Ох, и немало лет моей жизни должно было пройти, чтобы я узнала, что Новый год — это праздник, и поняла, что это радостный праздник. Как минимум, восемь.
Пока я не пошла в школу, о существовании такого праздника я вообще не знала. О смене годов свидетельствовали две приметы: отец снимал как-то вечером старый численник с двумя листочками и вешал новый, предварительно оторвав первый листок-обложку, да накануне почтальонка бросала в ящик вместе с газетами 3 яркие открытки: две — из Хрунзии, одну — от дяди Васи. На открытках — дед с длинной бородой на тройке нарядных коней или разноцветные шары. Ни ёлки, ни застолий в доме никогда не бывало. Спать укладывались как всегда, едва часы показывали девять. Читать я не умела, телевизора не было (вообще не было!), я мало у кого бывала, а там было так же.
Так как от первых школьных новогодних утренников нет и тени воспоминаний, по-видимому, я простояла в дальнем углу у стеночки в соответствии со своим "смелым" характером и "резвым" нравом.
Путём сложнейших несопоставимых сопоставлений прихожу к выводу, что драматическая новогодняя история разыгралась не ранее третьего класса. Что подвигло мою мать сделать мне карнавальный костюм, в первый и последний раз, мне неведомо. То ли кто из соседок подал вдохновляющий пример, то ли учительница как-то подтолкнула... Процесс подготовки костюма и облачения в него сохранился смутно. Но чётко помню ужас и ёкнувшее в валенок сердце: меня кто-то втолкнул в ярко освещённый, украшенный, с огромной ёлкой в середине, полный наряженной ребятни школьный коридор. На мне чёрный линялый хлопчатобумажный спортивный костюм, обшитый клочками немытой овечьей шерсти, длинный проволочный хвост, облепленный той же шерстью, одним концом колет попу, другим — скребёт пол, на руках — колючие самовязанные чёрные варежки из овечьей пряжи, на голове - маска с глазами-дырками и отверстиями возле носа, видимо, тоже обшитая шерстью, так как я задыхаюсь от овечьей вони. Я — чёртик. Ошалев, я замерла, стою, не двигаясь. Какая-то учительница, решив, что я мальчик, подводит меня к мальчишеской части хоровода, где была ещё парочка чертей, и я вынуждена подать руки каким-то незнакомым пацанам, которых я всегда боялась и в этот момент боюсь. Так я и проходила с ними за руки всё время обязательного пения «В лесу родилась ёлочка» и «Маленькой ёлочке холодно зимой». Я пела, не открывая рта. Но как бы я ни боялась этих мальчишек, даже страх перед ними не заставил меня подчиниться и снять колючие варежки. Зато я узнала, что на маске есть рожки и язык, так как они дёргали меня за эти рожки и корчили рожи, показывая языки.
Я не рассмотрела Деда Мороза, я не рассказала выученное стихотворение, мне не дали горсть конфет. Я обливалась потом и задыхалась в своём костюме. Мне хотелось пить и в туалет, но я не решалась уйти. Отверстия для рта не было, а идти в уличный туалет (другого не было) с проволочным хвостом на штанах не представлялось возможным. Я не понимала половины из того, что происходило в зале. И не могла дождаться, когда закончится карнавал. Я была самым несчастным ребёнком на этой чёртовой ёлке.
Но вот к ёлке вышли учительница и Дед Мороз и стали назвать какие-то имена и вручать подарки. Оказывается, это началось награждение за лучшие костюмы. Мои неугомонные соседи по хороводу стали вдруг толкать меня вперёд, но я упорно не двигалась с места. В конце концов учительница сама подошла ко мне и подала две книжки. Оказывается, мой костюм занял какое-то место. Но это не имело для меня никакого значения. А вот то, что мне подарили две новые, не читанные мной, заядлой читакой, — я сразу это увидела, толстенькие, замечательно пахнущие краской книжки, сделало меня такой счастливой, что я заплакала, и плакала, и плакала, пока вся моя вонючая маска не стала мокрой...
Потом я помню, как неспешно иду вечерней улицей. Дорога моя довольно длинна, но это радует. В избах — жёлтые уютные окна, над трубами — неспешные дымы, над крышами — звёздочки и остроконечный месяц. Под валенками хрустит снег, а колючими овечьими варежками я крепко сжимаю две новые книжки. И я самый счастливый ребёнок в этот декабрьский вечер.
Художник А.Блохин 1967 год