Почему бы не показать фотографию мужу? Пусть поревнует. Она на ней такая счастливая! В руках камыши. На узких плечах Лешкины ладони. Она их помнит. Широкие, тяжелые, ласковые. Прижался к ее спине. Улыбается. Мужчина, который любит. И дорога, уходящая вдаль. Кто же их тогда снимал? Забылось. Счастливая! Солнце, озеро, лес, малина. Малина же была, крупная, спелая. И бессовестная. Смотрела на них, обалдевших от страсти... Потом они ели ее горстями. Вся блузка была в сочных, мятых пятнах. Лешка снял джемпер. На фотке она в джемпере, а он в футболке. Счастливая! Была... А замуж не пошла. Крупный, спортивный, добрый. Жила бы, как за каменной стеной. Ничего для нее не жалел. Не любила. Просто первый мужчина. Просто новые ощущения.
Муж лежал на диване, смотрел боевик. Ален Делон в молодости, а, может, лучше. Глаз не оторвать.
– Петров, хочешь посмотреть на моего первого? Фотку в книгах нашла.
– Зачем? – удивился он.
– Из любопытства. Разве неинтересно?
– Оля, я отдыхаю, а до твоего первого мне нет никакого дела. Займись чем – нибудь.
Не ревнует, надоела, а давно ли каждый вечер по спинке гладил и она мурлыкала от удовольствия. А давно ли... Лучше не вспоминать! Вот так и бывает, жизнь в семье становится скучной, потом любовница, развод. Нет, она ему не позволит. Лучше сама уйдет.
– Петров, ты меня разлюбил? Только честно. Пожалуйста.
Выключила телевизор, села рядом и отшатнулась от резкого:
– Отстань! Сказал же, устал. Дома я или где? Носишься с какой – то фотографией. Не хочу никаких разговоров. Понимаешь?
– Не понимаю, - всхлипнула она и ушла в спальню, набрала номер матери.
– Много работает, - сказала мать, - Бали, Мальдивы, украшения! Все для тебя, а романтики нет, ушла. На работе ты модель гламурная, а дома простая баба в халате. Да и не в этом дело. Без фантазии ты у меня, Оленька.
– Какая еще фантазия? Стелюсь перед ним, только что ноги не целую. И все «отстань».
Не успокоила мамулечка. Халаты ей не нравятся, приличные между прочим. Да пошел он, этот Ален Делон! Она тоже устала. Нежности хочется, тяжелой руки на груди, ласковых слов. Не хуже других. Достойна! Не будет с ним разговаривать. Пусть у телевизора торчит. Ей и у мамы неплохо.
Через неделю позвонил на работу:
– Прости! Так получилось. Все будет хорошо.
– Не извиняйся. Живи, как нравится. Может, уже и разводиться надумал?
– Опять достаешь? Просто хандра или тоска, не знаю, как и назвать. Измучился. Пройдет, наверное.
– Это пройдет, пройдет. Петров, я тебе помогу. Все для тебя сделаю.
– Все не надо. Просто не дергай, не спрашивай лишнего. Тишины хочется.
– Ладно. Будет так, как хочешь.
Тишины ему хочется. Дома не семеро по лавкам. Одного пока не могут родить. Какой тишины? Может, отпуск взять и к подруге в Питер? Музеи, театры, рестораны... Оторваться. Забыться. Пусть отдохнет, но перед поездкой романтический ужин. Спокойный, красивый.
Она приготовила блюда, которые он любил: мясо без специй, легкий салат. Купила красные розы и вино терпкое, дорогое. Бутылка, как произведение искусства. Скатерть – вологодское кружево. И праздник в душе. Ожидание чуда, как в Новый год.
Муж равнодушно ел и пил. Не заметил ни изящного, чуть небрежного букета, ни нарядного платья. И ее ожидания тоже. Какой праздник, какое чудо? Поест и включит телевизор. Не подойти, не прикоснуться к нему. А хочется. Господи, как же хочется! Не знает она, как бороться с его хандрой. Не знает! Так и есть, врубил телевизор. У нее вдруг замерзли руки. И тело напряглось, словно струна.
– Петров, ты скотина!
– Ты что – то сказала?
– Я сказала, что ты скотина. Какая тишина, если телевизор орет? Все ты врешь. Хандри, мне есть куда идти.
Хлопнула дверью. Вызвала такси, но не поехала ни к подруге, ни к матери. Вышла за городом. Где – то рядом озеро, где – то там спеет каждое лето малина... Прошлое, юность безголовая и счастье, спасибо, что были. С Петровым бы в этот малинник. Так, чтобы от малины закружилась голова, чтобы сочная ягода губы в губы. Не получится. Уже не получится.
Останавливались редкие машины. Не надо, не надо! Вот прошагает на шпильках километров пять, выпустит пар и ярость! Не страшно. Небо ясное, в звездах, заснеженный лес. Дышится легко. И руки уже не мерзнут. Может, правду пишут о ритмах любви. Прилив, отлив и снова прилив. Что делать – то, когда спад и тоска? «Крейцерову сонату» перечитала. Интересно, что бы написал Лев Николаевич о них с Петровым? Быт, работа, ее неутоленность, его хандра. А любовь и страсть, где они? Ау! Другое время и ритмы другие – без страсти горячей, без бешеной ревности. Вот сесть в машину к первому, кто позовет. Современно, цинично. И никаких угрызений совести. Только ненависть, только ненависть к этому толстокожему мужу. Десятый сон, наверное, видит, а она тут одна, ненужная!
Ноги устали. Холодно. Короткая шуба из норки не согревает. В ванну бы, чаю с малиной и в постель. Опять малина! Вот привязалась. Лешку забыла, а ягоды помнит. Чувственные они, сладкие, как объятия Петрова. Вспомнила, дурочка... Когда это было?
Машина остановилась серая, скучная, водитель резко спросил:
– Проблема или как? Шлюх не вожу.
– Проблема, проблема. Домой надо. Только не спрашивайте ни о чем.
В крепкий чай из термоса плеснул коньяку. Пила, согревалась и уже не думала о том, как там муж. И расхотелось в Питер. На душе было тихо, легко, словно выморозило на этой дороге маяту и сомнения. Как будет, так и будет.
Муж сидел в прихожей на пуфе и держал в руках ее тапки.
– За скотину, Петров, прости. И молчи! Хотел тишины, получай. Говорить ни о чем не хочу.
И молчал. Не включал телевизор. Вечерами лежал на диване с планшетом. И она молчала. Готовила, читала. Халат, волосы в хвостик. Макияж только на работу. Однажды он вдруг сказал:
– Я не могу тебя потерять. Не молчи. И не бойся хандры. Прошла!
Стоял растерянный, смущенный. Не Ален Делон, нет. Петров, похожий на Делона. Ее Петров, но она и виду не подаст, что соскучилась по его рукам, голосу, теплу. Она еще немного поиграет в холодность. Надо было пройти через страх, ревность, обиду, ненависть, чтобы понять: не только нежность и верность обожает ее величество любовь. Не только! Она еще поиграет в лукавство и дерзость.
– Иди ко мне, - позвал он.
– Сам иди, - улыбнулась она вызывающе и почувствовала, как наливается привычной покорностью тело. И не хочется игры, но надо, надо побыть незнакомкой. Иначе опять привычка, опять хандра.
– Такое ощущение, словно горстями ем малину. И капельки сока стекают сюда.
Она провела пальцем по ложбинке между грудями, потом по его губам.
– Представляешь? Ягоды спелые, сочные.
Он представил...