****
(спустя месяц)
К нам в камеру подселили новенького. Паренек был родом из внутренних войск, отслужил срочную в Чечне, и попал за хулиганку в СИЗО. Паренька звали Олег, невысокого роста, коренастый и очень шустрый, постоянно о чем-то говорил, много шутил, причем не всегда удачно.
В один из одинаковых до боли дней, я, Саня и Андрей гуляли в прогулочном дворике, остальные не пошли на прогулку по причине плохой погоды.
- Что-то этот новый пассажир мне не нравится - говорит мне Андрюха.
- Чо так? - спрашиваю я, махая по сторонам руками, пытаясь согреться.
- До фига вопросов задает - отвечает Андрей – про житье, бытье и все такое.
- И мне он тоже про жизнь на воле вопросы задавал - включается в наш диалог «Горыныч», пиная ногой окурки по ходу движения.
Я сопоставляю факты и понимаю, что новый персонаж по имени Олег задавал и мне вопросы по поводу моего уголовного дела и очень интересовался, если у нас тэха в хате.
Мы живо обсуждаем этот вопрос и приходим к выводу, что паренек – то «засланный казачок», то есть, просто стукач оперской, работающий по внутрекамерной разработке.
Мы принимаем решение проучить «барабана оперского», а по радиоточке в дворике звучит известный хит.
Андрюха, радостно улыбаясь, на ходу переделывает строки песни: «Тухлый ужин делить с тобой, воду с лужи бухать с тобой, оставаться грязным и быть с тобой, мы бомжи, бл..ть, с тобой».
- Братва, кто гуляет? – раздается с соседнего дворика
- два девять – отвечаю я
-Пацаны, есть куреха? А то я третий день в карцере сижу
- Как там? – спрашиваю я
- Да писец, в соседних карцерах два типка под дуриков косят, тот что слева, погоняло «Камаз», срется под себя и кормяк своими фикалиями обмазывает, его вертухаи с «Керхера» поливают периодически. А тот, что справа сидит, «Арес – бог войны», млять, дрочит весь день. Даже поговорить не с кем.
-Держись, братуха – Андрюха кидает бедолаге через дырку на верху решетки пачку сигарет – Дома?
- Дома. Спасибо парни, от Души.
Через час мы заходим в камеру, там все заняты своими делами, Олег сидит рядом с Борей и что-то ему «втирает».
Саня зовет к своей шконке всех жильцов, а я подзываю к себе Олега.
- Олежик, ты же, вроде, говорил мне, что ты КМС по боксу - вкрадчиво спрашиваю я.
- Ну да - улыбается Олег – как и ты.
- А откуда ты знаешь, что я боксом занимался? - все также тихо спрашиваю я. Вся камера молча смотрит на нас.
- По походке и носу определил - напрягается Олег.
- Ну, давай, тихонечко побоксируем - улыбаюсь я ему в ответ – разомнем наши старые косточки.
Олег встает в стойку, и резко проводит мне «двойку» по лицу. Я отскакиваю в сторону, Олег беспорядочно молотит кулаками по воздуху, я уклоняюсь, делаю нырок влево и левым же боковым попадаю ему в челюсть. Олежек отпрянул и вновь бросился на меня. Я ухожу от его ударов, и провожу сильный апперкот по печени. Олег сгибается пополам, и я добавляю еще три удара по его тупой башке.
Олежек падает и тихо стонет, держась за голову руками.
- Максимум второй разряд - говорю я и плюю в сторону стукача.
****
Опера забрали Олега из хаты и вызвали на разговор Саню. Разговор получился долгий и тяжелый, но по его окончанию наша хата обещала больше «не бузить», за что получила обратно телевизор, изъятый ранее на шмоне.
Теперь мы вновь могли смотреть Елену Малышову и всей хатой петь «Здорово жить, здороооово», а, также, новости. Телек в СИЗО ловил всего два канала, так как когда-то давно центральная антенна поломалась, а на починку администрация тюрьмы «положила болт», поэтому мы ловили сигнал кусками проволоки из разобранного нами кипятильника.
Быт в камере налаживался. В один из скучных тюремных вечеров мы с помощью штапика от окна и распущенного свитера соорудили «коня» и связались с «черной» хатой.
«Конь» - это достаточно сложная для простого обывателя система связи между камерами, но очень дорога и знакома любому зеку. Веревки для «коня» плетут, размотав на нитки ненужный свитер либо ручки от спортивной сумки. В крайнем случае, приходилось разрезать на куски простынь. В качестве грузика использовался носок, заполненный солью.
Четыре стука кулаком в соседнюю стену и люди за стеной понимают, что нужно выйти на связь.
«УРУРУ» - кричит закидывающий коня. Ему в ответ доносится два стука в стену – соседи выставили «удочку» наружу. «Удочкой» может быть трубка из газет или плотной журнальной бумаги, можно использовать также и штапик от стеклопакета.
Закидывающий запускает «коня», соседи ловят его «удочкой» и привязывают к решетке окна «контролькой». «Контролька» - эта небольшая веревочка, сплетенная из ниток, незаметная снаружи. Передвижение грузов по «коню» контролируется перестукиванием по стене.
Саня пустил по «коню» записку – «маляву», в которой просил помощи по приобретению связи. На следующую ночь к нам по «коню» спустили телефон типа нокиа – «фонарик» и «маляву», в ней нам сообщался номер банковской карты, на которую необходимо было перевести десять тысяч рублей.
Успешно переведя через родственников деньги, мы получили связь с внешним миром. Связь «открывалась» в десять часов вечера, сразу после вечерней проверки, и закрывалась лишь под утро.
Приближался Новый Год, и вся хата совещалась по поводу его празднества.
Боре поручили гнать брагу. Для этого мы все заранее копили хлеб, который сдавали ему для приготовления дрожжей. Боря долго и с большой любовью нарезал кусочки хлеба, смачивал их водой и заворачивал в полиэтиленовые пакеты, которые прятал внутрь своего матраца.
Полученные дрожжи он засыпал в пятилитровые баклашки из-под питьевой воды, затем перемешивал с сахаром, после чего заливал всю массу теплой водой, и прятал в баулы, для того, чтобы вся эта бурда забродила.
Периодически Боря стравливал газы с баклажек, а я жег спички, чтобы продольные не учуяли запах.
Спустя пять суток, ночью, Боря собрал импровизированный самогонный аппарат, состоящий из ведра, крепкой полиэтиленовой пленки и «паука» - тарелки с системой подвеса из веревочек. В ведро он погрузил содержимое баклажек с брагой, туда же сунул два кипятильника и подвесил «паука, накрыв ведро сверху полиэтиленом. Всю эту «композицию» Боря поставил в раковину под холодную воду. Брага испарялась, конденсат в виде спирта стекал в емкость «паука». Таким нехитрым образом Боря собрал несколько литров неплохого самогона.
Разлив полученный продукт по пустым бутылкам из-под воды, мы смешали тару со спиртом среди бутылок с водой, стоявших под дубком.
- Будем надеяться, что на шмоне пронесет - удовлетворенно сказал Боря и все пошли спать.
Уснуть сразу не удалось, так как за окном бабахнул нефиговый феерверк. Все жители хаты кинулись к зарешеченному окну. Напротив СИЗО, через дорогу, стояла компашка из нескольких молодых парней, возле которых были расположены объемные «батареи» пиротехники. Феерверк фигачил как из пушки, а недалеко от парней плясали две девицы, махая помпонами как у групп поддержки на спортивных соревнованиях. Один из пацанов подошел к краю дороги, достал мегафон и заорал:
- Семеныч, кореш, это все для тебя, с днюхой братан.
Стоявшие рядом с ним парни восторженно взревели потрясая бутылками с пивом., девки замахали помпонами и истерично завизжали.
- Семеныч день рождения празднует – глубокомысленно произнес Саня и пошел спать. Остальные еще немного попялились на празднество и тоже расположились по шконкам.
«День рождения он и в тюрьме праздник» - последнее, что подумалось мне, перед тем как уснуть.
Через несколько дней неожиданно уехал Саня «Горыныч». Его этапировали в столичное СИЗО. Продольные сказали, что он поехал на «раскрутку» - следователи нашли еще несколько эпизодов мошенничества в Москве, которые собирались вменять Сане, и мы попрощались со старшим хаты.
Андрюха на правах старожила встал на хозяйство и именно ему пришлось выдержать предновогодний шмон 30 декабря. Сотрудники были в предпраздничном настроении и к шмону подошли лояльно, так что наша хата отделалась легким испугом и потерей пары лишних подушек и прочей ветоши.
****
Праздник начался сразу после вечерней проверки. Я залпом выпил содержимое кружки, и «сэм» приятно разлился по моему нутру. Закусив нехитрой тюремной закуской, я осмотрелся вокруг.
В хате тихо гундел телек и громко гудели жильцы. Захмелевший Боря о чем-то оживленно разговаривал с Павликом, Влад таращился в окно, наблюдая за тем, как народ на воле запускал фейерверки, Серега трепался с родней по мобильнику, неуклюже прячась от всех под одеялом. Ермак и Сева громко спорили о политике, каждый приводил свои аргументы, при этом оба не слушали друг друга, но, витиевато матерясь, махали руками друг у друга под носом.
Андрюха что-то напевая подошел ко мне и разлил бухло по стаканам.
- Ну, давай за новый год, еще один чертов новый год в тюрьме - сказал Андрей, мы чокнулись посудой и выпили.
- Этот год повеселей, в том у нас мусора бухло отжали на шмоне - поморщившись, Андрюха закусил шпротами.
- Вот ты их мусорами называешь - я машу рукой в сторону продола – а мы ведь тоже мусора, так получается.
- НЕТ, мы ни то и не се, для системы мы преступники, а для преступников – мы члены системы. Вот такая вот унылая нескладуха получается - с улыбкой отвечает мне Андрюха – мы теперь везде чужие, понимаешь, везде. Ты больше никогда не сможешь быть опером, и вором ты тоже стать не можешь. А для меня осталось вечно только это - Андрюха тычет пальцем на наколку, набитую у него на плече. Я смотрю на парашют с надписью «За ВДВ», наливаю бухло по стаканам, и мы снова выпиваем. На этот раз не чокаясь.
- У меня две командировки в Чечню - говорит устало Андрюха – но так стремно, как тут, мне нигде не было. Кто я тут? Зэк – существо бесправное, чирий на теле общества, если сдохну, то все рады будут.
- Вот смотри, что я тебе сейчас покажу – Андрей отходит к своей шконке и через минуту возвращается с газетой.
- Вот, читай, что они тут про меня написали – он протягивает мне газету, на развороте я вижу статью под названием «Продажные менты крышуют точки по торговле дурью», автор С.Конев.
Я беру газету и вижу фотку Андрюхи в форме сотрудника полиции, под которым убористым текстом написано о том, что сотрудниками ФСБ задержана банда изготовителей и распространителей экстази, которую крышевал сержант полиции Таланов А.С.
- Фигня какая-то – пожимаю плечами я и кидаю газету в мусорное ведро.
- А у нас в городе про ФСКН такие вот слухи ходят: хочешь кому-нибудь проблемы создать, сделай «заказ на барыгу» - ухмыляется Андрюха.
- Это как? – спрашиваю я.
- Да очень просто. Заказываешь операм человечка, они его в разработку включают, наружное наблюдение там проводят, прослушку телефонов его. Устанавливают, где он тачку паркует часто. Затем эту тачку аккуратно вскрывают и в ней тайничок делают с закладкой – кило героина, например. Потом видеонаблюдение за ним ведут. Так вот, сидит разрабатываемый в кафе, а к нему наркоман подходит и начинает хрень какую-нибудь нести, потом извиняется «обознался мол, простите дяденька», руку там жмет и все такое.
Наркоман этот, подосланный операми агент, естественно, приходит в отдел и говорит, так мол и так, хочу добровольную выдачу наркотика сделать и барыгу сдать. Ну, опера оформляют выдачу наркотика, показания берут, затем получают команду от начальника на задержание разрабатываемого. Тот едет, например, домой с работы, а его, бац, на посту ДПС останавливают. А там, собачка натасканная в автомашине героин обнаруживает. И все, приехал – понятые, протокол изъятия героина, естественно экспертиза покажет, что героин, обнаруженный в автомобиле и добровольно выданный агентом – из одной партии. И весь этот цирк двадцать тысяч евро стоит.
- Мда, наш Госнаркоконтроль на такое способен – улыбаюсь я.
- Ага, а человечек потом годами будет доказывать, что он не барыга, героином не торгует. Ладно, давай закончим философствовать, я петь хочу - Андрюха разливает остатки бухла по стаканам, все дружно чокаются и хором запевают: «Опять шальная императрица в объятьях пьяных баландеров забывает обо всем».
Через пять минут я беру у Сереги мобильник и набираю номер бывшей жены.
- Привет – говорю в трубку я – с праздником!
- Привет – слышу я тихий голос жены – как дела?
- Да вот, празднуем – отвечаю я.
- А я уже спать ложусь, на улицу с подружками ходила, погода там хорошая, народу много.
- Ну, приятных снов, загадай что-нибудь в новогоднюю ночь, может, сбудется.
- А что ты загадаешь? – вдруг быстро спрашивает она.
- А я попрошу у дедушки Мороза один час счастья - отвечаю я.
- Один час счастья?
- Да, это, чтобы я хоть на ЧАС выбрался отсюда, неважно, какая на улице будет погода, а я бы просто гулял по улицам города и дышал свежим воздухом, смотрел на людей и улыбался.
- Странное желание, ну ладно, я спать пошла, спокойной ночи.
- Спокойной - я отключил «тэху» и лег спать.
За окном пошел снег, наступало серое безмолвие длинных новогодних праздников, в которых мне, к сожалению, не было места.
****
Январские праздники тянулись крайне утомительно и однообразно, за окном было пасмурно, в хате все, в основном, лежали на шконках, вставая только лишь для того, чтобы поесть да сходить на дальняк.
Шел десятый день января, и я, удобно расположившись на своем спальном месте, читал «Парижские тайны» Оноре дэ Бальзака.
- Леха, отвлекись на минутку – кричит из своего угла Андрюха – я тут «Последнее слово» для суда пишу, может у тебя мысли есть какие?
- А сколько тебе прокурор запросил? – отрываюсь от чтения книги я.
- Шестнадцать лет колонии строгого режима – отвечает Андрей и в хате звучит дружное «ну ни хера себе».
- Ну тогда скажи им, что для Атоса это слишком много, а для графа Де Ла Фер, слишком мало – гордо цитирую я фразу из Дюма.
Все заржали, Андрюха буркнул в ответ «идиот» и продолжил что-то писать в своей тетради.
В дверях камеры скрипнул замок, все дружно вскочили со шконок и увидели, что к нам заводят новенького.
Паренек был среднего роста, коренастый, на вид лет двадцати пяти, но уже с округлившимся животом. В одной руке он держал вещи, под мышкой другой руки – скрутку.
- Добрый день – громко сказал вновь прибывший – меня зовут Анатолий.
- А он точно добрый? – спрашивает Андрюха
- Кто? – новенький начинает нервно озираться по сторонам.
- День – спокойно отвечает Андрей – по какой статье к нам, мил человек?
- 290 УК РФ – отвечает Анатолий – «Взятка». Работал в следствии, ну и вот так получилось – Анатолий робко пожимает плечами.
Жильцы камеры переглянулись. Перед нами стоял живой следователь, представитель той категории сотрудников правоохранительных органов, которую ненавидят все: и братва и опера, да и ЗЕКи всех мастей. Именно следователи решают - достаточна ли доказательная база, есть ли необходимость содержать обвиняемого в СИЗО или отпустить его под подписку о невыезде, от них зависит, дойдет ли дело до суда или оно «развалится».
Среди следователей редко встретишь порядочного мента, в основном, это молодые людишки с большими карьерными амбициями и жаждой власти и денег, готовые выполнять любые команды своего руководства. Именно поэтому, следакам дозволенно практически все, они охотно нарушают закон и права подследственных, так как система прикрывает их полностью.
- Ну, рассказывай, «Анатолик», как же это тебя в тюрьму то занесло? - задает общий вопрос Боря.
- Ребята, я не виноват, меня подставили, взятку подбросили. Я следователем работаю, то есть работал – поправляет себя Толик – ну и дорогу там кое-кому перешел, вот итог.
- Давно следаком то работаешь? – спрашиваю я – Ментов то сажал?
- Пять лет работал – отвечает Толик – я дела, в основном, вел только по изнасилованиям – зачем-то добавляет «Анатолик», и передает мне постановление об избрании меры пресечения под стражу.
- Коршунов Анатолий Евгеньевич, следователь Главного следственного управления Следственного Комитета РФ по Москве - вслух читаю я – задержан за получение взятки в размере два миллиона рублей.
- Нифига себе аппетиты – присвистнув от удивления, говорит Андрюха – ладно, клади пока свои вещи под шконку, чайник на столе, чай в шкафчике возьмешь.
Андрюха достал из «курка» - потайного углубления в углу хаты, мобильник, накрылся одеялом и стал кому-то названивать.
До отбоя в хате было тихо, все занимались обычными делами, Толик сидел на дубке и смотрел телевизор.
Сразу после отбоя Андрюха позвал к себе всех, кроме вновь прибывшего следака.
- Короче так, парни – шепотом говорит Андрей – я «пробил» за этого товарища у знакомых оперов из ГЛАВКа. Он действительно работал пять лет следаком, очень жадный тип, разваливал уголовные дела за взятки, вел и ментовские дела, высокомерный, и очень оперов не любит. Не знаю, чем уж он там руководству не угодил, но, по слухам он ФСБшникам дорогу перешел. Придурок, решил с «конторой» потягаться.
- В хату зашел, и баки нам решил заливать - зло сказал Влад – непорядочно это, надо предъявлять ему за это.
Все молча кивают головами, и Андрюха поднимается со шконки, идет к Толику.
- Скажи-ка Толян, а вот то, что ты днем нам рассказывал, точно правда? – задает он вопрос Анатолию.
- А что такое? – Толик медленно встает с лавки дубка – вопросы есть какие?
- Ну вот тут за тебя пробили, так ты и ментов сажал, да, и не одними «износами» ты занимался, с комерсов дань собирал , подписками о невыезде торговал – продолжает спокойно Андрюха.
- Подписками торговал – зло отвечает Толик – так ведь это мой хлебушек, я решаю, человечка отпустить или нет.
- Так ты понимаешь, что в этой хате большинство людей из-за таких как ты «торговцев хлебушком» сидит – продолжает диалог Андрей.
В хате надолго повисает неловкое молчание.
Толик краснеет и молчит, в глазах его появляются слезы.
- Подведем итог – Андрюха загибает пальцы – в хату зашел и «левую телегу» нам прогнал – это «раз», ментов сажал – это «два», хата против того, чтобы ты тут жил – это «три», да и места у нас свободного в камере нет - это «четыре». Так что, советую тебе сейчас постучаться к продольному и попроситься отсюда на выход, пусть тебе другую хату подыщут. Не уживемся мы тут все с тобой.
- «Сломить» из хаты меня хотите, не пойду – истерично взвизгнул Толик – я тут останусь, тут и телек есть, да и вид из окна хороший – а то, что с****ел днем, ну так, извиняйте, я вам не обязан о своих бедах говорить.
- Ну, как хочешь - Андрюха усмехнувшись, пошел и лег на свою шконку.
Все заинтересованно ждали развязки, и она не заставила себя ждать.
- А где я спать то буду? – спрашивает Толик.
- А ложись в углу – отвечает ему Влад – тебе же сказали, мест свободных нет.
- Сам ложись, у меня спина больная – огрызается Толик – я повторяю вопрос: где я спать буду?
Я понимаю, что Толика понесло, он по неопытности подумал, что «просадил» старшего по хате Андрюху и теперь порет косяк за косяком.
- Слышь, «пассажир», а ты не офуел ли? – Андрюха рывком соскакивает с койки - тебе кто тут право голоса дал, а олень ты северный?
И тут «Анатолик» делает то, чего не ожидал никто. Он резко бьет правой в лицо Андрюхе и тут же добавляет ногой в живот.
Андрей отлетает к дубку. Все встают и молча подходят к Толику, сужая кольцо.
- Тихо, я сам – кричит Андрей, вытирая кровь с разбитой губы – ну, урод, молись своим преподобному Бастрыкину и святому Маркину.
Андрюха бросается на Толика и наносит ему серию ударов в голову, затем бьет лоу-кик по ноге, Толик падает и Андрей прыгает на него сверху. Он беспорядочно бьет Толяна по голове и туловищу, тот закрывает голову руками и начинает истерично громко орать.
- Заткнись, тварь – рычит Андрюха – где заточка, дайте я прирежу эту свинью.
Я понимаю, что если не вмешаться сейчас, то в хате будет труп, и набрасываюсь на Андрея. Боря пытается мне помочь, и мы вместе оттаскиваем его от окровавленного визжащего Толика.
Я пытаюсь успокоить Андрея и тут слышу, что сзади продолжается кипеш.
Обернувшись, я вижу, как Ермак пинает Толика ногами, буквально забивая того в угол камеры.
- Получи, за все, за то, что я тут сижу хрен знает сколько, получи гад – истошно кричит Ермак, беспорядочно нанося мощные удары по телу Толика. Тот уже хрипит и вяло пытается прикрыться руками, но пропускает все больше пинков.
Дверь в камеру резко открывается и к нам в помещение залетают сотрудники СИЗО, которые беспорядочно наносят удары дубинками всем, кто попадается под руку. Я тоже получаю резиновой палкой по спине, меня хватают за шиворот и выталкивают на продол.
- Руки на стену, лицом к стене – кричат продольные, и вся хата выстраивается вдоль стены коридора.
В камеру заходит опер и видит свернувшегося калачиком в углу избитого Толика.
- ТААК, достали вы меня господа – протягивает опер – собираем вещи, я хату расформировываю. Ну а ты – он тычет пальцем в Андрюху – и ты - он кивает головой в мою сторону, собирайтесь на «спецы».
- А я то за что? – спрашиваю я, разводя в сторону руки, и замечаю на своей майке кровавые разводы. Видимо, пятна появились, когда я разнимал бойцов.
- За то, что порядка в хате нет – опер красноречиво смотрит на мою заляпанную кровью майку – даю на сборы пять минут.
****
«Спецы» - спецблок, отдельно стоящее одноэтажное здание, с окнами, выходящими на забор. В камерах «спецов» нет телевизоров, холодильников, нет вообще ничего, кроме шконок, дубка и сортира. Зато в углу хаты есть камера наблюдения, благодаря которой заключенные находятся под круглосуточным контролем.
На продоле корпуса тихо играет радио, рядом с корпусом имеются два прогулочных дворика. «Спецы» отделены от остальной территории тюрьмы своей «локалкой» - шлюзом из системы дверей. Тут содержат всех нарушителей режима, «отрицалово» и преступных «авторитетов». На корпусе почти всегда очень тихо и от этой тишины можно постепенно сойти с ума.
Я и Андрюха сидим на «спецах» уже месяц. В камере нас двое, Андрей только что вернулся с приговора, и ему дали десять лет строгого режима.
Он молчит и смотрит на стену напротив, я достаю из баула пару пачек китайской лапши.
- Может «запарики» заварим? – спрашиваю я.
- Давай отпразднуем мое «крещение» - улыбается Андрей.
Я раскладываю содержимое пакетов в тарелки, добавляю туда майонез и заливаю все кипятком. Через три минуты мы молча жуем наш нехитрый обед.
- А, знаешь, Леха, и тут тоже есть жизнь - оживляется Андрюха - вот у меня кореш один был, так он, вообще, в СИЗО женился. Невеста его нормальной девчонкой оказалась, у нас ведь окна из хаты на дорогу выходят, так вот она каждое утро приезжала к тюрьме и руками ему махала. А затем, вообще, добилась разрешения на свадьбу и их прямо в тюрьме и поженили. Тетка там с ЗАГСа приезжала и все такое, правда, вот никакой первой брачной ночи не было. Расписались, поцеловались и все: он пошел обратно в камеру, а она домой с родителями праздновать, вот так то.
- Романтика – вяло усмехнулся я.
- А я вот приеду на зону и спортом буду заниматься до седьмого пота – продолжает Андрюха – выйду лет этак через шесть по условно-досрочному освобождению, здоровый такой качок, как в фильмах американских.
- Ага, если на лесоповале не загнешься – заржал я и Андрюха тоже растянул лыбу.
После обеда нас вывели на прогулку во внутренний дворик «спецов». Дворик был больше, чем на корпусе, где мы сидели раньше, и гораздо чище. На прогулке нас окликнули из соседнего дворика.
- АУЕ, братва, кто гуляет?
- Б/С, четвертая хата – отвечаю я.
-Б/С? – в голосе собеседника я слышу удивление – а вы то что на спецах делаете?
- За нарушение режима сюда попали – ухмыляясь, отвечает Андрюха.
- Дожили, мусора режим нарушают – громко говорит собеседник – ну и как вам тут, мусорки? Нравится?
- А тебе, тут, бля, нравится? – кричу я.
- ЭЭЭЭ, ты чо буробишь то, а? – взрывается хором голосов соседний двор.
- Тихо все – слышу я среди общего гомона жесткий и уверенный голос – в тюрьме мы тут все арестанты, ссорится нам на потеху конвойникам ни к чему. Если у братвы есть к ним конкретные предъявы, то пусть предъявляют, а базлать просто так ни к чему. Б/Сники слышите меня?
- Да – отвечаю я – меня Алексей зовут.
- Вот что, Алексей, вы тут тоже, с братвой, полегче, тут от вашего брата пострадавших много. А так, если куреха нужна или чай, обращайтесь в седьмую хату, меня зовут Дато.
- Спасибо на добром слове – отвечает Андрюха, и мы продолжаем дышать воздухом уже в тишине.
После прогулки до вечера мы убивали время игрой в нарды, затем много отжимались, беседовали о житье нашем скорбном и в очередной раз пересказывали друг другу материалы своих уголовных дел.
После проверки из соседней камеры донесся протяжный стон и шум падающего тела. Кто-то сильно хрипел и бил по решетке камеры.
- Человеку плохо – от соседей раздался истошный крик. Через несколько минут к ним прибежали продольные.
Я подошел поближе к кормяку в двери и прислушался.
- Что шумишь?
- Тут человек загибается.
- А я что могу, врачей нет, завтра на утренней проверке доктор будет, пусть болезный терпит.
- Он ВИЧевой, его уже три дня колбасит, начальник, вызови скорую.
- Какую, нафиг, скорую, двенадцать ночи уже, спать ложись, а я сейчас обезболивающее принесу.
- Я вам официально заявляю, тут человек помирает, вызывайте медслужбу.
- А я тебе официально отвечаю, иди на хрен.
Утром нас вывели на продол на утреннюю проверку.
- Гулять пойдете когда? До обеда или после? – спрашивает продольный.
- С чего такая щедрость, гражданин начальник? – удивляемся мы.
- Да, тут весь корпус голодовку объявил, и на прогулку не выходит. Ночью сосед ваш умер, горлом кровь пошла, скорую вызвать не успели – продольный переминается с ноги на ногу – так он смертник уже был, там СПИД, гепатит, полный букет в общем. А в СИЗО думаешь много денег на медичку выделяют? Короче, тут все «режим качают», ну вы то, Б/Сы вроде, вам в «отрицалово» играть необязательно.
- Нет, спасибо, не пойдем – отвечает Андрюха – холодно на улице, вдруг, заболеем, а с медициной в вашем заведении проблемы.
Мы заходим обратно в камеру и Андрюха крестится на маленькую иконку, прикрепленную над его шконкой.
Через час меня повели в комнату для свиданий.
Комната представляла собой два ряда кабинок, отделенных друг от друга прозрачной пластиковой стеной со столиками и телефонными трубками на них.
- В кабинке не курить, свидание один час, разговор прослушивается – монотонно сказал мне конвоир и закрыл кабинку с внешней стороны.
Минут через пять в кабинку напротив зашла моя бывшая жена. Я поднял трубку, она сделала то же самое и мы долгое время молча смотрели друг на друга.
- Как ты тут? - спрашивает она.
- Терпимо, только скучно как-то – отвечаю я – монотонно все и однообразно. Ты хорошо выглядишь.
- Спасибо, ты тоже ничего – улыбается она – я думала похуже будет. Тебя тут не бьют? А кормят? Спишь как, нормально?
- Да все нормально, за меня тут не волнуйся. Кормят, гулять выводят и охраняют не хуже президента – шучу я в ответ – как ты там, на воле?
- На работу устроилась, менеджером в конторе там одной – тихо говорит жена – ты, держись, Волынкин, не сломайся тут и останься человеком, я тебя прошу, понимаешь?
- Понимаю – отвечаю я – обещаю, что останусь человеком.
- Я там тебе передачу принесла, еда там всякая, белье нижнее, правда, вот курицу не взяли, говорят «не положено». Я пойду, не могу я тут долго находиться, и на тебя в таком состоянии долго смотреть не могу – она встает, кладет трубку и смотрит на меня пристально. Я вижу слезы в ее глазах и ободряюще улыбаюсь в ответ.
Жена уходит, а я получаю от продольного пакет с передачей, после чего возвращаюсь обратно в камеру.
****
Через две недели Андрюха уезжал на «Большой этап» - его отправляли в лагерь. Мы тепло попрощались, он взял в руки свой объемный баул и, обернувшись на пороге хаты, сказал:
- Ничего, Леха, мы еще спляшем джагу-джагу на могилах наших врагов.
Я махнул ему напоследок рукой и продольный закрыл дверь моей камеры.
Ночь в хате я провел один, в нарушение всех инструкций. Ко мне никого не подселили, да и меня тоже никуда не перевели. Видимо, сотрудники запарились, формируя «Большой этап».
Я долго не мог уснуть и слушал звуки тюремной ночи. На корпусах «гоняли коней», передавая по тюремной связи «малявы», сигареты, продукты и наркоту.
То и дело было слышно « Как дела братуха, как сам, куреха есть?» и «Братан, зайди к нам». Такое движение будет продолжаться до самого утра.
Я лежал и думал о Боге, о том, справедлив ли он ко мне. В голове то и дело всплывали сцены из моей насыщенной жизни.
Вот, я совсем еще молодой опер, на задержании вхожу в азарт и слишком резко выворачиваю руку подозреваемому в совершении преступления. Потом окажется, что мужик, которого мы трое суток продержали в ИВС, оказался невиновным.
А вот, я, уже, не будучи сотрудником милиции, курю шмаль в Амстердаме. Мне хорошо и весело, я совсем недавно развелся с женой.
А моя нынешняя профессия – частный детектив, это, вообще, тупик. Я копаюсь в «чужом грязном белье», и вытаскиваю на свет Божий сокровенные тайны незнакомых мне людей. Причем, небескорыстно, а за деньги.
И часто плоды моей деятельности приводят к разрушению семей.
Так, может, за это я наказан Всевышним. Я раньше редко думал о Вере. Почему же мы начинаем истово молиться только тогда, когда в нашей жизни случается серьезная беда?
В голове вспомнился недавний Псалом, прочитанный в Евангелия от Иоанна, который я от скуки взял почитать у Андрюхи.
«Господь –Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться; Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего. Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому, что Ты со мною; Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня. Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих, умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена. Так благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни».
На душе стало тихо и спокойно, и я задремал. В эту ночь мне снились только хорошие сны.
****
После утренней проверки меня сразу же ведут в следственный кабинет. Там меня встречает мой адвокат и незнакомый мужчина в штатском.
- Волынкин Алексей Витальевич – глядя мне в лицо, казенным голосом, произносит мужчина – я ваш новый следователь, Сафонов Виталий Юрьевич.
- А где предыдущий, Косарьков? – спрашиваю я.
- Он уволен из рядов доблестных органов по собственному желанию – отвечает следак – я уполномочен Вам объявить, что почти все обвинения будут с Вас сняты, а подробно об этом расскажет Ваш адвокат. Пойду покурю – сообщил мне следак, и многозначительно посмотрев на адвоката, вышел.
-Дела такие, Алексей – сбивчиво начал говорить адвокат – реальных убийц Буряк Светланы Анатольевны они нашли еще месяц назад. Проверяли там вас, короче, на причастность, но доказухи никакой. Косорькова, следака твоего бывшего, за это и турнули, скандал там был большой в ГЛАВКе. Ну, вот и стала у них дилемма, тебя отпускать надо, а как, ты ведь уже сидишь полгода? Кто за это ответит? Опять же реабилитацию требовать будешь, а это деньги бюджетные.
- Короче, что они хотят – устало спрашиваю я, и смотрю мимо адвоката в зарешеченное окошко. Снаружи я вижу конвойных и собаку, идущих вдоль контрольно-следовой полосы.
- Они снимают с тебя обвинения в тяжких статьях, оставляют только поджоги. Ну те, по которым тебя второй раз задерживали. И выпускают под подписку о невыезде – адвокат теребит в руках уголовно-процессуальный кодекс.
- А если я не соглашусь? – вновь спрашиваю я.
- Тогда они сгноят тебя тут по тяжким статьям, закон им позволяет держать тебя тут годами, сам понимаешь люди они серьезные, там таааакие погоны замешаны - адвокат кладет книжку на стол – а так, выйдешь под подписку, месяц туда, месяц сюда, глядишь, мы за примирением сторон дело о поджогах закроем.
- То есть я должен буду заплатить потерпевшим за поджоги имущества, которое я не сжигал? – улыбаюсь я – да и еще лишусь права на реабилитацию? Круто.
- Соглашайся, Леха, у нас выбора нет, такая вот состязательность сторон в нашей стране – адвокат достает из кармана платок и протирает им очки.
- А как же Артем, мой напарник по детективному агентству? – спрашиваю я.
- И с ним такая же история, оставят только 222 УК РФ, незаконное хранение боеприпасов – весело отвечает адвокат – Да и тут целый анекдот. Пока Артем в СИЗО сидит, автомашину его, ну в которой боеприпасы нашли, кто-то со спецстоянки украл. А она ведь вещдоком по уголовному делу признана. Я, конечно, подозреваю, что тут не обошлось без ментов, которые вас задерживали. Получил я тут по своим каналам информашку интересную. Его машину уже два раза перепродали. Первый из «покупателей», как оказалось, умер два года назад. А второй – сидит в колонии строгого режима в Перми. Вот так вот, документы по сделкам купли-продажи все «левые».
- И что с эти делать будете? Это же беспредел какой-то?
- Бороться будем – многозначительно отвечает адвокат – заявление я составлю в прокуратуру, вот. А, вообще, вы легко еще отделались, надо соглашаться с предложением следствия, я так считаю.
Я вновь смотрю сквозь окно и чувствую в душе пустоту. Как же я устал от всего этого идиотизма системы, частью которой я когда-то был.
Через пять минут в кабинет входит следак и мы быстро улаживаем все формальности. Я даю подписку о невыезде и надлежащем поведении и иду в камеру собирать свои нехитрые пожитки.
Продольный радостно хлопает меня по плечу, говорит: - Поздравляю, и мы идем в дежурную часть.
Я встаю напротив плаката с надписью «УФСИН не ГУЛАГ» и делаю руки по швам. Помощник дежурного фотографирует меня стареньким фотоаппаратом-мыльницей, затем он в очередной раз снимает отпечатки пальцев, после чего я поднимаюсь в спецчасть и получаю справку об освобождении и деньги, положенные на дорогу.
Поговорив немного о погоде с бухгалтером, спускаюсь к шлюзам локалки, отделяющей внешний мир от тюремного.
Сотрудники еще раз проверяют мои документы и открывают внешнюю дверь.
- Ну давай, Волынкин, не попадай к нам больше – говорит мне на прощание дежурный и я пожимаю ему руку.
Я неспешна иду по дороге, ведущей к обычным жилым домам, и не оборачиваюсь.
С неба падает легкий снежок, ветер бьет мне в лицо колючими снежинками. Вокруг быстрым шагом передвигаются прохожие – обычные СВОБОДНЫЕ люди, по дороге проезжают машины, все куда-то спешат. Я же иду тихо и впитываю в себя этот запах свободы.
Одежда на мне не по сезону, но я не мерзну, лишь на лице застыла улыбка.
Я оборачиваюсь назад и вижу мрачное серое здание Централа, тюрьмы, в которой осталась часть моей жизни, и сейчас, вглядываясь сквозь снег на ее стены, мне хочется оставить там все свои страхи, отчаяния и боль.
Я остался человеком и получил свой ОДИН ЧАС СЧАСТЬЯ.