Инфаркт

Леонид Левонович
   Стояла апрельская ночь. Тихонько подвывал кулер в системном блоке. Вся многоэтажка спала, тихо сопя, кряхтя и ворочаясь во сне, был час ночи.

   «Пора ложиться и мне, поздно уже, а в шесть уже надо будет вставать на работу» - подумал Геннадий, пятидесятидевятилетний полноватый мужчина, выключая компьютер. Он погасил свет и нырнул под одеяло.

   «Через полтора месяца, 22 мая, мне исполнится 60 лет. И произойдёт переход в новую категорию людей, именуемую ПЕНСИОНЕРЫ…» - невесело подумал он.
 
   Геннадий был женат уже 38 лет. Дети, дочка и сын, давно выросли и были самостоятельными – жили отдельно. А он сам, вдвоём с женой, проживал в трёхкомнатной квартире на восьмом этаже панельного дома. Уже несколько лет они жили по разным комнатам, живя каждый своей жизнью. Любовь давно ушла и связывали их между собой лишь общие дети да общее имущество.

   Жизнь в отдельной комнате давала некоторые преимущества.

   Можно было, включив торшер и лёжа на кровати, спокойно почитать допоздна интересную книгу, не слыша громких вздохов и ежеминутных вопросов жены: «Ну, когда же ты, наконец, выключишь свет???»
 
   Можно было избежать ночных тумаков ночью, когда она будила его и выливала своё раздражение: «Ты опять храпишь!!!».
 
   Можно было долго пропадать в интернете, особенно в выходные, когда завтра не нужно было рано вставать на работу.

   Пересекались они, как правило, на кухне, да на даче, на которой постоянно находились мужские дела. Прокосить траву на участке и вокруг, подправить забор, заготовить дров, выкорчевать погибшее дерево, посадить новое, продолжить вечное строительство самой дачи. В общем, всё катилось как колесо, само собой.
 
   Примерно раз в пару недель жена закатывала скандалы, умудряясь найти какой-нибудь повод. Разряжалась, успокаивалась, а Геннадий потом до вечера весь трясся, проклиная всё и не имея в душе большого желания жить дальше.
Но жизнь продолжалась. Постепенно обиды забывались, зарубцовывались, переставали кровоточить, появлялось расслабление, ощущение безопасного существования,  но, неожиданно, как чёртик из табакерки,  расцветал на пустом месте  новый скандал, и всё повторялось с завидной регулярностью…

   Геннадий провалился в сон быстро, как всегда просто в черноту, без всяких сновидений. А раньше, лет тридцать назад, он хорошо помнил, что всегда летал во сне.

   Это было так легко и просто. Надо было только чуть-чуть, едва заметно присесть, напрячь мышцы корпуса, спружинить ногами и легко, без усилия -взлететь.
 
   Он уже не помнил, как летал, что наблюдал сверху, как прекращал полёт. Ярко и навсегда запомнился именно взлёт, самое начало полёта и изумительное блаженство парения…

                *   *   *

   Резкая боль взорвала сон. Геннадий, приходя в себя, машинально глянул на часы, они показывали пять часов утро. Рано, будильник был заведён на шесть…

   Были ассоциации, что на груди стоит легковой автомобиль и всем своим весом давит на грудь. Стоит передними колёсами, там, где тяжёлый двигатель, и мешает дышать.

   Геннадий прислушался к своим ощущениям. Дышать было тяжело, но возможно. Кроме тяжести была постоянная боль в груди. Не такая, от которой исходишь криком, что б хоть немного её уменьшить, ослабить. Боль сильная, но терпеть её можно, а с левой стороны груди отчётливо пекло паяльником…

   До будильника Геннадий провалялся час уже без сна, выяснив при этом, что лежать лучше всего на спине. При попытке лечь на правый бок, он исходил кашлем. Лечь на левый бок даже и в голову не приходило, там по-прежнему был включённый паяльник.
 
   Зазвонил будильник. Геннадий осторожно приподнялся и сел на краю своего диванчика. Хуже не стало.

   Сходил в туалет, умылся, выпил чаю и стал собираться на работу. Жена была не из тех, которые встают вместе с мужем и готовят завтрак, а, проводив на работу, снова ложатся в кровать, если им рано вставать не надо. Он уже давно привык к утреннему одиночеству.

   Геннадий очень не любил ходить по больницам. Поэтому оделся, спустился на лифте на первый этаж, вышел на улицу и медленно побрёл на работу.

   Ходил он, как и всегда, пешком. Путь был всего полтора - два километра. Обычно на дорогу уходило минут пятнадцать - двадцать. Путь, по иронии судьбы, лежал через территорию городской больницы.

   На улице быстро выяснилось, что он не может ходить как раньше, а может лишь едва плестись. Он сам себе напоминал автомобиль с «запоротым» двигателем, кое-как набравшим скорость на горизонтальном участке дороги и моментально теряющим обороты на мельчайшем подъёме. А эти подъёмы, абсолютно не замечаемые раньше, оказались буквально на каждом шагу.

   Сначала от самого подъезда до большой улицы с двухполосным движением. Потом подъём по лесенке с десятью ступенями до уровня асфальта.
Потом длинный «тягун» мимо городской АТС, входящий в больничную территорию и становящийся ещё круче…

   Именно здесь и закружились перед глазами круги, изображение в глазах потемнело и Геннадий остановился...

   Отдышался. Круги пропали. Он оглянулся назад, на проделанный путь.

   « Может вернуться домой?» - промелькнула мысль.

   « А зачем тогда вообще из дому выходил?» - возразил он сам себе – «Чего ради?»

   Решил, что раз уж пошёл, то надо теперь идти до конца.
 
   Больничная территория продолжала дыбиться, приходилось останавливаться и пережидать круги, вертящиеся в глазах.

   Добравшись наконец-то  до терапевтического корпуса, сообразил, что лучше всего заглянуть к приятелю, Павлу, работавшему там на первом этаже в лаборатории при реанимации.
   
   Подъём на восемь ступенек мраморной лестницы отнял последние силы и, входя в лабораторию, Геннадий уже бился плечами о косяки, так его мотало.

   Ему дали стул. Посидев немного молча и передохнув, Геннадий рассказал о сегодняшнем утре и своих ощущениях. Павел выслушал, задал пару вопросов, посоветовал идти тут же на кардиограмму в поликлинику.

   «Да к Вам в поликлинику придёт здоровый, посидит по очередям пару часов, а домой уже больным вернётся…» - мрачно пошутил Геннадий.

   Отдых на стуле сделал своё дело. Головокружение прошло, стало легче.  Боль в груди не стала тише, но уже как-то привычнее и, как будто, менее заметной. Если бы Паша взял его за шиворот и повёл на кардиограмму, Геннадий вряд-ли бы сопротивлялся, отдавшись чужой воле. Но чужой воли не было, а своя, поколебавшись, решила идти на работу.

   «Ладно, я пойду…» - сказал Геннадий и, встав со стула, шагнул за порог.

   Комсомольская улица, раньше казавшаяся горизонтальной, тоже оказалась «тягуном».

   Пришлось сесть на лавочку на первой же остановке, чтоб отдышаться. Геннадий позвонил снохе - фельдшеру, рассказал обо всём.

   «Похоже на стенокардию» - озвучила она диагноз - «Вы где?» - спросила она.

   «Двигаюсь на работу…» - ответил Геннадий.

   «Я сейчас одна, с грудным ребёнком, смогу подойти часа через полтора – два, надо бы давление померить»

   «Хорошо, жду…» - закончил разговор Геннадий.

   По дороге до работы пришлось отдыхать ещё на одной остановке, и, наконец-то, он добрался до места. В одном здании с работой, находилась аптека. Геннадий, давно, лет 20-25 назад работал в Медтехнике. Работницы аптеки его помнили и Геннадий обратился к ним с просьбой измерить ему давление. Каково же было его удивление, когда он получил твёрдый отказ на свою просьбу.

   «Мы аппарат распечатаем, а кто ж его потом купит???»

   Неприятно было узнать, что упаковка, оказывается, дороже человеческой жизни…

   Прошло пару часов, приехала сноха, измерила давление - 140/90. Посоветовала для разжижения крови выпить аспирину, обещала навестить завтра.

   Рабочий день вышел очень плодотворным. Геннадий отремонтировал три телевизора и СВЧ печь. Обратный путь домой получился легче, чем он думал. Путь всё время шёл под горку, до самого подъезда.

   Ночь принесла первые мучения. Оказалось, что спать, и то кратковременно, Геннадий мог только на спине. Попытка лечь на правый или левый бок оканчивалась сильным кашлем. Уже только потом, он узнал, что это сердечно-лёгочный кашель. Поспав немного, до затекания спины, Геннадию приходилось вставать с постели и сидеть на краю, пока отдыхает спина. Потом ложился  минут на двадцать и снова вынужден был сидеть отдыхая. В общем,  настоящий Ванька-встанька.  Ни отдыха, ни покоя…

   На работу утром не пошёл, остался в постели. Приходила сноха, измерила давление, советовала вызвать на дом врача и обязательно сделать кардиограмму.
 
   Второй день он просто провалялся в постели, ничего не делая и надеясь, непонятно на что…
 
   Геннадий понял уже и сам, что надо вызывать врача, однако не всё было так просто, как хотелось бы.

   Накануне инфаркта, ещё 5 апреля, перестал работать  домашний телефон. Позвонил от соседки на АТС, ему объяснили, что телефон отключили из-за короткого замыкания линии в квартире. Геннадий обрезал телефонную линию у себя на входе, исключив квартирный «коротыш» и снова позвонил на АТС. Зуммер на линии появился. Оставалось дело за малым, найти и устранить неисправность, а потом снова подключиться к телефонной линии.

   Инфаркт отодвинул все эти хлопоты на потом и теперь, что бы вызвать врача, надо было сначала найти неисправность.  В квартире внутреннюю телефонную разводку, в своё время, Геннадий делал сам, установив четыре специальные розетки.
 
   Прокувыркавшись  ванькой-встанькой вторую ночь, измученный и раздражённый, Геннадий с утра ползал на коленях по всей квартире и искал телефонную неисправность.

   К обеду удалось восстановить связь, и врач был вызван. Вечером появилась участковый терапевт, женщина лет пятидесяти. Внимательно выслушала рассказ Геннадия, померила давление, посчитала пульс, стетоскопом обследовала грудную клетку и вынесла свой приговор:
 
«Надо немедленно сделать кардиограмму, я сейчас выпишу направление на завтра…»

   Круг замкнулся. Геннадий всё пытался ускользнуть от кардиограммы, но уже третий человек, за три последних дня, настойчиво направлял его в отделение кардио-диагностики. Пришлось капитулировать. Узнав, что завтра Геннадию никто из родных не сможет помогать добраться до поликлиники и обратно, оба, и жена и сын, работают в смену,  врач приняла решение прислать медсестру с кардиографом на дом, и с обязательной доставкой расшифрованной кардиограммы к ней в кабинет.

   Прошла ещё одна тяжёлая и кувыркучая ночь.

   Утром, оставшись один, осунувшийся и посеревший Геннадий выпил чаю, позвонил снохе, попросил, когда будет готова расшифровка кардиограммы взять её у кардиологов и  передать участковому терапевту. Получив согласие снохи, он сидя задремал, поджидая медсестру с аппаратом.

   Звонок в дверь разбудил Геннадия и он открыл дверь.

   «Кому и где делаем кардиограмму?» - спросила вошедшая миловидная женщина.

   «Мне. Сюда пожалуйста…» - произнёс Геннадий, ловя боковым зрением удивлённый и слишком внимательный взгляд пришедшей. Очевидно в её понимании человек, которому надо делать кардиограмму на дому, должен лежать плашмя на кровати, а не разгуливать по квартире, открывая дверь – сообразил он, но вида не показал и лёг в кровать.
   
   Медсестра быстро и ловко установила электроды, помучившись немного с присосками на волосатой груди. Зашуршала бумага, струящаяся из кардиографа. Геннадий, то лежал спокойно, расслабившись, то вздыхал и задерживал дыхание по команде медсестры.
 
   «Всё» - сказала она, снимая электроды и собирая аппарат. 

   «Когда будет готова расшифровка?» - поинтересовался Геннадий.

   «Скорее всего, в понедельник» - услышал он и внутренне  напрягся.

   До сих пор, он с оптимизмом воспринимал всё с ним происходящее. Раз не умер сразу, ещё есть надежда, что он поживёт. Что он проскочил на этот раз, хоть и постоял одной ногой в могиле.

   Но сегодня пятница, а до понедельника ещё целых три бесконечных и мучительных ночей.
 
   Кроме аспирина,  для разжижения крови, он уже четвёртый день не принимает ничего. Боль в груди всё та же, просто он как-то свыкся с ней и она стала восприниматься как немного отодвинувшаяся от него. И в голову вдруг пришла спокойная и холодная мысль:

   «А ведь я могу и не дожить до понедельника…»

   Медсестра ушла. Геннадий позвонил снохе, объяснил ситуацию, сказал, что никуда ходить сегодня не надо и опять сидя задремал, экономя силы.

                *   *   *

   Резкий телефонный звонок выдернул его из дрёмы. Машинально глянул на часы. После ухода медсестры прошло около полутора часов.

   «Геннадий Васильевич?» – уточнил женский энергичный голос – «Собирайтесь в больницу, за Вами выслана машина.»

   Звонок жене, что кладут в больницу.  Схватил зубную щётку, пасту, кружку, ложку, полотенце, а в коридоре уже трезвон во входную дверь.

   Едва щёлкнул дверной замок, в коридор ввалились двое с носилками в руках.
«Где больной???» -  энергичные сразу брали быка за рога…

   « Я – больной…» - и снова долгие и изучающие взгляды...
 
   Сумка была собрана и Геннадий уже одевался.

   «Может на носилках?» - неуверенно спросил старший из них.
 
   Помня, как после инфаркта выносили из квартиры соседа с девятого этажа, Палыча, привязав его к носилкам, чтоб не уронить на узких лестничных пролётах, крутя его то боком, то вниз головой – Геннадий решительно отказался.

   Спустились на лифте, сели в УАЗик. Пока ехали, фельдшер втолковывал Геннадию.

   «С сердцем «шутить» нельзя… Если сам не снял боль за 15 минут, надо немедленно вызывать скорую. А ты четвёртые сутки от медиков бегаешь… С ума сошёл… В любой момент помереть можешь» - в заключение «утешил» он.

   Приехали в приёмный покой. Геннадий самостоятельно вышел из автомашины скорой помощи и его принудительно усадили в кресло-каталку.
   
   На лифте подняли на второй этаж и вкатили в кардиологическое отделение, а потом в дверь, на которой Геннадий успел прочитать написанное крупными буквами – РЕАНИМАЦИЯ.

   Подвезли к койке в маленькой комнатке с двумя кроватями, помогли раздеться и уложили. Подошёл дежурный врач, некрупный мужчина лет 55, послушал грудь, померил давление, справился о самочувствии,  дал указания, как жить дальше…

   «В туалет не вставать, только в крайнем случае, если захотите по-большому.  Мочиться только в «утку».
 
   «Утка» находилась в специальном отделении на боку кровати. Она  была не стеклянная, какие Геннадий видел раньше, а пластмассовая.  Квадратного сечения, с плотно одевающейся крышкой  и, как показала дальнейшая жизнь, очень удобной  и практичной.
 
   Медсестра, получив от врача назначения, уже сделала укол и теперь суетилась с капельницей.
   Врач ушёл. Суета вокруг Геннадия закончилась и наступило расслабление. Все проблемы как-то незаметно отодвинулось от него. Теперь не надо было, да и невозможно было, контролировать  ситуацию и наступило безразличие…

   Первые дни в реанимации Геннадий вспоминал потом смутно. Радовался, что не надо было ходить в туалет, практически пропал аппетит, обходился одной уткой.

   Правда, однажды, неаккуратно повернувшись, плеснул из утки на простынь. Стыдно было признаться медсестре, но лежать в луже мочи - было ещё хуже и пришлось признаваться. Под раздражённое ворчание дежурной медсестры произошла смена мокрой простыни на сухую, но сомнительной чистоты.

   На седьмой день в реанимации, сноха, по просьбе Геннадия, принесла справочник фельдшера. Из справочника Геннадий узнал статистику инфарктов. Оказалось, что, не смотря даже на нахождение в больнице и получение активного лечения, больной мог умереть вплоть до десятого дня после инфаркта. Начиная с  одиннадцатого  дня - умерших не бывает. Геннадий был очень рад этому обстоятельству, т.к. шёл уже одиннадцатый день, 17 апреля. Было абсолютно ясно, что на этот раз смерть отступила. Дыхнула своим холодным дыханием и прошла мимо…

   Через десять дней нахождения  в реанимации, Геннадия перевели в общую, шестиместную палату.

   Вела эту палату миловидная, энергичная женщина с порывистыми движениями. На бейджике её халата было написано, «Лина Валерьевна». Полное её имя было Василина, но она его, почему-то, не любила.

   Каждый день, после завтрака, часов в десять, она приходила в палату с обходом. Присаживалась по очереди на кровать к каждому, измеряла давление, слушала стетоскопом сердце и лёгкие, назначала или изменяла лечение, направляла на анализы и кардиограмму.

   После её ухода, жизнь в палате тянулась медленно и неторопливо.

   Размещаясь в палате, новый больной занимает свободную кровать. Иногда свободных кроватей больше, тогда можно было выбрать  где расположиться.
У Геннадия выбора не было. Свободное место было только одно, вдоль окна, на койке, прижатой к подоконнику.

   Шесть человек в палате, это шесть характеров, со своими предпочтениями и пристрастиями. Четверо  –  были курящие. Они то и дело протапливали свои «топки» табаком. Некоторые вставали даже ночью, помочиться и обязательно покурить. Зато, при таком образе жизни, очень любили свежий воздух.

   Что говорить, шесть человек за полчаса поглощали весь кислород из закрытой палаты, поэтому ночью Геннадию приходилось спать прямо под открытым окном, что через пару недель окончилось простудой и температурой.
 
    Койку к этому времени удалось сменить, а вот избавляться от температуры пришлось больше недели.

                *   *   *

   В 2006 году, больных после инфаркта из больницы выписывали, но домой не отпускали, сразу же отвозили в санаторий.

   Геннадий, с соседом по палате Сергеем,  попал в  санаторий «Поддубки», что на Ярославском шоссе.
             
    Выделенный больницей ГАЗик, с сопровождающей медсестрой, за час докатился до главного корпуса санатория.  Медсестра передала документы, вместе с Геннадием и Сергеем, сотрудникам, улыбнулась на прощание и, сев в машину, уехала.
   
    Вновь прибывших повели оформляться. Геннадий уже знал, что палаты в санатории на двоих,  поэтому сразу же поинтересовался, нет ли свободного номера. Оказалось, что есть, туда их и поселили.

    В столовой, на каждые две палаты, был выделен свой столик. Кормили хорошо, три раза в день, четвёртым был полдник.

   Каждый вечер было бесплатное кино в клубе, иногда там проходили концерты музыкантов. В клубе была хорошая библиотека, платный бильярд , одновременно  с кино, в соседнем помещении, устраивались и танцы.

     Когда в первый же вечер Геннадий с Сергеем попытались пойти в кино, охрана на первом этаже их не выпустила. Оказывается, первые сутки новеньких ограждают от лишней нагрузки и эмоций.

     На следующий день, после встречи с лечащим врачом, Сергей и Геннадий  начали осматривать территорию санатория,  вплотную примыкающую  к Ярославскому шоссе. Шоссе, движение по которому  круглосуточно и активно,  постоянно издавало гул и шум.

   Удивительно, но в корпусах санатория, расположенных  метрах в 400 от шоссе и отгороженных от него высокими деревьями, шума не было. Деревья были высокие, метров 20-30. Ели, берёзы, клёны.  По территории и за её пределами, были проложены маршруты различной длины. Геннадий с Сергеем заинтересовались самым длинным, 3-х километровым.

     Дело в том, что врачи настойчиво рекомендовали продолжительные пешие прогулки.  Сокращающиеся  во время ходьбы мышцы ног очень облегчают нагрузку на сердце. Ежедневная  необходимая нагрузка - 10 км.

     С утра, после зарядки, завтрака и до встречи с лечащим врачом, была небольшая временная пауза. Они кратковременно выходили из санатория за покупками. Сергей покупал свежие газеты, а Геннадий свежий кефир.
 
     Это был их первый дневной километр. После лечащего врача, различных укрепляющих процедур и до обеда, они успевали дважды пройти 3-х километровый маршрут. Не торопясь, в среднем темпе. Геннадий не расставался со своим фотоаппаратом и когда видел интересный кадр, непременно фотографировал.

     Цветок, бабочку, ветку с каплями после дождя или просто пейзаж. После обеда были два часа отдыха. Их они проводили в постели. Кто спал, кто читал. После сна, до ужина,  они проходили трёхкилометровку  в третий раз. Таким образом, за день 10 километров были пройдены.
 
     В 1975 году по телевидению прошёл многосерийный иностранный фильм
«Сага о Форсайтах» по роману Джона Голсуорси. Геннадию этот фильм очень понравился, и ему захотелось прочитать эту книгу.  Годы шли, желание не забывалось, но, почему-то и не воплощалось…  В санатории появилось свободное время и он вспомнил свою тридцатилетнюю мечту.
 
     Книга в библиотеке нашлась. Это был двухтомник. Два тяжёлых кирпича  большого формата, в общей сложности около 1500 страниц  мелкого газетного шрифта. Чтобы успеть прочитать эти фолианты до конца нахождения в санатории, приходилось в день читать не менее 100 страниц.  И Геннадий уложился.

     День Победы, 9 мая, в санатории был отмечен праздничным концертом вечером в клубе, а в столовой, во время обеда, для каждого пациента стоял бокал, наполовину наполненный светлым виноградным вином.  Мускат, узнал вкус Геннадий. В тот день вся столовская обслуга  к вечеру была заметно пьяна…

     Жизнь в санатории была спокойной, размеренной и быстро стала привычной.
Геннадий впервые в жизни, в шестьдесят лет, попал в подобное заведение, за всю свою жизнь никогда не бывал и в домах  отдыха. Свои отпуска проводил либо дома и на даче, либо уезжал на автомашине с семьёй на берег реки в палатку.
Особенно предпочитал р. Ахтубу, в районе города Харабали.
 
     В санаторий иногда приезжали гости.

     Два раза к Сергею приезжала жена с сыном. Геннадия тоже не забывали. Пару раз приезжала дочь, последний раз с внуком.

   А 22 мая, на день рождения Геннадия, прибыл внушительный десант.
   
   Из Дмитрова, на машине, приехал сын. С собой он привёз жену Геннадия, Валентину и внука Никиту. Из Москвы, тоже на машине, приехала дочка Лена с зятем Иваном и обоими внуками, Анной и Сергеем. Гвоздём встречи были сделанные в ближайшем лесочке шашлыки…

     Срок пребывания в санатории,  неумолимо приближался к концу.
Срочно дочитывалась «Сага о Форсайтах», книгу надо было ещё успеть сдать в библиотеку. Получить все необходимые медицинские документы.  Позвонить в больницу, откуда Сергея и Геннадия привезли в санаторий,  заказать автомашину на обратный рейс на завтра.
 
     С утра сдали постельные принадлежности, сдали двухместный номер. Машина, пассажирский УАЗ, пришла рано утром,  ещё до завтрака, пришлось уезжать домой голодными.

     День был солнечный, тихий.  Лента асфальта весело бежала навстречу автомашине и мягко стелилась под колёса. Почти двухмесячное отсутствие Геннадия дома делало дом привлекательным и желанным. Геннадий весело глядел по сторонам, улыбался и чему-то радовался в душе. Через час машина уже въезжала в Дмитров.

     На больничном дворе Сергей и Геннадий, выйдя из машины, распрощались и разошлись каждый в свою сторону.

     Дом встретил Геннадия тишиной и духотой закрытых окон. 

     Жена была на работе, сын и дочь давно жили отдельно, со своими семьями. Соскучившийся по квартире Геннадий, прошёлся по всем трём комнатам, приоткрыл форточки, впуская в панельные стены свежий воздух. Сразу стало легче дышать, но вместе с воздухом в квартиру устремился и шум, от которого Геннадий уже отвык. Шум от проезжающих автомобилей с одной стороны и шум стадиона, расположившегося под окнами, с другой.

     Перекусив на кухне и попив чаю, Геннадий с головой утонул в интернете.
Спать лёг рано, по санаторной привычке. Спал, как всегда, без сновидений.

     Следующий день пришлось проболтаться в больнице, сдавая санаторные документы, анализы, оформляя получение бесплатных лекарств, собирая документы для ВТЕКа на получение инвалидности. Вернулся домой лишь к вечеру.  Уставший, вымотанный и оглушённый.

     За ужином, жена, глядя на него серьёзно и сурово, поинтересовалась:
«Когда собираешься на даче мне помогать с  землёй?  Я и так всю весну как проклятая одна тянула…».

     Вялые возражения, что уже были случаи, когда после инфаркта люди брались за лопату, а копнув несколько раз - умирали прямо на грядке, были услышаны, но приняты во внимание не были…

     Потихоньку, слово за слово, стало нарастать раздражение друг другом, ставшее давно таким привычным, а в последнее время наиболее яростным. У  Геннадия, после таких  скандалов, бывало,  полдня тряслись руки, работа совершенно не ладилась, а на душе было, будто кошки нагадили…

     Вот и в этот вечер, уже лёжа в постели, он грыз уголок подушки, слёзы сами собой сочились из глаз, а в голове долбилась только одна мысль:

     «Господи! Ну почему же я не сдох во время инфаркта?  Ещё тогда  бы отмучился…»

     На следующее утро, а утро как известно мудренее, Геннадию стала понятна одна простая истина. Если он хочет ещё пожить, надо менять в своей жизни ВСЁ!

     И он действительно ВСЁ поменял, но до этого момента было ещё целых четыре года…