Глава 8. Истинная любовь

Михаил Сидорович
Иллюстрация Лады Вдовиной.


Так мы проездили всю зиму. А весной я, по своей несносной привычке из всего делать комедию, чуть было не погубила его.
Вот как это было:
Дважды Андре делал мне строгие замечания, запрещая шутить во время отработки сложных и опасных трюков. Но я была легкомысленна и иногда не могла удержаться от ироничного комментария. Ты же знаешь мою хулиганскую натуру!
В тот день Андре отрабатывал новый номер. Это было шпагоглотание. Целый месяц перед этим он тренировался с ивовым прутом. Ему удалось подавить рвотный позыв. И он приступил к глотанию настоящей острой шпаги.
А я как раз вернулась с речки. Я закончила стирку и развешивала бельё на растяжки нашей цирковой палатки.
Я залюбовалась его работой. Вот шпага погрузилась в его рот уже до середины клинка. И тут я ляпнула, не подумав о возможных последствиях:
-Браво, Андре, отныне нам не страшны никакие разбойники. Если они нападут на нас, не дерись с ними. Просто проглоти их шпаги, и они уйдут опозоренными!
Шуточка была так себе, не особенно смешная. Два жонглёра, услышав её, улыбнулись и только.
Но Андре вдруг захохотал, как ненормальный. А шпага в это время была у него в горле. А у шпаги были очень острые края. Все замерли от ужаса. Мои собственные волосы встали дыбом, ведь жизнь Андре повисла на волоске. Если он прорежет себе внутренности, это верная и мучительная смерть. А он всё хохотал и хохотал, никак не мог остановиться.
Наконец, ему удалось справиться с собой. Очень осторожно он вынул шпагу изо рта и посмотрел на меня так свирепо, что я подхватила подол юбки и бросилась наутёк. Он издал нечленораздельный рык и бросился за мной в погоню.
Страх, что он проткнёт меня насквозь, придал моим ногам крылья. А Андре, объятый яростью, гнался за мной, словно ураган, снося всё, что попадалось на его пути. Несколько раз он догонял меня, но я резко меняла направление, и он проскакивал мимо. Так мы отбежали довольно далеко от нашего лагеря, в луга.
Наконец, делая очередной резкий поворот, я поскользнулась и упала. Андре схватил меня за волосы. Я не сомневалась, что  он отрубит мне голову. Но, вместо этого, он намотал мои волосы на кулак и потащил меня к реке. Там были ивовые пни, обросшие длинными вицами. Корзинщики нарочно рубят ивы, чтобы на их пнях выросли прутья столь необходимые для плетения корзин. Прутья были уже толстыми трёхлетними. Такие идут на каркас корзины. Их потом переплетают виноградной лозой.
Так вот, Андре срубил один прут и отбросил шпагу в сторону. Он поставил меня на колени, зажал мою голову между своих сильных ног, задрал мне подол и так отхлестал по заду, как сестра Марго не могла даже в мечтах. Во-первых, он был гораздо сильнее её, а во-вторых, ярость удесятерила его силы.
Потом он оттолкнул меня и пошёл обратно в лагерь. Но я подобрала брошенную им шпагу и догнала его.
-Прости меня, Андре, я вела себя, как идиотка, - сказала я. - Вот твоя шпага, ты забыл её на берегу. Если бы ты умер, я была бы несчастна всю жизнь. Знал бы ты, сколько прутьев было сломано об меня в монастыре. Но это была первая порка, которую я в полной мере заслужила. Спасибо тебе за науку.
-Нет, это ты прости меня Шарлотта, сам не понимаю, как я мог это сделать. Я был в бешенстве и, кажется, перестарался, – сказал он.
-Тогда поцелуй меня, и будем квиты, – сказала я. – Это будет возмещение за лишние розги!
И он поцеловал меня в губы.
-Что ты натворил, Андре,- воскликнула я, - ты опять перестарался! Теперь уже я у тебя в долгу. Ничего не поделаешь, я должна дать тебе сдачи!
И, схватив его обеими руками за щёки, я жадно впилась в его губы.
 Потом мы упали в молодую траву. Его ласки были так нежны. Это не имело ничего общего с торопливой вороватой случкой на грязном полу в ризнице. Я буквально растаяла в его объятьях.
Вернулись в лагерь мы уже в сумерках, держась за руки. Я долго не хотела отпускать его сильную и такую нежную руку. А через неделю мы поженились.
Свадьба была скромной. У меня не было подвенечного платья. Фата была наспех сделана из белой пуховой шали, которую я одолжила у Дианы. Вино было самым дешёвым. Обручальные кольца – оловянными. Свадебный венок я сама сплела из одуванчиков. Но счастье и любовь были настоящими!
Свадебный венок удалось поймать Лилит. Она смеялась и высоко прыгала от радости.
Ты знаешь, Катрин, я бы сейчас, не раздумывая, отдала этот роскошный дом, все деньги и драгоценности, весь этот шёлк и бархат, чтоб хоть на час оказаться в повозке под драной парусиной, рядом с моим Андре.
А шпагоглотание он так и не освоил. Много раз пытался, но, как только он подносил шпагу ко рту, его снова разбирал неодолимый хохот. Так, что об этом номере нам пришлось забыть.
Я ничего не скрывала от Андре так же, как теперь от тебя. Я поведала ему всю мою жизнь: и про дом, и про мельницу, и про монастырь, и про наши с тобой проделки. Я не скрыла от него и того, что произошло в ризнице. Я честно рассказала и про тюрьму, и про Гюрзу, и про удивление, застывшее в остекленевших глазах того стражника, и про дьявольскую улыбку на лице палача, клеймившего меня.
Он слушал меня так же, как слушаешь ты. Он прощал мне мои проступки, до слёз смеялся над нашими с тобой шалостями, особенно над подштанниками отца Роже, которыми я короновала сестру Марго. Мне было хорошо с ним. Так хорошо, как никогда уже с тех пор не было.
А детей мы решили пока не заводить. Андре говорил, что сначала нужно подкопить денег. И будучи беременной, я уже вряд ли помещусь в ящике с двойным дном. Я не смогу делать сальто, скакать на лошади. Да и о номере с виселицей придется забыть. Мы решили потерпеть года два-три.
Однажды, а было это в конце августа, наш цирк остановился возле одной деревни. Мы разбили наш балаган на свежескошенном лугу в пойме реки. Тропинка поднималась от луга к деревне по крутому склону. Наши лошади пили воду из реки. А я взяла ведро и пошла в деревню, чтобы набрать воду из колодца. Ведь вкус супа, который я собиралась варить, сильно зависит от качества воды.
Я разыскала колодец, набрала воды. Пообещала женщинам, судачившим возле колодца, что представление будет необычайно интересным, ведь это цирк самих братьев Бантар! Потом я вышла из деревни, спустилась по крутой тропинке. Наш лагерь был уже виден. До него оставалось шагов семьсот-восемьсот, как вдруг кто-то окликнул меня. Я оглянулась, и ведро выпало из моих рук, вода вытекла, потому что передо мной стояла Гюрза. Она была в своей обычной чёрной шали, а через плечо была перекинута какая-то яркая тряпка.
-Вот мы и встретились, глупая овца, - сказала она.
Я обмерла. Во рту пересохло, язык прилип к нёбу. Я не могла произнести ни слова.
-Что же ты молчишь? - снова сказала она своим обычным, чуть насмешливым тоном. – Может быть, ты забыла свою старую подругу? Скажи хоть слово.
Помнишь, я говорила тебе, что если ты примешь моё предложение, обратного пути не будет?
Помнишь, я говорила, что за предательство ты будешь сурово наказана?
-Жаль, что я не убила тебя в ту ночь! – выпалила я.
-Это тогда, когда ты дважды замахивалась на меня подсвечником?
-Что? – в ужасе прошептала я.
- Удивлена? Я вовсе не спала в ту ночь. Я смотрела на тебя сквозь ресницы. Ты, подруга, слишком высоко замахивалась. Удар с такого большого замаха получается хоть и сильным, но очень длинным. От такого удара легко увернуться. Если бы ты решилась нанести удар, то попала бы в подушку и была бы сильно удивлена, обнаружив в своей печёнке мой нож. Вот поэтому я и продолжала изображать сон.
-Какой ещё нож? Ведь ты была без ножа. Я слышала, как он стукнул о спинку кровати, когда ты вешала свою юбку! И ещё неизвестно, кто победил бы!
-Это неизвестно только тебе, Овца! В свою новую юбку я вшила не один, а два потайных кармана!
Она сделала какое-то быстрое движение, и у неё в обеих руках появилось по ножу.
-Один нож я оставила в кармане и нарочно брякнула им о спинку, чтобы ты думала, будто я безоружна. Другой нож был у меня в руке под одеялом. Так что ты зря сожалеешь. Ты правильно поступила, что не ударила. Только поэтому ты и жива сейчас!
Нож в левой руке Гюрзы крутанулся и исчез. Но в правой руке по-прежнему поблёскивало короткое узкое лезвие.
Глупая овца, ты догадалась, что это я привела к тебе палача. И ты вообразила, будто ты умнее всех на свете. Напрасно! Я по твоей кислой мордашке легко догадалась, что ты меня раскусила. И мне было интересно посмотреть, как ты поступишь. Мне хотелось узнать, что в тебе победит: здравый смысл, или глупая обида.
Ты дважды замахнулась и дважды не смогла ударить. Я поняла, что здравый смысл победил, ты смирилась со своей судьбой. Так какого чёрта ты потом сбежала? Ведь деньги вот-вот должны были потечь к нам рекой. Чего тебе не хватало?
-Я поняла, что весь риск достанется мне. Рано или поздно люди должны будут заметить, что те, кто вечером уходят со мной, утром обнаруживаются в придорожной канаве, с перерезанным горлом. Тогда, ты бы прикончила меня и смылась с моими деньгами. Я отправилась бы в ад, а ты продолжала бы жить и губить людей.
-И это всё, на что хватило твоих умственных способностей? О, похоже, я переоценила тебя!  Неужели ты думаешь, что я так глупо зарезала бы курицу, несущую золотые яйца?
Я опытный работник. У меня прекрасно развито чувство меры. И у меня есть железное правило - в одном городе не больше трёх трупов. Потом мы переехали бы в другой город, потом в третий. Страна большая! Ты бы носила шикарные наряды, пила бы лучшие вина. Конечно, я могла бы тебя зарезать, но только в случае крайней необходимости, и вероятность этого события была ничтожно мала. 
Ты от всего этого отказалась и что получила взамен? Вот эту обрямканную юбку? Дырявые чулки? Ночевки в холодной кибитке? Варёную фасоль на завтрак, обед и ужин, в любое время года? Кислую бурду, вместо вина, да и то по большим праздникам?
А теперь ты сдохнешь прямо здесь, вот в этой грязной луже! И ты этим довольна?
-Да, я довольна. Теперь я точно знаю. Ты была не права, когда говорила, что от людей нечего ждать, кроме гадостей. Да, в мире много зла и предательства, но есть и добро. И оно тоже исходит от людей, но, конечно, не от таких, как ты. А теперь ты можешь убить меня, или оставь меня в покое. Мне нравятся носить  дырявые чулки. Иди своим путём, а я пойду своим.
-Пойду, но сначала накажу предателя!
-Тогда накажи себя! Ведь это ты предала меня!
-Ладно, забудь, - сказала Гюрза примирительным тоном. – Мы обе погорячились и наговорили друг дружке лишнего. Я умею прощать. Но ты должна сей же час надеть вот это и пойти со мной! Денег, конечно, я платить тебе не буду, но буду вкусно кормить и шикарно одевать.
С этими словами, она бросила мне в лицо то яркое полотнище, которое несла перекинутым через плечо. Это оказалось платье, то самое, сшитое для меня по заказу Гюрзы.
-И не вздумай снова удрать от меня, - сказала она. – Теперь-то ты понимаешь, что от меня невозможно скрыться. Если ты снова сбежишь, горько пожалеешь. Нет, я не убью тебя, я просто изуродую твою мордашку так, что все люди, завидев тебя, будут кривиться от отвращения. Я отрежу тебе нос и губы, чтобы ты ходила вечно оскаленная. Скоро твои ровные белые зубки начнут сохнуть, желтеть, крошиться и выпадать. Уже через полгода то, во что превратится твоё лицо, будут украшать два ряда гнилых обломков, вместо зубов, и маленькое свиное рыльце, вместо носа!
Ну, что ты встала, как столб? Быстро переодевайся! Или ты хочешь, чтобы я занялась твоим личиком прямо сейчас?
И вдруг я услышала голос Андре:
-Шарлотта, тебя, кажется, за водой послали! Люди ждут ужина. Веди свою подругу в лагерь, там и поболтаете.
Андре говорил это, спускаясь к нам по тропинке со стороны деревни.
Нож моментально исчез из рук Гюрзы. Она подобрала с земли платье и сказала с добродушной улыбкой:
-Подумай, душенька, над моим предложением. Я ещё как-нибудь загляну к тебе. Мне пора.
Она повернулась и пошла обратно в деревню. Андре и Гюрза, таким образом, двигались навстречу друг другу. Он шёл вниз по тропинке, она – вверх.
-Эй, сударь, - крикнула Гюрза, - не может быть, чтобы у такого красавца не было ни жены, ни подруги! Порадуйте супругу обновкой. Смотрите, какое шикарное платье! И почти что ненадёванное! И я прошу за него всего двадцать ливров. Сама бы носила, да деньги очень нужны.
И, с этими словами, она приложила платье к себе, чтобы показать, как оно смотрится, а потом протянула платье Андре, как бы предлагая взять его. Ножа я не видела, но мне не понравилось, что она протянула платье левой рукой, а правой подхватила юбку, как будто боялась наступить на подол, поднимаясь по склону.
-Берегись! – заорала я во всё горло. – У неё нож!
Но было поздно. Гюрза набросила платье на голову Андре. И тут же всадила ему нож под левый сосок.
Бедный Андре, кубарем покатился по склону вниз. Потом он ударился о куст и остался лежать неподвижно.
Я видела это, но не могла поверить в реальность происходящего. А Гюрза двинулась на меня.
-Ну, так, что? Ты всё успела обдумать? – сказала она, слизывая с лезвия капельку крови. – Что ты выбираешь, уродство или работу на меня?
Я огляделась в поисках оружия, но ничего подходящего рядом не было, только ведро, выпавшее из моих рук.
-Я выбрала твою смерть! – крикнула я и схватила ведро. Оно было тяжёлое, сделанное из толстых осиновых клёпок.
-Ого! – усмехнулась Гюрза. – Наша овечка решила пободаться? Ладно, давай пободаемся.
Её нож порхал вокруг меня, словно крылышко стрекозы, угрожая то лицу, то животу.
А моё увесистое ведро двигалось медленно, безнадёжно не успевая за ножом.
-Береги левую руку! – сказала Гюрза.
И тут же из моего левого запястья потекла кровь, хотя я даже не заметила удара.
-А теперь береги правую, - снова сказала Гюрза.
И тут же моя правая рука тоже окрасилась кровью.
Нет, она не дралась со мной. Она забавлялась. Я чувствовала, что не способна защититься от неё.
В отчаянье, я швырнула ведро ей в голову. Но она увернулась. Ведро пролетело мимо. Я осталась безоружной.
-А теперь береги щёки, - сказала Гюрза.
Но тут, вдруг она замерла, нож перестал порхать. Она прогнулась дугой и оглянулась назад. Я увидела её спину. Между лопаток торчала рукоятка ножа. Это был один из тех метательных ножей, которые столько раз втыкались в деревянный щит возле моей головы.
Гюрза упала лицом в лужу, несколько раз дёрнулась и затихла.
Я бегом бросилась к Андре. Он лежал возле ракитового куста и тяжело дышал. Лицо его было бледное и покрытое мелкими каплями пота. Я обняла его, забыв о ранах на руках, и вымазала его своей кровью.
-Это была та самая женщина, о которой ты мне рассказывала? – спросил он, тяжело дыша.
-Да, - ответила я, - это была Гюрза. – Ты убил её!
-Она меня, кажется, тоже.
-Нет, нет! Выбрось эти глупости из головы, – быстро затараторила я. – Потерпи одну минуточку. Сейчас я позову наших. Мы отнесём тебя в лагерь. И всё будет хорошо!
Я побежала в лагерь. На бегу, я вытирала слёзы, забыв, что руки испачканы кровью, и вся перемазалась.
Ещё издалека, я крикнула артистам, сидевшим у костра:
-Андре ранен! Скорее на помощь!
Они только глянули на моё испачканное в крови лицо и руки, сразу поняли, что случилась беда. Несколько человек вскочили с мест. Каждый схватил свое оружие, кто тесак, кто палку, кто шпагу, все побежали за мной.
Когда я вернулась, Андре был уже мёртв. Даже быть с ним в момент смерти я не смогла. Даже в этом судьба отказала мне. Я опустилась рядом с ним на колени. Вскоре, пыхтя, подбежали циркачи. Колен отложил в сторону тяжёлый мушкет, служивший ему и холодным. и огнестрельным оружием, и наклонился над телом брата. Он долго искал пульс на его шее. Убедившись, что Андре мёртв, он опустил его веки. Потом он взял меня за руки и осмотрел мои раны. Потом он подошёл к Гюрзе. Она лежала лицом вниз. Из спины её торчала рукоятка ножа. Колен вынул из раны нож, перевернул её тело на спину. Краем шали он отёр её лицо от грязи и внимательно рассмотрел. Затем он разорвал сорочку на её левом плече. Там оказалось клеймо в форме лилии.
-Что здесь произошло? – спросил он меня.
-Эта женщина ударила Андре ножом, - сказала я. – А потом она напала на меня, изрезала мои руки. Но тут Андре очнулся и метнул в неё нож.
-Но, что ей было нужно?
-Не знаю, возможно, она сумасшедшая.
Колен взял меня за подбородок и пристально посмотрел мне в глаза.
-Ты была раньше с ней знакома? – спросил он.
И по моему молчанию он понял, что была!
-Ладно, ребята, - сказал он, - не стоит впутывать в это дело власти. Пока никто не видел, нужно всё убрать.
Несколько человек подняли тело Андре, быстро отнесли в кусты и закопали там. Гюрзе насовали за пазуху камней и бросили в реку. Даже запачканную кровью траву срезали.
Представление вышло провальным. У всех было подавленное настроение, и зрители это чувствовали. Мне вообще запретили выходить из кибитки. Во-первых, я не могла удержать слёз, а во-вторых, руки мои были перевязанными, и Колен не хотел, чтобы кто-то это видел.

http://proza.ru/2014/10/26/1058