Жениховская протока. Глава 6

- Продолжает твоя невеста платье шить?- спросила Оксана, когда они вдвоём с Виктором сидели у неё за новогодним столом, заставленным всякими вкусностями.
 
- Да, какая невеста, Оксан?!- противился Виктор.- Я же говорил тебе, что целовались только.  Придумала она себе платье шить, ну и пусть шьёт.
 
- Как легко ты отказываешься от неё,- с какой-то появившейся вдруг жгучей горечью посмотрела в его синие глаза женщина.- Осторожней, а то и правда, дальше поцелуев не пойдёт.
 
- А мне и не надо.

- Может, и не надо, это потом ясно станет. Налей-ка нам ещё шампанского,- она протянула опустевший фужер.- У меня тоже была первая любовь. О-о, ещё какая  любовь! Он закончил юридический, высокий, красивый, на работу устроился в серьёзную компанию. А я на втором курсе экономического. Год дружили – встречались, целовались. И я до свадьбы недотрогой оставалась. Я не вышивала, как твоя невеста, но любила так сильно, такой верной была, что это тоже могло каким-нибудь красивым узором на свадебное платье лечь. Я даже не представляла, что до нас с любимым моим кто-то ещё дотронется, кроме нас самих. Даже мысль такая не жила во мне. Мы с ним словно по небу летели, по чистому небу. И свадьба была у нас красивая, вся в цветах, и «горько» нам кричали, не переставая. Как в сказке всё. Чтобы отдельно жить, сняли  квартирку однокомнатную в панельной пятиэтажке. На пятом этаже сняли, под самой крышей. И он говорил мне: «Небо прямо над нами. Давай, полетаем!» И мы летали много-много, и днём, и ночью, самые счастливые. Год прожили после свадьбы, второй начался. Он работал, я училась, вместе строили распрекрасные планы. У меня весенняя сессия подходила, зачётная неделя шла. А с нашей счастливой жизнью подзапустила я учёбу и нахватала долгов. Без зачётов к экзаменам не допускали. Одним словом, поехала я в библиотеку реферат писать. Муж мой любимый  дома остался лежать, на больничном с температурой. И как же забыла я, что по каким-то там средам каждого месяца в библиотеке санитарный день?! Пришлось развернуться, и домой. Думаю себе: «Ну, и ладно, буду рядышком с моим драгоценным на диване лекции читать».  Телефоны-то сотовые тогда далеко не у всех были. У меня, по крайней мере, точно не было. И на пути не попался ни один телефон-автомат, да я и не искала. Приехала к своему единственному сюрпризом. Тороплюсь – бегу, ног не чувствую, сердце от радости быстрее меня бежит. Сейчас увижу моего хорошего. Взлетела на пятый этаж, даже ступенек не заметила. А там площадка лестничная полна женских стонов, томных таких, сладких стонов. Дверь наша с соседской рядом совсем, почти ручка к ручке. Слышимость у нас до неприличия хорошая. И мне так неловко,  что я слышу, как у соседей всё это жарко происходит. Чувствую, лицо вспыхнуло, щёки прямо полыхают. Тороплюсь, тороплюсь ключ в замок вставить, чтобы к себе уйти, а ключ не заходит до конца, не лезет. Но я же помню, что сама дверь закрыла, когда уходила. И стоны тут же прекратились, как открывать начала. У меня сердце вдруг куда-то в желудок как рухнуло – затошнило, задавило, замутило. И я понимаю, что мне и сразу-то было понятно, откуда все звуки шли. Но что-то внутри меня,  сопротивлялось, уводило в сумасшествие. Я ведь не могла, невозможно мне было слышать это из своей квартиры, вот и слышала всё из соседней. А когда в груди рухнуло, оказалась я на самом краешке перед пропастью, задрожала вся, руки-ноги ватные. И словно какая-то жуткая огромная рука не из нашего мира, с грязью, с запёкшейся ржавой кровью на когтях, разодрала мои волосы, проскребла, проломила мне череп. А хриплый, лающий голос заорал в проломленную дыру прямо в мозг: «Это из твоей квартиры! Это муж твой с другой!» Стою и качаюсь над пропастью. Потом в дверь начала стучать, пинать, кричать. Тишина в ответ. Так, как бы, может, и показалось всё, только вот ключ не заходит до конца и не открывает. У нас на площадке лестница на крышу, и замка на люке нет, проволочка какая-то висит. Можно же с крыши, если на край лечь и голову за козырёк наклонить, окно наше на пятом этаже увидеть. Я бросила сумку, полезла, подняла крышку, выбралась там из будочки. Крыша плоская, как чёрное поле, провода разные, стойки с антеннами. Двигаюсь, делаю что-то, а сама не чувствую, дышу или нет, бьётся сердце или так в желудке в камень и превратилось. Душа огнём горит, как на костре её сжигают, невозможно терпеть. И спасение от огня искать только у моего единственного, только у любимого, только он спасёт. Ведь только он скажет, что не было ничего гадкого, что всё хорошо, и если после этих его слов вернуться к нашей двери, она легко откроется ключом.  Кидаюсь к краю крыши, где козырёк дальше стены выходит, падаю вниз лицом и ещё вперёд двигаюсь, ещё. Наклоняю голову, но вижу только третий этаж и нижний краешек четвёртого. Но как точно угадала – эти окна как раз под нашим. Ещё тянусь, ещё двигаюсь. Вот они, мои мраморно-белые шторы, форточка приоткрыта. И со всей силы зову мою любовь, зову мою жизнь, кричу ему, моему мужу. Ведь это я должна сейчас быть с ним в моей комнате, ведь только я имею на это право, я, единственная. Кричу ему, кричу, кричу, кричу. И увидела его лицо, оно появилось между шторами, перевёрнутое. Но не солнце это было, от которого идут тепло и свет, а серая маска, окаменевшая от страха. И ещё мне видно и понятно, что не за меня муж испугался, не за то, что повисли мои голова и плечи над пропастью. Нет, ему оттого страшно стало, что поймали его, что он с предательством своим – вот он, как на блюдечке под лампой. И что ему дальше делать? Ведь не думал жизнь-то семейную рушить, тёплую, мягкую, нежную, уже привычную. А теперь всё! Всё теперь! И не видел бы он меня сейчас! Не было бы меня здесь! А я здесь…и всё вижу. Вдруг увидела, люди внизу возле дома стоят, кричат мне: «Девушка, не делайте этого! Остановитесь!» Поняла, что выдвинулась за край крыши так далеко, что и не знаю, почему вниз не полетела. И полетела бы, наверное. Ужас такой охватил – заледенела сразу, ни дышать не могу, ни шелохнуться. Сама не отползла бы. Почувствовала только, как меня за ноги от края оттаскивают. Увидела потом, когда сесть смогла, двоих мужчин рядом с собой. В груди огонь, горечь, стыд – невыносимо, словно отраву из помойного ведра влили. И затрясло меня, заколотило, завыла я. Не помню потом, через сколько времени успокоили немного, по лесенке в подъезд помогли спуститься, сумку мою подали. Видела, муж дверь открыл, на пороге стоит, глаза наши на секундочку встретились. Но если бы в эту минуту решили меня к нему подвести, то и трактором бы не сдвинули. Такое отвращение почувствовала. Потом попросила людей оставить меня одну на лавочке у подъезда. Потом как-то добралась домой к родителям. Лежала неделю без чувств, в сон постоянно проваливалась.  Сессию по медицинской справке продлили, сдала позднее. С муженьком без свиданий развод оформили, не встречались больше. Я не хотела. А узор мой с платья свадебного, из чувств моих, полетел с высокой крыши за ненадобностью и разбился. Вот так, Витенька, умерла моя первая серьёзная взрослая  любовь,- закончила Оксана рассказ.- Ты наливай шампанское, наливай ещё! Новый год сегодня, а мы с тобой в печали.

- Ты же разбиться могла…

- Ну, я и разбилась, в определённом смысле. Однако, выжила вот.

- А мне кажется, невозможно так с крыши склониться, чтобы окно на пятом этаже увидеть. Может, тебе показалось, что ты его видишь?

- А ты попробуй, дорогой,- во взгляде Оксаны снова появилась горечь. Как у человека, который пережил много и теперь разговаривает с не очень-то смышлёным юнцом.- Ты попробуй лечь на край крыши и ползти дальше, туда, в пустоту, и свешиваться за козырёк до тех пор, пока не увидишь свою любовь в самом верхнем окне. И когда попробуешь и точно будешь про себя знать, смог ты или не смог, тогда и скажешь, может такое быть или нет. А пока давай шампанское пить. И салаты все у нас целые.

Они пили, ели, целовались - праздновали Новый год. Виктор ещё в хлеборезке, до похода к Оксане, поздравил эсэмэсками родителей, Олю, Инну. И сам получил  поздравления. Написал девчонкам, как всегда, одной: «Скучаю, целую, люблю…», другой: «Ты классная, с тобой отлично…» И забыл о них, об этих словах. Что помнить-то? Сто раз уже говорилось и люблю, и скучаю. Сказал и сказал.

«Ольга с Инкой там, а я тут,- уже много раз как бы оправдывал себя Виктор, когда писал домой про любовь, а потом шёл к Оксане.- Я, вообще-то, никому ничего не обещал. Ну, говорили мы с Ольгой, что поженимся, когда взрослыми станем. Ну и что же? Сама даже не дала ни разу, как дети с ней. Смех один, поцелуйчики-одуванчики. И семья у них бедная, нет ничего, шаром покати. Как жить, если поженимся? Она студентка, и я тут такой – офигеть. Может, бросить её? Ещё с платьем своим там возится, дурочка и дурочка. Но красивая она у меня, вообще-е! Такие глаза! А губы клубникой пахнут. Классно, конечно, что Ольга только моя, никто не прикасался к ней, чистая такая. Нет, пусть пока так всё останется. Может, ещё будет с ней что-нибудь. Шьёт же платье, пусть пока и шьёт. А Инка вообще сама меня в постель затащила. Сама же сказала, что ради спортивного интереса. Проверить хотела, правда или нет, что я много могу. С ней-то и не говорили ни про какую любовь. Даже просила, чтобы в тайне всё было. Характером Инка – колючка настоящая. Ольга, по сравнению с ней, добрый ангел. А в постели с Инкой хорошо кувыркаться. Она, говорят, уже в девятом классе этим делом начала заниматься, парень у неё, вроде какой-то крутой городской был. Так что, не я первый, не я последний. Спортивный интерес, и никаких обещаний»

- Вот этот салат ещё не пробовал,- всё подкладывала и подкладывала Оксана в тарелку Виктору,- он с орехами и ананасом.

- Как вкусно у тебя всё,- с ненасытным аппетитом ел и ел  разомлевший до блаженства Виктор.

- Сейчас кролика из духовки достанем. Давай, пьём, с Новым годом!

Служба катилась без остановок и неожиданных поворотов, и жизнь при этом была очень даже хорошей. Кто бы ещё из совершенно простых смертных мог так завидно устроиться, на срочной-то?

На двадцать третье февраля из деревни пришло столько поздравлений, пожеланий и слов про любовь, что Виктор весь день ходил с хорошим настроением и улыбался. Ещё и вечером праздничный стол был неизбежен. Оксана обещала устроить праздник живота.
 
- Что путь к сердцу мужчины лежит через желудок, я на практике в подробностях узнала,- смеялась она и накладывала жареное мясо в тарелки с исходящим паром пюре.- А бывает, у мужчин сердце прямо в желудке. Дойдёшь до туда, и идти дальше не надо, бегемотики такие.

- Это я бегемотик?!- шутливо нахмурился Виктор.

- Время покажет,- продолжала смеяться Оксана.- Аппетит-то у тебя точно зверский. Но для меня хорошо, что у тебя в силу всё уходит, в коня овёс. Ты же мне её в постели и отдашь. Отдашь?- подставила она губы для поцелуя.

- Да,- придвинулся он к ней, обнял и целовал, целовал, целовал,- всё забирай, прямо сейчас…

- Тсс…- чуть отстранилась Оксана,- сначала я поздравлю тебя, и мы выпьем за твой праздник, а потом уже всё остальное.- Она ушла в комнату и быстро вернулась с большим блестящим пакетом.- Это тебе, подарок.

- Спасибо!-  разулыбался Виктор.- А что здесь?

- Раскрой, и увидишь.

В упаковке оказался домашний мужской халат – бархатистый, глубокого чёрного цвета, с тёмно-синей оторочкой по воротнику.

- Ух, ты, какой!- развернул перед собой красивую обнову виновник празднества.

- Нравится?

- Ещё бы! Я таких не видел сроду. Только где мне ходить в нём?

- Здесь и ходи. Ты же у меня или в солдатском, или голый. Теперь по-домашнему будешь. Давай, переоденься скорей.

- Спасибо, Оксаночка!

Быстро-быстро переоделся, сложил на стул в комнате своё солдатское и вернулся к столу в дорогом, красивом, бархатистом халате.

- Ну, вот,- то ли улыбнулась, то ли усмехнулась  Оксана,- ты у меня теперь  турецкий султан, не меньше. Давай, выпьем за тебя, ваше величество, да к еде вернёмся, остывает всё.

Они съели горячее, а разные закуски, фрукты и вино взяли с собой на маленький столик у кровати. Там, в постели, и продолжили праздновать. Без халатов и без какой-либо другой одежды. Получив друг от друга всё, что можно было получить, лежали, не выключая свет, пили вино.
- Оксан, а почему ты здесь, в этом маленьком городке, а не в каком-нибудь большом городе? Ты же с твоей красотой любого мужа могла себе найти. Или после первого не встретила больше никого?

- Да, ты мой синеглазый,- с насмешливым удивлением посмотрела на Виктора Оксана.- А тебя разве не устраивает, что ты со мной сейчас, а не кто-то другой?

- Ну, почему? Мне хорошо, наоборот. Просто, интересно же… Ты такая классная, а здесь живёшь, одна…

- Положим, вовсе не одна. Вот, сейчас я хочу, чтобы со мной был ты, и ты со мной,- она чмокнула его в лоб и попросила налить вина.- Я поменяла правила игры. Я не позволяла больше выбирать себя, а выбирала сама. И знала, кого, зачем и насколько беру. Нет, это, конечно, не сразу произошло. После первого предательства я отвалялась, отвыла, очухалась, и даже осталась способна ещё кому-то поверить. Не помню, год прошёл или чуть больше, и влюбился в меня до невозможности среди прочих воздыхателей мужчинка один. Нет, поначалу-то предстал мужчина передо мной. Это я так, эмоции памяти. Старше меня был на восемь лет, ни разу не женат, простой такой, без особых затей. Ну и пусть, думаю, что простой. Зато, вся душа его – вот она, как на ладони, не обманет, не предаст. За мной, за мной, за мной везде, как слуга. Работяга обычный, без денег там каких-нибудь больших, но на трёх работах готов был работать, чтобы колечко мне подарить. Двери передо мной открывал, руку на ступеньках подавал, цветы на каждом свидании, клялся, что больше жизни меня любит. Умолял, чтобы я заполнила собой эту его жизнь. И поверила я ему, и даже какое-то очень хорошее чувство к нему возникло. Словом, стал он вторым моим мужем, и начали мы жить. У него была квартирка однокомнатная – его родители разменяли свою трёшку на две однокомнатных. Нам и карты в руки, отдельно-то жить. Никто не мешает, с советами не лезет, замечаний не делает. И я хозяйкой себя почувствовала, покой ощутила. Я, так-то, домашняя уже тогда была, готовить любила, порядок навести. Могли, как говорится, жить долго и счастливо. Но закончилось всё быстро и совсем не так красиво, как рисовалось. Муженёк мой очень скоро, через неделю или две, показал свою мордуленцию. У нас в универе куратор группу нашу задержал, пятый курс, на выданье. Бегу потом домой, чувствую, что приготовить что-то путное уже не успею. Хватаю в магазине котлеты куриные, молоко, прилетаю к себе на кухню, быстренько пюре сварганила, котлеты прожарила, кетчуп в отдельную тарелочку налила. Приходит мой работяга домой, а у меня готово всё, на столе паром исходит. И я такая довольная, что успела приготовить, прямо радость в груди. Садится мой труженик за стол, кусает котлету и вдруг перестаёт есть. Пожевал-пожевал, и говорит мне, что он в холостой жизни полуфабрикатов нахряпался досыта, и не для того женился, чтобы всякую гадость есть. Я оправдываюсь, что, мол, в университете задержали, что бегом бежала, торопилась приготовить ему. А он поковырял пюре, молча собрался и ушёл. К ночи вернулся. Я спрашиваю: «Где ты был? Что же всё так молча? Неужели, из-за котлет купленных?!» Он отвечает, что всё равно ему к родителям надо было. За одним и поел, не голодом же спать ложиться. Пригладили, вроде, таким образом нервишки, обошли остренький уголок. Только на следующий же день углы эти снова полезли, и ничем уже нельзя было ничего удержать. То я пересолила, то переварила, то перенедожарила. Короче, руки бы мне оторвать и в правильное место переставить. И поняла я, что угодить мне моему муженьку не удастся, слишком уж он у меня без затей. Это подай, это принеси, это унеси. Рабочий человек устал и должен отдыхать у телевизора в полном комфорте. А когда я не так, как ему хотелось, стрелки на его брюках наутюжила, тут уж он совсем из себя вышел. Говорит, если бы у них мать отцу так нагладила, то точно бы в лоб получила. Ясно мне стало до предела: рабыня и жена для него - одно лицо, и лицо это – я. Вот чем должна была я заполнить его жизнь. И как только осознала себя рабыней, душа моя растрескалась и рассыпалась черепками. Сбежала я и перекрестилась, что ребёнка зачать не успели – учёба моя сдерживала. «Всё,- решила,- в замужество больше ни ногой!» Но не вышло, был у меня ещё один печальный опытец.
 
Оксана допила вино и попросила налить ещё.

- И этот муж твой второй даже вернуть тебя не пытался?

- Да нет, вякнул что-то, типа «Быстро домой!» Но во мне прямо ненависть закипела. Я его так просклоняла, что он даже не поверил, что это я. Штамп, кстати, долго в паспорте сохранялся. Потом он себе новую рабыню нашёл, и развод наш быстренько оформил. И я напрочь забыла про него, про мужчинку этого без затей, словно не было его совсем. А третья моя история и замужеством-то не была, в строгом понимании. Тебе слушать, наверное, надоело уже…Болтаю и болтаю про себя в твой праздник.

- Да, почему?! Наоборот, мне интересно. Ты рассказывай дальше.
 
- Я тогда университет закончила и искала работу хорошую, распределения не было. И счастливый случай помог – взяли в самую большую в городе продовольственную торговую сеть. Причём, в их центральный офис, в бухгалтерию. Сначала пешкой, конечно, но компания – супер, перспектива и карьерного роста, и зарплаты, соответственно. Стараюсь, работаю в поте лица. Как-то один раз чувствую, суета нездоровая, напряжение прямо в воздухе разлито. «Сам сегодня у нас будет» - шепоток такой. «Ну,- думаю,- в грязь лицом бы не ударить перед Самим. Если перед ним вляпаешься, вряд ли потом карьерный рост будет» А я владельца всей этой сети нашей торговой в глаза не видела. Говорили, что лет сорок ему, спортивный такой, холостой. Перед обедом смотрим, по коридорам толпа ходит, в кабинеты заглядывает . Впереди мужчина высокий в чёрном костюме, за ним свита человек в десять увивается. К нам в отдел зашли и остановились у двери. Мужчина этот, высокий, как уставился на меня, так больше ни на кого и не взглянул. А потом молча развернулся и ушёл, и вся свита за ним. Меня сразу расспрашивать давай: «Ты что, с самим знакома?» «Нет,- отвечаю,- первый раз увидела» «А что он, тогда, на тебя так смотрел?» «Понятия не имею». Всю ночь гадала, что же он на меня так смотрел. А утром, часиков в десять, за мной машина пришла, от Самого. У всех в отделе лица от удивления вытянулись. А у девок молодых, которые догадливые, от зависти. У меня у самой душа замерла, предчувствие чего-то большого. Будто меня сейчас королевой красоты России выберут, или скажут про неожиданное неизвестное наследство где-нибудь в Париже. Усадили меня в большой чёрный автомобиль и повезли. Быстро приехали. В центре города, во дворике таком, незаметном с проспекта, за высоченным забором здание с башенками, на замок похожее. Ворота, охрана, шлагбаум – как секретный объект. И доставили меня к нему Самому в кабинет. Я мелкой дрожью трясусь от пяток до макушки. Только в дверь, а он из-за стола навстречу – теперь в сером костюме, брюнет, кареглазый, стрижка ёжиком. Чувствую, сила от него так и излучается. Берёт меня за руку, в кресло проводит, сам напротив садится. И расспрашивает обо всём: где училась, как училась, семейное положение, нравится ли работа. А сам глазами меня прямо сканирует. Я всё рассказываю, говорю, что работа очень нравится. Потом он, просканировав меня, наверное, до самых тайных мест, подводит неожиданный итог: «Моей работой за прошедший год, с момента устройства, очень довольны. Не хотела бы я в самое ближайшее время поехать с ним на стажировку в Испанию?» «Не зря ты, моя душенька, то тряслась, то замирала»- думаю себе. А голос внутренний говорит совершенно отчётливо: «Будет стажировка по совместной с ним жизни». У меня голова кругом, и я соглашаюсь. Как в казино, всю наличность на одну ставку. Аж дух захватывает. А вдруг?! Вдруг это тот случай, который раз в жизни бывает?! Короче, пешком я больше не ходила, в отделе не работала, а через два дня мы с ним улетели в Барселону. И никаких костюмов и галстуков! Джинсы, футболки, шорты…и путешествие по сказочной Испании. От самых невероятных зданий к самому ласковому морю. И он – умный, сильный, добрый, щедрый. Сказочный, как Испания, ласковый, как море. Три недели в раю, а потом мы вернулись. И я оказалась в его доме – ещё одна сказка…только очень короткая. Есть такая подлая, жестокая реальность, которая любую сказку разломает, а потом обломки смоет, как цунами, вместе с местом происшествия. Остались джинсы и футболки в сказочной Испании, а здесь снова – костюмы и галстуки. А с ними куча правил и законов для меня. Оказалось, все друзья-подруги мои – полный отстой. Их надо забыть, он найдёт мне новых, правильных. Фильмы я смотрю тупые, представления о жизни у меня глупейшие. И чтобы ему не было стыдно за меня в кругу его общения, мне просто необходимо сильно вырасти, стать человеком с европейскими взглядами. Между нами любовь, но для поддержания сексуального влечения не должно быть никаких ограничений в сексе – полная свобода тайным желаниям. И для этого нужно взять с собой в постель ещё кого-нибудь…мужчину или женщину…или пару. Ничего в этом особенного, во всём мире так живут, только мы отсталые. Я, естественно, теоретически знала о шведских половых разнообразиях. Слышала, что в Германии есть какой-то день свободной любви. Но на себя-то не примеряла такое никогда, и в мыслях не было. А тут понимаю, что это не просто теоретическое обозрение, скоро он взгляды европейские о сексуальной свободе в постель с нами положит. И не согласилось моё отсталое, глупое представление о любви и сексе с таким предложением, взбунтовалось. Напрямую спорить не стала. Подумала, что запрёт меня в своём доме, и продолжу я жить по его законам. В фильмах-то много таких сюжетов. Молча удрала, посредине дня, без вещей, из документов – только паспорт. К родителям даже не заглянула, боялась, что перехватит меня. И убежала вот сюда, где мы сейчас с тобой. У меня в этой части старший брат тогда капитаном служил. Рассказала ему всё – он в шоке, за родную сестру на дыбы поднялся. А опасно, у того же возможности такие, что без головы останешься. Ну, не буду рассказывать, как брат ездил к нему, трудовую мою забрал, перевёз сюда кое-что, самое необходимое. Осталась я здесь, чтобы улеглось всё. В душе такая горечь, на мужиков смотреть не могу. Только на брата - брат он и есть брат, а остальные – сволочи. Потом нашлось место в хозчасти, на работу устроилась. Так совпало, братишку перевели в другой округ, на повышение. И квартирка как бы по наследству от него мне же досталась. Прижилась, привыкла, обжилась, и зарубила себе – выбираю только я. Пусть здесь, пусть в малюсеньком городишке. Но только не выпрашивать ничего ни у кого на большой обочине, только бы не выкраивал из меня никто свой фасон. А то сколько их ещё, разных закройщиков со своими заморочками? Одни лоскуты останутся. Нет уж, я сама буду выбирать.

Оксана выговаривала, выговаривала, выговаривала, словно хотела со словами выговорить, выставить, удалить из себя отравленную, горькую память. Выговорилась, замолчала. Опустошённая, с отравленной памятью.

- А за что ты меня выбрала?-  спросил Виктор сдавленным, каким-то просящим голосом.

- Ну, как же тебя не выбрать?- вернулась из воспоминаний Оксана и через силу снова улыбнулась.- Ты же такой красавчик! Тебе природа столько силы дала, что ты на одном этом прожить можешь. Женщины разные бывают.

- А  тебе я нужен?

- Я же выбрала тебя. Давай-ка, по последнему чуть-чуть, и хватит, чтобы утром от тебя не пахло.

Они ещё долго целовались, ещё долго горел свет.

После дорогого подарка от Оксаны Виктор пребывал в растерянности: а что он-то сможет ей подарить на восьмое марта? И получалось, кроме цветов – ничего. Денег на что-нибудь дорогое взять было негде. А ему сильно хотелось удивить её, что он вот такой, что он может! Виктор долго думал, сравнивал, взвешивал, и решил сказать Оксане, что любит её, что хочет остаться с ней жить.

«Ну, правда, зачем ему возвращаться? Ну, поженятся они с Ольгой, как дураки. И как ещё поженятся, без денег-то? Самогонки с огурцами на столы в ограде поставить, и рыбы в Жениховской на уху наловить? А устраиваться куда потом? Она же сама и будет у меня денег просить. А где я ей возьму? А про Инку и говорить нечего. Ну, было и было. Ни у неё, ни у меня не стёрлось. Проехали. А с Оксаной мне будет хорошо. Пусть, что старше, зато всё уже есть. И я здесь устроиться смогу, она поможет. Скажу Оксане, что люблю её»

Восьмого марта Виктор отправил поздравление маме. Поздравил Олю с Инной. Поздравил старыми, заученными словами, не стал ничего менять.

«Пусть пока…посмотрим ещё, как повернётся…»

А потом принёс своей женщине букет алых роз. Такой большой и красивый, что он вполне бы мог быть и свадебным.

Оксана залюбовалась букетом, спрятала в нём лицо и долго вдыхала запах.

- Спасибо!- поцеловала Виктора.- Очень красивый! Какой ты молодец! Сто лет таких красивых не дарили. Пойдём.

На кухне она поставила цветы в вазу, определила их по центру столика и пододвинула друг к другу два фужера. Он открыл шампанское.

- Оксан, я поздравляю тебя с твоим прекрасным праздником! Желаю тебе счастья! Ты самая красивая женщина на земле! И я…и я тебя люблю! И хочу, чтобы мы всегда оставались вместе.

Оксана начала слушать поздравление с такой счастливой и искренней улыбкой, что и глаза её лучились счастьем. А последние слова были совершенно неожиданными, как крутой поворот на какое-нибудь бездорожье. Или если бы она оказалась вдруг против своей воли не в трамвае, привычно подъезжающем к хорошо знакомой остановке, а в экспрессе, летящем стрелой в какой-то другой город. Оксана замерла. Замерла её улыбка, рука с фужером, и лучики счастья в глазах тоже замерли. А потом стали гаснуть, один за другим заменяться горечью.

- Спасибо!- поблагодарила она с этой непонятной Виктору смесью ещё жившей на губах улыбки и внезапно пришедшей горечи в глазах.- Как много сразу всего! И в любви признался, и предложение такое заманчивое о долгой совместной жизни… А невеста твоя дома платье шьёт, ждёт тебя…

- Оксан, я же говорил…

- Ладно, ладно, оставим это пока, не хочу… Спасибо тебе за цветы, и давай праздник мой отмечать!

Разговор не шёл, больше молчали. Оксана много пила шампанского, в фужере заканчивалось, и она сразу просила налить ещё. Не пьянела так, чтобы обрушиться, а гнала себя в тот надрыв, через который горечь, убившая лучики счастья, вырвалась бы наружу.

- Значит, ты мужчиной моим хочешь стать?- в какой-то момент вернулась Оксана к оставленному разговору. Она смотрела в глаза Виктору, и не было в её взгляде привычных смешинок. Насмешливость слышалась в голосе, холодная, острая – стальная.- Для долгой совместной жизни… А ты знаешь, дорогой мой, что мужчина в тебе не вырос? Жеребец вырос, а мужчина нет. Ты мужчиной при женщине хочешь быть, а женщина – яблоня плодоносящая. Ей не дичкой абы как цвести положено, а на плодородной почве урожай вынашивать. Вот она и ищет её. А ты, разве, плодородная почва? Женщине всё нужно, и чтобы небо чистое с солнышком над ней, и чтобы шмели с пчёлками по цветочкам летали, и чтобы дождичек тёплый поливал…

- Оксан, я всё для тебя сделаю…

- А что – всё? Ты, разве, можешь что-то? Ты пока то делаешь, для чего я тебя и выбрала. А больше мне от тебя ничего и не надо.

- А ко мне ты…никак? Только это?- ошеломлённый колючими, едкими откровениями, пробормотал Виктор.

Оксана остановилась. Ну, обиделся бы или нагрубил, как это обычно мужиков заносит. А то хлопает растерянно синими глазами. Здоровенный такой, а весь в её власти. Она, молча, долго смотрела на него.

- Может, поверить тебе?- заговорила без прежней насмешливости. И голос сам собой смягчился.- Может, правда, ничего у тебя с девчонкой деревенской… В меня влюбился…

- Правда, Оксан… Я всё для тебя… Мне бы только зацепиться, начать…

- Я же старше тебя намного…

- Мне всё равно, Оксаночка, ты самая лучшая…

Они встречались, как встречались до этого разговора. Но Оксана переменилась, она - словно оттаяла. Словно, после долгой стужи весна коснулась веток яблони. И взгляд, и голос, и улыбка её излучали тепло. Даже тот бархатистый домашний халат теперь каждый раз она подавала ему сама.

Виктор не говорил пока ни Оле, ни Инне, что хватит глупостей, всё в прошлом. У него другая женщина.

«Потом… позже… потом…»

А десятого апреля, уже после ужина в солдатской столовой, от Инки пришла эсэмэска: «Твоя Ольга целовалась с Черемисиным».

Он ответил: «Не ври».

«Вся комната в общаге видела. Можешь спросить».
 
Горячая волна ревности ударила в голову, сердце заколотилось, и едким удушьем перехватило дыхание.

«Ну, вот и всё,- пульсировали мысли,- теперь ясно всё!»

Сначала Виктор написал Инне: «Ольга шлюха. Никому нельзя верить».

Через минуту написал ещё: « И ты такая же».

А Оле отправил последнюю эсэмэску: «Желаю счастья в личной жизни!» С этой эсэмэской прошло и удушье.
 
От Инки прилетело: «Ты, урод! Ещё подкатишься, козёл!»

- Нужна ты мне,- вслух негромко сказал Виктор.

Удалил все сообщения, закрыл хлеборезку и пошёл в казарму. Дождался там темноты, чтобы уже привычно отправиться к Оксане, в домашний уют, к сытному, вкусному ужину.

Оксана старалась. Стол у неё и раньше всегда был – пальчики оближешь. Но теперь появилась какая-то женская предупредительность – она словно угадывала желания Виктора. Пришла волшебная, обволакивающая мягкость прикосновений. И в постели теперь после всего прижималась щекой к его плечу и так засыпала.

От Оли приходили эсэмэски: «Витя, что случилось?… Почему ты молчишь?...  Напиши мне хоть что-нибудь…»

  Виктор молча удалял их.

Дни летели. Наступил май, и солдатская служба почти закончилась. Счастливое будущее с Оксаной из робкого желания почти превратилось в отчётливую реальность. Совсем скоро он сможет открыто ходить со своей женщиной где угодно, куда угодно, сколько угодно…

Очередным вечером Виктор поедал на кухне невероятно вкусный гуляш с густым острым подливом. Оксана разобрала постель и в халате на голое тело стояла в арочном проёме, прислонившись к косяку. Смотрела на своего мужчину ласково, смотрела нежно и говорила:

- Ты хотел зацепиться здесь, с чего-нибудь начать. Есть возможность без лишней волокиты остаться тебе здесь служить по контракту. Будешь продовольственными складами заведовать в моём хозяйстве. Я сама тебя всему научу. Как, нравится моё предложение?

Она склонила набок голову и смотрела в ожидании ответа, с искорками радости и счастья в глазах.

Виктор обомлел от услышанного. Это же его выигрыш! Сыграла та единственная ставка, в которую была вложена вся наличность. И теперь монеты сыпались, сыпались, сыпались…

- Оксаночка!- с ликующим сердцем дожёвывал он гуляш.- Любимая моя! Очень нравится! Очень!

Его распирало от пришедшей удачи, полновесной, большой. Трудно было охватить в воображении всю картину предстоящей хорошей жизни. Виктор напоминал сейчас Марфушеньку-душеньку, которая в гостях у Морозко совсем ошалела от возможности получить побольше сундуков с приданым. Может, теперь и машина классная у него будет?! И от смешения переполняющей радости с быстро набегающими мечтами о будущих возможностях хотелось сказать Оксане много хорошего. И он сказал:

- Как здорово, Оксаночка! А если бы ты была какой-нибудь банкиршей в большом городе, то ещё больше могла бы сделать.

Что это было? Что случилось с ней сейчас? Может быть, её облили с головы до ног прокисшим супом из помойного ведра? Или, как освистанную артистку, закидали тухлыми яйцами? Или прямо перед её лицом с треском и чёрной гарью вылетели пробки из допотопного электрического счётчика в каком-то маленьком, обнесённом копотью и грязной паутиной, чулане. И от этой едкой, удушливой гари в грудь ринулась горечь. Господи! Снова горечь! Какая же она едкая! Не даёт дышать, а только убивает и убивает лучики счастья в глазах. Оксана чувствует, что стоит босиком на льдине. Льдина отходит от берега и плывёт по протоке, уносит её по серой водяной глади. Она пытается рассмотреть, кто это сидит на берегу за столом и что-то жуёт. Ах, да, да… да… припоминает…

- Ты доел гуляш?- спросила бесцветным, чуть хриплым голосом.

- Да-а…- испугался Виктор незнакомого, отчуждённого взгляда, всего минуту назад ласкового…

- Вкусно было?

- Да… Оксан, я же хотел другое…

- Теперь, дорогой, надо тарелку вылизать,- резко перебила Оксана.

- Какую тарелку? Зачем?

- Иди сюда.

Виктор поднялся, подошёл, хотел обнять.

-На колени встань,- убрала она его руки и распахнула халат,- на колени…

- Оксан…- опустился он перед ней на колени.

- Вылизывай!

- Оксан, я же…

- Вылизывай! А то на губе дослуживать будешь, слезами у меня умоешься!- обхватила руками его голову и притянула к себе…

Потом ждала, когда Виктор оденется-обуется. Он ещё несколько раз пытался заговорить, но она прерывала его слова.

- Ко мне подходить не пытайся, за каждую попытку будешь наказан. Дослужишь в хлеборезке, немного осталось. Демобилизуешься вовремя. И вот ещё,- Оксана сунула ему в руки убранный в пакет чёрный, бархатистый халат,- не забудь. Может, пригодится когда-нибудь. Теперь уходи.

Захлопнула дверь и осталась одна.