Камень сердолик. Долгое эхо войны

 

     Вместо предисловия:

     В далекой молодости, еще в советский период жизни, заинтересовало меня  учение о переселении человеческих душ, известное под названием «реинкарнация». Оно гласит, что у каждого человека были  прошлые жизни, информация о которых хранится глубоко в подсознании.  Трудно в это поверить, но как-то случайно   на глаза мне попался затрепанный экземпляр журнала «Вокруг света», в котором я прочитал историю одной маленькой индийской девочки, жившей на земле несколько веков назад. Суть истории  сводилась к следующему.  Шестилетняя малышка, живущая в одной из индийских  регионов,  однажды заявила родителям, что она в настоящее время проживает  свою очередную жизнь. В доказательство этого факта попросила отвезти ее в  одну из деревень  на местное  сельское кладбище, где она когда-то  была захоронена. Ребенок утверждал,  что  при захоронении  в   гроб  была положена ее  любимая фарфоровая кукла.  Когда приехали на заброшенное старое кладбище,  девочка без особого труда нашла  скромное захоронение.  Эксгумация тела  повергла всех в  шок:  вместе с хрупкими,  почерневшими косточками из могилы была извлечена  и кукла. Эта сенсация облетела   тогда весь мир. О реинкарнации  не говорили разве  что только ленивые...
     ...Эта история мне вспомнилась вновь, когда я вместе с ныне покойным отцом – ветераном Великой Отечественной войны побывал на маленьком островке суши в ближайшем пригороде Ленинграда  –  на Невском пятачке,  где осенью  одна тысяча девятьсот сорок второго года проходили ожесточенные бои. Было это в канун тридцатилетия победы советского народа над фашизмом. Именно тогда я и дал обещание старому фронтовику написать  честную книгу о том тревожном и героическом  времени. И начались мои  хлопоты.  Я  встречался с очевидцами военных событий, с воинами-ветеранами,  с бывшими командирами и политработниками. А уже в восьмидесятые годы по воскресным дням пристрастился совершать поездки  по Ленинградской области на места тогдашних боев.  И однажды на одном из пригородных кладбищ я обратил внимание на    ухоженную могилку.  На пирамидке с остроконечной звездой  была фотография совсем  юного  лейтенанта с  кубиками в петлицах. Странно, я посетил в своей жизни очень много могил, и большинство из них как будто  под копирку были похожими друг на друга, но вот лицо  восемнадцатилетнего младшего офицера  заставило забиться мое сердце.   Да что там забиться!  Кто хоть раз испытал гнетущую тоску, душевную боль или потрясение,   поймет меня.  Накатила слабость.  Внезапно  мой мозг посетила, точнее,  пронзила мысль:  а не являюсь ли я  продолжением того парня?  В глубокой задумчивости я присел на стоящую чуть поодаль могилы покосившуюся скамейку, и моя неуемная фантазия  призвала  меня мысленно вернуться во  фронтовую эпоху. Пазл за пазлом я пытался восстановить или иными словами заново  нарисовать картину  последнего боя. Мысленно попробовал описать  довоенную жизнь мальчишки,  точнее придумать, но уже в своем собственном представлении. Эта идея  сильно  захватила меня и переросла  в необходимость написания этого рассказа. 
     И вот сегодня, спустя почти долгих сорок лет, я представляю на читательский суд свою авторскую версию жизни храброго русского  парня.  Его биографию я пропустил  как бы через себя,   вернее –  свою жизнь  поверил с его яркой и героической судьбой.


1.

НО ПАСАРАН!

     Если спросить у Ленки Снеговой,   чем примечательна ее жизнь, она, пожалуй, затруднится сразу ответить. И действительно,  ничего особенного. Ее биография очень даже типична  для поколения,  родившегося в послереволюционный период. Надо же так угадать, спасибо родителям:  Лена родилась в морозный январский день одна тысяча девятьсот двадцать четвертого года. Накануне вечером скончался великий вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ленин,  а уже на следующее утро девочка  Лена громким криком возвестила мир о своем появлении на свет Божий. Природа не терпит пустоты:  кто-то уходит, а кто-то рождается. Так было всегда и так будет вечно.  Девочка  гордилась тем, что родилась как бы на смену пролетарскому вождю. Во всяком случае, так ей казалось. Это как в эстафетном забеге: палочка лидера все время переходит из рук в руки. И так до самого победного финиша.
    Малышка росла очень пытливым и любознательным ребенком. В три с половиной года она уже выучила азбуку и могла по слогам читать слова, а в шесть лет мама отдала свое чадо в хореографический кружок при районном Доме пионеров. Лене так нравилось танцевать и искусно выделывать различные «па», что  в эти минуты она забывала обо все на свете.  А в десять лет девочка пристрастилась к рисованию.  Ей очень нравилось  самой придумывать натюрморты из фруктов, цветов,  а затем  срисовывать картинки с  натуры.  Девочка даже облюбовала себе полянку полевых цветов на окраине поселка, окруженную  белоствольными  стройными березками-невестами. Поставит мольберт на траву и отдается полностью во власть своих фантазий.  Вот и сейчас на дворе летние каникулы, окончен седьмой класс, и Ленке уже не десять, а целых четырнадцать. Подумать только!  Как быстро летит времечко. Сезоны сменяют друг друга по кругу.  Зелень леса скидывает свои одежды, укрывается пуховым снежным одеялом, а весной вновь на ветках деревьев  пробиваются  робкие свежие побеги.
     Лена сидит на своей излюбленной полянке под палящими лучами щедрого солнца и колдует над  картами,  раскладывая нехитрый  пасьянс. Рядом с ней расположился ее верный друг Лёнька Попов. С ним она дружит еще с первого класса. И  который год поселковая ребятня не устает при каждом удобном случае поддразнивать сладкую парочку: «Тили- тили тесто, жених и невеста...!»
     Девочка открыла очередную карту  и  воскликнула:
     – Бубновый король выпал!  Слышишь, Лёнька, это я на тебя гадала.
     – Ерунда все это, Ленка! Короли, вальты, тузы. Любовь она и без гадания любовь, если настоящая. А в эти карты я лично не верю. Брехня все это! И цыганщина.
     – Много ты понимаешь, Лёня-засоня!  Ты что,   по ночам не высыпаешься? Вечно глаза слипаются,  да  и рот от зевоты раскрыт до ушей! Смотри, ворона залетит – проглотишь!
     Ленка скорчила рожицу, дразня парня.
     – Не понимаю, чего это ты развыступалась, королева полевого царства?  Если венок из цветов на голову нацепила, значит,  тебе все можно? Я же не называю тебя Ленкой – разбитой коленкой! Посмотри на себя! Вроде девчонка, а постоянно  ходишь то со ссадинами, то с синяками.  Не девичье это дело гонять в футбол. да прыгать с сараев!  Танцуешь в  своем клубе,  так  танцуй и дальше.  И рисовать тебе никто не запрещает. А драться и озоровать – это наше мальчишечье дело! Девчонки же для другого  созданы...
     – Ну-ну, продолжай!  И для чего я создана?    
     Ленка дотянулась до Лёньки своей ладошкой и взъерошила его и без того  взлохмаченный вихор.
     – Давай уж  не будем ссориться по пустякам. Вот мы с тобой семилетку окончили,  а что дальше-то делать будем?
     – А дальше я пойду в поход за аттестатом. Ты же знаешь, что камни  – это  моя  страсть!   – Лёнька сбросил с лица маску мечтательности.  –  Хочу выучиться на геолога! Буду ездить в экспедиции, открывать новые месторождения полезных ископаемых.
     – Здорово!  – у девочки заблестели глаза.  – А почему ты мне  ни разу   свои камушки не показывал?
     – Так успеется еще. Покажу как-нибудь!
     – Ага! Когда рак на горе свистнет?
     –  Ну,   зачем же так.  Давай завтра на этом же месте! Придешь вечерком?
     –  Приду,  Лёнька!
     Ленка сорвала высокий стебелек одуванчика,  подула на  белый воздушный шар цветка:
     – Лети-лети, лепесток, через запад на восток. Через север, через юг, возвращайся, сделав круг!
     – Эх, Ленка, Ленка…  И когда же ты, наконец, повзрослеешь?    Вымахала чуть ли не с меня ростом, а все в сказки свои про цветики-семицветики веришь!
     – Так ведь  хочется верить…  Знаешь, как в мире  сейчас  неспокойно стало!  Кругом враги.  Почти каждый день кого-то забирают. Вчера  директора молокозавода увезли в кутузку.  Он что, молоко озерной водой разбавлял?
     – Да брось, не волнуйся ты. За просто так не арестуют.  Значит, что-то грязное  он  сделал.  Сама знаешь, что наш товарищ Сталин – самый мудрый и справедливый. И добрый. Он ни за что не даст просто так упечь кого-то в тюрьму. Небось,  заварил  директор-молочник какую-то кашу.  Пусть теперь сам ее и расхлебывает...
     – А я, Лёнь, в  художественное училище после десятилетки подамся.  Правда, что рисунки у меня хорошие получаются?  Учителя хвалят. А тебе они  нравятся?
     – Самое главное, что ты мне,  Ленка,   нравишься, а на остальное я не обращаю внимания.   Как бы без проблем дожить до аттестата. А там посмотрим...
     – Лёнька, а если  начнется война?  Вдумайся сам!  Испанские патриоты уже борются с фашизмом,  и весь прогрессивный мир им помогает. А вдруг немцы и на нас нападут?
     – Не посмеют!  Руки у них коротки.  Наша Красная армия всех сильней. С таким вождем как Сталин нам все нипочем. Плохо только то,  что  если начнется война, придется штормовку геолога сменить на офицерский мундир.
     – Почему же на офицерский?  Ты что, солдатской гимнастеркой брезгуешь? – съязвила девчонка. 
     – Не кипятись ты, Ленка.  Просто я человек обстоятельный и серьезный. Например,   если шить костюм,  то делать это надо    из хорошей ткани и у известного портного. А уж если родину защищать, то непременно красным командиром. Тут и воля нужна,  и мужество,  и душевное тепло.
     – Лёнька,     между прочим,  тебе офицерские кубики будут к лицу! Честное слово!
     – К лицу так к лицу.  Давай-ка,  Ленка, лучше пошамаем, что Бог послал. Тут маманя  моя котлет нажарила, да  и огурчики соленые кстати...
     Мальчик развернул   пакет и расстелил на траве газету с жирными пятнами от котлет. На  первой ее странице крупными буквами был выведен заголовок статьи:  «НО ПАСАРАН!».  В статье говорилось  о героизме и отваге интернациональных бригад, воюющих на испанской земле.
     – Лёёнь… – протянула девочка. –  А что такое «НО ПАСАРАН?»
     Леонид  почесал затылок и честно ответил:
     – Это какой-то политический лозунг. Но точно не знаю я,  Ленка. Только по смыслу чувствую, что слово это очень даже патриотическое.  Печенкой чувствую...


2.

КАМНИ


   
     На следующий день цветочная поляна  вновь огласилась звонкими  детскими голосами.  Лёнька, как и обещал, принес  свою небольшую коллекцию камней, которую собирал уже несколько лет,   которой очень гордился.
     – Ты только сама ничего не трогай. Камни – это не девчоночьи цацки, они требуют уважительного к себе отношения. Ведь у каждого из них  своя история… Слушай сюда, Ленка.  Когда-то давным-давно, когда еще и людей  на земле совсем не было, в небе светило два солнца.
     – Два солнца?  Как это? – от любопытства Ленка высунула кончик языка.
     – Очень просто, это были две звезды. И каждая из них считала, что она ярче другой. Звезды ссорились между собой, им было тесно вдвоем  на одном небе.  И однажды,  когда их спор зашел слишком далеко, одно из солнц не выдержало и упало на землю.  Вернее,  упало в море.  Оно ударилось о скалы и рассыпалось на мелкие осколки. И вот с тех пор волны моря выносят на берег частицы вот этого янтаря – кусочки того самого второго солнца.  Его так потом и назвали – солнечный янтарь,  а по другому – солнечный камень.
     Лёнька протянул девочке камешек  ярко-золотистого цвета.
     – Смотри, какой он красивый! Даже если отбросить легенду,   камень все равно интересен.  Ведь это окаменелая смола древних деревьев, которые росли на нашей планете несколько миллионов лет назад.
     Лена поднесла янтарь к лицу и посмотрела через него на солнце.
     – Лёёнь!  А там внутри кто-то есть! На букашку похожий! Ей что,  тоже миллион лет?
     Лёнька хитро улыбнулся и осторожно достал следующий камень.
     – Слушай дальше. Случилось так, что на землю опустилось  зло.  Никто   не мог побороть черного колдуна.  Проснулись вулканы,  горели леса,  от невыносимого жара закипели моря и океаны.  Все живое попряталось глубоко под землю.  Тогда разгневались небесные  боги и  послали на землю белого орла.   Ух, какая это  была великая и кровавая битва!  Небеса, реки и озера – всё  обагрилось алой кровью.  Черный колдун был повержен. Он просто исчез, растворился в воздухе.   Но белый орел тоже получил смертельные раны, силы покинули его. Уже мертвым  упал  он на землю, где превратился в белый камень.
     – В этот? – восхищенно прошептала девочка.
     – Ага!  Этот камень теперь называют агатом. Видишь глаз?   Это глаз того самого орла, он  и сейчас смотрит на людей,  следит за миром на земле.   
     – Откуда ты  все  это знаешь, Лёнька?
     – А как ты думаешь, для чего я всю  зиму просидел в  нашей библиотеке? –  хмыкнул мальчишка и  шутливо щелкнул Лену по лбу.
     – Лёнь,  а почему ты хранишь в своей коллекции вон тот,  совсем некрасивый камешек?  Он чем-то на уголек похож.
     –. Что ты! Он только  на вид  такой черный и невзрачный. Но силища в нем  знаешь,  какая огромная! Ученые считают, что этот камень самый древний на земле, будто бы  он прилетел к нам из космоса в виде метеорита,  когда на планете жили только одни бактерии. Представляешь, его возраст два миллиарда лет!
     – Ого! И как он называется?
     – Шунгит! Главная   особенность этого минерала  – обеззараживать воду. Историки пишут, что во время Полтавской битвы камень шунгит спас русское войско от эпидемии дизентерии. Камень и в наши дни считается лекарем от всех болезней. В годы своего правления Петр Первый даже построил  на севере государства специальную лечебницу. А еще по его приказу каждый русский солдат был обязан носить в своем ранце кусочек этого камня. 
     – А можно мне его подержать?
     – Конечно!
     Лена бережно взяла камешек, повертела – покрутила его в ладони, даже понюхала….
     – Надо же,  с виду он такой неказистый, но какой полезный!
     Но тут ее внимание привлек небольшой оранжево-красный камень.
     – Лёнька, а этот камешек как называется?  Он такой  яркий и необычный, чем-то  на капельку крови  смахивает…
     – Это сердолик, Ленка.  В древней Руси такие камни  сравнивали с каплями крови святых мучеников,  называли камешек «камнем веры». Наши предки  считали его талисманом,  верили,   что он защищает от внезапной смерти,  дарит людям верную и искреннюю любовь, сохраняет семейное счастье. 
     – Любовь? Вот это да…  И у него тоже есть  своя история?
     – А как же!  Этот камень  издавна считается камнем поэтов и влюбленных. Ученые доказали, что он  образовался в результате вулканических процессов, а  по легенде  свой цвет сердолик приобрел под воздействием солнечных лучей. Видишь, какой он теплый на вид! Недаром древние египтяне видели в нем цвет заката солнца.  Еще его называют «камень солнца»  или «кровяной агат». В древности сердолику приписывались разные  магические свойства.  Арабы верили,  что сердолик защитит их от сглаза и зависти,  а древние греки считали этот камень символом верной любви. Да и в наши дни сердолик  применяют как амулет,  изготавливают из него разные женские украшения.
    – Ой, как интересно…

     Еще долго с поляны, окруженной березняком, слышались возбужденные детские голоса.  Кажется,   даже птицы притихли в своих гнездах. И только где-то далеко за горизонтом тревожно  сгущались темные тучи.  Подступала война –  долгая и  страшная,     безжалостная и опустошительная.

 


3.

ПОБЕДА БУДЕТ ЗА НАМИ!

      У поселкового репродуктора, висевшего на высоком деревянном столбе,  собралась большая толпа народу.  По радио передавали речь Председателя Государственного Комитета Обороны  И.В.Сталина.  Шел  десятый день войны с фашистской Германией.  Лёнька Попов уже был студентом первого курса геологического института,  только что сдал весеннюю сессию.  Застыв у столба как статуя,   он с жадностью  ловил каждое слово лидера страны.  И ведь  что удивительно!  С прямотой и откровенностью  Сталин смог подобрать такие слова,  которые брали за душу,  заставляли  сжиматься сердце.
     «Товарищи! Граждане! Дорогие братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я,  друзья мои! Над нашей Родиной нависла серьезная опасность...» –   из тарелки радио доносилась  чеканная речь Иосифа Виссарионовича  с  легким  грузинским акцентом. Это было обращение к сердцам, к душе народа, к его корням…     В своей речи  Сталин  доводил до соотечественников  весь трагизм происходящих событий, побуждал народ сплотиться, мобилизовать все силы на защиту своей Родины.   
     Первокурсник Лёнька Попов   буквально  в этот миг   принял для себя важное решение:  институт подождет.  Враг топчет своими сапогами  наши города и села, повсюду рвутся бомбы и снаряды.  Нельзя терять время!  И  парнишка  поспешил в военкомат.
     На столе у старшего офицера военкомата не по часам, а по минутам росла  пачка оформленных анкет. На свое  здоровье Лёнька никогда не жаловался. Если и болел в детстве, то лишь скарлатиной и коклюшем, зато ему было чем похвастаться:  на лацкане его куртки  красовался значок ГТО, а среди прочих документов хранилось  удостоверение  за  первый юношеский разряд по баскетболу. Да и подтягивался на турнике студент-геолог не меньше десяти раз. У военных медиков претензий к призывнику не оказалось. Уже поздно вечером, разбирая анкеты вчерашних школьников, военком задержал взгляд на фотографии  студента Попова. «Образование среднее,  физически подготовлен,  характеристика с вуза отменная,  –      полковник протер платком воспаленные от бессонницы глаза и переложил анкету в зеленую коленкоровую папку. – Такими парнями разбрасываться не стоит.  Из студента  выйдет стоящий командир!»    И он размашистым почерком наложил резолюцию на личном деле Попова:   «Зачислить курсантом в военное пехотное училище».
     Проводы Лёньки оказались скорыми и нехлопотными.  На вокзале его провожали заплаканная маманя  и  верная подружка Ленка, тоже студентка.  Девушка успешно училась в художественно-промышленном училище, но   мечтала о том, как бы тоже поскорее попасть на фронт.  Ее заявление о направлении на курсы медсестер уже несколько дней лежало в военкомате и ждало своей очереди. 
     Мать что-то торопливо говорила Лёньке, просила беречь себя, совала ему свертки с едой, а он никак не мог оторвать взгляда от Лены, немного растерянной и даже удивленной. Война перечеркнула их планы на будущее, внесла свои коррективы в их настоящее. Что ждет их впереди?  Никто не знает. 
     Как только прозвучал приказ: «По вагонам!»,  Лёнька порывисто обнял мать, затем бросился к девушке, торопливо чмокнул в зардевшуюся щеку и вложил  в ее  ладонь  небольшой конверт.
     – Посмотришь потом! 
     Раздался протяжный гудок паровоза, состав вздрогнул и тронулся.  И пока  колеса  наматывали  начальные километры пути,   Лёнька стоял  на верхней подножке тамбура, смотря в ту сторону,  где остались  мама и Ленка.   Мерно стучали колеса  поезда,  покачивался вагон, а из головы Лёньки никак не уходили последние, бьющие электрическим током  слова из речи вождя СССР: «Враг будет разбит, победа будет за нами!»
     А в  это  время на опустевшей станции  девушка   открывала конверт. «Я люблю тебя,  Ленка!»  –  размашистым Лёнькиным почерком было выведено на листке тетрадной бумаги.  Из конверта  на ее ладошку  оранжево-красной капелькой  выпал уже знакомый камешек.  Сердолик – талисман любви…




4.

ЛЕНКА ПЛЮС ЛЁНЬКА – ЛЮБОВЬ!

Конфликт

     Сердце стучало так сильно, что готово было в одно мгновение выскочить пробкой из груди. Лёнька Попов в числе других курсантов пехотного училища бежал тренировочный кросс на три километра с полной боевой выкладкой. На дворе стоял апрель одна тысяча девятьсот сорок второго года. Стало заметно пригревать  весеннее солнышко, смешивая некогда белый снег с жирной грязью. Подошвы сапог то и дело вязли в дорожном месиве.
     Фронтовые сводки  не радовали.  Враг занял чуть  ли не половину территории большой страны. И Украина, и Белоруссия, и прибалтийские районы были под гитлеровцами.  Ленинград  мужественно бился в кольце блокады,  и только столица вселяла оптимизм:  глубокой осенью фашисты были отброшены от стен Москвы
на безопасное расстояние.
     Лёньке к солдатским невзгодам привыкать было не сложно. Физически и морально он готовил себя к военной службе уже  давно. По утрам обливался холодной водой,  вместо зарядки колол дрова,  носил воду из далекого колодца.  Вот уже десятый месяц  казарменного бытия идет, через два месяца выпуск, и Лёнька станет настоящим красным командиром. Скорее бы это случилось. Где-то  в  огне  пожарищ гибнут его боевые братья, а он все еще отсиживается в тылу и ждет своего часа.  Надоело уже ждать.
     Пот предательски  ручьями тек по лбу и застилал глаза. Лёньке ничего не оставалось, как моргать ресницами и трясти головой, сбивая назойливые капли.  Наконец   впереди на финишной линейке он увидел  старшину учебной роты с отмашным флажком. А это означало, что через несколько минут  начнется вожделенный отдых, где можно будет вытянуть ноги и  отдохнуть, пусть   хоть и на сырой земле.  В кармане гимнастерки у Лёньки лежала фотография Лены,  которую она подарила ему еще в десятом классе.  Как хорошо, что он додумался обернуть ее в целлофановую пленку, так надежнее, да и целее будет...
     В расположение училища курсанты подоспели к самому обеду. Отмывшись от дорожной грязи, направились в столовую. Это было одноэтажное приземистое здание с несколькими длинными рядами столов и двумя окнами раздачи пищи.  Хлебая горячие щи походной алюминиевой ложкой,  Лёнька, который уже раз за день, вспомнил о Ленином снимке.  Достав из нагрудного кармана гимнастерки сложенный в несколько раз целлофановый пакетик,  он хотел было вынуть фотографию из упаковочного плена,  как она,  выскользнув из пальцев,  упала на дощатый пол. Сидевший рядом с Леонидом узкоглазый Алим Изгаршев, сержант-азиат,   проворно нагнулся и поднял  снимок.  Прищурив левый глаз,  он  восторженно цокнул языком:
     – Гожая баба.. Я  бы не прочь с такой девахой поваландаться,   отодрал бы ее  превеликим удовольствием! Повезло тебе, Попов!
     У Лёньки от ярости помутилось в глазах,  кровь прилила к лицу. Он  схватил брызжущего слюной солдафона  за шею, и сжал  горло обидчику.
     – Что ты сказал, сволочь? А ну-ка повтори!
     Изгаршев захрипел, пытаясь вырваться из рук Лёньки.
     – От…от… отпусти,  гад,  придурок недоделанный!
     – Нет, ты все-таки повтори!
     – Да я пошутил,  – кашляя и отплевываясь, заныл азиат.
     – За такие шутки знаешь, что бывает?  – Лёнька  отнял сведенную судорогой ладонь.
     Так уж вышло, что Изгаршев, бывший колхозник,  хорошим манерам никогда не обучался, всего восемь зим отходил в школу. Слова у него, зачастую, опережали мысли, зато он поднаторел в уставах строевой и караульной службы.  Две его извилины в мозгу были нацелены только на конечный результат, то есть на железную дисциплину и порядок в казарме, вот почему командование выделило усердного  солдата и вручило ему треугольники младшего командира.
     – Чего ты разъерепенился?   Кто она тебе? Сестра, что ли!
     – Невеста!
     – Тьфу ты, невеста! Дурак ты, парень,  и не лечишься! Знаешь,  сколько таких невест после войны  у нас будет?  Могу поспорить, что  не успел ты уехать, как она уже к кому-нибудь другому под бочок подкатилась!    Смеются, поди,  оба над тобой!
     Лёнька замычал от возмущения. Отработанным движением правой руки он изо  всей силы двинул азиату в челюсть. Губы и нос бывшего колхозника превратились в одно кровавое месиво. Изгаршев обессилено распластался на дощатом полу, зажав пилоткой кровоточащий нос.
     Поднялся гвалт.  Из глубины собравшейся толпы Попов услышал  слова угрозы:
     – Такое в военное время! Да это, братцы,  трибуналом пахнет!
     На шум драки прибежал командир учебной роты капитан Тимофеев. Это был сорокалетний кадровый офицер, отдавший службе отечеству  около двадцати лет. У курсантов капитан пользовался уважением. На его груди красовались два боевых ордена:  Красной Звезды и Боевого Красного Знамени.
     Офицер внимательно оглядел сержанта Изгаршева, у которого к тому времени был довольно потрепанный вид.  К тому же на его лице сквозила неловкость за случившийся  глупый инцидент.  Решение  капитана было быстрым и решительным:
     – Всем разойтись! Сержанта в санчасть!  Медики его там  враз в чувство приведут! Будет знать, как языком нести всякую чушь. А курсанту Попову рекомендую охладить свой пыл в обнимку с гальюнами. Три наряда для проветривания мозгов!
     Толпа  курсантов начала редеть, а командир роты, поправив портупею, обтер лоб носовым платком и тихо произнес:
     – Ишь, размечтались! Под трибунал парня отправлять. Да я бы и  сам за девичью честь постоял не хуже его. Одним словом, молодец парень.  Он  нашенский,  волевой хлопец,  командир от природы...


5.

ДОЖИТЬ  ДО  ЗАКАТА...

Июль 1942 года.

     В землянке было жарко и душно. В воздухе висел стойкий запах табака. Командир батальона майор Черкасов сидел за полевой картой и красным карандашом отмечал квадраты, откуда предстояло скорое  наступление. Командование Ленинградского и Волховского фронтов  приняло решение  идти навстречу друг другу, чтобы воссоединиться. Ленинград до сих пор находился в тисках окружения, и прорвать кольцо  вражеской блокады была одной из главных задач Генерального  штаба.
     В новенькой,  с иголочки,  форме в землянку вошел незнакомый молодой офицер и   представился комбату по форме:
     – Разрешите обратиться?
     – Разрешаю!
     – Лейтенант Попов. Прибыл после окончания пехотного училища для дальнейшего продолжения службы. Вот мое предписание!  – Леонид протянул командиру запечатанный пакет.
     – Явился – не запылился. Ну, здравствуй, сынок! Да не стой ты как истукан. Вольно!
     У Черкасова с похмелья трещала голова, пересохшие губы потрескались, вздутые мешки под глазами красноречиво выдавали усталость. Майор налил из графина в большую кружку воды и залпом осушил ее.
     – Вовремя  ты прибыл, Попов. У нас как раз тут жаркая баня намечается, но это не то, что ты подумал. На днях вступаем в бой. Ждем приказа из полка. На нашем фланге будет и вправду жарко.  Примешь второй взвод, там сейчас временно командует сержант Карпович.  Политрук Кулаков тебя проводит. Ну а вечером жду на огонек. Попьем вместе чайку, да погутарим о жизни.
     Лёнька с политруком вышли из землянки и направились к расположению взвода.
     – Давай, лейтенант, познакомимся поближе. Я – Петро. До войны жил в Киеве, работал инструктором в райкоме комсомола. Так что и здесь служу по специальности, поднимаю солдатский дух и зову на подвиги.
     Петр Кулаков оказался довольно  разговорчивым и жизнерадостным парнем. Он умело разбавлял свою речь остроумными шутками и совсем скоро полностью расположил к себе Лёньку. 
     Но, закурив самокрутку,  Кулаков посерьезнел.
     – С начала лета ты во взводе шестым будешь. Пятеро полегли, хорошие ребята были. А статистика фронтовая, если ей верить, еще жестче. В среднем взводные живут в условиях боевых действий  только три дня, ротные до месяца и больше, тут как кому повезет больше, а уж старших офицеров эта самая статитстика касается меньше всего. Потери среди них намного ниже. А  о генеральском составе я уже не говорю. Самый главный удар несет  окопная линия. Так что, парень, будь готов и к встрече с Богом, но лучше не надо.
   Кулаков вновь запалил потухший хабарик и продолжил:
     – Помнишь, Лёня,  песню? Там такие слова: «Умирать нам рановато, есть у нас еще дома дела!»
     – А я, Петро,  и не собираюсь в покойников играть.  Мне на роду написано жить долго. Мой дед преставился на девяносто пятом году жизни.
     – Ого! Силен твой дед! Значицца,  еще повоюем!
     Леня добродушно улыбнулся своему новому сослуживцу и бережно дотронулся до нагрудного кармана, в котором лежала фотка любимой. Он делал это  уже «на автомате» несколько раз за день,  ритуал  вошел в привычку еще с училища.
     – Вот такие дела, брат! Никакая вражеская пуля меня не возьмет.  Я заговоренный.
    Петро строго посмотрел на новоиспеченного командира взвода и наказал:
     –  Смотри, парень,  не шуткуй! Пообтесаться бы тебе надо, привыкнуть к окопной житухе. Излишняя лихость здесь противопоказана, только трезвый расчет. Ты вот что, дружок! Когда пойдем в бой, я тебя поддержу. В остальных взводах ребята обстрелянные, в опеке не нуждаются, так что  за твоим боевым крещением я зорко понаблюдаю.  Лады?
     – Ну уж нет, политрук, так дело не пойдет. Я командир или нет?  Именно я должен вести бойцов в бой, и никто другой.
     – А тебя  от командования никто отлучать не собирается. Просто я буду рядом...
     Петро встал с поваленной березы, поправив фуражку:
     – Главное, лейтенант,  прожить от восхода до заката, а это значит,  стать на день старше. А что новый день тебе преподнесет,  не только от Бога, но и от тебя зависит.   Ты же сам говоришь, что из породы везучих. Что-то разболтались мы  тут с тобой. Пойдем, парень, я тебя представлю бойцам. По всей форме представлю. Как положено!

6.

ПЕРВЫЙ ПОЧИН

      Лейтенант Попов сидел в окопе и в старенький  обшарпанный бинокль наблюдал за противоположной стороной.  Лёньку  переполняла гордость. Вчера на постановке задачи было объявлено, что его батальон будет принимать участие в бою в качестве отвлекающего маневра.  В это время армия  уже  вела активные боевые действия в районе Урицка, а соседние дивизии сосредоточились на Колпинском фланге. Первая Краснознаменная танковая бригада сумела освободить населенный пункт Старо-Паново, что почти у городской черты Ленинграда. На этом участке ожидали прорыв небольшой группы танков противника, а главный удар планировали нанести в двадцати километрах севернее. За эту неделю интенсивной подготовки Лёнька перезнакомился со всем личным составом. Его бойцы, а их было двадцать восемь человек, все, как на подбор, были настоящие смельчаки. Самому молодому солдату  недавно исполнилось  девятнадцать лет, остальные  были  постарше, но имелись  бойцы и средней возрастной группы. Лёньке приглянулся  лысоватый толстячок ефрейтор Палкин. На свои сорок лет он,   конечно,   не смотрелся, выглядел значительно моложе, но каким же ловким он был!  На учебных стрельбах показал почти стопроцентный результат. А рядовой Бянкин?  Всего четыре месяца воюет,  а  на груди уже красуются две медали. А сколько еще будет? Да с такими ребятами не танки подбивать, а в рукопашный бой не страшно ввязаться...
     Немецкие танки появились на опушке редкого леса в восьмом часу утра. Подпустив машины поближе к противотанковому рву, Лёнька поднялся на бруствер и, увлекая за собой бойцов,  пополз к первой линии  траншеи. Противник пустил в сторону   пехоты артиллерию. Снаряды безадресно ложились тут и там, поднимая за собой брызжущие осколками фонтаны черной земли и дыма.  А вот и первые потери:  покачнулся и упал рядовой Карпов.  В глубокую воронку, где лежали еще двое бойцов из Поповского взвода, попал минометный снаряд. Танки вплотную приблизились к ротным позициям. Лёнька  приподнялся изо рва и на расстоянии примерно восьми метров метнул гранату под гусеницу танка,  потом,  замерев на мгновение, изловчился и бросил бутылку с зажигательной смесью. Танк продолжал тарахтеть, но  спустя несколько секунд замер на месте. Искореженные взрывом траки расползлись, а язычки пламени уже лизали броню.
     Целых шесть часов отбивала рота эту танковую атаку. В бою было подбито семь машин.   Младшего лейтенанта  настолько захватил командирский азарт, что он,  оглохший от свиста пуль и снарядов,  не слышал, как подоспели  на помощь  бойцы из соседнего стрелкового батальона. Превращенные в металлолом танки  так и остались стоять на поляне, а остальные экипажи стальных машин с крестами на броне повернули вспять и скрылись за горизонтом. Лёнька, весь перепачканный в грязи и пыли, ползком вернулся на исходную позицию и,  обессиленный, буквально  скатился в траншею. Его ловко подхватил на руки политрук Кулаков.
     – А ты,  брат, оказывается не промах. Я ведь за тобой давно наблюдаю. Хорошо поработали бойцы, особенно отличились на правом фланге. Солдаты из первого взвода подбили три «Тигра».  Что ж, свой лицевой счет ты сегодня открыл. С почином тебя, летеха! Как вернемся на базу, остограммимся. И это не обсуждается.
      – Да я, Петро, и не пью совсем. Кроме кваса и клюквенного морса ничего другого   не пробовал. Разве что пивом побаловался однажды, так оно мне и не понравилось совсем.
      – Ничего, старина, привыкнешь. Ты же советский офицер.
     Кулаков звонко щелкнул пальцем по кадыку и выдохнул:
     – Не пьет, родимый, только покойник, но и он не против, когда водочкой окропят его могилку. Есть такой обычай на Руси...


7.

ЗДРАВСТВУЙ, МАМА!

     Прогнозистом политрук Кулаков оказался неважным. Лёнька воевал уже почти месяц,  и цифровая выкладка оказалась  неточной. За это время командир взвода видел много случаев смерти и привык к ней  относиться   по-философски. На войне не только стреляют, но и убивают тоже. Кто хитрее и ловчее, тот и обманет костлявую.
     Части дивизии, в которой воевал Попов,  были переброшены с Лиговской линии обороны на Синявинский участок фронта. Там ожидалось направление главного удара немцев.  Фашисты все еще надеялись взять город трех революций до наступления осенних холодов. Лёнька уже вошел в командирскую роль, своим взводом  он управлял довольно искусно,  с озорным  юношеским задором.
     Вот и сейчас.  Раннее утро.  Стоит тишина,  правда,  очень короткая,  скорее всего,  затишье перед бурей.  Сам не  зная почему,   парень вдруг  вспомнил, что сегодня,  девятнадцатого августа,  день рождения его мамы!  Такой день! Мамин день рождения нередко совпадал с праздником Яблочного Спаса.  И сегодня мама  непременно затеяла печь пироги с яблоками. Ленька зажмурился, представляя, как на  столе в горнице  пыхтит начищенный до блеска самовар,  мама расставляет праздничные чашки и  блюдца  из горки, которые достает только по исключительным случаям.  Ветерок из открытого окна треплет ажурную занавеску,  кот Васька лениво разлегся на подоконнике и прикидывается спящим.  А маманя,  румяная от жара печи,   в яркой ситцевой блузке,  разрезает еще горячий ароматный пирог,  изредка бросая взгляд  на крыльцо – не идет ли почтальон?   Не несет ли долгожданное письмецо от  сыночка?   
     Вот незадача… Уже пошла вторая неделя, а он так и не может дописать ей письмо. Только и успел накарябать химическим карандашом с тупым грифелем:   «Привет с фронта. Здравствуй,  мама! Как ты поживаешь? В первых строках своего письма спешу сообщить тебе, что я жив и здоров. Воюю с врагом под Ленинградом. В прошлом бою подбил немецкий танк...».     Дальше письмо обрывалось. Закончить его Лёнька  решил  в минуты затишья.      
     Утренний бой опять начался с артподготовки. Попов уже привык к свисту снарядов и,   пригнувшись, довольно сноровисто  передвигался по позиции. Когда пошла первая колонна немецких стальных машин,  Ленька  сидел с рядовым Бянкиным в глубокой воронке близ широкого противотанкового рва и готовился к бою.  Хотелось пить. Бянкин протянул командиру свою алюминиевую фляжку.  И в тот момент, когда Ленька жадно присосался к горлышку, у края воронки разорвался мощный снаряд. Он услышал только взрыв, дальше сознание отключилось. Фонтан рыхлой земли засыпал  обоих так, что тела утонули в воронке, видны были только лица. Сколько прошло времени, Попов не помнил, только открыв глаза,  почувствовал в животе  сильное жжение. Ощущение было такое,  словно кишки  залили  крутым кипятком.  Лёнька сделал попытку приподняться,  и тут вдруг понял,  что произошло.  Осколок снаряда попал  прямо в живот.  Лейтенант  сделал еще одно усилие и, с трудом приподнявшись,  оглянулся.  Недалеко от него  лежало  безжизненное тело рядового Бянкина. 
     Голова кружилась так, что все плыло перед глазами, а в животе продолжало клокотать и пульсировать. Лёнька грязной ладонью провел по тому месту,  откуда рвалась наружу склизкая, перемешанная с кровью кишечная масса,  и ему  стало по-настоящему страшно. Умирать никак не входило в его планы.      «Вот тебе, дурашка, и  обманул смерть.  Черта с  два.  Она хитрее   тебя оказалась, лейтенант Попов».      Перед глазами проплыло смеющееся лицо Ленки.  Уже теряя сознание,  Лёнька привычно  дотронулся  правой ладошкой до кармана гимнастерки,  где лежала фотография девушки,  и тут жизненные силы окончательно оставили его.  Небо качнулось и упало на землю.   А глаза, Лёнькины голубые глаза,   заблестели стеклом.


8.

ЗА УПОКОЙ ДУШИ РАБА ТВОЕГО...


     Только что прошел сильный ливень. Влажный воздух источал свежесть, а на дальних березах  безмятежно чирикали птички.  Младший сержант похоронной команды  Илья Коптев, уже поседевший дядька, на вид которому было лет под пятьдесят,  с носилками брел  вдоль заболоченной поляны.  Вместе с напарником   Константином  он собирал  трупы бойцов, которыми после боя  была усеяна покореженная земля. Подойдя к развороченной воронке, сержант заметил в ней два полузасыпанных землей тела.
     – Костян, иди сюда. Здесь еще двое.  Помоги мне.
     Он бережно снял с  шеи одного из погибших солдат медальон,  вчитался в буквы и взмолился:
     – Свят, свят…  Восемнадцать лет всего лишь пацану было!  Аккурат,  как  моему Алешке...
     Младший сержант Илья Коптев  еще перед майскими праздниками получил печальное известие о гибели  собственного сына.    Переживая свое отцовское горе,  он вновь разволновался, увидев в лице мертвого  лейтенанта еще не подернутое воском лицо мальчишки – ровесника своего погибшего  сына.   «Надо бы передать медальон в штаб, да похоронить хлопца с почестью».
     – У тебя там, Костян,  не завалялись ли часом  пару глотков чемергеса? Давай помянем раба Божьего Леонида.  Царствие ему небесное.
     Коптев по-христиански перекрестился и вновь бросил взгляд на офицерский медальон.
     – Пусть земля  будет тебе пухом, сынок!



9.

ПРЕДСТАВИТЬ К ОРДЕНУ  КРАСНОЙ ЗВЕЗДЫ ПОСМЕРТНО

20 августа 1942 года.  Ленинградский фронт.

     Вечер выдался на удивление спокойным и очень тихим. Последнюю неделю бои на Синявинских болотах велись практически непрерывно, разве что с небольшими часовыми паузами.  Командир стрелкового батальона Черкасов сидел  за  колченогим письменным столом в штабном блиндаже и пил чай с баранками. Его давно небритое лицо осунулось, воспаленные от бессонницы глаза были налиты кровью. В комнату вошел политрук Кулаков и положил на стол списки погибших и раненых за день бойцов. Пробежав глазами длинный список, майор задержал взгляд на фамилии Попов.
     – Как, и новичок здесь?
     – Погиб смертью храбрых наш Лёнька,  товарищ командир. Не сберегли парня.
     Запалив папиросу,  комбат задумчиво выдохнул:
     – Жаль пацана. Он  ведь и месяца не провоевал. Ох, как жаль. Я с ним и по душам не успел  поговорить, приглашал тут почаевничать, а он, чудак,  постеснялся.  Ты вот что, Петро!  Напиши-ка его матери теплое письмо, только нормальным человеческим языком – не утешное, но и не пафосное. Подбери, дружок,  слова особые. Он ведь у нее один был, ты не знаешь?
     – Не знаю. Товарищ командир. Спросить не успел. Не до того было.
     – Понятно… И вот что еще! Ходатайство от ротного о представлении Попова к награде я сейчас подпишу. Думаю, что  орден Красной Звезды станет для его родственников  каким-никаким,  а утешением.  Молодым он был,  зеленым. И жизни не успел повидать,  а герой! Даже танк подбил. Жаль,  что приходится награждать не при жизни.  Значит, напишешь?
     Майор замолчал, опустил голову  и как-то  сразу ссутулился. Затем дернул ворот гимнастерки, лицо его перекосилось.
    – Пойду-ка я  к медикам оздоровляться, может таблетку какую дадут на язык?
     Комбат закрыл за собой дверь, а политрук Кулаков вынул из глубокого кармана галифэ алюминиевую фляжку и с жадностью сделал несколько глотков.
     По щеке Петра текла предательская слеза. Он резко смахнул ее ладонью и смущенно подумал:  «А ведь я так и не приучил Лёньку к спиртному, не успел. В моей памяти он теперь навсегда  останется безусым мальчишкой, любящим сладкое. Да и клюквенный морс он тоже очень любил...».


     Вместо послесловия:

     Работая над этим рассказом, я настолько сроднился с литературным героем, что всерьез  поверил, что я и есть Лёнька Попов. По-настоящему вжился в его образ. Много раз в своих мыслях я возвращался к  Ленке Снеговой, представляя себе, как она теперь выглядит. Да и жива ли она?  Ведь ее возраст,  наверно,  уже довольно почтенный –  к девяноста годам, не меньше.  А если она жива, то я мысленно рисую себе вот такую картинку…
     Сидит за обеденным столом сгорбленная старушка, пьет чай с вишневым вареньем и рассматривает альбом  своего детства.  Вот она с родителями, а на другом снимке  на полянке со школьными друзьями. А тот, что крайний справа на снимке,  это ее  славный дружок, вечный романтик Лёнька,  мечтающий о профессии геолога.    Елена  Ивановна тяжело поднимается, подходит к комоду  и достает  из ящика камешек красновато-оранжевого цвета… Лёнька говорил, что этот минерал называется сердолик. Женщина бережно обтирает камень бархатной тряпочкой.  Да и Лёнькина записка с признанием в любви тоже сохранилась. Старушка смахивает слезу,  подносит камешек к губам и возвращает его обратно на место. Лёнька до сих пор живет в ее сердце и  будет жить до тех пор, пока у нее навеки не закроются глаза. 
   Как это здорово-любить по настоящему! Любовь,верность,жертвенность-все это не иначе,как Божий промысел!...


***

               
    ... Так уж вышло, что я, как и мой литературный герой, пристрастился собирать камни. Сейчас  у меня образовалась приличная коллекция. Среди камешков есть и агаты, и лазуриты, и сапфиры, и аметисты. Не так давно я ездил на отдых в Хорватию. Там  на одном из городских базаров  купил камень сердолик.  С тех пор он всегда со мной.  Уже по привычке дотрагиваюсь до нагрудного кармана,  где лежит камешек, и  делаю  повторное признание девочке из далекого  Лёнькиного отрочества:  «Я люблю тебя, Лена!»  От волнения и осознания того, что я живу на этой грешной земле  за себя, да и за Лёньку тоже,  меня охватывает нервная дрожь. Я вновь, в который уже раз заставляю себя поверить в то, что не лейтенант Попов,  а именно  я не вышел из того последнего боя.  Ведь сердце – оно вещун.


г. Кельн, Германия, 2014 год.

 P-S:  Господа с крикливыми и уродливыми никами! Не заходите, пожалуйста, на мою страницу. Я не нуждаюсь в таких читателях,и тем более, в отзывах. Буду Вам очень признателен. Моя страница предназначена для вдумчивой и серьезной читательской аудитории.