« Суверенный красавец из преступного мира
Подошел к ней с улыбкой и призвал на бастон.»
Из заслуживающего доверие источника! Время действия = тридцать лет назад.
Пыльная главная улица районного городишки Бирюча.
Свиньи роются в
в клумбах. Утки стайками с гоготом переходят её вдоль и поперек, ища пристанища в обширных лужах по окраинам у колонок. Куры, кося глазами, выискивают на грязном асфальте зернышки, упавшие с грузовиков, везущих пшеницу на элеваторы под транспарантами: "Уберем урожай в срок и без потерь!".
Саша Кныш, волоча ноги, мелкими семенящими шажками, сгорбленный в три погибели своего и без того маленького роста, приоткрыв один глаз вышел на свет божий. Вставать на две конечности, именуемые задними и тем более куда-либо идти ему сегодня вовсе не хотелось! Причиной тому была дикая головная боль - расплата за вчерашнее удовольствие. Однако идти было надо. «Волка, как говорится, ноги кормят!»
Раньше, да и теперь еще местами это случается, Сашу знал и уважал весь город. Не благодаря силе, но благодаря тому блату, который он имел в среде уголовников. Кныш помнит эту улицу, когда она была вымощена еще булыжником. Он, тогда еще босой пацан, ходил по ней рядышком с матерыми уркаганами, убийцами державшими весь город в страхе. Саша исполнял их особо важные и ответственные поручения: созывал ворьямс на малины, правиловки, носил ксИвы, анашу...
В основном по вечерам весь здешний цвет собирался в биллиардной в парке. Клубы густого табачного дыма, легкая дребезжащая музыка, патефон недопитые бутылки на бортах столов… Приглушенные базары, как бы о том о сем, о второстепенном, а на самом деле решающие участь чьей то жизни.
Потом Саша взрослел, матерел, был и голубятником и домушником…
Несколько раз сидел, оставил в лагерях здоровье. А времена урок ушли безвозвратно! И теперь Кныш, как последний из вымирающих ящеров бродил по кладбищу своей юности.
Привыкнув к яркому дневному свету, Саша приоткрыл и второй глаз. Почесал заскорузлой рукой, с въевшейся в трещины толстой, как кора дуба кожи, грязью щеку, в недельной щетине, подтянул очередной раз поминутно спадающие штаны. Этот последний жест выполнялся им до того часто, что Кныш сделал его автоматически.
Пораскинув мозгами, вернее сказать, поскрипев ими, потому, что любая натуга отдавалась болью! А напрягать мозги Саша вынужден был значительно, ибо ему предстояло в населенном пункте где он имеет лишь долги и дурную репутацию, во что бы то ни стало найти чего нибудь опохмелиться.
Вот так поскрипев ими прилично, но совершенно бесполезно, Кныш наконец наслюнявив во рту палец поднял его над головой, чтобы определить таким образом направление ветра. Он справедливо рассудил, что, поскольку, ему все равно куда идти, то лучше двигаться по ветру, чтоб не испытывать добавочного ненужного сопротивления. Авось, к тому времени, когда ему придется возвращаться обратно, ветер уже переменится.
Жил Кныш в полуподвальном помещении в примах у многодетной матери-одноночки Маньки Подманихи.
Манька гнала самогон и тем привораживала к себе Сашу, так как ни на что больше он давно не был годен. Но Кныш создавал Подманихе рекламу, был для её случайных любовных партнеров видимостью конкуренции, кроме того Саша подпольно выполнял кое какую несложную грязную работу по додвалу и Манька держала его при себе.
Как уже сказано Моржиха (она же Подманиха) гнала самогон и жила этим. Она была самая активная торговка, во всем квартале, да пожалуй и в городе.
Однако, в данное время Маньку постигло несчастье: Нагрянувший участковый с «товарищами» из области, сам частенько забегавший пропустить задарма рюмочку другую, отнял самогонный аппарат.
Он его конечно вернет, когда комиссия уедет! На Сашином веку этот аппарат участковый отбирал и возвращал Маньке уже третий раз. Подманиха помогает ему поднять показатели в графе борьбы с самогоноварением. Более, чем этим вынужденным простоем, наказать Маньку никак не возможно: Моржиха-Подманиха многодетная мать!
К тому же инвалид, к тому же некая родня незабвенного Васи Пушка-героя войны, недавно почившего в лаврах. Тогда над гробом произносили пламенные речи и председатель горсовета и сам глава: первый секретарь райкома партии.
«Спи спокойно, дорогой товарищ Пушок, пусть будет тебе земля пухом!»
Саше Пушок тоже доводился каким то родственником, но Кныша к гробу не подпустили! А ему так хотелось толкнуть перед
людьми речь, высказать вон, что на душе наболело. Жизнь свою неладную перед односельчанами наизнанку вывернуть, чтоб, значит, очиститься от скверны!
Он так жаждал в тот миг этого самоочищения, что даже собрался у гроба Пушка дать сельчанам торжественную клятву бросить пить! И просить их взять над ним шефство. Но вот не пустили толстобрюхие при галстуках Сажу к Пушку и теперь он два года подряд только и делает, что опохмеляется.
Кныш пошел в юго-восточном направлении. Это несколько несоответствовало движению ветра, однако приходилось считаться и с расположением улиц. Поэтому Саша ограничился тем, что шел по левой стороне.
На этой стороне и стоял магазин Товары повседневного спроса" «магазинирши» Инки Серебряковой - тридцативосьмилетней модницы, приехавшей в городок уже лет пять как назад.
Проходя мимо, занятый своими тяжкими мыслями Кныш, невзначай бросил глазами на магазин и сердце его тут же захолонуло от не ясной пока но манящей, высвечивающей в себе что-то перспективы. На дверях магазина висел замок!
Инка была девкой при теле, высокая, стройная, немного дебеловатая. - Уже первый, неуловимый как дуновения ветерка, признак надвигающейся старости. "Бабий век - сорок лет!" - Инке уже тридцать восемь. Но выглядит она молодцом!
Красивое от природы и умело подчеркнутое косметикой лицо. Можно только догадываться какие чудеса бы она творила, займись Инка своей судьбой всерьез. Но, у Серебряковой характер: уж если что ей поперек желанию, ничем своим не поступится, не посторонится, хотя бы потом ей золотые горы обещай.
Девка она боевая и сумасбродная. Ежели захочет, то и месяц в долг поить будет, а если как на кого глянет косо, то и взашей из магазина вышибет. Инка сама городская. По всему видно. По манере одеваться, ухаживать за собой, по тому как любит она проводить свободное время.
В Воронеже, в Инженерно-строительном институте училась. С третьего курса бросила, уехала. Разругалась со своим ухажером, тоже студентом и в пику ф-фить, только её и видели! Подалась в продавцы. Что её в этот городок занесло Саша Кныш не знает, как не знает в посёлке никто. Подруг тут у Инки нету, и вообще Инка с мужиками больше ладит чем с бабами. Сплетен да рисовок терпеть не может.
Известно только, что ухажер её прежний сильно по Инке страдает и где б она ни жила, житья ей не давал, приезжал, сойтись уговаривал. Только уже сказано; Инка - баба шальная, у нее раз решено, значит отрезано. Хоть и сама потом выть да головой об стенку биться будет, а раз решенного не переиначит. Он, ухажер то еёный, и сюда дважды приезжал. Ничего себе, такой видный парень. В магазине, сказывают, последний раз всенародно на колени бухнулся, так Инка его из магазина выпроводила,
а потом весь день вся в слезах была.
А через день, как он уехал, весь будень с утра закрыт был магазин на замок!!! И возле дома, где Инка жила необычно сновали мужики. Не какие попало, а с разбором, все молодые, ладные.
Потом это было еще и еще раз, и вошло в свой биоритм!!! И особо посвященные, а к ним себя относил и Саша Кныш, знали, что раз в полгода - год, а особо к тому числу, когда последний раз приезжал к ней в магазин ентот ухажер, накатывается на Инку зеленая тоска. И запирает она в будний день магазин на замок, идет к парням в гараж (там все парни как на подбор ладные), ставит на стол пару бутылок водки…
Давайте, мол, ребята выпьем, что-то меня тоска заела! После двух появляются и еще бутылки, уже за деньги гаражных, а потом. Инку опьяневшую отводят домой и каждый из парней по очереди спит с ней раз, другой, третий - кто сколько хочет.
Образуется Карусель живая, «собачья» свадьба! Из которой одни выбывают, на их место заступают другие, не случайные, конечно, свои посвященные. И вот день, два, а иногда и три магазин закрыт. Инка гуляет и пьет, пьет и гуляет.
После таких перерывов она всегда весела, словно молодеет лицом, и телом и всегда охотно отпускает в долг. Саша напряг мозги и припомнил, что последний подобный случай был немногим более полугода назад. Что ж, стареет баба и чувствует это!
В последний год Инка стала заметно меньше следить за лицом, нарядами, появилась какая-то усталость, неряшливость, словно что-то в ней окончательно потухло, какая-то тайная надежда иссякла… И она плюнула на себя, стала одеваться так, как здесь в городишке одеваются. В самый раз и не лучше!
Другое дело со вкусом, да и идет ей все, что ни надень. «А, что если!?» От волнения перехватило в горле у Кныша.
Инка в долг ему всё равно не даст ни при каких обстоятельствах! Отношения с ней уже не имеют значения в его вечной борьбе за опохмельную чарку. И все же не все в Инке для Саши потеряно!!!