Ненастье.
. И назвал Бог сушу землею, а собрание вод назвал морями. И увидел Бог, что это хорошо.
Книга Бытие 1:1-13
-Господа, сегодня мы готовы представить вашему вниманию человека, способного доказать практически, что сотрудник СГК по прозвищу "Гамлет" может являться живым не смотря на то, что был официально признан убитым в феврале этого года в Польше.
Говоров произносил слова уверенно, как и его слова он был ровный и правильный. Четкая стрижка, идеальный костюм и ровная речь. Он действительно был твердо убежден в том что говорит, в отличие от меня и всех присутствующих в зале. Мы могли только надеяться.
- Уважаемый суд! - подпрыгнул с места Калибурин. - Неужели мы готовы стать свидетелями убийства ни в чем не повинного человека, ради спасения жизни и сомнительной репутации того, кто вполне может и не являться агентом Службы Генетического Контроля.
Калибурин был прав по-своему. Маленький, юркий, со специфическим азиатским прищуром. В свою очередь, как и Говоров, Калибурин был уверен в своей правде.
Все зависело сейчас от меня. Все! Но необходимо вернуться к началу...
Меня зовут Ненастье. Именно "зовут". Наши имена остаются в прошлой жизни, двери в которую плотно закрыты для всех сотрудников СГК. Там же остается наш возраст и по сути даже внешность.
Нас собирали по всей стране. Просто пришли однажды и сообщили, что я являюсь носителем особого гена и теперь обязана служить Родине.
В группе нас было десять человек. Восемь мужчин и две девушки. Когда нас впервые собрали вместе, сразу по прибытию на базу, командир раздал нам прозвища вместо имен. Увидев красивую брюнетку с большими глазами и не только глазами. Он повел челюстью и сказал, что ее он будет называть "Настя". Я не могла сравниться с Настей, средний рост, серые глаза, широкая кость и еще, наверное, испуганный взгляд на тот момент. Поэтому тогда, нас так и стали называть «Настя и не Настя». Уже позже "не Настя" превратилась в "ненастье".
Я боялась, что из нас, таких разных, начнут делать одинаковых солдат, как показывают в фильмах. Ждала с ужасом изматывающих тренировок и кроссов. К этому я была не готова.
Но нас никто не трогал. Лишь объяснили правила дисциплины и велели не соваться туда, куда не просят. По-моему, нарушить и то и другое никто из нас не решился бы.
База была огромной. Мне на глаза пару раз попадались планы эвакуации этажей при пожаре. Так, мне кажется, для того чтобы успеть выбраться нужно быть спринтером. На базе присутствовало около тридцати человек из состава СГК. Помимо штаба службы, здесь же располагался исследовательский институт закрытого типа. Он занимал два верхних этажа.
Помимо меня и Насти в нашем крыле обитала еще Варвара. Женщина, едва ли лет на пять старше меня, с холодным взглядом и косичкой заплетенной почти от самого лба. Она, как и все остальные сотрудники СГК, на нас практически не обращала внимания. В отличие от институтских, которые проявляли к нам крайний интерес.
За два дня у нас трижды брали анализы крови. А на третий, всех вместе повели наверх.
В большом помещении, куда нас привели, не было красивых прозрачных стен и жалюзи, не было шикарного оборудования белого цвета. В углу стояло два кресло с массой проводков заканчивающихся клеммами. Я подумала тогда, что так выглядит электрический стул.
Стена в углу справа отсырела и была покрыта серо-зелено-черной плесенью. Высокий потолок украшала гирлянда круглых пыльных светильников, из которых проливался желтоватый свет. Интересный это был свет. Он рассеивался по залу неравномерно, хотя лампы располагались по всей длине потолка. Свет концентрировался вверху и в центре, так что нижние углы прятались в тенях. Так и страшные кресла были в серой тени. Пахло здесь сыростью и нагретым утюгом.
У кресел суетились несколько институтских. Четверо мужчин и Сломина.
Сломина наблюдала за нами с первого дня. Она все время спорила с коллегами. Часто от нее можно было услышать «вы себе не представляете, какие это перспективы» в самых неожиданных ситуациях. На второй день она и один из командиров застали меня в библиотеке, когда я просто шла мимо ряда книг и читала названия на их корешках. Тогда она произнесла свою излюбленную фразу с таким энтузиазмом, что я решила удалиться поскорее. Сломина была невысокой, очень даже симпатичной женщиной лет сорока. Этакий чокнутый профессор в юбке.
Сначала вызвали Мякиша, толстого угрюмого парня из нашей группы. А нам приказали садиться на стулья у противоположной креслам стены. Мы видели, как Мякиш разделся до трусов и сел в одно из кресел. Ассистенты начали цеплять к его телу клеммы. Через пару минут, позвали Черного. Это был невысокий азербайджанец, жилистый, с густым покровом черных волос по всему телу. Он, в свою очередь, занял второе кресло.
Мякиш почти полностью скрылся под массой проводков, затем кресло с ним подвинули к какой-то изогнутой хромированной трубе и видимо подключили к ней. Кресло видоизменилось, теперь Мякиш то ли висел, то ли стоял на полусогнутых ногах. Сломина находилась в двух шагах от него, она стояла у высокого столика, на котором располагался ноутбук, и наблюдала за происходящим на мониторе. Она громко скомандовала о готовности и все, кроме нее самой, отошли подальше. Было видно, как изгибается под проводами тело Мякиша. Наверное, сейчас на наших лицах был первобытный ужас. Не знаю как остальным, но мне было страшно смотреть на лица своих товарищей по несчастью, я во все глаза смотрела на кресло в котором, по моему мнению, сейчас погибал Мякиш. Страшнее было лишь Черному. Он был в одном шаге от того же самого, его тело уже было плотно облеплено клеммами.
Не знаю, сколько прошло времени, но из под груды проводов, которая еще недавно была Мякишем, раздался дикий вопль. Ассистенты мигом подскочили к нему и стали очищать тело от уже ненужных приспособлений. Одно было ясно, Мякиш жив. Через короткий промежуток времени он стоял на ногах вполне твердо, но радости его лицо не выражало.
Черного повезли к трубе, а командир громко произнес:
- Не Настя, ты следующая.
Неизбежно. Я должна идти. Ватные ноги. Пустой взгляд Мякиша, уже одетого и направляющегося вперед. Кресло было липко-кожаным. Я не помню, как оказалась без одежды. Восемьсот шестнадцать клемм и присосок постепенно покрывали все чувствительные места на коже. Я не смотрела на Черного, я пыталась успокоить собственное сердце. Я даже не слышала, когда его отцепили, а меня повезли к трубе. Я договорилась с собой, что буду считать. Подошла Сломина и прошептала:
-Удиви нас, девочка.
Затем она воткнула мне в вену толстую иглу и отошла.
- Начинаем! – скомандовала Сломина.
Один…боль! Два …боль проникает по вене внутрь меня, растекается и достает до каждой клеточки организма. Я не могу не вскрикнуть, не пошевелиться. Одиннадцать, двенадцать…я не могу дышать. Сердце и без того бьющееся в груди, как муха в банке, заколотилось еще быстрее. Двадцать восемь, двадцать девять…снаружи беспокойство. Я слышу, точнее я почти вижу Сломину, еще одного пожилого усатого профессора и нашего командира, собравшихся у ноутбука. На моих веках сейчас присоски, значит от боли с моими чувствами что-то не так. Тридцать три, тридцать четыре…
- Отклика нет! – возмущенно наседал командир.
- Есть, но он у нее другой. Я же вам говорила, я же говорила! – визгливо воскликнула, ликующая Сломина. – Я могу поднять уровень потока, вы сами увидите.
- Нельзя забывать, что она впервые на ТЖ, – прервал ее профессор, - Ты убьешь ее.
…сто девять, сто десять…все утихли, и мое сердце тоже утихает. Мозг работает ясно, я почти справилась с паникой, только не могу понять почему. Без дыхания мне осталось недолго. Я чувствую, что знаю теперь больше чем раньше, но что именно…сто двадцать два, сто двадцать три…я вижу их всех, значит, я могу видеть не глазами. Может я и дышать могу, не используя привычных механизмов? Сто шестьдесят, сто шестьдесят один…боль довела до изнеможения. Сил сопротивляться, больше нет. Сердце в последний раз ударило девять секунд назад. Только мозг почему-то не отключается. Где мой тоннель?!!! Почему я все еще вижу замершую в ожидании Сломину, нервно потирающего переносицу командира и даже Настю, которая смотрит в точку перед собой опустевшими глазами? Почему мне просто не дадут умереть?!!!
Сто восемьдесят шесть… Сломина отвела взгляд от монитора и закивала головой, как бы отвечая на непроизнесенный вопрос. Старый профессор остановил ее руку на пути к клавиатуре, и глядя то на меня, то на монитор удерживал еще несколько секунд.
Сто девяносто два… воздух с болью ворвался в легкие вместе с моим криком. Голова закружилась и, кажется, я даже потеряла сознание на мгновение. В теле присутствовала невероятная усталость, и какая-то досада от того, что мне так и не дали уйти дальше. Как только меня освободили от проводов, я поднялась на тяжелые ноги, и пошла прямиком к Сломиной.
- Вы вообще понимаете, чем ваши эксперименты могут закончиться? – спросила я, забыв про свою робость перед этой женщиной и про отсутствие верхней одежды тоже.
Она, молча улыбаясь, смотрела на меня как на милого младенца, пытающегося проговорить свои первые слова.
- Более трех минут без воздуха, для неподготовленного организма это смерть. Это чудо, что я сейчас стою перед вами.
- Comment tu vas? – обратился ко мне командир.
- Plus mieux que j`attendais. – автоматически ответила я, и только потом осознала, что говорю по-французски. Еще утром я кроме нескольких расхожих фраз на этом языке не знала ничего.
Голова сейчас взорвется. Я знаю. Я знаю практически все, о чем спрашиваю себя.
- Vous ne pouvez pas imaginer la valeur de ces perspectives!!!- с выражением абсолютного победителя, произнесла Сломина свою излюбленную фразу, чем прервала мое разбирательство в себе, и кажется этим спасла.
Я отсыпалась около суток. Оказалось, что только во сне мозг умеет складывать все на полочки. Мне стало легче. К тому же меня научили не перенапрягаться сильно. Любая информация могла лежать нетронутой до тех пор, пока действительно не понадобится. И легко извлекаться в нужный момент. Это не как в школе, вроде учили, но помнишь смутно. Сейчас я просто ЗНАЛА и все.
Помимо базовых знаний нам внушили и умения. Будто меня пересадили в другое тело. Я могла многое, от скоростной сборки и разборки оружия, довольно серьезного владения несколькими единоборствами, до фехтования, жонглирования предметами и даже переворачивания блинчиков в воздухе. И это была не теория, опробованная на практике, это была натренированная память мышц. К тому же тело начало меняться. Ну, то есть я вроде бы оставалась прежней, но форма моя становилась удобнее. Все те излишки, которые могли помешать, мягко сглаживались.
У других ребят из группы все проявлялось по-другому. Да и как-то все меньше мы проводили времени вместе. У каждого появился свой наставник. Меня к себе прибрала Варвара. Кстати, называли ее с ударением на первую «А» все, кому это было позволено. Тогда и я стала Ненастьем.
Варвара тренировала меня, открывая для меня самой все больше возможностей моего тела и разума. А я невольно понимала, что все-таки я становлюсь солдатом, с идеальной подготовкой. Не то что бы мне это совсем не нравилось, просто всегда не любила уравниловку. Мы теперь жили в одной комнате с Варварой и много беседовали по вечерам. Мне казалось, она как никто может понять мои чаяния. И она понимала и одной фразой могла поставить на свои места все то, что мучило меня по нескольку дней. Я рассказала, что не хочу быть такой же как все, она рассмеялась и ответила, что я никогда не стану такой как все, лишь потому, что мало кто дотянется до такого уровня. Обычно она не затрагивала обсуждение системы в целом или своего появления в ней, но сейчас почему-то объяснила, что ТЖ не дает всем одинакового эффекта. Для получения того объема информации который появился у меня, некоторым нужно посетить его раз десять.
- Что означает «ТЖ»?
- Самое разумное, что я слышала «трон жизни». Хотя мне больше нравится «толстая…», ну в общем не важно. Ложись спать.
Жить в комнате с инструктором было привилегией. Нам было положено жить в одной казарме с общим душем. Варвара объяснила свое решение изъять меня из общих условий, с целью избавить от посягательств мужского пола. Считала, что это мне сейчас будет мешать. А я была ей за это благодарна, потому что вокруг Насти уже начались скандалы.
Октябрь начался холодами. Интересно. Значит мы где-то в северных районах страны. Окна в библиотеке запотели от разницы температуры, и теперь крупные капли прорезали косоватые дорожки на поверхности стекла, подминая те мелкие частички водяной пыли, которые придавали стеклу матовость. Я поймала одну из капель в пути, и она растеклась по сухой руке. Кожа согревала каплю, приравнивая ее к себе, и жадно впитывала нагретые частицы. И вот от капли воды осталось лишь мокрое место на тыльной стороне ладони. Вода была возможно чьим-то дыханием или испарилась из высыхающей, от обилия отопления, книги. Сейчас эта вода стала мною. Никто не будет отделять от меня эту каплю, если захочет назвать меня мной. Это заставляло задуматься.
Я не готова была говорить об этом с Варварой. А она всегда позволяла моим мыслям созреть, и не задавала вопросов, не смотря на, мою задумчивость. В этот вечер мы рано легли спать. Но поспать не удалось. Стоило мне задремать, как в дверь громко застучали. Я и моя наставница синхронно вытянулись по стойке смирно. Но она быстро опомнилась и крикнула:
- Какого черта?
- ВАрвара! Гамлет!
Лицо Варвары побелело или почернело, но изменилось до неузнаваемости. Она быстрее обычного, я бы даже сказала, быстрее возможного оделась в легкую форму и выскочила из комнаты. Через пару шагов остановилась, вернулась, крикнула мне «никуда не выходи» и закрыв дверь на ключ, быстрыми шагами удалилась по коридору.
Уснуть я так и не смогла. Было немного страшно, но жутко интересно. А еще обидно, что там возможно происходит что-то, под кодовым названием «Гамлет», а я даже не могу попробовать себя в этом действии. Я лежала и пыталась придумать, что бы это название могло значить. О! Придумывать получалось легко.
Варвара вернулась через пару часов. И мне показалось, что глаза ее были припухшими от слез. Ничего объяснять она не стала, да и я не настаивала. Она лишь улыбнулась, когда я высказала ей свои предположения, и сказала:
- Ложись спать, фантазерка, скоро подъем.
Что-то изменилось на базе. Весь следующий день старшие шептались, яростно спорили, и было заметно, что их обычное особое спокойствие было серьезно подорвано. Все притихало, стоило им заметить кого-то из нашей группы. Варвару, я почти не видела в этот день, даже в столовой не было ее и еще нескольких старших командиров. Вечером она пришла сама не своя. Даже накричала на меня, когда я возмутилась тем, что она осталась голодной. Но потом глубоко вздохнула и заговорила:
- Все равно ты узнаешь. Лучше сама расскажу, чем сплетни слушать будешь. В тебя я верю, тебе можно рассказать. Пожалуй, нужно начать сначала. – она опустила лицо в раскрытые ладони, немного потерла его, как бы сосредотачиваясь и выпрямилась. – Мы были первые.
Как и твою группу, нас привезли сюда. База тогда была поменьше правда. Мы были напуганы, я часто ревела. Тогда я была здесь вообще единственной женщиной. И за несколько лет, тут появились только ты и Настя. Только в институте появлялись и исчезали женщины. Но суть не в этом. ТЖ тогда еще не был доведен до нынешнего состояния и вся процедура вливания информации длилась несколько недель. На нас учились. Из шестнадцати человек к концу первого вливания остались в живых только семь. Под действием особых препаратов, которые на всех влияют очень по-разному, я проявила особую жестокость. Тогда меня и назвали ВАрварой. Один из наших проснувшись утром после прохождения полного ТЖ, обнаружил совершенное отсутствие волос на теле. Но он шутник, подойдя к зеркалу, взял себя за подбородок и произнес «О, бедный Йорик». Так он и стал Гамлетом.
Еще одного из нашей первой команда ты тоже знаешь, а вообще сейчас в живых еще несколько дней назад считалось четверо. Понимаешь, мы не простые люди. Ты и я, и другие здесь находящиеся. Если умирает обычный человек это одно, но когда умирает сотрудник СГК это уже отдельный учет. Командование, конечно, не то которое ты знаешь, а гораздо более высокое, знает, сколько ударов в минуту делает наше сердце, сколько раз за день ты зевнула или чихнула. А уж если кто-то умер, им становится об этом известно мгновенно. Вот в этом и проблема. В феврале этого года стало известно о смерти Гамлета. Он был на особом задании в Польше. Он мне как брат, понимаешь! – Варвара вздохнула, подняв к потолку наполненные слезами глаза. Я видела фотографии обгоревшего труппа. Две пули в грудь, одна из которых в сердце. Затем начался пожар и его тело обгорело. Его похоронили. Я сама ездила туда с группой из института. Надеялись. Вскрыли могилу и взяли пробы. Да, это был он. И вот, пожалуйста! У нас в госпитале живой Гамлет.
Понимаешь, я не могу спутать этого человека с кем либо. Слишком много мы прошли вместе. Я готова голову на отсечение дать, что это он. Он говорит, что обнаружил себя перед командованием три недели назад. Его подвергли изъятию клеточной памяти. Это жестокая процедура. Она надолго лишает сил. Сейчас он едва способен передвигаться без посторонней помощи. То, что показала его память очень спорно. Никто из наших к такому не готов, это невозможно. Значит либо он перешел все разумные границы человеческих возможностей, либо эту память ему влили более высокоразвитые иностранные службы. Тогда он предатель. Суд назначен на конец месяца. Его убьют, если мы не сможем придумать, как этого избежать.
- Он реально умер, а потом воскрес? – спросила я, когда Варвара замолчала.
- Получается, что так. Хотя это невозможно!!! Невозможно!!! Ты понимаешь? – она то вскакивала и ходила по комнате, то садилась и клала подушку себе на колени, будто она могла ее придавить и не позволить подпрыгнуть снова.
- Так пусть он докажет возможность этого. Если смог один раз, сможет и второй. Или сейчас он не может, из-за своей слабости?
Моя наставница кивнула.
- НО опять же, если суд приговорит его к смерти, можно попытаться отсрочить ее он наберется сил и снова воскреснет, после казни.
- К сожалению, если его признают предателем, то «казнь» как ты выразилась, лишает его возможности вернуться. Об этом он сам сказал мне. Я же задавала те же вопросы…
Гамлет появился среди нас через два дня. Он заметно прихрамывал на левую ногу. Роста в нем было около метра девяносто. Яркие по-детски карие глаза и полное отсутствие волос. Варвара сказала, что ресницы и брови у него появились только благодаря косметологам. Там где он появлялся, создавалось напряжение, а он вел себя спокойно и часто шутил. Шутил, кстати, очень уместно. Мне нравилось его общество, но чаще всего мы встречались в столовой. Я вообще стала больше уединяться со своими мыслями и попытками тренировать в себе то, о чем я не могла сказать Варваре. А она была настолько занята разработкой защиты Гамлета, что даже не замечала моего отсутствия.
До суда оставалось четыре дня, я пыталась отвлечься от тренировок в библиотеке. Здесь было тихо всегда. То ли приходили все в разное время, то ли просто никто кроме меня не интересовался книгами и тишиной. Обойдя стеллаж с английской литературой, я увидела Гамлета сидящего за столиком под лампой. Он улыбнулся мне, и впервые с ТЖ, я смутилась. А я уже думала, все смущения из меня тогда выдавили.
- Если хочешь, я уйду, не стану мешать тебе. – в ответ на мои мысли сказал Гамлет.
Я отрицательно покачала головой. Говорить мне не хотелось совсем, почему-то. Точнее хотелось, но как произнести свою мысль, я не могла придумать.
- Самая большая подлость мира в том, что он наградил нас страхом и неуверенностью. Если преодолеть то и другое, человек может стать совершенным. – смотря мне четко в глаза, произнес он.
Насквозь. Он не читал мыслей, я это знаю. Он просто понимал меня насквозь. И я смогла спросить.
- Я понимаю все. Но как удержать тело от тления и поедания насекомыми? Ведь нужно было выждать время.
Карие глаза вспыхнули яркими кострами. Гамлет поднялся на ноги, при этом лицо его исказилось болью. Он подошел ко мне почти в плотную, и тихо сказал:
- Они пугливые и ненастойчивые. А разложение не так трудно предотвратить. Ленин вон до сих пор как новенький. – он подмигнул и усмехнулся. – А вообще тление ничего не меняет, вся суть в здоровом разуме.
- Все равно не понимаю.
Мне было душно рядом с ним. Почему-то хотелось отскочить, но я заставила себя стоять на месте и не шевелиться. Правда смотреть в глаза у меня не получилось, я смотрела на Вальтера оставшегося раскрытым на столе. А глаза Гамлета жгли мое лицо, так что оно горело яркими пятнами.
- Расскажи мне что ты уже умеешь.- так же вкрадчиво, произнес он.
Я будто очнулась, резко подняла глаза и спросила:
- В смысле?
Гамлет слегка улыбнулся, провел пальцем по моей скуле и тогда уже не выдержал и рассмеялся.
- Ты же сказала, что понимаешь все. Значит кое-что уже умеешь. Это я и хотел выяснить. Но лучше мы сделаем это завтра.
Он сделал пару шагов к выходу. Но повернулся и хитро улыбаясь, добавил:
- Но то о чем ты подумала, я тоже хотел бы узнать, только чуть позже. Если мне позволят восстановиться.
На следующий день мы встретились в маленьком спортзале, о котором я даже не знала раньше.
- Я думаю, мы сейчас в равных условиях или около того. Я слаб, а ты еще не опытна. Ну, так что ты умеешь?
Я была неуверенна, что у меня получится показать то, что выходило при самостоятельных занятиях. Я положила левую руку на пол и заставила свои клетки преодолеть их обычную структуру и стать клетками воды. После недолгих усилий, моя рука по запястье растворилась, а по полу растеклась лужица. Вот только собрать ее было довольно не просто. Часть жидкости впиталась в деревянный пол, и я даже успела запаниковать, но глянув на спокойное лицо Гамлета, я собралась и восстановила руку.
- Сколько ты здесь?
- Почти три месяца.
- Это невероятный результат. ТЖ проходила один раз?
- Да. Сто девяносто две секунды.
- В полном сознании?
- Да. Я все прекрасно помню.
- Ты показывала кому-нибудь это? – он кивнул на мою руку, которая в полном порядке лежала сейчас на локте правой, прикрывая меня от его пронизывающего взгляда.
- Нет. И кроме тебя никому не говорила.
Почему-то Гамлет шагнул ко мне, взял мою руку в свои ладони, наклонил голову и с невозможной грустью в глазах сказал:
- Я знаю, что это невозможно, но постарайся не говорить об этом и дальше. Пожалуйста, постарайся.
Он стал учить меня. То, что он не мог показать в силу своей слабости, он очень просто объяснял на словах. И у меня получалось. К концу второго занятия я могла растворить руку в пар, по самое плечо, затем заставить этот пар пролететь по комнате и даже растечься по стеклу, затем вновь собраться в облако и вернуться на прежнее место. За эти два занятия я узнала очень многое. Но я осознавала критическую малость того, что я знаю, чтобы воплотить возникшую у меня идею в реальность.
- Думаю, больше мы не увидимся. – сказал он когда я выполнила с отличаем очередное задание. – Ты наверное знаешь, завтра суд. Жаль, что у нас было так мало времени. – он поднял глаза к потолку. – Страх и неуверенность это самая большая подлость мира, Ненастье. Я уже и забыл что это такое, а ты мне напомнила.
- Если тебя убьют, ты же сможешь снова воскреснуть!
- Я до последнего момента думал, что нет. Но ведь в мое предыдущее воскрешение до сих пор никто не верит. Если меня признают предателем, мое тело и разум распылят на атомы. Из этого положения я еще не придумал выход.
- Я верю, что ты справишься. – трудно было описать эмоции. Мне не хотелось, прыгнуть к нему на шею, говорить какие-то глупости, мне скорее хотелось стоять вот так друг напротив друга вечность, не двигаться и не менять ничего.
Он легонько щелкнул меня по носу и пошел проч.
Варвара никак не могла успокоиться этим вечером.
- Я ему даже сбежать предлагала, а он спокоен как удав.
Она злилась на свое бессилие, на Гамлета за его спокойствие, на меня за то, что я молча слушала ее.
- Когда я могу попасть второй раз на ТЖ?
Мой вопрос поставил Варвару в тупик.
- Между ТЖ проходит от шести, до восьми месяцев. Зачем тебе?
- Я могу доказать, что воскрешение возможно. Но мне нужно еще одно вливание.
Моя наставница села и тупыми глазами уставилась в мое лицо.
- То есть, как можешь?
Я объяснила ей вкратце, не вдаваясь в подробности суть моего плана, отчего ее взгляд стал еще более сумасшедшим.
- Не может быть!
- Это единственная возможность спасти имя и жизнь Гамлета.
- Но ты сама умрешь!!!
- Я сама умру, затем воскресну. – я волновалась, потому что это был очень опасный эксперимент, и даже говорить об этом было страшно.
На суде адвокат Говоров добился отсрочки приговора, в связи с новыми обстоятельствами. Этим обстоятельством была я. Гамлета изолировали, как возможного предателя. До шестнадцатого декабря у меня было время. Правда Сломина скептически отнеслась к этой задумке, но нашлись и сторонники. На третье декабря был назначен внеплановый ТЖ. Через неделю Варвара влетела в комнату возбужденная и довольная.
- Нам разрешат. Командование заинтересовалось экспериментом, и теперь суд не сможет отказать нам в этом.
Большинство считало меня чокнутой. Гамлет передал весточку, в которой запрещал мне эксперимент. Просил отказаться пока не поздно. Но он сам сказал, что страх нужно побеждать. И я справлюсь.
ТЖ прошел совершенно так же как и в первый раз. Только страшно почти не было. Тошнило и шатало долго. Страшно стало потом, когда я поняла, что не получила всей той информации которая была мне нужна. Единственное на что оставалось надеяться, что она всплывет в нужный момент. Обратного пути не было.
Во время следственного эксперимента меня должны были застрелить. Две пули. Одна в сердце. Сжечь. До обугливания кожи. Положить в гроб напичканный датчиками и камерами. Зарыть под землю. Гамлет находился в гробу почти два месяца, мне же разрешили ограничиться десятью днями. Затем я должна в течение восьми месяцев дать о себе знать командованию.
В зале суда я впервые за полтора месяца увидела Гамлета. Он улыбнулся мне как-то печально. Не смотря на все усилия Колибурина, суд согласился на проведение эксперимента.
-А если он и в самом деле предатель? – сказала Варвара, держа меня за руку.
- Я верю ему.
Мало кто пытался поверить мне. Именно «пытался», потому, как по факту не верил никто. Мне разрешили подойти к Гамлету. Он улыбался.
- Непослушная ты, а ведь я просил не рассказывать.
- У меня получится?
- Я верю в тебя.
- Если у меня не получится. Оставь часть себя здесь, после распыления ты восстановишься, а эта часть позволит восстановить память.
- Только если у тебя получится. – он щелкнул легонько меня по носу, - И помни о страхе.
Страх. Нельзя позволять ему бороться с тем, что должно случиться. Я вовремя поймала себя на этом, потому как мышцы плотно сжимаясь, уже были готовы оказать сопротивление пуле. Первая вошла, пробив кость и застряв в ней, вторая мягко прошила правый желудочек сердца. Боль рождает страх, а страх мне сейчас злейший враг. Тело умерло через восемнадцать минут после выстрелов, это зафиксировали врачи. Я позволила телу умереть, и это было очень сложно, в первую очередь потому, что я вполне могла бы и не умирать при таком ранении. Нужно было просто принять пули как воду или солнечный свет. Это не трудно, главное исключить страх и неуверенность. Мозг несколько раз пытался отключиться вслед за сердцем, но нельзя было позволить этого. Пришлось впитывать воздух кожей, чтобы поддерживать его.
Я думала, что боли больше не будет, но я ошибалась. Огонь обжигал. Мне приходилось держать все свои клетки под контролем, и поэтому я чувствовала, как огонь уничтожает их. Воздуха здесь тоже было мало, поэтому мне с трудом удавалось справиться с паникой.
Я ждала темноты под крышкой гроба, но нет, и тут я ошиблась. Мне не нужны были глаза, чтобы ощущать пространство, а свет нужен нашим несовершенным глазам. После того, как плотный слой земли лег на поверхность крышки гроба, я начала искать источники воздуха. Приходилось тянуть его через доски из земли и находящихся в ней живых существ. Оттуда же удалось изымать необходимые микроэлементы. Так проходили дни. На седьмой день я начала работу над регенерацией тела. Я растворила пули, и даже вывела часть свинца через кожу. Затем я начала работу над обгоревшей кожей. Понемногу, чтобы камеры не видели изменений. Это не к чему.
Прошло десять дней. У меня было несколько вариантов, я могла стать паром и подниматься постепенно вверх, либо идти вниз, постепенно переходя в дерево, почву и пр.
Я решила попробовать более сложный вариант. Деревянные доски были мертвы, их давным-давно изготовили из сосны и теперь они принимали меня неохотно. Они помнили солнце, нагревающее сырую землю, дающую жизнь. Они помнили боль, которую испытывает росток, в то время, пока пробивается сквозь шершавый ковер сухих листьев и травы. Помнили дождь в засушливый год и весеннее теплое солнце, после долгой зимы. Воспоминания эти были отрывистыми короткими, но совершенно необычными. Другое дело, когда я просочилась в почву. Когда я стала почвой. Меня пронзали тысячи маленьких и не очень маленьких существ и организмов. И это было сущим пустяком по сравнению с той массой информации, которая проникала в меня, была мной. Казалось тысячи существ или людей, даже не знаю, как выразиться правильно, ласково встретили меня. Мне было просто хорошо, сейчас мне было доступно все. Ни какой интернет не может сравниться с той базой информации, которая храниться у людей под ногами. И эта информация всеобъемлющая. Вот здесь мне уже ничего не нужно. Здесь мое место. Как же люди не понимают этого единства с тем, что окружает нас? Совсем не нужно читать массу книг и учебников. Просто нужно прикоснуться к земле и принять то, что она знает. Но мы не умеем этого, не понимаем. А древние понимали. Теперь понятно, почему мы закапываем своих мертвецов. Видимо раньше люди могли себя контролировать и присоединяться к этому блаженству. Они отдавали свое сознание миру. И по сей день отдают. А я всегда была сторонницей кремации. Но в моем блаженстве проявились неприятные моменты. Я ощущала боль. Снова боль. Как будто без боли нет существования. По мне прокатывался страх, далекий страх неизбежной гибели. Где-то очень далеко как по коже каленым железом в землю ворвался снаряд. Воронка раскрылась язвой, и земля застонала вместе со мной. Нет, не только та земля, которую опорочили войной. Вся, абсолютно вся земная поверхность застонала и заплакала. Как под трупами убитых снарядом людей, так и под ногами тех, кто мирно взирает на эту войну, затеянную ими, не важно, с какими целями. И я знала, что в любой момент земля готова начать свою ответную войну. И эта мудрость рассудит, кто прав, а кто виноват на самом деле.
Внизу текла река, один из ее ручейков впадал в большое озеро. Туда мне и путь. Как бы мне хотелось остаться землей и однажды выступить в защиту правды. Ведь мы люди даже не представляем, насколько она сильна и разумная - земля под нашими ногами. Нам проще считать себя королями, принижая стоимость всего вокруг. Так нам проще быть уверенными и побеждать страхи.
Я долго спускалась к реке. Земля не хотела отпускать меня, но я знала, что от моего решения сейчас зависит жизнь Гамлета. Сейчас жизнь человека казалась настолько несущественной, как его, так и моя. Странно и смешно. Но я продолжу дорогу вперед.
Вода. Сейчас в рассказе должен бы последовать глубокий вдох и пауза. Вода она как наша жизнь в целом. Это движение или замирание. Вода это добродетель мира. Это его суть. Если бы я могла улыбаться, я сейчас улыбалась бы во весь рот. Не один ТЖ не сможет заменить то, что дала мне земля, и то что дополнила вода. Теперь вовсе не было смысла идти назад к людям. Что мне делать среди людей? Я текла вместе с водой, я была ею и видела страны и города. Видела людей и время. Я проникала в самые тайные уголки мира.
И самое главное…кем он был неизвестно, но он пролил из себя свет и был свет, затем он приказал быть тьме, и сам стал ею, как и светом. И создал он твердь земную, отняв у себя часть, и превратил он часть себя в воду. И стал он миром для жизни и вокруг жизни. И позволил зародиться жизни из своих частиц. И помогал этой жизни развиваться и сейчас он помогает людям там, но люди не всегда слышат его. Он помогал росточку сосны проклюнуться из семечка, он помогал и руководил каждым появлением на свет маленького человека. Он сам есть в каждом большом и маленьком человеке, дереве или птице. Он везде и всегда. И сейчас он нес меня вперед, он был во мне и был рядом.
«Зачем мне возвращаться? Мне так хорошо здесь! Позволь мне остаться водой, течь вперед, испаряться и падать на землю мокрыми каплями»
« Ты вправе сама решать. Это главное право, которое вымолили у меня люди за тысячи лет. Я лишь дал тебе жизнь, и помогал, когда ты просила об этом. Даже когда я был не согласен с твоим решением. Как здесь, так и там ты лишь часть движения. Но сюда ты вернешься в любом случае, а вернуться к человеческой жизни у тебя только один шанс. Подумай, может что-то там еще можно изменить, будучи в человеческом теле?»
Так мог говорить только ОН. Великая благодать.
Ручеек извивался среди камней, и я начинала понимать, что излишне расслабилась. Я утеряла часть себя в реке. Озеро близко и мне нужно что-то решать, как-то собирать себя. Что ж. Прочь панику. Похоже, придется делать себя заново. Пресная вода озера была покрыта колким льдом. Интересно, сколько же времени прошло. Лед для меня не помеха, нужно только собраться. Собраться в буквальном смысле. Растворяться всегда было проще, сейчас мне приходилось заставлять себя работать над собой без отдыха. Скажу честно, устала безумно. Но вот мое холодное тело с короткими ногами, широкими ребрами, со шрамом от аппендицита, серыми глазами и русыми волосами ниже лопаток было готово к использованию. Велик соблазн был сделать из себя красотку, но я нужна там такой, какая есть. Тело было тяжелым и меня тянуло ко дну, нужно было срочно запускать сердце. И оно заработало. Легкие заныли в отсутствии воздух, а и голова закружилась, я всеми силами начала барахтаться, чтобы всплыть. Еще только не хватало захлебнуться в шаге от воскрешения. Мне удалось. Боль. Ну, кто бы сомневался? Она меня никогда не отпустит. До берега метров двадцать. Воздух ударялся в легкие и отзывался колкими шипами в мозгу. В голове бил колокол. Температура воды меня не пугала. Я сама нагревалась постепенно и могла не бояться простуды. Я выбралась ранним утром, поэтому никто не видел меня. Снега почти не было. Но пологий берег прихватило морозцем. Скорее всего, конец марта или начало апреля. Если я управилась за три месяца, я умница. А если прошло больше года? Мне нужна была одежда. В этом тоже помогло озеро. Джинсы, короткие сапожки, кофта и куртка по сезону. Теперь я не шокирую людей своей наготой. Вот почему я в прошлой жизни не могла переделывать воду в одежду? Цены бы мне не было. Теперь мне нужно было добраться до телефона и все.
- Суд постановил: сотрудника Службы Генетического Контроля оправдать, в связи с доказанной возможностью его воскрешения.
…сегодня я умру. Да, опять. Меня и Гамлета распылят на атомы, за то, что …а какая разница за что.
…они ведь не знают, что у Сломиной хранятся образцы нашей крови, а уж она больше всех ждет нашего возвращения.
Не прощаюсь. И не забывайте, что только страх и неуверенность отделяют вас от совершенства… Ваше Ненастье:*
4.01.2015-10.01.2015