Памяти о.Василия Осташевского
Я с детства полюбил печальные дворы церквей заброшенных. За ржавою калиткой, с поломанным замком, булыжная дорожка, истёртая ногами богомольцев, ведёт к высокой паперти. Над нею, в портале сером, створки ветхой двери закрыты наглухо. За ними слышен шёпот и вздохи, и шаги… И, сразу присмиревший, иду вкруг храма к выпуклой стене апсиды, что глядит сквозь мутные века на солнечный восход решётчатой бойницей, с остатками стекла цветного.
Тихо здесь, и травы гуще, и кривая липа в старушечьей дремоте неподвижна. И чёрный крест на крыше византийской плывёт навстречу белой плащанице высоких облаков.
Как сладостно лежать, раскинув руки, подогнув колени, в траве сухой. И вдруг услышать сердцем всех, кто затих с молитвой на устах. Бывает, чьё-то имя мшистый камень, изъеденный, как оспою, дождями, ещё прошепчет с грустью, запинаясь. Но чаще память о почивших в Бозе мертва…
А может, не было их вовсе? И нет меня? И никогда не будет? И всё то дивное – витраж и крест чугунный, и облака, и запах разнотравья, и дальний звук, невнятный и протяжный, весь мир предметный видимой Вселенной, и души, оживившие пространства, - лишь краткое виденье Демиурга, оставленное им без воплощенья?
Так проба неудачная пера летит в камин, и до того, как станет в одно мгновенье прахом, горстью пепла, все образы её живут и помышляют о вечности… И чествуют Творца.