В те далекие годы, сударыня, о которых я так люблю Вам рассказывать, в быт простых людей вмешивался так называемый дефицит. Это когда живешь, живешь и вдруг - вокруг ни в одном магазине и даже на барахолке нет чего-нибудь насущного. Причем, самое нужное пропадало всегда не вовремя и непредсказуемо. Жили, не зная, чего ожидать.
Например, вдруг не стало колбасы и презервативов. А как без этого жить? Никто не знает.
Зато вся страна знала, что обратная сторона дефицита - изобилие любых важных для общества вещей - находится в Москве.
Поэтому тот, кто ехал в командировку в столицу, прежде всего сначала заботился о билете на поезд (тоже дефицит), а потом о том, чтобы смыться от друзей, которые подстерегали его в темных углах цеха и упрашивали: ну привези, ну пожалуйста, ну что тебе стоит - заскочил в аптеку и тут же выскочил!
Мы с Юркой, моим закадычным приятелем по работе, поехали в Москву на семинар каких-то сверхсекретных машиностроителей из суперсверхсекретного министерства. И там, среди докладов для служебного пользования про атомные бомбы мы почему-то должны были прочесть доклады о своих станках, довольно мирных.
Учитывая, что командировка была необычной, не на завод какой-нибудь, где ржавое железо и стружка, а на - ого! - симпозиум, жёны нарядили нас не по-командировочному, а в строгие костюмы-тройки. По случайности костюмы оказались еще и из одного магазина, да одного и того же цвета, коричневого.
На семинаре вокруг нас ходили люди, все озабоченные тяжелым грузом государственных секретов. Многие постоянно озирались в тревоге: нет ли близко тайных покусителей на них, носителей. Не умыкнет ли их какой-нибудь злобный лиходей прямо из зала в недружественную страну, где в ресторане заставит пить виски без содовой и выбалтывать всё подряд.
У некоторых взгляды, которые бросали они на нас с Юркой, вдруг принимали извинительное выражение. Дескать, извините меня заранее за то, что я мог бы что-то выдать врагам, но вы же, гражданин следователь, знаете, как коварно действует это виски…
Мы с Юркой их успокаивали и тоже взглядом. Мол, ох уж этот виски!..
Мы понимали, что в нас благодаря одинаковым костюмам люди видят неких негласных надзирателей, следящих, чтоб никто из участников не сболтнул с трибуны главного государственного секрета: каким шурупом прикрепляется к атомной бомбе капсюль.
Жили мы с Юркой в шикарном по тем временам гостиничном комплексе "Измайлово". Юрка отвечал за бытовое сопровождение командировки - ну, там, колбаску, булочку. А я - за культурную программу - коньячок или пивко. Поэтому как очень ответственный человек я подумал: а почему бы действительно не сходить в театр? Тем более что - редкий случай - мы были так необычно чисто наряжены.
Я, сударыня, как Вы теперь, после мемуара «Отелло», знаете - завзятый театрал. Это Юрка до сих пор ставит мне в укор после той командировки(дальше будет понятно, почему). А вот Юрка до того дня всегда гордо утверждал, что в своей жизни ничего художественного не читал, кроме "Герасим и Муму".
Но я поставил его перед фактом: мол, на сегодня уже взял билеты в театр им. Маяковского, надо идти. Он мялся, мялся, потом согласился. Но при одном условии, что я помогу ему в одном деле. Я, дурак, легкомысленно согласился, не спросив, в каком.
Наступил ранний вечер. Мы приехали в центр. Где-то там, на улице Герцена (или Огарёва - они там рядом) нас ждал спектакль. Но прелюдию к спектаклю мы устроили себе сами.
Оказывается, этот клоун Юрка набрал заказов на презервативы от всего нашего опытного цеха.
В то время больше 10 шт. в одни руки не давали. Власти боялись, что у нас с Юркой где-то в провинции может быть открыт подпольный публичный дом, а мы своими оптовыми закупками обеспечиваем инструментарием действующий персонал.
Кое-как, сильно стесняясь перед суровыми тётечками в халатах и незлобно матерясь на улице, мы обошли все близлежащие аптеки и накопили приличную кипу. Юрка подобрал из урны коробку из-под обуви и сложил туда всё добытое непосильным трудом.
---
Места наши были на балконе. Юрка положил коробку на бархатные перила. Перила были хорошей ширины. Но я всё равно посмотрел вниз. Когда я увидел, что от случайных падений там есть подстраховочная сетка, то почти успокоился.
Вообще-то мне с самого начала не понравилась эта коробка. Как-то выглядела она не по-театральному, а, скорее, по-цирковому. Какой-то клоунский реквизит. Всё время хотелось ее открыть и вытащить оттуда, например, кролика. Или пару голубей. Я огляделся по сторонам. Чинные соседи посматривали на эту коробку приблизительно с теми же намерениями, но пока держали себя сдержанно. Возможно, их останавливала наша надзирательская униформа.
Не помню, как назывался спектакль, что-то из революционной жизни. Молодая и красивая Наталья Гундарева (сверху видна была ее роскошная спина) играла распутную жену кулака. Когда в конце комиссары сажали её на телегу, она кричала что-то гневное и, как сейчас выяснилось, довольно дельное, типа: вы еще будете нас возрождать как класс.
Комсомолочка Евгения Симонова, худенькая от недоедания, как тростинка, в красной косыночке охрипшим голосом ей отвечала что-то дерзко-революционное.
И вот торжественный финал. Поезд с зерном, выкопанным у кулаков в огороде за кулисами, благополучно укатил на благо революции.
Женечка Симонова стоит у рампы и красиво размахивает огромным революционным знаменем. Ветродуй развевает шелковое полотнище, горящее в свете софитов. Остальные комиссары речитативом поют победную песню. На последней строке зал встает и сопровождает финал рукоплесканиями, переходящими в овации.
Юрка, давший слово не отставать от завзятых театралов, встаёт и, в театральном экстазе, слегка перегнувшись через перила, аплодирует вместе со всеми. Я вслед за ним, тоже и... О, Санта Мария!.. Смахиваю коробку с перил в зал!!!
Наши сердца ухнули вслед за коробкой.
Но есть на свете что-то высшее. Неимоверным извивом тела, рукой, как будто выросшей в полтора раза, Юрка подхватывает злосчастную коробку! Да так ловко, что она не долетает даже до подстраховочной сетки!
Коробка-то не долетает, но не вся… Часть нашей с ним добычи, добрая половина, выскальзывает из-под крышки, и бумажные пакетики, разлетаясь веером, как листовки из рук Веры Марецкой в старинном кинофильме "Мать", спускаются на зрителей внизу.
До сих пор, когда осенью вижу порхающие кленовые семена, вспоминаю этот кадр, навек застрявший в моих глазах.
А зрители, охваченные революционным экстазом, продолжают жить в замысле режиссера. Они думают, что так и задумано, и что к ним летят настоящие листовки, где сейчас разъяснится им вся жизненная правда, как жить дальше, чем вообще должна быть наполнена жизнь... Ну, в общем, Вы сами можете все это за меня представить, так как Ваши родители ходили когда-то с Вами на демонстрации и проходили перед трибунами.
К овациям зрителей прибавились овации изумленных актёров.
В романе М.Горького «Мать» дальше идет: «…жандарм схватил ее и стал душить…». Но мы с Юркой не стали дожидаться, когда станут душить нас, и первыми были в гардеробной - я впереди, а Юрка за мной.
В гостинице мне пришлось замаливать свою неловкость и моральный ущерб путем усиления культурной программы на оставшуюся часть вечера. Результат проявился на следующий день, но об этом будет следующий мой мемуар.
Через девять месяцев после этой командировки у Юрки родилась прелестная дочь Лизонька. Видимо, свою выпорхнувшую долю ему пришлось отдать цеховым заказчикам. Сейчас Лизонька – само очарование, и семья Юрки бесконечно благодарна властям того времени за создание дефицита в самом насущном.
Остается странным, сударыня, что никак не отозвался на эту диссидентскую импровизацию главный злопыхатель того времени - "Голос Америки". А мог бы чего-нибудь приплести. Впрочем, может, и отозвался, но мы с Юркой его никогда не слушали, так как были вполне лояльными и действия властей одобряли, ибо свято верили в светлое будущее.
Но на то, как жить дальше и чем должна быть заполнена жизнь, нерабочее время, стаканы, а также обувные коробки, имели своё, несколько отличное от властей мнение.