От леспромхоза, где работал, и до массива, где жил, Павел ездил по шоссе - широкой, избитой машинами дороге в асфальтовых заплатах. Его велосипед катился под фонарями, старательно объезжая колдобины. Ночной проспект сиял в огнях. Изредка проносились автомобили. Павел задержался на работе: у сменщика, Петровича, появилась на свет внучка, он принёс водки. Оставалось десять дней до Пасхи. Приближалась страстная неделя. Павел намеревался в эти дни не пить спиртного и не есть мяса, да и денег ни на то, ни на другое не было. Петрович уговорил, и они изрядно выпили. В переулке, куда Пашка свернул с шоссе, навстречу выскочил широкий автомобиль с глазами-фарами, полными света. Чтобы не свалиться в канаву с водой, что тянулась вдоль дороги, Павел вывернул руль и грохнулся с велосипеда. Машина резко остановилась. Появился мужик в белом плаще, с шарфиком на шее, с запахом одеколона. Лицо холёное, сытое, бритое, как у завидного жениха. В свете фар Павел стоял перед ним в расстёгнутой куртке, с взлохмаченными волосами, небритый.
- Тебе жить надоело? - «жених» взмахнул рукой, на пальце блеснула печатка. - Козёл!
Последнее слово Пашке, конечно, не понравилось. Мужик был ростом с него, и, расправив плечи, он закричал:
- Сам козёл! Куда летишь, как по Бродвею! Здесь не Бродвей, здесь переулок. «Лесной» называется, - Павел развёл перед «женихом» руками. - Понимаешь, лесной - дремучий. Здесь не Америка, здесь Россия дремучая. А улица эта имени Александра Матросова. Я же не должен под ваши «Мерседесы» бросаться, как Матросов на амбразуру бросался.
- Голову лечи, - «жених» постучал увесистым кулаком по своему, вероятно, крепкому лбу и заглянул в машину. - Где девчонка? - вырвалось у него, и он побежал вокруг автомобиля, озираясь по сторонам.
- Сообразив, что пора идти своей дорогой, гремя велосипедом, Павел потащил его за собой. До дома оставалось недалеко.
- Эй, - послышалось, когда, стоя перед входной дверью, он доставал ключи из кармана.
- Эй! - прозвучало громче.
- Эй! - раздался звонкий голос. К нему шагнула девчонка лет пятнадцати-шестнадцати с распущенными белыми волосами. Сумка на ремне, выпуклые груди под курточкой, короткая юбка и стройные ноги.
- В гости пригласишь? - вкрадчиво произнесла она.
Мотнув головой, Павел протёр пьяные глаза.
- Ты кто?
Ему ни о чём не напомнили её имя и фамилия. Впустив девчонку в дом, он усадил её на диван в комнате. Оказалось, она читала его рассказы в газете, видела фотографию и заочно в него влюбилась. При городской газете существовало литературное объединение и дважды в месяц появлялась в ней , наряду с новостями, программой телепередач, платными рекламными объявлениями и платными поздравлениями, литературная страница. Редактор активно поддерживал творчество местных авторов. С произведениями публиковались и фотографии авторов. В большинстве своём, члены литобъединения занимались стихосложением, а Павел сочинял прозу. Когда он чуть не угодил под автомобиль, девчонка узнала его. Убежала из машины и шла за ним украдкой. Невольно поглядывая на её стройные ноги, Павел уселся на диване поодаль от незваной гостьи и сказал, что вряд ли сможет отблагодарить за такое внимание. Поинтересовался, куда она ездила в два часа ночи на шикарной «тачке».
- Не твоё дело, - голова её вздёрнулась, губы надулись. - Раскинь мозгами - может, догадаешься.
Пашка пригрозил за ухо отвести её к матери. В ответ раздался смех. Встав с дивана, она села на письменный стол. Подвинув к себе магнитофон, принялась нажимать кнопки и клавиши. В доме было душно, и Павел стащил с себя рубашку. На шее висел нательный крест.
- Ты веришь в Бога? - прозвучал вопрос.
- В него надо верить! - подняв вверх указательный палец, Павел раскачивался на диване. - Христианская религия, по сути дела, - кладовая морали и нравственности. История жизни Иисуса Христа - это концентрация добра, бескорыстной самоотдачи, человеколюбия. Где-то слышал, что Библия, в буквальном смысле, является инструкцией, как надо жить человеку. Есть мнение, что путь технического прогресса, по которому идёт человечество, - неверный. Человек всё делает сообразно своим интересам, не считаясь с интересами всего того, что его окружает. А вокруг всё живое: растения, земля, в которой живут микроорганизмы. В результате бегают автомобильчики, выбрасывая выхлопные газы, дымят трубы, загаживаются реки. Люди эгоистичны по своей сути. Мы, как вредные насекомые на теле земли… - Язык развязался, и Павел выказывал своё красноречие. - Мы потребительское общество. Придумали деньги и узаконили их власть над собой. Люди, в основной своей массе, приучились брать, а не отдавать и от этого среди них много зла и порочности.
- Ты любишь музыку? - она нажимала клавиши магнитофона.
- Эстрадные песенки. Эти вот: «Упала шляпа, мы скажем папе», «Узелок завяжется и развяжется», или… - Пашка заорал, растопырив руки: «Жить нужно в кайф». Тексты подобные не несут в себе, достаточно глубокой, положительной смысловой нагрузки. А ведь песня воздействует на человека. Воздействует на разум, на эмоции, на эстетическое восприятие мира. Авторы должны задаваться вопросом: если сказать нечего, зачем говорить. Зачем засорять информационное пространство бесконечным трезвоном? Молодёжь на дискотеках под дикую музыку и пустые тексты, в бегающих и вспыхивающих огнях, трясётся и прыгает, как на краю пропасти, как в последний раз.
- Я прочитала твою контрамарку, здесь на столе, - она кивнула головой. - У тебя неплохая зарплата, ты можешь содержать семью. У тебя дом, куртка кожаная, а в гараже, когда ставил велосипед, я видела дорогой мотоцикл.
- Куртка моя, мотоцикл мой, а дом не мой, - огрызнулся Павел.
- Почему не живёшь с женой, у вас же ребёнок? Тогда возьми меня в жёны.
- Мне двадцать пять лет, дочка!
- Ты совсем старый, а я бы тебя всегда любила!
- Врёшь, - Пашка схватил с дивана подушку и швырнул в неё.
- Я прочитала книгу о художнике, - сменила она тему разговора. - Винсент Ван Гог. Между прочим, был женат на проститутке. Он недоедал, ходил оборванный. Его дразнили дураком и считали сумасшедшим. А он писал свои картины. Теперь они стоят миллионы, и их не продают!
- Тебя это удивляет? - Павел пьяно ухмыльнулся. - Среди людей всегда так было. Подтверждение тому история жизни Иисуса Христа. Самого честного, самого доброго, самого лучшего, поскольку он не похож на всех и не может приспособиться к людскому злу: к жадности, коварству, жестокости, обману, - его поливают грязью и готовы распять. Почти как в сказке Андерсена «Гадкий утёнок». Талантливые литераторы, художники, музыканты - они плохо выживают в человеческом обществе. Многие гибнут, как погибают, не распустившись до конца, нежные прекрасные цветы без живительной влаги и свежего воздуха. Пушкин и Лермонтов - казалось бы, что им не жить? А Есенин и Николай Рубцов? Подобные люди должны быть среди нас. Они живут с откровенными душами и ярким творчеством им суждено проповедовать доброту и свет, любовь и справедливость. И не столько люди нужны им, сколько они нужны людям, нужны, как хлеб, как воздух, - Павел встал с дивана, покачиваясь, и заорал диким голосом, - они облагораживают, чистят людские души. Они спасают людей!
- Пойду, - она подскочила к двери, - уже рассвело. Не забудь, что меня зовут Вера! Есть ещё Надежда и Любовь, а я Вера! Запомни - Вера!
Наверное, вид у Пашки был злой и страшный, потому она и заторопилась уйти. «Ты, как солнышко весной», - хотел сказать он, но дверь закрылась. Увидев в окно, как белёсой дымкой светлеет утро, которое вечера мудренее, вцепившись в подушку, он уснул на диване.
Через два дня, разбирая на столе, в своей тетради, Павел нашёл свою же кассету с песнями Виктора Цоя. Прокрутив её, обнаружил, что на одной стороне песни группы "Кино" стёрты, а записана его беседа с ночной гостьей - не напрасно она включала магнитофон. Пашка, досадуя, что девчонка стёрла хорошие песни, ругался, не пытаясь сдержать недовольства. Снова и снова прослушивая ночной разговор, отметил он, в угоду своему самолюбию, что, несмотря на приличную степень опьянения, говорил он складно. Бесспорным было то, что в трезвом состоянии, таких монологов он бы не произнёс. В сознание закралась мысль, и возникло желание описать-запечатлеть ночную встречу с незнакомкой. Рассказ требовал сюжета. Лицо ночной гостьи запомнилось смазливой мордашкой, в обрамлении белых волос, будто светлое пятнышко на сплошном сером фоне.
Павел перечитывал исписанные тетрадные листы, откладывал их и возвращался к ним. Последующие дни, до конца недели, он исправлял и перечитывал написанное. В пятницу, до обеда, произведение лежало на столе, в кабинете редактора, который неторопливо ознакомился с текстом. Редактор - сорокалетний, уверенный в себе, человек. Костюм и рубашечка с галстуком. Коротко стриженный. Лицо с крупным носом и высоким лбом. За очками спрятаны глаза.
- Говоришь, что никому это не нужно, - хозяин кабинета снял очки и не моргая уставился на Павла, присевшего напротив. - Позволь не согласиться. У тебя написано, что с верой в Бога приходит к нам нравственность!Это чрезвычайно важно! Об этом надо говорить! Если общество называют безнравственным, то это звучит как приговор. Вот для некоторых женщин, к примеру, вся безнравственность сводится к тому, что мужья изменяют жёнам. Безнравственность несоизмеримо большая, - держа пальцами шариковую ручку, редактор потряс ею, как будто погрозил кому-то, - это когда, допустим, бабушка преклонных лет, не в первый раз, приходит в городскую администрацию, в кабинет к чиновнику за документом, который должен быть подготовлен, а секретарша, опять, отфутболивает её. В тоже время обращается к чиновнику приятель со своим, более сложным делом и чиновник, как говорится, решает вопросы. Вот она безнравственность! - хозяин кабинета тыкал ручкой в воздух, перед Пашкиным носом. - У тебя про поэтов сказано. Облагораживают они души. Настоящая поэзия, конечно, облагораживает души читателей. Так что темы, ты затрагиваешь важные. Очевидно, что юмореска в полстраницы, с не очень смешной ситуацией в центре повествования, менее значимая, чем этот твой рассказ. Мы его обсудим с нашими литераторами и опубликуем, - подытожил редактор. Надвинув на нос очки, он доверительно попросил, подавшись вперёд, - Купи Паша компьютер, а то приходится девочкам за тебя печатать. Иди ты, иди уже, - не слушая Пашкины оправдания, хозяин кабинета махнул рукой.
После Пасхи, когда пришло и воцарилось вокруг всеобщее радостное оживление и в мир смотрели помытые окна домов,а на убранные от мусора, к празднику улицы выходили нарядно одетые люди, с улыбками и надеждой на лицах - рассказ появился в газете. Оценив своё произведение, как бы со стороны, Павел мысленно согласился, что в монологах, обращённых к ночной собеседнице, прозвучало понятное многим, и в то же время чрезвычайно важное, как определил редактор. Очевидным оказалось для Павла то, что говорил он со злой безысходностью, а в словах его присутствовал пафос надменного нравоучения, и то что, в глазах той девчонки, выглядел он, скорее всего, как напыщенный индюк.
Песни группы "Кино", что оказались стёртыми, Павел намеревался записать на эту же кассету.