Осень. ХХ век. Блаженство...

   


                КОКТЕБЕЛЬ ТЕХ, ДАВНИХ ВРЕМЁН
                (Этюд)


 Бывают минуты грусти,  когда хочется встряхнуться (  как собака от капель дождя) --  и окунуться в  ощущение блаженного счастья…

   Когда-то давно, яркой  рыжей осенью нас поселили в саду в смешном вагончике,  приспособленном под жилище отдыхающих,  где по утрам в ритме метронома раздавался мягкий стук по крыше.
   И это не были происки хулиганов--  просто над нами проливался яблоневый звездопад!
   Мы выбегали из домика и порой успевали  схватить летящее чудо и сгрызть его тут же, млея от сока и счастья.

   Налюбовавшись на изумительный и точный  профиль Максимилиана Волошина на вершине  горы Сюрю-Кая,  мы бежали на рынок за козьим сыром и лепёшками с зеленью и отправлялись на светскую набережную…

   А рядом бежали две роскошные афганские борзые,  жившие по соседству и каждое утро заходившие одна за другой,  чтобы отправиться попрошайничать у кафе на берегу.
   Они гордо и выборочно брали из рук хохочущих отдыхающих еду и укладывались между столиками погреться на солнце до времени обеда,  за которым они трусили обратно к своим домам…

   А на набережной разворачивались жаркие споры обитателей Дома Писателей--  о времени,  а чаще о себе,  и об успехах всем известного местечкового пуантилиста:  всегда в чёрном берете и какой-то хламиде он устанавливал свой пюпитр на самом берегу у кромки воды и начинал многочасовые проходки от картины вдоль пляжа.
    Отойдёт,  приблизится,  иногда --  во дни удач—поставит точку,  подумает,  сотрёт её--  и снова отходит…
   Часа через два мы приходили на обед и замечали, что сегодня ему удалось поставить точные две точки,  как меты времени…

   И,  насладившись зрелищем,  мы бежали в « лягушачью бухту»,  где можно было спрятаться от назойливых глаз на игрушечном пляже в окружении изломанных скал,  сквозь которые море было видно,  как в подзорную трубу…

   На пляже мы искали гальку с дыркой—«куриный бог»-- и визжали,  когда находили и сразу же вешали её на верёвочке на шею  как медаль--  это была счастливая примета.

   Ну а потом долго брели к цели путешествия--  к Мысу Хамелеона.
   Дорога же шла через маленькие домики,  в одном из которых жил известный всему городку роскошный длинношёрстный козёл с такими же роскошно загнутыми рогами.
   Он был гордостью Коктебельского побережья,  и все туристы,  почитали за честь  подойти и сфотографироваться с ним,  заплатив за удовольствие  печеньем и кусочками- понятного ему--  козьего сыра..

   Мы взбирались на  вершину Хамелеона,  пьянея от того вида,  который открывался глазу:  переливчатые волны,  меняющие цвет от ветра и солнца,  горы--  нереально близкие, и под ногами—слюдяной покров мыса…
   Но наверх взобраться было так легко и просто,  а обратно спускаться было так страшно,  что приходилось униженно опускаться на четвереньки и пятиться спиной…Думаю,  что Хамелеону  это было смешно и приятно.

   А внизу мы сваливались у подножия и,  разомлев,  дремали…
   Но,  проснувшись,  обнаруживали картину из «марсианских хроник»:  вокруг нас стояло штук шесть крошечных существ--  сурикатов--  на задних лапах…При этом они не только не боялись нас, а,  похоже,  считали своим долгом оберегать наш сон…
   Убегали они,  только услышав наш восторженный  хохот…Наверное,  обидевшись.

   И,  наконец, главное,  ради чего мы затевали приезд в Коктебель:  могила Максимилиана Волошина.

   Мы поднимались невероятно долго на верх огромной горы…Сердце выпрыгивало от напряжения,  но мы шли и шли,  поражаясь грандиозной задумке поэта:  на самом верху было установлено мраморное подобие  саркофага--  и ты парил рядом с ним в облаках,  поражаясь точности космических пейзажей Волошина,  видимых лишь с этой высоты.

  Да,  всё правильно:  поэты никогда не уходят вниз--  только к звёздам.