Такое простое счастье

Светлана Иванькова
Одолела Макара Степановича хвороба. Шибко одолела! Да так внезапно, что он и опомниться не успел. Будто бы одновременно все внутренности в узел сами собой связались, ноги ватными стали, руки онемели, голова закружилась. Еле до кровати дошкондылял!

Что за напасть такая? Семьдесят пять годков бегал, как конь, устали не зная, а тут вдруг за каких-то полдня в пень трухлявый превратился!
А началось-то всё с чего? С бани!

Позвонил на днях сын, младшой самый из пятерых его сыновей, Матюша - мол, на днях в гости нагряну, соскучился, говорит «дуже» по дому, да по баньке доброй. А банька-то, как на грех, прохудилась - сгнили балки на бане от времени. Вот и решил Макар Степаныч поправить крышу.

Старый ведь, а всё ж без ума! Всё молодым и крепким хочет казаться, хорохорится! Вот и дохорохорился – надорвался! Нет бы, соседей позвать на подмогу – мыться в баню полдеревни ходит, так ведь куды там - сам с усами!
Лежит теперь и стонет…
Даже помирать собрался!

- Марусь, а Марусь? – позвал он жену, суетливо шмыгающую по кухне.
- Што, Макарушка?
- Принеси водицы холодненькой, горит что-то нутро…
- Щас, милай, щас! А может кваску бурачного?
- Можно и кваску!

Щупленькая Маруся налила из холодильника свёкольного квасу и, поддерживая мужа, поднесла к сухим губам кружку с холодным напитком.
- Ах, хорош квасок! Помру, и не попью боле на том свете твого кваса-то, Марусь! Вот незадача кака будеть-то !

-Тьфу на тебя, Макарушка! Што ты бурОвишь – помру? Што я без тя делать-то буду?
- А давай я тя щас и пристрою-то, пока жив!
- Это куды ж ты меня пристроишь?
- А вот за Семёна Мещерякова замуж отдам!

Маруся намахнулась на мужа полотенцем, и легонько шлёпнула его по руке.
- Ишь, што удумал-то! Ах, кобель ты старый, кобель! Всё бы тебе про стыд думать! Да нешто в таком возрасте бабы думають о замужестве?
- А что, и впрямь не думають? А как же вон Катерина Авдеева - троих мужиков уже похоронила, и снова замуж собиратся? – шутливо проговорил он и заглянул в глаза жены.

- Так то ж Катерина! А я - Маруся! Я как токо табя схороню, так следом и сама помру. В одну могилку лягем! А то ведь, не ровён час, пойдёшь на том свете по чужим рукам! Разве ж я допушшу такой позор на нашу семью?
- Марусь, вот люблю я табя за таки слова ишо крепше! Ну-ка, притулись ко мне  ближе-то!
Маруся наклонилась, и Макар Степаныч, обхватив её лицо руками, приподнялся и поцеловал жену в губы.

Лицо женщины покрылось лёгким румянцем. Глаза засветились теплотой и нежностью. Смутившись, она погладила мужа по голове, как ребёнка, и ласково произнесла:
- Рано, Макарушка, нам на тот свет! Надо бы правнуков всех пережанить да замуж поотдавать, вот тады и не обидно будеть уйтить  отседова! Дак и табя дохтора вылечуть! Я давеча бегала до  фелшерицы нашей новой. Так она сказала, что завтра из районый больницы к нам врачи приедуть, ажно полный антобус, и она их до нас приведёть. Мы ишо поживём, Макарушка. Ты щас спи, почивай, а я пойду, похлопочу в сарайке – покормлю скотинку. Утро вечера мудренее, Макарушка! Всё у нас ишо сладится!

Ласковые уговоры жены подействовали на ослабшего Макара Степаныча магически: с трудом повернувшись на бок, он закрыл глаза и через минуту провалился в сон.
На следующий день, как и обещала фельдшерица, приехали врачи. Закончив профилактический осмотр в медпункте, они подъехали на машине «скорой помощи» к дому Макара Степановича. Молодой терапевт вошёл в дом и, спросив, где больной, подошёл к  подкашливающему старику.

Беглый осмотр больного, несколько вопросов о самочувствии, измерение давления не дали доктору полную картину его недомогания. Терапевт выписал направление в стационар на обследование.

- Макар Степаныч, вам надо лечь в больницу на некоторое время. Без специального аппарата установить точный диагноз весьма затруднительно! Там работают хорошие специалисты. Они вас обследуют, сделают УЗИ, и только потом назначат лечение.

- Как это – лечь на некоторое время? Никуды я не поеду! И никаких узи-музи мне не надобно делать! Я за всю жизть ни разу не валялси по больницам, и щас не лягу! И никаких специялистов мне не надоть! Разе ж вы не дохтур? Выписывайте мне какую-нибудь микстуру и все дела! Ежели мне суждено ишо пожить, то я выкарабкаюсь, а ежели нет – так на то и суда нет!

Как ни уговаривал доктор Макара Степановича, и как ни умоляла Маруся – упрямый старик ложиться в больницу наотрез отказался!
Доктор открыл свой чемоданчик, сделал инъекцию обезболивающего препарата, оставил пачку каких-то таблеток и, пожав плечами, вышел из комнаты.
Прошло три дня. Макар Степаныч не вставал с постели. Легче ему не становилось. По деревне поползли слухи о скорой кончине деда Макара…. Маруся, украдкой утирая слёзы, каждый день уговаривала его лечь в больницу, но упрямец стоял на своём: «Не лягу, хошь стреляйте!»

С утра третьего дня потянулись в их дом односельчане – уважаемым человеком на селе слыл Макар Степанович. Для всех он был, как отец родной: кого добрым советом поддержит, кому помощь с ремонтом избы окажет, а кому и «мозги» на место поставит.
  Да и нравом он славился весёлым! По всем свадьбам да иным гулянкам с баяном своим ходил. Никто в деревне не знал столько озорных частушек и «хулиганистых» анекдотов, сколько знал Макар Степаныч. И семьянином добрым да хозяином крепким считали его в деревне. Потому и шли люди справиться о его здоровье . Кто медку захватит в гостинец, кто травки душистой к чаю, кто конфеток жменьку принесёт…

На четвёртый день, задремав после обеда, Макар Степаныч увидел странный сон. Он никак не мог понять, почему его Маруся облачилась в белые одежды, почему в её руках мелькают горящие свечи и почему она кружится вокруг него, как полоумная?
Проснувшись, он стал связывать свои сонные сюжеты с реальностью и пришел к выводу, что наступает его последний смертный час.

- Маруся! – каким-то глухим голосом позвал он жену.
В ответ – ни звука.
- Ну куды ж её понесло? Помру и не покаюсь перед ней! Точно, буду в огне гореть! Маруся!
И опять тишина.

Макару Степановичу стало как-то жутковато. Нет! Помирать в одиночестве он не будет! Надо дождаться Марусю во что бы то ни стало! Как же уходить в мир иной с грехом? А грешок, совершённый им в далёкой молодости, терзал его сознание, как колючий репей….

Сосредоточившись на одной мысли о покаянии, он не услышал, как открылась дверь и в комнату вошла Маруся. Её голос, прозвучавшей в тишине совсем неожиданно, заставил старика содрогнуться всем телом. Мысль о давнем грехе моментально упорхнула из сознания белой птицей!

- Макарушка, я тя щас сама лечить буду! Я знаю, што надоть делать! Ты знашь, я бегала до бабки Евдохи и рассказала ей о табе. Она не могёть приттить, потому как сама захворала, но зато научила меня своим знахарским премудростям!
«Бабкой Евдохой» называли в деревне Евдокию Степанову, местную знахарку-травницу девяноста двух лет. К ней-то и бегала Маруся за советом, потеряв надежду на выздоровление мужа.

Макар Степаныч смотрел непонимающим взглядом на возбуждённую жену, мельтешащую перед глазами, и с трудом соображал, о чём она «стрекочет»:
- Бабка Евдоха сказала, что ты кишки надорвал, а енту паскудную болячку можно из табя выгнать запросто! Надоть взять какую-нибудь глиняную плошку и наставить табе её на пуп. Щас, Макарушка, щас мой родненький, я табе помогу!
  Открыв дверцы старого буфета, Маруся нашла небольшую глиняную макитру объёмом с поллитра, и радостно мурлыча что-то себе под нос, шмыгнула в кухню. Послышался звук сминаемой газеты и шум от встряхивания спичечного коробка. Макар Степаныч насторожился: что удумала эта старушка? Её напористость привели его в замешательство.

- Нет, пожалуй-ка, повременю я с покаянием. Может статься, рановато ишо признаваться в своих грехах-то. От этой неугомонной бабы што угодно можно ожидать! А ну, как и вправду вылечить? А я, как дурень, прямо таки и выложу ей всю подноготную про себя?

Маруся, одержимая великим желанием исцелить мужа, торжественно подошла к кровати и «масляным» голосом попросила его встать:
- Макарушка, мне надоть посмотреть на твой пуп! Подымись, Христа ради, и встань у кровати.
- Марусь, а у табя с головой-то всё в порядке?У мяня нутро болить, а не наружность! На што табе мой пуп? Может, табе ишо и портки снять?
- Нет, в портках не на што смотреть, ежели токмо через лупу сморчок вяленый рассматривать!А на кой ляд он мне нужон? Мне пуп надобно рассмотреть! – шутливо прощебетала жена.

- Вот бесова душа, што удумала – лупу ей надоть! Как пятерых мужиков подряд «сыпала» - так в лупе не було нужды, а как отпала нужда рожать-то, так лупу ей подавайте! - обиженно пробубнил Макар Степаныч, но всё же покорился жене и с трудом встал с кровати. Внутреннее чутьё подсказывало ему, что эта женщина узнала действительно что-то важное, что может вернуть его к жизни.
Маруся наклонилась и внимательно присмотрелась к пупку мужа.

- Ну вот, дохтур хоть и смотрел табя в «четыре глаза», и шшупал всяго, да без паратуры не смекетил о твоей хворобе-то проклятушшей, а бабка Евдоха с другого конца дяревни, не глядючи, разумела твою немощь-то!
- Дак на то ж она и знахарка! Ну, што ты так долго разглядашь пуп? Красив поди, што зенки не оторвать ?

- Красив-то он красив, Макарушка, да улыбка у яво кака-то ехидна!
- Марусь, ты што балакаешь-то? Кака может быть улыбка у пупа?
- А вот така и может! Бабка Евдоха мне так и сказала: « Ежели пуп улыбается ровно, то его хвороба в другой причине кроется, а ежели пуп кривится да ухмыляется – то это точно живот себе Макарка сорвал! Вот и получатся, што ты сабе сорвал живот-то! Вона как ухмыляется, сатанинская душа яго! Щас править будем. Лягай снова на кровать!- голосом, не терпящим возражения, приказала Маруся.

- Чудны дела твои, Господи! – произнёс дед Макар. - Бабка моя враз знахаркой стала!
Кряхтя и постанывая, он улёгся на кровать и с удивлением стал наблюдать за действиями жены.

Маруся приказала мужу поднять повыше рубаху, а сама скрутила газету в тонкий жгут, подожгла её спичками и огнём стала прогревать глиняную макитру. Затем, ловко перевернула её вверх дном и  плотно прижала горячую плошку к пупу Макара Степановича.

От неожиданной боли он взвыл и разошёлся громкой бранью на жену:
- Раскудрит твою через коромысло! Ты што творишь, окаянная баба? Порешить меня хошь? Плошка же горячая!
- Так надоть, Макарушка! Потерпи самую малость! Щас все кишочки на место встануть! Евдоха говорить, что енто – самый лучший способ поставить все потрошки на место.

Вакуум, созданный в макитре под воздействием горящей газеты, действовал на Макара Степаныча как спрут, неумолимо заглатывающий податливую кожу вокруг пупка в пространство посудины. В какой-то момент старику показалось, что этот «черепок» затянет его всего без остатка.
Макар Степаныч взвыл от боли, закатив глаза. От напряжения морщинистое лицо его стало пунцово-красным, на лбу проступили капельки пота. Истошным голосом он завопил:

- Скидавай енту черепушку, окаянная баба! Из меня щас кишки полезуть! А-а-а-а!
Ухватившись обеими руками за макитру, он попытался её оторвать от себя, но это только усилило боль, которая уже опоясывала его, подобно обручу.
Перепуганная до смерти Маруся кинулась на помощь мужу. Она стала крутить глиняную посудинку, пытаясь стянуть её с пупа вниз, но всё напрасно - вакуум втягивал живот ещё сильнее.

Потеряв от боли контроль над собой, Макар Степаныч, сроду не матерившийся при жене, стал выдавать такие многоэтажные матюки, что Маруся совсем обезумела от страха! В панике она в мгновение ока заскочила на кровать, встала над корчившимся от боли мужем и, вцепившись двумя руками за проклятый черепок, стала тянуть его вверх.

Макар Степаныч выгнулся над постелью дугой, истошно вопя.
Макитра ни за что не хотела расставаться со своей добычей: в сухую и дряблую кожу старика она вцепилась намертво!

В полном смятении Маруся замахнулась ногой, чтобы сбить её с пупа, но вовремя спохватилась – такую пытку её муж не стерпит! Соскочив с кровати, она попыталась протолкнуть палец между натянутой кожей и краем макитры, но и это не привело к успеху! Только теперь до её сознания дошло, что она забыла про наказ Евдохи смазать кожу вокруг пупа маслом или вазелином.

- Ой, батюшки, да што же за сила така сатанинска в ентой макитре! Владыка нябеснай, помогни нам скинуть яё!
- Маруся, коли её к щёрту! Силов моих боле нетуть! Бей по ней молотком, что ля!
Бледнея от страха, Маруся бегом пустилась на кухню, на ходу крестясь и причитая:
- Матерь Божья, Пресвятая Богородица, помилуй мя!Господи, Царица небесна, спаси и сохрани мово деда!

Панически стреляя глазами по сторонам, она искала что-нибудь, похожее на молоток. Взгляд зацепился за скалку.
- Ага! Сгодится! – обрадовалась находке Маруся.
Воинственно подняв над головой деревянную скалку, она не вошла, а влетела в комнату, где помирал её « родненькай Макарушка»!

- Щас, Макарушка! Щас, милай, вызволю табя! От, бяда-то кака!
Макар Степаныч учащённо дышал, прикрыв глаза.
Не медля ни секунды, Маруся размахнулась и изо всех сил ударила по зловредной посудине скалкой!

Раздался глухой хлопок и глиняные черепки, звонко брякнув, рассыпались по постели….
Наступила тревожная тишина.

Макар Степаныч медленно и со стоном выпустил из себя воздух.
Маруся, обессилев от страха, выронила из трясущихся рук скалку и присела на край кровати. Широко открытыми глазами она смотрела на синюшный калач, вздувшийся вокруг пупа мужа. Её сознание нарисовало страшную картину мучительной кончины мужа. По бледным щекам ручейком потекли слёзы. Марусе показалось, что муж испустил из себя последний дух, и она оцепенела от ужаса.

А Макар Степаныч, вздохнув с облегчением, лежал тихо-тихо, наслаждаясь своим состоянием! Враз прекратившаяся боль принесла ему такое блаженство, что он почувствовал себя на седьмом небе от счастья.
Но недолгим оказалось это счастье! В реальный мир его вернули причитания Маруси.

 Закрыв руками лицо, она заголосила:
- Господи-и-и! Прости ты меня, бабу окаянную-ю-ю! Своими руками мужика порешила! Ой, горе, мне горе! Люди добрые, закопайте меня с ним живьём! Ай-я-я-яй!
 Макар Степаныч открыл глаза и протянул к жене холодные потные руки. Вконец измотанной женщине этого было достаточно, чтобы она приняла их за руки покойника, пытающегося утянуть её за собой на «тот» свет! Маруся упала в обморок и завалилась обмякшим телом на мужа

 Забыв о своих болячках, Макар Степаныч подскочил с постели, уложил жену на подушку и метнулся к комоду, где лежала аптечка с лекарствами. Трясущимися руками он схватил флакон с нашатырным спиртом, открыл его и, капнув на ватку, поднёс к носу Маруси. Вдохнув в себя пары спирта, та очнулась.

Тут уж у Макара Степаныча нервы сдали! Схватив в крепкие объятья жену, он заплакал, глотая солёные слёзы, беспрестанно повторяя:
- Маруся! Марусечка моя родная! Куды ж ты от меня? ....
Бедный старик уже и не чаял увидеть её живой.
Горько всхлипывая, они несколько минут не выпускали друг друга из объятий.
Грустная сцена длилась минуты три, не более!

Первым успокоился дед.
- Маруся, ну ты и напужала меня! Таки, враз взяла и хлопнулася в припадок!
- Макарушка, а я-то как сама напужалась! Мне почудилось, што ты последний дух из сабя испустил! Я ужо решила, что ты помер…. Ну-кось, подыми рубаху – я табе пуп-то не разорвала?

Задрав рубаху, Макар Степаныч увидел припухлый синюшный ободок вокруг пупка. Маруся осторожно прикоснулась пальцем к синяку и виновато спросила:
- Шибко-то болить?
- Не, Марусь, не болить! Ужо всё кончилось!
Маруся недоверчиво покачала головой, сомневаясь в искренности слов мужа.
- И на кой ляд ты полез на енту крышу-то? Нехай бы она так и стояла! Дождалси бы Матюшу, вместе и поправили бы яё! А то вона кака беда приключилася!

- Марусь, да мне и взаправду полегчало! Што ты - здря бегала, што-ля, до Евдохи? Я таперича всем буду говорить, што бабка моя стала знахаркой!
- Макар, не вздумай где про енто языком тряпать -_ засмеють ведь меня на дяревне!
- Эх, любушка ты моя! Меня излечила, а сама было и трепыхаться перестала. Я ужо подумал, что осиротила ты меня!

Макар Степаныч осторожно завалил жену на постель, лёг рядышком и поцеловал её.
Некоторое время оба лежали молча, приходя в себя от пережитых волнений.
- Макарушка, а как же твой живот-то? Поди, болить?- тихонько спросила Маруся.
- Дак я про него и балакаю табе, што не болить! Подняла твоя макитра все мои потроха! Вот те крест – не болить! Али не веришь?

- Ой, не верю, Макар Стяпаныч, ой, не верю!
Макар Степаныч по-молодецки соскочил с кровати и, припевая, пустился по комнате в пляс.
Маруся заулыбалась, села на кровати и стала прихлопывать в такт частушки, которую задорно исполнял муж. Теперь она окончательно успокоилась и поверила в правдивость мужниных слов.

- Эх, люба ты моя ненаглядная! Как жисть-та хороша! Ну-кося, где моя шарманка?
Маруся проворно поднялась с постели и вытащила из-под кровати футляр с баяном. Знакомые «чёртики» в глазах мужа согрели её душу теплом и она, радостная и довольная благополучным исходом Макарушкиной  хворобы, засеменила за баянистом на крыльцо.

Минорные звучания «Курских страданий» нарушили тишину летнего вечера и нежной мелодией полились по деревенской улице, приятно удивляя и радуя односельчан. Весть о чудесном исцелении в одночасье облетела деревню. Народ-то в ней шибко уж доброжелательный собрался - друг по дружке и разнесли молву про выздоровление деда Макара. А всё потому, что в русских деревнях испокон веков заведено делить и радость, и беду на всех поровну. Деревня на Руси – это как один большой дом, где все живут, как одна семья и знают друг про друга всё, включая даже самое сокровенное. Ничего на селе не утаишь!

В ближайшей роще за околицей шальные соловьи заливались трелями, а под кудрявой берёзкой у крыльца умелые пальцы баяниста весело выстукивали залихватские мелодии, зазывая народ на концерт главного «курского соловья» - Макара Степановича Артамонова!

Живым ручейком стекался деревенский люд к старенькому покосившемуся домику, чтобы разделить со стариками их нечаянную радость. Вскоре весь двор наполнился разноликой пёстрой толпой. Кто-то сидел на скамеечке у забора, кто-то прихватил свою табуретку и сел поближе к баянисту, кто-то расположился на брёвнах, приготовленных на дрова, а кто-то просто притулился на завалинке. Макар Степаныч исполнял концерт по заявкам слушателей и с присущим ему чувством юмора веселил собравшуюся публику добрыми шутками да незлобливыми анекдотами.

Склонив седую голову на плечо мужа, Маруся негромко подпевала ему. В этот вечер её больше ничто  не тревожило. Она лишь изредка поглядывала на мужа, ласково улыбалась ему и мысленно благодарила Бога за своё, такое простое, но совершенно настоящее Человеческое Счастье…