(предыдущая глава http://www.proza.ru/2014/12/18/1183)
Антон Степанович, провожая Марию Кирилловну после выезда в лес, доехал с ней до самого дома. И даже остался на чай, вымыв предварительно руки.
Логично было бы предположить, что два одиноких сердца и так далее.
Оглянитесь вокруг, загибая пальцы. Этих сердец одиноких столько! Даже если все мы встанем в круг и будем загибать все, что гнется, используя для этого не только руки, то и тогда точно не хватит!
Да и полковник считал, что мытье рук и питье чая еще не повод. Тем более, с коллегой по работе. Несмотря на взгляды сбоку и сзади, прожигающие практически навылет.
И ушел, вежливо и сухо попрощавшись. Нет, служебные романы не для Ткачука. Это ж то же самое, что во время службы воинской шашни крутить с начальником штаба Васюковым! И дело здесь совсем не в половой принадлежности.
Вы только представьте себе, что замполит Ткачук и начальник штаба Васюков в свободное от руководства воинской частью время пьют чай в отдельном от других офицеров помещении. А после чая, страшно подумать, танцуют танго или ламбаду! И как потом, утром, во время боя или хотя бы учений им сохранять взаимную требовательность и суровые выражения лиц?
То же самое касается и преподавательского состава в школе. И Марья Кирилловна для полковника – тот же начальник штаба Васюков! В том смысле, что невозможно на досуге танцевать с ней ламбаду, а утром совместно учить детей. Вот такой он – полковник Ткачук! Человек и принцип в одном вполне еще спортивном теле.
***
Мы с вами специально упустили одну немаловажную подробность. То есть, не задались вопросом о том, что творилось в измученном сознании мамы Сигизмунда после возвращения из поездки в Ленинград за апельсинами.
Конечно, внимательный наблюдатель подметил бы, что у этой молодой женщины как-то посветлел взгляд. Она даже несколько раз улыбнулась без видимого повода, очевидно, каким-то мыслям внутри себя. И даже стала лучше кушать, радуя бабушку Сигизмунда.
Мы всегда радуемся, когда дети хорошо едят.
Она вообще-то молчаливая была, мама Сигизмунда. Редко говорила, и то больше по необходимости. Читала много, потому, наверно, и пошла книгами торговать. Или наоборот, находясь постоянно среди книг, и не захочешь – прочтешь какую-нибудь.
К примеру, те, кто торгуют колбасой – думаете, что они такие розовые и упитанные от хорошей жизни? Несчастные люди с профессионально повышенным холестерином!
***
А тут еще вокруг мамы Сигизмунда волнующие вопросы и пожелания, связанные с Антоном Степановичем. И пока эти волны плескались где-то на стороне, женщина вполне могла проскакивать между ними, делая вид, что они ее совершенно не касаются. И даже не замочить ноги.
Но теперь, после дня рождения Алика, хоть и одна, но очень высокая волна, настигла маму Сигизмунда прямо по месту жительства.
– И почему твоя мать узнает обо всем последней? – поинтересовалась эта волна.
– О чем? – равнодушно спросила мама Сигизмунда.
– О том, что ты выходишь замуж за военного! – воскликнула бабушка (этот разговор происходил после переговоров с папой Алика).
– Во-первых, я и так замужем, – ответила дочь. – А во-вторых, меня еще никто и никуда не звал!
– Она – замужем! Не смеши меня! – усмехнулась бабушка. – Где этот муж? Некому даже в рожу плюнуть!
– Прекрати, – вздохнула мама. – А военный? Не о чем пока говорить.
– На пустом месте разговоров не бывает! – снова воскликнула бабушка, подогревая развитие беседы.
– Это все выдумки Клейна! – возмутилась мама. – Его богатое воображение! Мы еще с этим полковником и двух слов не сказали!
– Так кто вам мешает! – крикнула бабушка.
– Перестань! – крикнула в ответ мама. – Я не собираюсь ни с кем встречаться! И хватит об этом!
– Хватит, так хватит, – тут же согласилась бабушка. – Время идет, а суп за меня все равно никто не будет варить.
Так, в непритязательной беседе, бабушка Сигизмунда выяснила несколько моментов, которые могли пригодиться в ближайшее время.
***
Параллельно папа Алика решал поставленные им перед собой же задачи.
Первая – изоляция Мандельблюма.
Клейн получил от бабушки Сигизмунда всю ее переписку с секретарем партийной организации поселка Лесной товарищем Митькиным С. Т.
Помните два выговора Мандельблюму, посылку с копченой рыбой и черной икрой?
У папы Алика в прошлом, кроме нескольких изоляций от общества, было еще и среднетехническое образование. И никаких противоречий тут нет.
А с высшим, думаете, не изолируют? Легко! Только статьи более интеллектуальные. Требующие специальных знаний и некоторой практики. Как и любое серьезное дело.
Так вот. Клейн, немного поразмыслив, отбил в поселок Лесной телеграмму следующего содержания:
«Уважаемому товарищу Митькину. Сергей Трофимович! Срочно выясните намерения коммуниста Мандельблюма по поводу дальнейшей жизни с моей дочерью. Это крайне важно! Она ждет этого члена вашей партии больше пяти лет. А молодость проходит!
Наконец появился серьезный человек, который хочет связать с ней свою жизнь! И что ей, спрашивается, делать? Об этом человеке моему зятю ничего пока не говорите. Жду ответа с нетерпением. Всегда готовая к изменению своего статуса, незамужняя теща Мандельблюма. Затраты на ответную телеграмму компенсируем переводом».
По поводу готовности изменения статуса бабушка Сигизмунда добавила, корректируя текст телеграммы.
Затраты на телеграмму поделили пополам.
Бабушка, что естественно, сама заинтересована была. А папа Алика заявил, что для личного счастья братана Антохи ему этих несчастных трех рублей не жалко.
Пока шла телеграмма, пока товарищ Митькин изучал обстановку, папа Алика предпринял следующие действия. Он решил убить двух зайцев: познакомить бабушку Сигизмунда с полковником и прокачать его отношение к Марии Кирилловне.
Для этих целей Клейн выбрал субботнюю тренировку в школьном спортзале.
Ткачук увидел незнакомую женщину под ручку с папой Алика и подошел для знакомства.
– Вы – чья мама? – вежливо спросил полковник.
– Это мама, – подмигнул ему Клейн, – той самой мамы.
– Не морочь голову человеку, – улыбнулась пожилая женщина. – Я – бабушка Сигизмунда, шоб он всем нам был здоров. И его друзья тоже. И учителя, и военные, и их будущие жены.
– Ну, мать, – крякнул Клейн. – Не в бровь, а в самое яблочко.
– Ваш внук, – улыбнулся в ответ Ткачук, – моя правая рука. Отличный боец!
– Тише, – шикнула бабушка Сигизмунда, – тут в двух шагах военкомат. Заберут мальчика к себе и там, внутри, будут ждать его восемнадцатилетия. Пусть лучше будет плохой боец и сидит спокойно дома.
– Ничего, – заявил полковник. – Мы Сигизмунда в обиду не дадим! И всех его родственников тоже.
– Нет, этот мужчина, – шепнула пожилая женщина Клейну, когда полковник извинился и отошел, – мне определенно нравится. И кстати, у нас с ним не такая уж большая разница в возрасте.
– Мы кого женим, мать? – изумился папа Алика.
– Ай, нельзя уже и помечтать! – засмеялась бабушка Сигизмунда. – Это я так, если дочка категорически откажется, и этот военный останется без пары.
– Кстати, – вспомнил папа Алика, – остался еще один вопрос.
– Клейн, – сказала бабушка Сигизмунда, – ты получай ответы, а мне надо готовить. Пока я здесь, там даже кастрюлю некому на плиту поставить.
***
Папа Алика присел в углу спортзала, наблюдая за своим сыном и его товарищами.
Что с ними сделала эта подготовка к соревнованиям! Клейн не узнавал сына, который теперь каждое утро подскакивал с постели сам, не дожидаясь будильника. И в том числе в выходные! Он даже самостоятельно пытался делать уроки, потому что полковник поставил всем условие – троечников будут переводить в резерв. А двоечников вообще исключать из команды!
А сам Клейн? Ему расхотелось уезжать из дома! Появился интерес. Как сказал он своему корешу, который предложил ломануть одну смачную квартирку:
– Я временно завязал. Работка тут теплая подвернулась.
– Хорошо имеешь? – заинтересовался кореш.
– Ничего, – честно ответил папа Алика.
– Темнишь, – покачал пальцем кореш. – Делиться не хочешь.
Хорошее слово «ничего», многозначительное.
Тренировка закончилась, и Клейн стал ждать полковника для разговора.
А тут в спортзал Марья Кирилловна вошла. И прямиком к Ткачуку. Дети переодеваться пошли, а полковник с классной вроде как одни остались. Клейна, скромно и тихо сидевшего в углу, не заметили.
О чем конкретно они говорили, папа Алика не слышал. Только увидел, как Марья, вспыхнув и махнув рукой, убежала из спортзала, а полковник виновато остался собирать свои вещи.
Выждав минуту, Клейн подошел к Ткачуку.
– Как успехи, братан? – бодрым голосом спросил папа Алика.
– Нормально, – полковник поднял растерянное лицо. – В армии легче, честное слово.
– Ха! – прокомментировал Клейн. – На зоне тоже спокойнее. О питании и одежде думать не надо. Но мне в последнее время что-то сложностей захотелось. Может, по пивку? Вдали от детского коллектива?
– И женского тоже! – согласился Ткачук.
***
Приведем еще один неожиданный разговор, происходящий примерно в то же время.
В частном доме на берегу Южного Буга общались две соседки. Кто-то к кому-то зашел случайно за солью. Мама Антона Степановича и другая бабушка Сигизмунда. Напомню, что другая бабушка была замужем во второй раз и носила фамилию нового мужа.
– Как сын устроился на гражданской службе? – поинтересовалась другая бабушка Сигизмунда.
– С детьми работает, – вздохнула мама полковника. – Устает очень, но нравится.
– А на личном фронте? Так ведь и не женился.
– Все, понимаешь, женский идеал ищет, – ответила мама Ткачука. – Но тут как-то по секрету мне признался, что нашел! А я уж и не верю.
– А кто такая? – так, на всякий случай, спросила другая бабушка.
– Красавица, говорит, – улыбнулась мама полковника. – И сын – школьник, у Антоши занимается. Фамилия у нее сложная. Маннергейм, вроде бы?
– Может, Мандельблюм? – уточнила другая бабушка.
– Точно! Знакомая, что ли?
– Как знать, как знать…
(окончание http://www.proza.ru/2014/12/20/1341)