Стасик

Григорович 2
В раннем детстве Стасику жилось очень хорошо. Он был единственным ребёнком в семье.
 
Родители, работая буквально с утра до ночи, в поте лица повышая уровень своего благосостояния, чтобы было не хуже, чем у других, его воспитанием почти не занимались. Эту обязанность возложила на себя бабушка, находящаяся на заслуженной пенсии.
 
В «садик» Стасика решили не отдавать. Зачем? Бабушка присмотрит.

Ему не надо было, как другим ребятишкам, вставать спозаранку, тащиться в любую погоду к чужим тётям, которые бы стали заставлять его делать то, что ему делать совсем не хотелось. И вообще, дома намного лучше, чем в каком-то там детском саду. Об этом он узнал от бабушки, когда спросил у неё, почему другие дети ходят в сад, а он нет.

Отец с матерью, где-то на подсознательном уровне, понимая, что уделяют сыну недостаточно внимания, откупались от чувства вины многочисленными игрушками.

Бабушка будила Стасика в девять часов, следила за тем, чтобы он тщательно чистил зубы, и пережёвывал пищу, выводила его погулять на детскую площадку.

Иногда она читала ему сказки и рассказы о дедушке Ленине. Она была убежденной коммунисткой. Выписывала газету «Правда», и слушала выступления Г.А. Зюганова. Понемногу учила Стасика читать и писать. Остальное время «ругалась» с телевизором.
 
Стасик, предоставленный сам себе, развлекался самостоятельно.

В шесть лет он научился обращаться с компьютером, и с тех пор в игрушки почти не играл.

Отец Стасика работал технологом на предприятии по производству межкомнатных дверей. Эту работу он себе не выбирал, просто так получилось, собственно, как и у многих в наше время.

Мать работала швеёй на мебельной фабрике.

Главным и единственным увлечением отца была охота. Подкопив отгулов к открытию сезона, он с друзьями выезжал на утку, зайца, волка и кабана.
 
В кладовке их квартиры стоял оружейный шкаф, намертво прикреплённый к стене, в котором хранились самозарядный карабин «Сайга-308-1», «вертикалка» «ТОЗ-200», коробки с патронами и охотничьи ножи.

Летом папа и мама уезжали отдыхать в Турцию, или Египет, а когда Стасику исполнилось пять лет, стали брать его с собой.

А потом счастливая жизнь Стасика разбилась вдребезги. Он пошёл в школу…

То, что придётся пойти учиться, Стасик знал, у него и в мыслях не было этому противиться, больше того, он хотел ходить в школу.

Родители купили ему красивый школьный рюкзак и всё, что в нём должно находиться.

Первого сентября бабушка, снабдив Стасика, пошатывающегося от тяжести рюкзака, как солдат первогодок от «полной выкладки», букетом хризантем, отвела его в школу.

Перед школой собралась большущая толпа взрослых и детей.
 
Какой-то дяденька (бабушка потом объяснила, что это был директор) что-то долго и громко говорил, стоя на верхней ступеньке парадного входа. За его спиной стояли другие нарядные, улыбающиеся тети и дяди. Некоторые из них выходили вперёд, и тоже говорили, но Стасик, слегка ошалевший от такого количества народа, из их слов почти ничего не понял. Потом взрослый мальчик взял на руки девочку, которая зазвонила в колокольчик, украшенный красным бантом, и Стасика, оторвав от бабушки, с такими же мальчишками и девчонками, развели по классам.

Его посадили за стол рядом со светловолосой девочкой, с большими белыми  бантами, которую он очень стеснялся.

Учительница рассказала, чему они научатся в школе, как следует вести себя на уроках и на переменах, о начале которых будет предупреждать звонок.

Первое время Стасику было трудно привыкнуть к строгому распорядку учебного дня, необходимостью учить уроки, вместо того, чтобы сразу по приходу с занятий играть в свою любимую игру «Alarm for Cobra», за которой он превращался в крутого спецназовца, «надирающего задницы» плохим парням.

А вот в школе быть «крутым» у него почему-то не получалось.

Играя во дворе под присмотром бабушки с другими мальчишками, он сам выбирал, с кем «водиться», а с кем нет. В школе всё было не так.

Ребята, которые ходили в детский сад, быстро адаптировались в коллективе, сумели занять свою нишу в иерархии класса, без глупой стеснительности общались с девчонками. Стасику же, ещё только предстояло всему этому  научиться.

Для того, чтобы найти своё место, ему поначалу часто приходилось драться с другими мальчишками. Не имея опыта в этом деле, он часто оставался в проигрыше, но от драки никогда не уклонялся, и со временем от него отстали. Он не примкнул ни к одной из групп, образовавшихся в классе, к нему так и не привилось чувство коллективизма. Верховодившие в классе ребята и девчонки  записали Стасика во «фрики», тем самым вынуждая его общаться с изгоями, которых он сам презирал не меньше остальных, периодически подвергая его унизительным насмешкам и жестоким шуткам. Он огрызался, вызывая тем самым, ещё более изощрённые издевательства.

Учёба, как таковая, его мало привлекала. Изо всех предметов, которые ему приходилось изучать, интерес вызывали только история и литература. Обладая живым умом Стасик, особо не напрягаясь, ходил в твёрдых середничках.

Дома, наскоро сделав уроки, он садился за любимую «стрелялку», давая врагам имена своих обидчиков.

Когда ему исполнилось тринадцать лет, отец в первый раз взял его на несколько дней на охоту, у Стасика были зимние каникулы.

Это было незабываемое время. Отец с ним и друзьями, на двух машинах поехали в Тамбовскую область, к знакомому егерю, предварительно с ним созвонившись. К их приезду егерь разведал место днёвки волков. Охота обещала быть интересной.
Егерь с охотниками ушёл офлажковывать территорию охоты, а отец задержался, показывая Стасику, как пользоваться ружьём, и даже разрешил ему несколько раз выстрелить по пустым жестянкам из под пива.

Несмотря на то, что ружьё было тяжеловато для Стасика, и больно ударяло в плечо при выстреле, он всё же два раза попал, чем заслужил похвалу отца.

Они присоединились к участникам охоты, которые уже офлажковали днёвку. Бросили жребий, кому загонять, а кто будет стоять у «лазов».

Отцу выпало быть стрелком, Стасик, соответственно, оставался при нём.
Они встали под ветром. Отец встал у самого лаза, а Стасику определил место в стороне, за пушистой, укутанной снегом елью, в полной уверенности, что в эту сторону волк не пойдёт.

Охота началась. Загонщики, не особо шумя, подняли зверя с лёжки.

Никогда, играя в свои стрелялки, Стасик не испытывал такого азарта.

Погода неожиданно испортилась. Подул порывистый ветер, бросая в разгорячённое лицо Стасика колючие снежинки. Слева и справа зазвучали сухие выстрелы карабинов.
Он до боли в глазах всматривался в снежные завихрения впереди.

Справа от него тенью мелькнул силуэт зверя, мчащийся на спрятавшегося метрах в двадцати от него отца. Вдруг, словно что-то почуяв, волк резко повернулся, и большими скачками, по брюхо утопая в снегу, метнулся в сторону Стасика. Тот, как зачарованный смотрел на приближающееся животное. В себя его привёл звук выстрела и фонтанчик снега, ударивший справа от волка.
 
Стасик поднял ружьё, прицелился, на секунду, как учил отец задержал дыхание, и нажал на курок.

Зверь, завизжав по-собачьи, юлой завертелся на месте, разбрызгивая вокруг себя крупные тёмные капли. Силы оставили его и он, зарывшись мордой в рыхлый снег затих.
 
Стасик, пробивая себе дорогу сквозь сугробы, бросился к волку.

При виде огромного, с бьющей толчками алой кровью из разорванного картечью горла, и уже совсем не страшного зверя, Стасик неожиданно для себя возбудился. Он наклонился, и заглянул в жёлтые стекленеющие глаза.

Стасик приложил приклад ружья к плечу…

Подбежал отец, с белым, словно покрытым тальком, лицом.

- Ты. Ты… Я думал он тебя… Матёрый какой… А ты… - невнятно лопотал он, тяжело дыша.

Но Стасик его не слышал. Он стоял над убитым ИМ волком, и ему было хорошо.

Вокруг них собрались загонщики и другие стрелки.

- Молодец Лексеич! Вожака завалил, - егерь тронул волка ногой, - учитесь олухи! А они слышь, как решето. Ни одного не взяли, и уже к ним:

- Вам только в кегли тряпочные играть… Кони педальные!

Егерь зло плюнул на снег.
 
- Да не я это… Стас его… - начал приходить в себя отец.

Все одновременно посмотрели на Стасика. В их глазах читались уважение, и немного зависть.

- Ну, ты паря даёшь! С почином тебя, - егерь без улыбки, как равному, протянул Стасу руку.

Потом он повернулся к отцу:

- А как же он, - кивнул егерь на волка, - на него-то пошёл? Там же флажки.

Они толпой пошли в сторону «оклада».
 
- Ну…  Всё ясно! – егерь показал на поваленные ветром палки, потянул за привязанный к ним шнур, из под наметённой горки снега, вытянул закреплённые на нём флажки.

- У… Оболдуи! Даже палки как следоват поставить не могли. Он же пацана зарезать мог! Пока жив, вы у меня окромя зайцев, ни на одного серьёзного зверя не пойдёте. Охламоны, - он досадливо отмахнулся от пытавшихся что-то возразить охотников.

С тех пор отец, уезжая на охоту, если была такая возможность, брал Стасика с собой.

Мать, никогда не одобрявшая увлечение мужа, пыталась было возражать:

- Сам зверьё губишь, так  ещё и парня пристрастил…

Но ни ёё, ни тёщино слово, особого веса в этой семье не имели.

В девятом классе Стас взахлёб прочитал «Героя нашего времени». Жаль, что он раньше не знал, о чём эта книга. Он был поражён, как много у него было общего с Печориным. Не со всем, правда, он был согласен, но многое прямо в точку.
 
Стас даже выписал кое-что в тетрадку, куда обычно записывал адреса сайтов, пароли, порядок установки некоторых компьютерных программ: « Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, — другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, — меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, — меня никто не понял: и я выучился ненавидеть».

В классе Стасу нравилась одна девчонка. Та, светловолосая, с белыми бантами, с которой его посадили за один стол в первом классе. К пятнадцати годам она выросла в настоящую красавицу. Нередко, бессонными ночами он изнывал по ней, а днём даже не решался посмотреть ей в глаза. За ней пытались ухаживать ребята не только из его и параллельных классов, но и старшеклассники, но она всех отшивала. Он ни разу не видел её с парнем. Это давало хотя бы в мечтах тлеть робкой, и одновременно безрассудной надежде.

Как-то уже в выпускном классе, не в силах сдерживать свои чувства Стас, смущаясь и краснея, предложил ей встретиться.

Лучше бы он этого не делал…

Ведь он на девяносто девять, да на все сто процентов был уверен, что она ему откажет. Он просто хотел, чтобы  она знала о его к ней отношении, не обидно отказала ему, и уважая его чувства сохранила бы в тайне его предложение.

Стас допускал даже возможность высокомерного, или насмешливого отказа.

Но то, что произошло, не могло привидеться ему даже в кошмарном сне.

Стас хотел поговорить с ней на перемене, когда она выйдет в коридор, но она не вышла, продолжая сидеть за столом. Да вообще из класса мало кто вышел. Он, вслушиваясь в себя, и кляня за неуверенность понимал, что если он не подойдёт к ней прямо сейчас, то он этого не сделает никогда.

После его монолога она, слушая не перебивая, подняла на него глаза. В них было столько презрения, что хватило бы с избытком на всех представителей противоположного пола в мире.

А потом она встала, и обратилась ко всем присутствующим:

- Внимание, класс! Только что, этот ничтожный фрик, пригласил меня на свидание. Прикиньте…

Три десятка глаз обратились к нему. На несколько мгновений в помещении повисла тревожная, как перед грозой, тишина.

А потом они начали хохотать. Смеялись все. Изгои, которых в школе не пинал только ленивый, пара-тройка девчонок, с явной печатью вечных старых дев на лице, дебилы, не в состоянии внятно выразить ни одной из редко посещающих их головы мыслей.
Как же он их всех ненавидел! Но больше всех, конечно, её.

Стас бросился из класса. Кто-то подставил ему подножку. Он, открыв головой дверь, вывалился в коридор, во весь рост растянувшись на полу. Грянул очередной взрыв хохота. Он неловко поднялся на ноги, и побежал.

Он бежал, не останавливаясь до самого дома. Лицо и глаза его горели, в горле стоял ком. Если бы не он, Стас кричал бы на всю улицу.

Никогда, за всю его жизнь, никто так его не унижал, хотя за годы учёбы он претерпел разного.

В квартире никого не было. Бабка, наверное, ушла в магазин, а родители пахали на своей грёбаной работе. Это хорошо.

Стас достал ключ от оружейного шкафа из известного только им с отцом тайника. Отец, после того случая с волком, доверял ему уход за оружием.
 
Трясущимися пальцами он только со второй попытки сумел открыть замок.

Достав карабин, Стас вставил в него снаряжённый магазин. Два других рассовал по карманам куртки. Сбросив с полки коробку с патронами для утиной охоты, он достал картечь. Зарядил ружьё. Пригоршню патронов тоже ссыпал в карман.
 
Странное дело. Он абсолютно успокоился. Мозг работал чётко,как налаженный  механизм.
 
Стас засунул «медвежий нож» в чехле из воловьей кожи за пояс, за спину. «Это для неё». Он будет смотреть в её тускнеющие глаза так же, как смотрел в глаза волку, а позже,  оленихе, лисице…

Найдя в кладовке моток скотча, он отнёс оружие на кухню.
 
Встряхнул скатерть покрывавшую стол. На пол полетела розетка с малиновым вареньем и вазочка с крекерами.

Варенье расползлось по полу кровавым пятном. Заметив его, Стас несколько секунд не мигая, смотрел на него, облизывая кончиком языка пересохшие губы.

Положив оружие на стол, он снял с ружья ремень. Затем, сложив ружья стволами друг к другу, закрепил их в таком положении скотчем. Аккуратно завернул их в скатерть, тоже обмотав её скотчем в нескольких местах.

Нащупав антабки он, прорезал ткань кухонным ножом. Пристегнул ремень.

Попробовал, как этот импровизированный чехол держится на плече.

Можно идти. Как пробраться в школу никем незамеченным, знал каждый старшеклассник. Стас знал закуток, где можно спокойно подготовиться к… Он на секунду задумался. Слово само всплыло из подсознания: «Акция».

Он вышел на улицу:
 
«Трепещите, животные! Я иду на охоту».