ПТИЦА У ТВОЕГО ОКНА
(феерия об одном поколении)
Художник Светлана Письменная
ГЛАВА 3. ТАНЯ. "СПАСИТЕЛЬ ДУШ"
Вернувшись из поездки в колхоз, Таня долго не ложилась спать.
Темнота осеннего вечера липла как смола, создавая сумрачное настроение. Мама, помыв Танины грязные сапожки, заметила свет в ее комнате и вошла.
- Ты почему не ложишься? – спросила она, присаживаясь на кровать. – Разве не устала?
- Я устала, но спать не хочу, - отозвалась Таня.
- Сними свитер и джинсы, не валяйся в них на кровати. И почему ты не вышла ужинать?
- Не хочу, я не голодна.
- Все-таки надо поужинать.
- Мама, оставь, пожалуйста, меня!
- У тебя неприятности? Как съездили?
- Хорошо съездили. Я просто устала.
- Опять перебирали картошку?
- Да, но нам дождь помешал.
Мать вздохнув, положила ей руку на голову.
-Ты не больна? Может, поделишься со мной своими проблемами?
-Ну, пожалуйста, мамочка, я сделаю все, что скажешь. Я сейчас приду, поужинаю, только оставь меня!
- Опять ты замыкаешься. Ладно, ты еще придешь ко мне за советом.
Мать тяжело встала.
- Иди, кушай, там все еще горячее.
Таня поужинала, с удовлетворением отметив, что, наконец - то, осталась наедине с собой.
За окном мерно стучал в стекла дождь. В полутьме свет фонаря падал на привычную с детства картину, где была изображена девочка с собакой. Маленькая девочка, обнимающая мохнатую шею пса, радостно улыбалась, а пес смешно высунул кончик языка.
«Ты как всегда радостная», - подумала Таня, глядя на девочку, - «А я – нет. Потому что, как ни печально, он не любит меня, не любит… Он даже не хочет смотреть в мою сторону. У него в сердце эта … Зоя. Она, в общем-то, симпатична... А я, разве я хуже её? Почему же не я выбрана им, а другая? Господи, помоги мне разобраться в этом!».
Таня рывком вскочила и, включив настольную лампу, сразу разрезавшую мрак призрачным светом, посмотрелась в зеркало. Она не считала себя уродиной, но сейчас её собственный вид, печальные темные глаза, такого же цвета, чуть завитые, волосы и начинающее крепчать тело вызвали у неё отвращение.
«Я, наверное, скучная, грустная и неинтересная, и какая - то одноцветная, все во мне не так. Кроме того, я, кажется, становлюсь коровкой. Хотя я и не толста, но у меня какие - то крупные кости. Точно - плебейская внешность! А Зоя - хрупкая, легонькая, как перышко. Все в ней изящно: тонкие кукольные руки и ноги, волосы как лен и глаза голубые, как небо, как морская даль... Но почему я не такая? Такая уродилась. А сейчас в моде высокие, изящные. Недаром Зойка хвалилась, что у неё фигура манекенщицы. А я даже ниже среднего роста. Такая невыразительная, серая... Кроме того Зойка умеет говорить с мальчиками чуть строго, умно, с вызовом и слегка надменно, они так и клеятся к ней. А я вечно улыбаюсь или молчу как, дура».
Расстроенная Таня зарылась лицом в подушку. «Он никогда не полюбит меня, его сердце уже занято этой худышкой, этой... куклой. А я опять одна...».
Тане захотелось разрыдаться, чтобы стало легче, но слезы застревали у нее где- то внутри. Вспоминались подробности прошедшего дня, вспомнился весь разговор, подслушанный ею. Не спеша Таня перевернулась на спину, удобно легла, привычно положив ноги на спинку кровати.
«Так, так, они хотят украсть видеомагнитофон, вещь достаточно дорогую. Фактически совершить преступление! Бог ты мой! Как они могли решиться на такое! Ведь если их поймают, то исключат из школы - это первейшее дело! Да еще и выгонят из комсомола. И я его больше не увижу. Несчастный, он будет где - то страдать... А вдруг его посадят в тюрьму? Князева не жалко, это законченный тип, он получит по заслугам, хотя бы за то, что подделывал оценки в журнале, прятал дневник, украл череп из кабинета биологии. Кроме того, он прогуливает, курит, и, кажется, уже пьет... А Сережку жаль! Хотя, впрочем, ну и пусть! Чего его жалеть? Все равно он меня не любит! Получит по заслугам! Может тогда Зоя узнает, какой он человек и отвернется от него!»
Долго еще Таня лежала в темноте, раздумывая и переживая, и в голову приходили самые разные, порою, совершенно полярные мысли. Вздыхая, вслушиваясь в монотонный стук дождя, все же решила окончательно: «Нет, Сергея жалко. Видимо, он не виноват, это его Князев впутал. И зачем он связался с ним? Он же может на любое преступление толкнуть. Все, что есть отвратительно¬го - заключено в этом субъекте! Надо спасти Сергея, остановить его. Но как? Пойти и сказать ему? Но он же посмеётся над ней! Спросит, откуда узнала? Значит подслушивала? Тогда вечный позор, он будет презирать её! Написать ему письмо? Но это почти то же самое! Сказать родителям, учителям или самой Карамзиной - это значит настучать, заложить. Провалиться сквозь землю можно после этого! Нет, нет нужно по-другому. Необходима полная секретность...»
Таня вдруг увлеклась, вспомнив читанные ею детективные и авантюрные романы. «А что если написать письмо-предупреждение, - подумала она. – «Неизвестное лицо предупреждает о грозящем преступлении. Воспримут как нелепую шутку? Как хулиганскую выходку? Просто не поверят и выбросят письмо? Нет, в подобной ситуации каждый здравомыслящий человек все-таки посчитает, что нет дыма без огня и примет какие-то меры! Во вся¬ком случае - можно попытаться».
Мгновенно вскочив, она села к столу, вынула лист бумаги.
Когда Таня закончила писать, то почувствовала, какое - то удовлетворение. Откинулась на спинку стула. «Он еще благодарен мне будет! Со временем, надеюсь, поймет, от чего я спасаю его... Какие иногда только глупости совершает человек! Возможно, с моей стороны это будет маленькая месть».
Легла, свернувшись калачиком. В такой позе застала её мама, белеющая ночной рубашкой.
- Я зашла выключить свет, думала, что ты уже спишь!
Она присела рядом, и легонько погладила дочери волосы. Какая же дочь непонятная, упрямая, но, в то же время, хорошая. Не очень ей везет в жизни, вечно одна, возится со своими книжками, людей не замечает. Говорит, что не понимает их, а они не понимают её, а сама такая скрытная, о своих обидах ничего не говорит. Сколько раз уже вызывала её на откровенный разговор - все напрасно. А так хочется помочь ей, потолковать о девичьих горестях, посоветовать что-то, ведь и она сама такая была...
- Ну, скажи, что случилось, поведай мне.
Таня подняла голову:
- Ох, мама проблемы разные, школьные.
Мать серьезно посмотрела на дочь. В её глазах отражались искорки света лампы. Она сказала назидательно:
-Ты уже сейчас должна подумать о будущем. Закончишь десятый класс, куда будешь поступать, какую профессию изберешь? Это сейчас главное!
- Ах, мама, не спрашивай. Я еще не решила! Может быть учителем, может быть библиотекарем. Мне нравится возиться с книгами, когда слышу шорох страниц - волнение пробирает...
Когда мама погасила свет и ушла, Таня, наконец – то, дала волю своим напряженным чувствам и залилась слезами. Постепенно ей стало легче, и она крепко уснула.
***
Таня всегда ладила со своими родителями и очень их любила. Никогда отец или мать её не били - такие у них были принципы, даже если Таня порою проявляла непослушание. Они жили дружной, крепкой семьей и только в послед¬нее время Таня "в семье родной, казалась девочкой чужой".
С того далекого, сказочного детства, что окутано дымкой времени Таня запомнила ласковые руки мамы, добрые её глаза, звук воды, льющийся в таз и поднимающееся оттуда облако пара. Мама доливает холодной воды, долго пробует её струящимся движением руки и, развернув полотенце, в которое была завернута Таня, опускает её в таз. Колючее, холодное пространство черно - белой комнаты обрывается, исчезает, тело обволакивается убаюкивающей горя¬чей массой воды, блаженное тепло разливается по телу, покалывая в пятки.
Таня смеется, когда мама, набрав этой воды в кувшин, тоненькой струйкой поливает её, мгновенно тело в холодной комнате остывает, покрывшись пупырышками. Мама бережными движениями рук намыливает Таню, едкое мыло больно щиплет глаза, Таня визжит, а мама быстро вымывает её глаза горячей струй¬кой из кувшина. А за окном мороз нарисовал столько сказочных узоров на стеклах! Таня слегка дрожит, завернутая в теплое, мягкое полотенце, а за окном, хрустя сапогами, ходит отец...
Таня помнит двор того дома, где они снимали квартиру, заботливо гребущихся кур, хитрых красноглазых кроликов в клетках, толстого дымчатого кота, дремлющего на солнце... Отец готовит удочки, раскладывая готовые на низкой, покатой железной крыше сарая. Мама развешивает на про¬волоке белье, и оно тяжело полощется на ветру. В углу двора куча белого песка, из которого Таня строит домики для гномиков, а вместе с соседским мальчиком Ваней - замки с башнями, ров, наполненный водой, с деревьями растущими вокруг. Рядом - солдаты с флагами, пушечками. Они будут проводить штурм. Таня увлечена, она даже забыла о своих куклах. Потом Ваня катает её на велосипеде, большом, ослепительно красном. Вот Таня едет одна, волнуется, боится упасть. У неё возникает гордость оттого, что у неё получается, что двигая ногами, она заставляет велосипед мчаться, и радость переполняет ее.
Очень она любила гулять с отцом. Она усаживалась на сильной его шее, обхватив ручонками курчавую его голову, и они шли так далеко за город. Вкрадчиво, осторожно опускался вечер, уставшее солнце алыми отблесками омывало железные крыши домов, скользило вниз, цепляясь за деревья, то и дело, выныривая из-за крыш и деревьев, пока, наконец, расплывшись огненным заревом, устало засыпало где-то на краю земли.
Они выходили за город, в поле, сумрачное, необозримое, слушали пение сверчков и шепот ветра. В сумерках жило лишь шоссе, питаемое разрезающим мрак желтым светом редких автомобилей. На небе рождались молодые, свежие, нарядные звезды, перемигиваясь друг с другом, а их предводитель месяц покачивал рогатой лукавой головой.
Отец пел военные, солдатские песни, мужественные и печальные. И Тане нравилось подпевать уже хорошо знакомые мотивы, одновременно наслаждаясь простором и ночным спокойствием. Тайна и мудрость природы уже тогда затронули её душу и не покидали её никогда. Этот мир дружелюбия и спокойствия, царивший в семье стал резким диссонансом тому жестокому школьному миру, что встретился Тане.
Придя в школу, она добродушно и смело подходила к одноклассникам, предлагая дружить, уверенная, что они откликнутся на её зов. Действительно, поначалу она подружилась со многими, но потом начались презрительные смешки за её спиной, холодность, мелкие обиды. Некоторые подруги, пользуясь её простодушием, считали своим долгом выманить у нее красивую переливающуюся авторучку, игрушку, открытку, блокнотик или книжечку, ничего не предлагая взамен. Мальчишки часто толкали ее, давали подножки, смеялись. Унижение, грубость, жадность, коварство, жестокость – вот, что было ответом на её дружбу. Все они были как - будто из другого мира - холодного, чужого, нечеловеческого. И все-таки Таня не отчаивалась наладить контакт! Часто в кругу девчонок она увлеченно рассказывала те истории, что поведал ей отец, пересказывала интересные книжки, какие читала ей мама. А они слушали невнимательно, часто презрительно фыркая, смеясь. Казалось, их ничего не интересовало, они ничего не читали, больше играли, собирали, коллекционировали; цель их состояла в том, чтобы собрать больше и выманить у кого-то, обманув его, а не поделиться тем, что есть, не говоря уже о том, чтобы великодушно подарить.
Через какое-то время Таня уже начала понимать, что слишком уж строго судила одноклассников. Были у них и хорошие черты. Но, все же, школьный мир нанес ей такой душевный удар, что она даже не хотела идти в школу, плакала и говорила, что ни с кем там не может подружиться.
Постепенно она привыкла к такому новому и сложному миру, далеко не всегда справедливому, стала держаться в стороне от других, больше молчать, замыкаясь в себе, и лишь только с некоторыми сохранила дружественные отношения. Настоящей её подругой стала Роза Давыдова, маленькая и тихая девочка. В Розе было много того, что было и в самой Тане: созерцательность, простодушная восторженность, мудрое спокойствие и терпимое, почти любовное отношение ко всему окружающему, страсть к книгам. Роза пришла в школу, когда Таня была уже в пятом классе, переехав из другого города. Вместе они ходили в музыкальную школу, играли на фортепиано, часто вместе учили уроки либо дома у Розы, либо у Тани. Таня привила своей подруге любовь к стихам, передав ей то, что волнует её саму и радуясь душевному отклику Розы на это.
Училась Таня хорошо, тройки были редко, а двоек она не допускала. Не любила математику, но обожала литературу, языки, историю. На уроках была внимательной, поэтому её всегда ставили в пример.
Стремительно бежали школьные годы. Из долговязого, угловатого подростка, Таня расцветала в девушку. Она стала серьезней, но внутри оставалась такой же романтичной и поэтичной. Как и её сверстниц, Таню стали интересовать проблемы дружбы и любви. Она стала читать серьезную литературу, открыв для себя целый мир зарубежной классики. Благодаря тому, что она была многолетним добросовестным читателем библиотеки, ей доверяли редкие книги, разрешаемые лишь в читальном зале. Часто до ночи Таня зачитывалась потрёпанными томиками Гюго и Стендаля, Гете и Гофмана, Диккенса и Войнич, Драйзера и Хемингуэя.
Закончив девятый класс, Таня чувствовала себя совсем взрослой. Уже с начала весны она почувствовала какое-то неясное томление в груди, энергию, бьющую внутри неё. Ей кружила голову пьянящая, расцветающая вокруг природа, просыпающаяся ото сна. Тонкие ветви деревьев взорвались почками, открыв путь маленьким клейким листочкам. Запах яблоневого цвета и душистой сирени кружил голову. Сбросив почерневший, умирающий снег, земля родила шелковистую травку, солнце из равнодушного, холодного стало добрее и теплее. Умытая майским дождем, природа улыбалась, растопив людские сердца, разбудив птиц, поющих на радость весне. Тане тоже хотелось петь, танцевать, смеяться. Ей снились удивительные, приятные и загадочные сны; приходил Он - нежный и сильный, как капитан Грэй из "Алых парусов", сжимал её в объятиях и их уста сливались в нежном поцелуе.
Таня стала больше времени проводить у зеркала, рассматривая себя в различных нарядах, создавала воображаемые прически. Одев легкое, воздушное платье, подведя ресницы, накрасив губы, одев новые туфельки на высоком каблуке и взяв легкую сумочку, она прогуливалась по городу, наслаждаясь весной, легкостью воздуха, ощущая на себе взгляды юношей, что доставляло ей неописуемую радость. За спиной начинали расти невидимые крылья и, кажется, сейчас взлетишь в небеса. Ласковый ветер обвевает легкое платье и это прикосновение приятно, что плакать хочется от неведомого счастья... Такой праздник души был нов для Тани, и он украсился тем волшебным вечером с Сергеем, принесшим позже грусть и печаль.
***
Несмотря на накрапывающий дождик, Таня в этот вечер пошла к Розе. Вместе они готовились к серьезной контрольной по алгебре. При свете лампы, сгрудившись у конспектов и учебников, они решали некоторые сложные примеры.
- Ну, все. Не могу уже, устала, голова раскалывается на части, - сказала Роза, захлопнув учебник.
- А что ты запоешь завтра? - улыбнулась Таня и подчеркнуто вздохнула.
- Да будь, что будет. Ну не дается мне эта "высшая математика". И кто её выдумал?
- «Алгебра и начала анализа», - грустно прочитала Таня на обложке учебника.
- Раньше это проходили на первом курсе института, а теперь нам вдалбливают это в школе.
Таня посмотрела в окно.
- Уже поздно, мне пора идти.
-А может, подождешь, сейчас будут готовы мамины пирожки, - сказала Роза, заботливо искушая.
Таня заколебалась:
- Пожалуй нет. Дождь начинает усиливаться. Темно и время позднее. Мои старики хоть и не перепуганные, но если я через час-полтора не появлюсь – будут очень волноваться. А до дома еще добраться надо!
В полутемной прихожей она натянула на свитер курточку и попрощалась. Роза жила далеко от Тани. Необходимо было ехать несколько остановок на автобусе. Летом такое расстояние преодолевалось без трудностей пешком, но в осенние сумерки не каждый решится идти через узенькие улочки, мимо частных домов с их мрачными стенами, глухими заборами, запирающимися калитками, лязгающими цепью, воющими собаками. Хмурые, грязные улицы практически не освещались и были схожи с утробой зверя. Идти было жутко и трудно.
Таня долго топталась на остановке. Автобус часто задерживался, и сейчас, как, на зло, улица была пустынной. Немногочисленные пассажиры, поругивая автобус и погоду разошлись, и Таня, отчаявшись, накинула глубже башлычок, храбро перешла дорогу и вступила в таинственную мигающую темноту старого города.
Ветер трепал ветви деревьев. Тьма сгущалась, легкий знобящий дождик тихонько постукивал по башлыку куртки. Во мраке трудно было обходить грязь, и Таня старалась держаться поближе к домам, где немного суше, поминутно опасаясь собак. Так она шла какое - то время, постепенно привыкая к темноте.
Дождь прекратился, идти стало легче. Впереди горел фонарь, а в конце переулка уже виднелась площадь, залитая огнями перед возвышающимся зданием театра. Впереди была цивилизация!
Неподалеку послышались голоса, хриплое пение, звон гитары. «Подвыпившие юнцы», - подумала Таня и заторопилась. Она неприязненно относилась к уличным парням, не терпела их приставаний и сальных шуточек.
Они шли вчетвером, что-то орали и смеялись. Таня отошла в сторону и почти вжалась в забор. Они окинули её взглядами.
- Ты посмотри, какая "фемина", - произнес один из них удивленно.
- Кто, кто? - послышались голоски других. Они вглядывались в полумрак. Таня, пройдя мимо, ускорила шаг, но слышала, что парни повернули и пошли за нею. Тане оставалась идти несколько минут, площадь уже была видна достаточно ясно.
- Девушка, а вы не хотите познакомиться с нами? - произнес один деланным елейным голоском. Таня молча шла дальше.
- Ну, это девушка, невежливо, - захихикал другой. – Мы ребята хорошие, веселые, умеем отдыхать, а вы молчите. Вы прямо мороженая рыба какая - то, как будто только из магазина!
Все дружно загоготали, а один из них забежал вперед и преградил Тане до¬рогу. Это был долговязый, волосатый тип, на круглом упрямом лице мигали маленькие тупые глазки. Он отвратительно осклабился, видимо был откровенно пьян.
- Стойте девушка, - говорил он, едва ворочая языком, - мы хотим с вами пообщаться!
- Послушайте, я спешу, дайте, пожалуйста, пройти, - сказала Таня как можно вежливее, хотя внутри у нее все бурлило.
- Х-ха! Она спешит! Скажи, какая прынцесса, - громко сказал долговязый, и эта его бесцеремонность и наглость вселили больше уверенности в его спутников.
Они обступили Таню.
- А вот мы не спешим, - сказал невысокий парень с елейным голоском. - И хотим, чтобы ты прошлась с нами, прогулялась. Мы тебя не обидим.
И уже совсем другим голосом добавил:
- Братва, да она классная бабенка! - и всмотрелся в её лицо. От него пахло перегаром.
- Щас, мы её погладим, - произнес плотный парень, до сих пор молчавший.
Его прыщавое лицо показалось Тане знакомым. Он протянул к ней руку.
Таня инстинктивно отшатнулась, у нее сжалось сердце. Ах, почему она не дождалась автобуса... Нужно прорваться и бежать, мчаться поскорее к площади и кричать, там часто дежурят таксисты на своих машинах.
- Ребята, я, вас прошу, отпустите меня. Вы выпили, идите домой, отдохните.
Раздался наглый истеричный хохот.
- Слышь, она нас домой отправляет! Если мы и пойдем домой, то только вместе с тобой, - сказал прыщавый, и, схватив её больно за руки, притянул к себе.
Таня вскрикнула, пытаясь вырвать руки, но бесполезно - она была схвачена словно клещами. Волосатый гогоча, нагло облапил её. Таня вновь закричала, с надеждой подумав, что может, кто-нибудь из обитателей этих домов услышит. Но дома молчали как мертвые, хотя в некоторых окнах горел свет. Люди отсиживались за своими заборами и замками.
- Тихо, не кричи, дура! Из домов никто не выйдет, а до площади далеко - не услышат, - сказал кто-то спокойным и трезвым голосом. Это был четвертый, стоявший сзади с гитарой.
Таня была в отчаянии.
- Отпустите, прошу вас! - закричала она, оглядываясь все ещё на притихшие мокрые дома и темные калитки. Кое-где лаяли собаки, да ветер трепал фонарь, который медленно раскачивался, поминутно мигая. Кто-то из них, закурив, ткнул зажженной сигаретой ей в лицо:
- Закурить не желаешь, девочка?
- Пойдешь с нами!
Таня все оглядывалась на площадь. Хоть бы один прохожий прошел!
Парни нагло болтали, хохотали, тянули её за собой, пока вдруг откуда-то с полумрака не раздался спокойный выразительный голос:
- Отпустите её! Ребята, право же, четверо на одного - нехорошо! Тем более перед вами девушка!
Все мгновенно оглянулись, застыв в оцепенении. Недалеко в свете фонаря стоял незнакомец в длинном пальто и шляпе. Он был с виду молод, худощав, черты его лица скрывались тенью от обвисших полей шляпы.
Стоял он гордо и прямо, говорил твердо, почти не повышая тона:
- Нехорошо так! Вас, что же не учили вежливому и учтивому обращению с дамой? А вы сейчас ведете себя как варвары, как дикари-людоеды. Отпустите девушку, извинитесь и идите по домам, а завтра хорошенько подумайте о том, что вы сделали.
- Слушай, дядя, вали отсюда, пока мы тебе не накостыляли! - хрипло сказал прыщавый.
- Ишь, какой моралист выискался, как бы сам по роже не схлопотал, - добавил елейный голосок.
- Зачем же так? - слегка улыбнулся незнакомец. - Давайте разойдемся мирно. Отпустите девушку!
- Она с нами, - вдруг сказал кто-то. - Это наша девушка. Мы с ней просто выясняем отношения. Так что не вмешивайся!
Таня бурно запротестовала. Появление таинственного прохожего внушило ей какую-то надежду на спасение.
- Нет, нет, они сами ко мне пристали! Я шла домой и совсем с ними не знакома, - поспешно заговорила она.
- Что ты врешь! - заорал один из хулиганов и шлепнул её по щеке. - Сучка ты наша, шалава подзаборная.
Таня вскрикнула.
- Ну, это уже переходит все рамки, - сказал незнакомец. - Отпустите её, она не хочет идти с вами! Я приказываю!
- Да кто ты такой, чтобы приказывать! - закричал невысокий парень.
Вдруг Таня заметила подходившего за спиною незнакомца одного из парней.
В руках он держал увесистую заборину, вырванную из чьей-то ограды.
Таня испугалась, но ей быстро закрыли рот.
- Слушай, ты мне надоел, - сказал парень и поднял палку.
Незнакомый прохожий ступил шаг в темноту, как - будто что-то шепнул, а потом, вдруг блестяще ударил парня носком ботинка в коленную чашечку. Тот ойкнул, но прохожий не дал ему опомниться, быстрым движением перехватив руку парня за кисть, мгновенно закрутил её за спину. Заборина выпала.
- Ой, больно, - зашипел парень, отскочив в сторону.
Все это происходило на глазах изумленной публики. Руки, державшие Таню, мгновенно разжались - хулиганы готовились к нападению. Маленький с елейным голоском остался с Таней, держа её за руку, а долговязый, подскочивший к незнакомцу с кулаками тут же получил удар ногой в пах, согнулся и заскулил, прыгая на полусогнутых ногах. В тот же момент прыщавый подскочил сбоку и махнул рукой, блеснув металлическим предметом, и незнакомец как-то поморщился, согнулся.
- Ах, так! - морщась от боли, досадливо сказал он и произнес громко одно слово «Царь!»
Мгновенно появившийся из темноты огромный, с теленка ростом, густой клубок шерсти, беззвучно прыгнул на нападавшего. Тот заорал, как оглашенный. Бешеный ком, схожий больше с медведем, метнулся к другому парню. Щелкнули зубы, послышался звук раздираемой ткани. Глухое урчание огромного пса превратилось в рев.
Насмерть перепуганные, израненные острыми клыками, хулиганы позорно бежали вглубь переделка.
Путь был свободен. Таня вздохнула облегченно. Незнакомец отозвал собаку и погладил её по густой шерсти, успокаивая. Пес гневно лаял в сторону скрывшихся во мраке, одновременно, обнюхивая Таню. Она осталась наедине с человеком в пальто. Глядя в темноту, он философски, как бы для себя произнес:
- Они бежали во мрак, их же породивший!
Таня была переполнена чувством благодарности за свое спасение.
- Вы так помогли мне. Я просто не знала, что и делать! Большое спасибо!
Она решительно протянула руку.
Он смотрел на неё заинтересовано, поглаживая спину пса:
- Какие пустяки. Защищать человека, попавшего в беду - это долг каждого. Я видел, как вам было плохо, и помог.
Он слегка улыбнулся и пожал её протянутую руку. Улыбка его была какой-то болезненной, насильственной.
- Кроме того, это не столько я, сколько Царь, - добавил он. Когда он произнес имя, пес радостно завилял хвостом.
- Ой, а я и забыла поблагодарить вашу огромную собаку. Она не кусается? Можно взять её лапу?
- Как она кусается - вы уже видели, - сказал, незнакомец. - Но к хорошим людям это не относится, правда, Царь? Дай лапу, Царь, это хорошая девушка...
Царь посмотрел своими коричневыми глазами в глаза Тани, а потом не спеша протянул свою толстую, мохнатую и тяжелую лапу.
- А какая это порода?
- Ньюфаундленд.
- Так это же название острова! Он возле Канады!
- Точно. Вы хорошо знаете географию. Собака как раз оттуда, - он лукаво улыбнулся, потянулся к ошейнику и внезапно сморщившись, схватился за бок.
- Что с вами? - испуганно воскликнула Таня. - Вы ранены?
Незнакомец сунул руку под пальто, а когда вынул - она была вся в крови.
- Да у вас кровь, - заволновалась Таня. Мысль о том, что из-за неё пострадал человек, сжала её сердце. - Необходимо вас перевязать и отвести скорее в больницу.
- Успели пырнуть ножом, сволочи, - стиснув зубы, сказал незнакомец. – Впрочем, ерунда, царапина, обойдемся без больницы!
- Но вы же истечете кровью! Возьмите хотя бы мой платочек, - быстро проговорила Таня.
- Благодарю покорно! - Незнакомец, взяв свой платок и соединив его с Таниным, приложил их к ране.
- Ничего, заживет. Пустяки!
Он подошел ближе к фонарю.
- Да они лишь кожу распороли. Нож в складках одежды застрял. Так что рана пустяковая! Бывает и похуже!
Для Тани все происходило как во сне. То, что уже поздно и дома ее наверняка ждут и тревожатся, как-то позабылось.
- А вы далеко живете? Я обязательно провожу вас, вы все-таки ранены.
- Я живу недалеко, но как же вы? Мой долг, прежде всего, довести вас! - сказал незнакомец.
- Куда вы пойдете в таком состоянии, - покачала головой Таня. При свете она видела, как побледнело лицо незнакомца. В голове у неё мелькнула мысль, что она не так давно видела где-то этого человека и эту собаку.
Оказалось, что идти им почти по дороге. Незнакомец жил недалеко от Таниного дома, всего в нескольких кварталах. Он сначала отказывался опираться на её руку, но она настояла.
Так они и шли вместе по улице, украшенной сине-розовым светом фонарей, обходя блестящие золотыми и голубыми искорками лужи. Из-за туч показалась желтая луна. Таню переполняло чувство благодарности желания проявить участие и заботу.
Договорились, что зайдут сначала к нему перевязать рану, а потом он проводит Таню.
Дождь уже давно закончился, и ветер гнал маленькие волны по черным блестящим лужам. Временами порывы ветра качали черные деревья, и тогда огненно-темный водопад тяжелых от дождя листьев медленно опускался на асфальт. Небо украсилось серебряными звездами.
Незнакомец шел медленно, молчал, изредка бросая необходимые фразы. Видимо он чувствовал себя не лучшим образом. Пес спокойно и важно шел рядом, его шерсть от дождя слиплась.
«Его помыть надо бы», - подумала Таня. Её нервный стресс, вызванный сильным эмоциональным напряжением, постепенно улетучился, но чувство огромной благодарности к незнакомому человеку, спасшему её честь, а возможно, и жизнь только усилилось, заставило её преисполниться решимости, преодолеть всегдашнюю застенчивость. Чувство заботы и долга привело её к жилищу незнакомца, по её мнению, благородного и честного человека.
Они вошли в темный подъезд и почти на ощупь пробрались по лестнице. Незнакомец вынул из кармана пальто фонарик и попросил Таню подержать его. Острый желтый сноп света помог ему вставить ключ в замок. Вспыхнул свет в прихожей. Здесь было мало вещей, что выдавало одиночество человека. Таню вдруг охватило новое волнение, нерешительность, но незнакомец дружелюбно улыбнулся, и его улыбка сразу сняла все её тревоги:
- Проходите, не стесняйтесь, гостьей будете! - А потом приказал собаке:
- Царь! На место!
Собака улеглась на коврике в прихожей, оставив за собой на полу грязные следы лап. Таня забеспокоилась:
- Давайте, быстро, вашу аптечку. Сделаем перевязку.
Как хорошо, что они проходят медицинскую подготовку в школе!
Таня помогла незнакомцу снять пальто. Под свитером было огромное кровавое пятно, платочки пропитались кровью, капающей на пол. Висевшая над холодильником аптечка, содержала в себе минимум лекарств, необходимых человеку. Таня быстро нашла спирт, йод, бинт и пластырь. Рана над бедром была неглубокой и, закончив перевязку, Таня сказала:
- Я, думаю, быстро заживет. Вы так пострадали из-за меня, извините меня и большое спасибо вам!
- Ну, за такую красивую девушку стоит пострадать, - полушутя произнес незнакомец, и это смутило Таню. Потом он серьезно добавил:
- В мире столько лжи и насилия, что если люди не будут помогать друг другу, то погибнут. Что вас привело в такой поздний час в эти жуткие края?
Таня рассказала о своем возвращении от подруги.
- Вам следует быть более осторожной. Молодая девушка, да еще в такое позднее время не должна ходить одна. У нас, к сожалению, можно встретить всяких мерзавцев и подонков. И тут незнакомец спохватился:
-Простите, я так и не представился сам и не узнал имени моего прелестного доктора. Антон Иванович Терехов. Но это слишком длинно и торжественно звучит. Меня все просто зовут Антоном, прошу и вас так меня называть.
-А я — Таня. Таня Ласточкина.
- Очень приятно.
Антон слегка поклонился, пожав протянутую маленькую руку немного смущенной Тани.
- Да что мы сидим на кухне! Таня, прошу вас в комнату.
Таня неловко встала и прошла вперед. К ней вернулась былая застенчивость, но полностью смущенной она себя не чувствовала. Чем-то хорошим и добрым веяло от этого человека. Чувствовалось, что он не может её обидеть, причинить ей зло, тем более он был её спасителем.
Войдя в комнату, она остановилась очарованная. Казалось, стены комнаты растаяли, открыв, чудный, удивительный мир! Он был подобен сказочному замку или волшебному музею.
Мягко струился свет, озаряя многочисленные картины, из которых просто било в глаза волшебство и удивительная энергия. Самые разнообразные тона красок – снежно-белый. пронзительно-голубой, бирюзовый, гранатово-красный, мягко-зеленый, лимонно-желтый, ослепительно синий сочетались в гармоничных переливах. Здесь было то, что Таня, казалось, уже давно видела, имела в душе, но никогда не могла выразить - так были верно подмечены художником и переданы на полотнах эти состояния души. Впечатляло также и обилие, разнообразие тем, образов и сюжетов.
Среди молочно-белых, легких облаков летели прекрасные лебеди, и далеко внизу виднелась печальная, забытая земля, покинутая ими, и грустная девушка в белом платье с надеждой и печалью глядела им вслед.
Скачущие по огненно-красной равнине быстроногие лошади, легкие, свободные, сильные и гордые своей свободой, бегущие навстречу огромному, ослепительному солнцу.
Неземной закат с удивительными оттенками красок, брызжущий потоками света из-под нависших низко облаков.
Темный, до черноты, дремучий, бушующий, страдающий от бури лес, где хозяин-ветер гнет мощные деревья. Но картина вселяла надежду, веру, в то, что лес устоит перед натиском неистовой стихии.
Ослепительно-нежные, голубые и белые краски гор в сочетании с сиренево-синим небом.
Великолепная картина грозы с белыми и огненными зигзагами молний, бушующих над съёжившейся, затихшей маленькой, темной деревней.
Прекрасные оттенки моря, сурово бьющегося о мрачные древние серые скалы, на которых высится древний замок с единственным огоньком в башне.
Страдающий, изможденный старик над восковым, бледным лицом умирающего сына.
Сидящая у зеркала и смотрящая на свое отражение, полунагая с алебастровой кожей и водопадом льющихся волос, девушка.
И множество других образов и сюжетов - всех их невозможно было бы перечислить, их нужно осматривать тщательно и долго, получая истинное наслаждение, испытывая праздник души.
Несмотря на то, что Таня смогла лишь охватить глазами, вобрать в себя лишь часть всего этого великолепия, оно уже плеснуло в её душу, заставив её запеть, заставило содрогаться её сердце, ликовать каждую клеточку тела. Когда она, наконец, опомнилась, то переполненная трепещущим радостным чувством едва не задохнулась, тихо взялась за сердце и легонько присела на краешек стула. Только тогда она вспомнила об Антоне, застывшем у дверей, чуть улыбающемся, довольном произведенным на девушку эффектом от его работ.
- Так вы художник! - вырвалось у Тани.
- Ну, это может быть громко сказано! Просто занимаюсь живописью в меру сил, - сказал Антон, усаживаясь в скрипучее кресло, напротив.
- И все это вы сами нарисовали? - спросила впечатлительная Таня.
- Практически все эти картины написаны мной, за исключением тех, что стоят в углу, их недавно подарил мне мой друг Володя, и я ещё не придумал, куда их повесить. Вам очень понравилось?
- Понравилось - не то слово, - смело сказала Таня. - Я просто очарована ими. Такого искусства я еще никогда не видела.
- Танюша! Давайте перейдем на "ты", так нам будет проще общаться, - вдруг предложил Антон.
Таня кивнула, не придав этому большого значения.
- Таня, разве ты не была в музеях, выставочных залах? – спросил Антон.
- Практически нет. Из города мы только дважды выезжали на экскурсию. Но я люблю живопись, у меня есть репродукции некоторых художников, чьи картины производят на меня впечатление. Кого? Семирадского, Врубеля, Васнецова, Куинджи, Рериха, Глазунова, Шагала, например, ну, еще, иконопись Андрея Рублева. А также, конечно, западных мастеров-классиков. Но, здесь… я отчетливо увидела все наяву, это заставило меня так переживать, что передать трудно…
- Я все и так вижу и, очень рад, что тебе понравилось. Ты немного не похожа на других, раз искусство способно тебя волновать. А ведь это только мое искусство, оно еще не так совершенно, а если бы видела работы моих друзей ...
Таня рассматривала картины, прохаживаясь по комнате, что-то говорила, находясь под впечатлением, а Антон не спеша комментировал сюжеты полотен, наблюдая за девушкой, такой трогательно очаровательной, что у него защемило сердце. Он вдруг понял, что видит перед собой чистую, светлую душу. Она открыта для всего – дружбы, любви, творчества.
Рассказывая о своих работах, он уже явственно представлял, как у нее может сложиться судьба в этом мире. Особенно, если такая душа неокрепшая, открытая и чистая встретится с грязью, грубостью, глупостью, насилием....
А ведь ещё полчаса назад она находилась на грани этого. Что заставило её идти куда-то с незнакомым человеком, оказывать ему помощь, а потом восторгаться здесь картинами так чисто и простодушно. Что это, как не наличие доброй, благородной и сильной души, пока ещё не подвластной тьме. Ах, как хорошо, что он привел ее сюда! Теперь обида, нанесенная ей мерзавцами, заполнилась хоть чем-то добрым и прекрасным. И как важно вовремя протянуть ей руку дружбы, укрепить её в этом, уберечь её от возможного падения.
Антон вдруг заволновался и, чтобы успокоиться, стал смотреть в открытое окно. Таня заметила на столе над диваном, множество небольших работ с гномами, принцессами, кораблями и замками.
- Это я начал писать иллюстрации к сказкам по заказу одного издательства. Часть уже сделал. Тут еще много набросков, - пояснил Антон.
Затем Таню привлек портрет красивой светловолосой девушки с тюльпанами в руках. На голове у нее был капюшон, и глаза были печальными.
- Какой трогательный портрет, - сказала Таня. - Это реальная девушка или созданный в воображении образ?
- Эта девушка была моей женой, - просто сказал Антон.
- Удивительно красивая у вас жена, - сказала Таня, чуть смутившись. - Но почему вы говорите "была"? Ой, простите, я, кажется, перехожу грань дозволенного!
- Ничего тайного в этом нет. Она действительно была. Она погибла…
- Боже мой! - волнение Тани было искренним. - Но как же это?
- Произошла трагедия...
Таня видела, как нелегко Антону даются эти слова.
- Вам очень тяжело вспоминать, не нужно...
- Это долгая история, - махнул рукой Антон, вздохнув. - Это давно было…. Как-нибудь в другой раз... Но мы опять на «вы»?
- Мне трудно как-то сразу привыкнуть…
- Понимаю!
Таня вдруг почувствовала время. Чувство реальности охватило её, и она, забес-покоившись, посмотрела на большие часы на стене, сделанные в виде теремка. - Простите, но я засиделась у вас. Мне ведь нужно идти.
- Подождите, - опомнился Антон. – Что же это я? Даже не предложил вам кофе. Через минуту все будет готово!
И он поднялся, направившись на кухню.
- Нет, нет, что вы, уже поздно, мне нужно домой, иначе родители будут искать меня, и перевернут весь город.
В её голосе была решительность, да и время было уже позднее, и Антон сказал:
- Погодите, я вас провожу, только наброшу пальто.
- А как же ваша рана? - забеспокоилась Таня. - Может вам лучше полежать?
- Да, пустяк это, царапина, заживет быстро. А чувствую я себя вполне сносно.
Антон помог Тане одеться и вынул из шкафа две большие книги с цветными иллюстрациями и положил в пакет.
- Возьмите, почитайте, если интересуетесь искусством... Здесь хорошие репродукции и немного полезной информации. Но главное – репродукции. Внимательно смотрите их, это многое дает…
- Большое спасибо, - обрадовалась Таня, быстро перелистывая тома.
Вышли вместе в промозглый осенний вечер. Дождя не было, лишь ветер по-прежнему ворочал озябшие листья. В лужах опрокинуто отражались серебряные холодные звезды, спокойная величавая луна, горящие желтые фонари.
Царь аккуратно обходил лужи, важно и неторопливо, с чувством собственного достоинства.
Та¬ня все еще была под впечатлением картин и необычного знакомства, и поэтому думала о своем. Антон кутался в пальто, краешком глаза наблюдая за девушкой.
Когда они дошли до её дома, Таня по¬вернулась лицом к Антону:
- Ну, что, будем прощаться. Вот здесь я живу. Спасибо вам еще раз за все, что вы сегодня для меня сделали. Спасибо тебе, собачурка, - она взлохматила шерсть Царю, вдруг испугавшись сама этой смелости и удивляясь, тому, что Царь её не тронул.
Антон улыбнулся, догадавшись о причине ее удивления и сказал:
- Он хороших людей не трогает. Умный пес.
А потом серьезно, глядя пристально в глаза Тани, сказал:
- Таня, послушай меня внимательно. Я чувствую, что ты не такая девушка как другие. Ты особенная, душевная… (Таня смущенно махнула рукой). Таких как ты, удивительно чистых, добрых, очень мало на свете. Я не знаю, увидимся ли мы еще... Но я тебя приглашаю приходить в гости, когда выпадет свободное время. Адрес ты знаешь. Если меня не будет, пиши записку и бросай в почтовый ящик, безо всякого стеснения. Помни, в моем доме никогда не обижают и никогда никого не унижают. У нас можно говорить, можно молчать, читать, петь, в общем - свобода! Я тебе многое покажу, познакомлю с друзьями. Приходи! Хорошо? Я видел, как ты реагировала на искусство, мне не хотелось бы чтобы мы, люди, у которых общие взгляды и интересы, общие души - жили разъединенно в этом мире.
Антон чувствовал, что говорит отрывочно, бессвязно, не так как ему хотелось бы, и в душе ругал себя...
А ветер играл нежными, пушистыми волосами Тани, и в темноте горели её глаза. Тане передалось волнение Антона, но она ещё не могла осмыслить важность этой встречи. Ей казалось, что впереди много интересного, увлекательного!
- Я обязательно приду. Вот только освобожусь.
И ее маленькая ручка исчезла в большой руке Антона.
Зайдя в подъезд, она остановилась на лестничной площадке первого этажа и внезапно для себя пошла вниз и тихонько выглянула из дверей подъезда.
Высокая фигура в пальто и огромный черный пес удалялись, шагая вдоль аллеи, забросанной охапками листьев. Она мгновенно вспомнила тот вечер в парке, когда она летала между звезд, трамвай, забрызганное изумрудными каплями окно и фигуру человека с собакой, насквозь промокших под дождем.
Она улыбнулась и освещенная какой-то небывалой радостью, даже не думая о неизбеж-ном оправдании дома перед взволнованными родителями, быстро метнулась наверх.
__________________________________________________________
Глава 4. Сергей. «Грани Алмаза»
Он сидел у костра, вслушиваясь в шорох леса, который мощной серо-зеленой громадой раскинулся перед ним, исчезая далеко за горизонтом. Голубоватый дым костра заставлял слезиться глаза, принося аромат горящих еловых веток. Временами он палкой ворошил тлеющие уголья веток, пробуя пекущуюся в черной золе картошку.
Вспомнился ночной сон, кошмарный, жуткий - воспоминания о нем преследовали его уже несколько дней. Он бежит через сад Карамзиных с магнитофоном. Сзади слышны крики погони и злобный рев ужасного пса. Он бежит, напрягая все мышцы, но топот преследователей все громче и, кажется, сейчас острые клыки пса вонзятся в его ногу. Сад нескончаемо длинный, бежать то и дело мешают кусты и ветки, больно бьющие в лицо, и Сергей кричит от невозможности спастись, напрягает все силы и взлетает... Погоня остается далеко внизу, он летит к облакам. Но магнитофон в руке становится все тяжелее и тяжелее, он тянет его к земле и, не выдерживая тяжести, уже у самой земли, Сергей выпускает его, но и сам падает... Он лежит, все тело ноет от боли, а над ним склоняются поочередно неестественно огромные и страшные лица милиционеров, Карамзиных, Мадонны, отца и матери, хитреца Князева, одноклассников, и, конечно же, Зои. Она смотрит на него с укором и грустью…
Он проснулся в липком поту. Побрел на кухню и долго пил воду, а потом лил ее на голову, успокаиваясь, говоря себе, что все это лишь сон.
Целую неделю Сергей ходил мрачный, под воздействием происшедших событий. Попытка похищения, сама по себе противная его природе, кроме того, ещё и не удалась. Но то обстоятельство, что их чуть ли не поймали, что о них знали, их ждали, да и нападение страшного пса, выстрелы - все это ввергло его в беспокойное состояние.
Они долго с Алешкой обсуждали то, что произошло. Было ясно видно - Карамзины каким-то образом узнали о готовящейся краже. Но откуда они узнали - оставалось тайной. Ведь кроме них с Алешкой никто не знал об операции! Оставалось лишь нелепое предположение, что кто-то их выследил, когда они оставили в кустах мотоцикл, лезли через забор и пробирались к дому. Но все то, что произошло, наложило сильный отпечаток на их души. Валя Карамзина, придя в школу, рассказала о том, как двое вооруженных до зубов бандитов забрались в их сад и пытались ограбить дачу. Но отец принял меры предосторожности. Проклятые бандиты тяжело ранили бедного Туза и в панике бежали, потеряв на месте преступления мотоциклетный шлем. Отец вызвал милицию, так как попытка совершить преступление все же была. Лиц преступников не видели, известно только, что их было двое, оба были в джинсах и куртках и оставили после себя следы кроссовок.
Эта весть в классе вызвала интерес. Лишь два человека равнодушно отнеслись к ней - Сергей Тимченко и Алексей Князев. Они сидели мрачные, равнодушные, о чем-то своем думали, лишь время от времени, с усилием, улыбались.
Высказывались лишь самые нелепые предположения. Валя Карамзина сказала, что это хулиган Финн, со своей командой, которые носятся на мотоциклах по улицам. Олег Девяткин предположил, что это случайные налетчики, позарившиеся на чужое добро. Тамара Витрук заявила, что это… пришельцы из космоса, ведь она знает страшную овчарку Туза, и вряд ли обычный земной человек мог бы с ней справиться. Конечно, это предположение было встречено смехом и отвергнуто тут же...
Вскоре волна схлынула. Поговорили-поговорили и забыли об этом, в общем, не очень-то примечательном происшествии. Если бы Сергей был более внимателен, то он бы заметил, с какими глазами и с каким волнением в эти дни смотрела на него Таня Ласточкина. Но Сергею было не до неё. Он был мрачен, зол и подавлен. Он ругал Князева за неосторожность и потерянный шлем. Храбрившийся Алешка говорил:
- Да брось, ты Серый! Не боись! Нас найти они не смогут, не будут же они со всей школы отпечатки пальцев брать.
- Со всей школы не будут, но с нашего класса могут.
- А ты, оказывается, боишься, Серый!
Сергей обозлился:
- Да не боюсь я! Это все твои дурацкие планы! Мне сразу не понравилась твоя «операция». Слишком уж фантастическая по исполнению, и дурак я был, что пошел на неё.
Алешка обиженно отвернулся, и Сергей понял, что перегнул палку.
- Ну, ладно, Лёха, не обижайся, вместе в это вляпались и, слава Богу, что всё обошлось! Могло быть и хуже!
- А если все затихнет, не попытаться ли снова? - вдруг осмелел Алешка.
- Да ты что, очумел! Кто же теперь все на даче открытым держать будет? Теперь у них будет ухо востро! Хватит, надо доставать вертушку честным путем. Лешке не понравилось слово «честным», но возразить он ничего не мог, так, как и сам здорово в тот день испугался, да и выхода из ситуации не видел.
***
Но никто из них, ни Сергей Тимченко, ни, тем более, легкомысленный Алешка Князев, не знали ничего о загадочном письме, пришедшим к Карамзиным накануне их «операции». Он было следующего содержания:
Уважаемые!
Мне доподлинно стало известно, что в нынешнюю субботу ваша дача может под-вергнуться ограблению. Сведения получены из источника, достоверность которого несомненна. Поэтому прошу поверить мне и принять надлежащие меры.
Доброжелатель.
Письмо было написано старательным ученическим почерком и привело в недоумение Аристарха Павловича Карамзина и его жену. Долго они гадали - шутка это или этому известию стоит поверить всерьез. Да и воровать у них на даче особенно нечего! Но вечером Аристарх Павлович все – таки вывел из гаража свою "Волгу" и отправился на дачу, где собрал все ценные вещи, которые могли бы быть похищены, хорошенько проверил все запоры, двери и ставни. Не очень - то веря сообщению неизвестного Доброжелателя, опасаясь злобной шутки, они не вызвали милицию, но, когда в выходной поехали на дачу, выпустили в сад огромную овчарку Туза. На всякий случай Аристарх Павлович держал заряженным охотничье ружьё.
Они пили чай за столом, врытым под яблоней, вместе с соседями, зашедшими на огонек, как вдруг услышали шум, возню, рев и лай собаки по ту сторону дома. Наверное, пес там кого-то рвал. Аристарх Павлович бросился в дом за ружьем, из которого потом и стрелял вслед неизвестным, посмевшим забраться в его сад.
- Хулиганы! Обнаглели окончательно! И все потому, что нет за ними надлежащего присмотра. То картошку выкопают, то мак срежут, то цветы оборвут, то яблоню обтрясут. А сейчас, что с собакой сделали! Еще и ограбить хотели! Нет, пора их урезонить! - кричал рассерженный Аристарх Павлович.
Были вызваны работники милиции, и, учитывая положение и влияние на городские власти товарища Карамзина, назначили расследование. Был найден мотоциклетный шлем, множество следов, которые привели розыскную собаку к придорожным кустам у оврага, где, как выяснилось, был спрятан мотоцикл злоумышленников. Дальше следы обрывались.
Вскоре расследование было прекращено, но, все же, внимательный и дотошный капитан Никаноров пришел в школу, где училась Валя Карамзина. В кармане у милиционера лежало таинственное письмо неизвестного Доброжелателя. Он познакомился с классным руководителем 10-а класса Мадоновой Юлией Сергеевной, и взял характеристики некоторых учеников класса, чье поведение было неустойчивым. Среди них была и характеристика Алексея Князева. Внимательный капитан просмотрел также дневники ребят и их сочинения по литературе. Из всех сочинений он отложил только одно. Простое сличение записки, присланной Карамзиным, почерка в сочинении и в дневнике безо всякой экспертизы показывало, что писал все это один человек. Это были тетрадь и дневник Тани Ласточкиной.
Обо всем этом Сергей, конечно же, не мог знать. Через неделю затихла в школе суматоха с попыткой ограбления дачи Карамзина, и он постепенно успокоился. Однако совесть его была нечиста, и он время от времени вспоминал происшедшее, как что-то неприятное в его жизни. Этот случай научил его обдуманности, взвешенности в будущем, тому, как важно не поддаваться чужому влиянию и думать лишь своей головой...
***
В лесу раздавался перестук дятла. Он бил мелко и быстро, дополняя своим стуком обилие звуков леса. Среди этой музыки то и дело слышались голоса переговаривающихся ребят, радостные восклицания по поводу найденных грибов. Вскоре на поляну тяжело дыша и смеясь, вышли долговязый Олег Девяткин и фигуристая Валя Карамзина. Валя была в облегающих спортивных брюках и свитере, который то и дело отряхивала, выбирая елочные иголки. Её ведерко, было до половины наполнено ароматными коричнево-рыжими грибами. Олег собрал мало, так как то и дело снимал Валю фотоаппаратом в разных ракурсах, и теперь довольный, поглаживал чехол фото¬аппарата.
- Молодец, у тебя просто нюх на грибы,- похвалил Валю Сергей.
- Жалко, грибной сезон скоро кончится, - сказала Валя, собирая волосы и закалывая их. - Вот Зойка молодец, старалась, собрала больше. Да и Олег мне мешал, все время щелкая...
- Да где уж мешал, - улыбался чуть возмущенный Олег. - Ты сама была рада, что тебя снимают, корчила из себя кинозвезду.
- Без тебя я бы больше собрала... Мы вот посмотрим, какие у тебя фотки будут. Опять все расплывчато, нельзя будет разобрать, где лицо, а где ноги…
-Что?! - обиделся Олег. - Да я с девяти лет занимаюсь фотографией, я ас в этом деле!
Удивленно наблюдая, как Валя смеется, он притворно замахнулся на нее:
- Вот я сейчас задам тебе, клеветница!
Оба устало сели у костра. Вскоре из леса выскочил как ужаленный Князев.
- А-а-а-а! - орал Лешка, держась сзади за больное место, - колючкой уколола сволочь!
И он погрозил кому-то вдаль кулаком.
Из леса, тяжело ступая, вышла уставшая Зоя. Её ведерко было доверху наполнено грибами. Все так и привстали от удивления. Серьезная и строгая Зоя рухнула у костра и сказала:
- Собрала бы больше, если бы этот гад не мешал.
Князев, не растерявшись, нагло отвечал:
- Да это я все грибы собрал, а она всего лишь воспользовалась…
- Что?!
- А того! Без меня ты как без рук. Я тут все грибные места знаю.
- Смотрите, какой чемпион выискался, - язвительно сказала Зоя. - А ну, пошли, посоревнуемся, кто за полчаса больше соберет!
- А у меня... это, спина болит, нога тоже что-то ломит, - ответил Князев, состроив несчастную мину. - Я даже встать не могу!
Все дружно засмеялись.
- Ну, ладно вам, - сказал Сергей, - картошка готова!
Он уже выкатывал из золы, дымящиеся, с ароматной коркой, картофелины. - Налетай!
Ребята стали хватать горячую картошку, шипя и охая, перебрасывая картошины с руки на руку, а Князев не выдержав, обжигая рот, уже начал давиться хрустящей коркой. Зоя нашла в рюкзаках крупнозернистую соль, консервы, а Валя нарезала черный, душистый с тмином, хлеб.
Зоя придвинулась ближе к Сергею, словно бы ища у него защиты от порывов ветра на этом холмистом месте, и Сергей накинул на неё свою теплую куртку, уловив благодарность в её голубых глазах.
- Вы знаете, если все это приготовить дома, это будет не так вкусно, - жуя, заметил Олег.
Заметно похолодало. Ветер гладил верхушки черно-зеленых сосен, гордых, строгих, неподдающихся осени, готовых принять суровые ужасы зимы. Все устали, говорили тихо и мало, больше вслушивались в природу. Сумерки подкрадывались незаметно и постепенно окутывали окружающий лес, создавая ему тайну, наделяя его закоулки приз-раками первобытного, необъяснимого страха человека перед всем темным, мрачным.
- А завтра контрольная по физике, - тихо сказала Валя.
- Ну и что? - буркнул Олег.
- Ну, тебе то все равно, ты отличник, а я не напишу, не понимаю...
- Да и не готовился сегодня никто, воскресенье ведь, - нарушил, наконец, свое молчание Сергей.
Валя встрепенулась.
- А давайте попросим, чтобы отменили контрольную, или уйдем всем классом.
И она озорно подмигнула.
- Я - за! - быстро ответил лежавший Князев. - Мне эта физика триста лет не нужна! - А мне нужна, я поступать буду. Нужно иметь хороший аттестат, - сказала Зоя.
- А я и так поступлю, без физики, - сказал Алешка. - Старик куда хочешь, устроит! - Хорошо, если у тебя такой пробивной отец, - заметила Зоя, - а я буду поступать как все.
- Вот с тебя и выйдет такой специалист, который ничего не будет знать и никому не будет нужен, - сказал Сергей, обращаясь к Князеву, глядя на потухающий костер. - Это почему же? - спросил, недоумевая, Князев. - Я нагоню. Кроме того, у меня будут референты, они будут помогать.
- Ты что же, уже в начальники метишь? - спросила Зоя.
- А то, как же - ответил Князев, и все засмеялись. – Достигнуть степеней известных цель моя!
- А я не хотела бы быть такой, как отец, - сказала Валя. - Он ни знает покоя ни днем, ни ночью. В отпуск поедет, побудет пару дней - отзывают из отпуска, то одно дело без него не ладится, то другое. В лес уедет, на курорт, - и там найдут. Он с нами, а вроде, как и не с нами. Постоянно рас¬сеянный, думает о делах. Тяжело ему, да и мама недовольна, часто ссорятся.
- Руководителем нужно родиться, - вдруг серьезно, как-то уже совсем по-взрос¬лому сказал Сергей. - Тяжелее всего с людьми работать... Не знаю, смог бы?
- А я бы смогла, - сказала Зоя, глядя ему в лицо. - Только тогда вряд ли замуж стала выходить. Сочетать семью и ответственную работу невозможно, когда на твоей совести люди, финансы….
- А как же любовь, Зоя? - смело спросила Валя, чуть улыбнувшись.
- Всю любовь буду вмещать в работу.
- Ну, нет, я не такую любовь имела в виду.
- Ну, если человек попадется хороший, любящий, тогда и выйду. Впрочем, ну его, это начальство!
- Действительно, что - то вы все сегодня такие скучные, - сказал Князев, устраиваясь поудобнее на расстеленной куртке. - Давайте анекдот расскажу...
Но и анекдот не смог рассеять задумчивое настроение, все засмеялись, но как-то деланно, нарочито, повинуясь привычке, а потом быстро смолкли.
То ли устали они, то ли просто пришло время поговорить и подумать о серьезном, о будущем. Ведь каждый из них знал, что через несколько месяцев все это закончится, и они, быть может, больше никогда не встретятся, и какой она будет новая жизнь?
- Поздно уже, пора ехать. Электричка через тридцать минут. Сворачиваемся! - деловым тоном сказал Сергей.
Затоптали костер, и пошли нестройной толпой по лесной дорожке. Сумерки постепенно окутывали лес. Шорохи стали отчетливее, ветер стих.
Все шли, громко разговаривая, чтобы не слышать таинственных ночных звуков.
Ледяные звезды рассыпались по небу веером...
На станции они решили завтра уломать молодого физика оттянуть контрольную.
В электричке, под перестук колес, Зоя почувствовала, что засыпает и аккуратно положила голову на плечо Сергея. Он ощутил прикосновение её легких, льняных волос и скосил взгляд на ее лицо: нежный овал щек, маленький подбородок, изящный миниатюрный носик, нежные раковинки ушей. Ресницы были светлые, брови тоненькими, чуть пушистыми. Почему-то пришло в памяти сравнение ее лица с нежной лилией. И Сергей, не стесняясь немногочисленных пассажиров, вдруг аккуратно и тихо, опустив голову девушки на руки, одним прикосновением губ поцеловал её. Зоя вздрогнула, пошевелила головой, устроилась поудобней, но глаз не открыла, казалась спящей. Сергей решил не будить её и стал смотреть в окно на гирлянды огней, пролетающих в ночи.
***
Познакомились они летом в ЛТО. Стояла удушающая жара, поникли деревья, листья казались спящими непробудным, мертвым сном, о существовании ветра забыли все, а немилосердное, раскаленное солнце плавило человеческие тела, как воск. Разгоряченные, потные, в столбах удушающей пыли сильные мальчишеские тела гоняли мяч, глаза шарили по полю, руки вздымались вверх, чтобы стереть струящийся соленый пот со лба, заползающий в глаза, плавно плывущий по щекам. Работали ноги, не знавшие усталости, перемещавшие тела по всей площадке, готовые в любой момент парировать удар. И вот забили гол, который, наконец, сровнял счет, и Сергей устало отошел на край поля, вытирая пот, снимая на ходу мокрую майку и, совершенно случайно, его глаза встретились нежным васильковым цветом. То были глаза новой ученицы, серьезной и недоступной, ее недавно перевели из другой школы. Она пристально, немного восторженно смотрела на него, и Сергей почувствовал удар в сердце, больший, чем все удары, которые он дотоле получал. Играя дальше, он уже не мог забыть этих глаз, постоянно чувствуя её взгляд. Он уже играл для неё, старался принимать такие позы, чтобы выглядеть лучше, мужественнее и, остановившись, он вновь видел её, розовую панаму, спадавшие из-под неё кукольные волосы и вновь красоту этих васильковых пронзительных глаз, пробуждающих что-то теплое и радостное в груди. Это придало ему силы, он быстро передал пас, и когда с его подачи был забит последний гол, он стал одним из героев дня. Нарочито небрежно, не обращая внимания на Зою, он шел умываться, и когда его тело внешне остыло, сердце продолжало пылать пламенем, зажженным девушкой с таким круглым именем.
А вечером на дискотеке он уже искал именно её, решив пригласить на быстрый танец. Зоя танцевала уверенно, но сдержанно, была серьезной, и, даже немного строгой. Но тогда её некоторая замкнутость импонировала Сергею; Зоя не напоминала тех веселеньких пустышек, которые ему уже успели надоесть. Сперва он начал привычно шутить, но смеялась она так же сдержанно, как и танцевала, и от этого казалась ещё более недоступной, и загадочной.
Ночью он долго думал о ней, а на следующий день, в поле они уже работали вместе, уходили в лагерь вместе, обедали вместе, и, ему нравилось, что она ничего не боялась и никого не стеснялась, не пытаясь скрыть свою дружбу с ним. Как-то в жаркий полдень они ушли далеко в луг. Зоя собирала в цветы, а Сергей веселил её, рассказывая смешные истории, одновременно любуясь движениями её рук — быстрыми, ловкими. Вскоре они углубились в тенистую рощу, пропахшую папоротником и диким вьюном, змеисто овивающим деревья.
Было душно и пыльно. Когда они подошли к реке, Сергей предложил искупаться. Он деликатно отвернулся, а когда вновь повернулся, то увидел улыбающуюся Зою по горло в воде. Зоя совсем не умела плавать и дальше ступать боялась. Тогда Сергей показал свое искусство, замечательно, в несколько сильных взмахов, переплыв узкую речку. Зоя стояла на том же месте, когда Сергей подплыл, держа в руках прекрасные лилии. Сергей бережно поводил Зою за руки. Дно было илистое, ноги утопали в вязкой жиже, то и дело, натыкаясь на острые раковины улиток...
Накупавшись, Зоя вышла на берег, бросив косой взгляд на Сергея, набросила на мокрое тело платье. Она стояла, словно птица, сложившая крылья, и Сергей ощутил такой прилив нежности, что, тихонько подойдя, обнял её со спины. Зоя повернулась, легко улыбаясь, в её бездонных глазах засияли огоньки нежными переливами. Она легонько поддалась к нему, и он ощутил ее губы на своих губах. Мир качнулся, чуть не перевернувшись и поплыл. Внутри тела бурлила затаенная энергия, светлой радостью выплескиваясь наружу. Она выражалась в счастье видеть эти небесного цвета глаза, легонько ласкать эти нежные, как пух волосы, чуть касаясь беленького ушка, видеть, как жилка пульсирует на белой лебединой шейке, сходить с ума от нежных, гибких рук, похожих на два птичьих крыла, от виднеющихся сквозь платье коричневых точечек ее грудей. Это было настоящее счастье, и как Сергей тогда хотел, чтобы оно не кончалось!
Они пробыли долго у реки и давно высохли, и говорили мало - им не нужны были слова, а лишь эти нежные прикосновения, легкие и бережные…. Так открылись Сергею сказочные врата, и эти дни были наиболее счастливыми не только в то лето, а как он позже осознал, и во всей жизни.
Но прошло время, необходимо было ехать в город и неизбежные расставания, разлуки, множество неотложных дел такого разнообразного мира не только откладывает отпечаток на человека, но и переделывает его, заставляет его делать поступки, которые потом самими же могут быть признаны как ошибочные.
Зоя летняя и Зоя осенняя были разными. Одна была сдержанно-нежная, другая - временами строго-надменная и холодная. Изменился и Сергей, его чувство любви стало приобретать черты успокоенности, его начали интересовать другие дела. Между ними стала складываться холодная, незримая стена, временами исчезавшая, как в этот осенний день, но, потом неумолимо выраставшая вновь. ВО многом виной было врожденное мужское самолюбие Сергея, не желающего терять голову, а также присущее Зое собственное самолюбие и сдержанность. Зоя хотела чего - то особенного от Сергея, а Сергей от Зои. И сейчас, в электричке, когда она ощутила поцелуй его на своей нежной шее, она притворилась спящей, так как воспринимала это как своеобразное извинение Сергея за замкнутость и молчание последних дней. Она понимала, что её упорство вызовет у Сергея негативную реакцию, но продолжала молчать.
А электричка летела в ночи, и каждый поворот дороги виделся новым…
***
Это место было в какой-то мере священным, ибо мало кто миновал его, не зайдя туда, не соблазнившись обжигающе сладким вином, не отведав ароматного дыма, не посидев в матовой темноте бесчисленных мерцающих ламп.
Это место называлось "Алмазом", и оно нещадно проглатывало людей, приходящих разглядеть все его оттенки и грани. В вечернее время, когда иллюминация заливала потоком витрины магазинов, в "Алмазе" все места были практически забиты. Это был удивительный мир, где собирались для встречи с друзьями, посидеть в шумной кампании, и, конечно, почувствовать, как по твоим жилам горячо забурлит алкоголь. Пространство проглатывала ритмичная музыка, сновали ловкие бармены в белых рубашках и бабочках, быстро смахивающие пыль, ловко льющие в сверкающие бокалы легкое игристое вино. В красных, золотисто-зеленых, сине-голубых полосах света, окутанные сигаретным дымком, сидели, раскинувшись свободно и непринужденно, нарядные дамы в коротких юбках в ожидании интересных амурных приключений. Неистово танцевали, распихивая друг друга слегка подвыпившие люди.
Здесь лица казались краше и лучше, чем были наяву - это был грандиозный и блистательный обманный мир, где можно встряхнуть душу, раскрепоститься, почувствовать себя сильнее и наглее, чем ты есть.
Впервые попав сюда, Сергей поначалу растерялся. Здесь все было не так, здесь существовали свои законы, но, вскоре, он начал привыкать к "Алмазу", ибо подогрев себя вином, чувствовал раскованнее и современнее. И сейчас, идя вслед за ловким и опытным Князевым, он старался казаться старше, держаться смело и уверенно, гордо и независимо.
Все уютные кабинки, схожие с нишами в стенах, были заняты уже давно. Алешка подвел его к уже знакомой кампании и после обыденного приветствия, им разрешено было присесть за полированный общий стол, на котором уже красовались две бутылки вина, легкая закуска. Были заказаны еще коньяк и шашлыки, салаты, горячие бутерброды, конфеты. Из сигаретного тумана блики света выхватывали лица, казавшиеся страшными и одновременно в чем-то заманчивыми в темноте: гогочущие белозубо-красные рты, пряди длинных волос, темно-мутные глаза... Мелькали вялые худые руки, блестевшие часами, браслетами, кольцами, огоньками сигарет. Торчали острые и полные колени, сплетения темных, клетчатых, белесо-мраморных, джинсовых ног. Девушки лениво сосущие коктейли томно и независимо смотрели вокруг, у некоторых взгляды становились липкими, движения рассеяно-свободными. Одна из них рыжая, худая, с наглым липким взглядом, руками-сосульками, щелкнув пальцами, усыпанными перстнями, пропела крошечным ртом:
- Новенький мальчик... Ничего…. Как зовут? Ах, Сережа, Серенький... Так ты, Сережа, не стесняйся, расслабься, чувствуй себя как в своей хате.
Князев что-то отвечал ей, и она залилась хрипловато-бессовестным, наглым смехом, закачавшись тонким телом, а потом щелкнула зажигалкой, закурив, забросив ногу за ногу. Но Сергей продолжал чувствовать себя зажатым. Вскоре на столе появилась новая бутылка, светящаяся наподобие драгоценного камня в луче режущего фонаря. Её начали разливать по длинным, блестящим как хрусталь бокалам. Сергей выпил и, задохнувшись, закашлялся, в горле неприятно пекло, многие заухмылялись: «Хоррош коньячок!», а рыжая быстро подсунула конфеты, и Сергей взял пару в рот, быстро жуя, стремясь удалить неприятный осадок. Вскоре горячая жидкость заструилась по сосудам, голова затуманилась. "Алмаз" стал казаться не таким уж чужим, ребята - милыми и добрыми друзьями. Рассказывались анекдоты, и хотя языки выговаривали слова не очень отчетливо, стало вдруг очень смешно и мило, все стали разговорчивее, в головах закружились веселые хороводы шальных мыслей...
Через полчаса всех потянуло танцевать. Сергей это не очень умел, но удивился своей, смелости и ловкости в танце, даже стал показывать Князеву как лучше работать руками, ногами, извиваясь всем телом. После третьего зажигательного танца пошел четвертый, и Сергей уже окончательно вовлекся в общий хоровод неистового и бурного веселья. Скакали потные тела, махая руками, ударяя локтями соседей, наступая на ноги, обнажались зубы в веселом возбуждении - все это буйство казалось частью какого-то вселенского первобытного обряда. И, взирая на танцующих, вместе с ними приплясывали выложенный на стене мозаичный Вакх с чашей вина и спутавшейся бородой и увенчанная ярким венком крутобокая русалка.
Зазвучал медленный танец, и Сергей возвратился на место, с некоторой долей зависти поглядывая, как Князев – солидный, в темных очках, обняв рыжую девицу, наклонялся в такт блюзовой мелодии.
Сергей долго искал глазами, кого бы пригласить. За соседним столиком были привлекательные девушки, но все они казались старше и недоступнее. Одна из них - в обтягивающем тело свитере и джинсах особенно привлекла внимание Сергея. Он уже давно наблюдал, как она танцевала, а сейчас она мирно сидела за столиком. Рядом с ней восседал спортивного вида парень, стриженный под «бокс». Он тихонько поцеживал из бокала. Сергей тяжело вздохнул.
Потом он протанцевал еще два танца и решил сделать перерыв, тем более, что был объявлен «белый танец».
Вдруг он почувствовал мягкое прикосновение руки. Его сердце вздрогнуло, а по руке побежала электрическая теплая волна. Рядом стояла красавица из соседнего столика, запретно манящая, с большими, хорошо посаженными глазами, сияющими зелеными огоньками:
- Разрешите пригласить вас!
Этот мягкий вкрадчивый голос, изысканность манер незнакомки, вселили в сердце Сергея одновременно и робость, и желание пойти с ней, хоть на край света.
И он пошел танцевать с ней, серьезный, величественный, словно вельможа из исторического фильма, а внутри себя, волнуясь, как бы не наступить своей прекрасной даме на ноги.
Во время танца девушка прижималась к Сергею, и он с волнением чувствовал тепло ее пружинистой груди и полноватых рук, сознавая, как приятно ощущать гладкую и гибкую, чуть дышавшую девичью спину, переходящую от тонкой талии к мерно изгибающимся широким бедрам. И когда, наконец, танец закончился, незнакомка шепнула ему «Спасибо. Было очень приятно», улыбнулась и, покачивая бедрами, направилась к своему столику.
Сергей вернулся на место, еще не придя в себя, а Князев уже зашептал ему на ухо:
- Ну как тебе Мальвина? Раз она тебя пригласила, значит, глаз положила, радуйся...
- Кто она? - коротко спросил Сергей, вдруг почувствовав, что почти полностью отрезвел.
-Учится в музыкальном училище, играет там, на разных роялях - фортепьянах, - довольный своей осведомленностью затараторил Князев. - С нею сейчас Янис, кажется он её «бойфрэнд», занимается какими-то темными делишками, подпольным бизнесом. Но он ревнивый…. Мальвина - телка свободная и очень недоступная, так что радуйся!
Удар в сердце был силен, и Сергей уже не мог забыть зеленоглазой Мальвины, все прочее перестало существовать.
***
Мадонова Юлия Сергеевна была сегодня такой милой, восхитительной и это её состояние передалось детям, они ждали от неё радостных вестей.
- Ребята! В связи с отсутствием в школе воды столовая сегодня работать не будет, и занятия отменяются. Запишите, пожалуйста, домашние задания!
Последние её слова потонули в общем шуме бурного ликования. Олег, вскочив на стул, кричал:
- Айда в парк гулять, ребята!
Многие шумно поддержали его, а Сергей шепнул Зое:
- В кино пойдем? Жди меня у кафе «Мороженое».
Зоя кивнула и вышла из класса, не замечая, с какой досадой, смотрит ей вслед Таня Ласточкина.
...Осенний день был грустным и хмурым. Плотная пелена свинцовых туч укрыла небо, но все же приятно шуршали листья под ногами, вперемешку с коричневыми, полированными тельцами каштанов.
Придя домой, Зоя быстро направилась в спальню. Мама удивилась ее приходу. Зоя только бросила:
- Воды нет, и нас всех отпустили.
Быстро сбросив надоевшую школьную форму, она одела кофточку и новенькие, упруго хрустящие, недавно подаренные ей джинсы. Затем долго сидела, наводя красоту - накладывая тени, подкрашивая ресницы, губы. Набросила длинный плащ, схватив сумочку, что-то придумав маме насчет коллективного похода в парк, быстро выскочила на улицу.
Ожидая опаздывающего Сергея, Зоя сидела в открытом кафетерии под разноцветными, ¬ схожими с грибными шляпками, зонтиками.
Заведение было почти пустым. Маленькие разноцветные металлические стульчики были усыпаны залетевшей жухлой листвой. На некоторых сонно покачивалась темная дождевая вода, и добродушная продавщица долго орудовала тряпкой, приводя в порядок столы и стулья. По улице, унося прилипающие листья, катились редкие автомобили, смешивая запах бензиновой гари с запахом подгнившей листвы. Лужи пахли йодом и мокрыми ветками, от буфета приятно несло теплыми булочками и острым запахом жженого кофе.
Сергей явился в короткой курточке - веселый, уверенный, чуть нагловато улыбался, и Зоя тут же осадила его упреком:
- Опять опаздываешь на свидание, кавалер!
Сказала она это незлобно, скорее, по привычке, но Сергей почему-то сразу нахмурился:
- Если даме было так скучно, то дама могла бы и й уйти!
- Тогда кавалер рассердился, схватился бы за стул, и разнес бы здесь всю посуду, - продолжала язвить Зоя. - Не так ли?
- Только в том случае, если бы дама была знаменитой кинозвездой, и её бы соблазнял более ловкий соперник! А у меня такой ситуации не предвидится, да и даме моей куда как далеко до «звезды»!
Зоя, обиженно сжав губы, уже вспыхнула:
- Так может кавалер пойдет искать себе подобную «звезду», а что касается меня, то меня вполне устроит гордое одиночество. Во всяком случае, подобных бедных Пьеро я всегда себе найду, недостатка в таких нет!
Сергей ухмыльнулся:
- Ну, если я Пьеро, то ты уж никак не Мальвина!
Он и сам не понимал, как у него всплыло это имя. Воспоминание о его реальной владелице пламенем обожгло его сердце.
Зоя молчала, глядя куда-то в сторону. Сергей понял, что сказал лишнее. И хотя образ Мальвины не расплывался, он сказал примирительно, взяв Зою за руку: - Ну, хватит дуться... Ну, пошутили, и хватит.
- Я не люблю таких шуток!
- Ну, ты же первая начала с упреков!
-А ты опоздал...
Мороженое было ледяным и не хотело таять во рту. Зоя нехотя давила твердые белые комочки в пластмассовой чашечке, перемешивая их с вареньем. Сергей, пытаясь загладить случившуюся размолвку, начал рассказывать смешные истории, интересные случаи. Зоя легко кивала, но в глаза ему не смотрела и молчала. Она сама не знала почему, но вся радость встречи вдруг улетучилась, и Сергей с его шутками стал неприятен. Что-то происходило вокруг, что-то чужеродное вторгалось между ними, но что, они не понимали.
Наконец, бросив недоеденное мороженое, они отправились в парк, где в глубине находился фешенебельный кинотеатр "Свет". В тот момент Зое очень хотелось уйти, но она не могла все вдруг так бросить, окончательно испортив Сергею настроение.
«Наверное, сегодня я просто не в духе. Придираюсь к нему по мелочам, как будто ревную к кому-то. Какие глупости», - подумала Зоя. И она примирительно взяла Сергея под руку.
Шли они молча, наблюдая, как машет метлой седой дворник, как дымятся белыми струйками кучи чернеющей собранной листвы, как в глубоком парковом пруду, в холодной темно-каменной воде плавают гуси, живущие здесь круглый год...
Фильм был интересен. Это была французская драма о любви, с участием знаменитых актеров, и после просмотра они как-то подобрели друг к другу. Но все же у Сергея было чувство, что он находится далеко не на взлете, его немного огорчил и тот факт, что Зоя не позволила обнять себя в приятной заловой полутьме, и, вообще, вся была увлечена фильмом, вовсе не обращая на него внимания.
Они шли по улице, неохотно говоря о насущных делах, и как-то незаметно оказались возле модернового здания музыкального училища. И здесь Сергея будто пронзило током. Из толпы вышла девушка в модной легкой курточке и короткой юбке, обнажающей красивые крепкие ноги в прозрачных розовых чулках, и, помахивая легкой сумочкой, пошла в их сторону. Когда её глаза случайно встретились с глазами, цвет малахита, краски моря ударили ему в душу. Это была Мальвина!
Она узнала его, улыбнулась, широко обнажив ровные алебастровые зубы, кивнула и пошла, плавно покачиваясь, мимо. Сергей почувствовал себя на седьмом небе, а у Зои невольно вырвалось: «Кто это?»
- Да так, знакомая одна, - ответил быстро Сергей, и Зоя после этого молчала всю дорогу. Когда она, вернувшись, осталась совсем одна, эта встреча почему-то долго не выходила у нее из головы.
______________________________________