Глава 22. Последняя битва Шарлотты

Иллюстрация Лады Вдовиной



Глава 22. Последняя битва Шарлотты. (Рассказ барона дю Валлон).

Ой, колобок, колобок, как сладко ты поёшь!
Сядь ко мне на носок, да пропой ещё разок.
(народная сказка).

-Однако вы слишком настойчивы, сударь. Я до сих пор не проткнул вас только потому, что вы оказали мне неоценимую услугу! Ладно, уж так и быть, расскажу вам, как было дело. А то вы тут нафантазируете, Бог знает чего! И пойдут сплетни! Но помните, вы дали слово, что не раскроете никому этой тайны, пока жив хоть один из нашей четвёрки.
Итак, когда бедная госпожа Бонасье скончалась на руках д Артаньяна, он просто обезумел от горя и загорелся желанием отомстить. Но единственной зацепкой, позволявшей разыскать миледи, была бумажка, которую нечаянно обронил граф Рошфор. Впрочем, нечаянно ли? И обронил ли? Теперь я уже ни в чём не уверен. Ведь мы не видели, как он ронял эту записку. Так сказал нам гостиничный слуга.  Но гостиничный слуга за полпистоля ещё и не это скажет! В общем, я расскажу вам всё что знаю, а вы уж сами судите.
В этой бумажке было только одно слово: «Армантьер». Но одно это слово значило для нас больше, чем всё святое писание, ибо давало надежду найти логово миледи.
Поскольку миледи была очень изворотливая особа, а кроме того, она знала всех нас в лицо, мы вынуждены были поручить её поиски нашим слугам. Выбор был не из лучших. Я лично сомневался, что эти олухи способны разыскать хотя бы блоху на бродячей собаке. Но, слава Богу, я оказался не прав. Они, к моему удивлению, справились с поставленной задачей. И мы немедленно отправились в Армантьер.
В ту ночь разразилась сильная гроза. Она застала нас в пути. Но д Артаньян не захотел переждать. Он как полоумный мчался вперёд, невзирая на дождь.  И мы вынуждены были следовать за ним. Нельзя было отставать от него, ибо, опередив нас, он мог по своей горячности попасть в ловушку. А мы бы ничем не смогли ему помочь!
Пистолеты в седельных кобурах вымокли и стали бесполезными. Когда мы доехали до цели, я первым делом, удалил с полок подмокший порох и насыпал свежего. Но особенно надеяться на них не следовало, ведь вода могла проникнуть и внутрь, через затравочное отверстие. А перезаряжать их было некогда.
Логово миледи располагалось не в самом Армантьере, а в деревушке рядом. Это был симпатичный, мирного вида домик, белый, утопающий в винограде. Мы прокрались к самому дому. В окне миледи горел свет. Мне удалось даже увидеть её силуэт. Она писала что-то, склонившись над столом. Мушкетон взломал замок. Этот висельник подозрительно ловко орудовал отмычкой.  И мы проникли в переднюю. Это удалось сделать почти без шума. Наши опасения оказались напрасными. Никакой охраны в домике не было. Я с некоторым разочарованием вложил шпагу в ножны.
Но тут возникло новое затруднение. Дверь её спальни оказалась заперта изнутри. Тогда Атос вышел на двор и выбил окно в её комнате. Увидев его, плутовка бросилась к двери и распахнула её. Но там её поджидали мы.
Д Артаньян довольно грубо втолкнул её обратно и наставил на неё пистолет. Мы вошли следом. Кроме нас четверых, с нами был ещё её деверь – лорд Винтер и палач, нанятый Атосом. Убить даму - мало чести. Поэтому, мы решили только судить её, а исполнение приговора поручить настоящему палачу. Что же касается юридической стороны вопроса. То нас обеспечивал карт-бланш самого кардинала, отнятый Атосом у миледи, при встрече в «Красной голубятне».
Пылая гневом, д Артаньян и Атос изложили свои многочисленные и страшные обвинения. Следом за ними выступил лорд Винтер. Он обвинил миледи в убийстве своего брата, убийстве герцога Бэкингема и в смерти своего воспитанника - лейтенанта Фэлтона, которого она с помощью обмана сделала убийцей. Преступления миледи были настолько жутки, а вина её казалась нам настолько очевидной, что никто не сомневался в скором окончании суда.
Когда мои друзья закончили свои обвинительные речи, неожиданно заговорил палач, которого мы наняли. Он снял маску, и миледи побледнела, как полотно, явно узнав его. Оказалось, у палача, которого звали Жак Роже, тоже были давние счёты с миледи. Он тоже произнёс обвинительную речь, в которой поведал, как она, будучи монахиней, обольстила его брата – священника и бежала с ним из монастыря. Как она толкнула его на кражу церковного имущества, как потом довела до самоубийства. Тут раскрылась тайна её клейма. Ведь это именно он – Жак Роже, заклеймил её в наказание за то, что она погубила его брата.
Казалось, миледи была полностью уничтожена. Ей оставалось одно – молить о пощаде. Но она вдруг фальшиво улыбнулась, как бы делая дерзкий вызов, и сказала:
-Что ж, господа, раз вам угодно судить меня, быть посему. Я должна ответить на все ваши вздорные обвинения.
-Вы ещё смеете защищаться? – возмутился Атос.
-Мой друг, - ответила миледи, - Вы же сами изволили назвать сие собрание судом. Теперь, я просто обязана вам ответить. Не могу же я проявить столь дерзкое неуважение к  высокому суду. Теперь ничего не поделаешь - придётся вам меня выслушать. Так что уймите свой зуд, господа, и присаживайтесь, кому где удобно. Я постараюсь быть краткой.
Бедный Атос остолбенел от такой наглости. Однако пришлось предоставить ей слово. Конечно, ни у кого и в мыслях не было, что миледи может оправдаться, хотя бы частично, но она могла тянуть время, в надежде, что подоспеют её сообщники – сторонники кардинала, и казнь окажется невозможной. Но, с другой стороны, если бы мы запретили ей говорить, тогда наш суд выглядел бы, как банальный бандитский налёт. Пришлось согласиться. Я знал со слов друзей о её необычайном коварстве и хитрости, поэтому приготовил свой внутренний щит, для защиты от её ядовитых стрел.
-Прежде всего, нам следует назначить судей,  – сказала она, - ибо, что же за суд, без судей? Те из вас, кто лично ненавидит меня, не могут быть беспристрастными. Поэтому, я предлагаю назначить судьями господ Портоса и Арамиса. Строго говоря, они тоже не могут быть вполне объективными, ибо они ваши друзья. Их симпатии находятся на вашей стороне. Но никого лучше их, я в этой комнате не вижу. Что же касается остальных, то они никак не могут судить меня, ибо выдвинули против меня обвинения. А всем известно, что никто не может быть судьёй по своему собственному иску. Вы согласны, господа?
С нашей стороны возражений не последовало, ибо предложение было абсолютно законным. Ни истец, ни ответчик, ни в коем случае не может быть судьёй по своему собственному делу.
-Итак, господа, я отвечу на все ваши обвинения, но не в том сумбурном порядке, в котором они были вывалены на мою бедную голову, а в строгой хронологической последовательности. По-моему, так будет для всех удобнее. Никто не возражает?
Поскольку возражений не нашлось, она продолжила:

1.

-Согласно пункту первому, Жак Роже обвиняет меня в том, что, будучи монахиней бенедиктинкой, я совратила его брата Поля Роже. Так?
-Всё верно! – согласился палач.
-В таком случае, у защиты имеются вопросы к свидетелю обвинения, господину Роже.
Скажите, свидетель, когда вы познакомились со мной?
-Я познакомился с вами, - ответил палач, - в тот самый день, когда мой бедный брат привёл вас в мой дом.
-Стало быть, до этого момента, вы даже не подозревали о моём существовании?
-Совершенно верно, - признал палач. – Мой несчастный брат тщательно скрывал постыдную связь с вами.
-Значит, вы не слышали, о чём мы с вашим братом разговаривали, будучи в монастыре.
-Разумеется, нет! Да и кто пустил бы меня в женский монастырь!
-Тогда поведайте суду, откуда вам стало известно, что это я соблазнила вашего брата, а не он меня.
-Но это итак очевидно!
-На основании каких фактов, это стало вам очевидно? Вы подслушивали наши разговоры? Вы подглядывали за нами в ризнице?
-Я не подслушивал ваших разговоров и не подглядывал за вами.
-Ещё бы, как вы могли это сделать, если, по собственному признанию, никогда не были в женском монастыре и даже не подозревали о моём существовании! И всё же, не томите господ судей. Ответьте, откуда вам стало известно, кто кого соблазнял. Откуда вам известно кто преступник, а кто жертва?
-Я хорошо знал своего брата! Он не был способен на такое.
-Но вы знали, что он способен на воровство?
-Конечно, нет!
-Значит, вы недостаточно хорошо его знали!
-Но это вы его развратили! До встречи с вами это был честнейший человек!
-До встречи с ним и я была честнейшим человеком!
Палач огляделся по сторонам, как бы ища поддержки. Потом уставился взглядом в пол и процедил сквозь зубы:
-Мой брат полюбил вас нежной и чистой любовью, а вы использовали его, чтобы бежать из монастыря. Потом вы толкнули его на кражу, а когда он стал вам не нужен, вы бросили его, словно изношенный башмак, чем довели до самоубийства.
-Господин свидетель, защита вовсе не просила вас напоминать ей о содержании второго и третьего пунктов обвинения. Защита просила вас предъявить хоть какие-то доказательства по первому пункту! Будьте так любезны, предъявите суду хоть какие-то доказательства моей вины.
-Что же тут надо доказывать, когда итак всё ясно?
-И что же вам ясно? Может быть, вам ясно, что пятнадцатилетняя девчонка, никогда прежде не знавшая мужчин, взяла да и развратила тридцатилетнего мужчину? Может быть, вам совершенно ясно, что это она его изнасиловала, а  вовсе не он её? Может быть, вам совершенно ясно, что после этого забеременел именно он, а вовсе не она? Ответьте, свидетель, суд ждёт!
Палач молчал.
-Свидетель, будьте так любезны, - ехидно взмолилась миледи, - засвидетельствуйте хоть что-нибудь!
Палач махнул рукой и уселся на сундук.
-Судя по тому, что свидетель сел, он закончил свои свидетельства! – сказала миледи. – Подведём итог. Свидетель свидетельствует, что свидетельствовать ему совершенно не о чем. В монастыре он никогда не бывал, о чём я разговаривала с его братом, не слышал. Кто кого насиловал, не видел. Признаков беременности у своего брата не замечал. Всё это в сумме равно нулю. Это и есть мой ответ на первый пункт обвинения. Нет доказательств самого события преступления.  Толи я священника совращала, толи он меня, толи я священника насиловала, толи он меня, толи я забеременела, толи он забеременел. Свидетелю ничего не известно, о чём он ясно и недвусмысленно заявил под присягой. На этом, предлагаю и покончить. По данному пункту мне больше нечего сказать в свою защиту. Могу ли я теперь перейти к ответу на второй пункт обвинения?
Честно говоря, я был разочарован в господине Роже. Оказывается, он ничего не знал толком! Просто он верил в невиновность своего брата и потому возлагал всю вину на миледи! Но доказательств у него не было решительно никаких! А вера доказательством не является. Каждому человеку трудно бывает поверить в виновность своих родственников, даже если они пошли на преступление. Зачем он вообще вылез со своими обвинениями, не имея никаких доказательств? Только время зря отнял! Тут речь идёт о нескольких злодейских убийствах, а он лезет со своими мелкими обидами и туманными подозрениями!
Оставалось только надеяться, что головы он умеет рубить лучше, чем свидетельствовать в суде.
Переглянувшись с Арамисом, я сказал.
-У суда нет вопросов. Переходите к следующему пункту обвинения.

2.

-Слушаюсь, ваша честь, - сказала миледи,  – Во втором пункте, господин Роже обвиняет меня в подстрекательстве его брата к краже. Я верно излагаю, господин Роже?
-Совершенно верно!
-Господин свидетель, вы слышали, как я подстрекала вашего брата к краже?
-Нет.
-Ещё бы! Ведь вы сами признались под присягой, что впервые увидели меня, только тогда, когда я прибыла в ваш дом. То есть, после того, как кража уже произошла. Но если вы снова ничего не слышали и не видели, тогда почему вы утверждаете, будто это именно я подстрекала вашего брата стать вором, а не мать игуменья, например?
-Но ведь это в вас он был влюблён, а вовсе не в мать игуменью!
-И каким образом, из этого, следует, что был факт подстрекательства? На свете полно мужчин и женщин влюблённых друг в друга! И что теперь? Вы всех их обвините в подстрекательстве к кражам?
Граф де Ла Фер тоже был влюблён в меня, но вором он не стал.
-Это и без лишних слов понятно. Мой брат был влюблён в вас. Для того чтобы обеспечить вас деньгами, он украл церковную утварь.
-Не стану с вами спорить. Я и сама так считаю. Он действительно совершил кражу для того, чтоб содержать меня и своего будущего ребёнка. Но разве он говорил вам, будто я об этом просила?
-Он не говорил, но это итак понятно.
-Я рада, что вам это понятно. Теперь осталось только доказать это суду. У вас есть доказательства? Если есть, то теперь самое время предъявить их.
-Какие тут ещё нужны доказательства, разве без них трудно догадаться?
-Ах, так вы просто догадались! Замечательно! Господин Роже, смею напомнить вам, что вы присутствуете здесь не в качестве гадателя, а в качестве свидетеля. Будучи свидетелем, вы обязаны не гадать, а давать свидетельские показания, коими может быть только то, что вы лично видели, слышали, трогали руками, нюхали, или пробовали на вкус. Всё остальное является домыслами.
-Господа судьи, - взвыл палач. – Прошу вас, поверьте - мой бедный брат ни в чём не виноват. Это всё она – змея!
-Да, да! – подхватила миледи. – Поверьте ему, развесьте уши, господа судьи. Ведь кем является его брат? Вором! А разве вор может быть виноват в краже? Да никогда! В краже всегда виноват кто угодно, только не сам вор! Виновата злая жена, которая требует денег. Виноваты голодные дети, которые просят хлеба. Виновата ворчливая тёща, которая изводит его своим нудным брюзжанием и пьёт его кровь по ночам. Или виновата жадная любовница, которая требует подарков. Или мерзкий кредитор, который не даёт отсрочки. Или трактирщик, который больше не наливает в долг. Виноваты родители вора, которые мало его в детстве пороли. Виноват король, который плохо управляет страной. Виноват Господь Бог, который неправильно сотворил этот мир. Наконец, виноват сам обокраденный, который плохо стерёг своё имущество. Но сам вор никогда ни в чём не виноват! Я правильно ухватила вашу мысль, господин свидетель?
-Вы довели её до абсурда!
-Абсурд, доведённый до абсурда! Забавно. Это ваше новое обвинение?
-Нет, сударыня.
-Тогда я не буду на него отвечать - время дорого. Благодарю вас, господин свидетель. Вы уже достаточно ознакомили высокий суд, со своими догадками. Теперь мы знаем, какой вы догадливый человек. Но не могли бы вы предъявить какие-либо свидетельства, или улики, которые могли бы подтвердить правильность ваших догадок?
Палач молча пожал плечами.
-Возможно, у свидетеля плохая память. Он ни как не может припомнить ничего такого, что бы могло уличить меня. Право же не знаю, что с этим делать.  Каково ваше мнение, господа судьи, дадим свидетелю время повспоминать, или перейдем к третьему пункту?
-О, нет, - сказал Арамис. - Хватит с меня пустопорожней болтовни. Я бы попросил свидетеля не тянуть зря время. Если вам что-нибудь известно, господин Роже, сообщите это немедленно.
-Мне нечего вам сообщить, кроме того, что уже сообщил, - развёл руками Роже.
-Миледи, переходите к следующему пункту, - сказал я.

3.

-Как вам будет угодно, господин судья – ответила миледи. - Поскольку свидетель засвидетельствовал, что свидетельствовать ему совершенно не о чем, и никаким свидетелем он, по собственному свидетельству, не является, я перехожу к третьему пункту обвинения.
Третий пункт заключается в том, что я якобы бежала из тюрьмы. Не так ли, господин Роже?
-Да, - оживился палач. - И вот тут-то мне есть, что засвидетельствовать! Я сам своими глазами видел в тюремном журнале запись о том, что вы сбежали. Я лично видел и даже трогал руками огромную шишку на голове тюремщика. Я видел, как вас водворяли в камеру, и сам видел на другой день, что вас в этой камере не было. Вот мои свидетельства!
-Но, господин Роже, не могли бы вы объяснить, зачем я совершила столь глупый и странный поступок. Ведь доказательств моей вины у вас нет. И в тот момент их было ничуть не больше, чем теперь. Не лучше ли мне было спокойно подождать суда, ответить на ваши голословные измышления всё то, что я только что ответила, застенчиво улыбнуться судьям и выйти на свободу по решению суда? Зачем мне бежать? Какой в этом смысл?
-Зачем вы это сделали, я не знаю, но факт налицо. Вы бежали из тюрьмы!
-Ещё один вопрос к господину свидетелю. Выдвигая обвинение, вы говорили, что якобы я соблазнила тюремщика?
-Да, я это говорил. Вы соблазнили его, заставили удалить из караульного помещения помощников, потом ударили его табуреткой и скрылись.
-Но как я могла его ударить? Ведь он находился в караулке, а я - в камере.
-Так ведь он выпустил вас из камеры и пригласил в караулку!
-Как вы думаете, для чего он столь грубо нарушил тюремный распорядок?
-Это очевидно! Вы его соблазнили, и он хотел овладеть вами!
-То есть, он домогался моего тела? Так, господин Роже?
-Ну, конечно! Я об этом и говорю.
-Вот и ответ, господа судьи. Тюремщик домогался моего тела. Именно поэтому, я вынуждена была ударить его табуреткой. Где тут побег? Это самооборона.
-Но, он находился при исполнении служебных обязанностей.
-Осеменение узниц входит в его служебные обязанности?
-Нет, - вздохнул свидетель.
-Значит, в тот момент он не исполнял служебных обязанностей, а, напротив, грубо нарушал их.
-Но вы не имели права ударить муниципального служащего.
-Имела, если муниципальный служащий был преступником. Я приняла необходимые и достаточные меры, чтобы спасти себя от насилия. Закон этого не запрещает.
-Но почему вы потом скрылись?
-Я не скрылась, я просто ушла. Господин тюремщик обещал отпустить меня.
-Он не имел права давать вам такое обещание.
-Вы хотите сказать, что он превысил свои полномочия?
-Вот именно! Он превысил свои полномочия!
-Тогда его и судите. Я-то здесь причём? Ведь это его вина, а не моя.
-Но тюремный распорядок запрещает самовольно покидать тюрьму.
-Так я же покинула её не самовольно, а с разрешения тюремщика. Мы с ним заключили договор: Я обещала ему дать то, чего он не получал прежде ни от одной женщины. Я обещала ему незабываемые ощущения. И, наконец, я обещала ему один поцелуй.  Он же обещал мне свободу.
Все свои обещания я скрупулёзно выполнила: Я треснула ему табуреткой по башке, а этого он не получал ещё ни от одной женщины. И при этом, у него возникли незабываемые ощущения. А потом, когда он лежал в отключке, я поцеловала его.
Выполнив все свои обещания, я сочла возможным воспользоваться его милостивым разрешением и покинула тюрьму. Ведь согласно тюремному распорядку, я как узница была обязана выполнять его распоряжения. Он сказал, когда ещё был в сознании: «Идите, вы свободны». Как ещё можно трактовать эту фразу? Это был явный приказ покинуть тюрьму. Я была обязана подчиниться. Нельзя же посторонним лицам просто так находиться в тюрьме. А я, с того момента, как тюремщик отпустил меня, была именно посторонним лицом.
-Если даже он так сказал, это была явная ложь. Он обманывал вас! – вскричал палач.
-И ему это удалось, - притворно вздохнула миледи. – Не забывайте, что мне было всего пятнадцать лет, и я воспитывалась в монастыре. Я была неопытна и наивна!
В комнате воцарилось молчание. Только отдалённые раскаты грома нарушали наступившую тишину. Наконец, её прервал дружный хохот. Смеялся я, смеялся лорд, смеялся д Артаньян, даже Атос и Арамис не смогли сдержать улыбку. Только палач досадливо кусал губы.
-Не понимаю, над чем вы смеётесь, господа! – сказала миледи, наивно хлопая своими накрашенными ресницами. - Но, так или иначе, я закончила свой ответ на третий пункт обвинения. Побега не было! Я ушла, испросив разрешения и получив его. Когда я уходила, тюремщик не возражал. Я защитилась от насилия, что не запрещено законом. Я предотвратила преступление, что тоже не запрещено и даже является моим гражданским долгом. Ничего противозаконного я не совершала, чего нельзя сказать о тюремщике. В моих действиях нет состава преступления. Могу ли я перейти к четвёртому пункту обвинения?
-Сделайте милость, - сказал Арамис.

4.
-Слушаюсь, ваша честь. Итак, четвёртый пункт обвинения – доведение священника до самоубийства. Свидетель Роже, расскажите, как это мне удалось.
-Я уже говорил. Мой бедный брат имел несчастье полюбить вас. Ради вас он пошёл на кражу, на бегство из монастыря. Ради вас он лишился крова над головой и работы. Из-за вас он сел в тюрьму, а потом, сбежав оттуда, стал бесприютным скитальцем. И вот, после всех этих жертв и страданий, вы предали его!  Вы изменили ему! В глубоком горе мой брат приехал в Лилль и сдался властям. Там он дал показания, которые позволили снять с меня обвинения в устройстве его побега. Меня выпустили. А он, после этого, повесился в камере.
-Это всё? – спросила миледи.
-А разве этого мало?
-По-моему, даже много! Столько пустых слов, и никакого смысла! Не могли бы вы сообщить высокому суду, каким конкретным действием, я довела вашего брата до самоубийства?
-Вы вышли замуж за графа.
-И какой закон я при этом нарушила?
-Формально – никакой. Но вы нарушили законы нравственности. И это погубило моего несчастного брата!
-Я рада. Наконец-то вы признали, что никаких законов я не нарушала. То есть в факте замужества, состава преступления нет. На этом можно было бы и покончить. Но если у суда есть время и охота потолочь воду в ступе, извольте, я всегда готова.
Вы говорите, будто я нарушила законы нравственности? И чем? Тем, что прервала постыдную и греховную связь с попом и связала себя узами законного брака?  Ой, сударь! Я бы посоветовала вам прилечь и положить на лоб холодную примочку! А то вы, чего доброго, начнёте ходить по миру с проповедями, призывая девушек не ходить замуж, а совокупляться со священниками!
Не вы ли сами только что осуждали меня за связь со священником? Вы даже назвали эту связь постыдной! А теперь вы осуждаете меня за то, что я эту связь прервала! Вы сами-то понимаете, чего от меня хотите? Как я должна была поступить, чтобы вам угодить?
-Но вы разбили его сердце!
-Чем?
-Вы ему изменили!
-Изменила любовнику со своим законным мужем? Это что, шутка такая? Если вам непонятно, извольте, я всё объясню. В меня были влюблены два человека: ваш брат и граф де Ла Фер. Я полагала, что было бы безнравственно принадлежать им обоим сразу. Я знаю, некоторые дамы принадлежат одновременно и мужу, и любовнику. Например, небезызвестная господину Портосу, госпожа «К», имеет и мужа, и любовника. Она отдаётся им по очереди. Но я не такая! Меня воспитывали в монастыре. И я твёрдо усвоила, что из двух мужчин, порядочная женщина может выбрать только одного! Ну, конечно, второй мужчина – тот, кого я отвергла, может обидеться. Ну, и что же я должна была делать? Я выбрала графа, и обиделся поп. Если бы я выбрала попа, обиделся бы граф. Можно было бы отвергнуть обоих, но тогда обиделись бы оба. А если бы я крутила амуры с обоими сразу, то, вероятнее всего, граф повесил бы и меня, и отца Роже на одном дереве. Вы ЭТОГО хотели?
Бог свидетель, я сделала наилучший выбор из всех возможных. Если господину Роже известен лучший выход, то не соблаговолит ли он сообщить мне,  в чём он состоит? Скажите, свидетель, как бы вы поступили на моём месте?
-Я бы предпочёл остаться на своём месте.
-Но, что бы вы мне предложили в той ситуации, чтобы уберечь вашего брата от самоубийства?
-Почему я должен думать за вас? Брата это не вернёт.
-Так я и думала! Вы не можете предложить мне лучший выход, ибо он не существует!
Но и это ещё не всё. Свидетель де Ла Фер, у защиты имеется вопрос к вам. Не угодно ли ответить?
-Я к вашим услугам, - угрюмо молвил Атос.
-Скажите, граф, вы помните, кто нас с вами обвенчал?
-Это сделал ваш мнимый братец.
-Вы имеете в виду священника Поля Роже?
-Да, только тогда он выдавал себя за Люсьена де Бейль!
-Вот это мило! Господин Роже утверждал, что я разбила ему сердце, что он был близок к самоубийству. А оказывается, он сам лично венчает свою бывшую любовницу и своего соперника! Хотя, делать это было совсем необязательно. Если ему было неприятно, мы бы легко нашли ему замену. Что во всём Провансе другого попа не найдётся?
Господин Роже, вы согласны с этим, или станете утверждать, что граф лжёт?
-Нет, что вы, я не смею оспаривать слова графа. Раз он так говорит, значит, всё так и было.
-Отсюда вывод: не так уж сильно страдал Поль Роже, как это кажется его брату! К графу вопросов больше нет.
-Теперь вопрос к свидетелю Роже.  На каком основании, вы утверждаете, что ваш брат повесился сам, а не был повешен кем-то другим?
-Он был в большом горе. У него была причина для самоубийства.
-И это все ваши доказательства?
-Все.
-Вы видели, как ваш брат надевал на себя петлю?
-Нет, я сидел тогда в другой камере. Если бы я это видел, то, уж конечно, помешал бы ему это сделать!
-Ваш брат оставил предсмертную записку?
-Нет. Да он и не мог написать, у него не было ни бумаги, ни пера!
-Странно, ни бумаги, ни пера, а верёвка нашлась!
-Он повесился на поясе!
-Обычно пояса у заключённых отнимают! – сказала миледи.
-Возможно, его плохо обыскали, - выпалил палач.
-Или кто-то одолжил ему пояс! – предположила миледи.
-Теперь это уже не установить, - нашёлся палач.
-Вы правы, господин Роже, этого нам уже не установить. Вот и не будем тратить время. Толи плохо обыскали, толи кто-то одолжил пояс. Ничего не известно. Поэтому я предлагаю считать факт самоубийства неустановленным.
Если я правильно поняла, то вечером вашего брата заперли в камере, а утром обнаружили повешенным?
-Да, это так.
-Чувствуете разницу, господа судьи? Повесился – это одно. А найден повешенным в камере, это совсем другое! Так было ли самоубийство?
Господин Роже, если у вас имеются доказательства того, что это было именно самоубийство, прошу вас, не скрывайте их от суда!
С полминуты прошло в молчании.
-У меня всё. В моих действиях нет состава преступления – это раз.
Факт самоубийства неустановлен – это два. Больше мне нечего сказать в свою защиту. Могу я переходить к следующему пункту?
-Переходите к следующему пункту, - уныло процедил Арамис, бросив на палача уничтожающий взгляд.

5.
-Слушаюсь, ваша честь, - сказала миледи. – В пятом пункте, граф де Ла Фер обвиняет меня в том, что я вышла за него замуж, а он меня повесил. Я всё правильно изложила?
-Вы всё извратили! – спокойно и холодно ответил Атос.
-Вы отрицаете факт брака между нами?
-Нет!
-Вы отрицаете факт повешенья?
-Нет!
-Тогда, я не понимаю, чем вам не нравится моя формулировка. Не угодно ли вам самому сформулировать?
-Я обвиняю вас не в том, что вы вышли за меня замуж, а в том, что вы сделали это, имея на своём теле воровское клеймо!
-И какой закон был мною при этом нарушен?
-Вы уничтожили мою честь! Вы навеки опорочили меня в глазах соседей!
-Но, потом, повесив меня, вы вернули себе доброе имя?
Атос молчал.
-Свидетель, - не унималась миледи, - защита задала вам вопрос: « Вернули ли вы себе доброе имя, повесив меня»? Не угодно ли ответить?
-Вы и сами прекрасно понимаете, что не вернул!
-Тогда, зачем вы меня повесили?
-Это была кара, месть, если угодно.
-Так вы, сударь, мстительный?
-Вы, сударыня, это заслужили!
-Господин Арамис, - сказала миледи, - существует ли закон, запрещающий женщине выходить замуж, если у неё на теле есть клеймо?
Мы переглянулись.
-Насколько мне известно, нет, - ответил Арамис.
-Существует ли закон, предписывающий женщине оповещать всех и каждого о наличии у неё клейма?
-Нет, - вынужден был признать Арамис.
-Но я имел право мстить за свою поруганную честь! – сказал Атос ледяным тоном. – И вы, выходя за меня, должны были это понимать. Я поступил с вами по справедливости!
-Это, что, обвинение такое? Я виновна в том, что вы поступили по справедливости?
-Имея на теле воровское клеймо, вы не имели никакого права выходить за меня!
-И в каком законе это написано?
-Ни в каком, но вы всё равно не имели права!
-Браво, граф, наконец-то мы пришли к согласию. Вы сами признали, что я не нарушала никаких законов. Может быть, на этом и покончим?
-Вы виновны в том, что вышли за меня, имея на теле воровское клеймо!
-Что по законам Франции не является преступлением! – с усмешкой добавила миледи.
-Но нет, так же, закона, позволяющего порочить доброе имя дворянина! – воскликнул Атос.
-Тому, кто хочет сохранить доброе имя, не нужно заниматься ремеслом палача!
-Вы не имели права выходить за меня, имея клеймо!
-Но помилуйте, граф, ведь я не сама это клеймо себе ставила и не сделала ничего такого, чем заслужила бы клеймо. Клеймо на моём плече выжег господин Роже, в чём имел наглость сознаться сегодня перед судом. Так, кто уничтожил вашу честь? Я, или палач?
-Вы оба, чёрт возьми!
-Господин Роже, - обратилась миледи к палачу, - вы не устали стоять? Может быть, присядете рядом со мной, на скамью подсудимых?
-Но могли бы вы, хотя бы, предупредить меня о своём клейме? – сказал Атос.
-Нет, не могла! Я очень стеснялась.  Если я прятала клеймо от чужих людей, то как я могла сказать о нём вам, человеку, которого любила?
 Я не собиралась никому показывать это клеймо. Увидеть его никто посторонний не мог. Так мне казалось. Ведь я не имела привычки показываться на людях голой. Признайте, что я довольно умело прятала его, даже от вас. Клеймо ваши гости увидели случайно. Это был несчастный случай на охоте. Охота всегда сопряжена с некоторым риском. Вы ведь не станете утверждать, что я нарочно упала с лошади.
-Какая мне разница, нарочно вы это сделали, или нет. Вы меня уничтожили. Это вы понимаете?
-Но, ведь вы тоже меня уничтожили. Так что мы квиты, - парировала миледи.
-Но ведь вы живы! – вскричал Атос.
-Но ведь и вы живы! – сладко улыбнулась миледи.
-Я-то жив, но где моя ЧЕСТЬ?
-Я тоже жива, и где МОЯ честь?
-Но вас заклеймил палач! Почему пострадал я?
-Вы пострадали от одного палача, а я - от двух!
Сначала, лилльский палач сжёг вашу честь раскалённым железом! Потом вы сами удавили свою честь пеньковой верёвкой! А теперь вы спрашиваете меня, где ваша честь? Поищите её под тем дубом, на котором повесили доверившуюся вам женщину!
И теперь вы вините в этом меня! Но, почему бы вам не обратить внимание  на себя самого, или на палача?
-Но я тогда даже не знал о его существовании!
-Но, вы могли бы догадаться, что палач всё же существовал. Ведь клеймо – не прыщ, само не вскочит. Я пыталась вам это объяснить. И что вы мне ответили? Напомнить вам ваши слова?
-Но какого чёрта вы пошли за меня, имея клеймо?
-Я думала, что вы любите меня! Я тогда ещё не знала истинной цены вашим клятвам. Вы лгали перед алтарём, обещая любить меня в радости и в горести, в болезни и в здравии, в богатстве и в бедности. А я - наивная девчонка, верила вам. Вы граф, не только палач, вы ещё и клятвопреступник! Спасибо, граф, ваш урок не пропал даром. Теперь я лучше разбираюсь в людях!
-Если бы я, или моя честь были для вас дороги, вы бы не посмели скрывать от меня своё клеймо!
-По-моему, мы зря теряем время, - зевнула миледи. – Это скучно! Вы в сотый раз повторяете одно и то же и совершенно не слушаете моих ответов. Мне кажется, высокий суд устал от нашей семейной перепалки. Давайте признаем, граф, что никаких законов я не нарушала, чего нельзя сказать о вас. Всё-таки повесить жену, это, знаете ли, висельное дело! Но я вас прощаю. Я совершенно не злопамятна.
-Ах, так вы меня прощаете!
-А, что? Вы против?
-Да я вас ненавижу! Я не нуждаюсь в вашем прощении! – сказал Атос со всем холодом и презрением, на которое был способен.
-О, да! Вы страдаете. Я вас понимаю. Я понимаю вас, даже лучше, чем вы сами себя понимаете!
Вы думаете, что вам стыдно за моё клеймо, а на самом деле, вам стыдно за свою удавку.
Вы думали, что повесив меня, удовлетворите своё чувство мести и успокоитесь. Но вы уже восемь лет считали меня мёртвой, и что? Успокоились?
Вы думаете, что отрубив мне голову, избавитесь от меня? Как бы ни так! Вам не от меня хочется избавиться, а от себя, от своей совести, от своих рук, вязавших удавную петлю, от своих губ изрыгавших площадные ругательства.
У вас в комнате нет зеркала, потому, что вам невыносимо видеть в нём лицо палача!
Вы избегаете женщин, потому, что не можете видеть их тонкие нежные шейки! Вы не можете видеть их маленькие ступни, потому, что вам вспоминаются другие ступни в замшевых сапожках, покачивающиеся на ветру!
Вы меня ненавидите, но вовсе не за то, что я якобы уничтожила вашу честь, а за то, что вы потеряли человеческий облик.
Вы хотите убить меня, но не как преступницу, а как свидетеля! Свидетеля вашего позорного падения!
Вы твердите себе каждый день, что свершили правосудие и вот уже восемь лет не можете убедить в этом даже самого себя!
Когда вы умрёте, а все мы смертны, сатана не станет жарить вас на сковородке. Нет, эта участь уготована господину Роже, но не вам. Сатана посадит вас в кресло, даст в руки вязальные спицы, и вы будете вязать петельку за петелькой, петельку за петелькой, и так будет продолжаться вечно! Вы будете умолять сатану, чтобы он залил вам в рот расплавленный свинец, или раздробил вам кости. Но дьявол только рассмеётся и принесёт вам новую корзину с клубками ниток!
-Неправда! Замолчите! Я имел право наказать вас! – закричал Атос, закрыв глаза и зажав руками уши.
-Ну, имел, так имел, – сказала миледи примирительным тоном. - Какая теперь разница? Дело-то ведь прошлое! Я уже была приговорена вами к смерти и повешена. Судить меня второй раз за то же самое нельзя. Это вам любой юрист подтвердит! Ладно, пупсик, давай помиримся. Совсем необязательно выносить сор из избы! Успокойся! Люди же смотрят.
-Прекратите паясничать! – выпалил Атос. - Ваши попытки превратить суд в комедию, выглядят отвратительно!
-Ваши попытки превратить комедию в суд, выглядят ничуть не лучше! - усмехнулась миледи. – Но самое отвратительное не это. Куда отвратительнее быть замужем за лжецом, за человеком, который не может сдержать даже ту клятву, которую дал перед алтарём! И в печали и в радости, и в болезни и в здравии…
-Мерзавка, да я тебя уничтожу! – простонал Атос.
-Конечно, уничтожишь, мой друг! Ты уже один раз меня уничтожил, и я не вижу причин, по которым ты не мог бы этого повторить. Только станешь ли ты от этого счастливее? В прошлый раз – не стал!
-Ненавижу!
-И ты уничтожишь меня не здесь, и не сейчас. Ты ведь сам назвал эту комедию судом. А поскольку ничего противозаконного я не совершала, суд против меня бессилен. Но это не беда. Ты можешь завтра подкараулить меня с дубиной за углом и в полной мере насладиться местью!
-Ты ещё смеешь шутить?
-А почему бы нет? Шутка жизнь продлевает.
-Вашу жизнь уже ничто не продлит!
-Вы, граф, не там ищете виновника своих бед. Знаю, вам неприятно смотреться в зеркало, но виновника следует искать именно там.
А исцелиться от ваших мук совсем не трудно. Достаточно просто повторить те слова, что вы уже говорили однажды, когда я висела в петле, а вы целовали мои сапожки. Повторите при свидетелях то, что вы сказали наедине моему трупу, и вы исцелитесь! Напомнить вам эту волшебную фразу?
-Никогда! Вы слышите? Никогда! – вскричал Атос, словно от боли.
-Если этот путь для вас неприемлем, есть другой способ. Пошейте себе такую же маску, как у господина Роже и носите её, не снимая. Это избавит вас от необходимости каждый день видеть в зеркале лицо палача!
-Змея! Ядовитая змея! – прошептал Атос.
-Спасибо, свидетель, - сказала миледи, неожиданно сменив игривый тон, на скучный официальный. – У защиты больше нет к вам вопросов.  Можете сесть.
Итак, подведём итог. Один «добрый человек» заклеймил меня за преступление, которого я не совершала. Другой «добрый человек» повесил меня, за то, что первый заклеймил. Теперь оба «добрых человека» собрались вместе и снова судят меня за то, что первый заклеймил, а второй повесил. И при этом, оба воображают себя вершителями справедливости!
Не угодно ли господам судьям примерить на себя эту справедливость? Если угодно, тогда пусть господин Роже вас заклеймит, а господин Атос - повесит. Посмотрим, понравится ли вам такая справедливость!
-Но за что меня клеймить?  - не удержался я. - Я ведь не соблазнял священника!
-А как же мадам Кокнар? Она замужняя женщина! Вы её тоже не соблазняли? – миледи обвела присутствующих вопросительным взглядом. - Отдаюсь на волю высокого суда. Если вы, господа судьи, в этом усматриваете мою вину, можете меня казнить! Больше мне нечего добавить в свою защиту. Но, советую заранее обдумать, что вы ответите Господу на другом суде, которого никому из нас не избежать!
В комнате снова повисла тяжёла пауза. Наконец, Арамис нарушил молчание:
- По данному пункту у суда нет вопросов – переходите к следующему.
-Э, нет! У меня есть вопрос, - сказал я. – Вопрос к вам, дружище Атос. Простите, что я снова растравляю вашу рану, но я как судья не могу понять одно обстоятельство. Вот вы тут всё время говорите: «повесил, повесил». Леди Винтер говорит: «повесил». Но ведь она жива! Как это может быть?
-Я и сам не знаю, - ответил Атос. – Я лично надел ей петлю на шею. Я видел, как она повисла в петле, как распухло, посинело, обезобразилось её лицо, как начались судороги, как судороги закончились. Она умерла! В этом не было никаких сомнений. Ничем, кроме вмешательства сатаны, я не могу объяснить её загадочного воскрешения!
Я слушал его и внезапно обнаружил, что нижняя челюсть отвисает у меня больше, чем позволяют приличия, а волосы начинают шевелиться. Видимо, мой удивлённый вид рассмешил леди Винтер, потому, что она вдруг расхохоталась.
-Что вы скажете на это? – спросил я её.
-Всё это ересь. Вам повезло, что здесь нет инквизиции. Где это видано, чтоб сатана кого-то воскрешал? Злой дух может только губить. По крайней мере, так утверждал Иисус Христос. Почитайте Евангелие! Если не верите мне, так поверьте хотя бы Христу!
-Значит, вы утверждаете, что вас воскресил Христос? – спросил Арамис.
Миледи удивлённо развела руками:
-Святое писание гласит, что это мог быть только Бог. Вы как будущий аббат должны это знать не хуже меня. Никакого другого объяснения я не вижу! Чего вы хотите от слабой женщины, если все мудрецы мира до сих пор не нашли другого спасителя, кроме Господа?
-Посмотрим, сумеете ли вы ожить ещё раз! – воскликнул Атос.
-Посмотрим, - ответила миледи. – Но, по-моему, глупо спорить с высшими силами. Будут ли у суда ещё вопросы, или я могу ответить на следующий пункт?
-Но как вам удалось остаться живой? – настаивал я.
-Но господин Атос ясно сказал, что видел собственными глазами мой труп. Вы что не верите ему?
-Мы ему верим, - вмешался Арамис, - но, возможно, он ошибся.
-Может быть, и ошибся! Я даже полагаю, что вся его жизнь – сплошная ошибка. Он ошибался, когда женился, ошибался, когда считал себя порядочным человеком, ошибался, когда убивал меня, ошибался, когда затевал этот нелепый суд, ошибался, когда вообразил, что отсечение моей головы принесёт ему больше счастья, чем  повешенье. Подозреваю, что даже родители зачали его по ошибке. Возможно, он ошибался и тогда, когда констатировал мою смерть. Словом, человеку свойственно ошибаться. Эта истина стара.
-Но как, чёрт побери, вам удалось выжить? – настаивал я.
-Понятия не имею, - ответила миледи. - Жизнь есть великая тайна. Каждая женщина рожает. Но если вы спросите её, как она умудряется создать жизнь, она вам не ответит, потому, что не знает этого.
Кстати, раз обвиняемая мертва, может быть, окончим этот суд?
-Обвиняемая, переходите к следующему пункту! – устало оборвал её Арамис.

6.
-Слушаюсь, ваша честь, - поклонилась миледи. - В шестом пункте, лорд Винтер обвиняет меня в двоемужестве. Он утверждает, что я, будучи замужем за графом де Ла Фер, вышла замуж за графа Винтер. Не так ли, сударь?
-Совершенно верно, невестка, - насмешливо процедил лорд Винтер.
-Что же я могу на это ответить? – миледи возвела очи к потолку. – Вы абсолютно правы, лорд. Я повинна в этом. Признаю это сразу и безоговорочно. Извинением мне служит лишь одно - я была уверенна, что овдовела. Ведь все тогда только и говорили о самоубийстве графа. Во-первых, он пропал. Во-вторых, на берегу реки нашли его одежду. В-третьих, весь Прованс судачил, о какой-то предсмертной записке, якобы найденной в его покоях, о дарственной на всё его имущество, которое он оставил своему кузену, после чего бесследно пропал.
Что я должна была подумать? Я подумала то же, что и все - граф покончил с собой.  Три месяца я носила траур и даже ставила свечи за упокой его грешной души, а потом вышла замуж, полагая, что стала вдовой.
Так, что мой грех был совершён по неведенью. Это не преступление, а недоразумение. Я пала жертвой обмана. Ввиду этого, наказать меня никак невозможно. Единственное, что может сделать суд, это признать мой брак с графом Винтер недействительным, а моего сына Джонни - незаконнорожденным. А вот наследство отнять не получится. Для этого есть две причины. Во-первых, наследство получено мной не по праву родства, а по личному завещанию. Во-вторых, после смерти Бэкингема, всё моё имущество в Англии уже конфисковано. И отнять его ещё раз - невозможно.
Наконец-то я снова стану графиней де Ла Фер и вновь обрету своего давно потерянного мужа. И мы будем вместе, пока смерть не разлучит нас.
-Она разлучит нас, и очень скоро! – воскликнул Атос.
-Что ж, в этом есть и приятная сторона – просыпаясь поутру, я не буду видеть перед собой лицо палача!
Миледи  обворожительно улыбнулась, а потом добавила, обращаясь к суду:
-Вот и всё, что я могу ответить на шестой пункт обвинения. Могу я перейти к седьмому пункту?
-Переходите, сделайте одолжение, - ядовито улыбнулся Арамис.

7.
-Слушаюсь, ваша честь, - ещё более ядовито улыбнулась миледи. – В седьмом пункте, лорд Винтер обвиняет меня в убийстве собственного мужа - графа Винтер. Я правильно изложила суть обвинения, лорд?
-Правильно, невестка, - насмешливо поклонился лорд.
-Подобно тому, как земля покоится на спинах трёх китов, так и обвинение лорда зиждется на трёх незыблемых доказательствах:
Во-первых, мой муж умер скоропостижно, проболев не более трёх часов.
Во-вторых, на его теле, лорд Винтер разглядел загадочные синие пятна.
В-третьих, всего за три дня до смерти мой муж составил завещание, в котором всё своё имущество завещал мне и нашему ребёнку.
Милорд, всё ли я верно изложила?
-О, да, невестка, у вас превосходная память.
-Благодарю за комплимент, милый деверь. Но, я всё-таки призываю вас напрячь свою собственную память. Вспомните, может быть, вы что-нибудь упустили? Может быть, кроме этих трёх улик, есть и другие, не менее важные?
-Нет, невестка! Я полагаю, что этих трех доказательств будет вполне достаточно.
-Трёх доказательств? Где же тут доказательства? Наверное, вы хотели сказать: «трёх мыльных пузырей»?
Давайте рассмотрим ваш первый тезис – мой муж умер скоропостижно. О чём это говорит? Разве только о том, что все люди смертны. Одни умирают быстро, другие после продолжительной болезни. Но причём здесь отравление? Не будучи сильна в медицине, я, тем не менее, могу утверждать, что внезапная смерть может быть следствием не только отравления, но и остановки сердца, или разрыва оного, или апоплектического удара. Скоропостижной может быть и насильственная смерть, и естественная.
Но и медленная смерть ничего не доказывает. Она может быть, как следствием заболевания, так и следствием отравления. Ведь кроме быстродействующих ядов, бывают ещё и медленнодействующие.
Например, если мышьяк давать малыми дозами, как это делает одна парижская прокурорша, то предсмертные мучения можно растянуть на полгода! У человека тогда выпадают волосы, растёт живот, пухнут ноги, время от времени случаются приступы болей в животе. Словом, с ним происходит то же, что и с одним прокурором. Давайте назовём его господином «К». Или, нет, лучше пусть он будет господин «Ко». Или лучше – господин «Кокн…». Ну, ладно, пусть он будет господин «К». Можно даже подумать, что его жена завела любовника и теперь медленно травит мужа мышьяком. Вы не находите, господин Портос? Но, простите, я отвлеклась!
Таким образом, скоропостижность смерти не указывает ни на отравление, ни на естественную причину. Первое доказательство моего деверя не доказывает, ровным счётом, ничего. Пук, и первый мыльный пузырь лопнул!
Рассмотрим второе доказательство – синеватые пятна на теле моего покойного супруга.
Эти пятна называются трупными пятнами. Они всегда возникают на теле умершего, примерно, через два часа после смерти. Когда мой деверь умрёт, на его теле тоже появятся такие пятна. Когда умру я, точно такие же пятна появятся и на моём теле. Это некрасиво, но неизбежно.
Наличие трупных пятен доказывает только то, что человек умер, и больше - ничего! Из наличия трупных пятен, никоим образом не следует, что покойный был отравлен, и уж тем более, пятна никак не указывают на жену, если только в контурах пятен не угадывается в её портрет! Пук, и лопнул второй пузырь!
Теперь, предлагаю рассмотреть третий мыльный пузырь, надутый лордом обвинителем – завещание. Лорд понимает, что без мотива, обвинение в убийстве выглядит как-то неубедительно, как вексель без подписи, и даже жалко, как любовник без фаллоса. Тысяча извинений, господа, за столь пикантное сравнение! Вот лорд и решил приписать мне мотив – деньги! По его представлениям, завещание доказывает, что я убила собственного мужа, ради наследства.
Но стоит ли разделять представления идиота? Давайте лучше попробуем применить головной мозг. Могла ли я убить мужа ради денег, если эти деньги и так были моими. Мой муж и так кормил меня и моего маленького ребёнка, одевал, обеспечивал жильём и всем необходимым. Он оплачивал услуги няни, прачки, горничной. Он оплачивал мои новые платья, дарил мне драгоценности на каждый праздник. Так зачем мне его убивать?
И вообще, где это слыхано, чтобы мужей убивали ради наследства? Ради наследства убивают отца, брата, дядюшку. Словом, тех родственников, чьи деньги недоступны для убийцы, пока они живы, но становятся доступными в случае их смерти. И вот бывает, что человек разорился, проигрался в карты, запутался в долгах. Тогда, он, наущаемый дьяволом, убивает своего родственника, чтобы решить свои финансовые проблемы.
Но, какой смысл это делать жене? Убить мужа ради наследства, это - то же самое, что украсть деньги из своего левого кармана и спрятать их в правом кармане!
Когда мой муж умер, я немного сэкономила на его кормёжке и немного потратилась на похоронах. Где тут прибыль? Ради чего тут было убивать?
Мужей не убивают ради наследства. Их убивают либо из ревности, либо из мести за побои, либо ради возможности воссоединиться с любовником, как это делает  небезызвестная Портосу госпожа «К». Если бы у моего деверя в голове имелись мозги, он бы постарался приписать мне именно эти мотивы!
Помимо денег, от мужа есть и другая польза. Например, будь он жив, он мог бы защитить меня от толпы головорезов, врывающихся в мою комнату с обнажёнными шпагами и взведёнными пистолетами.
Когда мой муж был жив, он вёл хозяйство: проверял счета, контролировал деятельность управляющего. А после его смерти, все эти хлопоты пали на мои хрупкие плечи. Теперь, вместо того, чтоб вертеться перед зеркалом и выдумывать новые фасоны шляпок, как это делают другие дамы, я ночи напролёт вожусь  этими нудными бумажками и высиживаю геморрой. Ещё раз, тысяча извинений за медицинский термин, господа.
Когда мой муж был жив, он водил меня на балы и охоты. Он имел массу знакомых, которые могли быть полезны, если требовалось похлопотать о каком деле. Всего этого я лишилась в результате его смерти. Ничего не приобретя в материальном плане, я лишилась жизненной опоры и защиты.
-И всё же я бы не списывал со счетов корыстные мотивы! – сказал лорд Винтер, всё тем же насмешливым, но уже более злым тоном. – Ведь жадность не имеет границ! Возможно, мой покойный брат давал вам меньше денег, чем  вам того хотелось. А убив его, вы получили возможность тратить его деньги по своему усмотрению, без всяких ограничений!
-И почему же я этого не делаю? Оглядитесь по сторонам, милорд. Посмотрите на эти белёные известью стены, посмотрите на этот подсвечник. Он не золотой, не серебряный, не бронзовый и даже не железный. Он глиняный! Где, спрашивается, та роскошь, ради которой якобы совершено убийство. Мой особняк в Париже меньше и скромнее нашего лондонского дома. Мой лондонский дом и поместье конфискованы после обвинения меня в убийстве Бэкингема. Если я жаждала роскоши,  тогда почему я не утопаю в ней, а напротив, стала жить гораздо скромнее?
А теперь, пока лорд обдумывает ответ, у защиты имеется вопрос к графу де Ла Фер.
-Я слушаю вас, - Атос бросил на миледи взгляд полный гордого презрения.
-Пупсик! – миледи укоризненно покачала головой, - ну, не гляди на меня такой букой. Скажи лучше, случалось ли мне выпрашивать у тебя деньги?
-О, да, сударыня, вытягивать деньги из мужа вы были большая мастерица!
-Если не ошибаюсь, на одни только булавки и пудру, я выманила у тебя за три месяца совместной жизни не менее трёх тысяч ливров. А ведь на эти деньги можно было бы купить полную амуницию, оружие и лошадей для двух королевских мушкетёров и их слуг! И это – не считая драгоценностей, которые ты мне дарил, и платьев, пошивку которых, ты оплачивал отдельно! Ты подтверждаешь?
-Точно не считал, но похоже на то.
-Спасибо, свидетель, к вам больше нет вопросов.
Вот и спрашивается, если я обладала такими талантами по вытягиванию денег из мужчин, тогда зачем мне наследство? Зачем убивать, если можно просто выпятить губки, горестно вздохнуть, и муж на коленях умоляет тебя взять эти деньги?
И потом, как же лорд плохо понимает нас женщин! Ведь тянуть из мужа денежки это не менее увлекательное занятие, чем охота. Сколько тут требуется фантазии, мастерства, ловкости, изворотливости. Чем прижимистее муж, тем больше удовольствия получаешь, раскрутив его на новую шубку! И всё это удовольствие было навеки потеряно мной, когда мой муж скончался!
Представьте себе, господа, что вас пригласили на охоту. Вы приехали к месту сбора с ружьями, псами, загонщиками. Вы счастливы, от предвкушения удовольствия. В душе вашей уже поют охотничьи рога, а сердце ваше уже радостно скачет по лесам в поисках добычи. Но вдруг вам, вместо обещанной травли царственного зверя, выдали готовую колбасу и предложили разъехаться по домам. Как глубоко были бы вы разочарованны и даже оскорблены?
То же самое испытывала и я, когда получила наследство. Деньги моего покойного мужа лежали предо мной, как готовая колбаса, и не оказывали ни малейшего сопротивления. Как это было скучно и печально, господа! Эти деньги не могли поговорить со мной, погладить меня по щеке, сказать мне, как я красива, защитить меня, пригласить на прогулку к морскому обрыву.
-Леди Винтер, - обратился к ней Арамис, - объясните суду, почему ваш покойный супруг вдруг взял, да и написал завещание, всего за три дня до смерти. Обычно, молодые люди вообще не пишут завещаний. А тут такое странное совпадение – ни с того ни с сего молодой полный сил человек вдруг составил завещание и сразу же умер. Как будто он знал о смерти заранее! Согласитесь, это требует какого-то объяснения!
-Вы правы, ваша честь, - отвечала миледи. – Он знал. Вернее, у него возникли основания полагать, что некто из его родственников готовит покушение на его жизнь. Чтобы обезопасить себя, он принял две меры: стал носить под одеждой кольчугу и написал завещание, согласно которому, предполагаемому убийце,  полагались только рукава от жилета и дырка от бублика. Завещание было составлено, но огласить его не успели. Мой супруг скончался.
А тот факт, что наследство, согласно завещанию, переходило ко мне, ясно свидетельствует, что я не входила в число подозреваемых. Таким образом, завещание скорее обеляет меня, чем очерняет. Этим завещанием мой покойный супруг как бы свидетельствует из могилы: «Моя жена невинна. Я ей безгранично доверяю! Я ждал покушения на свою жизнь, но вовсе не от неё!».
Ещё вопросы, ваша честь?
-Вопросов больше не имею, - ответил Арамис.
-В таком случае, я подведу краткий итог, - сказала миледи. - Все три мыльных пузыря лопнули, все три кита позорно утонули, все три «доказательства» ничего не доказали, кроме умственного убожества моего деверя. Даже само событие преступления не доказано. А уж моя вина и подавно. Это всё, что я могу ответить на седьмой пункт обвинения. У меня всё, ваша честь.
-Как кошку ни бросай, она всё равно приземлится на все четыре ноги! – мрачно произнёс лорд.
-Ваша изворотливость достойна восхищения, - сказал Арамис. - Но впереди вам предстоит ответ на главные вопросы - покушение на жизнь д Артаньяна, убийство Бэкингема, убийство госпожи Бонасье. Мне было бы очень любопытно услышать, что вы ответите на них!
-Дойдём и до этих вопросов, - спокойно ответила миледи. – Раз они вас так интересуют, значит, нам не следует тратить попусту время. Могу я перейти к ответу на восьмой пункт?
-Да, переходите.

8.
-Благодарю, ваша честь. В пункте восьмом, господин д Артаньян обвиняет меня в том, что я подстрекала его убить графа де Варда. Господин д Артаньян, я ничего не перепутала?
-Да, вы ничего не перепутали, - с жаром воскликнул гасконец. – И теперь вам не удастся так легко отвертеться, как это получалось до сих пор, потому, что я сам свидетельствую, что собственными ушами слышал, как вы предлагали мне убить де Варда! Что вы на это скажете?
-Благодарю вас, сударь. Приятно иметь дело со свидетелем, который  хоть что-то слышал своими ушами и может это внятно засвидетельствовать.
Миледи улыбнулась гасконцу с наигранной вежливостью. По этой вежливой улыбке, я сразу понял, что у неё заготовлена для моего друга какая-то новая гадость. И предчувствие меня не обмануло.
-Защита желает представить суду вещественные доказательства, - сказала миледи.
-Извольте, - сказал Арамис.
-Господин Портос, - обратилась ко мне миледи, - в сундуке, на котором вы сидите, лежит ореховая шкатулка, не соблаговолите ли вы подать её мне?
-С удовольствием! – ответил я, вставая.
В сундуке действительно нашлась небольшая ореховая шкатулка. Я уже хотел подать её миледи, но Арамис остановил меня. Он открыл шкатулку и тщательно осмотрел содержимое. Там оказались письменные принадлежности: перья, чернильница, песочница, небольшой ножик, для очинки перьев. Верхнее отделение полностью вынималось. Под ним оказался тайник, в котором лежала пачка бумаг.
Арамис благоразумно изъял из шкатулки нож и передал её миледи со всем остальным содержимым.
Миледи порылась в бумагах и выбрала из них две.
-Вот, ваша честь, - сказала она, подавая мне одну из них. – Но прежде чем огласить, скажите, не знаком ли вам почерк?
Только глянув на бумагу, я узнал размашистый почерк д Артаньяна.
-Да, почерк знаком мне, - сказал я. – Это, вне всякого сомнения, почерк д Артаньяна.
-Огласите, ваша честь, - сказала миледи, равнодушно глядя перед собой.
Я развернул бумагу и прочёл:
«Сударыня, до сих пор я сомневался в том, что две первые записки действительно предназначались мне, так как считал себя совершенно недостойным подобной чести; К тому же я был так болен, что всё равно не решился бы вам ответить.
Однако сегодня я принуждён поверить в вашу благосклонность, так как не только ваше письмо, но и ваша служанка подтверждают, что я имею счастье быть любимым вами.
Ей незачем учить меня, каким образом воспитанный человек может заслужить ваше прощение. Итак, сегодня в одиннадцать часов я сам приду умолять вас об этом прощении. Отложить посещение хотя бы на  один день – значило бы теперь, на мой взгляд, нанести вам новое оскорбление.
Тот, кого вы сделали счастливейшим из смертных, граф де Вард».
-Там подпись внизу, - сказала миледи, - её ещё раз прочтите, пожалуйста.
-Де Вард, - прочёл я. - Де Вард? Как это де Вард? Ничего не понимаю… Дружище д Артаньян, разве это не ваш почерк? Если бы не подпись, я бы поклялся, что письмо написано вами!
-Господин, д Артаньян, - тут же подхватила миледи, - мне показалось, что его честь – судья задал вам вопрос. Не угодно ли ответить? Ваш это почерк, или не ваш?
-Это мой почерк! – с небрежным вызовом ответил д Артаньян.
-Как же так могло получиться, - в притворном удивлении развела руками миледи, - почерк ваш, а подпись не ваша?
-Я тогда любил вас и не хотел, чтобы вы встречались с де Вардом. Поэтому я написал письмо вам, якобы от его имени.
-Как это мило с вашей стороны! Вы любили меня! Некоторые  люди идут ради любви на подвиг, а других почему-то тянет на подлог! Но не расстраивайтесь, мой друг. Я уже давно простила вам эту мелкую подлость, которую вы, наверное, считаете невинной шалостью. Но существует уголовный кодекс, в котором эта шалость тянет лет на пять каторжных работ на галерах. Однако мы отвлеклись. Второй документ ещё более интересен. Огласите, Ваша честь.
Тяжко вздохнув, я развернул вторую бумагу и прочёл:
«Не рассчитывайте, сударыня, на свидание со мной в ближайшие несколько дней; со времени моего выздоровления, у меня так много дел подобного рода, что в них мне пришлось навести некоторый порядок. Когда придёт ваша очередь, я буду иметь честь сообщить вам об этом.
Целую ваши ручки.
Граф де Вард».
-Ваша честь, - спросила миледи, - не находите ли вы, что второе письмо составлено в грубом, оскорбительном тоне?
-Да, тон не очень почтительный, -  вынужден был согласиться я.
-Вы не находите, что писать такие слова даме, есть гнусность?...
Что же Вы молчите, господин Портос? Понимаю! Слово «гнусность» вы употребить не хотите, а другого подходящего слова найти не можете. Это низко, а главное, безопасно, ведь женщина не может вызвать своего обидчика на дуэль! Но особо умиляет то, что эта гадость ещё и подписана чужим именем! Меня здесь не просто оскорбляют, но оскорбляют от чужого имени! Благодаря этому, мой гнев перенаправляется на ни в чём не повинного человека! Наш храбрец спрятался за спину инвалида! Должна ли графиня Винтер, или графиня де Ла Фер терпеть это?
-Вы недостойны этих имён! - вскричал Атос.
-Я горжусь, что не достойна имени де Ла Фер. Ведь это имя палача!
Ответом ей был сдавленный стон Атоса.
-Прости меня, мой ангел, я причинила тебе боль своим острым язычком, - сказала миледи примирительным тоном. – Ну, не дуйся, я больше не буду!
 -Господин д Артаньян, - снова обратилась она к гасконцу, - как же это так получается? По вашим словам выходит, что я подстрекала вас к убийству де Варда, А по вашим письмам, выходит, что это вы подстрекали меня к убийству де Варда? Где же истина?
-Я вас подстрекал?
-Ну, а как же? Любая дама, получив такое письмо, непременно обиделась бы. Посудите сами, здесь, в ответ на моё любовное послание, мне в грубой форме сообщают, что де Варду некогда, за время болезни у него накопилось много не обслуженных вызовов. Дескать, раньше недели он не сумеет удовлетворить всех похотливых баб в нашем квартале. Когда настанет моя очередь подмываться, он мне сообщит!
Любая дама, на моём месте, обиделась бы. Вот и получается, что вы нарочно клеветали на де Варда, чтобы я захотела его убить. Что это, как не подстрекательство?
-Но потом-то я вам всё открыл! Потом-то я во всём честно сознался!
-Да, потом вы всё открыли.  Но тогда уже и я не настаивала на вашей дуэли с де Вардом. Вы не можете этого отрицать! С той самой минуты, я ни словом, ни намёком не настаивала на дуэли. О чём это говорит? О том, что ваша клевета была единственной причиной моей ненависти к этому достойному дворянину. И когда стало ясно, что он ни в чём неповинен, я уже не могла желать ему смерти.
И вот теперь вы имеете наглость обвинять меня в своём собственном преступлении! Это вы подстрекали меня, а не я вас!
-Подсудимая, - строгим голосом прервал её Арамис, - вы просили д Артаньяна убить де Варда, или не просили? –
-Я просила отомстить, на что господин д Артанньян ответил: «Считайте, что он уже мёртв». Таким образом, идея убийства была предложена господином д Артаньяном, а вовсе не мной.
-Но вы с этой идеей согласились? – прищурился Арамис.
-Я согласилась с тем, что д Артаньян вызовет де Варда на дуэль. А вызвать на дуэль и убить, вовсе не одно и то же. Полагаю, что вы, господа, не хуже меня знаете, что такое дуэль. Из пяти дуэлей, от силы одна заканчивается смертью, а в остальных случаях, остаются шрамы, которые настоящего мужчину  только украшают. И даже если случается смерть, то это уж Бог решает, кому умереть, а никак не я. Вы все прекрасно понимаете, что нож в спину – это одно, а дуэль – это совсем другое. Так вот, я согласилась на дуэль, а уж кто в результате умер бы, это ещё неизвестно.
Господин д Артаньян уже один раз дрался с де Вардом, и ничего – оба живы. Кстати, разве это я его в прошлый раз подстрекала? Да мы с господином д Артаньяном тогда и знакомы-то не были!
-Подсудимая, - снова обратился к ней Арамис, - ответьте суду на простой и понятный вопрос. Вы употребляли слово «убейте» или не употребляли?
-Ах, вот оно что! Господин судья ищет формальную придирку!
Да, я употребляла это слово. Но смысл любого слова зависит от контекста. Люди разговаривают не словами, а фразами. Так вот, я не говорила «убейте», я говорила: «Вызовите на дуэль и убейте», а это вовсе не одно и то же. Господин д Артаньян, например, однажды убил на дуэли господина Бернажу, но считаете ли вы его убийцей?
Это исстари ведётся – если негодяй оскорбляет даму, истинный рыцарь вызывает его на поединок. Это не мной придумано.
Но, как видите, бывает и наоборот. Негодяй клевещет на рыцаря. А если дама верит этой клевете и начинает искать защиты, тот же самый негодяй обвиняет её перед судом в подстрекательстве. Одним словом, человеческой подлости нет предела.
После этих слов в комнате на минуту воцарилась тишина. Только отдалённые раскаты грома изредка нарушали её.
Я не знал, что и сказать. Поражала та невероятная ловкость, с которой миледи рассеяла все наши обвинения. Я чувствовал себя так, будто она отобрала наши шпаги, отшлёпала нас всех и поставила в угол! Словно она была воспитателем в приюте для слабоумных детей. Я испытывал глубокий стыд, разочарование и непреодолимое желание взять реванш. Но как это сделать, я не знал. А пока мои друзья и лилльский палач гораздо больше походили на подсудимых, чем она! А эти ехидные намёки на мою связь с госпожой Кокнар, будто она травит мужа мышьяком с моего одобрения! И мне приходится пропускать всё это мимо ушей! Притворяться, будто я не понимаю, о чём идёт речь! А что делать? Если бы я начал оправдываться, вышло бы ещё хуже.
-У суда больше нет вопросов, - сказал, наконец, Арамис, - переходите к следующему пункту.

9.
-Слушаюсь ваша честь, - торжественно изрекла миледи. - Какой там у нас пункт? Я запуталась! Ах, да, девятый! Господин д Артаньян обвиняет меня в попытке убить его самого.
-Да, обвиняю, и на этот раз вам не отвертеться! – вскричал гасконец.
-Но я всё-таки попытаюсь, с вашего позволения. Тем более, что всё это плод вашей пылкой южной фантазии, что я и берусь доказать.
Господа судьи, мне нужен эксперт по поединкам. Вы не возражаете, если в этой роли выступит господин Портос?
Все присутствующие с надеждой воззрились на меня. Я кивнул в знак согласия.
-Никто не возражает? – миледи обвела взглядом комнату. - Прекрасно!
Господин эксперт, скажите, кто, по вашему мнению, имеет больше шансов на победу в поединке. Один из дуэлянтов - опытный фехтовальщик, уже одержавший победу над такими прославленными бойцами, как  де Жюссак и Бернажу. А другой дуэлянт впервые взял в руки шпагу. Из всей теории фехтования ему известно лишь то, что оружие следует держать за эфес, а не за остриё. Если бы состоялся такой поединок, кто бы победил?
- У новичка практически нет шансов, - вынужден был признать я.
-Один шанс из ста? – предположила миледи.
-Скорее, один из тысячи, - ответил я.
-Благодарю вас, господин эксперт. Но, если бы у опытного фехтовальщика была шпага, а у новичка - только маленький кинжал, с длинной клинка всего шесть дюймов? Каковы были бы шансы новичка в этом случае? Напоминаю, что речь идёт об открытом бое, а не о внезапном нападении.
-Я полагаю, миледи, что у новичка шансов нет.
-Совсем никаких?
-Ну, разве что один из миллиона!
-Один из миллиона? Как интересно! – покачала головой миледи. - А что бы вы сказали, если бы неопытный фехтовальщик с ножом, ко всему прочему, был бы не мужчиной, а дамой? Каковы были бы шансы на успех у этой глупой женщины?
-Боюсь, что никаких!
-Может быть, один из ста миллионов? – продолжала настаивать миледи.
-Ну, разве что, один из ста миллионов! – согласился я.
-Итак, - провозгласила миледи, - господин эксперт пришёл к выводу, что, когда я схватила кинжал и набросилась на д Артаньяна, а он схватил шпагу и стал защищаться,  его жизни практически ничто не угрожало! Смерть от удара молнии и та была более вероятной, в тот момент, чем смерть от моего кинжала! Я правильно поняла вас, господин эксперт?
-В общем, да, - сконфуженно произнёс я. – Простите меня ,д Артаньян, я всей душой на вашей стороне, но чтобы вы, вооружённый шпагой, проиграли бы бой этой женщине, у которой и шпаги то не было! В это я решительно не могу поверить! Ну, не могу же я сказать, что вы со шпагой слабее, чем баба с ножом! Вы бы сами мне этого не простили.
-Но, она напала на меня внезапно, как тигрица! – сказал д Артаньян, краснея.
-Постарайтесь припомнить, мой друг. Прежде чем напасть на вас, я крикнула: «Я убью тебя негодяй!». Вы помните эти слова? Потом я достала из туалетного столика свою шкатулку. Ну, ту, инкрустированную. Помните? Я открыла её, достала кинжал, и уже только после этого напала на вас. У вас было достаточно времени, чтобы вскочить с постели и взять в руки шпагу, что вы и сделали. Так о какой внезапности идёт речь?
Итог был таков: Я с кинжалом - вы со шпагой. Я нападаю - вы защищаетесь. Я женщина  - вы мужчина. Всё так и было! Я ничего не напутала?
-Но вы были в неописуемой ярости!
-И вы полагаете, это давало мне какие-то преимущества?
-Нет, но… Но я был голым!
-А я была в длинном пеньюаре, который путался в ногах, к тому же он был разорван, чуть ли не до пупа и постоянно сползал. Преимущество в большей подвижности явно было на вашей стороне! И потом, мои длинные волосы растрепались и лезли в глаза, я почти ничего не видела, и я вся была облеплена перьями из распоротой подушки.
При этих словах, я, не выдержав внутренней борьбы, вдруг засмеялся. Слишком уж комичной была, представшая перед моим воображением, батальная сцена. Следующим захохотал англичанин, потом палач, вслед за ним, беззвучно затрясся в смехе Арамис. И даже на лицо Атоса наползло некое подобие грустной улыбки. Последними одновременно прыснули д Артаньян и миледи.
-Так вот, мой друг, - сказала миледи, вдоволь нахохотавшись и с трудом подавляя смеховые конвульсии. - Где вы тут увидели покушение на вашу жизнь? Обыкновенная бабья истерика и ничего больше. Если чья жизнь и подвергалась в тот миг опасности, то только моя. Стоило ли с такими пустяками ябедничать на меня в суде? Это всё, что я могу ответить на девятый пункт обвинения. Жду вопросов.
-Позвольте, но это ещё не всё! – вскричал гасконец. – А выстрелы в меня? А яд?
-Какие выстрелы? Какой яд? Мне об этом ничего неизвестно,  –  быстро парировала миледи. – Объяснитесь.
-Охотно, сударыня, - сказал наш гасконец. – Вы подослали ко мне убийц, и не надо притворяться, будто вам ничего об этом не известно. Всё равно вам никто не поверит!
-Свидетель д Артаньян, - ледяным тоном сказала миледи, - у защиты имеется к вам вопрос. Не угодно ли ответить?
-Сколько хотите, сударыня.
-Расскажите всё, что вам известно об этих покушениях. Я имею в виду выстрелы и яд.
-Извольте, - начал д Артаньян. – Вскоре после того, как я прибыл к Ла Рошели, состоялось первое покушение. Дело было так: Я шёл по тропинке и вдруг увидел впереди в кустах характерный блеск мушкетного ствола. Повинуясь инстинкту, я бросился на землю, и тут же над моей головой просвистела пуля. Едва я вскочил, вторая пуля взрыла землю в том самом месте, где только, что была моя голова! Я бросился бежать обратно в лагерь, и тут третья пуля сбила с меня шляпу. Поскольку другой шляпы у меня не было, я быстро вернулся, схватил шляпу и убежал.
-Вы видели лица убийц?
-Нет.
-Вы слышали их разговоры?
-Нет.
-Тогда из чего вы заключили, что убийц подослала к вам я? Может быть, пороховой дым пах моими духами? Или в качестве пыжей использовались носовые платки с моими монограммами?
-В тот раз я, конечно, ещё не понял, что это ваших рук дело. Но при следующем покушении, мне удалось взять одного из убийц в плен. Это был некий Бризмон. Он то и поведал мне, что их наняли вы.
-Расскажите подробнее, как это было.
-С удовольствием!
Я отправился на разведку. Мне поручили установить, есть ли в разбитом нашими пушками форте, солдаты противника.
Идти со мной вызвались двое гвардейцев из нашей роты и ещё двое ранее неизвестных мне солдат. Я согласился. Но едва я миновал нашу старую заброшенную траншею, как эти двое незнакомцев отстали. Я подумал было, что они вернулись в лагерь, но нет. Оказалось, они засели в траншее и открыли огонь по нам! Один мой товарищ был убит, другой убежал. Я же упал и притворился мёртвым.
-Сколько они сделали выстрелов? – спросила миледи.
-Они сделали по мне два выстрела, ведь их же было двое, и у каждого был мушкет. Одна пуля сразила моего товарища, другая просвистела у моего виска.
-Позвольте, но вы сказали, что при первом покушении в вас стреляли трижды?
-Да. Но, то было в первый раз, а во второй раз их было только двое, и стреляли они два раза.
-Продолжайте. Что было потом?
-Когда убийцы подошли ближе, чтобы узнать, жив я или нет, я выхватил шпагу и бросился на них. Они испугались. Один из них пустился наутёк и попал под пули лярошельцев, засевших в том самом форте, который мне нужно было разведать. Он был убит наповал. А второй бросил оружие и сдался. Это и был Бризмон. Когда я приставил к его горлу шпагу, он признался, что это вы наняли их убить меня.
-Почему вы решили, что Бризмон сказал правду? – спросила миледи.
-Он хотел жить, а моя шпага была у его горла.
-Но, если он хотел жить, то он никак не мог сказать правду. Ведь правда – самое опасное, что только может быть для жизни наёмного убийцы!
-Вы полагаете? – насмешливо спросил д Артаньян. – А как вам понравится это?
С этими словами он вынул из кармана изрядно помятую бумагу и повертел ею перед носом миледи.
-Это письмо, я нашел в кармане убитого товарища Бризмона. Это письмо написанное вами. Оно уличает вас.
По лицу миледи быстро пробежала какая-то тень, но уже через секунду, лицу вернулось прежнее уверенное выражение.
-Передайте его судье, пусть огласит – сказала миледи.
-Одну минуту, – я развернул документ.  Видно было не очень хорошо, да и бумажка была довольно потёртой. Придвинув свечу поближе, я всё-таки прочёл:
«Милостивый государь Бовэ, имею честь поздравить вас и вашего собрата по разуму, господина Бризмона, с очередным провалом. Имею счастье сообщить вам, что вы оба ослы. Ведь именно вы провалили дело с подвесками. Госпожа Бонасье обвела вас вокруг пальца, словно малых детей, коими вы, и в самом деле, до сих пор являетесь. От вас требовалось только одно - продержать под арестом несколько дней одну слабую женщину, пока умные люди сделают за вас всю сложную и тонкую работу. Но вы даже с этим не смогли справиться! На что вы вообще годитесь, позвольте спросить? Я лично не намерена иметь больше с вами никаких дел.  Ибо, как бы блестяще я ни выполнила свою часть работы, дело всё равно проваливается из-за вашего пьянства и преступной самонадеянности. Я намерена сообщить его Высокопреосвященству, что впредь отказываюсь участвовать в тех делах, в которых участвуете вы.
Искренне презирающая вас, леди Винтер».
-Простите, господин судья, - вкрадчиво сказала миледи, - видимо, я невнимательно слушала. Не могли бы вы ещё раз перечесть то место, в котором я приказываю этим господам убить господина д Артаньяна.
-Такого места здесь нет, - ответил я, заглянув на всякий случай на обратную сторону бумаги.
-Ах, значит, такого места здесь нет? – с фальшивым разочарованием протянула миледи. – Но тогда, что, собственно, это письмо доказывает? Оно доказывает четыре вещи:
Во-первых, я была знакома с господами Бовэ и Бризмоном.
Во-вторых, оба они служили кардиналу.
В-третьих, они участвовали в деле с подвесками.
В-четвёртых, они оба идиоты, ибо в очередной раз провалили порученное им дело.
Вот, пожалуй, и всё. Но причем тут убийство д Артаньяна?
-Как это причём? – возмутился д Артаньян. – Они пытались меня убить, и при них было это письмо! Письмо написано вами.
-Стало быть, вы полагаете, что я обязана отвечать за поступки всех тех людей, у кого есть мои письма? Но таких людей по Франции сотни, а в Англии десятки. И что же? Если теперь кто-либо из них совершит преступление, вы станете обвинять в этом меня?
-Значит, вы были знакомы с этими господами? – задумчиво произнес Арамис.
-Да, ваша честь, это со всей очевидностью вытекает из письма. Кроме того, из того же документа становится ясно, сколь низкого мнения я придерживаюсь об их умственных способностях. Вот и задумайтесь, стала бы я доверять серьёзное дело этим ошибкам природы? Ведь, поручая убийство идиоту, заказчик рискует значительно больше, чем его жертва.
И ещё мне непонятно, почему это письмо оказалось в кармане господина Бовэ. В письме нет даты написания. Но, поскольку речь в нём идет о деле с подвесками, получается, что господин Бовэ носил это письмо с собой несколько месяцев. Что за абсурд? Зачем он таскал его с собой так долго? Он что перечитывал его на ночь, вместо вечерней молитвы? Или читал его вслух друзьям на привале? Любой нормальный человек, на месте господина Бовэ, порвал бы это письмо сразу же по прочтении, или подтерся бы им. Кроме того, наёмные убийцы, идя на «дело», никогда не берут с собой ничего такого, что позволило бы их опознать, ни носовых платков с монограммами, ни именного оружия. Они даже метки с одежды спарывают. И уж тем более никаких писем! Даже невинная любовная записка от дочки мельника может погубить убийцу. Ведь попадись такая записка в руки врагов, они могут разыскать дочку мельника, выпытать у неё, кому была эта записка адресована, навести справки о его друзьях, родственниках. И пошло-поехало! А чтобы взять на «дело» письмо заказчика! Даже для господина Бовэ это слишком глупо! Такой сказочный идиот не смог бы дожить до своих тридцати лет. Он должен был давно удавиться, завязывая галстук, или зарезаться во время бритья.
-Ну, ну, дорогая, не надо преувеличивать. – иронично прищурился Арамис. – Он не выбросил ваше письмо? Так ведь и вы не выбросили письмо д Артаньяна. А оно не менее обидно для вас.
-Это письмо очень ценно! – возразила миледи. – Оно уличает д Артаньяна в подлоге. Достаточно показать его графу де Варду и у д Артантяна возникнут трудности! Стоило мне предъявить его вашему суду, и обвинение рассыпалось в прах! А в чём уличает меня эта бумажка? Только в том, что я служу кардиналу? Ну и что? Ему вся Франция служит, и вы, господа, в том числе!
-Ваше письмо тоже ценно. Если показать его королеве, то трудности возникнут у вас.
- Возможно, - согласилась миледи, - но зачем он взял это письмо на «дело»? Или он рассчитывал встретить в траншее королеву?
-Не знаю! – пожал плечами Арамис.- Рассеянность, забывчивость, неопытность. Выбирайте сами!
-Извольте, я выбираю злой умысел. В случае провала, он рассчитывал навести ответный удар господина д Артаньяна на ложную цель.
Когда убийца идет на «дело», возможен один из трёх исходов:
Вариант первый – Убийца чисто сделал «дело» и скрылся. Тут уж ничего не поделаешь.
Вариант второй – Убийца погиб. Это уже лучше. Следователь может обыскать его труп и всё, что найдёт, использовать в интересах следствия. Даже свежая заплатка на сапоге, даёт шанс установить личность убийцы. Ведь его сапог можно показать местным сапожникам, а те, глядишь, и вспомнят, кому накладывали такую заплатку. Ну, а письмо в кармане убийцы, это просто дар божий для следствия! Вот почему убийца никогда не возьмёт на «дело» никакое письмо, а уж тем более письмо заказчика.
Но самый худший для злодея вариант – третий, если убийцу возьмут живьём. Ведь в этом случае его будут допрашивать. Тогда, чтобы избежать пыток и как-то выкрутиться, ему придётся врать. А для того, чтоб враньё выглядело убедительнее, лучше заранее сунуть в карман подложную «улику», которая направит следствие по ложному пути. И вот тут очень даже может пригодиться письмо от леди Винтер!
-Браво, миледи! – воскликнул Арамис. – Меня поражает ваша эрудиция! Сделайте милость - откройте секрет, откуда у вас столь обширные познания о нравах и повадках наёмных убийц? Уж, не в монастыре ли вас этому научили?
-Не в монастыре, ваша честь, просто я книжек много читала. Когда я стала графиней Винтер, мне совершенно нечем было заняться, вот и читала всё подряд, что в мужниной библиотеке было! А там было много интересных книг. Были даже книги, позволяющие трактовать имя Арамис. Вы удовлетворены, ваша честь, или мне следует развить эту мысль более подробно?
-Не нужно, я вполне удовлетворён.
-Тогда, вернёмся к нашим баранам!
Бьюсь об заклад, что идея обыскать труп Бовэ не сама пришла в голову д Артаньяна! Её подкинул Бризмон! Не правда ли?
-Ну, в общем, да, - признался гасконец. – О письме мне сообщил Бризмон. Но я, наверное, и сам бы догадался, что труп следует обыскать.
-Возможно,  вы и догадались бы. Но, господин Бризмон не мог рассчитывать на вашу догадливость. Потому он и подсказал вам, что следует делать! – улыбнулась миледи. – И ещё, откуда Бризмон мог знать, что лежит в карманах Бовэ?
-Но они же друзья, по крайней мере, работали в паре! – сказал д Артаньян.
-Господин Арамис вам друг? – с усмешкой вопросила миледи.
-Друг, - ответил гасконец.
-Тогда скажите мне, что лежит в его карманах.
-Откуда мне это знать? – удивился д Артаньян. – я не имею привычки шарить по чужим карманам.
-Тогда, почему же Бризмон знал, что лежит в карманах Бовэ?
-Ну, может быть, он как-то случайно заметил? – гасконец говорил уже не очень уверенно.
-Может быть, и случайно, - кивнула миледи. – Однако, согласитесь, можно случайно увидеть, как ваш товарищ прячет в карман какую-то бумагу. Но, невозможно случайно узнать её содержание.
-Но, письмо было адресовано им обоим, - возразил гасконец. - Значит, Бризмон читал его.
-Да, сударь, он читал, но это было много месяцев назад. Откуда Бризмон мог знать, что бумага, которая лежит в кармане Бовэ, и есть то самое письмо, полученное уже много месяцев назад? Так, что осведомлённость Бризмона кажется мне подозрительной. А вам, вероятно, она кажется естественной?
-Нет, мне не кажется это естественным, но всё же, я не исключаю того, что Бризмон мог случайно знать об этом письме.
-Оставляю это на вашей совести. Однако я вынуждена вас разочаровать, по закону, признание наёмного убийцы не может быть самостоятельным доказательством. Суд может принять его во внимание только в том случае, если оно подтверждено проверкой. Господин д Артаньян, вы провели проверку показаний Бризмона?
-Что вы имеете в виду? – удивился гасконец.
-Господин д Артаньян, вы меня поражаете! Ведь проверить слова Бризмона было очень легко.
Он утверждал, что его наняла я? Отлично! Значит, выполнив моё поручение, он рассчитывал получить деньги. А для этого он должен был встретиться со мной, ибо деньги не могут перебежать сами собой из моего кармана, в карман Бризмона.
Так вот, вам требовалось спросить у Бризмона, где и когда я должна была передать ему гонорар. Потом, вы должны были тайно явиться в то место и понаблюдать за встречей Бризмона со мной. И если бы я действительно явилась туда, передала ему деньги, да ещё ровно ту сумму, о которой говорил этот подлый убийца, тогда бы я была полностью изобличена. И вы могли бы со спокойной совестью обвинять меня. Если бы я в это место не явилась, тогда я была бы оправдана. Вы могли бы снова приставить шпагу к горлу Бризмона и спросить, кто же  всё-таки его нанял в действительности. А без проверки, цена показаниям Бризмона – выеденное яйцо!
Что, собственно, произошло? Убийца попался на месте преступления. Ему грозит смерть. Как ему спастись? Промолчать – значит, умереть от руки д Артаньяна. Сказать правду – значит, умереть от руки заказчика. Остаётся одно – врать и валить вину на слабую ни в чём не повинную женщину!
Моё письмо было взято ими с собой именно ради такого поворота событий!
И прошу вас, господин д Артаньян, ответьте мне, даже не как представителю защиты, а просто как любопытной женщине. Почему вы поверили Бризмону? Ведь он только что, без зазрения совести, стрелял вам в спину! Его мушкет, к тому времени, был ещё горячим! Вы сами только что назвали его негодяем! Как вы могли поверить ему без малейших доказательств? Вы даже не удосужились проверить его показания, хотя такая возможность была!
-Я поверил ему, потому, что его слова были похожи на правду! Ведь у вас был повод для мести, и вы были на меня очень злы.
-Но ложь всегда бывает похожа на правду. Если ложь похожа на ложь, это уже не ложь. Она никого не обманет!
-Не знаю. Почему-то его слова вызвали у меня доверие.
-Но, надеюсь, вы не настолько доверяли Бризмону, чтобы вернуть ему оружие и повернуться спиной?
-Разумеется, нет!
-Значит, вы вовсе не такой простачок, каким хотите казаться! У вас хватило ума, чтобы в третий раз не подставлять свою спину человеку, который уже дважды в эту спину стрелял!
Но, всё-таки, почему вы поверили Бризмону? Если у него были какие-то аргументы, тогда почему вы не предъявите их в суде? Что же вы молчите, д Артаньян? Ответьте, пожалуйста.
-Нет, сударыня, никаких аргументов у него не было.
-Значит, вы поверили Бризмону только потому, что он сделал брови домиком, а губки бантиком и околдовал вас своим честным-причестным взглядом? И теперь его слова вам кажутся настолько убедительным доказательством, что его не стыдно предъявить в суде?
Д Артаньян молчал. А что он мог ответить? Да и я сам, на его месте, вряд ли нашёлся бы, что ответить.
-Ну, что же, - сказала миледи. – Отсутствие ответа, это тоже ответ! Ай, да Бризмон! Вот бы мне так уметь. Он был пойман на месте убийства вашего товарища, с дымящимся мушкетом в руках, и вы, как дитя, верите всему, что он скажет. А я тут уже битый час распинаюсь. Предъявляю доказательства своей невиновности, одно другого убедительнее, и мне всё равно не верят!
В любом случае, если у господ судей есть совесть, они не могут принять показания Бризмона как доказательство моей причастности к покушению. Что же касается письма, написанного давным-давно и совсем по другому поводу, то это уж и вовсе курам на смех!
-Но, потом вы прислали мне дюжину бутылок отравленного вина. И только по счастливой случайности, первым его выпил Бризмон. Бедняга не прожил и трёх часов! Что вы на это скажите?
-А что я должна сказать? Разве на этикетках был мой портрет? Или вино сопровождалось запиской, подтверждающей, что его прислала я? Укажите на какую-нибудь улику, или свидетельство, изобличающее меня, тогда я смогу что-нибудь вам ответить.
Предъявите какое-нибудь доказательство, и я попытаюсь его опровергнуть. Но, где доказательства? Их нет. Есть только вздор! Что я могу ответить на вздор, кроме того, что это и есть вздор?
Д Артаньян замолчал, видимо, пытаясь понять, как это так получилось, что у него нет решительно ни единого доказательства против миледи. Показания Бризмона рассыпались, словно карточный домик, а письмо, которое он с риском для жизни добыл под пулями лярошельцев, из важной улики превратилось в ничего не значащую бумажку.
-Как кошку ни бросай, она всё равно приземлится на ноги! – с мрачной усмешкой повторил лорд Винтер.
-Но, нет! – с пылом возразил гасконец. Он ещё не собирался сдаваться. – Если не вы, то кто же? Кто ещё кроме вас мог желать мне смерти?
-Кто кроме меня? – Брови леди Винтер удивлённо приподнялись. – Вот уж удивили! Господин д Артаньян, вы серьёзно думаете, что никто не может желать вам смерти? Вы ошибаетесь, мой друг. За свою недолгую службу вы пролили ведра три чужой крови и наивно полагаете, что у вас нет врагов, кроме меня! Верно говорят, что страшнее кошки зверя нет!
А не мог ли убийц нанять де Жюссак? Ведь вы опозорили его. Его - первую шпагу кардинала, ранил какой-то безвестный юнец из провинции, впервые сразившийся в реальном поединке.
-Де Жюссак – воин. Вряд ли он способен на подлость!
-О! Если бы заранее знать, кто на что способен, тогда убийств не было бы вовсе. Ибо убийц сажали бы в тюрьмы заранее, ещё до совершения ими преступлений. Вот, например, по вашему виду ни за что не подумаешь, что вы способны на подлог и клевету. А глядя на графа де Ла Фер, не подумаешь, что он способен повесить беззащитную женщину. А вот, поди ж ты! Внешность обманчива. Вот и господин Роже, глядя в честные глаза своего брата, не мог даже мысли допустить, что он способен на кражу. Да, что говорить о нас, простых смертных, когда даже сам Господь не предвидел того, что Каин сможет убить своего брата Авеля! Куда уж нам с вами?
А что вы скажете насчёт Бернажу?
-Уж кто-кто, а Бернажу не мог нанять убийц, ибо он мёртв! – воскликнул гасконец, радуясь, что наконец-то миледи допустила ошибку.
-Я имела в виду, вовсе не господина Бернажу, а его матушку - госпожу Бернажу. Она удручена потерей своего единственного сына. Вызвать вас на дуэль она не может. Вот и наняла убийц, а когда это не дало результата, прислала вам отравленное вино. Что вы на это скажете?
-Как же она, будучи в Париже, могла так быстро узнать, что её план провалился и прислать вино? – нашёлся гасконец.
-Во-первых, нам неизвестно, где она была в тот момент, а во-вторых, вино мог прислать третий стрелок.
-Какой ещё третий стрелок? – возмутился д Артаньян.
-Но ведь вы сами говорили, что при первом покушении в вас стреляли три раза, стало быть, стрелков было трое. При следующем покушении в вас стреляли уже двое. Один стрелок погиб от пули, второго вы взяли в плен. А  чем же в это время занимался третий стрелок? А третий стрелок, видя неудачу двух первых, вполне мог прислать вам отравленное вино. Почему бы нет?
А ведь у Бернажу были ещё любовницы. Много любовниц! И все они знали, кто убил их пупсика. Ведь дело получило широкую огласку! Две их них, мадам де Сов и мадам де Брильи - дамы весьма решительные. Любая из них могла желать вам смерти!
Но если бы только они! А чем плох господин Бонасье?
-Этот мелкий лавочник?  Не смешите меня!
-Не надо недооценивать этого маленького человека! Порой в сердце маленького человека бушуют большие страсти!
Вы живёте в его доме, не платите за квартиру, бесплатно пьёте его вино, спите с его женой и полагаете, что ему не за что  вас ненавидеть! Вызвать вас на дуэль он не может. Что остаётся? Пули и яд! Он человек не бедный. Деньги для платы убийцам у него имеются.
Я назвала уже пятерых ваших врагов. Мало? Вот вам шестой – граф де Вард. Вы нанесли ему четыре опасных раны. Вы навлекли на него гнев кардинала. Вы оклеветали его перед женщиной, которую он любил! Потом вы очень сильно эту женщину обидели. И вы всё ещё убеждены, что у вас нет врагов, кроме леди Винтер?!! Да вы просто слепец!
Мало вам шестерых врагов? Вот вам седьмой! Это ваш незнакомец из Менга. Его зовут граф Рошфор.
Время от времени, вы, как полоумный, гоняетесь за ним по Парижу с обнажённой шпагой. А он избегает встреч с вами. Он не трус. Нет. Просто ему не до вас. Его жизнь не принадлежит ему, и он не вправе рисковать ею из-за пустяков. Но вы его начинаете раздражать.
Некоторые дворяне удивляются, почему он ни разу не ответил на ваш вызов. Что он может ответить им? Сказать: «Я был занят»? Это только усилит насмешки. А вот если бы вы умерли, тогда он бы сказал: «Не могу же я вызвать на бой покойника»! И вот граф попросил кого-нибудь из друзей избавить его от этой назойливой гасконской мухи!
Мало вам семерых! Дарю восьмого. Это один дворянин, имя которого не стоит здесь называть, но которого вы хорошо знаете. Однажды вы, заступаясь за обиженную им даму, вызвали этого грубияна на поединок. Вы не убили и не ранили его. Вы сделали с ним самое позорное, что могли! Вы выбили из его рук шпагу, повалили его на спину, как валят распутных девок, и принудили сдаться. Получить рану на дуэли, это даже почётно. Но не суметь удержать в руках оружие – позор. Волей-неволей возникают сомнения в боевом искусстве этого человека. Теперь злые языки поговаривают, что он изнежен, как баба, и ему давно пора сменить шпагу на веер! Представляете, как ему обидно! Но вызвать вас на поединок он не может, ибо, если он потеряет шпагу во второй раз, то станет посмешищем на всю Англию.
-Замолчи! Заткните рот этой змее! – взорвался лорд Винтер.
-Ну, вот деверь, вы опять всё испортили! А я хотела сохранить ваше имя в тайне. И мне это почти удалось. Но теперь, из-за вашей несдержанности, даже господин Роже понял, о ком идёт речь!
При этих словах, англичанин выхватил шпагу. Лицо его налилось кровью. И только совместными усилиями нам удалось его успокоить.
-Имя девятого вашего врага, - невозмутимо продолжала миледи, как только кутерьма улеглась, - Ришелье.
Надо ли здесь что-либо пояснять? Или вы думали, он простил вам дело с подвесками?
- Но его Высокопреосвященство лично принял меня!
-Лично принял! - рассмеялась миледи, - и успокоил? Как это похоже на его Высокопреосвященство!
Запомните, д Артаньян, опытные мясники никогда не пугают свинью, перед тем как зарезать. Они, напротив, успокаивают её, ласково почёсывают за ухом и угощают кусочком хлеба. А уж потом, разомлевшую и довольную свинью режут.
-Он даже предложил мне чин лейтенанта в его гвардии!
-Ну, вот! Что я говорила! Чин лейтенанта – это и есть тот самый кусочек хлеба! Но вы ведь отвергли его предложение, чем ещё больше оскорбили этого могущественного человека! Не так ли?
И на десятом месте нахожусь я – ваша покорная слуга. Может быть, убийство замышляла я, а может быть, кто-то другой из девяти вышеперечисленных особ. Если нет доказательств, давайте попробуем погадать на кофейной гуще. Господа, нет ли у кого кофейной гущи? А то судебное разбирательство без неё заходит в тупик!
В комнате воцарилась тишина.
-Хватит впустую сотрясать воздух, - устало сказала миледи. – Если имеются хоть какие-нибудь доказательства моей вины, тогда предъявите их, а если нет, тогда позвольте мне перейти к ответу на следующий пункт обвинения.
-Продолжайте, - уныло сказал я. А что я ещё мог сказать? Я начал понимать, что в нашем поражении виновата вовсе не изворотливость миледи, а мы сами. Мы чертовски плохо подготовились к процессу! Отсюда все наши беды…

10.
-Десятый пункт обвинения  - убийство Бризмона, - снова заговорила миледи. Стоит ли повторять всё, только что сказанное? Раз нет доказательств, что яд прислан мною, стало быть, нет доказательств моей вины в смерти этого человека.

11.
Если нет вопросов, перехожу к одиннадцатому пункту. Убийство Бэкингема!
Что же я могу сказать по этому поводу? Разве только то, что я, как обычно, поехала в Англию. Я собиралась посетить своё поместье, проверить счета, намылить шею управляющему. И вдруг, меня, ни с того, ни с сего, арестовывают, бросают в камеру и обвиняют в намеренье убить герцога Бэкингема! И опять обвинение голословное. Никаких улик, никаких свидетельств. В моём багаже не было найдено ни оружия, ни яда, ни уличающих меня документов. Всему причиной оказался – какой-то гнусный донос, написанный каким-то безумцем! И мой собственный деверь поверил этой клевете!
Лорд, как вы могли поверить? Я столько раз принимала вас у себя в парижском доме, угощала от всего сердца. Вы пили моё вино, ели мои восточные сласти, говорили мне комплименты, и вот вы меня арестовали! Как такое могло случиться?
-Дорогая невестка, не передёргивайте. Против вас имелось свидетельство трёх уважаемых дворян. Я получил письмо от господ мушкетёров! Они – люди чести, и я им доверяю, - иронически улыбнулся лорд. – Этого было вполне достаточно, чтобы навеки упрятать вас на каторгу, что я непременно сделал бы, если бы вы не улизнули.
Миледи горестно вздохнула и продолжила дрожащим от обиды голосом:
 -В связи с этим, у защиты имеется вопрос к господину Атосу. Скажите, граф, с чего это вы вдруг решили, будто я замышляю убить герцога Бэкингема? Как вам могла в голову прийти такая дикая чудовищная  нелепая мысль?
- Ценю ваши актёрские способности, сударыня, - с усмешкой ответил Атос. – Но, вы старались напрасно. Вас поймали с поличным. Дело в том, что нам удалось подслушать ваш разговор с кардиналом.
-Вы имеете в виду разговор в трактире «Красная голубятня»? – наигранно усмехнулась миледи.
-Да, сударыня.
-И что же вы там слышали?
-Мы слышали, как его Высокопреосвященство приказал вам убить герцога Бэкингема, ответил Атос.
-Мы – это кто? - нервно усмехнулась леди Винтер, но лицо её побледнело.
-Мы, это я, Портос и Арамис.
-Какая бессмыслица! Ничего не понимаю!  Господин Портос, вы подтверждаете слова вашего друга?
-Да, сударыня, - ответил я.
-А вы, господин Арамис? Неужели вы тоже?
-Да, я тоже это слышал, - с неизменной вежливостью поклонился Арамис.
-Значит, вы и есть те три свидетеля, на которых ссылается лорд?
- Да, сударыня, это мы и есть – вежливо кивнул Арамис. - Мы все трое слышали, как кардинал дал вам задание убить герцога, и как вы на это согласились, потребовав в качестве платы жизнь нашего друга – д Артаньяна. Смерть в уплату за смерть! Мы невольно оказались свидетелями вашего чудовищного торга! Так что отпираться бессмысленно. На этот раз вы попались.
Лицо миледи тут же сменило маску. Притворное удивление исчезло без следа. Теперь на нём заиграла ироническая усмешка!
-Нет, ваша честь. Это не я, это вы попались – торжествующим тоном сказала она. - Вы говорите, что сами слышали, как Ришелье отдавал мне приказ? Вот и ответ! Да, это я организовала убийство Бэкингема! Но, когда я это делала, я выполняла приказ первого министра Франции. Я действовала в точном соответствии с его волей. И теперь я не могу нести ответственность за смерть герцога, так же как солдат не может нести ответственности за смерть противника!
Наличие приказа подтверждено тремя свидетелями, которых трудно заподозрить в симпатиях ко мне!
У меня всё. Жду вопросов.
Мы были поражены! Мы сами, все трое, как бараны, подтвердили наличие устного приказа Ришелье, что, конечно же, снимает с миледи всякую ответственность! А что было делать? Умолчать о наличии приказа? Тогда каким образом мы бы доказали причастность миледи к этому убийству. Вопросов у нас, понятное дело, не нашлось, и миледи продолжила:

12.
-Пункт двенадцатый – убийство Фэлтона. Увы, господа, об этом убийстве я узнала только сегодня, в этой самой комнате, из уст моего деверя. Не соблаговолит ли он объяснить, что он имел в виду, выдвигая это странное обвинение?
-Фэлтон погиб по вашей вине! – раздражённо ответил лорд Винтер.
-И в чём же она заключалась? – спросила миледи.
-Вы ещё спрашиваете! Он убил герцога Бэкингема и был за это казнён.
-Это я его казнила?
-Нет, это сделал палач. Но это именно вы совратили его и сделали убийцей. Вот почему я обвиняю в его смерти вас.
-Ну, вот видите. Фэлтон убил Бэкингема, палач убил Фэлтона. А виновата во всём почему-то я!
А что я, собственно, сделала? Я всего лишь выполнила приказ первого министра Франции. Вернее, даже не выполнила, а передала его Фэлтону. Я всего лишь почтальон, не более. Как почтальон может нести ответственность за действия адресата? Да, я убедила этого мужественного офицера убить Бэкингема. Но у меня был приказ. Господа мушкетёры, ответьте мне как военные, должна ли я объяснять вам, что такое приказ, и нужно ли его выполнять?
-Вы совратили его и сделали своим орудием, а заодно и государственным преступником! – вскричал лорд Винтер. – С какой стати он вдруг стал выполнять приказ Ришелье? Ведь он давал присягу короне Англии!
-Я перевербовала его, и он перешёл на сторону Франции. Теперь в Англии он преступник, а во Франции – герой!
-Но вы сделали это с помощью обмана!
-А где вы, сударь, видели вербовщика солдат, который бы не прибегал к обману? Все вербовщики солдат пользуются одним и тем же нехитрым набором!
Во-первых, они обещают новобранцу сладкую жизнь в армии, хорошее питание, красивое, удобное обмундирование, своевременную выплату жалования и прочее.
Во-вторых, они обещают, что служить будет совершенно нетрудно и неопасно.
В-третьих, они обещают будущему солдату великую славу и почести. Я даже знаю хороший анекдот на эту тему. Потом как-нибудь расскажу.
А в реальности, солдат получает изжогу от мерзкой баланды, неудобный мундир из гнилого сукна, который нужно всё своё свободное от нарядов время штопать, штопать и штопать, бесконечные невыплаты жалования, а в конце пути - деревянную ногу, или дубовый крест. Кому как повезёт.
Я же не обещала Фэлтону ничего подобного. Я всего лишь сказала ему, что Бэкингем развратник, безбожник и гонитель пуритан! Но, разве это ложь? Всё это - чистая правда, которую Фэлтон отлично знал и без меня.
Мой невинный обман заключался лишь в том, что я сочинила небольшую слезливую историю, в которой объединила три этих бесспорных истины. И Фэлтон поверил мне! А как он мог не поверить в то, что отлично знал и без меня? В то, что знает вся Англия? Да и Франция тоже! В моём вымышленном рассказе, реальные грехи Бэкингема предстали во всём уродстве. За эти грехи он и был убит! Но ведь это были его грехи, а вовсе не мои. И кара, постигшая его, была вполне справедлива.
И ещё один штрих к картине. Я вовсе не приказывала Фэлтону убивать герцога. Это было его собственное решение. Я своей ложью лишь деликатно подвела его к принятию такого решения. Чуть-чуть подтолкнула его. Чуть-чуть добавила ему огонька. И напрасно вы называете его беднягой. Никакой он не бедняга! Он богаче всех нас! Мы все пресмыкаемся. Я – перед Ришелье, Вы перед королевой и её любовником. А он нашёл в себе силы поступить по совести. Многие ли из нас могут похвастаться тем же? Он герой! И свершая кару над нечестивцем, он был счастлив.
-Чёрт побери! – выругался лорд. – Что вы несёте? Если стать убийцей и сдохнуть на эшафоте такое великое счастье, как вы это утверждаете, тогда почему вы сами не сделали этого? Почему вы послали под топор Фэлтона?!
-Лорд, вы в своём уме? Уж не думаете ли вы, что я лично стала бы резать человеку горло? Я всё-таки – дама! И потом, вы сами лишили меня этого удовольствия, арестовав и заточив в своём замке. Сидя в вашем застенке, я никак не могла этого сделать. Потом Фэлтон помог мне бежать. Но и тогда я не могла приблизиться к Бэкингему даже на пушечный выстрел. Ведь у меня не было пропуска. А вот у Фэлтона был пропуск, который вы сами ему выписали. Английские следователи ещё спросят вас об этом пропуске! Советую заранее придумать, как будете выкручиваться.
Но, что я сделала дурного? Ведь я предотвратила войну между нашими странами. Сколько жизней английских и французских солдат я спасла! Сколько матерей не лишилось сыновей, благодаря мне! Мы, конечно, не можем  точно знать, что было бы, если бы не я. Но, возможно, именно благодаря мне, английское ядро не оторвало ногу господину д Артаньяну. Именно благодаря мне, картечь не изуродовала прекрасное лицо господина Арамиса. Именно благодаря мне, мой милый деверь не лежит сейчас в болоте и не запихивает кишки себе обратно в распоротый живот. И где благодарность? Меня судят! За что? За исполнение приказа! Абсурд! Бред!
И ещё такой вопрос. Кто взял Лярошель? Может быть вы, господа? Нет! Лярошель захватила я!  Хоть я и ношу юбку, но пользы от меня на войне больше, чем от вас всех вместе взятых, хотя вы носите штаны. Я провела блестящую военную операцию и взяла сильную крепость, имея ничтожные потери – один убитый (Фэлтон) и один раненый (я).
-Не рано ли вы празднуете победу? – возразил Арамис. - Лярошель ещё не пала!
-Это вопрос нескольких дней! Она капитулирует сразу, как только там станет известно, что Бэкингем мёртв, и помощи от него ждать бессмысленно. Вот и всё! Мне больше нечего вам ответить.
-Но приказ был аморальным! – сказал Арамис.
-Я не имела права оспаривать приказ, каков бы он ни был. Но в чём вы усматриваете аморальность приказа? В том, что Бэкингем большая шишка? Убить его аморально? А начать войну, убить и перекалечить тысячи людей, это нравственный приказ? Ну, что же, если вы не согласны с приказом Ришелье, тогда его и судите. А я могу выступить на суде, разве что в качестве свидетеля!
Дружище, - сказал я Арамису, - давайте не будем терять попусту время. Мы ведь все трое слышали тот разговор в трактире Красная голубятня. Приказ действительно был. Тут мы ничего не можем поделать. Видите, она даже ничего не отрицает. Но приказ её оправдывает.
Подсудимая, переходите к следующему пункту.
-Слушаюсь, ваша честь. Но прежде ответьте на один единственный вопрос. Как вам удалось подслушать разговор его Высокопреосвященства с его секретным агентом?
-А какое это имеет значение? – спросил я.
-Пока не знаю, это зависит от того, что вы мне ответите. Поверьте, я задала этот вопрос не из праздного любопытства, а для того, чтобы лучше разобраться в этом запутанном деле. Думаю, что и вы в этом заинтересованы, не меньше чем я. Итак, каким образом вам удалось подслушать секретный разговор кардинала, со своим тайным агентом, да ещё на такую щекотливую тему?
-Не вижу необходимости отвечать, - сказал я, - разве это относится к делу?
-Вы боитесь, что ваш ответ поможет мне выкрутиться? Но, я уже выкрутилась. Меня полностью оправдывает приказ Ришелье! Ответите вы, или нет – для меня ничего не изменится, но картина этих роковых событий может существенно проясниться. Нельзя оставлять без внимания такие великие загадки. Так, как же вам удалось подслушать разговор, да ещё такой секретный, да ещё втроём! Согласитесь, после такого прокола, Ришелье должен снести головы всей своей службе безопасности, но почему-то не снёс!
Тут Арамис наклонился к моему уху и прошептал:
-Не валяйте дурака, мой друг. Ответьте ей. Чем больше она будет болтать, тем больше шансов, что она проговорится о чём-нибудь важном!
-Это произошло случайно, – ответил я. - Мы с друзьями сидели в комнате, расположенной точно под вашей. Там был камин. Труба камина проходила в стене вашей комнаты. Видимо, в трубе была брешь. Через неё-то, мы с друзьями слышали весь ваш разговор. Вы удовлетворены?
-Не совсем. Я не поняла, что значит: «видимо, в трубе была брешь». Разве не вы её пробили?
-Нет, сударыня. Мы этого не делали.
-Вы можете в этом поклясться?
-Разумеется!
-В таком случае, ещё один вопрос. Как это вам удалось оказаться в столь удачный момент, в столь удачно расположенной комнате, со столь удачно разрушенным дымоходом?
-Уверяю вас, сударыня, это тоже произошло случайно. Мы с друзьями спокойно ехали по своим делам. Мы не собирались вас подслушивать. Более того, мы даже не знали о вашем присутствии. По пути мы повстречались с кардиналом. Поскольку он не имел при себе охраны, он приказал нам сопровождать его. А поскольку он ехал на встречу с вами, то, сопровождая его, мы оказались в этом самом трактире, в той самой комнате с разрушенной печной трубой, и невольно слышали весь ваш разговор, от начала, до конца. Теперь вам всё понятно?
-Простите, господин Портос, вы меня ещё больше запутали. Значит, вы утверждаете, что просто гуляли и случайно встретили первого министра Франции?
-Да.
-И у него не было при себе охраны?
-Да, сударыня. Его сопровождали только два человека, что было совершенно недостаточно.
-Но, как такое могло случиться? Ведь идёт война! Премьер министр разъезжает по театру военных действий без охраны? Он что, идиот? Он даже по Парижу без охраны никогда не ездил! Куда же он подевал своих гвардейцев? Ведь у кардинала их целая рота!
-Этого я знать не могу, но всё именно так и было.
-Значит, кардинал сам привёз вас в трактир Красная голубятня?
-Да.
-И сам усадил вас в той злополучной комнате?
-Нет, сударыня. В комнату нас пригласил трактирщик.
-И давно ли заведено, что трактирщик решает, где следует располагать охрану его Высокопреосвященства?
-Но… Не знаю… – тут мне пришлось призадуматься.
Действительно, какого чёрта нас посадили в эту комнату? Охрану следовало разделить на две части. Троих следовало бы поставить у входа в комнату, а двоих снаружи под окном, дабы никто не мог проникнуть в комнату ни через дверь, ни через окно! Сажать же охрану в отдельной комнате – вопиющая беспечность, граничащая со слабоумием! Или хитрость?
Не зная, что сказать, я ляпнул очевидную глупость:
 – Должны же мы были где-то отдохнуть.
-Вам поручили охрану первого министра Франции, а вы решили отдохнуть? И вы сидели в отдельной комнате, не имея ни малейшего понятия, что происходит в общей зале, в коридоре и на лестнице. Это так?
-Да, сударыня, - развёл я руками.
-Стало быть, кардинал в это время остался совсем без охраны! – не унималась миледи. - Пока вы сидели в отдельном кабинете и развлекались подслушиванием, целая рота убийц могла спокойно войты в трактир, промаршировать через общую залу, подняться по лестнице до самой моей двери, и вы бы об этом ничего не знали? И только услышав в каминной трубе предсмертный вой его Высокопреосвященства, вы бы, наконец, поняли, что на кардинала напали! Хороша охрана, нечего сказать! Что же вы молчите, Портос? Это правда?
-Получается, что так…- вынужденно согласился я. – Но, при кардинале было ещё два охранника – господин де Кавуа и второй гвардеец, имени которого я не припомню.
-Что было совершенно недостаточно, - ехидно ухмыльнулась миледи, - как вы сами только что заметили! Надеюсь, эти гвардейцы честно исполняли свой долг, но вы-то какого шута там делали? И о чём думали, если не секрет?
Никогда, ни до, ни после того, мне не было так стыдно! Эта женщина объясняет мне –  солдату, как следует нести караул, и в чём состоит мой долг. А мне решительно нечего ей возразить! Она отчитывает меня, как капрал растяпу новобранца! Я скосил глаза на Арамиса. Тот небрежно посматривал в окно, с большим интересом рассматривая темноту, как будто его это не касалось. Как будто я один допустил столь постыдную ошибку.
-Бедный Людовик! – простонала миледи. - И это его гвардия! Пьянствовать, резать прохожих, задирать юбки, это всегда пожалуйста! Но, вместе с тем, ни украсть, ни покараулить! У меня нет слов, господа…
Итак, вы случайно шли, случайно повстречали, случайно не было охраны, случайно сели там, где не могли никого охранять, но зато могли подслушать особо секретный разговор, и даже трубу не ломали, ибо она уже заранее была сломана, разумеется, тоже случайно! Теперь мне всё понятно. Благодарю вас, ваша честь, вопросов больше не имею.
-Вы хотите сказать, - вмешался Атос, - что Ришелье нарочно всё подстроил так, чтобы мы могли подслушать этот разговор?!
-Я ничего подобного не говорила. Это господин Портос говорил. А я только слушала и не верила своим ушам.
-Но зачем кардинал позволил нам услышать его разговор с вами? – спросил Арамис.
-Вы не совсем точны, ваша честь. Он не позволил, а принудил подслушать. Его приказы были таковы, что вам некуда было деваться. Для того чтобы не подслушать наш разговор, вам следовало бы замазать уши воском. Но кардинал предусмотрел даже это. Ведь у вас не было при себе воска, не правда ли?
-И всё же, чего кардинал добивался этим? – повторил Арамис.
-Я полагаю, он хотел, чтоб вы меня убили.
-Кардинал желал вам смерти?
-А разве это не очевидно? Другой причины я не вижу. Разве не для того Атос приставил к моему виску пистолет? Но в последний момент у него проснулась совесть, и он не убил меня. Он ограничился тем, что отнял у меня карт-бланш, выданный мне кардиналом, и написал на меня донос лорду Винтеру.
-Письмо лорду писал я! – сказал Арамис.
-Ах, так это были вы? Это меняет дело! Вы писали, Атос диктовал, Портос, надо полагать, держал свечу! Ради Бога, избавьте меня от этих подробностей!
Между прочим, этот донос можно трактовать как государственную измену, как тайное сношение с врагом в предвоенное время, с целью сорвать секретную операцию. Но, впрочем, ваш суд не может рассматривать это обвинение, ибо все вы можете присутствовать на таком суде только в качестве подсудимых!
А теперь, я скажу пару слов о карт-бланше, который отнял у меня Атос, Согласитесь, он написан весьма двусмысленно. В нём сказано: «То, что сделал предъявитель сего, сделано для блага государства и по моему приказу». То есть, некто сделал нечто, и кардинал это одобряет!
Например, я могла бы нагадить его величеству под дверь спальной. А когда его величество изумлённо вопросил бы меня: «Что это значит, мадам?» - предъявить документ, подтверждающий, что это было сделано мной по приказу Ришелье и для блага Франции! Представляете, как недолго после этого, кардинал оставался бы премьер-министром?
Этим документом можно оправдать вообще всё, что угодно. Не только убить одного гвардейца, но перебить всю роту, взорвать Лувр, повесить его Величество, сжечь Париж, изнасиловать королеву в клозете, а потом там же и утопить. И после этого плясать на руинах собора Богоматери и размахивать этим документом. Дескать, всё это было сделано для блага Франции и по личному распоряжению кардинала!
Причём, сделать это мог любой «предъявитель сего», будь он хоть сам сатана, с рогами и вилами! Странно, не правда ли? Обычно его Высокопреосвященство не даёт своим слугам столь широких полномочий. И, уж тем более, не даёт их неизвестно кому. Такое легкомыслие совершенно не свойственно его Высокопреосвященству. Напротив, он человек весьма осторожный и осмотрительный.
-И вы полагаете… - начал было Арамис.
-Что документ предназначался не для меня, а для вас. И оправдывал он не мои действия, а ваши. Именно потому документ составлен настолько туманно, что непонятно кому и для чего он дан.
Его Высокопреосвященство не сомневался, что, подслушав разговор, вы немедленно войдёте в мою комнату, тихо придушите меня моим собственным чулком, а документ используете для оправдания своих действий.
И в этом свете, становится понятным, кто покушался на жизнь д Артаньяна.
-Вы хотите сказать, что это тоже был кардинал?! – рассмеялся д Артаньян.
-Я хочу сказать, что никакого покушения не было вовсе. Это всё спектакль. В вас стреляли пять раз и не попали. Почему? Потому, что не хотели! При втором покушении, они могли выстрелить в вас в упор, ведь они шли рядом с вами. Но вместо этого, мнимые убийцы залегли в траншее далеко от вас. Почему? Потому, что промахнуться в упор было бы уже совершенно неприлично и подозрительно, а им было велено именно промахнуться!
-Ах, спектакль? – возмутился д Артаньян. - Но ведь трупы были настоящими! В ходе этого, как вы выразились, спектакля был убит мой товарищ и два человека кардинала!
-Вашего товарища кардиналу было не жалко. А что касается двух людей кардинала, так это были тупицы и пьяницы - Бризмон и Бовэ! Они в любом случае подлежали ликвидации. Кардинал всё равно не мог получить от них никакой пользы. Дело с подвесками провалилось из-за них. Если бы они не упустили госпожу Бонасье, то вы, господин д Артаньян, даже не узнали бы о существовании этих самых подвесков! Просто выгнать их Ришелье не мог, ведь тогда они переметнулись бы на сторону герцогини де Шеврез. А они слишком много знали, чтобы оставлять их живыми.
И вот, для пущей убедительности, их убили у вас на глазах. А в карман Бовэ нарочно было подложено моё письмо, дабы обратить ваше внимание в сторону моей скромной персоны.
-Но, позвольте! – затряс головой д Артаньян. – У вас всё складно получается кроме одного. Яд! Откуда люди кардинала могли знать, что первую порцию отравленного вина выпьет именно Бризмон?
-Людям кардинала это было безразлично. Их устраивал любой вариант. Сохранить вашу жизнь было важно только на первом этапе операции, пока вы ещё не были убеждены в моей виновности. Но после того, как вам и вашему слуге внушили, будто заказчиком убийства была я, ваша жизнь потеряла всякую ценность.
Девяносто шансов из ста, что первыми вино попробуют слуги. Ведь слуги всегда так делают! А для чего, по-вашему, вино переливается из бутылок в графины? Для того, чтоб вам было приятнее его пить? Как бы не так! Это делается для того, чтобы было незаметно, если слуга маленько отопьёт. Надо же и бедному человеку винцом угоститься!
А уж кто из них сделает это первым, Бризмон, или Планше, или оба на брудершафт, какая разница?
-А как начёт остальных десяти шансов? Что было бы, если бы они не сумели сделать этого незаметно?
-Тогда первым отведали бы вина вы, мой друг. После этого вы бы умерли в страшных муках. А ваш слуга, видя вашу жуткую смерть, не стал бы пить этого вина. Вместо этого он взял бы Бризмона за шкирку и привёл его к мушкетёрам. Там он заставил бы его повторить свои показанья, а в завершение, предъявил бы моё письмо, найденное в кармане Бовэ.
После этого, мушкетёры пролили бы скупую мужскую слезу на вашей могиле и поклялись бы отомстить этой коварной и безжалостной убийце – леди Винтер!
При любом раскладе, результат один – мушкетёры убивают меня, а его Высокопреосвященство здесь совершенно ни при чём!
-Но почему бы кардиналу просто не казнить вас? Ведь он всесилен! Зачем все эти азиатские хитрости? – вскричал д Артаньян.
-Моя казнь произвела бы плохое впечатление на других агентов. Они сразу бы озадачили себя вопросом: «Если кардинал так отплатил своему лучшему агенту за все труды, тогда, как он поступит с нами, не самыми лучшими агентами, когда мы станем ему не нужны»? Это был бы крах всей тайной службы его преосвященства.
-Но зачем кардиналу убивать вас?
-А зачем сожгли Жанну д Арк? А зачем казнили Жиля де Ре?
Власть имущие - очень ревнивы. Они не терпят рядом с собой слишком талантливых слуг. Со временем, они начинают таких слуг бояться. То же произошло и со мной. Не сочтите это пустой похвальбой, но кардинал боится меня!
Видимо, его преосвященство решил, что я слишком много знаю о его маленьких секретиках, и начинаю приобретать слишком много власти.
После этих слов в комнате на несколько минут воцарилась тишина, нарушаемая лишь редкими раскатами дальнего грома, ибо всем нам требовалось время, чтобы осмыслить слова леди Винтер.
Я был поражён услышанным и, как ни старался, не мог найти  подвоха в её словах. Поведение кардинала, действительно выглядело очень странным и наводило на мысли о какой-то хитрой интриге. Непонятным оставалось одно, почему никто из нас этой странности не замечал, пока миледи не ткнула нас носом!
- А теперь уж скажите, господа, сделайте милость, - нарушила молчание миледи. - Как вы меня нашли? Ведь о том, что я скрываюсь в Армантьере, знал только граф Рошфор.
-От него и узнали, - сказал д Артаньян, - вернее из записки, оброненной им.
-Которую, он так вовремя потерял! – мрачно усмехнулась миледи. - Это, разумеется, тоже произошло случайно. Вам не кажется, господа, что из этой кучи невероятных случайностей снова торчат ушки кардинала?
Глаза миледи наполнились слезами, кулачки сжались, а губы искривились в горькой усмешке.
-Рошфор нарочно выдал меня! Он хотел, чтобы вы меня нашли! А я –дура сама написала ему мой адрес! У него, видите ли, плохая память на названия городов!
Теперь вы понимаете, кто был, третьим стрелком, стрелявшим в д Артаньяна, кто застрелил Бовэ, кто прислал отравленное вино?
-Вы полагаете, это был Рошфор? – спросил д Артаньян.
-Я полагаю, что в подробности такого мерзкого дела, его Высокопреосвященству вряд ли хотелось посвящать кого-то третьего! Тайну знали только кардинал и Рошфор. Все остальные агенты если использовались, то только вслепую. Они просто исполняли приказы, не зная, зачем это нужно.
Рошфор и был третьим стрелком. Это его меткая пуля сбила с вас шляпу. Это под его пулю попал Бовэ. Это он прислал отравленное вино, которое убило Бризмона. Теперь вы понимаете, почему при первом покушении в вас стреляли трижды, а при втором, только дважды? Рошфор потому и не пошёл с вами в разведку, что вы бы его сразу узнали и вызвали на поединок. А это не входило в его планы!
-Кого вы слушаете, господа! – покачал головой Атос.
-Граф, - сказала миледи с лёгкой укоризной, - за что же вы упрекаете своих друзей? Ведь они – судьи. Слушать речь защиты – их святая обязанность. Теперь уже вы пытаетесь превратить суд в комедию!
Снова повисла тишина.

13.
-А теперь я перехожу к ответу на следующий пункт обвинения, - сказала вдруг миледи с неестественной злой весёлостью. - Пункт тринадцатый. Меня обвиняют в убийстве госпожи Бонасье.
Свидетель д Артаньян, у защиты имеется к вам вопрос.
-Я слушаю вас, - ответил гасконец.
-Скажите, каким образом была установлена причина смерти госпожи Бонасье?
-Вы её отравили!
-Свидетель, вы неверно поняли вопрос защиты. Вопрос был такой: «Каким образом была установлена причина смерти госпожи Бонасье».
-Когда мы вошли в её келью, она была при смерти. Она не прожила и пяти минут, она умерла у меня на руках.
-Господин д Артаньян, - снова обратилась к нему миледи, - Защита вынуждена третий раз повторить свой вопрос: «Каким образом вы установили причину смерти госпожи Бонасье»?
-Но, Констанция сама перед смертью сказала нам…
-Что именно она вам сказала?
-Она сказала, что вы, леди Винтер, только что были в её келье. Вы пытались обмануть её и уговаривали бежать из монастыря, но она вам не поверила и оказалась права! «Как она ни уговаривала меня бежать, я ей не поверила», - вот её последние слова!
-Ну, и каким образом из этого следует, что госпожа Бонасье была отравлена? – не отступала миледи.
Д Артаньян некоторое время молчал, собираясь с мыслями.
-Но, как мы могли это установить? – сказал он, наконец. - Мы же не медики!
-Другими словами, - сказала миледи, - причина смерти никак не была установлена! Готова держать пари, что первым версию об отравлении выдвинул мой муженёк-убийца – граф де Ла Фер! Я угадала?
-Да, это – так. Но, госпожа Бонасье умерла через пять минут после вашего посещения! Какие ещё нужны доказательства?
-Какие? – пожала плечами миледи. – Например, можно было поручить осмотреть тело какому-нибудь специалисту по отравлениям и предъявить в качестве доказательства его авторитетное свидетельство.
-Откуда в Бетюне возьмётся такой специалист? – вскричал д Артаньян. – Не знаю даже, есть ли такой человек в Париже!
-Искать доказательства вины – дело обвинения! – ответила миледи. - Если вам нужны были доказательства, значит, вы должны были его найти. Вы должны были привезти этого человека из Парижа, из Лондона, из Кракова, да хоть из Багдада.
-Но это было невозможно!
-Тогда вы могли пойти другим путём. Вам следовало купить на рынке живую курицу и накормить её остатками пищи со стола. Вы ведь заметили - в келье на столе, был почти не тронутый ужин? Если бы курица умерла, то факт отравления был бы доказан.
Вы сделали это?
-Нет, - ответил д Артаньян.
-А потом, вы могли бы намочить хлебную крошку остатками вина из бокала и скормить эту крошку той же курице.
Вы сделали это?
-Нет, - снова ответил д Артаньян.
-Значит, ничего, кроме догадок у вас нет?
-Но, от чего же она умерла, через пять минут после вашего посещения?
-Не знаю! Вы хотя бы видели её последние минуты и слышали её предсмертные слова. Я же знаю об этом только из ваших уст.
-Но, она умерла всего через пять минут после вашего ухода! - вскричал д Артаньян.
-Да, - ответила миледи, – а ещё она умерла через четыре часа после обеда, через четыре с половиной часа после причастия, через одиннадцать часов после посещения монастыря графом Рошфором. А через какое время должен был подействовать яд?
-Откуда мне знать? – удивился гасконец. – Я ведь не специалист по ядам.
-Тогда, почему вы так уверены, что яд подействовал именно через пять минут, а не через два, три, четыре, двенадцать часов? Да и вообще, был ли яд?
-Ну, я не говорю, что совершенно в этом уверен. Но такая скоропостижная смерть очень подозрительна!
-Таким образом, факт отравления не установлен, - победно провозгласила миледи, - а, следовательно, не может быть установлена и чья-либо вина! Раз не доказано отравление, бессмысленно искать отравителя.
-Подсудимая, - обратился к ней Арамис.
-Слушаю, ваша честь.
-Объясните суду, зачем вы проникли в келью госпожи Бонасье. Если вы утверждаете, что не убивали её, тогда, что вы там делали?
-Что же тут нужно объяснять, ваша честь, - развела руками миледи, - если сама госпожа Бонасье уже всё объяснила? Разве вы не слышали, как господин д Артаньян только что передал её предсмертные слова?
-Я сам присутствовал при кончине госпожи Бонасье и собственными ушами слышал её последние слова, - сказал Арамис.
-Тогда чего же вам ещё нужно?
Согласно собственным словам госпожи Бонасье, я пыталась её обмануть и уговаривала бежать из монастыря.
-Но зачем?
-Я хотела похитить её, чтоб использовать как заложницу и оказывать давление на господина д Артаньяна, дабы склонить его к миру.
-Похитить, чтобы заключить мир? – воскликнул гасконец. – Каким же образом?
-Извольте, я объясню, - пожала плечами миледи.
Недавно господину д Артаньяну случайно удалось увидеть на моём левом плече клеймо.
Я опасалась, что он может разгласить эту тайну. Чтобы заставить его молчать, я сначала выпросила у кардинала карт-бланш на казнь господина д Артаньяна. Я не собиралась его убивать. Карт-бланш нужен был мне для того, чтобы обменять его на молчание господина д Артаньяна.
-Ах, так вы не собирались его убивать! – перебил её Атос. – Прекрасно! Но не припомните ли вы, что сказали мне во время нашей встречи в трактире «Красная голубятня»?
-Это, когда вы угрожали мне пистолетом?
-Да!
-Я сказала: «Д Артаньян оскорбил меня, он умрёт».
-Вот именно! И после этого вы станете утверждать, что не хотели его убивать?
-Да, стану!
Если бы я действительно хотела его убить, то уж не стала бы заранее об этом предупреждать. Такие дела должны быть сюрпризом. Уж не сомневайтесь, я бы поспешила вас успокоить, как успокаивают свинью перед бойней. Я бы дала вам любые клятвы, что жизни вашего драгоценного друга ничто не угрожает.
-Вы дали бы клятву и нарушили её? – презрительно спросил Атос.
-Разумеется! Чего стоит клятва, данная под дулом пистолета? Нарушение таких клятв я почитаю не только своим правом, но и святой обязанностью! Если бы я хотела убить, то именно так и поступила бы. Но у меня не было таких планов.
-Но это низко!
-Что низко? Когда вы меня вешали, вы тоже не делали никаких предупреждений. Я сделала БЫ, если БЫ захотела. А вы захотели и сделали, без всяких БЫ! И теперь говорите, что это низко! Низко по сравнению с чем, или с кем?
Вы держали пистолет у моего виска, и именно поэтому я не могла сказать вам, что прощаю этого человека. Ведь он унизил меня! И мне хотелось в ответ унизить его. Я намеревалась несколько дней мучить его ожиданием смерти. Сама по себе смерть – ничто! Ожидание смерти – вот мука! Пусть бы он попрощался с друзьями, написал последнее письмо матушке, исповедовался, причастился, скушал бы свой последний ужин. Пусть бы гробовщик снял с него мерки! Мне просто хотелось насладиться его страхом, а потом взять и подарить жизнь, в обмен на молчание. Представляете? Я прихожу к нему в камеру, тихо и кротко беседую с ним, объявляю ему о том, что простила ему всё зло, которое он мне причинил. Потом я вызываю начальника тюрьмы, вынимаю из-за корсажа документ о помиловании д Артаньяна, и говорю: «Идите, сударь. Вы свободны»! Ручаюсь, после этого язык его не повернулся бы говорить обо мне гадости! Но вышло всё не так, как я хотела.
-А если бы я выстрелил? – спросил Атос со злой, недоверчивой улыбкой.
-Исключено! От этих пистолетов слишком много шума. Выстрел из пистолета в трактире, переполненном пьяными солдатами, да ещё во время войны, поднял бы все войска по тревоге! Пистолетом вы могли меня только пугать. Если бы вы, в самом деле, решились меня прикончить, то взялись бы за кинжал. Женский визг в этом притоне вызвал бы только кривые ухмылки. Нет, вы не собирались меня убивать, и я могла позволить себе немного поиграть с огнём. Именно по этой причине я безбоязненно могла злобно шипеть: «Д Артаньян умрёт»!
-Если вы ничего не боялись, почему вы отдали мне карт-бланш?
-А что я должна была делать? Ждать когда вы запустите свою пятерню мне в декольте и отнимете его силой, или пустите в ход кинжал? Вы физически сильнее меня.  Что же мне оставалось? И потом, кто вам сказал, что у меня за корсажем был только этот документ? Там был ещё пропуск, дающий право на внеочередное получение лошадей на всех почтовых станциях. И мне не хотелось, чтобы вы его нашли! Вы сами, конечно, не смогли бы им воспользоваться, но могли бы сильно навредить, лишив меня столь важной бумаги.
-Но я видел страх на вашем лице!
-Вот такой страх? – спросила миледи и изобразила на лице маску весьма убедительного ужаса.
Не знаю, как ей это удалось, но мне показалось даже, что она побледнела!
-Итак, - продолжила она, - мой первоначальный план состоял в том, чтобы некоторое время помучить д Артаньяна ожиданием казни, а потом подарить ему жизнь, в обмен на обещание молчать.
Когда же этот замысел провалился, я составила новый план. Он заключался в том, чтобы убедить госпожу Бонасье, что её вот-вот должны арестовать, что её, возможно, будут пытать. Ведь она знает немало тайн. С помощью этой лжи, я намеревалась похитить госпожу Бонасье и привезти её сюда в Армантьер.  Для этого я сняла эту милую квартирку и даже одолжила у графа Рошфора карету, которая до сих пор стоит во дворе.
После этого я собиралась некоторое время мучить господина д Артаньяна неизвестностью. Потом – прислать ему письмо, в котором госпожа Бонасье собственноручно написала бы, что у неё всё хорошо, что она скрывается в тайном месте у своей новой подруги – леди Винтер, но из соображений безопасности, не может сообщить свой новый адрес. Такая добрая новость прибавила бы ему некоторое количество седых волос. Потом, я подождала бы ещё несколько дней, чтоб господин д Артаньян забыл покой и сон. Словом, я дала бы ему дозреть. И только после этого, я намеревалась предложить господину д Артаньяну мир, на следующих условиях: Я возвращаю ему его возлюбленную живой и здоровой, а он обязуется молчать о моём маленьком секрете. Если же он предпочитает войну, тогда, я не гарантирую жизни госпожи Бонасье. На войне, как на войне!
Я была уверена, что господин д Артаньян не смог бы отказаться от такого заманчивого предложения. Но для того чтобы это сработало, госпожа Бонасье должна была оставаться живой. Ведь если бы я вернула д Артаньяну её труп, он бы счёл себя обманутым и свободным от всех обещаний и воспылал бы ко мне ещё большей ненавистью.
Вот почему, я проникла в её келью и пыталась выманить её в Армантьер. Но мне это не удалось. Через окно кельи я увидела, что приехали вы, господа. Мне ничего другого не оставалось, кроме как ретироваться.
-Но перед тем как уйти, -  медленно сказал Арамис, одарив миледи тяжёлым взглядом, - вы заставили её выпить отравленного вина!
-Глупости! – спокойно сказала миледи. – Я уже объяснила, что её смерть была мне крайне невыгодна. Ведь госпожа Бонасье была хорошим рычагом для воздействия на д Артаньяна. Зачем же мне собственными руками ломать такой удобный рычаг? Не получилось похитить в этот раз - удастся в другой. Ведь господин д Артаньян не может вечно сидеть рядом с ней, пришитый к её юбке. Рано, или поздно, он уйдёт на службу, вот тогда я и прислала бы к ней двух-трёх агентов с мешком и верёвкой. А дальше всё по старому плану, - письмо, седые волосы, мирный договор.
И вот я уничтожаю последнюю возможность сохранить в тайне своё клеймо. И вместо этого навлекаю на себя месть? Зачем мне это нужно? Может это кто-нибудь вразумительно объяснить?
Для чего изобретать столь сложный способ самоубийства? Ведь можно просто прогуляться в голом виде по Парижу, чтобы все прохожие воочию узрели клеймо? Тот же результат, только хлопот меньше и ехать так далеко не нужно!
Я, конечно, не знала, что вы так быстро найдёте моё убежище. Но отомстить мне вы могли бы, даже не выходя из дому. Для этого нужно было только раззвонить по всему Парижу новость о моём клейме. На этом моя карьера светской дамы была бы закончена. Карьера шпионки - тоже!
Ведь я бы стала знаменита. А знаменитый шпион, это - провалившийся шпион. Да и кому нужен шпион, которого не пустят ни в один приличный дом? Пришлось бы мне уехать в деревню и заняться вязанием.
Арамис поднялся с места и сказал, пристально глядя в глаза миледи:
-Месть сладка, и вы, видя, что ваш очередной план снова провалился, забыли о выгоде и решили бедняжку отравить. Злоба переполняла вас, и вы отомстили с помощью яда! Вы сделали это себе в убыток? Да! Но убийства ВСЕГДА делаются себе в убыток!
-Браво, - сказала миледи, тихонько захлопав в ладоши. – Вы, господин Арамис, мастер сочинять. Чувствуется дар литератора. Я бы с удовольствием опровергла какие-нибудь доказательства, если бы они были. Но, поскольку доказательств моей вины у вас нет решительно никаких, придётся ответить хотя бы на эту вашу поэтическую фантазию.
Значит, я отомстила госпоже Бонасье? Но за что? Она ведь не сделала мне никакого зла, чего нельзя сказать о многих из вас.
Например, господин Роже выжег на моём плече воровское клеймо. Он сделал это без суда и без малейшей вины с моей стороны.
Благодаря этому клейму, я не могла устроиться на работу. Я мёрзла, бродяжничала, кормила вшей, голодала, носила лохмотья. По его вине, я испытала так же самое большое горе, которое может испытать женщина -  потеряла своего ребёнка. Пусть он был ещё не рождён, но это был МОЙ ребёнок! Это был мой ПЕРВЕНЕЦ!
И разве я отомстила этому человеку?
А ведь отомстить ему было довольно легко. Я знала, где он живёт.  Я знала, в котором часу и по какой улице он ходит на службу. Я знала планировку его дома. Я знала даже в каком углу стоит его кровать.
Когда я разбогатела, у меня было достаточно денег, чтобы оплатить услуги убийц хоть сотню раз. Когда я стала работать на кардинала, у меня возникла возможность сгноить его в тюрьме, или выжечь ему глаза! И что же? С тех пор прошло десять лет, и где моя месть? Вот он стоит перед вами живее всех живых. Кто не верит своим глазам, можете пощупать его руками! Уверяю вас, это не призрак!
Господин Атос повесил меня. С тех пор прошло восемь лет. И где моя месть?
Господин д Артаньян оскорбил меня, прибегнув для этого к подлогу. И где моя месть? Я немного попугала его кинжалом. Это месть?
Моя горничная Кетти предала меня. Она помогала господину д Артаньяну обманывать меня. При  этом она не стеснялась брать у меня деньги за верную службу сверх положенного жалования. И где моя месть?
-О, сударыня, - сказал д Артаньян, - Кетти вам теперь не найти. Она спрятана в очень надёжном месте! Потому вы и не можете ей отомстить! Страшно представить, что было бы с бедняжкой, если бы вы знали, где она скрывается!
-Но я могла бы поискать, где-нибудь. Например, в Туре, в доме белошвейки Мари Мишон!
Гасконец так и замер с расширенными от удивления глазами, не в силах найти нужные слова.
-Но откуда вам это известно? – наконец, изрёк он.
Миледи усмехнулась, взяла в руки ореховую шкатулку, повернула в ней что-то. Одна из дощечек отскочила на пружинке, и из открывшегося тайника выпала маленькая бумажка. Когда я взял эту записку и развернул её, я увидел, что там было написано ровными печатными буквами, (видимо, писавший пытался скрыть свой почерк):
 «Тур. Дом белошвейки Мари Мишон. Горничная. Жду дальнейших указаний.
Скорпион».
-Скорпион! – простонал сквозь зубы Арамис. – Скорпион! Я так и знал!
-Скорпион! – презрительно фыркнул Атос. – Что за кличка? Я давно подозревал, что вы водите дружбу со скорпионами и змеями. Самая подходящая для вас компания!
- Вы даже не представляете, как близки к истине, ваша светлость! – сказал палач. – Одну её подругу, и вправду, звали «Гюрза»! - Довольный своей шуткой, он весело рассмеялся.
-Вы что-то путаете, мой друг, - насмешливо сказала миледи. – Скорее всего, Гюрза была вашей подругой. Ведь именно благодаря её предательству, вы смогли тогда разыскать меня и заклеймить.
-У меня с ней была простая сделка, - огрызнулся палач. – Никаких дружеских чувств к ней я не испытывал.
-Это была сделка с дьяволом!
-Это была сделка с человеком! С преступником, но человеком.
-Это был тройственный союз – вы, Гюрза и дьявол! Это он – князь тьмы смотрел на вас её глазами, говорил с вами её языком.
- Ложь! Душу свою я никому не продавал.
-Вы отдали её бесплатно!
-Ничего подобного!
-Люцифер – опытный жулик. Он вас надул,
-Нет!
-Браво, господин Роже! Вы даже не заметили пропажи. Но вы ещё вспомните эту ночь на смертном одре, и тогда вам станет страшно, и вы захотите выкупить свою душу у попов за два пистоля. Деньги у вас, конечно, возьмут. А вот вернут ли душу?
-Что вы, сударыня, так о моей душе печётесь? Вы о своей душе позаботьтесь,  самое время для этого! А в своих бедах вы сами виноваты. Не надо было связываться с висельниками!
-С висельниками? Вы употребили множественное число! Вероятно, себя и своего братца, вы тоже к ним причисляете. Ну, что ж, тут вы правы, если бы я не связалась с вашей весёлой семейкой, то жизнь моя сложилась бы более счастливо!
-Довольно пререканий! – оборвал их Арамис. – Это к делу не относится! Вы уже закончили защитную речь? Если нет, тогда продолжайте.
-Итак, господа, - продолжала миледи, - я простила всех вас, людей искалечивших мою жизнь, но отомстила госпоже Бонасье, вины которой предо мной не было и в помине! Это утверждение настолько нелепо, что годится разве только для поэм господина Арамиса! Бумага может и не такое стерпеть!
- О, сударыня, вы необычайно изворотливы, - саркастически улыбнулся Арамис. – Но не надо притворяться, будто вы не понимаете простых очевидных вещей. Да, Констанция Бонасье не причинила вам никакого зла. И мстить ей было действительно не за что. Но, убивая её, вы мстили вовсе не ей! Вы мстили д Артаньяну. Вы хотели причинить ему боль! Вот какова была ваша истинная цель!
-Браво, господин Арамис, - развела руками миледи, - жаль, что не в рифму, а то была бы уже готовая поэма. Отомстить д Артаньяну, убив его любовницу! Этот план мог придумать только тот, кто совершенно не знает господина д Артаньяна! Я просто поражена, до чего же плохо вы осведомлены о характере своего друга.
Мне помнится, он недолго горевал, когда госпожа Бонасье была похищена. Он довольно быстро нашёл утешение, сначала в постели моей горничной, а потом – в моей постели.
Держу пари, что в следующую постель он попадёт раньше, чем успеет вырасти трава на могиле несчастной Констанции!
Для того чтоб отомстить ему подобным способом, мне следовало бы перетравить всех женщин во вселенной! Как это мило! Я пыталась наказать коня, пасущегося на лугу, украв у него одну травинку? Браво, господин Арамис! Я так и предлагаю назвать вашу будущую поэму: «Конь и травинка»!
-Но-но, дорогая, - парировал Арамис, - а не вы ли только что утверждали, что хотели шантажировать д Артаньяна, похитив его подругу. Если он такой ветреный, как вы говорите, то он мог легко забыть госпожу Бонасье. И ваш шантаж провалился бы.
-Да, это было возможно, тут вы правы! Но, я заранее всё обдумала. Если бы д Артаньян завёл новую любовницу, я бы постаралась устроить дело так, чтобы госпожа Бонасье  всё об этом узнала. Не от меня, конечно! Боже упаси! А потом, как бы невзначай, проговорилась о собственном любовном опыте и о кувырканиях Кетти. Бедная госпожа Бонасье! Какое низкое предательство! Как она бы возненавидела д Артаньяна! Сколько там шагов от любви до ненависти? Кажется один?
И тогда госпожа Бонасье стала бы мстить. О, тогда бы вы узнали, что такое женская месть! Несомненно, она стала бы действовать через королеву. Защиту от кардинала можно искать у королевы. Защиту от королевы - у кардинала. Но, где искать защиту от них обоих?
И вот, когда господин д Артаньян сидит в Бастилии и сочиняет прощальное письмо своей матушке, появляюсь я, вся в белом, и вынимаю из-за корсажа помилование, слёзно выпрошенное мною у кардинала.  Я говорю ему: «Идите с миром и будьте счастливы, господин д Артаньян. Знали бы вы, чего мне стоило выпросить эту бумагу! А впрочем, вам не следует этого знать. Довольно того, что я прощаю вам ту злую шутку, которую вы со мною сыграли. Не надо, не благодарите меня. И не пытайтесь понять поступки женщины. А теперь уходите, я не могу вас видеть»!
И тут только господин д Артаньян начинает понимать, кто является его истинным другом, а кто коварным врагом! Давайте назовём это планом «В». Но план «В» тоже требует, чтобы госпожа Бонасье оставалась живой. Вот ещё одна причина, чтобы сохранить ей жизнь.
Арамис открыл рот, чтобы возразить, но замешкался.
-Вы демон, - наконец сказал он, - теперь я понимаю, почему кардинал желал вам смерти!
-Вы ошибаетесь. Настоящий демон сидит у господина д Артаньяна в штанах. А я всего лишь учитываю его существование, при составлении своих планов.
Арамис замолчал. Снова повисла тишина.
-А теперь, пока господин Арамис обдумывает свою поэму и ищет рифму к словам «блудодей, изменник, предатель», посмею задать ещё один вопрос: Господин д Артаньян, вы заметили остатки ужина на её столе?
-Я ничего не видел, кроме Констанции.
-Простите. Тогда я задаю тот же вопрос господину Арамису. Что вы видели на столе?
-Я видел на столе в келье госпожи Бонасье остывший ужин. Еда была почти не тронута.
-Благодарю, ваша честь. А заметили ли вы бокал с остатками вина на полу?
-О, да, я заметил и это.
-И какие же выводы вы делаете из этих фактов?
-Возможно, яд был подан в вине, или в еде.
-Вот как? Господин Арамис, но вы как будущий аббат должны знать, где послушницам положено принимать пищу. Так, где же, господин Арамис?
-Я полагаю, что в трапезной.
-Я тоже так полагаю, - согласилась миледи. – Но тогда, каким образом еда могла оказаться в келье?
-Наверное, для этого была причина.
-Какая же, например? – сказала миледи, внимательно глядя на Арамиса.
-Например, болезнь, - ответил ей Арамис.
-Болезнь госпожи Бонасье?
-Да.
- А что ещё могло быть причиной? – допытывалась миледи.
- Не знаю. Я затрудняюсь ответить на этот вопрос.
-Вот и мне тоже ничего кроме болезни на ум не идёт! Я согласна с вами, господин Арамис. Очень трудно вообразить другую причину, кроме болезни. А как вы объясните наличие бокала с остатками вина?
-Видимо, госпожа Бонасье пила из него вино.
-Вы поразительно догадливы, господин Арамис! Но разве послушницам полагается к ужину вино? Ведь никакого праздника в тот день не было!
-Уж не клоните ли вы, любезная, к тому, что вино госпоже Бонасье принесли из-за её болезни? – усмехнулся Арамис.
-Именно к этому я и клоню. А вы усматриваете другую причину? Вы полагаете, что она это вино украла? Выиграла в кости у матушки настоятельницы? Заработала способом, не предусмотренным монастырским уставом?
-Да, вы правы, никакая другая причина мне на ум не идёт, – вынужден был признать Арамис. - Но разве болезнь госпожи Бонасье не могла быть вызвана ядом?
-Могла! – согласилась миледи. – Я даже полагаю, хотя и не могу этого доказать, что это было именно отравление.
-Перестаньте разыгрывать трагическую сцену! – съязвил д Артаньян. - Уж кому как не вам знать, что это было! Ведь вы же её и отравили!
-Я? – изумлённо вопросила миледи.
-Да, вы!
- В таком случае, когда я это сделала?
-Вам лучше знать!- снова съязвил гасконец.
-О, да! Мне, конечно, лучше знать, но мне никто не верит. Поэтому, придётся вам самому как следует поразмыслить и ответить на этот вопрос.
-В таком случае, я полагаю, что это произошло за несколько часов до ужина, например, за обедом, - сказал гасконец, после короткого раздумья. – После того, как яд начал действовать, Констанция почувствовала себя плохо и отказалась идти на ужин. Тогда ей принесли ужин в келью, а к ужину добавили вино, для подкрепленья сил!
-А поскольку госпожа Бонасье была нездорова, - продолжила за него миледи, - то аппетита у неё не было, и еда осталась почти нетронутой. Так, господин д Артаньян?
-Ну, допустим, так, - нехотя согласился гасконец, чувствуя какую-то ловушку. – Но это всего лишь предположение!
-Господин д Артаньян, вы поразительно догадливы, мне даже нечего добавить!  Вот и получается, что я никак не могла дать яд госпоже Бонасье. Если её отравили, то это сделал кто-то другой.
-Это почему же вы не могли? Не вижу здесь логики.
-Да вот и я не вижу никакой логики, - легко согласилась миледи. – Если бы это сделала я, то разве стала бы я оставаться после этого в монастыре, возле отравленной? Какой мне смысл сидеть возле неё на протяжении трех-четырёх часов?
Одна закоренелая воровка, наша общая с господином Роже знакомая, говорила: «Сделал дело – делай ноги». И она права. Зачем злодею сидеть на месте преступления? Чего ему ждать? Убил? Беги! Нечего зря светиться.
Но разве я  так поступила? Я упорно сидела в келье больной, ухаживала за ней и уговаривала её бежать из монастыря. Госпоже Бонасье с каждым часом становилось всё хуже и хуже, а я снова и снова уговаривала её бежать. Вспомните, господин д Артаньян. Ведь госпожа Бонасье сама своими последними словами подтверждает мою невиновность: «Как она ни убеждала меня бежать, я ей не поверила!».
Если бы госпожу Бонасье отравила я, то уж конечно не стала бы её склонять к побегу. Какой смысл уговаривать мертвеца? Каюсь, я пыталась её обмануть, но какой смысл обманывать того, кто вот-вот должен умереть? Тогда и одалживать у Рошфора карету было бы глупо.
И если бы она согласилась бежать со мной, тогда она умерла бы в моей карете! Представьте себе! Что бы я стала делать с её телом? Закопала бы у края дороги, а кучера убила лопатой, чтоб не болтал? Да у меня и лопаты-то не было.
Я три часа к ряду уговаривала госпожу Бонасье бежать, только потому, что не знала о её отравлении. Я думала, что это всего лишь банальное недомогание, которое не может помешать моим планам.
Поймите, для осуществления моих замыслов, госпожа Бонасье нужна была мне живой. Живой! Понимаете? Что толку от трупа? Именно поэтому я и пыталась её похитить.
Вот и подумайте, господа, могла ли я быть отравительницей? Ведь, я даже имени своего не скрывала! А меня в этом монастыре никто не знал. Что мне стоило назваться чужим именем? Если бы я замышляла убийство, я так бы и сделала. Но я планировала шантаж. И скрывать имя было бессмысленно. Ведь, вступив в переговоры, я бы всё равно открыла его.
Впрочем, о чём тут говорить, если даже факт отравления не доказан?
Вот мой ответ на тринадцатый пункт обвинения.
У вас нет никаких доказательств моей вины!
Гляжу я на вас, господа, и даже сомневаюсь, мужчины ли вы! Я терплю такие оскорбления, и никто не вступится за меня! Я презираю вас .
Десять сильных хорошо вооружённых мужчин пришли сюда, чтоб убить одну безоружную женщину. Но им мало просто убить! Перед убийством им нужно оскорбить и оболгать меня.  И что? Кого вы замарали своей ложью? Не себя ли самих? 
Ладно. Моей защитной речи подошёл конец. Я ответила на все тринадцать пунктов обвинения, и мне нечего больше добавить. Осталось лишь подвести краткий итог.
Пункт первый – соблазнение священника. Не доказано событие преступления.
Пункт второй  - подстрекательство к краже. Не доказано событие преступления.
Пункт третий – побег из тюрьмы. Отсутствует событие преступления.
Пункт четвёртый – доведение священника до самоубийства. Не доказано событие преступления.
Пункт пятый – вышла замуж. Отсутствует состав преступления.
Пункт шестой – вышла замуж во второй раз, при живом первом муже. Факт имел место, но отсутствует злой умысел. Была жертвой обмана. Второй брак следует признать недействительным.
Пункт седьмой – убийство второго мужа. Не доказано событие преступления.
Пункт восьмой – подстрекательство к убийству графа де Варда. Отсутствует событие преступления.
Пункт девятый – покушение на жизнь д Артаньяна. Недостаточность улик.
Пункт десятый – убийство Бризмона. Отсутствие улик.
Пункт одиннадцатый - убийство герцога Бэкингема. Отсутствует состав преступления.
Пункт двенадцатый – убийство Фэлтона. Отсутствует событие преступления.
Пункт тринадцатый – убийство госпожи Бонасье. Не доказано событие преступления.
Итого: по восьми пунктам отсутствует, либо не доказано событие преступления. По двум пунктам отсутствует состав преступления. По одному пункту отсутствуют улики. По одному пункту недостаточность улик. И только по одному пункту – второе замужество, вина признана, но ввиду отсутствия злого умысла, наказать виновную невозможно, следует лишь объявить её второй брак недействительным.
Я закончила, ваша честь.
-Ну, что же, - Арамис поднялся с сундука, служившего ему судейским креслом, - судьям необходимо посовещаться.
Он отвёл меня к разбитому окну и сказал:
-Каково ваше мнение?
-Возможно, она и виновата в некоторых преступлениях, - сказал я. - Но зацепиться решительно не за что. У нас нет ни единого доказательства.
-А как же показания Бризмона? – спросил Арамис.
-По всем законам, это показания бесчестного человека. Они должны быть подтверждены другим свидетелем, или уликой. А без этого, они не могут быть приняты во внимание. Если бы д Артаньян, хотя бы дал по морде раза два этому негодяю, мы могли бы утверждать, что его показания подтверждены под пыткой. Это, конечно, глупый закон. По совести, пытка не делает показания лжеца более достоверными. Но это могло бы дать нам хотя бы формальную правоту.
-Неужели вы не видите возможности признать её виновной хотя бы по одному пункту?- спросил Арамис.
-А разве вы видите? – удивился я.
-Что вы скажете о побеге из тюрьмы? – сказал он.
-С большой натяжкой, мы можем признать её действия побегом. Но, что это нам даст? Ведь на этом основании мы её не казним. А если мы её не казним, то никакое другое наказание мы применить не сможем.
-Тогда мы должны признать её виновной в отравлении госпожи Бонасье.
-На каком основании, если даже сам факт отравления не доказан?
-Мы можем вообще никому ничего не объяснять! – сказал Арамис. – Мы судьи. Мы выслушали обвинение, защиту, свидетелей и пришли к выводу, что она виновна! Точка.
-Простите, мой друг, я так не могу, - сказал я. – Пусть я не так умён, как вы, не так аристократичен, как Атос, не так находчив, как д Артаньян. Но я дал слово чести, судить по справедливости. И я не могу вынести неправосудного приговора.
-Портос, вы ли это? А как же наша дружба?
-Я по-прежнему остаюсь вашим другом. Если сомневаетесь, проверьте. Я рад буду умереть за вас, или за любого из нашей четвёрки. Но честь, она мне не принадлежит. Как говорится: «Жизнь – королю, душу – Богу, честь - никому! Если хотите, пронзите меня шпагой. Я даже сопротивляться не буду.
-Ну, что вы, мой друг! – сказал Арамис. – Я вовсе не так кровожаден, как вам кажется.  А вот миледи, если мы оставим её в живых, не упустит возможности убить нас!
-Не понимаю, почему это вас пугает, мой друг, - ответил я. - Ведь мы солдаты. Для солдата смерть – естественный и почётный исход. Не можем же мы жертвовать честью, ради спасения своей жизни! Это было бы низко!
Наш суд провалился от того, что мы плохо к нему подготовились! Палача-то мы наняли, а вот поискать улики поленились. Ну, и кто в этом виноват? Действительно, кто нам мешал проверить версию об отравлении на этой чёртовой курице, или устроить проверку слов Бризмона? Но теперь уже поздно об этом говорить.
Если вы убеждены в её виновности, убейте её. Я вам слова поперёк не скажу. Но смертный приговор выносить не буду!
-Ваша щепетильность делает вам честь, Портос. И я рад, что в вас не ошибся. Несмотря на то, что я по прежнему уверен в виновности миледи, я вовсе не горю желанием её уничтожить. Я хочу не убить её, а спасти нескольких своих друзей. Своей жизнью я готов рискнуть, но только своей, а не жизнью своих близких.
Есть человек, жизнь которого сегодня зависит от нашего решения. Мы можем и должны спасти этого человека.  Вы поможете мне?
-Вот это другое дело! – сказал я. – В этом я готов вам помочь.
-Жизнь самого любимого мной человека, успех её дела, всё зависит от вас, Портос. Миледи проговорилась. Она знает агента по кличке «Скорпион». К нам случайно попали сведенья о том, что агент с такой кличкой внедрён в нашу среду. Но кличка - это единственное, что нам о нём известно. Мы должны выяснить, кто этот человек.
-И как мы это сделаем?
-Мы припугнём миледи смертью. И она, конечно же, сдаст своего осведомителя, чтобы сохранить себе жизнь.
-Вы уверены в этом?
-Абсолютно! Я знаю этот тип лживых, изворотливых дамочек. Готов поставить в заклад душу, что она откупится от нас, принеся в жертву своего «Скорпиона».
-Что я должен сделать? - спросил я.
-Утвердить смертный приговор, с небольшой оговоркой. Она воспользуется оговоркой и останется жива.
-Простите меня, Арамис, кажется, вы меня не поняли. Я вовсе не желаю спасать жизнь миледи. Да гори она ясным огнём! Я спасаю только свою честь! Вот почему я против.
-Тогда, тем более, нет причин для отказа. Ничего с вашей честью не случится. Если миледи не умрёт, то и честь ваша не пострадает. Но зато будут спасены близкие мне люди, а возможно и королева. Это просто хитрость. Уловка, чтобы выявить кардинальского шпиона.  Доверьтесь мне! Я знаю, как всё уладить.
-Я готов сделать всё, что угодно, но без доказательств, обвинительный приговор не вынесу!
-Тогда можете ли вы хотя бы воздержаться? – спросил Арамис. – Я бы взял этот грех на свою душу.
-Ну, хорошо. Я верю вам как другу! Не могу сказать, что вы меня убедили. Но я верю вам просто потому, что вы мой друг и у вас умная голова! Действуйте как хотите, но тогда уж сами оглашайте свой приговор.
-Значит, вы утверждаете мой приговор?
-Нет, я воздерживаюсь, но помните, что вы мне обещали.
-Суд принял решение! – объявил Арамис.
Всё в комнате замерло в напряжённом ожидании.
Откашлявшись, Арамис торжественно произнёс:
 - Подсудимая Шарлотта Винтер, урождённая Баксон, скрывавшаяся ранее под разными именами и фамилиями, перечислять которые нет никакого смысла, признана судом…- Он сделал торжественную паузу, - виновной по всем пунктам обвинения.
- Браво, Арамис, - перебила его миледи. – Я с самого начала знала, к какому решению вы придёте. Знала, но не могла поверить. И всё-таки это произошло. Но, где доказательства?  Где улики? Объясните, на основании чего принято столь странное решение!
-Судья принимает решение на основании своего внутреннего убеждения, - монотонным голосом изрёк Арамис, - и не обязан разъяснять подсудимой ход своих мыслей. Но я ещё не закончил. Если никто не возражает, я продолжу.
Суд постановил, признать подсудимую виновной по всем пунктам обвинения и приговорить её к смертной казни, через отсечение головы.
И отдалённые громовые раскаты эхом отозвались, словно само небо утверждало его приговор.
-Портос, вы тоже с этим согласны? – ледяным тоном спросила миледи.
Я не мог выдержать её взгляда и отвернулся к окну.
-Я отказался выносить решение. Я чувствую, что не могу судить беспристрастно и сложил с себя полномочия судьи, - сказал я, стараясь придать своему голосу бесцветное выражение.
-Итак, приговор вынесен! – презрительно усмехнулась миледи.
-Не торопитесь, подсудимая, – прервал её Арамис. – Чтение приговора ещё не окончено!
- Вот как? Неужели после отсечения головы, со мной ещё что-нибудь сделают? Уж не собирается ли высокий суд сделать из моей кожи чучело и пугать ворон?
-Не собирается, – холодно отрезал Арамис. – Но я, всё же, закончу.
Суд постановил признать подсудимую виновной и приговорить к смертной казни, через отсечение головы. Однако приговор может быть смягчён. Если подсудимая назовёт истинное имя агента, скрывающегося под кличкой «Скорпион», и пароль, на который этот агент отзовётся, то смертная казнь будет отменена. Вместо этого, она будет выдана английским властям.
-Теперь всё? – спросила миледи.
-Теперь всё, – подтвердил Арамис.
-Суд признал меня виновной и постановил судить меня ещё раз, но уже в Англии! Это что-то новое в юриспруденции!
-Ошибаетесь, подсудимая. Мы передадим вас в руки лорда Винтера, а уж он выхлопочет вам достойное место.
-Да! Если, что, - вмешался Лорд Винтер, - я могу выхлопотать ей местечко, где-нибудь на Ямайке, или на плантациях Барбадоса. Там, по крайней мере, тепло, дует свежий морской ветер. Найдутся и каторжники. Будет с кем словом перемолвиться.
-Благодарю вас, деверь, вы как всегда добрее всех. Но ваша любезность излишняя. Я отказываюсь назвать имя Скорпиона, чем избавляю вас от хлопот.
-Подсудимая, подумайте, - снова обратился к ней Арамис. - Всего только два слова могут спасти вас. Пароль и имя. Назовите их и останетесь живы.
-Вы полагаете, что я бежала из монастырской кельи, для того, чтобы окончить свои дни в вашем склепе?
-Не сорите словами! Склеп это совсем не то. Там где вы будете заточены, вы сможете видеть небо, дышать воздухом, получать удовольствие от пищи. А в склепе ничего этого нет.
-Но, ради того, чтобы получать удовольствие от баланды и дышать ароматами барака, я должна буду произнести два слова?
-Да, всего только два слова.
-А может быть, вы удовлетворитесь одним?
-Нет. Одного слова будет недостаточно. Если мы будем знать только имя, то не сможем проверить, сказали вы правду, или солгали. Нам нужен пароль. Наш человек назовёт вашему агенту нужный пароль, и, если прозвучит соответствующий отзыв, ваш Скорпион будет изобличён!
-Я имела в виду, вовсе не истинное имя «Скорпиона», а совсем другое слово! Правда, даме неприлично употреблять подобные слова. Будь проклята та минута, когда я проговорилась! Не надо было показывать вам записку.
-Напротив, сударыня, вы должны благословлять ту минуту, ибо благодаря ей, у вас появилась возможность сохранить жизнь. Назовите имя и пароль.
-Но, ваша честь, - миледи сладко, по-кошачьи, потянулась, – а не кажется ли вам, что вы склоняете меня к предательству? Как некрасиво! Дворянин, будущий аббат!
-Бросьте ломаться, ведь кардинал первым предал вас.
-А причём здесь кардинал?
-Как причём? – забеспокоился Арамис. - Разве Скорпион не ему служит?
-Скорпион служит ему.
-Тогда, почему бы вам не выдать его?
-Потому, что Скорпион, не только агент его Высокопреосвященства. Он ещё и мой друг. А это в корне меняет дело.
-Но тогда вы умрёте!
-Как жаль, мне совершенно этого не хочется. Но, с другой стороны,  что может быть достойнее, чем смерть за друга? Если уж выбирать смерть, то только такую!
-Подумайте хорошенько, - сказал Арамис, - пока ваша голова ещё не слетела, вы в любую минуту можете остановить казнь и сделать признание.
-Арамис, дружище, - вмешался д Артаньян. – Эта женщина совершила много зла, но не можем же мы казнить её только за то, что она не хочет выдать друга. Возможно, это единственный благородный поступок в её жизни. Давайте лучше обратимся к королеве. Она найдёт ей место в отдалённом монастыре, где за ней будут хорошенько присматривать.
-Увы, мой друг, приговор уже вынесен, и я не могу его отменить. И, потом, она уже была в монастыре, но это не помешало ей губить людей. Либо она выдаст «Скорпиона», либо умрёт.
-Но, позвольте! – вскричал гасконец.
-Не позволю, - оборвал его Атос. – Вы ещё слишком молоды и наивны. Эта хитрая тварь снова обольстила вас. Вы уже забыли о смерти Бонасье. А через два дня вы снова будете целовать её туфлю!
-Но я уже не уверен, что это она её убила.
-Д Артаньян! - Арамис бешено сверкнул глазами. – Пока вы тут проявляете жалость и великодушие, этот «Скорпион», эта ползучая тварь находится возле моей…, моего…
-Издателя! – подсказал я.
-Не время для шуток, Портос! – огрызнулся Арамис. - Я не могу допустить, чтобы в доме моих друзей затаился шпион кардинала.
Итак, ваш выбор, миледи.
-Вы уже окончили чтение приговора?
-Да, сударыня.
-Тогда вам как судье полагается выполнить ещё одну формальность.
-Какую?
-Спросить меня, нет ли причин, по которым приговор не может быть приведён в исполнение.
-О.Боже! Сейчас вы скажете, что беременны!
-Ой, а я думала, что это пока ещё незаметно! – сказала миледи, с любопытством глядя на свой живот и бережно оглаживая его. - Я действительно беременна. Вы так наблюдательны, ваша честь.
-Всё, хватит. Уведите её. Она лжёт.
-Но, ваша честь, я могу доказать! Подождите ещё два месяца, и вы сами заметите, как увеличится мой живот..
-Уберите её, это невыносимо!
-Тогда пригласите акушерку! Она подтвердит! Вы не можете убить моего ребёнка!
-Не слушайте её, мой друг! - вскричал Арамис, глядя на д Артаньяна. - Роже, тащите её.
-Но где священник? Я должна исповедаться! Уж в этом-то мне не могут отказать.
Мы вывели её из комнаты и передали в руки Планше и Мушкетона.
 Вот, собственно, и всё.
Палач перевез её в лодке через Лисс и на наших глазах отрубил ей голову. Тело её он завернул в свой красный плащ и утопил в реке.
С тех пор прошло уже более двадцати лет. Но эта мрачная и величественная картина снова и снова встаёт перед моим внутренним взором.
Тёмное грозовое небо. Черные купы деревьев на обоих берегах Лисса, то и дело озаряемые вспышками зарниц. И палач, перевозящий миледи через чёрную реку.
И начинает казаться, будто это вовсе не мэтр Роже, а сам Харон везёт её через Стикс в мрачное царство Аида, в своей страшной траурной ладье.
Потом он свершает над ней свой  кровавый обряд, похожий на языческое жертвоприношение, заворачивает обезглавленное тело в свой кроваво-красный плащ и погружает в тёмные мутные воды чёрной реки. И волны навечно смыкаются над ней!
Так канула в небытие эта удивительная женщина. Прекрасная, как ангел! Умная, как дьявол! Ловкая, как кошка! Коварная и изворотливая, как змея. Увы! Ничто не спасло её от суровой руки судьбы. Все её таланты оказались бессильны. Она, как и все мы, оказалась ничтожной перед ликом Господа.
МЕНЕ, МЕНЕ, ТЕКЕЛ, УПАРСИН! Что тут ещё можно добавить?
Понимаю, вы скажете, что я утвердил сомнительный приговор! Нет, это не так. Я сложил с себя полномочия судьи. Я доверил вынесение приговора Арамису. Просто я доверяю своим друзьям. Друзьям ведь нужно доверять! Дружба зиждется на доверии!


Следующая глава http://www.proza.ru/2014/10/26/982