Грустно как-то

Онучина Людмила
                (побеседки с Лампадовной)
       
        Мой друг-читатель, согласись, хорошо иметь на свете приятелей, которые в друзья не набиваются и в душу твою не скребутся, а встрече рады и к тёплой беседе разом готовы. У меня такое сокровище есть – Лонгина Лампадовна ( да ты же с ней давно знаком).

 – С деньком доброй среды тебя. Давай-ка встретимся в нашей аллее: уж больно
   свербит язык мой от внутрянЫх да межнародных глобалий. А на свет
   производят их те, кто из-за океанов выныривают, как черти из табакерки
   (табакерки-то, как смоль, чёрные, а те, что выскакивают – как копчёные
   сельди…), – опять на рассвете трещала в телефонной трубке Лонгина.

 – Чего не спишь, бессонница?! Дистанцию бы тебе километров на десять, чтоб
   на полсуток забыла все конечности в провальном сне. Ладно, прибуду в
   десять, – не шибко ласковое выдалось согласие.
         Мелькнуло золотистое летнее утро – разгорался жаркий июльский день. Под кружевной тенью ясеней меня дожидалась Лампадовна.

 – Ни на минуту не опоздала – маску сердитости прошу снять, японская
   кривизна на устах не украшает русского, – спешно приветствовала я
   приятельницу, боясь, что её унесёт не в ту степь от «табакерок да
   копчёностей». Жаль было бы упустить определения, коими она щедро наделяет
   сильных мира сего.

 – А зачем русскому маска? Он на чужое глаз не косит, но за своё – с косой
   прогуляется, если что-то когда-то… Да уж и гулял не раз, как медведь, по
   лугам-лесам всяких там, кто к нам с мечом на охоту жаловал незваным
   образом. Ныне настойчиво зовут погулять за океан, вынуждают…  Медведь наш
   упирается – не хочет тайгу покидать, а его на аркане так и тащат в
   забугорные-то леса-луга да за моря.
    Нет бы по-людски к медведям в гости на ягоды, грибы да на шишкобой – мы
   бы и тайгу показали, а, провожая, грибов да ягод им в карманы насыпали.
   А так – получат только на орехи…

 – Волюнтаристка ты, Лонгина. Кроме медведей, в нашей тайге водятся ещё и
   зайчишка, и хитроватый лис, и дятел-морзянка – все они болотники, бубнят:
   якобы тайгой не торгуют вовсе. А себя – нате, по дешёвке… Метлой бы
   их с нашей поляны, чужая она им.
      Да и там, за кордоном, среди охочих есть,  как ныне, прикопчёная
   сельдь, а есть и киты…  Так что медведю придётся стать китобоем – дело
   опасное, над бездной…

 – Короткая память твоя. Забыла, как над нами, считай вчера, размахивали
   крюкообразным огненным крестом – выстояли. А теперь что ли гарпунов не
   накуём?!

 – Всё! Охолонись, Лампадовна. Отвоевалась на сегодня. Ты лучше скажи,
   воительница, как твоя печень. Знай, моё «докторство» не безгранично,
   помни, ЧТО следует проглотить, а ЧТО – только понюхать. Как выйдешь из
   этого кредо – прямиком в руки эскулапов, а они, вестимо, не всякого на
   этом свете оставляют…

 – Меня – пожалуют. Они меня – резать, шить, а я им – анекдоты сказывать
  (ныне, ведомо, не всем на столе отключку дают). Вот и меня помилуют…

 – Мечты - мечты, где ваша сладость
   В минуты скальпелей и швов…
   Для скальпеля разрезать – радость,   
   А щвам – так чтобы без следов…     Давай твой анекдот-валюту, за который
   тебе эскулапы подсадят хотя бы кусочек свежей печёнки, – подзадориваю
   собеседницу.

 – Вот, из самых свежих: «В операционной. Доктор, доктор, а кто будет на
   столе после меня? – спрашивает пациент под местным наркозом.
 – Обашка, – отвечает хирург.
 – А что с ним?
 – У него комплект: трепанация «коробки передач» и установка конфессии…
 – И тоже под местным наркозом? – не унимается оперируемый.
 – Под общим. Нескончаемым…»

        Смешно не было: хоть и нехороший Обаша, но человек, и эскулап веры не внушает…
        Из аллеи уходили молча, грустно как-то: демон – краты, майданы, болотники да ещё болячки-стажички…

                29.10..2014 г.