Зелье богомерзкое
Первые якутские воеводы стольники Петр Петрович Головин и Матвей Богданович Глебов добрались до Енисейска лишь к концу ноября 1639 года. Вместе с ними прибыли 300 казаков и стрельцов из Тобольска и Березова, к которым в Енисейске должна была присоединиться еще и сотня енисейцев. Всем им предстояло составить первый постоянный якутский гарнизон.
Зиму 1639/1640 года воеводы со своими людьми провели в Енисейске, занимаясь организацией переправки грузов для нового воеводства, прибывающих к Маковскому волоку, перевозки хлебных запасов, решая с енисейским воеводой вопросы строительства судов для дальнейшего пути.
Будучи расселенными по избам енисейцев, тобольские и березовские служилые люди в течение всей зимы, пока позволял санный путь, возили хлеб и другие грузы из Маковского острожка в Енисейск. Их занятость определялась количеством лошадей, которых могла собрать енисейская администрация у жителей Енисейского острога и подгородних деревень. Свободного времени хватало.
Как не следили якутские воеводы и их «начальные» люди, - дети боярские и казачьи пятидесятники за порядком среди своих подчиненных, но избежать пьянства и азартных игр не удавалось. К пьянству относились, в общем-то, довольно снисходительно, - пили все кругом, используя любую мало-мальскую возможность. Большой беды в условиях мирного времени это не приносило. По той простой причине, что возможности человека в этом деле не беспредельны и как бы ни тяжело было похмелье, а проспится человек – и снова в работу. Иное дело азартные игры в карты и кости или зернь, как её тогда называли. Служилые порой проигрывали все свое имущество, казенное оружие и государево жалова-ние. Такие игры нередко перерастали в драки, провоцировали воровство, грабежи и убийства. Как правило, им сопутствовало и безудержное пьянство.
Во многих государевых и воеводских наказах и памятях не раз повторялось: смотреть, чтобы «служилые, торговые и промышленные люди зернью и карты и всякого проигрышною игрою государева денежного и хлебного жалования, пищалей и с себя платья не проигрывали», «унимать людей от всякого дурна, чтобы они не пили и не бражничали, ... ****ей и зерни не держали». Одним словом, хватало дел с пьянством и азартными играми, а тут вдруг появилась новая докука – табакокурение. Об этом на основе архивных документов не без юмора писал в свое время А.А. Бродников, - преподаватель истории Новосибирского университета.
Надо сказать, что табак на Руси появился довольно поздно, - в конце XVI века, - при Иване Грозном. Его завозили английские купцы, он проникал в багаже наемников, интервентов и ополяченных украинских казаков во времена смуты. В XVII веке сначала духовенство, а затем, по его настоянию, и правительство обратили внимание на угрожающее распространение табака среди населения. Так как табак считался проклятым и богомерзким зельем, а пускание дыма через рот и ноздри не иначе, как происками дьявола, его употребление стало запрещаться правительством.
Первый известный указ царя Михаила Федоровича о запрете хранения, продажи, и курения табака относится к 1634 году. Наказание за нарушение указа и для продавцов и для покупателей предусматривалось самое суровое - вплоть до смертной казни с конфискацией имущества. Правда смертная казнь была крайней и потому весьма редкой мерой наказания. В период действия указа 1634 года курильщиков и продавцов табака, как правило, наказывали денежным штрафом, кнутом, батогами, в редких случаях даже отрезали носы. Впрочем, это не остановило распространение табака. К началу 40-х годов докатилось это богомерзкое зелье и до Енисейска.
Стольник Петр Головин оставить это без внимания не мог. Вполне может быть, что он проявил рвение в расследовании дела о табатчиках по той причине, что поначалу там фигурировали только енисейцы. Это давало ему возможность, с одной стороны, подчеркнуть свое служебное рвение в выполнении государевых указов, с другой - предоставить в Сибирский приказ некий компромат на енисейского воеводу Н. Веревкина, как человека не вполне справляющегося со своими обязанностями. Следует сказать, что Петр Головин был ярым государственником, отличался жестким характером, был честолюбив и не склонен к компромиссам.
Вести расследование среди енисейцев Головину позволял статус разрядного воеводы, в то время как Веревкин был всего лишь уездным воеводой, т. е. на ранг ниже якутского, хотя и не находился в его непосредственном подчинении, поскольку Енисейский уезд тогда входил в состав Томского разряда. Но по государеву указу все воеводы должны были оказывать Головину всяческое содействие во время его продвижения на Лену.
*
Все началось с того, что табак был случайно обнаружен у ссыльного человека Тимошки Метелки, который привез его из Маковского острожка. Метелка во всем повинился и без утайки сообщил, что купил этот табак у енисейского казака Ивашки Володимерца, - полфунта на шесть рублей с полтиною. Володимерец, вернувшийся к тому времени в Енисейск, на допросе у Головина тоже отрицать ничего не стал, сказал, что табак он отнял в Тобольске, где незадолго до этого находился, говоря современным языком, в служебной командировке, у казака Богдашки Выходцева.
Воевода не стал связываться с разбирательством в Тобольске, решил дело на месте по своему усмотрению, - «как Бог вразумил»: полученные Володимерцем за табак деньги были изъяты в казну, а сам он и покупатель Метелка приговорены к физическому наказанию. Воевода «велел их бить кнутом по торгам до тюрьмы нещадно», т.е. протащить по самым людным местам Енисейска с публичным бичеванием. Табак велел сжечь.
*
Но этим дело не кончилось. В один из дней тобольский пятидесятник из отряда Головина Богдашка Ленивцев совершал обход енисейских дворов, где была расквартирована его полусотня, «для выимки зерновые игры». Начальные люди, как уже говорилось, старались пресекать эту игру, что и делал Б. Ленивцев.
Надо сказать, что Ленивцев был весьма авторитетной личностью. В Тобольске он выступал в качестве лидера служилых людей во время их возмущения в начале июня 1639 года, когда тобольчане и березовцы требовали от воевод выдачи государева жалованья на три года вперед, в то время как им выдали его только на один год.
Головин принял в Тобольске под свое начало 250 тобольских казаков и стрельцов и 50 березовских казаков. При смотре выяснилось, что среди них десятников только 16, а пятидесятников нет вовсе. Воевода вынужден был дать служилым людям возможность самим выбрать из своей среды командный состав. Несмотря на проявленное недовольство и открытый конфликт с воеводами Ленивцев, после избрания его на «казачьем круге» пятидесятником, был утвержден Головиным в этой должности. Впрочем, это вполне соответствовало практике Сибири XVII века: при назначении служилых людей на командные должности воеводы учитывали мнение гарнизона.
Во время своего обхода Ленивцев зашел в избу к енисейскому палачу Ивашке Кулику, где и обнаружил курильщика. «… В той избе из бумашки пьет табак (т.е. курит) енисейский служилый человек Ондрюшка Котлов», - докладывал пятидесятник Головину.
Появление Ленивцева было неожиданным для любителя табака, но он не растерялся «и тое бумашку с табаком вкинул в рот и проглотил». Так, во всяком случае, показалось Ленивцеву. На самом же деле Котлов просто попытался уничтожить улику, - изжевал свой окурок и незаметно бросил его в печь - «в казенку в лагун». Однако Ленивцев был полон решимости обнаружить улику и принялся за обыск. Окурок, - «жваная бумашка» вскоре был найден и доставлен якутским воеводам в съезжую избу в качестве вещественного доказательства.
При допросе Котлов не стал отрицать факта курения и рассказал, что курил табак у хозяина избы енисейского палача Кулика, причем, делал это уже неоднократно. Сообщил, что кроме него у палача покупал табак и у него же его «пил» гулящий человек Семейка Сулеш, и что сам продавец тоже является курильщиком.
Приведенный к воеводам Кулик сознался в предъявленных ему обвинениях и, в свою очередь, указал источник поступления табака: дал ему тот табак, - «пяди з две сырцу» (примерно 150–160 граммов), уже упоминавшийся Володимерец. Причем одну пядь Кулик купил у Володимерцева до наказания его кнутом, а другую - после.
В отличие от Володимерца, енисейский палач продавал табак уже не мелким оптом, а в розницу. Табак он тер и реализовывал разовыми порциями, - «бумашками», «по гривне за бумашку». Покупателей было двое - Котлов и Сулеш. Причем Сулеш сознался, что одну «бумашку» он взял у Кулика даром и «для бедности» своей продал ее Котлову.
Головин пришел к заключению, что главным виновником всего происшедшего был Володимерец, как доставивший табак в Енисейск. Поскольку он продолжил торговать табаком и после наказания кнутом, его вновь доставили к воеводе и теперь уже подвергли пытке, в ходе которой он сознался, что после наказания кнутом у него оставалось еще с полторы пяди табаку (примерно 120 граммов), который он и отдал палачу.
Казалось бы, дознание завершено и с табачным делом покончено. Но вскоре якутскому воеводе поступило еще одно сообщение: проживавший в Енисейске ссыльный человек Сенька Волк доложил, что тобольский казак Наумка Спорыш ходит по енисейским подгородним деревням и продает табак. Причем, одним из покупателей явился сам доносчик, - «купил у Наумки Спорыша гривенную бумашку».
На поиск Наумки и табака Головин тут же отправил пятидесятника Ваську Витезева. Встретить Спорыша Витезеву не удалось, но пятидесятник добросовестно прошелся по окрестностям Енисейска, где мог побывать его подчиненный, и выяснил, что тот действительно, «ходя по деревням, продавал табак многим людям». Когда Витезев вернулся к воеводе, Спорыш был уже в съезжей избе на допросе.
В отличие от предыдущих нарушителей-табатчиков Спорыш упирался и все отрицал. Очная ставка с Волком тоже ничего не дала. Пришлось прибегнуть к пытке. Подвешенный на дыбу Наумка «в табаке повинился», но привел оправдание: занял де у него гулящий человек Мишка Шадра четыре гривны денег и, не имея возможности их вернуть, предложил за них две порции табака из расчета «за две гривны бумашку». Из них одну «бумашку» он продал Волку, а другую «выпил» сам.
Такой ответ не удовлетворил воеводу и пытка продолжилась. Головина интересовали два вопроса: есть ли еще у Спорыша табак, и «у кого табак ведает». На повторной пытке Наумка лишь подтвердил сказанное ранее. Пытку на время приостановили, занявшись розыском упомянутого Шадры, который вскоре тоже был доставлен к Головину.
Первым вопросом воеводы был вопрос о том, где он взял табак. Все оказалось очень просто, - Шадра заходил в избу к Кулику и каким-то образом смог украсть спрятанные у него «в избе под постелею» четыре приготовленные для курения «бумашки». Две из них Шадра отдал Наумке (но по гривне, а не по две гривны, как говорил Спорыш), третью «выпил» сам, а четвертую, якобы, выбросил.
Вызванный на очную ставку палач Кулик не стал отрицать сказанного Шадрой, лишь добавил некоторые подробности. Растирая дома табак для курения, он заготовил пять бумажек. В это время к его сеням подошел Шадра со своими приятелями и стал стучать. Кулик испугался и, с испугу «от них» одну бумажку «выпил», а остальные «схоронил под постелю». О том, что эти четыре бумажки Шадра у него украл, он, якобы, узнал только сейчас.
Воевода рассказам Шадры и Кулика не поверил, и для выяснения прежних вопросов - есть ли у них еще табак и про кого из курильщиков они знают, оба курильщика были подвергнуты пытке. В результате пытки от Шадры чего-либо нового добиться не удалось. Он продолжал утверждать, что ранее табака у него не бывало и кто торгует табаком в Енисейске, он не знает. Совершенно иной результат был получен при пытке Кулика. На дыбе палач признался, что дважды брал табак у енисейского тюремного сторожа Кудри, - пяди по две-три и тертого - бумажки по две-три.
Вызванный к Головину Кудря поспешил переложить ответственность на енисейского служилого человека Семейку Чюхчерема, у которого он покупал весь табак. Таким образом, Кудря попросту занимался перепродажей запрещенного дорогого товара. Покупателем у него пока был только Кулик. Возможно, тюремный сторож только начал заниматься табачным бизнесом, но, как видим, сразу же попался.
Кудря интереса у воеводы больше не вызывал, а вот Кулика решили пытать еще раз. Новая пытка принесла дополнительные результаты: Кулик назвал еще один источник поступления табака, - слышал он от Чюхчерема, что тот берет табак у тобольского служилого человека Андрюшки Булдакова. Последний не состоял в отряде Головина, а прибыл в Енисейск с группой тобольчан во главе с сыном боярским Филиппом Обольяниновым, сопровождавшей хлебные запасы.
Для подтверждения сказанного воеводе пришлось проводить допрос с пристрастием по новому кругу с очными ставками. Упорным оказался Чюхчерем. Пытка, проводившаяся в присутствии Кулика и Кудри, не заставила его сознаться, Семейка продолжал утверждать, что Кудре он никогда табаку не давал, и Кулику ничего не говорил. В результате упорства Чюхчерема следующим на дыбе оказался Кудря, подтвердивший свою прежнюю версию о покупке табака у Се-мейки.
Дело затягивалось. Методы допроса в XVII веке основывались на том, что пытка, пусть даже с перерывами, должна была длиться до тех пор, пока показания разных лиц не станут более или менее одинаковыми. Причем пытке подвергались и обвиняемые, и обвинители, и, если возникала в этом необходимость, то и свидетели.
Пришлось вновь пытать Чюхчерема. Так как пытка с каждым разом ужесточалась, то на этот раз Семейка повинился: табак он действительно купил у Булдакова, - две пяди за полтора рубля, а Кудре он давал табак даром.
Доставленный в съезжую избу Булдаков, как выяснилось, был главным продавцом табака. По его рассказу, он купил два фунта табака в Вологде. Основную его часть продал на Верхотурье, а остаток привез в Тобольск, но продавать побоялся и решил взять с собой в Енисейск. В Енисейске Булдаков продал свой табак Чюхчерему, - две пяди за полтора рубля, как и говорил Семейка. На момент допроса у Булдакова еще оставалось табака с четверть фунта.
Кудря, Кулик и Чюхчерем, а заодно и Булдаков по приказу Головина были пытаны еще раз все по прежнему вопросу о наличии табака, но нового ничего не сказали. Повторной пытке подвергли и Сулеша. Добавилось лишь одно небольшое дополнение. Сулеш сказал, что у него было три бумажки табака, а купил он их у тобольского служивого человека Мартынка Кислокваса по гривне за бумажку. «Пил» этот табак дома сам.
Вновь выявленный табатчик Кислоквас тут же был доставлен в съезжую избу и под пыткой подтвердил слова Сулеша, добавив, что купил тот табак в Тобольске у татарина на два рубля для собственного употребления и на продажу. Сулешу он продал уже остаток. Для уверенности в правдивости показаний последних двух курильщиков их вновь пытали, но они лишь повторили ранее сказанное.
*
Следствие по делу о табатчиках на этом закончилось. По решению Головина изъятый у Булдакова табак был сожжен на торговой площади Енисейска. Все виновные оштрафованы на два рубля четыре алтына и полторы деньги, при этом Володимерец и Кулик оштрафованы в двойном размере. Кроме того, с них взяли поручные записи, что им «впредь не воровать, - табаку самим не пить и никому не продавать».
Таким образом, в результате проведенного якутским воеводой расследования было выявлено двенадцать человек, занимавшихся потреблением и распространением табака и путь его проникновения в Енисейский острог. В процессе расследования практически все обвиняемые притерпели физическое воздействие, - побывали на дыбе, причем, трое - Кулик, Сулеш и Чухчерем не менее трех раз. О пытке Котлова и Волка архивные источники напрямую не упоминают, но, принимая во внимание методы допроса в XVII веке, сомнительно, что они смогли ее избежать. Без пытки были допрошены первые упоминаемые в расследовании табатчики, - Метелка и Володимерец, но их наказали кнутом. Казна же пополнилась на 32 рубля 12 копеек - штраф и конфискованая «выручка».
Что касается состава табатчиков, то обращает на себя внимание, что енисейские служилые казаки составляли лишь одну четвертую часть из их числа, - три человека, причем один из енисейцев привез табак из Тобольска. В енисейском гарнизоне в это время насчитывалось более трехсот человек. Это говорит о том, что Головин застал в Енисейске табакокурение в самом начале распространения этой вредной привычки.
Летом 1640 года якутские воеводы со своими людьми отбыли на Дену - к месту своей службы. Принятые Головиным меры борьбы с табакокурением не остановили распространение этого зла. Судя по всему, оно пустило прочные корни и не встречало особого противодействия со стороны енисейской администрации, которая не имела реальной возможности, да и, по всей видимости, особого желания, вести борьбу с этим пороком. Надо полагать, что такая ситуация существовала по всей Сибири.
Табак продолжал поступать с Руси, куда он попадал из стран Европы, закупавших его в Америке. Можно ли было остановить этот прибыльный бизнес, когда служилые люди готовы были отдать годовое денежное жалованье за то, чтобы иметь возможность покурить всего лишь по одному разу в день в течение месяца.
Исследователи, занимавшиеся историей табакокурения, пишут, что источником распространения этой привычки в Европе явилась Америка времен Колумба. При этом не обращают внимания на тот факт, что на азиатском материке с незапамятных времен существовал и к приходу русских получил повсеместное распространение свой ритуал курения в шаманских обрядах. Шаманские трубки обычно имели головку, выполненную из серебра, деревянный черенок, служивший дымовым каналом, и насадку, которая изготавливалась либо из дерева, либо из таких камней, как оникс, агат, нефрит. Трубки были разборными. Все части отсоединялись и таким образом позволяли хорошо прочистить курительную трубку.
В качестве растения, используемого для выкуривания трубки, уже около 5-ти веков тому назад служила трава Cannabis sativa, то есть конопля. Об этом свидетельствуют результаты раскопок в местах захоронений сибирских шаманов. Таким образом, ритуал курения и курительная трубка существовали в обрядах сибирских и монгольских шаманов еще задолго до того, как они появились в Европе благодаря первооткрывателям Америки.
С проникновением русских людей в Восточную Сибирь они столкнулись с этим, уже знакомым ритуалом и не приминули опробывать новое зелье – коноплю. Нужно ли говорить о том, что среди них нашлось немало людей, пристрастившихся к новому зелью. Прежде всего, конечно, из числа так называемых гулящих людей и промысловиков-промышленников, а вслед за ними служилого люда и торговых людей, которые не упустили возможности использовать эту привязанность в своем бизнесе.
В 1646 году правительство Алексея Михайловича попыталось взять продажу табака в монополию. Однако незначительные финансовые поступления и сильное недовольство духовенства и основной массы русского населения вынудили правительство отказаться от этой затеи и подтвердить в Соборном уложении 1649 года прежний указ. Под влиянием могущественного патриарха Никона, жестокие меры против "богомерзкого зелья" вскоре были восстановлены.
Так продолжалось до начала царствования Петра Алексеевича. В Европе в это время табакокурение процветало. Говорят, что во время пребывания в Англии его «Великое посольство» сильно поиздержалось. К царю обратились представители Англо-Вирджинской компании, торговавшие американским табаком. Они предложили Петру значительную сумму денег в обмен на снятие запрета и разрешение торговать в России.
Петр, сам во время путешествия ставший заядлым курильщиком, деньги принял и по собственной инициативе начал компанию по популяризации курения; эту привычку он считал «европейской».
Вернувшись в 1697 году на родину, он легализовал продажу табака и установил правила его распространения и употребления. В одном из первых петровских указов было предписано курить табак исключительно из трубок.
Наряду с весьма популярным привозным табаком - гишпанским, французским и голландским - начали набирать обороты и сорта местного произрастания, самым популярным из которых был в то время аммерсфортский табак, в простонародии называемый махоркой. Табак плотно и надолго брал города, провинции и оседал в различных слоях общества.
*
Мы сегодня являемся свидетелями нового витка борьбы с табакокурением. Запрещено курение в общественных местах, на пачках сигарет появились картинки-страшилки, а сами сигареты в пунктах продажи теперь стыдливо прячутся за разного рода занавесками. И все это при непрекращающемся насыщении рынка табачной продукцией и повышении на неё цен. Насколько эффективны окажутся такие меры борьбы покажет время. Но нельзя не сказать о том, что знакомство с историей борьбы с табакокурением, невольно наводит на философские размышления по этой теме.