Новый год - новая жизнь

Лариса Маркиянова
                - Как ты не понимаешь?! Тошно мне. Тошно! Надоело все. Понимаешь? Нет, не понимаешь…
                Наташа смотрела на мужа и действительно не понимала, что его так гложет, почему он не находит себе места. Вроде, все нормально, все хорошо, все живы и здоровы.
                - Нет, не понимаю, - ответила прямо. Муж только вздохнул и посмотрел на нее тяжелым взглядом. Махнул рукой: ладно, мол. И вышел из комнаты.
                Наташа делала свои привычные домашние дела, а в голове все крутилось и крутилось: что с Мишей и как ему помочь.
                - Может, тебе отпуск взять? Хоть на недельку. Отдохнешь, отоспишься. Я понимаю, что последние дни года, самый напряг, но вдруг пойдут навстречу, отпустят, - предложила за ужином.
                - Отпуск… Нет, не то, - поморщился Михаил, - не то.

                Лежа в постели  перед сном сказала ему в спину:
                - Давай встретим Новый год в этот раз у Максимовых? У них всегда весело, народу соберется тьма, столы будут ломиться от разных вкусностей.
                - Вот именно, что народу тьма, - она даже по его спине почувствовала, как муж морщится.
                -  Тесно, душно, шумно. Все толкутся бестолково. Никифоров как всегда столетние анекдоты начнет травить. Василий по обычаю с кем-нибудь сцепится. Бабы вырядятся как на смотрины, мужики напьются, – Он перевернулся на спину, - Да и что за удовольствие напиться и нажраться как свинья, так что потом идешь вразвалочку, ноги еле переставляешь, набитое под завязку пузо впереди себя несешь словно аквариум. Вот и весь праздник, блин.
                - Хорошо, хорошо. Поняла. Тогда, давай махнем тридцатого вечером сразу после работы или тридцать первого с утречка к твоим, в деревню. Пять часов езды - и мы на месте. Вот старики обрадуются.
                - Да они-то обрадуются… А вот мы чего там забыли? Добро бы летом, когда тепло, все в цвету и зелени. А сейчас по сугробам лазить удовольствие сомнительное.
                - Подожди. Вдумайся только – зимний лес в инее, нетронутый снег по пояс, тишина. Ни суеты, ни толкотни, ни шума – ничего того, что так претит тебе сейчас. Лыжи возьмем с собою, походим не спеша. Подышим воздухом. Вечером баньку истопим, попаримся от души. Потом все вместе чай будем пить из самовара, с брусничным вареньем. Хорошо…
                - Хорошо-то хорошо, - пробурчал он, - да ничего хорошего. Да я через пару-тройку часов этого «рая» от скуки взвою. Нет, такая экзотика не по мне.
                - Ладно. Тогда другое предложение: а давай-ка мы с тобою приобретем какую-нибудь горящую путевку? Чем дальше – тем лучше. А на острова, а? Лазурный океан, белый песок, палящее солнце. Чернокожие красавицы вокруг в одних набедренных повязках, свежие бананы с куста, то есть, с пальмы рви и ешь.  Вот эта экзотика так экзотика. Там уж не скажешь: «тошно, надоело все».
                - Не хочу. – Сказал, словно отрезал.
                «Ну, ну», - подумала про себя, повернулась на другой бок и выключила настольную лампу.

                На следующий день он пришел с работы поздно, как и предыдущие дни – конец года, аврал. На кухне под накрытым полотенцем ждал горячий ужин. Приподнял конец полотенца, так, домашние беляши – это хорошо, это он любит. И салат с крабовыми палочками – тоже из любимых. Так, а из кастрюльки чем так офигительно пахнет? Похоже на солянку. Точно, солянка. Удовлетворенно хмыкнул, пошел переодеваться в домашнее. Жена чем-то занималась в ванной, был слышен шум воды. Переоделся, вымыл руки на кухне, не дождавшись из ванны жену, с удовольствием поел в одиночестве. Настроение в последнее время хуже некуда, но это не сказалось на его аппетите. Вымыл посуду, пошел  в спальню прилечь после трудового дня перед телевизором. Тут и Наташка объявилась. Он как увидел ее, так и дар речи потерял: Наташка явилась пред  ним почти нагая, в одном нижнем бельишке, да и то – одни откровенно-прозрачные черные кружева.
                - Ты чего это? -  наконец выдавил, удивленно подняв брови.
                - А так, - неопределенно ответила супруга, непонятно улыбаясь, - захотелось. -  И пошла на него, кокетливо покачивая бедрами и так же странно улыбаясь. А, ну понятно, захотелось вспомнить молодость, поиграть в прежние игры. Что ж, он подвинулся, откинув одеяло приглашающим жестом.

                - …Ну ты даешь, мать моя.
                - Я твоя жена. Любимая жена и единственная твоя женщина. Так? – она уткнулась прохладным носом в его шею.
                - Само собою – так. А что это на тебя такое нашло? И что-то новенькое, необычное, нетрадиционное.
                Она перекатилась на спину, лежала широко раскинув руки и прикрыв глаза.
                - У тебя – тоска, надоело все. А у меня гормоны играют. Каждому свое.
                - Ты у меня смотри, - построжал голосом, - не заиграйся со своими гормонами.
                - Это уж как получится, - опять непонятно улыбнулась она, не раскрывая глаз.
                - Я тебе дам «как получится», - всерьез обеспокоился он, - смотри, Наталья, я разных закулисных игр не потерплю. Поняла?
                - Угу, - кивнула она улыбаясь.
               
                Перед сном заглянула в его лицо:
                - Ну как у нас с грусть-тоской? Не отпустило? - Он хмуро покачал головой. Она вздохнула, потом решительно произнесла:
                - В общем, так: я официально даю тебе согласие на любовное приключение на стороне.
                - В каком смысле? – приподнялся он на локтях.
                - В прямом. В самом что ни на сеть прямом смысле. Заведи интрижку на стороне. НО! – она подняла вверх указательный палец, - Не надолго и не серьезно. Так, чисто для разнообразия. Душевное равновесие собственного супруга для меня выше, чем женское самолюбие.
                - Дура! – рявкнул муж, откидываясь на подушку, - Нет, ну надо же придумать такое?! Как только в твоей голове такое могло вообще родиться? Если только сама… смотри у меня! Не потерплю! – И через минуту возмущенного сопения, - Вот дура так дура!

                Наступил последний день года. Выходной.
                С утра на кухне стоял дым столбом – Наташа месила тесто, отбивала мясо, отваривала овощи на «оливье» и винегрет. Тщательная уборка квартиры была сделана ею накануне, продукты на праздничный ужин тоже закуплены ею. Учитывая меланхолическое настроение супруга, справилась со всем сама. Михаил лежал на диване перед телевизор молчаливо-мрачный, туча тучей. Чем выше был накал веселья и радости на экране, тем угрюмее делался он.
                - Тьфу! – не выдержал в конце концов, с досадой нажал на пульт, отключая «ящик», встал, зашагал по комнате туда-сюда. Пробегавшая мимо Наталья притормозила, увидев как супруг марширует по залу.
                - Миш, может, за хлебом сходишь? – осторожно попросила. Хлеба было достаточно, но надо было как-то мужа выводить из депрессии.
                - У тебя одна жрачка на уме, - зло огрызнулся. Наталья не обиделась. При других обстоятельствах обиделась бы, мол, для вас, для тебя стараюсь, но сейчас видела: места себе мужик не находит, душа его изнылась, просит, требует чего-то, а чего – сам не знает.
                И опять побежала дела делать. Ей тосковать некогда, вечером надо стол накрыть праздничный. Гостей не ждали, кроме своих – дочь с мужем и сын с, как теперь называют, гражданской женой. Да и эти гости не надолго: отсидят с ними, так сказать, официальную часть и разбегутся по своим молодежным компаниям.
                Так и случилось: ровно в восемь явилась молодежь. Красивые, оживленные, праздничные. Вручили свои подарочки, с благодарностью приняли подарки родителей. Нахваливали Натальино угощение, особенно ее фирменные слоеные пирожки, но ели мало – видимо, берегли аппетиты и желудки для других застолий. Смеялись в предвкушении праздника. Михаилу было очевидно, что здесь они чисто из вежливости, так сказать, отдать дать старшему поколению. Что ж, и на том спасибо, могли и вовсе не заехать, а отделаться телефонным поздравлением. Но Наталья радовалась искренне, аж раскраснелась вся от счастья, что вот вся семья вместе собралась за праздничным столом и так вот славно сидят, как положено, и вот какие у них хорошие взрослые дети, да еще и со своими половинками. Как говорится, не хуже, чем у других людей. И все суетилась, то и дело то кидалась на кухню за чем-нибудь, то что-то переставляла на столе, то одно предлагала, то другое подавала. Михаила раздражала эта ее суетливость. Что за манера у жены: вечно старается всем угодить. Клуша. Еле сдерживал свое раздражение, из последних сил «держал лицо».
Но едва дверь за молодыми закрылась, и они остались одни, как весь кипевший в нем негатив он немедленно выпустил, словно притомившегося джина из бутылки.
                - Что ты как курица тут над ними квохтала? «Ах, Юлечка, ах солнышко…» «Ах, Андрюша…, ах, Ксюша, ах, Денис…» «Ах, ах…» Стол-то накрыла - на весь подъезд хватит, а они и есть толком не стали. И чего ради ты два дня из кухни не вылезала, ползарплаты на продукты перевела?
                - Ничего, - примирительно улыбнулась жена, убирая со стола грязную посуду, - сами посидим, может, кто заглянет не сегодня, так завтра. А не заглянет, сами пригласим в гости, хоть Васильевых, они тоже дома одни сегодня празднуют. Все же Новый год. Люблю я этот праздник.
                - Праздник, праздник… - ворчал себе под нос, - придумали невесть чего. Формальный переход из одного календарного года в другой, только и всего. А накрутили-то, накрутили!.. Год зайца, год петуха, год дракона, теперь вот год барана, овцы и козла вместе взятых. Ха, год козла… Да, большой повод для большого праздника. Ура, товарищи, нам с вами предстоит целых год, триста шестьдесят пять дней или сколько там по китайскому году, прожить под покровительством козла! Повезло, нечего сказать. Да еще не абы какого, а деревянного, и к тому же синего. Синий деревянный козел – какая прелесть! Ме-е-е-е…
                - Ты чего там бормочешь? – весело бросила на ходу жена, прибегая из кухни, - Поешь лучше, а то и не ел толком. Отбивные в этот раз особенно удались, сочные такие, с румяной корочкой, как ты любишь.
                - Боже мой! – вскричал муж, перебивая, - Боже мой! И это ты?! Та, в которую я так безумно был влюблен двадцать пять лет назад?! Господи! В кого ты превратилась? В кого??? Все интересы только вокруг еды и хозяйства. Вкусно поесть, сладко поспать, да чтобы все живы и здоровы - и все! Больше нас ничего в этом мире не интересует. Ни-че-го! Примитив, - при последнем слове он для наглядности постучал себя кулаком по лбу.
                Она внимательно посмотрела ему в лицо. Долгим взглядом в его глаза. И что выражал этот взгляд, он не понял.
                - Все живы и все здоровы – это уже не мало, Миша. – Сказала ровно и вышла опять на кухню.
                - М-м-м-м-м!- промычал раненым быком, накинул на себя куртку, прихватил шапку, вдел ноги в ботинки и выскочил из дома.
                На улице было тихо и слегка морозно. Мелкий снежок словно припудривал сугробы. В свете фонарей снег вспыхивал искрами. Туда и сюда сновали одиночные прохожие и сбившиеся в небольшие компании – куда-то торопились успеть в оставшиеся два часа уходящего года. Были и такие, кто уже никуда не спешил, а был весел, пьян и по-своему счастлив.
                - Господи, как мы живем? – бормотал он, споро шагая вперед, - Что это за штука такая – жизнь человеческая? Зачем? Зачем все это? Суета одна, суета и пыль. Мечтаешь о великом, женишься на самой прекрасной на свете девушке, а через два с половиной десятка лет вдруг оказывается, что вся жизнь твоя сродни бегу белки в колесе – бежишь ловко, скоро, да попусту. А самая прекрасная на свете девушка оказывается примитивной мещанкой с интересами не выше кастрюль и горшков. Тупость, глупость и все. Да еще этот Новый год… Яркая погремушка для туземцев. Бегают, трясут ею и рады – праздник. Идиотизм. Тьфу! Наедятся, напьются, побузят, попляшут, морду друг другу набьют, сольются в постелях телами – от одиночества, по любви или по пьяни. Праздники закончатся,  пойдут на работу. Опять буду ждать праздники, чтобы напиться, напеться. Всё. И это все? Зачем? Ах ты, господи! – Он остановился. Стоял. Смотрел на снег, на людей, спешащих куда-то, курил. Хмурился. Сердился, сам не зная на что. Ноги в легких домашних брюках мерзли, и это тоже раздражало – как все же сильно мы зависимы от разных мелочей, от быта и прочей фигни. «Жить приходится в предлагаемых обстоятельствах» - возникло откуда-то из глубин и было ему оскорбительно-обидно оттого, что жизнь, по сути, - театр, и каждому приходится играть предназначенную роль: быть положительным персонажем или быть негодяем, хотя, быть может, вовсе не плохой человек и при других обстоятельствах быть ему героем или даже героем-любовником, а вот поди ты, приходится быть уродом и сволочью, потому как положено так. Кем положено? Зачем? Ох, совсем он запутался.
                - Не хочу быть сволочью! – ему казалось, что он выразил это мысленно. Оказалось – вслух. Пробегавший мимо парнишка глянул удивленно-весело, бросил на ходу: «Так не будь!». Удивился сам себе. Так он и не сволочь вовсе, уважаемый человек, глава семейства, всю жизнь работал, вырастил достойными людьми сына и дочь. Все хорошо у него. Сам не знает, чего дергается.    
                Повернулся и пошел домой.
                Дома Наташа смотрела телевизор, сидя в кресле. Верхний свет потушен. Переливается гирлянда на искусственной елке. Стол по-прежнему накрыт, но теперь на двоих.
                - Прогулялся? Как там погода? – спросила буднично.
                - Нормально - буркнул он.
                - Смирновы звонили, Васильевы, Никифоровы и Максимовы. Поздравляли с наступающим. Привет тебе от них.
                Глянул на часы. До нового года оставалось меньше часа.
                - А ты знаешь, что римляне в последнюю ночь старого года выбрасывают из дома всю рухлядь?
                - Да? А вообще-то что-то такое слышала. …А ты что же, предлагаешь последовать их примеру?
                - А почему бы и нет? – уперся руками в бока.
                - Нет, я в принципе согласна, но только… у нас вроде и рухляди нет.
                - Мещанка. Я всегда знал это. Да все это по сути, - он сделал широкий круговой жест, - все это и есть рухлядь. Доски. Стекляшки. Тряпочки. Бумажки. Пыль одна.
                - Вот чего-чего, а пыли как раз и нет. Вчера все пропылесосила, вымыла, вытерла.
                - Да я не в этом смысле! Я в общем!
                - А… Понятно, - Наташа легко вскочила с кресла, прошла к выключателю. Вспыхнула люстра. – Я поняла. Что ж. А давай и впрямь вынесем всю рухлядь из дома. Освободим, так сказать, пространство для нового. Все же Новый год. Я сейчас. Я только переоденусь. – И она исчезла в спальне.
                Явилась скоро, в старых джинсах и футболке: «Я готова».
                - Да ладно, - махнул рукой, - я так, вообще.
                - А я вполне конкретно. Нет уж, милый, хватит философствовать и языком попусту трепать. Давай делать конкретные дела. А то говорить мы мастера, а как дело до дела, так сразу в кусты. Давайте реализовывать замыслы, господин философ, - и Наталья пошла в прихожую доставать с антресолей кипу бумажных мешков, лежащих на всякий пожарный случай. Пожар в душе мужа бушевал, это было ей ясно, стало быть, наступил черед и мешков.

                Стол Наталья освободила молниеносно: просто все, что было на нем, переставила прямо на пол, в угол зала. Скатерть аккуратно сложена и уложена на дно мешка. Оглянулась на мужа: «Принеси проскогубцы и отвертку». «Зачем?» «Стол надо разобрать. Иначе в дверь не пролезет».
                Стол разобран – столешница отдельно, ножки отдельно. «Так! – удовлетворенно трет ладони жена, - Пошло дело! Теперь боковушки у кресел и дивана отвинчивай. Давай, давай!» - А сама картину со стены снимает, в мешок укладывает.
                - Картину могла бы и оставить, - ворчит он.
                - Ну уж нетушки! – входит в раж супруга, - выбрасывать, так выбрасывать.  – И поет энергично, - До основанья, а затем! Мы наш, мы новый мир построим. Кто был ничем, тот станет всем!
                Полные мешки вырастают в прихожей один за другим, как грибы после теплого дождичка.
                Наталья снова оживлена, раскраснелась, глаза весело блестят, на щеках играют ямочки. Михаил старательно подыгрывает ей, ехидничая в душе: самой же потом все придется на места расставлять, принципиально ей помогать не будет – сама затеяла, сама и исправляй все.
                - Хватит пока, - командует Наташа, - давай все это вынесем, потом продолжим. – И она набрасывает куртку для лыжных прогулок, накидывает на голову капюшон.
                - В каком смысле "вынесем"?
                - В прямом. Шевелись. Догоняй! – и она вскидывает на спину полный мешок, выходит из квартиры. Михаил недоуменно пожимает плечами, набрасывает старую куртку, прихватывает по мешку в каждую руку.
                Удивительно, но жена и впрямь оставляет мешок с содержимым у мусорных баков, что стоят у торца их дома. Он делает то же самое, возвращаются рядышком домой. Порожняком.
                - Потом чтоб никаких упреков, – предупреждает он ее.
                - О чем ты! – смеется жена, - Это так здорово: избавляться от хлама. Тем более, в новогоднюю ночь.
                Едва вошли, по телевизору начинают бить куранты.
                - Ой! - кричит жена, - Скорее!
                Успели таки плеснуть шампанское в фужеры из открытой бутылки.
                - С Новым годом! – смеется Наташа.
                - Ну да, тебя тоже, - чокается с нею он.
                А на улице небо расцветает в фейерверках! Канонада. Бразильский карнавал. «Ой! Ой! Ой! Ой! Ой!» - пугаются на парковке машины. «С Новым Годом! Ура!» - радуются люди. Взрывы смеха. Истошно лает собака. Гремит музыка с экрана.
                - Ну вот, - улыбается жена, - и новый 2015 год. Вот и отлично. А теперь продолжим. Еще один рейс к мусоркам, и будем укладывать все по мешкам дальше.

                Под утро квартира напоминает разоренное гнездо: непривычно пусто, голо. Осталась только самая громоздкая мебель, которую так махом ни разобрать, ни вынести вдвоем. Но и в ней все полки и вешалки пусты: ни посуды, ни вещей.
                - Ну, и чего мы тут наворотили? – устало опускается Михаил на пол, - Довольна?
               - Ага! Еще как довольна! Приятное дела – избавляться от хлама в новогоднюю ночь. Этот ты славно придумал. Как я устала, притомилась, - она с хрустом потягивается, - рученьки-ноженьки мои гудят.  Эх-ха-хах! – зевает со вкусом, - Пойдем, поспим. Утро вечера мудренее.

                Укладываются спать прямо на голый матрац на полу что только и остался от двуспальней кровати. Укрываться приходится своими куртками – вся постель вынесена к мусорным бакам.
                - Ты не считаешь, что мы слегка погорячились, - шепчет муж жене на ухо, - назад ничего уже не вернется. Обратила внимание, что мешки все исчезли. Кто-то прибрал наше добро к рукам.
                - Пустяки, - безмятежно машет ладошкой супруга, - все это пыль. Хлам и мишура. Главное – мы есть друг у друга.
                - Ты так считаешь? – щекочет он ухо жены своим дыханием, и она   чувствует, что он улыбается.
                - Я это точно знаю, - она тихо смеется ему в шею, - Главное осталось, и это никто не отнимет у нас.
                Он крепко обхватывает ее, утыкается лицом в ее волосы, пахнущие почему-то цветами, и крепко засыпает, успевая подумать перед сном: мы оба временно сошли с ума, а завтра придет реальная жизнь со своими обычными делами. И, пожалуй, зря он все же наехал на Наталью, смутил ее своими взбрыками. Начудили они сегодня порядком, зачем-то выбросили все, придется потом все покупать заново, а это такие хлопоты и изрядные траты.  И вообще, чего он тут накрутил, нафигачил про бессмысленность и мелкоту жизни. Нет, ничего не зря. И жить здорово. И вообще… - Он окончательно провалился в сон, вернее вознесся в сон и все летел и летел там куда-то вверх, к свету и солнцу, чувствую, точно зная, что рядом с ним бок о бок летит единственно родная, прекрасная, любимая женщина.
                А жена Наталья тоже улетела в сон, и все улыбалась и улыбалась, видно, снилось хорошее и ей.
                И чуть начинало брезжить за окном. И было тихо и пустынно на улице после шумной новогодней ночи. И спали люди по своим и чужим квартирам. Спали дома, машины и деревья. Спали в соседнем доме на первом этаже Васильевы, знакомые Михаила и Наташи, вся прихожая и кухня которых были заставлены бумажными мешками и разобранной мебелью: Наталья втихаря от мужа позвонила, попросила прибрать и временно у себя пристроить.
                Весь мир спал, набирался сил. Предстояло сделать так много в наступившем году синего деревянного козла или барана: и плохого, и хорошего.
                Новый год – новая жизнь.

     06.12.2014