Бедная мама стойко переносила унижения от нелепых «подарков» сына. Она уже привыкла к необычным гостям, поэтому любезно пригласила очередную русскую женщину в дом. На этот раз, к моему удивлению, она не пустила соседку во двор. По её раздражительной реакции я понял, что эта красотка вмиг стала роковой соседской дочкой.
-Акрам, сынок! – Позвала меня мама добродушным и на редкость спокойным голосом. - К тебе пришли! Пожалуйста, встречай гостью, как подобает каждому мусульманину!
Я прямо удивился, услышав эти вежливые слова из уст своей простой безграмотной мамы, от природы наделённой добротой и культурой мудрого Востока. Мне трудно было представить, как в этой ситуации она могла так спокойно уйти, оставив меня наедине с гостьей без лишних эмоциональных вопросов, но она ушла!
-Привет! - Как ты меня нашла? – спросил я недовольно.
-Ну, Акрам! Я у «лапушки» ещё вчера уточнила твой адрес, да и ты сам говорил, - легкомысленно она посмеялась и поцеловала меня в щеки.
Эта была Лада, с которой мы познакомились во время путешествия. Оказалось, она живёт совсем рядом с нашим домом. Несмотря на её легкомысленный характер, она впечатлила нас своей искренностью и непосредственностью. И этим она заслужила попутешествовать с нами, при переходе киргизской горной границе. Главное её достоинство была - необычайная внешняя красота и обаяние, от которой трудно было оторваться, как от ребёнка. Иногда она была чересчур навязчива и обращалась с нами одинаково по-детски, употребляя слово «лапушка» или «лапа»; а иногда она их употребляла для смягчения наивных или необдуманных поступков. В такие моменты её длинные ресницы беспрерывно прыгали, как бабочка, а сама лисьим взглядом ждала нашего прощения, как будто в чем-то провинилась, хотя мы принимали её такой, какая она есть. Потом только я понял, как она безумно влюбилась в Алёшу…
Она узнала от меня, с кем Алёша уехал, и вдруг она закатила истерику, ударяя нежной ручонкой то по груди, то по кирпичной стене, не понимая и осуждая его необъяснимое жестокое действие по отношению к себе. Под конец она взяла себя в руки и убедительно попросила, чтобы я написал письмо ему и узнавал подробности обо всём.
Её стало мне очень жалко. После её ухода, тщательно взвесив «за» и «против» я написал деликатное письмо Алёше. Через недели две получил ответ. В письме написано было откровенно, что он с Ладой был только в дружеских отношениях, и даже не думал посягать на её девичью честь, что ему будет приятно, если она приедет в Ленинград, чтобы пообщаться в культурной питерской среде. Он надеется и верит, что она в скором времени объединит своё внешнее обаяние духовным и станет одной из тех, которая украсит своим присутствием любой круг общения…
Такого ответа я не ожидал, но всегда верил ему как себе и считал его исключительно порядочным человеком во всех сферах жизни. Это письмо ещё раз подтвердило, насколько я был прав. Но как теперь рассказать Ладе, чтобы нечаянно не травмировать её хрупкую молодую душу, ведь она моложе нас на двенадцать лет - эмоциональная натура. Она назойливо к нам пристала, потому что умела добиваться своего и общаться с мужчинами – особенно взрослыми, чем с ровесниками. А ленинградцы воспитаны так, что у них нет возрастных критериев в общении. Конечно, мой друг яркий представитель питерской интеллигенции, поэтому Лада и вошла в нашу узкую компанию…
Я рассказал коротко и сдержанно Ладе содержание письма, но она ждала слово о его сердечное чувство к ней. Не дождавшись, наверно, она решила сама узнать об этом и попросила у меня его почтовый адрес. И тогда она немного отстала от меня, но всякий раз извещала о содержании нового письма, доверяя мне свои секреты, как наивная маленькая девчонка. Чуть позже она неожиданно начала умолять меня забрать её в Ленинград, а иначе тут пропадёт. Но я не спешил ответом, думая о том, как там скоро Лада акклиматизируется не только в плане питерской влажной погоды, но и в общении с питерцами, где с десятилетней девчонкой можно поговорить, скажем, об искусстве или о классической музыке, как взрослые.
К тому времени моя творческая жизнь так сложилась, что я должен был вернуться к намеченному сроку. После новогодних праздников прошло две недели, когда я решился уезжать, но только без Лады. За это время резко я изменился: стал грубым и вопреки всему захотел вмиг превратиться в отрицательного человека, чтобы больше не бегать, как добродетель между ангелом Ладой и дьявольской любовью. А дома я никак не мог смириться тем, что мой праздничный приезд в этот раз для родителей превратился в настоящий кошмар. Мы с другом даже не могли подумать о приезде Олеси к нам, особенно в таком интересном положении и то, что её визит станет причиной всех наших неприятностей. Я достаточно хорошо знал о близких отношениях между Олесей и Алёшей, но мне показалось тогда, что это не серьёзно, чтобы построить крепкую семью. Исходя от этого, я тоже как Лада не понимал поступок Алёши, когда он забрал её без каких-либо объяснений. Ведь он в течение девяти месяцев нашего путешествия даже её имени ни разу не упоминал. И теперь, естественно, я сомневался: неужели на самом деле он любит её? Если это так, то я непременно об этом узнал бы ещё там, в горах, где в безлюдных и опасных местах мы испытали нашу дружбу. Вопрос оставался открытым, но наша жизнь теперь управлялась не нами…
Перед отъездом, я зашёл неохотно к Ладе по вызову её мамы. Тут же со слезами она рассказала о покушении на свою жизнь дочери и о том, что кроме меня никого она не хочет видеть, а с родителями даже не разговаривает - после того, как она получила очередное письмо от Алёши. Я послушал её внимательно и направился к Ладе, где она изолировалась от всех.
Маленькая уютная её спальная комната говорила о детских её увлечениях и мечтах. Она все ещё напоминала о недавно прошедших новогодних праздниках. Половина стены была уклеена портретами артистов. Над кроватью висело несколько её портретов, подаренных мною. А над подушкой в уголке комнаты, как иконка стояла маленькая картинка, по-детски украшенная новогодней мишурой. На ней была изображена девочка с большими глазами, плывущая на листочке к свету, как в сказке Андерсена. Она была похожа на Ладу. Эта была единственная картинка Алёши, написанная во время путешествия.
Лада лежала на кровати, свернувшись клубком, как разбалованная кошка, прижимая к груди пуховую подушку. Услышав шаги, она приоткрыла опухшие глаза. Как только она увидела меня, её сказочно длинные ресницы встрепенулись, как бабочка, и так же быстро опустились при виде стоящей возле меня матери.
-Убирайся мама! – сразу прозвучал её детский голос.
Мама ушла со слезами. Лада даже не попыталась подняться с места, глядя на меня потускневшими глазами. Её взгляд напоминал взгляд раненной лани, взывающей о помощи.
-Лапушка! Ты не думай, пожалуйста, что я такая глупая! Разве это глупость - любить человека? Разве это глупость?! А что тогда не глупость - любить не любимого?
С невинными глазами она ждала ответ на свой вопрос и чуть не заревела, потом взяла себя в руки и готова была вести разговор спокойно.
-Вот посмотри на эти лица (глазами указала на фотографии знаменитых артистов), это же сказочные люди! Ты представляешь, я с детства обожаю их и даже влюблялась в кого-то из них. Смешно, не так ли? Да-да! А теперь, после знакомства с Алёшей, я поняла, какую глупую сказку до него я насочиняла. Вот и не хочу теперь жить без своего принца в этой дурной жизни! Ты меня понимаешь или ты тоже как все?!
-А ну-ка, быстро успокойся!
-Ты меня не бросаешь?
-Нет, конечно.
-Обними меня, пожалуйста, мне плохо, - она приподнялась и прижалась ко мне, как кошка, - я думала, и ты меня бросил...
В это время без стука резко зашла мама. Мне показалось, как будто она подслушивала за дверью. Застав нас в объятиях друг друга, она захотела сказать что-то неприятное, но Лада тут же её пресекла. Мать снова ушла без слов.
-Скажи Лапа, его жена красивая?.. Умная?.. Отвечай же! – она задала вопрос врассыпку.
-Ну, как у всех… нормально…
-Как это так – «как у всех, нормально?»
-Я просто никогда не слышал, чтоб они хоть раз ругались.
-Мои родители не разрешают с тобой уехать. Я тут пропаду, погибну! Ты скоро уедешь и так просто оставишь меня на съедение? Ты меня покинешь, как он, молча?
-Нет! Я уже решил. Вот что я тебе скажу... Завтра к девяти часам вечера ты меня ждёшь с вещами на углу у своего дома. Я приеду на такси с двумя билетами на самолёт и увезу тебя. Об этом родителей будешь извещать или нет, это ты сама решай. Ты меня хорошо поняла?
Она вырвалась из моих объятий и места себе не находила в своей маленькой комнате: то меня целовала, то ревела, то смеялась. Её смех насторожил меня, поскольку, как мне показалось, пользуясь случаем, она решила наказать своих родителей. Вдруг она снова окрепла и сразу начала собирать вещи в чемодан. Я ушёл.
На следующий день я дома молча обнял плачущих папу, маму, сестёр, братьев и двинулся туда, где меня ждёт продолжение этой любовной истории, которая протекала по своим жестоким законам. Но только теперь я понимаю, что эта история развивалась исключительно на фоне моей собственной, можно сказать трагической истории, которая вела меня и хрупкую Ладу по тонкой канатной дорожке, протянутой над глубокой горной пропастью.
Продолжение следует…