(побеседки с Лампадовной)
Мой друг-читатель, согласись, хорошо иметь на свете приятелей, которые в друзья не набиваются и в душу твою не скребутся, а встрече рады и к тёплой беседе разом готовы. У меня такое сокровище есть – Лонгина Лампадовна ( да ты же с ней давно знаком).
– С деньком доброй среды тебя. Давай-ка встретимся в нашей аллее: уж больно
свербит язык мой от внутрянЫх да межнародных глобалий. А на свет
производят их те, кто из-за океанов выныривают, как черти из табакерки
(табакерки-то, как смоль, чёрные, а те, что выскакивают – как копчёные
сельди…), – опять на рассвете трещала в телефонной трубке Лонгина.
– Чего не спишь, бессонница?! Дистанцию бы тебе километров на десять, чтоб
на полсуток забыла все конечности в провальном сне. Ладно, прибуду в
десять, – не шибко ласковое выдалось согласие.
Мелькнуло золотистое летнее утро – разгорался жаркий июльский день. Под кружевной тенью ясеней меня дожидалась Лампадовна.
– Ни на минуту не опоздала – маску сердитости прошу снять, японская
кривизна на устах не украшает русского, – спешно приветствовала я
приятельницу, боясь, что её унесёт не в ту степь от «табакерок да
копчёностей». Жаль было бы упустить определения, коими она щедро наделяет
сильных мира сего.
– А зачем русскому маска? Он на чужое глаз не косит, но за своё – с косой
прогуляется, если что-то когда-то… Да уж и гулял не раз, как медведь, по
лугам-лесам всяких там, кто к нам с мечом на охоту жаловал незваным
образом. Ныне настойчиво зовут погулять за океан, вынуждают… Медведь наш
упирается – не хочет тайгу покидать, а его на аркане так и тащат в
забугорные-то леса-луга да за моря.
Нет бы по-людски к медведям в гости на ягоды, грибы да на шишкобой – мы
бы и тайгу показали, а, провожая, грибов да ягод им в карманы насыпали.
А так – получат только на орехи…
– Волюнтаристка ты, Лонгина. Кроме медведей, в нашей тайге водятся ещё и
зайчишка, и хитроватый лис, и дятел-морзянка – все они болотники, бубнят:
якобы тайгой не торгуют вовсе. А себя – нате, по дешёвке… Метлой бы
их с нашей поляны, чужая она им.
Да и там, за кордоном, среди охочих есть, как ныне, прикопчёная
сельдь, а есть и киты… Так что медведю придётся стать китобоем – дело
опасное, над бездной…
– Короткая память твоя. Забыла, как над нами, считай вчера, размахивали
крюкообразным огненным крестом – выстояли. А теперь что ли гарпунов не
накуём?!
– Всё! Охолонись, Лампадовна. Отвоевалась на сегодня. Ты лучше скажи,
воительница, как твоя печень. Знай, моё «докторство» не безгранично,
помни, ЧТО следует проглотить, а ЧТО – только понюхать. Как выйдешь из
этого кредо – прямиком в руки эскулапов, а они, вестимо, не всякого на
этом свете оставляют…
– Меня – пожалуют. Они меня – резать, шить, а я им – анекдоты сказывать
(ныне, ведомо, не всем на столе отключку дают). Вот и меня помилуют…
– Мечты - мечты, где ваша сладость
В минуты скальпелей и швов…
Для скальпеля разрезать – радость,
А щвам – так чтобы без следов… Давай твой анекдот-валюту, за который
тебе эскулапы подсадят хотя бы кусочек свежей печёнки, – подзадориваю
собеседницу.
– Вот, из самых свежих: «В операционной. Доктор, доктор, а кто будет на
столе после меня? – спрашивает пациент под местным наркозом.
– Обашка, – отвечает хирург.
– А что с ним?
– У него комплект: трепанация «коробки передач» и установка конфессии…
– И тоже под местным наркозом? – не унимается оперируемый.
– Под общим. Нескончаемым…»
Смешно не было: хоть и нехороший Обаша, но человек, и эскулап веры не внушает…
Из аллеи уходили молча, грустно как-то: демон – краты, майданы, болотники да ещё болячки-стажички…
29.10..2014 г.