Почему не самолет, а этот медленный поезд? Уже сидела бы у камина, пила глинтвейн. И плакала. В родных стенах можно. Все понимают, обволакивают теплом и знают, что она не Снежная королева. Просто женщина, которую бросили. Давно! Двадцать лет назад. И она жила, леденея! Холодная с мужчинами, сдержанная с коллегами и друзьями. И только дома наступала весна с капелью, мохнатыми подснежниками, потому что дома думала об Игоре. И верила, что однажды приедет, прилетит. Будут нетерпеливыми губы, руки. И на нежном, белоснежном белье она растает, сольется с этой магической белизной: «Истосковалась. Твоя!» Верила, хотя ни строчки от него, ни звонка. Ушел, как умер.
Какой медленный поезд. Ползет сквозь метель, монотонно стучат колеса, а в купе она и мужчина. Уставился на нее. Неприятно и некомфортно.
– Женщина, хотите кофе? Горячий, из термоса.
– Спасибо, но кофе я не люблю.
Что – то знакомое. Не вспомнить, да и не надо. Мало ли в жизни встреч!
– Глаза у вас опухшие. Наверное, плакали. И молчите всю дорогу. Давайте знакомиться. За разговорами время пройдет быстре.
– Пусть идет, как идет.
– Какая же вы... А если обедать в ресторан? Пьете одну минералку. Так нельзя.
– Какое вам до меня дело? Сижу, не мешаю.
– Ваша тоска мешает. Чувствую себя виноватым. Правда! Идемте обедать.
– Если такой заботливый, принесите шоколад и сок. И не вяжитесь. Молчу, значит так надо.
Опухшие глаза... Конечно, опухшие. От странной этой истории. Любила, верила и письмо пришло, короткое, безликое, но от него. От него же! Ах, какая веселая капель застучала в душе! Обидел, но простила давно. «Живу в Германии. Неделю буду в Москве. Хотел бы тебя увидеть», - вот такое было письмо. Плакала и смеялась. И счастливо смотрелась в зеркало. Крупный яркий рот. Густой синий взгляд. Нежная кожа. Продолговатый овал. Он говорил, что такое лицо редкость. И гордился. И втихаря уводил ее в комнату, где студентки сушили белье. Расстегивал пуговицы на блузке. Падали на пол трусики. Дверь иногда забывали закрыть. Кто там ахал и взвизгивал, включая свет? Да, хоть кто! «Королева моя», - шептал он. И она понимала: королева, все дающая, все позволяющая. Потом он, лохматый, потный, азартный, одевал ее и смеялся:
– Не хочу целовать тебя среди лифчиков. Хочу свадьбу. Где загс? Где вальс Мендельсона?
Был загс. Был вальс. Он любил, как любят впервые, и женское тело, и женскую душу. Любил! А вот матери его она не понравилась. В студенческой общаге было лучше, свободней. Все свои. Картошка, макароны, какая разница? Одна тарелка на двоих, одна чашка. Целая жизнь впереди, все еще будет. Свекровь учила, как правильно мыть посуду, чистить серебро, готовить борщи и солянки. Правильно учила. Но с иронией, пренебрежением. Игорь утешал: «Характер такой. Смирись. Она хорошая». Вытерпела бы, но в этом красивом доме ушла его любовь. Не по капельке, лавиной. Рвануло, засыпало. Почему, за что? Извечное, необъяснимое...
- Так не было любви – то, - сказала свекровь, - а страсть сегодня есть, завтра нет!
Нечем было дышать. И лед, лед... Не мог уйти к другой, а ушел. Жить не хотела. Подруги выходили. Верные Зоя и Катя. Нянчились, как с ребенком. Щедро дарили тепло. И она сказала однажды: «Никогда не забуду того, что вы для меня сделали. Никогда!» Только все реже в последние годы звала в гости, все чаще отказывалась от их приглашений. Забывала надолго. Бизнес, дом, острова... И узнавала случайно, что у Кати тяжело болел сын, а Зое нечем платить ипотеку. Ругала себя. Денег не жалела, чтобы помочь, но понимала, уходит душевная близость. А кто у нее есть? Никого! И с кем теперь посоветоваться? Кому рассказать, что пришло вот такое письмо и она поехала. Адреса не было. Она и решила, что волновался, забыл. Заказала по интернету номер в отеле, отправила сообщение. Не пришел. И не больно уже. Не больно! Неделю ждала. Душу крутило, сердце прихватывало... Перегорело, обуглилось! Слезы, правда, идут и идут, но не горькие, просто вода. Домой бы сейчас. В теплые стены. И вдруг внезапное: «А если не было никакого Игоря? Просто чей – то жестокий розыгрыш. Чей? Подруги солидные дамы, с мужьями, с детьми. Нет, не могли. Не розыгрыш. Игорь! Написал, потом передумал. Опрокинул же однажды лавину льда... На нее, свою королеву. Сволочь! Кстати, есть все – таки хочется, а попутчик, как в воду канул».
Он сидел в вагоне – ресторане и потерянно улыбался. Это же Светка Свиридова. Признаться или промолчать, что знакомы давным давно. Может, забыла, как однажды обидел. В восьмом классе... Нес ее потертый портфельчик, шел рядом и неожиданно бросил в снег. Посмотрела удивленно. Синие глаза, пушистые ресницы. Каштановые хвостики, красные заколки. Без шапки и варежек. Лучшая из девчонок. Кокетка, насмешница, которую он обожал, но стеснялся. Как он стеснялся!
– Лиса. Рыжая. Лиса!
Кричал, истерично смеялся, а она достала портфель, подула на покрасневшие руки, вытряхнула снег из коротких сапожек и пошла к дому... В новогодних спектаклях Светка играла лису. И всем нравилось. Но если кто – то шутя называл лисой, безжалостно царапала узкими ногтями.
Он все кричал и отчаянно хотелось, чтобы она обернулась, запустила в него этим стареньким портфелем или обругала, а он бы сказал: «Шутка такая дурацкая. Прости». Ночью, уткнувшись в подушку, всхлипывал. Что это было?
После восьмого он и не видел ее. Куда – то они с матерью уехали. Вспоминал иногда и сердце щемило, замирало... Сказать – не сказать? Красивая, но что – то случилось. Не расспрашивать, в душу не лезть, а вот накормить надо.
– Я вам мясо принес. И шоколад.
– А хлеба не догадались?
Знакомая родинка возле мизинца. Кто?
Он достал из сумки хлеб, яблоки. Мелькнул маленький томик Саши Черного. Да это же Витек Васнецов! Цитировал поэта к месту и не к месту. Узнала. И что теперь? Сделать вид, что незнакомы? Портфель когда – то носил. Влюблен, наверное, был. Все далеко. Никого не надо. Домой бы скорей.
– Света, - спросил он вдруг, - ты ведь обиделась на меня в восьмом классе? И промолчала. Почему?
Узнал, но она не признается. И о чем это он?
– Ошиблись. Первый раз вас вижу.
В глазах сожаление, а улыбка такая теплая. Интересный мужчина Витек Васнецов. Может, поговорить, одноклассников вспомнить? Посмеяться чему – то. Согреться! В душе уже не лед, половодье. Не Снежная королева. Растерянная женщина, которую подхватила холодная вода. Куда – нибудь вынесет. Куда? Душе труднее, чем телу.
– Девочку обидел однажды, на вас похожую, а прощения не попросил. Время идет, забыть пора. Не получается.
Девочку он обидел. Домогался, наверное. Только таких откровений ей и не хватает! Спать, спать...
– Не хмурьтесь. Ничего страшного я не сделал. Просто портфель бросил в сугроб и назвал лисой. У подростков бывает. Она меня даже не обругала. Ушла! Стыдно было.
Господи, да она об этом забыла. Мальчик портфель в сугроб бросил – какой пустяк, а Васнецов, дурачок, помнит.
– Как вас зовут? Виктор... Красивое имя. Знаете, а хорошо, что помните. Это иммунитет от подлости, предательства. И не переживайте. Она все забыла.
Какие все – таки внимательные, добрые глаза. Зачем она обманывает? Взять его ладонь и сказать: «Витек, это я, Светка Свиридова. И мне очень хочется плакать». Пожалеет. Конечно, пожалеет. Только не привыкла к жалости. И совсем отвыкла от мужских рук. Впрочем, при чем тут руки?
Еще несколько часов в поезде. Он попробует читать. Она прошепчет во сне что – то невнятное. Захочется погладить волосы, смуглую шею. Не посмеет. Напишет на листке из блокнота: «Прости меня, Светочка. Я знаю, это ты. Телефоны в визитке. Почти не надеюсь, но вдруг...»
Он соберется и выйдет, не прощаясь. Ветер и снег будут хлестать в лицо. Обернется. Не увидит за стеклом вагона ее глаза и расстроится. И подумает как тогда: «Что это было?»
Через полчаса и она будет дома. Затопит камин, заварит чай с мятой. В который раз прочитает короткую записку. Видела, как он уходил. Смотрела в окно. Снег летел густыми хлопьями. Мог и не заметить, хотя оглянулся. Как наивно все, чисто, чуть, чуть романтично. Что это было? И захочется забыть, как металась по номеру отеля, не могла спать, как таял лед, превращаясь в слезы. Вынула из рамки свадебную фотографию. Бросила в огонь. Вздрогнула от телефонного звонка.
– И где ты? Разыскиваю по всей Москве. Улетаю ведь завтра.
Приятный, серьезный голос. Похоже, Игорь. Не плакать, не плакать...
– Но ты не оставил адрес. Отправила сообщение. Ждала.
– Давай в аэропорт. Я встречу. Ночь и полдня наши. Слышишь?
– Вспомнил обо мне через двадцать лет. Зачем?
Как долго он молчит. И что делать? Уедет и снова боль.
– Откуда у тебя мой номер телефона, адрес электронной почты?
Молчит. Мистика какая – то.
– Игорь?
– А ты сомневаешься?
– Лучше скажи, кому ты звонишь?
– Тебе, Света. Тебе, Снежная королева.
Что – то не так. Это не может быть Игорь. Совсем другие интонации. И «снежной» она для него не была. Это не может быть он. Значит все – таки розыгрыш. Кто посмел? Кто играет на ее любовной истории?
– Хорошо, я приеду. Встречай. Позвоню из аэропорта.
Номер не определился. Никуда она не поедет, конечно. Завтра, послезавтра во всем разберется и покажет этому наглецу Снежную королеву и Светку Свиридову! И не плакать больше, не плакать... Подругам позвонила, пригласила на глинтвейн. Все – таки без подруг нельзя, святое! Забывала, в себя уходила. Нельзя.
– У, какая опухшая, - ахнула Катя, - рассказывай.
Сидели обнявшись и гадали, а что это было? Розыгрыш, совпадение, ошибка?
– Хорошо, что это был не он, - сказала вдруг Света, - пережила, переболела. Свободна! И есть, кому позвонить. Случайная встреча. Потом расскажу.
Уже одевались, когда в дверь позвонили.
– Зеленый человечек с сюрпризом, - засмеялась Зоя, - полночь, самое то для сюрпризов. Я открываю.
У порога стоял Игорь.
Продолжение...