Тени

Владимир Борейшо
Автор отдает себе отчет, что Кустанай сегодня переименован в Костанай, никаких пси-сканов и мета-сапфировых игл в природе не существует, транзит через Казахстан – бред, а наркотики – зло.
Дабы предупредить вопросы и претензии, заранее довожу до всеобщего сведения:

автору всё это безразлично — он рисует миры.

* * * * * * * * * * * *


По долгу службы, я часто имею дело с людьми, живущими, как сейчас модно говорить, в параллельных вселенных. То есть Вселенная конечно одна – реальности немного иные. Внешне эти господа совершенно не отличаются от нас, обывателей, но окружающий мир мы видим по-разному. И если для нас снег это снег, поезд – поезд, а облако, гусиным пером скользящее к горизонту, всего лишь облако, то в их глазах капля росы может стать кучкой серого пепла.
Так что к сумасшедшим и наркоманам у меня отношение особое.
А к мертвым торчкам и психам – вдвойне.

Вопрос: — Что такое труп?
- Ненужный чехол, в котором зрела душа. Прах, — ответите вы, и будете правы. Бесполезная вещь, подлежащая переработке. Шлак.
Однако, в криминалистике труп всегда был наиболее важной составляющей в расследовании преступлений. Что может сказать опытный следователь, имея в качестве рабочего материала лишь обведенную мелом жертву? — Правильно, много. Иногда, выводов достаточно для того, чтобы поймать убийцу. Всем известны легендарные мастера сыска, способные по крошкам в кармане покойника определить, сколько палок он кинул за пару часов до смерти, и почему жена вместо соли махнула в его суп барбитуры.
С появлением в арсенале детективов пси – скана возможностей разгадать запутанные ребусы стало на порядок больше.

Прибор компактен, легок, прост в эксплуатации.
Черный кубик размером с ладонь. Сбоку две кнопки и USB-порт.
Сменные иглы из мета-сапфира, перчатки в комплекте.
Аккумуляторов хватит на две недели работы.

Я слышал, что софт, позволяющий визуализировать затухающие образы, возникающие в зрительной коре агонизирующего мозга, превратив их в увлекательный фильм, уже на подходе, но… Разговоры об этом идут не первый год. Пока же приходится пользоваться старой программой, превращающий слабые электрические сигналы в текст, доступный для понимания. Впрочем, пять лет назад и это считалось чудом.

Когда человек умирает, независимо оттого происходит его смерть по естественным причинам или в результате несчастного случая, убийства — в течение пятнадцати минут с момента остановки сердца можно успеть записать последний видеоряд, промелькнувший перед глазами человека за секунду до. Поэтому сейчас все бригады скорой оснащены пси — сканами.

Первое, что необходимо сделать после того, как диагностирована смерть, ввести специальные иглы, изготовленные из мета-сапфира сквозь глазные впадины в лобную долю трупа, нажать на кнопку и подождать полминуты.
За это время прибор сохранит информацию, которая потом будет расшифрована и представлена в виде текста. Пока в виде текста. Правда, об этом я уже говорил.

Обработкой данных занимается специальное подразделение чтецов, СПЧ, которое принадлежит министерству внутренних дел и подчинятся непосредственно министру. В свое время это позволило оперативно решать проблемы морально-этического толка при тестовой эксплуатации прибора. А попросту наплевать на причитания родственников, церкви и вой сетевых шакалов.

Зато теперь, в базе данных «Букваря», а именно так мы называем СПЧ, хранятся тысячи файлов, содержащих информацию о последних секундах мозговой активности людей, неожиданно превратившихся из здорового индивидуума в холодный труп.
Так что если вас, к примеру, убьют – не переживайте. Вероятность того что убийца будет найден и правосудие восторжествует сегодня на порядок выше, чем скажем, пять лет назад.

Самое интересное, как именно работает пси-скан, никто толком не знает. То есть, безусловно, имеется солидная экспериментальная база: мегабайты отчетов, подтвержденных красивыми графиками, таблицами… Но внятного объяснения, почему мета-сапфир – материал, случайно полученный учеными в процессе создания искусственных нервных волокон, обладает способностью сканировать человеческие мысли, переводя их в двоичный код, нет до сих пор. И многие сомневаются, что оно будет когда-то получено. Ибо данные практического использования мета-сапфировых игл говорят, что похоже человечеству выпал шанс заглянуть туда, куда раньше живым существам был заказан. В пограничную зону между пыльным Ничто и цветущим Бытием. В черно-белое Лимбо.
Ну и заодно проверить гипотезу Платона о тенях на стене пещеры.

Сотрудники «Букваря», занятые каталогизацией и сортировкой полученной информации, помогают следствию в расшифровке предсмертных воспоминаний, могущих пролить свет на тайну гибели человека. Анализируют результаты, пытаясь приблизиться к разгадке главного вопроса – «что происходит там, где кончается жизнь?».
В СПЧ работает двадцать чтецов, и, поверьте, работы им хватает. Я же занимаюсь обработкой, если так можно выразиться, не вполне адекватных при жизни трупов: сумасшедших, наркоманов, маньяков. Людей, чей разум и до физической смерти лишь очень условно находился в нашей реальности. А в момент перехода выдавал столь причудливые эссе, что разобраться в них было под силу только человеку, долгие годы потратившему на изучение delirium et demens. Наверное, я неплохой специалист. Допускаю, что толковый организатор, раз мне было поручено руководить сложной и противоречивой программой, находящейся на стыке науки и того, что раньше считали мистикой и не принимали всерьез.
Но даже сейчас, когда относительно размеренная и спокойная жизнь резко сменила галс, я не могу понять, почему это произошло именно со мной.

Всё началось с того, что ранним декабрьским утром мне позвонил секретарь министра и попросил срочно явиться к руководству.

- Его нашли в полутора километрах от ВПП. Случайно. Борт на глиссаде передал, что видел вспышки в районе БПРМ. Охрана была на месте через пять минут.
Министр ткнул пальцем в кнопочку, и на встроенном в стену экране появилась фотография человека в коричневой куртке, лежащего на снегу.
Сразу было ясно – снимал профессионал. Удачно подобранная выдержка, резкость — прекрасная работа. Даже кровавая каша на месте лба, не портила картинку, а наоборот придавала ей оттенок мрачной, готической торжественности. Красное на черном. Дьявольские цвета.

- И? – я решительно не понимал, почему ради заурядного убийства потревожили министра, который в свою очередь выдернул из дому меня. – Процедуру сканирования провели?
- Именно поэтому вы здесь. Врач приступил к работе через десять минут, но… — Он помолчал, а потом совершенно обыденным тоном, заявил: — Согласно докладу, после введения игл и начала процедуры тело исчезло, а пси – скан сгорел.
- В смысле? – я недоверчиво посмотрел на министра, — Куда «исчезло»?
- Хрен его знает. Растворилось, растаяло, распалось. Взяло и исчезло. Но это еще не все.
- А… э-э, что еще?
- До начала процедуры, охранники обыскали труп. В кармане куртки был обнаружен пакетик.
- Наркотики?
- Один из группы охраны тоже так подумал и решил проверить. А ведь у них был с собой даже экспресс-тест…
- И что?
- Сунул палец, попробовал на язык, и умер. Мгновенно. Паралич сердца. Врач констатировал смерть, и попытался повторить процедуру с пси-сканом, когда труп доставили на базу.
- ?
- Все повторилось. Прибор сгорел, а...
- Мертвец растаял? Шучу.
- А я нет. Именно так все и произошло. Так что у нас на руках два поврежденных прибора и вещество. Ну, и конечно, информация. Если у вас хватит ума ее вытащить. Так что можете приступать. В вашем распоряжении три дня. В среду утром я жду доклад, а пока на использование пси-сканов введен мораторий.
- А что с теми двумя приборами?
- Только что они доставлены в СПЧ.
- Порошок?
- В лаборатории.
- Я могу идти?
- Вы свободны. Имейте в виду – дело на контроле СовБеза. Советую поторопиться.

Мог бы и не советовать.

«Букварь» занимает весь десятый этаж здания МВД. Десятый – последний. Над нами лишь крыша с антеннами связи и вертолетной площадкой.
- Из этого барахла вряд ли удастся вытащить хоть что-то. – Чтец в белом халате уныло вертел в руках оплавленный корпус. – Как будто в розетку включили.
- Кто должен был быть внутри?
- По идее, охранник. Но что там осталось – одному Богу известно, – чтец исподлобья взглянул на меня, словно обвиняя в произошедшем.
Эти ребята иногда слишком близко к сердцу воспринимали содержимое прибора, отождествляя его с уже исчезнувшей личностью. Профессия накладывает свой отпечаток – я понимаю. Приоткрыв завесу и заглянув в образовавшуюся щелку, они видели то, что доселе было доступно лишь мудрецам – аскетам в горах Непала.
- Кто работает с другим сканом?
- Пятый отдел.
- Хорошо. Продолжайте. Нам нужно хоть что-нибудь.

Все случившееся, я поначалу расценивал как шутку или, на худой конец, массовый психоз, вызванный обнаруженным в кармане неизвестного трупа веществом. Однако звонок в лабораторию показал, что я ошибаюсь.
- Это обычный героин. Может быть, туда намешали еще что-нибудь, но спектральный анализ показал девяностопроцентное совпадение.
- Ошибка исключена?
- Наше оборудование не ошибается. Но полный состав мы расшифруем лишь через несколько дней.
- Через два часа состав порошка и ваши соображения насчет смерти охранника должны быть у меня на столе. Это приказ министра. Так что советую поторопиться.
Я положил трубку и ухмыльнулся. Хорошо, что отдуваться придется не только мне.

Однако, через пару часов я забыл и о министре, и о порошке – чтецам пятого отдела удалось вытащить информацию из поврежденного прибора. Восемь страниц легли на мой стол, словно веер из карт Таро.
- Что там? – спросил я чтеца перед тем, как прочесть.
В ответ худощавый парень пожал плечами: — Это по вашей части, шеф. Бред какой-то.
Но взяв в руки первый листок, я понял, что это не бред.
Дабы не вдаваться в пространные рассуждения о причудливых лабиринтах, в которых блуждает умирающий мозг, и делать поспешные выводы – приведу текст целиком. В том виде, в каком он лег мне на стол. Я лишь слегка изменил несколько фраз, расставил знаки препинания, избавился от неизбежных повторов.
Впрочем, судите сами. Вот он:


Макфа-дзен-Брайн, тень на стене.
Черный сапсан, приносящий ключ тем, кто жаждет войти.
Я мог бы искать целую вечность, но ты обнаружила меня раньше.
Что я имею теперь?
Кустанай, патроны, смерть.

Я вдыхаю холодный воздух, выпуская две тонкие струйки иприта. Листья корчатся болью на желтом снегу. Сугробы, как спелые яблоки — под шкурой изо льда застыла собачья моча.

Кустанай, патроны, снег.
Если бежишь против ветра, прикрой ладонью лицо. Колючий норд-ост приближается в вихре ледяных игл и серебряных паутинок. Хочешь увидеть, как будут тебя убивать? Тогда береги глаза. Трое в конце дорожки принюхались, задрав плоские морды, и направились в мою сторону.

В этом месте шел непрерывный рефрен, состоящий из повторяющихся плюсиков, поэтому я смело избавился от него. Конечно, когда можно будет визуализировать агонию мозга, вместо символов или цифр вполне возможно мы увидим что-то бесконечно важное для понимания, но пока…

- Мы отстегнем тебе три килограмма зелья. От него на коже появляются пупырышки, и в голове дрожат заячьи хвосты.
- Сон инь, сон янь, Макфа-дзен-Брайн. Это всего лишь сон. Почему твое имя длинное, как макароны и желтое как понос?
- Боги дают, а я… Я всего лишь их тень.
- Кому отдать эти килограммы?
- Тому, кто найдет тебя, перевозчик.

Машинист спит над тарелкой с борщом в пустом ресторанном вагоне.
Его голова катится по столу, руки вцепились в скатерть.
- Можно, присесть? Эй, товарищ путеец… Можно? С детства мечтал прокатиться в кабине электровоза. Наверное, там постоянно гудит синий ток и пахнет озоном.
- Я бы и рад покатать тебя, но это запрещено, – он виновато морщится, встряхивает сальной челкой, и капельки жира летят в меня словно пули.
Стальные диски кромсают рельс на отрезки: тук-тук, тук-тук, тук-тук.
- Послушай, водила, не нужно бояться – я оплачу твои страхи.

Снова в коротких штанишках и беленькой майке, я выглядываю в открытую форточку. Ветер с размаху бьет по ушам. Столбы изогнулись влево – значит, мы едем вперед.
- Чем ты заплатишь мне?
- На. Он чище утренних рос Иссык-Куля.

Поезд мчится сквозь ночь, и я повис на цепочке гудка.
Зеленый сменяет красный. Водила играет с током. Ток дрессирует водилу.
- Смотри, дурачок, в этих линиях вечность! – он хочет распутать петлю, но паутина из фиолетовых струн ложится ему на плечи.
Я вижу, я знаю, и тяну изо всех сил.
Локомотив торжествует. Сиплый рёв разрывает ночную степь.

Мир вырастает из снежных подушек пирамидой горного хрусталя, больно режет острыми гранями, царапает небо вырубленной из малахита вершиной. Когда я увижу, что будет свет – его вполне может не быть. Вполне вероятно, что все вокруг — галлюцинация.
Я на приходе, и в моих венах бурлит пакистанский стрим-лайн.

- Ты доберешься на поезде до Кустаная. Наримановский рынок – не то, чтобы цель, но средство достигнуть цели. Шестой павильон, под вывеской «Кукуруза батыр шибдец». Оставишь товар и заберешь два пакета. Оттуда – в аэропорт.
- Я не боюсь летать, Макфа. Я ненавижу падать.
- С пакетами не упадешь. Считай, что они твои парашюты.
- Ну-ну.

Ребенком я прятался за гаражами, играя в шпионов и хоп-дрицацуй. Кто знал тогда, что через двадцать лет боги степей загонят меня в петлю. Потом был столярный цех, и сладкий дурман клеевой машины навеки оставил шрам в глубине нежно-красного сердца.
Я жил в непрерывном поиске истин, и находил их – одну за другой – в бездонных глубинах сознания, подбирая ключи к закрытым дверям. Путь от соломы в гранёном стакане до мутной капли, свисавшей с тупой иглы, занял несколько лет. Но в этих странствиях я постоянно искал, в отличие от других, лишь наслаждавшихся сном. Потому, когда за одной из дверей я встретил Макфу-дзен-Брайн, то не удивился.

- Ну, мне пора. Спасибо, товарищ путеец.
Он спит, и синий галстук затянут чуть выше правого уха.
В кабину заглянут еще не скоро и можно успеть добраться до рынка, поймав такси.
Я прыгаю на перрон, но вместо асфальта там лёд. Он немедленно бьет по затылку, ноги в зеленых кедах смотрят в серое небо. На рубчик подошв из туч сыплет морозной крупой.
- Вам плохо? Помочь? Врача! – плотность толпы вот-вот достигнет критической точки, и тогда мой трип может прерваться.
- Мне хорошо! Мне замечательно! Я бегу, бегу, бегу…
Кто же спугнул птиц? Почему во все стороны летят голубиные перья, и пахнет палёным?
Я скуриваю фильтр, и раскаленный картон обжигает губы.
- Такси?
- Подано, мой господин.
Тощий и плосколицый согнулся в поклоне. Щелкает счетчик, за ним поворотник, и – ах, тобольская разлука; ах, тыртырбатыр тюрьма…
Старая волга, скрипя, выруливает на проспект. Руль на ходу меняет форму и цвет, а над домами встает радужный мост.
- Радуга, посмотри, — хлопнув таксиста по плечу, я желаю, чтобы он разделил со мной радость прекрасных видений, но он, уставившись в стекло, только шевелит пальцами. Казахский шансон втекает в уши, и мир становится вязким как патока.
- Что любят таксисты? Тенге или Гранта?
- Сегодня день снежных богов и — да, пожалуй, Грант будет в тему.
- Тогда подвези меня черному входу – так будет проще.
Лужа перед шестым павильоном черна. Льдины плывут, словно гуси по кругу. Нужно лететь, но батарейка внутри вот-вот сядет, и я черпаю кедами грязное месиво. Холодно.

- Макфа-дзен-Брайн, ты всегда говоришь, что это последний раз, но снова и снова я вижу тебя в начале петли.
- Разве есть начало у круга?
- Но для меня оно существовало.
- Как только придет время, мой мальчик. Как только придет время.
- Я ненавижу тебя, Макфа.
- Я люблю тебя, мальчик.

Дверь открывается, и я на секунду слепну от лампы, превосходящей по силе полуденный гнев казахского солнца. Мир в павильоне – мир кукурузы. Желтый початок размером с трамвай стережет его, прислонившись спиной к стене.
- Кто из вас примет…
Сильный удар сбивает с ног, сумка с товаром летит в одну сторону, прилавок с пареной шишкой в другую. Мир проворачивается со стоном вокруг оси.

- Тебе нужно бежать, мальчик, — голос Макфы-дзен-Брайн шелестит в голове как осот в серебристую ночь, – я не уверена, что смогу помочь. Беги.
Шепот стихает, и я понимаю, что батарейка внутри окончательно сдохла.

- Неторопливо встаёшь, руки на уровне плеч. – Тот, кто приказывает, когда ты лежишь, почти всегда прав.
Я медленно поднимаюсь и вижу двоих в камуфляже без знаков отличий. Так плохо, так больно, так пусто внутри.
- Зачем ты пришел? Тебя здесь не ждали. Что ты принес?– это не те, кто должен был меня встретить. Меня сейчас грохнут, Макфа-дзен-Брайн?
Тот, кто повыше, нацелил короткий ствол: — Что в сумке? Открой. Живо!
О, Бог, что приходит на помощь, когда все пропало! О, Макфа, длинная как макарон – зрачки без орбит! Ветер и струны поющей Вселенной!

Дверь с грохотом влетает тому, кто повыше, в затылок. Словно тряпичную куклу швыряет в стену второго.
В облаке пыли является он, мой спаситель. Коротконогий тунгус с обезьяньим лицом и – о, Боги! – он рыж.
- Я ждал тебя, перевозчик. Иди за мной, — и, вытянувшись стрелкой, ныряет под кукурузный прилавок. Недолго думая, я прыгаю следом, едва успев подхватить сумку с товаром.
Сперва мы ползем по бетонному полу, и кожа коленей моих превращается в кровь.
Затем пол обрывается, пахнет свежей землей, я задеваю плечами стены из глины. Лаз…

Всегда интересно, что там, в нескончаемом ряду из восьмерок. Но я снова нажимаю – delete.

…извиваюсь всем телом, вворачиваясь в подземный ход. Нарезаю резьбу локтями. Здесь холодней, чем снаружи, но тихо. И ветер не задувает под куртку снег.
- Кто-то следил за тобой, перевозчик. А это значит, что скоро тебя убьют.
Спасибо, рыжий тунгус, как будто об этом я и не знал. Воронка становится шире, мы выбираемся сквозь деревянный люк.
Мысли мои — стеклянные колокола, голос – треск рвущейся кальки, пальцы мягче бумаги.
- Где мы?
- Старый завод. Он рядом с рынком. Это – будка охраны.
- И что теперь?
- Теперь ты отдашь мне сумку, а я, — он достает два пакета, обмотанных скотчем, размером с ладонь, — Дам то, ради чего Боги послали тебя – держи.
Увесистые лепешки оттягивают карманы куртки. Ты врешь мне, тунгус. Я знаю, есть что-то еще. Он тянет из-за пазухи сталь и мятый квиток.
- Это билеты и ствол. Его скинешь, не доезжая до терминала. Надеюсь, не пригодится. Все. – Он разворачивается, собираясь уйти, но Макфа–дзен–Брайн еле слышно шепчет: — «Он врет».
И я быстро хватаю рыжего гоблина за рукав: — «Нет».
Тунгус опускает руку в карман.

Когда мне было двенадцать, я прыгнул с тарзанки в Парке культуры. Резиновый трос летел вслед за мной, а стрелки часов остановили судорожный бег.

- Совсем забыл. Ешь свой хлеб, перевозчик, — он достает из кармана еще один, третий, пакетик.
– До аэропорта иди пешком. Здесь недалеко. Километров пять.
Рыжий тунгус исчезает за дверью, впустив в будку запах цемента и ледяной ветер.
Ровно три вдоха спустя, я превращаюсь в бриллиантовое веретено.
- Макфа, скажи, ты знаешь что там, за радужными мостами?
- Когда придет время, мой мальчик. Когда придет время…
- Как же я ненавижу тебя, о, Великая Тень Богов.

Кустанай, задворки, смерть.
Дышит в затылок, пытается срезать дворами, охватить в клещи. Три плосколицых проходят так близко, что, кажется, я могу дотронуться до их плащей. Боги укрыли меня в дровяных капонирах на выезде из города. До терминала отсюда не больше полутора тысяч метров, а я не хочу убивать ни в чем не повинных животных.
Они возвращаются. В их голосах я слышу усталость и злость. Тыр-батыр-тыртыр-жырнозем. Так говорят плосколицые монстры — и хлопает дверь, и заводят мотор, и уезжают. А я остаюсь один в замкнутых бастионах поленниц.
- О, Макфа-дзен-Брайн, облака надо мной текут, как река, а сквозь дырявые звезды сочится кровь.

Терминал номер ноль пуст и чёрен, как ад. Я, овладев расписной стюардессой в зеленом костюме, играю шута, продвигаясь к зоне досмотра. Небесная девка хохочет, бесстыдно подтягивая сползший чулок.
- Ты говоришь, там, в Столице, я буду звездой? – и твердый сосок нарывает под нежным батистом. – Ха-ха-ха! Откуда ты взялся, такой необычный?
- Я брал интервью у Богов, и они меня знают.
Пограничник – шекарши с размаху штампует, разинув рот на зеленый костюм.
- Знай, что никто не попросит тебя показать карманы.
Когда не хватает тяги, приходят черви в зеленом. Но, вроде же мы решили все-все вопросы?
- Кто ты? Только не говори мне о кукурузе.
- Я сейчас Макфа-дзен-Брайн, а тебе лучше тихо идти вслед за мной. Ряд номер девять, место шестьдесят шесть. Можешь зайти в туалет – я подожду.
- Что происходит, Макфа? Ноги твои, как макароны – я сразу чую подвох, а?
- Все слишком серьезно, мальчик. Твой круг разорван, и я хочу сопроводить тебя.
- С каких это пор… Откуда ты знаешь? Точно?
- Иди в туалет. Не забудь выкинуть порошок.

Боги придумали мир и, вдохнув в него жизнь, не забыли про туалеты в зонах отлёта. Кафельные комнаты гудят теплым феном, скользят одноразовым мылом, осыпаются в урны использованной бумагой. Остров сорокаваттного света средь вечных ночей терминала.
Мне хочется остановиться в пятой кабинке от входа. Я запираю дверь и скидываю одежду. Нужно использовать дар пакистанских богов по максимуму. Шея, соски, пах и подмышки. Я втираю белую пудру и слизываю с ладоней потные комья. Но порошка, заплаченного Тунгусом, слишком много, а времени нет совсем. Поэтому прячу остатки в карман: боги – богами, а лететь почти пять часов.
В зеркале рядом с поющим феном реет мыльный пузырь с рыжим тунгусом внутри.

- Что ты с ним сделал? – Макфа в зеленом костюме дрожит, расплываясь, на фоне регистрационной стойки.
- С кем? С рыжим тунгусом? Он жив-здоров – летает в радужном шаре.
- Я говорю про порошок!
Из глаз ее сыплются искры, а с пальцев стекает дым. Раз мне суждено умереть – то я не против скользнуть, как змей меж ее худоватых бедер.
- Я его съел.
- Весь?
- Весь. Макфа, позволь мне…
- Я не могу отказать перевозчику. Ты это знал?
- Нет. Но теперь с этим знанием легче.

Ряд номер девять, место шестьдесят шесть. Самолет переполнен, и розовые обезьяны скачут по креслам, мешая сосредоточиться. В глубинах салона, ближе к хвосту, сидят трое с плоскими лицами, и я понимаю, что время действительно вышло – они разорвут круг. Но пакистанский стрим-лайн уносит за облака, а зеленая Макфа-дзен-Брайн машет рукой у входа в кабинку.
- Я буду сосать, а ты слушай себя – так будет проще. И положи на раковину пакеты. Я сама передам их. Твой путь окончен.
В голове вспыхивает зеленый фонарь, и я вижу ответы на все вопросы.

Здесь, для удобства, я позволил себе отойти от версии чтеца и заменить непрерывный шизоидный поток мыслеобмена умирающего (пусть он будет «Т», ведь это уже фактически труп) с фантомной Макфой на диалог.



Т: А я так и не спросил тебя, Макфа-дзен-Брайн, кто ты? Откуда? Зачем ты здесь?

Макфа: Я была здесь всегда. Я – кукловод в театре теней. Т: Тени, как я понимаю, мы. Макфа-дзен-Брайн, ты Бог?

Макфа: Для тебя — да. Бог.

Т: Тогда соси ритмичней — не каждый день Боги держат во рту мой член. Ты видишь картину мира?

Макфа: Скажем, я разбираюсь в ней лучше тебя. Но существуют нюансы, которые даже мне постичь не дано.

Т: И что там? Что на картинке? Что со мной будет, когда я умру?

Макфа: Что происходит с тенью, когда выключают свет? Просто твой мир исчезнет и станет темно.

Т: Сволочь.

Макфа: Я не говорю, что не станет тебя, я сказала – исчезнет твой мир. Но я могу помочь тебе сохранить твое «Я». Думаю, так будет лучше.

Т: Лучше для кого?

Макфа: Для тебя. Для меня. Так нужно, мальчик. И снова я ничего не скажу тебе.

Т: Почему ты пришла именно ко мне?

Макфа: Ты подошел слишком близко к границе между мирами и был замечен. Немногие здесь способны на это. Таким как ты мы дарим возможность узнать чуть больше.

Т: Сумки с товаром? То, что я целый год таскал из Тургау в Кустанай?

Макфа: Нет. Ты перевозил только плату. Два пакета – видишь? В твоём мире они бесценны.

И снова ряды восьмерок линуют бумагу, а я методично стираю вставшие на дыбы символы бесконечности. Что за картины для которых прибор не смог подобрать слова рисовал умирающий мозг? Виденья оргазма? Семя, залившее клифт стюардессы? Театр теней в луче божественной лампы? Или рискованный, но так и не осуществленный план побега? Теперь об этом уже не узнаешь. А жаль.

Салон изгибается, превращается в тор. Пассажиры становятся плоскими, как листья дуба. Я пытаюсь дойти до своего места, но ветер врывается сквозь треснувший корпус, и меня прижимает к Макфе-дзен-Брайн. Самолет лопается, словно перезревший стручок. Мы падаем в темную пропасть крохотными горошинами, исчезая в облачных вихрях.

- Просыпайтесь, пожалуйста, просыпайтесь! – стюардесса в зеленом трясет меня за плечо. – Все уже вышли – мы прилетели.
Я смотрю в проход. Вдалеке, сквозь открытую дверь в кабину, выходят один за другим три плосколицых летчика в одинаковой форме. Что могло быть в двух пакетах, которые я оставил в железном толчке крылатой машины? Что дал мне тунгус, получив свой, особенный, кайф?
- Вставайте…
Я поднимаюсь из кресла и сдергиваю на бегу самолетный салон. Проскользнув мимо пилотов, кубарем скатываюсь по трапу, и, вместо того, чтобы запрыгнуть в теплый автобус, бегу в темноту, подальше от сияющих терминалов. По рулежной дорожке, петляя как заяц, мимо красно-белой метеобудки. За спиной слышны крики, но они быстро стихают. И вот я уже мчусь по замерзшей траве вдоль ВПП ноль семь эр, пытаясь добраться до леса. Спрятаться там. Переждать.
У меня ещё есть порошок. Я продержусь, пока не утихнет кипиш. А потом… Потом соскочу. И больше никакой Макфы-дзен-Брайн, аххахахаха. Никаких проекций, никаких теней. Я. Только я. И – никого…

Кустанай, патроны, смерть, это считалка. Она задает ритм.
Я вдыхаю холодный воздух, выпуская обратно две тонкие струйки иприта. Листья стонут от боли, падая на желтый снег. Сугробы похожи на спелые яблоки — под ледяной шкурой застыла собачья моча.
У меня больше нет оружия. Нет никаких патронов. А в придорожной канаве кто-то весной найдет сброшенный ствол.

Кустанай, патроны, смерть – мало- помалу я вычеркнул все слова. И что осталось… Что?
Если бежишь против ветра, прикрой ладонью глаза. Колючий норд-ост приближается в вихре ледяных игл и серебряных паутинок. Хочешь увидеть, как будут тебя убивать?
Я вижу три тени в конце дорожки.
Даже мою смерть, и ту присвоила Макфа-дзен-Брайн, а Кустанай с его зельем остался так далеко. И что теперь? Где спрятаться? Рыжий тунгус напророчил смерть, а значит она придёт.
- Спасибо тебе, мой мальчик.
- Ты?
- Я.
- Макфа-дзен-Брайн, зачем за твоей спиной маячит упырь из города кукурузы?
- Он будет твоим Хароном, мой мальчик. Твой перевозчик, как это ни смешно. Не бойся — боль будет тогда лишь, когда пуля вскроет твой череп.
- И тени продолжат танец…
- Да.

Пси – скану сложно передать эмоции, хотя он довольно точно находит слова.
Исчезнувший труп, пока он был жив, конечно, представился мне слетевшим с катушек наркоманом в последней стадии. Непрерывно галлюцинирующим, с ушедшими венами, вялым. Вероятнее всего, он был членом преступной группы, занимавшейся сбытом героина в особо крупных размерах. Нужно особо указать в докладе, думал я, на роль сотрудников авиакомпаний в организации наркотрафика.

Я хотел было предаться размышлениям над этой, по меньшей мере, необычной интерпретацией, когда в дверях возник чтец с текстом, который удалось вытащить из сгоревшего пси-скана охранника.

Честно говоря, помимо таинственной пропажи трупов, основное, что не поддавалось логическому объяснению в этой истории — диалог с неизвестной «Макфой-дзен-как-там-ее». Впервые в моей практике в предсмертной картинке появился явно вымышленный персонаж. Но если пренебречь такой ерундой, то все складывается. За одним исключением — труп исчез.
- Давайте сюда вашего охранника, — чтец протянул бумажный лист, на котором жирным шрифтом был отпечатан всего лишь один абзац. – И это все?
- Да, шеф. К сожалению. Такое впечатление, что–то помешало ему нормально скончаться. – чтец нервно рассмеялся, — вы встречались раньше с таким? Шеф?

Я не ответил. Наверное потому, что неожиданно захотел оказаться как можно дальше от этих пси-сканов, «Букварей» и министров. Так далеко, как только возможно – лучше всего на пенсии, в глухой деревне, где нет ни телефона, ни телевизора, ни интернета; в диких лесах, в которых на сто верст окрест нет ни одной человечьей души. А потянуло меня туда вовсе не из-за усталости — нет. Просто последняя мысль охранника слишком смахивала на молитву.
Чтец стоял, неловко переминаясь с ноги на ногу, и равнодушно глазел в окно. Похоже, мне первому не повезло сопоставить два текста.
- Все в порядке, шеф? – «Нет. Все не в порядке. Все в полном беспорядке».
— Да. Все нормально. Спасибо. Вы свободны. Хотя, постойте…
«Если все на самом деле так, как следует из данных пси-сканов, то может…»
— Скажите, личное дело погибшего охранника? Оно у вас?
- Конечно, шеф. Там ничего необычного: ни аллергий, ни наследственной предрасположенности. Ойгир, Алитет Тимофеевич. Якут. Служил в ДВВО, Оха, спецбатальон охраны. Прозвище – «рыжик».
- Якут, говорите… Рыжик?
- Да. То есть, так точно! – рыжик. Что-то не так?
- Всё так… Всё так. Можете идти.

Я еще раз перечитал текст, вытащенный из сгоревшего пси-скана -

Я буду вечно служить тебе, Макфа-дзен-Брайн. Только позволь мне увидеть то, о чем молчат рыбы в заброшенной гавани Аю-Ламеда. Тени блуждают внутри головы и не дают уснуть. Я верно служил тебе, Макфа-дзен-Брайн, и люди всегда получали то, за чем приходили. Помнишь, как падали с неба слова – гранитные камни: Снег, Кустанай, Тени, Смерть, но я выносил дрожащих и ободрял живительной пылью. Что тебе стоит забрать меня…

- отложил в сторону бумаги, запер дверь и достал бутылку. Возможно, всё это мне снится, а если так, то можно спокойно выпить – начальство, слава Богу (или Макфе-дзен-как-ее-там) в мои сны пока доступа не имеет.

То, что случилось потом, не имеет никакого логического объяснения. Можно лишь догадываться о тайных причинах, побудивших мужчину среднего роста в форме коммунальной службы, обслуживающей здание МВД, подняться на пятый этаж. Воспользовавшись украденной карточкой доступа, проникнуть в СПЧ и поджечь оставленный по преступной халатности открытым (впрочем, его закрывали только по окончании рабочего дня) архив. После этого спокойно пройти по коридору, хладнокровно расстрелять пятерых чтецов, пьющих кофе в маленьком буфете, и отжав пожарным топориком двери, прыгнуть в шахту лифта. По странному стечению обстоятельств, в числе погибших оказались сотрудники отделов, только что расшифровавших посмертные видения таинственно исчезнувших трупов. Поджигателя и убийцу так и не нашли, а о том, что инструкция недвусмысленно требовала исполнить процедуру сканирования у погибших сотрудников, в суматохе почему-то никто не вспомнил.
К своему стыду должен признаться, что пока все прятались от безумца с волыной, деловито носился по коридорам спецназ (безусловно, никого не поймавший, но перебивший половину стекол) и тушился горящий архив (естественно, он сгорел дотла), я мирно спал в запертом кабинете. Даже отчаянный звон сигнализации меня совершенно не беспокоил.

Проснувшись от мерзкого чувства, что по спине ползет, шевеля длинным усом, огромный таракан, я шлепнул по хребту и ощутил под ладонью заткнутый за шиворот небольшой конверт.
В кабинете стоял запах гари. За дверью, судя по взволнованным голосам, явно творилось что-то из ряда вон выходящее, но в данный момент меня интересовал только один вопрос: что находится в заклеенном бумажном кармашке? До сих пор не могу понять, почему я тогда столь безразлично отнесся к происходящему за стеной. Хотя, надо признать, что когда из пустого на вид пакетика на стол высыпалось несколько белых крупинок, мне стало не до офисного переполоха. Дальнейшие мои действия объяснить и вовсе невозможно – я дотронулся указательным пальцем до крохотного комочка, поднес ко рту и лизнул.

…и до сих пор не могу поверить, насколько ты можешь быть милосердной, Макфа-дзен-Брайн.

Когда ты рядом, границы между мирами тонки, как ветошь, я вижу сотканную из струн паутину, скользящие вдоль нее древние звезды, а радужный мост повис над хрустальными арками Махабхарата – столицы песчаных бурь.

Помнишь, как ты говорила со мной об истине и паутине, накинутой на вселенную? О странных местах, где еще можно услышать пенье дрожащих струн, удерживающих миры и наблюдать воочию, как в узоре серебряных нитей копится мелодия, которую ты называла нектаром истины? О том, что мир, который я вижу, лишь жалкое подобие созданной Богом вселенной, театр теней на стенах пещеры, в которой мечется в поисках выхода человеческий разум?
Теперь я начинаю понимать, почему растаяли трупы так и оставшегося неизвестным торчка со странной пылью в кармане и рыжего, как дюны Танжера охранника – кукловоду легко вмешаться в бешеный вальс проекций, убрав пару-тройку персонажей88888888888888888888…

***

Человек в черном свитере, очень похожий на следователя, впрочем, и бывший им, захлопнул папку и оглядел комнату. Распахнутый шкаф, вывороченное на пол белье, настольная лампа, книги. Дверь на балкон была открыта, и ветер заносил в квартиру уличный шум.
- Странная история, — сказал он негромко. – Мутная. И вообще...
- Ну, и как? – рыжий крепыш в форме, вышел из кухни и вопросительно посмотрел на коллегу, — Что-то важное?
- Ерунда какая-то. Ничего не понимаю – записки сумасшедшего. Читал?
- Пару страниц. Забавная путаница. Как думаешь, его творение?
Следователь развел руками: — Вполне вероятно. Я общался с ним не так давно. По-моему, он так и не отошел после гибели сына.
- Да, я слышал — кустанайский мул.
- Пытались взять у трапа, он побежал, стали стрелять… Они даже не знали, кто он такой – была только ориентировка. Два кило синтетики нашли. В лаборатории до сих пор возятся с составом. Что-то новенькое.
- Н-да… Ладно. Поехали. Нечего тут больше делать.
Сержант, дежуривший у подъезда, предусмотрительно открыл дверь, и они вышли в осеннюю морось, осторожно обогнув уже обведенный мелками труп.
- Знаешь, у меня не выходит из головы эта Макфа-дзен-как там ее…
- Брайн.
- Да, точно. Макфа-дзен-Брайн. Как правило, свежий психоз посттравматической этиологии не практикует фантомы. Особенно, с комбинированными именами.
- Тебе виднее. Я не спец по психам. Только по-моему, все проще: доза, которую он использовал, была в пустом пакете из-под лапши. Рядом нашли. Хочешь угадать сорт?
- Вот черт, а я все голову ломаю, что мне это напоминает. Подожди… — следователь остановился. Его спутник, пройдя по инерции пару шагов, обернулся. – Товар, который тянул его сын, тоже…
- Что, «тоже»?
- Тоже был в макаронных пакетах.
Крепыш хмыкнул: — Ты думаешь, тут есть связь? По мне, так вряд ли. Кстати, идея читать мысли у трупов мне как-то не по душе.
Следователь посмотрел на низкие тучи, транзитом плывущие через город на юго-восток, в сторону пшеничных полей Казахстана, и поежился: — Какая, к черту, связь. Просто жаль его. Неплохой мужик был. Пойдем быстрее, дождь начинается.

Первые капли рассыпались ледяной дробью по жестяному откосу, зюйд-ост погнал водяную пыль в оставленное открытым окно. Лампа закачалась на длинном проводе и по стене запрыгали тени. Сначала они были похожи на то, чем являлись на самом деле – ветками тополя, растущего напротив окна. Затем хаотичное мельтешение упорядочилось, и на стене появился рисунок, напоминающий дрожащую паутину. По ее краям равномерно вспыхивали крохотные огоньки, маячками указывая путь в набухающий чернотой центр. Внезапно, тьма в середине тенет раздалась, открыв в стене подобие двери, сквозь которую на долю секунды ослепительно полыхнуло, и тут же сомкнулась вновь. Огоньки погасли, а паутина опять превратилась в сплетенье сучьев.
Что происходит с тенью, если выключить свет?
Мир просто исчезнет, и станет темно.