Я вижу многое...

Работник Неба
Я ВИЖУ МНОГОЕ…

Нет уж, больше я на семейные обеды ни за что не пойду! Там иной раз такой дряни начитаешься в головах у людей! Ну ладно бы ещё, обо мне одной думали гадости  - так они и Еспера тоже держат неизвестно за кого! Они не знают, что я вижу людей насквозь.
С таким талантом я запросто могла бы стать менеджером по подбору кадров , психологом, если угодно, разведчиком…  Но я решила оставить его просто для личных нужд. Это очень  помогает в общении, особенно  когда твой собеседник плохо знает иностранные языки. Еспер учил русский три года, хотя, по правде говоря, не особенно старался, а его родственники даже по-английски с трудом объясняются; тут же почти деревня, люди не приучены к международной коммуникации… Они не всегда понимают, что я хочу сказать, а вот я их – всегда. Я даже понимаю, о чём они думают на своём родном языке, который я пока ещё только начала учить.
У меня не появляется перед глазами бегущая строка, как это порой описывается в фантастических книгах; я не влезаю в чужое сознание и не начинаю смотреть на мир чужими глазами, как это бывает в других фантастических книгах, - просто откуда-то появляется твёрдое знание того, о чём думает тот или иной человек, врёт он или нет, есть ли у него потаённые  мысли; появляется понимание всей цепочки причин и сетки ассоциаций, породивших именно эту, а не какую-нибудь иную, мысль. Но я могу узнать об этом  только тогда, когда этот человек находится со мной в одном помещении. Если же мне, например, напишут письмо, или я что-нибудь прочту на чужой страничке в соцсети, я не почувствую, о чём на самом деле  думал писавший, а буду, как все, пытаться вычитывать  обертоны настроения из смайликов. В этом смысле хорошо, что я познакомилась с Еспером лично, а не по Интернету. Тихий зарубежный студент снимал жильё в нашем доме, робко здоровался, столкнувшись с кем-нибудь из соседей у мусоропровода…  Я как-то остановилась поболтать с ним на лестничной клетке; быстро поняла, что его пугает московская действительность, а  также, что человек он  добрый, во многом похож на меня.  Он хотел стать художником, но его мечте не дали сбыться. Его беззащитность была настоящей, а не, как это бывает у некоторых, маской для удобства манипуляции другими…
После свадьбы мы решили поселиться на его родине. В Москве нам обоим не очень нравилось. В моём родном Перфильевске он бы точно не прижился, да и мне туда не хотелось возвращаться. Ведь это было бы что-то вроде проигрыша. Русскому человеку от века предписаны перемещения только в западном направлении: из глухой провинции в Москву, из Москвы в Европу… Движение в обратную сторону – явный признак неудачника.
Мои родные отнеслись к этому браку по-разному.  Дядя Виталий больше всего поразился тому, что будущий зять умеет говорить по-русски, мама была готова принять кого угодно, лишь бы дочь была счастлива, - а вот с перфильевскими тётушками пришлось разругаться:  все их помыслы сразу сосредоточились на каких-то заграничных шмотках, девайсах и предметах роскоши, - хотя им с самого начала ясно сказали, что жених едва-едва получил диплом и ещё не нашёл себе постоянной работы.
… Мы живём в доме с горбатой черепичной крышей, тёмные ели во дворе упираются вершинами в плоское небо. Окна нашего подвального этажа заслоняет буйная трава. Пока мы перебиваемся неквалифицированной работой, но Еспер говорит, что совсем скоро освободится одна интересующая его вакансия, и он станет работать по специальности. Да и мне, советует он, надо закончить наконец языковые курсы и начать серьёзную карьеру: выяснить, котируется ли тут моё московское вузовское образование, и найти себе что-нибудь приличное. Но я пока не решила, с какой профессией хочу связать свою жизнь.
В этом маленьком городке, как ни странно, ощутимое количество русских эмигрантов, в основном барышни с детьми. Общения с ними у меня не получилось.  Они держат себя так, будто вместо парфюмерного магазина по ошибке попали в рыбную лавку.  Когда я посмотрела, о чём они думают,   у меня возникло ощущение, будто я переключила телевизор на третьесортную «развлекательную» программу. Когда их дети подрастут, нетрудно догадаться, как сложатся взаимоотношения поколений…
Есть ещё пара таких, которые постарались максимально мимикрировать под местных: ни причёска, ни взгляд,  ни жесты не выдадут их русского происхождения. Но в мыслях у них много желчи. Я вижу, что они стали такими не из-за любви к местному населению, а из страха, что их не примут в круг «своих». Это трагикомично:  в своём старании как можно больше походить на европейских женщин они переняли от них самые худшие черты. Например, замкнутость и эмоциональную холодность. Они их приняли за чистую монету. Я-то вижу, что местные – вовсе не такие рациональные ледышки, что на самом деле они вполне  могут расхохотаться в автобусе над весёлой книгой, проявить душевную широту,  разреветься в голос от безысходности…  Это у них просто такой национальный вид спорта:  «не показывать своих чувств»; игра, в которую они начали играть несколько веков назад, и которая сейчас уже слишком далеко зашла…
Из всех эмигрантов я подружилась только с одной сербской девушкой. Она мастерит авторские украшения и часто думает о животных и о народных сказках.
Я никому не говорю о том, что вижу чужие мысли, даже Есперу. Я ещё помню, как меня баба Шура в детстве предупреждала: «Ты, Ирка, смотри, никому про это не разбалтывай, а то прямо в жёлтый дом упрячут!» Хотя я бы и так никому кроме неё не рассказала: баба Шура  была единственным человеком, с которым можно было говорить о вещах, выходящих за рамки обыденности.
Я помню, как у меня впервые проявилась эта моя способность. Я сидела  на крылечке со своей куклой, вижу: мимо идёт чужой мужик, и у меня в голове откуда-то чётко: «Он думает, что в нашем доме живут какие-то Барсуковы». И точно: мужик сворачивает к нам, стучится в окошко и спрашивает Барсуковых. Оказалось, ему маршрут неправильно описали, ему на соседнюю улицу нужно было…
Потом – ещё несколько таких же мелких случаев…  Потом я начала чувствовать чужие мысли почти постоянно. Иногда это было полезно: если, скажем, поздно возвращаешься домой по чужой улице, сразу понимаешь, какие из встречных парней порядочные, а у каких на уме хулиганство.  А порой от этой способности бывали только огорчения… Точнее, не от самой способности, а от необходимости скрывать её от других. Скажем, в старших классах… Я хорошо училась и шла на золотую медаль. (Я пробовала объяснить Есперу, что такое  «медаль» в школе, но он не понял: у них принято не награждать лучших учеников, чтобы не дискриминировать слабейших). А медаль в школе – это такая коварная вещь: если ты на неё претендуешь, учителя предъявят к тебе такие требования, выполнить которые практически невозможно, а когда ты их не выполнишь, те же самые учителя будут ставить тебе это в вину. Чудовищное положение: и победить невозможно, и проиграть нельзя! А я подсмотрела в голове у классной руководительницы, что она твёрдо решила: сколько бы я ни сидела за учебниками, как бы костьми ни ложилась, меня надо непременно завалить на экзаменах,  а медаль отдать не мне, а Варюхе, которая особыми способностями не блистала, зато её родители носили этой классной дорогие торты. Я стала просить маму перевести меня в другую школу, но она ни в какую: слыханное ли дело, в выпускном-то классе! А сказать правду я не могла, разумеется. Меня спасла случайность: эта классная попала в больницу как раз перед экзаменами и не успела поделиться своими замыслами с другими учителями.

Так и сегодня на этом самом семейном обеде… мама Еспера готовит замечательно и думает в основном о еде, а не о взаимоотношениях своих родственников. Но остальные! Улыбаются и пожимают руку – а сами думают, какой Еспер нудачник, образование непрестижное, пиджак немодный, машины нет, да ещё в жёны взял варварку из дикой страны! Я знаю, что они с детства его затирали, а у него не хватает мужества с ними порвать, потому что он боится скандалов. А ещё там была одна особа, я так и не поняла, то ли она кузина, то ли какая-то свояченица, с очень короткой стрижкой и в фиолетовых чулках. Эта в молодости была влюблена в Еспера и до сих пор не может видеть рядом с ним другую. Единственный раз в жизни, когда Еспер не пошёл на поводу у своей родни – это когда он не захотел слушать «умные» советы этой кузины, как ему устроить свою жизнь. Она не прощает ему этого – хотя, естественно, не показывает виду. Она возненавидела меня с первой секунды, это ясно. И будет стараться нас поссорить. И вся остальная родня – кроме, пожалуй, мамы – без сомнения примет её сторону, если разразится семейная война.

Очень тяжело жить с сознанием, что я не могу предупредить любимого человека о грозящей опасности. А если не раскрывать перед ним своих способностей – как тогда предупредить? «Мне кажется»? « Сон приснился»? «Златка напророчила»? (моя приятельница-сербка иногда гадает на картах). Ей-богу, это молчание скоро доконает меня…
Наверно. Самое правильное – принять превентивные меры…
Скоро я ненавязчиво предложу Есперу поискать работу в другом городе или вовсе за границей и сходить на пару психологических тренингов…

27 апреля 2014, Коупавог