- Как это, - не знаешь кем? Ты мог бы стать писателем - сказала она, - говорят, у тебя хороший слог. – Зачем, - грустно отозвался он, - их и так развелось, как блох на худой собаке. Они только и делают, что читают сами себя, и хвалят сами себя, и пишут про одно и то же. Не удивлюсь, если все они больны общим недугом и даже думают одинаково.
Он представил как писатели дружным строем ходят на семинары и в клозет, сидят там, выпучив глаза и внимают как надо. Но пуще того, как не надо. Всепонимающе кивают на орфографию, синтаксис с пунктуацией и подачу текста. Как правильно привлечь, чтоб подороже продаться. Все одинаково умные. Любят сопеть коллективом и точно знают как дороже, но это в теории, поэтому на практике отдаются за мизер. Но чаще - даром, просто из любви к процессу.
Нет, не хочу мизера, подумал он, а хочу большого влечения по контракту на взаимовыгодных условиях. Но это – шиш при такой конкуренции. Поэтому буду-ка я... читателем. А, что? Благодарного читателя сегодня днём с огнём знаете ли, и то не вдруг, и то поискать, бормотал он глядя перед собой.
Идея занимала его всё больше, человечек повеселел. Чёрт возьми, а ведь правда, понимающего читателя сейчас совсем мало, подмигнул он неопрятному отражению в зеркале и восхищаясь своей находчивостью, разворошил остатки белёсого пуха на висках и затылке. Потом показал будущему язык и долго вытирал о штаны потные розовые ладошки. Все же в писателях! Скоро даже читатель уровня "завсегдатай сельской библиотеки" станет на вес золота, а тут он, весь маститый, стоящий у истоков движения, мэтр и профессионал, он будет первым. Самым первым! Наконец, хоть где-то, ему повезёт, мечтал он закатив глаза и скрестив на груди тощие руки.
И уже откинулся за письменным столом, и отодвинув от себя ненавистный чистый лист, приготовился принимать делегацию пишущей братии. Мнилось ему, как все бегают за ним, беззастенчиво и наперебой тыча текстами, на, мол, смотри каков я сегодня, зацени меня, и меня, и меня. Не дают спать, звонят ночами, поджидают у подъезда и умоляют автограф. А он, мэтр и профессионал, выборочно и по диагонали будет мстить этим убожествам, открыто хлестать их жалкие тексты своим цепким умом несостоявшегося писателя, рубить в капусту, в щепки и в богадушумать. Ведь никто не угнетает соратников с такой самоотверженностью, как бывший коллега по цеху, серая посредственность, завистливый неудачник, тихая сапа.
Фу, какой я гадкий. Такого есть за что не приглашать в гости к Петровым и к Киреевым, подумал он. Потом почесался, хмыкнул - ну и ладно, переживу. И вновь, окунувшись в мечты, засвистел тихонечко какой-то марш, в приветственном покровительстве махая с трибуны разноцветной массе демонстрантов-писателей, собравшихся в честь посещения им города задрищенска.
Слава, почёт и всеобщее уважение преследовали его повсюду, даже в кустах и в бане. Роковые красавицы с длинными ногами, с красивыми формами в нужных местах и приготовленные в собственном соку, плели интриги, добиваясь его благосклонности. Дааа, эти будут тыкать особенно настойчиво и вовсе не текстами, уже со страхом подумал мэтр. Супругу он панически уважал, поэтому лёгкий адюльтер даже в мечтах пугал его необыкновенно. Людочка обязательно узнает и сразу умрёт от горя. Но сначала умрёт меня, кусая губы и вздрагивая, размышлял профессиональный читатель. Если она точно знала чего я никогда не делал, но очень хотел, то о женщинах узнает сразу и наверняка, с тоской подумал он и от греха подальше тут же застрелился в висок. Потом опять подумал и для уверенности ещё раз застрелился в рот. Насмерть. Из указательного пальца.
Вот скотина, подумала Люда, глядя на окровавленные тело, новые обои забрызгал. Даже помереть тихо, по-человечески, от какого ни будь инфаркта не мог. Убирай теперь. Безутешная вдова смахнула веником останки трупа в мусорное ведро и весело виляя жопой, пошла за тряпкой.