Я учился в знаменитой школе на углу Жуковского и Маяковского. Учился я в ней не потому, что она знаменита, а знаменита она не потому, что я в ней учился. Знаменита она потому, что в ней учились знаменитости: Станислав Ландграф, Борис Смолкин, Лев Додин, Кирилл Набутов, Александр Невзоров, оба Пиотровских, обе дочки Александра Друзя и другие артисты. И еще какой-то знаменитый дирижёр, не помню, правда, его фамилию и чем он дирижировал.
Знаменита эта школа и тем, что она – с французским уклоном.
Я же учился в ней потому, что она стояла рядом с нашим домом. Если бы не это рядовое обстоятельство, родители ни за что бы меня в нее не отдали. Они считали, что из школы с уклоном выходят дети со сдвигом.
Когда меня спрашивают, говорите ли вы по-французски, я отвечаю, что говорю, но только с теми, кто учился в этой школе.
Помню, как учительница велела мне перевести выражение «арт-абстрэ» (абстрактное искусство). Я перевёл:
– Артобстрел.
– Тройка, – сказала учительница. – По смыслу правильно.
Несмотря на плохие оценки по французскому языку, мои родители думали, что я учусь хорошо, так как время от времени в моём дневнике появлялась запись: «Болтал на французском».
Однажды нам объявили, что в нашу школу едет делегация французских школьников.
Когда делегация приехала, мы удивились, что французские школьники такие старые. Им было лет по двадцать. Мы даже подумали, что это делегация французских второгодников.
Но оказалось, что это были учащиеся Эколь нормаль (Нормальной школы), так у них называется институт.
Накануне приезда делегации учительница нам сказала:
– Вам даётся уникальная возможность поговорить с живыми французами.
Как будто до этого мы говорили с мёртвыми.
Французы оказались действительно живыми. Даже слишком. Если бы мы так шумели, учительница сразу бы сделала нам замечание. «Что за восточный базар?!» – закричала бы она ещё громче, чем мы.
Но это был не восточный базар, а западный. И поэтому учительница только улыбалась впервые накрашенными губами.
Мы же молчали, как партизаны на допросе. Хотя учительница шептала нам одним углом рта: «Сейчас же начинайте с ними о чем-нибудь говорить!».
Но так уж устроены школьники: они молчат, когда их спрашивают, и болтают, когда их просят помолчать.
Наконец я набрался храбрости и подошёл к одному из французов. Я помнил, что передо мной второгодник, и поэтому его спросил:
– Говорите ли по-французски? *
– Уи! – обрадовался он, что в переводе значило: «Да, конечно, говорю, что за глупый вопрос, ведь я же родился, живу и учусь во Франции!». И добавил:
– Меня зовут Мишель. А тебя?
– А меня по-другому, – сказал я и задумался.
Я задумался, как правильней ответить. Дело в том, что ударение во французском языке – всегда падает на последний слог. Очень простой язык. И вот я задумался, как же меня зовут: «КОстя» или «КостЯ»?
Я выбрал средний вариант.
– Меня зовут Кость, – сказал я. – А тебя?
– А меня, скорей всего, Миша, – сказал Мишель.
Мы замолчали. Причём каждый молчал на своём языке.
Вдруг неожиданно для самого себя я сказал:
– Москва – столица нашей родины! Наша родина богата углём, людьми, нефтью, картошкой и другими полезными ископаемыми.
– А я – бедный студент, – вдруг сказал Мишель. – Моей стипендии не хватает даже на то, чтобы купить новый автомобиль. И поэтому я езжу на старом. Или на отцовском. Я в России – только второй раз. А сколько раз ты был во Франции?
Я стал складывать в уме ответ по-французски. Судя по тому, как ходили мускулы моего лба, Мишель, наверно, подумал, что мне не сосчитать, сколько раз я там был.
И вот, подумав, я говорю, аккуратно выкатывая из горла французские слова:
– Я был во Франции ноль раз!
– А чего ж ты? – удивился Мишель. – Надо съездить.
Он так буднично сказал это «надо» («иль фо»), что я так же буднично ему ответил:
– Иль фо бы!
Мы опять замолчали.
Наконец, чтобы как-то продолжить разговор, я сказал:
– Еще я не был в Канаде.
Мишель оживился:
– О, мне приходилось бывать в Канаде! Очень красивая страна!
Я же видел Канаду только на карте мира и поэтому сказал:
– Зелёного цвета.
– Да, – согласился Мишель. – Очень зелёная страна. Очень много травы.
Разговор получался интересным. Нам было что рассказать друг другу.
– Еще есть такая страна Италия, – сказал я.
– Ну, в Италии, к сожалению, я бываю редко, – сказал Мишель. – Только на каникулах. Очень необычная страна.
– Да, необычная, – согласился я. – Похожа на сапог.
– Ты там бывал? – спросил Мишель.
– Зачем же мне там бывать, – сказал я, – если я и так знаю, на что она похожа?
Дальше я стал рассказывать о том, как я не был в других странах. Рассказывал я по принципу: «В Китае живут китайцы. В Японии – японцы. В Австралии страусы. А в Австрии – Штраусы». Представление об Англии у меня было весьма туманное.
– Где ж ты тогда был?! – не выдержал Мишель.
– В Дибунах, – сказал я. – А ты был в Дибунах?
– Не помню, – сказал Мишель. – Это такое княжество?
– Не совсем, – сказал я. – Это посёлок в Ленинградской области. Я там был в лагере.
– В лагере?! – насторожился Мишель. – И сколько тебе дали лет?
– Мне тогда давали десять, – сказал я. – Но я на десять и выглядел.
К нашему разговору подключилось еще несколько членов французской делегации. Их интересовало, за что меня отправили в лагерь и трудно ли оттуда совершить побег...
Когда делегация уехала, учительница предложила нам обменяться впечатлениями. Мое впечатление было такое:
– Французы плохо знают французский язык: они меня совершенно не понимали.
______
СССР, Ленинград
______
* Разговор идет на чистом французском языке с одной стороны и на грязном французском — с другой (Прим. автора).