Хамкины в Жлобал Сити

НАКАНУНЕ ДАЧНОГО СЕЗОНА         

        После долгого зимнего перерыва Хамкины открывали дачный сезон и завтра утром собирались поехать на дачу. Семья состояла из папы, мамы и двух пятилетних сыновей-близнецов – Костика и Жорика. Взрослая часть семьи, согласно заранее приготовленному мамой списку, складывала вещи в одну большую кучу на диване. Костик с Жориком тоже были при деле, охотясь на мух, залетевших в квартиру. Завершив операцию по полному истреблению вторгшихся на чужую территорию насекомых, они понесли трофеи папе, и тот, сосчитав добычу, объявил, что Костик поймал на две мухи больше, а следовательно – победил. Такое решение Жорика не устроило, и он в устной форме подал маме апелляцию, заявив, что пойманные им мухи намного крупнее, а потому, с целью выявления истинного победителя, их необходимо взвесить. Кроме того, Жорик утверждал, что соперник, в нарушение правил охоты, предъявил несколько засохших мух, умерших естественной смертью в прошлом году, отыскав их где-то под диваном. Костик категорически возражал против пересмотра решения, считая его окончательным, а Жорика обвинил в преднамеренном искажении фактов. Мух он предложил сохранить в качестве вещдока, приобщив к делу о защите чести и достоинства. Суд апелляционной инстанции в лице мамы, в целях скорейшего прекращения спора, рассмотрел дело по существу и, вопреки протестам Костика объявил ничью, а суду первой инстанции в лице папы велел выбросить вещдок в унитаз, руководствуясь тем доводом, что мухи перемешались и установить какая чья не представляется возможным. Чтобы чада не крутились под ногами и не мешали сборам, мама включила телевизор. Братья уселись по краям дивана и стали смотреть мультфильмы, возмущаясь всякий раз, когда мельтешившие родители загораживали экран. По завершении сборов мама отправилась гулять с детьми на улицу, а папа взял из холодильника банку пива и пошёл курить на балкон. Щурясь от солнца и почёсывая волосатую грудь, он делал крупные глотки и млел от удовольствия, а выпуская изо рта дым, задумчиво вглядывался вдаль, становясь похожим на философа, мысленно проникающего в глубины космоса в надежде отыскать там разгадку тайны мироздания и постигнуть смысл человеческого бытия. Дым от сигареты в силу аэродинамических законов затягивался в распахнутое окно этажом ниже. В конце дымовой атаки внизу не выдержали, и окно с грохотом захлопнулось. В ответ на демарш Хамкин снисходительно хмыкнул и сплюнул. Докурив, он выбросил непогашенный окурок, а вскоре следом полетела и опустевшая жестянка. После пива у папы засосало под ложечкой. Порывшись в холодильнике, он отыскал шмат докторской колбасы и без хлеба его схомячил, а насытившись, почувствовал тягу к семье.
        Во дворе дома тем временем Костику посчастливилось найти гладкий толстый прут. Схватив его, он помахал им в воздухе, а поразмявшись, забегал вдоль невысокого ограждения, стуча по металлическим прутьям. Прохожие, боясь стать объектами для удара,, обходили Костика стороной, а курившая неподалёку мама поглядывала на них с гордым видом, как бы говоря: «Ну, как вам мои детишки? Могучие мышата! Это вам не мозги на ниточке. Без крепышей страна ничто. А то нарожают заморышей... По клавиатуре пальцами потыкают – и языки на плечо». Обделённому судьбой Жорику тоже захотелось постучать, но найти второй прут не удавалось. Вышедший из подъезда папа заспешил на помощь. Не долго думая, он ухватил недавно посаженное под окнами деревце, выдернул его из земли и обломал веточки, произведя дубинку, которую с помпой вручил прыгавшему от нетерпения Жорику. Вооружившись, Жорик издал воинственный вопль и неистово заколотил по скамейке. Сидевшая на ней старушка вздрогнула и выронила трость. Папа с мамой добродушно загоготали, а старушка с оханьем подняла трость и, опасливо поглядывая на Жорика, заковыляла к противоположной скамейке. Затем Костик с Жориком придумали себе более осмысленное занятие. Отойдя на десять шагов, они принялись метать дубинку в ствол дерева. Метание закончилось тем, что осерчавший папа дубинку отобрал и зашвырнул на козырёк подъезда после того, как Жорик нечаянно попал ему по коленке. Передохнув, дети вышли на тротуар и, призвав родителей в арбитры, устроили новое соревнование, не столь опасное для окружающих в смысле травматизма. Они прочертили куском кирпича на асфальте черту и стали по очереди от неё плеваться, стараясь друг дружку переплюнуть. На этот раз досталось женщине, проходившей мимо Костика, готовившегося выполнить очередную попытку. Находясь в секторе для плевков, он чмокал губами и настраивался на побитие рекорда, ожидая дуновения попутного ветерка. Последовавший плевок определённо претендовал на рекорд, но, к великому огорчению Костика, попытку не засчитали, так как снаряд опустился не на асфальт, а на ладонь гражданки, не сумевшей заранее предугадать намерений мальчика, мирно сосущего, как ей показалось, леденец. Гражданка, вытираясь салфеткой, стала апеллировать к членам судейской бригады, но те быстро её поставили на место:
        – Чего расшумелась из-за пустяка? – парировала мама. – Можно подумать, кислотой её облили. Сама виновата. Видишь... дети играют? Обошла бы... Шагай давай...
        – Топай, топай... – поддержал папа.
        В знак признания заслуг в деле морального разгрома противника и его изгнания, благодарные потомки предложили папе принять участие в соревновании.
        – Ну хотя бы разочек... – попросил Костик.
        Поддавшись на уговоры, папа поднакопил слюны, подошёл к черте и плюнул за пять метров, издав звук вылетающей из бутылки с шампанским пробки.
        – Вот это да!.. – воскликнули Костик с Жориком, завистливо глядя на папу, удивлённого не меньше сыновей тем, что сотворил подобное.
        – Ничего, – утешила мама детей, – у вас всё ещё впереди. 
        Вскоре рты у спортсменов пересохли, и чемпионат по плевкам объявили закрытым.
        – Что-то бананчика захотелось, – сообщил Костик и, ввиду отсутствия слюны, произвёл имитацию глотательного движения, а у Жорика от слова «бананчик»  потекли свежие слюнки, и ему прибегать к имитации глотательного движения не понадобилось: оно у него получилось сочным и не оставило родителям никакой альтернативы. Пришлось идти в супермаркет.
        В овощном отделе мама подъехала с тележкой к контейнеру и, перекрыв подходы и подступы, погрузила в него руки, выдирая спелые бананы из разных связок, а её мужчины окружили контейнер с «помидорами на ветке». Внимательно всматриваясь в висящие плоды, они отрывали самые лучшие. Костик с Жориком выступали как простые работяги, а папа взял на себя функции бригадира-координатора. Держа перед собой полиэтиленовый пакет, он придирчиво разглядывал оторванные наследниками томаты, а дети, получив родительское благословение в виде молчаливого кивка, аккуратно опускали их в пакет, а не получив – небрежно кидали обратно в контейнер. Собрав урожай, папа растолкал людей и положил пакет с помидорами в мамину тележку. Мама, сражённая вирусом бананового перфекционизма, внимания ему не уделила. Ожидавший похвалы папа обиделся. Забрав детей, он ушёл от жены и отправился бродить по супермаркету. Мама же прекратила копаться в контейнере, полюбовалась отобранными экземплярами и постаралась вернуться к ушедшим от неё детям и мужу. Протаранив тележкой  образовавшуюся очередь, терпеливо ожидавшую, пока совершался естественный отбор бананов, она выехала на оперативный простор.
        Воссоединившись, семья порулила к кассе. По пути мама обнаружила, что по папиному недосмотру Костик с Жориком превысили лимит по мороженому, ухватив по две штуки. Ларь с мороженым располагался в другом конце магазина, идти туда ей не хотелось, и она бросила изъятые эскимо на ближайшую полку. Кассир пробила Хамкиным товары, и мама полезла в сумочку за кошельком, но расплатиться ей помешал звонок её мобильного телефона. Мама отложила расчёт и, повернувшись спиной к стоявшим за ней людям, приложила телефон к уху, всецело настроившись на увлекательное каляканье с подругой. Кассир, опасаясь негативной реакции очереди и возможного скандала, постучала пальцем по кассе, но мама сигнал проигнорировала. В очереди возникло возмущение. Какая-то женщина сделала маме замечание, но та замечанием пренебрегла, и только вдоволь наговорившись, убрала телефон в сумочку. Расплатившись, она невозмутимо сложила покупки в пакет и, передав его папе, покинула супермаркет, провожаемая взглядами людей из очереди, говорящими о том, что им с трудом удалось подавить по отношению к маме низменные агрессивные помыслы. У одного неуравновешенного мужчины даже мелькала в голове мысль: а не помочь ли гражданке прекратить разговор, нажав клавишу на её телефоне? Не лишне отметить, что сдерживанию эмоций немало способствовал габаритный папа.
        Заполучив вожделенный плод, Хамкины незамедлительно занялись его поеданием, распространяя неповторимый банановый аромат. Шкурки от бананов они бросали на асфальт, и на одной из них поскользнулся худощавый невысокий  мужчина. Стараясь сохранить равновесие и не упасть, он слегка подтолкнул маму, замыкавшую шествие. Папа отодвинул детей и с грозным видом подошёл к толкачу, бормотавшего виноватым голосом извинения.
        – Что, чуть не поскользнулся? – спросил папа, про себя размышляя: «Ткнуть его в грудь или нет?»
        Так как съеденные бананы вселили в души кратковременную умиротворённость, он отказался от наказания и амнистировал виновного, а мама ограничилась безобидным замечанием:
        – Под ноги смотри, а не ворон считай. Извинения свои засунь знаешь куда?
        У подъезда Хамкиным повстречался интеллигентного вида жилец с одного из нижних этажей. Подойдя к папе, переставшему откусывать банан, он вежливо заговорил:
        – Прошу прощения, у меня к Вам большая просьба. Я хотел бы попросить Вас не бросать вниз непогашенные окурки. Уже несколько раз залетали на мой балкон. Он у меня не застеклён, а там материал сложен.
        – Так застекли! – посоветовала мама.
        – И как же ты определил, что это я бросаю? – перешёл в наступление папа, сердито насупившись. – Или на окурках фамилия моя написана? Я что, один курю на балконе?
         – Я  видел с улицы как . . .  – начал объяснять интеллигент, но папа его перебил:
         – Иди лучше бинокль себе купи, наблюдатель хренов, и очки не забывай протирать. Видел он...
        – Или видеокамеру на столб повесь: не придётся целый день под окнами ошиваться и башку кверху задирать, – предложила мама как вариант.
       Посчитав, что говорить больше не о чем, Хамкины отправились домой.
        – Если не перестанете окурки непогашенные бросать, я участковому пожалуюсь, – крикнул вдогонку жилец, набравшись храбрости.
        Папа на ходу обернулся, презрительно хмыкнул и, не удостоив ответом, зашёл в подъезд.
        Поужинав, папа схватил пульт и включил телевизор. Шла передача о загадках мира и сенсационных открытиях учёных. Мама с детьми дружно загалдели и замахали руками, призывая папу побыстрее переключиться на другой канал. А не так давно подобные программы они обожали. Воспитанные в духе глубокого доверия ко всему, о чём говорят с экрана телевизора, старшие Хамкины с годами веры не утратили. В одном из выпусков телеведущий, сославшись на проведённые учёными исследования, утверждал о том, что чай и кофе, считавшиеся полезными напитками, отнюдь не полезные, и от их употребления можно подорвать здоровье, заполучив расстройство работы сердца и нервной системы, не говоря уже о таких мелочах, как язва и запор. Хамкины, пившие чай и кофе в количествах неимоверных всю сознательную жизнь, были в шоке.
        – Лучше поздно, чем никогда, – заявила мама, выбрасывая из банки остатки чая в мусорное ведро. – Теперь понятно, от чего народ загибается. А то на водку с пивом грешили.
        Прошёл месяц. Однажды вечером, тот же ведущий известил смотревших его передачу Хамкиных и остальное человечество о том, что учёные сделали поразительное открытие. Оказывается, чем меньше человек спит, тем дольше он живёт, и если вместо общепринятых восьми часов спишь хотя бы шесть, то проживёшь лет на десять дольше, а те, кто спит часов по десять, считай одной ногой стоят в могиле. Чтобы не быть голословным, он упомянул творческих титанов, спавших часа два, и, как следствие, проживших до ста лет, оставив потомкам множество бесценных творений, созданных ночью, когда никто не мешал воплощать гениальные замыслы. Услышав о сделанном открытии умников от науки, папа перевёл стрелку будильника на два часа назад. Сократив сон на два часа, Хамкины не собирались останавливаться на достигнутом, планируя в ближайшем будущем продолжить сокращение бессмысленного физиологического процесса с почти отключёнными мозгами и обрести, если не бессмертие, то хотя бы долголетие, что позволит в перспективе пообщаться с будущими праправнуками. Не будучи творческими титанами, и не имея гениальных замыслов, требующих воплощения, они, вставая ни свет ни заря, слонялись по квартире из угла в угол, зевая во весь рот и не зная чем себя занять. Просмотр телевизора к хорошему не привёл. Под убаюкивающую пустопорожнюю болтовню мама заснула. Папа, нет чтобы её разбудить, заснул тоже, а Костик с Жориком спали уже давно. От телевизора по утрам отказались. Положение усугублялось тем, что Хамкины, отказавшись от употребления чая и кофе, не имели возможности взбодрить себя тонизирующим напитком. Как-то раз, перед выходными, возвращаясь поздно вечером с работы, папа заснул в метро. На конечной станции его разбудила дежурная. В вагоне никого не было. Не было и папиного мобильного телефона. В конце поездки заснувший папа, видимо, мобильник выронил, и его подобрал кто-то из выходивших пассажиров, посчитавший вещь выброшенной за ненадобностью. Придя домой, папа узнал, что маму за допущенную по причине полусонного состояния ошибку фирма лишила премии, а в детском саду ей пожаловались на то, что проще разбудить покойника, чем её близнецов по завершении дневного сна. Невзгоды «чёрной пятницы» не остановили Хамкиных, и они продолжили терпеть кой-какие неудобства ради продления жизни, но червь сомнения уже сидел в их душах, подтачивая потихоньку убеждённость в правильности взятого  курса. Развязка наступила через неделю утром в субботу при просмотре медицинской передачи с участием авторитетного профессора. Разговор шёл о том, как сохранить здоровье и не сыграть безвременно в ящик. Светило медицинской науки настоятельно рекомендовало телезрителям не экономить на сне. «Не высыпаясь, – утверждал профессор, – вы подвергаете жизнь серьёзной опасности» – и перечислил болезни, возникающие от недосыпа. Услышав названия страшных болезней, мама побледнела, а папа поперхнулся минералкой. Под занавес передачи произошла реабилитация чая и кофе. Профессор заверил всех, кто смотрит его и слушает, что чай и кофе, обладая целебными и оздоравливающими свойствами, благотворно влияют на организм. Услышав, что греха таить, долгожданное заверение, папа оделся и бросился в магазин покупать незаслуженно охаянные псевдоучёными чай и кофе. Период длительного воздержания завершился. Сбросив непомерное бремя подавления телесных позывов, Хамкины на радостях устроили грандиозное чаепитие. Отдуваясь и жмурясь от удовольствия, они выпили за день несчётное количество кружек и кружечек, что не помешало им заснуть не поздно и проспать до обеда, а передачи, где ведущие, не сморгнув глазом, рассказывают небылицы, ссылаясь на обезличенных учёных, смотреть зареклись.
        – Учёные липовые, – ворчал папа. – Выискивают шарлатанов, а те и рады стараться – народ дурят и пугают. Они бы ещё к тому учёному обратились, что днём и ночью по златой цепи ходит вокруг дуба.
        – Сдаётся мне, нет никаких учёных, –  предположила мама. – Телевизионщики сами и сочиняют разный бред. Страшно подумать, что могло произойти, не посмотри мы передачу с профессором. Считай, нам повезло – не успели нажить болячек.
       Такова предыстория, объясняющая ту поспешность, с которой папа переключился на комедийное шоу, герои которого разыгрывали комические сценки, а за кадром раздавался механический смех. Жорик подбежал к телевизору и увеличил громкость. Хамкины расселись поудобнее и принялись дружно хохотать, заглушая невидимых зрителей, чей невыразительный смех по эмоциональному  накалу не шёл ни в какое сравнение с искренним и жизнерадостным смехом семьи. Все так увлеклись просмотром, что никто, кроме папы, не услышал стука в стенку, означавшего нежелание одного из соседей присоединиться ко всеобщему веселью.
       – Ты по башке себе лучше постучи, – буркнул папа, обращаясь к стене.
       Досмотрев шоу до конца, он выключил телевизор и потянулся, собираясь пойти на боковую, но перед сном не забыл проявить заботу о здоровье близкого человека и дать ему совет, а именно соседу, находящемуся в каких-то трёх метрах от него за бетонной стенкой.
        – Лечиться надо, если нервы не в порядке! – крикнул папа и подкрепил сказанное ударом о стену.

ХАМКИНЫ ЕДУТ НА ДАЧУ

       Рано утром, в строгом соответствии с намеченным графиком выдвижения на дачные рубежи, Хамкины вышли из подъезда. В праздничный майский день погода выдалась великолепная. Людям – радостно, а у властей забот меньше – отпадала необходимость поднимать в небо самолёты для разгона облаков. Давно замечено: после разгона погода резко портилась, и целую неделю стояла дождливая холодрыга. Папа являлся ярым противником вмешательства в природу, и всю ненастную неделю обзывал «уродами»  распорядившихся химичить в атмосфере. Пребывая в прекрасном расположении духа, Хамкины стояли на платформе станции метро и ждали поезд. За спиной у папы висел увесистый рюкзак, а на ветровке красовалась георгиевская лента. Гордо выпятив живот, он держал за руки Костика и Жорика, также удостоенных георгиевских лент. Мама же свою прикрепила к сумке на колёсиках. Зайдя в вагон и усевшись, родители достали мобильные телефоны и увлеклись игрой. Рюкзак папа поставил перед собой, а ноги развёл широко в стороны. Казалось, его штаны должны вот-вот треснуть и разойтись по шву. Мама же вытянула ноги до середины прохода, и пассажирам  приходилось через них переступать, если удавалось вовремя заметить препятствие, а за ногами поджидала вторая преграда – папин рюкзак (переступить через который удавалось далеко не всем), и его приходилось обходить, наступая на ноги сидящих пассажиров, если те не успевали их поджать. Напротив Хамкиных читала книгу девушка, обутая в малюсенькие ботиночки на высокой платформе. Джинсы целиком охватывали ботиночки, и виднелась лишь нижняя половина платформы. Папа наклонился к маме и, давясь от смеха, зашептал ей в ухо, тыча пальцем на девушку:
       – Погляди на девицу напротив. Видишь, что у неё из штанов выглядывает? Тебе это ничто не напоминает? Прям два копытца, честное слово.
       Мама оторвалась от игры и прыснула от смеха, поглядев туда, куда показывал папа. Переглядываясь и улыбаясь, они откровенно таращились на «копытца», чем привлекли внимание других граждан, и кое-кто тоже заулыбался. Девушка заметила направленные на неё взоры и прервала чтение. Растерянно покрутив головой и проверив, застёгнута ли молния на джинсах, она, не поняв, почему превратилась в объект всеобщего внимания, в смущении вышла на следующей станции, а спровоцировавшие её преждевременный уход Хамкины вернулись к своим играм.
       Костик с Жориком минут десять сидели смирно, наблюдая как люди спотыкаются о мамины ноги, но их неугомонная натура долго находиться в малоподвижном состоянии не позволила, и братья начали пихаться. Пожилой мужчина в очках, сидевший рядом с Костиком, немного от него отодвинулся, но предпринятых мер оказалось недостаточно. В конце поездки Жорик вознамерился нанести сокрушительный удар, призванный поставить победную точку в противостоянии. Привстав и подняв руки, он изготовился изо всех сил толкнуть Костика, но его долгие приготовления привели к утере фактора внезапности. Тот от толчка увернулся, и Жорик промахнулся, точнее промахнулся по Костику. Всю мощь атаки познал мужчина в очках, принявший удар на себя. И будь Жорик килограммов на десять тяжелее, мужчине бы точно не поздоровилось. Разница в весовых категориях сказалась, и мужчина физически не пострадал, но из его руки выпал мобильный телефон. И пока он трясущейся рукой поправлял съехавшие на нос очки, а другой шарил по полу в поисках телефона, опасаясь, что на телефон кто-нибудь наступит, Хамкины вышли из вагона.
       В вестибюле станции скопилось много людей, и на эскалаторы выстроилась длинная очередь. Народ, в основном, шёл к электричкам. Те, кто опаздывал, поднимались по левой стороне одного из эскалаторов. Папа, уловивший в происходящем элемент дисгармонии, внёс единообразие в подъём граждан и, заняв левый ряд, создал непроходимый барьер. Опаздывающие в волнении смотрели наверх, стараясь выявить причину закупорки. Стоявшая за папой мама заметила:
       – Ишь, повытягивали шеи, гусаки рассерженные. Спать нужно поменьше, а из дома выходить пораньше. Я хотела сказать, пораньше спать ложиться и пораньше из дома выходить, – поправилась мама, вспомнив рекомендации профессора.
       Сойдя с эскалатора, семья выстроилась в кильватерную колонну. Папа с тяжёлым рюкзаком, будто атомный ледокол во льдах, двигался впереди и расчищал проход для Костика, Жорика и мамы. На вокзале, возле электронного табло с расписанием ближайших электричек, папа повстречал разукрашенных георгиевскими ленточками сослуживца дядю Петю и его супругу, также направлявшихся наосмот дачу. Личный состав двух семей объединился. Сформированное соединение, сплошь состоящее, судя по атрибутике, из гвардейцев и орденоносцев, совершив короткий переход, выдвинулось на исходные позиции у края перрона. На переднем крае находился отряд авангарда – в него входили не обременённые вещами Костик и Жорик, готовые по приказу ринуться вперёд. В центре разместились родители, державшие авангардистов за плечи. Тыловое прикрытие обеспечивали дядя Петя с супругой. На горизонте показалась электричка, медленно ползущая к перрону, где её поджидала сжатая, как пружина, толпа. По мере приближения поезда напряжение в толпе нарастало. В кульминационный момент открытия дверей авангард ринулся в вагон. Благодаря правильно выбранной позиции и скоростному рывку, Костик и Жорик первыми добрались до середины вагона, оставив позади ближайших преследователей. Заняв оборону на границе тенистого отсека, они успешно отражали посягательства неприятеля в лице дачников и дачниц, удерживая позиции до подхода подкрепления. Операция по захвату отсека успешно завершилась, и её участники поздравляли друг друга с победой.
       В электричке папа и дядя Петя, не стесняясь в выражениях, обсуждали дела на работе и ругали начальство. Чтобы заглушить боль от творящейся повсюду несправедливости, а заодно отметить праздник, дядя Петя вытащил из сумки бутылку водки ёмкостью 0,75 литра, пластиковые стаканчики и пакет с жареными свиными почками, соорудив из вещей походный столик. Воодушевившись жестом доброй воли сослуживца, папа потёр руки и с радостью согласился составить компанию. Жёны придвинулись поближе и приняли посильное участие в застолье. По мере того, как бутылка пустела, разговор становился громче, а выражения крепче. Ко всему прочему, гвардейцы, выходя в тамбур курить, забывали закрывать за собой дверь. Разлив в стаканчики остатки водки, папа кинул пустую бутылку в окно и извлёк из рюкзака четыре банки пива. Одна из пассажирок после очередного крепкого выражения дяди Пети не выдержала:
       – Ну сколько же можно это слушать? И ругается, ругается всю дорогу. С вами же дети едут.
       При их упоминании дети озадаченно посмотрели на родителей, не в силах уразуметь: при чём здесь, собственно, они, и что плохого сделал дядя Петя?
       Конфликт уладил папа:
       – Чего расшумелась? Тебе что, больше всех надо? Видишь?.. – никто ничего не говорит, одна ты выступаешь.
       Не получив ни от кого поддержки, женщина замолчала. Не ждавший нападения дядя Петя оправился от удара и, желая выплеснуть из себя запоздалый прилив обиды, собрался, в свою очередь, ответить на выпад, но от контратаки его отвлекли – в вагон с огромной сумкой вошла продавщица. Поприветствовав через микрофон пассажиров и пожелав им «доброго пути», она развернула рекламную кампанию, уверяя, что предлагаемые ею косметические средства лучшие в мире, и лично она, равно как её родственники, друзья и знакомые, пользуются исключительно ими. Извлекая из сумки коробочки и пузырьки с разной косметикой, продавщица расхваливала товар, описывая в ярких красках эффект от его применения. Подняв высоко над головой красивую коробочку с надписями на иностранном языке, она поведала людям, что держит в руке превосходнейшее средство от потливости ног, действующее в течение семи дней, а стоит оно всего сто рублей, и это в два раза дешевле, чем в магазинах. Средство от потливости дядю Петю заинтересовало.
       – Семь дней действует? Не врёшь? – спросил он, крутя коробочку. – Значит, можно неделю ноги не мыть и носки не стирать – как раз от помывки до помывки, – и дядя Петя протянул продавщице мятую сторублёвку.
       На смену первой «коробейнице» пришла другая, терпеливо дожидавшаяся своей очереди. Приняв эстафету, она хорошо поставленным голосом, ничуть не уступающему по зычности голосу ленендарного диктора Юрия Левитана, зачитывающего сводку Совинформбюро, проинформировала народ о том, что держит в руках не обычные мужские носки, а носки, изготовленные по нанотехнологиям. Нога в них, по её уверениям, совершенно не потеет и защищена от вирусов и бактерий.
       – И до носков добрались, – сказала супруга дяди Пети. – Куда ни плюнь – везде нанотехнологии. Вчера купила в палатке блин. При мне же его испекли. Думаю, и там не обошлось без нанотехнологий. По обычной технологии его бы не слепили. Полиэтиленовый пакет – и тот толще, – заметила она, извлекая из него свиную почку. – У меня и съесть-то блин не получилось. Я его в рот целиком положила – и он дематериализовался в мгновение ока. Мистика какая-то, или нанотехнологии ему какие-то качества уникальные придали. Куда делся – не знаю, но я его точно не глотала. Блина нет, а есть по-прежнему хочется. Что ела, что не ела. А стоил ого-го! Я за те деньги дома целую гору обыкновенных блинов напекла бы.
       Продавщица же носков, медленно двигаясь по вагону, отвечала на вопросы пассажиров. Сумка её постепенно пустела, а карман наполнялся. Папа посмотрел на маму и, поколебавшись, попросил показать носки. На вид они выглядели как обычные. Мама взяла один носок и подёргала, проверяя на прочность. Он выдержал, но для выработки полновесного экспертного заключения о соответствии продукции задекларированным потребительским характеристикам требовались комплексные испытания. Тогда мама поднесла его к глазам и, нахмурив брови, постаралась проникнуть во внутреннюю структуру. Неизвестно, обнаружила она нанообъекты, или нет, но никаких критических замечаний мама не высказала и, прекратив структурный анализ, передала носок папе. Тот, посчитав её молчание знаком одобрения, также пристально в него всмотрелся. Перед принятием судьбоносного решения папа потеребил носок и понюхал. Последнее тестирование окончательно его убедило в нанопроисхождении носков, и он купил одну пару. Дядя Петя, наблюдая процедуру торга, с сомнением качал головой, кашлял в кулак и ехидно улыбался. К заверениям, касающимся того, что нога в изготовленных по нанотехнологиям носках не потеет, он отнёсся скептически и больше доверял купленному у первой продавщицы средству.
        – После праздника меня с Гришкой Сусликовым в командировку направляют, – сообщил дядя Петя папе. – Ты его знаешь. Длинный такой... Как на него ни посмотришь – в носу ковыряет. Жить нам в одном номере придётся. Так что, эта штука пригодится, – и дядя Петя убрал коробочку в сумку. – Особливо Гришке. В прошлогоднюю командировку с нами в одном купе фифочка щупленькая ехала. Модная с ног до головы. Шоколадка из солярия. И пахла не по-человечьи. Сидит, значит, у окошка, и тоненькими пальчиками с наманикюренными ноготками по клавишам мобильника постукивает.
       – Сама утончённость, – ядовито заметила Петина супруга. – Ехала я вчера с такой утончённой в метро. Ногу на ногу закинула, туфлей покачивает и картинки в глянцевом журнальчике разглядывает, а перед тем, как страницу перевернуть, палец слюнявила. И я иногда, переворачивая лист, палец слюнявлю, но я не корчу из себя шамаханскую царицу, – объявила Петина супруга, допив остатки водки и смачно икнув.
       – К нам утончённая недавно приходила на работу устраиваться, – вступила в разговор мама. – У директора секретарь в декрет собралась, и он новую подыскивал. До неё девчонки  трудоустраивались из профильного техникума. Мы думали: предложит одной из них пойти в секретари. Не предложил. Да, мелкие, не породистые, но ведь во всём остальном – отличные девчонки. Говорит, что секретарь – визитная карточка конторы, и она должна соответствовать набору параметров – навроде модели. Ладно, его дело. Зарплату секретарше обозначили как вполне рыночную. Желающих полно. С претендентками собеседования проводить приходилось, а если те подходили по всем параметрам, в конце собеседования, для оценки грамотности, диктантик написать предлагали. Мы утончённую ещё в коридоре вычислили –  от неё французскими духами разило за километр, а как  в комнату вошла, мужики на неё обернулись и рты пораззявили. Побеседовали с ней, анкетные данные изучили и предложили диктант написать. Написала. Не поверите, но в каждом слове умудрилась сделать ошибок больше, чем в слове букв. Знаем мы утончённых: шарм да гламур и всё такое прочее, а копни поглубже – окажется, что и пельмени-то мужику не сварит.
       Все согласно промолчали, а дядя Петя принялся досказывать свою историю: 
       – Вошли мы с Гришкой в купе, поздоровались, а она носик наморщила и ноздрями затрепетала, хотя Гришка ещё в ботинках был.
       – Трепетная лань! – заржал папа.
       – Во-во, – согласился дядя Петя и осмотрелся, чая увидеть живую иллюстрацию трепетной лани, но не увидел, и это не удивительно – в электричке ехал трудовой десант, направлявшийся в сады и на огороды, закалённые ветераны битв за урожай на приусадебных участках, а потому продолжил:
        – А стоило Гришке ботинки снять и на полку запрыгнуть, девица вмиг из купе выскочила. Так всю ночь и просидела на откидном стульчике в проходе. Мы не расстроились. Меньше народа – больше кислорода. Лично мне, учитывая особенности Гришкиного потовыделения, лишняя порция кислорода не помешала. Разве виноват человек, если у него ноги сильно потеют? Таким уродился. Летом, в жару, Гришка на работу приходит в сланцах на босу ногу, но ноги всё равно потеют и пованивают. Я прошлым летом ехал в метро. Гляжу, Гришка в вагон заходит в потрёпанных сланцах на босу ногу. Уселся недалеко от меня и ноги вытянул. Пассажиры оторвались от читалок, его толстенными заскорузлыми жёлтыми ногтями на пальцах, что из сланцев высовываются, любуются. Уж очень они колоритно смотрелись на фоне аккуратненьких разукрашенных ноготков сидящих женщин. Гришка посидел-посидел и, чтобы зря время не терять, ноги начал облагораживать: наклонился – и засохшую кожицу с пальцев сдирает. Сдерёт кусочек, в пальцах покрутит – и скрученный жгутик возле себя роняет. Я наблюдаю за ним и гадаю: «Разуется или нет?» Сдержался – не рискнул ноги из сланцев извлекать. Мы с ним на одной станции вышли. Обронив последний жгутик, Гришка перед уходом позанимался любимым делом – в носу поковырял. На чём я остановился? – обратился дядя Петя к переставшим жевать почки слушателям.
        – Как фифочка в коридор смылась, – подсказал папа, дожевав и проглотив хранившуюся во рту почку.
        – Ну да, – сказал рассказчик, восстанавливая нить повествования. – Занятная вышла командировочка. В гостинице, где мы остановились, к нам в номер боялись заходить. Меня спасало то, что я всегда был поддатый. Как-то раз Гришка снял носки, а тут администраторша заходит. Так она…
        Рассказать о том, что произошло в номере гостиницы, дядя Петя не успел, и никто из слушателей не узнал какая же участь постигла администратора.
        – Наша станция! – пронзительно закричала Петина жена на весь вагон.
        Быстро похватав вещи, они побежали к ближайшей двери, сметая на своём пути новых пассажиров, зашедших с платформы. Ну а Хамкины продолжили путь – дача их находилась от города далеко. Мама, не любившая беспорядка, собрала в пакет остатки пиршества и выбросила его в окошко.
        На следующей станции в вагон ввалилась компания подростков. Среди них выделялись две личности – говорун и хохотун. Поведение компашки было предсказуемым. Говорун секунд десять что-то говорил, а по завершении речевого фрагмента раздавался дружный смех, и цикл повторялся. И всё бы ничего, если бы не худосочный хохотун, извергающий звуки сродни утробному гоготанью огромного монстра. Нервы людей, изрядно потрёпанные соединением двух семейств, к счастью расформированным, не выдержали очередного испытания, и часть пассажиров поменяла место дислокации, перейдя в соседние вагоны. Что касается старших Хамкиных, то под воздействием выпитого и съеденного их сморило, и они задремали, изредка вздрагивая во сне от изощрённого гоготанья хохотуна. Костику с Жориком весёлая компания понравилась, и от делать нечего они смеялись вместе с ними. Проехав три станции, молодые люди сошли. Оставшиеся пассажиры облегчённо перевели дух, но радость оказалась преждевременной. В вагон вошла пожилая женщина. В руках она держала клетку-переноску с огромным рыжим котом по кличке Барсик. Кот, в отличие от компании подростков, не смеялся. Не до смеха стало и оставшимся пассажирам. С интервалом в пять секунд кот мяукал, издавая мерзкие монотонные звуки, от которых человеку становилось так тошно, что хотелось потерять сознание, ударившись головой о стоп-кран. По сравнению с Барсиком хохотун казался ребёнком, чей невинный детский смех услаждает человеческий слух. Как по команде, дачники оставили занимаемые позиции и разбежались кто куда. Кроме Хамкиных, вагон не покинули два кремня с железными нервами. Костик с Жориком, единственные слушатели, по достоинству оценившие сольное выступление кота, присоединились к стараниям певца понравиться поредевшей публике и в паузах между кошачьими воплями издавали свои, стараясь в точности воспроизвести рыжего исполнителя. Справедливости ради надо сказать: спародировать Барсика им вполне удалось. Костик, желая выделиться, не удовольствовался одними звуковыми эффектами и принялся усердно надувать щёки и таращить глаза, становясь двойником сидящего в заточении пленника. Ввод в бой дополнительных свежих сил предрешил исход сражения. Два кремня, не желая погибнуть от необратимого разрушения клеток головного мозга, в панике удрали, позабыв о чести и достоинстве. Звуковая атака оказалась настолько эффективной, что клевавшие носами родители проснулись. Очнувшись от дрёмы, они прильнули к окну, опасаясь, что проехали свою станцию. Но нет, тревога оказалась напрасной, и родители переориентировались на концерт дуэта в составе кота Барсика и артиста-пародиста Костика, ставшего при появлении новых зрителей пародировать с удвоенной энергией. Жорик на всякий случай приумолк – и правильно сделал. Папа дал Костику подзатыльник, а от тёти потребовал покинуть вагон. В ответ на её робкую просьбу получить отсрочку до следующей станции, где она и собиралась выйти, папа решительно приблизился и пригрозил выкинуть кота в окно, если тётя немедленно не выполнит его требование.
        – В тамбуре иди постой, – скомандовал папа, – не долго тебе осталось. Не боись, я имел в виду ехать. С какой стати я должен терпеть и слушать бесконечное «мяу-мяу»? Нервы у меня не казённые.
        Барсик, опасаясь за собственную шкуру, прекратил исполнение песни протеста. Напугав кота, лишившегося от испуга дара мяуканья, папа вернулся к маме, а засидевшиеся дети забегали по пустому вагону. Съеденные почки давали о себе знать – сильно хотелось пить. Папа, порывшись в рюкзаке, нашёл банку пива, позволил маме сделать несколько глотков и побрёл с пивом в тамбур на перекур. Когда он проходил мимо тёти с притихшим котом, в него  врезался проносившийся мимо Жорик, и толика пива пролилась на тётю. Перепало и коту, принявшемуся с озабоченным видом вылизывать пивное пятно. Раздосадованный папа посмотрел вслед убегавшему Жорику, жалея о том, что не дал ему по горячим следам подзатыльник, установив оным педагогическим приёмом братский паритет по подзатыльникам. Перед тётей он не извинился, посчитав себя не виноватым, а потерпевшим. Облитая пивом гражданка, вытираясь платком, попыталась сделать внушение, но папа её одёрнул:
        – Хватит жужжать. Бери с кота пример – утёрся и молчит. Тебе скоро выходить. На солнышке просохнешь.
        Поставленный в пример Барсик ответил папе чёрной неблагодарностью. То ли в знак солидарности с хозяйкой, то ли слизанное пиво подействовало, но он заголосил снова. Приближалась станция. Пассажирка с котом встала и пристально посмотрела на папу. Это вывело  его из равновесия.
        – Чего пялишься? – спросил он. – Беги скорей, а то опоздаешь. Вдругорядь вези кота на такси. Если таксист по дороге не сбежит, довезёшь в целости и сохранности.
        Перед тем, как выйти в тамбур, тётя неожиданно обернулась к шагавшему позади папе и насмешливо произнесла, причём робость в голосе куда-то улетучилась:
        – Я тоже хочу дать один совет. В городе Жлобал Сити, куда ты прибудешь через десять минут, не ходи под окнами домов, а особенно в микрорайоне Хамкино.
        Услышав совет, папа не донёс банку до рта и остановился, не зная как реагировать. У него от изумления отвисла челюсть, и он подумал: «Ну и дела. Похоже, у тёти крыша поехала».
        – Ты слышала? – обратился он к маме, покурив.
        – Не иначе как дачный посёлок стал за зиму микрорайоном, а назвали его «Хамкино» в нашу честь. Приедем, а там напротив правления бронзовая голова твоя установлена на постаменте, или моя, – и мама хихикнула.
        – Да... – обобщил папа со вздохом, – скоро вся страна свихнётся от такой жизни,  не уточнив, от какой именно. – А тётю, должно быть, кот доконал.
        Уход гражданки с котом автоматически менял тип вагона, делая его персональным. Хамкины, единственные пассажиры в вагоне, по-хозяйски развалились на лавках, сняв обувь. За оставшуюся часть пути ничего значимого не приключилось, и в вагон никто не заходил. Увидев за окном знакомый светофор, Хамкины обулись, собрали вещи и прошли в тамбур. Через какое-то время ими овладело беспокойство. Электричка мчалась и громыхала довольно долго, а станция не показывалась. Знакомый пейзаж плавно сменился незнакомой хмурой полосой леса. В окне мелькали разлапистые ели, заслонявшие обзор, а за ними скрывалась неизвестность. Папа нажал кнопку экстренной связи, но она не сработала. Он перешёл в соседний вагон. Его встретили пустота и пугающая тишина. Папа пробежался по вагонам и не встретил ни души. И вдруг из динамика раздался голос машиниста:
        – Уважаемые пассажиры, через пять минут электропоезд прибудет в конечный пункт на центральный вокзал города Жлобал Сити. Просьба не оставлять свои вещи и быть внимательными при высадке из вагона поезда. Всего вам наилучшего.
        Хамкины, не веря своим ушам, стояли как вкопанные, а притихшие Костик с Жориком, с испугом поглядывая на встревоженных родителей, ухватились за мамину куртку. Через пять минут электричка остановилась на платформе, и из динамика раздался грубоватый голос:
        – Поезд прибыл на центральный вокзал города  Жлобал Сити. Стоянка ровно три минуты. Далее поезд проследует в тупик. По техническим причинам высадка пассажиров будет производиться из одной двери одного вагона поезда.
        Из какого именно вагона будет производиться высадка – говорящий не сказал, посчитав, наверное, это лишним. Хамкины с надеждой глазели на дверь, ожидая чуда, но та, в полном соответствии с теорией вероятности и не думала открываться. Не дождавшись чуда, они кинулись к голове поезда искать открытую дверь, но не нашли. Тогда кинулись обратно – и в хвостовом вагоне заветная дверь обнаружилась. Через неё Хамкины и выскочили на узенькую полоску платформы шириной метра два, не более. Правильнее сказать, почти выскочили: дверные створки зажали рюкзак главы семьи, потерявшего важные доли секунды, споткнувшись на о мамину сумку на колёсиках. Папа потрепыхался, но вырваться самостоятельно из плена не сумел. Спасательную операцию по вызволению застрявшего кормильца возглавила мама, объявившая всеобщую мобилизацию. Призванные Хамкины, выстроившись в колонну, изготовились к вытягиванию главы семьи. При построении между Костиком и Жориком произошла короткая словесная перепалка за право быть вторым номером в колонне. Костик мотивировал своё преимущественное право тем, что он старший брат, поскольку родился на пятнадцать минут раньше. Жорик же считал аргумент Костика смехотворным, указывая на то, что время рождения в документах не пишется, а день рождения у них один и тот же. Мама, не желая оказаться вдовой и оставить детей сиротами, сердито на них цыкнула. Спор прекратился, и вторым оказался Костик, стоявший к ней ближе. Мама крепко ухватилась за папу, Костик за маму, Жорик за Костика – и спасательная операция перешла в активную фазу. Таким же образом действовали персонажи известной русской народной сказки про репку. Там артель из людей и животных, состоящая на семейном подряде, тупо тянула без использования каких-либо подручных инструментов гигантский овощ из земли. Но, в отличие от сказки, где упорство и труд перетёрли остальное и овощ извлекли на поверхность, вытянуть папу, несмотря на сверхусилия, не сподобились. Электричка напряглась и дёрнулась, собираясь тронуться. Застрявший папа крякнул и проворно освободился от рюкзака что, по-хорошему, требовалось проделать сразу – и вес «репки» поубавился бы раза в три, и артель пополнилась бы не хилым работником, но в пылу панического бегства здравые мысли из головы выветрились. Ругаясь и крича, папа погрозил кулаком убегающему поезду, уносившему непонятно куда его вещи, а остальные, смирившись с потерей снаряжения, стояли и пережидали порыв папиного гнева, вызванный невосполнимой утратой.

ХАМКИНЫ ЗАСЕЛЯЮТСЯ В ГОСТИНИЦУ

        – Если у них это центральный вокзал, то можно представить как выглядят другие, – возмущался папа, заходя в безлюдное здание вокзала.
        Набегавшись с тяжеленным рюкзаком, он ощущал себя космонавтом, находящимся в состоянии невесомости. Выйдя из вокзала, Хамкины заметили  мужчину с мороженым, державшего табличку с их фамилией, что выглядело нелепо – ведь они были единственными пассажирами, сошедшими с электрички, и не заметить их встречающий не мог. На привокзальной площади, густо усеянной палатками и павильончиками, царило оживление, что резко контрастировало с безлюдностью здания вокзала. Увидев приближающихся Хамкиных, мужчина доел мороженое и бросил обёртку на асфальт. Широко раскинув руки и расплывшись в улыбке, он зашагал навстречу, выбросив и табличку.
        – Добро пожаловать в Жлобал Сити, – помпезно провозгласил незнакомец и пожал папе руку. Другой рукой он похлопал по папиному плечу, испачкав липкими от мороженого пальцами его ветровку. – Мне поручили вас  встретить. Я –  администратор гостиницы, где вам предстоит остановиться. Она специально предназначена для гостей города. Расположена в экологически чистом спальном микрорайоне Хамкино. Доедем на метро – здесь прямая ветка. Кстати, зовут меня Аркадием.
        – В гостях хорошо, а дома лучше... – закинула  мама удочку.
         Аркадий улыбнулся и сладко проворковал:
        – Вернётесь, не переживайте. Поживёте месячишко, и отбудете восвояси. У нас здорово. Человек раскрепощён и не скован цепями всевозможных запретов. Говори что хочешь, делай что хочешь – никто слова не скажет. А если сгоряча что-нибудь и скажет, то чуть позже то же самое сделает. Полная свобода, но в разумных пределах. Мы же не полные идиоты. Понравится – оставайтесь насовсем. Пока вы гости, ни о чём не беспокойтесь. Будете на полном обеспечении, – и в подтверждение своих слов Аркадий купил Костику и Жорику по мороженому.
        – Замечательные у вас порядки, – завистливо произнёс папа.
        – А почему вокзал безлюдный? – поинтересовалась мама. – Разве никто не хочет куда-нибудь поехать?
        – Зачем куда-то ехать, если и так лучше не бывает? Те, кому наши порядки не нравились, давно уже уехали. Ладно, я пошутил. Центральный вокзал, да будет вам известно, предназначен исключительно для приезда и отъезда гостей города. Его, кстати, власти вознамерились перестроить; обветшал он за много лет, перрон того и гляди развалится. Работы, как вы могли заметить, начались. От имени города приношу извинения за причинённые неудобства. Обычно электричка заполнена до отказа, и то, что вы приехали одни – нетипично. Эксклюзивный визит, так сказать. Для коренного населения в городе имеются другие вокзалы.
        Мама невольно улыбнулась, представив как гости города, пихаясь и сквернословя, выкарабкиваются через единственную дверь на узкую платформу.
         – Понятно... – протянула она и огляделась.
        Вокруг в несметном количестве валялись бутылки, банки, окурки, хотя вдоль дороги стояли позеленевшие бронзовые урны.
        – А зачем урны стоят, если мусор бросают где придётся? – спросил папа.
        – Они стоят с незапамятных времён, – пояснил Аркадий, – в ту пору жило много таких, кто мусор только в урны и бросал. Я вам попозже расскажу обо всём поподробнее. Район вокзала – это старинная часть города. Пусть стоят – они же никому не мешают. Считайте их экспонатами под открытым небом.
        Папа заглянул в один из экспонатов и увидел на дне бутылку и несколько окурков.
– А мусор, что в них, с тех незапамятных времён лежит? – полюбопытствовал он.
– Да нет, – засмеялся Аркадий, – его недавно набросали. Бросит кто-нибудь  окурок – ну и попадёт, сам того не желая, в урну, окажись она под рукой. У нас  в таких случаях не наказывают. Он же не нарочно.
        Хамкины принялись переваривать услышанное, шествуя за новым знакомым.
        – А жители вашего города кто? – спросила мама. – Русские?
        – Наконец-то спросили, – усмехнулся Аркадий. – Гости города по приезде первым делом национальностью жителей интересуются. Не станем в тонкости вдаваться. Считайте, что  русские, в том числе и ваш покорный слуга, но и другие национальности имеются. Заверяю вас, национальной нетерпимости у нас нет. Терпим, короче. А если серьёзно, национальный вопрос закрыт, но об этом тоже потом.
        Перед входом в метро мама завизжала и резко отпрянула назад, выбив из рук Костика мороженое. Костик, огорошенный маминым курбетом, растопырил руки и остановился, медленно дожёвывая непроглоченное эскимо. Жорик, опасаясь того, что Костик попросит у него откусить, торопливо заглотал остаток мороженого и внёс посильный вклад в захламление города, бросив обёртку на тротуар. Всему виной явилась крыса, пробежавшая в нескольких сантиметрах перед мамой. Лавируя между спешащими на работу прохожими, которые при появлении грызуна и ухом не повели, крыса перебежала через дорогу и скрылась под торговой палаткой.
        – Перебежки крыс в порядке вещей, – ухмыльнулся Аркадий. – Крысы в городе – санитары улиц.
        В подземке мусора было поменьше, но из-за плохой вентиляции дурно пахло. Стены, облицованные много лет назад белым кафелем, значительно изменили внешний вид – плитка покрылась желтоватым налётом и потрескалась. Папа про себя отметил, что вестибюль смахивает на общественный сортир советского периода.
        – Дня не проходит, чтобы кто-нибудь не свалился на рельсы, споткнувшись или поскользнувшись обо что-нибудь, – сообщил Аркадий, отбрасывая ногой огрызок яблока. – Падают, как правило, недавно приехавшие гости города. Наши-то – редко, и в основном по пьяни.
        Хамкины, не желая открыть счёт свалившимся за сегодня на рельсы, сделали шаг назад от края платформы, а мама крепко ухватила детей. Опека ангелов-хранителей и профилактические откровения Аркадия помогли Хамкиным избежать попадания в сводку происшествий за день. Никто на рельсы не упал, и гости благополучно сели в подошедший поезд.
        На одной из станций в вагон вошёл хромой мужчина с палкой и забегал глазами в поисках свободного места, но свободного места не нашлось. Увидев вошедшего, половина сидевших пассажиров скоропостижно заснула. Мужчина подошёл к соседу Хамкина и, показав удостоверение инвалида, ткнул палкой в надпись на стекле на уровне папиной головы, и если бы папа не отклонился, то наконечник палки отпечатался бы не на стекле, а на его лбу. Надпись гласила: «Места для пожилых пассажиров и инвалидов». Сосед, не говоря ни слова, вытянул из кармана такое же удостоверение и постучал пальцем по фотографии на документе, а затем по груди. Инвалид от него отстал и сунул удостоверение Хамкину. Тот вопросительно посмотрел на Аркадия, не зная как поступить. Дома папу никто никогда не просил уступить место, а по собственной инициативе он не уступал из принципиальных соображений, задавая самому себе риторический вопрос: «Я что, самый здесь молодой?» Аркадий сделал папе успокаивающий знак рукой, а инвалиду показал кулак. Не отважившись на активные действия, инвалид прислонился к двери вагона, бросая злобные взгляды на дремавших людей. На следующей станции, в награду за способность простить людскую чёрствость и обуздать желание заехать кому-нибудь палкой по макушке, ему ниспослали исцеление от хвори. Оглядев с немым укором пассажиров и покивав подбородком, бывший инвалид со словами «э-э-эх-вы...»  лёгкой походкой вышел из вагона, постукивая палкой по ладони.
        – У нас половина жителей удостоверения имеют, – шепнул Аркадий папе на ухо, – инвалиды те ещё.
        На станции «Хамкино» компания вышла и повернула направо к эскалатору. Папа любил подниматься по эскалатору так, чтобы перед ним оставались свободные ступеньки. Поэтому перед тем, как зайти на эскалатор, он выдержал паузу, но подняться с комфортом не получилось. Мужчина с огромным рюкзаком (по внешнему виду – точь-в-точь его собственный, у папы даже закралась в голову мысль: «Не он ли?») перестроился из левого ряда, и папин нос почти упёрся в задний карман рюкзака, втянув смрадный запах протухшей селёдки. Не желая устраивать разборку в первый же день пребывания в чужом городе, он терпел весь подъём, отвернув голову.
        Если бы не замусоренность, микрорайон Хамкино ничем не отличался бы от их родного – такие же дома и магазины. Гостиница – двадцатиэтажное здание с балконами – представляла собой обыкновенный жилой дом. Внутри, на первом этаже, располагались холл со стойкой портье, служебное помещение и кафешка – она же бесплатная столовая для постояльцев. Портье жевал пирожок и смотрел телевизор.
        – А... приволок дармоедов, – буднично произнёс он, не отрываясь от телевизора.
        Аркадий перекинулся с ним парой слов и умчался. Портье доел пирожок, снял с гвоздика ключи от номера на пятом этаже и передал их папе. Запустив руку в ящик стола, он вынул толстый опечатанный конверт.
        – Получите от нашей власти на недельные расходы, – сказал портье, протягивая конверт, в котором, по всей видимости, лежали деньги, – и знайте: в номере гости убираются сами. Свинячить можете сколько душе угодно, но убирать вам же и придётся.
        Перед тем, как подняться в номер, папе с мамой захотелось покурить на свежем воздухе. Выйдя на густо усыпанное окурками крыльцо, они с удовольствием закурили, но не успели сделать и пары затяжек, как крыльцо загудело и задрожало. Перепуганные Хамкины схватили за руки детей и, не дожидаясь подземных толчков, приготовились бежать, но встревожились они зазря. Причиной переполоха явилась мужеподобная толстая женщина, топающая ножищами по ступенькам. Сотрясая ступеньки с шумом, эквивалентным прохождению по ним стада африканских бегемотов, она поднялась на крыльцо, и, не меняя курса, затопала прямо на Хамкиных, стоящих на её пути.  Те, не желая быть раздавленными, поспешили расступиться, пропуская не вполне совершенный экземпляр человека разумного, в арсенале навыков которого умение огибать препятствия отсутствовало. Не дойдя до двери, женщина остановилась и поскребла голову, извлекая оттуда список намеченных свершений. Отыскав в нём требуемую строчку, она повернула назад и остервенело набросилась на растущую под окном черёмуху. Ободрав куст, мужеподобная с громким сопением обнюхала собранный букет и скрылась за дверью гостиницы, задев оттопыренным локтем бок зазевавшейся мамы. Мама, поблагодарив бога за то, что обошлось без перелома рёбер, оглядела ободранный куст и сказала:
        – Нам тоже не мешало бы нарвать букетик. Та бульдожка, правда, мало что оставила. Видал, как букет обнюхивала? Я подумала: сейчас на четвереньки встанет и по следу побежит.
        Папа докурил и направился к черёмухе. Здесь бы ему и вспомнить совет тёти из электрички, но не вспомнил – и расплата не заставила себя долго ждать. Не догадываясь, какая на него надвигается беда, папа, задрав голову, собрался обломать уцелевшую ветку, и только протянул руку, как ему за шиворот залетел брошенный сверху непотушенный окурок. Папа вскрикнул от боли и схватился за спину. Мама, не испугавшись поражающих элементов, летящих с господствующих высот, бесстрашно бросилась на помощь и, используя поверхность папиного тела как пепельницу, придавила окурок к спине, стараясь его погасить, но в экстремальных условиях подвели нервы и сказалось отсутствие опыта тушения – на балконе у Хамкиных пепельница отсутствовала, в комнате они не курили, а на работе в курилке мама бросала окурки в урну, заполненную водой. Единственное, чего ей удалось добиться, так это того, что папа перешёл на крик вперемешку с руганью. Отстранив супругу от участия в операции по тушению окурка, папа опустился на колени и, изогнувшись, запустил руки за спину, тщась ухватить окурок пальцами. Казалось, что терзаемый угрызениями совести грешник вымаливает у всевышнего прощение грехов и избавление от страданий, иногда упоминая, очевидно с целью разжалобить, чью-то мать. Всевышний, уставший от папиных воплей,  пришёл на помощь страстотерпцу, вразумив Костика на то, чтобы схватить валявшуюся поблизости стеклянную банку, зачерпнуть из лужи воду и вылить её папе за шиворот. Не удовлетворившись ролью статиста и желая оставить след в истории, повторив подвиг Костика, Жорик схватил банку, благо их валялось в избытке, но не стеклянную, а консервную, зачерпнул воду и плеснул папе за шиворот новую порцию, пока тот стоял на коленях, облегчённо отдуваясь. Как известно, в памяти человека хранятся подвиги первых, а подвиги последующих хранятся в архивах, да и повторять подвиг Жорику, пожалуй, не следовало – окурок благополучно погас. К тому же острые края банки оцарапали родителю шею, и он разразился новой бранью. Посчитав, что папа достаточно натерпелся, всевышний позаботился о том, чтобы царапина оказалась неглубокой и неопасной. Получив от мамы первую медицинскую помощь, папа окончательно затих.
        Покурив таким образом на свежем воздухе, Хамкины зашли в гостиницу. Портье за стойкой как ни в чём не бывало смотрел телевизор. Видно, слушать вопли под окнами гостиницы ему приходилось часто.
        – Каков фрукт, – сказал папа в прокуренном лифте про портье, – убивать будут – он и не почешется.
        Номер Хамкиным понравился. Фактически он представлял собой двухкомнатную квартиру со всеми удобствами. На фоне захламлённой лестничной площадки чистота и опрятность помещения особенно бросались в глаза. В ванной комнате, в шкафчике, мама обнаружила тюбик с мазью от ожогов. Наполовину пустой тюбик указывал: пользоваться мазью прежним проживающим приходилось часто.

ПОСЕЩЕНИЕ СУПЕРМАРКЕТА

        Разобрав сумку на колёсиках, Хамкины вознамерились посетить близлежащий супермаркет. В переданном конверте действительно лежали деньги, причём денежная единица в Жлобал Сити называлась рублём. Бумажки и внешне походили на привычные российские купюры. Переложив деньги в папин кошелёк, они вышли из номера.
        В магазине папа с мамой неторопливо катили тележку, с любопытством разглядывая лежащие на полках товары. Проезжая мимо стеллажа с алкоголем, Хамкины увидели, как две молодые женщины протянули руки и ухватили двухлитровую пластиковую бутылку с пивом. Каждая из них тянула пиво к себе, совершая вращательные движения и норовя освободить баклажку от пальцев соперницы. Дело в том, что на полке стояла всего одна бутылка данной марки – это и послужило побудительной причиной её выбора. Ничего не поделаешь – сработал психологический фактор. Итак, поединок набирал обороты. Одну из участниц – помятую блондинку в несвежем белье, послал, надо полагать, за пивом муж, испытывающий  непреодолимую потребность опохмелиться. Если бы не отсутствие хороших манер и признаков интеллекта, она вполне бы сошла за продвинутого психотерапевта, возжаждавшего силой внушения и гипнотического воздействия подавить волю и способность к сопротивлению у пришедшей на приём пациентки с целью выполнения ею установки – разжать пальчики. Глядя на противницу сверху вниз, блондинка тянула бутылку и, не скупясь на использование ненормативной лексики, монотонно повторяла изречения тягучим хрипловатым развязным голосом, сочетающим в себе убеждённость в правоте и скрытую угрозу:
        – Отпустила быстро… Клешню убери… Я кому сказала?.. Чё, тупая?..
        Но противник попался достойный. Приземистая щекастая брюнетка слов на ветер не бросала. Вцепившись в бутылку обеими руками мёртвой хваткой бультерьера, она исподлобья буравила блондинку взглядом, стремясь угадать её стратегический замысел. Та же, усомнившись в эффективности психологического воздействия, прибегла к силовым действиям: отпустила бутыль и вцепилась брюнетке в волосы, стараясь повернуть её голову на сто восемьдесят градусов. Брюнетка ответила адекватно. Выпустив деформированный пластик, она вцепилась блондинке в шею, пытаясь произвести удушение. Оставшись без чей-либо поддержки, яблоко раздора под воздействием гравитации упало и откатилось поближе к Хамкиным – единственным, кто следил за поединком. У остальных посетителей супермаркета стычка интереса не вызвала. Костик, проведя в голове логический анализ, пришёл к выводу: двухлитровая ёмкость вещь ценная, раз из-за неё развернулась нешуточная баталия. Он смело бросился вперёд, схватил бутыль, прижав её к груди, и помчался назад. Глядя на Костика, папа представил в его лице сына полка, который в тяжёлом бою пробрался в тыл к неприятелю и выкрал снаряд, а вернувшись обратно, притащил к боевому орудию с исчерпанным боекомплектом, не приняв во внимание, по причине малолетства, несовпадение калибров, а также то, что мир устроен двуполярно, и одни и те же деяния интерпретируются полюсами противостояния под разными углами зрения. Для кого-то кража снаряда –  подвиг юного героя, а для кого-то – подлая диверсия. Брюнетка с блондинкой прекратили боевые действия и окинули похитителей пива взглядом, не предвещавшим ничего хорошего. Заключив негласное перемирие, они сдвинули ряды и, оценив боеспособность противостоящей группировки, изготовились к лобовому удару с целью учинить расправу за вероломное нарушение границы и присвоение чужого имущества. Костик с Жориком, не желая попасть в лапы озлобленных головорезов, покинули передовую и укрылись за спинами родителей, не ожидавших от Костика молниеносной вылазки и стоявших в растерянности, не делая попыток занять круговую оборону и, используя тележку как прикрытие, отразить первый натиск, а затем, измотав и обескровив агрессора, перейти в сокрушающее контрнаступление. Непринятие мер грозило привести к неприятностям – к ним приближались бультерьер в образе человека и светловолосая Мегера, в глазах которой читалось явное желание отобрать похищенную бутыль и ударить ею кого-нибудь из взрослых Хамкиных по кумполу. Брюнетка же явно нацелилась на маму. Отчасти обстановку разрядил Жорик. Натужно кряхтя, он вытянул бутыль из тележки и поставил на полку. Вспомнив, кто главнокомандующий в семье, и кто отвечает за жизнь и здоровье личного состава, папа скомандовал:
         –  Отступаем!
         Озираясь и оглядываясь, но не теряя достоинства, он быстро покатил тележку, скрываясь в лабиринтах стеллажей. Манёвр отряда под командованием папы был произведён тактически грамотно, и Хамкины благополучно добрались до кассы. Папа передал кассирше три сторублёвки и приготовился взять сдачу, но та повертела одну из бумажек и кинула обратно:
        – Дайте другую. Эту не возьму – она рваная.
        – Какая же она рваная? – удивился папа. – Уголок немного надорван, а номер и серия видны.
        – Нормальная купюра, – поддержал папу стоящий за ним в очереди парень, – бери, не привередничай.
        – Тогда я тебе сдачу ей выдам, – заявила кассирша.
        – Ага, так я у тебя её и взял, – огрызнулся парнишка.
        Спор затягивался, а обед в гостинице начинался через десять минут. Папа выругался – и заменил сторублёвку.

ПЕРВЫЙ ОБЕД

        Занеся покупки в номер, изголодавшаяся семья пошла на обед. Зайдя в столовую, Хамкины подметили, что столы, стоявшие у распахнутых окошек, выходящих в зелёный дворик, были кем-то предусмотрительно заняты – на стульях лежали журналы, потрёпанные книжки в тонких обложках, полиэтиленовые пакеты, а на одном лежал спичечный коробок. Хамкины внимательно изучили меню, висевшее на стене, и приятно удивились, узнав из него, что в столовой дозволено выбирать блюда в любых количествах и совершенно бесплатно. Запомнив желаемое, они подошли к стойке раздачи, на которой неподвижно сидели два таракана – рыжий и чёрный. Завидев людей, тараканы зашевелили усами и стартовали. 
        – Рыжий первым добежит до конца стойки, – заявил Костик, проникнувшись симпатией к рыжему таракану, опережавшему товарища сантиметра на три.
        – Хренушки, – сказал Жорик, – чёрный выиграет. Он просто силы экономит, а на финише вперёд вырвется.
        – Хошь поспорим? – предложил Костик.
        Поспорив на три щелчка, Костик с Жориком приковали взоры к стойке, следя за ходом забега. По совету папы Жорик нарёк своего таракана Обамой, а Костик своего – Чубайсом. Папа с мамой заняли нейтральную позицию, а дети, как заправские фанаты, прыгали и скандировали имена своих любимцев, призывая их совершить спортивный подвиг. На второй половине дистанции количество участников забега сократилось. Раздатчица вторых блюд, равнодушно взиравшая на спортсменов, лениво замахнулась полотенцем и шлёпнула по пробегавшему мимо Чубайсу, оставив чёрного таракана без соперника. Жорик вытянул руку и торжествующе завопил. Обама, собравшийся было передохнуть, услышав столь бурное выражение радости, снова припустился к финишу.
        – Нечестно, – возмутился Костик, – рыжий лидировал.
        – Нет честно, – не согласился Жорик, – просто один спортсмен выбыл из соревнования. Чёрненький не виноват, что Чубайса на пол смахнули. Всё равно бы мой победил. Он почти догнал твоего таракана.
        Препирательства грозили перерасти в конфронтацию при подведении итогов спора и реализации права на три щелчка. Положение спасла повариха, разливавшая компот в стоящие на подносе стаканы. Прицелившись, она треснула по чёрному таракану черпаком. Удар получился звонким. Женщина, обедающая за ближним столиком, дёрнулась и пролила на платье ложку с супом, а сидящий напротив неё мужчина подавился куском котлеты и откашливался, сгоняя с лица синеватый оттенок. Обама же отделался лёгким испугом. Прямого попадания не произошло, но вибрацией и ударной волной его подбросило, и он слетел со стойки. Ввиду отсутствия участников, выявить победителя не удалось, и спор прекратился. Взяв, что хотели, Хамкины уселись за столик и приготовились отведать кушанья, но не успели они придвинуть тарелки, как в столовую стремительно влетела высокая элегантная дама в распахнутом плаще. Взглянув вскользь на обедающих, она как ветер пронеслась мимо столика Хамкиных, окунув попутно край плаща в тарелку с папиным борщом.
        – В ужин надо занять столик возле окна, – заметил папа, наблюдая, как набросавшая в его борщ микробов дама кинула плащ на стул, предварительно убрав лежащий на нём коробок со спичками к себе в сумочку, – я положу на стул зажигалку. Газ в ней почти закончился. Пропадёт – не жалко.
        – Тоже мне, прекрасная незнакомка, – язвительно заметила мама, не довольная повышенным папиным вниманием к любительнице полоскать верхнюю одежду в тарелках женатых мужчин,  – у окна ей, видите ли, сесть непременно надо.

ПРОГУЛКА ПО ГОРОДУ

        Отобедав, сытые Хамкины поднялись в свои апартаменты. Папа уселся на диван и включил телевизор. По единственному работающему в городе каналу показывали сериал из жизни обывателей, снующих по комнатам большого дома и плетущих интриги. Герои почему-то говорили на украинском языке:
– Дон Педро, що ти брешеш. И як тоби не соромно. Мариана чесна дивчина и не могла це зробити, – выговаривала толстая негритянка низенькому пузатому мужчине в чёрном костюме.
        Усладившись сериалом, Хамкины засобирались на прогулку по городу. Чтобы получше с ним ознакомиться, они отказались от метро, предпочтя передвигаться пешком или наземным транспортом. Аркадий не врал. Повсюду витал дух свободы и раскрепощённости. Хамкины, не выделяясь в общей массе людей, с лёгким сердцем бросали на тротуар окурки и обёртки. Никто не кидал косых взглядов и на любителей крепких выражений, в чём папа лишний раз удостоверился, обматерив старушку, опёршуюся палкой о его ботинок. Что касается правил дорожного движения, то какие-то правила существовали. Светофоры на улицах работали исправно, но автомобилисты, как и пешеходы, их игнорировали. Периодически весь транспорт разом останавливался, и пешеходы начинали переходить через дорогу. В отсутствие регулировщиков оставалось загадкой: кто же подаёт сигнал? От долгого хождения мама притомилась. Дети тоже выглядели уставшими: перестали спорить, толкаться и часто спотыкались о валявшийся мусор. Метров за сто до перекрёстка папа повёл носом и принюхался, уловив запах шашлыка. Ничтоже сумняшеся, он повёл семью на запах и вывел к расположенному за углом дома летнему кафе. У его стены дымилась груда мусора, наполняя окрестности учуянным папой ароматом. Папа вечно путал запах готовившегося шашлыка с запахом горящей урны. Уникальность его обоняния сыграла на руку. Хамкины зашли в кафе и уселись за столик. Заказав пиво и лимонад, они делились впечатлениями от увиденного, ничем не отличаясь от обыкновенных безмятежных экскурсантов, приехавших в город ознакомиться с его достопримечательностями, но смутное беспокойство в глазах выдавало внутреннюю растерянность.
        Принесённое официанткой холодное пиво на вид обнадёживало. Папа, облизываясь в предвкушении удовольствия от первого глотка, сдул с кружки шапку пены и поднёс её ко рту, но отхлебнуть не успел – к ним за столик со словами «с вашего позволения» подсел со своей кружкой мужчина с залысинами, похожий на соседа Хамкиных по квартире Мирона Моисеевича Абфаера, работающего частным юристом в юридической консультации в их же доме на первом этаже. Сосед держал дома двух чёрных такс, и папа часто встречал его на улице вальяжно шествующим с собачками. Завидев папу, таксы заливисто лаяли и норовили укусить.
        – Что-то не любят Вас мои таксочки, и это странно – они же дружелюбные, – картавил Мирон Моисеевич, удерживая рвущихся с поводков четвероногих вне зоны досягаемости для укуса.
        Встречаясь с ним, папа испытывал острое желание бросить в таксочек чем-нибудь тяжёлым, и, не будь Абфаер соседом, давно бы таксочек пришиб.
        Подсевший мужчина закурил и, создав над столом плотную дымовую завесу, предложил купить у него толстую иллюстрированную книгу в твёрдом переплёте по истории города Жлобал Сити, тыча пальцем в строчку на последней странице с именем художника-иллюстратора и уверяя, что он и есть автор иллюстраций. Папа, не желая таскать лишний груз, от покупки отказался. Огорчённый художник оглядел заведение и обнаружил парня, сидящего за столиком позади. Молодой человек, словно запрограммированный робот, раз в минуту подносил кружку ко рту и отхлёбывал пиво, делая малюсенький глоточек. Других движений он не производил, в том числе не моргал. Папа присмотрелся к молодому человеку и обнаружил, что тот – точная копия сына Мирона Моисеевича, студента юридического факультета университета Бори Абфаэра. Папа потряс головой и вгляделся повнимательнее. Да, сходство поразительное, но это, несомненно, не Боря. Молодой человек-робот взял принесённую художником книгу и принялся перелистывать.
        – Хорошо, я её куплю, – произнёс он, возвращая фолиант, – но денег у меня с собой нет. Я живу неподалёку. Подождёшь? Допью пиво – и сбегаю.
        – Ладно, подожду, – согласился художник, – допивай поскорей и беги, а то у меня через час деловая встреча.
        Молодой человек кивнул, а художник повернулся к Хамкиным и прочёл лекцию об искусстве иллюстрации, жалуясь попутно на незавидную долю художников-иллюстраторов, страдающих от безденежья из-за низкого спроса на их услуги. К концу лекции пиво в его кружке закончилось. Сделав холостой глоток, он повертел кружку в руке и пощёлкал пальцем по стеклу, выразительно поглядывая на папу. Тот, сжалившись над бедным иллюстратором, позволил себе заметить его намёки. Покупать пиво для нового знакомого он посчитал неоправданной расточительностью и ограничился тем, что чутка ему отлил, но не из своей, а из маминой кружки. И хотя Костик с Жориком пили лимонад, они перед папиным переливом притянули стаканы к себе поближе. Время за разговором летело быстро. Прошло никак не меньше получаса, прежде чем художник встрепенулся и процедил:
        –  И где же этот зверёк?
        – Да вон он, – сориентировал Костик, показывая на парня-зверька, сидевшего на прежнем месте в той же позе и, что интересно, с той же кружкой в руке. Пива в ней поубавилось примерно наполовину.
        Художник обернулся и уставился на молодого человека. От негодования лицо его задёргалось и покрылось пятнами.
        – И какой ты национальности, скажи на милость? – распевно произнёс он, сузив глаза.
        Несостоявшийся покупатель окинул художника цепким взглядом и ответил:
        – Той же, что и ты.
        – Да я русский! – крикнул  визави.
        – И я русский, – спокойно произнёс молодой человек, – хочешь, паспорт покажу?
        Художник почесал залысину, не зная что ответить. Не найдя подходящих слов, он взял со столика книгу и, ни с кем не попрощавшись, удалился. Хамкины, слушая словесную дуэль, тихонько посмеивались, но помалкивали и в свару не вмешивались. Отдохнув в кафе, они побродили по городу и остановились на остановке, поджидая трамвай – приближался ужин.
На полдороге к гостинице трамвай остановился напротив магазина – какой-то автомобилист оставил машину прямо на трамвайных путях. Водитель открыл двери и принялся звенеть, а находившиеся в трамвае, к подобному привычные, безучастно глазели в окна. При появлении хозяина машины, вышедшего из магазина с купленными сигаретами, пассажиры оживились и зароптали. Один из них, понося виновника остановки, выбежал и бросил в автомобиль пустую пластиковую бутылку. Совершив ритуал, нет, не осуждения, а, скорее, вялого оплёвывания, народ успокоился. Автомобиль тронулся и затерялся в потоке машин, а трамвай с металлическим лязгом покатился по рельсам.

ПРОСВЕТИТЕЛЬСКИЙ РАССКАЗ АРКАДИЯ

        Возвращаясь с ужина, уставшие и разомлевшие Хамкины ни о чём не думали, кроме сна. Вторую вылазку в город запланировали на завтра, а сегодня хотелось пораньше лечь спать. Папа с мамой так до конца и не поверили в реальность происходящего, надеясь в глубине души на то, что наваждение исчезнет и сотрётся из памяти, как дурной сон, и,  проснувшись, они снова окажутся в привычном мире. Войдя первым в прихожую, папа насторожился и прислушался – из комнаты доносилось глухое рычание.
        – Там кто-то есть, –  прошептал папа.
        – Рычит по-тигриному, – сказала мама тоже шёпотом, – вероятно, тигр и есть.
        – Откуда ему взяться? – изумился папа. – Мы же в городе, а не в джунглях.
        – Мы попали неизвестно куда и ничего толком не понимаем, – резонно рассудила мама, – и какие сюрпризы нам уготованы – одному богу известно. Не удивлюсь, если на нашей кровати свёрнутый удав обнаружится.
        – Да вроде больше никого не слышно, – сказал папа, прислушиваясь.
        – А что, если тигр из зоопарка сбежал? – подал голос Жорик, выглядывая из-за  мамы.
        Хамкины вопросительно посмотрели на папу, как на самого умного. Тот поразмыслил, и принялся излагать своё видение появления в номере рычащего хищника:
        – Если предположить, что поблизости имеется зоопарк, то почему бы тигру не сбежать? Брёл голодный зверь мимо гостиницы, где как раз ужин готовили, и зашёл  перекусить. Стоп, погодите... Как же он незаметно мимо портье проскочил? Поди не мышонок. Хотя, мимо него и слон протопает, а он и не заметит из-за своего телевизора.
        Папины рассуждения прервала мама:
        – Допустим, прошмыгнул мимо портье. А дальше? Он что, через закрытую дверь просочился, или ему дежурный ключ выдал от нашего номера?
        – А он через балкон в комнату зашёл, – включился в разговор Костик, – мы дверь на балкон открытой оставили.
        Версия Костика показалась правдоподобной, и семья попятилась ко входной двери.
        – Постойте, – засомневался папа, – как же он сумел на пятый этаж запрыгнуть?
        –  А он вскарабкался, а не запрыгнул, – предположил Жорик. – В одном мультфильме тигр на скалу вскарабкался, а уж на балкон забраться для него пара пустяков.
        – А-а-а … Кажется, я поняла, – протянула мама, пронеглижировав объяснение Жорика. – Как же я сразу не догадалась? До нас в гостиницу поселили дрессировщика с тигром. Ничего удивительного. Некоторым нравится держать в квартирах диких животных. Вот зверь и запрыгнул к нам с верхнего этажа. Надо сообщить портье, что у нас в номере тигр.
– А если не тигр? – снова засомневался папа.
– А кто, леопард? – сыронизировала мама. – Не велика разница, пошли скорей к портье. Если моя догадка верна, ему зверушка знакома. Наверняка, не впервой по номерам шастает. Пускай тигриного хозяина вызывает или спасателей, а если захочет сам выгнать – флаг ему в руки. Свобода свободой, но согласись – форменное безобразие, когда зверюга гуляет по гостинице, как кошка обыкновенная. Представь: курим на балконе, а сверху тигр прыгает. Лично мне бы не понравилось...
        Выслушав взволнованную мамину речь, папа, секунду поколебавшись, отважился пойти в разведку.
 – А ну-ка, кыш в коридор, – скомандовал он, и, стараясь наступать потише, двинулся к комнате.
        Команду исполнили без пререканий. Папа же добрался до комнаты и, прислушавшись, чуть-чуть приоткрыл дверь. Заглянув в образовавшуюся щёлку, он внимательно просканировал взглядом помещение, но рычащее животное из семейства кошачьих не обнаружил, но зато обнаружил администратора. Аркадий сидел на диване, откинувшись на спинку, и храпел во сне, издавая рычащие звуки, напугавшие новых постояльцев. Папа подошёл к Аркадию и дотронулся до его плеча. Тот открыл глаза и возвращался в реальность из царства грёз и сновидений. 
        – Кажется, я задремал, – произнёс он, тряхнув головой. – Устал как собака. Бегаю целый день, присесть некогда. Ни днём, ни ночью покоя нет, а сверх того меня угораздило травму производственную получить, – пожаловался Аркадий, показывая палец с приклеенным пластырем. – Собрался забежать и узнать: как устроились, нет ли пожеланий? Но никто не открыл. Я понял – вы на ужине.  Ключик у меня имеется. Не стоять же у дверей? Надеюсь, вы не в претензии? Ну, как вам у нас? Нравится? Как ужин?
        – Нравится, – умильно ответила с порога мама, – и ужин превосходный.
        Подойдя поближе к Аркадию, она повела носиком и уловила лёгкий винный запашок.
        – Вот и славненько, – возрадовался администратор. – Я, если помните, обещал рассказать о нашей истории. А то начнёте, допустим, новости смотреть по телевизору, и сразу же вопросы возникнут. Давным-давно здесь царили другие порядки, и город назывался по-другому. В исторических книгах подробно о том прописано. Ничего хуже тех законов и представить себе нельзя: не делай того, не делай этого. Доктрина тогдашнего государства гласила: граждане должны быть правильными до мозга костей и неукоснительно соблюдать правила и предписания во имя создания идеального общества, лишённого пороков и негативных проявлений, но в процессе эволюции общества появились люди, не желавшие походить на затурканных болванчиков. Они называли себя жлобалистами и открыто выступали против дурацких законов. В то время высший государственный орган в стране назывался «Дума и Дело ради Общества». Сокращённо – ДИДРО. Он имел всю полноту законодательной и исполнительной власти. Число жлобалистов росло, но большинство граждан не поддерживало жлобализм, и потому, а также в силу своеобразия избирательного закона, долгие годы ДИДРО полностью состоял из представителей тех, кто одобрял существующие порядки. Одобряющие называли друг друга дидроидами. Именно их я упоминал на вокзале. В стране фактически образовались две партии, и все граждане примкнули к одной из них. Прошло немало лет, прежде чем представители жлобалистов попали в ДИДРО. В некогда едином монолитном органе возникли споры и разногласия. Чтобы не допустить присутствия инакомыслия, исключить вероятность принятия вредных постановлений и повысить эффективность в деятельности, дидроиды приняли новый закон, изменяющий  принцип формирования ДИДРО: партии выдвигали списком кандидатов, а граждане выбирали один из двух списков. Соответственно, высший государственный орган  целиком состоял из представителей одной из партий, а раз дидроиды преобладали – они неизменно побеждали. Государство наше издревле многонациональное, и на национальной почве конфликты иногда вспыхивали, но и те прекратились. Никого не волновала твоя национальность. Главное, кто ты по убеждениям –  жлобалист или дидроид. Жлобалисты в ответ на новый закон устраивать бузу не осмелились, боясь потерпеть поражение, и запаслись терпением, отложив реванш на будущее. Видимо, принимая государственную доктрину, дидроиды чего-то не учли, и жлобализм, медленно, но верно продолжал проникать в умы людей, сокращая перевес дидроидов. И вот, свершилось, пробил исторический час: численное превосходство перешло к жлобалистам, а вместе с ним и власть. Сформированный из жлобалистов ДИДРО приступил к изменению законов. Жлобалисты прекрасно понимали, что дидроидам деваться некуда и придётся новые законы выполнять – они же законопослушные по определению и их основной принцип – строго соблюдать букву любого закона, несмотря на то: нравится он или нет. Задуманное воплотили в жизнь: законодательство переделали под себя и ушли на каеикулы, а вернувшись к трудовым будням поняли, что с новыми законами переборщили. Перегнули на радостях палку. Свобода и вседозволенность –  разные вещи. Подкорректировали. Впоследствии законы практически не меняли. Они работают и ныне. Согласитесь, намного приятнее высморкаться на асфальт на вполне законных основаниях. Дидроиды, наступив себе на горло, выполняли требования и приказы новой власти. Жлобалисты же, наблюдая их муки, млели от удовольствия и злорадно ухмылялись. Теоретики жлобализма уповали на то, что большинство дидроидов перевоспитается, отказавшись от своих убеждений, и в стране гарантированно утвердится на веки вечные власть жлобалистов, но они просчитались. В один прекрасный день дидроиды, все до единого, покинули страну. – Аркадий сходил на кухню, по-свойски открыл холодильник и взял оттуда банку пива. Отхлебнув, он продолжил: – Ушли дидроиды – и сразу легче задышалось. Оставленное ими имущество растащили –  у каждого дома охрану не поставишь. Опустевшие жилища опечатали и включили в городской фонд жилья. Лет пятьдесят в городе и окрестностях ничего не строили – едва строительные навыки не утратили. Победив на выборах, название высшего законодательного органа жлобалисты собрались изменить, но с уходом дидроидов его и вовсе упразднили. Жлобалисты приняли новую конституцию. В ней прописано: народ выбирает президента, а тот подбирает правительство страны. Оно и законотворчеством занимается, если нужно.
        – Ну, а что дидроиды? – спросила мама.
– Никто их судьбой не интересовался, – ответил Аркадий. – Ушли и ушли. Сменилось не одно поколение, и в городе думать про них забыли, пока они о себе не напомнили, а напомнили с появлением у нас радио. По радио мы всё и узнали. Надо признать: те дидроиды, что из города смылись, люди башковитые и энергичные. Они в короткие сроки сумели построить новый город и наладить жизнь. Назвали его – Новый Сити. К тому же,  дидроиды расплодились там как кролики. По численности населения они нас превосходят вдвое, а по технологиям мы отстаём лет на сто. Когда тайна их перебазирования раскрылась, ежегодно кто-нибудь из наших утекает в Новый Сити. В семье не без урода. Один перебежчик в год – капля в море. Ну а где гарантия, что эмигрантов не станет больше? Правители Жлобал Сити не сидят сложа руки: по телевидению, радио и в газетах дидроидов ругают и высмеивают, патриотизм в обществе возрождают, а то притупился он. И не удивительно. Откуда ему взяться, если долго враги отсутствовали? Мобилизовав лучшие умы, научились мы вражье радио глушить. Правительство не поскупилось, и за  важное достижение в области радиотехники учёных и инженеров осыпало наградами и званиями, но рано радовались. Дидроидные специалисты что-то придумали, и глушилки глушить перестали. Зато наши радиопередачи дидроиды не глушат. Говорят, они в Новом Сити пользуются большой популярностью и воспринимаются как юмористические. Жизнь в стране мы нахваливаем, а никто из дидроидов не вернулся, если не считать одного сумасшедшего, вообразившего себя нашим президентом. В Жлобал Сити он сбежал из тамошней психушки. Да и тот через месяц назад попросился. От того, что они объявились, один плюс всё же имелся – национальный вопрос закрылся, а то с исходом дидроидов в городе возобновились трения на национальной почве. Так уж устроены живущие в Жлобал Сити люди. Скучно им жить в атмосфере мира и спокойствия, и ищут отличных от себя, чтобы было с кем пособачиться, а чем конкретно те, другие, отличаются – жлобалисту начхать. В этом смысле многонациональность штука очень удобная – нет надобности напрягаться и выискивать различия. Живи в городе люди одной национальности, тишь и благодать длились бы не долго. И поверьте, уж как-нибудь, да разделились бы, например, на брюнетов, блондинов и рыжих. К чему я говорю? А к тому, что с появлением дидроидов межнациональные трения сошли на нет, так как появился общий враг. В Жлобал Сити люди разных национальностей живут вперемешку. При дидроидах вперемешку жили в центре города, а на окраинах компактно проживали разные национальности. Считалось, что используемая модель способствует национальному самовыражению и сохранению национальной самобытности, и человеку намного комфортнее в атмосфере единых культуры, обычаев, уклада жизни. Помимо того, как утверждали дидроиды, сводятся к минимуму межнациональные раздоры. Они надеялись, что со временем всех объединят общечеловеческие ценности, произойдёт стирание национальных особенностей и сформируется единая нация с одинаковыми нравственными и эстетическими воззрениями. По мне, ничего хорошего в такой модели нет. В ту пору расслабившийся гражданин, попадавший в сумерках вследствие потери бдительности в район компактного проживания людей не его национальности, мог запросто получить по морде от какого-нибудь национал-хулигана. Теперь по-другому. Как стемнеет, накостылять могут в любом районе. Признаться честно, могут и днём. Граждане в курсе. Никто не расслабляется и не теряет бдительность. И, что немаловажно, у нас получают в пятак без какой-либо национальной подоплёки, и мы этим гордимся. Прав президент, провозглашая лозунг: «Жлобализм – высшая форма интернационализма». Дидроидов мы давно раскусили: прикидываются благодушными добрячками, а в действительности хитры и коварны. Лет десять назад разведчики доложили президенту, что в результате тщательно спланированной спецоперации удалось выкрасть у дидроидов секретные компьютерные технологии. До того без компьютеров обходились. Трудно представить как, но обходились. Приобретение компьютерных технологий вылилось в сплошную компьютеризацию всей страны. Понравилась людям игрушка. Позже появилась в стране глобальная компьютерная сеть, связать которую с их сетью не составляло труда – дидроиды позаботились. Жлобалисты к компьютерам присосались, как пиявки, не оторвёшь, и скачивают что ни попадя, а вернее то, что дидроиды подсунут. К компьютерным играм пристрастились, а сюжеты игр у дидроидов написаны, естественно, сообразно их жизненным ценностям, а не нашим. Ненавязчиво, потихоньку пытаются поколебать жлобалисткие устои. Наверху не сразу докумекали, что разведчики навешали президенту лапшу на уши и никакой операции не проводили, а компьютерные технологии дидроиды специально подбросили. Шефа разведки лишили должности и посадили. В правительстве принялись анализировать и думать: что делать с компьютерами? Некоторые министры предлагали назад отыграть и компьютеры для населения запретить, оставив их лишь на производстве и в лабораториях. Но поезд ушёл. Компьютеры превратились в настоящий наркотик, а если наркомана его лишить – это чревато. От запрета воздержались, и народ, от мала до велика, продолжил забавляться видеоиграми, созданными в Новом Сити. Своих же пока не появилось. Не хотят бизнесмены инвестировать подобные проекты, полагая, что игры никто покупать не будет, раз у дидроидов позволительно скачать бесплатно. Правильно полагают. Халява непобедима. Игровая наркомания – далеко не единственное зло от компьютеризации. Творческие работники из-за неё творить разучились. А зачем, если проще у дидроидов позаимствовать? Те много чего напридумывали. Возьмут, допустим, киношники какой-нибудь их старый сериалишко, название изменят – и снимут почти один к одному, делая небольшую поправку на нашу своеобразность. Воруют, в основном, нейтральную бытовуху, чтобы переделывать приходилось поменьше – охи, вздохи, любовь под звёздами. Фильмы про любовь часто показывают вообще без переделки, получив согласие в специальном комитете при правительстве. Там фильм посмотрят – и дают заключение: допустимо его показывать без переделки или нет. Иногда достаточно несколько сцен вырезать или переснять. Казалось бы, как любовь и сердечные переживания могут навредить государству и подорвать жлобалисткую идеологию? Оказывается, могут. В одном сериале главная героиня придерживалась такого мнения: женщина всегда должна выглядеть женственной и неотразимой. Ну и, в подтверждение жизненной позиции, щеголяла в изысканных нарядах, а на её ножках красовались туфли на высоком каблуке, в которых она грациозно вышагивала, придав лицу томное выражение. Не знаю почему, но показ высокой моды с участием главной героини спровоцировал ажиотажный спрос на её обувку. Сериал ещё не закончился, а туфли на высоком каблуке в магазинах раскупили. Подобная обувь особым спросом не пользовалась: трудно в ней лавировать между банками и бутылками на тротуарах, а как прошёл сериал, началось невообразимое. Иные женщины и по квартире в туфлях расхаживали, заменив ими привычные шлёпанцы. С наступлением зимы мода породила массовый травматизм среди женщин. Дефилируя в туфлях на высоком каблуке по скользким тротуарам, они без конца натыкались на мусор и в конце концов падали, ломая руки и ноги. Президент собрал специальное совещание правительства, на котором обсуждался женский травматизм. Как водится, кто-то сразу же внёс предложение запретить производство и продажу опасной обуви. «Опять запреты, – хмуро произнёс президент. – Только и умеете, что запрещать. Нет, чтобы предложить разумный компромисс: так, чтобы травматизм прекратился, и никаких запретов. Жлобалисты мы или не жлобалисты? Хотят ходить на высоких каблуках? Ради бога. Имеют право. Захотят на ходулях передвигаться – пожалуйста!» Спорить с президентом никто не захотел и от запрета отказались, но работодателей освободили от обязанности оплачивать больничные листы травмированным гражданкам, указав на то, что, облачаясь в обувь с высоким каблуком, женщины сознательно идут на страховой случай. Узнав о постановлении правительства, мужья вправили своим благоверным мозги, и те вернулись к традиционной обуви, а у незамужних мозги вправились сами – стоило им подумать об удовольствии посидеть месяц без денег. Если рассуждать о женственности, то по мне: та, что перемещается зимой по улицам в валенках, выглядит куда женственнее той, что шкандыбает в халате на костылях с загипсованной ногой. В итоге, безобидный на первый взгляд сериальчик вышел боком, и нас ждут новые сюрпризы – поток халявы и не думает иссякать. Телешоу – точные их копии: участники и рожи строят, и руками размахивают похоже. Ну да ладно, бог с ними, с творческими работниками. Иные не ведают, что творят. Им простительно, на то они и творцы, но синоптики... Связавшись напрямую с синоптиками дидроидов, они получили доступ к серверу локальной сети, на котором хранится прогноз погоды, как краткосрочный, так и долгосрочный, а прогноз охватывает и нашу территорию. Связались – и ошибки в прогнозах погоды прекратились, а до того врали частенько. Вызывает президент заместителя, курирующего метеослужбу и говорит: «Синоптики-то – молодцы. Не врут. Вняли моим призывам работать с полной самоотдачей, а то раньше люди прогнозы в уме наоборот переворачивали: услышав про ясную погоду, плащи одевали и зонтики прихватывали, и чаще правы оказывались. Хвалю. Сделаем синоптикам сюрприз. Сегодня день метеоролога. Поезжай к ним и поздравь от моего имени с профессиональным праздником. Передай, что я подписал приказ о премировании сотрудников в размере двойного оклада». Приезжает куратор, и видит, что сотрудников раза в три меньше положенного количества по штатному расписанию, а те, кто в конторе, валяют дурака: кто чай пьёт, кто на компьютере играет, а кто спит, подложив подушечку под голову. Развернулся куратор – и бегом к президенту с докладом. На следующий день нагрянула к синоптикам комиссия. Подняли документы и обнаружили следующее: почти месяц измерения погодных показателей с метеостанций не обрабатывались, расчётов для составления прогноза погоды метеослужба не производила, брался прогноз с сервера дидроидов. Президент, ознакомившись с выводами комиссии, в сердцах распорядился разогнать шарашкину контору, а поостыв, вызвал вновь назначенного начальника метеослужбы и в присутствии куратора  указал: «Добро, выдавайте прогноз дидроидов за свой – санкционирую, но параллельно делайте расчёты на основании измерений с метеостанций, как прежде,  составляйте прогноз и передавайте куратору. Постарайтесь получить доступ к расчётам и данным их метеостанций. Сличайте и разбирайтесь. За каждую ошибку в вашем прогнозе куратор из зарплаты высчитает. И без фокусов. Помните, вы на особом контроле. Глядишь, научитесь правильно прогнозировать». И прочие обленились до неприличия. Иногда до смешного доходит. Скачало одно издательство сканворды и напечатало сборник многотысячным тиражом, а буквально вчера я узнал, что они предназначены для развития малышей трёх-четырёх лет. Те сканворды вмиг разошлись, и их с увлечением в метро разгадывали. У многих здорово получалось – больше пятнадцати секунд над ответом не раздумывали. Наблюдал, как одна дама на вопрос «сколько пальцев на руке?» сразу правильный ответ написала – и считать не стала. У кого-то получалось полностью сканворд разгадать. Понятно, приятно считаться эрудитом. Ладно бы эрудитом. У населения нежданно-негаданно пробудился дремавший дотоле интерес к решению государственных проблем. Каждая букашка возомнила себя специалистом в области политики и экономики, призванным раскрыть власть предержащим глаза на очевидные вещи и осветить путь к благоденствию страны. До появления компьютеров жлобалисты посмотрят вечером новости по телевизору – и им вполне достаточно, а с появлением компьютеров – как прорвало. Сперва довольствовались малым – выкладывали в сети критические высказывания о дидроидах. Дальше – больше. Через ту же компьютерную сеть посыпались предложения граждан по воплощению в жизнь первостепенной задачи жлобалистов, провозглашённой президентом: догнать, перегнать и утереть нос. В правительстве, изучив предложения, схватились за головы и пришли к заключению, что городу срочно нужна ещё одна психиатрическая лечебница, но, попривыкнув, на писульки новоиспечённых мыслителей махнули рукой. Логическим завершением всплеска политической активности явилось появление политологов – болтунов с высшим гуманитарным образованием. Собственно, о профессии «политолог» прежде никто не слыхивал, что закономерно – и политика, как таковая, отсутствовала, а когда нарисовались дидроиды, появилась и политика. У политологов по любому вопросу особая точка зрения, и они её доводят до сведения масс, размещая материал в сети: объяснят и растолкуют, по полочкам разложат, в заключение предскажут что произойдёт, если сделать это, и что случится, если сделать то, и какие беды свалятся на страну, если не делать ни то ни сё. Прочитает жлобалист высказывания какого-нибудь политолога и скажет: «Верно говорит, здорово рубанул правду-матку, не подкопаешься, открыл мне глаза», а через десять минут, прочитав мнение другого политолога, утверждающего прямо противоположное, задумчиво чешет репу: «Ёшкин кот, тоже рубанул нехило». Чтобы разобраться, кто из них прав, читает третьего. Поначалу политологов было немного, но спрос рождает предложение, и в городе появилось новое учебное заведение, где их готовили по разным узким специализациям. Бизнесмены пооткрывали всевозможные центры и агентства, куда приглашали политологов, частенько переманивая друг у друга наиболее маститых. В Жлобал Сити у крупных предпринимателей было хобби – спонсирование футбольных и хоккейных команд. С появлением центров и агентств интерес к спорту у спонсоров пропал. Если раньше предприниматель ликовал после выигрыша его команды , то теперь расцветал от счастья, если политологи из его центра переспорят политологов конкурента. Денежный ручеёк, текущий  к спортивным командам, пересох, и зарплаты спортсменам урезали. Футболисты с хоккеистами мечтали разорвать политологов на мелкие кусочки, видя в них причину своего нищенского существования. И действительно, в те тяжёлые для спортсменов годы зарплата игрока в клубах всего-то раз в пять превышала зарплату инженера. От тягот жизни футболисты еле передвигали ноги по полю, а хоккеисты катались по льду, как в замедленной съёмке: у них без конца вываливались из рук клюшки, и они перестали не то что драться – пихаться и переругиваться перестали, а всё из-за политологов, чья профессия вышла в лидеры по престижности и популярности. Папаши с мамашами из кожи вон лезли ради поступления ребёночка в университет политологов. По стране пошла цепная реакция роста их числа, и на тысячу граждан стало приходиться по одному политологу. Вся компьютерная сеть заполнилась откровениями политических экспертов и аналитиков, и остальные жлобалисты физически не могли перелопатить огромный объём информации, размещаемый в сети. Крупному бизнесу надоело кормить огромную прорву политологов. К тому же интерес жлобалистов к политике пошёл на убыль. Бум угас. Предприниматели позакрывали центры и агентства и, как прежде, взяли под крылышко футбольные и хоккейные клубы. Футболисты на радостях носились по полю, как угорелые, а хоккеисты на площадке метелили всех подряд – и чужих и своих. Университет политологов обанкротился и закрылся, а сами они приткнулись кто куда. Справедливости ради отмечу: правительство не бросило их на произвол судьбы. Специально для них курсы переквалификации организовали. Рабочий класс здорово пополнился за счёт политологов, и нередко на стройках разгорались споры работяг типа того: кто из кандидатов в прорабы имеет наиболее высокие шансы, и какую тактику изберёт тот или иной кандидат, став прорабом, по отношению к тем, кто в обеденный перерыв не прочь попить пивка. Самые выдающиеся политологи подались в прорицатели и ясновидящие. Да... компьютеры понаделали шороху. Как ни печально, но наша прежняя тихая размеренная жизнь ушла в прошлое. Всё познаётся в сравнении. Ранее сравнениями не занимались. Что сделаем, тем и довольствуемся. Лучше ни у кого нет, поскольку никого и не было. Да и зачем дёргаться и суетиться, если людей устраивает то, что есть? А дидроидов кашей не корми – дай что-нибудь поусовершенствовать, будто им делать больше нечего. Взять, допустим, открывалку. Проткнул ты консервную банку, подвигал ручкой – и ешь с удовольствием. Ан нет. Эти занудники не уймутся, пока не придумают улучшение. И придумали. Я раз попробовал дидроидной открывалкой консервы открыть, когда к сестре наведывался. Мужа её под видом перебежчика послали к дидроидам шпионить, но те его раскусили и выперли из Нового Сити, а открывалочку оставили на память. Приложишь её к банке –  и она откроет консервы под приятную музыку, вибрируя так, что от неё  по руке приятная волна приливает к телу, как будто тебе спинку почесали. Ну разве не идиоты? Нам подобное чуждо, но поднапрячься в приоритетных отраслях экономики пришлось. Догонять-то надо. Приоритеты расставил лично президент. Приоритетом номер один он посчитал создание военной техники и вооружений. Задействовали лучших учёных и инженеров. Пока не до открывалок. А спинку, если кому сильно приспичит, жена почешет.
        Администратор допил пиво и пошёл за второй банкой, а папа подумал: «Как бы всё не вылакал. Хозяйничает, наглец, как у себя дома».
        – Поперёк горла стали нам дидроиды, – горестно произнёс Аркадий, вернувшись с пивом в комнату. – Невольно возникает поганое ощущение, будто за тобой следят. Нет, они нам не угрожают. Принцип ненападения у них в законе заложен, а захотели бы прихлопнуть, давно бы прихлопнули. Президент и министры постоянно воздух сотрясают угрозами, а те никак не отвечают. Понимают, что опасности мы для них не представляем. Сунься мы к ним реально – от нас бы мокрого места не осталось. Гавкаем, гавкаем, а укусить слабо. Там и не думают обижаться. Они и встретиться преллагали. «Кто старое помянет – тому глаз вон,  – говорят дидроиды, – обсудим спокойно прошлое и настоящее. Делить нам нечего. Почему бы не наладить связи в экономике, культуре, спорте?» – и предложили устроить молодёжные соревнования по разным видам спорта, мол молодёжи легче найти общий язык и подружиться. Правительство в ответ ни «гу-гу», но насчёт соревнования подумали: «Где дидроидов побеждать, как не в спорте? Больше негде. Не в экономике же. А светлая мечта о войне останется мечтой долго. Если обставим в спорте, то самоутвердимся, постулат о превосходстве жлобализма найдёт лишнее подтверждение, а моральный дух нации, и без того крепкий, окрепнет до умопомрачительных масштабов». Навели справки о молодёжном спорте в Новом Сити. Молодёжные чемпионаты у них проходят так: те, кто хочет принять участие, проходят многоступенчатый предварительный отбор, и лучшие попадают на чемпионат. Бегают, прыгают и плавают хлопцы в свободное от учёбы или работы время. Сравнили спортивные достижения: и здесь опережают. Кто бы сомневался. Кушают в Новом Сити экологически чистые продукты – других там просто нет, рацион расписан для всех возрастов по рекомендациям учёных, дышат они свежайшим воздухом – боже упаси вредная пылинка  попадёт в атмосферу. Спортом дидроиды занимаются с рождения до гробовой доски. Иного в гроб кладут, а его мышцам живучая клетка головного мозга команды подаёт, и он пресс качает. А то, что дидроиды не пьют, не курят – и до этого знали. Попробуй выиграй у них! Министр по молодёжной политике, получив от президента нагоняй за слабое развитие спорта среди молодёжи, объявил набор в детскую спортивную школу, расположенную за городом в сосновом бору. Отобрали лучших из лучших – еле наскребли непьющих, некурящих. Специальное предприятие открыли, снабжающее юных спортсменов натуральными продуктами. Они целыми днями с утра до вечера тренируются, не учатся остальному. Читать-писать умеют – и вполне достаточно. Поди плохо, живут на всём готовеньком и стипендии получают – не школа, а спортивная ферма по выращиванию рекордсменов. То, что я вам про неё рассказываю, оглашению не подлежит. Набор в школу проводился скрытно и не афишировался. Вырастим спортивную молодёжь, тогда и потягаемся с дидроидами на молодёжном чемпионате. И – кровь из носу – победим, а, победив, возвестим: «Видали, какая у нас в стране смена подрастает? Победители! Жлобалисты, одни словом». Заметив, что мы уже неспешно по течению не плывём и снова вёслами заработали, они нас развивающейся страной обозвали, а в мыслях, я уверен, недоразвитой считают. Улавливаете разницу? Деликатничают. Жлобалисты, живя с дидроидами, считали их какими-то странными, хотя вроде единая нация, одна кровь, а по прошествии нескольких веков они для нас чуть ли не инопланетяне – дидроиды-гуманоиды. Жлобалисты чуждые им взгляды и мораль ни за что не примут. Нам легче сдохнуть, чем пойти к кому-то на поклон под любым соусом. Никто не забудет того, что перед расставанием мы ими командовали. Поднимемся, как один, и добьёмся, чтобы нас боялись – и тогда жлобалисты испытают гордость за страну. Чувство собственного достоинства глубоко сидит в генах народа. Посмотрим кто кого. Догоним и победим, как в древности. Долго запрягаем, но быстро едем, если нас подтолкнуть для ускорения. Эх, нам бы их военные технологии – и разговор бы пошёл по-другому. Жаль, нельзя вернуться в прошлое, в эпоху сражений холодным оружием. Главной ударной силой являлся свирепый воин с тесаком, и у кого воинов больше – тот и побеждал. Как говорится, сила есть – ума не надо. Утрирую, но по сути я прав. Свирепых в Жлобал Сити предостаточно, а проку от них никакого. В прошлое не вернёшься. У кого больше мозгов и организованности, тот и на коне. Приходится приспосабливаться и кое-что менять, но основы незыблемы и изменения никоим образом их не затрагивают. Правительство, следуя устоявшимся традициям, законы не тронуло, а изменило трактовку некоторых из них и выпустило дюжину подзаконных актов. Тем не менее, многие принимают нововведения в штыки. В метро надписи над сидениями появились – «Места для пожилых людей и инвалидов». Наказание за «уступание» места, естественно, отменили. Кому-то в правительстве пришло в голову, что надписи поспособствуют укреплению обороноспособности. В городе дряхлые академики предпочитают до работы на метро добираться. Посчитали: если они всю дорогу на заднице просидят, то им в голову какая-нибудь идея продуктивная придёт. Что вышло из затеи правительства, вы видели. Истинный  жлобалист никому место не уступит. Академики же, усевшись в метро, сразу же заснут, и никаких идей им в голову не придёт. Разве что во сне. Если не образумимся, дойдёт до того, что и беременным женщинам придётся место уступать под предлогом увеличения рождаемости. Один плюс – агенты спецслужб ходят по вагонам и косят под академиков. Потенциальных перебежчиков вычисляют. Если кто-то сдуру уступит место, то его сразу же на заметку, а телефон – на прослушку. По-моему, надписи как раз для того и появились.
        – А беременным у вас уступать не принято? – спросила мама.
        – Не то, что не принято, а запрещено, – просветил администратор. – Поступок приравнивается к хулиганству. Лично я ни разу не видел, чтобы кто-нибудь уступал. Представляете состояние беременной женщины, если кто-нибудь ей место уступит? Эмоциональный взрыв и смятение, паралич ощущения реальности! Налицо явное посягательство на здоровье будущей роженицы. А то, чего доброго, и преждевременные роды произойдут в вагоне. Считаю, вполне справедливо, что закон предусматривает для виновного пятнадцать суток ареста, но, повторяю, такое вряд ли произойдёт, а если произойдёт, то, вне всякого сомнения, у товарища не все дома, и его отправят на лечение в соответствующее учреждение, а чтобы жлобалистка беременной место уступила – событие из области фантастики. И сумасшедшая не уступит. Быстренько включайте телевизор, – прервался Аркадий, взглянув на часы и поправив пластырь на пальце – новости идут!
        В выпуске новостей показывали прямой репортаж с ежегодной пресс-конференции президента. Во вступительной речи он без запинки рассказывал о ближайших задачах, стоящих перед гражданами Жлобал Сити. Конструкция раскрытия каждой задачи опиралась на один и тот же шаблон. Начиналась конструкция с ключевой фразы «У нас всё ещё», а за нею шла расшифровка того, что в городе всё ещё «недостаточно», «много», «не на должном уровне» и тому подобное. Затем звучало ключевое слово «необходимо» и давалась расшифровка того, что необходимо «сделать», «улучшить», «повысить», «уменьшить» и тому подобное, чтобы изжить «всё ещё». Журналисты в зале, затаив дыхание, слушали президента, записывая иногда что-то в блокноты. Казалось, в зал явился мессия-спаситель, объясняющий собравшимся дурачкам как создать идеальное общество.
        – Шпарит, как пулемёт, – с уважением произнёс папа.
        – Не удивительно, – заметил Аркадий, – из года в год талдычит одно и то же.
        – Как одно и то же? – удивился папа, – ведь какие-то задачи решаются?
        – Да ничего у нас не решается, – вздохнул Аркадий. – Пыхтим, стараемся, а толку нет. Карма какая-то. Вроде бы учёные и специалисты расчёты правильные сделают, трижды перепроверят, схемы и графики приложат, а как поймут, что опять ничего не получилось, принимаются вину друг на друга перекладывать и президенту жаловаться, а тот и сам не поймёт: кто прав, а кто виноват? Пошумит, покричит, а выпустив пар, назначит кого-нибудь козлом отпущения, причём от балды. Прошлый раз сделал козлом старикашку-академика – из-за того, что тот,  ругаясь чиновником, слюной президента забрызгал, и  изо рта у академика плохо пахло. Приведу показательный пример. Доложили президенту, что у дидроидов в метро скоростные поезда ходят, и пассажиры быстро добираются куда надо, а на работу свеженькие и бодренькие приходят. Вызвал президент министра транспорта и говорит: «Что же получается? Люди по дороге на работу по полтора часа в душном вагоне томятся. И какие они работники? Удивляемся: почему дидроиды поганые нас обогнали в экономическом развитии? А чему удивляться, если творческое начало и трудовой запал в метро глохнут?» И даёт поручение: «Разработать и изготовить опытный образец скоростного поезда для метро. На всё про всё – два года». Через два года пришли отчитываться: «Вот, господин президент, разработка учёных» – и протягивают ему коробочку с малюсенькими шариками. «Что вы мне под нос суёте? – рассердился президент, – где скоростной поезд?» Позднее, в ходе разбора полётов, выяснилось, что пока поручение шло по инстанциям до специалистов-исполнителей, суть и смысл исказились, и задание получили не конструкторы, а учёные-химики – они и изобрели специальное драже. Пожуёт его человек, и наступает крепкий здоровый сон. Шарик рассчитан на пять минут сна, секунда в секунду. Пассажир, в зависимости от того, сколько ему ехать, глотает пропорциональное количество шариков и засыпает, а через нужное время просыпается – и никакого томления в дороге. Более того, проглотив драже, человек засыпает в любом положении, и спит крепко. Пали из пушки – не проснётся. Выслушав доклад о чудодейственном драже, президент подумал, что его разыгрывают – с отчётом пришли аккурат в День дурака, а поняв, что подчинённые не шутят, заставил докладчиков проглотить по одному шарику. Сказанное подтвердилось – сон наступил мгновенно, и никто не проснулся от того, что президент, желая увериться в эффективности препарата, огрел спящих толстой папкой с документами. Ровно через пять минут подчинённые пробудились. Виновных в неисполнении поручения спасло достижение какого-то результата, хотя и не ожидаемого. Драже даже испытали на одной линий метро, но от широкого использования отказались: спящие стояли как столбы и мешали входу-выходу, а вороватые пассажиры шарили у заснувших по карманам и сумкам. Кстати, я бы посоветовал вам приобрести драже, не помешает, – сказал Аркадий, многозначительно улыбнувшись, – оно продаётся в различных дозировках, от одной минуты до десяти часов. Достать трудновато – дефицит. Если понадобится, ко мне обращайтесь. А ещё история с коровами приходит на ум, – вспомнил Аркадий. – В рамках глобальной задачи ускоренного экономического развития правительство озаботилось тем, как рождаемость увеличить. Я имею в виду людей. Целую программу по её увеличению приняли, в том числе мужскую потенцию предполагалось повысить. Ряд учёных предлагали проводить с населением разъяснительную работу о вреде алкоголя, утверждая, что от водки потенция у мужчин ослабевает, но президент предложение отверг, как заведомо бесперспективное. Добиться того, чтобы жлобалист меньше пил – совершенно нереально, и никакая разъяснительная работа не поможет. Учтя мнение президента, подошли к проблеме с другого конца. Раз уж жлобалист пить меньше не станет, пусть он тогда, для повышения потенции, станет больше есть мясных продуктов. Вызывает президент министра сельского хозяйства и отдаёт распоряжение: «Увеличить за год поголовье крупного рогатого скота вдвое». И что бы вы думали? Выполнили поручение. Привлекли учёных-генетиков,  и те вывели породу коров с двумя головами. Этаких мутантов. Формально поручение выполнено, поголовье увеличилось вдвое, но вот парадокс: едят коровы-мутанты в две хари в три раза больше, чем обычные, а толще одноголовых не становятся, и никто не понимает почему. Половину коров забили – на всех запасённого корма не хватило бы. Целых три года мучились, пытаясь мутантов в обычных коров превратить. Из-за мясного дефицита масса народа в вегетарианцев превратилась. Какая уж тут потенция... Правительство было вынуждено ввести режим жёсткой экономии. В утренних передачах, где показывают стряпню разных блюд навороченных, говядину собачатиной заменили. Чего-чего, а бродячих псов у нас навалом. Журналисты каким-то образом пронюхали про подмену и пропечатали о том в газетёнках. Вышло только лучше: владея знанием происхождения сырья для готовки деликатесного жаркого, телезрители меньше страдали при виде шипящего куска мяса на сковородке, а слюна изо рта капала не так обильно. Всё-таки через три года с мясным катаклизмом справились: стали лишнюю голову у родившихся телят отсекать – и коровы в одноголовых превратились. Однако бюджет от возни с коровами истощился, и финансовые потери требовалось восполнить. Обычно правительство как делает, чтобы казну пополнить? Меняет что-нибудь в правилах или порядках, объясняя нововведения заботой о согражданах. Любое постановление начинается одинаково: «Идя навстречу пожеланиям, в целях оптимизации и упорядочивания …» За преамбулой раскрывается суть изменений. Из неё вытекает, что карман у людей похудеть не должен, а скорее наоборот. Изюмина заключается в том, что для того, чтобы оградить себя от финансовых потерь, требуется приложить усилия: пойти куда-нибудь, в очереди постоять, заявление написать... Наверху, прекрасно понимают, что жлобалистов сдвинуть с места не легко. Для подстраховки специально делают процедуру запутанной и утомительной.  Кто-то пошевелится, а большинство – нет. За счёт неповоротливых и пополняется казна. Если те позднее возмутятся, президент им скажет: «Что вы за люди ей богу? Мы же говорили, объясняли. Неужели трудно зад от дивана оторвать и заявление отнести?» И получается, что президент и правительство – белые и пушистые, денно и нощно пекущиеся о благе народном, готовые отдать последнюю рубашку, а мыслей в чём-то людей ущемить в голове никогда не держали. Описанный мною способ финансовой балансировки никогда сбоев не давал, но доход в бюджет поступал с задержкой, а деньги государству понадобились незамедлительно. Спасибо министру финансов – придумал, как быстро заткнуть дыру в бюджете. Пошёл он к президенту и предложил провести масштабную государственную лотерею без выигрышных билетов, согражданам объявить, что правительство гарантирует поступление в продажу тысячи  билетов с выигрышами от миллиона рублей и выше, а по окончании реализации, с прицелом на будущее, создать на телевидении развлекательную передачу «Счастливый билетик» и пригласить на её первый выпуск несколько человек, якобы ставших обладателями счастливых билетов, руководствуясь тем, что во благо страны и обмануть не грех. Президенту предложение министра понравилось и, учитывая важность проекта, он собрался лично выступить перед гражданами с анонсом лотереи, а убеждать президент – непревзойдённый мастер, и откровенное враньё преподносит так горячо и напористо, что создаётся впечатление: сам искренне верит в то, о чём врёт. Поговаривают, ни один детектор лжи не способен выявить его брехню. Презентация лотереи прошла без сучка и задоринки: сопровождаемый телохранителями президент пришёл и выступил перед собравшимися на площади жлобалистами, расхваливая лотерею и суля баснословные выигрыши. По окончании речи народ бросился раскупать лотерейные билеты, а впереди всех бежал министр финансов.
        Аркадий отхлебнул пиво и повернулся к экрану. Там президент, огласив важнейшие стратегические задачи, замолк и взглянул на пресс-секретаря, давая понять: он устал ворочать языком и с задачами покончил. Президент попил водички из графина и вальяжно откинулся на спинку кресла. Пресс-секретарь предложил задать вопрос пухленькой журналистке, и та сладким голоском замурлыкала:
        – Господин президент, я считаю Вас самым обаятельным и неотразимым мужчиной. В сочетании с Вашим умом, энергией и благородством перечисленные достоинства делают Вас поистине уникальным человеком. Нам надлежит гордиться и восхищаться таким президентом. Я, как женщина, испытываю к Вам нечто большее, чем  уважение. Уверена, не я одна. Прошу: завяжите в память о Вас узелок на моём платочке. В трудную минуту я прижму его к груди, и мне будет казаться, что Вы незримо находитесь рядом, помогая мне сохранить самообладание и справиться с житейскими неурядицами.
       Журналистка вытащила из сумочки кружевной платок и проследовала к трибуне, вытерев по пути набежавшую слезинку, но до президента не дошла – дорогу ей преградили два охранника, поглядывающие на подозрительный платок с недоверием. Упёршись в секьюрити, как в каменную стену, журналистка разразилась бранью, требуя её пропустить. Ссору погасил президент, который, слушая хвалебную речь, смущённо улыбался, опустив очи долу. Он встал из-за стола, театрально замахал на охранников руками и, отыскав в кармане носовой платок, попытался завязать на нём узел, но, безуспешно проковырявшись полминуты, призвал на помощь пресс-секретаря. Тот, отыскав на платке уголок почище, соорудил долгожданный узел. Завершив подготовительные процедуры, глава государства чинно, будто вручал правительственную награду, передал платок даме, которая с нетерпением ожидала вожделенный талисман в компании охранников. Сидящие в первых рядах журналисты заприметили, что носовой платок не раз использовался по назначению.   
       – Странно, что напоследок в него не высморкался, – сказал Аркадий, наблюдая трогательную сцену прощания с платком.
        Пресс-конференция перешла в деловое русло. Очередной вопрос задавал пылкий бородатый журналист с рачьими глазами:
       – Мой вопрос, а скорее предложение, связан с реализацией правительственной программы по увеличению рождаемости. А не прижать ли нам геев и лесбиянок? Что-то много их развелось, а толку от них, как от козла молока. Не принять ли нам закон: мужик с бабой жить должен – и точка? Такого бардака в природе больше нигде нет. Этак мы вымрем к чёртовой матери.
       Президент покашлял и проникновенно заговорил, обращаясь к аудитории:
       – Нельзя прижать. У нас же свобода. Принципы важнее. Кто с кем хочет – с тем и живёт. Хоть с обезьяной.
       – Ах ты хитрюга, – не удержался опять Аркадий, – принципы приплёл. Дурачком прикидывается. Если голубятню прижать, натура верх возьмёт над жлобалисткими убеждениями, и голубые навострят лыжи. Зачем действовать себе во вред? Дидроиды их примут, без вопросов. Законы в защиту прав геев они давно приняли. Носятся с ними, как с писаной торбой, чтобы, не дай бог, не ущемить в чём-то бедняжек. Президент смекает правильно: «Пускай ты гей, но зато наш, жлобалистский».
       Папе фраза показалась знакомой, и он постарался вспомнить: кто и в связи с чем её произнёс, но не вспомнил, а Аркадий продолжал развивать мысль:
        – С рождаемостью у дидроидов полный порядок. Не удивлюсь, если  их геи рожать научатся. От дидроидов не знаешь чего и ждать. А с геями потерпим. Ходят голубки, воркуют, никого не трогают. Главное – взгляд вовремя отвести, чтобы не стошнило.
       Между тем, президент продолжал отвечать на заданный вопрос:
       – Насчёт природы ты не прав. У меня дома живут кот Мартын и фокстерьер Клаус – и ничего: живут вместе душа в душу, хотя, казалось бы, разные животные.
       – А они что, – поинтересовался тот же журналист, – просто так вместе живут или, – журналист запнулся, подбирая выражение поприличней, – или того-этого? – произнёс он, покрутив ладонью.
       – Да кто их знает... Ими жена занимается. Дел у президента невпроворот, и я домой поздно прихожу. Поем – и в койку. Думаю, они живут, как ты сказал: один день этот того, а на следующий глянешь – тот этого.
       Затем последовал вопрос о достижениях в области военных разработок. Президент скроил непонимающую мину и взглянул на пресс-секретаря, принявшегося вынимать и убирать обратно в карман вырванный из блокнота лист. Расшифровав пантомиму, президент хлопнул себя по лбу, полез во внутренний карман пиджака и извлёк бумажку. Придав лицу величественное выражение, он стал читать, иногда отрываясь от бумажки, для того чтобы погрозить пальцем удалённым недругам страны:
       – Нашими учёными и конструкторами разработана принципиально новая дискообразная ракета, способная летать на сверхмалой высоте в лесу, лавируя между деревьями, и её невозможно обнаружить радарами. Никакая ПВО не в состоянии уничтожить чудо-ракету, готовую по команде устремиться из лесной чащи к цели и поразить объект противника.
       Президент долго расхваливал ракету, приводя её тактико-технические характеристики, и стращал ею абстрактного агрессора. Аркадий потыкал здоровым пальцем в палец с отлепившимся пластырем и выдал очередной критический пассаж:
       – Да что он заливает? Пластырь не можем сделать нормальный, чтобы на пальце держался, не то, что ракету. Мой брат-ракетчик говорит: «Не уверен, что наши ракеты вообще взлетят, а если и взлетят, то полетят неизвестно куда». И дискообразная дальше ближайшей ёлки не улетит. Разработчики... Пластырь лучше бы научились разрабатывать. Кровью с ним истечёшь, – и Аркадий сделал очередную попытку прилепить пластырь к пальцу, на котором мама заметила неглубокую царапину.
       Хамкины, слушая рассуждения администратора, прониклись к нему доверием и симпатией, и его саркастический настрой, подкреплённый выпитым пивом, передался и им.
Репортаж с пресс-конференции подошёл к концу, и на экране появилась диктор новостей, обнадёжившая телезрителей:
       – Как мы только что услышали от президента, не далёк день, когда армады дискообразных ракет будут бороздить лесные массивы, вселяя ужас и наводя страх на врагов.
       – Так они и испугались вашей чудо-ракеты, – не унимался Аркадий. – Ёжик в лесу – и тот не испугается.
       В заключении выпуска диктор, сообщив о происшествиях за прошедшие сутки, собрала листочки и упорхнула, а на экране закрутился рекламный ролик.
       – Ещё одно нововведение, – пояснил Аркадий, кивнув на экран. – Бизнесмены настояли. Правительство не возражало. Техническая модернизация, идущая в стране, штука затратная, а телевидение у нас государственное, и деньги от рекламы не помешают.
       Далее транслировали концерт популярного артиста-юмориста, высмеивающего дидроидов с их обычаями и порядками. Хамкиным его выступление нравилось, и они искренне закатывались от смеха, глядя как артист представлялся дидроидом-грибником, обронившим в лесу недокуренную сигарету. Позабыв о грибах, он искал её в траве, чтобы затушить и положить в пакетик для мусора, не нанеся вред экологии. В другой сцене артист забавно изображал страдания дидроида-учёного, работающего в комнате за компьютером. Бедный учёный не столько работал, сколько отмахивался от назойливой мухи. Наглое насекомое, покружив над его головой, садилось ему на лысину, а применять меры физического воздействия по отношению к мухе будто бы строго возбранялось по причине негуманности и нарушения прав насекомых на свободу перемещения. Коньком выступления  явилась сцена у пешеходного перехода. В ней дидроид среди ночи плясал и прыгал на безлюдном перекрёстке, изнывая от потребности справить малую нужду, а перейти дорогу и попасть домой мешал сломавшийся светофор, светившийся красным светом. Пописать же в близлежащих кустиках не позволяли законы.
       Аркадий, допив вторую банку, окончательно впал во фрондёрство. Он вытер губы и раздражённо обратился к юмористу в телевизоре:
       – Достал ты своими дидроидами! Не смотрят там твои передачи, и плевать дидроиды хотели на твои шуточки и кривлянья. Мы и без того знаем, что они придурки. Разве в нашей стране не над чем посмеяться? Разве не смешно, что ракеты между ёлками летают, а пластырь к пальцу не прилипает? 
       – «Дался ему пластырь», – подумал папа.
Посчитав возложенную на него миссию выполненной, Аркадий поднялся с кресла, бросил отлепившийся пластырь на ковёр и нетвёрдой походкой направился к двери.

НОЧНОЙ КОШМАР

       Проводив Аркадия, Хамкины выключили телевизор. Хотелось забраться в постель и хорошенько выспаться. Денёк выдался тяжёлый. Требовалось восстановиться и успокоить потрёпанные нервы. Чего стоила одна беготня в электричке с высунутыми языками. Измотанные морально и физически, они быстро уснули. Через полчаса их разбудили странные звуки. Кто-то наверху стучал по радиатору отопления, причём стучал своеобразно. Похоже было на то, что стукач использует батарею как ударный музыкальный инструмент, ударяя по нему миниатюрным молоточком. Исполняемая музыкальная композиция казалась немного хаотической, а само исполнение чередовалось с паузами от нескольких секунд до минуты. Не будучи меломанами, и испытывая непреодолимое желание продолжить сон, осоловелые Хамкины сохраняли дремотное состояние, надеясь на скорое завершение концерта, но наверху и не думали останавливаться. Папа сходил на кухню за металлическим ковшиком и постучал по радиатору. Музыкальный авангардист прекратил игру, но ненадолго. Передохнув, он продолжил, придав звукам новые яркие краски, на что его подвигло папино стучание металлическим ковшом, в звуках которого он уловил новый музыкальный образ.
       – Невыносимо терпеть, – захныкала мама, обращаясь к папе, – сходи к портье и пожалуйся на хулигана.
       Папа спустился на первый этаж и подошёл к портье, читавшему за стойкой газету. Выслушав взволнованную папину речь, полную возмущения и негодования, портье отложил газету и произнёс:
       –  Да не обращайте внимания. Он не хулиган, а композитор с шестого этажа над вами. Его вся гостиница слышит. Никто внимания не обращает, спят себе спокойненько. Привыкли. И вы привыкнете.
       – Да как же к этому привыкнешь? – поразился папа.
       – Все так говорили, а потом привыкали. К тому же, он не каждую ночь стучит.
       – Он что, псих?
       – Да нет, вполне нормальный. Творческая личность. Самородок. Просто у него  оригинальный способ сочинительства. Не дано ему музыку сочинять, сидя за роялем, а сидя за радиатором – дано. Постучит молоточком по батарее, и в голове мелодия рождается. Он быстренько ноты запишет, и долбить продолжает. Слышишь?.. Сонату сочиняет.
       – И долго он сонаты сочиняет?
       – По-разному. Часам к четырём утра угомонится. Вторую ночь по радиатору молотит. Запретить ему мы не можем – у нас свобода звука.
       Папа посмотрел на часы. Они показывали двенадцать часов ночи.
       – И часто он сочиняет?
       – От вдохновения зависит. У него по весне творческий порыв.
       – Значит, следующей ночью он новую сонату начнёт сочинять? – испугался папа.
       – Да нет, – опроверг папино предположение администратор, – не начнёт. Он со мной творческими планами поделился. Говорит: «Закончу сонату – начну скрипичный концерт писать». За неделю, думаю, напишет. И молоточком стучать по батарее перестанет. Для скрипичных концертов у него другой инструмент припасён – палочка специальная, которой он по радиатору скребёт. От скрежета того даже меня слегка пробирает, уж на что я толстокожий.
       Услышав о творческих планах композитора, обомлевший папа облизнул пересохшие губы и издал хриплое мычание.
       – Но скрести он будет не у нас, – поспешил внести ясность дежурный, с опаской следя за папиными приготовлениями упасть в обморок, – композитор  навсегда остаётся в Жлобал Сити и днём переезжает.
       «Ждёт кого-то подарочек», – подумал папа, искренне сострадая будущим свидетелям рождения великих музыкальных произведений.
       Поднявшись в номер, он, отвечая на вопрошающий мамин взор, безнадёжно махнул рукой и лёг в постель, накрывшись подушкой. Заснуть не удавалось. Сбоку ворочалась мама, пытавшаяся найти положение, наименее восприимчивое к шумовому воздействию. Не отыскав спасительной позы, она села на кровати, обхватив голову руками.
       – Я с ума сойду, – простонала мама, с ненавистью поглядев на неумолкающий радиатор. –Кроме нас, заметь, никто носа не высунул. Как же, привыкли они... Наглотались, небось, того драже, про которое Аркадий рассказывал, и баюшки баю до утра. Не зря он нам советовал им запастись.
       –  Вон, мальчишки, и без драже спят как сурки, перенимай опыт,  – наставительно произнёс папа, показав на соседнюю комнату, – а химию глотать ни к чему. Заснёшь – и не проснёшься, или желудок испортишь.
       Мама пошла проведать спящих «сурков», и, выйдя в коридор, она приоткрыла дверь и заглянула в детскую. Комната пустовала. На её крик прибежал папа. Родители обыскали комнату и, не найдя детей, бросились на кухню, но и там никого не обнаружили. Требовались безотлагательные действия, и папа собрался снова бежать вниз к дежурному, но тут маме показалось, что в стиральной машине что-то зашевелилось. Открыв дверцу, она обнаружила внутри одного из сбежавших «сурков». Жорик лежал на подушке, свернувшись калачиком, и свистел носом во сне под мерное покачивание барабана. Сладкую дрёму в «гамаке» родители незамедлительно пресекли. Жорика из стиральной машины извлекли, и пока он спросонья тёр кулачками глаза, папа, в совершенстве изучивший логику поступков мелких, не стал Жорика ни о чём спрашивать, а сразу открыл холодильник и обнаружил в нём второго «сурка», мирно спавшего внутри на подушке, завернувшись в одеяло. Костик подошёл к спасению от шума основательно: выдернул из розетки вилку и создал  комфортные условия для спанья, вынув из холодильника верхнюю полку. Братишку вытащили на свет божий и поставили рядом с Жориком. Переволновавшаяся мама на радостях всплакнула, а папа, тряся пальцем, минут пять под аккомпанемент радиатора отчитывал понурившихся детей. Заметив на лицах провинившихся плаксивое выражение, папа поверил в их искреннее раскаяние и воспитательную работу прекратил. Заручившись обещанием сладкой парочки впредь не чудить, родители отпустили любителей экстремального сна на досыпание нормальным способом.
       – Хоть сам в холодильник лезь, – мрачно заметил папа, затыкая пальцами уши.
       – А что, давай попробуем, – пошутила мама, – ты – в холодильник, я – в стиральную машину, а лучше вдвоём в холодильник; он объёмнвй, уместимся. Вдруг, в нём у нас с тобой что-нибудь получится, – и она подтолкнула папу плечом.
       Хамкины вернулись в комнату и заткнули уши ватными тампонами, но звук находил лазейки и проникал в мозг, создавая в извилинах ужасную дисгармонию. Спать удавалось урывками. На рассвете номер огласил душераздирающий крик. Кричал папа. Ему приснилось, что за ним с огромным молотком гонится композитор с целью использования папы в качестве инструмента для извлечения музыкорождающих звуков. Обезумевший музыкант с горящими глазами и капающей изо рта слюной, изнывая от вожделения и постанывая от переполнявшей его страсти, постепенно приближался. Папа почувствовал за спиной горячее дыхание возбуждённого музыкального маньяка, и в тот миг, когда композитор настиг беглеца и, сладострастно облизываясь от предвкушения скорого рождения музыкального шедевра, замахнулся молотком, папа проснулся. Сердце бешено стучало. Весь в холодном поту, папа сидел на кровати и дико озирался, не сразу сообразив, где находится. Очухавшись, он вытерся полотенцем и рухнул на кровать. Комнату по-прежнему оглашали пронизывающие звуки, но темп звучания возрос, и внутренний папин голос по секрету ему шепнул, что сочиняется финал сонаты и продержаться осталось самую малость. Голос не соврал. Через минуту радиатор издал отрывистый короткий звук и замолк. Сверху послышались звуки рояля, что означало: сокровищница мировых музыкальных произведений пополнилась новой сонатой, впервые исполняемой её создателем на классическом музыкальном инструменте. Если бы дома соседу сверху вздумалось на рассвете поупражняться в игре на пианино, то разъярённый папа пробил бы дыру в верхнем перекрытии, чтобы линчевать наглеца за неслыханную дерзость, а если бы и не пробил, то возмездие не заставило бы себя долго ждать, и у товарища пропало бы желание играть на любом музыкальном инструменте даже днём. Сейчас же папа с мамой лежали на кровати и слушали, как сверху льются звуки музыки, казавшиеся чем-то волшебным и прекрасным, проникающие в сокровенные уголки человеческой души и порождающие мысли о красоте, гармонии и дарованной благодати. Судя по всему, ночной кошмар нанёс Хамкиным психологическую травму. Иначе как объяснить прозвучавший диалог?
       – Живём в городе, – сказала мама, – а ни разу на концерт не сходили. Почему бы нам куда-нибудь не пойти с детьми? Бывают же симфонические концерты для детей. Думаю, и нам для начала … Впрочем, начало у нас уже положено.
        – Сходим, – ответил папа, – билеты я … – и он осёкся.
       Хамкины вспомнили, где они находятся, и пригорюнились. Наверху композитор исполнил написанную сонату и завершил очередной творческий цикл, а этажом ниже крепко спали первые слушатели его творения, и никакие кошмары им больше не снились.

НАРОДНОЕ ЛЕКАРСТВО

       Завтрак семья проспала. Пришлось идти за едой в супермаркет. Перипетии ночи даром не прошли. На нервной почве у мамы разболелся зуб. На первом этаже одного из домов располагался медицинский центр. Реклама на стенде призывала проходивших мимо прохожих заглянуть к ним на огонёк: «Услуги всех врачей. Добро пожаловать в наш медицинский центр». Обрадованная мама проскользнула внутрь, а её иужчины уселись на лавочке во дворе.
       – Мне бы к стоматологу, – обратилась мама к сидящей за столиком женщине в белом халате.
       – Недавно приехала? – спросила та. – Стоматолога у нас нет. В Хамкино к стоматологам обращаются редко. Если у кого зуб заболит, он не к стоматологу идёт, а в магазин. Выпьет стакан водки – и порядок, а если не полегчает, то второй – и боль как рукой снимет, но надо помнить: перед тем, как выпить, полагается зуб больной прополоскать.
       – Но у вас на стенде написано про услуги всех врачей.
       – Правильно – всех врачей, работающих в центре. Они их и оказывают – обещанные услуги. А работают в центре два врача: невролог и травматолог. В Хамкино такого рода специалисты самые востребованные. Тебе повезло, оба не заняты. К кому пойдёшь?
       Мама потрогала больной зуб кончиком языка и мотнула головой, собираясь покинуть медицинское учреждение.
       – Скоро встретимся, – засмеялась женщина, – уж я-то знаю. Вопрос лишь в том, какой доктор понадобится. Не исключено, что понадобятся сразу оба. Ладно, гуляй пока.
       Мамин рассказ о посещении медицинского центра папу не удивил, и он с несвойственной ему рассудительностью эпизод прокомментировал:
       – А что? Она права. Поупражняйся композитор у радиатора лишний час, и мы бы с тобой сидели в кабинете невролога. Хорошо, что музыкант уезжает, но радоваться особо нечему. Что-то мне подсказывает: композитор – далеко не единственный, кто представляет угрозу для нервной системы. Наверняка, всех постояльцев гостиницы невролог в лицо знает. И у  травматолога они, видать, постоянные клиенты. Как вдвоём справляются, ума не приложу –  в подтверждение его слов в медицинский центр вошёл мужчина, прижимающий газетный лист к ране на шее. – И насчёт водки она правильно сказала. Надо купить и полечить твой больной зуб. Ну и я с тобой выпью для профилактики. Позавтракать нам лучше в городе – зайдём в какое-нибудь кафе. Зуб твой, надеюсь, болеть перестанет.
       В магазине Хамкины, не знакомые с водочными брендами Жлобал Сити, прохаживались вдоль полок со спиртными напитками, затрудняясь с выбором. Папа склонялся к тому, чтобы купить водку под названием «Вырви глаз», но мама, не до конца отошедшая от перенесённого нервного стресса, воспринимала вещи буквально, а потому предложила купить какую-нибудь другую. На отдельной полке стояла водка со скидкой. С её яркой этикетки покупателям подмигивал мужик с сияющим лицом и пустым стаканом в правой руке. Ладонь левой он приложил к груди. На рекламном ценнике папа прочёл:
 «В магазине проводится акция на водку «Хорошо пошла», скидка 50%».
       – Чем не лекарство? – обратился папа к маме, дружелюбно поглядывая на мужика, изображённого на этикетке. Он любовно погладил выбранную бутылку и бережно уложил в корзинку. Жизнь, похоже, налаживалась.
       Хамкины заняли очередь в кассу в приподнятом настроении. Его немного подпортила семейная парочка, стоявшая перед ними с двумя тележками. Получив кассовый чек, они, не отходя от кассы, принялись не спеша раскладывать покупки по пакетам. Закончив упаковку, мадам долго рылась в сумочке в поисках кошелька. Кошелёк нашёлся в кармане у супруга. У мамы зуб заныл с новой силой, и она еле сдерживала в себе желание запустить в даму бутылкой. Расплатившись, навьюченная пакетами пара отчалила. Кроме водки и мороженого, Хамкины ничего не покупали. Мама заранее подсчитала стоимость товаров и положила в монетницу деньги без сдачи. Услышав, во сколько им обошлись водка с мороженым, она в недоумении подняла брови и, изучив чек, обратилась к кассиру:
       – А почему Вы водку пробили в два раза дороже? На неё по акции скидка пятьдесят процентов.
       – Что за акция? – изумилась кассир.
       – Идите и посмотрите, – предложила мама.
       Кассирша закрыла кассу и прошла в торговый зал к полке с водкой «Хорошо пошла», но не к той, с которой папа брал бутылку, а к другой. На ней стояла та же водка, но по обычной цене, без скидки.
       – Что вы мне голову морочите? Или читать не умеете? – возмутилась кассирша, указав пальцем на ценник.
       – Мы не здесь брали, –  наперебой заговорили Хамкины.
       – А где, на Луне? Вот туда и отправляйтесь.
       – Вон с той, – показал папа на полку в трёх метрах правее.
       Кассирша подошла к указанной полке и зашевелила губами, читая текст на рекламном ценнике.
       – Как же так? – удивилась мама, – один и тот же товар в магазине имеет два разных ценника.
       – Ничего удивительного, – ответила кассирша, отлепившись от бумажки. – Водка с той полки – по одной цене, а с этой – по другой.
       – А почему Вы пробили чек по той цене, если я взял бутылку с этой полки? – возмутился папа.
       – А ты докажи, что с этой.
       Папа в замешательстве заморгал.
       – То-то же. А то стоит, права качает.
       – Оформите возврат, – не сдавался папа.
       – А..., из гостиницы, – догадалась кассирша, – гость города новенький. Понятно теперь. В Жлобал Сити возвраты в правилах торговли не прописаны. Купил вещь – она твоя, делай с ней, что хочешь, а назад её никто не возьмёт.
       Осознав бессмысленность дальнейших споров, Хамкины ретировались. На улице папа с мамой закурили, а Костик с Жориком развернули мороженое. Покурив, Хамкины бросили окурки на крыльцо магазина нарочно ближе к двери, а папа, сходя по супенькам, обернулся и плюнул, чуть не попав в выходящего из супермаркета старичка.
       На обратной дороге, в небольшом скверике, к ним подошёл представитель городской интеллигенции в костюме и при галстуке. Переминаясь с ноги на ногу, он попросил папу подержать портфель. Папа машинально взял протянутый увесистый саквояж, а опомнившись, вознамерился потребовать разъяснений, но разъяснений не последовало. Интеллигент отошёл на три шага от дорожки и, повернувшись к Хамкиным задом, занялся орошением чахлого кустика, издав при этом неприличный звук. Прошедшая мимо компания к мочеиспусканию отнеслась флегматично, из чего явствовало: наблюдаемое у кустика для Жлобал Сити в смысле восприятия окружающими примерно то же самое, что в сознании Хамкиных  почесать за ухом. Закончив писать, интеллигент потряс принадлежностью, молча забрал у папы портфель и зашагал по тротуару, застёгивая на ходу молнию на брюках. Пока папа с мамой переглядывались, Жорик попросил Костика подержать мороженое и пошёл к кусту, пристроившись там же, где стоял интеллигент, и в точности повторил его манипуляции. Забирая у Костика мороженое, Жорик с подозрением посмотрел на брата. Тот ответил честным открытым взглядом, хотя и кусал по рассеянности от вверенного ему на сохранение брикета.
       Лечебная и профилактическая процедуры прошли удачно; неприятный осадок от перепалки в магазине исчез, и настроение у семьи улучшилось. Водка «Хорошо пошла» оправдала своё название. Маме хватило одной стопки, чтобы рассосалась боль.
– В здоровом теле – здоровый зуб, – сказал папа, наливая по второй. – Теперь и по городу прошвырнуться не помешает.

ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ГОРОДУ

       Шагая к трамвайной остановке, Хамкины поймали себя на мысли, что с каждым разом становится всё легче переступать через банки и бутылки, но до коренных жителей им было ещё далеко. Аборигены ловко и изящно лавировали в мусорном море и под ноги не смотрели. На подходе к остановке папа не уберёгся и, перешагивая через бутылку, вляпался в свежее собачье дерьмо, оставленное, вероятно, чёрной собачкой, прыгающей на поводке у идущего впереди дедули. Подойдя к остановке, дед, не обнаружив признаков приближения трамвая, принялся от нечего делать читать приклеенное к остановке объявление. Скучавший в ожидании трамвая мужик подошёл и встал рядом, оттерев дедулю от объявления сантиметров на тридцать. Дед осуждающе зыркнул, но промолчал. Сочтя поведение гражданина неподобающим и достойным наказания, собачка ввязалась в выяснение отношений и без лишнего шума порвала мужику брючину на правой ноге. Её хозяин, благодарный меньшому братану за заступничество, злорадно усмехнулся. Судя по тому, как сильно материально пострадавший от коварного животного расстроился порчей штанов, напрашивалось предположение, что они у него единственные. Желая заглушить горе, он устроил самосуд. Окружающие не без любопытства взирали на то, как перепуганная собачка с душераздирающим визгом кружит вокруг дедушки, а за ней бегает озлобленный дядя и топает ногой, стараясь впечатать собаку в асфальт, но той всякий раз удавалось увернуться, и сокрушающий удар ботинка с металлическими набойками не достигал цели. Дедушка вертелся юлой и не выпускал поводка, пассивно наблюдая, как страшный в праведном гневе мститель бегает за его преданным другом и стучит ботинком об асфальт, рискуя лишиться и обуви.
       – Хочешь жить – умей вертеться, – философски заметил папа.
       Выручил подошедший трамвай. Увидев открывшуюся дверь, скулящая от страха собака бросилась в салон, увлекая за собой и дедушку. Следом за ними зашли Хамкины, а собаконенавистник приподнял ногу и застыл, глядя как подоспевшее моторизованное транспортное средство эвакуирует перетрусившего неприятеля. Бегство собачонки с поля боя утихомирило мужика: он поостыл и выдавил из себя заволакивающую разум злобу, толкающую на то, чтобы переломать теплокровному живому существу рёбра и выпустить наружу внутренности. Ему предстояло вернуться к мирной жизни и призадуматься о том, как жить дальше со рваными штанами, и где бы раздобыть обнову. Постояв в позе цапли на болоте, он опустил ногу и пошёл к скамейке дожидаться следующего трамвая, всем своим видом говоря: «Значит, не судьба. В следующий раз повезёт больше». Локальное скоротечное сражение между человеком и собакой завершилось. Четвероногая, спасая шкуру, с поля боя бежала. Боевые действия не привели к серьёзным потерям ни у одной из противоборствующих сторон, если не считать порванной брючины. Каких-либо заметных разрушений также не имелось. Следы и вмятины на асфальте от башмака сорок пятого размера, конечно, не в счёт.
       В трамвае Хамкины, устроившись на передних сиденьях, рассматривали из окон городские достопримечательности. От созерцания города их отвлёк полуголый гражданин в кроссовках на босу ногу, вошедший через заднюю дверь. Из одежды на нём были только длинные, до колен, то ли трусы, то ли шорты. В таких выходили на поле игроки на заре мирового футбола. Но, в отличие от спортивной амуниции, трусы имели яркую раскраску, а позади выделялись два злобных бойцовых петуха, готовых наброситься друг на друга, или, быть может, дружно клюнуть гражданина в задницу, прикрытую, кстати, далеко не полностью, и пассажиры могли лицезреть изрядный кусок филейной части. Нетрезвый гражданин стоял на задней площадке и пританцовывал, подняв руки и виляя задом.
       – Классные у него шортики, – сказал Жорик, показывая пальцем на танцора.
       – Не шортики, а трусы, – поправил Костик. – Шортики без трусов не носят, – заключил он, показывая в подтверждение отсутствия трусов на оголённую филейную часть.
       – Просто дядя забыл их одеть, – парировал Жорик.
       Разгорелся спор. Гражданин, заметив, что он в фокусе внимания, направился к Хамкиным, горя желанием пообщаться и излить душу. Оглядев по очереди семью, он выдал порцию душевных накоплений:
       – Да разве дидроиды люди? Гнилая нация. Манекены ходячие без души и сердца. В трамвае железном души больше. Никогда им не понять жлобалистов. Загляни нам в душу – бездна! Что отличает жлобалиста? – обратился он к папе.
       – Широта души, – сам себе ответил гражданин, закатив глаза и делая руками движение – как если бы на нём была рубаха. – А что ему требуется в первую очередь?
       – Кому что, – заметила мама.
       – Ну, например, мне? – спросил гражданин.
       – Штаны подтянуть, – предположил Жорик.
       Его ответ жлобалисту не понравился.
       – Я в широком смысле спрашивал… в психологическом разрезе, – произнёс он, недовольно поглядев на Жорика.
       Неожиданно трамвай резко затормозил, и знаток человеческих душ повалился в проходе, ударившись головой о кабину водителя. На лбу у него образовалась огромная шишка. Желание вести разговоры за жизнь у него пропало, и он, пошатываясь, сошёл на остановке.
       – Очередной клиент пошёл, – сказала мама с сочувствием.
       – Я имела в виду – к травматологу, – добавила она, отвечая на вопросительный папин взгляд.
       В центре Хамкины сошли и, путешествуя по городу, с интересом разглядывали старинные здания, читали надписи на мемориальных досках, памятуя о лекции Аркадия по истории Жлобал Сити. Выйдя к бульвару, утопающему в зелени деревьев и кустарников, они заметили в его конце, у фонтана, скопление горожан. Хамкины, очарованные красотой цветущих каштанов, подошли поближе и заглянули в фонтан, надеясь увидеть чистую прозрачную водную гладь, но увидели мутную воду, в которой плавали окурки. 
       – А почему они на работу не пошли? – спросил Костик, показывая на очередь.
       – Безработные видимо, – ответила мама.
       – Не думаю, – возразил папа. – Аркадий говорил: у них в городе дел по горло и народу не хватает. К фонтану прискакали люди творческого труда, не обременённые строгим графиком работы – наподобие композитора из гостиницы.
       При упоминании композитора мама вздрогнула. Дабы отвлечься от страшных воспоминаний, она подошла к рекламной стойке и, ознакомившись с  пришпиленной распечаткой, объяснила папе, что проходит рекламная презентация авторского пива. Суть её состояла в том, что желающий получить пиво мог подойти к менеджерам и попытаться ответить на вопрос-загадку. На площадке перед фонтаном громоздился целый штабель коробок с банками, а вплотную к нему стоял столик, за которым сидели две девицы. Хамкины уселись на лавочке неподалёку и стали наблюдать за презентацией. Одна из девиц, для ускорения мероприятия, раздавала стоящим в очереди карточки с вопросами-загадками с тем, чтобы те заранее подготовили ответы. Ответивший правильно получал банку пива. Получив пиво, он не уходил, а снова отправлялся занимать очередь. У каждого творческого работника при себе имелись сумка или пакет, куда и складывалось полученное. Если ответ на вопрос-загадку оказывался неверным, девицы начинали всячески подсказывать и наводить на мысль, и правильно ответить затем не составило бы труда законченному дебилу, страдающему провалами памяти. Понятно, девицы не хотели торчать у фонтана до темноты, и старались поскорее раздать рекламную продукцию. Иногда, желая поразвлечься, они, получив неправильный ответ, качали головами и холодно глядели на участника акции, привыкшего к тому, что получение очередной банки – простая формальность.
       – Ну чего ты ждёшь? – говорила одна из менеджеров, выдержав паузу. – Или условия акции забыл? Ответил правильно – получаешь… Не ответил… – и она, не заканчивая фразы, показывала кукиш. – Иди, не задерживай.
       Бедолага разворачивался и понуро брёл в конец очереди. Хамкины, понаблюдав за акцией, не устояли перед искушением получить на халяву по банке пива, и тоже встали в очередь. Менеджер вручила родителям таблички, и они принялись их изучать. Папе досталась такая загадка:
                «Гордой поступью бредёт,
                А когда в песок плюёт,
                То в кого-то попадёт».
       – Повезло тебе, – позавидовала мама, – лёгкая у тебя загадка.
       – Ты думаешь? И кто же?
       – А что тут думать? Ясно кто – верблюд. У меня посложнее – и она прочитала вслух:
                «Тихо по лесу летает,
                Страх на местных нагоняет.
                От неё и зверь и птаха
                В дупла прячутся от страха».
       – Ничего сложного, – заметил папа, – сова или филин. Запамятовал маленько: они разные птицы или нет?
       – Я тоже не помню, – призналась мама. – Кажись, филин та же сова, но только мужик. Кто ещё из хищных птиц в лесу детает?
       Она глубоко задумалась.
       – Вспомнила, вспомнила, вспомнила,  –затараторила мама, – ястреб. Он покруче совы и филина. Точно, ястреб. Погоди, неувязочка смущает. Почему от «неё», а не от «него»?
       – Потому как птица, – догадался папа.
       Вскоре подошла их очередь. Папа зачитал загадку и озвучил ответ, рассчитывая получить обещанное пиво. Услышав папину отгадку, очередь засмеялась, и кто-то крикнул:
       – Сам ты верблюд. Ребёнок – и тот знает правильный ответ. Если простейшую загадку не отгадал, то остальные и подавно не отгадаешь. Гоните его в шею, чтобы под ногами не путался.
       Менеджер усмехнулась и презрительно произнесла:
       – Ответ неверный. Правильный ответ: «Жлобалист, гуляющий по пляжу».
       Пиво папа не получил и стоял посрамлённый, как будто его оплевал гуляющий по пляжу жлобалист. Настал черёд мамы. Услышав зачитанную загадку, очередь притихла, признавая тем самым, что загадка не из лёгких. Мама открыла рот и собралась произнести отгадку, но её опередили. Костик с Жориком приблизились к краю стола и хором прокричали:
       – Дискообразная ракета!
– Гениально! – пропели девицы, и вручили им по банке пива. Очередь с уважением посмотрела на новоиспечённых гениев, а мама заявила, широко улыбнувшись:
       – Опередили, сорванцы. Я сама собиралась ответить то же самое.
       Честь семьи восстановилась, и Хамкины с достоинством  удалились на дальнюю скамейку. Пиво у гениев отобрали, и папа отправился в магазинчик напротив за равноценной компенсацией. Выбрав лимонад и набрав пирожков, он поспешил к кассе. В конце очереди дёргался парнишка с наушниками, а за ним стояла корзинка, в которой лежал плавленый сырок. Папа встал за сырком и, отрешённо разглядывая спину парня, глубоко задумался над тем, что с ними произошло и как им действовать при сложившихся обстоятельствах. Консерватизм во взглядах и узость мышления мешали осмыслению действительности, а в голове постоянно вертелись одни и те же мысли: «Происходит ли всё на самом деле, или это галлюцинация воспалённого мозга? А если происходит, то что? Может, они стали участниками какой-то чудовищной мистификации? А если не мистификации, то чего?» Очередь продвинулась, и за корзинкой образовалось пустое пространство. Папа, не прерывая хода мыслей, на автопилоте обошёл корзинку и встал за парнем. Когда перед ним оставалось два человека, к нему, прервав его размышления, подкатила тележку, под завязку набитую продуктами, смуглая темноволосая женщина в тёмном платье с длинным рукавом и с ярким ситцевым платком в цветочек на голове. Поверх платья на ней красовался чёрный сверкающий меховой жакет, напоминающий шёрстку ухоженного ротвейлера. Поборов соблазн почесать жакет пальцем, папа, предчувствуя недоброе, стал ожидать дальнейшего развития событий.
       Сверкнув золотым зубом, смуглянка обратилась к папе:
        – А где моя корзинка с плавленым сырком? Я её поставила за этим парнем – и она дотронулась до  молодого человека с наушниками, выкладывающего на транспортёр покупки.
       – А та не твоя? – спросил папа и указал на корзину, стоявшую позади.
       – А почему она там, если я её за парнем поставила? – и она снова дотронулась до молодого человека.
        – Где оставила, там и стоит, – начинал кипятиться папа. – Ног и крыльев я у неё не наблюдаю. Иди у неё спроси.
       – А ты почему не захотел её вперёд пропихнуть? Что, очень трудно? Что, нога бы отвалилась? Или испугался – не сдвинешь? Я же туда сырок положила, а не мешок с картошкой. Плохой ты человек. А ну, пропусти!
       С силой оттолкнув папу рукой, она вклинилась между ним и парнем, задев тележкой папино колено, по которому два дня назад попал дубинкой Жорик. От гнева и боли у папы помутилось в глазах. Долго дремавший внутри него зверь пробудился и вышел на поверхность. Матерно обругав наглую смуглянку, он отодрал её от тележки, развернул  и дал пинка в направлении к стоявшей в конце очереди корзинки с плавленым сырком. Реакция женщины папу несказанно поразила. Она схватилась обеими руками за осквернённые ягодицы и начала издавать пронзительные трели, от которых покупателям стало не по себе, и слабонервные выбежали из магазина. Трели эти, пожалуй, были похлеще тех, что генерировал отпугиватель кротов, установленный папой прошлым летом на садовом участке. Тогда кроты действительно испугались и перебрались на соседние участки, но не меньше перепугались соседи по даче, терпевшие и страдавшие до середины лета, а когда терпеть трели отпугивателя стало невмоготу, в домике одного из дачников устроили совещание. Так как бежать соседям, в отличие от кротов, было некуда, вопрос об отступлении и оставлении жилищ на повестке дня не стоял. Предстояло сделать трудный выбор: либо продолжать терпеть, рассчитывая на чудо, способное спасти от попадания в психбольницу, либо пойти на отчаянный шаг и вступить с папой в переговоры. Совещание проходило бурно, и мнения разделились. Под утро дачники большинством в один голос склонились к переговорам. Зная папин характер, они понимали, что наезд на него равносилен плевку против ветра. Воздействовать порешили методом пряника. Избрав осторожную тактику, соседи, прихватив с собой бутылку коньяка, с замиранием сердца постучали в калитку, призывая небесные силы помочь уговорить хозяина избавить их от ревуна. Отведав коньяк и поразмыслив, папа снизошёл до удовлетворения просьбы. Во-первых, цель достигнута – кроты испугались и убежали. Во-вторых, отпугиватель кротов раздражал его самого. Если бы тогда, в прошлом году, установленный папой отпугиватель кротов разразился трелями женщины-смуглянки, то хватило бы одного дня для того, чтобы соседи стройными рядами замаршировали в дурдом, а кроты бы и убежать никуда не успели, сдохнув от ужаса в подземных лабиринтах. Папа, уже упрекая себя за несдержанность, поспешно расплатился и резво бросился вон из магазина.
       Утолив жажду и покушав пирожков, Хамкины продолжили прогулку. Впереди показалось красивое здание с колоннами, сверкающее в лучах солнца. Семья остановилась и залюбовалась творением неизвестного архитектора.
       – Такой бриллиант – в таком навозе, – процитировала мама героя фильма «За двумя зайцами», и пнула туфлей валявшуюся бутылку. – Прям дворец. Интересно, что в нём находится?
       Подгоняемые любопытством, Хамкины потопали к дворцу, строя всевозможные догадки, но ни одна из них не подтвердилась. Оказалось, что в здании располагается культурное заведение – драматический театр, и вблизи оно выглядело не столь помпезно – театр нуждался в капитальном ремонте. Сегодня в его стенах должна была состояться премьера ревю «Облегчение страданий», спонсором постановки которого выступал медицинский департамент. Афиша извещала, что зрители, при желании, могут стать участниками ревю. Оно начиналось через двадцать минут. Пойти на ревю означало вслед за завтраком пропустить обед. Порывшись в недрах души и желудка, наевшиеся пирожков Хамкины пожелали соприкоснуться с чем-нибудь возвышенным и выбрали духовную пищу, купив четыре билета в партер почти напротив сцены.
       – Бронь, наверное, распродают, – смекнула мама, отыскав их места на плане зрительного зала.
       Ранее Хамкины почтили своим присутствием театр единожды. Однажды на работе коллега, срочно посылаемый в командировку, подарил папе два билета, и пришлось пойти на просмотр классической пьесы, оставив детей на попечение приехавшей тёщи. Впоследствии Хамкины пытались стереть из памяти воспоминания о том спектакле, но волшебная сила искусства не позволяла. В тот раз они сидели в первом ряду партера, и, полностью отрешившись от суеты бренного мира, старались целиком погрузиться в сценический круговорот человеческих страстей, впитывая в себя всё, что летело из уст служителей Мельпомены. Главный герой пьесы, а его играл высокий худой актёр с длинными волосами, произносил монологи, подходя к краю сцены. Обличая разных мерзавцев, обижающих слабых и беззащитных, он входил в раж, и изо рта у него летели слюни в сидящих в первом ряду. Мама защищалась от плевков программкой. Папа же загораживался рукавом пиджака. Им же приходилось и утираться – на свою беду он забыл дома носовой платок. И, что обидно, ничего нельзя было поделать, приходилось терпеть позор и унижение. Папа, не привыкший к наплевательскому отношению, испытывал ужасные моральные страдания от невозможности подняться на сцену и влепить длинноволосому оплеуху. Так как им то и дело приходилось уворачиваться от слюны и вытирать ту, увернуться от которой не получалось, смотреть спектакль удавалось эпизодически. По его завершении несостоявшиеся театралы имели весьма смутное представление о содержании пьесы. С тех пор такое  искусство, как театр, у Хамкиных ассоциировалось с плюющимся со сцены актёром. С первой попытки приобщиться к высокой культуре Хамкины не сумели, и в дальнейшем подобные заведения не жаловали, предпочтя театру телевизор, из которого, понятное дело, никто тебя не забрызгает.
       – Хорошо, что не в первом ряду, – сказала мама, заходя в холл театра, а папа непроизвольно запустил руку в карман, проверяя, лежит ли в нём носовой платок.
       Из купленной программки Хамкины узнали, что ревю посвящёно истории достижений в области медицины. Когда в зале погас свет и раздвинулся занавес, зрители увидели неподвижно стоящего человека в белом халате и джинсах, державшего себя за подбородок. Человек стоял в глубокой задумчивости, опустив глаза.  Казалось, что он спит. После длительного стояния, когда мало кто надеялся на его скорое пробуждение, а некоторые сами склонили головы на грудь, человек оторвал руки от подбородка и громогласно заговорил, от чего задремавшие зрители пробудились:
       – Какие страшные муки испытывали люди, пока учёные и изобретатели города Жлобал Сити не придумали способы облегчения страданий, совершая на протяжении всей нашей истории выдающиеся открытия и изобретения, хотя я и не вижу их большой заслуги. Любое открытие – просто случайность, или получение информации извне. Человеческий мозг, по большому счёту, не генератор, а приёмное устройство, способное получить и обработать полученную информацию, представляющую ключ к открытию или изобретению, и кто-то её передаёт, и если посчастливилось получить её тебе, а не твоему коллеге – не твоя заслуга, и нечего задирать нос. Вы спросите: «Способна ли балбешка уборщицы нашего театра тёти Клавы выдать на гора принцип работы двигателя внутреннего сгорания, если передать ей туда соответствующие сведения?» Я отвечу: «Нет, не способна. Требуется изначальная настройка мозга на приём и обработку соответствующей информации». В голове человека имеется базовый пакет извилин, позволяющий в узких границах производить генерацию мыслей, идей и как следствие – поступков, то есть то, что позволяет нам вести привычный образ жизни. Если базовым пакетом всё и ограничивается, то ты – обыкновенная заурядная личность, но у части людей имеются небольшие отклонения от базовой модели в ту или иную сторону. И мы, в одном случае называем подобное талантом и способностями, позволяющими творить и созидать, а в другом – принадлежностью к группе недоумков. Принять же и обработать полученную информацию способны только те, в чьих мозгах имеются значительные отклонения в соответствующую сторону. Что означает значительное отклонение в противоположную сторону – нетрудно догадаться. Кое-кто считает, что гении – разновидность свихнувшихся людей. Не суть важно. Если есть индивидуумы, способные грамотно распорядиться полученными сведениями, цивилизация не зачахнет. Среди нас таковых не много, а много и не надо. И если входишь в их число, вовсе не обязательно, что информацию получишь ты, а не другой. Присутствует избыточность. Как в футболе – имеется дублирующий состав. На всякий пожарный. Говоря техническим языком – горячий резерв. Если получил информацию ты – тебя назовут гением. А передаётся она по-разному. Кто-то во сне что увидит, а кому-то достаточно небольшое смещение в мозгу устроить, чтобы на мысль натолкнуть. Вот и упадёт ему на голову сверху яблоко как бы невзначай, а через минуту он закон какой-нибудь открывает. Но из всякого правила имеются исключения. Иногда открытие или изобретение совершает человек с заурядными мозгами. Что называется, повезло, вытащил счастливый билетик, не приложив особых усилий и стараний – и получай славу, почёт и уважение. И всё же, человечество благодарно всем без исключения изобретателям, а особо тем, кто развивал медицинскую науку и технику. Смотрите и восторгайтесь!
       Говоривший скрылся, а уставшие от его балабольства зрители, выслушав ту ахинею, которую он нёс, и ничего не понявшие, с облегчением выдохнули, приготовившись смотреть продолжение ревю. Со сцены за закрытым занавесом послышались крики и топот. Зрители в нетерпении заёрзали в креслах. Наконец занавес открылся, и залу предстала жуткая картина схватки двух первобытных племён. Человек десять заросших щетиной мужиков, одетых в какое-то подобие звериных шкур, издавая воинственные возгласы, бегали по сцене с огромными дубинами, стараясь проломить недругам череп. Старались не напрасно: один из них выронил оружие  и растянулся на сцене. Его соплеменник, издав громогласный крик, поднял валявшуюся дубину и запустил её во вражеского воина, но косматый противник, приняв стойку заправского бейсболиста, ловко отбил летящее в него орудие, и оно плавно полетело по дуге в зрительный зал. При виде летящей на них дубины зрители занервничали, а в зоне предполагаемого падения возникла небольшая паника. Один папа, пребывая в непонятной прострации, сидел и невозмутимо отслеживал траекторию полёта. Известно, к каким ужасным катастрофам приводят ошибки в расчётах траекторий запускаемых летательных аппаратов. Ошибка папы в расчётах привела к неправильному определению точки падения. Под пронзительный женский визг дубина упала папе на голову, и он сполз с кресла, а публика в зале ахнула, наблюдая трагическую развязку противостояния племён. Жена и дети от ужаса произошедшего оцепенели и онемели. Округлив глаза, они сидели и смотрели с открытыми ртами на поверженного мужа и отца. Полежав в проходе между рядами, папа передумал становиться покойником и зашевелился. Кряхтя, он опёрся о ручку кресла и самостоятельно поднялся. Почесав темя, папа пнул дубину и обругал первобытных воинов. Дубинка, изготовленная из мягкого пластика, капельку его оглушила, но ни ему, ни его здоровью, существенно не навредила. Афиша почти не врала. Папе первому из присутствующих в зале довелось стать участником представления – с одной лишь оговоркой: желания участвовать он не выказывал и радости от участия не испытывал. Увидев, что потерпевший, живой и невредимый, уселся обратно в кресло, повскакавшие зрители, рассчитывающие, как минимум, на черепно-мозговую травму с вызовом скорой помощи, разочарованно поджали губы и вернулись к просмотру ревю, обратив взоры на сцену. Бой там завершился, и воины сгрудилась вокруг поверженного товарища с проломанной черепушкой. Тот лежал на спине и кричал на весь зал, изображая мученика, испытывающего невыносимую боль от полученной раны. Воины с состраданием смотрели на товарища, не в силах ему помочь. Не выдержав психологического напряжения, один из них поднял дубину и ударил крикуна. Над залом повисла тишина. Занавес закрылся, и откуда-то прозвучал знакомый голос ведущего:
        – Вы видели первое, что придумало человечество для избавления от мук. Эвтаназия –  радикальнейшее средство, дающее стопроцентную гарантию того, что у больного больше ничего болеть не будет. Смотрим следующее достижение.
       Занавес открылся, и зрители увидели, что сцена превратилась в операционную. Посерёдке возвышался операционный стол. На нём лежал человек с окровавленной рукой и стонал. В углу стоял стол обыкновенный. За ним обедал мордастый красноносый мужчина в длинном фартуке. По-видимому – хирург, удалившийся на обеденный перерыв. Не обращая внимания на стоны больного, он размеренно жевал огромный бутерброд, запивая его чем-то из кружки. Закончив есть, хирург приложил ладони к животу и забарабанил по нему пальцами, проводя диагностику. Её итогом явилось извлечение второго бутерброда, не уступающего по размерам первому, но не успел хирург поднести его ко рту и произвести первую ампутацию посредством укуса, как к нему заглянул человек в чёрном камзоле.
       – Привет, отсеченец! Много сегодня настругал инвалидов? Ты какой бутерброд по счёту жуёшь: второй или третий? И как в тебя столько влезает? Другой давно бы лопнул.
       – Работа у меня тяжёлая, не то что у вас, алхимиков. Сидите целый день на заднице, да порошочки смешиваете, а я вкалываю в поте лица не хуже лесоруба.
       – Скажи лучше, как тебе мой эликсир?
       – Вещь! От одной рюмки кайф ловишь. На вкус он, к сожалению...
       – Знаю, знаю… – перебил алхимик, – я порошочек один приготовил. Думаю, если его всыпать, то вкус должен улучшиться, но я  не удосужился продегустировать.
       – Давай продегустируем. Он у тебя с собой? Эликсира у меня чуток имеется.
       Хирург принёс керамический кувшин и поставил на стол, а алхимик извлёк из кармана мешочек и высыпал из него в кувшин красноватый порошок. Эликсир  забулькал и зашипел, а затем выплеснулся наружу, залив стол. Хирург сходил за тряпицей и тщательно вытер поверхность стола.
       – Не выбрасывай, – попросил алхимик, увидев, что хирург собирается кинуть тряпку в ящик с отходами. – Ты лучше ею рот заткни вон тому. Сил нет слушать его стоны.
       Хирург выполнил просьбу приятеля, и стоны поутихли, а потом прекратились.
       – Он у тебя часом не помер?– спросил алхимик, оборачиваясь к пострадавшему. Давай договоримся: я тебя ни о чём не просил. Мне неприятности ни к чему. Сам знаешь, власти алхимиков не жалуют. Иди разберись в чём там дело.
        Хирург отложил бутерброд и подошёл к пациенту.
       – Живой, – облегчённо крикнул он приятелю. – Клиент просто спит. Надо же... Неужели его от эликсирчика сморило? Придётся разбудить, – и хирург, вынув изо рта заснувшего тряпку, потянулся к висящей на гвоздике острозубой пиле, чтобы ампутировать повреждённую руку.
       – Пожалуй, я лишний! – испуганно крикнул алхимик.
       Спешно попрощавшись с приятелем, он исчез. В операционную зашли два угрюмых санитара и зафиксировали раненого, прижав к столу. На лице пациента играла милая улыбка, весьма неуместная в его положении. «Другие перед операцией лежат с расширенными от ужаса глазами в ожидании страшных мук, а этот улыбается, – подумал хирург, – кого он во сне увидел? Маму с папой? Рано что-то их позвал. Предусмотрительный. Ну-с, приступим».
      Со сцены раздался неприятный скрежет. От звуков пилы у зрителей по коже пробежали мурашки. Мама повернулась к детям и велела закрыть глаза. Те, хитро улыбаясь, сощурили глазки, превратившись в двух китайчонков, радующихся восходу солнца. Хирург же прекратил пилить и воззрился на больного, не понимая, почему тот не кричит благим матом, не мечется и не зовёт на помощь маму, а продолжает спокойно спать. Не найдя ответа, он с нескрываемой скукой завершил ампутацию, не получив в полной мере профессионального удовлетворения, причиной чему послужило пассивное поведение оперируемого. Вскоре клиент очнулся. Хирург же, в голове которого зародилась какая-то догадка, бросился к столу, желая её немедленно проверить. Снова намочив эликсиром тряпку, он от души умыл ею лицо новоиспечённого калеки, уготовив ему судьбу подопытного кролика. Не прошло и минуты, как тот снова заснул. Хирург без колебаний схватил пилу и задумался, соображая, что бы ему оттяпать. Пока он думал, дверь в палату распахнулась и санитары занесли раненого. Надобность в подопытном кролике отпала, и хирург переключился на новенького, оставив  предыдущего в покое и сохранив ему здоровую конечность. Занавес закрылся и зрители услышали:
      –  Вы увидели первую операцию, проведённую под наркозом, воссозданную в деталях актёрами нашего театра. Изобретение наркоза и изобретением-то назвать язык не поворачивается. Чистая случайность, шар-дурак, залетевший в лузу. Помните, я вам говорил про исключения из правил? Но результат-то достигнут! И какой! Настоящий прорыв в медицине! Представьте, какую боль вы бы испытали, если бы вам отпилили пилой, скажем, голову без наркоза. Смотрим дальше.
      А дальше все увидели комнату, набитую военными людьми: они сидели за столом, занимавшим почти половину сцены. Во главе стола восседал генерал и проводил совещание. Невысокий кругленький полковник в очках, как догадались зрители – начальник контрразведки, докладывал:
      – Хочу напомнить, что моя служба вычислила вражеского агента, работающего в аппарате генерального штаба. Мы его не арестовали, с тем чтобы подкинуть ему дезинформацию о направлении главного удара в предстоящем наступлении. Стратегический расклад на фронтах таков, что главный удар возможен либо с севера, либо с юга. Мы собрались ударить с юга. Нам недавно поступило донесение, что противник узнал о провале агента. И как нам лучше поступить?
      Генерал чётко произнёс:
      – При сложившихся обстоятельствах нельзя передавать агенту дезинформацию об ударе с севера. Он допетрит, что это дезинформация, и вычислит наше истинное направление – удар с юга. Передадим ему правду о направлении главного удара. Он примет её за дезинформацию и перебросит резервы на север.
      Присутствующие одобрительно загалдели, восхищаясь мудростью главнокомандующего. Начальник контрразведки, выждав паузу, поднял кверху палец. Военные прекратили галдёж и перешли в режим ожидания. Опустив палец, начальник контрразведки обратился к генералу:
      – А что, если, господин главнокомандующий, противник знает о том, что мы знаем то, что они знают о провале агента? Тогда они догадаются, что мы подсунем агенту правду о направлении нашего главного удара в надежде на то, что они посчитают правду дезинформацией. Не лучше ли нам всё-таки передать агенту дезинформацию? Они её воспримут как правду, которую мы передаём с тем, чтобы они приняли её за дезинформацию.
      Генерал, чтобы никто не усомнился в его гениальности, тужился понять сказанное. От усиленной работы извилин у него зашевелились уши.
      – Хорошо, – сдавленно произнёс главнокомандующий, – давайте передадим агенту дезинформацию.
      Генерал собрался закончить совещание. Положив руки на стол и привстав с кресла, он приготовился объявить об этом присутствующим офицерам, но начальник контрразведки опять поднял кверху палец. Генерал с нескрываемым раздражением опустился обратно в кресло.
      – Ну? – спросил генерал, взглянув на начальника контрразведки.
      – Что меня смущает? – виновато улыбнулся тот. – А ну как противник разгадает наше намерение подкинуть им дезинформацию в надежде на то, что они сочтут её той правдой, которую мы передаём для того, чтобы её приняли за дезинформацию? А если мы передадим агенту правду, то он посчитает её дезинформацией, передаваемой в предположении, что её посчитают правдой, передаваемой в надежде на то, что она будет трактоваться как дезинформация – и  противник определит направление главного удара с точностью до наоборот.
      Генерал натужно задумался. От умственного перенапряжения у него покраснело лицо и выступил пот. Не высказав мнения относительно умозаключений начальника контрразведки, он поднялся и заорал:
      – Назасылали к нам всякой  вражины! Кругом шпионы и диверсанты! Приказываю бежать в подвал в секретную лабораторию и замочить предателей, сливающих военные секреты вражеским агентам.
      Генерал вытащил из кобуры пистолет и выбежал из совещательной комнаты, а за ним, крутя пальцами у виска, побежали встревоженные военные. Занавес закрылся, а когда открылся, перед публикой предстала военная лаборатория. Секретные физики сосредоточенно снимали показания приборов, трудясь над созданием новейших вооружений. В лаборатории послышался отдалённый шум бегущих людей. Физики оторвались от приборов и прислушались. Шум становился громче. В лабораторию, размахивая пистолетом, ворвался генерал, а за ним толпа военных, предпринимающих робкие попытки его остановить. Генерал, изловчившись, стукнул первого подвернувшегося под руку, а им оказался начальник контрразведки, рукояткой пистолета по голове, после чего военные и вовсе сникли, пустив дело на самотёк. Начальник контрразведки, схватившись за голову, перебежал в дальний угол лаборатории и там затаился.
      – А ну, сознавайтесь! – закричал генерал, – кто из вас снюхался со шпионами?
Ты?.. – и он приставил пистолет к виску тщедушного лаборанта с цыплячьей шеей, державшего в руках электрод. От испуга тот сделал неловкое движение и дотронулся до генерала оголённым концом. Попав под электрическое напряжение, генерал, не выпуская из рук табельного оружия, задёргался наподобие рок-гитариста. Лаборант, то ли от растерянности, то ли от того, что выступление генерала ему нравилось, не сразу отдёрнул электрод. Генерал, получив порцию электрического заряда, вполне осмысленно убрал пистолет в кобуру, обругал спасителя «козлом» и вместе с остальными офицерами покинул лабораторию. Зрители услышали, как чудесным образом выздоровевший генерал отдал приказание начальнику контрразведки:
      – Нечего мудрить с дезинформацией. Ничего агенту мы сообщать не будем. Приказываю его немедленно арестовать и поставить к стенке. Выполняйте!
      Занавес закрылся и ведущий подытожил увиденное:
      – Вы видели, как при помощи воздействия на организм электрического разряда исцелили страдающего психическим недугом больного. События в секретной лаборатории положили начало использованию в психиатрии метода лечения психических расстройств, известного под названием «электрошоковая терапия». Он с успехом используется в клиниках и зарекомендовал себя как очень эффективное средство. Часто психически больные люди выздоравливают до непосредственного проведения курса электрошоковой терапии, узнав о том, что его им назначили. Представление продолжается и пришло время поучаствовать в ревю кому-нибудь из вас. Следующий сюжет имеет отношение к стоматологии. Услышав про стоматологию, папа в шутку дал маме совет:
      – Ты чего сидишь? Иди! Зуб больной заодно вылечишь.
      Предложение поучаствовать не вызвало у зрителей живого отклика. Наоборот, они втянули головы в плечи и притихли. В наступившей тишине папина реплика была услышана ведущим. Он спустился в зрительный зал и, лучезарно улыбаясь, пригласил маму на сцену. Мама, обескураженная внезапным приглашением, поднялась с места. Зрители, желая подбодрить добровольца, зааплодировали. Отступать было поздно, и мама, поглядев на семью так, как будто видит её в последний раз, побрела на сцену походкой непорочной девы, удостоенной чести стать избранницей для жертвоприношения какому-нибудь злобному чудовищу, терроризирующему город. Зрители, облегчённо отдуваясь, восторгались маминым героизмом и млели в предвкушении предстоящего шоу. Если бы мама заломила руки и приказала папе беречь детей, то все восприняли бы это как само собой разумеющееся. Мама, у которой от волнения задрожали коленки, на полусогнутых добралась до сцены. Занавес открылся, и перед зрителями предстал громоздкий предмет, представляющий собой нечто среднее между креслом стоматолога, электрическим стулом и приспособлением для пыток, хотя, учитывая тематику сюжета, предмет, скорее всего, являлся креслом стоматолога, в которое ведущий, галантно изогнувшись, и предложил маме сесть, но та не оценила его хороших манер и остановилась, не желая приближаться к страшному сооружению. Тогда ведущий легонько и ненавязчиво подтолкнул маму к креслу, не забыв улыбнуться зрительному залу. Заметив, что у мамы от страха побелели губы, ведущий, желая, видимо, её воодушевить, пригласил на сцену здоровенного детину с волосатыми ручищами. На нём красовался клеёнчатый передник, весь забрызганный кровью, а в руках он держал гигантские клещи.
      – А вот и стоматолог, – объявил ведущий присутствующим, ошибочно посчитавшим, что появившийся детина не кто иной, как рабочий со скотобойни, пришедший подлечить разболевшийся зуб.
      Стоматолог положил на табуретку до поры до времени невостребованные клещи, схватил бор-машину, которую неискушённая в технических вопросах мама приняла поначалу за отбойный молоток, и стал с нетерпением поджидать пациентку. Чтобы отрегулировать обороты бор-машины перед оказанием услуг по облегчению маминых  страданий, стоматолог её включил. В зале раздался страшный рёв, от которого у зрителей затряслись поджилки и похолодели внутренние органы. У мамы при первых же звуках ревущего инструмента подогнулись ноги, и она осела на пол. Ведущий ловко её подхватил и уложил на сцене, затем извлёк из кармана пузырёк, отвинтил крышечку и сунул его маме под нос. От резкого запаха мама очнулась. Ведущий помог ей подняться и отряхнул с кофточки соринки. Подняв пузырёк над головой, он обратился к зрителям:
      – Восхищаюсь смелостью отважной зрительницы. С её помощью мы продемонстрировали достижение медицины, использованное впервые в стоматологии для привидения пациентов в чувство. Я держу в руке не что иное, как нашатырный спирт – поистине уникальное по простоте средство, позволяющее выводить человека из бессознательного состояния, по сути его оживляющее. Поблагодарим нашу героиню за участие.
      Сказав послесловие, ведущий исчез – и вовремя. К сцене, негодуя и что-то выкрикивая, подбегал папа, а за ним – Костик с Жориком. Схватив маму за руку, папа быстренько увёл её со сцены. Хамкины, возмущённые негуманным использованием рядового зрителя в сценической постановке, решили покинуть театр, и под аплодисменты зрителей, поддержавших протестную акцию, отправились к выходу. Подойдя к двери театра, осмелевший Костик обернулся и показал ведущему, вновь вернувшемуся на сцену, кулачок, а Жорик спохватился поздно. Всю обратную  дорогу он досадливо хмурился и пребывал в плохом настроении. Да, и вторая попытка приобщения Хамкиных к высокой культуре оказалась не лучше первой. С театром им положительно не везло.

ВЕЧЕР ПЕРЕД СУББОТНИКОМ

      Приехав в гостиницу, они вздремнули, а проснувшись, спустились в столовую на ужин, удивив присутствующих зверским аппетитом. Наевшись как удав, папа, придя в номер, плюхнулся в кресло и включил телевизор. На экране он увидел автомобильную дорогу, петляющую среди поросших кустарником холмов. По ней в сгущающихся сумерках двигался белый автомобиль, омываемый потоками проливного дождя. Сверкнувшая молния осветила указатель, извещавший о том, что в двух километрах находится отель. Автомобиль свернул на узкую боковую дорогу. Подъехав к двухэтажному дому, он остановился, и из него вылезла стройная симпатичная брюнетка. Зайдя в отель и никого не обнаружив, она постучала по крышке стола. На стук явились двое: лысый мужчина средних лет с отталкивающей внешностью и мужчина помоложе, с явными признаками кретинизма на мерзкой физиономии, но лохматый. Обменявшись несколькими фразами с гостьей, лысый – он же хозяин гостиницы – выдал ей ключик, и она поднялась по лестнице наверх, а мужчины откровенно любовались её ножками, облизываясь и глотая слюни.
      – Она мне нравится, – произнёс хозяин, – пожалуй ночью ей займусь, не часто к нам заглядывают без спутников аппетитные дамочки.
      – А я что, дурак или как? От такой лакомой козочки отказываться не собираюсь. Щас моя очередь, между прочим, – заметил лохматый.
      – Ишь ты… – огорчился лысый. – И как же будем бабу делить, сынок?
      – Вдоль.
      – Сдурел? Возни сколько. Лучше поперёк.
      – Зато каждому достанется одно и то же, по-честному... А кишки тётке отдадим.
      – Тогда сам и дели, а я пас.
      – Ладно, поперёк – промолвил сынуля, – но мне нижнюю половину.
      – Издеваешься? Что там наверху? – кожа да кости. Грудь – и та размером всего с бильярдный шар. Для холодца годится, но я его терпеть не могу, а ты, я знаю, обожаешь, и рёбрышки обгладывать – большой любитель. Матильда твоя одобрит. Мозги для неё – любимое лакомство.
       – Уболтал, – сдался сын хозяина, – беру верхнюю половину, но режь ровно по пупку, не выше. Ниже – пожалуйста.
      – Договорились. Ночью, пташку залётную, и оприходуем.
      – Зачем откладывать до ночи? Давай сейчас. Никто уже не приедет. Если что, Матильда подстрахует.
       Вооружившись бейсбольными битами и зловеще осклабясь, они прокрались к номеру приехавшей брюнетки.
Когда до двери оставалось несколько шагов, картинка на экране застыла и пошли титры. Бегущая строка извещала, что следующую серию про семью каннибалов телезрители увидят завтра вечером.
      – Ну вот, на самом интересном, – пробубнил Костик.
      – Не дали посмотреть, как тётку сожрут, – поддержал Жорик.
      – А ну, тихо! – прикрикнул папа.
      Галдёж прекратился, и Хамкины продолжили просмотр. Шла программа «Выбор жлобалиста». За красивым столом сидел ведущий теледебатов, а по бокам от него расположились кандидаты в городское собрание. Теледебаты, по словам ведущего, должны были обозначить мнения кандидатов по различным вопросам и их подход к решению злободневных проблем города. Хамкиных  расстроило то, что кандидатами являлись две хрупкие миловидные дамы в строгих нарядах. Не верилось, что они способны оправдать ожидания телезрителей, как то: подраться, вцепиться в волосы оппонента, чем-нибудь в него бросить без риска нанесения тяжких увечий, облить водой, обвинить в преступлениях или хотя бы оскорбить. Худшие ожидания подтвердились. Ничего интересного Хамкины не увидели и откровенно скучали, слушая разглагольствования участниц теледебатов. Дама в зелёной жакетке – папа нарёк её «Зелёнкой» – отвечая на вопросы, руководствовалась принципом: что на уме, то и на языке. Другая же, в жёлтом костюме, прозванная папой «Желтухой», вела себя более сдержанно и осторожно, а на вопросы отвечала обтекаемо и витиевато. Каждая по-своему старалась понравиться электорату.
      – Скажите, – спросил телеведущий, – как вы относитесь к тому, что ряд граждан предлагает поставить на улицах бесплатные биотуалеты?
      Зелёнка с негодованием фыркнула и ответила:
      – Я отношусь резко отрицательно. В биотуалет мало кто захочет зайти, и халявность не приманит, а если кто-то и зайдёт, то другому уже не захочется. Одни расходы. К тому же на входе биотуалета должен висеть противогаз, без которого, согласитесь, зайти внутрь – равносильно суициду, а провисит противогаз до первого посещения. Значит, потребуется сторож. Опять дополнительные деньги. В зданиях ведь есть туалеты, а остальная территория –как бы единый биотуалет под открытым небом; всегда под рукой и почти не пахнет: проветривается, дождём промывается. К тому же почва удобряется. Я уж не говорю о политическом аспекте.
      – А я думаю, – заговорила Желтуха, – к  вопросу следует подойти взвешенно, не спеша обдумать, выделить плюсы и минусы, учесть мнения граждан. За нами никто не гонится, торопиться некуда, но и отмахнуться от предложения – значило бы проявить пренебрежение по отношению к тем, кому не безразличны облик города и его обустройство. Взвешенный подход поможет определить правильное направление и обеспечит баланс интересов.
      – Понятно, – промолвил телеведущий. – Перейдём к следующему вопросу. Жители города жалуются на огромное количество бродячих собак, представляющих угрозу. Как вы видите проблему?
      – Как искусственно созданную, – заявила Зелёнка. – Просто думать нужно соответствующим местом. Помните, с чего каша заварилась? Я напомню: налог ввели с владельцев собак. И что?.. Собачники сразу же бросились собак на опыты продавать, а те, кто не подсуетились – на улицу питомцев повыбрасывали. Медики, подлецы, воспользовались ситуацией: цены закупочные снизили и приобрели собак за гроши с запасом на будущее. Проведя опыты, от лишних избавились, а на рынках вскоре пирожки появились не понятно с чем, впрочем теперь понятно с чем. Не знаю какие опыты они там проводили... Зато доподлинно известно, что, наевшись тех пирожков, люди начинали в группы сбиваться и по городу носиться без всякой цели. Бог миловал, обошлось. Побегали неделю – и завязали. Налог отменили, но собак бродячих меньше не становится. Граждане предлагают их изловить и уничтожить. Легко сказать! Собаки бездомные ушлые, опасность за версту чуют. Так что я предлагаю ввести налог.
      – Который отменили? – уточнил телеведущий. – Пожалуй, разумно. Хуже не станет, а бюджет пополнится.
      – Да нет, я про другой. Неплохо бы ввести налог с тех, у кого нет собак. Народ их быстро с улицы похватает – и проблема разрешится.
      – Мысль интересная, – заметил телеведущий, – а вы как считаете? – обратился он к Желтухе.
      – Я считаю, – заговорила та, – бродячими животными должны заниматься компетентные специалисты, задача которых – выработать конкретные рекомендации, а соответствующие службы города переведут их в практическую плоскость. Нужно постараться не наломать дров, действовать взвешенно и осмотрительно.
      – Готов поспорить: она в молодости на рынке работала, – прокомментировал её выступление папа, – картошку взвешивала.
      Телеведущий подождал продолжения, но Желтуха к сказанному ничего добавить не пожелала, и он перешёл к новой теме:
      – Отдельные политики сетуют на то, что в средствах массовой информации недостаточно представлен спектр взглядов различных слоёв населения. Отсутствует, как они выражаются, плюрализм мнений, от чего возникает некий дискомфорт. А нужен ли нам плюрализм?
      – Врут политики, – возмутилась Зелёнка, – никто дискомфорт не испытывает. Половина сограждан вообще про плюрализм не слыхивала, а другая половина имеет о нём расплывчатое представление. Существует не мало и таких, кто считает: плюрализм – это право плеваться на улицах. Хочу призвать граждан не злоупотреблять этим правом. Поймите меня правильно, я не замахиваюсь на святое, но иногда можно и сглотнуть. А про плюрализм забудьте.
      Желтуха, внимательно слушавшая оппонентку, возразила:
      – Не согласна. Определённые слои населения вправе требовать учёта их позиции по тем, или иным вопросам. Взять хотя бы тех, кто находится, что называется, «навеселе». «Весёлых» круглые сутки не малый процент. Почему бы на телевидении не организовать выпуск новостей с точки зрения нетрезвого человека? Для пущей убедительности и облегчения восприятия информации теми, кто находится «под мухой», проще говоря, для установления доверительных отношений, ведущий должен будет за полчаса до эфира выпить, не закусывая, двести грамм, а здороваясь с телезрителями, постараться не забыть заверить их в своём к ним уважении. Допускаю: есть вероятность того, что подобное войдёт в традицию, и вся телевизионная братия перед выходом в эфир станет закладывать за воротник. Нелишне просчитать последствия. Я считаю: экспертный совет при телевидении внимательно изучит вопрос и примет взвешенное решение.
      На сей раз в ответе Желтухи, на фоне общих рассуждений, сомнений и колебаний, промелькнуло какое-то конкретное предложение, и ободрённый телеведущий поспешил задать очередной вопрос:
      – В средствах массовой информации муссируется идея учредить праздник «День города»: с народными гуляньями, концертами, фейерверками, то есть предлагается сделать праздник таким, чтобы он запомнился жителям. Лично мне идея нравится. А вам?
      «День города» – неплохая идея, – согласилась Зелёнка, – а гулянья организовывать как раз не обязательно. У нас что ни выходной – то сплошное гулянье, и в «День города» народ сам сообразит как ему лучше погулять, а чтобы кайфово гулялось, предлагаю за счёт городского бюджета выдать каждому талон на бутылку водки. А если выдать по два талона, то праздник запомнится вне всяких сомнений, и надолго. Праздничный антураж, конечно, какой-никакой  присутствовать должен: флажки на каретах скорой помощи, плакатики с эмблемой города на полицейских машинах, бодрая музыка из репродукторов весьма желательна. Если выберут меня, буду способствовать.
      – Не стоит форсировать идею, – включилась в разговор Желтуха. – Здесь есть над чем подумать. Надлежит провести тщательный анализ целесообразности мероприятия: прикинуть, как оно впишется в уклад города, будет ли соответствовать устоям и традициям, как повлияет на морально-нравственный климат. Не спорю, идея в целом позитивная, но требует тщательного изучения сути дела. Если «день города» учредить, то сразу же возникнет множество технических вопросов. Прежде всего –  выбор оптимального формата проведения праздника. Затем...
      – А как бы Вы проголосовали в городском собрании: «за» или «против»? – вмешался в её речь телеведущий.
      – А я бы перед голосованием ещё раз всё хорошенько взвесила. 
     Словоблудие Желтухи папу добило, чаша его терпения переполнилась. Он выключил телевизор и, глядя на погасший экран, раздражённо заметил:
     – Шла бы ты лучше обратно на рынок картошку взвешивать. Если у тебя в башке ничего нет и сказать нечего, то какого чёрта припёрлась на телевидение?
     Папину гневную тираду прервал звонок в дверь. На пороге стоял Аркадий. Не дожидаясь приглашения, он прошёл в номер и уселся на диван. Оглядев притихшее семейство, Аркадий изрёк:
     – Завтра у нас суббота. А это значит что?
     – То, что послезавтра наступит воскресенье, –  пошутил папа.
     Аркадий, пропустив папину шутку мимо ушей, пояснил:
     – А это значит, что завтра состоится субботник по уборке города. У нас он каждую субботу проводится. Видели, сколько накидали за неделю? Иметь дворников конституция не позволяет. Участвуют в субботнике исключительно гости города. Такова традиция. Вы должны понять коренных жителей. Если жлобалист, бросая мусор на дорогу, знает, что убирать будет кто-то другой – это одно, а если он понимает, что ему же убирать и придётся – это другое. В первом случае он ощущает полёт души и внутреннюю гармонию мысли и поступка, а во втором –  смутную озабоченность и противоречивость в помыслах. Субботник на целый день. И подрастающему поколению скучать не придётся, – Аркадий повернулся и подмигнул Костику с Жориком, стоявшим с разинутыми ртами. – Морально тяжело не будет – в Хамкино приедут гости города из другого района,  а вас отвезём подальше от гостиницы.
     – И что, все гости соглашаются участвовать в субботнике? – поинтересовался папа.
     – Конечно, субботник – дело добровольное, но тех, кто отказывается, мы просим переехать в пригород – городок-спутник Карцербург. Там наши тюрьмы находятся.
     – Вы их в тюрьму сажаете? – перепугалась мама.
     – Ну что вы… Как вы могли подумать? Разве мы можем подобным образом поступить с гостями города? Причина заключается в том, что в Карцербурге субботники не проводятся – заключённые всю территорию вылизывают. Они же не дворники. Основной закон не нарушен. Должен предупредить: жить в Карцербурге похуже. Поезжайте как-нибудь туда на экскурсию – и сами поймёте. Мало приятного, когда кругом заключённые снуют – под охраной, разумеется. Хотите, расскажу одну историю, связанную с Карцербургом?
Папа с мамой захотели, и Аркадий поведал историю из недавнего прошлого:
     – В один прекрасный день во всеуслышание объявили, что правительство в стратегических целях приняло установку на налаживание с дидроидами торговых отношений по строго узкому перечню товаров и услуг. Врали, безусловно. Какая стратегия!.. Попросту правителям надоело сопротивляться натиску домочадцев, хотевших заполучить разные вещи и прекрасно понимавшим, что у нас они появятся не скоро. Список всего желаемого имелся и ждал своего часа. Первые позиции в нём занимали лекарства. У дидроидов они на цвет и вкус как наши карамельки, а излечивают лучше – и никаких побочных эффектов.
     Под впечатлением ревю Хамкины настороженно относились ко всему, что связано с медициной, и при упоминании лекарств боязливо поёжились. «Нервишки шалят, – подумал папа, – чёрт дёрнул нас пойти в театр. Устроили реалити-шоу. Будь моя воля, за такие трюки заставил бы актёришек с режиссёром улицы в Карцербурге подметать».
      – У нас любое лекарство имеет побочный эффект, – продолжал рассказ Аркадий. – Одну болячку залечишь, новая появляется. Начнёшь лечить её, следующая вылезает. Так продолжается, пока всё, что есть в человеке, не переболит. Пройти дистанцию удаётся далеко не всем, и большинство сходят. Ну а те, кто прошёл, болеть перестают и лекарства им без надобности – у них иммунитет вырабатывается особенный. Получается своеобразная рулетка: кому-то повезёт, а кому-то нет. И тогда психологи фармацевтам мыслишку подкинули: «Выпускайте взамен лекарств плацебо – безвредные пустышки – и помалкивайте. Нет лекарственных веществ – нет и побочных эффектов. Важно, чтобы никто не знал о подмене.  Эффект плацебо сработает. Человек уверен, что принимает настоящее лекарство, и сила самовнушения заставит организм перестраиваться и подавлять болезнь». Попробовали. Оказалось, что правы психологи в плане подавления болезни, но не в плане избавления от побочных эффектов, так как никто не сомневался в их наличии, и та же сила самовнушения зарождала новый недуг. И пока наши учёные не придумали ничего лучшего, жлобалистской элите захотелось попользоваться чужими разработками. Призадумались: что бы предложить в обмен на лекарства? А предложить совершенно нечего. То, что есть у нас, есть и у них, но намного лучше, а если чего и нет, то потому, что никому не нужно. Думали-думали, и наконец придумали. Правительство сообщило дидроидам о готовности жлобалистов принять их заключённых для отбывания наказания в тюрьмах Карцербурга, но не за спасибо. Те ответили, что тяжесть наказания должна соизмеряться с тяжестью содеянного, а у них не произошло ни одного преступления, за которое бы оступившийся человек заслуживал наказания в виде отбывания срока в тюрьме Карцербурга. У дидроидов преступность испокон веков низкая, а когда же потенциальные правонарушители узнали о нашей инициативе, то упала до нуля – напугало их приглашение мотать срок в Карцербурге, несмотря на официальный отказ от наших услуг. Тех, кто сидел,  отпустили условно-досрочно – тюремный персонал отказался работать в невыносимых условиях. Заключённые, потеряв от страха покой, как стадо заблудших овечек, круглые сутки ходили за охранниками по пятам и, размазывая по лицу слёзы, взывали к милосердию, умоляя не оправлять в Карцербург. Стоя на коленях, они вздымали к небесам руки и, призывая создателя в свидетели, обещали в своём лице явить обществу эталон кротости и послушания. Бедные охранники, ошеломлённые массовым скоротечным перевоспитанием правонарушителей, когда становилось чересчур муторно от постоянных мольб и слёз, запирались в тюремных камерах. Дидроиды, не ожидавшие такого эффекта от предложения жлобалистов, в знак благодарности передали нам задаром технологии по изготовлению лекарств, но не сами лекарства. Сказали, если перевести с дипломатического языка на нормальный, следующее: «Знаем мы ваши порядки. Те, кто у корыта, захапают лекарства себе, а до остальных им дела нет, а так хоть шанс появится, что развернётся широкое производство». Здесь они правы, но и наших понять можно. Корыто одно, и все возле него не поместятся. Те, кто возле, едят и радуются, а те, кто далеко, негодуют и возмущаются, но стоит любому возмущённому протиснуться к кормушке, как он сразу же начинает с упоением хрюкать, позабыв о своих прежних наскоках. Вы спросите: почему бы жлобалистам не собраться и не разогнать присосавшихся паразитов, грохнув корыто о стену, а лучше о головы тех, кто упирается и не хочет лишаться халявного угощения? Не соберутся потому, что жлобалисты в глубине души одобряют принятый порядок, ну и сами мечтают когда-нибудь почавкать. Переданные технологии  в корыто не положишь, и нашим специалистам поручили их освоить. Если получится, и лекарства появятся в аптеках, дидроидам, пожалуй, мысленно «спасибо» сказать не помешает. Я немного заболтался. Вернёмся к субботнику. До сих пор в моей гостинице никто из гостей не отказывался участвовать в субботниках. Да вы не расстраивайтесь,  – ободрил Аркадий, глядя на поникших Хамкиных. –  Работа не пыльная. Поработаете денёк на свежем воздухе – и опять целую неделю вас ждут отдых и развлечения. К слову, гости, пожелавшие вернуться, отправляются домой по пятницам, накануне субботника. Убрать номер в гостинице перед отъездом им, однако, приходится. Правило есть правило. Но это сущие пустяки. После субботников уборка номера для них – то же самое, что пылинку с рукава смахнуть. Мы гостям рады и хотим, чтобы они уезжали в приподнятом настроении и с приятными воспоминаниями о Жлобал Сити.
     Папа с мамой не захотели создавать прецедент неучастия в субботнике. Что-то им подсказывало: становиться в позу в их нынешнем положении не разумно, и когда Аркадий, покидая номер, сообщил, что по окончании завтрака им предстоит сесть в один из автобусов, они согласно закивали головами.

СУББОТНИК

     Ночь прошла спокойно. Позавтракав, Хамкины вышли из гостиницы. Невдалеке на площади стояло несколько автобусов с табличками «Субботник» за лобовыми стёклами. Гости города с угрюмыми лицами неспешно подтягивались, постепенно заполняя поджидающий транспорт. Покурив перед дорожкой, Хамкины вошли в головной автобус и поехали... Нет, к сожалению, не в пионерский лагерь, как в детстве, а на субботник. По дороге, ясен перец, песен никто не пел. Аркадий заранее распределил работы между проживающими в гостинице. Кому-то предстояло трудиться на улицах, кому-то – в подъездах домов. Папе и маме для уборки предназначался участок вокруг длинного многоэтажного дома, а Костику и Жорику досталась территория детского сада по соседству.
     – Не волнуйтесь, – там за ними и присмотрят, – успокоил Аркадий маму, обеспокоенно глядевшую на детей, шагавших от автобуса к воротам детского сада. – Безопасность гарантируется. Считайте, что вы привели их в детский сад. Его администрация несёт полную ответственность.
        Папа, увидев груды валявшихся фантиков, решил, что детей в детском саду не кормят, и они, изголодавшиеся, в огромных количествах поедают принесённые из дома конфеты, а многочисленные останки детских игрушек наводили на мысль, что здесь расположен пункт по их утилизации.
     – Вам положена спецодежда, – сообщил Аркадий Хамкиным по прибытии к месту работ, и извлёк из мешка два комбинезона с капюшонами, четыре пары перчаток и две каски. – От банок и бутылок защитят, но, случается, бросают и тяжёлые предметы, – сказал Аркадий, передавая каски. – Будьте осторожны и внимательны, почаще поглядывайте наверх и не снимайте каски, даже если отходите далеко от окон: одна из любимейших народных забав – устраивать состязания по бросанию с балконов пустых бутылок на дальность. До ужина управитесь, а обед подвезут. Пустых мешков у вас предостаточно. Мешки с мусором ставьте у края дороги.
     Папа задался вопросом о том, что произойдёт, если они не успеют убрать до ужина территорию. Ему сразу же пришёл на ум Карцербург, и он не сомневался, что последуют санкции, как-то связанные с этим городком. Типа того, что их отвезут на стажировку к тамошним заключённым перенимать опыт по очистке улиц. Папе вспомнилось, как в конце октября во дворе их дома дворники собирают листья в чёрные полиэтиленовые мешки и складывают у заборчика, вспомнились квартира и работа, родные и друзья – и папа загрустил. От грустных мыслей его отвлёк Аркадий. Он пожелал успехов на поприще мусоросбора, сел в автобус и уехал. Папа с мамой облачились в комбинезоны, надели каски и принялись наводить чистоту. Сначала мусор собирался в пластмассовые вёдра, а затем пересыпался в мешки. Папа в юности принимал участие в картофельных экспедициях, и опыт сбора чего-нибудь лежащего на земле у него имелся. Маме же на картофельных полях работать не приходилось. От частых наклонов у неё заныла спина, и ей приходилось прогибаться назад для восстановления равновесия в позвонках. Приближаясь к окнам, они попадали в зону повышенной опасности. Сверху летели окурки, банки, бутылки, тряпки, огрызки яблок. В нерабочий день многие жильцы сидели дома и активно выбрасывали отходы жизнедеятельности. Помимо материальных объектов, на их головы свалилось нечто нематериальное – напасть в виде комплекса убранной территории. Увидев, что на очищенный участок падал сверху мусор, под воздействием неведомой силы Хамкины возвращались назад, поднимали его и бросали в ведро. Услышав сигналы, приглашающие отобедать, папа с мамой выпрямились и схватились за поясницы. Сил у них осталось ровно на то, чтобы добрести до фургона. Сняв испачканные в собачьем дерьме перчатки, они, еле передвигая ноги, медленно заковыляли к дороге, напоминая обессиливших и умирающих от жажды и голода путников, увидевших на горизонте передвижной буфет, а до того долго блуждающих по безводной пустыне. Наблюдавшие за ними с балконов жильцы вполне могли принять их также за зомби, бредущих с кладбища в город поразвлечься.
     А на детском трудовом фронте мужественно сражались Костик с Жориком. Им поручили собрать бумажки, фантики от конфет и прочий мелкий мусор. По сравнению с «родительскими» залежами мусора их скопления казались пустяковыми, но только но сравнению, так что отпрыскам попотеть пришлось. Вначале, по своему обыкновению, они устроили соревнование: кто первый насобирает полный пакет мусора. Костик избрал рациональную тактику и подбирал с земли исключительно крупные останки игрушек, пропуская мелочь. Жорик же хватал всё подряд, а ошибку понял слишком поздно. Тогда он проник через дыру в заборе за территорию детского сада, быстро наполнил пакет и вернулся обратно, предъявив его Костику. Самоволка Жорика не укрылась от глаз присматривающей работницы детского сада, и по его возвращении она погрозила ему пальцем. Судя по мусору в пакете Жорика, малыши на прогулках частенько пили пиво и соображали на троих, закусывая кильками в томате. Костик заподозрил какую-то хитрую уловку и отказался признавать поражение. Немного поспорив, братики прекратили соревноваться и взялись за дело всерьёз. Перед обедом обстановка на трудовом фронте накалилась. Противник задействовал резервы – на прогулку вывели детей. Детсадовские развлекались тем, что подбегали к чужакам на безопасное расстояние, разворачивали конфету и клали её в рот, а фантик демонстративно бросали на землю. Показав напоследок язык, они убегали. Прессинг продолжался до тех пор, пока детей не увели на обед. Через пять минут привезли обед и для малолетних дворников, а в придачу к обеду детский сад им выдал по шоколадному батончику с вишнёвой начинкой. Сидя на лавочке возле качелей, братья с удовольствием поедали лакомство, восстанавливая силы и готовясь досрочно завершить уборку на вверенной им территории. Закончив есть, они собрались было кинуть золотистые бумажки на землю, но вдруг замерли и посмотрели друг на друга. Не сговариваясь, Костик с Жориком синхронно встали и положили обёртки в пакет с мусором.
     На взрослом фронте папа с мамой, вкусив сытный обед, облачились в дворницкие доспехи и продолжили тянуть дворницкую лямку. Период без перемен на фронте закончился. Противник улучил момент и нанёс коварный удар. Атаку ждали, но, тем не менее, от удара атакующих один из бойцов пострадал. Удар нанесли бутылкой из-под шампанского, которая свалилась сверху на папину голову. Спасла каска, но полностью избежать ущерба здоровью от прямого попадания не удалось. У оглушённого папы всё поплыло перед глазами, а к горлу подступила тошнота. Бросали с одного из верхних этажей. Маме захотелось вступить с метателем в прямой диалог, и она посмотрела наверх. На балконах никто не стоял, кроме одного курящего красномордого мужчины. Мало верилось в то, что шампанское являлось его любимым напитком. И из открытых окон никто не высовывался. Досадно, но вычислить снайпера маме не удалось. Получив контузию, папа не покинул позиции и продолжил, несмотря на головокружение и помутнение мысли, самоотверженно биться за чистоту территории. «Врёшь – не возьмёшь, – говорил проснувшийся в нём герой, – путь к славе тернист и опасен, но мы выполним свой долг и победим, наша земля будет полностью очищена от разной швали и нечисти». Подняв в очередной раз голову, папа увидел, как по канату спускается мужик. «Вот и глюки начались», – подумал папа. Но мама, голове которой мусорный дождь не причинил ощутимого вреда, приостановила уборку и смотрела туда же. Человек спустился до первого этажа и благополучно десантировался в нескольких шагах от Хамкиных, внимательно следивших за его спуском.
     – Это ты зачем?.. – спросил папа у десантника, показывая на канат. – Лифт, что ли, сломался?
     Мама с испугом посмотрела на папу, не понимая: шутит он или нет.
     – Жена моя нас заперла, чтобы мы за добавкой не побежали, – ответил десантник. – Пошла к подруге, а ключи мои с собой забрала. Она всегда так делает, когда ко мне друзья приходят. А перед уходом соседку напротив просит в глазок подглядывать – на тот случай, если мне вздумается запасной ключ сделать. Кажется, ничего не упустила, но и мы не лыком шиты. У меня для наших встреч канат припасён. Я его в квартире прячу, и она про него ничего не знает. Никто из жильцов пока меня не заложил. Боятся. Знают, что рука у меня тяжёлая, – и он показал толстую мохнатую руку, мало чем отличавшуюся от лапы медведя. – В первый раз мы по-другому поступили. Увидел я внизу знакомого – и попросил его две поллитровки купить. Спустили мы ему сумку с деньгами по канату и стали ждать. Не дождались. Сами виноваты. У нас в городе любой на его месте прикарманил бы деньги.
     – А что знакомый сказал? – поинтересовалась мама.
     – Сказал, что я обознался, а он в тот день ездил в деревню к тёще на похороны, но я опосля его тёщу в метро живой увидел. Я от брата ехал – его день рождения отмечали, и мы с ним по полтора пузыря раздавили. Могло и померещиться. Как бы там ни было, урок мы извлекли и единогласно постановили: только сами. Хлопотно, но зато надёжно. У нас гонцы посылаются строго по очереди. Сегодня моя очередь подошла.
     – А не лучше ли вам заранее брать с запасом, чтобы потом не дёргаться? – спросил папа.
     – Один раз взяли – и ничего путного не вышло. У нас сколько ни возьми… а как заканчивается, хочется прикупить, и если не пошлём гонца, то, считай, праздник не удался: душа не поёт, сердце не радуется. Никакого удовлетворения. В общем, всё равно потянуло, а наклюкались мы –  будь здоров. Никто больше двух слов выдавить из себя не мог. Говорить и не требовалось –  и без слов научились друг друга понимать. Поэтому Толян взял канат, отработанным движением привязал его к перилам балкона и в обнимку с ним начал сползать, а я наблюдал за спуском. Где-то на уровне пятого этажа Толян сорвался и полетел вниз. Я думаю, что заснул. Будь он трезвый, наверняка бы шею себе свернул. А так, всего-навсего бок ушиб и ребро сломал. Ну и поцарапался о валявшийся мусор. Без посторонней помощи поднялся и пошёл. Дидроиды по радио твердят, что пить много вредно. Верь им после этого. Толян, если бы не сорвался, ничего в магазине не купил бы. Все деньги-то на выпивку потратили, ничего не оставили, раз уж без добавки надумали. Зазря человек свалился. Ребята, ошарашенные падением Толяна, вмиг протрезвели. Канатик я, как обычно, свернул и спрятал, но мы не знали, что моей жене скажем, а она наверняка спросит куда Толян подевался. Хотели сказать, что он перебрал и по неосторожности с балкона свалился, когда потянулся сигарету прикурить у кого-то стоявшего под окнами. Но, поразмыслив, сообразили, что не поверит она в счастливую развязку, увидев в следующий раз Толяна, и учинит расследование. Десятый этаж как-никак. А если сказать, что насмерть разбился – значило бы потерять Толяна для нашей компании, а нам терять его не хотелось. Тогда я сказал жене, что у Толяна  ключ подошёл к нашей входной двери, а ушёл он, потому что вспомнил: собираясь ко мне в гости, забыл выключить электрочайник. Поверила… и на следующий день велела мне замок заменить, заметив лишь, что электрочайники вообще-то выключаются сами, и сколько надо было выжрать, чтобы об этом забыть. А ты, говоришь, с запасом. Ладно, я пошёл.
     Минут через десять мужик вернулся с тремя бутылками водки. Засунув добавку за пазуху, он пронзительно свистнул. На балкон десятого этажа вышли два его товарища и, поплевав на ладони, приготовились поучаствовать в подъёме. Махнув на прощание Хамкиным рукой, мужик ухватился за канат и полез по нему наверх.
     Сражение за чистоту территории завершилось безоговорочной победой гостей города. Совершенно измотанные, папа с мамой легли на траву, любуясь причудливыми формами бегущих облаков. Автобус подъехал как-то бесшумно. Из него вышел Аркадий и осмотрел территорию.
     – Молодцы, – похвалил он, оглядывая измочаленных Хамкиных, – впереди у вас неделя блаженства. В следующий раз так трудно не покажется, уж вы мне поверьте. Детишки ваши живы-здоровы, вон они выглядывают, – и Аркадий кивнул на автобус, из окна которого Костик с Жориком придирчиво разглядывали родительский участок на предмет чистоты.
     Хамкины, уставшие, но счастливые, разместились на заднем сиденье. У папы гул в голове не прекратился, и мама попросила остановиться у медицинского центра, но увидев, что туда выстроилась длиннющая очередь, просьбу отозвала.
     – Суббота, однако, – пояснил Аркадий. – Ближе к ночи очередь рассосётся. Вы сравнительно легко отделались. Считаю: удача для первого раза. Им повезло меньше, – и он указал на очередь.

ВСТРЕЧА С ЖЕНЩИНОЙ ИЗ ЭЛЕКТРИЧКИ

     После ужина Хамкины гуляли в одном из парков города, наслаждаясь весенним ароматом, исходящим от цветущих деревьев и кустарников. Возвращаясь обратно пешком, они присели отдохнуть на скамейку в сквере неподалёку от гостиницы. Их окружала непривычная чистота – гости города из других гостиниц неплохо потрудились в  микрорайоне. Хамкины, рассеянно поглядывая на гуляющих, чувствовали себя солдатами, вернувшимися с войны в родной город живыми и невредимыми. Многострадальная папина голова чудесным образом пришла в нормальное состояние, и визит к травматологу отменялся. Стало быстро темнеть. Хамкины уже собирались завершить вечерний променад и отправиться в гостиницу, как вдруг папа вскочил и прошептал, показывая на прошедшую мимо них женщину:
     – Это она. Я её узнал.
     – Кого узнал? – не поняла мама.
     – Ту тётю с котом из электрички. Только сейчас она без кота.
     – Ты не ошибся? Не обознался в потёмках?
     – Да я бы даже кота узнал, очутись он здесь, не то, что тётю, – и папа  припустился вдогонку.
     – Послушайте, –  взволнованно заговорил он, догнав женщину, – извините, я не знаю Вашего имени. Мы встречались три дня назад – в электричке. Вы ехали куда-то с котом и заслали нас сюда. Я хотел бы с Вами потолковать.
     Женщина остановилась и удивлённо посмотрела на папу.
     – Ничего не понимаю. Какая электричка? Какой кот? Вы меня с кем-то путаете.
     – Да нет же, нет. Я хочу попросить у Вас прощения за своё хамское поведение в электричке. Я многое понял. Я говорю правду. Верните нас назад, пожалуйста. Я Вас очень прошу.
     За спиной у папы выстроились в шеренгу остальные. Все с мольбой смотрели на женщину. Та недоуменно пожала плечами, а затем повернулась и пошла прочь. Хамкины двинулись за ней, не осмеливаясь снова возобновить разговор. Впереди показалась гостиница. На крыльце стоял Аркадий и курил. Проходя мимо, женщина остановилась и поманила его пальцем. Аркадий  выбросил сигарету и подбежал, ожидая с серьёзным и почтительным видом дальнейших указаний. Недолго поговорив о чём-то с Аркадием, женщина продолжила путь, но, пройдя несколько шагов, на секунду обернулась и посмотрела на папу, и ему показалось, что она едва заметно подмигнула и улыбнулась. Загадочная женщина скрылась за углом, а на Хамкиных напал непонятный столбняк – они остановились и долго смотрели в одну точку, а очнувшись, развернулись и поплелись в гостиницу. Аркадий стоял по-прежнему на крыльце и курил новую сигарету. Заметив огорчённых Хамкиных, он, глядя мимо них, произнёс:
        – Завтра утром, в девять часов, на перроне центрального вокзала вас будет ждать электричка. Номер можете не убирать. Не опаздывайте, – и, обычно многословный балагур Аркадий, не проронив больше ни слова, канул в темноту.

ПРОЩАЙ, ЖЛОБАЛ СИТИ

        Поутру Хамкины приехали на вокзал заблаговременно. Ровно в девять к перрону подошла пустая электричка, и они всё по той же узкой полоске платформы через дверь хвостового вагона на неё сели. Папа, приятно удивлённый, наткнулся в тамбуре на свой рюкзак, который, словно верный пёс, терпеливо дожидался хозяина. Через пять минут электричка тронулась. Поезд летел как на крыльях – на удивление быстро и плавно. Город и предместья остались позади. За окнами возникла сплошная стена леса. Солнце погасло, и в вагоне потемнело. Под стук вагонных колёс Хамкины заснули. Проснувшись, они обнаружили, что в вагоне сидят люди, а за окнами мелькает знакомый пейзаж. Электричка засигналила и промчалась по мосту через реку. Папа достал мобильный телефон и вздрогнул. На дисплее высвечивались десять часов утра прошлого четверга. Получалось, что с того момента, когда электричка изменила маршрут и устремилась в Жлобал Сити, прошло десять минут. Папин внутренний голос ему прошептал: «Телефон не врёт». Пассажиры стали снимать с полок вещи. Одна женщина попыталась достать сумку, но не смогла до неё дотянуться. И не успела она обернуться, чтобы обратиться к кому-нибудь за помощью, как за её спиной возник папа. Достав сумку и аккуратно поставив её на скамью, он, не привыкший выслушивать слова благодарности, в смущении вернулся к своим. Когда машинист объявил их станцию, папа встал и зашагал по проходу вагона, стараясь никого не задеть тяжёлым рюкзаком. За ним, взявшись за руки, следовали Костик с Жориком, а замыкала шествие мама, осторожно катя сумку на колёсиках. Выйдя на перрон, они осмотрелись. Всё было так, как и должно было быть: в небе ярко светило солнце, в лесу пели птицы, а где-то вдали – напротив их дачного посёлка – светился жёлтым огнём светофор. Хамкины выстроилась в колонну и направились к светофору по протоптанной дорожке вдоль железнодорожного полотна. Они услышали, как закрылись двери вагонов, и поезд помчался дальше по своему обычному маршруту.