Настовичок.
Холодно-о! Самый конец апреля, а крупными хлопьями валит мокрый снег, да ещё с таким пронизывающим ветром. Маленький зайчишка забрался под невысокую, но густую ёлочку. Её ветки свисали до земли, образуя естественный шатёр. Ветер сюда не проникал, и к тому же землю под деревцем застилал зелёный мох. Зайчонок пушистым комочком вжался в этот мох, согрелся и задремал. Вчера ему исполнилось две недели, и он впервые попробовал зубрить зелёную травку, ёжиком вылезшую на оттаявшем южном склоне косогора. Пригревало утреннее солнышко, и травка показалась малышу удивительно вкусной, даже не хотелось уходить со склона. До этого он только посасывал густое и терпкое молочко зайчихи. Мама! – вдруг вспомнил он и, вздрогнув, проснулся. Ветер стих так же быстро, как и начался. Снегопад закончился. Сквозь иголки еловых лап на зайчишку глянул солнечный лучик. Он-то и разбудил его.
Как уже сказано, зайчонок был совсем маленьким. Родился он в середине апреля, когда только-только появились первые проталины, а оттаявший за день снег, ночами покрывался толстой коркой наста. Именно поэтому таких зайчат люди называли настовичками. У него было пять братьев и сестёр. После родов мать покормила малышей и долго лежала с ними, согревая теплом своего тела, хотя они появились на свет в густой сероватой шёрстке и зрячие. Зайчиха выбрала хорошее место: под пышной кроной недавно упавшей старой ели. Густые зелёные еловые лапы закрывали временное логово, а запах выделяющейся смолы скрадывал собственный запах заячьего семейства. Ночью зайчиха несколько раз вставала и уходила кормиться, не удаляясь от зайчат. Вечером она опять плотно покормила потомство и ушла, возвратившись только под утро. И так три дня подряд. Одной кормёжки густого жирного молока зайчатам вполне хватало на сутки. Но на четвёртый вечер, когда стало уже темно, а зайчиха-мать всё не приходила, зайчата заволновались. Желудки просили молока! Было уже совсем поздно, когда зайчиха протиснулась сквозь еловые ветви. Зайчата потянулись к ней, но почувствовав чужой запах, забились в дальний угол логовища, тесно прижавшись друг к другу. Зайчиха обнюхала всё вокруг, успокоилась, легла на бок и вытянулась. Зайчата ничего не могли понять: это была не их мама, но от неё так вкусно и знакомо пахло молочком! Наконец, один не выдержал, медленно подполз и уткнулся в сосок. Зайчиха не шевелилась. Тогда зайчонок принялся сосать взахлёб. Остальные, отталкивая братьев и сестёр, бросились к кормилице. Когда они, насытившись, отвалились от живота, зайчиха встала и одним прыжком выпрыгнула из-под еловых лап.
Прошла первая неделя их жизни и зайчата в вечерние сумерки начали выбираться на лужайку рядом с лежащей ёлкой, крона которой была их временным убежищем. Они неуклюже гонялись друг за другом, их лапки крепли с каждым днём. Но при каждом подозрительном шорохе или мелькнувшей тени, бросались в спасительное укрытие. Они уже не пугались приближающихся к ним зайцев, а бросались навстречу. Зайцы-самцы при этом просто не обращали на них внимания, а зайчихи, независимо мать это или чужая самка, кормили их молоком. Вскоре зайчата начали пробовать зубки на всём, что попадало им на пути, и начали есть тонкие веточки с набухшими почками и сухую прошлогоднюю траву, хотя без молока ещё не могли обойтись. В конце второй недели самый крупный и шустрый зайчонок ускакал от выводка и больше не вернулся. На следующую ночь разбрелись и остальные.
Нашего зайчишку разбудило стрекотание сороки и шорох от чьих-то лёгких прыжков. Он встал на задние лапки и выглянул сквозь ёлочные иголки. Мимо скакала зайчиха. Когда зайчонок выпрыгнул на чистое место, она испуганно шарахнулась в сторону, но тут же остановилась и легла. Малыш без опаски приблизился и сунул мордочку под её тёплый живот. Но молока оказалось мало для одного. Зайчиха нервно ударила задними лапами о землю и скрылась в чаще. Зайчишка вдруг понял: надеяться теперь ему придётся только на себя. Начинается взрослая жизнь.