ДА, ЛАДНО. ЗАКРОЕМ НА ЭТО ГЛАЗА…
На досуге, в перерыве между лекциями, на кафедре мы говорили о разном. Кто-то затронул тему похорон и поминок, различных традиций, бытующих в этой сфере человеческого бытия.
У афроамериканцев танцуют и поют песни во время шествия с гробом покойного. И не только у них. На просторах Океании у некоторых народов существует нечто подобное. И, если вникать в суть этого вопроса, у этих народов имеется своя логика для оправдания такого поведения.
У нас по-другому. И каждый собеседник на кафедре поведал какой-либо особый случай, выходящий за рамки существующего обычая. Я тоже рассказал о случае, когда состоялись поминки моей бабушки по материнской линии. Люди, где жила бабушка, были простыми по своим нравам. В общем - обычные, работящие люди, большую часть своей жизни, прожившие в советскую атеистическую эпоху. Кто-то, если и верил в Бога, то не очень знал правила похоронного и поминального ритуала. Не были воцерковленными. Это были люди, прошедшие через тяжелейшие годы предвоенного, военного и послевоенного периода истории нашей многострадальной родины. Они всяких там университетов не кончали, но, в общем-то, были хорошими людьми, потому что работали много, растили, воспитывали, как могли, своих детей, досматривали старых родителей и отправляли их с почестями в мир иной.
Так получилось, что я оказался главным среди своей родни по организации поминок, хотя и был молодым… Главным, наверное, потому что я был более образованным и состоятельным, более энергичным, чтобы организовать это дело…
Ну, в общем-то, поминки начались во дворе бабушкиного городского дома, на улице, состоящей из таких же частных домов послевоенной постройки.
Время было летнее, в помещении тесно, а во дворе простор. Столы накрыты, еды, закусок и питья много. Для тех времен, нормально все. И поминальные блюда: суп с лапшей, кутья, блины. И просто блюда для застолья: колбасы, ветчина, грибы, огурчики, картошечка отварная с укропом и т.д. и т.п. Спиртные напитки… В общем, и для трезвенников и для не трезвенников – харч, что надо!
Присутствующие люди – родственники, соседи, все кто знал бабушку, все, кто пожелал зайти и помянуть… Народу много… Так принято…
Поднимали рюмки, говорили об ушедшей из жизни Ольге Осиповне, царствие ей небесное... Много раз поднимали рюмки… Говорили много хорошего. Все ее помнили и хорошо знали. Потом кто-то запел тихо… Моя тетя и еще кто-то из моей родни строго посмотрели на поющего. Он замолк.
Прошло еще какое-то время, никому не хотелось заканчивать поминальную трапезу. Никто не расходился. Обычно же, как бывает? Поел, помянул, выпил, чуть-чуть посидел и ушел, попрощавшись с родственниками усопшего человека. Дескать, не есть и пить пришел специально, а помянуть и погрустить. А сейчас, дескать, пора и честь знать. Пора откланяться…
Но в этой ситуации, о которой я рассказываю, было не так.
Наконец, нашелся из всей нашей честн;й компании один человек, вероятно очень мудрый-премудрый, кто произнес: «Дорогие мои, а вы помните, как баба Оля любила песню «Осенний лист, такой нарядный…». Давайте, споем эту песню в память о ней!» И все охотно подхватили и запели…
Моя тетя и кто-то еще из моей родни посмотрели на меня вопрошающим взглядом, как бы спрашивая: «Что делать?» Они ожидали моей реакции. И я с грустной улыбкой дал им знак, отмахнувшись рукой, как бы говоря: «Да ладно, закроем на это глаза… Пусть все будет, как будет…» .
Я любил своих земляков и воспринимал их такими, какими они есть и были… Я им многое готов был прощать. Я их любил, потому что сам являлся и являюсь маленькой частичкой этого народа.
Также вел себя и мой отец, когда однажды он приехал к себе на малую родину, чтобы навестить овдовевшую сестру. Эта малая родина была в глухой деревне на крайнем европейском Севере России, в архангельской области. Отец решил нанять бригаду, чтобы его овдовевшей сестре построили новую деревянную баню во дворе. Обещали архангельские мужики построить баню дней за десять, но затянулось все на целый месяц, так как к обеду каждый раз плотники просили у отца маленький аванс себе на водку и после этого работа в этот день прекращалась… Отец мог и не давать им деньги, быть более строгим к ним… Но он, наверное, и сам «обманываться был рад», Он любил своих земляков, баловал их и прощал им их слабости…
Ну а что касается поминок моей бабушки Ольги Осиповны, после того как запели первую песню, песни еще продолжались часа полтора-два… Правда, скажу, что в пляски никто не вступал и танцев не было…
Серебро
Тут к разговору на кафедре присоединилась Розалия Ивановна. Она добавила свое слово к разговору о поминках. «Да вы знаете, коллеги, разные бывают поминки… Тут как то у моих знакомых поминки родственника проходили в городской квартире… Все как обычно в этих случаях… Да и общество, вроде, было довольно приличным… Много было суеты и разговоров. Только вот, после того как все разошлись, хозяйка обнаружила, что у нее куда то исчезло много серебряных вилок и ложек, да и какое-то золотишко…».
Золотые сережки
«Э, братцы!» - подала свой голос уважаемая всеми нами Галина Анатольевна. Она была чрезвычайно умной дамой, с научными степенями и званиями. С приятной внешностью, но с прокуренным, низковатым для женщины голосом. Внешность приятная, женская, а голос контрастирует… С собой всегда носила портативную, складную пепельницу… Мы ей разрешали курить на кафедре.. В то время не было еще драконовских законов против курящих… У нее простой, но современный для тех времен лексикон.
«Э, братцы!» - говорит она. «Как вы знаете, я несколько лет жила за границей, в Алжире. Муж мой, великий специалист, инженер, проектировщик по линии ГКЭС (Государственный комитет по экономическим связям) был послан в эту страну для возведения важных объектов. Ну а я с сыном, мы просто были там как члены семьи. Жили и наслаждались жизнью… Я, как всякая женщина, испытывала большую слабость к различным побрякушкам, украшениям, особенно из золота. А на арабском Востоке, как вы знаете, этого добра не меряно… Ну в общем-то я много там чего купила и привезла к себе домой.
И вот как-то уже у себя, в Москве мы пригласили в гости много народу. Моих знакомых по работе, по учебе. Знакомых мужа, общих знакомых. Веселились, ужинали…
В какой-то момент мужики сгруппировались в свою компанию, а мы, девчонки, в свою. Мне, мои подруги, чисто по - бабски: «Галя, ну покажи, что ты там, в Алжире купила. Покажи золотишко…». Я вынесла из другой комнаты свои побрякушки. Мы долго их рассматривали, восхищались, обсуждали.
Вечеринка, прошла… Все разъехались… Я стала переносить в другую комнату коробку с моими богатствами и вдруг обнаружила, что в этом наборе не хватает золотых сережек с изумрудами…
Сказала об этом мужу, Вадиму… Мы долго об этом говорили. Подозревать кого-то из гостей было неловко как-то… Да и люди вроде бы были все не простые, не бедные, благородные…
На следующий день мы никому из наших друзей, из приглашенных гостей ни словом не обмолвились о случившемся.
Мы постепенно забыли о произошедшем.
Но вспомнить пришлось, когда ближайшим летом мы всем семейством «ударили по югам», то есть на нашей машине устроили турне вдоль всего черноморского побережья, начиная от Одессы-мамы и заканчивая Сочи.
И вот мы в Одессе, в центре… И так часто бывает, что в этой огромной стране, тогда это был Советский Союз, случайно можно было где-то в другом городе, на улице, в метро или где-то еще, в каком-то немыслимом месте, вдруг встретить кого-нибудь из своих знакомых. Ты даже не ожидал бы встретить этого человека у себя в Москве. А тут такой сюрприз!
Конечно, мы были приятно удивлены, когда на улице увидели Тому, Томку, что у нас была с мужем в тот злополучный вечер с золотыми сережками и изумрудами.
Томка со всем своим семейством. Они увидели нас и мы их тоже. Я было ринулась к ней, чтобы обнять и поприветствовать ее семью. Но Томка как-то вела себя нерешительно, как будто оцепенела слегка, и даже ее лицо зарделось каким-то румянцем.. И это меня удивило.
Но вдруг я увидела в ее ушах мои золотые сережки с изумрудами.
В растерянности я резко повернулась на 180 градусов и направилась с моими, пребывавшими в недоумении домочадцами, в другую сторону.
Больше я с Томкой не встречалась никогда».
Когда Галина Анатольевна рассказала эту историю, мне, почему то, вспомнились слова великого Александра Сергеевича Пушкина, о котором Апполон Григорьев сказал: «Пушкин – это наше все». А слова поэта были следующими: «Кто жилъ и мыслилъ, тотъ не можетъ въ душ; не презирать людей».
В БЛАГОРОДНОМ ОБЩЕСТВЕ
Когда-то в 70-е я работал вольнонаемным переводчиком по линии Министерства обороны на Кубе, с советскими специалистами-советниками. Многие из таких советников были преподавателями военных училищ и академий, с учеными степенями и званиями как у специалистов гражданских вузов. Они работали в военных учебных заведениях. Своего рода белая кость в кадровом составе вооруженных сил. Были и общевойсковики из командного состава, которые работали непосредственно в частях кубинской армии. В общем, образованное сословие, которое, правда, не следует слишком идеализировать, потому что армия у нас была и есть преимущественно рабоче-крестьянской, как, впрочем, и вся интеллигенция.
Большинство специалистов находились в тропической и экзотической стране с семьями. Кубинцы обычно нас селили в отдельных домиках, оставшихся от бежавшего от революции среднего класса. Домики - довольно таки удобные, и в них оставалось неплохое для тех времен убранство и оборудование.
Как правило, каждая семья жила в отдельном домике. Но бывали случаи, когда в большой двух этажный особняк селили по две семьи. Так и со мной было. Я с женой жил в одном доме с семьей Егора Ивановича. Он был полковником, с ним жена и двенадцатилетний сын.
На первом этаже – огромная столовая, библиотека, веранда, кухня. На втором – отдельно апартаменты для семьи полковника и отдельно для меня с женой. Помимо этого удобная плоская крыша, на которой я часто, по вечерам проводил время в качалке, покуривая и распивая прохладительные напитки. В тропиках плоская крыша или веранда – большое благо.
Любил полковник поиграть в шахматишки, приглашать кого-нибудь из друзей. Таковым было его времяпровождение. Играли, попивали холодно пивко, иногда что-нибудь и покрепче…
Он приглашал первое время меня поучаствовать в этом. Но я, хотя и умел играть в шахматы, отказывался. Да и вообще у меня в Егором Ивановичем возраст был разный, профессии и интересы разные. Он лет на двадцать был старше меня. В общем, я уклонялся от совместного досуга.
Ко мне тоже заходили мои люди. Бывали и застолья. Как правило, Егора Ивановича и его жену я к столу приглашал. То же самое и он приглашал меня, когда у него что-нибудь затевалось.
Однажды у него был большой сбор, собралось много народу. Его друзья все с женами. Словно бал какой-то… офицерского благородного собрания. Веселились, пили, ели… Ели, пили, веселились… Среди гостей был Юра, хозяйственник (в группе советских военных специалистов была такая должность). Этот рыжеватый мужик лет под пятьдесят, с тридцатилетней женой решал вместе с кубинцами все хозяйственные и бытовые проблемы советских спецов. Юра когда то был мастером спорта по мотоциклетному спорту, выступал за армейскую команду ЦСКА, носил погоны, но с годами уже спортсменом было быть сложно и его переквалифицировали в хозяйственники. Дослужился до подполковника. Парень разбитной, а в компании первый аккордеонист…
И вот в разгаре этого веселого собрания Юра раздвигает меха этого язычкового клавишно-пневматического инструмента и начинает петь под аккомпанемент этой современной разновидности ручной гармоники залихватские, пикантные русские частушки. Не могу их воспроизвести графически полно, так как слышал, что сейчас даже законом запрещается писать и произносить публично полностью четверостишия в таком виде, как они выглядят и звучат в реальной жизни. Местами буду подменять некоторые гласные или согласные знаком @.
И вот понеслись в эфир куплеты Юрки-охальника:
По реке плывет топор
Из села Чугуева,
Hу и пусть себе плывет
Железяка х@ева…
Платье новое надела
И кефиру напилась.
Всю дорогу пропердела,
А потом обосралась.
Многие уже были на поддаче, но после первых куплетов Юрки среди благородного сообщества наступило оцепенение. Мужики выглядели какими-то неожиданно растерянными, дамы в шоке. Потом появились ухмылки на губах и вдруг…. вдруг все разразились неистовым хохотом …
Юрка продолжал:
С неба звездочка упала
Прямо милому в штаны,
Пусть горит там, что попало,
Лишь бы не было войны.
Полюбила лейтенанта,
А майора хочется,
Говорят, что у майора
По земле волочится.
Полюбила лейтенанта,
Поженилися на днях.
А как стали раздеваться,
Я запуталась в ремнях.
Не ходите, девки, замуж
Ничего хорошего
Утром встанешь — сиськи набок
И пи@да взъерошена.
Веселье еще продолжалось долго… Кто-то даже и подпевал, помогая Юрке.
ххх
После всего этого возникает какая-то недосказанность. Как будто требуется сказать: «Мораль сей басни такова…»
Никакой морали подводить не буду. Все мы разные… В ком нет греха? Не суди, да несудимым будешь сам.
Единственно кого могу осудить, это тех кто ворует, а такие персонажи в этом рассказе попадаются.
Москва сентябрь 2014 г.
Работы А.С. Попова читатель может найти –
1) на сайте www.proza.ru, где в поисковой системе сайта искать – Александр Попов 8
2) Сайт www.profmigr.com , колонка А.С.Попова