Глава V

    



                1.

София не на шутку  расхворалась.
Придя домой, она  в постель слегла.
Наташа ей вовсю помочь старалась.
Покой своей хозяйки берегла.

Она давала ей настой шалфея,
постель стелила, делала массаж,
а по ночам  эта младая фея,
сидела перед ней как верный страж.

София Пална видела старанье.
Оттаивало сердце у неё.
Наташа упреждала все желанья, 
стремилась Софье скрасить бытиё.

Сгорая вся от страсти к Виолетте,
себе давая мысленно зарок, 
Софи изображала добродетель,
падения оттягивала срок.

По-прежнему она пила лекарство
и кофе, приносимое в постель
Наташею. Такая канитель –
пример и эгоизма, и коварства.

Всё реже стали нервные припадки.
Жильё превращено в массаж-салон.
Наташа трёт то ноги, то лопатки –
повыше и пониже панталон,
потея и вздыхая очень тяжко,
старается сдержать души порыв.

«Я так тебя измучила бедняжку.
Устала детка? Сделай перерыв.
Да-да, голубка, отдохни немного.
Оставь же… я хочу побыть одна» -
Тон у хозяйки ласковый, но строгий.
«Богиня» оставалась холодна.

Наташа, чья наивная  душа
всё где-то в облаках ещё витала,
рубашку опускала не спеша,
ворчала: «я нисколько не устала»
шла прочь. Но вынуждала поневоле
«больную» думать о своём «враче» -
в каком теперь вести игру ключе?
Ещё хотелось отомстить Виоле.
И что скрывать – хотелось насладиться 
любовью. Ведь девчонка не дурна.
«А как она робеет, как стыдится,
случайно прикоснувшись к ягодице.
Пожалуй я уж слишком холодна»
 
И испытав приятное волненье,
София, лёжа книзу животом,
переживала вместе с тем сомненье:
«А вдруг она не та, а что потом?
Потом…потом уж дам себе я волю.
Ну а пока приходится скрывать…»
Одна лишь знала старая кровать
про страсть души и о сердечной боли,
когда ночами женщина томится,
как простипома в собственном соку
……………………………………..
Наташа снова трёт ей поясницу.
У Софьюшки и впрямь болит в боку.
Ладонями касаясь нежной кожи,
девчонка осязает сердцем рай.
София говорит как можно строже:
«Голубушка, не гладь, а растирай!»
Душа рвалась на части от желанья.
Софи была готова зарыдать.
Вот взять и крикнуть: «К черту растиранья!»
Ей так хотелось девушке отдать
всю-всю себя, взять сбросить эту маску,
взглянуть в её покорные глаза,
и всё, и всё… отдаться нежной ласке.
«О, Господи! Ведь стоит лишь сказать,
и девочка моя на всё готова.
Ведь я же вижу. И зачем страдать?»
Но Софья ей не говорит ни слова.
Решает всё ж немного подождать.
Сгорая вся, страдая от соблазна,
и бормоча дурацкие слова,
про то, что ей всё, дескать, трын-трава,
тогда как грудь ей сдавливали спазмы.

Сейчас она лежала на кровати
и думала: «сказать иль не сказать?»
Потом её прорвало: «ладно, хватит,
довольно, перестань меня терзать!»
Но видя, что совсем её убила, 
Опомнилась: «ах, дурра я из дур,
ты знаешь, я совсем-совсем забыла…».
Полезла в шкаф, достала гарнитур:
- я думаю тебе он будет впору,
А ну моя крассавица дерржи!
Наташа, ожидающая ссору, 
Опешила.
-  что, нравится, скажи?
Примерь, да ну сними свои манатки. -
Следя глазами хищницы-лисы.
Душа оборвалась у «меценатки»,
когда Наташа мерила трусы.
- Ну вот, я уже вижу всё в порядке.
Спросила деловито: «не тесно?»
Терзала кошка мышь, играла в прядки,
что «остальное», мол, ей всё равно.
Отметив, как блестят ея глазёнки,
София опустилась на кровать.
Кровь забурлила в недрах амазонки.
Ей захотелось тотчас плод сорвать
и скушать прямо здесь, теперь, сейчас же.
Трепать, ласкать торчавшие соски.
Губами, пересохшими от жажды
перебирать тугие лепестки.
Вобрать в себя их, насладиться плотью.
Узнать сейчас, упасть вот так ничком
и все подарки превратить вдруг в клочья,
разворошить, дышащий жаром, ком
……………………………………
О боже мой, дай силы удержаться.
Ещё не время, не настал мой час.
Всё что могу я – просто к ней прижаться,
чтоб сохранить душевных сил запас.
…………………………………..
Отдавшись легкокрылому Морфею,
она хотела, хоть на миг забыть
свою болезнь и молодую фею…
И всё решала: «быть или не быть?»

Боясь у птахи вызвать подозренье,
(цель женщины была – её увлечь),
она касалась только «оперенья»,
скрывавшего волненье юных плеч.

Она ещё не приняла решенья,
когда плыла к заветным берегам.

Наташа ж подавляла искушенье 
пасть тотчас к этим царственным ногам
и целовать божественные ступни.
Но лишь взглянув на светлый строгий лик,
Наташа остывала в тот же миг.
Сама уж мысль казалась ей преступной,
способной святотатством осквернить
 величественно гордую царицу
и разорвать связующую нить.
«Ну надо ж было в женщину влюбиться!
О, Соня, да ты чувствуешь ли это,
как сердце разрывается в груди?
Что мне сказать хотела Виолетта,
я поняла лишь, что: «не уходи»
Ну как ей о любви своей сказать?
Я не могу, а сердце на пределе.
Где силы взять, как сердцу приказать?
А кто ей Виолетта в самом деле? –
мелькнула мысль,  - а чем она больна?
Неужто между ними что-то было?
О боже мой! Кого я полюбила?
И может ли любить меня она?
Ах, знала б каково в себе носить
и день и ночь носить такую тайну…»
Наташенька уже была в отчаянии
любви её когда-нибудь вкусить.
«Увидеть бы её хоть разик голой.
Она как Афродита сложена.
О чём они шептались там с Виолой?
И чем же Софья Павловна  больна?
Нет, что-то она всё таки скрывала
И этот вот недуг, откуда он?
Сама не сознавая, ревновала
к племяннице. Раз ей приснился сон:
Она её так страстно целовала.
Во сне она была не так строга.
В груди – как будто вольтова дуга
всё, что там находилось, расплавляла.
………………………………………
Да, это ведь не женщина – богиня
иль демон. Ну а я  - лишь слабый пол.
Клянусь, что перед Богом  я невинна.
То Бес творит с душою произвол.
Мне шепчет, что поможет снять преграду,
что путь скрывает к счастью моему,
представит он очам предмет услады…»
Читатель, ты смекаешь что к чему?
…………………………………….
Наташа и со сне робеет тоже,
Бедняжка, от сознания вины,
ладошками своими гладит кожу,
досадуя, что видит со спины
её.  Бес посмеялся гадкий
над девушкой несчастною и рад.
Пусть  так , но всё же на душе так сладко.
Наташа  видит створки райских врат.
Она полна смятенья и тревоги,
став ко всему вокруг  теперь  глуха,
приблизилась, склоняясь  к златой пироге,
и всё – пошла дорогою греха.
Она свою богиню целовала.
Сердца их колотились в унисон
 движениям.  Наташа сознавала
даже во сне, что это только сон,
хотя такой приятный и желанный.
Она проснулась. Золотой туман
ещё витал тут, озарял Психею,
познавшую теперь благодаря Морфею,
любви очаровательный обман.
«Богини»  её нет тут и в помине.
Подушка была мокрой от слюны.
В груди бушует пламя, как в камине.

Наташу изводили  эти сны,
хотя и были ночь от ночи краше
А Софья Пална что ж? – рок отступил,
но только расхворалась вдруг Наташа.
День ото дня она лишалась сил.

Не в силах больше снесть любовной пытки,
девчонка просто вымокла от слёз.
София же с лицом иезуитки 
трындела то про грипп, то про понос.
Она ведь знала  про  её недуг,
и хоть сама уж извелась от зуда,
вела себя с Наташей как Иуда.
Вздыхала, что страдает её друг
(они звались так), предлагала, что полезней
(всё,всё, кроме лекарства от болезни .
Лелеяла и холила порок.
Пусть это будет девицам урок..
 ………………………………..
Коснётся (невзначай) её руки 
Минерва та, подругу утешая,   
словно дитя, мол, ты уже большая,
косясь тайком на пухлые соски.

При этом ни намёка на признанье.
И сдерживая ярости поток,
лелеяла в груди своей желанье –
сорвать её невинности цветок.

Непринуждённый тон, не нежный и не строгий.
Она избрала очень верный тон.
Ведь Софья Пална знала, что в итоге
она получит наконец бутон.

Но Софья не хотела быть воришкой.
Сводя Наташу медленно с ума,
играла с нею так, как кошка с мышкой.
«Она отдаст мне, но отдаст сама…»

Об этом и мечтала «Афродита»,
борясь с собой дни-ночи напролёт,
устала и порой была сердита
но сердце у богини ведь не лёд.

Она как заклинанье повторяла:
«ещё не время», и с собой борясь,
всё более Наташу покоряла,
вселяя в душу фаворитки страсть.
Сама уже измучилась от жажды,
подальше пряча ключик от ларца.
Пока вдруг не подумала однажды,
что ими путь уж пройден до конца.

«Пока я набивала себе цену,
смущая неокрепший юный дух,
мою газель вконец свалил недуг,
придётся звать на помощь Авиценну.»
- Ну что с тобой случилось, моя славная?
Мне больно на тебя уже смотреть
- Ах, боже мой, оставьте, Софья Павловна,
уж лучше бы мне сразу умереть.
- Откуда же отчаянье такое?
Голубушка, и в чём моя вина?
Как можно твоё сердце успокоить?
А может быть ты просто влюблена?
- Нет, то есть да, - сказала запинаясь
Наташенька, её смущала ложь.
Да, я люблю, - вздохнула, вся сжимаясь,
и в голосе почувствовалась дрожь..
-Какое счастье, любишь, и кого же?-
(София была просто во хмелю) –
Ты любишь, как прекрасно, ну и что же?
- Я вас София Павловна люблю
- И я тебя и в этом вся причина?
И стоит ли вот так переживать?
- Нет, я не так… люблю я как мужчина
Я вас хочу…всю… видеть, целовать.
Готова я терпеть любые муки.
Я заболела только из-за вас!
Наташа целовала Софье руки,
потоки слёз лились из ясных глаз, -
- как сердце разрывается от боли
и голова... так, аж в глазах темно.
Я больше не могу себя неволить.
Ах, Боже мой! Теперь уж всё равно.

София и сама держалась еле.
Как хорошо сработали силки.
Наташенька на пол сползла с постели,
целуя Софье ноги сквозь чулки.

- Ах, Боже мой! Наташенька, Наташка!
Выходит это всё из-за меня?
Иди сюда, иди, моя бедняжка…
(о сколько в этой девочке огня)
Она схватила девочку в объятья,
почувствовав вкус патоки во рту
Наташа ей расстегивала платье,
губами прижимаясь к животу.
«Ах!» -Афродита вся как на иголках.
Шептала что-то в сладостном бреду:
- Ты что творишь со мной, мол, моя пчелка?
Голубка, не к тому летишь гнезду.

Она полулежит, расставив ноги,
едва заметно водит животом.
Наташенька считай уж на пороге…
- Ах, девочка моя, потом, потом..
«Потом! О, Боже, что она сказала?.»
Очнувшись на мгновение от грёз,
Наташенька «богиню» осязала,
любимую, не видя из-за слёз.
- Ну погоди же, погоди, Наташка,
- лоб покрывали капельки росы.
Та бережно и нежно гладит ляжки,
и, осмелев,  хватает за трусы.
- Куда, куда ты лезешь, вот глупышка?
Наташа, ты совсем сошла с ума!
Не смей, не смей, не смей! Ну это слишком!
Ну погоди же, я сниму сама»
(настырная однако моя пассия)
Софью мутит от долгого поста.
Наташеньку пьянит её согласие.
В глазах мольба: «Скорей ради Христа!»
Она теперь трудилась и пыхтела,
почти уже до цели добралась
Тут  что-то будто взвизгнуло, слетело.
«О господи, резинка порвалась.
Наташенька, ну как тебе не стыдно,
Негодница,  ты что со мной творишь?» 
Придётся уступить ей очевидно, -
 подумала, - не то  сама сгоришь.
«Наташа, перестань! Ой мне щекотно
Ну погоди же, дай я расстегнусь….»
Наташа уступала неохотно.
Вдруг Софья встала:  « Я сейчас вернусь»
- Ах, нет. Нет-нет, вы не уйдёте.
Вы не дадите здесь мне умереть
- Ну что ты, дорогая, что ты, что ты.?
Ну что тебе там надо посмотреть?
Присела вновь, сама слюну глотая.
Трусы  меж тем сползали  с ног тугих.
И вдруг, сверкнув, аллея золотая,
открыла две заветные дуги.
« О, боже мой!» – Наташенька невольно
 лик уронила в негу жарких струй.
София при этом вздрогнула: «довольно!»
Сказала уже мягче: « не балуй».
« Ты меня слышишь, Ната, да пусти же,
О боже, ну ни капельки стыда..
Кому сказала я, не лезь туда
Ну как же можно быть такой бесстыжей»

О миг любви, ! Порок, и  как он сладок.
«Богиня» млеет, шепчет: «ну пусти,
пусти , я приведу себя в порядок,
 помыться надо ты меня прости»

Едва Наташа голосу внимала.
Она шептала: «ах, позвольте мне…
Лежала, головы не поднимала
и шарила руками по спине.

- Наташенька! ну я ж тебя просила!
Злодейка! Ах! – вдруг вскрикнула она
Наташа за тесьму рванула с силой.
И будто где-то лопнула струна.
При этом странно вздрогнула «богиня»
и побледнела. Кончена игра.
Из лифа разом выпали пружиня
две спелых дыни, два тугих шара.

Она к себе вдруг девушку прижала,
вся натянулась  словно тетива,
 задёргалась, забилась, задрожала.
Какие-то неясные слова,
похожие на тайные признанья,
шептала искажённым болью ртом.
Слова молитвы или покаянья.
Наташа прижималась  животом
 к «богине» как-то робко, неумело.
Она не знала как себя вести..
Вертелась мысль всё: «как же я посмела?»

Змея хотела в нору уползти.
Скользила вниз, рвалась, но всё напрасно.
Объятия «богини» так крепки.
«О, боже-боже, как она прекрасна!»-
Наташенька целует грудь, соски…
Змея теперь под облака стремится.
Давай, давай, голубка, поспеши.
И Афродита дарит голубице
свой самый нежный поцелуй души
………………………………….
О миг любви, о сладость упоенья,
священный трепет, ток, сердец огонь,
томление и головокруженье.
Теперь уж голубицу только тронь.
В груди как будто буря клокотала.
Как от вина кружится голова.
Наташенька ещё не испытала  всего,
но уже держится едва.
Под пахом она чувствует броженье
( там шарит Софьи Павловны рука).
Её волнует каждое движенье,
жжёт пламя губ и пламя языка.
Она дрожит, она понять не может
причины дрожи, жжения в паху.
…………………………………….
Но пусть тебя, голубка, не тревожит…
Сама стремилась к этому греху.
………………………………….
…………………………….
Что ж, ловчая в силки загнала пташку.
Синица у неё теперь в руках.
«Довольно я помучила бедняжку.
А мало ли помучилась сама?
И то сказать, когда ещё зима.
Мне ещё раз не выдержать такое.
И можно ли так мучить свою плоть?
Полгода ведь не знала я покоя.
Наташеньку послал мне сам Господь»
И ощущая телом тела дрожь,
от губ не отнимая губ подруги,
сжимала в кулаке лобок упругий.
Потом себе сказала: « ну хорош,
 сил больше нет» и тихо застонала,
терзая дичь, попавшую в капкан.
Почувствовав, что близок миг финала,
проснулся, в недрах дремлющий, вулкан.
Движениями плотскими разбужен
рычал и бесновался великан,
готовый лаву выплеснуть наружу.
Несчастный пленник бился и стонал,
хрипя как кобылица от удавки.
Восприняв жест хозяйки как сигнал,
Наташенька с себя снимает плавки 
долой, вся от волненья трепеща
и женщины вцепились как пиявки
друг в дружку разом, будто два клеща.
…………………………………………
……………………………………….
В любви волнует многих лишь начало.
И всё же надо в двух словах хотя б 
сказать как Софья Павловна …кончала.
Дабы не огорчать лесбосских баб
( простите – женщин, движимых любовью
к особям пола своего). Сдаётся мне
полезно всё, что не вредит здоровью.
Так пусть живут и здравствуют оне
и любятся и Марты, и Маланьи
в казармах, в кельях, в камерах, в кустах,
пока в крови горит огонь желанья
и не погасло пламя на устах.
Пусть любятся, нельзя себя неволить
Но пусть красотки помнят и о нас,
о той любви, какой учили в школе,
а эту оставляют про запас,
на случай если мужней не хватило.
………………………………………..
Однако их фелюгу понесло
Наташа тоже попкой закрутила.
Её теперь знобило и трясло.
В глазах туман и в мыслях беспорядок.
Любовь вовсю брала свои права.
Её был поцелуй желанен, сладок.
Не знаю, а нужны ли здесь слова
…………………………………….
«Богиня»  ж будто вся окаменела.
Она и не мертва и не жива.
Прекрасная поникла голова.
Лицо будто из гипса или мела.

Наташенька,  очнувшись, оробела.
Такое она видит в первый раз:
Богиня превратилась в мрамор белый
С глазницами пустыми вместо глаз.
Она мертва, глаза её пусты.
Нет,  чуть заметно шевелит губами
- Голубка, Софья Павловна, что с вами?
( Наташа не смогла  сказать её «ты»)
Вы живы? Ах, а я так испугалась.
Подумала, не  вызвать ли врача.
А женщина сказала, хохоча:
- всё кончено, дружок!
- и слава богу
( она смеётся, что же тут смешно?)
взглянула на помятое  руно, 
и поняла, что привело к итогу,
ей ясно – дело их завершено.

Наташу испугал её припадок,
а так…она продолжить бы непрочь
- Пусти, я приведу себя в порядок,- 
София поднялась и вышла прочь



                2.

Наташа ожидала на диване.
Прошло уже не меньше полчаса.
«Богиня» улетела в небеса.
Спокойненько  теперь плескалась в ванне.

От пережитых ею сильных чувств
теснилась грудь, жар исходил из уст,
и, пробегая теплою волной
по телу, делал голову хмельной,
 вновь превращая женщину в саванну
Итак, София Пална, приняв ванну,
теперь стояла наводила лоск.
Зад прикрывал ей рыжий шлейф волос,
а спереди к лобку прикреплено,
сверкало драгоценное руно,
скрывавшее от взоров плод, повинный
 во всех грехах. Мужей – предел мечты,
и особей прекрасной половины,
случайных пленниц женской красоты.
Предмет любви и символ совершенства.
Источник сладострастия и грёз,
дарящий радость высшего блаженства.
Ценнейшая из всех редчайших роз.
Великое  творенье чародея.
Земная плоть и пища для ума.
Роскошная живая орхидея….
Густая золотая бахрома 
от взоров любопытных укрывала
волшебный удивительный родник,
пленительнейших два полуовала.
Блажен тот муж, кто в тайну их проник.


Забудем на мгновенье о красах,
взор беглый обратим к  другой персоне,
которая спешила к тёте Соне,
как лодка на раздутых парусах.

Она спешила поклониться храму.
Ей надо было многое сказать.
«О, боже,  как люблю я эту даму.
Готова я тотчас облобызать
божественные пятки и колена.
Мой Ангел, мой Кумир, моя Судьба, 
мой Мир, моя прекрасная Елена,
ты Госпожа, а я твоя раба
Я вечно за тебя молиться буду.
Всё сделаю, ты только прикажи,
готовить , убирать и мыть посуду,
все выполню желанья Госпожи.
Я тотчас за тебя хоть в пасть дракону,
моя Любовь. О если б знала ты.
Я на тебя смотрю как на икону.
Ты – тема грёз моих, предел моей мечты,
дающие и силу, и отвагу
душе моей, любимая, и верь,
я хоть сейчас у ног собакой лягу…»

- Наташа, закрывай скорее дверь, -
сказала венценосная Порфира, 
к вошедшей обратив свой ясный взор,
почувствовав движение Зефира.
И будто два огромнейших сапфира
метнули свет из глубины озёр.
«Вот  это да!» - Наташа обомлела.
В грудь будто бы ударила волна.
Хозяйка после ванны разомлела.
Блеск кожи, золотистого руна
явили у девицы всплеск восторга.
Она стояла ошеломлена.
Душа и каждый мускул, каждый орган
кричали в ней о том, как влюблена
в себе подобную. И юная  телица,
сражённая Дианой наповал,
вдруг сжалась вся, боясь пошевелиться.
Толь  стыд, а толи страх её сковал
Смотрела на Софию ошалело,
готовая ей пятки целовать.
Душа и наслаждалась и болела,
терзалась и молила о прощеньи
( увы, Наташе было что скрывать
От этой добродетельной особы).
Раба  любви, она боялась мщенья,
так как носила на себе «клеймо» - 
свидетельство одной печальной пробы.
Да эта киса вляпалась в дерьмо,
как наша прародительница Ева,
посмела съесть не будучи в Раю
какой-то плод, только с другого древа.
Но не суди, читатель, мать свою…

Оставим мы Наташе её драму.
Тем более какой от целки прок,
и взор свой обратим опять на даму,
 готовившую девушке урок.;
богиню, излучавшую дурман,
отраву, разносимую Эолом;
на синь ресниц и золотой туман,
окутывавший будто ореолом
благословенный лик живой святыни.

Наташенька глядит как наркоман,
вдыхает раскалённый жар пустыни,
и, пребывая у любви в плену,
забыла тотчас про свою вину.

Да так ли уж велик её обман.
Пред ней она чиста как перед Богом.
Наташа бы осталась недотрогой
так , если б   не глупейший тот роман.

Разглядывая гостью как гурман,
(все также ей она   казалась  строгой),
Хозяйка не сводила с неё глаз,
чем приводила девушку в экстаз.
Та под собой не чувствовала пола
( Ах, видела бы их теперь Виола)

- О, Софьюшка? да вы и впрямь богиня.
Да вас же не возможно не любить,
и этими дарами дорогими…
- я обещаю гостью наградить
- я жду твоих высоких повелений,
моя богиня, что ж повелевай
Наташа опустилась на колени.
.- да нет моя хорошая, вставай,
и покажи…
Наташенька зарделась:
- что показать?
- а можно без подсказ?
- да, да, ты хочешь,  чтобы я разделась
Наташенька исполнила приказ.
Увидела, как женщина украдкой
Следит за ней, поспешно всё сняла.
София отдавалась мыслям сладким:
«глупышка, так наивна, но мила».
На Сонечку пахнула жаром лета,
и вместе  с тем и чистотой весны
Какие же, родная  Виолетта,
теперь про  свою тётю видишь сны ?


хозяйка к краю ванны прислонилась,
расставилась: мол, видишь эту брешь?
Наташенька  степенно поклонилась
- тут всё твоё, бери и пей , и ешь.
Бери и делай всё, что ты захочешь.
Тут всё перед тобою на виду.
Целуй, ласкай, соси, лижи и прочее, -
шептала Софья в сладостном бреду,
утратив стыд,
- давай, крути рулетку,
голуба, веселей, играй, играй.
Колдунья приглашала птицу в клетку,
которая сулила сладкий рай.
Шептала:
- ты ведь этого хотела?..
Наташа отвечала ей кивком,
не отвлекаясь от «святого» дела,
старательно водила языком
по мягким и волнистым нежным складкам
туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда
и думала: «какая ж она сладкая,
вот это настоящая еда».»
«Об этом я ведь только и мечтала.
Какое она счастье мне дала, -
и загребала яства «со стола»
И радость как в котле в ней клокотала:

« О, боже, наконец, свершилось чудо,
и я припала вот к её ногам,
не зря я ведь молилась всем богам…
Какое изумительное блюдо!»

Заветный Рай заворожил Наташу.
Она глядит, глядит, глядит туда, 
глядит на ослепительную чашу,
как в зеркало волшебного пруда.

Она готова ринуться в пучину,
 хотя ей и уютно наверху.
Наташенька не ведала причины
той силы, что влекла её к греху.

Ей голос говорил: « не смей, не надо»,
Другой же голос: «детка, не робей!»
И девушка, склоняясь над бездной Ада,
Трепещет словно в клетке воробей.

Она дрожит, как пойманная птаха.
На сердце сладко, жутко и смешно
от мысли, что она легла на плаху
сама и что ей всё разрешено.

Любовь ведь и пьянит и окрыляет.
Она нас может даже ослепить,
 возвысить до небес и утопить
она и падшим крылья расправляет
София  снова  радость испытала
от мягкого касанья нежных уст.
Она в порыве страсти зашептала:
 «попробовала, а? Ну как на вкус?»
стыд потеряв: «скажи, скажи, мой котик!»
И вдруг ладью куда-то понесло.
Наташенька всем ртом прижалась к плоти
и опустила алое весло
в бурлящую кипящую пучину,
разрезав будто лезвием ножа
роскошный плод. И та прижав дивчину,
откинулась всем корпусом, дрожа,
забормотала: « что ты, Ната, Натка,
ах, боже мой, уймись, уймись, уймись»,
а через миг: « ох, до чего же сладко,
сильней, моя голубушка, прижмись.
Как  хорошо, так, так, давай почаще».
Через мгновенье: «слышишь, не спеши.
Потом опять за космы девку тащит,
бормочет: «наедайся от души».

Что говорить, любовь такая сила.
что никаких нет для неё преград.
Любви подвластны все: и стар, и млад… 
И вот теперь Наташенька вкусила…

Ладья едва всплывёт и снова тонет.
Софи  полусидит, полулежит.
Ей ласка эта голову кружит.
Душа трепещет. Софья тихо стонет
Стан выгибает, подвигает «чашу»
всю в золотисто-розовых цветах,
и тычет, тычет ласково Наташу
ритмично головою в жаркий пах
…………………………………
Испытывая головокруженье
от сладостных девичьих нежных ласк,
она ловила каждое движенье
и в такт ему приподнимала таз.
Тревожилась: «нет, рыбонька, не надо,
я не могу, ты слышишь, прекрати»
Потом: «давай, давай, ах как я рада.
И вдруг опять «Наташа, отпусти.
Ах, девочка! Ну что ты, что ты, что ты?
Не надо, ах, прошу не продолжай!
О, боже мой, да как же хорошо –то!.
Давай, голуба, темпа не снижай..»
…………………………………
Не ведая сколь длилось их «сраженье»,
София  уж была едва жива,
но всё ж она хотела продолженья.
По ляжкам разметалась грива льва.
А сверху искры мечет взор совиный
и стон едва доносится в тиши,
такой порочный и такой невинный:
«дружочек мой, давай, от  всей души..»
Софии говорить мешают спазмы.
«Негодница, ты что творишь со мной!»
Да, близость предстоящего оргазма
«богиню» просто делает смешной.
Она хватает девушку за плечи,
кричит уж: « ну кому я говорю!
Не смей! Не смей! Я, я сгорю!» и
тащит свою жертву прямо к «печи»
« Спаси меня, спаси! Ах, моя рыбка.
Наташенька, ну кто тебя просил?
Я кончилась…» И слабая улыбка
 скривила лик. Она лишилась сил.





                3.


Наташенька на Софьиной кровати
лежала и смотрела в потолок.
Вошла София в голубом халате.
Откинув покрывала уголок,
она задела, как бы ненароком,
напрягшуюся маленькую грудь,
шепнула: «ляг, краса, пониже чуть».
Могла ли обойтись одним уроком
столь опытная мудрая жена?
« Ты, детка, чересчур напряжена.
Ну-ну, моя родная, успокойся.
Дай я тебя получше разгляжу.
Чтоб не случилось, ничего не бойся
Сейчас тебе кой что я покажу.
Ты знаешь, люба, можно ведь иначе.
Ещё подвинься. Так, мой голубок..»
Затем она пощупала лобок
упругий, аппетитный и горячий,
и повернулась, ноги раскоряча.
В груди как будто бился молоток,
а перед взором аленький цветок
«Сейчас, сейчас, сейчас, сейчас сорву я,
Молодушка, всему я научу» -
Она склонилась, девушку целуя, -
« как раз тебе должок я ворочу».
Рука её скользнула прямо в щелку
и замерла, ступив на скользкий путь
 « подумайте, да ведь она не целка» -
пронзила мысль иглою Софьи грудь, -
« вот это да, ах, дерзкая девчонка,
да как же ты посмела обмануть?»
………………………………..
Потом решила «лишний раз» взглянуть
«Сомнений нет - девица не девица.
Ах бестия, ты видела мужчин?
И  сколько?»- бесновалась дьяволица

О, Сонечка, беситься нет причин.
И стоит ли так сильно волноваться,
что девочка  не девочка уже
и этакому горю предаваться…..

Она склонилась к пламенной меже:
«Да, девочка, увы, не первой пробы,
Вздохнула Софья тяжко, а потом
руками развела тугие скобы,
и тут же к ним припала тёплым ртом.

Наташа так и вспыхнула: «О, боже!
Богиня и лежит  у ног моих»
У девушки мороз прошёл по коже.
Она забылась на какой-то миг.
Потом вскричала, трепеща в тенетах:
- Ну чем мне отплатить тебе за это?
«О боже мой, что делает она?
Меня целует…» Гостья сражена
"А хорошо-то как" - Наташа стонет,
ногами Софью Павловну обвив, -
«помедленней, помедленнее, Соня.
Какая прелесть, ах!»  Какой порыв!
Наташенька в себе вдруг ощущает.
Её душа всех чувств уж не вмещает.
Лицо пылает, рот, пылает грудь.
Ей хочется к чему-нибудь прильнуть,
прижаться раскалёнными губами..
Хватать, ласкать и целовать и пить….
О, как, Любовь, ты можешь ослепить!.

Наташа, извиваясь, как змея,
ртом воздух ловит и грызёт края подушки
и шепчет дорогой своей подружке:
- такого не испытывала я!
Она лежит, к ней руки простирая:
- голубушка моя, я умираю.
Ах перестань, пусти меня, пусти.,
я больше не могу перенести…
не надо больше отпусти, я лягу»
Чем можно это пламя погасить?.
Богиня, допивая свою флягу,
отозвалась: « могла бы попросить.
Ты хочешь тоже пить, ах ты мой бог.»
Она рванулась тотчас из-под ног,
как всадница вдруг села на девицу:
- ну хорошо, мол, дам тебе напиться.
«Бери, бери же, успокойся, на!
Пленительная выгнулась спина.
«Богиня» тут же снова ниц упала и
к сладкому ртом лакомству припала.
Наташенька лежит изнемогает
от жажды, у неё пылает рот.
«Богиня» к ней поближе подвигает
златую чашу. Девушка берёт 
святой сосуд обеими руками,
протянутый кумиром щедрый дар,
растягивая мышечные ткани»
И обе разом тушат языками
Тот страсти разгоревшийся пожар.

Наташа размышляла: «как приятно»
Она только теперь вдруг поняла,
то, что сначала было не понятно.
Чего ей в первый раз не доставало.
Прижата Сонечкой, она пила, пила,
и как челнок туда-сюда сновала,
как будто мёд из улья доставала.

Испытывая радость от паденья,
не чувствуя ни страха, ни стыда,
стонала от двойного наслажденья.
Сновала языком туда- сюда,
всё ускоряя. «Боже, как я рада!»
Наташеньку от страсти всю трясёт.
Мелькнула мысль крамолой: «Это ж надо,
богиня у рабы своей ...
того гляди проглотит…» Грудь в тревоге,
душа, кажись сгорела вся до тла.
Наташенька вдруг вытянула ноги
и следом за «богиней» поплыла.

                -
София поднялась: «Ну, что, довольна?
Голубушка, что чувствовала ты?
Мысль дерзкая всплыла непроизвольно:
«наверное всё то же, что и ты»
Я думаю ты жажду утолила,
не так ли, моё милое дитя?
Старалась так… едва не распилила 
напополам» - добавила шутя.
При этом она сладко потянулась,
зажмурилась, как кошка на свету.
И девушка ей нежно улыбнулась,
вкус ощущая патоки во рту.
Она устала от переживаний,
сомнений, страха, роковых страстей.
С ней рядом тело, коему названье
София - плоть из мяса и костей.
Небесное Вам в ней искать напрасно.
хотя другой такой в природе нет.
Ведь именно о ней сказал поэт:
«О, женщина, как ты в любви прекрасна!»


                4.

Шли день за днём. У Софьи в жизни личной
наметился как будто перелом.
Любовь Наташи стала ей привычна
А Виолетта? - Что ж, и поделом.
Не будет изводить её, гордыня.
Даже не пишет. Ладно-ладно, пусть.
Пусть мужа тешит ляжками худыми.
А в сердце-то накапливалась грусть.

Она уже давно ей всё простила.
Наташа в том немало помогла.
Но вот душа по-прежнему грустила.
Душа забыть Виолу не могла.

Как девушка её не утешала,
гася в ней пламя страсти роковой,
она же в ней и память воскрешала
о девушке, которую впервой
она так беззаветно полюбила,
со всею силой страсти и ума.
Теперь её «упрямая кобыла»
приедет лишь когда придёт зима,
на сессию. Но чем Наташа хуже?
Она тебе ведь больше чем нужна.
 И может хоть женою быть, хоть мужем
 В любви необходима новизна.
Что, мало ты от Скрипки натерпелась?
Всех унижений и обид не счесть.
Месть негодяйке, месть и только месть.
И что есть в той, чтоб в этой не имелось?

А девственность? – Ах, экая досада.
И что с того? Какая ерунда.
Но Софье непременно очень надо
узнать про зверя, что посмел пролезть туда.
О том смекнула женщина мгновенно, 
ещё тогда, увидела лишь раз.
Теперь решив разить не в бровь, а в глаз,
сказала вдруг: «… а ты не откровенна!»
Хотя ты хорошо себя вела,
я, мол, ждала другого угощенья…
Девчонка загорелась от смущенья,
сказала: «ах, да-да, я поняла,
я не открылась, покривя душой,
скорее из душевного протеста,
скрыв то, что стала жертвой я инцеста.
И это был мой грех самый большой,
прости меня»
- я не пойму,
так ты… волненье тётю Соню охватило.
Рука её трепала бахрому 
Непроизвольно.
- я, уже простила.
- Я вырвалась на волю из оков.
С тех пор я ненавижу мужиков.
- Бедняжечка моя. А как давно?
- Давно? да год назад…
едва я распрщалася со школой..
я собралась и дёру в Ленинград…
………………………………..
Однажды я увидела в кино
(ещё тогда был фильм такой весёлый,
тебе это конечно всё равно)
двух женщин. Это были вы с Виолой.

И тут меня пронзил случайно взгляд.
Его лучи вошли в меня как иглы.
Я помню и сейчас то место, ряд.
Я сразу поняла, что я погибла.

Не знаю, что тогда ты ей сказала,
по поводу меня ль. Мной правил бес.
Я сделала б всё-всё, что приказала
мне женщина, сошедшая с небес
…………………………….
Я плакала, звала и ты являлась,
но только с наступленьем темноты.
О как ты отвратительно кривлялась.
Бросала принесённые цветы,
как сорную траву, ногой топча,
их стебли и листочки приминая.
А я стояла прямо как шальная,
сгорая как церковная свеча.

Потом, да ты ведь вряд ли помнишь это.
Мне повезло, что вы пришли туда.
Вы были на концерте с Виолеттой…
- Так это ты кррасавица тогда
стащила мою новую перчатку?
Я думала посеяла её
- Да, да я очень скверная, я гадкая.
То первое сокровище моё.
В ту ночь я не минуты не уснула.
И с той поры всегда её брала
в постель и как с любовницей спала
……………………………………..
Сказать по правде верю я не очень.
Всё может быть несчастное дитя.
Её судьба - моя.»
- А как ты тут?...
Примкнула к сей кумпании весёлой?

-Случайно, познакомилась с Виолой,
когда пошла на вечер в институт.
……………………………………..
- Ну ладно-ладно, будет, брось рыдать.
Ты цели всё равно свое достигла.
Ты здесь
- я не могу вам передать.
Я шла сюда как будто в клетку тигра.
Я шла в квартиру, где живёт ОНА,
Богиня, мой кумир…
- и вот ты с нею
Но неужели так уж я страшна?
- я думала, да как же я посмею
сказать ЕЙ  то, что чувствую… грешно,
Ведь ЭТО – грех, но стыд превозмогая,
решила я добиться всё равно…
- И в этом преуспела, дорогая.



                5.

Наташенька спала на животе,
как спят малята, в позе эмбриона.
Фортуна, как сорока на хвосте,
приносит Софье лепестки пионов,
путь освещавших, как лучи зарниц.
Прелестная живая панорама.
«О, боже!» растревоженная дама,
колени преклоняя, склонилась ниц
к подножью приоткрытого «вигвама»,
затерянного в девственных лесах.

«Весталка « простирает к нему руки.
Душа её полна любовной муки.
Её влекут две маленькие штуки,
два ломтика в пшеничных волосах,
два лакомых кусочка нежной плоти
на белой простыне. Её колотит.
Её мутит при виде этих скоб.
Бушующая кровь в виски стучится.
Хозяйка нервно трёт и морщит лоб.
Душа зовёт к предмету причаститься, 
склонить главу и вопреки уму
пасть в омута тревожащую тьму
как будто в первый раз (о, боже правый)
испробовать живительной отравы.

Душа её витает в облаках
свободной чайкой, а в руках синица
– клуб зноя, скрытый в алых лепестках.
Вдохнуть его - лишь стоит наклониться.
……………………………………………
Блаженный миг, и до чего ж ты сладок.
Как счастлив тот, кому любовь дана.
О, женщина – мир таинств и загадок.
Дно без краёв, или края без дна.