Про воробья

Евгений Обвалов
    Я видел этот видеоролик, но пока не напомнили, сам не вспомнил. А дело было так. Плацкартных мест не было, купе дорого, а поскольку ехать было недалеко, общий вагон был приемлемым выходом. Впрочем, сидячих и лежачих мест всем хватило – в тесноте, да не в обиде. Поезд – уникальный кладезь историй.
    Сухонький дедулечка на вид казалось лет так к семидесяти, сел напротив и быстро нашел собеседника. Они прошлись, как водится, по неустроенной жизни, перемыли косточки Правительству и Президенту и стали говорить на обычные бытовые темы, рассказывая друг другу эпизоды из жизни. Вот один из них:
    Когда отец мой умирал, совсем уж плох сделался, мы с женой по очереди за ним ухаживали. А как иначе-то? То она с работы отпросится, то я убегу. Мне-то ближе было. Он уже почти не разговаривал, мычал только да знаки руками делал, если что надо. Иной раз я прибегу его перевернуть, покормить, а ему что-то не так, он не ест, еду языком выталкивает. Этим досаждал он мне сильно.
    Поначалу я старался ложкой аккуратно все снова в рот ему положить, а потом раздражаться стал, кричать на него, мол, не хочешь, не ешь. То ли специально он так делал, то ли правда есть не хотел, а сказать не мог? Тут на работу надо, а он! Короче я уже не сдерживался. Как-то в субботу всё повторилось. Он обиделся, отвернулся, а потом рукой куда-то тычет и три пальца показывает.
    Я не сразу понял, что к чему, а жены дома не было – она его лучше понимала. В шкафу у нас давно забытые старые плёнки от кинокамеры «Кварц» валялись. Снимал отец когда-то много, да складывал в круглые коробочки. Они под номерами были. Нашел я старую, с тройкой, вытащил кинопроектор «Украина», а отец аж засиял! Возился долго – еле наладил. Ну, думаю, может своё кино посмотрит, память встряхнёт, настроение улучшится, может быть хоть поест.
    Включил проектор и сам уселся смотреть. А на экране стульчик раскладной в котором я. Рядом отец с ложкой мне кашу в рот пихает. Я  плююсь, за игрушками лезу, отворачиваюсь, а он платком брызги каши со своего лица стирает, мне рот и нос утирает, улыбается и говорит что-то, видно, что очень ласково.
    Сижу я рядом с ним, смотрю на экран и чувствую, что по лицу текут слёзы. А отец слабой рукой пригнул мою голову к себе на грудь и гладит, как на экране. Не выдержал я: – Прости, говорю, папа! Прости дурака! – а сам плачу. Тут жена приходит. Ничего не поймёт и в рёв! Думала, раз я плачу, значит кончился он.
    Потом прибегал я на обед или когда с работы отпрошусь и всё время ему разные плёнки ставил и сам с ним смотрел. И ведь не было у него ничего впереди – один страх пустоты и неизвестности, а жил прошлым. Глаза светились.
    Забыл я про эту историю-то, а тут как-то внучок меня зовёт. Иди, погляди что-то в Интернете ихнем. Там кино небольшое, ролик. Старый, немощный отец  взрослого сына спрашивает про воробья, кто это? А тот газету читает, мешает ему отец-то своими приставаниями. Ну и вскипешился сын. А отец ему дневник показал, где он когда-то писал, как его маленький сын много раз спросил его про воробья, «кто это?» и он каждый раз отвечал ему и не обижался.
    А внук обнимает меня и говорит: - Деда, а когда ты забудешь, я тебе хоть сто тысяч раз про воробья повторю! Ты только не старей больше.
- Вот так-то. Добро-то оно по свету бродит-бродит, да к тебе же и возвращается - завершил свой рассказ дед.