Г Е Р Д Т В А Н Х О Л Ь П
Так уж получилось, что дальше кухни Ник никогда не заходил, в дальние комнаты, где жил аптекарь. Пока здесь был Тиль, друзья только и ждали удобного случая, чтобы исчезнуть с глаз дядюшки Гердта. А в последний год Ник старательно избегал долгих бесед с аптекарем. Он боялся в разговоре упомянуть имя Тиля и этим лишний раз напомнить старику о его горе. Поэтому во взаимоотношениях с голландцем мальчик придерживался твердого правила: закончил работу – поклонись дядюшке Гердту и смывайся как можно скорее. Он и сейчас попытался было улизнуть, но аптекарь крепко взял его за плечо и повел с собой.
Сначала они прошли через кухоньку – знакомое место: здесь Нику частенько приходилось мыть аптечную посуду. В остальные комнаты вела овальная дверь тёмного дерева, почему-то напоминающая о парусниках и ярко раскрашенных сигарных коробках. Ручка и бронзовое обрамление дверного проёма были начищены до блеска. Перешагнув высокий порог, Ник очутился в самой настоящей капитанской каюте. Даже окна изнутри напоминали иллюминаторы. Вся мебель крепилась к полу и стенам. Морские карты заменяли обои, а на столе поблёскивал секстан – прибор для определения координат корабля по звёздам.
Специальная стойка, привинченная к стене бронзовыми болтами, предназначалась для капитанских трубок всевозможного размера. Поскольку в большинстве своём это были огромные трубки, следовало бы говорить не о размере, а о калибре их гаубичных жерл. Все вещи в комнате насквозь пропитались запахом крепкого табака и почему-то меда.
Пока Ник осматривался, аптекарь уже успел сварить кофе, и скоро комната наполнилась замечательным ароматом. Это был запах капитанской каюты старинного корвета или брига, вспарывающего бушпритом высокую кружевную волну на пути к золотым россыпям и приключениям.
- Ты удивлен, Ник? – спросил аптекарь, окинув взглядом комнату, - Нет-нет, старый Гердт не сошел с ума. Сорок лет эти руки держали штурвал. - Аптекарь поднял огромные коричневые ладони и посмотрел на них пристально, как на что-то забытое и чужое.
- А ты думал, - продолжал голландец, - что я весь век возился с лекарствами и всякими такими вещами? Да ни за что! У меня даже нет диплома фармацевта, и в муниципалитете я числюсь не аптекарем, а просто продавцом пиявок. Да-да, именно так: «Продавец пиявок Гердт ван Хольп»! И такое случается в жизни моряка!
Старик смолк, казалось, он забыл о своем госте. Ник открыл было рот, чтобы утешить дядюшку Гердта какими-нибудь словами, вроде: «зато Вас все уважают на острове», но голландец тряхнул головой, как бы очнувшись от своих мыслей, и продолжил свой рассказ:
- Здесь, на острове, меня считают голландцем. А ведь я ни разу не был в Голландии. И отец мой, и дед – вся наша семья – издавна жили на тропическом островке в индонезийском море Флорес, южнее острова Сулавеси. Невдалеке виднелся ещё один островок, за ним другой, третий – всех не счесть. На этих островках растут высокие пальмы, мелководные заливы полны рыбы. Местные женщины там украшают себя ожерельями из цветочных лепестков, а мужчины – курчавоволосые манггараи – довольно умелые мореходы. Но, вообще-то, живут они там бедно.
Раньше эти острова принадлежали властям Нидерландов, сюда несколько веков подряд ссылали из Голландии людей за всякие провинности перед властями. Вот и оказался мой прадед, Лодвейк ван Хольп, на зеленом острове Флорес по среди моря. Места очень красивые. Чего стоит только один вулкан Келимуту и его три уникальных кратерных озера с белой, зеленой и красной водами. Озёра эти время от времени меняют цвет. Почему так происходит? Кто его знает. Знатоки говорили, что воды окрашиваются минеральными солями, поступающими из вулканических кратеров на озёрном дне. А легенды манггараев объясняет так: в красном озере живут души стариков, в зеленом - умерших молодыми, а в белом - души детей. Легенда красивая, как и сам остров, но одной красотой сыт не будешь…
В нашей семье мужчина не выбирал профессию – он становился моряком, иначе быть не могло. Стал моряком и я. Сначала на парусном боте перевозил кокосовые орехи и копру на Сулавеси. Потом купил небольшое судно с дизелем и мачтой, чтобы при попутном ветре идти под парусом, экономя дорогую солярку. Когда работы не было, я садился в рыбачью лодку, поднимал узкий туземный парус и отправлялся на пустынный черепаший островок.
- Надо сказать, жил я на своем острове обособленно. Родственники разъехались кто куда. Из голландских поселенцев остались мы с женой. Потом родился Тиль. Вот и всё семейство.
Манггараи как-то сторонились нас. Хорошо ещё, что дети не придают значения цвету кожи: так, что Тиль не скучал. Для меня же любимым развлечением была возня с черепахами.
манггараи – народы, населяющие западные районы острова Флореса – (500 тыс. чел.), относящиеся к переходному восточно-индонезийскому расовому типу.
Копра - (сopra) - название ядра кокосового дерева, очищенного от скорлупы, истолченного и высушенного на солнце.
От стариков я слышал, что в прежние времена на некоторых островах местные колдуны знали секрет общения с зелеными черепахами, кареттами и даже с огромными кожистыми лутами. Пением и свистом люди подманивали черепах к берегу, заставляли выбираться на сушу и подползать к самым ногам. Но не только колдуны пользовались таким способом. Был даже такой способ охоты: двое-трое островитян, спрятавшись за большим камнем или другим укрытием, пением и свистом зазывали черепаху, а остальные, едва она оказывалась на песке, отрезали ей путь к морю. Пробовал и я подзывать черепах, учить их простым командам - ничего не вышло: или черепахи попались непонятливые, или я был нетерпеливым. Кто знает…
Вслушиваясь в редкие черепашьи пересвисты и перещёлкивания, я заметил, что некоторые звуки повторяются в одних и тех же случаях: заметили черепахи стайку съедобных физалий – короткие щелчки; появились акулы – дребезжащая трель и так далее. В общем, свой особый черепаший язык. Но слышать черепах может не каждый, а только тот, кто обладает острым слухом.
Попробовал подражать – не вышло: черепахи меня не понимали. Позже я узнал, что местные колдуны для подражания «речи» черепах использовали специальные свистульки и сопелки, сделанные из сухих стеблей редкой травы. Причудливое название этой травы я не запомнил, да и раскрывать своих секретов колдуны не торопились.
Оставалось одно: самому изучить «язык» черепах, но для этого надо было больше времен проводить с ними. Работа и домашние дела отнимали всё моё время, и поэтому я слишком редко и ненадолго мог наведаться к черепахам.
Только раз в году я бросал все дела и подольше задерживался на черепашьем островке. Это была пора кладки яиц. Птицы, а особенно люди – очень досаждали беззащитным черепахам. Я, как мог, защищал черепах. Зато потом, когда приходило время появления потомства, как весело было смотреть на сотни крошечных черепашек, забавно спешащих к воде и резвящихся в волнах. С первого часа жизни морская черепаха – отменный пловец.
Потом мы навещали черепах уже с Тилем. Помню, он был совсем ещё малышом, но так умолял меня взять его к черепахам, что я не мог отказать ему. Как он любил кататься по острову на огромных лутах, казавшихся по сравнению с ним желтыми башнями! Как он звонко при этом смеялся!..
Старик закрыл глаза ладонью и надолго замолчал. Слышно было даже тиканье часов в его жилетном кармане.
Наконец, Гердт ван Хольп встал, тяжело вздохнул, набил трубку, но тут же словно забыл про неё, так и не раскурив. Помедлив ещё немного, он продолжил свой рассказ:
Каретта или бисса (Chelone imbricata) — морская черепаха, отличающаяся тем, что роговые пластинки панциря налегают друг на друга черепицеобразно, края челюстей зубчаты, передние конечности с 2 когтями, хвост не выдается за панцирь. Вся длина ее достигает почти 1 м; длина спинного панциря не превышает 86 см, обыкновенно же значительно короче.
Лута - морская кожистая черепаха (Dermochelys coriacea) является самой крупной из всех современных черепах: длина тела до 2 м, весит до 600 кг. Численность кожистой черепахи быстро уменьшается, хотя в море у нее не очень много врагов. Взрослая черепаха может справиться даже с акулой. Кожистая черепаха является самой быстрой по сравнению с другими видами, она достигает скорости передвижения в воде 35 км/ч. Недавние электрофизиологические исследования слуха черепах показали, что они отлично слышат, особенно низкие звуки. Черепахи хорошо реагируют на интонацию голоса: если с черепахой ласково разговаривать, она будет вытягивать шею и слушать, и наоборот, если ругать, то спрячется в панцирь.
Физалии – кишечнополостные морские существа, наподобие медуз, но более сложного строения.
- Так мы и жили: не слишком бедно - не слишком богато. Но тут на острове появились бульдозеры и люди в оранжевых касках строителей. Им не было дела до сложившихся веками порядков маленького островного мирка.
Не успели мы опомниться, как над песчаным пляжем уже красовались два отеля-небоскрёба, ресторан, казино для богатых туристов. С их появлением мир для островитян перевернулся.
Богатые бездельники всех местных жителей принимали не то за слуг, не то за живые предметы курортного обихода. В лучшем случае нам отводилась роль дополнять собою экзотический пейзаж. «За всё заплачено, - внушали туристам хозяева отелей, - этот остров ваш! И море вокруг него – ваше!»
Перепившиеся богатые юнцы и их полуголые девицы с каждым разом становились всё наглее. Для забавы им пришло в голову сшибать кокосовые орехи выстрелами из малокалиберных ружей. Если, на несчастье, в листве оказывалась обезьянка, то сбивали и её. Обезьянки падали с тихим всхлипом и умирали на песке. А бездельники гоготали над мохнатым бьющимся комочком, откупоривали бутылки и пили «за упокой души нашего предка» - так они орали при этом.
Много раз я звал полицию и даже ввязывался в драку, но полицейские только отмахивались от меня, а пьяные хулиганы продолжали развлекаться, придумывая себе всё новые забавы. Как-то вечером в зарослях тамариска меня остановили трое молодчиков из охраны отеля и, пригрозив пистолетом, посоветовали «не лезть не в своё дело, пока цел». Чтобы запугать меня ещё больше, они тут же, при мне, застрелили моего пса, верного Дика, неразлучного со мной на суше и на море.
Через неделю после гибели Дика я отправился проведать черепах. Но, о Боже, что творилось на островке! Здесь развлекалась пьяная компания. Они давили каблуками вырытые из песка черепашьи яйца, подбрасывали вверх маленьких черепашек и стреляли в них влёт. Два десятка огромных зеленых черепах уже лежали на песке, опрокинутые на спину с пулевыми дырами в панцирях. Беспомощные, они вращали налитыми кровью глазами и как куклы беззвучно и безостановочно открывали и закрывали рты. Их кровавые глаза до сих пор у меня в памяти. Но осатаневшим от виски бездельникам хотелось нового, какого-то особенного зрелища.
И вот один из них, длинный, разболтанный хлыщ, вытащил из катера канистру и стал поливать черепах бензином. Остальные, вопя от восторга, ринулись за ним к черепахам с горящими зажигалками в руках.
Не помня себя от ярости, я схватил весло и налетел на толпу сзади. От неожиданности, пьяные слюнтяи растерялись и побежали от меня на катер. Мотор взревел, и я остался один среди этого черепашьего побоища.
С тяжелым сердцем я возвращался домой. Жена поставила передо мной миску вареного риса, но еда не шла мне в горло. И тут в окно влетел камешек, обёрнутый бумагой. Это был ультиматум. Требовали, чтобы я убрался с острова, и дали сроку до вечера. Что делать? Жена или сын могли войти с минуты на минуту. Я бросил записку в очаг, потом стал готовиться к приходу «гостей»: осмотрел ограду вокруг дома, прибил кое-где планки, спустил с цепи оставшихся у меня двух собак. «Пусть попробуют сунуться» - решил я, заряжая свою винтовку.
Но как я ошибался, Ник. Я даже не представлял, с кем имею дело. Это были самые настоящие бандиты, занявшиеся туристским бизнесом. Вечером, когда жена готовила ужин, в окно выстрелили. Пуля пробила висок моей Гретель. Я поднял её с пола уже мёртвой.
На похороны пришло всего несколько человек: так все на острове были запуганы угрозами бандитов. Вернувшись с кладбища, мы встретили у дома соседского Али. Он протянул мне стреляную гильзу. В неё была вложена свернутая в трубочку записка: «Следующим будет Тиль». Что оставалось делать?
Сборы не заняли и часу. Я расстелил на полу старую рыбачью сеть и побросал в неё всё самое необходимое. От дома до причала было около полумили. Толкая тележку со скарбом, я не встретил ни одного человека. При виде меня ещё издали каждый старался скрыться с глаз.
Быстро погрузил имущество, снасти и даже тележку. Собаки прыгнули на борт. Тиль без радости поднялся следом. Он был подавлен всем происходящим, но задавать вопросы не решался. В последний раз я окинул взглядом родной остров и запустил движок.
Тамари;ск - южное колючее кустарниковое двудольное растение семейства гребенщиковых, имеющее мелкие чешуйчатые листья.
На этот раз, встав за штурвал, я, честно говоря, даже не знал, куда плыть: так неожиданно и страшно переломилась наша жизнь. «Где ты хочешь жить?» - спросил я Тиля. «Там, где не стреляют в окна» - прошептал испуганный малыш. Наконец я взял курс на Сулавеси, больше по привычке, чем с какой-либо целью.
Назавтра, когда до побережья оставалось около полусотни миль, налетел шквальный ветер. Из-за всех переживаний, я не заметил признаков надвигающегося шторма. Скоро у нас поломало мачту, а погодя заглох мотор. В трюме усилилась течь. Мы стали медленно погружаться со всем своим скарбом, надеждами и собаками.
Уже не рассчитывая спасти судно, я попытался спустить на воду шлюпку, но волна смыла её за борт, едва не сбросив вслед за ней и меня.
Должен тебе сказать, Ник, в те жуткие часы Тиль не хныкал: как бесчувственный механизм он качал рычаг помпы, хотя уже до мяса стер себе кожу на ладонях. Его спокойствие помогло мне тогда, как ничто другое. Даже собаки, глядя на Тиля, лежали смирно, и только глаза их были полны ужаса.
Не знаю, то ли Бог услышал мои молитвы, то ли судно моё было сделано на совесть, но мы остались на плаву, когда шторм поутих. Мне удалось починить мотор, немного подправить руль. Кое-как справился с течью и на малых оборотах дотянул до Макасара.
Наши мучения на этом не закончились. Повреждённое судно требовало ремонта, а на это нужны были деньги. Жизнь в городе состоит из сплошных трат: на оплату места у причала, на жильё, на еду, даже на воду. Хозяин дома, у которого я снимал комнату, не позволил держать собак, и мне пришлось, скрепя сердцем, продать моих умниц портовым сторожам. Через неделю я продал судовой двигатель, потому что за все остальное на судне никто не дал бы и мелкой монеты. Скоро и эти деньги подошли к концу, а я всё не мог найти себе работу.
В то утро я, как обычно сидел на причале в тени мешков с копрой, ожидая какого-нибудь заработка. На этот раз повезло: в порт пришёл большой сухогруз. Владельцу судна необходимо было до ночи разгрузиться и взять на борт другой груз. Из целой сотни безработных повезло мне и ещё десятку таких же бедолаг как я. До самого вечера мы бегали по шаткому трапу, перенося на плечах тяжёлые мешки. Усталый, но счастливый от того, что подвернулась хотя бы какая-то работа, я вернулся домой. Тиля в комнате не было.
Макасар (Макассар; индон. Makassar) — административный центр провинции Южное Сулавеси, Индонезия и крупнейший город на острове Сулавеси. С 1971 по 1999 город официально назывался Уджунгпанданг, по имени доколониальной городской крепости.
Едва я вышел во двор, чтобы позвать сына, как с улицы прибежал соседский парнишка и, схватив меня за рукав, закричал: «Утоп, утоп!» Забыв об усталости и обо всём на свете, я помчался к морю. На песке возле груды раковин лежал Тиль. Он был без сознания. Кое-как я привёл его в чувство и принёс домой. Следом за мной целая команда оборванных приятелей Тиля в мешке из старой рыбацкой сети тащила раковины. Говорят, всё это добыл Тиль. Всё тело мальчика было сведено судорогой, а кулаки крепко сжаты. Дома я влил Тилю в рот несколько ложек горячего чая с ромом. Мальчик немного обмяк и вскоре заснул. Чтобы как-то успокоиться, я стал перебирать раковины. Редкая удача! Больше половины из них оказались с жемчугом! Огромные розоватые жемчужины лежали на столе, и, казалось, светились изнутри.
Ни на следующий день, ни после Тиль не мог объяснить, как он доплыл до берега и когда успел набрать столько раковин. По его словам, выходило так: он нырял возле кораллового рифа; сетка для сбора раковин зацепилась за выступ камня; он слишком долго возился с ней, глотнул воды, захлебнулся, пошёл ко дну, и тут перед глазами появилась зеленая черепаха; больше он ничего не помнит.
Рано утром, как только открылась лавка продавца драгоценностей, я уже стоял с заветным пакетом в руках. Никогда бы не подумал, что за семнадцать жемчужных горошин можно получить столько денег. Теперь уже ничего не удерживало меня в этих краях, и сразу же захотелось умчать за тридевять земель, на другую сторону Земли, оставив за спиной все воспоминания. Смешно: я надеялся убежать от себя самого.
Через Коломбо, Кейптаун и Санто-Доминго мы с Тилем прибыли сюда – в западное полушарие, в полном смысле на другую сторону Земли. Не скажу, что я здесь очень уж повеселел, но Тилю, кажется, было неплохо. Вот как случается в жизни. Думал ли наследственный моряк Гердт ван Хольп, что ему придется устраивать себе каюту в задних комнатах какой-то лавчонки по продаже пиявок. Я не утомил тебя рассказом, Ник? Пойду ка сварю ещё кофе, да поджарю дюжину яиц на морской манер. Ты ведь не откажешься, будущий капитан?
Оставшись один в комнате, Ник тотчас же подошёл к стене с картой Индийского океана. Родной островок старого голландца был обведён красным кружком. Паркетный пол возле этой карты был в еле заметных подпалинах от угольков. Наверное, старый голландец подолгу стоял здесь со своей трубкой. Одинокий старик, потерявший всё: родину, жену и сына! У Ника сами собою сжались кулаки – вот как ему захотелось помочь дядюшке Гердту. Но как? Оставалось одно: разгадать тайну каменного бассейна и… А вдруг Тиль жив?! Молоточками застучали в висках неотвязные вопросы: как разгадать тайну, куда мог исчезнуть из бассейна Тиль?..