Церковь компрометирует религию

Лев Золотайкин
Первый век нашей эры ознаменовался грандиозным событием: впервые в истории, на глазах высокоразвитого человечества возникла и утвердилась мировая религия такой мощи, что рождение ее основателя было принято за точку отсчета нового летоисчисления – «от рождества Христова» и определило начало «нашей эры», той, в которой мы живем.
А все, что было раньше, до рождения Иисуса Христа, в одночасье стало Древним Миром, с обратным отсчетом времени – «до нашей эры».
Внешне же, это был период военного и культурного господства Римской империи и крохотная Иудея существовала в качестве одной из провинций великой метрополии.
Так что весь ход процесса возникновения новой религии, каким бы незначительным он не казался в своем начале, попал в общую державную летопись, в массу документов того времени, что и сохранило земную подоплеку этого как бы священнодействия.
По сути своей, проповедь Иисуса Христа, призывающая к любви и добру, обращалась ко всем людям вообще, без границ и условностей. Стихиями новой веры были свет и воздушный простор, а она оказалась в душной атмосфере иудаизма, одной из самых закрытых религий, с ее подчеркнутой избранностью и фанатическому следованию Закону предков.
Может так и нужно было, для закалки молодого побега, начать жизнь с борьбы за существование.
Иисус и все его ученики родились и получили воспитание в семьях правоверных иудеев, то есть господствующее мировоззрение и вся обрядность были ими впитаны с молоком матери.
Гений Иисуса Христа поднял его над догматизмом и ханжеством господствующей идеологии.
Самые гневные обличения его проповеди направлены на священнослужителей, фарисеев и «ревнителей» Закона – книжников. Иисус утверждал, что они превратили религию в инструмент сохранения власти и личного обогащения.
Евангелия повествуют, как, «сделав бич из веревок», Иисус изгнал торговцев из Иерусалимского Храма, обвиняя его служителей в том, что «дом молитвы» они превратили «в вертеп разбойников».
Иисус Христос не отрекается от Закона:
«Не думайте, что Я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел Я, но исполнить». ( Мф 5:17 )
Виноваты не законы, а их истолкователи, которых Иисус не устает уличать во лжи и коварстве:
«Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечей одежде, а внутри суть волки хищные». ( Мф 7:15 )
В то же время, в «Нагорной проповеди» часто повторяется такой словесный оборот: «Вы слышали, что сказано, а я говорю вам…»
«Вы слышали, что сказано: «люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего».
А Я говорю вам: любите врагов ваших…» ( Мф 5:43,44 )
Но для иудеев неприемлемы были не только слова, но и сам факт проповеди. Страна должна была жить тихо, а Иисус собирал толпы слушателей.
«Он возмущает народ, уча по всей Иудеи» - обвинял первосвященник арестованного Иисуса перед лицом римского наместника Пилата.
В результате, именно церковь настояла на казни Иисуса Христа, в то время как Пилат готов был оправдать бродячего философа, не находя в его призывах ничего преступного.
Казнь свершилась, но произошло чудо: разнеслась весть о воскрешении Иисуса Христа.
Правда, лишь постепенно этот факт станет самым знаменательным, «ударным» в пропаганде христианской религии, а первоначально, даже в Евангелиях, рассказ о воскрешении ведется очень сдержанно и постоянно присутствует некая странность: ученики и даже самая близкая женщина, Мария Магдалина в первый момент не узнают любимого наставника и, лишь постепенно, по его убеждениям как бы прозревают.
И при вознесении Иисуса Христа никаких толп зрителей не собралось. Провожали его те же ближайшие ученики.
«Он поднялся в глазах их, и облако взяло Его из глаз их…
Тогда они возвратились в Иерусалим… и пришедши взошли в горницу, где и пребывали в молитве и молении с некоторыми женами и Мариею, Матерью Иисуса и с братьями его».
А при жизни, по свидетельствам Евангелий, Иисус уклонялся от встреч со своей семьей, не находя в ней поддержки своему призванию. Поэтому появление матери и братьев среди апостолов – это не их прозрение и обращение к вере Христа, а скорее свидетельство того, что в отсутствии живой магии Учителя, его окружение быстро опустилось с высот на землю, в привычную среду традиций и требований иудаизма. Хотя внешне боговдохновленные книги рисуют очень по-христиански благостную картину:
«Все же верующие были вместе и имели все общее.
И продавали имения и всякую собственность и раздавали всем, смотря по нужде каждого.
И каждый день пребывали в храме и, преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца». (Деян 2:44-46)
Но тут одна история нарушает благолепие повествования:
«Некоторый же муж, именем Анания, с женою своею Сапфирою, продав имение,
Утаил из цены, с ведома и жены своей, а некоторую часть принес и положил к ногам Апостолов.
Но Петр сказал: Анания! Для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое мысль… утаить из цены земли?
… Ты солгал не человекам, а Богу». ( Деян 5:1-4 )
Обман Бога – страшное обвинение и наказание последовало незамедлительно: «Анания пал бездыханен». Сапфира пришла чуть позже, а когда Петр и ее уличил в обмане, «она упала у ног его и испустила дух».
История совершенно не христианская: речь же идет о добровольном пожертвовании, когда благодарят за любую малость. Христос возвеличил бедную женщину, отдавшую на благое дело то, что ей было по силам: две лепты (копейки).
История скорее в духе иудаизма с его крайним максимализмом.
Но церковь посчитала жуткую сцену полезной и назидательной и бережно пронесла ее через все корректировки Евангелий – ученые нашли множество следов работы над священными текстами до их окончательной канонизации.

Иисус Христос с горечью сетовал, что «пророк не имеет чести в своем отечестве». Действительно, его проповедь не привела к обращению в христианство «богоизбранного народа».
Наоборот, иудаисты надеялись, что смерть Учителя уничтожит недолгую память и рассеет его последователей, как это случилось с другими проповедниками, будоражившими податливый народ Палестины. Специалисты насчитывают около десятка таких современников Иисуса Христа, получивших историческую известность, среди которых наиболее колоритной фигурой был Иоанн Креститель.
По счастью, новая вера сумела вырваться из тесной Палестины на просторы Средиземноморья с его более жизнелюбивым и доброжелательным населением. И как это часто бывает, помогли широкому распространению молодой религии сами же ее противники.
Предпринимательская непоседливость евреев расселила их по всему торговому миру и, естественно, рассказы о чудесных событиях и проповедь их главного героя быстро получили известность в бесчисленных еврейских поселениях.
Конечно, и там иудаистский фундаментализм старался растворить проповедь Иисуса Христа в массе ветхозаветных установлений и толкований.
В результате сложилась несколько странное течение в распространении новой религии, которое историки позднее назовут иудеохристианством, - такое несуразное соединение призывов к всеобщей любви с угрюмой богоизбранностью. Да, и сам Бог двоился в сознании верующих от милостивого Отца до капризного Иеговы.
В общем, в этом направлении у веры Христовой была реальная перспектива быть задушенной в объятиях иудаизма.
Возможно осознанно или по вдохновению Иисус не оставил никакой записи своего учения. Поэтому рассказы о его личности, о бесчисленных чудесах исцеления, его яркие афоризмы и образные притчи были легко подхвачены и расцвечены народной молвой. К месту пришлось и чудесное воскрешение Пророка, и его вознесение к Отцу Небесному.
Новая религия воспринималась с большим интересом, потому что ей было, что о себе рассказать.
С этой благой вестью множество безвестных проповедников уже шло по дорогам римских провинций: Сирии, Ближней Азии, Греции, Македонии и других территорий огромной империи – и все их беззаветное подвижничество история концентрирует в великом символе, которым становится – «Апостол язычников» - Павел.
Недаром история христианства служит неиссякаемым источником вдохновения для всех видов искусств. Утверждение мировой религии огромное драматическое действо, рождающее сложные судьбы и могучие человеческие характеры.
Но даже в этой легендарной среде апостол Павел выделяется силой воли, целеустремленностью и своим особым вкладом в создание новой религии.
Когда в Иерусалиме народ, натравленный служителями Храма, кричал: «Смерть ему!» - Павел в окружении стражи обратился к толпе на родном ей еврейском языке:
«Я Иудеянин, родившийся в Тарсе Киликийском, воспитанный в сем городе при ногах Гамалиила (один из великих законоучителей), тщательно наставленный в отеческом законе, ревнитель по Боге, как и все вы ныне.
Я даже до смерти гнал последователей сего учения, связывая и предавая в темницу и мужчин и женщин…» (Деян 22:3,4)
То есть Павел, носивший тогда имя Савл, начинал служение фанатическим гонителем христиан.
А дальше Павел рассказывает, как он услышал Голос – сам Иисус Христос обратился к нему и объявил, что специально предизбрал Павла, чтобы он стал примером того, что всем открыт путь прощения, путь к Богу Сыну и к Отцу Небесному.
И Павел превратился в самого преданного и самоотверженного проводника новой веры. Как он сам позже свидетельствовал: «Я сораспялся Иисусу Христу».
По мнению Павла, личное напутствие Господа ставило его вровень с учениками Иисуса Христа. В одном из посланий он рассказывает о своей встрече с Апостолами, как «узнав о благодати, данной мне, Иаков, Кифа и Иоанн, почитаемые столпами, подали мне и Варнаве (помощник Павла) руку общения, чтобы нам идти к язычникам, а им – к обрезанным…» (Гал 1:9).
Здесь понятие «язычник» совершенно не означает, что речь идет о каких-то варварах с их нелепыми идолами.
Более того, на берегах Средиземноморья христианство поднялось на иной уровень развития, оказалось среди эллинской культуры с ее древними мифами, олимпийскими богами и философией множества великих мудрецов, в том числе и таких гигантов, как Пифагор, Сократ, Платон.
В этой разборчивой среде учение Иисуса Христа привлекало своими светлыми сторонами, доступностью веры, проповедью любви и добра, близостью всепрощающего Бога, обещаниями посмертного покоя и радости.
Успехам Павла содействовали его терпимость к местным традициям, отказ от соблюдения ритуалов иудаизма, особенно обрезания, показного безделья субботы, ограничений в пище и других требований, совершенно непонятных для людей, привыкших к более просвещенным богам.
Естественно, плодотворная активность Павла вызывала ненависть иудеев. Павла и его учеников обвиняли в ереси, обличали в синагогах, старейшины натравливали на них «истинно верующих» и создаваемые Павлом церковные общины подвергались нападениям и физическим расправам.
Так что Павел, неустанно пестуя новые церкви, вынужден был постоянно возвращаться и восстанавливать разрушенные очаги христианства.
Ожидая суда в Риме, Павел в «послании к Коринфянам» вспоминал тяготы своего служения:
«Я гораздо более был в трудах, безмерно в ранах, более в темницах и многократно при смерти…
От Иудеев пять раз дано мне было по сорока ударов
… однажды камнями побивали, три раза я терпел кораблекрушения…
В труде и в изнурении, часто в бдении, в голоде и жажде, часто в посте, на стуже и в наготе». (2Кор 11:24-27)
Такие же невзгоды выпадали и на долю помощников Павла и на множество преданных сторонников, которых Павел по мере сил ободрял и поддерживал.
Но в общем, именно это направление в развитии христианства оказалось наиболее успешным и плодотворным.
Все религии связаны между собой массой контактов, взаимным проникновением и обогащением.
Христианство стало новым духовным посылом, распространившимся среди народов, выросших в духе эллинской культуры. В то же время античная культура, широко шагнувшая по миру, особенно при создании империи Александра Македонского, сама многое восприняла из мистерий Египта и Индии. А на базе греческой культуры состоялся расцвет Византии и вообще православия. Огромное количество христианской литературы дошло до нас благодаря греческим переводам. И, кстати, само имя Иисус Христос – греческое.
Так что практически, почти с самого начала своего широкого распространения в новой религии образовалось два основных течения: иудеохристианское и эллинистическое или, еще одно его принятое название, греко-римское.
Правда, после того, как в 70-м году римляне захватили Иерусалим и разрушили Храм, иудаизм, лишившись духовной опоры, занялся собственным выживанием и ослабил свое давление на христианство.
Зато к этому времени уже широко развернулись ереси и самой мощной из них стал гностицизм (от греческого понятия "гнозис" – «знание»).
В эзотерической иерархии гностицизм сам по себе является одним из звеньев мировой религии. Там, в легендарных глубинах земной жизни его корни переплетены с тайнами Востока, Азии и Северной Африки.
Так что гностицизм больше, чем одна из многочисленных ересей, скорее христианские идеи по сути лишь часть огромного разнообразия течений и ответвлений гностицизма.
Конец первого и начало второго веков нашей эры в информационном поле истории христианства выглядит некой «черной дырой», в которую провалилось все евангельское повествование после заключительных слов «Деяний Апостолов», чтобы где-то через столетие всплыть набором апокрифических мифов.
Все основатели христианства мирно, а многие насильственно, закончили свой жизненный путь. И как-то странно получилось, что после таких шумных событий не осталось никаких свидетелей. В истории нет воспоминаний современников, тех, кто был знаком или видел, например, апостолов, или людей, бывших в толпе, к которой обращался со своими притчами Иисус Христос. Да вообще, никто не удосужился вспомнить, как он жил, как выглядел. И первую Иерусалимскую церковь посещало множество людей, а мемуарная литература полностью отсутствует.
А вспомним, какой вал «достоверных фактов» обрушивается на нас после смерти популярной личности.
Этот вакуум удивляет и порождает множество толкований и даже сомнений в достоверности всей евангельской истории. Есть, например, теории, что Иисус – это интерпретация жизни Учителя Праведности из книг общины ессеев, который выступал с похожими речами и так же был казнен, но гораздо раньше, за сто лет до «рождества Христова».
Вот гностики якобы и сместили всю эту историю ближе к текущей жизни. Затем, множество создаваемых и распространяемых в тот период евангелий реально осовременили рождение, проповедь и гибель забытого Учителя, превратив его в Сына Божьего Иисуса Христа. И, наконец, апокрифическое предание закрепило в сознании верующих легендарные события, привязало их к историческим датам и разукрасило множеством подробностей.
Конечно, за прошедшие века евангельские истории так прочно вошли в сознание людей и так естественно слились с проповедью любви и добра, с самой сутью религии, что вероятность ее искусственного сотворения выглядит кощунственно. Но тогда все только начиналось, и гностицизм предлагал свои варианты новой религии.
В 1945 году в Верхнем Египте был обнаружен тайник с пятидесятью двумя гностическими или близкими к гностицизму текстами. Находка получила название «библиотека Наг-Хаммади» (по ближайшему к тайнику древнему поселению) и произвела фурор среди специалистов.
Высокая котировка древних манускриптов стимулировала продолжение их поисков, и в 1978 году в Среднем Египте было обнаружено еще одно собрание гностических рукописей, ставших известными, как «Кодекс Чакос», среди текстов которого находилось и недавно опубликованное у нас «Евангелие от Иуды». (Да-да, того самого злодея, только здесь предательство было заранее оговорено с Иисусом и фактически его спасало).
Божественный мир гностиков очень сложен и широко разветвлен. Есть Высший Свет и мириады простых богов, рассеянных по планетам необъятной Вселенной.
Земле не повезло с богами. Иисус рассказывает о них своему самому продвинутому ученику Иуде. Среди них тупой и злой Эл, его помощник, «покрытый кровью», Небро, а также Саклас, в переводе с греческого просто «дурак».
Эти боги устроили на Земле жестокую, бессмысленную материальную реальность, «выгребную яму, вместилище нужды и страданий».
Люди в плену своей плоти, но некоторые из них несут в себе элемент божественной природы, именно им  суждено пережить этот мир кровожадных и глупых богов-демиургов и войти в Высшее божественное царство.
Иисус несет Знание, как очистить свою душу, вырваться из оков и покинуть эту презренную действительность.
Иисус в Евангелии отличается от привычного образа. Он более реален, ироничен, часто смеется, в том числе и над своими недалекими учениками с их глупым поклонением земным богам.
Иуде Господь определил особую миссию:
«Но ты превзойдешь их всех. Ибо ты принесешь в жертву человека, чьим телом я облечен».
То есть, верный Иуда не предал, а помог любимому Учителю освободить свою душу и уйти «к другому, великому и священному поколению».
Найденные сочинения гностиков лишь крошечная часть их духовного наследия, старательно уничтоженного победившей церковью.
Значительную часть творческого наследия гностицизма сохранили их критики, приводя обширные цитаты в своих разгромных сочинениях. Так, в конце II века легендарный апологет христианства Ириней Лионский гневно осуждал гностиков за богопротивные мысли, приводя пример, как «некто Керинф, наученный в Египте, учил, что мир сотворен не первым богом, но силою, которая далеко отстоит от этого превысшего первого начала».
То есть в те, кажущиеся нам очень темными и догматическими времена, гностицизм смог оценить величие мироздания, созданного гением разума, и отделить его от мифического образа Бога, сидящего в облаках и занятого бесконечным распутыванием клубка человеческих отношений.
Тем не менее, гностицизм проиграл в историческом поединке с греко-римским догматизмом. Подвели его организационная раздробленность и многовариантность учений, никак не укладывающихся в единую, пробивную идею.
Но были периоды, когда учение гностицизма получало массовую поддержку, приводя в смятение конформистскую церковь. Гностицизм утверждался в крупных христианских общинах, чаша весов колебалась и победа гностицизма была вполне реальной.
Тогда мы сейчас имели бы совсем другую религию, более живую и многоцветную, но, конечно, такую же истинную и богоданную.
И любили бы Иисуса Христа, немного другого, но такого же светлого и единственного в нашей душе.
Впрочем, идеи гностицизма не были уничтожены окончательно, в различных интерпретациях, усилиями многих своих последователей они благополучно дожили до наших дней.
Так, на знаменитой святой горе Афон процветает христианское, но с этико-аскетическим уклоном учение исихастов. Как и давние гностики, они особо почитают Марию Магдалину, не только как самую просвещенную ученицу Иисуса Христа, но и как его любимую женщину.
В общем, так или иначе, в непрерывной борьбе, в злобных отрицаниях и вынужденных компромиссах христианство распространилось на большинстве территорий западного и восточного миров, получило официальное признание в Римской империи и тихая, светлая проповедь чудесного Учителя о всеобщей любви превратилась в огромную религиозную махину во главе с амбициозной церковью, перед которой встала необходимость создания непробиваемого монолита веры.
Тем более, что до скандального разделения церкви на православную и католическую, когда Римский Папа и Константинопольский Патриарх предали друг друга анафеме, было еще далеко (1054 год) , но обособление уже началось, хотя формально пока существовала одна Христова церковь.

Создание единого Закона Божьего оказалось сложнейшим делом и растянулось на четыре с лишним столетия, за время которых состоялось семь Вселенских Соборов, а так же бесчисленное количество менее значительных собраний церковной иерархии.
Все это время церковь сотрясалась от расколов и ересей.
Собственно, борьба с ересью, которая касалась статуса самого Иисуса Христа, и стала одной из главных дискуссий Первого Вселенского Собора.
Собор был созван римским императором Константином Великим в 325 году, в городе Никее. Съехалось около 300 самых авторитетных епископов, среди которых были такие имена, как Евсевий Кесарийский, Евстафий Антиохийский, Афанасий Великий и другие, причисленные позднее к лику отцов-основателей церкви.
Относительно сущности Иисуса Христа боролись два греческих понятия: омоусиос – единосущный и омиусиос – подобный по всему.
Александрийский священник Арий и его сторонники утверждали, что Бог – это Нерожденный, Самозамкнутый Абсолют. А все остальное – это только производное от Бога. И сын его, хотя и совершеннейшее, но все же творение Божие.
Церковь утверждала, что Сын, как и Отец, существовал извечно.
Разница в одной букве вела к далеко идущим последствиям. Под сомнение ставился догмат о Святой Троице. Ведь, если Бог создал Сына и Святой Дух, значит было время, когда они не существовали и Троица являлась единицей. Тогда, фантазируя в обратном направлении, следовало признать, что испокон веков Бог был одиноким, а потом убедился, что не справляется с расплодившимися людьми, и сотворил себе помощников. То есть получалось какое-то очень еретическое расшатывание Неколебимого и Вечного.
Спор был ожесточенным и опускался буквально в бездны религиозной схоластики.
В результате, большинством голосов собравшихся было принято вероопределение – Орос – Первого Вселенского Собора, который утвердил «… единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единородного, Который прежде всех веков родился от Отца, как Свет от Света… а не сотворен и имеет одно существо с Отцом…»
А далее истина закреплялась анафемой:
«А говорящих, что было время, когда не было Сына, или что Он не был прежде рождения и произошел из несущего, или утверждающих, что Сын Божий из иной ипостаси или сущности, или создан, или изменяем – таковых анафематствует Кафолическая Церковь».
Наличие анафемы, по церковным законам, не позволило считать Орос Первого Собора Символом Веры и  Символ Веры был принят на Втором Вселенском Соборе в Константинополе, в 381 году.
Впрочем, все эти усилия не означали полного уничтожения ереси Ария и ее всплески добивали еще очень долго.
Символ Веры так же утвердил и главную небесную власть – Троицу в составе: Бог – Отец, Бог – Сын, Бог – Дух Святой.
Если как-то абстрагироваться от всей этой фантасмагории, то поражает слепая убежденность обычных смертных людей, которым еще только предстояло, канув в вечность, ознакомиться с потусторонней жизнью, в их праве заниматься обсуждением устройства небесного мира, расставляя богов по местам, определяя их родственные отношения и, наконец, вставляя их во временные рамки понятиями «вечно» и «прежде всех веков».
Но это так, к слову, а фактически новая религия долго еще не входила в единое русло, и различные течения продолжали бороться за широту своего представительства при дележе власти, о чем свидетельствует та же история отбора текстов в священный канон «Нового Завета».
Во-первых, иудаизму удалось навязать свой Ветхий Завет в качестве фундамента или своеобразной исторической основы новой религии.
Во-вторых, борьба за выбор главного Евангелия из многочисленных сочинений, признанных священными в различных общинах, оказалась настолько непримиримой, что пришлось пойти на компромисс и принять решение беспрецедентное в истории письменных основ религии – учение и биография Иисуса Христа были узаконены в четырех боговдохновленных вариантах.
Каждое из ставших святыми Евангелий было уступкой наиболее влиятельным церковным группировкам. Так, «Евангелие от Матфея» - это низкий поклон иудаизму, а «Евангелие от Иоанна» - явное влияние гностицизма.
Только в 419 году, на специальном съезде в Коринфе утвердили, наконец, священный, неприкасаемый «Новый Завет», который церковь определила, как «Договор Бога с людьми, заключенный через Иисуса Христа».
В состав «Нового Завета» вошли и 14 «Посланий» Павла к различным церковным общинам. Бунтовщик, гонимый иудаистски настроенной частью христианства, был, наконец, прощен, отретуширован и введен в круг Святых Апостолов, образовав со своим главным противником Апостолом Петром великую пару Святых Отцов – основателей церкви.
Во многих религиях сияющую вершину занимает Семья: Бог-Отец, Богиня-Мать и их божественный Сын.
В христианстве на месте Матери утвердился необъяснимый фантом – Святой Дух. В Ветхом и Новом Заветах слово «дух» мелькает, как в речах, так и в описании некоторых событий, но без какой либо связи со словом «троица». Вообще, понятия «троица» в святых текстах нет. Троица и ее составная часть – Святой Дух – таинственная конструкция, рожденная в глубинах церковной мысли. В «Законе Божием» преподобный Симеон Новый Богослов пишет так: «Никто не может ясно и полно постичь умом и выразить словом догмат о Пресвятой Троице, сколько не читай Божественное Писание».
Возможно отсутствие в Святой Троице Богини-Матери - это изначальный отголосок влияния иудаизма, который считал женщину второсортным существом и полностью исключил ее из церковной иерархии.
С другой стороны, Святой Дух по своей неопределенной сущности очень удобен церкви для придания таинственной достоверности многим непостижимым явлениям и действиям.
Так или иначе, но мать Иисуса долгое время оставалась вне божественного табеля о рангах, и, например, епископ кипрский Епифаний так объяснял эту ситуацию:
«Мария – не бог, и не с неба она получила тело, а от совокупления мужа и жены… Хотя весьма прекрасна Мария, и свята, и почтенна, но она не достойна поклонения».
Однако, со временем церковь осознала насущную потребность верующих в наличии Матери, как самой близкой и доверительной Заступницы и Утешительницы.
Третий Вселенский Собор 433 года определил статус Девы Марии, закрепив его в итоговом «Согласительном исповедании»: «… мы исповедуем Святую Деву – Богородицей». То есть, Божия Матерь вошла в праздничный иконостас, став одним из самых почитаемых образов.
И еще более трех веков укреплялся каркас христианской веры, наконец, Седьмой Вселенский Собор 787 года твердо выступил против «иконоборчества», считавшего все святые образы идолопоклонством. Собор утвердил канон почитания икон и других священных реликвий, ибо «… взирающие на них побуждаются к воспоминанию о самих первообразах и к любви к ним и к тому, чтобы чествовать их лобызанием и почтительным поклонением».
Какие судьбоносные решения принимались на Вселенских Соборах! Однако, чтение стенограмм и подробных описаний обстановки принятия исторических основоположений поражает не столько глубокомыслием, сколько агрессивностью дискуссий.
Современные парламентские скандалы и неумелые драки бледнеют в сравнении с яростью и необузданностью божьих наместников. Многие Соборы из-за чрезмерных скандалов не получили статуса Вселенских, а Собор 449 года вообще вошел в историю с прозвищем «разбойничьего».
На различных промежуточных съездах зачастую правым становился более сильный, имеющий достаточно средств, чтобы не только собрать единомышленников, но и просто нанять крепких бойцов. Внушительный кулак  был очень мощным аргументом. Важно было и закрепить победу, поэтому разгромленных оппонентов беспощадно преследовали до полного изгнания, а бывало и до смерти.
Возможно, поэтому в символической церковной библиотеке очень мало книг о становлении христианства. Церковь не любит вспоминать свою нищую молодость, когда она часто бывала испуганной и растерянной. А еще больше она не любит вспоминать, что все ее божественное устройство не упало с неба, а было создано своими руками в спорах, безобразных скандалах, ругани и насилии.
Так что, история раннего христианства, которая утвердилась в церкви, по сути, не является историей в прямом смысле этого слова, а представляет собою дополнение к сооруженной догме.
Тем не менее, краткий и поэтический «Символ Веры» постепенно все же превратился в монументальный «Закон Божий», определивший весь небесный регламент, верховный иконостас и богослужебный порядок. Все окончательно стало священным, богоданным и определенным извечно.
Более того, церковь осветила перспективу, назвав основные этапы: «воскресение мертвых, кончина века сего, всеобщий суд, Царство Славы».
«Тогда закончится «царство благодати» - бытие Церкви на земле, Церкви воинствующей; Она войдет в это царство славы и сольется с Небесной Церковью. Затем конец, когда Он предаст Царство Богу и Отцу, когда упразднит всякое начальство и всякую власть и силу. Ибо Ему надлежит царствовать, доколе низложит всех врагов под ноги Свои». ( «Закон Божий», глава седьмая)
Как-то неясно с престолонаследием, получается, что на этом апофеозе инициатива будет принадлежать Сыну Божьему. Он передаст всю славу «Богу и Отцу», а сам продолжит борьбу с врагами.
Да, когда же кончатся эта борьба и эти враги, Господи!

Религия пестует душу верующего, очищая и обогащая гармонию чувств и устремлений каждой отдельной личности.
Христианство устами своего основателя определило высшую цель духовного развития:
«Возлюбите друг друга».
На какой благородный путь вступала молодая церковь.
Так огромно это людское море, так велики его потребности в утешении, помощи, духовном врачевании. Бесконечная возможность приложения добрых рук и отзывчивого, терпеливого сердца.
Ведь, что такое пастырская, отеческая проповедь любви, добра, послушания и многих других прекрасных душевных качеств – тихое, беззлобное занятие.
Проповедник бродит по земле или собирает людей в церкви и внушает, увещевает, молится о грешных душах. Иные с радостью впитывают божественное слово и живут по совести, любви и благодати, а кто-то противится, не принимает божьей мудрости. Ну что же, пастырь не торопится, еще и еще он молит Бога о просветлении заблудших душ, убеждает бороться с силами зла, ну, что делать, где-то и грозит карой небесной, ответом за грехи перед Всевышним, а уж совсем закоренелым грешникам предрекает вечные муки.
Но душа пастыря полна сострадания и всегда у него наготове утешительное прощение заблудшего человека. Нужно только искренне раскаяться.
Да, это высокое и прекрасное служение, и церковь ему следует, но не бескорыстно. Вот ведь в чем порок этой огромной системы.
               
      
   Очень символично, что именно легендарная, первая Иерусалимская церковь сделала и первый шаг в сторону своей меркантильности. Прекраснодушные Апостолы, в простоте своей, с сердцами, обращенными к памяти о любимом Учителе, переложили груз земных тягот, а с ним и управление доходами, на доверенных людей.
«Тогда двенадцать Апостолов, созвав множество учеников, сказали: нехорошо нам, оставив слово Божие, пещись о столах.
Итак, братия, выберите из среды себя семь человек изведанных, исполненных Святого Духа и мудрости: их поставим на эту службу.
А мы постоянно пребудем в молитве и служении слова». (Деян 6:2-4)
Семь благородных служителей исторически очень быстро преобразовались в руководящий церковный клир во главе с епископом, в руках которого оказалось чудесное предприятие, производящее такой продукт, как «надежда и утешение» - то есть, нечто неиссякаемое, буквально падающее с неба и не поддающееся никакому учету.
Первоначальная выборность епископов так же быстро сменилась их назначением и неограниченным расширением прав.
И вот уже сборник «Апостольских постановлений» предписывает с поистине божественной непререкаемостью:
«Тебе, мирянин, подобает жертвовать, а епископу распоряжаться в качестве как бы эконома и администратора церковного имущества. Смотри не требуй от епископа отчета и не следи за его расходами, когда он их производит, когда, кому, где, хорошо или плохо. Ибо он обязан отчетом только Богу, который дал ему в руки эту власть, который соблаговолил вручить ему столь высокий священнический дар».
С подобным напутствием епископы и их ближайшее окружение с таким рвением занялись приумножением богатств, что шокированному высшему руководству пришлось им напоминать о том, что задача церкви – это все же распространение и укрепление веры, а не рыночные сделки. Клирикам же, вообще, под угрозой лишения сана, запретили ссужать деньги под проценты, то есть, попросту заниматься ростовщичеством.

Обратимся снова к Вселенским Соборам. Да, строилось единое, непререкаемое вероисповедание, выковывались непоколебимые догматы и на века давались ответы на все вопросы.
В общем, большое дело было сделано – церковь строго определила свой внешний вид и внутреннее содержание.
Но это была только одна сторона медали, а с другой стороны не менее бурно происходило становление экономики церкви, и шла жестокая борьба за главную цель, за власть.
Власть и богатство навечно спаянная взаимная необходимость. Только эти рычаги открывают пути в высшие церковные сферы и на самые значимые места служения, что в свою очередь обеспечивает рост богатства и расширение власти. Но конкуренция на этом пути  беспощадная и тут уже буквально не было ничего святого: интриги, подкупы, натравливание толпы, заказные убийства и рейдерские захваты церковных престолов – это обыденная практика «лихого периода» становления христианской церкви.
Если Вселенские Соборы предусматривали обязательную теоретическую дискуссию, то большинство промежуточных собраний и съездов увязало в кадровых и имущественных разборках.
Вообще, внутренняя жизнь церкви – это тот же клубок интриг, что и во дворцах земных правителей. Потому-то они так легко нашли общий язык.
Окрепнув и утвердившись, церковь повторила все самодурства и злодеяния светской власти. Она активно участвовала в войнах, зачастую молясь о победе на обоих противоборствующих сторонах.
Церковь энергично занялась внешней экспансией, находя для ее оправдания самые богоугодные основания. Следуя за агрессорами, церковь участвовала в захватах новых территорий, «спасая души заблудших грешников». Тут были и крестовые походы, и уничтожение культур Южной Америки, когда распространение «истинной веры» сопровождалось беззастенчивым вывозом богатств и истреблением коренного населения.
Все это церковь осеняла своим крестом.
А в Европе все средневековье пылали костры святой инквизиции – самые убедительные аргументы в спорах с еретиками и, вообще, с инакомыслием.
Участие в разделе мировых богатств – шумное и кровопролитное занятие, но церковь искусно совмещала его с проповедью любви и добра.
Но главное, одновременно с этой внешней суетой, в намоленной тишине церквей, тихо созрел и утвердился благодатный механизм такой, как бы богоданной экономики. Он строился вместе с Символом Веры, так же, если не более, заботливо и любовно.
В «Законе Божием» есть очень знаменательное определение церкви:
«Жизнь Церкви в своем существе таинственна, течение ее жизни не вмещается вполне ни в какую «историю»; Церковь совершенно отлична от какого бы то ни было на земле организованного общества».
Главная таинственность церкви в безответном вопросе: как и когда осуществился поистине грандиозный, но никоим образом документально не зафиксированный, акт передачи самим Единым Всемирным Богом прав творить Его волю на Земле конкретно христианской церкви.
Моисей, например, получил от Бога каменные Скрижали – Десять Заповедей, а тут, написанный неизвестно кем, «Закон Божий» просто повторяет и расширяет понятие таинственности, подкрепляя его авторитетом апостола Павла:
"Внутренняя жизнь Церкви таинственна. Она далеко не совпадает с Историей Церкви, показывающей нам только внешние факты бытия Церкви, а в особенности столкновения ее с жизнью мира и со страстями мира. Внутренняя жизнь Церкви есть таинственное содействие Христа, как Главы, с Церковью, как Его телом, в Духе Святом, посредством «всяких скрепляющих связей». Тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и к Церкви,» - поучает апостол. («Послание апостола Павла к Ефесянам» 5.32)
Вообще, у церкви слова авторитетного святого – главное и чаще всего единственное доказательство любого таинственного утверждения.
Далее «Закон Божий» подробно разбирает основные Таинства, которые Бог поручил совершать церкви:
Таинство Крещения,
Таинство Миропомазания,
Таинство Евхаристии (причастия),
Таинство Покаяния,
Таинство Священства (низведение на лицо, принимающее сан, Божественной благодати),
Таинство Брака,
Таинство Елеосвящения (помазание тела елеем призывает на болящего благодать Божию) и подводит итог: «… таинство есть священное действие, которое под видимой стороной сообщает душе верующего невидимую благодать Божию».
Не вдаваясь в головокружительные объяснения каждого из таинств, можно только констатировать, что церковь конкретно заменяет Бога в самых животрепещущих моментах людской жизни.
Наиболее востребовано таинство покаяния и, как следствие, отпущение грехов.
Подобной властью обладал Иисус Христос, но пользовался ей очень редко и всегда подчеркивал, что исполняет волю Отца Небесного. При этом, как правило, находящиеся рядом священники и фарисеи, осуждали действия Иисуса, считая их кощунством.
Церковь использует отпущение грехов с размахом. Конечно, прошли те бесшабашные времена, когда индульгенцию можно было купить у любого священника или случайно встреченного монаха. Теперь таинство покаяния обрело подобающую благопристойность, но суть осталась прежней: заслужить прощение можно богоугодными делами, вкладами, пожертвованиями, то есть опять же купить.
Особенно церковь дорожит таинством помазания. Благословляется все – от нательного крестика до машин, кораблей, ракет, а также решений и поступков. Но особо священно благословление на власть, вплоть до помазания на царский венец.
В общем, создав такую чудесную систему Таинств, наделив себя «невидимой благодатью Божией», церковь получила нескончаемый источник непомерных доходов.
И еще одной тайной церковь воспользовалась по-хозяйски, и с большой выгодой – это тайна смерти.
Наука бурно развивается, ее успехи в познании мира поразительны, но смерть по-прежнему остается наглухо закрываемой дверью, за которую просто никого не пускают, нет никакой щелочки для любопытного взгляда. Сам факт потусторонней жизни недоказуем и все свидетельства о ней, как бы пока достоверно они не излагались, не имеют никакого реального подтверждения.
Любознательность человека – огромный энергетический потенциал, а смерть – вопрос из вопросов, и перед этой тайной громоздится историческая гора домыслов, прозрений, мифов и бесчисленных гипотез, в которые многим просто хочется верить, но, собственно, на вере все и заканчивается.
Высшие силы закрыли потустороннюю жизнь плотным занавесом, одновременно сделав его очень манящим, с имитацией множества щелей и проникновений, учитывая, что идея трансформации жизни через смерть – основа каждой религии. Но все видения и озарения схожи с участием в рекламных роликах: ярко, красочно, увлекательно, но ни на шаг за глухую стену.
А вот церковь решила вопрос о загробной жизни, и в том же самом доходном ключе «веры и надежды». Она обустроила «тот свет» адом и раем, разработала правила следования души через систему мытарств и установила посмертный частный суд, который вершится над человеком непосредственно после смерти, как бы предваряя всеобщий суд, о котором иногда туманно говорил Иисус Христос.
Церковь конкретизировала чувственные вехи, определив, что после «частного суда» душа еще не обретает «ни совершенного блаженства, ни совершенного мучения. Ибо совершенное блаженство или совершенное мучение каждый получит по общем воскресении, когда душа соединится с телом, в котором жила добродетельно или порочно».
«Совершенное мучение» - звучит как-то очень тревожно. Неужели мы еще не достигли совершенства в этом направлении?
Тем не менее, отчаяние считается грехом и на всех посмертных этапах церковь облекает себя правами и силами ограждать от посягательств дьявола, молить Всевышнего о помощи, о прощении грехов, вообще, обещать любой душе перспективную надежду на вечный покой и радость.
Но, конечно, опять же небескорыстно, а по строгому прейскуранту цен, а если совсем по высшему разряду, то за крупные дары, вклады, щедрые пожертвования.
В результате, хорошо продуманное и организованное упокоение, неограниченно продолженное целой системой посмертных служб и молений – одна из наиболее существенных статей дохода церкви.
В общем, современная церковь – это огромная монополия все того же продукта: «веры и надежды», со всем набором рыночных отношений внешнего мира: расширением сфер влияния, борьбой с конкурентами, широкой рекламой, которая включает в себя и утверждение о якобы растущих толпах верующих.
Фактически толпы наблюдаются только на нескольких праздниках, ставших как бы общенародными, когда церковь демонстрирует свои божеские права, освящая куличи на Пасху или освящая воду на Крещение.
Службы рядовых священных дат собирают заметное число верующих лишь в исторически значимых, «намоленных» храмах.
Маленькие церкви, выросшие быстро и во множестве, используются, как часовни: на ходу перекреститься, поставить свечку.
Сельские церкви, в массе своей, не ведут ни нравственной, ни благотворительной работы с населением. Они больше похожи на спецучреждения, которые открываются по необходимости: отслужить церковный праздник, выполнить заявки на крестины, свадьбы, похороны и другие службы.
Поэтому сегодня в душах людей совершаются внешне малозаметные, но катастрофические для церкви процессы: исчезает глубокая, грамотная религиозность, вера в заповеди, как в одну из составляющих семейных и просто житейских отношений – то, что раньше естественно и как бы само собой передавалось из поколения в поколение. Широко распространилось такое страховочное соблюдение некоторых, как бы обязательных действий: надел крестик, прикрепил иконку в машине, начал дело – перекрестился, телевизионные камеры часто показывают как спортсмены крестятся перед стартом. То есть душевная необходимость сменилась на нечто более легкое, вроде соблюдения правил уличного движения. И это глубинный провал церковных амбиций.

Несомненно, там, «на верху», «за облаками» внимательно следят за состоянием веры. Наверное, им небезразлично, что церковь компрометирует Религию. Необходимость в Религии остается в полной мере. До всеобщего благоденствия на земле пока очень далеко. В мире еще множество морально уродливых и просто несчастных, обиженных и одиноких людей. Бесконечно востребованы помощь, участие, доброта, дружеское общение. Идеи Великих Пророков, проповеди любви и духовного совершенства остаются среди главных идеалов человечества.
Но мир быстро и резко меняется, и религия должна определить свой путь в общем стремительном потоке.
ХХ век изобрел совершенно неожиданные средства связи – телефон и телеграф. Тем не менее, истории завязок двух страшных мировых войн поражают информационным невежеством всех слоев общества, а верховной власти особенно, учитывая ее сознание, искаженное страхом и подозрительностью.
И тут же, как по заказу, именно информация сделала фантастический скачок. Телефонные аппараты с катушками проводов и телеграф, неспешно отстукивающий букву за буквой, вдруг стали меняться на наших глазах, как в калейдоскопе. И вот уже в каждом кармане запиликала прочная связь с миром, глазок видеокамеры проник в каждую щель и, наконец, сеть интернета накрыла всю землю, сделав мир близким и прозрачным.
Новая религия неограниченного общения стремительно объединила миллионы людей и, миновав все границы, стала всемирной.
Безудержное увлечение людей не отменило старых религий, оно с ними никак и не воевало, а просто мгновенно образовалась армия его идолопоклонников, и интернет оказался встроенным в жизнь людей, как их естественная необходимость.
По сути, интернет во многом подменил старомодную церковь, только на ином уровне.
Человек входит в такое же, как храм, организованное пространство, правда, абсолютно виртуальное.
Личность оказывается в огромном коллективе и одновременно в полной изоляции, сохраняя всю свою индивидуальность.
Человек получает ту же поддержку, но более комфортно и с меньшими обязательствами, то есть в форме, свободной от демагогической назидательности и непонятных условностей, за которые так держится церковь.
Церкви необходимо меняться, избавляться от сказочной мифологии и фальшивых чудес. Никто ее не уполномочивал давать какие либо гарантии и посмертные надежды. О потустороннем мире ей ничего неизвестно, точно так же, как и всем людям. Поэтому понятия Ада и Рая – это совершенно беспочвенные фантазии. И на отпущение грехов никаких прав, а уж моральных особенно, у церкви нет.
По сути, церковь – простая общественная организация по оказанию помощи людям. Вот этот путь очень широк и благостен, тут только одно условие – идти по нему нужно бескорыстно. Так что, золотые одежды лучше снять и нести свой крест пешком.
Это и есть дорога к Храмам, которых нужно строить очень много, в душе каждого человека.
Это и есть главная забота пастыря, взявшего на себя нелегкий обет проповедовать Слово Божие, которое принесли на землю Великие Посвященные, Учителя и Пророки.
А пока мало что изменилось со времен Иисуса Христа. Еще в начале своей проповеди, «… видя толпы народа, Он сжалился над ними, что они изнурены и рассеяны, как овцы, не имеющие пастыря.
Тогда говорит ученикам Своим: жатвы много, а делателей мало…»
Взяв на себя миссию исполнения Божьей Воли, церковь не справилась с этим заветом, опять же, прежде всего потому, что не последовала другому завету Иисуса Христа, который он внушал своим ученикам, благословляя их на служение:
«Не берите с собою ни золота, ни серебра, ни меди в поясы свои…» ( Деян 9:36,37; 10:9 )
Евангелия -  священное руководство для церкви, на чем она сама же и настаивает. Тогда Евангелия нужно внимательно читать и свято им следовать.