Сад поражал своим великолепием: стройные кипарисы, раскидистые вербы, вековые дубы, белоснежные березы и много других незнакомых деревьев – все они росли по периметру, создавая собой величавую изгородь, а внутри все пространство занимали фруктовые деревья и цветы.
На плакучих ветвях красовались зрелые вишни, крупные, сочные, они так и просились, чтобы путник сорвал горсть и насладился их незабываемым вкусом.
Рядом желтели абрикосы, румяным бочком повернулись янтарные яблочки, крупные груши с прозрачной сочной мякотью, сквозь которую просвечивали зернышки, висели так низко, руку протяни – все твое.
Все фрукты казались в одинаковой степени зрелыми, это невероятно, так не бывает.
«Райский сад»,- подумала Виктория, продолжая рассматривать окружающую красоту.
Здесь росли диковинные цветы, великолепные, нежные, женщина никогда раньше не видела таких. Одни напоминали земные розы, другие чем-то походили на ирисы, третьи выглядели, как пионы или георгины. Их было так много вокруг, разноцветных, прекрасных – глаза разбегались.
Виктория шагнула вглубь сада, она не могла ошибиться – они должны находиться здесь, где же им еще быть?
У одной из клумб стоял мальчик. Темные завитки волос, худенькие плечи, знакомый до боли профиль. Он бережно подвязывал куст цветущего кустарника, ни на кого не обращая внимания.
«Это он!», - Виктория тихо вскрикнула, но не услышала своего голоса. Она хотела окликнуть ребенка, привлечь его внимание, но голос не прозвучал, и женщина пошла к нему сама.
«Коленька, мальчик мой, я нашла тебя, нашла, - по щекам катились слезы, сердце учащенно билось, - ведь почти отчаялась уже, почти потеряла надежду…»
Ему на вид было лет пятнадцать, еще угловатый, нескладный, но уже вытянувшийся в рост, мальчик, казалось, не замечал приближающуюся к нему женщину. Но, внезапно он замер, повернул к ней голову и их глаза встретились. Один миг, всего лишь один – на узнавание.
- Мама, - шепнули его губы.
- Сыночек мой, - прокричало ее сердце.
Виктория обнимала сына, орошая его плечи слезами, целовала его лоб, щеки, закрытые веки, ощущая всем телом трепет его худенького тела.
Мальчик тоже плакал, его плечи вздрагивали, руки обнимали ее за шею:
- Я знал, знал, что ты найдешь меня. Я верил, что ты меня любишь, мама, мамочка моя!
Трудно сказать, сколько это длилось – час, два или вечность. Виктория вдруг спохватилась:
- А Пашка? Ты не видел Пашку, братика своего? – ее глаза просили, умоляли, чтобы мальчик ответил утвердительно.
Он заглянул маме в душу, подумал с минуту, он знал, что нужно сказать, он читал это в ее сердце.
- Видел, мама. Пашка здесь, он со мной, ты только не волнуйся так, сейчас мы к нему пойдем – он в другом саду, это рядом.
И они пошли, рука об руку. Теплый ветерок обдувал ее разгоряченное от волнения лицо, вокруг слышалось пение птиц, разноцветные бабочки порхали над цветами, перелетая с одного на другой.
За большими деревьями находился еще один сад, в нем росли такие же прекрасные цветы, деревья, кустарник. Ухоженные дорожки, первозданная чистота и красота природы, необыкновенная аура этого места – поистине, так выглядит рай.
Паша знал, с кем идет к нему брат, в том мире чувствуют и понимают иначе. Он давно уже знал, что эта встреча скоро состоится. Они оба знали это.
- Мама, - он оказался более сдержан.
Его голос звучал мягче и нежнее, конечно, он же на пять лет моложе, еще совсем ребенок по сравнению с братом.
Виктория обняла сына, прижала его к груди, другой рукой притянула к себе и старшего. Они стояли так, обнявшись, некоторое время, наслаждаясь своим счастьем...
Что-то щелкнуло, и женщина вновь ощутила боль, неимоверную, разрушающую разум, сверлящую, словно наворачивающую ее мозг на железный коловорот. Ничего не было сильнее и страшнее этой боли, сквозь которую прорвался и остатками сознания был услышан детский крик:
- Мы будем ждать тебя здесь, мама…
***
Егор сидел у изголовья кровати своей жены и ждал ее пробуждения. Сегодня Виктория выглядела еще хуже – бледное лицо, обескровленные губы, глазницы провалены, очерченные темными кругами. Худые, обтянутые пожелтевшей кожей руки, безжизненно покоились поверх одеяла, они были холодны, как лед.
«Скоро уже, моя хорошая… скоро… все закончится, потерпи, родная, потерпи…»
Слезы застыли в глазах, желваки перекатывались, кадык на шее дернулся, подавляя подступивший к горлу ком.
Виктория застонала, веки дернулись раз, другой – выход из искусственной комы всегда тяжело ей давался. Но, пока рассудок ее не пострадал, эти несколько минут между очередным уколом – драгоценны.
Долгожданная встреча, одна из последних, Егор буквально караулил эти минуты, чтобы еще хоть разок взглянуть в любимые глаза.
- Егорушка, я их нашла…
У нее оставалось так мало сил, каждое произнесенное слово отнимало последние, но она продолжила:
- Я всегда знала, что найду их – наших мальчиков. Коленька так вырос, почти с меня уже ростом… так похож на тебя… если бы ты знал. Все-все твое: волосы, глаза… А Пашенька не такой… он на маму мою похож, светловолосый и глаза синие… Такие красивые они оба…
Виктория закрыла глаза. Предательская слеза выкатилась из уголка прикрытых век и скользнула по виску, спрятавшись в волосах.
Егор протянул руку, погладил жену по щеке, говорить он не мог, слова застряли в горле… уже в который раз.
Дверь приоткрылась, в палату вошла медсестра. Она вопросительно взглянула в глаза Егору, он тихо кивнул. Очередная порция лекарств вернет Викторию в райский сад.
- Она бредила? – медсестра слышала разговор, пока ждала за дверью.
- Нет, она не бредила. Коля и Паша – это наши нерожденные дети, в свое время моя жена сделала два аборта, - Егор вздохнул и тихо вышел из палаты.
«Я думал, она забыла об этом… Надо же, Колька и Пашка, два мальчика…», - Егор нервно курил, все еще не веря во все услышанное.
На улице сгустились сумерки, вечерняя прохлада пробралась под рубашку, вернув мужчину в реальность.
«Нужно ехать домой – девочки заждались».