- Привет.
Интересно, а как одно слово, сказанное, возможно даже случайно, способно изменить мир? Казалось бы, это невозможно. Что там – какое-то одно слово, слияние нескольких букв. Это даже не подкрепленная смыслом фраза, это всего лишь одна короткая мысль. Но, черт, безумство этого мира таково, что слово может перевернуть всю жизнь с ног на голову, заставить проснуться забытое и уничтоженное прошлое, впустить стрелу в ледяную душу, расколов ее на части. Или же наоборот, соединить ее в единое целое и отогреть от так часто спрятанного жуткого страха.
- Привет, говорю.
Черт. Не обозналась.
Я медленно оборачиваюсь к человеку, сказавшему это дивное, столь знакомое каждому слово «Привет». За короткое мгновение пытаюсь думать о том, что это все – ложь, что его на самом деле нет, что это все – моя фантазия.
Нет. Не фантазия.
Рядом со мной сидит молодой парень двадцати с лишним лет. Нет, он не относится к тем новомодным напыщенным ребятам, уважения к которым нет ни капли. Как можно уважать накрашенную утку? Иного описания их внешности я не нахожу. Нет, этот парень был совершенно иным. Его внешний вид как раз отражал его внутреннюю сущность, в отличие от большинства. Серо-зеленая не застегнутая старая куртка, не искусственно порванные джинсы, съехавшая чуть набок черная шапка, из-под которой торчали русые растрепанные волосы. Весь исхудавший, он напоминал сухую палку в старом позднем осеннем лесу. В правой руке он держал медленно тлевшую сигарету.
- Ну, привет, - отвечаю я ему.
- М-да, как и раньше, особым приветствием ты не отличаешься, - слегка усмехнулся он и сделал затяжку.
Медленно выдохнув едкий серый дым, он посмотрел на меня затуманенными зелеными глазами, будто выискивая, что же во мне изменилось. И, надо сказать, нашел.
- Какая-то ты другая стала, - отрешенно произнес он. – Была яркой и злой, а стала серой и блеклой. И, поверь, эта серость тебя вовсе не красит. Я помню, что ты любила серый цвет.
- Неужели, - саркастично заметила я. – Ты тоже не лучше. Был пацан пацаном, заводилой. А сам сейчас кто? Сам серый. Не мышь, нет. Скорее, туман.
- Туман бело-прозрачный, - тихо заспорил он.
- Он потерянный, - возразила я. – Как и ты, в общем-то.
- Не, я не потерянный. Я просто стал странником, - сказал он, вновь затягиваясь.
- Именно. Своего угла нет, вот ты и потерялся, - проговорила я. – И пытаешься себя оправдать словом «странник». Глупое поведение с твоей стороны.
Он выпустил дым и со смехом посмотрел на меня.
- А у тебя, насколько я помню, почти никогда своего угла и не было.
- Так я и не пытаюсь говорить, что я – «странник», - спародировала его я.
- Ты так себя ведешь, - ответил он.
- А тебе никогда не нравилось, как я себя веду, - отметила я, вспомнив частицы былого времени.
- Мне не нравилось, что ты вечно рисковала собой ради ерунды, - возразил он. – Но ты была тогда настоящей, и это было хорошо. Ты была живой.
- То есть, перед тобой сейчас труп сидит?
- Душевно – да, - медленно проговорил он. – Физически… Тоже да. Вон, серо-синяя вся. Вроде по тебе не видно, что ширяешься, но очень на это похоже. Но, зная тебя, не думаю, что в этом дело. Хотя, кто знает. Иногда мне кажется, что я никого не знал.
- Ты никого и не хотел знать, - ответила я. – Ты не лез в душу. И, впрочем, это же хорошо. Если бы ты тогда ко мне в душу посмел бы влезать – честное слово, голову бы оторвала.
- Ты можешь, - усмехнулся он. – Ты всю свою обиду в душу кидала. И что теперь? Лимит закончен. Теперь вся твоя обида на твоем теле показана. Сухие руки, шрамы, серая кожа, блеклое лицо. Даже твои некогда прекрасные синие глаза не горят.
- Они уже тогда не горели.
- Э, нет, - поспорил он. – Тогда-то они как раз по-настоящему горели. Жизнью. Это идет в сравнение со звездами. Сначала они загораются, горят, потом у них пробуждается вторая жизнь, они сияют всей своей красой, поражая сознание, а потом скукоживаются, замирают, и больше никогда не горят. Переходят в состояние белого карлика. Вот ты теперь им и стала.
- Не выделывайся умом, - злобно проговорила я. – Ты на себя посмотри. Сам как белый карлик. Так что я не одна такая.
- Да… - с печальной усмешкой он оглядел себя. – Все мы изменились. Повзрослели? Нет, мы никогда взрослыми и не станем. Мы просто стали иными. Потерянными навек. У нас больше нет цели, мы добились того, чего желали. Уверен, в твоей жизни за эти почти три года ничего не произошло, ты более ничего не добилась. Я прав?
- Чертовски прав, - сокрушенно отметила я. – Жила на дне, в результате все равно осталась на улице, загремела в больницу, лечилась, потом снова черт пойми где. Даже существование перестало быть для меня интересным. Странно, да?
- Увы, нет, - тихо сказал он. – Сам такой же. Ходил неприкаянный, потом кое-как на работу устроился, так, по чепухе. Там с девчонкой познакомился, китаянкой. Она сюда на учебу приехала, теперь тоже работает. Вместе с ней живем. Только так и существую. А так… Не так все. Не-ин-те-рес-но, - пробормотал он и выкинул сигарету.
- Вот говорят, что все можно изменить, - проговорила я. – Раньше я тоже в это верила. А теперь что? Пыталась все изменить, но без толку. Вот в кого я превратилась. Позорище.
- В том-то и дело, - абстрактно сказал он.
- В чем?
- Ты пыталась. А надо было сразу менять. Без права на ошибку, - ответил он.
- Ошибки будут всегда, - сказала я, замечая, как по направлению к нам идет какая-то невысокая девушка.
- Ну, а разве не в них прелесть жизни? – воскликнул он. – Для нас это – ошибки, для нашей судьбы это – опыт. И мы не знаем, как в нас все может откликнуться. Нам пришлось уйти от мира, который нам нравился. Просто потому, что он изменился. Но что нам мешает создать новый? С таким же сумасшествием, с такими же перестрелками, но новый, уникальный? Во всем есть своя прелесть, и ее просто нужно найти. Вот и все.
- Ты предлагаешь вновь бороться? – удивленно спросила его я.
- Бороться нужно всегда. Даже тогда, когда борьба уже бессмысленна. Верные идеи все равно будут возвращены, а все плохое – отсеяно за призму времени. Ты согласна?
- О, привет, ребята! – воскликнула та самая девушка, которую я приметила недавно. Необычно красивая для русских людей. Китаянка. Мистически завороженная, отличающаяся от нас от всех, она будто бы поражала мир своим мировоззрением, своим сознанием. Не спрашивайте, откуда я это знаю. Я все равно никогда не смогу вам этого объяснить.
- Согласна, - ответила я.
- Ну, и прекрасно, - парень встал и поднял меня.
Я отряхнулась и взглянула на них. Девушка больше ничего не говорила, лишь с интересом смотрела на меня.
- А теперь пошли, - сказал он.
- Куда? – удивилась я.
- Создавать наше новое время. Новую жизнь, - проговорил он и улыбнулся. Китаянка улыбнулась вслед за ним и кивнула головой куда-то в сторону.
Без понятия я посмотрела на китаянку. Она указала мне рукой на дорогу, на которой лежал какой-то рюкзак. Черт, это же мой старый рюкзак! Но… Он же уже давно был разорван вдребезги! Такого не может быть!
Я подскочила и открыла его. Там лежал лишь какой-то кусок бумаги. Я достала его и удивленно посмотрела на него. Билет на поезд «Москва-Майкоп». Вернуться домой?
Да, ну, и что же? Жизнь с чистого листа еще никто не отменял.
Главное – взять новую тетрадь, чтобы в старой не оставались частички старых листиков. А там уже все остальное приложится.
Я улыбнулась и повернулась назад.
Но…
Никого за моей спиной уже не было.
Лишь бело-прозрачный туман окутывал неясной пеленой.
Я одна.
Единственное, что напоминало мне о разговоре со старым другом – валяющийся окурок.
Окурок. Его любимой марки сигарет.