Кому какое дело до моей жизни? Все, что в ней есть, никому не нужно и, в первую очередь, мне самому.
Порой мы не даем себе отчет, что способны отказаться от любой вещи в этом мире одним щелчком пальцев. Вот так – щелк! И все предметы уже теряют свою прежнюю фактуру и стелятся, словно масленая радуга, сметая весь спектр цветов в единую однородную массу. И, некто, в особый момент, уже обнаруживает, что больше-то и нет ничего. Нет ничего справа, слева, сверху, снизу, снаружи, внутри. Даже упасть то не куда. Щелк! И больше нет ничего. И в тот самый особый момент он видит, что его жизнь просто таки заляпана бессмысленными деталями именами и истолкованиями, навязанными всеми теми, кого только вы можете себе вообразить. Желание это все объяснить, дать всему свое собственное имя - лишь защитная реакция на страх перед неизвестностью. Но не пришло ли то время признать, что мы и есть то самое неизвестное? Мы и есть та всеобъемлющая тайна, которая окружает нас повсюду. Мы и есть все то, в этом порой ужасающем, исполненном абсурда, гармонии и красоты мире!
А что же моя история? Моя жизнь? Самое постоянное в ней так это то, что она всегда была крайне беспорядочной и суетливой. Непостоянной и бессмысленной. Внешне вам может показаться, что я агрессивен и задирист. Но внутренне – тону в своей неприкосновенной нерешительности и неуверенности в себе. Нерешительность, робость, стеснение лишают человечество эволюции.
Я всегда придумывал некое изменение на своем пути потому, как не видел ни одного образа жизни, который бы меня увлекал. Пока однажды не уловил этими самыми эманациями, почти невидимую пыльцу. Люди, которые меня знают, тем самым знанием ограничивают меня. Ограничивают своими мыслями. Своими мыслеформами. У них у всех сформировался определенный образ моей личности. И все мои действия еще больше закрепляли этот образ, тем самым не давая мне шанс на полную реализацию своих возможностей. Чем больше я тебя знаю, тем больше уверен, что ты не резанешь меня в какой-нибудь темной подворотне каким-нибудь перочинным перышком. А не для этого ли оказался я тут? Не для выращивании внутри себя, своего собственного Наполеона, Пушкина, быть может даже Иисуса или Будды. Или даже самого… себя? Только опуская подробности, а затем и главное, тебя перестанут воспринимать таким, какой ты есть. И, самое важное, – у тебя появится огромный простор для любых изменений в своей жизни. Любых изменений в себе. Потому просить меня написать собственную биографию – равноценно тому, что просить ученых оправдать магию. Придать ей некую форму. Это лишает мир его волшебства.
В этом загадочном мире, мы можем все воспринимать определенно и схематически. Также, исходя из логических выводов и подсознательного анализа, который, как вычислительная машина, уже готова сказать свое мнение о чем угодно. А ведь, что может быть проще чем иметь свое мнение? И там где все кажется таким знакомым и привычным, родным и самым, казалось бы, самым, мы встречаемся с весьма коварным паразитом. И сей паразит есть – окончательное мнение. Он так ехидненько приручает нас к рефлексии восприятия реальности. То есть к статике мышления. Все, что статично, во вселенной разрушается практически мгновенно. И чем больше наше мнение прикрепляется к реальности, тем меньше становится весь этот мир. Уже сжимал его в своих руках до крохотной песчинки? Чувствуешь о чем идет речь? Последствия этой рефлексии практически необратимы. Ее проявления, как едва уловимое прикосновение южного ветра. Неочевидная связь прочнее очевидной. Сперва вы чувствуете легкую усталость. Усталость от вещей вокруг. От людей. От их ограниченности и временности. От того, что все так знакомо и привычно, от себя в конце концов. Вам становится скучно. И все потому, что нам кажется это таким знакомым. Таким, и никаким иначе.
Однако воспринимая все как нечто неизвестное, как нечто такое, что мы видим в первый и в последний раз, мы погружается в некую тайну. Погружение в которую есть единственное, к чему хочется стремиться. Ибо у живых есть один недостаток – мы, понимаете ли, смертны. И все, что мы осознали в это мгновение жизни, в другое мгновение мы положим туда, откуда все это и достали. Но если у нас получится изменить хоть что-то, хоть мгновение из этого сценария, какие же чудеса нас ожидают?
И вот уже наша жизнь погружается во все окутывающий туман. Она становится подобна призраку, полупрозрачной игре образов, лицу, которое кружится вокруг. Ты не знаешь, с какой стороны в следующий раз это лицо появится. Неизвестность окружающего нас пространства, становится способным на любые чудеса. И потому ты всегда начеку. Потому мир безграничен и непостижим. Он воистину бесконечен в своих проявлениях. И в то же время, он – не более чем твое мнение. Потому знать что-то наверняка – это все равно, что оправдывать свою жизнь тем или иным аргументом, так или иначе подводящим тебя к мыслям о себе!
Много думая о себе, мы погружаемся в таинственную усталость, в сказку грусти, где нет конца и края проблемам. Перестань думать о себе, и грустно не будет. Кажется, чего проще, да? Понимание происходящего есть у всего, но оно скрыто за логикой. А что есть логика? А что есть мысль, как не стремление к выживанию изо дня в день? И в логике своей, и в мыслях своих мы теряем волю свою. Перед страхом неизвестности. Страхом непонимания. Страхом одиночества. Но все эти страхи – пустышка, потому, как мы всегда находимся в неизвестности. Всегда, но в городе мы за нее еще и платим. Нас никогда не поймут, и если немножечко призадуматься, то что может быть лучше этого? И как следствие нет смысла стремиться к тому, что бы быть понятым. И, конечно же… «О, да, конечно же – души рождены для одиночества.» Вся наша жизнь – это одинокий ветер, летящий в сторону бесконечности. Сейчас растаю.
Это мне одному кажется, что это произведение больше похоже на коричневый хвост, который мы выращиваем в своих маленьких кабинетах?
Вопрос скорее не в том, что наполняет мою жизнь этими самыми хвостиками или какие события творят мою историю, а в том, зачем я пишу? И зачем вам все это читать? Зачем меняю жизнь свою на вдохновение? Может потому, что я поэт? Это же так просто. Поэт. То есть охотник за самим собой. За тайной скрытой в этом самом мгновении. За тем, что можно только в подсознательной невесомости вытащить на поверхность и подать этот плод воображения, отрыжку из космоса как трансцедентальный, полный экзистенциальных куражей полет. И только тогда он счастлив, когда ему удается обнажать тело своей добычи. Он ликует. Ах, разве поэзия – это не обнажение?
Кирилл Ковалев