ЗАЛП И ЗАНАВЕС
(заметки о трагизме гениальности)
посввящается конкурсу Илья-Премия 2014
Залп и занавес – в данном случае не физические явления, а всего лишь метафорические термины. Залп – это прорыв в творчестве, отрезок времени, когда гений создает свои главные произведения. За навес – это молчание или затишье после решительного залпа.
Иногда залп и занавес следуют один за другим. Иногда они разведены во времени на десятилетия. Совпадение сопутствующих обстоятельств в таланте и судьбе многих гениев не случайны. В этом можно усмотреть закономерность, может быть , не строгую.
Множество причин и обстоятельств жизни автора должны совпасть во времени и пространстве, чтоб возникло энергетическое поле для творчества, чтобы миру явился гений. Иногда он действительно яляется миру после жизни, как, например, Илья Тюрин. То есть – занавес, потом залп. Это парадокс, но ничего не поделаешь. Иногда залп происходит при жизни, У многих гениев, как например, у Михаила Лермонтова – совпали достаток, образование, социокультурный ландшафт… Человек, одаренный талантом и помещенный в обстоятельства, когда он не мог молчать. Было в жизни Лермонтова еще и важное наставление отца, которое стало своеобразным катализатором: «...ты одарен способностями ума, не пренебрегай ими... это талант, в котором ты должен будешь некогда дать отчет Богу! ...ты имеешь, мой сын, доброе сердце, — не ожесточай его даже и самою несправедливостью и неблагодарностью людей, ибо с ожесточением ты сам впадешь в презираемые тобою пороки. Верь, что истинная, нелицемерная любовь к Богу, к ближнему есть единственное средство жить и умереть спокойно».
Лермонтов не мог не последовать этому завету. Но нелицемерная любовь к Богу и к ближнему все же не спасла его от ранней гибели. То есть залп и вскоре занавес. У других, как Ильи Тюрина - совпали аналогичные вещи - достаток, образование, влияние родителей (оба журналисты!). И снова непоправимый поворот судьбы и занавес... Избранность человека как носителя большого таланта, напрямую связана с его трагической судьбой. Потому что именно лучшие умы, пытаясь улучшить мир, настаивали на его преобразовании. Об этом – концепция трагической вины у Гегеля. Но почему в юности? Да потому, что юность безрассудна. Она не вымеряет, не высчитывает, бросается вперед, очертя голову. Юность – это время самоутверждения человека. Вот почему соизмерять мечту и свои силы просто некогда.
Лирика восемнадцатилетнего Лермонтова чрезмерна, в ней и сердце, разрываемое любовными страстями, и мятежная романтика идеалиста. Целый ворох любовных посвящений говорит и такой жажде такой любви, силу которой сам автор себе представлял смутно. Восемнадцатилетний Лермонтов был влюблен в шестнадцатилетнюю юную дворянку Екатерину Сушкову. Однако она не отвечала взаимностью на его любовь.
Вблизи тебя до этих пор
Я не слыхал в душе огня.
Встречал ли твой прелестный взор –
Не билось сердце у меня
Лермонтов очень страдал и написал по этому поводу это стихотворение. Однажды проходил мимо церкви и увидел иссохшего нищего старика с протянутой рукой. Он был очень голоден и просил лишь кусок хлеба. Какой-то бессердечный и жестокий человек вложил ему в руку камень. И тут он сравнивает просьбу нищего о хлебе и свою просьбу о взаимности.
В ранних стихах сильное лирическое я. Много любовного томления, но «любовь не украшает жизнь мою». Отсюда -
Я жить хочу! хочу печали
Любви и счастию назло;
Они мой ум избаловали
И слишком сгладили чело.
Пора, пора насмешкам света
Прогнать спокойствия туман;
Что без страданий жизнь поэта?
И что без бури океан?
Он хочет жить ценою муки,
Ценой томительных забот.
Он покупает неба звуки,
Он даром славы не берёт. (1832)
Он нуждался в мире, каким бы ни был этот мир. И одновременно предвидел свою избранность. В одном из ранних своих стихотворений Лермонтов выступает пророком - "Нет, я не Байрон, я другой, еще неведомый избранник". Сам Лермонтов уже тогда знал, что ему уготована роль избранника, Великого Поэта. Уже тогда он знал о своем гении и написал об этом так: "Нет, нет, - мой дух бессмертен силой, мой гений веки пролетит". Любовные терзания, отверженность - ранние стихотворения Лермонтова передают печаль одиночества, хотя во многом на этой поэзии отсвет Байрона и его мрачного романтизма…
Поздняя лирика Лермонтова совсем другая. Собственно творческий период оказался коротким, но только факт смерти оборвал духовные поиски поэта. Да и граница между ранней и поздней вольно условная – от стихов 30 годов до стихов 40 годов. За это десятилетие целая жизнь внутри поэта прошла. Стихи вырастали в поэмы, возросла и глубина высказывания. Да и внутренняя энергетика уже вошла в какое-то более спокойное русло. Да, Лермонтов не мог не отозваться на смерть известного поэта, но это не назовешь внезапным взрывом, это совершенно ясное осмысление происходящего. и это сразу обозначило его избранность, и сгустились грозовые тучи над его головой
Поздняя лирика Лермонтова лишена подражательности и «байронического» романтизма, свойственных ранним произведениям поэта. В лирических стихотворениях, написанных в 1840-1841 году, отсутствует позиция избранности и превосходства. Взамен этому появляется мотив сопричастности с судьбой России. Поздняя лирика поэта включает стихотворения глубокого философского содержания, смысл которого – в горьком примирении с окружающей действительностью. Одной из важных тем поздней лирики Лермонтова становится осознание гражданской позиции поэта как высшего творческого предназначения.
Почему звучат фатальные ноты? Да потому что в результате юного выплеска все дальше стало яснее некуда.
За дело общее, быть может, я паду
Иль жизнь в изгнании бесплодно проведу;
Быть может, клеветой лукавой пораженный,
Пред миром и тобой врагами униженный,
Я не снесу стыдом сплетаемый венец
И сам себе сыщу безвременный конец...
Вот он его и сыскал, этот безвременный конец. Михаил Лермонтов знал себя.
***
Михаил Лермонтов - девятнадцатый век. Михаил Анчаров – середина двадцатого века. Москва, довольно обеспеченное детство, благополучная интеллигентная семья. Отец инженер, мать музыкантша и преподаватель. Разнообразие образования, хотя и скачками – то музыка, то языки, то живопись. А все оттого, что талант прорастал сразу во всех направлениях. Анчаровский талант леонардовского типа –«на всякий случай надо уметь все». Да и сам Леонардо за Винчи был высшим авторитетом и примером для Михаила Леонидовича… Многолепестковое творчество Михаила Анчарова началось со стихов песен: «Да, начинал-то я в литературе не с прозы, а с песни». Песни пошли одновременно со школьной скамьи, и к 20-23 годам это был уже основной поток сочинений. И бурном этом потоке любовная лирика шла вровень с гражданской. Это был залп основоположника жанра.
В то время он стал первым и единственным в этом направлении, за ним пошла целая плеяда бардов-шестидесятников, в том числе и Высоцкий, и Галич и Окуджава…. Анчаров был одним из немногих поэтов-бардов, кому посчастливилось уже в 1965 году увидеть некоторые свои стихи опубликованными. Это были поэтические фрагменты, которые он включал в свои повести. Но дебют его как прозаика случился в 1964 при публикации первых рассказов (И. Соколова). Вообще сочинения Анчарова трудно разделить по жанрам, то этот залп стихов и песен военных и послевоенных лет стал определяющим. Так же, как Лермонтов, влюбленный в Сушкову, Анчаров сходил с ума по Наталье Суриковой, позже по другим, Джое Афиногеновой (адресат и героиня его стихов, песен, живописных работ)… А проза Анчарова – это, несомненно, проза поэта.
Основные черты авторской песни «уже существовали в песнях Анчарова» 50–60-х годов и что поэтому «именно он был первооткрывателем», «истинным родоначальником» этого жанра, А. Дулов, Вл. Володин и Вл. Новиков, также писавшие о барде как об одном из его основателей, попытались сделать акцент на его «фактическом» первенстве и определить, что именно он запел первым.
Однако, песни М. Анчарова стали известны широкой аудитории уже после того, как она услышала песни Б. Окуджавы. Сам Михаил Леонидович объясняет это так: «Всё, что я писал, было не на магнитофоне, а из уст в уста». Много позже выйдет «Звук шагов» с песнями и нотам песен Анчарова…
Чисто любовной лирики у Анчарова нет, даже в знаменитой «Она была во всем права, и даже в том, что сделала». Идеалы «простой красоты» застряли в нем навсегда, да и сам он стал идеальным знаменем шестидесятников. Каждый стих или песня - перехлест чувств, невероятная энергетика, исповедь и дискуссия. Как никто выразил Анчаров манифест своего поколения в «Большой апрельской балладе»
Мы цвели на растоптанных площадях,
Пили ржавую воду из кранов,
Что имели - дарили, себя не щадя,
Мы не поздно пришли и не рано
Мешок за плечами, папиросный дымок
И гитары особой настройки.
Мы почти не встречали целых домов -
Мы руины встречали и стройки.
Нас ласкала в пути ледяная земля,
Но мы, забывая про годы,
Проползали на брюхе по минным полям,
Для весны прорубая проходы...
Мы ломали бетон и кричали стихи,
Мы скрывали боль от ушибов.
Мы прощали со стоном чужие грехи,
А себе не прощали ошибок…
«В связи с ролевыми песнями было выявлено ещё одно новаторство Анчарова — он был первым и в создании песен с нетрадиционным ролевым героем , - пишет Инна Соколова. - Сегодня, после песен Высоцкого, где повествование ведётся то от лица волка, то от лица самолёта-истребителя, нас трудно удивить нестандартным лирическим героем. Анчаров же писал до Высоцкого, и его «Песня про танк Т-34» была на этом пути первой...» Совершенно новое осмысление войны пришло с этим анчаровским танком, превратившимся реальный памятник.
Но к 70 годам песенный пыл угас, Анчаров занялся прозой, сценариям, сериалами. Слава богу. творческий фонтан в нем не иссяк, ушел в другие сферы. Закономерность: творческий залп сменился иными подходами. Занавес закрылся позже.
Но то, что было написано им в юности , определило всю его жизнь. Да и не только его жизнь, кстати. Но одно поколение выросло на книжках и песнях Анчарова. Читателю еще предстоит освоить философские глубины Анчарова, незаслуженно забытого и не издаваемого сегодня. Но его «Искусство – способ жизни, причем лучший ее способ» вошло умы почти на бессознательном уровне.
***
На изломе двадцатого и двадцать первого веков веков появился Илья Тюрин – юный поэт, о котором мир узнал уже после его ухода, то есть после того, как занавес упал. И пошла история разматываться вспять. Высокообразованная семья, пишущие родители – журналисты с активной жизненной позицией, интеллектуальная среда и отмеченность талантом. И у него были свои почитаемые гении, Пушкин и Бродский, который дали нужный камертон для его звучания. Возможно, немного странным казался язык современного подростка – строгий, возвышенный, насыщенны психологичеки и чуть архаичный. А каким еще языком мог он обратиться к Бродскому, чтобы говорить с ним напрямую? Именно стихи Трина и стали средством общенис великими людьми, но не только в стихах это было, а еще и в жизни, когда 15 летний Тюрин писал письмо Солженицыну. Вряд ли это было бы возможно, если бы не юность Ильи, не молодое бесстрашие.
А толчком к необычайному «выбросу», залпу стихов стало известие о смерти его кумира – поэта, лауреата Нобелевской премии Иосифа Бродского. Он умер во сне в Нью-Йорке, 28 января 1996 года. На следующий день Илья Тюрин запишет в дневнике: «...Хочу написать для Бродского... Перекопал всю Библию и наконец нашел – «Сны Иосифа». Так и назову...» В другом стихотворении читаем: «Это ты подобрал мне мой путь…» (Ст.Минаков)
... Все умолкнет вокруг.
Только черный буксир закричит
посредине реки,
исступленно борясь с темнотою,
и летящая ночь
эту бедную жизнь обручит
с красотою твоей
и с посмертной моей правотою.
Ну кто бы еще осмелился, если бы не Тюрин? Быть связующей нитью времен не так-то легко. Но он стал ею. Конкурс который родители Тюрина учредили после ухода поэта, оказывается, не дал упасть занавесу окончательно. За 12 лет конкурс открыл неимоверно число талантов, да и дело не только в количестве. Читая Илью Тюрина, в Илья-Премию приходили молодые сочинители новой формации. В стихах Тюрина залежи философской мысли. четкая форма и классический суховатый стиль. Думала: личность поэта несомненно наложит отпечаток на отбор работ. Не может не отложить. Но не отложила, в смысле давления на стиль. Разные –и по-разному творящие свое слово. Потому что он – Тюрин – распахнул ворота и классике, и авангарду, потому что его личный авангард, его новизна оказалась самой настоящей классикой. Об этом и не только написано в книге М. Кудимовой «Погружение», где проступают связи с Пушкиным и Бродским.
Да, конечно Тюрин писал о судьбе , о Боге, о мироздании. У него также есть большой цикл посвящений загадочной Е.С. «И ты, мой друг, н избежал….» Это тончайшие переливы настроений, демонстрация доверия, но все эти стихи заставляют думать о любви без любви, о любви непретворенной и горькой.
В молчании, в словах и в жесте
Погибнул дорогой предмет;
И ум уже отведал мести
Несбывшихся благих примет.
Течение двух жизней равных
Спокойствием вдовы полно,
Но редкий миг печалей давних
Делить нам поровну дано.
Таков мой домысел. Тирады
Без адреса лицом рябы.
Мы оба знали: от досады
Расчувствовавшейся судьбы
Могло спасти одно покорство —
Но вслух клевещут на нее
Мое разумное упорство
И простодушие твое….
Несостоявшаяся любовь, вдруг пропавшие (ушедшие) стихи, тут и личностная драма, и творческая, все сразу. Поэтому залп сменился молчанием, а это - дополнительное испытание. По версии А. Черного, именно поэт намеренно прервавший свое творчество, оказался в небытии. Не стоило судьбу искушать, не в человеческой воле решать такое… Однако решилось так, как решилось.
Не случайно в стихах Тюрина столько библейских мотивов. Он размышлял о вещах, непосильных для человека, но нормальных для поэта – о сути и предназначении дара. Возможность оценить такой подарок представляется позже, уже после столкновения. Ибо наконец понимаешь, насколько важно иметь позади себя время, о котором необязательно помнить. Это облегчает судьбу поэта потому, что его судьба постоянно находится на пределе памяти, у ее края – там, где она переходит в предвидение. Чувство души, для которой предел, край, агония – нормальные и естественные состояния, составляет сущность поэта. Обычно его называют шестым.
Спаситель не знает ни имени, ни села,
А значит - не может судить, и твоя взяла.
Лицо, и одежда, и ступни при всех пяти -
Достойны руки принуждающего идти,
Судящегося и бьющего: он не тать,
Поскольку берет только то, что ты рад отдать, -
Не больше. Но если от Бога бежать - беги
От поприщ, одежды, и левой своей щеки.
Кто знает, сколько сердец рванется вслед этой драме? Так же, как рванулось сердце самого Ильи вслед за Бродским.
***
Гибель, уход – едва ли аргумент в спорах о таланте – случилось бы, не случилось бы. Здесь важно понять закономерность, но существует ли она? Видимо, да. Хотя история каждого гениального человека уникальна. Пример невероятного стихотворного залпа в юности - творчество одной из первых дипломанток Илья-Премии Наты Сучковой. Этот залп пришелся на самое начало творческого пути. Поэтесса родилась и выросла в семье врачей на Вологдчине, сначала в Соколе, потом в Вологде. Писать начала в школьные годы. Окончила Московскую юридическую академию и Литературный институт им. Горького. Испытала влияние Цветаевой, Ахмадуллиной, которые были в числе любимых авторов молодости. Посещала литературное объединение «Ступени». Известна ее ироническая фраза: «Прошу принять меня в ряды Союза российских писателей, пока стихи не кончились».
Стихов было действительно много. Так переполненное водою русло способно смести все плотины в разлив. Начало ее творческой деятельность – 1998год. Но именно к этому времени было написано лучшее из того что она написала. Возможно она стыдится сегодня своих самиздатских книг – «Ланолиновый блюз», «Нежнейшая пытка», «Камень-Рыба-Облако», «Пять поэм» но именно на их страницах обрела она голос, изобрела эффект косвенной речи, построила уникальный предметный ряд и как раз тогда прозвучала фраза критика Фаустова о поэме «Камень- Рыба - Облако»: «Это гениально. Эта поэма о страдании. Достаточно прочитать финал ее, чтоб понять все ужасающее состояние горечи, печали, плача».
И когда вы поймете, что это такое,
Что из плача в плач через жизнь пройдете,
Все придет из воды и станет водою
В бесконечном этом круговороте.
Именно Фаустов, анализируя творчество Наты Сучковой, обнаружил в нем изобилие библейских мотивов (статья «Жернова любви»). Поступая в 2000 году в Литературный институт, она уже была властителем молодых умов. Учасвовала в акциях, выпускала журнала-индикатор «Стрекоза», стала лауреатом фонда Тёпфлера, дипломантом «Илья-премии». А что было потом? Потом вышли официальные книги «Лирический герой» и «Деревенская проза» и череда публикаций в толстых литературных журналах, ряд больших и малых литературных премий. Это были не просто книги сами по себе, а книги «той самой Сучковой», книги с отточенным литературным стилем, но без энергетического наполнения… Даже заголовки трудно сравнивать – вопль авангарда в прежних книгах и осторожная обдуманность в поздних.
Шок не в том, что о чем пишется, например, в «Деревенской прозе». В этой книге полное соответствие оболочки и содержимого. То есть это гармоничная книга, уютная, осторожная, почти классическая. И шок не в том, что в ожидании счастья человек это счастье получает. Неважно, настоящее оно иди придуманное. Для образа неважно.
Шок в том, после чего наступила эта гармония. С Сергеем Баталовым не хочется спорить, так как он поэт и пишет о другом поэте выспренно и восхищенно. Для меня лично шок уже в заголовке. Термин этот, сам по себе безобидный в Вологде оброс негативом: стал синонимом ограниченности, консерватизма и жестких рамок по темам и по стилю. Сучковой всегда было в рамках тесно, а тут она в них оказалась добровольно. Сучкову раньше считали самой дерзкой, самой авангардной, ее деревенщики побаивались, а теперь она надела валенки и рассматривает деревенских пьяниц и стирающих бабушек. Ее взгляд рассеяно скользит вокруг. Но не касается ничего, что напоминало бы о самой лиргероине (лиргерое). О каких-то драмах. О чем-то внутреннем. Произошло отстранение от лирического «Я»
Когда-то поэт прозаик и критик из Челябинска Т. Тайганова в послесловии к «Нежнейшей пытке» советовала автору бороться со страстями, и как бы она удивилась, увидав, что страсти побеждены. Поэтому книга написано профессионально и холодно. Так, как положено теперь писать. И без любовной лирики, которая в большом количстве писалась раньше.
С одной стороны Сучкова продолжает ставить в предметный ряд игрушки, а с другой, сидит на лавке в валенках. В буквальном и переносном смысле. Не рано ли?
Кто же спорит, плохо это написано или хорошо? Хорошо, конечно. Никто и не спорит.
Но если вопрос поэзии Сучковой рассматривать в динамике. то мы поймем, что юношеская лирика была, как и у Лермонтова, как и у Тюрина - чрезмерна. Остальные поезда покатились инерционно.
Размышляя о судьбах гениальных поэтов и о мере отпущенного им таланта, мы не стремимся выстраивать иерархических таблиц. Хотелось еще раз убедиться, что между талантом и и молодостью есть связь. Неопровержимая.