Акулинка

В городе царила тьма. Слабый свет уличных фонарей освещал только главные улицы. Вечерами ходил по городу фонарщик и зажигал фонари, а за ним всегда бежали любопытные ребятишки самых разных возрастов. Когда загорался голубоватый свет уличного фонаря, малыши подпрыгивали и хлопали в ладошки, а фонарщик довольно улыбался. Это он подарил молодому городу немного света, а ребятишкам - радости.
 
В самых богатых домах Благовещенска уже были небольшие домашние электростанции, но улицы электричеством не освещались. Свет вырабатывали электрические машины. Их покупка и уход за ними были  дорогим удовольствием.

На Чигиринской улице не было ни одного фонаря, потому что она не была главной. Здесь жили люди среднего достатка. По вечерам они зажигали в домах керосиновые лампы, фонари да свечи, но главные дела делали при свете дня.

Наступила пора новолуния, и тоненький серп молодого месяца давал так мало света, что не рассеивал мрак ночи, а сам он смотрелся на звездном небе как украшение. Возле высокого забора недавно построенного дома Коняевых раздавались тихие голоса.

- Веревку на столб набросим, и по ней Настю поднимем, а потом она на забор сядет и веревку внутрь двора перебросит и так спустится. А когда Акулинка выберется через окно, они по веревке опять поднимутся и также спустятся. Никто нас не заметит, никто не услышит. Блэк гавкать не будет, он Настю знает. Только бы Акулинка окно открыла.

- Откроет! Она – храбрая!

Голоса были детские. Трое мальчиков и девочка, почти невидимые в темноте, подошли к двухметровому забору. Мальчики набросили на столб веревку. Девочка осторожно перебралась с её помощью через высокий забор. Все окна большого деревянного дома были закрыты тяжелыми дубовыми ставнями. Мимо первого окна ночная гостья пробралась по высокой завалинке почти бесшумно. Возле второго окна она остановилась и тихонько постучала в ставни.

- Акулинка, Акулинка! Сними защелку с болта! Это я, Настя! Сними, не бойся!
Собака гавкнула беззлобно, как будто спросила на своем языке: «Кто там?»

- Свои! Свои! – тихонько сказала лохматому сторожу ночная гостья. - Акулинка, открывай окно! А то Блэк всех разбудит!

Болт чуть-чуть выдвинулся из своего гнезда в оконной колоде. Настя вынула его осторожно, без стука и открыла ставни. Окно бесшумно распахнулось.

- Настя! Ты зачем пришла в такую страшную ночь? Сплю я уже давно! Слышу - кто-то скребется в ставню! Я так испугалась! Душа в пятки ушла! Пока голос твой не услышала, дрожала, как лист осиновый.

- С мальчишками я. Вот пристали. Я им твои страшные истории рассказала, а они захотели их прямо сейчас от тебя самой услышать.

- Как я вам расскажу их? Ко мне в комнату нельзя, хозяева услышат, ругаться станут. Накажут меня!

- А мы и не собираемся к тебе в комнату. Выходи ты к нам!

- Как?

- Через окно!

- А если услышат? Попадет мне.

- Не будь трусихой! Выходи!

- Ладно. Только оденусь сначала.

Акулинка оделась и выбралась из комнаты на завалинку. Настя подала ей руку и прошептала: «Пойдем! Ничего не бойся!»

- Стой! Окно прикрыть нужно! Вдруг хозяин во двор выйдет и заметит, что оно открыто.

- Такая темная ночь, что ничего в трех шагах не видно, а ты боишься, что кто-то заметит открытое окно!

- Давай закроем его для моего успокоения!

- Ладно!

Девочки закрыли окно и ставни прикрыли, и даже вдели болт в оконную колоду. Потом они добрались до забора и перелезли через него по оставленной веревке.

- Быстрее отойдем подальше от домов.

Маленькая детская компания молча зашагала в сторону Иркутской улицы. Там был овраг, в котором можно было спрятаться. Через овраг был переброшен мост. Он был кирпичным, арочным. Здесь и днем-то было страшновато ходить, а ночью – еще страшнее.      

Кто-то невидимый в темноте держал Акулинку крепко за руку и не давал споткнуться и упасть. В овраг спустились на ощупь. Уселись под мостом прямо на землю. Мальчишки достали огарочек свечи и зажгли её. Слабый огонек не мог победить мрак непроглядной ночи. Он только осветил детские лица. Акулинка узнала Максимку, Васю и Петю – мальчишек из соседних домов.
Настя оправдывалась.

- Вот пристали и пристали! Не сильно напугали? Нет? Тогда давай, рассказывай!

- Про что? Про ведьму или про мертвую лошадь?

- Давай, про ведьму!

Ребятишки сбились в плотную кучку. Акулинке дали в руки свечку, которая причудливо освещала лицо девочки снизу. Говорила она негромко, но очень выразительно. Рассказчица она была замечательная.
 


                ПРО ВЕДЬМУ
У нас в деревне повадилась ведьма по ночам ходить и коров выдаивать. Пригонят стадо вечером с пастбища – у коров есть молоко. Подоят хозяйки своих кормилиц. А утром пойдут доить, а молока у буренок нет. Нечем телят выпаивать. Нечего детям дать. То в один двор ведьма повадится, то в другой. Наш дом на краю села стоит, но ведьма обходила наш двор стороной.
 
Некоторые хозяйки видели её. Черная, страшная, вся волосом  седым покрыта. Жуть! И чавкает, когда молоко пьет, и сопит.
 
Мы в эти рассказы не верили, пока до нашего двора очередь не дошла. Пойдет мама утром корову доить, а молоко кто-то уже выдоил. Что делать? Стал отец всех расспрашивать, как ведьму победить. Ему сказали, что можно из ружья в неё выстрелить, но только пуля нужна серебряная. Отец сделал сани, отвез их сюда, в город, продал и серебра купил немного и отлил одну единственную пулю. А мама чеснок развесила в хлеву. Говорят, он от нечистой силы помогает. Не помог. Ведьма заладила к нам каждую ночь.
 
Отец зарядил ружье серебряной пулей и спрятался в хлеву. Ночь была лунная, теплая, летняя. Отец в солому зарылся и притих. Вначале он взгляда не отводил от маленького оконца в хлеву, через которое навоз выбрасывали, а потом устал и задремал.
 
Вдруг он услышал какой-то шорох, взглянул на оконце, а через него кто-то в хлев забирается. Страшное, огромное, лохматое чудище мелькнуло в оконном проеме и пропало.
 
Через некоторое время отец услышал стонущие звуки и чавканье.
Перепугался он сильно, но ружье на окно навел. Только чудище через окно назад полезло, отец выстрелил. Кто-то свалился в темноте на землю и стал плакать и стонать как человек. Отец еще больше испугался. Он так и остался в своем укрытии, не посмел подойти поближе. Стало светать. Когда мрак ночи рассеялся, отец увидел стонущего… огромного енота. Он и правда был лохматый и белесый.
 
Отец осмотрел его. Рана была не опасная. Запер енота отец в сарай и всем в деревне сказал, что ведьму ранил, которая молоко по ночам воровала. Вот к нам во двор народу набежало! Все отца просить стали, чтобы показал. Отец и показывал. Откроет дверь в сарай совсем чуть-чуть. Только человек заглянет, а он тут же и захлопнет. Разве что успеешь разглядеть?
 
Стали люди друг другу рассказывать, что они видели. Оказалось, что у ведьмы и глаза огнем горят, и хвост два метра длиной и клыки белые светятся и рога на голове. Ужас! Напугали друг друга до смерти! Отец посмеялся, а потом и сказал всем, что это – енот. Разъелся на коровьем молоке. Отец потом отвез его в другую деревню и подарил мужику, который енотов разводил. У них пух хороший, из него шали вяжут и рукавички очень теплые.
 
Все знали, что это был енот, но слух пошел по всем деревням, что в нашей деревне живую ведьму поймали. И все этому верили!
 
Акулинка закончила рассказ, все слушатели сидели, замерев, и вдруг дети услышали шаги на мосту. Кто-то осторожно шел в темноте.
 
Максимка дунул на свечу, она погасла, и ночная тьма сделала мир почти невидимым. Дети придвинулись поближе друг к другу. Настя с Акулинкой взялись за руки. Шаги приближались. Детям показалось, что их сердца бьются слишком громко, так громко, что их стук слышен во всей округе. Кто-то подкрался к детям в темноте вплотную.

- Вы что тут делаете?

Голос был громовым. Дети сжались в комочек.

- Да, ладно! Не бойтесь. Это я – отец Насти. Проснулся, а проказницы нет на топчане. Ну, значит, она опять что-то затеяла! Ночь темная на дворе. Вот и пошел я на поиски. Вышел за калитку, прислушался, пригляделся - вроде как костерок небольшой горит под мостом. Подошел – а тут компания ваша сидит. Свечку где взяли?

- Вася принес.

- Ему завтра попадет. Марш все домой! А с тобой, доченька, я ещё поговорю! Узнаешь у меня, как по ночам шастать.

- Мне нужно Акулинку проводить. Окно за ней закрыть.

- Сам провожу! Бегите уже. Скоро рассвет. Утром вас родители не добудятся!
Мальчишек не нужно было два раза приглашать. Они мигом исчезли в темноте. Настя жила рядом.
 
Отец Насти, дядя Ермолай, крепко взял Акулинку за руку и проводил до дома. Он шагал широко, а она бежала за ним вприпрыжку.

- Это надо же додуматься! В кромешной темноте под мостом сидеть. И не страшно было? Что это вы придумали?

- Это Настя меня разбудила, чтобы я мальчикам страшные истории рассказала.

- А как ты из дома вышла? Я знаю, что барыня твою комнату на ночь на замок закрывает.

- Мне Настя окно открыла.

- А как она во двор попала?

- Через забор перелезла.

- А Блэк как же?

- А он её знает, он тихо гавкнул разок и притих! А веревка на столбе так и висит. Только барыне ничего не говорите, дядя Ермолай! Она и так всего боится, а теперь со свету сживет! Прогонит меня! А куда мне идти? У меня в городе никого нет!

- Да у тебя полгорода друзей! Мы с Настей тебя никогда не бросим! Варенька тебя звала к себе жить. Ты шьешь вон как хорошо! Она говорит, что у тебя талант. Она бы из тебя портниху сделала. Так ты же все маму ждешь, все домой рвешься. Почему они тебя не навещают? Сколько времени ты уже в городе в няньках живешь? Ты до Нового года приехала в город?

- Да. До Рождества.

-Так уже почти полгода прошло. Май на дворе. И ни одной весточки из дома! Странно все это! Рано или поздно объявятся! Жди!

- Я жду!
Акулинка эти слова почти прошептала и заплакала неслышно.

- Ладно! Не плачь!

- Я не плачу!

- Я чувствую, что плачешь. Не выдам! Под мостом в кромешной темноте со свечкой сидеть было не страшно, а перед барыней ответ держать страшно.

- Я не из-за этого плачу. Меня все забыли.

- Не могли тебя забыть. Есть какая-то причина того, что тебя никто не навестил! Пока это – загадка. Нам её не отгадать. Вот и дошли. Смотри ты, какой они перелаз устроили! А веревка из хозяйской конюшни. Ну, Настя! Вот бедовая девочка. Без матери растет. Некому окорот дать. А я берегу её да балую. С учительницей занимается. В училище пойдет на учительницу учиться. Говорят, она смышленая у меня. А ты грамотная?

- Нет. У нас в деревне школы не было, когда я подрастала. Мне Настя буквы показала, я их запомнила.

- Может быть, Настя тебя читать научит? Да когда тебе учиться? Ты вся в работе. Я через забор не полезу, сама перелезешь и калитку мне откроешь. Я ставни закрою за тобой, чтобы тебя не выдавать хозяевам. А утром первым приду, ты скажешь, что мне калитку открыла сама. Барыня твою комнату рано открывает?

- Очень рано. Артемка рано просыпается. Она иногда мне его прямо в комнату приносит, чтобы он ей спать не мешал.

- А ты с ним на улицу выходишь?

- Иногда выхожу.

- Вот и скажешь, что вышла подышать и открыла мне калитку. Приходится на обман идти. Доводите до греха! Утро уже близко, вздремни чуток!
Так и поступили! Дядя Ермолай прошел по двору так осторожно, что ни одна доска деревянного тротуара не скрипнула у него под ногой. Блэк из будки даже не выглянул. Видно, и собачий сон под утро бывает сладким.
 
Акулинка уснула не сразу. Она опять всплакнула от того, что родные не давали о себе знать. Она даже подумала о том, что, может быть, она всегда жила в няньках, а вольная деревенская жизнь ей только приснилась? Никому она не нужна. И никто за ней никогда не приедет! Потом вспомнила слова дяди Ермолая, и поверила им. Тогда девочка успокоилась и крепко уснула.
 
И все обошлось. Барыня о ночном приключении маленькой служанки ничего не узнала. Только вторую страшилку друзья от Акулинки не услышали. Поэтому они были разочарованы. Что же делать? Расскажет когда-нибудь потом.
 
 

                ХОЗЯЙСКИЙ ДОМ

Деревенской девочке Акулинке городской дом, в котором она жила в няньках, казался огромным. У неё в деревне домики были небольшими, потолки в них - низкими, а окна крошечными. Перегородки в них были деревянными и не доходили до потолка. Печка посередине избы делила дом на части. Справа был бабий закут. В светлом углу - иконы. Полати да топчаны, да скамейки возле стола, да сундук в углу, подвешенная к крючку люлька для младенцев - вот и все убранство.
 
Хозяйский дом был большим. Разделен он был на две неравные половины капитальной стеной. В меньшей части дома была прихожая, из которой дверь направо вела в господскую половину, дверь прямо в крошечную комнатку для прислуги, а дверь налево в прекрасную светлую столовую, четыре окна которой выходили в сад. В глубине столовой была аккуратная печка с небольшой плитой, на которой барыня сама готовила еду. Стеклянный шкаф с резными дверцами был заполнен красивой фарфоровой посудой, которую и в руки было страшно взять, не то, что есть из неё.

Чайники, кастрюли, сковородки тоже имели праздничный вид. На обеденном столе лежала красивая скатерть, посередине стола на медном подносе красовался самовар.   Плетенные из лозы стулья были «горды» тем, что их  покрыли дорогим черным лаком.  Легкие расшитые занавески на окнах делали убранство столовой особенно уютным.
На господской половине тоже было много красивых вещей.

Огромный мягкий полукруглый диван стоял у южной стены  большой комнаты. Три больших окна этой комнаты выходили на юг – во двор, два – на улицу, на восток. В комнату лились потоки света и с юга и с востока. Огромный платяной шкаф был одностворчатым. Большая дверь его легко открывалась, а за ней на специальных лакированных плечиках висели красивые платья Ольги Владимировны и одежда Дмитрия Михайловича. На полке в шкафу лежали женские шляпки и шали, красивые мужские головные уборы. Дверь шкафа была зеркальной.

Большой лакированный стол на красивых резных ножках мог быть собранным, а мог удлиняться за счет откидных полотен. За ним принимали хозяева гостей. Стол был покрыт нарядной цветной скатертью с кистями. Вокруг стола были легкие стулья, выкрашенные белой краской. Круглая голландская печка выходила  своими добрыми теплыми боками сразу и в гостиную комнату, и в спальню и в детскую комнату и щедро обогревала все помещения.

Самое удивительное для Акулинки было то, что в самой большой и великолепной комнате никто не жил! Представляете? Сколько места зря пропадало! В господскую спальню Акулинке заходить запрещалось. Барыня Ольга сама наводила в ней порядок. Через открытую дверь в эту комнату Акулинка видела не только большую кровать с железными спинками, но и огромный красивый письменный стол и большой книжный шкаф, в котором стояли книги.

За столом часто сидел Дмитрий Михайлович. Вечерами он читал журналы и газеты. В детской комнате Акулинка проводила часы, потому что там жил её маленький дружок Артемка. В его комнате стояла детская кроватка на полукруглых полозьях, которую нужно было раскачивать. Иногда - целыми днями, потому что у ребенка резались зубки, но никак не прорезались, и он горько плакал.

Хорошо, что ночью Акулинку никто не беспокоил. На ночь её закрывали снаружи в своей комнате и не выпускали до утра. Вдруг она откроет ворам дом! Войдет в сговор и откроет! Этого страшно боялась Ольга Владимировна.
 
С приближением весны Дмитрий Михайлович все чаще и чаще стал бывать в отъездах. Ветеринарная служба в городе была на высоком уровне. Иногда хозяин отсутствовал дома по целым неделям. Тогда в доме Коняевых наступали мрачные дни.

Барыня Ольга Владимировна боялась ночного нападения воров до обморока. Она засветло лично запирала на засов огромные тесовые ворота и большую тяжелую калитку, но вначале обходила дом и закрывала окна дубовыми тяжелыми ставнями, которые перехлестывались снаружи крепкой полосой железа с болтами. Один длинный болт был вделан в колоду окна накрепко, а второй свободно болтался. Когда закрывали ставни, болт продевали в отверстие в оконной колоде. Конец болта выходил из колоды внутри дома, в комнатах. Он имел отверстие, через которое продевалась металлическая шпилька. Вынуть болт с улицы было невозможно! Значит, и распахнуть ставни никто не мог. Ночью дом был похож на небольшую деревянную крепость, которая ждала внезапного нападения. Усадьба была обнесена огромным забором, на ночь с цепи спускали собаку по кличке Блэк.

Хозяин любил английские слова. Блэк в английском языке означает «черный». Пес был необразованным, поэтому окрас имел коричневый, а на кличку откликался без всякой обиды.

Посередине усадьбы стоял огромный амбар, который был сложен из тяжелых грубо отесанных плах. Его тоже запирали на замок. В амбаре хранилось все. Там лежали дрова, сено и овес для Грея, стояли ведра и корыта, деревянные бочки, висели конские хомуты и упряжь для коня. Здесь же было отгорожено место для конюшни. Пригон  конюшни был рядом.

Следовало вначале закрыть конюшню изнутри на большой тяжелый крючок, а потом запереть амбар. Пройти в полутемный амбар в вечерних сумерках было страшно. Акулинке все казалось, что кто-то ходит в полумраке по амбару и скрипит половицами настила. Она крестилась, творила молитву, а потом, согнувшись и не глядя по сторонам, пулей летела к двери в конюшню, закрывала дверь на крючок и также быстро возвращалась.

- Никого там нет! Никто меня не съест! Кому я нужна, бедная девочка!
 
Так она бормотала чуть слышно, когда закрывала дверь на замок и возвращалась торопливо в дом. Когда хозяин был дома, он всегда все эти дела делал сам.

Было у Акулинки ещё одно нелюбимое дело – сопровождать барыню, когда она отправлялась за покупками на рынок и в городские магазины. Ольга Владимировна носила модные платья со шлейфом. Носить за ней этот шлейф должна была Акулина, или Лина, как её теперь звала барыня. Если барин был дома, он оставлял Артемку с собой. Если он был на работе, Артемку нужно было нести на одной руке, в другой руке нести корзинку с продуктами и как-то держать шлейф платья Ольги Владимировны, чтобы не запачкать его ненароком в грязи.

Только возле некоторых домов в городе были устроены деревянные тротуары, а возле большинства домов были просто утоптанные тропинки, да лужи, если проходил дождь.

Дорога на рынок была легче, потому что корзинка была пустой. А когда барыня Ольга покупала продукты и складывала их в корзинку, бедная Акулинка шла за ней, пошатываясь от тяжести. Девочка считала шаги и мечтала только об одном, чтобы не упасть вместе с корзинкой и Артемкой на руках в какой-нибудь сугроб, или весеннюю лужу на дороге. Она больше всего боялась уронить Артемку. Однажды она робко попросила барыню Ольгу Владимировну взять сынишку на руки, чтобы она, Акулинка, могла донести тяжелую корзинку с продуктами  и справиться со шлейфом платья!

- Мне нельзя носить тяжести!
 
Барыня Ольга сердито посмотрела на девочку. Вот вам бабушка и Юрьев день! Ей, значит, нельзя, а десятилетней девочке – можно! Акулинка была девочкой гордой. У неё было такое чувство, что и тяжесть корзинки с продуктами, и тяжесть детского тельца Артемки на руках можно вынести легко, но тащиться за барыней сзади, и поддерживать шлейф её платья было унизительно.

Не любила Акулинка походы на рынок, но было ещё два дела в перечне её обязанностей, которые пугали её. На территории усадьбы было ещё два страшных места - подполье в доме и погреб под амбаром, куда хозяйка посылала Лину. Перед тем, как спуститься в кромешную темноту, Акулинка молилась, широко крестилась.

- Будь, что будет!
 
Барыня не разрешала брать с собой свечку или лампу, чтобы посветить там, когда Акулинка спускалась в подполье или погреб за овощами и картошкой. Она боялась пожара. Вдруг уронит девочка свечку или лампу? Мало ли в городе было пожаров? Особенно в зимнее время.

- Ты хочешь, чтобы мы сгорели?
 
Акулинка не хотела. Пожара она боялась больше, чем темноты.

               
                ПОЖАР
- Горим! Горим! Спасайтесь, дети! Спасайтесь!
 
Этот страшный крик матери долго помнился Акулинке. Она проснулась от него, как от толчка, и села на топчане. Она подумала, что забыла открыть глаза, потому что ничего не увидела перед собой. Даже ночью из оконца были видны звезды, и голубоватый сумрак стоял в избе, а сейчас все было черно.

Акулинка закашлялась, глаза у неё заслезились. Дом был наполнен густым дымом, и через его завесу ничего нельзя было разглядеть. Девочка схватила на руки младшую сестренку Наташу, которая тоже проснулась от крика и прижималась испуганно к старшей сестре, и стала пробираться к выходу. Но возле двери уже бушевало пламя.

Дом топили соломой, которую осенью привозили с полей и складывали в конце огорода в огромную кучу. Всю зиму большими охапками носили её в дом. Мать и старшие братья крутили из неё жгуты и топили ими печь. Солома горела быстро и жарко. Русская печка нагревалась так, что лежать на ней было невозможно. Малыши прыгали с неё вниз или переходили на полати - широкие деревянные полки почти под потолком. И внизу и на полатях было прохладно. Дети пережидали, когда печь немного остынет, и опять возвращались на лежанку, где было так тепло, что не страшен был никакой мороз, даже декабрьский. Все "голубята", как называл младших сестренок отец, лютую зиму проводили на печке, потому что выйти на улицу было не в чем. Одни валенки на всех девочек, да детский полушубок из овчины - вот и вся одежда.

Носила всё это чаще других Акулинка, потому что выходила во двор не для баловства, а для того, чтобы помочь матери по хозяйству. Она кормила кур, уток и гусей, поила телка, выносила еду собаке. 
 
Дом был бедным. Семеро ребятишек - вот и все богатство семьи Мажаровых. Старшие братья Акулины - Степан и Роман - были уже подростками и помогали отцу и на пашне, и дома. Дочери подрастали, но помощницами были только у стола с ложкой, как шутил отец. Старшей из них - Акулинке - было десять лет, а самой младшей Зиночке всего годик.

Акулинка младшим сестренкам была и за мамку, и за няньку, и за наставницу. Матери хватало работы по дому. Она трудилась с зари до зари. Летом все работали в поле и в огороде, а зимой отец ходил в извоз, а мать пряла и ткала на ткацком станке, шила и чинила одежду всей семье.

Отец у Акулинки был мастер на все руки. Захар умел шить обувь, подшивать валенки, он шил и чинил конскую сбрую, клал печи, был хорошим строителем, пахал поле и сеял хлеб, косил сено на зиму, мастерил простенькую мебель для дома, вырезал из остатков древесины забавные игрушки и радовал ими своих детишек. Отец хорошо варил, а хлеб выпекал такой пышный, что не у всякой хозяйки такой получался. Но, больше всего, удивлял он Акулинку тем, что умел прекрасно вязать крючком, который так и мелькал в отцовских руках! За три вечера он вывязывал большой свитер, а небольшие вещицы иногда появлялись в руках отца прямо на глазах!

Отец учил и Акулинку вязать, но у неё ещё плохо получалось. В работе по дому дочь была уже настоящей помощницей. Она чесала шерсть и пряла её, она стояла у печи и следила за тем, чтобы еда не пригорела, она накрывала стол, убирала со стола чашки, мыла посуду, подметала и мыла деревянные некрашеные полы, оттирая их черенками от банных веников. Бедная изба Захара гордилась своей безупречной чистотой.
 
Потом в семье и долгие годы вспоминали, как все произошло в ту страшную ночь. Сонная мать подошла к печке, чтобы подбросить соломы в топку. Скрутила жгут, сунула его в печь и подула сильно. Жгут вспыхнул неожиданно ярко и обжег хозяйке руку. Мать вскрикнула от боли и отбросила горящий жгут в сторону. Огонь попал на сухую солому в углу, и она мгновенно вспыхнула.

На такой случай в доме на лавке всегда лежал кусок влажной холстины, которым можно было погасить пламя. Катерина кинула холстину на огонь. Но пламя не погасло, а вспыхнуло с новой силой.      

Холстина была сухой. Не полили её водичкой хозяева перед сном. Кадка для воды и ведра тоже были пустыми. Огонь продолжал разгораться. Вспыхнул потолок, и потом соломенная крыша дома загорелась ярко, а зимний ветер раздувал огонь все сильнее и сильнее. Он подхватывал куски горящей соломы и разбрасывал их вокруг, мгновенно превращая и дом, и постройки во дворе в огромный пылающий костер. В огне брода не было. Каким чудом все Мажаровы уцелели в этом пожаре - никто не знал.
 
Спасла всех Акулинка. Это она вспомнила, что летом иногда попадала в дом через оконце, которое легко открывалось. На зиму его занавешивали холстиной, потому что второй рамы у окна не было. Акулинка пробралась к окну в темноте с дрожащей сестренкой на руках. Девочка задыхалась, почти теряла сознание, но ей хватило сил отодвинуть дымящуюся тряпицу и распахнуть окно. Чистый морозный воздух мог стать спасением, но его прилив дал огню новую силу. Он разгорелся сильнее.

- Сюда! Сюда!

Девочка сильным толчком выбросила на снег младшую сестру и бросилась к печке за другими девочками.

- Прыгай из окна! Мы девочек уже с печи сняли! Принимай их!

Акулинка проворно выпрыгнула на снег. Из оконца уже валил густой дым, но братья почти выбросили на снег ревущих сестренок и выскочили сами.

- Помогите, помогите!

Отец пытался выбраться из дома с матерью на руках, но маленькое оконце мешало ему. Братья с такой силой дернули за раму, что вырвали её, отшвырнули в сторону и приняли мать на руки. Катерина была без сознания. Отец выпрыгнул следом. В доме все гудело от огня. Холщовая рубашка на спине у отца уже горела и дымилась. Он  упал на снег и стал кататься по нему, сбивая пламя, а потом просто сдернул тлеющую рубашку и отбросил её в сторону. Мать на открытом воздухе стала приходить в себя. Она сильно закашлялась.

- Живая! Живая! Все живехоньки! Ай, да дочурка, ай, да молодец! 
Уже в деревне кто-то бил в набат, извещая всех сельчан о беде.

- Есть кто живой? Есть кто живой?

Это кричала добрая соседка баба Луша. Отец схватил на руки младших своих дочерей в охапку, мальчишки на руках понесли мать подальше от горящего дома. Акулинка с плачущей сестренкой на руках побежала босиком по холодному снегу к дому соседей.

- Не ко мне в дом, к Степановым бегите! Мой дом может загореться!
Степановы встретили погорельцев на крыльце дома и помогли отцу внести мать в дом. Положили Катерину на лавку.

- Живая? Живая?

- Живая.

Шепот матери услышали все. Отец заплакал. Акулинка испугалась. Она никогда не видела плачущего отца.

- Отлежись, Катя! А добро, даст Бог, наживем! Это нас доченька спасла всех. Она к оконцу метнулась и сама выбралась и всем нам дорогу подсказала к спасению.

- Все ли дети живы?

- Да все, все. Детки! Обнимите маму!

И дети все обняли мать. На минуту они всю её закрыли своими телами, а она сумела всех их обнять и погладить слабыми руками. И от этой материнской ласки младшие девочки реветь перестали, а братья вздохнули со всхлипом.

- А Акулинка где же?

- Здесь я, мама! Я рядом стою.

- Спасибо, доченька! Бог тебя наградит.


                ПЕПЕЛИЩЕ
Добрые соседи Степановы приютили погорельцев, утешили. Хозяйка открыла сундук с обносками и бросила к их ногам целую охапку старья. Одежда была заплатанной и чистой. Дети кое-как прикрыли свою наготу. Мать лежала на скамейке и уже дышала спокойно. Отец обул старые валенки соседа, накинул поношенный тулупчик прямо на обнаженное тело и бегом вернулся на пожарище.

Длинная вереница людей передавала ведра с водой, но выливали её на соседский дом, который тоже мог вспыхнуть факелом в любую минуту. Горящий дом Мажаровых никто не тушил. Только отец, перемахнув через соседский плетень, метался в глубине двора, пытаясь хоть что-то спасти.

Конь по кличке Резвый выпрыгнул сам, едва отец открыл засов на двери маленькой конюшни. Корова стояла в тлеющем хлеву и ни за что не хотела покидать загон. От полыхающего вокруг огня животное обезумело. 

Отец встал прямо перед коровой и спиной закрыл ей вид пылающего подворья. Он схватил Зорьку за рога и дернул изо всех сил. Корова прыгнула вперед, сбила отца с ног и помчалась в страхе огородами в ближайший лесок. Отец упал на тлеющую солому, но мигом вскочил на ноги. Он хотел успеть добраться до хлева с мелкой живностью, но дороги туда уже не было. В землянке в уголке двора были куры, утки  и гуси. Кто-то уже успел открыть им тяжелую дверь, и птица с криками носилась по огороду.
 
- Захар! Захар! Не лезь в огонь! Погибнешь!
 
Мужики за руки оттаскивали хозяина горевшего подворья от огня, а он мычал и рвался к амбару, в котором хранился запас хлеба на зиму. А когда понял, что ничего больше не спасти, сел на снег и беспомощно оглядывался по сторонам.

- А куда же мы теперь денемся? Люди добрые! Куда денемся? А детки мои? Что? По миру пойдут?

- Ты Богу свечку поставь, что все уцелели, да соседку не спалили, что деревня не полыхнула вся!
Захар оглянулся. Дом соседки отлили, пламя с шипением гасло и отступало, как хищный зверь, которому нечем было уже поживиться. Дом Мажаровых мог сгореть весь, но ветер, который так славно погулял на пожаре, сжалился над погорельцами и пригнал темную тучу, из которой повалил хлопьями такой обильный снег, что даже самые большие всполохи огня присмирели и стали угасать. Остался только сруб избы в целости. Дом был так хорошо обшит ивовыми прутьями с двух сторон и помазан толстым слоем глины, что это уберегло бревна от огня.
 
Почти все, что было нажито долгим и упорным трудом, погибло в считанные часы. Все внутреннее убранство избы сгорело. Захар вспомнил, как отнекивались сыновья накануне пожара вечером, когда он посылал их за водой к колодцу, как за мальчишек заступилась мать, как она сказала, что мороз лютый стоит, а утром, как потеплеет, сыночки воды наносят.
 
- Некуда уже...
 
Отец тяжело вздохнул и пошел с пепелища. Толстый слой тлеющей соломы менял цвет. Красный внутри, он покрывался пепельным серым налетом, местами проваливался. Тогда казалось, что там, в огне кто-то построил фантастически красивый дворец с волшебным садом и аллеями. В саду растут невиданные деревья и прекрасные цветы. Они растут, машут ветками, кому-то кланяются. Но никто не любовался чудесным видом. Соседи молча передавали ведра с водой и поливали края огромного костра. Пожар гасили до последней искорки.

Ветер мог перемениться, и ему ничего не стоило раздуть огонь заново. Вдруг пламя пойдет опять гулять непрошеным гостем по соломенным крышам крестьянских подворий. Были случаи, когда деревни сгорали дотла. Такая беда никому не нужна!

Наступал поздний зимний рассвет. Хозяйки затопили печи в домах. На улице стояла непривычная тишина. Ни у кого не было повода для радости в это утро.

               

                ЧТО С НАМИ БУДЕТ?

Эти слова все время повторяла мать, когда пришла в себя. Как такой семье прокормиться, да еще в такой скудный год, когда урожай был неважный. И родня, и соседи поделятся, чем могут, но девять человек прокормить никому не под силу.

В дом к Степановым шли и шли люди. Никто не приходил с пустыми руками. Кто нес шапку, кто - рукавицы, кто отрезок холста, кто чашки-плошки. Мажаровы стали в одну ночь  самыми бедными и несчастными людьми во всей деревне. Даже одинокая соседка солдатка Лукерья принесла свою поношенную юбку и ручную швейную машинку и уселась с ней за столом возле окна. Она стала шить и перешивать одежду, чтобы одеть семью погорельцев. Мать взяла иголку с ниткой и стала молча помогать ей, с шитьем в руках поближе к свету уселась и Акулинка. Она клала стежки ровно, но колола себе пальчики, потому что слезы мешали ей смотреть.
 
К вечеру младшие сестренки уже сидели у окна в сшитых платьицах. На Акулинке была кофточка и широкая юбка, сшитая из старых лоскутов. Одежду для матери принесла её сестра. Другая сестра принесла огромную клетчатую шаль, в которую можно было закутаться от холода днем, а ночью укрыться, как одеялом.
 
Отец с братьями целый день были на пепелище. Они извлекали из-под теплой золы уцелевшие предметы и относили соседке в сарай. Там же, в хлеву, поместили корову, которая фыркала и рвалась на старое подворье. А когда все-таки Зорька вырвалась из соседского загона, она бегом побежала на то место, где был её хлев, и встала там с гордо поднятой рогатой головой. Всем своим видом Зорька давала понять, что она знает свое место, и нечего ей делать на чужом подворье. Только конь недовольство не выказывал. Он на первый зов хозяина прибежал из леска и пошел на новое место без всяких капризов. Куры и утки вернулись в уцелевшую землянку.

Вечером вся семья опять собралась у Степановых. Больше недели у них задерживаться было нельзя. Степановым самим могло не хватить хлеба до нового урожая, а целую семью прокормить до лета было нечем.
 
Всей деревней горевали и всей деревней думали, как семье горе пережить. Мать с младшими девочками брал на постой её брат. Младших девочек и сестру он мог прокормить. Николай ничего не делал без выгоды. Корову он брал на свой двор, а сестра должна была всю зиму шить полушубки из овчины для продажи.

Братьев брали в работники богатые односельчане. Отец с конем собирался наняться в извоз, чтобы к весне заработать на семена. Акулина была не нужна никому. И хоть мать всех убеждала, что девочка ест мало, что она работящая и спокойная - никто не сжалился над ней. Николай смотрел на Акулину сердито и провожал взглядом скупого человека каждый кусочек хлеба, который девочка брала со стола за общим обедом.

- Отдам её в город в няньки. Нечего даром мой хлеб есть.
 
Это был приговор. Мать смирилась и готовила дочь к отъезду. Тайком чесала овечью шерсть, пряла пряжу и вязала доченьки чулки, носки и рукавички. У младшей сестры она выпросила валенки для Акулинки. Они были ей большеваты. Сильно поношенные и неаккуратно подшитые, потерявшие форму валенки были некрасивыми. Но тут не до красоты! Не босиком же ходить по городу!
 
Акулинка подарку была рада. Это были её первые валенки в жизни. Только её, а не общие на всех сестер! Баба Луша принесла Акулинке старенький полушубок, который остался у неё от дочери. Он был великоват, но мать ушила его.

Акулинка одевала валенки, полушубок и смотрелась в крошечное зеркало. Она казалась себе взрослой, нарядно одетой девушкой, которая скоро поедет в далекий город и останется в нём в няньках на целый год. Вот бы ещё кто-нибудь подарил ей цветастый полушалок!

Полушалок ей никто не подарил, но мать связала ей небольшую шаль из очёсов. Шаль была серая, колючая и некрасивая.

               
                ОТЪЕЗД
   
Слова матери о том, что Бог наградит Акулинку за то, что она всех спасла, девочка вспоминала всю дорогу, когда её везли в незнакомый город, о котором она столько слышала, но не была в нем ни разу.

Деревенские ребятишки говорили, что там страшно. По ночам там ходят тати - такие разбойники городские. Они могут ограбить неповинного человека и даже лишить жизни. Коней и повозок на улице там так много, что можно угодить под колеса, если зазеваешься. Деньги нужно держать крепко, а если не будешь начеку - ограбят так ловко, что ты и не заметишь.

Акулинку ждала какая-то другая, неизвестная ей жизнь. Что с ней будет в этом страшном незнакомом городе? Как она будет жить без матери и отца, без братьев и сестер? Кто будет её защищать? Кто ей доброе слово скажет?
 
Дядя вез её на городской рынок, чтобы отдать её там в няньки. Не специально вез, а попутно. Он вез короткие, нарядные, отделанные опушкой полушубки, которые в ту пору назывались коротаями, сшитые матерью Акулинки, на продажу. Заодно он должен был подыскать место няньки в городском барском доме для племянницы. Мать просила отдать дочь в прислуги людям хорошим, но Николай только кивал сестре, на самом деле тратить время на поиски добрых хозяев для племянницы он не собирался.

- Адрес, адрес запиши, чтобы найти потом по адресу доченьку.
Мать голосила, а Николай угрюмо кивал.

- Ну, хватит, Катерина! Ты с ней не навеки прощаешься. Проведывать будешь.

- Будешь, мама?

- Буду, буду!

Мать прижимала к себе девочку, гладила её по голове. Акулинка не плакала, но её бил озноб.

- Да ты что дрожишь вся?

- Мне холодно.

- Николай! Укутай её в новый полушубок! Ей зябко.

- Вот ещё! Примнет полушубок - никто цены не даст. Согреется в санях. Не барыня! В солому зароется.
 
На улице было еще темно. Даже первые петухи ещё не пропели, когда сани выехали со двора. Дядька Николай правил лошадью привычно. Поехали не по улице, а за огородами. Чтобы никто не повстречался и не сглазил. А то взглянет не по-доброму человек, и все! Пути не будет! Посмотрит вслед - еще полбеды, но если спросит вдруг: "А куда вы направляетесь?" Все! Пропало дело. Закудыкивание было, как проклятие. Ничего не продашь, да еще и беда какая-то приключиться.
 
Возок уже спускался к речке Будунде, по которой был проложен санный путь, как позади послышался топот. Кто-то гнался за санями. Послышалось? Нет! На самом деле кто-то бежал следом, задыхаясь от быстрого бега.

- Тпру!

Николай натянул вожжи. Лошадка остановилась. Акулинка нырнула на дно саней и зарылась в солому.

- Кто здесь?
 
Из темноты показался младший восьмилетний сын Николая. Видно было, что он едва проснулся и оделся наспех. От быстрого бега он побледнел.

- Случилось что-то? Мы что-то забыли?

- Да нет, батька. Я просто спросить хочу. Вы куда, батька?

Отец объяснил сыну все так громко, что конь даже шарахнулся от крика. Николай щелкнул бичом, но мальчик отпрыгнул ловко в сторону.

- Вот окаянный? Да ты же спал на печи, когда мы из дома крадучись выбирались! Как ты услышал? Кто тебя научил за санями бежать? Тетка Катерина? Надеется, что я вернусь и передумаю везти. Хоть вы на сто рядов закудыкайте мне дорогу. Ничто! Мы не в таких бывальцах бывали! Мы не такого повидали! В эти сказки я не верю. А тебе всыплю, когда вернусь из города.

- Так, значит, в город Вы поехали и Кульку с собой забрали?

- Кому скажешь, получишь ещё ремня!
 
Мальчишка повернулся и  бегом побежал назад. Вася был доволен. Он теперь знал, куда и зачем поехал отец в такую раннюю пору. Теперь он знает секрет. Он будет дразнить целый день братьев и сестер. «А я секрет знаю, а я секрет знаю». Все будут умолять его рассказать секрет. Но он тайну сохранит.

- Как быть? Как быть? Хоть поворачивай! Все! Теперь жди беды. Поедем наудачу. Может, обойдется все. Свой ведь.
 
Поехали. Берега реки были покрыты зарослями ивы. Как стражи стояли они вдоль санного пути. Они чуть клонились от ветра и звенели своими сосульками, которые наросли на ветках от зимнего холода. А солнце всходило медленно, неохотно. Утренние сумерки не спешили рассеиваться, и новый зимний день наступал осторожно.
Скрип саней, топот коня, однообразный вид окрестности делали дорогу скучной и долгой.

Акулинка смотрела вокруг, смотрела, да и заснула в уголке саней, укутавшись соломой. Она и не видела, как дядя Николай выехал в чистое поле, потому что по реке дальше ехать было страшно. В устье реки иногда встречались промоины, и бывали случаи, когда зазевавшийся возница терял свой возок в полынье. Иногда не удавалось спасти даже коня. Такой беды никто не искал. Поэтому и делали крюк по полю вдоль Зеи, и переезжали большую реку по вехам, которые были проставлены в самом безопасном месте.

- Проснись, Кулька! Будь настороже! Через Зею переезжаем.

Акулинка проснулась и села в санях. Было уже светло. Солнце встало, но свет его только рассеял голубую дымку над рекой, а тепла земле не дал никакого. Утренний мороз был особенно сильным.
 
Акулинка поморщилась. Только дядя звал её этим именем – Кулька, да его сыновья. Она неохотно на него откликалась. Она слышала в имени своем насмешку и думала, что её имя напоминает слово куль. И уж точно произошло от этого слова. 
Неграмотная крестьянская девочка не могла знать, что носит прекрасное греческое имя, которое переводится на русский язык, как «Орлица». Она и похожа была на орлицу. Прямые темные волосы напоминали крылья, высокий лоб и прямой аккуратный нос были словно высечены из мрамора. Взгляд у девочки был орлиный. Она смотрела на всех строго и требовательно. Даже деревенские кумушки замечали это и говорили о ней, что она слишком гордая. И всегда добавляли: «При такой-то бедности и так смотреть! В мать пошла. Екатерина как глянет, так любой рядом с ней присмиреет!»
 
Дома все звали её Акулинкой. Это имя ей нравилось больше. Оно было ласковым и благозвучным. Было страшновато смотреть на чистый лед реки, который внизу, под полозьями саней, расстилался большим, прозрачным, синим покрывалом и на многие метры уходил в глубину. А вдруг он затрещит и разойдется в разные стороны? И прощай тогда белый свет. По голубоватому льду мела поземка. Белыми языками полоски снега катились по льду, сбивались в длинные валики и застывали на время, а потом опять катились куда-то, гонимые ветром. Они были похожи на маленькие волны на глади озера в ветреную погоду. Бездна под санями пугала путников. Девочка зажмурилась. Лошадка испуганно пряла ушами и мотала головой, но дядя понукал её, и она шла торопливо и покорно.

- Что? Город уже? Где же он?

- Да вот он. За рекой. Видишь? Вот ты теперь где жить будешь. Городская будешь у нас, загордишься. И узнавать нас перестанешь!
 
За рекой видна была вереница домов, которые стояли в один ряд, почти прислонившись друг к другу. Виднелись высокие трубы печей, из которых шел густой дым. Даже здесь, на реке, слышен был запах гари. 
 
Акулинка ничего не сказала дяде. Сердечко её сжалось. Она была храброй девочкой, но кого не испугает неизвестность? Она чувствовала себя заброшенной и забытой и совсем беззащитной перед тем неизвестным, что ждало её впереди.
   
 
                РЫНОК

Судьба приготовила ей ещё одно испытание. Дядя оставил лошадь и сани на постоялом дворе неподалеку от рыночной площади, а сам с большим узлом отправился на рынок. Он шел так торопливо, что бедная Акулинка едва поспевала за ним. Нужно было торопиться, чтобы занять бойкое место. Если все места на виду у покупателей будут заняты, то встать с товаром придется в каком-нибудь дальнем углу. Верный путь к тому, что полушубки никто не увидит, а значит и не купит.
Дядя Николай встал на бойком месте.

- А вот полушубки из овчины! Хорошая работа! Совсем дешево! Даром почти отдаю! А вот девочка в няньки, в услужение! Все может делать. Только за еду! Подходите, нанимайте!

Конечно, стоять возле входа на рынок и продавать полушубки было запрещено. Для торговли одеждой на рынке были отведены особые места. Однако нанимали прислугу прямо возле входа. Вот и хитрил дядюшка. Он Акулину в прислуги отдавал, а полушубки как-бы попутно продавал.

На рыночной площади был особый порядок. Овес и корма для животных продавали в фуражных рядах. Изделия кузнецов тоже продавались в отведенном для этого месте. В середине площади стояли крытые ряды для торговли. На прилавках были и деготь, и мыло и домотканые мешки. Каждому товару свое место. Но не все продавцы подчинялись заведенному порядку. Некоторые носили товар в руках. Нетрезвый мужик - лохматый и грязный, без шапки, в аккуратно сшитом, но испачканном полушубке и новых валенках носил на себе конский хомут.

-Вот горемыка! Видно в кабаке голову потерял совсем. Пропил коня, возок, а теперь и последний хомут пропьет. А дома семья ждет, дети. Вот лихоимец!

Акулинка не слышала этих слов, сказанных кем-то рядом с горечью. Девочка была подавлена шумом и гамом, этим странным хором непривычных звуков, которые оглушили её.
- Я не хочу здесь оставаться! Возьми меня домой, дядя Коля. Я все тебе делать буду! Я буду слушаться! Я буду есть одну маленькую корочку в день. И все. Мне хватит.
 
Акулинка взмолилась, но дядя сделал вид, что не слышит её слов. Девочка вся сжалась от зазывных криков своего дядюшки. Ей было стыдно, когда кто-то останавливался и осматривал её. Одна старая барыня спросила даже, а нет ли у девчонки насекомых в голове. И даже протянула руку, чтобы проверить.

Акулинка отпрянула и так взглянула на барыню, что та отшатнулась.

- Строптивая какая! Кто же такую прислугу в дом возьмет?

- Будешь ныть и вредничать - брошу на базаре и останешься тут совершенно одна. Домой дороги не найдешь, так и пропадешь навеки!

Слова родного дяди так напугали Акулинку, что она была ни жива, ни мертва. Она притихла. Было страшно оставаться одной в чужом городе, прислуживать незнакомым людям, но быть брошенной было ещё страшнее. Плакать девочка перестала, а на каждого покупателя смотрела с надеждой и мольбой. Вдруг кто-то сжалится над ней и возьмет её в няньки в хороший дом.
 
Шум на базарной площади не смолкал. Кричали гуси в птичьих рядах, кудахтали куры в деревянных клетках, мычали коровы в скотских рядах, ржали кони на привязи в рядах конских, в загонах или больших ящиках визжали поросята. В углу базарной площади плотными рядами стояли возки с сеном, подводы с зерном. Покупатели несли мимо Акулины свои покупки, и никто не смотрел в её сторону. К полушубкам присматривались, но брать не спешили. Нужно пройтись по базару, прицениться. Может где и дешевле есть такой же товар. Кто же будет делать покупку сразу же у входа? Один полушубок купили только к обеду, но больше никто не подходил к ним.

- Это ты торчишь как чучело, всех отпугиваешь. Эх! На кого ты похожа? Полушубок изношенный, валенки большие, платок из отчёсов. Кто же такую убогую в услужение возьмет? Да и роста в тебе никакого нет! Кто же тебе даст десять лет? Дитя дитем!  Вот точно, отставлю тебя здесь! Мне лишний рот ни к чему! И так век мне будете благодарны за то, что я на улице вас не оставил. Принял мать твою с выводком. Да и путь у нас сразу не заладился. Закудыканные мы тут стоим, вот и нету прибытку никакого!
 
Акулинка и сама понимала, что одета она бедно. Хоть и редко, но в толпе встречались дети. Вот и теперь почти рядом с ними остановилась барыня с девочкой. Барыня была нарядно одета, а девочка ещё нарядней! Она была в голубом пальтишке, в белых чесаных валеночках, в огромной меховой шапке. На груди у неё была муфточка, куда незнакомка прятала свои руки. Акулинка засмотрелась на неё. Вот бы ей так одеться!
 
Был уже полдень, когда к ним подошла барыня и стала расспрашивать дядю о ней. Она осматривала девочку так же, как осматривают животных при покупке. Даже заглянула девочке в рот. Барышне не понравилась девичья коса.

- Обрежем! Кто же за такими волосами ухаживать будет? Да и мыла не напасешься!

- Нет! Ни за что не дам. Надо мной все смеяться будут в деревне!

Акулинка заплакала. Барыня пошла прочь, а дядя отвесил племяннице такую затрещину, что девочка едва устояла на ногах.

- Скотину бить грех, а Вы на ребенка руку поднимаете!

- Проходите, барин, проходите! Мы сами разберемся!

- А за что Вы её так?

- В няньки идти не хочет. Погорельцы они. Вот и привез сюда, чтобы пристроить куда-нибудь. У неё четыре младших сестры дома, и всех она вынянчила. Она нянька опытная! Да видно, никому девочка не нужна. Брошу я её в городе, вот тогда узнает.

- А к нам в дом пойдешь? У меня сынок полугодовалый, жена ищет няньку. Пойдешь?

- Пойду.

Акулинка говорила чуть слышно и смотрела на незнакомца с мольбой и надеждой. Барин вызывал у девочки доверие. Он чувствовал, что ребенок испуган, и всем своим видом показывал, что он человек не злой и зря ребенка не обидит. Согласие девочки обрадовало его.

- Ну, вот и отлично!

Барин засмеялся, потом начал с дядей обговаривать условия найма. Договорились, что девочка будет работать за еду, за одежду, и за небольшое вознаграждение, которое ей выплатят за полгода работы. Дядя сказал, что до места проводить девочку не сможет, потому что товар у него на руках, но адрес барин пусть ему запишет.

- Ну, ступай с Богом, да не осрамись в людях!

Акулинка пошла вслед за совершенно незнакомым человеком, сжимая в руках маленький узелок с вещичками, собранными матерью в дорогу.
 
Она шла, не оглядываясь. Сердечко её учащенно билось. Если бы она оглянулась, то увидела бы, что дядя её по ошибке положил записку с адресом не в карман своего полушубка, а в карман нового, который он накинул себе на плечи, чтобы показать товар лицом. А потом он полушубок продал вместе с запиской, и только когда вернулся домой, понял, что записка с адресом пропала.

Где искать теперь Акулинку? Что сказать сестре? Вот оно, закудыкивание! Возымело все-таки силу!

Полушубки Николай продал все, а племянницу потерял. В городе в ту пору было больше двадцати тысяч жителей. Это тебе не деревня в одну улицу вдоль реки, где каждый человек на виду. На улицах города можно было заблудиться и взрослому человеку, а как найти здесь маленькую деревенскую девочку? Дядя не знал.

Сестре Николай сказал, что проводил Акулинку до места, что будет навещать её в городе, что девочка попала в хороший дом к добрым людям. Николай даже побожился сестре, что говорит чистую правду. Катерина поверила. А что ей ещё оставалось делать?
    
               
         

                ПРИСЛУГА
 Барин Дмитрий Михайлович был доктором. Он лечил коней и других животных. Каждое утро он отправлялся на службу в какую-то Пастеровскую лабораторию. Акулинка никак не могла выговорить трудное слово "ветеринар". Оно было трудным, а ещё труднее было слово "лаборатория". Слоги в словах путались и перемешивались друг с другом. Она пыталась научиться говорить эти слова, но после многих попыток затею эту бросила. Барина она называла конским доктором.
 Дмитрий Михайлович был человеком добрым и заботливым. Барыня Ольга Владимировна тоже хотела производить впечатление доброй молодой женщины.
 Акулинку никто не обижал, но о ней никто и не заботился, так как в семье. Никогда и никто не спрашивал, как она себя чувствует, никогда и никто не спрашивал, сыта ли она, тепло ли ей, не грустно ли? К ней относились холодно. Называли новым именем Лина, не позволяли сидеть за одним столом, закрывали на ночь в комнате и все время  подозревали в чем-то плохом.
 Любил свою маленькую няню только маленький Артем. Он смеялся, когда она подходила к нему, тянул к ней руки. Малыш обожал прогулки с няней. Зимой Акулинка катала его на саночках и потихоньку от хозяйки отправлялась даже на Иркутскую улицу, где собирались дети со всей округи, чтобы скатиться со склонов глубокого оврага. Здесь Акулинка приобрела себе друзей. Вначале она познакомилась с Настей, бойкой девочкой десяти лет дочерью хозяйского конюха. Максим, Вася и Петя были друзьями Насти. Городские дети жалели Акулинку, приносили ей угощения, нянчились с Артемкой, чтобы дать крестьянской девочке прокатиться с горки и поиграть в игры с другими детьми.
- Знаешь, - сказал Акулинке Петя однажды, - в начале лета к нам в город приедет престолонаследник Цесаревич Николай Александрович!
- Какой царевич?
- Не царевич, а Цесаревич. Эх ты, темная совсем.
- Ой, ой, ой, какой важный! Ты сам-то только недавно в гимназии своей услышал это слово – Цесаревич. Сам- то тоже ничего не знал! А Акулинка умная! У неё школы не было в деревне, когда она росла. А то бы она, знаешь, как хорошо училась! Расхвастался новым словом! В сказках всех сыновей царских царевичами зовут. Говори Акулинка это слово, оно каждому понятно! А ты её не обижай! Ей и так несладко живется. Лучше подари ей Букварь, я видела его у вас дома, да научи читать подружку мою. Она Букварь тебе потом отдаст. Станешь учить?
- А ты сама не можешь? Я не стану с девочкой заниматься. Ещё подумают, что у нас – любовь.
- Чего?
Настя так и покатилась от смеха.
- Какая любовь? Чего выдумал? На глупых оборачиваться, самому без ума быть. Никто ничего не скажет. А если ты не можешь – я научу. Я – грамотная!
- Букварь подарю. И сам буду помогать.
- Вот то-то же! А то сразу обзываться. Темная! А ты светлый?
- Я в гимназии учусь.
- Я тоже с учительницей занимаюсь и пойду в Народное училище. Учительницей буду. Всех детей грамоте научу!
- Не ссорьтесь из-за меня. Правда что ли, что сам сын царя в город приедет?
- Чистая правда.
- Побожитесь!
Петя и Настя молча перекрестились.
- А ты ничего не знаешь об этом?
- Какие-то разговоры слышала, когда к нам в гости семья Буковецких приходила. Я нянчилась с их сыночком маленьким – Витей. Он младше нашего Артема месяца на полтора, но такой сообразительный. Сидит уже хорошо, игрушками сам играет. Старшего сына у них чудно зовут – Антоний, а коротко - Атий. Он наш ровесник, а нянчиться с малышами не очень любит. Маленькому Васе третий год идет. Он никого не слушается, только маму свою. У них трое сыновей, а дочь одна – Елена. Она младше Антония на год, но её мальчики в семье слушаются, как старшую. Она всем и нянька и наставница. Она мне кусок пирога принесла в комнату прислуги.  Возмущалась, что я для Артемки нянька главная, а на детском празднике сижу в комнате одна. Если я её в городе встречаю, она со мной всегда здоровается и в гости зовет!
- А ты?
- А я стесняюсь к ним в гости идти. Господа!
- А ты не стесняйся. У них все по-простому. Дом большой, кирпичный на берегу Амура стоит. Почти всеми окнами на Амур смотрит. Да ты видела этот дом, когда на берег ходила. Он покрашен бирюзовой и белой краской и кладка кирпичная красивая такая! Я у них дома был. Я с Антонием в гимназии учусь. Хороший ученик и товарищ хороший. А нянчиться с детьми – ваше занятие. Скажи лучше, что ты слышала о приезде наследника престола к нам в город?
- Говаривали, что…
- Говорили. Говаривали – просторечное слово.
Акулинка замолчала обиженно.
- Опять ты за своё! Не по-книжному она говорит, ну и что? Продолжай, рассказывай. А ты у меня ученый такой, получишь как следует! Прямо гусь какой-то, а не мальчик! Важничает и важничает.
- Почему, гусь? Я и обидеться могу!
- Не обижайся! Просто не важничай перед нами! Рассказывай, Акулинка! Не слушай его!    
- Говаривают… ой, говорят, что царевич отправился в страну какую-то…
- Египет- подсказал Петя.
- Да, именно в эту, как ты сказал, держит путь дальше. До какой-то страны доплывет морем…
- До Японии, - опять подсказал Петя.
- Да, до этой страны, а потом к нам в страну вернется и по Амуру приплывет в Благовещенск.
- Из Японии Цесаревич Николай прибудет во Владивосток, там он распрощается с морским кораблем и его командой и вернется в столицу по территории России. До Уссурийска доедет на тарантасе, а дальше по Амуру на пароходе до Сретенска, и опять сухопутным путем через всю Сибирь до первой восточной железнодорожной станции. Только это тайна. Охрана у Цесаревича сильная, но все равно террористов боятся очень. Особенно в Сибири.
Петя произнес все таинственным шёпотом.
- А если это тайна, то ты откуда знаешь?
- Разговоры взрослых подслушал нечаянно.
- Как хочется хоть одним глазком посмотреть на такого важного господина!
- Так ты его не увидишь! Только он ступит на землю - вокруг него сияние разольется, и взгляд на него никто поднять не сможет.
- С чего ты это, Вася, взял?
- Бабка Куницына сказывала.
- Говорила, - поправил Васю Петя.
Настя молча показала Пете кулак.
- Говори, говори, Вася! Когда ты пойдешь в гимназию, ты будешь говорить также красиво, как Петя.
- Сияние разольется, трубы с неба зазвучат и все на землю упадут! Вот как все будет!
- Эх ты, Василек! Наследник престола такой же человек, как мы. Огня вокруг нет, грома тоже не слышно, когда он ходит. У него родители есть. Отец - нынешний царь Александр третий, и мать царица у него. Ему всего двадцать два года. Он только важнее всех нас, потому что над всей страной царем будет. И над нами – тоже! Максимка! А ты почему молчишь?
- А я ничего не слышал прежде.
- Не говори дома о нашем разговоре. А то нам попадет!
- Мне уже домой пора! Видите, Артемка уже спит в саночках. От барыни попадет!
- Не бойся ты её так! Ведь она тебя не бьёт?
- Конечно, не бьёт, а ругает только шёпотом. Как змея шипит. Меня никто никогда не бил. Дома у нас родители ласковые.
- Хорошо тебе, Акулинка, а меня отец шлепает иногда.
- Меня на горох ставят, - сказал Максимка и горестно вздохнул
- Детей бить нельзя. Это все потому, что у вас родители не ученые!
- У Акулинки тоже не ученые, а не дерутся.
- Они – крестьяне! Они ближе к природе.
- А мы – горожане. А на каждом подворье лошади, коровы, свиньи, куры, гуси и прочая живность! И чем же мы от деревенских жителей отличаемся?
- Землю не пашем и не сеем хлеб. Школы у нас, училища, гимназии, магазины, базары, пароходы по Амуру ходят и на причале стоят. Заводы, мельницы, мастерские. Улицы у нас прямые. Парки есть. Народу много живет. Гарнизон стоит. Жандармы порядок в городе охраняют.
- Что-то ты много очень отличий назвал.
- Сколько есть. Их еще больше.
- Отличаемся, конечно, но и похожи! - сказала Настя.
Как будто подтверждая её слова, из подворотни соседнего дома вышла большая вислоухая свинья, взглянула на детей своими маленькими светлыми глазками, хрюкнула деловито и отправилась в ближайшие кусты по каким-то свинским делам.
- Вот, вам, пожалуйста! – засмеялась Настя, - тоже горожанка!
- Это наша хавронья. Загон чиним-чиним, а она разбивает его и уходит. Опять меня заставят её искать, и домой гнать. Как она мне надоела!
Вася сердито топнул ногой.
- Теперь я её Горожанкой буду звать. Она такая важная!
Дети засмеялись. Особенно заразительно смеялась Настя. Нужно было расходиться по домам. Зимой даже если мороз невелик, он стоять долго не велит.


                Ожидание

 Разговоры о том, что сам наследник русского престола будет целый день гостить в Благовещенске и даже ночевать будет в городе, велись везде. Купцы вели разговоры о том, какой же подарок нужно сделать  Цесаревичу, чтобы не ударить, как говорится, лицом в грязь. На заседаниях городского Совета уже обсуждали вопрос о встрече Цесаревича. Отцы города решили возвести на берегу триумфальную арку в честь приезда наследника престола. Строительство поручили главному архитектору города Буковецкому Иосифу Иосифовичу.
 Городского архитектора Акулинка часто видела в хозяйском доме. Этого строгого и молчаливого человека Акулинка побаивалась. Когда он приходил в гости к хозяину, девочка старалась не попадаться ему на глаза. Он сидел с хозяином в столовой и подолгу беседовал с ним. Господа пили неведомый и очень невкусный напиток, да еще и хвалили барыню Ольгу за то, что она его хорошо варит.
 Иосиф Иосифович руководил строительством царских ворот, через которые Светлейшая Особа Цесаревич Николай Александрович должен войти в город. С рыночной площади видно было, как солдаты клали пожоги, а потом ломами и лопатами крошили чуть оттаявшую землю, делая котлован для фундамента. В любую погоду спешил Иосиф Иосифович на строительство и торопил рабочих. К весне черновые работы были закончены. Огромные кирпичные ворота имели унылый вид, но когда были закончены отделочные работы - все ахнули. Красиво! Великолепно! Неповторимо! Белоснежная арка двумя островерхими башенками смотрела в небо, а ровно посередине в углублении была помещена икона с ликом Христа Спасителя, а рядом еще несколько икон с ликами святых. По замыслу архитектора, Цесаревич должен был не просто пройти под аркой, Николай должен был получить Божье Благословение для успешного завершения путешествия. Строительство было завершено в срок.
 На заседаниях Городской Думы решено было построить павильон, в котором «отцы города» собирались открыть выставку для Цесаревича с разными диковинами.
 Дамы светского общества города тоже готовились к встрече Цесаревича Николая. Они занялись рукоделием. Под их руководством опытные вышивальщицы расшивали скатерти и простыни, занавески и полотенца, чтобы украсить спальню наследника престола.
Если встречались две дамы, они всегда заводили разговор о моде. В чем пойти на встречу Цесаревича? Это был самый главный дамский вопрос. Как они будут выглядеть?  Как одеться по последней парижской моде не хуже дам из самой столицы? На берегу при встрече такого важного гостя дамам предписывалось быть в белых или серых костюмах, но по улицам города во время поездок гостей можно было прогуливаться в любых нарядах!
- Ах! Мне совершенно нечего одеть!
Барыня Ольга закатывала глаза и белой повязкой перевязывала голову. Мужу обед она накрывала со стоном, чтобы он видел и понимал её терзания.
 Дмитрий Михайлович смотрел на жену с легкой улыбкой, понимая вполне, что молодая женщина разыгрывает перед ним трагическую пьесу на тему: "Помогите женщине материально, выделите ей денег на наряды!" Когда он немного устал от этих спектаклей, он выделил средства из семейного бюджета на новые наряды жены. В самом деле, не мог же он допустить, чтобы его жена выглядела хуже всех на городском празднике в честь прибытия самого Цесаревича Николая Александровича в Благовещенск.
 Когда деньги были выделены, барыня Ольга стала искать в городе самую модную портниху.
 В Благовещенске был и шляпный магазин, и мастерская по пошиву модной одежды, и магазин готового платья. На прилавках магазина «И.Я.Чурин и К;», который в городе называли просто Чуринским, были китайские товары, но были товары из центральных городов России, и даже из Америки. Магазин работал уже третий год и славился на весь город и разнообразием товаров и великолепным обслуживанием покупателей.  Особенно подчеркнуто уважительно приказчики (так называли тогда продавцов) относились к золотоискателям - старателям. С намытым вручную золотом поздней осенью эти люди  появлялись в городе. Мешочки с золотым песком охотно принимали в оплату за товары. Некоторые добытчики золота куражились. Они покупали розовый бархат на портянки и алый, чтобы простелить себе дорожку до ресторана. Без тени улыбки им отпускали все, что они требовали. И вечерами можно было видеть, как по дорожке из бархата идет из гостиницы в ресторан хвастливый мужичок в хромовых новых сапогах, в великолепном наряде: брюках навыпуск, красной рубахе, подпоясанной тонким ремешком и картузе с блестящим козырьком. Постепенно богатство таяло, старатели переселялись из дорогих гостиниц в дешевые, потом они обитали на постоялых дворах и часто не имели денег даже на кусок хлеба. Весной ловцы удачи на пароходах опять отправлялись на амурские прииски, чтобы все лето стоять в холодной воде и, согнувшись над лотками, внимательно смотреть на мокрый песок в надежде обнаружить самородок. Повезло же какому-то старателю! Он нашел слиток весом больше трех килограмм!
 Городские дамы наведывались в магазины накануне визита Цесаревича Николая чаще обычного! Ольга Владимировна после долгих раздумий купила себе дорогой светлой ткани на новое платье. Теперь нужно было найти в городе портниху. К дорогим и самым модным из них уже нельзя было пробиться! Нужно было искать швею-надомницу.
Барыня Ольга выбрала Вареньку. Появление портнихи Вареньки в доме у Коняевых стало для Акулинки настоящим праздником и спасением. Варенька только год назад прибыла в Благовещенск со своей матерью. До Уфы они доехали на поезде, а дальше железной дороги не было. По совету Буковецких, они проделали путь в Благовещенск по зимнику, через всю Сибирь. Весной прибыли в Сретенск, а оттуда на пароходе по реке приплыли в город. В пути они были семь месяцев! Дорога была полна опасностей. Даже когда плыли на пароходе по Амуру, делали большие остановки в пути. Пароходик садился на мель раз за разом. Река считалась судоходной, но в некоторых местах уровень воды был меньше метра, и пароход просто цеплялся за каменистое дно реки. Матросы закрывали пробоины в днище  промасленными заплатами из парусины, шпаклевали дыры и дня через два или три вынужденной стоянки бедное суденышко двигалось дальше. На верхней палубе парохода плыли каторжане в кандалах на Сахалин. Стражники их охраняли, вместе с ними переносили солдаты утренний холод на реке и покрывались холодной росой от речных утренних туманов. С одним из каторжан плыла на каторгу маленькая девочка лет четырех. Когда по утрам с верхней палубы спускались каторжане вниз на оправку, девочка шла по лестнице осторожно и держалась ручонками за отцовские кандалы. Все жалели бедного ребенка и старались её подкормить. А Варенька сшила для путешественницы теплую курточку и парочку платьев. Каторжанин только взглянул на добрую девушку благодарно, но не произнес ни слова. Нельзя было ему вступать в разговор с вольными людьми. 
 Варенька натерпелась в дороге неудобств, а когда они с матерью приплыли в Благовещенск, они приятно удивились. И место хорошее, и люди хорошие, и заказов много. Одна беда - мать стала прихварывать. Вот и приходилось Вареньке работать с утра до ночи, чтобы осуществить мечту матери о возвращении в родные места. Вот когда построят железную дорогу, тогда, говорят, можно будет до Санкт-Петербурга за неделю доехать. Без всяких пересадок. Сядешь в вагон в Благовещенске, пробудешь в дороге десять дней, а вот и знакомый вокзал!
 О возможном счастье говорили вечерами, но до конца в него не верили. Разве осилить такое строительство? Это сколько времени нужно на такую махину?
Однако почти каждый вечер за чаем мать с дочерью говорили об одном и том же. Вот сядут они в вагон и поедут через всю Сибирь, Урал, Поволжье в родные места.
Теперь Варенька была нарасхват. Мать шила на дому, а Варенька  ходила по домам. С большим баулом с нитками, кружевами, иголками, выкройками, журналами мод, с ручной швейной машинкой "Зингер" Варенька на извозчике добиралась до дома заказчицы и устраивала в выделенной комнате маленькую швейную мастерскую.    
- А вот и я! Заждались! А я не задержалась! Всех обошью, всех одену. А это кто у нас такой хорошенький! Такой кареглазый и улыбчивый? Как тебя зовут?
- Артем, - ответила за ребенка Акулина.
- А тебя как зовут, нянечка?
- Здесь зовут Линой.
- А дома как звали?
- Акулинкой.
- Значит, и я так тебя звать буду. Я тебя потесню немного. Мне барыня велела в твоей комнате расположиться. Не рассердишься на меня?
- Нет. Комната все равно не моя. У меня дом в деревне.
- Дом в деревне. Так ты – домовладелица? А почему ты здесь живешь в работницах. Сирота?
- Погорельцы мы.
- Погорельцы?
- Да. Но отец дом отстраивает. Летом я домой вернусь!
- Обязательно вернешься. Показывай, куда идти?
И сразу же все изменилось в комнате прислуги. Варенька заявила, что единственное окно дает мало света, потому что под окном растут кусты. Она вышла во двор, взяла веревку и пригнула их к земле. В комнате стало светлее. Теперь ветки не стучали по оконным ставням в ветреную погоду и не пугали Акулинку. Варенька вместе с Акулинкой помыла окно и оттерла его до блеска. В комнате были помыты стены, сундук был переставлен в угол, а маленький диванчик был поставлен в самое теплое место. На  столе возле окна поставили швейную машинку. Ненужные вещи унесли в чулан. Комната приняла жилой вид.
Варенька удивилась тому, что Акулинка относилась к дивану с каким-то страхом. Обходила стороной и не садилась на него.
- Барыня не разрешает.
- А где же ты спишь?
- На сундуке.
- Так твердо же. На диване мягче и теплее.
- Я дома на топчане спала, я - привычная. А диван я продавить могу.
- Ты - продавить?  Не смеши меня. В тебе веса меньше пуда. Продавить! Вот барыня! Я при примерке её так нечаянно булавкой уколю, что она затанцует!
- Не нужно. Ей же больно будет!
- А тебе не больно? Я пошутила. Не трону я её. Ладно, пока я на диване отдыхать буду. Но обещаю тебе, что право спать на диване я для тебя отвоюю!
Варенька засмеялась, схватила за руки Акулинку и закружилась с ней в маленьком пространстве комнаты. Колоколом закружилась её  широкая юбка с оборками, а концы большой белой пушистой шали на плечах стали похожи на крылья бабочки. 
 Шила молодая портниха наряды с утра и до позднего вечера, иногда она оставалась ночевать, чтобы не тратить время на дорогу. За работой молодая портниха напевала песни.
- Все пройдет, никогда не вернется.
Так о чем же, о чем горевать!
 Счастливая ты, Акулинка, у тебя отец есть. А мой отец погиб на войне. Я его не помню. Мама говорит, что он раненый в госпитале лежал, а она к нему ездила со мной на руках. Он  меня держал, качал, баюкал. Когда мама уезжала, он меня поцеловал и отвернулся, потому что слезы от всех прятал. Потом пришло это печальное известие. Мама меня одна воспитывала. Никуда от себя не отпускала. Можно было отдать меня в Институт Благородных девиц. Но мама не могла вынести разлуки со мной даже на неделю. Мы с ней одни на свете остались. Никакой родни нет.
Варенька вздохнула и примолкла.
- А где твоя коса? – спросила молодую портниху Акулинка, -тебя насильно подстригли?
- Нет, не насильно. Я сама подстриглась, по доброй воле. Я в кружок политический ходила. Мы – за равные права между мужчинами и женщинами. Маркс написал, что женщина только тогда станет свободной, кода она избавится от пышной прически. Так что стрижка – первый шаг к освобождению!
Светлые, коротко подстриженные волосы Вареньки придавали ей воинственный вид.
- Мама меня сюда для перевоспитания увезла. Боялась, что я пропаду в этом кружке. Попаду в тюрьму или в ссылку.
Варенька улыбнулась.
- А теперь мама больше меня тоскует по родному городу и целыми днями говорит о возвращении.
- А ты?
- Я тоже. У меня там жених остался.
- Пишет?
- Нет. Женился после моего отъезда. Раз они такие – я замуж ни за кого не пойду. Хватит. Отлюбила! А ты замуж собираешься, когда вырастешь?
- Наверное. Я об этом не думала. Мне пока никто не нравится. Правда вот Петя очень хороший! У нас в деревне таких нет. 
После этого разговора Акулинка и Варя стали настоящими подругами. Они доверили друг другу свои сердечные тайны.
- Я тоже умею шить. Меня мама научила.
- Тогда помоги мне, подшей низ рукава.
Варя дала ей простую работу и была приятно удивлена.
- Как ты ровненько стежки кладешь. Молодец! А ты читать умеешь?
- Мне Петя Букварь дал. Я буквы все выучила. А читать не получается пока. Подружка Настя помогает мне, но я никак не осилю чтение. Как это буквы в слова складываются? Читаешь «мэ – а, мэ – а», а получается «мама». Чудно!
- Я тебе помогу. Буквы имеют свои названия, потому что произошли от слов. Раньше знаками целые слова обозначали. Письмо было рисунчатым. Посмотри внимательно. Буква «А» заглавная «Аз» называется, а в старину «Аз» означало «Я». Правда же буква на человека стоящего похожа? А буква «М» означала волну. Она на неё и похожа. А при чтении они передают один только звук, он стоит в начале названия буквы. Когда ты это поймешь, ты будешь читать легко.
Варя так толково все объяснила Акулинке, что через две недели занятий Акулинка читала по слогам в букваре и гордилась этим очень. Первой своей учительницей она называла Настю. Она с ней выучила азбуку. Потом её пытался научить читать Петя, но у него ничего не вышло. Только Варя открыла Акулинке секрет чтения! Дело пошло!
- Вот мама обрадуется, когда я ей скажу, что умею читать. Спасибо, Варя!
- За что? Ты сама научилась, я совсем чуть-чуть помогла! Все равно я рада, что ты теперь человек светлый! Писать бы тебе еще научиться. Но времени ни у тебя, ни у меня на такую учебу нет. Пока ты у нас ещё полуграмотная. Читать умеешь, а писать – нет! Талантливый у нас народ! Помогай мне шить, когда будет время свободное. Я тебе заплачу.
- Нет! Не нужно! Я буду бесплатно помогать!
- Всякий труд должен быть оплачен! Вот дошьем новые наряды для твоей барыни, а потом шлейфы у платьев уберем. Они совершенно вышли из моды! Совершенно!
- Правда?
- Абсолютная!
- Как хорошо! Не нужно будет за барыней следом ходить по рынку и шлейф поддерживать. А с корзинкой и Артемкой я справлюсь!
-Она тебя заставляла шлейф носить? Но ведь можно было его на руку повесить. Мода это допускает. Важничала, значит! Хвасталась перед народом, что у неё прислуга есть! Нет! Уколю я её булавкой, честное слово, уколю. Она заработала!
 Варенька делала угрожающее лицо, Акулинка ойкала притворно, и потом они вместе звонко смеялись. Рядом с этой хохотушкой Акулинке было тепло. Однажды Варенька водила девочку к себе домой, познакомила с мамой, пригласила в гости скоротать вечерок. Когда у маленькой нянечке нашлось время побывать в гостях у милых и добрых хозяек, её угостила чаем, накормила домашним печеньем. Портнихи снимали комнату в большом деревянном доме с огромной террасой, выходившей на берег Амура. Когда Акулинка сказала, что дом очень красивый, мать с дочерью стали рассказывать ей о Санкт-Петербурге. Деревенская девочка с трудом представляла себе город на островах с удивительными каменными постройками  и причудливыми мостами через реку Неву. В этом городе во дворце жил царь. Это он послал своего сына в путешествие  и призвал всех жителей края к охране жизни священной особы – наследника Цесаревича.
 Акулинка сидела за праздничным столом, который был накрыт в её честь, и немного робела от этого. Сидеть за столом, покрытым белоснежной скатертью, пить чай из красивой фарфоровой чашки, есть варенье серебряной ложечкой с перевитой ручкой ей ещё никогда не приходилось. Дома пили чай из жестяных кружек, а похлебку – из общей большой чашки деревянными ложками.
 С Акулинкой вели беседу, как с равной, почти взрослой девушкой. Варина мама была худенькой, очень хрупкой на вид женщиной средних лет. У неё были удивительно красивые карие глаза, такие же, как и у дочери. Только Варя смотрела на мир сквозь смех, а её мама – сквозь слезы. Видно было, что женщина больна. Она все время мерзла и куталась в большой теплый платок. Печка в комнате топилась хорошо, тепла было достаточно, а Лидия Наумовна мерзла.
- Здесь можно жить. Заработки хорошие. Варе нравится. А я домой хочу. Мне говорили, что здешний климат мне на пользу пойдет. А я так мерзну! Еще этот весенний и осенний ветер с Амура. Стекла в окнах дрожат от его порывов. Я в ветреную погоду на улицу почти не выхожу. Мне всегда весной и осенью так нездоровится!
 Варя с тревогой посмотрела на мать и переменила тему разговора.
- Говорят, на Цесаревича в Японии покушение было. Говорят, он в главном храме японском встал не так, и оскорбил чувства японцев. А у них, у самураев этих, обычай такой. Должен обидчик понести наказание. Вот и напал на него жандарм. Первый удар меча самурайского пришелся плашмя. Второй удар брат Цесаревича отбил обыкновенной бамбуковой тростью. Цесаревича отнесли в дом богатого японца, перевязали ему голову и уложили на кровать. Рана была не опасной. Но Николай не стал лежать. Он вышел на порог дома и уселся там, чтобы показать всем, что он не дрожит от страха. Вот какой отважный! Мы его видели в Петербурге подростком. Он парад принимал вместе с отцом. Он и тогда был бравым молодым человеком. Теперь он будет за строительство магистрали железнодорожной отвечать. Как только построят дорогу, мы с мамой в Петербург вернемся. Потерпи, мама! Обязательно вернемся! 
Варя замолчала и посмотрела на водную гладь Амура. Вздохнула.
- Дядя Ермолай говорит, что если человек чего-то сильно хочет, это обязательно сбудется!
- А ты чего хочешь?
- Домой! К маме и отцу, к братьям и сестренкам своим.
- Мы тоже домой хотим. Видит Бог, ничего сильнее этого я не хочу. Здесь народ хороший, но там наши родные места. Мы ведь из обедневших дворян с мамой. Портнихами стали не от хорошей жизни. Мама овдовела, вот и пошла в портнихи. Меня хотела в люди вывести. Думала замуж отдать за хорошего человека. Да одно несчастье из этого вышло…
 Мать Вареньки тоскливо посмотрела в окно.
- Это я виновата.
- Мама! Не вспоминай о плохом. Я теперь ученая и никому не верю.
- Вот то-то и плохо! Тут столько женихов. Есть такие приличные. А ты всем от ворот поворот!
- Я тебе уже много раз говорила, что замуж я не пойду ни за кого. И давай не будем при гостье нашей такие разговоры вести.  Это неприлично!
- Извини, Акулинка! Пей чай, печенье ешь! Не робей! А у вас дома природа красивая?
- У нас хорошо! Речка рядом, поля и луга кругом.
Акулинка запела сильным и красивым голосом свою любимую песню. Она пела, как взрослая женщина, как крестьянка, которая после целого дня трудов в полях возвращается домой. Крестьянская телега едет медленно, потому что и лошадь тоже устала, и её никто не понукает. Вид вокруг меняется тоже медленно. Вокруг поля неоглядные да перелески вдали.
- Ох, поля вы поля!
Вы широки поля!
Неоглядны поля!
Ох! Родная земля!
Акулинка даже раскачивалась из стороны в сторону, в такт мелодии.
Песня была грустной. В ней говорилось о том, что среди полей стоит одиноко высокая верба, а под вербой лежит израненный молодой казак и прощается с белым светом.
Ох! Прощай белый свет!
Родна маменька!
 Акулинка пропела строчки знакомой с детства песни так задушевно и выразительно, что Варенька и её мама невольно заслушались. Они все, вместе с певицей, пожалели молодого казака и загрустили, а Акулинка даже заплакала от сострадания в конце песни.
- Талантливая ты девочка, Акулинка! Пропадешь ты только в своей деревне.
- Не пропаду! Я там оживу! Только бы отец дом после пожара отстроил, и собрал нас всех вместе. Загостилась я у вас. Домой пора. К хозяевам.
- Как это они тебя отпустили к нам?
- Они в гости ушли вместе с Артемкой. Мне заданий дали на целый день. А я быстро все переделала и к вам.
- Правильно сделала! Умница. Весна уже на дворе, а ты все в валенках ходишь. Ножки мокнуть будут. Через недельку-другую в такой обуви далеко не уйдешь!
Добрые женщины проводили девочку до Большой улицы и уговорили её взять с собой узелок с гостинцами. Дома, в своей комнате, Акулинка увидела, что кроме стряпни в узелке лежал небольшой отрез ткани, из которого можно было сшить платье. Но девочка решила сделать подарок матери. Вечерами она принялась шить кофточку для неё. Девочка с улыбкой думала о Вареньке и её матери. Они одарили её подарками, но самое главное - поделились с ней душевным теплом и поддержали надежду на возвращение. Им также неуютно вдали от родных мест, как и ей. Это сближало их и делало такими родными!
 Целый город с многоэтажными домами девочка представляла себе с трудом. Места людям что ли мало, что они дома друг на друга ставят? Земля вон какая большая. Отступитесь, да стройтесь! В Благовещенске в эту пору было всего несколько многоэтажных домов. В магазине Акулинка боялась ходить по второму этажу. Вдруг пол провалится? И где она тогда будет?
 Кофточку матери девочка шила украдкой, работу прятала от хозяйки. Барыня Ольга не давала маленькой прислуге ни минуты свободного времени.
- Что сидишь? Дома полно работы!
 Работы в самом деле было много, и почти все домашние дела лежали на плечах Акулинки. Она стирала детскую одежду для Артемки, гладила её после сушки. Девочка мыла полы, выносила воду, приносила воду из колодца, ходила на родник за ключевой водой для чая, бегала в булочную за свежим хлебом, нянчила Артемку, мыла и чистила овощи. От непосильного труда она стала худеть. Друзья подкармливали её, Настя всегда приносила для подружки свежую булочку. Вся улица знала, что барыня Ольга не кормит девочку досыта. Даже барин покупал для Акулинки пряники и тихонько отдавал так, чтобы жена не видела.
 Акулинка от барыни не ждала ничего хорошего, но однажды в воскресение Ольга Владимировна отправилась с ней в Чуринский магазин. Хозяйка сказала, что ей надоело смотреть, как Акулинка всюду оставляет мокрые следы. В весеннюю распутицу в валенках далеко не уйдешь. Барыня покрикивала на  Акулинку от раздражения. Шлейфа у её платья уже не было, но она все равно не разрешила Акулинке идти рядом с ней. Барыня торопливо шла впереди по деревянным тротуарам, а Акулинка почти бежала за ней.
 В магазине Ольга Владимировна брезгливо стала выбирать ей обувь. Расторопный приказчик обслуживал маленькую покупательницу, как королеву. Он усадил девочку на маленький бархатный стульчик и принес целую кучу коробок с обувью. Акулинка разулась. Мокрые валенки стояли рядом со стульчиком, и под ними собиралась лужа талой воды. Акулинка с ужасом смотрела на это, но важный приказчик не укорял покупательницу за неряшливость.
- Я понимаю, что в валенках Вы, барышня, больше не будете ходить? – услужливо спросил он.
 Акулинка оторопела. К ней первый раз в жизни взрослый человек обратился как к уважаемой даме. Она не нашла слов.
- Конечно, не будет, - ответила за неё барыня, - если ей Вы обувь подберете недорогую.
- В этом не сомневайтесь!
Приказчик подозвал помощника, указал на валенки.
- Упаковать!
Валенки в мгновение ока были аккуратно сложены, связаны и завернуты в крепкую бумагу.
- Какая нужна обувь?
- Простая, крепкая и самая дешевая.
После многих примерок, барыня выбрала ботинки коричневого цвета. Что это были за ботинки! Настоящие полусапожки со шнуровкой были так хороши, что Акулинка не верила своему счастью! Эти ботинки так понравились ей, что когда она выходила в них на улицу из магазина – она не смотрела перед собой, она смотрела на кончики своих ботинок, которые так блестели, что девочка даже жмурилась от этого сияния! Да уж и правду сказать не у каждой девочки в городе были такие замечательные ботинки! А в деревне так и вовсе ни у кого из детей таких не было. Крестьянское детство было босоногим. Барыня купила для прислуги новое простенькое готовое платье и курточку.
 Домой Акулинка не шла – летела. Она чувствовала себя принцессой сказочного королевства! Теперь она перестанет стесняться горожан. Теперь она одета не хуже их, а даже лучше многих! Она сразу отпросилась сбегать на минутку к подружке.
-Вот это да! Красота какая! Тоже себе хочу такие же ботиночки! Где покупали? В Чуринском? Сколько стоят? Папе скажу, пусть тоже купит такие же. Дай примерить! Красота! Мне идет! Будем в одинаковых ботинках по улицам ходить!
 Настя не дала подружке и слова сказать. Она говорила за двоих. В голосе её было много восхищения и немного зависти. Совсем чуть-чуть. Она пока была хуже обута, чем подруга, но ей тоже папа купит. Тогда они будут на равных.
Настя сказала, что подружке не хватает шляпки на голову.
- Ни за что не одену! – решительно запротестовала Акулинка, - я не барыня! Я в платке ходить буду. Я к этому привычная!
- Ты в городе живешь. Здесь девочки в платках не ходят.
- Вот и плохо. У нас в деревне девочки лет с десяти в платках ходят.
- Ну и ходи, как чучело!
Настя отвернулась от подруги, замолчала обиженно.
- Я хочу, как лучше, а ты меня не слушаешься!
- Слушаюсь, слушаюсь, - примирительно сказала Акулинка,-но шляпку все равно не одену.      
      
                Цадони

 Когда Акулинка спускалась в подполье или в погреб за овощами и соленьями, она прощалась с белым светом.  А когда поднималась оттуда, она благодарила Бога, за то, что возвращалась  живой. Бедная девочка! Она потом рассказала о своих страхах конюху Ермолаю, а он сказал, что в погреб будет спускаться сам, если нужно.
- Зачем так пугать ребенка? - спросил он Ольгу Владимировну.
- Подумаешь, какая нежная! Опять нажаловалась? Все её жалеют! Мне все равно, кто будет это делать! Лишней платы за это я не дам!
- Так я разве за деньги? Я из сострадания. А ты, милая, не бойся! В темноте все такое же, как при свете. Не темноты нужно бояться, а злых людей. О-хо-хо! А ты, даст Бог, скоро домой вернешься. Батька в людях дитятко не оставит. Отстроится и заберет тебя. Вот увидишь! Летом и заберет. А до лета - рукой подать!
Кроме серого красавца Грея у хозяев был ленивый кот Маркиз, и знакомый нам уже огромный  сторожевой пес Блэк, которого отпускали ночь свободно гулять во дворе.
Дом хорошо закрывался! Запиралась дверь на веранде, потом на два крючка закрывалась тяжелая дубовая дверь в дом. На двери была цепочка. Дом ночью напоминал маленькую крепость.
 Стук раздался на рассвете. Кто-то колотил громко в калитку и в ворота, стучал в ставни. Барыня не собиралась открывать, но стук был таким настойчивым, что терпеть его больше было нельзя. Ольга Владимировна сама зашла в комнату Акулинки.
- Лина! Лина! Проснись! Оденься, выйди и спроси осторожно, кто там? Лампу не зажигай!
 Акулинка, дрожа от страха, накинула шаль и выскользнула в приоткрытую дверь, которую Ольга Владимировна сразу же захлопнула за её спиной. Блэк почему-то не гавкал, а вилял хвостом так, как будто там, на улице, стучался в калитку кто-то знакомый.
- Кто там?
Акулинка спросила почти шёпотом.
- Цадони.
Девочка бросилась назад в дом.
- Впустите, барыня, впустите! Там...там... какой-то цадони!
Ольга Владимировна рассмеялась, широко открыла дверь на веранду и, кутаясь в теплый платок, сама пошла к воротам.
- Это садовник Ли. Он всегда весной приезжает в город на заработки. Приходит пешком с того берега ранней весной уже по хрупкому льду Амура, и работает здесь до поздней осени. На зиму возвращается домой. Пришел - значит, весна не за горами!
- Входи, Ли, здравствуй!
Акулина с крыльца наблюдала за происходящим. Она была готова броситься наутек при первой же опасности. Но ничего страшного не происходило. Калитка распахнулась широко. Во двор вошел китаец. На плечах у него было короткое коромысло с двумя огромными круглыми корзинками. Две длинные ручки из лозы, одетые на коромысло были такой длины, что корзинки лишь немого поднимались над землей. Ли придерживал их руками.
 Во дворе он поставил корзинки на землю, сложил руки корабликом и низко поклонился хозяйке.
- Опять ты полные корзинки всякого добра принес. У тебя в амбаре и лопаточки, и короткие тяпки, и большие лопаты, и мотыги твои на очень длинной ручке и корзинки, и циновки - все в целости и сохранности. А ты опять нес на себе такую тяжесть. Что у тебя там?
- Сомородина, сажать буду!
- А приживется? Не вымерзнет?
- Каласо будет!
- Ну, каласо, так каласо! Проходи! Разбудил!
- Твоя еси много спи. Долога спи. Моя сторона уже делать - твоя спи!
- Ты хочешь сказать, что китайцы на том берегу Амура раньше просыпаются? Но ведь темно ещё. Солнце не встало! Мы встаем с рассветом.
- Ты меня видно?
- Видно.
- Значит, каласо.
- Как твои ребятишки?
- Мало?
- Да все. И большие и маленькие.
- Каласо.
Ли поднял руку и показал три пальца.
- Трое? А ведь было двое.
Ли показал, что было двое, а стало трое.
- У тебя ребенок родился?
- Дева.
- Девочка? Так тебе теперь ещё больше нужно работать, чтобы всех прокормить. А почему ты жену в город никогда не привозил?
- Моя императора – нет!
Китаец сложил руки крестом на груди и отрицательно покачал головой.
- Император не разрешает! А почему же мужчин отпускает?
- Работать. Я ходи амбар?
- Разговорилась я тут с тобою. Иди, иди, конечно! Лина! Открой амбар!
Акулина взяла ключи и открыла амбар, китаец внес в него свои корзинки и стал наводить в своем уголке порядок, громко распевая что-то.
- Духов отпугивает своими песнями. Ты его не бойся! Он - очень хороший человек. А калитку на засов закрой! И пойдем досыпать. Утром сон сладкий.
Ли работал на семью Коняевых бесплатно. Часть земли за амбаром была отдана ему в полное распоряжение. Там он творил чудеса. Выращивал рассаду и продавал её на рынке, а овощи у него не выводились все лето. Он имел договоренность с рестораном на берегу Амура, и все относил туда. Иногда он и овощи носил продавать, но не на рынок, а ходил по улицам со своими корзинками и покрикивал призывно.
Официально он жил в китайском городке на северо-западе Благовещенска, но очень часто оставался ночевать в амбаре на толстой циновке, которую расстилал прямо на полу. Городок считался в городе местом опасным. Там можно было купить дешевую китайскую водку и недорогие китайские товары, но ходить туда было страшновато: там курили опиум, там были драки.
Конюх Ермолай, который утром пришел ухаживать за Греем, встретился с Ли, как со старым другом. Засмеялся и поклонился ему, выказывая свое уважение.
 -Вот бесова душа! Да холодно же!
- Моя не мерзни! Моя работай много. Моя - не барыня!
- Да уж вижу, что не барыня. Раз ты пришел, значит и тепло пришло уже. Ты лето в наши края в корзинах носишь? Там солнца на юге много, вот ты и набираешь лето в свои корзины. И приносишь нам, как подарок.
- Лето в корзинка нету. Сомородина сажать буду.
- Смородину! Когда ты научишься по-русски чисто говорить?
- Когда твоя – по китайски.
- Значит – не скоро! Ты меня учишь, а я и запомнил только, как здороваться нужно. Ни хао! Правильно я говорю?
Ли закивал головой.
- Слова ваши китайские очень короткие, а поете вы красивые песни.
Ермолай засмеялся и пошел запрягать коня в бричку.
Конюх уважал работящего китайца. 
 Весна пришла полноправной хозяйкой в амурские края. Солнце так пригрело, что побежали ручьи из талого снега, все вокруг стало сырым и холодным. Горка на склонах оврага на Иркутской улице растаяла, а вместо неё стала прорастать первая зеленая травка. Почки на деревьях набухли, а черемуха уже была готова порадовать мир своим цветением. В начале мая установилась непривычная жара. За два дня земля высохла, и на улицах проезжающие повозки поднимали столбы пыли. Никакого перехода между весной и летом в Приамурье не было. В один день погода менялась. Солнце пригревало несколько дней, а потом наступали невыносимо жаркие дни. Некуда было деться от жары. Ставни в домах днем не открывали, улица была похожа на подслеповатую старушку, которая толком не видит ничего вокруг, но догадывается об очертаниях мира по звукам и шорохам. Редкие прохожие шли вдоль домов и заборов, скрываясь в их тени от палящего солнца. Дождей не было, и в огороде высаженные растения днем почти ложились на грядки. Теплолюбивые помидоры, перец и баклажаны еще росли в рассаднике, потому что ночные заморозки в мае не были редкостью.   Ли вытащил из погреба все бочки и наполнял их утром холодной водой из колодца, а вечером обильно поливал огород. Рассадники он поливал ранним утром, когда убирал циновки.
 Акулинка не хотела выходить на прогулку с Артемом на улицу, потому что там было жарко и пыльно. Она просила у Ольги Владимировны разрешения поиграть с мальчиком во дворе дома, но барыня сказала, что ребенку нужен свежий воздух. Чем отличался воздух во дворе от воздуха на улице? С тяжким вздохом Акулинка взяла мальчика в ситцевой рубашонке и коротеньких штанишках на руки и пошла на улицу. Артем уже все понимал. Он обнял свою няню.
- Ню-ню?
На его языке это означало: "Тебе грустно?"
- Нет? Отчего грустить. Скоро за мной приедут мама с папой, и я уеду к себе в деревню.
- Мама-папа? Мои?
- Да зачем мне нужны твои? У меня свои есть!
- Хо?
- Самые лучшие в мире. Видишь, на улице почти никого нет. Только малыши под деревцем в дом играют. Посмотрим?
 Акулинка не успела даже шагнуть в сторону играющих ребятишек, как из дома Фоминых выскочила огромная собака. Вулкана знала вся улица, и вся улица его боялась. Он почти всегда был отцеплен. Только летом его сажали на привязь, чтобы он не топтал огород. Собачья будка стояла так близко к калитке, что пес слышал любое движение на улице, и обгавкивал всех прохожих, каждую пролетку, а по утрам всех ломовых извозчиков, которые выезжали из ворот Паниных на углу квартала. 
Теперь Вулкан мчался в сторону Акулинки, и вид у него был страшный. Глаза у собаки были красного цвета, пасть широко открыта, с клыков свисала пена. Девочка обмерла от страха. Какое-то оцепенение мешало ей сдвинуться с места.
- Ли! Ли!
 Она помнила, что китаец был рядом, он поливал во дворе кустики смородины. Как Ли услышал этот шепот девочки? Это было чудом. Как Ли через секунду оказался на улице с коромыслом в руке и успел защитить детей? Он выставил коромысло вперед, и пес получил сильный удар. Вулкан не допрыгнул до детей. Но пес поднялся и со страшным рычанием бросился теперь на своего обидчика, на Ли.
- Бьелай! Бьелай! – кричал на родном языке Ли, и так защищался, что коромысло как меч мелькало у него в руках. Пес каждый раз получал крепкий удар, но не унимался и со страшным рычанием бросался на Ли. Китаец отбивался от атак бешеного пса отважно, но видно было, что в одиночку ему с Вулканом не справится!
- На помощь! Помогите! Помогите!
 Это закричала Акулинка. Малыш у неё на руках громко заплакал. На крики и шум выскочил Ермолай.
- Вода! Вода! - закричал ему Ли.
Дядя Ермолай схватил ушат с водой, который стоял рядом с калиткой, и плеснул из него на Ли.
- Не меня! Глупый башка! Не меня! Собака лей!
Ермолай плеснул на собаку. Пес сразу обмяк. Ли прыгнул ему за спину и, отшвырнув коромысло, схватил собаку одной рукой за обрывок цепи, а другой - за ошейник. Собака огрызнулась. С громким рычанием пес пытался вырваться из сильных рук храброго китайца, но Ли удерживал Вулкана крепко.
- Мешка! Мешка неси!
 Ермолай понял замысел Ли, и мигом сбегал в амбар за огромным крепким мешком из рогожи. Вместе с Ли они опустили бешеного пса в мешок.
-Завязывай крепко! Вот, у меня бечевка в кармане есть!
Мешок крепко завязали. Пес неистово грыз ткань, выл и гавкал. Но он был бессилен.  Ли принес еще ушат воды и вылил на мешковину.
- Его жарко. Его пити сильно хотел.
Пустынная улица ожила. Оказывается, из-за заборов за поединком наблюдали и женщины и дети. Когда  Вулкан оказался в мешке, все калитки распахнулись, и вокруг Ли собралась толпа. Прибежала Настя и обняла подругу за плечи. Прибежали конюхи из конюшни. Мужики по совету Ли, привязали мешок с собакой к огромной палке  и отнесли во двор к хозяевам.
 Вся улица обсуждала это событие. Вся улица восхищалась отвагой садовника. Когда вечером сам хозяин Фомин пошел в дом Коняевых и стал обвинять Ли в том, что китаец жестоко обошелся с его собакой, все встали на защиту Ли. Отважный китаец спас детей, а его обвиняют в чем-то? Это когда же собаки дороже людей стали?
- Твоя умный нету! – кричал рассерженный Ли, - ты зачем такую собаку держать?
- Не твое дело!
- А если держать, пити давать надо! Ты вода – хочешь? Вот и она пити хочет. Тебе вода жалко?
 На крики вышел Дмитрий Михайлович. Он спокойным голосом объяснил соседу, что ругаться с ним он не намерен, он напишет заявление в суд, а там разберутся во всем. Фомин присмирел. Суда он боялся. Полицмейстер Благовещенска был человеком строгим! Выпишет штраф без всяких разговоров.
- Бессовестный! – говорили Фомину соседи,- спасибо скажи Ли и в ноги ему поклонись. Не забывай, что среди людей живешь! Ругаться он пришел! Посмотрите на него! Сам собаку не поит вволю, вот она и взбесилась! Тебе бы сутки воды не давать в такую жару, что бы ты запел тогда? А Ли нужно наградить!
 На следующий день Дмитрий Михайлович пригласил Ли в дом, вручил ему подарок – новую красивую фетровую шляпу и предложил немного денег, как награду за спасение сына. Ли денег не взял, а подарок принял с благодарностью. Он сразу же надел шляпу, вышел на улицу, где к нему стали подходить соседи. Все хвалили Ли за храбрость, многие спрашивали, не страшно ему было?
- Нет! - говорил китаец. Потом показывал на шляпу.
- Голова – шляпа  - каласо?
 Все искренне хвалили его обновку.
 Ольга Владимировна на следующий день за вечерним чаем завела разговор о поединке Ли.
- А ты, Дмитрий стал бы так же, как Ли, защищать китайских ребятишек?
Муж внимательно посмотрел на свою жену. Помолчал. Подумал.
- Стал бы! У Ли трое детей, он такой же отец, как и я! Для меня все дети дороги.
- Я тебя после таких слов ещё больше уважать буду.
- А полюбить не получается?
Ольга Владимировна грустно вздохнула.
   

               
                Встречальщик

 До визита в Благовещенск Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича Великого Князя Николая Александровича оставался один день. Обычный день – четвертого июня 1891 года, который приходился на четверг, стал днем праздничным. Даже к престольным праздникам горожане так  не готовились. В городе был переполох. Все улицы и закоулочки чистились, тротуары подметались, дома облагораживались. Все строительные работы прекратились. Недостроенные дома принарядили и навели порядок на стройплощадках. Нигде нельзя было увидеть строительный мусор, опилки, не сложенные в штабеля кирпичи. Плоты с Амура перегнали на Зею подальше от устья. Пароход, на котором плыл Цесаревич Николай со своим младшим братом Георгием, двоюродными братьями, свитой и охраной не должен встретить никаких преград.
 Из тайги привезли ветки сосны и ели и сделали из них гирлянды. Их развесили на стенах домов на площади, где должны были собраться все встречающие. На большом полотнище  белыми буквами были написаны слова: «Ура Цесаревичу». Деревянный помост и трибуна для приветственных речей были устроены в самом центре рыночной площади. От Триумфальной арки к Амуру вела великолепная широкая лестница.
 Начало лета природа встречала всеми своими красками. Зеленели новые листочки молодых тополей, которые всюду высаживались на городских улицах. Именно они были выбраны для озеленения города. Тополя росли быстро, давали хорошую тень и были природными насосами. Они сушили почву так хорошо, что там, где они были высажены, даже в дождливую погоду не стояли лужи. Молодая черемуха уже отцветала, и лепестки падали на землю и покрывали её великолепными легкими кружевами. Зеленая травка покрыла склоны оврагов и канав. На берегу Амура зеленела верба, наклоняясь над волнами большой реки. По Зее и по Амуру плавали пароходы. Огромные водяные колеса шлепали по воде, и странные хлюпающие звуки, отраженные гладкими водами, были слышны далеко. Обычно по утрам на берег Амура приплывали китайские торговцы овощами. Многочисленные лодки причаливали к русскому берегу на рассвете. На берегу возникал рынок. Стоял шум. Покупатели и продавцы торговались. Продавцы всегда хотели продать товар подороже, а покупатели – купить его подешевле.  Сходились на средней цене. Торговля шла бойко. Накануне визита торговцев предупредили, чтобы они в город несколько дней не приезжали, на набережной наводили порядок.
 В город уже съезжались нарядно одетые люди из окрестных деревень. Свободных мест в гостиницах и на постоялых дворах не было. Погода была неустойчивой. Было холодно, ветрено и дождливо. Все ждали заморозков. 
Хозяйки убирали дома, мыли окна. В главном городском храме вычистили иконы, подновили крыльцо, по которому пройдет сам наследник престола. Все буквально сбивались с ног. Пролетки с жандармами разъезжали по улицам города с раннего утра и до позднего вечера.
 Ольга Владимировна заставила Акулинку вымыть окна, выходившие на улицу. Хозяйке показалось, что дождь не отмыл окна, а запачкал их. Потоки воды оставили на стеклах разводы. Цесаревичу будут показывать город. Вдруг он проедет по Чигиринской улице? Вдруг заметит, что у Коняевых окна не очень чистые. Что тогда?
Дмитрий Михайлович над женой подшучивал, но сам тоже волновался. Он был приглашен в ряды первых встречающих Цесаревича. И хотя впереди его должны были стоять благовещенцы знатнее его, но присутствие на такой торжественной встрече даже в пятом ряду встречающих было большой честью. Хозяин примерял новый костюм в большой комнате перед зеркалом и придирчиво себя осматривал. Ольга Владимировна тоже вертелась перед зеркалом. Она с городскими дамами вышивала убранство для комнаты Цесаревича в губернаторском доме, в котором он проведет ночь, поэтому она была приглашена на площадь. Она увидит Цесаревича одна из первых, потому что вместе с другими дамами будет встречать Николая в беседке на берегу. А вдруг он заметит её и спросит у губернатора о ней.
- Как зовут молодую и красивую даму в первом ряду справа?
А потом пригласит её на коронацию в Петербург. Ольга Владимировна купила уже шестую шляпку для встречи Цесаревича. А теперь примеряла их одну за другой и не знала, на какой из них остановить свой выбор.
 Акулинка трудилась не покладая рук. Она и гуляла с Артемкой, она и мела земляной тротуар возле дома, когда дождь на время прекращался, даже обтирала крашеный забор. Несколько раз в день наполняла она угольками из печки под навесом большой чугунный утюг на крючках-застежках и подолгу стояла на крыльце, раскачивая его. Чтобы он нагрелся хорошо и не сыпал золой на ткань через окошечки в боках утюга, чтобы от него не было угара, нужно было много раз перебросить его из руки в руку, покачать перед собой из стороны в сторону. Это был тяжелый труд, который требовал ещё и терпения. Ольге Владимировне все казалось, что на её костюме есть недостаточно разглаженные места.
 Только к вечеру пошла уставшая Акулина наконец-то, мыть окна с улицы. Солнце клонилось к закату, но пряталось иногда за облаками, а потом появлялось опять, с каждым разом все ближе и ближе приближаясь к горизонту. Ветер гнал облака, но справиться с ними не мог. Темные, низко нависшие над землей, рваные клочья туч, бегущие вдогонку друг за другом, придавали улице зловещий вид.
 Акулина вышла за ворота с большим медным тазом в руках, с холщовым полотенцем через плечо и принялась за дело. Девочка старательно вымыла окна, протерла их. Кажется, все дела были уже сделаны. Уставшая девочка присела на завалинку, чтобы хоть немного передохнуть.
- Где царя встречают?
 Акулинка даже не поняла, кто это её спрашивает. Присмотревшись, она увидела в полумраке угасающего дня маленького мальчика лет четырех – пяти. Малыш смотрел на неё доверчиво своими красивыми карими глазами. Вид у него был усталый. Одет был малыш самым нелепым образом. На нем были прекрасные, начищенные до зеркального блеска мужские ботинки, которые он почти волочил по земле, как лыжи. Так они были ему велики. Ботинки были явно отцовские. Брюки малыш, наверное, одолжил у старшего брата. Он их подвязал обыкновенной бечевкой, а штанины неумело подвернул. Одну гачу выше, другую – ниже. Добротные брюки для мальчика-подростка были недавно отглажены. Может быть, они были приготовлены для участия в торжественной встрече Цесаревича? Путешественник уже успел их так запачкать, что трудно было даже понять, какого они цвета. Белая кружевная рубашонка малыша тоже была в грязи. На голове у мальчугана была форменная фуражка гимназиста младших классов. Она путешественнику была очень велика и сползала ему на глаза. В руке у мальчика был огромный калач. И фуражка, и большие башмаки и ноша в руке мешали малышу идти. Одной рукой он держал калач и крепко прижимал его к груди, потому что уличные собаки уже посматривали на хлеб жадными глазами. Другой, свободной рукой, малыш размахивал, как солдат на параде. Вышагивал мальчик важно и звонким голосом сам себе отдавал команды.
- Раз! Два! Правой, левой! Три-четыре! Пятнадцать! Двадцать пять!
Вид малыш имел воинственный!
- Ты куда направился?
- Царя встречать!
- Царя встречать? Вот как? А кому калач несешь?
- Ему!
- Царю, что ли?
- Мама говорила, гостей нужно хлебом-солью встречать.
- А соль где?
- Вот.
В руке у малыша была маленькая коробочка с солью.
- Смотри ты! По всем правилам собрался. Молодец! И давно ты идешь?
- Давно! С утра! Устал уже.
- Ты не на нашей улице живешь. Я тебя здесь не видела.
- Не на вашей. Я на своей улице живу. Далеко.
- А знаешь, где твой дом?
- Там! Но я домой не пойду. Мне сказали, что я мал еще царя встречать. Мама  меня во дворе оставила и калитку крепко закрыла, но я нарядился и подкоп сделал.
- Какой подкоп?
- Под ворота. И через него прополз.
- Так вот почему ты такой испачканный весь. Молодец! Ничего не скажешь. Устал?
- Устал. Я с утра иду. И кушать хочу и пить.
- От калача бы отломил кусочек и съел.
- Ты что? Это же царю! Я ему подарю калач, а он скажет: «Ты зачем от калача кусочек отломил?» Вот стыдно будет! Я терплю!
- С утра идешь?
Акулинка ахнула. Она представила себе, как родители обнаружили пропажу мальчика, как они теперь разыскивают его везде, а он вот тут стоит, измученный и усталый и не знает, как ему быть?
- А как же ты по городу шагал, и никто тебя не остановил?
- А я никому не мешал.
- Знаешь, пойдем к нам во двор. Я Дмитрия Михайловича позову. Он подскажет нам, как тебе домой вернуться.
Акулинка вылила воду из таза, крепко взяла мальчика за руку и завела во двор. Дмитрий Михайлович удивленно посмотрел на малыша.
- Он пошел встречать царя без разрешения и без спроса. Уже заблудился, потому что не знает, где его дом. Наверное, его уже разыскивают везде. Что делать?
- Что за гости? – спросила Ольга Владимировна.
- Вот. Царя пошел встречать и заблудился.
- Бедный ребенок!
- Бедная мать!
- Так! А звать тебя как, встречальщик?
- Ваня.
- А фамилия у тебя есть?
- Есть, но я не знаю.
Ваню усадили на крылечке, дали попить молока, угостили пряником. Он сидел на ступеньках, как маленькая птичка, присевшая отдохнуть с дороги. В огромных отцовских ботинках, в больших брюках, в испачканной рубашонке, дрожащий то ли от усталости, то ли от вечерней прохлады, а может быть от страха, мальчик вызывал чувство сострадания. Акулинка присела рядом с ним и обняла ребенка за плечики. Малыш вздохнул с горестным всхлипом.
- Ну! Ну! Найдем мы твой дом и родителей твоих найдем.
- Лучше не ищите! Мне так попадет!
Дмитрий Михайлович наклонился к ребенку.
- Попадет, конечно. Но ты, брат, сам немного виноват. Потерпеть нужно! Как же тебе помочь? Лина! Беги, собирай к нам во двор детей с нашей улицы. Может быть, кто узнает его?
 Во двор к Коняевым собрались не только дети, но и взрослые со всей округи. Мальчика никто не знал. Он ушел далеко от дома.
- Снимите с него фуражку. Может быть, так его кто-то узнает!
Фуражку сняли. Мальчик был темноволосый и кудрявый. Смотрел он на всех сердито.
- Значит, царя пошел встречать.
- Брат сказал, что меня не возьмут, я – маленький. Вот я нарядился сам и пошел.
- А-а! Так ты так нарядился? Здорово нарядился. Фуражку где взял? У брата?
- Это старая фуражка, он её не носит.
- А ведь фуражки у гимназистов все подписаны. Посмотрите, там должна быть фамилия написана.
- Да, точно, есть! Косицын его фамилия.
- Постойте, да он не из тех ли Косицыных, что торговлю ведут в городе? Знаменитое семейство. Далеко он зашел, однако. Они на Большой улице живут. А ну, мальчишки, на быстрой ноге туда к ним, да узнайте все хорошенько! Кто сбегает?
- Я с Петей сбегаю. Я знаю дом, где они живут.
- Вот и молодец, Максимка! Бегите, мальчики!
 Кто-то из соседей взял ребенка на руки, потом посадил его себе на плечи, и все, и взрослые и дети, вышли на улицу. Все нетерпеливо посматривали в сторону Амурской улицы и прислушивались. Именно оттуда должны были появиться родственники незадачливого путешественника. Время шло медленно.
- Едут! Едут!-закричали дети, которые высматривали гостей из-за угла. Тарантас, в котором на  почетном месте сидели посланные гонцами мальчишки, мчался так быстро, что пассажиры в нем подпрыгивали. Кучер не разбирал дороги. Мать первая увидела Ванечку.
- Это он! Он! Не чаяла я тебя детка, живым увидеть. Не чаяла! Уже в Амуре баграми хотели тебя искать. Живехонек! Живехонек! Детка моя!
Молодая женщина кричала на всю улицу и протягивала руки к ребенку. По её лицу текли слезы.
- Да живехонек твой Ванечка. На, скорей, своего сыночка, бери, да задай ты ему по первое число!
 Матери подали Ванечку в тарантас. Она обняла его так сильно, что он поморщился от боли, отец обнял их обоих.
- Напугал ты нас! Как ты нас напугал! Не делай так больше! Разбойник!
В собравшейся толпе женщины плакали украдкой, мужчины вздыхали, дети улыбались, а Ваня под шумок крепко уснул на крепких  руках отца.
- Спасибо, добрые люди!
Мать Ванечки кланялась, прижимая руки к сердцу.
- Дай Бог вам всем здоровьица доброго. Тарантас развернулся и поехал к дому Косициных. А толпа на Чигиринской улице ещё некоторое время не расходилась. Как могло такое случиться? Как ребенок мог уйти так далеко от дома и почти полдня путешествовать по городу в начищенных для встречи Цесаревича ботинках своего отца и в отглаженных новых брюках своего брата? 
 Все пришли к выводу, что мальчик остался незамеченным из-за суматохи, которая царила на улицах города. Никто и предположить не мог, что мальчик идет встречать царя. Все думали, что ребенок прогуливается недалеко от дома. А на его вид никто не обратил никакого внимания. Народ в городе жил разный. Дети иногда ходили в одежде с чужого плеча. А он вон что придумал! Царя пошел встречать! Переполошил половину города. Об его исчезновении знал даже губернатор, жандармы искали его повсюду.
- Надо же! – говорили соседи, когда расходились по домам,- пошел встречать Цесаревича, да еще и с хлебом-солью! Какой удивительный мальчик! Добрая душа христианская!
- Добрая то добрая, да родителей чуть с ума не свел. Наделал беды своим походом. Да принарядился как!
 Все добродушно улыбались, а потом смотрели на небо. Не подвела бы погода! Подарил бы Господь городу день солнечный и ясный!

         


                ОЖИДАНИЕ ПРАЗДНИКА


 Прибытие Светлейшей Особы Цесаревича Николая ждали в полдень. Из многочисленных телеграмм было известно, что наследник два дня пробыл в Хабаровске, потом сделал остановку в Поярково. Здесь казаки устроили для высочайшего гостя целое представление, показывая чудеса джигитовки. Особенно удивил всех мальчик, лет десяти, который стоял в седле скачущей лошади на голове.
- Подать мне его на пароход!
Мальчика на руках принесли на палубу и поставили перед будущем царем.
- Как тебя зовут?
- Вася Тюменцев.
- А сколько тебе лет?
- Десять.
- Обучен ли ты грамоте?
- А как же, я уже третий год в школу хожу.
Подхватив ребенка на руки, Николай занес его в личную каюту, открыл сундук с серебряными монетами.
- Бери, сколько сможешь!
Вася, сияя от счастья, взял столько монет, сколько поместилось в его детских ладонях. Когда они вместе с Николаем вышли на палубу, мальчика плотным кольцом окружили спутники Цесаревича.
- А можешь ты сделать стойку на голове, прямо здесь на палубе?
- Конечно.
- А не побоишься?
- Я казак, я ничего не боюсь!
Вася оглядел всех вокруг, и, сложив монетки в аккуратненькую кучку у борта, тут же рядом сделал великолепную стойку на голове. Юному мастеру джигитовки рукоплескали все присутствующие.
Под одобрительные крики и возгласы, юный казак, с гордо поднятой головой, прижимая детскими ладошками подарок Цесаревича к груди, вернулся на берег.
- Какой разумный ребенок – сказал ему вслед Николай Александрович.
Поярковские казаки скакали вдоль берега Амура, стараясь держаться поближе к кромке воды, и показывали Цесаревичу свою удаль. А один из них даже обогнал пароход и встретил Николая Александровича на пристани в Благовещенске.
В маршруте следования Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича Великого Князя Николая Александровича из города Владивостока были расписаны не только стоянки, способы передвижения, расстояния и время в пути, но и в особой графе было записаны достопримечательности мест посещения. В Благовещенске перечислены были: прогимназия мужская и женская, Духовная семинария и духовное училище. Обращалось внимание на то, что город является местопребыванием Епископа Камчатского, Курильского и Благовещенского.
 Накануне визита город спал чутким сном. Все ли готово к торжественной встрече? Вдруг, упущена какая-то мелочь? Все расписано, программа пребывания составлена, все продумано до мелочей. Дружина из добровольцев в помощь жандармам составлена из лиц благонадежных. Каждый охранник проверен. Больше чем полгода город жил ожиданием высокого гостя. Были собраны средства по подписке на серебряное блюдо и солонку для встречи Цесаревича. Работу выполнил лучший ювелир в столице! Подарок был выставлен в витрине Чуринского магазина на базарной площади и каждый мог полюбоваться им. Бегала посмотреть на это чудо и Акулинка. Настя уговорила её сбегать к магазину. Они действительно бежали всю дорогу. Артемку они поручили ответственному Пете, а сами помчались к магазину тайком от барыни. А ну как узнает? Акулинке не сдобровать! Девочка толком ничего и не рассмотрела. Глянула мельком на большое блюдо и тут же помчалась назад. Какая-то тусклая тарелка! Могли бы и что-нибудь получше придумать! Вот у них в деревне дядя Игнат так расписывает деревянные тарелки и ложки красными и синими цветами, что ахнешь просто! Могли бы его попросить! Он бы для будущего батюшки-царя постарался бы! Будьте уверены!
 Благовещенцы не собирались удивлять молодого наследника престола необычной программой. Все должно быть так же, как у всех. Торжественная встреча на причале, проход под Триумфальной аркой, воздвигнутой в его честь, приветственные речи на площади, посещение храма, торжественный молебен, обед у губернатора, военный парад, знакомство с городом, посещение учебных заведений.
 Акулинка мечтала увидеть великого гостя, но её оставляли дома нянчиться с Артемкой и присматривать за имуществом.
- Мало ли что? Может быть, пока все будут на берегу, найдутся какие-нибудь разбойники, да и ограбят жителей. Нет, нужно присмотреть за домом.
Так говорила барыня Ольга. Акулина умоляюще смотрела на хозяина, но он на девочку не смотрел. Отводил глаза. Не хотел ссориться с молодой женой.
Акулинка надеялась на чудо. Она молилась перед иконой и слезно просила Бога помочь ей увидеть Цесаревича.
- Как бы мне взглянуть на Цесаревича хоть одним глазком? – спрашивала девочка подругу.
- Я что-нибудь придумаю! – говорила Настя.
А что тут придумаешь? Никто не мог помочь Акулинке. Вот и выходило так, что четвертого июня все будут на набережной встречать Цесаревича, а Акулинка будет одна дома с Артемкой сидеть и слезы лить. И чувство одиночества стало таким сильным, что она даже сгорбилась от горя. Никому она не нужна на всем белом свете! Бедная головушка!
 День визита настал, а Настя даже не навестила подругу, потому что в глаза ей смотреть побоялась, она ничего не придумала. Она всех просила присмотреть за Артемкой, но никто не соглашался. Все собирались на праздник. Настя тоже собиралась. Она все увидит и все-все расскажет Акулинке. Честное слово!
Утро четверга четвертого июня 1891 года было хмурым. Моросил дождь. Над Амуром стоял туман.
- Ничего, ничего! – говорил дядя Ермолай, - утренняя непогода до обеда. Вот увидите, к приезду Цесаревича солнышко выглянет! А ты не горюй, девочка! Николай будет в городе почти два дня. Где-нибудь ты его увидишь. Может быть, провожать пойдешь и помашешь ему вслед!
 Так утешал всех конюх, но его словам мало кто верил. И в то, что погода будет хорошей и в то, что Акулинка гостя увидит. Все с утра занялись предпраздничными хлопотами. Барыня Ольга даже не покормила семью завтраком! Сунула в руки Артемке какой-то пряник, да велела Акулинке поставить самовар и сбегать к стряпухе за выпечкой. Сама она все утро провела перед зеркалом. Всё прихорашивалась!
Акулинка тоже погладила свое единственное праздничное платье и до блеска начистила свои ботинки. На видное место в своей комнате девочка положила гребешок, подаренный Варей. А вдруг чудо произойдет, и Акулинку возьмут на праздник. Она тогда мигом оденется, гребешком украсит свою голову и вот она! Полюбуйтесь, какая хорошенькая и прибранная девочка! 
 На городских улицах было шумно. Уже с утра некоторые крестьяне, прибывшие из соседних деревень, занимали места на берегу. Все стремились встать поближе к площади, где пройдет торжественная встреча. Жандармы терпеливо объясняли, что нужно встать цепочкой вдоль Амура, чтобы Цесаревич видел, как заселены эти края, какой красивый народ живет на этой земле и как он предан Отечеству.
 Акулинка с Артемкой на руках вышла на улицу. Она видела праздничную суету, она слышала звуки праздника, она смотрела вдоль прямой, как стрела, улицы на толпу на берегу Амура и понимала, что ей на праздник не попасть. Девочка горько заплакала. Артемка маленькими ладошками стал вытирать слезы своей няни.
- Только ты меня и жалеешь, добрая душа!
 Девочка вернулась домой. Поиграла с Артемкой. Мальчик тоже притих. Настроение няни передалось и ему. Акулинка уже смирилась со своей участью, когда она услышала покрикивания извозчика возле дома.
- Тпру! Тпру! – кричал он лошадям.
Акулинка выглянула в окно и не поверила своим глазам. К дому торопливо шла Варя с каким-то малышом на руках.
- Варя! Ты откуда? Здравствуй!
- Здравствуй! Собирайся мигом. Еще успеешь до того, как улицы все перекроют. Беги к нам домой. Там с крыльца нашего все будет отлично видно. И Цесаревича увидишь и к празднику приобщишься. Барыню твою я видела. Она разрешила мне побыть у вас дома с Витей. Это Буковецких сынок младший. Ему сегодня годик исполняется. Я согласилась с ним понянчиться. Заодно и за домом присмотрю и для Артемки няней побуду.
- А ты? Как же ты?
- А что – я? Я Цесаревича в Санкт-Петербурге видела. Не думаю, что он изменился сильно с тех пор. Я перед ним выступать буду сегодня вечером. Буду петь вместе с гимназистками. У меня голос хороший. Там и насмотрюсь. Вот бы тебе спеть свои «Поля»! Не ценят у нас народную музыку! Ну, что стоишь? Или ты не готова к празднику?
- Я – сейчас! У меня и платье наглажено и ботиночки начищены и косу я старательно заплела.
- Собиралась, значит все-таки! Верила, что попадешь на праздник! Выглядишь очень хорошо. Постой! Я тебе бант красивый привезла в косу. На бегу вплетешь. Видишь, как радость украшает человека! На глазах преобразилась! Беги, да под ноги смотри! Не споткнись! Лужи стороной обходи!
 Акулинку мигом переоделась и спрыгнула с крыльца, чтобы не тратить время на ходьбу по ступенькам, и помчалась на улицу. Она даже калитку за собой не захлопнула. Варя вышла за калитку с Витей на руках, а Артемку она держала за руку.
- Помаши няне вслед!
 Акулинка оглянулась на бегу. Лицо у неё было счастливым.
- Беги по Зейской улице, по Большой уже нет прохода. А там дворами к нам проберешься. Удачи тебе!
Акулинка помахала рукой.
- По-ня-ла!
- Господи! Помоги ей и прости, что обращаюсь за помощью с такой малой просьбой.
Варя перекрестилась и посмотрела на небо.


                НЕЗАБЫВАЕМАЯ ВСТРЕЧА

 Акулинка успела. Пароход уже подплывал к городу, уже слышались ликующие крики «Ура! Цесаревичу!» и Акулинка вторила им, выкрикивая на ходу «Ура!» своим звонким голосом.
 Плотная масса людей уже была на берегу, а жандарм одиноко стоял на своей тумбе, надзирая за порядком. Он хотел остановить девочку, но Акулинка посмотрела на него умоляюще.
- Да беги быстрей! Не останавливайся! Что же ты опаздываешь?
- Акулинка! Быстрей! К нам! - позвала девочку Лидия Наумовна, - уже подплывает пароход. Слышишь, музыка играет.
 Из-за поворота реки выплывали пароходы. На первом плыл Цесаревич с приближенными, на втором – охрана.
 Первые встречающие, стоявшие у места слияния Зеи и Амура, уже видели молодого наследника престола и это они кричали ему «Ура», которое слышала Акулинка. На пароходе играл духовой оркестр. Красивая музыка плыла над Амуром, и, отраженная водами большой реки, эхом звучала в округе. Рыбаки у китайского берега встали в лодках в полный рост и учтиво поклонились русским гостям. Русские крестьяне и крестьянки, стоявшие вдоль берега, заходили в воду, чтобы получше разглядеть Цесаревича. По особому знаку одновременно зазвонили колокола на всех благовещенских церковных колокольнях. И звуки оркестра, и колокольный звон и крики: «Ура, Цесаревичу!» и гудение пароходов – все слилось в торжественное созвучие. 
- Дети! А вы поднимитесь быстренько на чердак. Там из окна лучше вам все видно будет! – сказал кто-то из взрослых, стоявших на высокой террасе с прекрасным видом на Амур. – Взрослым нельзя, а вам можно.
- А мне?- спросила Акулинка Варину маму.
- Конечно. Леночка, пригласи с собой мою гостью, Акулинку.
- Пойдем! Не бойся!
 На чердаке дети встали возле небольшого окна. Отсюда все было видно отлично! Триумфальные ворота и лестница, и небольшое возвышение для приветственных речей и встречающие господа – все было, как на ладони!
 Акулинка видела, как причалил пароход, как подали трап и как гости стали выходить на берег. Впереди шел Николай. Первыми его приветствовали дети. Чуть выше на берегу в беседке гостя встречали нарядно одетые дамы. Дальше Николай прошел под Триумфальные ворота, а за ним прошли все встречающие.
Сияния вокруг головы Цесаревича не было. Гром и молния тоже не сопровождали его выход на берег. Только хлынул вдруг дождь, а потом вмиг прекратился. Туча ушла в сторону, и выглянуло яркое солнце.
 Цесаревич поднял голову и взглянул на небо. Акулинке показалось, что он посмотрел прямо на неё. Красивое строгое лицо его было привлекательным. Акулинку поразили большие серые глаза этого молодого человека.
- Почему он такой грустный? – спросила она детей.
- Тебе показалось!
- Нет. Не показалось. Мне почему-то его так жалко!
- Какая ты смешная. Он будет царем. О чем ему грустить. Мы все будем его подданными. Не тебе его жалеть! Он – святейшая особа!
- И я буду подданной?
- И ты, конечно! Отчего ему грустить? Все его любят. Все перед ним выслуживаются!
- Преклоняются! – поправил кто-то из детей Лену.
Акулинка нес тала спорить с городскими ребятами, но просто удивилась тому, что никто не заметил грустного взгляда гостя. Как маленькая крестьянская девочка своим чутким и добрым сердечком почувствовала эту сердечную горечь молодого наследника русского престола? У Николая Александровича был повод для грусти. Мало кто знал, что Цесаревич в Японии встретился с предсказателем Теракуто. «Великие скорби и потрясения ждут тебя и страну твою… Все будут против тебя… Ты принесешь жертву за весь свой народ, как искупитель за его безрассудства…»- сказал ему отшельник.
 Такие слова трудно забыть. А может быть, молодой наследник престола думал о прекрасной принцессе Алекс – внучке английской королевы, в которую был влюблен. Однако его близкие и родные не одобряли его выбор. Фотография любимой принцессы сопровождала Цесаревича в поездке. Она была вклеена в его дневник, в котором он делал путевые заметки.
 Акулинка видела всю площадь. Она не слышала, что говорили господа, но видела с каким почтением они обращались к высокому гостю.
 После торжественной церемонии встречи гости сели в коляски и отправились знакомиться с городом.
Дети спустились с чердака.
- Видела? Все рассмотрела? – спросила Акулинку Лидия Наумовна.
- Все. Спасибо Вам!
- Не за что! Пойдем, чайку попьем. Я самовар с утра для Вари поставила. Чай еще горячий!
 Акулинка отказывалась очень горячо, но её возражения не принимались.
К чаю был рыбный пирог. Опять в узелок завязали ей на дорогу сладких пирожков. Праздник продолжался.
 Акулинка бежала по городским улицам, чтобы быстрей сменить Варю.
В доме было все тихо.
- Не шуми! Дети спят. И ты отдохни. Набегалась. Удачно все было?
- Да. Мы на чердак поднимались и все видели.
- Молодцы! Я у тебя Витю оставлю часа на два. Спит. Будить жалко именинника. Справишься?
- Конечно!
- Дождь сильно помешал?
- Немного. Он потом притих. Моросил только. Никто не промок. Народу было много!
- А ты как думала? Кто же пропустит такое событие? Ладно, принимай пост. Я тоже потороплюсь. У нас последняя репетиция перед концертом в четыре часа.
- Вам удачного выступления! Спасибо, Варенька, я тебе этого доброго дела вовек не забуду.
- Не за что, красавица моя! За Витей кто-нибудь из детей старших придет. Надеюсь, не припозднятся! Я мальчикам каши молочной сварила. Покормишь. Да и сама поешь. Голодная, наверное.
- Да нет! Меня мама твоя чаем напоила и пирогом угостила.
- Мама у меня хлебосольная, без угощения не отпустит!
- Не волнуйся, Варя, я справлюсь! Скажи честно, разве тебе и правда, не хотелось вместе со всеми встречать наследника престола?
- Хотелось, но не так, как тебе.
 Варя засмеялась, помахала рукой. Акулинка закрыла дверь за ней. В доме стояла тишина. В своей кроватке спал Артемка, на диване в большой комнате спал Витя. Акулинка валиком свернула одеяло и положила с краю, чтобы малыш случайно не упал. Сонно тикали часы. Маленькая нянька тоже задремала, облокотившись на мягкую спинку дивана.
 На весь вечер она осталась одна, потому что маленького Витю забрали домой. За ним пришла Лена. Она сообщила хорошую новость. Гостю так понравились Царские ворота, что он наградил отца деньгами и пригласил с собой в тарантас, когда совершал поездку по городу. Девочка светилась от гордости. Акулинка искренне порадовалась этой новости.
 Вечером Акулинка убаюкала Артемку, а потом и сама крепко уснула на стульях в детской комнате рядом с кроваткой малыша. Она не слышала, как стучали в ворота хозяева. Только громкий стук в окно разбудил маленькую няньку.
- Как я выглядела? Как я выглядела? – спрашивала мужа Ольга Владимировна, - как ты думаешь, Цесаревич смотрел на меня?
- На кого же он мог смотреть? Конечно, только на тебя, Ты же у нас первая благовещенская красавица!
- А если серьезно?
- Не хуже других!

          

                Отъезд

 Цесаревич посетил первый дом города, деревянную Свято-Никольскую церковь, сделал щедрое пожертвование на её восстановление. Николай принимал подарки от горожан, но и сам одаривал их. Казакам, участникам первого сплава дарил медали, офицерам – золотые булавки, перстни и портсигары, школам и городу – книги.  Цесаревич Николай пробыл в городе ровно 25 часов. Пароход с Цесаревичем причалил к пристани 4 июня в час дня и продолжил плавание на второй день в два часа дня.
 В назначенное время на двух пароходах «Вестник» и «Ермак» Цесаревич со свитой продолжил путь вверх по Амуру. Церемония прощания на берегу была трогательной. Наследник престола благодарил благовещение за оказанный прием, пожелал процветания городу и краю. Опять зазвенели колокола и заиграл духовой оркестр. Он оставался на берегу. Пароходы отчалили от пристани, а следом за ними вверх по Амуру двинулись пароходы и пароходики Амурской речной флотилии, чтобы сопроводить наследника престола, продлить время общения с ним.
 Пароходы «Вестник» и «Ермак» поплыли далее вверх по течению Амура, сделав недолгую остановку в селе Марково, где Цесаревич осмотрел сельскохозяйственную школу.
 Оказание торжественного приема такому необычному гостю было почитанием силы России и власти империи в лице этого молодого сероглазого очень спокойного молодого человека – наследника престола будущего императора Николая второго.
Только в субботу горожане стали обсуждать это замечательное событие в истории города – визит Цесаревича.
 Обсуждали это событие и дети. Барыня отпустила Акулинку на улицу погулять с друзьями допоздна. Вся компания отправилась на Иркутскую улицу – под тень небольших тополей.
- А он, говорят, светился, когда с парохода на берег сошел.
- Это кто тебе такое сказал?
- Алеша с соседней улицы.
- Да не светился он. Я сама видела, как он с парохода на берег спускался.
- Как ты могла видеть? Тебя же на площадь не пускали. Никого из простых людей не пускали, чтобы давки не было.
- Я с чердака смотрела.
- Повезло тебе.
- Повезло, потому что Варя приехала понянчиться. А ты, Настя, обещала мне помочь побывать на празднике, да не помогла,- упрекнула Акулинка подругу.
- Я ничего не придумала…
- Ладно, я не обиделась.
- Правда?
- Правда. А солнце выглянуло после дождя прямо в те минуты, когда Цесаревич по трапу шел, и осветил все ярким светом! Вот и показалось кому-то, что светится Николай Александрович.
- А молоденький он какой! А красивый какой! И не важный! Наш губернатор важнее его смотрелся. Когда фотографировались все на память, губернатор и генералы стояли, а молодой наследник престола важно на стуле сидел.
- Старшим нужно уступать! Меня мама так учит! – сердито сказал Вася.
- Все правильно было. Старший по положению в этой компании был наследник престола. Поэтому он сидел, а все вокруг него стояли.
- Он моему отцу серебряный портсигар подарил. Отец всем показывает и хвастается.
- За что он ему такой подарок сделал?
- А он участник первого сплава по Амуру.
- Понятно.
- Теперь плывет наследник по Амуру дальше. И зачем его отец в такое трудное путешествие отправил?
- Он отвечает за строительство транссибирской магистрали. Наверное, отец хотел, чтобы Цесаревич сам все увидел. Чтобы лучше руководить, - сказал умный Петя. – Не побывав на чужбине, не поймешь, что такое Родина.
- Не все на чужбине побывали, а землю родную все любят. А ты, Петя, все умничаешь.
- Так в газете писали. Я брал у отца и читал. А нашей гимназии Цесаревич книги подарил. Он сам учиться любит и хочет, чтобы в России много было образованных людей. Он химией увлекается. Наука такая новая. Про вещества разные.
- А мне учиться негде, - вздохнула Акулинка, - читать по слогам меня вы все научили, мне бы почитать еще что-нибудь, но у нас дома книг нет.
- Почему?
- У нас все неграмотные.
- Построят и у вас школу, вот увидишь!
- Для детей построят. А я уж взрослая тогда буду.
- Не горюй! С книгами я что-нибудь придумаю!
- Так же, как ты придумала, Настя, с праздником. Не обещай зря. А что мы сидим? Давайте поиграем в прятки. Я – считаю.
- На златом крыльце сидели царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной. Кто ты будешь такой? Говори поскорей, не задерживай всех добрых людей!
Считалка была долгой. Остался Вася. Он честно закрыл глаза ладошками.
- Раз, два, три, четыре, пять! Я иду искать! Кто не спрятался – я не виноват! Кто около меня стоит, тот в огне горит!
 Вася далеко не отходил от забора. Он внимательно оглядывался по сторонам. Кустик в овраге подозрительно шевелился.
- Вижу! Вижу! Максимку вижу за кустиком! Туки – так!
К игрокам присоединились другие дети, и шумная игра в прятки продолжалась до самой темноты.
- Настало время вам вторую страшную историю рассказать. Будете слушать?
- Да! Да! – закричали дети и уселись на длинную скамью у забора.

 

                Вторая страшилка

- Садитесь поближе, чтобы всем слышно было. А тебя, Максимка за руку держать буду, чтобы ты не так боялся, а ты друга своего за руку возьми, ему тоже не так страшно будет. Мы у нас в деревне всегда за руки держимся, когда друг другу страшные истории рассказываем. Особенно когда в темноте, когда в ночное ходим коней пасти. Если ночи темные, безлунные – в двух шагах ничего не видно. Река шумит вдалеке, сова в лесочке ухает, ужи по земле ползают, один раз мы огромного змея видели в полумраке. Нам батюшка сказал, что это полоз, он не кусается, не ядовитый. Все равно страшно было очень. Один раз к нам медведь подходил огромный. Встал вдали и смотрит на нас. Мы как побежали изо всех сил и на стог сена забрались. Самый старший из нас сказал, чтобы мы громко кричали. Мы и стали кричать. Кто-то кричал: «Пошел! Пошел!» А я от испуга кричала пронзительно: «Ратуйте, люди добрые!» Это по-украински – спасайте. Надо мной долго потом смеялись мальчишки. Как я иду мимо, так обязательно кто-нибудь тоненьким голоском прокричит: «Ратуйте, люди добрые!» и все от смеха просто на землю падают. Да ну их, насмешников этих, сами тоже забоялись! Медведь как услышал наши крики – сразу в темноте скрылся и коней не тронул. В ночное коней пасти девочек не берут, но у меня братья прошлым летом сильно болели. 
- Повезло тебе!
- Повезло, что братья заболели?
- Да нет, конечно? Тут всем не повезло, а вот в том, что тебя в ночное  взяли – повезло.
- А разве у вас коней в ночное на выпас не водят?
- Не водят. Они в конюшнях стоят. Им овса насыпают на ночь в кормушки, и всё. Хорошо вам в деревне жить! У вас там все случается, а в нашем городе ничего не случается.
- И в вашем городе все случается. Пошел же встречальщик царя встречать. Разве это не случай?
- Случай, но совсем не страшный.
- Цесаревич к вам в город приезжал и целый день гостил. Какой был праздник. Все у вас в городе случается, только другое – не такое, как у нас.
- Это не страшные случаи.
- А дядя Ермолай нас как напугал, когда мы под мостом сидели. Что? Не страшно было?
- Страшно.
- Ладно, расскажу вам историю деревенскую. Вспоминать меня будете, когда мои истории и сказки припомните. Мы в деревне нашей живем на краю села. Нам место для дома и огорода определили с краю.  Отцу пришлось даже деревья корчевать, чтобы огород сделать. Там только одна соседка у нас есть – тетя Луша. Она вдовая и старенькая очень. У неё одна дочь живет далеко в другом селе.  Редко её кто навещает из родни. Но мама моя с соседкой всем делится. Молоко мы ей носим, и на праздники зовем к себе в гости. И когда мама постряпает праздничную стряпню, обязательно старенькую соседку угощает. А с другой стороны нашего двора никого в соседях нет. Чистое поле, да проселочная дорога. Зимой иногда волки голодные близко к дому подходят и вой поднимают. Отец ружье берет, выходит во двор и стреляет в воздух. Они тогда убегают.
- Да! Не скучно там у вас. Интересно.
- Хорошо у нас! Игры какие устраиваем, песни поем, в соседнее село в церковь молиться ходим по праздникам. Зимой с горки на санках деревянных катаемся, если есть в чем выйти. Школу откроют этой осенью. Поля летом синие от голубики. Грибов много. Рыба в реке. Только ленивых людей деревня не любит. Работящий человек в деревне не пропадет.
 У нас во дворе завозня была для всякой живности. Завозня – это сарай такой круглый и очень большой. Мы с братьями на речке ровных прутьев тальника нарезали, отец жерди забил по кругу, сделал одну стенку, потом вторую сплел, а между ними глину засыпал. В середине столб большой вкопал, от него жерди по кругу выложил, крышу соломенную сделал. Внутри пол из глины. Глину приносили, утаптывали и особенным столбом с палками по бокам пробивали. Столб этот почему-то «бабой» зовут. Глина не мокнет и не вязнет. Дверь тесовую, хорошую в завозню сделал, а внутри все на клети разделили. Там у нас и телята жили и жеребенок маленький, и корова, и кони  стояли. Гуси, куры – вся живность там была. Только стали у нас все болеть. Кони корм перестали есть, корова тоже худеть стала, телёнок и жеребёнок тоже почти перестали расти.
 Стали в деревне говорить, что у нас нечистое место. Боялись в деревне на новом, необжитом месте селиться. Мало ли что на этом месте прежде было? Никто ничего не знал. Вот мой отец и решил все проверить. Сделал он сани, повез в город, продал их, а на эти деньги нанял двух китайцев. Привез их к нам. Один китаец важный такой, в шелковых одеждах в островерхой шапочке, в сапогах с загнутыми вверх носками с косой длинной. Второй китаец бедно одет был, почти в лохмотьях. На ногах – тапочки изношенные, на голове – соломенная шляпа. Он был таким худым, что мама моя сразу ему стакан молока принесла с хлебом. Но важный китаец остановил её. Пошли они все в завозню. Я стала подсматривать через оконце маленькое, что там внутри будет?
 Усадил важный китаец бедняка на землю, и стал перед ним шар раскручивать стеклянный. Прямо перед глазами его. Бедный китаец побледнел весь и стал выкрикивать какие-то слова на своем китайском языке. Важный китаец потом раскрутил свой шар в другую сторону, и бедняк пришел в себя. Только плохо ему было. Вынесли его на свежий воздух и даже водой полили. Мама опять молоко с хлебом принесла. Важный китаец разрешил маме накормить беднягу. А он не мог даже кружку в руки взять, так его трясло. Мама голову его стала поддерживать и поить его, как маленького ребенка. Я плакала. Мне жалко было этого человека. А он улыбался нам светло. Я взяла полотенце чистое и стала пот утирать с его лица. Девчонки маленькие гладили его по руке.
- Каласо!
 Это он так наше слово «хорошо» говорил. Мы все обрадовались тому, что ему легче стало. Мама ему узелок собрала. И хлеба булку и масла, яиц вареных, молока в бутылку налила и все ему в дорогу отдала. Отец сразу же китайцев назад в город повез. Говорит, что бедняк этот всю дорогу ел и пил. И бутылку вернул, а узелок ему отец отдал. Пригодится холстинка в хозяйстве.
 Отец важному китайцу деньги заплатил немалые. Когда домой вернулся, он нам все рассказал. На том месте, где у нас завозня была построена, давным-давно битва была. Сошлись два всадника на поединок и бились. Как раз на том месте, где наш двор теперь. Один из них победил второго. И коня его тоже погубил. Они и лежат в земле под нашим закутом для скотины. Неглубоко лежат. Время смешало их с землей, ветер засыпал. Никто их не видит, а скотина чувствует, вот поэтому и болеет.
Второй всадник тоже недалеко ушел. Он был ранен смертельно и упал с коня на берегу речки. Там его кости.
- Нужно выкопать скелеты из земли и перенести их в другое место, - сказал важный китаец, - тогда все наладится.
 Утром ни свет, ни заря, а отец с братьями стали копать в том месте, где им было сказано. И правда, всего на метр выкопали яму и наткнулись на конский череп. Волос конский в земле не истлел совсем, череп гривой черной был покрыт. Выкопали глубокую яму в конце огорода и все туда перенесли. Вся деревня приходила посмотреть на этого коня. Человека перенесли на кладбище и там похоронили в сторонке. Старики сказали, что не по-христиански хоронить коня и всадника в одной яме. Належались они уже вместе.
 Потом отец с братьями вычистили все в сараюшке нашей и новой глины принесли, притоптали её. Перестала у нас скотина болеть. Хозяйство наше на поправку пошло.
Все равно потом отец отдельную конюшню построил и хлев для коровы и телят. Завозню эту разрушили, чтобы и не вспоминать о прежней беде. А на том месте, где гибель была, мама березку посадила. Дерево это чистое. Все очистит в округе.
- И не страшно вам там жить?
- Страшновато поначалу было. Но дом переносить не будешь же. Дом-то на чистом месте стоит. А меня еще мальчишки напугали сильно. Они мне рассказали, что конь мертвый по ночам выходит из своей могилы в конце огорода и скачет везде и светится в темноте. Я когда вечером выхожу в огород, я все время молитву творю. Побаиваюсь я!
Дети притихли. Помолчали.
- Это удивительно! - сказал Петя, - удивительно, как мог этот китаец прошлое увидеть так ясно? Сколько еще таинственного всего на свете!
- Как я соскучилась по дому своему, по родным своим, по сестренкам. Младшая Наташа уже, наверное, твердо ножками по земле ходит, а я не вижу. Домой хочу.




                Грешница
 Барыня Ольга Владимировна была довольна тем, что Акулинка была девочкой опрятной, всегда умытой, в чистом фартуке, с прибранными волосами.
- Я и не знала, что деревенские девочки могут быть такими чистоплотными!
Барыня говорила эти слова с удивлением.  Акулинка обижалась, но молчала. Только вечером, когда она укладывалась спать, она давала волю словам.
- Можно подумать, что в деревне одни грязнули живут! Да у нас на подворье у всех домов бани, даже у самых бедных. А у вас в городе все в общие бани ходят. Подумаешь! Городские какие важные!  А мы тоже чистоту любим! Неграмотные мы! Так у нас и школы в селе не было. Где же учиться? А сейчас есть. Папа сказал, что младшие девочки все в школу ходить будут. Может быть, и меня писать научат. А что? Я – смышленая. А как научусь писать, как сяду за книги, про все на свете узнаю! И всем расскажу! Ученая буду. А то у Максима спрашиваю, про что в книгах написано, а он не рассказывает. Жалко, что ли? Когда же я домой вернусь? Мама, мама, где ты? Не забыли ли вы там про меня?
Слова эти девочка шептала едва слышно. Хотелось ей, конечно, и громко высказаться, да мало ли кто мог услышать её гневные речи! Незачем было гусей дразнить!
 Два раза в неделю Акулинка ходила в баню. Бань в городе было великое множество. Были бани дорогие с отдельными номерами, куда ходили купцы и господа, а были бани попроще и подешевле, куда ходил простой народ. Барыня давала Акулинке мелкую монетку, а потом проверяла голову девочки. Мытая ли? Не обманула ли её нянька? Не истратила ли деньги на пряник или конфету? Акулинка была девочкой честной.
- А вот знаешь, есть такие конфеты, как петушки, на палочке. Желтые такие и вкусные, - говорила подружка Настя и жмурилась, - денег, что тебе барыня дает на баню, как раз на две конфеты хватит. Одну мне, одну - тебе. Как она даст тебе денег на баню, мы тебе голову намочим, и всё. А сами бегом на базар. Там конфеты купим и узнаем, правда ли они такие вкусные, как соседский Васька говорит, или нет? Я у отца просила денег, а он говорит, что это баловство одно, и только! И не дает!  А мне страсть как хочется попробовать этих конфет! Васька говорит, что они слаще меда.
- Грех это - обманывать людей.
- Заладила! Грех, да грех! Никто и не узнает! Мы говорить никому не будем! А конфеты те такие сладкие! Раз попробуешь, и век помнить будешь! Разве ты не хочешь конфет попробовать?
- Хочу!
- Тогда зайдешь за мной, когда барыня тебя в баню пошлет?
- Грех это!
- Снова здорово! Да какой грех, если никто не узнает?
- Мама мне говорила, что Боженька все видит.
- Да не видно ничего будет! Ты мне деньги отдашь из кулака в кулак потихонечку, а я сама куплю конфеты. А ты свою конфету при свете не ешь, а ночью съешь, вот и не увидит никто. В темноте никому видно не будет!
 Настя говорила так убедительно, что Акулинка поверила ей, что в темноте Боженька ничего не увидит. Значит и за греховный обман хозяйки никакой кары не будет.  Совесть кричала  ей, что не нужно с Настей соглашаться, что нужно быть честной всегда! Но Настя так говорила о конфетах, так причмокивала язычком, так ссылалась на Васю, который эти конфеты уже пробовал и испытал настоящее блаженство, что трудно было устоять против соблазна! Голос совести притих. Акулина согласилась на обман.
- Ладно.
Настя закружилась на месте. Цветастый сарафан её стал похож на колокольчик, а тоненький хвостик рыжей косички с маленьким бантиком замелькал стремительно.
- Ура! Ура! Значит, слово даешь?
- Даю! Да перестань кружиться, закачаешься.
- Не закачаюсь. А не отступишься?
- Нет!
- Смотри!
 Настя теперь каждое утро прибегала к дому Коняевых и ждала, когда же Акулинка с Артемкой на руках выйдет на прогулку. Разговаривала она с подругой только шёпотом.
- Не передумала?
- Отстань! Не передумала!
 Акулинка бы и рада была отказаться от затеи, но её столько раз подозревали в обмане, что она, наконец, и пошла на этот обман.
 Дни стояли жаркие. У себя в деревне Акулинка бы каждый день ходила на речку, которая текла за огородами. Она уже отлично плавала, знала все опасные места на реке, и легко переплывала на другую сторону. Амур не переплывешь! И не потому, что на том берегу китайская страна, а потому, что река широкая очень, и детских сил маловато для такого заплыва.
 На Амуре купались только мальчишки и мужчины. Женщины не могли себе позволить снять платье при всех. Для богатых дам была устроена купальня.
- Купаться в реке за деньги? Река ничья, как и леса и озера и дороги и небо, - возмущалась Акулинка.
- Какая ты все-таки деревенская. Купаетесь там, в кустах, и рады.
- На Амуре тоже берег ивняком зарос, тоже можно найти укромное местечко!
- Ивняк у кромки воды давно вырубили! Он теперь только на берегу растет. Далеко от воды! Так что в нем не спрячешься.
- А как же мы голову намочим?
- Придумаем что-нибудь!
 Акулинка ждала дня, когда барыня даст ей денег на баню, со страхом. Отказаться бы от этой затеи, да перед Настей стыдно. Вышло бы, что она её зря обнадежила! А это – грех. Слово нужно держать. Не дал слово – крепись, а дал слово – держись! Так говорил отец.
 Наконец, день настал. Акулинка с узелком в руках и с монеткой, зажатой в кулачке, вышла за калитку. Ну, где эта Настя? То ужом вилась целыми днями вокруг, а то не дозовешься.
- Настя! Настя! – громко позвала Акулинка.
Подружка выскочила на улицу босиком, без платка на голове, в стареньком сарафане.
- Что? Уже? Бежим скорее на базар! Скорее!
- Да не кричи ты про базар. Услышат. Сначала голову намочим. Понятно?
- Понятно. Скорее! Чем быстрее от дома отбежим, тем меньше будем опасаться! Побежали!
 Настя схватила Акулинку за руку, и они помчались по пыльной утоптанной тропинке вдоль домов, где ещё таились остатки утренней прохлады. Вдоль дороги были высажены тополя, но молодые тоненькие деревца тени не давали. Солнечные лучи насквозь просвечивали через их молодые листья. На перекрестке девчонки свернули в сторону.    
- Куда бежим-то?
- На Амур! Куда же еще? Там домик рыбака на самом берегу стоит, сейчас он почти в воде. Днем рыбак его не запирает. Он на лодке уплывает за рыбой. А вечером прячет в домике весла и лодку рядом оставляет. Он её тоже на цепь замыкает. Вот в домике и искупаемся. Я там уже купалась. Так удобно! И не видно никому!
- Это та страшная черная избушка без окон? Да я туда нипочем не пойду? Бревна черные, дверь косая! Ни за что не пойду! Вдруг там баба Яга живет?
- А вместе со мной пойдешь?
- С тобой пойду!
- А кто тебя туда одну отправляет? Я тоже искупаться хочу!   
Девчонки свернули на углу ещё раз и помчались к Амуру. Скоро позади остались кварталы отстроенных домов. Перед озорницами была большая площадь с красивым деревянным храмом на берегу реки.
- Я знаю, как этот храм называется. Длинно так! Но меня отец научил выговаривать название. Кафедральный собор во имя «Благовещения Пресвятой Богородицы»  - вот как. Мы с ним сюда молиться приходили за упокой души мамы моей. Папа молился и плакал. Ему плохо одному.
- А почему он не женится?
- Он сам с мачехой рос, не хочет мачехи для меня.
- А-а-а!
- В этом храме есть икона святая Божьей Матери. Помолишься перед ней, и она твою просьбу исполнит. Вот ты чего бы хотела попросить?
- Домой вернуться поскорее. Или с мамой повидаться. Или весточку из дома получить. Как они там поживают? Скоро ли меня заберут.
Акулинка тяжело вздохнула и примолкла.
- Вот и сходи сюда и помолись. Может быть поможет?
- Настя! Настя! Смотри, люди на нас показывают и смеются. Как они узнали про конфеты?
 Голос у Акулинки дрожал от испуга. Она даже метнулась в сторону, но спрятаться на открытом пространстве было негде. Тогда девочка присела и укрыла ноги юбкой. Настя оглянулась вокруг.
- Да никто не смеётся! Нет, правда, смеются! Ой, оглянись назад! Потеха, да и только!
 Акулинка оглянулась. По пологому спуску к реке, наискосок через площадь возле храма, шла лошадка. Она везла за собой телегу, в которой мирно спал её хозяин. Видно, жара сморила мужика, вот он и привязал лошадь к кустику, а сам задремал. Лошадка захотела пить, осторожно сдвинулась с места. Непрочно завязанные поводья развязались и дали ей свободу. И тогда лошадь пошла тихим шагом по дороге. Топот копыт приглушал толстый слой пыли. Телега была по-хозяйски хорошо смазана и не скрипела. Ничто не тревожило сон незадачливого кучера. Лошадка дошла до воды и стала пить, смешно двигая губами и обнажая ровный ряд крепких лошадиных зубов. Как будто улыбалась от удовольствия. У самой кромки воды горел небольшой костер, на нем плотогоны кипятили чай. Один из них свистнул по-разбойничьи. Мужик вздрогнул от звука и проснулся. Он сел в телеге и стал озираться вокруг. Потом спрыгнул в воду, подхватил мокрые вожжи и стал сердито понукать лошадь, возвращая её на берег. Лошадь без всякого сопротивления подчинилась. Она напилась вволю.
И плотогоны на плотах, и рабочие, которые вытаскивали лес из воды, сортировали его и укладывали по размерам в кучи, и мужики возле костра и милая нарядно одетая барышня, у которой, наверное, был День Ангела, и она шла в Храм помолиться - все улыбались. Ай, да лошадка! Сама нашла водопой!  В такую жару только у воды и можно было найти спасение. И даже большая река улыбнулась и маленькой волной чуть плеснула на песчаный откос.
- Вот, лентяй какой! Это Прохор из папиной конюшни. Он – ломовой извозчик. Он должен на причале ждать заказов на перевоз товаров. Так нет же! Спрячется где-нибудь и простоит весь день! А потом хозяину говорит, что заказов не было. Рассчитает его хозяин! – сказала Настя сердито,- и нас как напугал! Хоть бы не узнал меня, да отцу не сказал! Смотри, рыбачий домик открыт. Побежали скорей!
- Страшно мне!
- Ты со мной! Не бойся ничего!
 Девчонки прошлепали по воде босыми ногами и вошли в домик. Они закрыли за собой неплотно сбитую дверь. В домике царил полумрак, через щели в дверях сюда проникал свет. Солнечные лучи падали на поверхность воды и отражались от неё. Красивые солнечные зайчики играли на чистых деревянных стенах избушки и разукрашивали их всеми цветами радуги. Солнечные блики от воды слегка дрожали, и от этого внутренний вид убогой избушки был радостным.
- Как красиво!  - прошептала Акулинка.
Девчонки торопливо разделись и плюхнулись в воду. Минутку они  посидели молча. На откосе было очень мелко. Вода не доходила до колен. Не поплаваешь! Но можно лечь в воду и помахать руками, делая вид, что плывешь. Акулинка не стала расплетать косу, а перекинула её через плечо и стала мочить в воде. Настя поливала ей на голову воду горстями вместе с речным песком.
- Осторожней! Вся голова в песке! Барыня глянет, и сразу догадается!
- Ладно! Я с поверхности воду собирать буду!
- Хватит уже! Нам нужно торопиться! На базар по берегу побежим! 
- Ой! Давай ещё хоть чуточку поплещемся! Хоть капельку одну.
- Ну, хорошо. Только тогда бежать будем всю дорогу.
- Ничего! Я сдюжу!
 Они еще немного поплескались в теплой речной воде, но нужно было торопиться. 
Девчонки мигом оделись и побежали по воде вдоль берега. По Амуру плыл красивый белый пароходик. От него по реке шла волна. Она накатывалась на берег и убегала назад, и с каждым набегом становилась все тише и тише. Звуки над рекой были громкими и непривычными.
- Шлеп! Шлеп! У-у-у-у!
 Это колесо парохода шлепало по воде, а гудок извещал всех, что скоро пароход причалит к пристани.
- Я – чмель! Я – чмель!
 Акулинка раскинула руки и загудела.
- Какой чмель? Шмель! – поправила её подруга, - а я – большая бабочка!
Настя замахала руками, но не заметила корягу, которую река прибила к берегу, споткнулась и шлепнулась в воду!
- Прилетела! Все!
- Не больно?
- Нет. Смешно.
- Как же ты в мокром сарафане пойдешь?
- Да он мигом высохнет!
 Девчонки то выбегали из воды, огибая плоты у берега, то опять бежали по мелководью. Амур одаривал их свежестью и прохладой. Густой запах подсыхающей древесины стоял над рекой. Вдали показалась Триумфальная арка или Царские ворота, как её называли в народе, а за ней – базарная площадь.
-Давай, по лестнице с берега поднимемся! По ней сам царевич ходил недавно. А мы, как две барыни, пройдем по ней. У нас как будто платья нарядные, прически дамские, мы как будто уже взрослые и богатые. Идем, а все на нас оборачиваются.
Настя взяла угол юбочки в руку и зашагала вверх по ступенькам. Акулинка пошла следом с какой-то робостью. Вдруг прогонят!
На базаре было шумно. Девчонки купили леденцы на палочках. Настя сразу же  принялась есть свою конфету, а Акулинка спрятала её в платочек и завязала в узелок.
 Вдруг,  девочке показалось, что китаец, который стоял в толпе китайских продавцов, как – то особенно пристально смотрит на неё. Она присмотрелась и… узнала глаза отца!  Это был он в китайской одежде, в китайской островерхой шапочке. Он отпустил усы и отрастил бороду. Узнать его было почти невозможно, но Акулинка узнала.
- Отец!
 Акулинка бросилась к нему, но он резко повернулся и пошел в сторону арки. Девочка бросилась за ним бегом. Но странный человек скрылся в толпе покупателей у торговых рядов.
Настя догнала подругу.
- Куда ты помчалась?
- Отец! Я видела отца!
- Надо же так соскучиться по дому, что китаец отцом показался. Очнись! Побежали домой, а то барыня твоя догадается об обмане.
Не догадалась! Все обошлось! Акулинка открыла калитку во двор так осторожно, что не стукнула задвижкой и вошла во двор бесшумно.
 Блэк только взглянул на девочку из будки, чуть вильнул хвостом и зевнул лениво. На своих он не гавкал. Барыня спала, Артемка тоже спал в своей кроватке. Акулинка узелок с конфетой спрятала в своей комнате за сундук. Теперь осталось дождаться ночи, чтобы узнать вкус конфеты. Правда ли, что она слаще меда?   
 Садовник Ли работал в огороде. Акулина решила задобрить хозяйку. Она набрала воды и хотела помыть полы на веранде. Когда   девочка понесла ведро, она так споткнулась, и так упала, что разлила воду и разбила себе коленку и громко заплакала. Садовник услышал детский плач и прибежал на помощь. Он усадил девочку на маленькую скамейку, принес кипяченую холодную воду в котелке, осторожно полил.
- Ци най да, бу ку!- говорил он на своем родном языке.
 Акулинка не понимала слов, но она чувствовала, что её жалеют, что её утешают, что ей в беде протягивают руку. Всё равно слезы градом  лились у неё по щекам.
- Вон! Птичика класивый!
- Где? Где она?
- Птичики нету прилетай, но твоя плакать перестала. Отдыхай!
 Ли, негромко напевая, принес воды и вымыл пол на веранде за Акулинку.
- Ничего! Твоя отдыхай.
 Вечером   Акулинка попробовала конфету. Очень вкусно! Однако перед сном она молилась очень усердно.
- Господи! Прости мою душу грешную! Не наказывай меня строго за мои злодеяния и дозволь дожить до светлого часа встречи с родными.
 Ночью ей плохо спалось. Снился ей китаец, который смотрел на неё глазами отца. На следующий день Акулинка слезно умолила Ольгу Владимировну отпустить её в церковь помолиться. Барыня неохотно отпустила девочку. Акулинка оделась в свое городское платье, обула свои красивые ботиночки, повязала чистый платок на голову и отправилась в храм одна. Перед ликом иконы Божьей Матери она молилась долго и горячо. Просила Заступницу простить её, Акулинку, за грехи её тяжкие и сделать так, чтобы девочка вернулась домой. 

      

                Мама нашлась

 По городу пошел слух, что какая-то крестьянка ходит по городу и на каждом углу долго стоит и зовет кого-то. Уже несколько дней ходит. Ночует на постоялом дворе, а с раннего утра выходит на городские улицы и громко кричит. Говорили, что дочь свою она разыскивает, которую украли у неё. Её даже в участок забирали и запретили кричать. Так она песни поет. Когда стоит возле базара – ей, как уличной певице, милостыню подают. А она догоняет людей и возвращает им копейки.
 Настя рассказала эту историю Акулинке, как страшную и немного смешную. Акулинка слушала её не переводя дыхание.
- Это мама меня ищет! - закричала она громко.
- Не может быть!
- Сердцем чувствую, что это она.
Акулинка заплакала. Настя стала утешать подружку
- А почему она прямо к тебе не пришла? Она разве не знает адрес твоих хозяев?
- Может быть, и не знает. Меня дядя до дому не провожал. Отдал барину и все. Адрес ему Дмитрий Михайлович записал на листочке. Он мог этот листочек и потерять! Если бы мама знала, где я, разве бы она меня не навестила? Мама! Мама! Это точно она!
- Говорят, что она, эта крестьянка, песни распевает про какие-то поля. Встанет возле базара и поет.
- Это мама моя! Точно, это она! А песню поет она мою любимую, чтобы я мимо не прошла, если рядом окажусь. Мама поет красиво. Она лучше всех поет! Мы все любим слушать её песни. Это она для меня поет. Как мне её найти? Куда бежать? Где искать?
Акулинка заплакала  навзрыд. Наcтя обняла её за худенькие плечи.
- Бедная ты моя, не плачь! Мы поможем тебе найти твою маму. Мы всей улицей пойдем по городу и будем тоже на каждом углу кричать.
- Как будете кричать?
Слезы на глазах у Акулинки высохли.
- А как твою маму зовут?
- Катерина.
- Вот и будем кричать: «Тетя Катя, которая Акулинку ищет!». Она услышит и отзовется. Давай помолимся сильно, чтобы Бог помог твоей маме найти тебя.
Девочки перекрестились и стали молиться прямо на улице. Артемка думал, что они с ним так играют, засмеялся и зашагал по улице в сторону играющих вдалеке детей.
- Куда? – остановила его Акулинка.
Мальчик показал рукой, куда он собрался.
- Пойдем вместе!
 Подружки взяли Артемку за руки, и дошли да перекрестка улиц Амурской и Чигиринской и заглянули за угол. Вдруг там стоит эта женщина, которая так похожа на маму Акулины.
 За углом было тихо и пусто. Летняя жара заставила горожан скрыться во дворах и домах. Редкие извозчики проезжали по улице, поднимая за собой столб пыли.
- Никого нигде не видно и не слышно. Пойдем, может быть, барыня меня отпустит, я пойду маму искать.
 Барыня Акулинку никуда не отпустила. Даже слушать не стала. Нет и все!
Настя собрала у дома Коняевых всех детей не только с Чигиринской улицы, но даже  Иркутской.
- Расскажи, как твоя мама выглядит?
- Обыкновенно. Как все крестьянки. Коса у неё большая и пушистая. По праздникам как корона вокруг головы  уложена, а в будни в узел собрана. Платок она носит простой белый и под подбородком завязывает. Волосы светлые у неё. Взгляд у неё строгий. Глаза очень красивые. Я на неё похожа. Только мама светлая, а я – темная. Поет мама хорошо. Добрая очень и спокойная. Любит меня очень.
- Понятно. Мы будем искать крестьянку. Екатерина её зовут. Она ищет нашу Аулинку. Вот и спрашивайте всех встречных крестьянок, не дочь ли свою они в городе ищут? Понятно? И не гурьбой по всей улице ходите, а распределитесь. Кто пойдет на Зейскую улицу, кто – на Садовую, а кто – в центр по Большой улице до Чуринского магазина дойдет. Если встретите – ведите сюда. Если не встретите – все равно вернитесь и скажите, что никого не нашли. Понятно?
- Ты, Настя, прямо как генерал нами командуешь.
- Генерал или не генерал, а всем задания дала. Бегом.
Ребятишки разошлись по городским улицам. То там, то здесь звонкие детские голоса звали неведомую тетю Катю. Никто на их призывы не откликался.
Повезло только Пете. Он ушел дальше всех от Чигиринской улицы и не кричал громко, но внимательно всматривался в лица прохожих женщин. Вот нарядная барышня пошла, вот – пожилая дама, а за ней старушка. Вот идут девочки-гимназистки. Ясно же, что среди этих прохожих нет Акулинкиной мамы.
 Уже на улицах города стало смеркаться, на Большой улице фонарщик зажег фонари. Петя повернул назад. Вдруг его кто-то окликнул. Он оглянулся. Его догоняла Варя вместе с какой-то высокой и стройной молодой крестьянкой.
- Петя! Как хорошо, что я тебя встретила. Вот познакомься, это Екатерина, мама Акулинки.
Крестьянка кивнула Пете.
- Проводи её к дочери. Я Вас, Екатерина, по песни её узнала. Мне эту песню Акулинка пела. Слышу – знакомый голос. Думала, что это Акулинка поет. Подошла поближе, а это вы! Вот, Петя друг Акулинки, он Вас проводит.
Женщина смотрела на мальчика с тревогой.
- А он меня точно отведет к дочери?
- Точно! Вот Акулинке сюрприз будет! Я бы и сама проводила Вас, но у меня мама прихворнула, я домой тороплюсь. А ты что тут делаешь?
- А мы ищем маму Акулины. Ребята по всем улицам бегают. Настя Акулинке сказала, что какая-то женщина ходит по городским улицам и зовет дочку. Вот и пошли мы искать. Акулинку барыня не пустила.
- Далеко ли идти?- спросила нетерпеливо женщина.
- Далековато.
- А если бегом побежать?
- А Вы сможете?
Варя посмотрела на маму Акулинки грустно.
- Вы её домой заберете?
- Сразу, как найду.
- Тогда ты попрощайся за меня с ней, Петя. Будете в городе – милости прошу к нам в гости. Акулинка знает, где мы живем. Мы с мамой будем очень рады. Талантливая девочка Ваша дочь. Ей бы выучится, в люди выйти!
- Мы уж как-нибудь и в крестьянстве себе хлеб добудем. Прощайте, барышня! Спасибо Вам, барышня, век не забуду Вашу доброту.
- Удачи Вам, Акулинке привет от меня.
- Обязательно передам.
Петя побежал не сразу. Вначале он просто пошел очень быстро. Но женщина все время торопила его. Её нетерпение передалось и ему. Через несколько минут Петя уже бежал, а рядом бежала Акулинкина мама. Мальчик только успевал сворачивать на перекрестках и показывать дорогу. Они пробежали по Зейской улице, потом свернули на Чигиринскую и выбрались на проезжую часть, потому что возле домов кое-где стояли лужи после ночной грозы.
- Вон Ваша дочь Акулинка возле дороги стоит и в нашу сторону смотрит.
- Где?
- Да вон там, возле деревца!
- Акулинка! Акулинка!-женщина побежала не разбирая дороги.
- Мама! Это Вы? – голос у девочки дрожал.
- Я, моя хорошая! Я!
Мать и дочь встретились прямо на середине улицы. Екатерина подхватила свою легонькую девочку, подняла её над землей. Они замерли. К Акулинке вернулось ощущение защищенности. Мама была рядом, теперь к ней никто не подступится. Мама все исправит. Мама спасет от этой неволи. Заберет её домой.
- Мама! Теперь мы домой отправимся?
- Конечно, домой. Я тебя уже вторую неделю ищу. Твой дядя адрес потерял. А как меня обманывал! Я с ним тебе гостинцы передавала, а он обманывал меня, что видится с тобой. Я когда варежки для тебя связанные увидела на руках у его сыночка, мне плохо стало. Он тогда и сознался во всем. Мы теперь в сарае живем на усадьбе нашей все вместе. Поле засеяли, в огороде все растет. Прокормимся. Вот я и пошла в город тебя искать. На постоялом дворе ночевала, но деньги кончились. Я теперь за городом ночую. Пойду, в канавку спрячусь и до утра трясусь от страха. Вчера корова напугала. Я уснула под утро, а она наткнулась на меня, да как замычит прямо в ухо. Я, грешница, картошку подкапываю в чужих огородах, помою, погрызу сырую, да опять в город - тебя искать. У меня узелок с одеждой пропал, и тапочки я в болоте потеряла. Я помылась прямо в одежде. Зашла в озеро за городом, да и помылась. На солнце обсохла, да и дальше тебя искать пошла.
- А песни зачем пела на базаре?
- Голос подавала. Я решила, что ты на базар придешь и услышишь меня. Мне жандармы запретили бегать по городу и звать тебя на перекрестках. Вот я и придумала – петь. Ты бы голос материнский узнала. Сегодня я уже опять за город ночевать собиралась, а тут эта барышня меня окликнула. Откуда она тебя знает?
- Она барыне наряды шила – вот и подружилась со мной. Я тебе все потом расскажу. Как там наши? Все живы, здоровы?
- Все!
- Мама! А отец был в городе в китайской одежде?
- Тише! Молчи!
Мать заговорила шёпотом.
- Он в спиртоносы подался, чтобы денег на строительство собрать. Он мне и рассказал, что в городе тебя видел! А какая ты легонькая, исхудавшая какая. Что? Горький хлеб в услужении? Я тебя домой заберу и откормлю. Картошка молодая пошла, корова отелилась. Отец муки немного купил. Протянем до осени. Мы теперь в сарайчике живем на усадьбе нашей, а дом достраиваем. Дай передохнуть! Я тебе все про всех расскажу. Мы стоим тут, а мальчик в сторонке стоит. Спасибо тебе, паренек!
- Петя! И от меня спасибо тебе! Видишь, я вымолила у Бога радости!
- Ты теперь домой уедешь?
- Уйдем мы. Кто же нас повезет? Мы пешком уйдем. Завтра к первому парому на рассвете и пойдем. Правда, денег нет у нас, чтобы за переправу заплатить. Вымолим у паромщика, чтобы бесплатно перевез. Сейчас с хозяйкой переговорю.
Ольга Владимировна разгневалась. Как это Акулинка уйдет завтра на рассвете с мамой в свою деревню? Нет! Ни за что! Пусть поживет, пока новую нянечку не найдут.
Екатерина встала на защиту своей дочери.
- Нет такого права – чужих детей удерживать! Забираю я её. Не плачь, доченька! Посмотри на себя, барыня, какая ты пышная. А теперь на девочку мою глянь. На стебелек ребенок высох. Еды для ребенка жалко было? Собака во дворе у тебя исправнее моей девочки. Ни минуты она не останется здесь!       
- Я не заплачу вам ни копейки.
- И не надобно. Мы проживем. У нас хозяйство.
Екатерина гордо выпрямилась.
- Я вам вещи её не отдам.
- Вот напугала! Найдем дома, во что девочку одеть. Пойдем так, Акулинка. Ничего нам от этой барыни не нужно.
 Екатерина взяла Акулинку за руку и направилась с ней в сторону Иркутской улицы, чтобы выйти за город и там скоротать ночь.
- Ты так ни с кем и не простишься?-удивленно спросил Петя, который все стоял на улице с грустным видом.
- Ты всем привет от меня передай, особенно Насте.
На углу Иркутской и Чигиринской улице путниц остановил дядя Ермолай.
- Стойте! Далеко ли собрались?
- За город. Переночевать.
- А моим гостеприимством не побрезгуете? У меня закуток в господском доме на людской половине. Я сегодня в ночь на конюшню дежурить ухожу, а вы – располагайтесь. Настя за вами поухаживает. Да где только её носит? Припозднилась она. Разговор с барыней я слышал. Пойду, слово за вас замолвлю. А вот и Настя! Нашлась мама у твоей подруги. Они сегодня у нас переночуют. Прими гостей честь честью, а я сейчас вернусь.
 Настя была радушной хозяйкой. И чаем гостей напоила, и кашей молочной накормила, и нашла ведро воды теплой, чтобы гостья себя в порядок привела. Уставшая Екатерина только добралась до чистой постели, сразу уснула крепким сном.
Ермолай зашел в комнату с котомкой в руках.
- Вот твои вещи, Акулинка!
- А как ты, отец, барыню уговорил?
- А я пригрозил, что все барину расскажу. Он сейчас в отъезде. Если бы он был дома, он бы и расчет дал и подарок подарил за честную службу. Пригрозил, вот она и сменила гнев а милость. И денег вам, Акулинка, дала немного. Держи! Все вроде-бы собрал! Ботиночки отдавать не хотела, но потом отдала. Все проверила. Не взял ли я чего лишнего! Вот какая она вредная. А ты на улицу выйди. Там тебя  делегация дожидается. А маму не будите. Пусть выспится перед дорогой. А как деревня называется, ты у мамы спросила?
- Дмитриевка.
- Вырасту я большая, в гости к вам приеду.
- Даст Бог, может, и пораньше свидимся. Я теперь всем в деревне про городскую жизнь рассказывать буду. Про вас расскажу. Про дом городской. Про базары. Про Амур широкий. Про китайца Ли. Про дядю Ермолая, про барина.
- А про Ольгу Владимировну?
- Про неё не буду. Бог ей судья. Про Артемку расскажу. Про то, как царевича в городе встречали.
За калиткой Акулинку ждали друзья.
- Мы тебе подарки принесли.
 Акулинка затанцевала от радости. В руках у Пети была небольшая стопка книг. Для неё, для Акулинки.
Она теперь умеет читать!
- Я все прочитаю. Лучшего подарка мне и не нужно.
- Когда ты уходишь в свою деревню?
- На рассвете. К первому парому пойдем. Чтобы до жары, до этого пекла успеть.
- Счастливой вам дороги! Хорошая ты девочка, Акулинка! Нам без тебя скучно будет.
- Не заскучаете! Настя с вами остается. Она вон какая боевая!
- Тут тебе взрослые ещё кое-что собрали. Не новое, но в хозяйстве все пригодится.
Подарки были уложены в вещевой мешок.
- Спасибо! Век вас не забудем!
Ребятишки пошли по домам, а Петя все стоял у ворот и все смотрел и смотрел на Акулинку, а потом вздохнул судорожно и пошел домой, оглядываясь на ходу.
 
 На следующий день в утренних сумерках по пыльной Амурской улице в сторону переправы торопливо шли мать с дочерью. Они успели на первый паром через Зею. «Пахарь» - прочитала Акулинка название парохода, который на тросах возил паром с берега на берег.
- Ты научилась читать?
- Научилась!
- Вот счастье какое! Хоть что-то в этом городе хорошее взяла.
Паромщик смотрел на подходившую к нему бедно одетую женщину брезгливо. Сейчас начнет проситься на паром Христа ради. Он уже твердо решил, что попрошайку не пустит ни за что. Екатерина протянула пожилому матросу деньги за перевоз. Лицо у паромщика вытянулось.
- Отдать швартовы! – крикнул в большую трубу – рупор боцман на пароходе.
- По малой, по малой, - говорил в рупор боцман. Паром медленно отчаливал от стенки. Полоска воды между берегом и паромом все увеличивалась. Акулинка стояла рядом с мамой у самого ограждения парома, держалась за поручни и смотрела на темнеющую воду. Домой! Она плывет домой. Почти весь путь до деревни мать с дочерью прошли пешком. По дороге они встречали односельчан, но все они ехали в город. Только когда вдали показалась Дмитриевка, их обогнала телега, на которой кто-то вез муку с мельницы.
- Гляди, Акулинка! Кто скачет на лошади навстречу нам? Присмотрись. Это наш конь. Это отец твой скачет! Стой! Я так устала, что шагу ступить не могу!
Всадник круто осадил коня, Захар спрыгнул на землю, подхватил на руки Акулинку, поднял её над землей.
Девочка застеснялась.
- Я уже большая!
- Вижу, что большая!
Отец усадил мать с дочерью в седло, а сам пошел рядом с конем.
- Может быть, на речку заедем. Искупнемся с дороги.
- Ребятишки баню топить побежали к бабе Луше, девчонки на стол собирают. Праздновать будем. Соседку позовем!  Все! Теперь моё сердце успокоилось. Мы теперь все вместе.
 Уже через два часа во дворе Мажаровых собрались за дощатым столом под березой все соседи и родня. Акулинка сидела на почетном месте и всем желающим показывала своё умение читать. Мать принимала гостей в новой кофте, которую ей сшила Акулинка, девчонки играли с тряпичными куклами – подарком сестры, а Наташа насмешила всех, когда важно вышла из сарайчика в коричневых ботиночках своей сестры и в её платье.
- Гляньте! Гляньте! Ну, прямо барыня! Городская, да и только!
- Хорошо было в городе? – спросил кто-то Акулинку.
- Дома лучше.


                Заключительная глава. Бабушкины сказки

 Я родилась и выросла в Благовещенске на Чигиринской улице, которая была переименована в улицу имени Островского. Там для меня начиналась Земля. Я жила в большом доме, который мои дедушка и бабушка купили сразу же после войны. Дом был таинственным. Большая застекленная веранда, кладовая комната с большими полками и удивительными предметами, которыми уже никто не пользовался. Большой медный самовар, ножницы для стрижки овец, деревянные огромные гребни, прялка, сломанная швейная машинка в футляре, большая медная ступа с пестиком, веретено лежали на полках. Как будто они могли когда-нибудь пригодиться! Моя бабушка Колпакова (Дьяченко) Акулина Андреевна родилась в 1880 году. Она прожила долгую и трудную жизнь.  Ей было 38 лет, когда у неё родился сынок, которого назвали Ваней. Это был мой отец.  Ему было ровно тридцать лет, когда у него родилась дочь, которую назвали Валей. Моей бабушке было уже 68 лет в ту пору. Мы жили одной семьей. Бабушка занимала отдельную большую комнату за печкой. Там в углу стоял огромный крашеный сундук, который закрывался на навесной замок. Ключ от него бабушка всегда носила с собой. В бабушкином сундуке было тоже очень много удивительных предметов. Иногда она давала мне просто подержать кошелек из натуральной кожи с тиснением на боку. Какой-то замок с островерхой башней был раскрашен в разные цвета!
 Я часами могла сидеть на сундуке и слушать бабушкины сказки: про козу, колобка, хитрую лису, про бычка с просмоленным боком. Но больше всего мне нравились истории про «прежнюю жизнь».
 Моя бабушка попала в город десятилетней девочкой. Случился в деревенском доме пожар, и чтобы прокормится и отстроится заново, отправили десятилетнюю девочку в город на заработки в няньки. День за днем рассказывала мне моя бабушка про свое городское житьё-бытьё. Про городские ботиночки, которые ей купила хорошая барыня.
- Нет! – спорила я с ней, - нехорошая она была, не кормила как следует, работой непосильной нагружала.
 Бабушка рассказывала мне про городских друзей, про то, как полюбил её мальчик-гимназист. Прошли года, он нашел её в деревне и посватался. Она замуж за него не пошла, хотя он ей нравился очень.
- Куда мне, с моей малограмотностью! Я и сказать то ничего по ученому не могу, и ступить не знаю как. Посмешищем там быть, среди чужих мне людей? Курицей в павлиньих перьях? Нет, сколько бы ворона высоко не взлетала, а соколом не стала!   
Бабушка смеялась. А потом говорила, что она с деревенским своим мужем много радости повидала.
- Вон, детки какие хорошие у меня, а внуки – ещё лучше!
 Когда я пошла в школу, бабушка вникала во все мои школьные дела. Потом, когда я стала учиться в институте, она всегда ждала меня за калиткой, если я сдавала экзамены. Выносила табуретку на улицу и терпеливо сидела за двором возле калитки.
-Что? - кричала она издалека, спрашивая про оценку за экзамен. Радовалась, как ребенок хорошим оценкам. Я очень старалась учиться так, чтобы не огорчать её.
Прожила моя бабушка почти век – девяносто четыре года. Её рассказы о прежней жизни я бережно хранила в памяти.
 Прошли годы…
Настало и для меня время протянуть ниточку из прошлого в будущее и рассказать своим внукам о прошлом. Вот я и вспомнила бабушкины рассказы…