Няня

Галина Кузнецова
Детский сад, Тихо. После полдника все чем-то заняты. Рисую белой краской по тёмной бумаге. Пухлые снежные комья медитативно кружатся на гладкой синеве, собираются вкусными колбасками на лапах нарисованной ёлки.

Девочка подбегает запыхавшись: «Галя, к тебе женщина пришла, с косточкой на спине». В недоумении спускаюсь со второго этажа, представляя даму с привязанной к спине сливовой косточкой размером с добрый рюкзак. На первом этаже - никого, на улице - никого. Пошутили? Из густого кустарника зовет родной голос, мерцающий, странный, скрипучий, какой часто бывает у горбунов. Кидаюсь, задыхаясь от неожиданного счастья, хочу броситься на шею и целовать, целовать любимое страшноглазое лицо, но не бросаюсь и не целую - в нашем доме запрещены «телячьи нежности». Я отвечаю на вопросы о детсадовской жизни, о друзьях, играх и кормёжке. Галя с опаской поглядывает на окна, боится, что о нашей встрече донесут бабушке, которая, невзлюбив няню, велела изгнать её их семьи, невзирая на то, что Галя самоотверженно переезжала с нами из Ленинграда в Караганду, а затем и в Минск.

Прощаемся. Горе и любовь в её громадных глазах. Это наше предпоследнее свидание, последнее случится через 20 лет.

Возвращаюсь к белоколбасной ёлке, обмакиваю кисть в белила, гордо сообщаю подружке: «И никакая это не косточка, Это горб! Это моя няня  Галя. Она горбатая!».

Долго же я считала горбунов самыми красивыми на свете людьми.

В начале 90-ых ушла няня  в иной мир, а я до сих пор проклинаю свою идиотскую сдержанность. Прости меня, милая нянечка.