Я много времени провожу с внучкой. Ее родители работают, а мы с ней и в школу идем, и на занятия английским языком. Я в курсе всех событий, что происходят в ее жизни. Девчонке тринадцатый год и, зная себя в этом возрасте, очень довольна, что она откровенна со мной. Я бережно реагирую на ее рассказы о жизни в классе и стараюсь в чем-то убедить и поправить, если вижу, что она не права.
Может, порой не права и я, но, что греха таить, учу ее давать сдачи ребятам. Есть в классе такие, что считают геройством обидеть девчонку, да простят меня педагоги и родители, но драться внучка умеет. Она одна из всей родни часто просит рассказать ей о моем детстве, что я тогда чувствовала, чем жила. Ей это интересно и иногда мы до полуночи разговариваем. Рассказываю и думаю о том, что я была гораздо взрослее и подготовленнее к жизни в ее возрасте.
Это был 1953 год, мне тоже, как и внучке сейчас, шел тринадцатый год. В марте умер Сталин, в школе был траурный митинг, и я по сей день помню, как плакала вся наша школа: ученики, учителя, уборщица и сторож. Никто не стыдился слез. Я помню, как мы выли, были в какой-то истерике. Как я шла домой в тот раз – не помню, пришла в себя только тогда, когда стучала зубами о кружку и не могла проглотить воду.
Став взрослой, я поняла, что в таком состоянии толпа может пойти на все – на погром, на убийство. И тогда мой отец сумел успокоить, объяснить мне всю ситуацию. Наверное, не было в сельской школе ни одного умного учителя, если дошло до того, что один мальчишка хотел повеситься. А кто был Сталин для нас, именно для нас? Да, вождь, согласна, мы знали это и что? Мой отец сказал мне однажды, что с именем Сталина они шли в бой, на смерть и чуть тише добавил: «Зря». А мне только сказал, что пройдет много лет, прочитаю воз книг, только тогда сама и дойду до всего.
Я ничего не поняла, но больше плакать о Сталине мне не хотелось. Много позже поняла, что как преподнесешь человеку ситуацию, такая будет на это реакция. А внученька моя любознательна не в меру, поинтересовалась, как мы жили дальше, каким был следующий вождь?!
Для нее это вроде сказки, а душа моя так и рвалась в то далекое прошлое.
Уже и уснула девчонка, а я все вспоминаю…
Вспомнила голодные пятидесятые годы и как развенчали ореол Сталина, и разочарование и боль, и стыд за тот плач в школе. В тринадцать лет так сложно было в этом разобраться. А вот, поди же, сумела, не потерялась во времени и выросла не хуже других. Но за внучку страшно, какой путь выберет она, не соблазнят ли ее большие деньги, пряма ли будет ее дорога?
Как все донести до нее!? Как научить ее отличать подлость от лести, зависть от подхалимства? Смогу ли, не знаю. У нее есть родители, но я ни разу не слышала, чтобы с ней говорил мой сын – ее отец – так, как разговаривал со мной мой отец. Вроде и работой не сильно загружен, а вот чтобы сесть и поговорить, предостеречь от ошибок – этого нет.
Вот и тянется девчонка ко мне, и коротаем мы длинные вечера за рассказами и ничего, не скучаем. И знаю теперь, что внучка даст отпор нахалу и словом, и кулаком; уступит место пожилому человеку, подаст руку старушке при выходе из автобуса. Я рада, что передала ей свой опыт, научила уважать старших и с достоинством носить данное ей имя – Анастасия.