровень грамотности.
Пусть цели общества - самые что ни на есть возвышенные: научный поиск, выход земной цивилизации на космический уровень. Бумага стерпит всё. Но как быть с практикой? Совершенно очевидно, что нынешние с позволения сказать педагоги абсолютно не способны задать этот новый вектор развития в походно-исследовательском или научно-производственном образовании. С ними придётся расстаться. Но как быть дальше? Революция в воспитании - сама по себе титанический труд. И детско-юношеские образовательные или самообразовательные движения просто некому будет организовывать, а изнутри детского ещё не коллектива стартовый импульс практически невозможен. Ситуация кадрового дефицита в образовании будет лишь фрагментом всеобщего разброда после бойни и революции. Но это же время – время только-только начавшегося спада солнечной активности (2013 - 2014 гг.) – будет наиболее подходящим для радикального социального переустройства. В этой ситуации, когда некая гипотетическая группа водрузит своё знамя на кремлёвскую башню рейхстага, страна будет лежать в руинах, и сколько-нибудь дальновидная политическая программа будет перебиваться обилием неотложных проблем.
В России и сейчас полно беспризорников, но более важно не то, что нарастает крайность, а то, что прогибается середина: студенты вузов – цвет нации, правда, немного облетевший - сплошь и рядом пишут с грамматическими ошибками, растёт число абитуриентов улиц, героизируется бандитизм и недоразвитость. Ускоряющееся падение среднего воспитательного и образовательного уровня может запросто привести к тому, что беспризорников придётся отлавливать по подвалам, а затем принудительно вводить для них курсы – и не самообразования, а ликвидации безграмотности. Это не должно смущать. Невидимое глазу переустройство общества, более рациональное перераспределение энергетических потоков и изменение его информационной структуры всегда сопровождается видимым откатом назад, который выражается в разрушении устарелой промышленности, в расстрелах кровососов, в бедствиях и болезнях среди населения, в нищете и голоде. Но эти издержки с лихвой компенсируются рационализацией общественной жизни. Разрушенная промышленность строится уже с новыми целями по новым чертежам, отношения в обществе становятся более сносными и человечными, а убыль населения постепенно восполняется. Это не цинизм. К сожалению, глобальные процессы, протекающие в ноосфере, не предусматривают ценности человеческой жизни. Если же приоритетом ставить человеческую жизнь, то она неуклонно дешевеет, срываясь в штопор в геометрической прогрессии. Это сродни благотворительности. Можно сбросить атомную бомбу на спящий город, а можно дать денег на операцию ребёнку. Бомбами убито меньше, чем благотворителями. В основе – тот же принцип: приоритет частного в ущерб целому. Обдираю всех, но одному из них показательно помогаю. Карманное телевидение «не замечает» тысяч умирающих от нехватки или дороговизны лекарств, от недоступности квалифицированного врачебного осмотра. Оно не замечает того, как жизненно важная медицинская помощь вдруг стала называться услугой, став вровень с рекламными или бытовыми услугами. И общим знаменателем медицины стал не приоритет сохранения жизни и поддержания здоровья, а «оптимизация» расходов и получение прибыли. Таким образом, дельцы всех мастей играют на двух встречных круговоротах – товаров-услуг и денег – куда они примостили и человеческую жизнь. И получая навар с этого круговорота, они под зорким оком видеокамеры передают малую толику выкачанных с населения денег счастливому обладателю шанса на выживание. Но видеокамера не замечает, что на одного выжившего приходится энное количество умерших от прямых и косвенных результатов деятельности всей суммы «бизнесменов» и чиновников, включая в этот позорный список и благодетелей. Поэтому с мифом о высшей ценности человеческой жизни надо завязывать. Иначе - грош цена такой человеческой жизни.
Самое интересное, что весь этот кошмар происходит в мирное время. А нас пугают ужасами революции – жутко преувеличенной, и к тому же поверхностной стороной дела. И вновь умалчивают о перераспределении экономических, энергетических и информационных потоков в обществе, о более высоких - космических! -приоритетах преобразованного революцией общества. Поэтому, если нам предстоит пройти через волну беспризорников к освобождению новых поколений человечества от карательной педагогики, от деградирующего общества, то мы сделаем это, потому что это дальновидное решение.
Е. Коллектив и семья.
Развитие в коллективе сверстников и в разновозрастном коллективе протекает различно. Ошибочно было бы одно противопоставлять другому. Только среди ровесников можно на полную катушку экспериментировать со своим поведением. Это свобода самовыражения. Но коллективы сверстников не устойчивы. Они быстро возникают и быстро распадаются. Тем предлогам и целям, которые привели к образованию коллективов этого типа, ещё не хватает глубины, а участникам коллектива – внимания друг к другу, терпения. Наиболее устойчивые отношения возникают в разновозрастных коллективах. Здесь уже расписаны роли, выстроена иерархия. Здесь можно почерпнуть особенности родной речи, получить знания или наиболее эффективно использовать навыки, не отвлекаясь на социальные эксперименты, но если говорить о семье, то это очень пресные, застоявшиеся отношения, при всех их бытовых преимуществах. Как говорил К.Петров, культура генетически не наследуется. Поколения, которые сформировались в условиях семьи, и поколения, которые сформировались в условиях сверстничества, будут разительно отличаться друг от друга. У них будет такой же большой разбег, как у мужчины, ставшего мужчиной на охоте, и мужчины, ставшего мужчиной в постели. И выкорчёвывание семьи вовсе не означает необходимости ограничиваться только коллективом сверстников. Однобокость всегда ущербна. Трудовые, исследовательские или походные коллективы тоже могут быть одной семьёй. Например, современная российская армия стала ей в прямом смысле этого слова. Семья, по всей вероятности, возникла по формуле: быт – стержень, секс – в нагрузку. С этой точки зрения становятся понятными отношения в коммунах, которые застал Вильгельм Райх в конце 1920-х годов в Советском Союзе. Личные отношения всегда строятся вокруг какой-либо долгосрочной деятельности, требующей коллективного участия. Вместе рыли коренья, вот и возникла в своё время семья-стадо из 1000 человек. Условия жизни улучшились – отпочковались парочки. Семья из тысячи человек распалась. А то, что пришло ему на смену, тоже было названо семьёй. Получился терминологический винегрет, который поддерживает веру в блюстителях нравственности в нерушимость и вековечность имеющегося типа семьи. Семья, конечно, сохранится, но это уже будет не семья. Так вот, Райх застал в коммунах уже период распада, который описал в своей книге «Сексуальная революция» (глава приведена полностью в выдержках из этой книги http://www.socialism.ru/talk/index.php?topic=449.0 ); коллектив коммуны пришёл в противоречие с парным браком. Привод в коммуну девушек в качестве жён и парней, соответственно, в качестве мужей каждый раз ставил перед коммунарами вопрос, кого и куда они принимают: только ли в качестве сожителей кого-то из коммунаров или же в качестве членов коммуны. В этом – парном – смысле семейная жизнь быстро накапливала противоречия с общественным – коммунным - бытиём, подтачивая коммуну изнутри, и в итоге приводила её к распаду. Таким образом, мы приходим не к такому уж очевидному выводу, что парная семья и коллективное участие в производстве – понятия несовместимые. И действительно, с середины 1920-х, когда годов маховик сексуальной революции в Советском Союзе стал разматываться в обратную сторону, начался откат и в методах стимуляции труда, и в личной мотивации участников производства. Всё реже встречались горящие глаза и бескорыстный труд, всё чаще людей побуждали к действию страх и жажда наживы, кнут и пряник. Социальное творчество перерождалось в рутинную работу за постылую зарплату. Пышным цветом расцвели приспособленчество, холуйство, блат, бесправие и вседозволенность. Отсталая форма семьи тянула назад всё остальное. На принудиловке ещё кое-как проскочили с коллективизацией, используя инерцию революций 1917 года и энергию демографического взрыва (страна была очень молодой, 1895 – 1965 годы на территории СССР пришлись на период демографического перехода). А в итоге закономерно остались у разбитого корыта: рост производительных сил парной семье был не нужен, ей хватало овощей с огорода или зарплаты на заводе. И при разработке теории коллективного бытия необходимо учесть, что современная семья – это не кубышка по производству детей, но, прежде всего, аграрный производственный коллектив, сложившийся с началом патриархата, за 4 тысячелетия до нашей эры (Энгельс. «Происхождение семьи, частной собственности и государства», выдержки - http://golosa.info/node/3304 ). И этот коллектив никак не отвечает нынешнему информационному состоянию человечества, развивающегося с ускорением. Поэтому необходимо пересмотреть в основах то, что будет новым разновозрастным коллективом, а так же набросать контуры нескольких моделей сверстнических и разновозрастных коллективов. А чтобы теоретический поиск не был полётом фантазии, нужно по крупицам собрать и осмыслить опыт предыдущих поколений. Это касается прежде всего СССР и Китая, а как делать не надо, можно узнать из французского опыта 1968 года.
*
В статье Дмитрия Крылова «Русские и власть: стокгольмский синдром»
( http://www.apn.ru/column/article21834.htm ), несмотря на её националистический уклон, есть несколько весьма ценных замечаний:
1) «Зависимость детей от родителей связана со многими факторами. Не в последнюю очередь с тем, что молодым людям долгое время не удавалось получить отдельной квартиры (и сейчас ситуация ничуть не лучше). Они жили с родителями и уже в силу этого находились под их влиянием. Хозяином квартиры даже в юридическом смысле всегда оставалось старшее поколение, в то время как уже вполне взрослые и самостоятельные люди ничем не владели и не распоряжались (и так поныне!)»;
2) «В постсоветской России можно встретить разные модели отношений родители-дети. Они разбросаны от полного нигилизма и взаимного небрежения до постоянной, ежеминутной опеки родителей. Нетрудно заметить, что этот спектр лежит в одной плоскости зависимости. <…> отношения между родителями и детьми у других народов во многих отношениях строятся на равных. Но взаимному уважению, необходимому для отношений на равных, неоткуда взяться, если нет понимания того, что разные поколения делают одно общее дело. Это понимание, собственно, и есть то, что делает этнос этносом»;
3) «Отношения русских с властью, конечное, это не реакция одного человека на насилие, и считать их одним и тем же было бы ошибкой. Однако нельзя не заметить общие черты между стокгольским синдромом и записанными в нашей культуре нормами отношений родители-ребенок, власть-народ».
*
Подведём итог сказанному. Для развития человека новой формации с нормально развитой биологической основой, с культивированными инстинктами познания мира, изобретательства, социального действия необходимо пустить развитие детей «на самотёк»: 1) обязательное отсутствие подавления биологического, в том числе сексуального, развития до 5 лет; 2) контакт с миром, тактильные ощущения, развивающие игры со сверстниками; 3) приоритет открытых пространств перед помещениями; 4) поощрение самостоятельности; 5) движение в пространстве через затрату личных усилий, созерцание и осмысление разнообразных ландшафтов и пейзажей; 6) походно-познавательная, производственная и научно-исследовательская деятельность; 7) курсы образования и самообразования; 8) отмена обязательного отбывания детства и включение подростков в жизнь общества.
Если вы считаете, что этот список не полон, то своими идеями и наблюдениями вы можете поделиться со мной: as.tomsk@mail.ru . Давно назрела необходимость в создании интернет-сообщества и аналитической группы «Антишкола». Со школой бороться бессмысленно - доводами никого не убедишь, тем более и так растёт число отрицателей дрессировки детей. Нашу задачу я вижу в том, чтобы сформулировать и структурировать альтернативу нынешнему обществу и воспитательно-образовательному процессу. Поэтому я очень рассчитываю на инициативных людей, которые возьмутся организовать в интернете в формате жж антишкольное сообщество.
13.08 - 06.09.2009
Вадим Тюменцев
"Записка о речной педагогике".
http://www.golosa.info/node/3556 :
"Б" http://vadim1980.livejournal.com/28713.html
"В,Г" http://vadim1980.livejournal.com/28443.html
"Д, Е" http://vadim1980.livejournal.com/28400.html
"А" http://vadim1980.livejournal.com/29083.html