Синичка

Документ в формате .pdf можно скачать по ссылке https://vk.com/doc16256045_365487154

Боченин Олег Александрович

С И Н И Ч К А

Повесть

Москва, 2011-2015 гг.

ПРОЛОГ.

Около десяти часов вечера по широкому коридору новой районной больницы быстрым шагом шли дежурный врач Миленькая и хирург Лакин. Лакин был в белых валенках с галошами. Он на ходу надевал медицинский халат, докторша держала в руках шапочку для него, какую носят врачи-мужчины и кожаные больничные тапочки. Лакин только что вернулся с охоты и даже не успел согреться и выпить чашку чая, как его потребовали на работу.

Под ногами врачей поскрипывал новенький паркет. Пахло свежевыкрашенными стенами. Больничный запах еще не вытеснил запах стройки. Миленькая нервничала.

- Извините, что я вас вызвала из отпуска, Всеволод Владимирович, но такой случай, а у Егора Павловича тоже сложная операция. Еще часа на два… А старик Смирнов еле стоит на ногах от усталости после своего дежурства. Трудное у него дежурство выдалось… Три операции подряд… Савельева снова резали…- тараторила докторша, дыша через раз.
- Не надо извиняться, - ответил Лакин. - Вы правильно поступили.

Миленькая подала ему шапочку.

- У нее большая потеря крови… Очень серьезные повреждения… Очень серьезные… Наверное, ноги спасти не удастся… Чуть бы раньше ее доставили… - вводила она хирурга в курс дела.

Лакин остановился у кушетки, снял с головы шапку из шкуры песца, напялил шапочку и стал переобуваться:

- Когда это случилось?

Дежурный врач взяла у коллеги шапку, поправила завернувшийся воротник халата Лакина:
- Ее три часа везли с места аварии… Такое несчастье…

Всеволод Владимирович слушал Миленькую в пол-уха. Как шутят между собой хирурги – вскрытие покажет что именно у больного болит. Или болело. Диагноз не всегда соответствует истинной причине болезни. Режешь аппендицит, а у больного оказывается воспаление легких… Или наоборот.

Врачи подошли к реанимационному отделению. На стуле, перед застекленным матовым стеклом дверью, сидела Верочка, сестра пострадавшей. Они с Лакиным были знакомы, но  не узнали друг друга. У Верочки лицо было в ссадинах, а рука перевязана толстым слоем бинтов, через которые проступала кровь. Она была в унтах, брюках и толстом вязаном свитере, какой носят преимущественно северяне.

Верочка, заметив врачей, очнулась от своих переживаний и подскочила:
- Сделайте что-нибудь, доктор!
- Все сделаем, что возможно… - попытался успокоить женщину Лакин.

Он окинул ее оценивающим взглядом и нахмурился:
– Чего вас понесло на ночь глядя, да еще по такой погоде? Что-то случилось?
- Конечно, мы бы не поехали в такую даль, но Леночке нужно было на станцию… Туда очень важный прибор доставили из Куйбышева.  Она так долго ждала эту штуковину… - со слезами на глазах рассказывала Верочка.

Лакин осторожно взял в свои могучие ладони ее здоровую руку:
- Все сделаем… Что возможно…

В четырехместной реанимационной палате пострадавшая Синицына была одна.

- А где Савельев – удивился Лакин. – А остальные прооперированные где?
- Так это… - замялась Миленькая. – Нет Савельева… Остальные есть… Они в общих палатах. С ними все хорошо… Тьфу-тьфу-тьфу!

Доставленную с места аварии женщину уже подготовили к операции. Из-под простыни выглядывала ее забинтованная голова. Лица пострадавшей не было видно под повязкой и Лакин также не узнал Лену. Бедняжка дышала тяжело и прерывисто.
Возле больной суетилась медсестра, меняя бутылочку с раствором для капельницы.

- Как она?  - поинтересовался хирург у медсестры.
- Плохо…

Лакин присел на стул рядом с Синицыной и взял ее за руку, чтобы прощупать пульс. Он заметил в зажатой руке женщины какую-то безделушку, - то ли сувенир, то ли талисман. Лакин вопросительно посмотрел на медсестру. Та пожала плечами:
- Не отдает…

Хирург попытался отнять ненужную в данной ситуации безделушку, но женщина крепко сжала деревянную вещицу, не желая расставаться с нею.

- Если вы меня слышите, разожмите руку, - попросил Лакин.

Синицына разжала руку. Безделушка упала на пол. Лакин поднял ее. Это была деревянная фигурка птицы. Лакин вздрогнул:
- Синичка?!
- Решайте скорее, – попросила медсестра. – Ей ввели очень много обезболивающего… Может шок случиться…

Лакин закрыл глаза и прижал птичку к щеке. Его лицо стало бледным, как мел.

- Синичка… - прошептал он. – Вот и свиделись… Отлеталась, птичка моя…

ГЛАВА 1.

В поселке Рудник все жилые дома были одноэтажными и двухквартирными, то есть дом на два хозяина. Сюда, в этот дальний таежный район, тяжело было доставлять строительные материалы с Большой земли и строители экономили на всем. Получалось, что на пяти таких домах можно было сэкономить кирпич для шестого.

Леса-то полно вокруг, но здания возводили только из кирпича. Это не от хорошей жизни, конечно. Деревянный дом, во-первых, возводить дольше, хоть он и удобнее, во-вторых, он горит. В тайге часто случаются пожары и, при сильном ветре, огонь из тайги может перекинуться на жилые дома. А пожар на руднике, расположенном вдали от обжитых районов – это больше, чем катастрофа. Что в таком случае делать людям, лишившимся в одночасье всего? Кто им поможет, кто спасет? Медведь?

Это пока еще до них доберутся спасатели. А если и погода будет нелетной, что чаще всего и бывает? Такой пожар для уцелевших в нем – это мучительная пытка холодом и голодом в течение нескольких суток!

В поселке было всего два двухэтажных здания: средняя школа и Дом культуры горняков. Даже здание Управления было одноэтажным. Зато все улицы в Руднике были покрыты асфальтом и бетоном, как в большом городе.

Сам рудник, где добывали редкоземельные металлы, располагался на сопке Рудной, у подножья которой протекала речка Ржавка. Поселок же возвели напротив рудника на увале. Через реку был проложен мост, соединяющий место работы с местом жительства горняков.

В жилом районе была всего одна улица, Горняцкая, бегущая под гору вдоль Ржавки. От улицы вверх к западному отрогу увала перпендикулярами отходили переулки, которые обозначались номерами: Первый переулок, Второй и так далее до Двенадцатого.

У самой реки строений не было. Тут жители разбили парк. Ржавка в половодье поднималась на четыре метра, доходя до общественных зданий, построенных по всей Горняцкой, и строить что-либо возле своенравной речки не было смысла. В парке были устроены спортивные площадки, где все четыре сезона кипели нешуточные страсти.

На главной улице располагались магазины, дом быта, баня, поликлиника, ларек приема стеклотары, столовая, пивная, кафе, стадион «Горняк» на две тысячи мест с футбольным полем и беговой дорожкой, просторные дома больших начальников с рудника, детский сад.

Школа стояла в самом начале Горняцкой почти у вершины увала, именуемого в топографических картах сопкой Грибной, на которой давно уже грибов не было вовсе. Нет, вру. Мухоморы были, разумеется и сыроежки. Но сыроежки местные жители за грибы не признавали.

В этом городке и началась наша история. Жил тут один способный мальчик по фамилии Лакин со своими друзьями и врагом детства Серегой Белым.

В квартире Лакиных одна комната принадлежала родителям, другая – Севе и его старшему брату Павлу, которого за год до описываемых событий призвали в армию. Маленькая кухня с плитой, топившейся дровами или углем, служила всем членам семьи и гостиной и залом. Тут всегда было тепло и уютно. В холодных краях всегда уютно там, где тепло.

На кухне, над обеденным столом, висели старинные часы с кукушкой, а под ними отрывной календарь, на котором значилось второе октября 1971 года. Под календарем, в траурной рамке,  висел портрет недавно погибшего коллеги и друга хозяина квартиры.
Отец Севы, Владимир Всеволодович, сидел за столом, пил чай по-купечески из блюдца и читал свежий номер журнала «Техника-Молодежи». Ему было около пятидесяти лет. Он работал горным мастером на шахте. Это был высокий подтянутый мужчина с волевым лицом и добрым взглядом. Владимир Всеволодович носил пышные, как у командарма Буденного усы. Дома он ходил в  армейских галифе и матросской тельняшке.

Сева вскрывал почтовую посылку от брата. Мальчику было десять лет и учился он в четвертом классе средней школы. Сева был симпатичным белокурым мальчиком с карими глазами, доставшимися ему в наследство от прадеда-турка, попавшего в плен армии генерала Скобелева и осевшего в Российской империи. Прадед не захотел возвращаться на родину. Он устроился у одного барина, влюбился в белокурую курскую крестьянку и охмурил ее.

Для своего возраста Сева был невысок ростом и не добирал до нормального веса пару килограммов. Но выглядел он этаким крепеньким дубком, растущим на горном склоне.

Лакин-младший достал из вскрытой им посылки набор инструментов для резьбы по дереву.

- Ух, ты! Ура! Молодец Пашка! – обрадовался мальчик. - Это самый лучший подарок для меня на день рожденья!
- Как и просил. Только ты самостоятельно инструмент не затачивай – испортишь. Я Семеныча попрошу. Он - спец в этом деле, - предупредил отец, не отрываясь от чтения.
- А когда? – воскликнул Сева, которому не терпелось заняться резьбой по дереву.
- Вот, из рейса вернется…  - Владимир Всеволодович отлил в блюдечко из стакана в подстаканнике немного чаю.  - Да, успеешь еще! Куда коней гонишь?! У тебя еще заготовки не высохли.
- Так все медленно… - вздохнул сын.

В школе шло социалистическое соревнование между классами, одним из условий которого было участие детей в различных кружках. Сева занимался спортом, но с искусством у него были проблемы. У мальчика не было музыкального слуха, он совершенно не мог рисовать. Сева неплохо декламировал стихи, но выходя на сцену, смущался до такой степени, что напрочь забывал весь текст. Их председатель совета отряда, - Нинка Щукина, по прозвищу Щука, - упрекнула Севу в том, что он портит им все показатели, не посещая творческих кружков, и мальчик решил попробовать себя в резьбе по дереву. На зимних каникулах намечалась общешкольная выставка художественного творчества и ее итог шел в зачет соцсоревнования.

Мама, Дарья Федоровна,  подсказала ему это занятие. Севин дед был большим мастером деревянной резьбы. Вся деревня, где он жил, была украшена его флигелями в виде фигурок обычных и сказочных животных.

- Должен был дедов талант кому-то передаться, - уверяла мама. – Не зря же тебя в честь деда назвали.

Владимир Всеволодович отправил сыну Павлу письмо и деньги. Пашка в первое же свое увольнение исполнил просьбу младшего брата. Он служил в большом городе.
- Дерево любит терпеливых. Это тебе не зубилом, да молоточком по камню долбить. Тут, одно неловкое движение и все… - поучал Владимир Всеволодович Севу.
- С камнем тоже нужно уметь обращаться, - огрызнулся сын.

Отец намекал на «глупую забаву» местных пацанов, пытавшихся придать скалистому выступу сопки Рудной, выходящему к Ржавке, вид усатого богатыря. Вот уже лет пять мальчишки долбили твердый камень под руководством Никиты Солодки из восьмого класса. Никита был большим фантазером и заводилой. Пока что юным скульпторам удалось обозначить только общий контур будущего монументального сооружения и одно богатырское ухо.

- Наверное, но дерево сложнее. Ты уроки сделал?
- Еще в школе… - Сева сложил набор обратно в посылку. - А ты мне книжку взял в вашей библиотеке?
- Еще нет. Самсонов читает. Обещал через два дня вернуть.

В клубной библиотеке на чтение любой хорошей книги была очередь. В те времена читали все и все. Телевидение еще не заменило собой книги, журналы и газеты. Вдали от Большой земли люди острее ощущали потребность в информации. Хорошие книги зачитывали до дыр и раз в год в школе, на уроках по труду, потрепанные книжки заново переплетали.

- И чем мне заниматься? – проворчал мальчик.
- Матери помоги, - распорядился отец.

Сева нехотя поднялся со стула, но от домашних дел его освободил приход одноклассника, соседа и давнего товарища. Раздался звонок колокольчика у калитки.

- Гошка твой, небось, - пробурчал отец. - Иди, уж…

Гоша Раков был на голову выше Севы и намного шире его в плечах. Он был самым сильным мальчиком в классе и самым добродушным. У Гоши был большой рот, который несколько портил его лицо, но никто за этот недостаток мальчика не дразнил и не из-за боязни, а из-за уважения. Гоша умел все, если хотел. Только в младших классах он хотел читать книжки и больше ничего.

Когда их всех приняли в пионеры и образовался пионерский отряд, их учительница записала Ракова в секцию баскетбола и танцевальный кружок. Еще он учился в музыкальной школе по классу фортепиано. Туда его бабушка определила. Гоша незаметно для себя увлекся. И в баскетболе, и в танцах, и в музыке мальчик демонстрировал блестящие успехи. Как такого не уважать, хоть у него и рот Щелкунчика?

Гоша был внуком директора шахты, но вел себя очень скромно, что тоже вызывало к нему уважение.

Гоша от предложенного ему чая с ватрушками отказался и Сева сразу показал другу свой подарок.

- Тут полный набор! – похвастался мальчик. – Все что нужно!
- Да-а! Везет тебе! – позавидовал друг. - Я тоже хочу деревом заниматься.

Отец Севы оторвался от чтения.

- Ты, сперва, научись управляться с ножовкой, да рубанком, - сказал он Гоше. – Калитка у вас совсем расхлябанная!
- Подумаешь, калитка! Да, я уже могу топором, что хочешь вырезать, - хвастанул Гоша.

Владимир Всеволодович скривился:
- Болтун! Сева, подай полено!

Сын взял полено у плиты и подал отцу. Тот осмотрел деревяшку.

- В самый раз, - отец протянул полено Гоше. - Вот тебе береза. Вырежи из нее черпак. Топором, конечно.
- Для черпака топора мало… - смутился мальчик. - Тут стамеска особая нужна.
- Но ты же сказал «что хочешь»?! Я захотел черпак. Режь! – Владимир Всеволодович хитро улыбнулся.
- Ну, не совсем, что хочешь… Это я образно выразился, - Гоша покраснел

Отец Севы строго посмотрел на сына, на Гошу:
- Вы – мужчины и слов на ветер бросать не должны. Словом нужно дорожить. Чему тебя батька учит?
- Когда ему учить?! – вступился за друга Сева. - Он пьет не просыхая!
- Цыц! Не тебе судить, сопляк! – прикрикнул на сына отец. - Идите, делом займитесь!

Сева схватил посылку и вышел вместе с Гошей из кухни. Отец снова воткнулся в свой журнал.

Мальчишки ушли в комнату мальчиков, как называла ее мама Севы и Павла. Здесь все было просто: две железные кровати, письменный стол, шкаф и множество самодельных полок с книгами. Между шкафом и Севиной кроватью стояла тумбочка с новенькой радиолой.

Сева включил радиолу и поставил новую пластинку с записью музыки из балета «Щелкунчик», которую ему на день рождения подарили родители. Друзья уселись на полу на медвежьей шкуре и стали слушать. Вскоре они погрузились в волшебный мир музыки, уносящей их из пионерских будней в сказочные высоты, где живут благородные сердцем принцы и прекрасные, чистые и хрупкие, как хрусталь, принцессы.

Вскоре в комнату осторожно зашли родители Севы. Они тихо присели на кровать старшего сына. Дарья Федоровна прижалась к мужу и положила голову ему на плечо. Волшебная музыка навеяла на них легкую грусть, - остаток от той боли, которую доставила им утрата родных и друзей. Образы ушедших из жизни людей всплывали в их памяти и кружились под звуки вальса. С этой музыкой их связывали какие-то воспоминания.

Владимир Всеволодович смахнул слезу, поцеловал жену в голову и тихо сказал:
- Только бы не было войны… Что угодно, только не это…
ГЛАВА 2.

Дежурные по классу готовили класс к началу занятий. Нужно было начисто вытереть учебную доску, заготовить мел, указки, смочить тряпочки, которыми стирали с доски написанное мелом, проветрить класс.

Ученики младших классов резвились в рекреациях, длинных коридорах. Старшеклассники, разбившись на группки, оживленно обсуждали что-то.

Щука особо ото всех стояла у окна в окружении одноклассниц. Она была «королевой» класса. В каждом коллективе есть такие девочки или дамочки. Причем, они не обязательно первые красавицы. Большей частью это самовлюбленные особы, желающие,  чтобы весь мир крутился вокруг них и по их правилам.

Катя Лопарева, по прозвищу «Дылда»,  возвышалась над сверстницами на целых две головы.  Она что-то воодушевленно рассказывала, а Нина всем своим видом показывала, что Катя ее утомила.

В классе, в котором учились Сева и Гоша, было несколько симпатичных девочек: Щука, Дылда, еще Ира Лосева («Лось») и Оля Куклева («Кукла»). Самой симпатичной из них была бы Нина, если бы не ее жесткий и безразличный к окружающим холодный взгляд.

Катя, Ира и Оля были светловолосые. Нина – темноволосая. Катя, Ира и Оля были добродушными. Нина – равнодушной. Катя, Ира и Оля были веселыми. Щука – скучной. У нее нечего общего с этими девочками не было, но королева не может существовать  без свиты. Она возвела себя на трон, а подружки это приняли, потому что сами не способны были «править».

Мимо проходили Гоша и Сева. Они несли карты по истории на предстоящий урок. Нина бросила на Севу взгляд, не вызывающий сомнений в ее чувствах к этому мальчику. Сева заметил этот взгляд и ответил полным равнодушием. Щука прикусила губу и отвернулась к окну. Катя продолжала вещать ее затылку:
- А она тогда ему говорит…
- Замолчи! – одернула ее Оля. – Не видишь Нине не до твоих снов!

Щуку никто из мальчиков не воспринимал, как объект для обожания. Только Сережка Белый на нее «глаз положил», но он был двоечником и Нину его повышенное внимание к себе раздражало. А Белый заметил, что у его дамы сердца есть интерес к Севе и Севу просто возненавидел.

Сева и Гоша как раз проходили мимо группы одноклассников-мальчиков играющих в «пирамиду». Белый собирался подкинуть с ногтя большого пальца столбик монет и поймать его тыльной стороной ладони так, чтобы столбик не развалился. Он подкинул и поймал, но Сева картой нечаянно коснулся монет и они покатились по полу. Белый со всей силы толкнул  Севу.

- Ты, урод, не видишь, что ли? Из-за тебя два рубля проиграл, урод!

Сева отлетел к окну, не выпустив карты из рук.

- Белый, руки не распускай, - спокойным голосом предупредил Гоша.
- А ты чего лезешь? Думаешь, директорский внук, так тебе все простится? – завопил Серега.
- Думаю, что ты дурно воспитан, - таким же спокойным голосом ответил Раков.

Белый бросился на Гошу. У Ракова в руках были карты, которые он не решился бросить и Серега этим воспользовался, повалив Гошу на пол. 

Сева бросил таки карты и попытался защитить товарища. За Белого вступились другие мальчишки. Началась куча-мала, но тут раздался звонок и в коридоре появилась Рема Львовна.

- Атас! Львица! – заорал Толян.

Банда Белого вмиг рассыпалась. Вожак погрозил Севе кулаком из-за угла. Сева и Гоша стали поспешно подбирать карты. Подошла Рема Львовна:
- Лакин, Раков! Что тут такое опять?!
- Споткнулись, Рема Львовна! – ответил Гоша. – Не переживайте, карты не порвались…
- Ну, ничего нельзя вам доверить! Быстро в класс!

Методические пособия в ту пору были большой редкостью. Их берегли, как зеницу ока. Впрочем, берегли все: и пособия, и учебники, и парты, и школьную мебель. Даже школьную форму ученицы передавали «по наследству». На партах никому и в голову не приходило что-либо накарябать. Правда, писали и рисовали на них химическим карандашом. Но это мелочи…

Дождавшись, когда Гоша и Сева войдут в класс и развесят карты, Рема Львовна вошла сама. Дети встали. Гоша встречал учительницу у доски. Он сделал несколько шагов навстречу Львице и отдал пионерский салют.

- Товарищ классный руководитель, класс к проведению занятий по истории готов. Отсутствующих нет. Староста 4-«Б» класса Раков Григорий, - отрапортовал ученик.

- Здравствуйте, товарищи! - командирским голосом поздоровалась историчка.

Класс приветствовал учительницу нестройными голосами: «Здравствуйте!»

Рема Львовна поморщилась и махнула рукой:
- Садитесь.

Сева в одиночестве сидел за последней партой у окна. Он сидел один, потому что в классе было нечетное число учеников. Рема Львовна рассадила своих подопечных парами «девочка-мальчик». Девочек на всех мальчиков не хватало и мальчишек из «банды» Белого посадили вместе: Белого с Толяном, а Дидыка с Лехой. Севе вообще никто не достался.

Перед Севой сидела Нина с лопоухим Васькой Альтгером. Васька был безразличен ко всему и в нашей истории ему места нет. Он не выговаривал букву «к», а потому всегда молчал, чтоб над ним не смеялись. Васька как-то выдал, увидев в одной книжке цветок орхидеи:
- !расота-то !а!ая…

Вся школа хохотала год. А чтобы молчать, нужно никуда не встревать. Он и уроки отвечал письменно.

Сева сразу же отвернулся к окну. Вначале урока всегда спрашивали домашнее задание, а он уже имел две пятерки по предмету и ему опрос не грозил. За окном шел первый снег. Снег падал крупными хлопьями, которые таяли, не долетев до земли.

Сева стал сочинять стихи. Он не стремился быть поэтом. Стихи его папа заставлял сочинять, чтобы сын учился связано излагать свои мысли, да и вообще хорошо говорить.

«Первый снег совсем некстати,
Ведь еще в разгаре осень…»

Лакин стал подбирать рифму: «Осень-росень-мосень-босень… Ерунда какая-то. А если так: Первый снег совсем некстати… Некстати-кровати…»

Он не заметил, как в класс вошла директриса  Анна Петровна. У нее было традиционное прозвище директрис -  Крыса. Но поскольку Анну Петровну все безумно любили и уважали, то ученики стали звать ее Крыской. Эта учительница знала и помнила по имени, отчеству и фамилии всех учеников и выпускников школы.

У нее была длиннющая толстая коса, которая свободно извивалась при ходьбе, как змея. И еще Анна Петровна всегда носила туфельки на высоком каблуке даже тогда, когда остальные педагоги ходили в валенках.

Рема Львовна скомандовала: «Класс, встать!», но Сева был погружен в себя и не среагировал на команду. Нина обернулась и стукнула Севу линейкой по голове.

- Крыска! – громким шепотом известила она Лакина.

Сева вскочил, пребывая в прострации.

- Садитесь, пожалуйста! – сказала Анна Петровна классу.

Дети уселись. Сева продолжал стоять и смотреть в окно, подбирая рифму к слову «осень». Анна Петровна стала беседовать с Ремой Львовной вполголоса. Рема указала на парту Севы, увидела, что он стоит:
- Сева, ты чего?
- А? – очнулся Лакин. - А! Можно выйти, Рема Львовна?

Учительница отрицательно покачала головой и продолжила разговор с директрисой. Сева сел и отвернулся к окну.

Он не заметил, как Анна Петровна вышла на минуту и ввела в класс новую ученицу. Это была девочка, о красоте которой можно сказать «глаз не оторвать».

На ней была обычная коричневая форма, обычный белый накладной воротник и обычный черный фартук, обычные коричневые чулки и обычные коричневые ботиночки. Ее густые волнистые русые волосы были заплетены в две косы и уложены бубликом на висках. Два черных банта были завязаны обычным пышным узлом. Но все это обычное смотрелось на ней весьма изысканно. Тот самый случай, когда не одежда красит человека, а человек одежду.

Класс замер. У мальчишек от изумления глаза чуть ли не повыскакивали из орбит, а рты открылись так, что их подбородки касались воротников рубашек. Девочки отреагировали по-разному: от восторга до тихой зависти.

Нина стала рассматривать новенькую с саркастической ухмылкой на губах. У нее были собственные представления о красоте, эталоном которой она видела себя.

- Знакомьтесь с вашей новой одноклассницей. Ее зовут Лена Синицына. Она будет с вами учиться, пока ее папа в командировке, - представила новенькую Анна Петровна.

- Вот это «синичка»! – воскликнул Белый, не в силах сдержать своего восхищения.

Анна Петровна улыбнулась и обратилась к Лене:
- Не возражаешь, чтобы тебя звали Синичкой?
- Нет, конечно, - девочка тоже улыбнулась. - Меня всегда так называют. Я привыкла. Это хорошее прозвище.

Синичка была невысока ростом. Ниже всех в классе. Но ее внешность, теплый взгляд и приветливая улыбка, в сочетании с приятным тембром голоса, напоминающим журчанье ручья, сразу сделали ее выше всех.

Анна Петровна подала знак Реме Львовне, чтобы та занялась новенькой и повернулась к выходу. Дети начали вставать, но директриса махнула им рукой, чтобы они оставались на своих местах. А Сева все смотрел в окно и сочинял стих.

Рема Львовна подвела Синичку к парте Севы.

- Вот твое место… Сева!

Сева повернул голову, вскочил, как ужаленный, увидев девочку, зажмурился, потряс головой и замер.

- Ты, вообще, в курсе, что здесь произошло? – недовольно спросила историчка.

Сева затряс головой. Дети начали смеяться.

- Сева, у нас новая ученица и зовут ее…
- Синичка! – выкрикнул Белый.

Дети снова засмеялись. Сева же стоял, как истукан и часто хлопал ресницами, не отрывая глаз от Лены.

- Так… - Рема Львовна тяжело вздохнула. - Похоже, наш Сева сражен наповал…
В классе раздался оглушающе громкий смех. Нина повернулась и стукнула Лакина линейкой по голове. Синичка удивленно вскинула брови. Щука презрительно скривила губы.

- Щукина, что ты себе позволяешь?! – возмутилась историчка.
- Это первая помощь при помутнении рассудка, - ответила Нинка.

Класс хохотал, держась руками за живот, как будто у всех одновременно случился приступ аппендицита.

- Ну-ка, тишина! – прикрикнула на учеников Рема Львовна. - Садись, Синицына… Сева, ты-таки тоже можешь уже сесть. А Белый идет к доске.
- А я-таки уже прошлый-таки раз отвечал… таки! – завопил Серега.
- Я помню! Отвечал он! Мычал что-то нечленораздельное, как Герасим из «Му-му», а я желаю-таки услышать полноценный ответ! Вперед, Белый! – скомандовала историчка. – Следующим будет отвечать…

Она стала выискивать взглядом «жертву». Белый нехотя направился к доске. Смех стих. Дети уткнулись взглядами в учебники.

Синичка села и принялась вынимать из портфеля ученические принадлежности. Сева не сводил с нее глаз. Нинка снова обернулась и снова ударила Севу линейкой по голове. Сева не отреагировал.

- У вас так принято – бить друг дружку по голове? – поинтересовалась Лена у соседа по парте.

Сева молчал и гипнотизировал неожиданную соседку. Синичка вздохнула:
-  Мальчик, ты меня смущаешь…

Сева замотал головой – нет, не смущаю.

- Странный ты какой-то… - пожала плечами девочка.

Белый дошел, наконец, до учебной доски и взял в руки деревянную указку:
- Чего отвечать-то?

Рема Львовна села на свое место и раскрыла классный журнал:
- Русская Правда Ярослава Мудрого… Следующий – Дидык…

Она подняла голову и увидела стоящего Лакина.
- Лакин! Ты сядешь, наконец, или так и будешь торчать столбом?! – зарычала Львица.
- Я памятник себе воздвиг нерукотворный… - продекламировала Щука.

Класс, аж, задохнулся от смеха.

- Просто цирк какой-то с клоунами… Сева, ты хотел выйти. Иди, - вспомнила Рема Львовна и обратилась к Белому. - Я тебя слушаю.

Серега указал глазами на Севу. Тот продолжал стоять.
- Лакин, вон из класса! – завыла учительница сиреной.
- Ага… - пробурчал Лакин себе под нос.

Он сел на свое место, продолжая пожирать взглядом Синичку.

- Мальчик, тебя выгоняют из класса, - подсказала Лена.

Нина повернулась и привычно стукнула Севу линейкой. Сева же неожиданно пришел в бешенство. Он вскочил, схватил учебник и со всего размаху долбанул им Щукину по голове. Нинка схватилась за голову и стала нарочито громко рыдать.

- Не фига себе! Он девочку обидел! Пацаны, вы видели?! – завопил Белый.
- Раков, веди урок. Параграф пятый, - Рема Львовна поднялась с места. - Лакин, за мной к директору школы! Ну, ты меня довел!

ГЛАВА 3.

Севе досталось и от Анны Петровны и от «банды» Белого. А вечером еще и отец обнаружит неприятную запись в дневнике. Мальчик обязан был расстроиться, но он, как блаженный, запечатлел на лице то выражение, с которым взирал на чудо неземное.

Ссора ссорой, а есть и общее дело. Мальчишки ремонтировали хоккейную коробку в парке у реки, готовя ее к зимнему сезону. Потом старшеклассники тщательно выровняют площадку, а взрослые зальют ее водой.

Падал  снег, но уже не таял, укрывая еще зеленую траву белоснежным покрывалом.

Белый красил бортик. У него светился фингал под глазом, поставленный Лакиным. Сева держал дощечку, которую к борту прибивал Гоша. У Севы была ссадина на скуле. Это Серега промахнулся, а не то у Лакина был бы синяк на пол-лица. «Банда», как обычно, налетала всем скопом и пыталась повалить Лакина, но тот уже знал их приемчики и вертелся, как юла, раздавая удары налево и направо. К счастью для Севы, из столовой выходили горняки и разогнали драчунов.

Гоша забил гвоздь по шляпку:
- Все. Держи доску…

Раков взял дощечку и протянул его другу, не глядя на него. Никакой реакции.

- Сева, ты что там уснул?

Сева не уснул, а застыл. Мимо коробки шла из магазина Синичка. У нее в руках была банка с молоком. Сева пожирал девочку взглядом. Лена что-то напевала и не обращала ни на кого внимания. Она была в хорошем настроении, после разговора с папой по телефону на почте.

- Опять помутнение рассудка, - констатировал Гоша.
- О! Наш влюбленный осел выпал в осадок! – съязвил Белый.

Мальчишки засмеялись.

- Чего это я влюбленный?! – очнулся Лакин.
- Я бы обратил внимание на слово «осел»… - намекнул Гоша, которому не понравилось, что его друга били толпой, когда сам Раков занимался в танцевальном кружке.
- Чего вы ржете, как ослы?! Чего это я влюбленный?! В кого это я влюбленный?! – глаза Севы превратились в щелочки.
- В Синичку ты влюблен по уши! – усмехнулся Толян.
- Я влюблен? – Сева округлил глаза и уставился на Гошу. - Я влюблен?
- Влюблен, конечно, - подтвердил друг.
- Да, плевать я хотел на вашу Синичку! – закричал Сева.

Мальчишки иронично посмеивались.

- Чего вы лыбетесь? – распсиховался Лакин. - Я вам сейчас покажу…

Дальше произошло нечто совершенно неожиданное. Сева схватил камень и бросил его в сторону Синички. Он повернулся к мальчишкам:
- Ну, что? Видели? Кто влюблен?!
- Пацаны, он опять девочку обидел! Бей его! – завопил Белый.

Мальчишки бросились на Севу. А Гоша побежал к Лене. Девочка сидела на снегу в луже молока, вылившегося из упавшей и разбившейся банки. Она ничего не понимала. По лицу бедняжки сначала тонкой струйкой, а потом ручьем потекла кровь.

- Ты жива? – спросил Раков.
- Еще не знаю… - прошептала Лена.
- Оставьте его! – крикнул Гоша мальчишкам. - У Синички кровь. Белый, гони за великом! Ее в поликлинику нужно срочно!
- Зачем он? Что я ему сделала? – Лена так посмотрела на Гошу, что у того перехватило горло.

Сева поднялся с земли. Он был весь истерзан в драке.

- Ненавижу! Дура! Ворона паршивая! – крикнул он Лене и с рыданием бросился бежать.

На следующий день перед первым уроком весь класс пребывал в напряженном молчании. Дети готовились к уроку, не глядя друг на друга. Новость о поступке Севы разлетелась мгновенно и эта была потрясающая по своей невероятности новость. Неужели этот добряк Сева смог так поступить? А главное, почему? У всех кругом шла голова и дети думали только о том, чтобы поскорее все прояснилось.

Сева сидел за партой, положив голову на руки. Синичка с перебинтованной головой стояла у двери и глядела себе под ноги.

Вошла Анна Петровна. Класс встал. Анна Петровна заметила Синицыну.

- Леночка, ты чего тут стоишь?
- Я не буду сидеть с Лакиным! – ответила девочка, не глядя на Крыску.

Анна Петровна вздохнула:
- Я понимаю…

Она обратилась к классу:
- Дети, кто пересядет к Лакину?

Класс напряженно молчал. Все сочувствовали Лене и осуждали ее обидчика. Сева поднялся с места, схватил портфель и направился к выходу из класса.

- Лакин, возьми себя в руки! – доброжелательно сказала директриса, заступив ему дорогу.

Лакин вернулся на свое место и залез под парту. Анна Петровна подошла к парте, где сидел Гоша:
- Раков, пересядь к своему другу.
- Он мне не друг теперь! – подскочил Раков.
- Прекрати! – Анна Петровна нахмурилась, что с ней бывало редко. - Мне за тебя стыдно! Каждый человек может оступиться, а друг для того и друг, чтобы быть с ним рядом и в радости, и в беде. Иди к Лакину!

Гоша с недовольной миной стал собирать свои вещи. Синичка подошла к парте Гоши и ждала, когда освободится место.

- Извини, пожалуйста, но я, вправду, не могу с ним сесть рядом… Мне очень обидно, - сказала она.

Гоша взял портфель, освободил место и проворчал себе под нос, но так, чтобы его услышали:
- Гоша то, Гоша се… Нашли затычку к каждой дырке…

Сева сидел так же под партой. Он был настолько поражен своим поступком, что просто не понимал, кто он есть на самом деле и как ему теперь жить, а потому ему было все равно, что о нем подумают и стал вести себя демонстративно вызывающе.

Заканчивался урок. Дети сдавали тетради на проверку. Анна Петровна пересчитала тетради:
- Кто не сдал тетрадь?
- Лакин, конечно! Он не писал. Он теперь страдает у нас, - ответила Щука.
- Лакин! Вылезай, наконец! Страдать будешь, когда вырастешь, а сюда ты ходишь учиться, а не предаваться унынию! На первый раз прощаю, но это и последний раз! – сказала директриса.
- А чего это вы ему прощаете?! – завопил Белый. - Мне так никогда не прощаете! А чем он лучше?! Он девочек обижает!
- Белый, что у тебя за мания мазать всех черной краской? – поморщилась Анна Петровна.

Класс стал хохотать над новой шуткой. Гоша толкнул Севу ботинком:
- Ты, хоть бы, извинился перед ней… Я не ожидал от тебя такого. Мне стыдно за тебя.
- А я не просил тебя за меня стыдиться! – резко ответил Лакин.
- Не нарывайся! Не посмотрю, что мы с тобой дружили, так отмутузю!

Этого Сева стерпеть не мог. Он выскочил из-под парты и бросился на Гошу. Новая драчка.

- Раков! Лакин! – прикрикнула на драчунов Анна Петровна. - У меня нет возможности каждому из вас организовать свой персональный класс! Прекратите ссоры! Делайте выводы и выбирайтесь из той грязи, в которой оказались!
- Я не в грязи, - дерзко отозвался Гоша.
- Как ты быстро отступил от друга! – в голосе Анны Петровны чувствовалась сердечная боль. - Испачкаться боишься?

Она с укоризной посмотрела на учеников:
- Какие вы! Все. Урок окончен. И чтобы без драк!

И уже уходя, погрозила пальчиком бывшим друзьям:
- Вышвырну из школы обоих!

Затем ткнула пальцем в Нинку:
- Щукина, проведи пионерское собрание.

Нина поднялась:
- Обязательно, Анна Петровна. За мной не заржавеет.

ГЛАВА 4.

Уроки окончены. Сумбурно началось и безрезультатно закончилось пионерское собрание. Все скопом приняли постановление, осуждающее поступок Лакина, а Сева так и просидел под партой. Щука сказала:
- Будем считать, что ему стыдно и он боится показаться нам на глаза.

На том и разошлись.

Гоша и Сева в этот день были дежурными и убирали в классе. Работали молча. Вошла Рема Львовна.

- Мальчики, вы не находили тут мой шарфик?
- Я его в Учительскую отнес, - отозвался Раков.
- Ох! – обрадовалась историчка. - А я уже собралась расстраиваться.

Она внимательно посмотрела на учеников, потерла пальчиком свой замечательный носик:
- Кстати. Давайте-ка поговорим. Садитесь.

Гоша и Сева уселись за разные парты. Рема Львовна присела рядом с Лакиным:
- Сева, как тебе эти строки:
«Я помню чудное мгновенье –
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты».
- Пушкин. Чего тут говорить! – буркнул Сева.
- Да. И писал эти строки не мальчик, но муж. Вы вникните в эти слова: «гений чистой красоты». Так мог сказать только глубоко потрясенный женской красотой мужчина. И представь, что Пушкин в ту, перед которой преклонялся, бросил бы камнем!
- Я сам не понимаю, что со мной случилось… - Сева уронил голову. - Какой-то псих напал…
- Сева, ты у нас мальчик эмоциональный и не справился со своими эмоциями. Ты еще в таком возрасте, когда удовольствие может резко перерасти в боль, любовь - в ненависть. Это со всеми может произойти, но у тебя это произошло несколько анормально и ты должен закрепить в себе, внутри своей памяти, что так поступать нельзя.
- Закрепил уже…
- Нет, - Рема поднялась и стала ходить между партами туда-сюда. -  Спасение душевное приходит только через покаяние. Наберись мужества и покайся перед Леной в своем поступке. Не извинись, а именно покайся! Тогда ты совершишь духовное возрождение и твоя совесть очистится через боль самоунижения. Я не слишком высокопарно изъясняюсь?
- Вы как наш полоумный Макар изъясняетесь… - сказал Гоша.

Макар – бывший повар из столовой. Он съездил в отпуск к себе на родину и вернулся оттуда обращенным в веру. Его баптисты охмурили. Он пытался проповедовать в Руднике Библию, но его побили слегка и Макар на время успокоился. Потом опять принялся за свое. Обратил в свою веру пару старушек и теперь эта секта портила нервы горожанам своими занудными религиозными призывами вроде «покайтесь».

Севин папа спросил:
- А если покаюсь, что мне за это будет?
- Спасешься, - пообещал Макар, - и получишь надежду на вечную жизнь в Раю.
- А здесь, на земле, мне чего будет? – допытывался Лакин-старший.
- Благодать будет! – обещал повар-проповедник.
- Это что такое и с чем его едят? – издевался над верующим мастер.
- Это такое состояние души!

Владимир Всеволодович достал из кармана пол-литру водки:
- Вот где и благодать, и спасение души, и надежда на вечную жизнь. А ты – брехло! Ты там был, на небесах?

Макар от Лакиных отстал. Потом его уволили, так как он всем мешал работать своими проповедями. Макар из города не уехал, стал дворником, а его религиозная активность возросла настолько, что его уже побили сильно. Подействовало.

- Сева, тебе-то  понятно? – спросила историчка.
- Понятно… Не тупой… - Сева демонстративно отвернулся к окну.
- Ну, хорошо. Мне пора в свое гнездышко, а ты, Гоша, помоги Севе. Мы же с тобой знаем, что он не такой, каким кажется, после своего ужасного поступка. А ты, Сева, на одноклассников не обижайся. Пионерское собрание прошло, конечно, весьма и весьма… А! – она махнула рукой. - Не маленький уже – сам должен все понимать и принимать. До свидания!

Мальчики попрощались с учительницей и она ушла.

- Чего ты не извинился на собрании?! – набросился на Севу Раков, подсаживаясь к нему. - Смелости не хватило?

Сева неожиданно расплакался. Хоть он и привык держать удар, но когда тебя раз за разом бьют в самую душу, то однажды случится нокаут. Гоша сжалился над другом. Он впервые видел Лакина таким убитым.

- Я знаю телефон Синички. Можешь позвонить, если не хочешь при всех просить прощения…
- Нет. Я хочу один на один… - Лакин утер слезы. - При посторонних я не смогу сказать то, что должен. Это будет киношкой…

Гоша подумал, что Сева прав. Когда вы один на один, то нечего прикидываться и оглядываться на посторонних. Такой разговор может идти начистоту, без лукавства и самолюбования.

- Тебе досталось от отца? – поинтересовался он.

Сева покачал головой:
- Папа потребовал, чтобы я извинился, а мама сильно ругалась. Синичку же она «штопала»…
- А я бы тебя отлупил! – не выдержал Гоша.
- Я бы тоже себя отлупил, но меня не бьют. В нашей семье это не принято…
- Везет тебе, - расстроился Раков. - А мой вчера опять нажрался и драчку устроил.
- Сдали бы вы его в милицию! – разозлился Сева за друга.
- Да, что ты?! – язвительно усмехнулся Гоша. - Если, уж, я тебя, хулигана, терплю, то он - мой отец! Его и подавно терпеть нужно. Не чужой же… Мама говорит, что он таким стал после аварии на руднике, когда его смена погибла почти вся.

Сева кивнул:
- Папа тоже после той трагедии огрубел. Все журналы читает. Хочет придумать такую автоматическую систему, которая могла бы  обнаруживать выход рудного газа.
- Хорошо было бы… - Гоша внимательно посмотрел на друга, почесал затылок и решился:
- Ладно, дай пять!

Друзья ударили по рукам.

- Честно говоря, я тоже в нее влюбился… - признался Гоша.
- По-моему, в нее все пацаны из нашего класса влюбились, - горько усмехнулся Лакин.
- Ну, да, - Гоша стукнул Севу по спине. - Только ты уже не в счет.

Сева прикусил губу и отвернулся к окну:
- Лишь бы она обо мне плохо не думала!

В те времена самым популярным видом искусства было кино. Не было ни одного сеанса, когда бы зрительный зал не был заполнен полностью. Хорошие фильмы в Доме культуры горняков крутили с утра до ночи, чтобы горняки из ночной и утренней смен тоже могли посмотреть кино. Детей пускали на просмотр только в воскресенье утром или в семнадцать часов в будни.

Было уже темно. Горели фонари. Из Клуба выходили дети. Они оживленно обсуждали киношку.

Сева стоял за деревом и наблюдал за выходящими. Появились Синичка с Катей-Дылдой. Катя сразу же подружилась с Леной, уйдя из свиты Нины. Она искренне полюбила эту пигалицу, излучающую свет всем своим существом.

- Хороший фильм, правда? – спросила Катя у Лены.
- Я его уже три раза смотрела. У нас в гарнизон привозят фильмы всего один раз в квартал. Вот, их и гоняют по нескольку раз, - ответила Синичка.
- А где этот гарнизон?
- Далеко отсюда, - Лена махнула рукой в сторону Востока. -  На Курилах.
- Счастливая! Ты столько уже повидала всего! – позавидовала Дылда.
- Повидала… - без энтузиазма ответила Синичка.

Катя заметила Севу:
- О! Явился, не запылился! А в кино не пришел. Стыдно, небось.

Синичка придержала Катю за рукав пальто:
- Пошли помедленнее. Пусть все разойдутся.

Девочки замедлили шаг. Когда они проходили мимо дерева, за которым скрывался Сева, он вышел им навстречу.

- Дылда, отойди! – приказал Лакин Кате.

Синичка возмутилась:
- У нее имя есть! И чего это ты тут командуешь?!
- Мне поговорить с тобой надо без посторонних, - голос Лакина был тверд.
- А мне не надо, - Лена попыталась уйти.

Сева заступил ей дорогу:
- Лена, это важный разговор.

Синичка внимательно посмотрела на Севу, потом повернулась к Кате.

- Катя, мы тебя проводим до дома, - предложила она.

Лена строго посмотрела на Севу:
- А потом ты проводишь меня.
- Конечно, - обрадовался мальчик и его лицо просветлилось.

Дылда жила недалеко от Дворца культуры и от нее вскоре отделались, к полному неудовольствию любопытной девочки.

По пути к дому Синички, оставшись с Леной наедине, Сева как-то растерялся. Они шли по улице молча. Сева никак не решался начать разговор.

Наконец, Синичка не выдержала и остановилась:
- И чего я на тебя трачу время?!
- Сейчас. Соберусь с духом… - Сева несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, как перед поединком.
- Только не стоит оправдываться – я не приму никаких оправданий! – предупредила Лена.
- Какие оправдания?! Я настоящий осел… - мальчик потупил взгляд, не в силах смотреть Синичке в глаза. - Не понимаю, что со мной такое случилось… Честно говорю…
- А я понимаю?! – то ли от мороза, то ли от негодования ее щечки окрасились румянцем и она затараторила. – Шла себе, никого не трогала. А тут - бац! А чего ты пялился на меня все уроки?! Чего я тебе сделала плохого? Глазки тебе не строила?!
- Прости меня, пожалуйста. Я не буду к тебе больше подходить, только ты не думай обо мне плохо… Это был не я… - стыд накрыл мальчика от макушки до пят.
- Не ты?! – поразилась такой наглости Лена. - А кто? Пушкин?!
- Это был кто-то враждебный мне…

Да, к такому открытию пришел тогда Сева, покопавшись в своей душе. К счастью, в те времена религия, утверждающая наличие двойственной натуры в нас, существовала на задворках общественного сознания. А к несчастью, даже, не на задворках общественного сознания, а в его глубоком подполье прозябали психология, социология, генетика с кибернетикой и многое другое.

Сейчас бы любой школьный психолог смог объяснить мальчику, что у человека есть только две эмоции – боль и удовольствие. Что не удовольствие, то - боль. И на физическом уровне боль и удовольствие суть одно и то же. Это как «ток есть, тока нет». Когда нет разницы потенциалов, - нет тока, - человек пребывает в нормальном спокойном невозбужденном состоянии. Любое же напряжение, - то есть ток, - нашим сознанием осмысливается и выдается на гора в виде одной из двух ипостасей: боли или удовольствия. Я имею ввиду, разумеется, не физическую боль, а боль душевную, психическую.

Так устроены мы и физиологически и биохимически. Человек не может бесконечно долго пребывать в одном из этих состояний, потому что и одно, и другое – это огромное напряжение для нашей нервной системы. И она сбрасывает перенапряжение самым простым способом, какой только можно выдумать: превращает все в свою противоположность.

Чувства навыкам должны быть приучены. Так поучал нас древний мудрец. Дети не должны расти в тепличных условиях, бояться испытаний, неприятностей. Их психика должна учиться адекватно реагировать на боль и удовольствие. У взрослых людей длительное удовольствие вызывает, например, скуку, а боль – привыкание к ней, смирение. У детей же, как мы видели на примере Севы, все может получиться трагически. Камень же мог угодить Лене в глаз…

Рема Львовна правильно ему объяснила причину такого поведения, но, к сожалению, только она так тонко разбиралась в человеческих душах. Большинство же людей твердо верили в добро и зло, и воздавали друг другу по делам, без какого-либо копания в душах и сердцах. Там же, где зло и добро смешивались в одном человеке, на сцену выступали милосердие или любовь.

Севино откровение озадачило Лену. Некоторое время они шли молча.

- Странный ты какой-то… По твоей речи чувствуется, что ты мальчик начитанный, а ведешь себя, как болван…
- Я готов искупить свою вину, - торжественно объявил Лакин.
- В самом деле? – улыбнулась Синичка. - И как? У меня теперь шрам останется на всю жизнь!
- Ты и с шрамом красивее всех… - воскликнул Сева.
- А вдруг, я в артистки захочу пойти? – не приняла его комплимента Лена.
- Чего тебе там делать? – удивился Лакин. - У тебя лицо слишком умное для артистки…

Лена удивленно вскинула брови, но спорить не стала. Она не собиралась в артистки, но не из-за своей умности. Синичка, вообще, не мнила о себе сверх меры. Она знала, что красива, но это от природы. Ей хотелось быть как все. Хотелось, чтобы ее уважали за результаты ее общественной деятельности, а не за то, что она получила при рождении, как дар.

Синичка воспитывалась среди умных людей и не могла не понимать, что ей очень далеко до них. Лена была старательна, аккуратна и внимательна, но в ней, как и в Севе не было творческого огонька. А без творческой мысли трудно что-либо создать новое или решить серьезную жизненную задачу наиболее эффективным способом. Папа Синички это понимал и пытался заставить дочь рисовать и играть на пианино, но их образ жизни не позволял Лене системно развивать свои творческие задатки, которые есть в каждом из нас. При переезде из гарнизона в гарнизон, менялись учителя и не с каждым из них Синичка находила общий язык, будучи от природы очень чувствительной ко всякой неправде, несправедливости.

- Если хочешь, буду носить твой портфель… - неожиданно предложил Лакин.
- Хочу! – Лена поджала губки, чтобы не рассмеяться. - И еще хочу, чтобы ты исполнял мои желания!

Ей, вдруг, захотелось покапризничать со своим обидчиком, проверить его на человеческие качества.

- Какие желания? – насторожился Сева.
- Любые! – Лена притопнула ножкой.
- А если не смогу?! – растерялся Лакин.
- Если не сможешь – не будет тебе прощения от меня, - решительно заявила капризуля.
- Значит, ты готова меня простить? – спросил мальчик с надеждой в голосе.

Синичку эта надежда заставила устыдиться. Она опустила глазки долу и некоторое время ковыряла снег носком своего сапожка.

- Если бы это сделал Белый, то я бы никогда его не простила. А ты не такой как все… - Лена посмотрела на небо, где стала разыгрываться настоящее светопреставление. - Я сама не понимаю, как ты мог так поступить. Я тоже хочу в этом разобраться.

Подуло холодным ветром с севера и ее настроение снова переменилось:
- Ну что? Будешь исполнять мои желания?
- Буду…

Дети подошли к дому, где жила Синичка.

- Ты еще у меня нерукопожатый, поэтому, просто, «пока»! – попрощалась Лена.
- До свидания… Спасибо тебе…

Синичка махнула рукой, отмахиваясь от этого «спасибо» и забежала во двор. Сева провожал ее взглядом. Когда девочка скрылась за дверью, он на радостях стал кружиться, как в танце, широко раскинув руки.

- Я – влюбленный осел! – пел мальчик. – Я – самый влюбленный осел! Я – наиослейший влюбленный!

Он чувствовал себя счастливым. Сева не надеялся на такой результат их разговора. Впереди замаячила надежда, что Синичка подружится с ним и они будут рядом. А потом, когда вырастут, они поженятся и Сева будет всегда видеть перед собой это прекрасное и умное личико, слышать этот удивительно певучий нежный голосок.

Он был так благодарен Лене, что готов был по ее приказу бежать хоть на Северный Полюс или куда подальше. Если она его простит, то и он сам себя простит. И это последнее было для него важнее всего.

ГЛАВА 5.

Прошло две недели. Сева носил Ленин портфель в школу и из школы, но сближения не происходило. Синичка больше общалась с Дылдой, а к своему обидчику относилась с прохладцей, хотя и не игнорировала его совсем.

Постепенно к Лене примкнули Оля и Ира. К Севе присоединился Гоша Раков, сопровождая его в то время, когда Лакин таскал портфель Синички. К Гоше присоединились Дидык и Леха, покинувшие «банду» Белого. И теперь уже в школу и из школы шла целая процессия, сопровождающая свежеиспеченную королеву.

Щука попыталась образовать вокруг себя новую, более многочисленную свиту, но кроме Белого и Толяна никто из мальчишек к ней не присоединился. Мальчики занимали нейтральную позицию, а остальные девочки вообще никакую позицию не занимали.

Интересная картина была. Нина специально дожидалась, когда свита Синички поравняется с ее домом. Она выходила со двора, небрежно бросала свой портфель Белому и шла впереди. За ней Лена в окружении своих новых друзей и одного поклонника. Так обе королевы и шествовали.

- Ты специально выделываешься? – спросил как-то Раков у Щуки.
- Она первая начала! – ответила Нина.

"Чего первая? Чего начала?" -  Гоша пожал плечами и больше к Щуке не приставал – пусть делает, что хочет. Она так и делала.
Наступила поздняя осень. Всюду уже намело сугробы. Свита Синички возводила из снега горку для катания. Сначала дети скатывали крупные снежки, размером с арбуз, потом из них, как из кирпичей, складывали саму горку.

Работа спорилась. Раков блистал остроумием и под его шуточки, вызывавшие смех, горка быстро росла в размерах. Возле них стояла и наблюдала за работой девочка по прозвищу Швабра. Это была очень некрасивая девочка и косоглазая к тому же.

- Возьмите меня тоже строить! – попросила, наконец, она.
- Швабра, дуй отсюдова! – прикрикнул на нее Дидык.
- Чего ты так? Пусть помогает, - заступилась за девочку Синичка.
- Ой! – фыркнула Дылда. - Ты ее не знаешь! Она такая ябеда и врунья! С ней никто у нас не играет.

Лена вопросительно посмотрела на Гошу, тот кивнул, в знак согласия со словами Кати. Лена пожала плечами и продолжила свою работу. Швабра некоторое время молчала, потом выдала:
- А я вам три рубля дам!

Дети от удивления прекратили свое дело и уставились на Швабру.

- У матери сперла?! – резко спросил Сева.
- И не сперла! Она сама мне дала на конфеты. А я с вами поделюсь, если меня возьмете.
- Покажи! – потребовал Леха.

Швабра достала из кармана пальто трешку и продемонстрировала банкноту.

Свита перевела свои взгляды с денег на королеву.

- А в магазин свежие конфеты завезли… «Мишку на севере»… - вздохнула Синичка.
- И «Аленку»… - вздохнула Катя.
- И «Кара-Кум»… - вздохнула Оля.
- А я сгущенку люблю! – заявила Ира.
- Потому и упитанная такая! – съязвил Леха.

Ира так толкнула Леху, что тот влетел в сугроб и зарылся в него с головой. Свита бросилась засыпать мальчика снегом, но тот вырвался от них.

- Ну, берете меня за деньги? – вопросила Швабра.

Сева почесал нос:
- Ну, сперла же!

Синичка укоризненно посмотрела на своего портфеленосца:
- Зачем ты так? Людям верить нужно. Беги за конфетами.

Сева скривился, как будто укусил лимон, но все же взял деньги у Швабры.

- А может, без конфет обойдемся? – сомневался Лакин.

Синичка состроила обиженную физиономию:
- Ты, вроде, обязался исполнять мои желания? Впрочем, не очень-то и нужно. Дидык может сходить…

Сева намек понял и спорить не стал:
- Ладно. Я пошел…

Сева ушел. Счастливая Швабра присоединилась к детям.

Лакин вернулся с огромным бумажным кульком. Конфеты разделили поровну между собой, а Сева свою порцию разделил между одноклассницами и Шваброй. Синичка посмотрела на Севу с некоторой тревогой, но ничего не сказала.

- Люди! А пошли ко мне пить чай! Горка подождет же?! – предложила Дылда.
- Подождет! – приказала Синичка.

Дети пошли в гости к Кате. Тут они заодно подмяли и пирожки, испеченные мамой Дылды. Когда решили вернуться к прерванному возведению горки, Катя осталась дома:

- Нужно ужин приготовить. Мы же все слопали.

Девочки остались с подружкой помогать ей в приготовлении ужина, а мальчишки сами возвели горку. Так еще быстрее получилось, потому что девчонки не мешали своими глупыми советами и не путались под ногами.

А потом…

Отец Севы провожал до калитки своего участка Швабру и ее маму Галку Швабрину. Это была еще молодая женщина с фингалом под глазом и опухшим от пьянства лицом, отчего выглядела старше своих лет. Ее все звали Галкой, как бы подчеркивая свое пренебрежение к пьянчужке.

В принципе, она была когда-то неплохим человечком, но запуталась по жизни. Ее бывший муж, отец Швабры, пил. Галка боролась с ним боролась, а когда он пригрозил ей, что найдет себе другую жену, более сговорчивую, испугалась и стала пить вместе с мужем. Потом того посадили в тюрьму на десять лет. Там его в драке и уделали. А Галка совсем опустила руки.

- Кому я теперь нужна с дитем? – говорила она всем, пытавшимся наставить женщину на путь истинный.

- Еще раз извините. Завтра получка и я верну вам деньги, - пообещал Владимир Всеволодович Галке.
- А Севу своего выпорите, как следует! – потребовала Швабрина.

Отец Севы поморщился:
- Разберемся!

Обе Швабры ушли. Владимир Всеволодович присел на скамью около калитки и закурил. Он нервно изрыгал из себя клубы табачного дыма, как проснувшийся вулкан. Вышла мама Севы и присела рядом с мужем.

- Второй случай за неделю, - Дарья Федоровна требовательно посмотрела на супруга. - Может, мы неправильно его воспитываем? Он, ведь нам, раньше, никогда не врал!

Отец покачал головой:
- Сомневаюсь я, чтобы сын мог отобрать деньги у девочки. Он же не один там был.
- А я после того, как он разбил голову Лене, уже ни в чем не сомневаюсь. Нужно было драть его с раннего детства!
- И чего же ты не драла? – усмехнулся Владимир Всеволодович.
- А почему я? Это отцовская обязанность! – возмутилась Дарья Федоровна.

Усы Лакина взлетели вверх вместе с растянувшимся в улыбке ртом, а потом легли в линию. Мужчина поджал губы и строго посмотрел на жену:
- Обязанность драть собственных детей?
- И драть!
- Это не про меня… Жизнь их и без нас выпорет, а наша святая обязанность любить их и верить им. Иначе, зачем мы детям нужны?

Дарья Федоровна как-то обмякла и прижалась к мужу:
- Тебе не холодно?

У калитки возникла Синичка. Она была сильно взволнована.

- Здравствуйте! Я Лена Синицына. Можно к вам?

Родители Севы поили Лену чаем. Севы не было. Он заперся у себя в комнате, обиженный на весь свет. Мальчик просто не понимал, как можно так нагло врать прямо в глаза? Это что же за человек такой будет из Швабры? Он от растерянности и слова молвить не мог. Отец наказал ему учить стих, но в голове мальчика царила такая неразбериха, что поместить в нее что-либо не представлялось возможным.

- Я над ним издеваюсь-издеваюсь, а он терпит и терпит… - тараторила Лена на кухне.
- Чувствует свою вину, потому и терпит, - сказала Дарья Федоровна.
- Терпит до тех пор, пока его самолюбие не будет задето, - сказал Владимир Федорович и посмотрел на жену.

Та смутилась и отошла к кухонной плите.

- Вот и сегодня! Сева сразу догадался, что Швабра украла деньги у матери. А я… - (отец Севы торжествующе посмотрел на жену) - Ой! Меня папа так избаловал. Я же одна у него… А Верочка, сестра, меня тоже любит, но воспитывает… Я как-то зачиталась и ужин не приготовила и она меня на месяц сладкого лишила. Вот, я и не удержалась. А Сева был прав. А я его послала… Вы только не бейте его, ладно?!

Во взгляде девочки было столько боли и жалости, что Владимир Всеволодович не выдержал и рассмеялся.

- У нас свои методы, - сказал он и постучал кулаком в стену. - Сева!

Синичка нервно встала со стула, потом села снова. Вошел Сева с книгой в руке. Увидел Синичку и от неожиданности застыл:
- Ты?

Отец взял у сына книгу:
- Рассказывай.

Сева смутился и указал глазами на гостью:
- Она мешает…

Лена тут же подскочила и собралась уходить, но Владимир Всеволодович усадил ее обратно повелительным жестом. Сева вздохнул и стал декламировать, глядя себе под ноги:
«Я земной шар чуть не весь обошел:
И жизнь хороша и жить хорошо!
А в нашей буче, боевой, кипучей –
И того лучше!
Вьется улица-змея…»
- «Розовые…» - перебил сына Лакин.

Сева стал декламировать с другой фразы:
«Розовые лица, револьвер желт –
Моя милиция меня бережет.
Жезлом правит, чтоб вправо шел.
Пойду направо. Очень хорошо!»

Владимир Всеволодович посмотрел на часы:
- Достаточно. Ладно, вы тут чаевничайте, а мы пошли фильм смотреть по телевизору.
- Я отдам вам деньги! – пообещала Лена.

Отец Севы переглянулся с женой.

- А ты где их возьмешь?
- Заработаю! – твердо заявила девочка и посмотрела на Севу. - Мы заработаем!

Владимир Всеволодович неуверенно пожал плечами:
- Ну, заработайте…

Родители ушли. Сева сел рядом с Синичкой.

- Что ты им сказала?
- Правду. А что не надо было? – Лена поджала свои пухлые губки.

Сева пожал плечами:
- Я, ведь, мог и не брать эти деньги…
- Но я же тебе приказала!

Сева тяжело вздохнул:
- Это не в счет. Я мог и не брать эти деньги. Мог?

Синичка часто-часто заморгала:
- Мог, наверное…

Сева стукнул себя кулаком по коленке, скривился от боли и стал тереть ушибленное колено ладонью:
- А я взял. И опять не могу понять почему…
- Может, потому что я тебе это… - она покраснела. - Ну, нравлюсь?

Сева кивнул:
- Нравишься, но тут что-то другое. Я ведь голову имею на плечах, а с тобой – как будто без головы. Мне от этого страшно…
- Просто, ты не видел красивых девочек… - предположила Синичка.
- Не это… Что-то другое. От тебя какая-то сила исходит, которой я не могу противостоять.

Синичка согрела его своим взглядом и коснулась руки Севы:
- А тебе хочется противостоять?
- Ну, я же мальчик! – Сева резко отдернул руку, как будто обжегся.

Синичка обиделась и сложила руки на груди:
- Ладно, мальчик. Как будем зарабатывать?
- Придумаем что-нибудь… - Сева стал чесать затылок.
- Ты – мальчик, ты и думай… - фыркнула Лена.

Она вскочила, но Сева взял ее за руку и усадил на место. Лена пришла в себя:
- Прости. Это я капризничаю. Со мной такое бывает при папе. Папы нет, вот я на тебе и капризничаю. Но я не такая. Ты не думай.

Сева крепко сжал ее руку и сказал так, как будто произнес клятву:
- Мне все равно, какая ты…

Синичка благодарно улыбнулась ему, взглянула на часы и спохватилась:
- Проводишь меня?
- Конечно. Хоть на Край Света.

И они рассмеялись, потому что поняли друг друга и потому что ощутили тепло, исходящее от сердца к сердцу. Конечно, это еще не любовь, но это ее сладкий предвестник, который наполняет детские души новыми ощущениями, светлее и радостнее которых они еще не знали.

У калитки своего нового дома Синичка протянула Севе руку:
- Мир?
- Ты меня простила? – внутри мальчика все засияло.
- Еще нет, но мы же с тобой товарищи по несчастью, - снова закапризничала Лена.

Сева осторожно пожал руку девочки. Лена открыла калитку и вошла во двор, но затем резко обернулась.

- Я придумала! Будем бутылки сдавать! – крикнула она.

Сева скривился:
- Какие бутылки?! У меня в копилке целых двадцать рублей есть.
- Причем тут твоя копилка?! Мы обещали, что заработаем! – Лена топнула ножкой.
- Заработаем! – усмехнулся Лакин. - Всего пятнадцать бутылок-то и  нужно. Разве это заработаем? Тоже мне работа…
- Они у тебя есть, эти пятнадцать бутылок? – не сдавалась упрямая девочка.
- Ой! Да, вечером возле магазина их полно возле урны… Что мы по урнам и помойкам будем шарить? – Севу такая жизненная перспектива не вдохновила.
- А что стыдно? – скривила губки Синичка.
- Стыдно, конечно!
- А мне не стыдно!
- А мне стыдно!

Синичка обиженно пнула сугроб возле калитки:
- Ну, тогда сам и придумывай. Подумаешь, стыдливый какой! Как в меня камнем швырять, так он не постыдился!

Она вздернула головку и убежала. Сева расстроился.

- Вот тебе и мир… - проворчал он ей вслед

ГЛАВА 6.

Через день. Ученики готовились к первому уроку. Гоша ждал педагога у доски. Синичка и Сева быстро читали заданный для домашнего задания параграф в учебниках. Лена дочитала до конца и крикнула Лакину:
- Успела!

Сева показал ей большой палец и тут в класс влетела запыхавшаяся Рема Львовна. Гоша отдал ей пионерский салют и стал рапортовать. Белый посмотрел на Нину. Нина подмигнула ему.

Как только Рема Львовна поздоровалась с классом и направилась к своему столу, Белый вскочил с места:
- Рема Львовна, а Лакин по помойкам бутылки собирает!

Рема Львовна остановилась у стола и удивленно посмотрела на Севу. Все глаза класса устремились туда же.

- Лакин, это действительно так?

Сема встал и показал Белому кулак.

- Так.
- У вас в семье трудности? – расспрашивала историчка мальчика.
- Нет.

С места подскочила Синичка.
- Мы вдвоем собираем! – объявила она.

Все глаза класса устремились на Синичку. Нинка показано расхохоталась. Белый с Толяном тоже захихикали.

- Это что за мероприятие такое? – растерялась Рема Львовна.
- Нам деньги нужны, - пояснила Лена.
- Вам – это кому?
- Мне и Лакину.

Рема Львовна затрясла головой, ничего не понимая.

- Я хочу вернуться на свое место, Рема Львовна, - попросила Синицына.

Учительница стала нервно дергать себя за пуговицу блузки. Она переводила взгляд с Лены на Севу и пыталась что-то себе уяснить. Видимо, уяснив,  она сделала разрешающий жест. Гоша подошел к своей парте и начал собирать вещи.

- Рема Львица… - вскочила Нинка.

Класс сначала замер, а потом разразился гомерическим смехом.

- Рема Львовна, извините, я, как председатель совета отряда, требую срочного проведения пионерского собрания, - сказала Щука, ничуть не смутившись.

Рема Львовна угрожающе сложила руки на груди и нахмурилась:
- Кто мне дал такую безобразную кличку?!
- Лакин! – подсказал Белый.

Учительница растерялась:
- Сева, разве я такая страшная?

Лакин смущенно опустил голову:
- Так получилось…
- А у нас на всех учителей есть прозвища! – выкрикнула с места Дылда, защищая товарища.

Рема Львовна обиженно вздохнула:
- Хорошо. Буду как львица, если вам так хочется. Я вам покажу, что такое настоящая львица! Сегодня на классном часе проведем собрание.

Перемена. Дети шумели за дверью. Рема Львовна решила провести инструктаж актива класса перед собранием. Она, Нина и Гоша стояли у доски и учительница оживленно жестикулировала.

- Гоша – ты в классе, как командир, а ты, Нина, - как комиссар. И оба вы должны заботиться о том, чтобы отряд был дружным, сплоченным и организованным. Чего я до сих пор не наблюдаю.
- Это все из-за новенькой! – распетушилась Щука.

Гоша укоризненно посмотрел на одноклассницу:
- Причем тут Синицына?! Всегда так было.
- Ты тоже влюбился в эту пигалицу? – Нина вложила в эти слова все свое презрение.
- Нина! – разозлилась Рема Львовна. - Ну, причем тут влюбился, не влюбился?! Это личное, а мы говорим о делах общественных.

Нина стала в позу и надула щеки:
- Какие могут быть дела, если все мальчишки вокруг этой новенькой трутся с утра до вечера?! Вот, вы выгляните из класса! Они все там вокруг нее. Вот, пусть она и будет председателем!
- Так! – учительница стукнула кулаком по доске. - Давайте без истерик. Синицына скоро улетит, а вам вместе учиться до десятого класса. Я думала, что вы способны мыслить стратегически, а вы!

Раздался звонок и в приоткрытую дверь тут же просунулась голова Белого:
- Можно?

Рема Львовна отмахнулась от него и когда голова скрылась, продолжила инструктаж:
- Вы, оба, должны поднимать авторитет друг друга. Для начала, прекратите ссориться друг с дружкой при учениках. Решайте ваши проблемы тет-а-тет.

Она обернулась лицом двери и громко скомандовала:
- По местам!

В класс ворвались ученики и стали рассаживаться по своим партам, в предвкушении яркого зрелища. В поединке должны были сойтись две королевы.

Гоша собрался сесть на место, но Нина придержала его:
- Будешь защищать своего дружка?
- Посмотрим, как он объяснит свой поступок.
- Как они объяснят, да?

Гоша подумал, почесал нос и решился:
- Да.

Пионерское собрание должно было проходить по строго установленным правилам, регламенту. Детей с детства приучали к порядку и дисциплине. Собрание вела Щука. Рема Львовна стояла у окна спиной к классу, как бы показывая, что она в этих разборках человек сторонний.

- Предлагаю рассмотреть вопрос о моральном облике Лакина и Синицыной. Кто за данную повестку дня, прошу голосовать, - сказала Нина.

Все, кроме Севы и Синички, подняли руки.

- Единогласно! – объявил Белый.
- Мы против! – возмутилась Синичка.
- Вы не в счет! – Нина одарила Синичку презрительной ухмылкой. - Большинством голосов повестка дня принята. Слово по первому вопросу предоставляется пионеру Белому.

Белый вальяжной походкой прошествовал к доске, налил из графина в стакан воды, выпил и стал ябедничать:
- Значится, так дело было. Иду я вечером от своего дядьки, прохожу мимо магазина и вижу, как Лакин в урне роется. Чего это он, думаю? А Лакин достал бутылку, осмотрел ее и в сетку положил. Потом другую бутылку. Я за ним к киоску, где стеклотару принимают. Баба Варя уже закрывалась, а тут Лакин к ней  с бутылками, а потом и Синичка с бутылками. Баба Варя бутылки у них взяла и Лакину деньги отдала. Так дело было.
- Все ясно. Есть вопросы к докладчику? – вопросила Щука.

Класс промолчал. Белый вернулся на свое место.

- Есть предложение заслушать по данному вопросу Лакина и Синицыну. Кто против?

Класс снова промолчал. Сева и Синичка вышли к доске. Синичка нервно схватила Севу за руку, как перед расстрелом. Ей никогда не приходилось оказываться в такой позорной ситуации. Позор не в том, что они содеяли, а в том, что их выставили на всеобщее порицание.

- Что можете сказать в свое оправдание? – тоном училки спросила Нина.
- Какое оправдание? Ты чего, Щука?! – Сева грудью пошел на Щукину, та ойкнула испуганно и отскочила.
- Тихо! – обернулась Рема Львовна. - Без обзывательств. Хочу заметить, что сбор и сдача стеклотары не является преступлением. Мы должны понять, что толкнуло наших товарищей на этот шаг, а не клеймить их позором.

Синичка не выдержала и затараторила:
- Товарищи! Товарищи! Вы не понимаете! Мы строили и к нам пришла Швабра, и попросила тоже строить. А мы не хотели. А она предложила себя за деньги… И мы взяли деньги, и купили конфет. А Швабра украла эти деньги у матери и сказала, что это Сева у нее отобрал, и папа Севы отдал деньги, а это нечестно. И мы с Севой решили заработать и вернуть деньги Севиному папе, чтобы было по-честному! Вот!

Рема Львовна потрясла головой:
- Кто-нибудь что-нибудь понял?

Катя вскочила с места и заявила:
- Так и было. И я за них!

Тут же  поднялись Оля, Ира, Дидык и Леха.

- Мы подтверждаем и мы тоже! – сказала Оля.
- Гоша, ты же тоже был с нами! – намекнула Ира.
- А чего по помойкам лазить было?! – возмутился Раков.
- А как мы можем еще заработать?! На шахту устроиться?! – возмутилась Синичка.
- Ну, по помойкам побираться – это что-то! – фыркнула Щука. – Вроде вся из себя такая фифочка…

Рема Львовна завелась:
- Смирно! Всем сидеть! Нина, иди на место!

Пока ученики усаживались, она тоже выпила воды из графина, приводя свои нервы в спокойное состояние.
- Сколько нужно денег? – спросила она у Лены.
- Три рубля.
- Сколько собрали?

Синичка  посмотрела на Севу.

- Рубль двадцать, - ответил Лакин. - Мы думали, за один раз соберем, а у бутылок все горлышки отбитыми оказались…
- Понятно… - историчка отошла к окну и некоторое время взирала на улицу.
- Значит, так. Я вношу в повестку дня свой вопрос.

Рема Львовна села на место председателя собрания.

- Дети, наша страна является самой читающей в мире, но типографиям не хватает бумаги. Баба Варя, то есть, киоск приема стеклотары, принимает у населения еще и макулатуру. Я предлагаю сделать полезное дело: собрать и сдать макулатуру, в зачет социалистического соревнования, и, заодно, помочь Севе и Лене вернуть долг. Кто за?

Сева, Синицына, Катя, Ира, Оля, Дидык и Леха тут же взметнули руки вверх руки. Гоша тоже собирался поднять руку, но посмотрел на Нину и руку опустил. Остальные промолчали.

Возникла напряженная пауза. Рема Львовна была явно расстроена такой реакцией на ее предложение.

- Очень надо! – проворчал Белый. - Они конфеты лопали, а мы за них отдуваться должны?!
- Белый прав, - сказала Синицына. - Спасибо, Рема Львовна за совет. Мы так и поступим.

Нина резко вскочила с места:
- А как же их проступок?

Рема Львовна сделала удивленную физиономию:
- Нина! Ты в своем уме?! Какой проступок?!
- Они, как алкаши по помойкам шарят, позорят честь пионера и это не проступок?! – брызгала слюной Щука.

Тут уж не выдержала Дылда и подскочила:
- Закрой рот, дура!
- Смирно! – рявкнула классный руководитель. - Отставить разговорчики в строю!

Нина показала Кате кулак. Катя возвратила ей кукиш.

Рема Львовна закатила глаза:
- Я с вами с ума сойду!

С ума ей не дала сойти Крыска. Анна Петровна сделала жест, чтобы дети не вставали.

- Извините, я ненадолго займу ваше внимание. Первое. Завтра у вас контрольная. Второе. Я до сих пор не вижу желающих участвовать в движении книгонош. Это ужасно! Вы отстаете от своих товарищей. Вот, 4-«А» уже распространил 117 книг и собрал тонну макулатуры! А вы? Значит так. Сегодня пришла очередная партия книг из магазина. Рема Львовна, составьте список, а лучшему книгоноше по итогам недели я объявляю приз от школы в виде полного собрания приключений трех мушкетеров Александра Дюма.

Сева и Синичка вскочили и в один голос прокричали «Ура!» Все глаза класса устремились в их сторону.

- Вот увидишь – я выиграю! – заявила Лена Лакину.
- Я выиграю! – завелся Сева.
- Я об этих книжках всю свою жизнь мечтаю! Я спать не буду, но выиграю! – пообещала Синичка.
- Лакин, Синицына, вы не одни в классе, - прервала их диалог Анна Петровна.

Сева и Синичка сели. Лена показала Лакину язык.

- Как я поняла, в полку книгонош пополнение в лице Лакина и Синицыной… - сказала Анна Петровна.

Класс тут же вскочил, дети закричали «и я!», «и меня!».

Анна Петровна довольно улыбнулась.

ГЛАВА 7.

У врача-анестезиолога что-то «не фурычило». Послали за медтехником. Лакин просматривал мокрые рентгеновские фотоснимки. Вошел Смирнов, еще не переодетый:
- Ну, чего с ней?

Лакин протянул ему один из снимков. Старик стал рассматривать его на просвет, направив на лампу освещения. Он цокнул языком, покачал головой и вернул снимок Всеволоду Владимировичу:
- Что делать будешь?
- А ты бы что сделал? – Лакин взял Смирнова за рукав халата, как будто опасаясь, что тот сбежит от ответа.
- Я – это я! – усмехнулся старик. – А операцию будешь работать ты…
- Ну, Яков Борисыч! – взмолился Лакин. – Ну, хватит выделываться!

Старик сел в потертое кожаное кресло и достал из кармана брюк портсигар. Он вынул папиросу и стал постукивать ее мундштуком о подлокотник, раздумывая над ответом.

- Можно рискнуть. Но тогда, если она не выдержит, ты сядешь лет на семь. Как тебе такая радужная перспектива?
- И что? – Лакин округлил глаза, не понимая сказанного.
- А то, что операцию работаешь ты…
Лакин нервно швырнул снимки на стол и сел на стоявший рядом стул, закинув нога за ногу. Старик закурил. Лакин поморщился, но промолчал. Он встал, подошел к окну и открыл форточку. Дунуло свежим морозным дыханием.

- Если бы это была не Синичка, то я бы и не раздумывал… - прошептал Лакин, но Смирнов его услышал.
- Вы знакомы?
- Это моя первая и единственная любовь… - хирург набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул через плотно сжатые губы. – Ты не представляешь, какая она красавица… Я никогда подобную ей не встречал… И моя Синичка без ног? Да лучше ей и не жить!
- Это ты так решил? – усмехнулся Смирнов. – Что слабо любить ее калеку?

Лакин обиделся:
- Я ее любую буду любить! Я не о себе! Как она сама себя будет ощущать?
- Она будет ощущать себя живой, - намекнул старик.

Он подошел к окну и выкинул недокуренную папиросу в форточку:
- Ладно! Если ты сдрейфил, я сам ее прооперирую. На фронте сутками стояли у стола… Выдержу.

Лицо Лакина побледнело. Он с трудом сдержался, чтобы не нагрубить уважаемому человеку.

- Не надо так… - прошептал Всеволод Владимирович. – У меня есть должок перед ней. Я должен все продумать… Не могу рисковать…
- Придется, - Смирнов похлопал коллегу по плечу. – Кто знает, что у нее с сердцем? Тут или «орел», или «решка» - пятьдесят на пятьдесят. Можешь монетку кинуть…
- Без монетки обойдусь… Она молодая. Должна выдержать… Только работы с ней часов на пять, не меньше…  А дальше без наркоза, по-живому резать придется и косточки собирать… Как я смогу ее мучить?!

Лакин схватился за голову:
- Ну, за что мне такое!

Лена была в сознании. Действие обезболивающих лекарств заканчивалось и девушка постанывала от боли.

- Потерпи, милая, потерпи… - успокаивала ее медсестра.

Рядом с сестрой сидела Вера. Она держала ее за руку. Лена сжала руку и тихо спросила:
- Где она?

Вера догадалась, что сестренка спрашивала о фигурке синички.
- Она у Севы…

Лена дернулась и застонала. Медсестра укоризненно посмотрела на Веру.
- Сева… - прошептала Синицына. – Не ожидала…
- Он хороший хирург, не переживайте! – успокаивала Лену медсестра.

Верочка поднялась со стула:
- Он не сделает тебе плохо… Он тебя еще любит…
- Не верю… - прошептала Лена и по ее щеке покатилась слеза, которая тут же исчезла, впитавшись в марлевую повязку.

Вошел врач-анестезиолог и обратился к медсестре:
- Ее больше не обезболивайте!

Медсестра недовольно спросила:
- Вы долго еще там чухаться будете?
- Не дерзи! – погрозил ей пальчиком врач и вышел.
- У них любовь была? – поинтересовалась медсестра у Веры.
- Какая любовь? – отмахнулась Верочка. – Они еще детьми были… А потом по жизни не встретились… Вот, встретились.

Она рассказала, что Лена приехала из Ленинграда, где работала в одном научно-исследовательском институте, разрабатывающем разные системы химической защиты. В Руднике она должна была испытать новую систему предупреждения о выходе рудного газа.

- А почему именно в Руднике? – удивилась медсестра. – Что ближе ничего не нашлось?

- Не знаю… Может, из-за меня… - Верочка сморщилась от резкой боли, пронзившей ее руку. – Ей нельзя обезболивающего, а мне можно, хоть немного?

Медсестра кивнула и взяла из лотка шприц с лекарством.

- Я ему писала… А он не ответил… - неожиданно прошептала Лена.

Вера и медсестра переглянулись. Медсестра растрогалась:
- Ну, ничего, бывает!  Вот, встретились и все у вас пойдет, как по маслу… Он холостой у нас…
- Я умру… - прошептала Синицына, не слыша ничего.

У Верочки сердце сковало холодом:
- Я тебе сейчас как умру! Сказано тебе: Сева будет тебя оперировать! Он тебя любит! Он тебя не отдаст! Успокойся!
- Я умру… Он - трус… - прошептала Лена и ее головка свалилась набок.

Лакин сильно нервничал. Он обругал последними словами анестезиолога и медтехника, и своего молодого ассистента. Досталось и хирургической сестре.

- Ты бы успокоился, - посоветовал Смирнов.

Лакин нервно дернул головой:
- Успокоюсь, когда скальпель в руки возьму…
- Давай, я останусь. Буду тебе ассистировать… на всякий случай?

Лакин кивнул и старик стал готовиться к операции.

- Пошло-поехало… - сказал анестезиолог. – Через пять минут можете приступать…

Хирургическая сестра уже разложила все необходимые инструменты. Лакин приподнял салфетку и обнаружил среди инструментов пилу. Его передернуло.

Синицына потеряла сознание. С точки зрения медицинской науки иного выхода, как срочно прекратить ее мучения не было – не выдержит сердечко. Нужно было собрать раздробленные кости таза, оба колена, кости правого бедра и обоих голеней – это не работа, а работища! Да еще голова… Да еще сломанные ребра… Да еще страшная гематома в области печени… Нужно было «отсечь» все, что требовало сложной операции.  В первую очередь - ампутировать ноги.  Смирнов был прав: живой человек лучше мертвого…

От нервного напряжения у Лакина все внутри тряслось мелкой дрожью. Вопрос выдержит больная или не выдержит уже не стоял. Ее привезли в операционную в бессознательном состоянии. Она уже не выдержала. Вдруг, Лакина посетила светлая мысль:
- Кардиолога! – потребовал он. – И реаниматолога!

Он еще не знал, что будет делать, но чувствовал какой-то зов из своего прошлого, чувствовал, что оттуда должно прийти решение. Он стал вспоминать почти забытые лица одноклассников, родных и знакомых. Они мелькали перед ним, как вагоны проносящегося мимо поезда. Вот, проскочил последний вагон и ничего – никакой подсказки. Лакин стал снова прогонять этот поезд перед собой. Его мозг работал на все сто процентов, чего не бывает никогда.

ГЛАВА 8.

Сева и Синичка шли со школы домой. Сева нес портфель Лены. Они обсуждали новую инициативу Крыски.

В те годы придумали один способ, стимулирующий население сдавать макулатуру: макулатуру обменивали на книги. За сто килограмм макулатуры можно было заполучить томик Александра Дюма или даже Чейза. Разумеется, пионеры были в авангарде этого движения, как и положено «пионерам», то есть «первым».

- Только, давай, сначала долг вернем, а потом начнем соревноваться, ладно? – предложила Синичка.

Сева поморщился:
- Не надо ничего отдавать! Я из своей копилки отдам, а потом соберу. Чего время терять? Сейчас все как ринутся…

Синичка подумала и согласилась:
- Согласна… Ну, хорошо. Соревнование начнем ровно в четыре часа, договорились? Мне нужно ужин еще приготовить.
- Можно и в четыре…

Их догнала Катя:
- Представляете, Щука сказала, что приз будет ее!
- Щука много чего говорит… - проворчал Лакин. - У нее язык без костей.
- Ты не понимаешь! – оборвала его ворчание Дылда. - Раз она так сказала, значит, ей лучше книжки достались, чем остальным. Я сама видела у нее Марка Твена. За Марка Твена что хочешь дадут, а у тебя что?
- Поэты народов СССР, Твардовский, еще чего-то, - ответил Сева.
- Вот! У тебя - наши поэты, - сто лет бы их не читать, - а у нее - Марк Твен! – возмущалась Катя.
- У нас хорошие поэты! – заступилась за советскую поэзию Синичка.
- Но, уж, не лучше Марка Твена! – фыркнула Дылда.
- Книжки по жребию распределялись. Сама же присутствовала, - не верил Сева.
- Ага! Откуда ты знаешь, сколько книжек было на самом деле? Уж я-то эту Щуку знаю!
- Ну, Рема Львовна же была на распределении! – не сдавался Лакин.
- Ой! Львица для Нинки и Гошки все сделает! – Катя презрительно оттопырила нижнюю губу.
- Зачем ей все им делать? – не поняла Лена.
- Лена, неужели ты не понимаешь?! Как могут староста и председательша быть хуже кого-то?! Я вот что думаю. Давайте, мы все сыграем на одного, а потом на другого и так по очереди.

Дети остановились. Сева и Синичка недоуменно посмотрели на Катю. Та пояснила:
- Ну, запишем все результаты сначала на Синичку, например, а потом…
- А вот фигушки! – перебил ее Сева. - Честно будем соревноваться!
- Болван! – аж, взвизгнула Дылда. - Какой «соревноваться», если Щука химичит себе?!
- Будем честно! – настаивал Лакин.
- А что тут нечестного? – поддержала подругу Лена. - Одним можно химичить, а мы что лысые?
- Мы с тобой соревнуемся, если забыла, - Сева нахмурился, готовясь стоять до конца.
- Но Катя же тебе все объяснила! Хочешь, чтоб «мушкетеры» какой-то Щуке достались?
- Надо по-честному…

Синичка отобрала у Севы свой портфель:
- Ну и ладно! И не очень-то хотелось. Пошли Катя!

Девочки демонстративно перешли на другую сторону улицы. Сева смотрел им вслед, ничего не понимая. Он набрал в ладонь снега и утер им лицо.

- Ну, Синичка, ты меня разозлила!

Лена дождалась четырех часов, как договаривались, схватила сумку с книгами и направилась в первый же дом. Через несколько минут она предлагала тете Наде книги. Хозяйка рассматривала книги с кислой миной:
- Ерунда какая-то…
- Ну, что вы?! Вот, например, Селезнев пишет о строительстве Магнитки… - убеждала ее Лена.
- А Купер у тебя есть? – спросила тетя.
- Пока нет…
- Ну, будет что-нибудь импортное, приноси.

Синичка, понурив голову, стала собирать книги в портфель.

Сева пошел другим путем. Он в это время просматривал карточки читателей в библиотеке Дома культуры горняков. Мальчик взял в руки одну из карточек.

- Самсонов… Что читает?

Он просмотрел список книг, которые брал Самсонов.

- Этот все про войну. Про войну у меня нет. Так. Пометим.

Сева сделал запись в своей тетради и взял другую карточку.

- Михеев дядя Володя… Этот историю любит. Истории у меня нет. Пометим.

Сева сделал другую запись.

Пока Сева чего-то там себе записывал, Синичка уже показывала книги тете Насте из соседнего дома слева.

- Эта литература только для растопки печи и годится, - ворчала соседка.
- Ну, что вы говорите?! – всплеснула руками девочка. - Вот, Селезнев пишет о Магнитке. Это же героическая повесть!
- Какая она героическая мне мой отец рассказывал. Враки все! – тетя Настя пришла в негодование. – Они там врут себе, а я это все должна потреблять?!
- Ну, вот… - расстроилась Синичка.

Она достала другую книгу, но тетя Настя отобрала у нее книгу и засунула ее обратно в сумку.

- Пойдем, лучше, я тебя чаем с пирожками угощу, - предложила она.

Сева же провел свою работу и направился к дому Синички. Он сообразил, что Лена начнет обход со своих соседей. Сева постучал в ворота дома тети Нади. Хозяйка вышла на крыльцо:
- Кто там?
- Тетя Надя, я вам сейчас такое покажу, вы обалдеете! – прокричал ей Сева от входа.
- Чего я еще в этой жизни не видала? – поразилась женщина. - Ну, заходи…

Сева вошел во двор и достал из портфеля книжку:
- Смотрите, тут на картинке ваш городок, который затопили, когда плотину построили!
- Да, ну?! А ну покажи! – хозяйка потянулась к книге, взяла ее и стала быстро листать. - Точно! Мой городок и есть! Давай!
- Макулатура нужна… - намекнул Сева.
- Журналы пойдут?
- Два килограмма за эту книгу.
- Да, хоть десять! – рассмеялась тетя Надя.

Сева подошел к дому тети Насти с мешком за плечами. В мешке лежала увесистая пачка журналов. Он постучал в ворота.

На крыльцо вышла хозяйка с мясорубкой в руках.
- Тетя Настя, я вам сейчас такое покажу, вы очумеете! – прокричал Сева,  увидев ее голову через забор.
- Чего это я очумею? – поразилась и эта женщина. - Ну, покажи…

Сева вошел во двор и достал новенькую книжку.

- Знаете, что тут написано? Тут стих про целину! Вы же на целине были?
«Едут новоселы по земле целинной…» - пропел мальчик. -  Ну, почитайте. Это же память!
- Да… Молоды были… - тете Насте взгрустнулось. - Сейчас бы я ни за какие коврижки в ту степь не подалась… Прочти чего-нибудь…

Сева открыл книгу в заранее подготовленном месте и стал декламировать:
«… Как страшный дракон из китайских легенд
Над степью пожар запылал до небес…»

- Точно до небес, - оживилась тетя Настя. - А ветер какой был – ты не представляешь! С ног валило! А поля убрали только наполовину… Коля Сизиков сгорел тогда… Такой веселый парень был… Ладно. Давай книгу. Сколько стоит?
- Килограмм макулатуры.

Хозяйка указала на дровяной сарай:
- Возьми там, в уголке…

Тетя Настя вошла в дом с мясорубкой в одной руке и книгой в другой. Синичка увидела знакомую книгу и сделала круглые глаза.

- Это кто вам дал?
- Сева приходил. Хорошая книжка, про целину, - тетя Настя нежно погладила книгу по обложке.
- Так у меня тоже есть такая! – обиделась Лена. - Чего вы у меня не взяли?
- Так ты же не предложила. Ты про Магнитку предложила, а я там не была… Я на целине была. Давай, я тебе еще пирожков подложу.

Синичка вконец расстроилась. От расстройства она даже прослезилась.

- Спасибо, тетя Нина. Я, пожалуй, пойду уже…

ГЛАВА 9.

Перед началом занятий в классе было шумно и весело, только Сева сидел пасмурнее тучи. Вошла Синичка и стала у дверей.

Гоша у доски, готовился рапортовать.

- Лена, иди на место! Не мешай!

Синичка сложила губки в полоску и опустила головку, как баран готовящийся к схватке. Вошла Рема Львовна. Заметила Синицыну:
- Лена, ты чего тут стоишь?
- Я не буду сидеть с Лакиным! – пробурчала себе под нос Синичка.
Рема Львовна удивленно посмотрела на Севу. Сева залез под парту.

- Лакин! Ты опять ее обидел?!

Сева вылез, встал и потряс головой. Рема Львовна обернулась к Синичке и та затараторила:
- Так не честно! Мы соревнуемся, а он у меня моих читателей отбирает! Ходит по пятам и отбирает!

Рема Львовна сделала знак Гоше, чтобы тот садился на место.

- Синицына иди за свою парту, - строго приказала она.

Синичка отчаянно замотала головой, но Рема Львовна повелительным жестом отправила ее на место.

- Раков, Щукина, я когда-нибудь начну нормально урок?!

Она подошла к своему столу, села и стала что-то записывать в классный журнал. Класс наблюдал за Синичкой, а та села, повернулась к Лакину боком и нервно швырнула дневник и учебник на парту.

Сева пребывал в прострации.

- Нужно всех жителей разделить! – прокричала Лена, вскочив, как ужаленная.

Рема Львовна, не отрывая взгляда от журнала, отмахнулась от Синички, как от назойливой мухи. Девочка упала на свое место, опустила голову на парту и закрыла ее руками.

- Белый к доске! – потребовала историчка.
- А чего опять я?! – возопил Серега. - Чего вы все время Белый, да Белый! Вон, Дидык давно не отвечал!
- У тебя стоит точка, которая очень легко может превратиться в двойку, - намекнула Рема Львовна.
- Ну и пожалуйста! – Белый шлепнулся на сидение и демонстративно уставился в потолок.
- На здоровье! – ответила историчка, ставя двойку в журнал. - Белый, дневник!
- Дома забыл… - нагло соврал Серега.
- Марш домой! – разозлилась Рема Львовна.
- А чего сразу «марш»?! Я книжки распространял! Я тоже мушкетеров хочу! – завопил Белый.

Дети начали галдеть «и я хочу!», «я тоже!», «все хотят!»

Рема Львовна стукнула кулаком по столу:
- Молчать!

Класс испуганно затих.

- Кто еще не выучил урок? – грозно вопросила учительница.

Класс встал в едином порыве. Все, кроме Севы. Рема Львовна поднялась со своего места, сложила руки на груди и подошла к окну. Она смотрела в окно, а класс напряженно ждал.

- Рема Львовна, мы потом нагоним. Честное пионерское! – пообещал Гоша за всех.

Синичка опять вскочила:
- Надо разделить жителей, чтобы по-честному!

Рема Львовна укоризненно взглянула на Синицыну и тяжело вздохнула:
- Не надо никого делить. Мы соревнуемся классом. Для меня важнее, чтобы вы реализовали больше книг и собрали больше макулатуры, чем остальные классы. У нас, если помните, социалистическое соревнование, а класс-победитель едет куда?

Класс хором прокричал: «В Ленинград!»

- Только получается так, что вы в одном успеваете, а в другом отстаете. А нельзя ли как-то так, чтобы успевать и учиться, и книгоношами быть?
- Рема Львовна, так можно тем, кто успевает, давать лучше книжки, чем неуспевающим, - предложил Сева.
- Разумно… - Она потерла свой замечательный носик. - Иди к доске.

Синичка показала Севе язык и уступила дорогу. Сева вышел к доске и стал у карты отвечать домашнее задание. Рема Львовна, с довольной миной, слушала ответ.  А в это время, Синичка обнаружила у Севы тетрадку с пометкой о читательских предпочтениях и списывала из нее к себе в тетрадку. Сева закончил отвечать.

- Отлично! – похвалила Лакина историчка. - Ну, так как, Белый? Оказывается можно успевать и одно и другое?

Белый вместо ответа продемонстрировал Севе свой кулак. Сева не среагировал на этот жест. Он пошел на свое место. Синичка быстро закрыла тетрадку и сделала вид, что так и было. Сева сел и пододвинул тетрадку Синичке:
- Можешь взять. Это я для тебя приготовил.

Синичка сделала свои большие глаза просто огромными, как у совы.

- Папа говорит, что во всем нужна система… - стал объяснять мальчик.
- А ты не боишься, что я тебя обскачу? – недоумевала Лена.
- Нет. У меня есть система, а у тебя нет.
- Да, я как придумаю! – обиделась Синичка.
- Ты еще только придумаешь, а я уже придумал, - угомонил ее Лакин.

Нина повернулась к ним и нарочита громко прошептала:
- Вы долго будет тут базар устраивать?!

Синичка показала ей язык. Нина в ответ тоже покривлялась. Рема Львовна заметила это кривляние:
- Нина, Лена!

Белый, глядя в потолок, вопросил:
- Так мне идти за дневником?
- Сева меня порадовал и я стала доброй львицей. Такой, можно сказать, кошечкой. Предоставишь мне доклад в письменной форме по походам русских князей на Царьград, - сказала историчка.
- Ничего себе кошечка! – завопил Серега. - Да, лучше пусть меня батя выпорет за двойку! Время еще тратить на всякий там доклад!
- Сева. Я принимаю твое предложение. В следующий раз, при распределении книг, будем учитывать общую успеваемость, - сказала Львица, не обращая внимания на вопли Белого.
- А пусть мне помогают, тогда! Пионеры должны друг другу помогать! – еще пуще завопил Белый.

Рема Львовна обернулась к Нине:
- Щукина, помоги Белому.

Нина что-то себе надумала:
- Хорошо, Рема Львица.

Класс загоготал, а Львица вышла из себя и покинула класс.

ГЛАВА 10.

Нина и Белый вышли из школы. Щука небрежно бросила Белому свой портфель и тот ловко поймал его за ручку.

- Так и быть, я напишу тебе доклад, но за это ты мне тоже поможешь, - сказала Нина.
- Чего поможешь?
- Потом… - Нина испытывающе посмотрела на Серегу. - Ты тоже в Синичку влюбился?
- Чего это «влюбился»?! – завопил Белый.
- Ну, влюбился же! Все, как дураки, втюрились в эту воображалу! Аж, противно смотреть!
- Ничего не втюрились… Сева только и втюрился…
- Ой, не надо мне тут заливать! Что я не вижу?! Как будто других красивых девочек нет в классе! – разбушевалась Щука.

Белый вскинул брови:
- Это кто еще?!
- Я, например…

Белый усмехнулся. Нина схватила свой портфель.

- Ну и пиши свой доклад сам!

Белый стал тянуть портфель на себя:
- Чего ты сразу психуешь?! Ты же хотела, чтобы я тебе помог.

Нина дернула портфель:
- Не надо уже!
Белый не отпускал портфель. Нина дернула  сильнее и ручка портфеля осталась в руке Белого. Нина отобрала ручку и побежала.

- Она легко ремонтируется! Щука! – прокричал ей вслед Серега.

Тут он заметил Синичку, выходящую из школы с Катей, и подошел к ним.

- Хочешь, я Севе в лоб дам, чтобы тебе не мешал? – предложил он Синичке.

Лена покрутила пальцем у виска:
- Лучше, себе в лоб дай! Может у тебя мозги правильно встанут!
- Ах, так?! – разозлился Серега. - Ну, тогда точно дам в лоб!

Синичка и Катя состроили презрительную мину и пошли прочь.

Белый потелепался за ними и через некоторое время заметил Севу,  выскочившего из школы догонять девочек.

- Эй, влюбленный осел, сюда иди! – потребовал Серега.

Сева попытался пробежать мимо, но Белый остановил его, схватив за рукав пальто.

- Отстань! – отмахнулся Лакин.
- Ты чего это против класса прешь? Думаешь, такой умный? – пристал Белый.
- Серега, я не думаю. Я знаю, что я «такой умный». И ты можешь быть «таким умным», если перестанешь лениться.
- А кто ты такой, чтобы меня учить? – завопил Белый.
- Товарищ по пионерской организации, - Сева попытался вырвать рукав из лап Белого.
- Тамбовский волк тебе товарищ! Еще раз вякнешь против всех – урою! – пригрозил Серега.
- Белый, ты мне начинаешь надоедать, - предупредил Сева.
- И чего? – Белый потянул одноклассника за рукав, а затем резко толкнул его.

Сева упал, потом вскочил и бросился на обидчика. Завязалась драчка, но почти тут же открылось окно в кабинете  директора школы и в нем появилась Анна Петровна:
- Белый, Лакин! А ну-ка прекратите!

Белый отпустил Севу.

- А чего он дразнится?! – стал оправдываться хулиган.

Сева рассматривал свое пальто. У него был оторван рукав.

- Смотри, что ты наделал! – расстроился мальчик.
- Это еще цветочки! – усмехнулся Белый. - Я тебе устрою веселую жизнь!
- Что ты ко мне пристал? Что я тебе сделал? – поразился Сева.
- Если б сделал чего, то я бы тебя вообще прибил!

Белый показал Севе кулак, подобрал свой портфель и ушел.

Сева смотрел ему вслед и недоумевал:
- Ну, чего он взъелся?

- Лакин! – позвал его голос.

Сева обернулся на зов и увидел школьного учителя физкультуры Бориса Федоровича. Он поздоровался с педагогом.

- Ты домой? Пошли. Нам по пути. Заодно и поговорим, - сказал учитель.

Сева пришел домой в возбужденном состоянии. Физрук сделал ему предложение, о котором мальчик и мечтать не мог. Борис Федорович пригласил Севу в секцию бокса. Это было очень почетно. Мальчишки из школьной секции побеждали во многих соревнованиях и некоторые из них выступали на Всесоюзных соревнованиях. Заниматься боксом у Бориса Федоровича означало увидеть мир, что для мальчишек из отдаленного таежного городка было очень важно.

Только одно обстоятельство: нельзя было ни с кем драться, даже, если на тебя напали и ты вынужден защищаться. Такое было жесткое условие. Сева согласился не раздумывая, не осознавая, чем ему это грозит и какими душевными муками он будет вынужден расплачиваться за это свое решение.

Но для начала, Сева проиграл соревнование с Леной. Она стала лучшей книгоношей по итогам недели и Анна Петровна торжественно вручила ей все три тома приключений мушкетеров. Синичка светилась от счастья, но ее мучили сомнения:

- Скажи честно, - допытывалась она у Севы, - ты специально мне проиграл?
- Еще чего!

Севе было обидно за проигрыш, но и радостно за Лену. Он стал заниматься в секции и у него, просто, совсем не оставалось времени на деятельность книгоноши.

Известие о том, что Севу взяли в секцию, подняло его авторитет в классе выше крыши, но еще больше обозлило Серегу. Синичке было как-то все равно, что Сева стал боксером. Она его уже простила и дружба с Лакиным была ей просто приятна. Ей нравился его взгляд: восхищенный, согревающий и добрый. Нравилась его застенчивая улыбка. Нравились его эрудированность и скромность.

Постепенно и ее взгляд, обращенный на Севу, тоже стал лучистым. Это заметили влюбленные в нее мальчишки и взревновали. Началась полоса отчуждения. Вокруг Севы все больше и больше разверзалась пропасть, отделяющая его от остальных, но он был увлечен своим новым занятием и своей соседкой по парте и, до поры до времени, ничего не замечал. Но, как помнит читатель, в Севу имела несчастье втюриться Щука.

Нина понимала, что Синичка скоро упорхнет и пока между Лакиным и Синицыной отношения были прохладными, имела надежду на то, что сможет охмурить Севу. Но теперь она осознала, что для нее все кончено и не смогла смириться с этим. Ее душа жаждала отмщения.
Инструментом своей мести она выбрала своих одноклассников-ревницев. Каплю за каплей Щука вливала в их сердца свой яд и ждала момента, чтобы нанести разрушающий чувства Синички и Севы удар.

Начало положил, конечно, Белый.

Синичка придумала новую игру в мушкетеров. Она стала д'Артаньяном, Дылда – Портосом, Ира – Атосом, а Оля – Арамисом. Но мушкетерам нужны пусть не враги, но соперники. Лена назначила Севу кардиналом Ришелье, а Гоша, Дидык и Леха стали гвардейцами.

После учебных занятий мушкетеры и гвардейцы собирались возле своей горки и Сева объявлял новую миссию, которую должны были выполнить мушкетеры. Гвардейцы же должны были им всячески препятствовать. Сева был мальчиком с фантазией и миссии получались очень интересными, захватывающими.

Однажды, Сева придумал миссию, в которой мушкетеры должны были спасти короля от его отравителей. Отравители, разумеется, это гвардейцы. Выбрали королем Белого, хотя он об этом и не знал. Отравить же его должны были так: Сева наполнил конфету пищевым красителем и когда Белый эту конфету съел бы, то его язык окрасился бы в синий цвет. Синий цвет языка должен был означать, что Белый, то есть король, отравлен.

Сева выложил несколько одинаковых конфет. Только одна из них была отравлена. Какая именно – не знал никто. Сева их смешал. Конфеты распределили между гвардейцами. Мушкетеры не знали, кто даст Белому отравленную конфету и должны были следить за всеми гвардейцами.

Такое слежение было сложно осуществить и Синичка, то есть д'Артаньян, предложила мушкетерам охранять самого Серегу.

Девочки направились к дому Белого и вызвали изумленного хулигана на улицу.

- Вы чего? – удивлялся такому вниманию к своей персоне Белый.
- У нас к тебе есть одна большая просьба… - зажурчал голосок Синички. – Только ты можешь нам помочь…

Белый от ощущения собственной значимости выпятил грудь:
- Без вопросов! А че делать то надо?

В этот день на уроке истории Львица окончательно обиделась на Белого и обругала его «безвольным слюнтяем». Этим и решила воспользоваться Синичка.
- Понимаешь, - она взяла за руку Белого и тот поплыл. – Мы не согласны, как на тебя Львица сказала. Мы думаем, что у тебя сильная воля, да?
- Еще какая! – хвастанул Белый. – Только не просите меня хорошо учиться – не буду!
- Не надо, - улыбнулась Синичка. – Мы другое попросим. Сколько ты можешь не есть конфет?
- Конфет? – удивился Белый. – Да, я вообще их в рот не беру!
- А если тебе будут предлагать?
- Мне? Кто? – выпучил глаза Серега.
- Ну… - замялась Синичка.
- Кто угодно! – подсказала Оля.
- И чего? – Белый таким глупым никогда не выглядел.
- А того, что тебе будут предлагать, а ты не ешь! – сказала Дылда.
- А то козленочком станешь… - пошутила Ира.

Белый что-то заподозрил. Он почесал затылок и стал торговаться:
- А чего мне за это будет?
- Уважение от нас тебе будет! Мало?! – занервничала Синичка.
- И че я с вашим уважением буду делать? – фыркнул Белый.
- Засолишь… - пошутила Ира.

Лена недовольно посмотрела на Иру:
- Нашла время шуточки шутить.

Она отвела Серегу в сторону:
- Понимаешь, мы поспорили… Мне будет обидно, если ты окажешься безвольным и я проиграю…
- Что на кону? – допытывался Белый.

Тут Синичка возьми и ляпни:
- Поцелуй…
- Ни фига себе! – присвистнул Серега. – А мне дашь себя поцеловать?

Синичка засмущалась:
- Я потому не хочу и проигрывать, чтобы не целоваться…
- А кто тебя должен целовать?
- Сева, конечно… - Лена покраснела, как рак.
- Сева? И ты не хочешь с ним целоваться?! – поразился Белый. – У вас же с ним шуры-муры?
- А, ну тебя! – вроде как разозлилась Лена. – Не хочешь, как хочешь! Буду целоваться, если ты такой безвольный… Не понимаешь, что ли, что мне стыдно?!

Она развернулась и сделала вид, что хочет уйти. Белый повелся.

- Ладно. Не буду есть конфет, если ты пойдешь со мной в кино.

На том и порешили. Лена подумала, что в этом нет ничего неприличного и обидного и согласилась.

Гвардейцы, конечно же, проследили путь мушкетеров до дома Белого и все поняли.

- Нужно было сразу обговорить, что так нельзя! – разозлился Гоша.
- Не психуй, - улыбнулся Сева. – Так было задумано изначально. Они же кто – девочки! А мы кто – мальчики!
- Разъясни! – потребовал Дидык.
- Потом, - отмахнулся Сева. – Мы сделаем вот что…

Хоккейные баталии были в самом разгаре. Гоша собрал свою команду, в которую входили Сева, Дидык, Леха и Ванька Сыроежкин. Ванька был старшим в многодетной семье и на него ложились домашние обязанности, поэтому он редко появлялся на улице, но на хоккей родители его не могли не отпустить, потому что в то время это был культовый вид спорта в Советском Союзе. Все мальчишки мечтали быть как Харламов, Михайлов или Петров, или Якушев, или Мальцев…

Играли на интерес. Ну, какой интерес у взрослых понятно, а дети играли на пирожки, ватрушки или другие печеные вкусности и лимонад. Каждая команда выставляла пять бутылок лимонада и пять вкусностей, по числу игроков на поле. Выигравшая команда съедала и свою пайку и выпивала лимонад проигравших, а остальные пирожки или что иное забирал тот игрок, кто больше всех забил шайб в ворота соперника.

На этом и строился расчет Севы. Вначале они играли на равных, но после перерыва гвардейцы явно подустали. Белый в своей команде был лучшим. Команда белого выиграла и Сереге достались целых шесть ватрушек: один свой и пять тех, которые приготовили проигравшие. Догадываетесь? Конечно. Гвардейцы начинили свои ватрушки с повидлом теми самыми конфетами. Сева лично замуровывал конфеты в повидло, предварительно размяв их. Все они и достались Сереге. Он их и съел.

Мушкетеры горячо болели за своих гвардейцев и были очень огорчены их проигрышу. Мальчики изображали из себя очень несчастных.

- Ничего, - успокаивала их Синичка. – Вы еще отыграетесь.

К ним подошел Белый с ватрушкой в руке. Он усиленно жевал.

- Ну, чего? Когда в следующий раз будете кормить нас пирожками? – нагло спросил он.
- Белый! – завизжала Синичка. – Аааа! Ты чего?! Ты же обещал!

Рот Сереги был обрамлен синей каймой. Гвардейцы запрыгали от радости, а Серега стоял с круглыми глазами, не понимая, что происходит.

- Вы чего тут? – вопрошал Белый.
- Зачем ты съел конфету? – чуть не плакала Лена.
- Я не ел… - растерялся Серега.
- Как не ел, когда у тебя рот синий?!

Пришлось девочкам все растолковать Белому.

- И что, теперь ты с ним целоваться будешь? – спросил Белый, пораженный такой изобретательности Лакина.
- Еще чего! – фыркнула Лена. – Это я пошутила так… Извини…
- Ничего у тебя шуточки! – разозлился Серега. – А мне по фиг! Ты сказала, что будешь целоваться, вот, и целуйся!
- Белый, ты обороты сбавь, - процедил сквозь зубы Раков.

Сыроежкин уже убежал к своим младшим братьям и сестрам и против троих гвардейцев было пятеро из команды Белого. В завязавшейся драчке Сева пытался разнимать драчунов, но больше мешал. Серега сообразил, что Лакин не опасен, набросился на него и стал избивать. Сева только уворачивался, не решаясь дать сдачи обидчику.

- Один за всех и все за одного! – провозгласила Синичка, перестав, наконец, визжать.
Гвардейцам пришла подмога в виде мушкетеров. Команда Белого ретировалась.

По пути в школу Серега рассказал эту историю Щуке. Нина сразу же смекнула, как насолить Синичке и Севе. Она на ходу придумала план, осуществлять который должен был Белый. Да, он и сам жаждал мести. Такие вот недетские страсти разгорелись.

Едва Анна Петровна покинула класс, закончив урок, как Белый подскочил к двери и закрыл ее, просунув швабру в ручку.

- Пацаны и девочки! – воззвал он к удивленным одноклассникам. – Требую суда чести!

Белый стал рассказывать всю историю про спор. Лена покраснела, как рак, а Сева смотрел на соседку и с каждым словом Сереги все больше и больше превращался в вулкан, готовый взорваться страшным по своей разрушительной силе взрывом.

- Обещала? – потребовал Белый ответа у Лены.
- Серый, заткнись! – процедил сквозь зубы Сева.
- Сам, заткнись! Давай, целуй ее, раз выиграл, хитрец! – потребовал Белый.
- Я пошутила… - тихо сказала Лена и закрыла лицо руками.

Севу затрясло нервной дрожью. Его злость не находила выхода и стала теребить все нутро мальчика. Лакин стал часто икать.

- Да, ладно, тебе, Белый! Чего пристал? – заступился за приятелей Гоша.
- Как это чего?! – завопил Белый. – Они ко мне пришли, меня подговорили и обманули! Это по-честному? Пацаны и девочки, разве это по-честному? Обещала – исполняй!

Лена не выдержала, подскочила и подставила губки для поцелуя. Но с Лакиным случился нервный срыв. Он зарыдал и бросился вон из класса. Белый не стал ему препятствовать и Сева всю свою ярость вложил в удар ногой в дверь, в результате которого швабра сломалась пополам.

- Так ты еще и распутница? – усмехнулась Нинка.

Синичка от стыда залезла под парту и тоже начала рыдать, но ее никто не пожалел. Даже мушкетеры и гвардейцы. Так не шутят. Это слишком уж взрослые шутки.

ГЛАВА 11.

Сева в этот день прогулял остальные уроки. Гоша вынес его портфель. Раков не мог скрыть свою неприязнь к Лакину, вызванную ревностью и, отдав портфель, побежал домой, оставив Севу в одиночестве.

Лакин не захотел провожать Синичку и пошел домой через лес. Он был зол не на кого-то конкретно, а на весь мир. Такое с детьми бывает. Сева все никак не мог осознать, что же произошло. Его разбирали эмоции, мешающие думать логически. Дома он бухнулся на постель и так провалялся до самых сумерек.

Вечером, перед ужином, их посетила Рема Львовна. Когда учительница ушла, мама позвала Севу кушать. Ели молча. У Севы не было никакого аппетита и если бы ему не нужно было заботиться о своем весе, то он отказался бы от ужина вовсе. Наконец, мальчик не выдержал:

- И чего она вам про меня наврала?
- Ничего не наврала… - опешил отец. – Ты чего такое говоришь? Не смей так на учителей говорить! Учитель – это святое! Они тебя к жизни готовят!
- Извини… Я пойду… - промямлил мальчик.

Владимир Всеволодович пожал плечами:
- Иди…

Когда сын ушел Лакин-старший сказал жене:
- Твоя очередь мать…
- И чего я ему скажу? – растерялась Дарья Федоровна.
- Скажи чего-нибудь… Тут дело тонкое… Может, причина не та, которая нам кажется.
- А тебе что кажется? – улыбнулась женщина.
- Я думаю, что он застеснялся. Я тоже на свадьбе стеснялся, когда нам «горько» кричали… А ты? – муж пытливо посмотрел на жену.
- А чего уж стесняться, когда свадьба? – рассмеялась Дарья Федоровна. – Стесняться нужно до свадьбы… Ладно. Пойду, поговорю…

Сева лежал навзничь на своей кровати. Мама присела рядом.

- Ты уроки хотя бы сделай, - попросила она.
- Не хочу в школу, - проворчал Сева. – Не могу. Видеть никого не могу. Все уроды!
- Надо, - Дарья Федоровна погладила сына по плечу. – Мне тоже, иной раз, тошно от работы… Особенно, когда Фекла, бабка вашей Дылды, на прием приходит. Как начнет расписывать, где у нее кольнуло, где защемило… Здоровая, как лось, а все прикидывается… Так и хочется ей вместо лекарств яду выписать… Там у кабинета настоящие больные  ждут, страдают, а она только время отнимает. Но нельзя. И нужно терпеть. И тебе нужно учиться терпеть. Ты же имеешь цель, вот, и иди к ней, не оглядываясь на других…
- Нет у меня никакой цели… - со слезами на глазах пробормотал Сева. – Думал, буду как папа, но после аварии страх меня разобрал… Как представлю, что на тебя обрушиваются мегатонны породы… Потом думал врачом быть, но тоже боюсь людям больно делать…
- А чего же ты в бокс пошел, если боишься делать больно? – улыбнулась мама.
- Так то другое! – мальчик сел на кровати, поджал ноги и обхватил колени руками. – В боксе соперник тоже хочет тебе больно сделать… А больной же беспомощный… Получается, что я его как бы пытаю…
- Выбери другую профессию, - подсказала Дарья Федоровна.
- Какую?
- Любую. Если есть какая профессия, значит, она людям полезная. Главное это быть полезным людям, обществу, чтобы ощущать свою принадлежность к человечеству. Ты бы поспал. У детей сон быстро все лечит.
- Зачем она так сделала? – Сева закрыл голову рукой.
- Ты о Лене? – Дарья Федоровна задумалась. – Не знаю… Ей нужно было уговорить этого Серегу. Наверное, Лена решила, что нравится ему и придумала такое, что заставило бы Серегу непременно согласиться… Тебе бы понравилось, если бы Серега поцеловал Лену?
- Я бы его убил! – вскинулся Сева.
- Ух ты! – рассмеялась мама. – Ты не обижайся на нее. Ее пожалеть нужно. У Лены же тут никого нет, кроме Верочки. Думаешь, ей сейчас легко?

Синичке было очень тяжело на душе. Она впервые в своей жизни столкнулась с подлостью, причем с той стороны, откуда меньше всего ожидала. Мальчики всегда ее на руках носили и пылинки с нее сдували, а тут выставили на всеобщее посмешище. И никто даже не заступился! А Сева?!

«Мог бы и поцеловать!» - возмущалась Синичка. – «Я, ведь, никакая-то там лягушка… Поцеловал бы и на этом все бы и закончилось… Все равно, ведь, уеду скоро… У! Болван этот Белый! Чего он прикопался? А эта Щука! Сама, небось, только и мечтает, чтобы ее кто-нибудь поцеловал… И чего это я ляпнула про поцелуй?»

С такими мыслями она в одиночестве дошла до дома. Верочка работала и Лена сразу же улеглась спать, поставив будильник на пять часов вечера, чтобы успеть к приходу сестры приготовить ужин.

Когда она проснулась, из кухни доносились вкусные запахи. Лена прибежала на кухню и застала там Рему Львовну.

- Ябедничать пришли?! – набросилась на учительницу Синичка.

Вера покраснела от стыда за сестру, а Рема Львовна поднялась со стула и сказала:
- Мы уже поговорили. Я ухожу. И я не ябедничала, а советовалась… К твоей же пользе.
- К моей пользе быстрее уехать отсюдова! – проворчала Лена.
- От себя не убежишь, - Рема Львовна улыбнулась. – Ты только трагедию не устраивай из этого, ладно? До свидания!

Учительница ушла. Верочка отмалчивалась. Синичка чувствовала себя премерзко.

- Ты целовалась когда-нибудь? – спросила она у сестры.
- Что я монашка что ли? – улыбнулась Вера. – Конечно.
- Это стыдно?
- Стыдно, когда на людях. А когда наедине, то очень даже приятно. Только тебе рано еще об этом думать! – Вера строго посмотрела на сестренку.
- А что тут такого?! – затараторила Лена. – Если бы это было плохое, то в кино бы не целовались. А там все целуются, как заведенные. И в книжках все целуются, когда влюбленными становятся.
- Ты влюбилась? – поинтересовалась Вера.
- Я? В Севу? С какой стати? – возмутилась Синичка.
- То-то и оно… - Вера неодобрительно посмотрела на девочку. – Ты серьезную вещь превратила в шутку. Можно сказать, что ты опошлила это святое и чистое прикосновение двух влюбленных душ…

Утром Сева ее поджидал у калитки.

- Только я с тобой целоваться не собираюсь! – сразу предупредила Севу Синичка.
Сева хотел ответить грубостью, но удержался:
- Тебе не нужно было так шутить…
- Откуда я знала, что этот Белый такой урод?! – возмущалась Синичка.
- Ты была уверена, что выиграешь и ничего такого не будет, а ты проиграла, - сказал Сева. – В следующий раз будь аккуратнее в своих обещаниях.
- Следующего раза не будет, - расстроилась Лена. – Наше мушкетерское братство рассыпалось…

В классе их игнорировали. Никто не общался ни с Леной, ни с Лакиным. После уроков Сева остался на тренировку и Синичка ушла домой одна.

После тренировки Лакин столкнулся с Белым и Толяном возле хоккейной коробки.

Серега заступил ему дорогу:
- Будешь ее целовать? – вопросил он.
- Отстань! – отмахнулся Сева.

Белый бросился с кулаками на Лакина. Толян тоже подключился к избиению. Сева держал себя в руках и только уворачивался, но нос ему все-таки разбили. Когда пошла кровь, хулиганы отстали от Севы.

- Пока ее при всех не поцелуешь, буду тебя мутузить! – пригрозил Белый.
- Почему я должен ее целовать, - возмутился Лакин, прикладывая носовой платочек к носу.
- Она обещала…
- Но я же не обещал?! – Сева поднялся на ноги.
- А мне на тебя плевать! Она меня обманула и все тут! За кого она меня держит?! Я что похож на чмошника? У! – Белый погрозил кулаком в сторону дома Лены. – С пацанами так нельзя обращаться!

На следующее утро Синичка заметила, что у Севы опух нос. Сева объяснил, что это после тренировки. Лена с сомнением покачала головой, но допытываться не стала.

Первым был урок истории. Синичка для себя все уже решила и как только Гоша окончил свой традиционный рапорт, она поднялась с места и заявила:
- Рема Львовна, я хочу объясниться!
- Прямо сейчас? – удивилась учительница.

Синичка кивнула головой и, не дожидаясь разрешения, вышла к доске. В классе возникло напряжение. Лена глубоко вздохнула, выдохнула и стала говорить спокойно и уверенно, не торопясь.

- Я не сделала ничего плохого. Мне нужно было уговорить Белого не есть конфеты и когда он заартачился, я подумала, что нравлюсь ему и ляпнула про поцелуй. Я подумала, что он ни за что не захочет, чтобы Сева меня поцеловал…

Синичка посмотрела на Лакина. Тот сидел бледный, как мраморная скульптура. Сева не ожидал от Лены такой откровенности. Лена перевела взгляд на Серегу.

- Мы говорили с Белым один на один. При девочках я бы такого не пообещала. А Белый взял и выдал наш разговор, как базарная бабка! Разве это порядочно? Про этот поцелуй знали только он и я и нечего было выставлять меня на посмешище! И чтобы вы все знали, - мне Лакин очень нравится и с ним я бы не стала так шутить, как с Белым. Вот и все!

Лена гордо прошествовала на свое место. У Севы в душе разыгралась буря из самых добрых, самых светлых чувств. Когда Лена села он нежно взял ее руки в свои. Они посмотрели в глаза друг друга.

- Спасибо, - прошептал Сева. – Я этого никогда не забуду.
- Ну и класс! – проворчала Рема Львовна. – Хоть роман об вас строчи!

Эта речь произвела полной переворот в отношениях учеников к Синичке. Даже ее поклонники зауважали ту, которая предпочла им другого.

Только Нинка фыркнула:
- Подумаешь, какая Татьяна Ларина! Явампишучегожеболе…

Тут даже ее сосед Васька не выдержал:
- Замолчи, а то ударю! – пригрозил он Щуке.

ГЛАВА 12.

Мушкетерское братство возродилось в этот же день и все пошло по-прежнему. Разве только что Сева и Лена уже не скрывали своих теплых чувств друг к дружке.

Нина и Белый стали в классе изгоями и на первом же пионерском собрании Нину лишили председательского кресла, выбрав в председатели Гошу Ракова. Старостой стала Катя Дылда.

Семеныч заточил инструмент для резьбы по дереву и Сева по вечерам стал овладевать этим видом искусства. Мальчик попросил одноклассников, чтобы ему приносили сломанную мебель. Такая мебель имеет нужную влажность (сухость) и из нее удобно вырезать.

Дидык отдал ему старый табурет со сломанной ножкой. Сева разобрал его и распили на заготовки. Табурет был сделан из редкого в тех местах бука.

Все было бы хорошо, если бы не Щука с Белым. Они не отказались от своего плана мести и выжидали момент. Только вскоре они и сами поссорились.

- Ты втрескалась в Лакина, да? – спросил как-то Нину Серега, провожая ее домой со школы.
- Не лезь не в свое дело! – резко ответила Щука.
- А я думаю, что ты  просто из зависти по нему сохнешь… - предположил Белый. – А так, он тебе и даром не нужен. Да?

Нина остановилась и посмотрела на Белого:
- Ты чего удумал? Хочешь, чтобы я с тобой разоткровенничалась, а потом ты все классу выложишь? – с презрительной ухмылкой спросила она.
- Да, нужна ты мне больно! – разозлился Белый.
Он швырнул Нинин портфель ей под ноги и побежал домой. Так они остались в гордом одиночестве. Щука решила успокоиться и ждать, когда эта пигалица уедет. У нее было еще шесть лет впереди на то, чтобы влюбить в себя Севу. Она знала, что вырастет красавицей. И у нее будет преимущество перед Синичкой – она будет рядом с Лакиным.

Если бы Сева увлекся ею, то Нина скоро бы остыла. Ее чувства подогревала гордыня. До приезда Синички, все мальчики оказывали ей знаки внимания. Все, кроме этого Лакина. Сначала она просто хотела победить Севу, но слишком увлеклась, заигралась.

Потеряв союзницу, умевшую выдумывать, глупый Белый перешел к активным действиям. Каждый раз, когда Сева возвращался с тренировки, он подкарауливал его с Толяном и они на пару избивали Лакина. Сева молчал и объяснял все свои травмы своим занятием боксом.

Но маму-хирурга не обманешь.

- У нашего сына серьезные проблемы! – сказала она как-то мужу за ужином.
- Я знаю… - пробурчал Владимир Всеволодович.
- И что?
- Такова наша пацанская доля… - усмехнулся отец. – Не убьют… Он же боксер! Вот, пусть и привыкает терпеть боль. Не волнуйся.

Как может мама не волноваться, когда ее сына регулярно избивают? Она решила поговорить с Синичкой. Лена ничего о драчках Севы не знала, но предположила, что это Белый его избивает. Она пообещала Дарье Федоровне поговорить с хулиганом.

На следующий день, на перемене, Лена воззвала к классу:
- Девочки и мальчики… То есть пацаны и девочки, я требую суда чести!

Вообще-то, подобный суд чести имеет место быть в офицерской среде. Как этот обычай попал в Рудниковскую школу, никто не знает. Но так повелось чуть ли не с самого основания школы, что любой ученик мог воззвать к обществу, чтобы разрешить свои конфликты или обиды.

Ученики перестали галдеть и приготовились внимать Синичке.

- Мне стало известно, что Белый все время избивает Лакина, пользуясь тем, что Лакин не может ему ответить. Это разве по-честному?
- А чего это ты за него заступаешься? – завопил Белый. – Он че, сам за себя не может постоять?
- Не может, потому что ему нельзя драться. И ты это знаешь! – жестко ответила хулигану Лена.
- Белый, это правда? – спросил Раков.
- Это наши разборки! – огрызнулся Серега.
- Теперь это мои с тобой разборки! – пригрозил Раков. – Ну, ты меня вывел!

Такого поворота Серега не ожидал. Он думал, что Гоша ревнует Синичку к Севе и не станет за него заступаться, но Лена все повернула в свою пользу. Получалось, что это она просила заступничества, а не Сева,  и, даже, самый ревнивый ее поклонник не мог отказать девочке в восстановлении справедливости.

Белый получил по мордам и на время угомонился.

Шла вторая половина декабря. На новогодние каникулы Сева должен был уехать на соревнования, а кроме того,  в школе должна было пройти выставка художественного творчества, а кроме того, третьего января у Лены был день рождения.

Борис Федорович на тренировке отозвал Севу в сторону и спросил:
- Ты не передумал участвовать в соревновании? Я очень на тебя рассчитываю. Можно сказать, вся школа на тебя рассчитывает. Если не уверен, то лучше сейчас скажи. Я вместо тебя Андрея буду готовить.

Лена все еще не получила ответа от отца, когда он ее заберет. Сева подумал, что две недели они могут потерпеть друг без друга. Будут встречаться в классе, а там и каникулы.

- Хорошо, Борис Федорович, я не подведу.

Учитель физкультуры составил для Лакина особый план тренировок и питания. Личной жизни в этом плане места не было. Сева еще решил подарить Лене на день рождения особый подарок - вырезать для нее Золотого Петушка. И еще нужно было что-то сделать для выставки. Гоша его особо попросил, чтобы Лакин, на сей раз, класс не подвел. Сева, после вечерних тренировок, допоздна сидел за столом с резцом, вырезая фигуру.

Он начал неправильно. Его навыки не позволяли создавать такие сложные произведения. Лакин испортил одну заготовку, другую. Уже Новый год был на носу, а у него ничего не получалось.

- Ты меня совсем забросил, - обратилась к другу Синичка в последний день перед каникулами.
- Я не забросил. У меня нет времени, честно... - расстроился Лакин. - Соревнования, потом...
- Ладно, - перебила его Лена. - Мне нескучно с Гошей. Только имей ввиду, что третью четверть я буду учиться уже в другой школе.

Эта новость убила Лакина:
- А почему ты мне раньше об этом не сказала?! - вскрикнул он.
- Потому что только вчера от папы телеграмма пришла... - Лена опечалилась. - Мы же знали, что нам придется расстаться... Вот и придется...

Севе оставались две недели счастья, но они стали самыми несчастными в его жизни. Он пришел со школы домой ни жив, ни мертв, от отчаяния, охватившего его. Он дал слово Борису Федоровичу и не мог его не сдержать. Он взялся за подарок для Лены и не мог его не сделать. Но эти дни, каждую свободную минутку, ему хотелось быть рядом с этой девочкой. Сева готов был бросить и спорт, и свою идею, но не уверен был в том, что Лена одобрит его поступок, который сродни предательству,  и ему хотелось оставить девочке на память о себе что-то такое, что хранилось бы вечно. Он думал, петушок будет стоять в ее комнате и она, просыпаясь и засыпая, будет видеть его и вспоминать о нем.

Лакин боялся, что в разлуке Лена охладеет к нему, забудет. Они будут переписываться, конечно, но он хотел присутствовать лично в ее жизни, хотя бы в виде дел своих рук, Золотого Петушка. Почему петушок? Так ему приспичило.

Очень часто люди становятся жертвами своих бредовых идей.

Новогодний утренник в школе и Новый год пролетели незаметно для Лакина. Гоша прочно занял его место рядом с Леной, но Сева был занят только своими мыслями и измены друга не замечал. Лена пригласила всех мушкетеров и гвардейцев на свой день рождения. Петушок был почти готов. Сева выложился на все сто процентов и деревянная скульптура была весьма недурно выполнена, учитывая, что это была первая его работа. Родители одобрили его труды. Он принялся раскрашивать птицу.

В самый день рождения Севе осталось только нанести на поверхность скульптуры последние мазки "золотой" краской и тут случилось несчастье. Он положил птицу на бок и нечаянно надавил на лапку. Лапка сломалась...

Это была катастрофа! Сева сидел, как истукан, перед испорченным своим произведением. Он онемел и оглох. Мир вокруг перестал для него существовать. Даже слезинки не проступило на его глазах, потому что душа его омертвела.

В комнату зашла Дарья Федоровна, увидела сына-истукана и разволновалась:
- Сева, сынок, что случилось с тобой?

Сева не ответил. Женщина взглянула на стол и увидела петушка с отломанной лапкой. Она схватила лапку, повертела ее в пальцах:
- Можно приклеить.
- Нельзя, - безразличным голосом ответил Сева. - Там два скола...

Мама присмотрелась и заметила, что лапка сломалась в двух местах.

- Да, уж, - она задумалась. - Ну, подари что-нибудь другое...
- Что?! Что другое?! - закричал мальчик, вскочив на ноги. - Ты понимаешь, что я в этого петушка всю свою душу вложил, все сердце!

Он бросился на кровать и зарыдал. Дарья Федоровна не знала что делать... Она попыталась успокоить сына, но тот от нее отмахнулся. Нужно было спешить к больным и женщина ушла, оставив Севу один на один с его отчаяньем и горем.

- Ребятки, вы, давайте, садитесь за стол, - позвала Вера гостей. - Сева придет, никуда не денется.

Гости посмотрели на Лену. Она сидела в кресле в своей комнате и нервно покусывала пухлые губки.

- Может, я сбегаю за ним? - предложила Дылда.
- Нет! - Лена вскочила на ноги. - Семеро одного не ждут. Идемте праздновать!
Дети поели, стали играть в игры. Всем было весело. Пришел вечер, а Сева не пришел. Проводив гостей, Лена оделась и пошла к дому Лакиных. Отец Севы был дома один.

- С Севой что-то случилось? - спросила Лена, надеясь, что у мальчика была уважительная причина не прийти на ее день рождения.
- Так, он уехал на соревнование... - растерялся мужчина. - А он что, не приходил к тебе?

Лена не ответила. Слезы потекли по  ее щекам и она выскочила из дома и побежала к мосту. Ей хотелось утопиться. Она не понимала, как будет жить с такой обидой, с такой сердечной болью. Ведь, получалось, Сева ею пренебрег, предал ее. А за что? Она простила ему его подлый поступок, она поверила в него, открыла ему свое девичье сердечко, а он, даже, не поздравил ее с днем рождения.

Лена потеряла где-то по дороге шапку, ее волосы растрепались. Девочке стало жарко и она расстегнула ворот пальто, сдернула с себя шарфик и отбросила его в сторону. Слезы застилали ей глаза. Лена уже ничего не видела перед собой. Она споткнулась, ноги у девочки заплелись и она влетела в сугроб.

- За что?! За что?! За что?! - замолотила она кулачками по снегу, разбрасывая его в разные стороны.

Она стала хватать снег и жадно его глотать, как отраву.

- Вот, тебе! Вот, тебе!  - приговаривала Лена. - Дура! Дура набитая! Бестолочь! Тупица! Вот, тебе! Вот, заболею, умру, будешь знать тогда!

Она неожиданно прекратила истерику. "А почему это я должна умирать из-за какого-то подлеца?!" - пронеслось у нее в голове. Девочка встала и пошла домой. По пути она подобрала шарфик, шапку, привела в себя в порядок и, приняв гордый  вид, прошла мимо дома Севы королевой, для которой Лакин был мелким ничтожеством.

Лакин вернулся через день. Гоша пришел его навестить. Сева был сам не свой. На Гошу он отреагировал вяло и это задело Ракова.

- Как выступил? - спросил председатель.

Лакин кивнул головой на стенку. Там на ковре висела золотая медаль.

- Молодец, - похвалил одноклассника Гоша без всяких эмоций. - Не забудь о выставке!

Он развернулся и пошел к выходу.

- Когда Лена уезжает? - спросил Ракова Сева.
- Девятого... Автобус в пять... в пять тридцать... по-моему... - ответил Гоша.

Гоша врал. Он делал это умышленно, презирал себя за ложь, но врал!

Лена схватил ангину и до самого отъезда на глаза не показывалась. Ее навещали только девчонки. Он все еще была подавлена, но старалась виду не подавать. Только Катя Дылда заметила, что на душе у подруги.

- Давай я с Севой поговорю? - предложила она. - Кстати, он стал чемпионом района и поедет на краевые соревнования.
- Мне все равно, кем он стал и куда поедет, - резко ответила Синичка. - Я его презираю!
- Ну, не знаю... - Катя пожала плечами. - Чего сразу презираю? Сева не такой... Наверное, что-то случилось и он не смог прийти.
- Я не в Африке живу. Мог бы сам прийти и объясниться, - процедила Лена сквозь зубы.
- И то правда, - вздохнула Катя.

ГЛАВА 13.

У Севы оставалось четыре дня. И оставалась его бредовая идея. Он не удосужился проверить расписание автобусов, а сел за новую работу. Девятого января, к полудню, работа была завершена. Сева упаковал свое изделие в цветную бумагу, обулся и просидел так в полном безмолвии до пяти часов вечера. Затем он оделся и стал ждать. Он решил отдать подарок Лене перед самым отправлением, чтобы она не успела отказаться от него. Лакин понимал, что услышит от девочки много нелестных слов в свой адрес и не хотел разлуку превращать в разлучающую их ссору. Он надеялся, что сможет объясниться потом, в письме.

За пять минут до отправления автобуса Лакин вышел из дома и пошел к автобусной станции... Он увидел только хвост автобуса.

- Стой! Куда! - закричал Сева и бросился в погоню.

Автобус повернул за сопку и пропал из вида. Сева встал, как вкопанный, не зная что делать. Все рушилось! Лена так и уедет с плохим отношением к нему, а он так и останется со своей болью... И как ему жить? Сева сообразил, что автобус сначала должен обогнуть отрог, а это семь километров по извилистой дороге, на которой автобус большую скорость не наберет.

Он ринулся через тайгу наперерез. Только сейчас мальчик заметил, что началась пурга. Ветер швырял снег ему в лицо, слепил, мешая двигаться в сгустившихся сумерках. Лакин спотыкался чуть ли не на каждом шагу, цеплялся одеждой за ветки деревьев, но неведомая сила, возникшая изнутри, толкала его вперед, вперед.

Ему стало жарко. Сева сбросил пальто и остался в одно свитере. Он ничего не соображал! "Вперед! Вперед!" - отзывался в его голове каждый стук сердца. Стало совсем темно. Мальчик бежал по тропинке, которая была нахожена, но сейчас под снегом с трудом угадывалась. Он часть сбивался с пути, плутал, вязнул в зарослях кустарника. Сева уже с трудом дышал, когда, наконец, выскочил на трассу.

Он опоздал... Свежий след на снегу указывал, что автобус недавно проехал. Сева в изнеможении упал на дорогу. Пурга тут же принялась засыпать его белым пухом, как бы накрывая одеялом. Сева в пал в беспамятство. Его нервная система не вынесла такого напряжения.
- Очнись, поганец! Очнись, чтоб тебя зараза взяла! - услышал мальчик вдалеке чей-то голос, потом ощутил прикосновение чего-то горячего к щеке.

Сева открыл глаза. Над ним стоял водитель Семенович и лупил его по щекам.

- Не надо, - тихим голосом попросил Мальчик.
- Очнулся? - обрадовался водитель. - Ты понимаешь, а киснуть тебе во щах, что я тебя чуть не задавил?! Ты как тут оказался?
- Надо было, - ответил мальчик.

Тут он, наконец, дал выход своему горю.

- О, мать моя женщина, отец мой партизан, - запричитал Семеныч.

Он схватил мальчика в охапку и притащил его в кабину своего грузовика. Тут он заставил Севу выпить чаю с лимонником из термоса. Зелье подействовало. Сева немного взбодрился.

- Как ты ту оказался? - допытывался друг Владимира Всеволодовича.
- Автобус догонял? - вяло ответил мальчик.
- Автобус? - в голове у водителя пронесся ураган мыслей. - Догнал?
- Не успел, - Сева вздохнул и снова расплакался.
- Рейсовый автобус, который на пять двадцать пять? - водитель завел двигатель.
- На пять тридцать, - поправил его Сева.
- На пять двадцать пять! - утвердил Семеныч.

Он снял машину с ручного тормоза и они тронулись в путь. Сева не спрашивал куда они едут. Ему было все равно.

- А что это у тебя в руке за сверток? - поинтересовался водитель, когда грузовик разогнался.
- Подарок Лене приготовил. На память. Не успел...

Семеныч сочувственно посмотрел на Лакина. Он выключил свет в кабине и дал по газам.

- Расскажи-ка мне свою историю, - попросил Семеныч. - Мне кое-что понять надо, а тебе выговориться.

Сева стал рассказывать. Он поведал все, как на духу. Ему действительно нужно было с кем-то поделиться своей болью. Друзей у него не осталось. Родителям он об этом сказать не мог, а Семенычу доверял. Семенычу все доверяли, потому что сердце у него было большое. Он так умудрился прожить свои пятьдесят семь лет, что ни одного слова плохого в свой адрес слышал.

- Понятна твоя се ля ви, - сказал водитель, когда Лакин окончил свое грустное повествование. - Автобус остановится в Знаменке. Там будет стоять десять минут. Мы в аккурат к его отъезду и поспеем.
- Так, мы за Леной?! - оживился Сева.
- А куда же еще? - усмехнулся Семеныч. - Сам погибай, а товарища выручай. Ты же мне товарищ или как?
- Товарищ! - обрадовался Лакин. - Еще какой товарищ!
- А как товарищ, то и слушай мою неприятную речь, сынок! - он пожевал свои усы, подумал, покурил. - Пожалуй, скажу. Может тебе и пригодится по жизни, а может и нет, но я все одно скажу, так как ты мне товарищ.
- Говорите, - кивнул головой Сева. - Я сам знаю, что неправильно себя вел...
- Неправильно - это ты, брат, об себя мягко сказал! - усмехнулся Семеныч. - Я не буду тут долго разглагольствовать, скажу просто... Знаешь, Сева, однажды твой жизненный путь подойдет к концу. И самое страшное будет для тебя, оказаться среди несбывшихся надежд. В жизни нужно использовать каждый шанс, который она тебе дает. Пусть это будет ничтожно малый шанс, но ты его должен использовать. Пусть у тебя что-то не получится, но ты, хотя бы, попытался! Страшнее всего тебе будет, когда время уйдет и ничего уже нельзя будет поправить. Ты будешь вспоминать о том неиспользованном шансе и добивать свою старость душевными муками. Вот и все. У тебя был шанс. Ты струсил. А чего струсил? Убила бы она тебя, если бы ты пришел и честно ей во всем признался? Не убила бы. Может, обиделась бы, но если душа ее к твоей привязалась, то она бы поняла и простила, потому что души, если уж, склеились, то их не разорвать. Вот и весь сказ.

Сева прикусил губу.

Они опоздали. Автобус из Знаменки выехал. Семеныч нагнал его на повороте. Он посигналил и объехал автобус, мигая фарами. Семеныча знали. Водитель автобуса затормозил. Сева выскочил из грузовика и подбежал к автобусу. Водитель открыл дверь, увидел мальчика в одном свитере и занервничал:
- Шо случилось, хлопец?
- Я на минуточку, - сказал Сева и зашел в салон.

Тут было тепло. Пассажиры спали. Он пошел по салону, всматриваясь в лица людей. Лена с Верой сидели почти в самом конце автобуса. Обе спали. Лена, прощаясь с одноклассниками решила предстать перед ними во всем своем великолепии. Она сделала себе прическу. Ее волосы в дороге растрепались и из прически выпала длинная вьющаяся прядь. Сева машинально поправил ее.

Он стоял, смотрел на Синичку и не мог оторвать глаз.

- Хлопец, ну что там? У меня расписание! - завопил шофер.

Руки Лены лежали на коленях. Лакин положил сверток девочке в руки и спешно покинул автобус.

ЭПИЛОГ.

Операция длилась уже три часа. Лакин действовал, как автомат. Все его движения были выверены, точны, продуманы. Он применил все свои знания и умения. Таз и тазобедренные кости больной ему удалось собрать в нечто цельное. Но работы было еще много.

Смирнов навивал круги вокруг операционного стола. Он периодически подходил, молча смотрел на работу коллеги и снова продолжал кружить.

- Где кардиолог и реаниматолог? - спросил Лакин.
- Ищут, - ответил Яков Борисович. - Ты не психуй! Люди имеют заслуженный выходной. Думай, как без них справляться.
- Мне некогда думать! - рыкнул Лакин. - Найди их! Из-под земли достань!
- Что ты задумал? - насторожился Смирнов. - Анестезия перестанет действовать, так прекращай операцию. Завтра продолжишь.
- Завтра будет поздно. Ты же знаешь! - огрызнулся хирург.
- Ничего... Под капельницу ее положим. На физрастворе подержим...
- Нет! - перебил его Лакин. - Яков Борисович, отец мой родной, найди кардиолога и реаниматолога! Христом богом прошу!
- Что ты задумал? - не отставал Смирнов.
- А что еще я могу придумать? Остановим сердце...
- Уфффф! - тяжело выдохнул Яков Борисович. - Ты сошел с ума...
- Надеюсь, - ответил Лакин. - Только так и можно решиться на использования одного шанса из тысячи...
- Одного из миллиона, - поправил его коллега. - Ты сядешь!
- Перестаньте, Яков Борисович! - попросила хирургическая сестра. - Не каркайте под руку!

Прошел еще час. Кардиолога и реаниматолога не было. Они ушли в тайгу. Все усилия, предпринятые Лакиным были напрасны.

- Я же говорил тебе, что спасть нужно человека, а не его... ее ножки! - злился Смирнов.
- Ты же фронтовик, Борисович? - Лакин отложил скальпель и попросил у сестры сигарету.
- Ты на что намекаешь? - нахмурился Смирнов.

Сева вышел из операционной в соседнюю комнату. Сестра всунула ему в рот зажженную сигарету. Смирнов подошел к Лене, измерил ее пульс, давление и вышел к коллегам.

- Давление ниже плинтуса, - сообщил он.
- Вот и хорошо. Будете мне ассистировать, - Лакин выбросил сигарету и вернулся в операционную.

Он решительно подошел к пациентке и одним движением скальпеля вскрыл ей грудину.

- Уффф! - выдохнул Смирнов. - Я бы тебя убил!

Через два часа основная часть работы была закончена. Можно было сделать перерыв часов на шесть, чтобы дать возможность организму Лены справиться с шоком.

- Сердце! - распорядился Лакин. - Запускай мотор, чудотоворец!
- Если она помрет, я тебя убью, потом откопаю, снова убью и снова закопаю!!! - прорычал фронтовик.

Прошло три дня. Утром Лена очнулась. Она открыла глаза и увидела стоящего над ней Севу. Синицына отвернулась. Лакин присел на край ее кровати и взял за руку:
- Как ты себя чувствуешь?
- Я тебя ненавижу! - с трудом выговорила Лена.
- И правильно ненавидишь, - кивнул Сева. - Я - сволочь редкостная... Но я тебя люблю. Всегда любил и буду любить веки вечные.

Лена промолчала. Хирург поднялся и вышел из реанимации.  Лена улыбнулась, а потом заплакала.

В помещение вошла Вера с медсестрой. Вера встала на колени перед кроватью и здоровой рукой схватила тоненькую ручку сестренки и стала ее целовать. Сестра заправила шприц лекарством:
- Позвольте я инъекцию введу.

Вера поднялась на ноги:
- Сестренка, ты как?
- Не знаю, - усмехнулась Синичка. - Вскрытие покажет!
- Ну и шуточки у вас, больная! - проворчала медсестра. - Всеволод Владимирович в вас всю душу свою вложил. Вы теперь просто обязаны выжить с его душой внутри!
- Он женат? - поинтересовалась Синицына.
- Представьте себе - нет, - недовольно ответила медсестра. - Тут в городе столько девок по нему сохнет, а он помешался на какой-то дурочке и страдает. Та уже три раза замужем побывала, а он все страдает.
- Это когда ты успела побывать замужем? - притворно нахмурилась Вера. - Ну-ка, признавайся, негодница!

Медсестра не сразу, но сообразила...

Прошло еще время. Как-то Лакин отдыхал после операции. Он открыл окно и жадно глотал свежий воздух. Лена попросила, чтобы ее вел другой хирург. Она перешла под опеку Смирнова и о ее лечении Лакин все знал, но о состоянии души ничего не ведал.

Он выглянул в окно и увидел, как Вера ведет под ручку сестру. С головы Синицыной повязку сняли и она предстала взору Лакина во всей своей красоте, пусть и немощная. Лена с трудом передвигала ноги. Даже из окна ординаторской было видно, с какими муками ей дается каждый шаг.

- Сколько у меня времени? - спросил Сева у медсестры.
- Минут сорок...

Он переоделся и поспешил к Синицыной.

Вера, увидев Севу, уступила ему свое место. Лакин взял Синицыну под руки:
- Вот так ее придерживайте, чтобы позвоночник прямой был. Нагрузка должна идти на таз, а не на позвоночник.
- Отпускай! - приказала Лена.
- Ни за что! - улыбнулся Лакин. - Ах, попалась, птичка, стой! Не уйдешь из сети! Я тебя уже никуда от себя не отпущу! Я тебя сотворил, своими руками, как ту синичку.

Лена медленно повернулась к нему:
- Знаешь, я уже раз пять могла выти замуж за это время!
- Догадываюсь, - улыбнулся Лакин.
- Чего  улыбаешься? Думаешь, что из-за тебя не вышла? - нахмурилась Синичка.
- Думаю, что не из-за меня... - улыбался Сева.
- Ну и не улыбайся! - Лена стукнула его в грудь и затараторила. - А не вышла, потому что у меня с вашего Рудника в голове засела бредовая идея: я хотела изобрести устройство, чтобы оповещало горняков о вредных газах. Знаешь, Гоша позвал меня в гости, а тут пришел его отец пьяный. Отмечали годовщину гибели его друга. Он так плакал, так плакал...

На глазах Синицыной навернулись слезы. Лакин аккуратно стер их.

- Я тогда клятву себе дала, что не выйду замуж, пока не изобрету спасение для горняков и шахтеров. И изобрела! - Лена снова стукнула Севу в грудь. - А ты - меня бросил! А я дура! А ты... ты...

- Ты мне поцелуй должна! - Сева прижал девушку к груди и крепко поцеловал.

- Я, пожалуй, пойду, - проворчала Вера. - Это надолго...


А что же с письмом Лены? Она заставила себя написать письмо, догадавшись, что синичка - дело рук ее обидчика и оценив его героические усилия по доставке синички лично ей  в руки. Лена неправильно указала обратный адрес. До Рудника она жила в гарнизоне в деревне Косарево, а письмо отправляла из гарнизона Козырево. То ли от волнения, то ли от усталости, но Синицына указала старое название населенного пункта - Косарево и не заметила ошибки. Ну, вот, и все.