АФГАНЕЦ
Едва я поравнялся с рекой, как верхушки приречных ракит тронуло легким ветром, который вскоре затих, слегка зарябив воду.
На берегу сидели трое бойцов, ловивших по случаю воскресенья рыбу. Подсев рядом, я так засмотрелся на игру поплавков, что не сразу заметил, как все окружавшее нас охватило тенью, и тучи, чуть видимые прежде, поползли над нами темно-синими полосами, меж которых проглядывала внезапно побуревшая высь. Так же внезапно из-за насыпи, проходившей краем хлопкового поля, вынесло вперемешку с пылью стаю галдящих птиц. Все загудело, засвистало вокруг – началась буря.
Это произошло так быстро и неожиданно, что все мы растерялись, не зная: то ли сматывать поскорее леску, то ли ловить грозящие улететь гимнастерки.
Через минуту брели мы сквозь мглу по галечнику, закрывая глаза под полями натянутых до ушей шляп-«туркестанок».
Стояла непроглядная завеса, но река, скрывшись из виду, была слышна, и по шуму нетрудно было догадаться, какими гребнями там разгулялась вода.
Через полчаса, взволнованные, добрались мы в полевой лагерь, где все суетились, охваченные ненастьем: кто-то вбивал глубже колья и перетягивал растяжки, кто-то прятал поваленные щиты для расписания занятий и боевых листков. Присыпались галькой края палаток, убиралось все, что вызывало подозрение – устоит ли, выдержит ли?
Ветер крепчал, и, наверное, у многих появились мысли о возможном срыве наших жилищ. Возле каждого входа выставили дежурных. Командир приказал запросить метеосводку, но, как ни крутил радист барашки рации, как ни запрашивал в микрофон «Вышку», кроме шипа и свиста в наушниках ничего поймать не удалось. Ураган длился более часа. И все изрядно поутомились. Но всему бывает конец. Забило редким дождем, который усилился и быстро осадил пыль. Я зашел в палатку и присел к столу. Мне была по душе эта погода: возможно, я просто устал от жары, от света и солнца, и, глядя сквозь раскрытый полог на волны и гнущийся ковыль, отдыхал.
Капли, гонимые ветром, дробно били по брезентовой крыше, где-то в отдалении молотил поршнями дизель насосной станции – его так и не выключили во время этого природного полива.
Дождь постепенно перешел в морось и вскоре совсем утих, должно быть, ветер отогнал тучи чуть в сторону.
Взяв табурет, я вышел к берегу Кара-Дарьи и, дыша полной грудью, не думая ни о чем, сидел здесь долго, радуясь дождю, столь редкому в этих знойных краях.
Невдалеке от меня висели космы косого дождя, гнулась по горизонту тучная зелень пирамидальных тополей, айлантуса и тутовника. Ветер уже хватал мою гимнастерку с меньшей силой, а вскоре и полностью замер. Наступил фиолетовый, прозрачный и тихий вечер. Поднявшись, я пошел вниз по течению, любуясь всполохами идущей в отдалении грозы. Так я побродил еще недолго, а когда совсем были близки сумерки и остались слышны лишь раскаты уходящего грома, повернул назад и неожиданно увидел на другом берегу маленькую девочку-узбечку. Я остановился.
...Где же она была в бурю? Ведь до ближайшего кишлака семнадцать километров. Вокруг лишь хлопковые поля да станция полива – жиденький навес над насосным дизелем. Неужели во время бури, когда и я, и командиры, и солдаты находились в палатках, эта девочка пережидала ненастье под своим ветхим, открытым со всех сторон навесом...
Мне захотелось узнать ее имя.
– Эге-ге-гей! – закричал я. Река усилила мой голос и пронесла над собой.
– Как твое имя?
Ответа не последовало. Но девочка и не уходила, и я видел, как белеет ее платок и как она смотрит на меня. Тогда я вновь повторил: «Как твое имя? Имя... Имя...» – И замахал рукой.
И, к моему удивлению, я услышал ее голос.
– А-зи-за! – разлилось над рекой.
– Азиза? – переспросил я. И несколько раз внутренне пропел ее имя. А она уже бежала вверх вдоль водопроводных труб насосной станции. Я проводил ее взглядом и невольно отметил, что сумерки становятся все глубже. Где же она будет ночевать? Ведь кто-то же должен забрать ее отсюда? Однако мысли мои оборвал появившийся треск мотоцикла. А вскоре я увидел и луч фары, разорвавшей темноту.
Я все стоял на берегу, ожидая их отъезда. Ждать пришлось недолго: мелькнул едва различимый платок девочки, а вскоре и габаритный огонек мотоцикла скрылся за горизонтом.
– Азиза... – еще раз повторил я.
Звезды горели ярко, воздух был свеж и чист. Я вернулся в палаточный лагерь. Поужинав, устроился в командирской палатке, готовясь к проведению утренних занятий, и все думал, что завтра непременно расскажу своим солдатам об этой встрече.
Утро настало солнечное и ясное, а вскоре я узнал, что вчерашний ветер назывался афганцем и, как поведала запоздавшая метеосводка, в порывах он достигал двадцати пяти метров в секунду.
Цифры быстро забылись, да и подробности этого вечера со временем поблекли, но эта девочка в белом платке на берегу реки иногда вспоминается мне.